Матвеенко Андрей Вячеславович : другие произведения.

Испытание

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

И С П Ы Т А Н И Е

Когда мы достигаем определенного возраста,

душа ребенка, которым мы прежде были, и души усопших,

от которых мы происходим, принимаются щедро одаривать

нас своими сокровищами и своей злой судьбой.

Марсель Пруст "Узница"

  

Где я?

   Ночь медленно опускалась на город. Своими жуткими объятиями, словно щупальцами гигантского осьминога, она опутывала здания, деревья, столбы... Напряжение чувствовалось всюду: в каждом звуке, в отдельном вдохе и всхлипе людей, в тоскливом вое собак и душераздирающем мяуканье кошек. И даже малейшее дуновение ветерка наводило панический страх на одиноких прохожих, пугливо озирающихся по сторонам. Казалось, что это мрачное время суток извергает из себя еще более ужасающую и зловещую дочь свою -- Тишину. Иссиня-черная звенящая темнота обволакивала, затягивала, душила.
   Смутные очертания редких прохожих, походившие на неясные, рваные, расплывчатые тени, перемещались по улицам, как призраки. Они спешили укрыться в огромных серых бетонных домах-коробках без единой искорки света. Наивные, думающие избежать страхов, они глубоко ошибались. Спасения не было нигде, даже в укрытиях. Там, в замкнутом пространстве, во мраке беспокойных душных снов мучились люди: мужчины и женщины, натужено рвались из черно-белых страшных видений дети, заходясь в крике.
   Мгла сгустилась, и уже не было видно ничего: дома, деревья, прохожие, мостовые, -- все исчезло, поглощенное всепроникающей темнотой. Мрак наступал неумолимо и бесцеремонно: непроглядный, угрюмый, уродливый он действовал наверняка. Проникал, просачиваясь всюду: жуткий, сырой, с запахом могильного склепа.
   Город будто вымер. Тишина, зловещая даже в своем одиночестве, совместно с тьмой казалась еще более жуткой. Она настойчиво заполняла улицы и проспекты. Всюду царили мрак и безмолвие. Все подчинялось им, но было еще что-то в этих зловещих явлениях: что-то необъяснимое, давящее ледяным могильным холодом, заставляющее бродячих собак выть от страха, предвещая многочисленные жертвы, а ворон надрывно­-натужено каркать, будто пролетая над полем битвы, усеянным тысячами окровавленных и изуродованных трупов, как бы предчувствуя страшную неизбежную катастрофу.
   На город шел туман. Плотный как материя, отвратительно липкий он полз следом за тьмой и тишиной, расстилаясь, растекаясь, проникая во все щели и трещинки, поглощая все и вся. Все живое, встретившееся на пути трех стихий, стонало, взывая о пощаде, и, не получив ее, умирало в страшных муках...
   Забрезжил рассвет. Тьма нехотя отступала. Медленно рассеивался туман. Небесный горизонт засерел, смущенно обнажив тонкую светлую полоску испуганного после зловещей ночи неба. Кроваво-алые всполохи встряхнули спертый воздух, который волнами с шипящим свистом, освобождаясь от страхов и боли, угрюмо и зло рванулся ввысь; невдалеке грянули оглушительные раскаты грома, звякнули стекла в оконных рамах и витринах, содрогнулись здания и деревья, резко запахло озоном... И ударила страшная по своей силе гроза.
   Город проснулся. Во многих окнах появились лица людей, точнее застывшие восковые маски ужаса, искаженные гримасами насильственной смерти, ибо это были уже не живые существа, а населявшие это проклятое место тени с бледными пятнами вместо человеческих лиц. Потухшими глазами они безнадежно смотрели на разбушевавшуюся не на шутку грозную природную стихию, и скорбь и боль читались в их угасших взглядах, будто и они вместе с ливневым водопадом падали и разбивались на мириады обреченных на смерть брызг, и уносились мутным сплошным потоком по грязной мостовой вдаль. Навсегда, в неведомое...
   Гроза бушевала долго и яростно, словно страдала жаждой убийств, и хотела уничтожить все живое, что находилось в городе. Наконец, притомившись, мощный ливень стал затихать, а вскоре и вовсе поредел; дождь, ограничиваясь лишь отдельными, разбухшими от обилия влаги, отяжелевшими водяными каплями, перестал. Но лучше от этого не стало: казалось, он должен был унести, смыть всю грязь и мерзость с улиц, деревьев и зданий, но нет -- все это осталось по-прежнему плавать в сточных канавах. Исчез только запах -- удушливый, сладковато-приторный. Запах жадности, зависти, алчности и других человеческих пороков, а также всех радостей бытия на время покинул эти улицы.
   В этом странном городе я оказался совершенно случайно, как и во многих других местах до этого.
   Что ждет меня впереди -- я не знаю?
   Сначала я был напуган до смерти, а теперь мне уже ничего не страшно. И я, привыкший ко всем неожиданностям, никогда не унывающий, телепортируюсь, а проще сказать, перемещаюсь, скольжу по разным параллелям -- то медленно, то быстро, порой плавно, но зачастую резкими скачками -- и "спокойно" созерцаю увиденное, не пытаясь больше ни в чем разобраться, что-либо понять, что-нибудь попытаться сделать в создавшемся положении и как-то повлиять на происходящие со мной события, что-то изменить в собственной судьбе...
  

Как все начиналось

   А начиналось все довольно просто.
   Я работал обычным корреспондентом небольшой газеты. Молодой, полный сил и энергии, со множеством реальных и фантастических планов в голове.
   Рост выше среднего, худощавый, черные густые прямые волосы почти закрывали уши, и издали казалось, что я в осенней теплой шапочке. Джинсовую свободную рубаху и старые потрепанные джинсы я предпочитал всякой другой одежде. На ногах -- кожаные сандалии, местами потертые, но все еще крепкие. Темные солнцезащитные очки, которые я редко одевал, но почему-то в летнюю пору всегда таскал в кармане рубашки. Я всегда мечтал о бороде, не о большой, а такой маленькой -- "испанской". Много раз отпускал ее, но через неделю-другую сбривал. Вот, вроде бы и все. Таков был мой внешний облик в те времена.
   Да, чуть было не забыл. Знакомые говорили, что у меня очень выразительные серые глаза, излучающие столько энергии и тепла, что, по их словам и мнению, любой человек, которому приходилось со мной общаться, поневоле улыбался, не в состоянии оторвать взгляда. Люди, как бы получали чуточку той теплоты, которой я одаривал своих собеседников бескорыстно.
   Образ моего существования казался мне несколько утомительным и однообразным. И к тому же, к моменту моего вступления на путь самостоятельной жизни, -- до этого с пеленок и до последнего времени пребывания на планете Земля окруженный неустанной заботой и пристальным вниманием моих родителей, -- я уже достаточно пресытился всеми земными радостями. Единственный ребенок, -- если можно еще так назвать тридцатилетнего верзилу, -- в хорошо обеспеченной семье. Родители во мне души не чаяли, и потому у меня было все или почти все: в свое время предки устроили меня в престижный колледж, где я однако не особо хотел учиться.
   Было лишь пару занятий, к чему у меня действительно лежала душа - это естественные науки (география, биология) и журналистика. И поэтому, промучившись пару лет в "скучном и нудном" заведении, разругавшись с учителями и родителями, я бросил учебу. Спустя некоторое время устроился на работу в газету со странным, интригующим названием "Аномальные истории".
   К тому времени на одном из корпоративов друг отца познакомил меня со своей дочерью, которая вскоре стала моей супругой. Я без памяти влюбился в Полину. Она стала для меня и женой, и другом, и любимой. Ради нее я даже смог отказаться от "вольного" образа жизни, с удовольствием вжившись в роль любящего мужа. А когда наше семейство пополнилось еще одним членом -- милым крошечным созданием по имени Мария, я стал самым счастливым отцом на свете.
   Дочка быстро и как-то незаметно выросла. Послушная, кроткая, тихая...
   И вот она уже радовала нас отличными отметками в школе, достижениями в спорте, успехами в музыке...
   Когда ей исполнилось десять лет, неожиданно для всех и, прежде всего, для самого себя, я стал главным редактором газеты. Прежний главред -- в полном расцвете сил -- скоропостижно скончался при очень странных обстоятельствах. Но не будем сейчас об этом -- грустном и неизбежном, в конце концов, неотвратимом для каждого из нас конце земного существования.
   Мне же его неожиданная смерть принесла радость, как казалось в то время. По поводу своего внезапного повышения по службе я устроил вечеринку с самыми близкими нашими друзьями.
   Если б я только знал, чем это все обернется!
   Мы собрались у нас дома. Стол ломился от разнообразной закуски, выпивки -- предки постарались на радостях: я не бездельничаю и не шляюсь где попало, а трудоустроен и "пристроен" в семейном плане, как любила выражаться моя мать. В общем, все было, о кей!
   Веселились от души -- кто во что горазд. Устроили танцы. Оглушительно грохотала музыка, заглушая все вокруг своим ревом.
   Среди приглашенных находился человек, которого я раньше никогда не видел. Естественно я очень удивился присутствию на уединенной вечеринке незнакомого мне мужчины, прихрамывающего на левую ногу. Высокий, худощавый, с изможденным лицом нездорового сероватого цвета кожи. Бегающий взгляд водянистых, постоянно меняющих свой цвет глаз настораживал. Длинный заостренный углом подбородок, вытянутый нос, тонкие губы бледно-фиолетового цвета говорили о капризной, подверженной мании величия натуре.
   Разгоряченный крепкой выпивкой, разомлевший от обильной закуски, отупевший от воя и визга корчившихся в немыслимых конвульсиях танцующих, оглушенный грохотом повышенных музыкальных тонов, я в тот момент просто не стал на этом зацикливаться, тем более выяснять, кто этот незнакомец и что собственно делает на моем вечере.
   В те минуты я подумал, что он, может быть, пришел с кем-нибудь из моих друзей, и ничего в этом страшного нет. Подхваченный неудержимым, вырвавшимся на свободу весельем, я и сам пустился в пляс. Закружившись в вихре танца, совершенно забыл о мужчине, если бы не одно странное событие, случившееся позже и сохранившиеся в глубине моей памяти до сих пор.
   Когда все порядком подзаправились и навеселились, этот человек направился в мою сторону. Помню, как тогда напрягся, насторожился при его приближении, но он подошел, ­­­­­и у меня отлегло от сердца: я почему-то успокоился.
   -- Привет, Даниил! Я друг Антона, - запросто, по-приятельски произнес мужчина, и торопливо, полувопросительно добавил: -- Он говорил, что ты не будешь против, если мы придем вместе, ведь так?!
   Его слова, произнесенные тихим вкрадчивым голосом с присвистом, словно буравчик внедрились в мой мозг и начали свое гипнотическое действие.
   -- Так, -- совершенно не задумываясь, автоматически повторил я.
   И вдруг внутри у меня будто что-то оборвалось -- я понял, о чем он говорит, до моего сознания наконец дошел смысл произнесенных им слов и меня "обожгло" ледяным могильным холодом.
   Три месяца назад мой друг Антон насмерть разбился в автомобильной катастрофе: я лично присутствовал на его похоронах. "Да что же это за дурацкие шутки?" -- с возмущением подумал я и хотел было со злости ударить незнакомца, но то, что произошло дальше -- повергло меня в сильный шок.
   Когда этот момент по происшествию столько времени всплывает в моей памяти, мне и теперь становится не по себе, несмотря на то место, где я в данный момент нахожусь. Крупная дрожь волной пробегает по телу, и я трясусь, как в лихорадке, от страшных воспоминаний.
   А тогда этот странный человек как-то неестественно наклонился и пристально взглянул на меня прямо в упор: глубоко, настойчиво, нагло. О Боже! Я отшатнулся от него пораженный: его глаза из обычных серовато-зеленых мгновенно превратились в два черных бездонных омута, обволакивающих и затягивающих в неведомые глубины. Во мраке темных зрачков мужчины я прочитал себе беспощадный смертный приговор, не подлежащий никакому обжалованию.
   -- Не правда ли, хороший материал для твоей жалкой газетенки, -- издевательски прошелестел его отвратительный, сухой старческий голос.
   Звуки тяжелыми ударами отозвались у меня в голове, и без того раскалывающейся от чрезмерно выпитого спиртного и кишащей сгустком множества вопросов. Они предательски остались без ответов, таких необходимых в данный момент, способных все упорядочить, привести в систему и тем самым успокоить нервы, до нельзя расшатанные событиями, не поддающимися обычному, с точки зрения человеческой логики, объяснению.
   И это было последнее, что я слышал в земном мире.
   В мире, в котором родился, сделал первые неуверенные, робкие шаги; посещал, как все дети, ясли и садик; потом пришла пора идти в школу; гонял по крышам голубей, а во дворах всех соседних домов вспугивал стайки взъерошенных воробьев и ворон, с ошалелыми криками, играя в футбол с местной детворой или в казаки-разбойники, оголтело носясь с деревянными саблями и самодельными ружьями, прячась друг от друга по закоулкам дворов. "Уличные разбойники", как нас окрестили местные старушки и дедки, держали в напряжении всю округу, разгоняя по темным укромным местечкам бродячих собак и кошек.
   Хорошее было время ­- веселое, беззаботное, светлое! Как оно теперь далеко - ушло безвозвратно...
  

Параллельные миры

   А спустя некоторое время после той памятной вечеринки - сам не понимаю, как это произошло - я оказался в странном месте или, точнее сказать во множественном числе, местах, где и брожу до сих пор, уже ни на что и ни на кого не надеясь. Разница только в том, что "вселенные", в которых я пребываю, постоянно меняются, рассеиваясь, как туман. И в исчезающей дымке возникают полурасплывчатые очертания, размытые силуэты нового мира.
   И непонятно мне: по чьей злой прихоти, капризу, желанию или воле я оказался здесь? И долго ли эти мучения еще продлятся?
   Я перестал испытывать любые человеческие эмоции: страх, ужас, злость, гнев, удивление, восторг, радость, боль, страдания... Они притупились, сгладились, объединившись в одно -- выжить.
   Просто каждое новое утро, просыпаясь с рассветными розовато-красными или оранжево-желтыми лучами или вечером, засыпая с закатом - малиново-вишневым, багряным или сиреново-бирюзовым, а может быть фиолетово-синим - в незнакомой, неведомой мне обстановке, я продолжаю перемещаться в пространстве и времени в глухой, тупой надежде, уже еле-еле теплившейся в истерзанной моей душе лишь маленькой искоркой, угасающей с каждым днем все больше, что когда-нибудь моим невероятным странствиям по параллельным мирам придет конец, и я смогу выбраться из этих фантастических "иллюзий". "Видений", которые не желают оставить меня в покое, а все более прочно и крепко внедряются в мою настоящую жизнь, становясь основной составляющей частью обычного для меня теперь существования.
   И каждый раз, с тревогой забываясь тяжелым беспробудным сном, я с ужасом просыпаюсь совершенно на другом месте, в совсем ином измерении, ничем ни похожем на предыдущее... Новый ритм жизни, другой воздух, температура, иная природа, разные существа - обитатели параллельных миров, новые запахи, ощущения, краски...
   Закат -- рассвет, утро -- вечер, день - ночь, вечная мерзлота -- невыносимая жара, ледяной холод -- испепеляющий зной, проливные дожди -- страшная засуха, безветрие -- шквалистые, ураганные ветра... -- все так быстро, стремительно меняется, что, не успевая приспособиться к одним климатическим условиям, адаптироваться, например, к низкой температуре, я оказываюсь в знойной пустыне, лежащим на горячем песке среди высоких барханов, или в степи, сидящим на высохшей, растрескавшейся от жары земле и смотрящим безнадежно вдаль -- на багровое солнце, которое медленно, но неуклонно опускается за горизонт, на пустынную бесплодную землю без единого деревца, кустика, с торчащими лишь кое-где безжизненными желтыми стебельками засохших травинок...
   Хорошо, просто замечательно, когда оказываюсь на теплом морском песочке под согревающими лучами солнца, приятно ласкающими тело, а рядом, в трех шагах лениво перекатываются темно-зеленые волны какого-то великого океана, манящие вглубь необъятных морских просторов...
   От обилия и пестрого разнообразия мелькающих перед глазами "картинок" разнообразных пейзажей и встреч, столкновений с удивительными -- и не очень -- существами голова идет кругом и мозги плавятся от напряжения постоянного нахождения в "боевой" готовности к самым неожиданным поворотам и непредсказуемым событиям.
  

Город призраков

   Сегодня, например, я очнулся в этом мрачном городе. Осторожно, как вор, пробираюсь по узким петляющим улочкам-лабиринтам, вдруг, резко извиваясь, переходящим в широкие, пугающие своим размахом проспекты. По обеим их сторонам громоздятся, наваливаясь друг на друга, мрачные каменные постройки необычной архитектурной формы. Строения в виде причудливых геометрических фигур выстроились в ряд по бокам улиц, как бы стоя на страже города.
   Мне становится не по себе -- я как песчинка в бездонном пространстве необычной Вселенной, -- беспомощно озираюсь на огромные сооружения, напоминающие гигантские термитники, которые словно являются мощными заводами по конвейерному производству солдат. Проходит довольно много времени, прежде чем я немного осваиваюсь в этом неуютном незнакомом месте.
   Начинает смеркаться. Зловещие тени построек вытягиваются -- и я с нарастающим ужасом думаю: "Где встречу завтрашний день, и жив ли я буду, вообще?"
   Людей, или кого бы там ни было из живых существ, я до сих пор не встретил и даже не видел, если не считать застывшие маски, показавшиеся на короткое время в окнах домов и тут же скрывшиеся за тяжелыми непроницаемыми шторами да пару серых призраков, очертаниями напоминающих человеческие фигуры, мелькнувших за ближайшим поворотом и тут же исчезнувших при моем приближении. Раза три вдалеке раздавались жуткие, леденящие душу звуки: то ли истеричный хохот, а может нечеловеческие вопли, резко переходящие в захлебывающийся плач ребенка или отчаянные рыдания, прерываемые время от времени настойчивым кошачьим мяуканьем и злобным рычанием псов...
   Злоба, ненависть, страх ощущаются во всем мрачном облике города. Что-то ужасное поселилось теперь здесь и царствует безраздельно. После ужасных катаклизмов природы живые существа -- остались ли они еще в этом городе? -- боятся высунуться из домов. Да и призраки показывались лишь в темное время суток, и то -- нерешительно, осторожно, с опаской перемещаясь по знакомым когда-то улицам, полностью еще не освоившись со своим новым образом существования в необычном для себя обличье. Хотя, как "люди" этого густо населенного когда-то мегаполиса выглядели раньше, я могу только предполагать.
   В бесцельных кружениях по городу и его окрестностям на обочине дороги мне на глаза попадается оброненная кем-то кожаная перчатка с шестью пальцами, но я не особо удивляюсь странной находке: за время "путешествий" я видел вещи и поинтересней. Так что я, лишь мельком взглянув на валявшуюся вещь. спокойно иду дальше уверенным шагом.
   Прочь от этого проклятого места -- мертвого города, города призраков, зависшего во времени и пространстве надолго в таком состоянии, а может навсегда...
  

Нашествие болотных тварей

  
   Сколько я шел и где бродил -- совершенно не помню, но, к удивлению, усталости не ощущаю совсем. Лишь какая-то гнетущая напряженность и тяжесть, безраздельно витавшие в окружающем меня пространстве, в воздухе, насыщенном вредными испарениями и которым мне волей-неволей приходится дышать, давят на меня постоянно. И стоит мне лишь на короткое время прислониться к скользкой, липкой от лишайника и водорослей стене, как начинаю ощущать, что силы покидают меня -- и проваливаюсь в черную, пахнущую тиной и сырой рыбой водную воронку...
   Просыпаюсь от жуткого холода. Что-то омерзительное уютно расположилось на моей груди, сковывая все внутренности ледяной стужей. С отвращением хватаю это нечто, чтобы сбросить с себя, но не могу даже чуть-чуть оторвать необычную живую плоть от своего тела. На ощупь тварь оказывается еще неприятней: что-то склизкое, желеобразное, распространяющее вокруг себя, если ее потревожить, отвратительный запах гниющей плоти.
   Вдруг эта мерзость издает странный хлюпающий звук, отдаленно напоминающий кваканье нашей земной лягушки, но гораздо мощней и наглей. В нем чувствуется дерзость, переходящая в циничную самоуверенность своего превосходства в данной среде обитания. Квакающие звуки странного существа разгоняют остатки сонного состояния и, подняв во мне боевой дух и придав сил и отваги, подвигают на решительные действия.
   Стремительно вскочив на ноги, я резким движением отшвыриваю от себя мерзкое животное. Необычная тварь оказывается существом серого цвета, похожим на гигантскую земную лягушку. С громким булькающим шипением она шлепается на пол и, стремительно оттолкнувшись сильными задними конечностями, отскакивает на безопасное от меня расстояние. Присев на длинные лапы с кожистыми перепонками, пристально смотрит, уставившись выпуклыми, словно два огненных шарика, готовых раздуться и разгореться еще больше и ярче, глазищами, ничего не выражающими, кроме тупого недоумения. Теперь, видя с кем имею дело, я уже не боюсь ее, а лишь чуть-чуть -- для подстраховки -- отодвигаюсь в сторону; ближе к стене какого-то подземелья. Огромная мерзкая тварь еще смеет на меня шипеть и пытается снова напасть.
   Я же больше не испытываю никакого страха -- прежние опасения окончательно прошли, а новые страхи еще не возникают -- и не собираюсь так быстро уходить, подставив противнику спину, а лишь подхожу к животному немного ближе. Отвратительное существо -- полурептилия, полуземноводное -- издает какой-то пронзительный визг, и тут же, как по волшебству, из всех, невидимых прежде моему глазу, щелей "текут", переливаясь из одного пространства в другое, точно такие же или чуть поменьше лягушечьеподобные творения природы со светящимися глазами. С нескрываемым детским любопытством они таращатся на меня "глазенками-огоньками": по-видимому, раньше никогда не видели таких существ, как я.
   Страха я опять не ощущаю -- во мне скорее проявляется неподдельный натуралистический интерес к этим, по виду миролюбивым, а там, по правде говоря, кто их поймет -- каким существам. Пока я понял одно: зла они мне не хотят причинять. Поэтому сразу почувствовав себя свободней, успокаиваюсь и переключаю внимание на осмотр полутемного помещения, не обращая больше никакого внимания на десятка два пучеглазых тварей, повернувшихся, как один, в мою сторону и внимательно наблюдавших за моими действиями.
   Долго задерживаться в мрачном и сыром, крайне неуютном месте своего "заточения" -- случайного или спланированного кем-то -- мне не очень-то хочеться, и я начинаю внимательно осматриваться кругом, насколько позволяет темнота, освещаемая лишь глазными прожекторами удивительных рептилоземноводных. По большей части даже не осматриваться, а, точнее сказать, ощупываться.
   Моему "взору"-ощущениям предстает огромный зал-склеп со склизкими стенами из красного кирпича, покрытыми плесенью и белыми подтеками известняка. Во многих местах кладка давно рассыпалась и обвалилась, и из многочисленных трещин-оконцев выглядывает пугающая черная пустота; наверное, отсюда и появились существа, первыми встретившие меня в этом загадочном неприветливом месте. И я молю Бога, чтобы в дальнейшем мне не попались твари более страшные и кровожадные. Для защиты у меня нет с собой абсолютно ничего, и я начинаю шарить по полу в поисках хоть какой-нибудь палки или камня, но, как нарочно, ничего не мог нащупать.
   Когда же я нагибаюсь ближе к поверхности грунта, чтобы подобрать хотя бы горсть песка или земли, то неожиданно чувствую сзади какое-то колебание воздуха -- холодок пробегает по моему телу -- перемещение, короткий хрип и что-то еще на подсознательном уровне. Волосы шевелятся, а по коже пробегает волна мелкой дрожи. Собрав все свои силы и мужество, медленно, цепенея от необъяснимого страха, я оборачиваюсь.

Новая опасность

   Вначале я ничего не могу разглядеть в темноте, как не пытаюсь напрягать свою зоркость, лишь боковым зрением улавливаю стремительное движение где-то в стороне от меня. Инстинктивно вжимаюсь в стену, стараясь слиться с ней воедино и остаться как можно более незамеченным для таинственного неприятеля. Затем разворачиваюсь лицом к мнимому противнику и выставляю вперед руки -- единственное средство защиты.
   Из темноты, из самого дальнего угла помещения ко мне приближаются два ярко-красных огонька -- фосфоресцирующие глаза какого-то животного, налитые кровью и горящие звериной яростью. От ужаса ноги мои как будто врастают в землю: я не могу сделать ни единого шага. Незнакомец тем временем не спеша выходит из мрака, и я могу, наконец, хоть немного рассмотреть его.
   Это огромный волк. Почти весь черный, лишь на вздыбленном загривке шерсть белая, седая. Между мощными клыками кровожадного хищника зажата голова одного из лягушечьеподобных существ, по-видимому. того, с которым представился мне случай познакомиться в пещере с момента моего пробуждения. Первое существо, которое я встретил в этом мрачном мире.
   Кровь струится по бледному, в черных крапинках брюху бедной рептилии, а длинные задние лапы беспомощно болтаются по сторонам страшной пасти свирепого зверя. Некоторое время хищник разглядывает меня с каким-то животным любопытством, потом, успокоившись, видимо решив, что я не представляю для него никакой опасности и не могу быть соперником и конкурентом, не спеша, аппетитно начинает хрустеть добычей. Насытившись, облизнувшись от удовольствия и утробно зарычав, он с королевским достоинством шагает в темноту, растворившись в ней так же внезапно, как и появившись.
   Порядком перетрусив, я еще долгое время не могу придти в себя от пережитого. Стою на одном месте, как вкопанный, и сердце бешеным галопом скачет в груди. Наконец немного успокоившись, обдумываю свое теперешнее положение.
   Что же мне делать дальше? Единственным, на мой взгляд, правильным решением в данной ситуации, конечно, было бы двигаться вперед, в непроглядную тьму. Туда, куда величаво удалился пещерный волк.
   Там, наверное, есть выход на поверхность. Но страх от недавно увиденной сцены еще шепчет внутри меня липкие, дрожащие, трусливые слова: "Останься, не ходи никуда. Во мраке ждет тебя смерть с горящими глазами".
   Однако вопреки всему, сжав всю свою волю в кулак и покрепче стиснув зубы, внутренне подготовившись к непредвиденным обстоятельствам и опасностям, я решительно шагаю в пугающую темноту: будь -- что будет...
  

Поиски выхода из пещеры

   Сначала я передвигался медленно, маленькими шажками, боясь оступиться и упасть в какую-нибудь яму, колодец или еще чего хуже -- в пропасть. Кругом меня со всех сторон сжимала в своих объятиях тьма, давила на барабанные перепонки звенящая тишина. Гулким эхом раздавалось в многочисленных пустых галереях, переходах хлюпанье чавкающей под подошвами ботинок жидкой грязи, при погружении в которую обувь через минуту промокала насквозь и покрывалась толстым слоем липкой жижи из тины и водорослей. Такое неудобство очень осложняло и замедляло передвижение. Но несмотря ни на что я продолжал упорно продвигаться вперед.
   И спустя некоторое время идти становится гораздо легче: подошвы не приклеиваются больше к почве, подсушенной потоком более теплого воздуха, двигающегося мне навстречу, по-видимому, из наружного мира.
   Могу двигаться быстрее, и вскоре мои глаза различают окружающее меня пространство. Вокруг со всех сторон меня по-прежнему окружают залежи гранита и известняка, возвышаясь по бокам и угрожающе нависая над головой сплошными пластами, и мало, что изменяется за время пути, кроме уменьшившейся влажности воздуха и сухости каменных стен и пола. С каждым шагом идти становится все легче: ноги не так глубоко утопают в иле и дышится уже не с таким трудом.
   Пройдя еще с полкилометра, я замечаю вдалеке тонкую полоску света. Чем дальше я продвигаюсь, тем отчетливее могу различать свой путь. Радостный от сознания, что темнота понемногу рассеиваясь, уступает место свету, и с каждым шагом вокруг становится все светлее и светлее, я бегу.
   Запыхавшись от быстрого бега, влетаю, буквально вываливаюсь в овальный коридор, заканчивающийся выходом из лабиринта. В изнеможении, весь в обильном поту, опускаюсь на холодный каменный пол в предвкушении солнечного света, тепла и свежего воздуха. И радость избавления от цепких тисков мрака полностью заполоняет мое сердце, бешено колотившееся от полученного стресса, морального и физического, и слезы непроизвольно, крупными каплями льются по моим щекам.
   После непродолжительного отдыха мысли приходят в порядок и текут размеренно и неторопливо: "Наконец-то не надо больше тащиться в непроглядной тьме, совершенно не зная, что ждет меня в зловещем мраке, и долго прислушиваться в могильной тишине к бешеному стуку взбунтовавшегося сердца, дрожать от малейшего шороха. Я спасен! Свободен, хотя бы на какое-то время, -- пусть короткое -- от шаткости моего положения в этом таинственном мире, от всей этой неизвестности, неопределенности вещей, скоротечности событий".
   И хотя я отчетливо понимаю, что этот кошмар еще не полностью закончился и прекратится ли он когда-нибудь вообще, но душа моя в том момент поет, распространяя вокруг зловещего пространства флюиды ликования и восторга. Я с радостью отбрасываю свои страхи, как тяжкие оковы, сковывающие меня все время пребывания в мрачном подземелье, и, подчинившись разуму сердца, поднимаюсь и направляюсь в сторону спасительного света, сплошным потоком заливающего последний коридор. Перед выходом останавливаюсь на секунду. Там, в сиянии солнечных лучей меня ждет что-то новое, таинственное...
   На миг закрыв глаза, уставшие от постоянного напряжения в темном помещении, я вдыхаю как можно больше воздуха и делаю решительный шаг вперед -- в неизвестность.
  

Райская долина

   Ничего особенного не происходит. А что собственно я ожидал? Что удивительного хотел увидеть?
   Мощные волны солнечных лучей ослепляют мои глаза, отвыкшие от яркого света. На мгновенье мне даже кажется, что я лишился зрения, но лишь на короткое время, и непроизвольно зажмуриваюсь. Ласковая теплота приятно касается век. Согревшись, разморившись и расслабившись, они чуть-чуть приоткрываются и впускают к уставшим глазам спасительные солнечные лучики, начавшие свою целительную деятельность.
   Наконец веки размыкаются полностью и моему взору представляется изумительный пейзаж, достойный кисти великих мастеров живописцев.
   А впрочем, разве матушка природа не является самым гениальным и великим художником, творцом, ваятелем всем времен и народов, кисти которого подвластно и доступно все -- от изумительной расцветки маленьких букашек, копошащихся в траве или ползающих по стебелькам и листикам; удивительных узоров на крыльях бабочек, порхающих над не менее изумительными по красоте цветками, до великолепных картин божественной игры света и тени в сине-зеленых лениво бегущих речных волнах и бушующих темно-лиловых морских пучинах; необъятных воздушных просторах ярко-голубого цвета с бегущими вприпрыжку друг за другом белоснежными облачками-барашками причудливого вида или плывущими лениво фантастическими замками и сказочными животными; в дремучих, непроходимых лесах с разнообразными замысловатыми формами жизни...
   Пейзаж, открывшийся перед моим взором, изумителен: яркое оранжево-красное светило заливает горячими солнечными лучами, переливающимися всеми цветами радуги, чудесную долину, расположенную в уютном местечке, защищенном от природных катаклизмов со всех сторон горами. Многообразие, сочность и сочетание красок поражают обилием, удивляют тонким художественным вкусом и радуют взгляд, уставший от черноты и серости каменных стен. Разнообразные флюиды луговых цветов, трав, деревьев льются отовсюду, смешиваясь в изысканные ароматы. Вдохнув в себя тягучий, наполненный запахами живой природы, воздух, счастливый и умиротворенный, я решаю, что попал в настоящий рай. Множество невиданных мною ранее ярких, с пестрым оперением и изумительными расцветками крыльев, птиц, бабочек, стрекоз и других насекомых порхают вокруг, копошатся в цветках, перескакивают с ветки на ветку, с листика на листочек. Сладкое пение пернатых, мерное жужжание насекомых убаюкивает -- хочется плакать от радости и счастья.
   А чуть ниже, в ложбине растут чудесные фруктовые сады...
   Более не владея собой, я бросаюсь бежать вниз по пологому склону. Мягкая душистая трава принимает меня в свои объятья, как родного сына. Я мчусь быстрее ветра. Божественный воздух долины дурманит; кружится голова от незнакомого или почти забытого чувства свободы.
   По воле случая я превращаюсь в безумца: бегу, пока хватает сил, а затем, вконец обессиленный, опьяненный, счастливый сваливаюсь в густую сочную темно-зеленую травяную перину...
  

Свет хуже темноты

   И внезапно просыпаюсь.
   Первое, что вижу, открыв глаза, -- страшная, изуродованная багровыми шрамами, перекошенная от ярости или ненависти морда, в которой с трудом улавливаются черты человекообразного существа. Склонившееся надо мной лицо больше напоминает злобную маску -- пародию на человеческий облик.
   Разглядеть, что это на самом деле, я не успеваю -- нестерпимая боль тысячами острых иголочек вонзается в каждую клеточку моего тела. Невидимые кандалы намертво сковывают мышцы, чьи-то сильные руки ловко вывертывают суставы, будто деревья с корнями из почвы, крепко сцепив руки за спиной. Я кричу во весь голос, но крик получается какой-то слабый, больше напоминающий сдавленный хрип умирающего от удушья. Меня грубо хватают, ставят на ноги и, подталкивая мощными дубинками, тянут наверх.
   Придя немного в себя от столь неожиданного поворота событий, я пытаюсь разглядеть тащивших меня существ, пленником которых оказался. Это животные, отдаленно напоминающие человекообразных существ, кроме лица и ладоней рук полностью покрытые густой шерстью. С огромными, хорошо развитыми мускулистыми "руками" и "ногами", мощным туловищем и крепко сидящей на толстой короткой шее маленькой голове с глубоко посаженными глазками. По-видимому, в черепной коробке этих обезьян располагается крошечный объем головного мозга. Закончив осмотр внешнего облика моих хозяев, пленником или рабом которых оказался по чисто роковой случайности, к большему моему ужасу, я заключаю, что у этих первобытных созданий не наблюдается ни малейших проблесков разума и находятся они на низшей ступени человеческого развития.
  

Путешествие по неволе

   Сколько мы идем, я не знаю, но, как мне кажется, довольно долго. Тропа с ее резкими подъемами и неожиданными спиралями поворотов вниз сама диктует ритм движения. Неописуемой красоты вид открывается с высоты: ранняя осенняя позолота противолежащих склонов, порой затягивающаяся легкими облачками, провалы каменистых ущелий со студеным хрусталем ручьев по дну.
   После очередного изгиба дорожка начинает петлять сквозь строй мощных стволов прохладного букового леса. Хотя мы поднимаемся налегке, гора дает о себе знать. (Я говорю о своем самочувствии. Что касается моих поработителей, они идут, как ни в чем не бывало.) Особенно тяжко становится в том месте, где тропка буквально ввинчивается вверх в неприступную, на первый взгляд, скалу, закручиваясь витков на двадцать. Несколько раз я падаю, замирая от ужаса, цепенея от звуков скатывающихся в пропасть камней. Срываюсь с гладких каменных ступенек, когда-то, по-видимому, выдолбленных по склонам гор местными жителями, но за давностью лет обвалившихся, стершихся и отполированных множеством ступавшим по ним конечностям. Опавшие листья, тронутые утренним инеем, предательски скользят под ногами: того и гляди -- сорвешься, съедешь вниз, и тогда нужно начинать сначала... Однако каждый раз меня подхватывают сильные руки и снова заставляют карабкаться вверх, цепляться за ветки густых кустарников и стебли многочисленных трав, росших по склонам гор.
   Наконец подъем становиться более пологим и далеко впереди распахивается широкий склон, покрытый частыми поперечными бороздами. Он напоминает спину какого-то диковинного огромного хищника, улегшегося вздремнуть после сытной трапезы. На него, по-видимому, и лежит наш путь. Теперь под ногами вместо скользких листьев путаются упругие проволочные стебли бамбука. Располосовав бамбучник, будто длинные лезвия протягиваются густые ряды желтохвойных лиственниц.
   Вскоре местность открывается пошире: крутые уклоны соседствуют с многочисленными ровными участками, с заросшими луговинами. Не перестаю любоваться величественным горным пейзажем, причудливыми нагромождениями скал, золотыми кленами и каштанами, пронизанными солнечными лучами.
   После полудня переваливаем через один из горных отрогов. Крутой склон его порос пихтачом, а под пологом зеленой хвои, цепляясь за скалы, лезут вверх, к свету, колючие кусты какого-то незнакомого мне растения. Продираться сквозь его заросли -- занятие не из приятных.
   Но вот и перевал -- небольшое понижение на остром хребте горного отрога. С крутого обрыва открывается далекий, полный величавого спокойствия вид. Солнце, склоняясь к горизонту, золотит пестрые увалы. Вдалеке за полосой леса заметно поблескивает река, словно стальной клинок, брошенный на дорогой ворсистый ковер.
   Внезапно налетает порывистый ветер, заставивший нас в тревоге распластаться на каменном ложе. Все кругом вмиг подергивается карминным полумраком. В круговерти мчатся листья, ветки, мох и другой мусор, замысловато кувыркаясь, выделывают кульбиты в воздухе. Несется все, что может летать, в том числе застигнутые врасплох, суматошно кричащие птицы.
   Глаза слезятся от набившихся в них красных песчинок. Крики и нечленораздельные возгласы дикарей уносятся вслед за вихрем. В ушах стоит гул. Зловеще, с посвистом качаются и шипят на склонах деревья. Над плотной изумрудной и таинственной стеной леса пляшет рваными краями стремительно удаляющийся от нас кроваво-огненный шар гигантских размеров.
   Еще минута, и ... все стихает. Багряная пелена оседает, лес затихает, природа успокаивается. Человекообразные существа тоже понемногу приходят в себя и, молитвенно несколько раз подняв руки к небу и прорычав какие-то звуки, решают продолжать путь дальше, но уже без прежней твердой уверенности и решимости.
   Лесная дорога, и без того узкая, похожая на туннель или, скорее, на трубу, так заросла свежими побегами подступивших вплотную деревьев и кустарников, что дальше двигаться приходится, лишь используя длинные заостренные каменные ножи. Эти орудия труда так и мелькают в руках дикарей, но работа все равно продвигается медленно. У меня же руки, по-прежнему, связаны, так что мне остается только любоваться окружающим меня пейзажем.
   Вот зеленая плоскость несколько раздвигается и показывается подобие поляны. То ли здесь когда-то выгорел лес, то ли какой-то сказочный исполин собирался ставить свое жилище и вырубил, выкорчевал пни и даже, возможно, пытался распахать землю под крохотное поле. На краю полянки, у самой дороги, за кустами и естественной изгородью из бамбука просматривается в рост человека этакая невероятная сахарная голова, только серая. Термитник. Белые муравьи размером с большой палец поспешно двигаются в одном направлении -- к дому. Чуют, по-видимому, дождь. Это увеличивает степень и без того охватившего меня беспокойства. Дикари тоже всполошились. Одно дело пережидать непогоду в укромном местечке, и совсем другое -- остаться здесь, среди незнакомого леса.
   Парит все сильнее. По обеим сторонам просеки, во всей своей красе возвышается тропический влажный лес. Дебри светятся, как лакированные. И поражают меня, прежде всего, -- фикусами. Да, да, фикусами! Наши комнатные знакомцы в горшках и кадках по сравнению с ними -- жалкие сиротинки, лишенные исконных соков. Здесь же эти гиганты возносят вверх на кряжистых стволах в два и три обхвата широченные и глубокие малахаи листьев. Почти полуметровые, мясистые они создают непроницаемый для лучей солнца шатер. Вокруг такие же плотные кроны рожкового дерева, ценные породы местных деревьев, знакомые, и в то же время еле узнаваемые акации, величавые лавры и пальмы. Жакаранда -- я ее сразу узнаю: у нас на подоконнике такая же росла, только в миниатюре, -- усыпана голубыми цветками по изящной резной листве. Выше других распластались, словно шляпы пикадоров, кроны бразильских сосен, или араукариев.
   На всех деревьях -- исключение составляют лишь сосны -- в обилии растут лианы и эпифиты (растения, живущие на других, но не являющиеся их паразитами). Лианы обхватывают, обвивают корнями-прицепками, руками-усиками, волнистыми, а то и, как ремни, плоскими стеблями стволы и ветви деревьев и ниспадают к земле петлями, гирляндами и просто разорванной бахромой.
  

Долгожданный привал

   Мои стражники прокладывают путь уже часа четыре, когда над головами, в открывшейся прогалине, проплывает плотное, какое-то ватное облако. Невольно руки каждого дикаря начинают двигаться быстрее, хотя они и так уже порядком устали. Неожиданно вожак что рычит. Работа прекращается. Все бросаются в лес. Сгораемый любопытством, я приподнимаюсь и тоже направляюсь в сторону скрывшихся в глубине леса человекообразных существ.
   Букет пряно-приторных запахов, еще больше, чем на прогалине ударяет в нос. Неистовство, буйство растительности завораживает. Один из дикарей тем временем хватается за побег, похожий на толстую темно-зеленую трость, отпочковавшуюся от корня-руки, которым этот вид растений цепко прикрепляется к стволу дерева. Побег венчаает лист в виде огромной воронки -- в ней плещется вода. Вот и питье.
   Над головой висят ниспадающие откуда-то сверху густые космы бород. В них, словно репейник на овечьих боках, разбросаны мелкие рдяные цветочки. Это серебристо-серые ветви какого-то эпифита, видимо наиболее распространенного в этих местах. По левую руку гирляндами свешиваются яркие кувшинки еще одной лианы. Под короткий рукав моей рубахи засовывается стреловидный лист папоротника. Их кругом невообразимое множество: от стелющихся мхом, с тонкими, почти абсолютно прозрачными листьями до огромных древовидных с веерами-опахалами, ведущих свой род с каменноугольного периода. Среди них, то, возвышаясь над ними, то, соседствуя, как равноправные члены одного сообщества, произрастают травы, словно из фантастического фильма: на высоте колена травяной стебель совсем пунцовый, с причудливыми сетчатыми прожилками.
   Заметив меня, дикарь кивает в сторону грозди длинных, сантиметров до сорока, тонких серо-бурых стручков -- плоды побегов, взобравшихся на дерево при помощи лазящих корней. Оттуда тянет резким дурманящим запахом. "Ваниль", -- мелькает у меня в голове. На миг ощущаю, как дико устали руки и ноги, тут же прилив доселе незнакомого мне расслабляющего чувства, желания взять и навсегда остаться среди дурманной эйфории девственной тропической природы. Голова кружится и я медленно сползаю вниз, на мягкую зеленую перину.
   За время насильственной, принудительной "прогулки" я дважды терял сознание, а когда вновь возвращался в ужасы реальности -- хотя дикари не обижали меня и не били, и нехотя приоткрывал набрякшие веки, то через образовавшиеся щелочки проглядывал все тот же мрачный неутешительный пейзаж -- черные зловещие вершины неприступных гор.
   Отключившись в очередной раз, прихожу в себя уже лежащим на земле, недалеко от большого костра. Сильно затянутые конечности ноют -- веревки врезались в тело, причиняя нестерпимую боль. С трудом приподняв голову, оглядываюсь: в отблесках ярко пылающего пламени в центре огромной площадки расположились все мои стражники.
   По тому, что они не побоялись зажечь огромный костер, я понимаю, что мы, наверное, находимся недалеко от их постоянного пристанища. Раньше они никогда не осмеливались нарушать темноту ночи ярким пламенем.
   Заметив, что я зашевелился и застонал, один из дикарей подходит, развязывает руки и приподняв мою голову, прислоняет к потрескавшимся губам деревянную посудину с какой-то мутноватой жидкостью. Первый же глоток слегка утоляет жажду, второй приносит облегчение, а после третьего -- я отчетливо физически ощущаю, что усталость покидает тело, разум светлеет, руки наливаются былой силой. Волшебный напиток действует наподобие чая и кофе одновременно
   -- Невероятно! -- восклицаю я и тут же приподнявшись выхватываю из рук ошарашенного дикаря емкость и выпиваю остатки целебного отвара. Я бодр и энергичен, как никогда и готов преодолеть любые препятствия.
   Самое интересное: за все время похода я практически не спал, не считая нескольких минут или может быть часов обморочного забытья. Мне даже и не хотелось спать. Однажды, правда, -- по моим подсчетам, на третий день моего вынужденного похода, -- я попытался задремать на одном из коротких привалах, время от времени устраивавшихся в дневное время, но, кроме головной боли, отдых мне ничего не дал.
   Еще более удивительным кажется то, что я совершенно не испытываю голода. Огромные кости с жалкими остатками мяса -- объедки со "стола" существ, подбрасываемые мне время от времени, так и остаются нетронутыми. Одна только мысль о еде вызывает у меня чувство глубокого отвращения и омерзения.
  

Я "свободен"

   Я оказываюсь прав. На следующий день, едва начинает светать, ранним промозглым утром, грубо растолкав, меня поднимают, связывают руки и тянут на веревке, как на аркане, к холмам, видневшимся уже совсем близко.
   Поначалу зверолюди -- так я их зову для себя -- очень строго следили за мной. И хотя с самого начала я был крепко связан, за мной все равно всегда присматривал кто-нибудь из их группы.
   Однако спустя некоторое время после прибытия нашего отряда в поселок, они настолько ослабляют надзор за мной, что даже в один прекрасный день милостиво развязывают жесткие ремни, связывающие руки. Видимо они перестают видеть во мне врага или просто уже настолько привыкают к моей особе, что я для них становлюсь почти сородичем.
   Одно странное обстоятельство насторожило меня с самого начала, да и потом постоянно не давало покоя: женщин в поселке не было совсем, да и нигде я не видел в стойбище ни одного ребенка.
   Общались существа между собой резкими отрывистыми лающими звуками и хриплым рычанием. В этом ужасном наборе звуков я ни мог разобрать не то, что отдельные слова, но даже уловить интонацию их "голосов": своеобразной "речью" дикарей мне долгое время никак не удавалось овладеть. Лишь спустя некоторое время, прилагая неимоверные усилия, с трудом начинаю различать отдельные, наиболее часто употребляемые ими слова.
   По отношению ко мне в их поведении появляется какая-то новая, ранее мной незамечаемая черта: звероподобные существа из грубых животных превращаются вдруг в ласковых и покорных созданий. Такими становятся обычно собаки, преданные своему хозяину.

Минуты счастья

   Однажды жарким летним днем я уютно располагаюсь на большом сером валуне на берегу маленькой извилистой горной речушки. С громким ревом и сердитым шипением стремительно несутся ее прозрачные, словно горный хрусталь, воды в неизвестном мне направлении. Разморившись на солнцепеке, я сладко подремываю, не обращая внимания на ворчливое и недовольное бурчание реки, предаваясь приятным воспоминаниям о поездках на рыбалку, о незабываемых днях, проведенных на природе.
   Когда перед тобой синева небес над лесом и блики солнца в пестром трепете цветов -- колыхании ромашек, мелькании желтых плошечек пижмы, покачивании воздушно-белой россыпи аниса тысячелистника и забавно вздрагивающих серебристых хвостиках мятлика и подорожника -- и ты все это обнял чувством и мыслями, -- тогда верится, что и до тебя добралась минута счастья.
   Минуты счастья!.. Все светлые впечатления от жизни будто собираются в один стремительный поток, и радость несет его в далекую страну чудес, где все сбывается, все возможно, все осуществимо. И кто-то шепчет тебе в этот миг: "Ведь никто другой: ни бегущие вдаль волны и облака, ни камень и песок прибрежный, ни этот тихо шелестящий куст бузины, ни зверь, притаившийся в чаще, ни эта заливающаяся в зарослях орешника птаха не могут чувствовать и наслаждаться окружающим миром, как ты человек -- царь природы. Цени это великое благо и не упускай его мгновений, гордись своим преимуществом!
   Но разве я один чувствую красоту мира? Нет. Вот и этому, промелькнувшему в траве жучку или какому-либо другому своему созданию матушка-природа не отказала в чувствовании окружающего; только каждому из нас по-своему.
   Думается, сколько еще загадок и тайн прячет от нас природа и как не надо нам, ее царям, высоко возноситься над ней и кичливо мнить о своем превосходстве.
   Наслаждаюсь летним утром, развесистыми дубами, празднично сверкающей зеленью лесной поляны, журчащим ручейком, чистым и прозрачным. Сижу под густой тенью могучих исполинов в высокой густой душистой траве. Здесь спокойно и тихо, не колыхнется ни один листок, ни одна травинка. И вдруг в этот полумрак и тишину врывается яркий солнечный луч, янтарными бликами высвечивает изборожденную годами темную кору, золотыми нитями пронизывает воздух. Кажется, что вот-вот полетят ажурные паутинки.
   Удивительно поэтичная картина! Она рождает во мне тихую и нежную грусть, непреодолимое желание остаться в этих чудесных местах навсегда, прикоснуться щекой к дереву, погладить морщинистую жесткую кору, вдохнуть полной грудью аромат леса и реки.
   Время от времени орошаемый пенными брызгами непослушных, резвящихся волн возвращаюсь в реальную действительность. Полный тревожных мыслей, не находя выхода из создавшегося положения, от скуки бросаю в воду мелкие разноцветные камешки-голыши, в изобилии покрывавшие берег.
   Откуда ни возьмись -- появляется зверочеловек. Он возникает передо мной так внезапно, что я даже в первый момент пугаюсь. Вопросительно посмотрев на меня и ничего не произнеся, он бесшумно бросается в бурлящую глубину вод. Через некоторое время все камни, которые я до этого бросал, лежат рядом со мной. Все до единого. Удивлению моему нет предела.
   И, чтобы окончательно подтвердить свою догадку, срываю ветку и как можно дальше зашвыриваю ее в реку. Я оказываюсь совершенно прав: существо тут же бросается в воду и через несколько секунд с довольным видом появляется на берегу с веткой в руке. Оно ведет себя как преданная собака, которая долго искала хозяина и наконец-то нашла.
   Пытаюсь уйти от зверочеловека, спрятаться в густых зарослях лещины, но он упорно от меня не отходит, как тень следуя всюду, ни на шаг не отставая. Да еще почему-то старается не пускать меня в свое селение.
   После нескольких неудачных попыток прогнать существо или хотя бы отогнать от себя, мои нервы не выдерживают, и я кричу на него. Неуклюжее создание, по-видимому, все же с некоторыми проблесками разума, как-то странно посмотрев на меня и опустив вниз лохматую голову, стремглав кидается в подлесок. И вскоре уже не один лист не дрожит на ветках и никаких звуков не доносится из непроходимой чащи.
   Я же, опомнившись и коря себя за несдержанность, настойчиво зову моего нового "друга", но в ответ из зарослей слышится лишь нежный мелодичный шелест листьев, дрожащих от легкого дуновения ветерка, изредка нарушаемый криком какой-нибудь птицы или хрустом валежника под лапами грузного зверя, идущего на водопой или охоту...
   Постояв немного, напрасно вглядываясь в сплетение ветвей и напрягая слух, я окончательно убеждаюсь, что он не вернется, и с горьким осадком в душе и на сердце, что напрасно обидел безвинное существо, отправляюсь в поселение.
  

Таинственное исчезновение жителей поселка

   Первое, что бросается в глаза при приближении к поселку, -- я не вижу в окрестностях его никакого движения. К тому же вокруг стоит такая зловещая тишина, что вначале мне даже показалось, что я оглох.
   Сегодня утром тут еще вовсю шумела, кипела, бурлила жизнь: существа наполняя свое жизненное пространство визгливо-лающими криками, беспрерывно сновали между сплетенными из гибкой лозы и укрытыми широкими листьями хижинами туда-сюда.
   И, вообще, ничего не предвещало никаких перемен, тем более таких "сюрпризов" я уж никак не ожидал от моих хозяев. Со стороны существ не было ни малейшего признака, который мог бы меня насторожить. Я старательно обхожу все хижины в поисках кого-нибудь из зверолюдей, но мои старания оказываются напрасными: все жители куда-то исчезли. Внезапно, таинственным образом, будто испарились, словно капельки дождя или росы под палящими лучами солнца.
   Все еще недоумевая, что же могло случиться за время моего недолгого отсутствия, устало опускаюсь на землю, потерянный и ошеломленный, в центре поселка -- там еще совсем недавно горели ритуальные костры -- и погружаюсь в раздумья.
   Чем дольше я думаю, напрягая до нельзя раскаленные мозги, вот-вот готовые закипеть, тем сильнее запутываюсь в хитросплетениях действительности: как могли за утро незаметно, бесшумно исчезнуть все жители такого большого поселения? Что произошло за небольшой отрезок времени?
   Клубок многочисленных вопросов, остающихся без ответов, увеличивается в размерах, нити его запутываются все больше и больше. Никакой надежды и возможности отыскать выход из создавшегося положения не остается. Как найти единственно правильное решение, потянув за нужную нить, чтобы распутать весь клубок беспокоящих и будоражащих мой мозг мыслей?
   Из задумчивости меня выводит тихий шорох за спиной.
   Молниеносно отреагировав, резко поворачиваюсь, одновременно падая на землю и откатываясь в сторону. То, что меня так напугало, сидит метрах в трех и, сжавшись в комок, жалобно поскуливает. Это тот самый зверочеловек, которого я прогнал. Мой друг выглядит очень испуганным, и округлившимися широко открытыми глазами, полными ужаса и отчаяния, смотрит на меня.
   Мне становится стыдно за свое прежнее поведение и жаль беспомощное несчастное, ни в чем не повинное существо. Как могу знаками показываю, что бояться нечего и он может подойти поближе. К моей неописуемой радости он моментально вскакивает, распластавшись у моих ног, довольный и радостный. Затем начинает кататься по земле возле меня, как преданный пес, тем самым показывая, что он очень счастлив и не помнит обид.

Что же произошло?

   Разобравшись с одной -- мелкой проблемой, я решаю немедленно приступить к разрешению других -- гораздо более значительных. Пытаюсь выяснить у существа, не знает ли он, что здесь произошло и куда подевались жители? Он долго не может понять, что же я от него хочу.
   И когда я уже совсем отчаиваюсь добиться от этого тупого создания что-либо вразумительное, он, наконец-то, начинает соображать -- в чем дело. Быстро вскочив на ноги, возбужденно мотая и тряся головой, поднимает правую верхнюю конечность и настойчиво, упорно показывает по направлению на север, сопровождая свои действия короткими отрывистыми словами. Схватив ветку, начинает что-то чертить на песке.
   Охваченный искрой любопытства, я подхожу поближе и в изумлении останавливаюсь пораженный: моим глазам предстает подробнейший план местности, заставивший на миг забыть, где я нахожусь. Анализируя набросок дикаря, мой мозг проделывает огромную работу по созерцанию, осмыслению и воспроизведению увиденных линий, ложбинок, бугорков на более высшем энергетическом уровне -- и моему взору представляются картины совсем другой жизни, сменяющие друг друга, как кадры на экране телевизора. Перед глазами мелькают красивые просторные светлые дома, утопающие в благоухающей зелени садов, широкие проспекты, толпы гуляющих людей с веселыми счастливыми лицами...
   Недоумеваю: как необразованный дикарь, полуживотное -- получеловек, еле произносящий какие-то лающие гортанные нечленораздельные звуки, смог за пару минут воспроизвести на песке то, о чем я грезил в последнее время постоянно?
   Все мои мечты воплотились в этом схематическом рисунке, выведенном наспех палкой в руке дикаря. Все, чем я жил с тех пор, как поневоле стал путешественником по параллельным мирам, точнее сказать воздушным шариком, улетевшим далеко-далеко от родного дома, закинутым высоко-высоко в неведомые дали, присутствует здесь и смотрит на меня, как живое изображение,
   Вижу свой родной и такой милый моему взору мир. Мир, по которому я так сильно соскучился, что даже сердце начинает ныть и трепетать в груди от нахлынувших воспоминаний и всколыхнувшихся надежд. Пораженный, долгое время стою, рассматривая извилистые, изогнутые, то широкие и прямые, то узкие петляющие линии, не в силах вымолвить ни слова.
   Наконец, я пытаюсь узнать у дикаря, где находится это райское местечко, что он изобразил. На этот раз зверочеловек оказывается более понятлив: сразу же после моего вопроса начинает возбужденно махать "рукой" в сторону востока и что-то хрипло, по-звериному выкрикивать.
   Однако мои попытки узнать что-то больше, помимо направления, не увенчиваются успехом: сколько я не стараюсь -- все напрасно. Приходится довольствоваться малым и предпринимать план дальнейших действий, исходя из скудных, незначительных сведений, раздобытых с таким трудом.
  

В путь! На поиски "страны грез"

   Решение я принимаю быстро, и в тот же день, не теряя больше драгоценного времени, собрав самые необходимые вещи, которые могут пригодиться в неблизком и, по-видимому, нелегком путешествии: каменный нож, небольшой запас пищи и воды, -- отправляюсь в страну грез, призрачных мечтаний, которые надеюсь воплотить в реальность.
   Зову существо, натолкнувшее меня на возможность реализовать мои думы, с собой, но, напрасно: зверочеловек ни за что не хочет переступить границы опустевшего селения. Он хватает меня за ноги, кричит страшным голосом, рычит, визжит, размахивает в воздухе лапами, изображая что-то замысловатое, не понятое мною, трясет головой, пытаясь остановить любыми способами, объяснить, что меня ждет, если я не послушаюсь. Но я непоколебимо тверд и упрям в своих намерениях и желаниях изменить свое теперешнее состояние. Не хочу опускать шанс, может быть единственный счастливый лотерейный билет, в бесконечно тянувшихся нудной беспросветной чередой дней -- страничек моей опостылевшей жизни, и останавливать меня сейчас бессмысленно.
   Несмотря на всю его преданность ко мне он все же остается около покинутых жилищ. Оглянувшись в последний раз, замечаю в его широко раскрытых по-детски глазах капельки застывших слез, будто они хотят мне что-то поведать на прощание, но не в состоянии это сделать и плачут от безвыходности.
   Я разгадываю его мысли: мой новый друг, боясь за меня и как бы неся ответственность за мою, по-видимому, что-то значащую для него персону, ни за что не хочет отпускать меня в город иллюзий. Его умоляющий взгляд красноречивее всяких слов. Но я, окрыленный надеждой вновь попасть в общество цивилизованных людей, лелея себя призрачными мечтами скорой встречи с моими родичами, не хочу верить во всякие небылицы об опасностях, чудищах и тому подобное. Поэтому, не вняв его предостережениям и мечтая лишь о том, что ждет меня в конце пути, с удвоенной силой тороплюсь покинуть селение.
   Впереди, сквозь зеленую стену леса, просвечивает голубое. Там большое озеро, в которое, по-видимому, и впадает речушка. К его берегам я и устремляюсь, окунувшись в зеленое море деревьев, кустарников и трав. В мои раздумьи врывается писк потревоженной птицы и из-под ног, неуклюже трепеща крыльями, выкатывается желто-серый взъерошенный комочек. Осторожно обойдя вокруг беспомощного новорожденного птенца, двигаюсь дальше.
   Однако выйдя за пределы территории зверолюдей и окружавшего ее плотной стеной леса, сразу же чувствую легкое головокружение и тошноту, но поначалу не придаю этим признакам недомогания особого значения, списав все на нервное напряжение, достигшее своего пика в последнее время.
   Но, пройдя еще метров сто в северном направлении, с удивлением обнаруживаю, что очень хочу спать, буквально валюсь с ног. Волны сладостной дремоты накатываются одна за другой, все больше и больше упутывая меня сетями Морфея. Да так сильно, что, кажется, упал бы прямо там, где стою и тут же уснул.
   Лишь неимоверными усилиями я заставляю себя проплестись еще метров сто. И вконец обессиленный, беспрестанно зевая и мотая из стороны в сторону головой, пытаясь отогнать сон, как надоедливую муху, сваливаюсь в придорожную траву, густой зеленовато-синей щеткой покрывавшую все видимое до горизонта пространство. Словно с неба упал один огромный изумруд.
   Сон неумолимо окутывает меня в свой прочный панцирь, но прежде чем окончательно провалиться в царство сновидений, замечаю сквозь дымчатую пелену слипающихся ресниц стоящего возле меня человека.
   -- Рад видеть тебя здоровым. Испытания, выпавшие на твою долю, ты прошел успешно. До скорой встречи! Мы увидимся даже раньше, чем ты предполагаешь, -- раздается над ухом тихий словесный шорох.
   Не успеваю пролепетать и слова в ответ, как вижу, что незнакомец, растворившись в голубоватой дымке, исчезает на глазах, а я погружаюсь в глубокий сон...

Пробуждение

   Будят меня громкие противные звуки, лязгающие металлическим скрежетом в окружающем меня пространстве. Мне делается не по себе: кажется, что кто-то огромный мощными сильными ударами разламывает в ярости куски железа. Один за другим.
   Приподняв отяжелевшую от беспокойного сна голову, я пытаюсь приоткрыть припухшие веки, но у меня почему-то не получается, будто на глаза что-то или кто-то чем-то давит. Я протягиваю руку, пытаясь отпихнуть невидимого врага, но ничего и никого на ощупь не обнаруживаю, а веки словно приклеены друг к другу. Мне становится страшно: кожей я чувствую, ощущаю легкое колебание воздуха, неподвижность которого, по-видимому, нарушается притоком свежей струи откуда-то извне или, может быть, дыханием какого-то существа, находящегося неподалеку.
   Рядом со мной явно кто-то находится, но этот незнакомец не собирается рассекречивать своего присутствия. Весь дрожа от необъяснимого страха, хочу пронзительно закричать, как прямо надо мной шелестит знакомый голос:
   -- Ну, вот мы и снова встретились! Здравствуй! Надеюсь, ты успел хорошо выспаться? -- Раздаются старческие кашляющие звуки, отдаленно напоминающие смех пожилых астматиков.
   -- Кто Вы? -- тревожно спрашиваю я, и слова звучат, как отголосок дальнего эха. Так незнакомо и дико, что я невольно вздрагиваю от звуков собственного голоса, а, услышав в ответ вкрадчиво-шелестящие звуки, неприятно давящие на барабанные перепонки, трясусь крупной дрожью:
   -- Я тот, кто нужен тебе! В ком ты нуждаешься и кого ждешь постоянно! Я твой страх! Я твоя надежда и твоя совесть! Знаю: у тебя накопилось много вопросов ко мне за время странствий, и я готов ответить на ряд из них, но только на некоторые. А сейчас ты уже можешь открыть глаза.
   Тотчас же я ощущаю, что ничего более не сдерживает мои веки, и глаза моментально открываются сами по себе. Я лежу на предмете, формой напоминающий наш обыкновенный булыжник большого размера. Необычное ложе, сделанное из какого-то пористого материала, довольно мягкое и теплое. Сквозь светящуюся дымку розовато-нежного тумана, заполняющего пространство, проступают контуры фигуры какого-то существа, напоминающего очертаниями человеческую.
   И вот пелена полностью развеивается, и передо мной предстает незнакомый мужчина. Коренастый, с намечающейся лысиной на большой голове мыслителя. Широко открытые светло-синие глаза под густыми раскидистыми бровями придают круглому добродушному лицу несколько простоватый вид. Одет он в зеленый охотничий костюм, перепоясанный широким кожаным поясом с заткнутым за ним маленьким серебряным рожком. На ногах красуются высокие сапоги из оленей кожи мягкой выделки. Наряд незнакомца дополняет амулет на толстом синем шнурке -- серебряная змейка с рубиновыми глазами, уютно расположившаяся на его широкой груди.
   Мужчина стоит в нескольких метрах от меня, и я даже ощущаю легкий, едва уловимый запах, исходивший от одежды моего собеседника. Несмотря на его слабый "аромат" к горлу сразу же подступает тошнота и чуть было не срабатывает рвотный рефлекс. Этот запах напоминает мне кое-какие события из моей прошлой земной жизни.
  

Воспоминая прошлых лет

   Когда я был еще подростком, то часто любил бродить в одиночестве по небольшому скверику, расположенному вблизи нашего дома. Однажды, медленно прохаживаясь по тропинкам, то и дело натыкаясь в задумчивости на кучи собранных осенних листьев, я с восторгом погружал в них ноги. Шелестя и шурша от старости, они жаловались, плакались мне о своей печальной судьбе. В те мгновения я замирал в каком-то неописуемом экстазе, как бы прикасаясь к чему-то таинственному и вечному и в то же время смертному, подчиняющемуся неумолимым суровым законам природы.
   "И побуревшая истлевшая листва со временем будет питать землю, а почва, в свою очередь, поделится пищей и поможет вырасти юным молодым растениям -- новому поколению деревьев и кустарников..., -- думал я. -- Иными словами, облетевшие, отжившие свой, отпущенный им природой небольшой срок, листья способствуют зарождению новой, более продолжительной жизни".
   Шорох опавших осенних листьев под моими ногами напоминал мне шелест пожелтевших страниц старинных книг... "Листья похожи на старые потрепанные книги, которые тоже от старости погибают. Рассыхаются. Рассыпаются, -- рассуждал я дальше. -- Отдельные их страницы, пожелтевшие и потемневшие за давностью лет, со временем истлевают, превращаются в пыль. И книги, как предмет, как вещь, как материальный объект исчезают, уходят в небытие. Но остаются знания, почерпнутые из них. И они передаются людьми из года в год, из поколение в поколение... Цените эти вечные знания, накопленные по крупице веками... Шуршите листьями, опавшими в садах...".
   Разфилософствовавшись, свернул с дорожки и наткнулся на одну из скамеек, во множестве расположенных по обеим сторонам. В нос ударил неприятный запах. Я поднял глаза и увидел свернувшегося калачиком спящего человека. Одежда его напоминала грязные лохмотья. Лицо было скорее измождено, чем походило на пьяное: большие темные круги под глазами свидетельствовали о том, что человек очень давно находился без сна и не ел досыта. Костлявые бледные руки незнакомца торчали из рваных рукавов потрепанной куртки.
   Мужчина спокойно спал и был даже, по-видимому, счастлив в своих грезах, судя по выражению его лица. Вероятно потому, что, наконец-то, никто его не тревожил и он спокойно мог выспаться. Пусть даже в городском парке, средь бела дня на жесткой деревянной скамейке.
   Потрясенный до глубины души увиденным, придя домой, я рассказал все матери. Внимательно выслушав мой сбивчивый рассказ, она попросила, чтобы я впредь постарался с такими людьми не общаться. Мама сказала, что они опустившиеся, бомжи и, вообще, большие грешники и гневят своим жалким бесцельным существованием Господа.
   Тогда-то я и задумался впервые над ответом на вопрос: чем может этот несчастный человек, вызывающий только жалость, гневить Бога. Бывает, люди в силу разных обстоятельств оказываются в безвыходных жизненных ситуациях и скатываются на "дно". Причины могут быть самыми разными и порой совершенно независящими от самого человека, а являться результатом случайно соединенных, совпавших не в пользу данной личности, или спрограммированных злой волей других людей, событий.
   Например, в огне пламени сгорел дом, все вещи и документы. Или, пока отец отбывал тюремный срок, дети выписали его с жилплощади и продали квартиру. Где жить? Куда идти? У кого просить защиты и добиваться справедливости?
   В жизни всякое может случиться, и никто из нас не застрахован от таких "сюрпризов" судьбы, но в зависимости от твердости характера и воли к жизни каждый человек по-своему решает возникшие у него проблемы. Одни, кто покрепче, снова встают на ноги, другие же, опустив руки и боясь возникших трудностей, постепенно все больше скатываются вниз и, в конце-концов, привыкнув к бродяжничеству и существованию за счет подаяния, не хотят уже возвращаться к нормальной жизни, даже если им выпадает такой шанс.
   Вот и стоят или сидят они -- жалкие оборванцы -- около церквей, вокзалов, в переходах или шатаются по вагонам поездов, уповая на жалостливые сердца добропорядочных граждан, работающих бывает на полтары, а то и две ставки, чтобы прокормить себя и своих детей. А зачем бомжу трудиться? Он лучше походит с протянутой рукой и заработает больше, чем честные трудяги, махая метлой во дворе или отстояв целую смену у станка, или, изнывая от жажды под палящими лучами солнца, горбатясь на полевых работах или ухаживая за тяжелобольными в больницах...
   Народ у нас сердобольный. Хотя уже и не так щедро дающий, как раньше, -- уж слишком много развелось просящих -- но все равно до конца не очерствевший, нет-нет и положит тунеядцу денежку на пропитание. Почему же этим не воспользоваться?
   Вот и шатаются люди без постоянного места жительства и определенных занятий по городам и селам, ездят в городском транспорте, бродят в окрестностях вокзалов и метро, оскверняя их неопрятным видом, запахом нечистот и раздражая добросовестно трудящихся людей своим бесцельным существованием.
   Хотя из всяких правил находятся исключения. Так и здесь: есть категория неработающих людей, без жилья, но вполне прилично одетых, по крайней мере, опрятных, старающихся следить за собой, торгующая своими талантами и способностями: игрой на музыкальных инструментах, пением, поделками, картинами...
   Почему так происходит? Как избежать и как бороться с таким социальным явлением? Как относиться к двум этим категориям людей? Поощрять их "деятельность" -- реальную и мнимую -- или не удовлетворять их просьб?
   Замечать их или не видеть, давать или проходить мимо -- это личное дело каждого человека. Но в государственном масштабе с этим явлением как-то надо бороться -- давно назрело. В недалеком будущем представляется неутешительная картинка, например, одного дня из жизни города: толпы праздно шатающихся людей бесцельно бродят по улицам в поисках, где бы что-нибудь стащить или кого-нибудь надурить...
   Я так и не смог тогда до конца разобраться в хитросплетениях этой проблемы, существующей у всех народов, во всех странах и во все времена...
  

Последняя встреча со странным человеком

   В следующий раз я встретил этого человека у булочной на углу. Он сидел прямо на тротуаре и растерянно озирался по сторонам близоруко-прищуренными глазами. Заметив меня, как-то неестественно дернулся всем телом и, пристально взглянув мне в глаза, глухим, полным отчаянья голосом попросил:
   -- Мальчик, подойди ко мне поближе. Не бойся. Я только хочу спросить тебя кое о чем.
   В первые секунды я просто опешил, помня настойчивую просьбу матери, но уже через минуту ноги сами понесли меня к этому странному, дурно пахнувшему человеку.
   -- Не бойся, -- повторил он. -- Скажи мне только, что это за место и кто живет здесь? -- Удивленный его вопросом, немного успокоившись, я охотно ответил, что это за город.
   Незнакомец вдруг встрепенулся, быстро вскочил на ноги и, чуть не сбив меня с ног, помчался по улице, крича во все горло:
   -- Этого не может быть! Нет, это невозможно!..
   Больше я его нигде и никогда не видел.
   А через пару дней приятель рассказал мне, что недавно за городом обнаружили труп висящего на дереве бомжа. Отец знакомого служил в полиции и сам лично участвовал при снятии с дерева этого человека. У меня тогда мелькнула мысль: "А не тот ли это незнакомец?"
   А вскоре мне пришлось побывать в гостях у друга, и когда его отец стал расспрашивать меня об успехах в школе, я ощутил какой-то необычный тошнотворный запах, исходивший от него.
   Через неделю отец приятеля умер, хотя и никогда до этого раньше не болел и считал себя совершенно здоровым человеком. Присутствующие на похоронах люди говорили, что вонь стояла невыносимая и пришлось даже не открывать гроб.
  

Рассказ незнакомого существа

   Вот точно такой же запах и исходит теперь от этого существа. Запах разложения, запах смерти.
   -- Что Вам надо от меня? Зачем Вы так поступаете со мной? В чем я провинился перед Вами или перед кем-то другим, что заслужил такие жестокие наказания? -- кричу я как можно громче, стараясь высказать все свои претензии. -- Постоянно скитаться в иных мирах, зависать в неведомых параллелях, день и ночь испытывая чудовищный страх, и сутки напролет быть настороже. Я устал! Понимаете, устал так сильно, что просто хочу спокойно умереть, если мне не суждено уже больше никогда вернуться в свой мир.
   Тихий, но властный голос прерывает мои возмущенные возгласы -- напрасные вопли вопиющего в пустыне:
   -- Это не наказание, а искупление грехов, данное тебе свыше. Ты, именно ты из вашего рода, оказался избран на роль "очистителя" грехов своих предков в качестве проводника.
   -- Проводника? Кого я должен и куда провожать? И кого я должен очищать и с какой такой стати?
   -- Не спеши и не перебивай меня. Я расскажу тебе все с самого начала. История греховного падения твоего рода началась очень давно. И теперь твои потомки должны наконец-то очиститься от всех тяжких грехов ваших предков, живших неправедной жизнью. Зло, насилие, грабежи, убийства копились в вашем роду из поколения в поколение. И вот настал момент, когда чаша терпения переполнилась -- Советом старейших ты избран из рода на роль очистителя душ усопших твоих предков от всей той грязи и мерзости, накопившейся за много столетий. Тебе уготована судьба Проводника. Желаешь ты или нет -- от тебя уже ничего не зависит.
   -- Что все это значит? Куда я попал? Что за загадки происходят вокруг меня? Или я лишился разума, поэтому совершенно ничего не могу понять?! Объясните подробней.
   -- Хорошо, Даниил, я с большим удовольствием отвечу на все твои вопросы.
   По популярной сейчас в вашей современной физике так называемой "теории струн" допускается существование других измерений. Их число на данный момент доходит до двадцати шести, только эти дополнительные размерности как бы свернуты, поэтому вы их и не видите, живя в одной из них. Обнаружить экспериментально параллельные миры вам тоже пока не удается. Но это не значит, что между ними нет никакой связи. На вашей планете существуют так называемые "места телепортации" -- участки пространства, где открываются "двери" в иные миры и возможны внезапные перемещения туда-сюда.
   Согласно различным версиям ученых землян, именно оттуда к вам наведываются НЛО, барабашки, привидения и прочая нечисть, как вы выражаетесь. Да, это совершенно так. Но "двери" открываются не только в одну сторону -- на Землю, по ним можно пройти и в другую. Ваши сторонники аномальных явлений уверены: пропавших без вести людей, счет которым ежегодно идет на тысячи, стоит искать в параллельных мирах. Они думают правильно, но вот никто ведь из ваших ученых мужей точно не знает пока, как туда попасть и, главное, суметь вернуться живыми и невредимыми обратно.
   По их мнению, возможность телепортации связана с разломами в земной коре, из-за чего реальность становится нестабильной. И "дверь" в параллельный мир может довольно легко распахнуться, например, благодаря удару молнии, ведь она обладает колоссальной энергией. Описано много случаев, когда люди сталкивались с невидимыми воздушными преградами, похожими на прозрачные с виду стены. В старину такие зоны называли у вас "чертовыми местами". Из поколения в поколение передавалось, что в таких местах можно наткнуться на становящийся вдруг упругим "воздух", и местные жители старались обходить их стороной. Однако всегда находились смельчаки или путешественники, случайно попавшие в аномальные зоны. Они проходили сквозь уплотненный воздух и проникали внутрь неведомого пространства, но обратно уже не возвращались.
   Странные явления с перемещениями и временными исчезновениями людей регулярно происходят во многих местах вашей планеты. Земляне лелеют надежду осуществить телепортацию в реальности. Ведь мгновенный перенос -- самая высокая скорость из всех известных во Вселенной, и они надеются, что возможность свободного "путешествия" в другие миры изменит облик Земли, поможет решить многие, накопившиеся за историю существования земной цивилизации, проблемы. Тем более этот способ перемещения не нуждается в топливе, что чрезвычайно важно для вас, так как ресурсы нефти у твоих соплеменников на исходе. Кроме того, сократится число самолетов, поездов и машин, улучшится экологическое состояние вашей планеты. И чем больше мыслителей и ученых на Земле будут заниматься этой проблемой, тем выше вероятность, что они, в конце концов, создадут действующий телепортатор. Все это так. Но есть одно "но", которое ни в коем случае нельзя сбрасывать со счетов.
   Вопрос происхождения жизни на Земле постоянно будоражил умы ваших людей. В последнее время ученые, еще раз проанализировав состав земной атмосферы и почвы, солнечной и космической радиации, физические параметры и данные о всех живых существах, попытались найти наконец-то ответ на вопрос: возможно ли было зарождение белковой жизни на планете с земными условиями? И оказалось, что нет, невозможно.
   На планете, где присутствует сильнейший окислитель -- кислород и в изобилии имеется абсолютный растворитель -- вода, в которой с течением времени распадаются даже стекло и металл, белковая субстанция с ее крайне узким жизненным "коридором" зародиться не могла. Все живые существа на Земле -- от бактерий до слона, включая самого человека, -- имеют единый биологический код. А в свете всех устоявшихся земных теорий происхождения и эволюции жизни это просто невозможно. И тогда наиболее смелые умы пришли к "бредовой" идее: жизнь на Земле искусственного происхождения. И они совершенно правы.
   Ведь изначально земляне возникли не естественным путем. Вас специально создали (такую гипотезу уже выдвинули многие ваши ученые, но у них пока мало доказательств), чтобы обслуживать существ из космоса, то есть, выражаясь прямо, Земля должна была стать "инкубатором" для выращивания рабов для космических "богов". Но вы вдруг резко поумнели и вырвались за рамки эксперимента. Как земные существа должны были нам служить? Сырьем для экспериментов, производителями психической энергии или рудокопами космических приисков -- это пока точно не согласовано. Как и то, что Совет старейших все никак не может решить -- прибрать ли вас вновь к рукам или уже оставить в покое и просто наблюдать за вашим развитием.
   Наши люди -- "инопланетяне", как вы их называете, а также полулюди-полупришельцы уже давно среди землян и следят за вами постоянно. В последнее время участились даже случаи сексуальных контактов их с представителями цивилизации Землян и получения так называемого "гибридного потомства". Рождающихся детей мы обычно забираем себе, так как они уже в грудном возрасте отличаются гениальностью, редкой физической силой и интеллектом. Гуманоиды обычно не враждебны к земным существам, а хотят помочь. Однако вы пока не доросли до непосредственного контакта с нами, и зачастую попытки "подружиться" заканчиваются трагически и с одной и с другой стороны. Прямой же контакт, по-видимому, сможет состояться лет через десять-пятнадцать. Мы еще точно не решили когда. Дело все в том, что обмен информацией возможен лишь посредством мыслей, то есть телепатически. Но для того, чтобы это случилось, земляне должны научиться расшифровывать небесные послания, а также уметь пользоваться одновременно двумя полушариями головного мозга. А Вы пока совершенно к этому не готовы, еще не доросли до понимания высшего разума. К тому же, инопланетяне не довольны вашим бездумным, варварским отношением к окружающей среде, господством в вашем обществе самых гнусных человеческих пороков и ждут от землян исправления.
   А чтобы постоянно держать вас на контроле был создан уникальный объект -- ближайшая спутница Земли. Ведь что такое сама Луна? Откуда она появилась на земном небосклоне? Буквально 20 тыс. лет назад ее еще не было. Поначалу астрономы пришли к мнению, что она приблудилась откуда-то из глубин галактики. Возможно сошла со своей орбиты в результате какой-то космической катастрофы и попала в поле притяжения Земли. Но вряд ли такое объяснение может кого-то из Ваших крупных ученых удовлетворить. До сих пор астрономы не встречались с блуждающими планетами. Кометы -- да. Метеориты -- сколько угодно. Но планета..., тем более "живая", на которой бушуют вулканы.
   Появилась идея, что Луна -- управляемый космический корабль. Вы уже совсем близко подошли к разгадке тайны происхождения своей соседки. Потому-то и стоит ночное светило на такой орбите и вращается вокруг собственной оси так, чтобы вам была видна только одна ее сторона. Ведь на другой, скрытой от землян, половине происходит непрерывное движение космических кораблей "инопланетян": одни "отдыхают", другие взлетают, третьи садятся. Однажды одному из ваших космонавтов все же удалось случайно увидеть наши корабли. Он сообщил об этом факте в Центр управления полетами, но ваши космические и разведывательные службы всю секретную информацию -- эту и многое другое -- скрыли и скрывают по сей день, не хотят делать достоянием общественности.
   Однако в обществе землян уже посеялась вера во внеземной разум и появились первые ростки -- позитивные движения навстречу нам, подготовка к контакту с инопланетянами. На Земле из семнадцати действующих в мире космодромов сегодня самый мощный Байконур. Однако в ближайшем будущем у него может появиться конкурент, но не космодром, а первое и единственное в мире посольство для "инопланетян", которое будет заниматься обеспечением контактов и защитой интересов существ, прибывших на Землю с других планет. В Казахстане, вблизи Алматы собираются строить целый инопланетный комплекс. В нем создадут все условия для пришельцев: комфортабельная гостиница, конференц-зал с мобильной связью со всеми государствами мира, медицинский центр и даже театр... Так что ждать до дружественной встречи разных инопланетных существ осталось совсем недолго.
   Глубоко вздохнув, мужчина замолкает, но через пару минут он продолжает свой необычный рассказ, поразивший меня настолько, что я даже не в состоянии что-либо спрашивать.
  

Хранитель времени и ворот во Вселенной

  
   -- Меня же называют Хранителем времени и ворот в параллельные миры. У меня был опытный проводник, но, как ты уже сам убедился, "путешествия" по мирам очень сложны и опасны; ты можешь полагаться только на самого себя -- свои силы, твердость духа, смелость, решительность, смекалку и быструю реакцию -- и ни на кого больше. Порой доли секунды решают все.
   И вот, однажды мой помощник пошел сопровождать в очень нестабильное место очередного визитера и не вернулся с "задания". Срочно послали бригаду поиска в предполагаемый пункт доставки путешественника, но там никого не обнаружили -- никаких следов.
   Я прождал еще некоторое время, но больше ждать не могу, просто не имею права. Поток желающих пересекать параллели не прекращается и даже не уменьшился, а я теперь остался без помощника, к тому же не должен оставлять без присмотра ворота и далеко отлучаться от своего поста -- места работы и, встретив приходящих существ -- желающих попасть в другие миры по делам или в качестве путешественников, случайно заблудившихся в пространстве -- я только указываю им, куда идти дальше. А сопровождать их в нужное для них место должен Проводник путей.
   Пришлось срочно искать нового человека на эту должность. Я поставил в известность Совет старейших. Мне предложили самому подыскать кандидатуру. Долго ж я искал тебя. Потом еще больше сомневался в твоих способностях и силах -- подойдешь ли ты на эту должность? справишься ли? -- пока не решил испробовать тебя в деле. Ты блестяще справился со всеми трудностями, к тому же у меня уже нет больше времени, чтобы искать другого, если даже ты откажешься от этой работы.
   Я решился -- дальше ждать опасно -- и порекомендовал тебя. И вот тайным голосованием вчера была утверждена твоя кандидатура, и пришлось срочно забирать тебя из первобытного мира.
   А теперь постараюсь кратко обрисовать тебе обстановку во Вселенной на данный момент. С недавних пор в наших мирах стало очень неспокойно и нестабильно. Из потайных страшных мест, "помоек" стали выползать различные "превращенцы". Они были замечены уже в нескольких мирах. Так мы называем тех, кто ушел в свое сознание и потерял разум. Тех, кто изменил своему миру навсегда. Они потерялись во времени и пространстве и стали ненавистны для всех и всеми презираемы, кроме одного человека во Вселенной -- Вершителя судеб. Уж он-то в последнее время полюбил таких вот потерявшихся и собирает их вместе у себя в одном из заброшенных миров, создав там колонию отщепенцев. Туда мы пока никак не можем попасть. Вершитель судеб надеется перевоспитать и вернуть "превращенцев" в прежние миры -- их места обитания. Думаю, что в этом скрытом пока для нас мире насильно находится и наш старый проводник, но, к сожалению, вернуть его уже невозможно. Он для нас потерян навсегда.
   Помнишь, то существо в человеческом обличье на твоем вечере? Вот это и был Вершитель судеб собственной персоной. Высокий, худощавый, слегка прихрамывающий на левую ногу. Обычно он одевается в темно-бардовый плащ. Из-под большого капюшона, который он редко снимает с головы, выглядывает землистого цвета лицо с блеклыми, мутными глазами. Длинные, широкие рукава скрывают кисти рук -- тонкие бледные с дряблой морщинистой кожей ногти желтого цвета, на мизинцах обеих руках удлиненные и заостренные. При себе всегда носит кожаную плеть с восемью хвостами на короткой плетеной ручке. Запах, исходящий от него, отвратительный, напоминает застоявшуюся болотную жижу. Говорит тихим вкрадчивым голосом с присвистом. Тебе еще не раз придется с ним встретиться. Будь внимателен и осторожен, не поддавайся не на какие его предложения и уговоры. Ты подчиняешься мне, а не ему -- помни об этом всегда.
   Вершитель судеб нашел тебя гораздо раньше нас. Он чует таких "грешных", как ты, за многие расстояния. И, конечно же, ему захотелось тебя заполучить. Но к его удивлению и разочарованию, -- а он не привык к поражениям, -- ты оказался несговорчивым и твой разум отказался подчиниться его воле.
   Теперь же, когда ты все знаешь, я хочу задать тебе лишь один вопрос:
   -- Готов ли ты помочь нашему ОСПИМу (Объединенному союзу параллельных иноземных миров)? Одному мне не справиться с этой очень сложной и ответственной миссией, тем более теперь, когда настали такие трудные времена: я не смогу долго сдерживать яростный натиск "превращенцев".
   Если они попадут в другие миры -- всё погибнет. Наша задача теперь -- временно закрыть врата времени. Путешествий больше не будет. До тех пор, пока это зло не исчезнет полностью. Лишь в исключительных случаях мы будет ненадолго приоткрывать проход в другие миры для послов с чрезвычайно важной миссией.
   После моего рассказа я, конечно же, понимаю, что тебе очень трудно собраться с мыслями. Но все же постарайся сосредоточиться и дать мне конкретный ответ на вопрос: могу ли я рассчитывать на твою помощь? Времени слишком мало. Надо торопиться.

Я -- "очиститель" грехов.

Почему? За что?

  
   Я не просто потрясен услышанным. Не то слово, -- я буквально раздавлен рассказом Хранителя времени. Его слова поразили меня настолько глубоко, что кажется, будто оглушительный удар грома ворвался внутрь меня, еще больше усугубив нестабильность моего тогдашнего состояния. В мозгу, пересекая извилины в разных направлениях, вспыхивают одна за другой ослепительные молнии. Клокоча, гремя, полыхая раскаты и зарницы в результате мощной "грозовой атаки" добиваются своего, расколов мое сознание надвое.
   В первый момент я не в состоянии произнести ни слова, не то, чтобы что-либо ответить Хранителю времени. Обида и злость на всех людей, живых и мертвых, на весь мир и всю Вселенную душат меня, раздирая на части. И вот, в конце концов, поток возмущения выплескивается наружу.
   -- Почему Вы так поступаете со мной? Какое имеете на это право? Хорошо: даже если Вы отправили меня в эти путешествия с целью испытаний, то почему не помогли в опасные моменты и не пожелали вернуть обратно, а выжидали столько времени, пока я медленно сходил с ума от всех ужасов и приключений, встретившихся на моем пути. Ведь я мог погибнуть в любой момент.
   -- Эти испытания твоей пригодности на роль проводника были необходимы.
   -- А если бы я не выдержал всех ужасов "преисподней"?
   -- Да, ты мог погибнуть, быть уничтожен физически. Но даже если бы остался жив, но сломался морально, тебя бы отправили к Вершителю судеб, так как нам в роли проводника ты был бы уже не нужен. Таков порядок во Вселенной. Он может показаться тебе слишком суровым и несправедливым, но тут уж ничего не поделаешь -- эти законы не нами придуманы (они существуют уже много миллиардов лет), и не нам с тобой их исправлять.
   Я слушаю своего собеседника, поражаясь его мудрости и спокойствию, и вижу перед собой пожилого мужчину, очень уставшего, обремененного тяжким грузом вселенских проблем. Мне до глубины души становиться жаль этого человека. Я чувствую, что ему очень плохо. Даже хуже, чем было мне во время моих путешествий. У меня была цель -- остаться в живых, а его миссия -- спасти миры, находящиеся под угрозой загрязнения изгоями, сдержать распространение опасной заразы по всей Вселенной. И зависит эта благородная великая миссия, по большей части не от него, а от другого человека -- меня, который, не дав своего согласия, может разрушить все в один миг.
   Ощутив, как тяжело ему даются слова и разговор со мной, я понял: если не помогу ему сейчас, то потом всю жизнь буду жалеть и каяться, что отказался от "великой" миссии, возложенной на меня Высшим советом параллельных миров.
   Хотя будет ли у меня какая-нибудь жизнь после того, как я покину эти миры и возвращусь к себе, на Землю? И произойдет ли это когда-нибудь? Или я отныне навеки обречен быть вечным скитальцем Вселенной?
   Нужные слова, речь без напыщенных фраз, спокойный голос, добродушное лицо, открытый взгляд уставших глаз смогли посеять в моей душе ростки спокойствия. Злость сама собой улетучивается. Сердце равномерно начинает стучать в груди. Мысли упорядочиваются. Я в состоянии трезво рассуждать.
   Мне хочется и дальше не просто существовать, прозябать, а жить яркой жизнью, наслаждаться каждым прожитым днем, быть героем, чувствовать себя нужным, ощущать свою значимость, иметь множество друзей и поклонников, блистать на темном небосклоне яркой звездой. Поэтому я решаю помочь Хранителю времени.
   Однако меня преследуют не только эгоистические мысли, но и нравственно-духовные -- вся моя сущность жаждет творить добро, сеять разумное в сердцах и душах людей, помогать униженным, оскорбленным и страждущим, ничего не прося взамен.
   Раньше я даже и не задумывался о смысле жизни -- она текла легко, свободно, без быстрых перекатов и низвергающихся водопадов. А сейчас вдруг, окончательно повзрослев и возмужав, я понял, что может быть это-та роль проводника и есть то испытание, которое мне нужно пройти для осмысления более высоких ступеней человеческого развития, для понимания высших материй сознания и разума. Мне предоставляется случай спасти мир, и даже не один, а множество параллельных миров -- целую Вселенную. Видимо, это мой шанс, а я сержусь, как маленький капризный ребенок. Мне стало очень стыдно за свои эгоистические мысли.
   Но двойственность моего сознания полностью не исчезает, продолжая вносить неразбериху и противоречивость в рассуждения, нашептывая совершенно противоположные решения.
   Например, я не мог согласиться с доводами, что человек греховен по своей сути с самого рождения. Младенец, только что появившийся на свет, -- грешен? Смешно просто от таких рассуждений. Мне непонятно также, почему человек должен отвечать за грехи своих предков? За свои -- да, обязательно, но за чужие -- почему? Пусть совершившие их сами искупают свои грязные дела и не через какой-то длительный промежуток времени, а сразу же, чтобы прощупывалась пространственно-временная связь и человек ясно понимал, за что он наказан.
   Разве я виноват в том, что мои дед или прабабка когда-то были злодеями? Почему тяжкий груз их вины за содеянное должен нести я? Если человек добропорядочный и никому в своей жизни не сделал зла, то за что его наказывает Господь?
   Выходит человек совершенно безвольное существо? Он не в состоянии ничего поменять в судьбе, запрограммированной божьей волей? Тогда не лучше ли пожить в этом мире красиво и богато, пусть даже с преступными намерениями - убивать, воровать, лгать, зато взять от земной жизни все, что душе угодно. Ведь наказание может и не последовать сразу, тем более скоро везде отменять смертную казнь и отвечать за свои злодеяния преступники на земле не будут, а на страшном суде -- есть ли он на самом деле? -- неизвестно кто будет, наверное, наши потомки? Так зачем изводить себя мыслями о совести и порядочности -- действуй, как тебе лучше и как хочется!
   Кроме того, сейчас частенько стали писать о том, что даже человек, не совершавший в жизни плохих поступков, и, ведя благопристойную жизнь, все равно грешен перед Богом и попадет в ад. Человек сколько бы добрых дел не делал -- грешен с самого своего рождения и всегда можно найти какие-нибудь промахи в его действиях и поступках, за что можно осудить.
   Поэтому велика ли разница - мучиться в аду и недоумевать "За что"? или же гореть в адском пламени за злодеяния -- все мы там будем по воле Господа нашего. Никто из живущих на Земле не достоин попасть в рай, все мы грешники и не заслуживаем райской жизни.
   А существуют ли "рай" и "ад" вообще? Или они созданы лишь бурной фантазией верхов для устрашения низов?
  

Запах человеческих пороков

   Долго во мне борются два начала -- эгоизм и человеколюбие. То одно чувство одерживает верх над другим, то второе заполняет собой весь мой разум, затуманивает многочисленными доводами в свою пользу рассудок, отвергая полностью противоположное мнение и не приемля никаких колебаний и отговорок, ставя табу на рассуждения другого порядка.
   Как маятник колеблюсь то в одну, то в диаметрально противоположную сторону. И ни одно из моих нравственных начал не хочет уступать дорогу другому. Я нахожусь словно под гипнозом. Борьба мыслей утомляет меня окончательно, и я уже вяло что-либо соображаю: голова гудит от роящихся домыслов, доводов, не в силах остановиться на чем-то одном. Поэтому совершенно неожиданно для самого себя звучит в звенящей тишине мой ответ Хранителю времени.
   -- Я готов Вам помочь! -- твердо говорю каким-то чужим голосом.
   Хранитель подходит ко мне близко-близко, так, что я наконец-то четко могу рассмотреть его лицо -- и тут меня словно током ударяет: я узнаю в этом человеке того безумного бродягу из далекого моего детства. "Но ведь он мертв?" -- почему-то вспоминаю и вздрагиваю от леденящего страха, порывистым снежным вихрем пронёсшегося у меня внутри.
   -- Не бойся, -- мягко, по-отечески говорит мужчина, по-видимому, прочитав мои мысли. -- Я вижу, ты узнал меня? Тогда я не умер, не убил себя, как тебе об этом сказали, а просто перешел в иной мир, как это делаешь теперь ты. В то время я убегал, скрываясь от Вершителя судеб, который хотел, да и теперь не оставил коварной попытки убить меня, чтобы обеспечить свободный доступ своим подопечным -- "изгоям" -- в другие миры. Он тогда почти уже настиг меня. Но случайно вблизи оказался ты и, как ни странно, помог мне, не испугавшись и подойдя ближе, вспугнув Вершителя своим присутствием.
   -- А как же полицейский, который снимал ваш труп с дерева? Почему он и сам вскоре после вашей смерти умер? -- пораженный ответом старца, взволнованно восклицаю.
   -- Во-первых, он снимал уже не меня, а тело -- земную оболочку, в которой поселилась зловредная частица Вершителя судеб. От злобы и бессилия, что и на этот раз я ускользнул от него, он перескочил в тело полицейского, а так как оно для него оказалось совершенно непригодно, то вскорости покинул его, тем самым, приговорив человека к смерти.
   -- А как же запах? -- интересуюсь я, заинтригованный рассказом старейшего. -- Ведь запах, исходивший от мертвого полицейского, был ужасен. Точно такой же, но более слабый, исходит и от Вас сейчас. Почему? Что это за запах?
   -- Понимаешь, Даниил, в чем дело: этот запах -- признак нечисти, зла, -- терпеливо начинает объяснять Хранитель времени. -- Это не человек издает запахи, это так пахнут человеческие пороки. Вот, к примеру, какой сейчас запах у меня? -- спросил старец.
   Втягиваю носом воздух как можно глубже. Странно: больше не чувствуется того противного, тягучего, зловонного запаха разложения, который поначалу резко ударил мне в ноздри. Вместо него ощущаю запах сухих листьев и старых газет -- запах старины.
   -- Вот видишь, -- продолжает свои разъяснения Хранитель, -- сейчас ты чувствуешь мой настоящий запах, а не тот, который был вначале, чуждый моему естеству, завладевший мной в одном из загрязненных миров, где я был накануне.
  

Добро и зло Вершителя судеб

   -- А почему Вы до сих пор не переизбрали Вершителя судеб? Он ведь уже перестал выполнять свои функции должным образом? -- любопытствую я.
   -- Понимаешь, Даниил, -- с готовностью отзывается Хранитель. -- я ждал этого вопроса и давно был готов к нему. Раньше этот старейший был мудрым и справедливым вершителем судеб, но со временем то ли от старости, то ли от накопившейся с годами усталости, а, может быть, и в силу каких-либо других причин, он очень изменился. И, к сожалению, не в лучшую сторону.
   За время нахождения на своем посту, безмерно любя все живые существа, он приспособил для жизни потерявшихся мир, который до этого пустовал. Я уже упоминал тебе об этом. Так вот, безжизненное пространство он сделал пригодным для обитания -- получился "райский" уголок, да и только. Искренне считая, что в благополучных условиях изгои исправятся, сделаются нормальными существами, и их можно будет переправлять назад, в их прежние миры, он все силы бросил на осуществление своих планов.
   Но, увы -- перевоспитания не произошло. Сытая, праздная, беспечная жизнь без преодоления физических и нравственных трудностей вконец испортила и извратила потерявшихся, превратив их в монстров, не знающих пощады.
   Потерпев крах в одном своем начинании, старец загорелся новой идеей-фикс. Веря в благородность своей великой миссии, он уверовал, что его подопечные могут "найтись", лишь вернувшись в свои миры, живя среди себе подобных по облику, на своей исторической родине, где, наблюдая жизнь и поведение сородичей -- положительный пример, будут им подражать и постепенно исправляться.
   Вершитель судеб фанатично ухватился за осуществление этой бредовой затеи и ради своих эгоистических планов готов погубить всю Вселенную. Хотя он искренне считает, что этого не произойдет -- добро обязательно поглотить зло. Но в истории наших миров случалось иногда и обратное -- зло побеждало добро. И лишь объединенными усилиями в упорной и настойчивой борьбе нам удавалось загнать злые силы в тупик и уничтожить. Порой на эти затяжные войны между темными и светлыми силами уходили столетия. Поэтому мы не хотим повторять ошибок прошлого и стараемся уничтожить злые, чуждые нам силы на корню, в зародыше, не давая возможности заразным метастазам поразить вокруг все живое.
   -- А почему Вы в таком случае не изберете нового Вершителя судеб? -- задаю вопрос, уже давно вертевшейся у меня на языке.
   -- Члены Совета старейших, куда входит и Вершитель судеб, увы, избираются пожизненно. Так что нам приходится применять пока другие методы борьбы.
  

"Превращенцы" наступают

   Я остаюсь жить в небольшом уютном домике Хранителя времени, расположенном среди пышной зелени разнообразнейших видов экзотических растений, собранных со всех уголков Вселенной. Мы частенько совершаем пешие прогулки по огромному саду, благоухающему изысканными ароматами, где в спорах проводим не один час времени, примостивших на одну из скамеек в обвитой лианами беседке. Созерцая причудливые потоки воды, низвергающиеся из фонтана, убаюканный монотонным шумом водопада и тихим голосом Хранителя, увлекательно рассказывающего о других мирах, я со временем свыкаюсь со своим положением и начинаю не просто понимать, а ощущать душой и сердцем великую миссию, возложенную на меня свыше. Отдать всего себя без остатка служению существам Вселенной, сделать все возможное, чтобы миры, населенные добрыми созданиями, спокойно существовали еще много-много миллиардов лет. В эти моменты я готов или почти близок к выполнению этой роли.
   Как-то летним теплым вечером мы сидели на скамье под большим кустом цветущей акации и беседовали, попивая своеобразный коктейль -- фирменный напиток Хранителя, вобравший в себя энергию и силу множества плодов, отличающийся специфическим вкусом и неповторимым ароматом.
   Вдруг -- я скорее интуитивно почувствовал в воздухе, чем услышал, тихий шорох ... и затем стремительный бросок в нашу сторону из кустов напротив. Хранитель неуловимым движением моментально выбрасывает вперед руку и хватает это "нечто". Я не успеваю даже ничего предпринять, а только сижу ошарашенный, испуганно пялясь на странное существо, зажатое в руке старейшего.
   -- Й-я-я-я-я-яааа, я-я-я-я-яааай. Й-я-я-я-я-я-яаааа, я-я-я-яаааай, -- пронзительно верещит что-то, извиваясь всем телом.
   Оно выглядит ужасно: со сморщенной кожи беспрестанно сочится вонючая слизь. Размерами и формой необычный зверек напоминает игуану с когтистыми лапами. Вдоль хребта располагаются длинные острые иглы. Большие золотистые немигающие глаза боязливо уставились на Хранителя, из пасти время от времени высовывается длинный, раздвоенный на конце черный язык. Несмотря на трусливый вид, противная тварь осмеливается еще, обнажив мощные челюсти, скалить на нас свои мелкие острые, как лезвие бритвы, зубки.
   -- А, вражеский лазутчик! -- спокойно произносит Хранитель и с силой сдавливает шею этой мерзости.
   -- Й-я-яааа-кх-кх-кх, -- закашливается страшилище, и вдруг раздается тоненький дрожащий противный голосок: -- Отпустииии, отпустиииии, я пожалуюсссссь. Мнеее больнооо.
   Хранитель несколько ослабляет хватку, и существо тут же пытается ускользнуть. Тогда старейший вытаскивает из мешочка на поясе веревку и опутывает ею непослушную "игуану".
   -- Ну говори: когда они полезут? -- усмехнувшись восклицает он и звонко щелкает мерзкое отродье по носу.
   -- Прям счасссс, -- верещит чучело и, сделав неудачную попытку оттолкнуться от руки Хранителя, беспомощно скулит: -- Отпустии, отпустиии...
   Невдалеке, за черной стеной деревьев и кустов, слышится нарастающий гул, будто сотни маленьких ножек топают в темных зарослях. Шум стремительно приближается. Хранитель поспешно засовывает "игуану" в мешок и велит приготовиться к встрече неприятеля.
   Из заточения по-прежнему раздаются громкие, недовольные возгласы:
   -- Я пожалуюсссь, пожалуюссссь, пожалуюсссссь... -- Не сдержавшись, Хранитель со злости поддает по мешку кулаком, и сердитое шипение тут же смолкает.
   Первыми лезут черные, как уголь, паукообразные существа, точнее, скорпионы, с вытянутым, поросшим волосами телом, заканчивающимся длинным хвостом с ядовитым жалом. Похоже у них нет глаз, или они близоруки, а может плохо видят в темноте -- кто их разберет, просто передвигаются они не спеша, смешно семеня своими восемью ногами, ощупывая все кругом длинными, словно щупальца осьминога, передними конечностями -- клешнями, покрытыми чувствительными волосками.
   -- Это горелые, -- поясняет мой опытный наставник. -- Они не так опасны, главное, чтобы эти твари не схватили тебя клешнями и не ужалили. Скорей бежим к вратам. Они там прорвали оборону, а я-то думал, что "игуана" обманывает.
   Я не понимаю о чем говорит Хранитель, но послушно бросаюсь за ним в глубь парка -- оттуда к этому времени раздается ужаснейший вой в унисон с визгливыми выкриками.
   -- Неужели Баньши прорвались?! -- Вот это уже посерьезнее, -- мрачнеет старейший и мчится быстрее, отлично ориентируясь в извилистых поворотах еле заметных тропинок.
   Наконец впереди показывается узкая полоска света. Разогнавшись, я буквально вылетаю из густых зарослей остро пахнущего жасмина на ярко освещенную непривычным для моих глаз синеватым светом небольшую полянку и ... столбенею. Ужасное зрелище представляется нашему взору: в центре открытого воздушного пространства зияет огромная дыра-пасть. Она пульсирует, и с каждым новым выдохом оттуда вылетают, выбегают, вылезают и выползают толпы отвратительных тварей. Воины Хранителя времени отважно держат оборону ворот, но их становится все меньше и под натиском противника, гораздо превосходящего своей численностью, им приходится отступить.
   В темно-свинцовом небе носятся, как реактивные самолеты, длинные фигуры костлявых "женщин" -- укрупненные копии летучих мышей. Большие уши-локаторы, покрытые серовато-желтой шерстью тела и огромные, абсолютно гладкие крылья, которые в расправленном виде похожи на развевающиеся полы плаща. С мышиным писком они стремительно и ловко, как истинные виртуозы, носятся в воздухе, выделывая такие пируэты, что порой напоминают акробатов, работающих под куполом цирка. Издавая при этом звуки высокой частоты -- ультразвуки, неслышимые для человеческого уха, они по отражению эха, уверенно определяют, где находятся их жертвы и бесстрашно пикируют на защитников врат, злорадно скаля мелкие зубки.
   -- Баньши, или иначе демоньши, состоят на службе у Вершителя судеб, -- тревожно восклицает Хранитель времени, стараясь перекричать какофонию безобразных звуков, переполняющих воздушное пространство. -- Нападают обычно первыми, чтобы ошарашить противника и создать сумятицу во вражеских войсках. Их непременно надо остановить.
   Он резко поднимает руки вверх и развертывает ладонями по направлению к мерзким тварям. Тут же с его ладоней льется такой мощный, ослепительный поток оранжевого света, что я невольно зажмуриваюсь. Баньши, видимо хорошо поджарившись, начинают визжать громче и, нарушив порядок в своем строю и сбившись в один большой черный ком, с ужаснейшим свистом разворачиваются назад в воздушную дыру. На несколько минут наступление прекращается. Наступает кратковременная передышка, и Хранитель отзывает оставшихся в живых воинов под свою защиту.
   -- Надо попытаться закрыть врата и наложить печать, -- распоряжается он, -- а пока я создам мощное электромагнитное поле.
   Старейший подносит к губам маленький серебряный рожок, всегда висевший у него на поясе, и начинает свистеть так пронзительно и громко, что на миг воцаряется тишина. Затем вокруг стоящих людей постепенно, виток за витком образуется мощный энергетический шар, надежно защищавший их от любой напасти.
   -- Стойте спокойно, -- предупреждает Хранитель. -- Не шевелитесь и не вздумайте прикасаться к стенкам шара, а то можете сгореть.
   В отверстие врат высовывается огромная рогатая голова и только хочет занести слоновью ногу, чтобы перешагнуть в наш мир, как Хранитель времени резко обрывает свист -- дыра тут же затягивается, будто ее и не было. Он поднимает руку и проводит ладонью по воздуху там, где только что был вход в параллельный мир, приговаривая заклинание:
   -- Кладу печать Хранителя времени и ворот в параллельные миры, которую может открыть только он.
   Энергетический шар тут же тает в воздухе, и я, смертельно уставший от всего пережитого, беспомощно валюсь на траву.
  

Передышка

   Очнулся я, по-прежнему, лежащим на поляне. Рядом стоит мой наставник и задумчиво смотрит на место, которое еще совсем недавно зияло страшной пастью огромной дыры -- выходом в иные миры. Воинов осталось совсем мало, да и те почти все ранены.
   -- Сейчас можно немного передохнуть -- больше отщепенцы пока не полезут, -- уставшим голосом произносит старейший, почувствовав на себе мой взгляд. -- Некоторое время мы можем позволить себе спать спокойно, но когда-нибудь, собравшись с новыми силами, они снова пробьют брешь в воротах и попытаются нас атаковать.
   Мы направляемся в дом Хранителя, где нам сразу же оказывают необходимую медицинскую помощь и предоставляют в распоряжение уютные комнатки, мягкие кровати, легкую закуску и прохладительные напитки. Слегка перекусив, я, едва коснувшись головой подушки, пахнущей медовыми луговыми травами, проваливаюсь в глубокий сон без сновидений.
   На следующий день наставник объясняет мне, что перед нападением превращенцы высылают вперед разведчика "игуану", который должен найти его -- Хранителя времени и попытаться обезвредить.
   -- Вчерашнего лазутчика я закинул обратно в дыру, отправив назад в его "помойку". Однако расслабляться не стоит: думаю, что отщепенцы быстро мобилизуют свои силы и предпримут новую атаку.
   Неделя проходит более-менее спокойно. Хранитель времени посвящает меня в тонкости должности проводника, знакомит с особенностями жизни в разных мирах. По распоряжению Совета старейших нам присылают подмогу -- новых воинов. Также приезжает комиссия по межвременным расследованиям. Они инструктируют меня, и я ставлю подпись под документом, гласящим о том, что обязуюсь выполнять обязанности Проводника согласно своим должностным инструкциям.
   Когда они отбывают, я интересуюсь у Хранителя, к чему такая спешка, ведь пока неизвестно, когда еще начнутся переходы в другие миры.
   -- В любое время ты должен быть наготове, чтоб сопровождать любого желающего попасть в один из параллельных миров, -- строго отвечает наставник.
   И как в воду глядит.
  

Посол с чрезвычайно важной миссией

  
   Наутро к нам жалуют "гости". Сначала прибегает гонец с известием, что сюда прибудет с важной миссией большая "шишка", затем появляется крупный чиновник с охраной и, внимательно осмотрев и обшарив все окрестности "поместья" Хранителя, бросает на прощанье лишь одно слово:
   -- К вечеру.
   И правда, как только силуэты деревьев в саду начинают расплываться в закатных розовато-желто-оранжевых лучах небесного светила, к крыльцу дома Хранителя времени подъезжает ничем ни примечательная таратайка. Из нее выходит, а точнее выкатывается маленький кругленький человечек. Одет он во все зеленое, словно житель страны Травушкино. Высокая с широкой тульей шляпа ядовито-зеленого цвета, как будто покрытая тиной; просторный теплый плащ, отливающий изумрудным блеском, словно рыбья чешуя. Дополняют столь необычный наряд приезжего коротенькие сапожки и широкие шаровары зеленой раскраски с переливами.
   -- Я посол, -- пищит толстячок тоненьким голоском и, не говоря более ни слова, колобком прокатывается мимо нас в дом. Когда мы входим следом, то видим презабавнейшую картинку: гость сидит развалясь в кресле Хранителя и протягивает к пылающему камину толстенькие ножки, зажмурившись от удовольствия. Увидев нас, он быстро тараторит, сильно шепелявя:
   -- Плясу плясения за мое бесцелемонное втолзение, но за мной могут следить сусества -- плислузники Велсителя, поэтому я немного побаиваюсь. Не состите такое поведение за глубость с моей стороны, послусайте, что я Вам сказу.
   -- Нет! Нет! Нет! Уважаемый, и слушать ничего не станем, пока Вы не поужинаете с нами, -- весело восклицает Хранитель, спокойно выслушав посла.
   Основательно подкрепившись отлично приготовленными блюдами и не забыв опрокинуть при этом пару рюмочек горячительного напитка, гость совсем расслабляется. Он с наслаждением закуривает небольшую трубку, придвигается поближе к яркому пламени камина и не спеша начинает свой рассказ:
   -- Как узе говолил, я -- посол с очень вазной миссией. котолую на меня возлозил сам Велховный совет по пелемесениям. Очень вазно сейчас плоникнуть в Мил иллюзий и поплобовать создать там точно такие же милы, как в этой Вселенной. "Засветиться", то есть оставить коолдинаты, сопоставимые с местами нахоздения насих милов. Затем мы пелеместимся опять в свой мил, а по оставленным коолдинатам "плевласенцы" вместе с Велсителем судеб должны напасть на невелный след. И пока они будут плолубать ход в Иллюзолный мил, мы доздемся возвласения Галактической алмии, и тогда нам узе не будет стласен никакой Велситель.
   -- И кто интересно разработал такой гениальный план? -- с усмешкой спрашивает Хранитель. -- Неужели Вы, уважаемый посол?
   -- Сто Вы, сто Вы..., -- мотает головой и машет руками толстячок. -- План лазлаботан Велховным Советом.
   -- А как же интересно Вы намереваетесь попасть в Мир иллюзий незамеченным? Ведь все существа, которые проходят через врата, моментально "засекаются" людьми Вершителя судеб. А они ждут Вас видимо уже давно -- иначе не напали бы вчера вечером на наши врата, будучи не совсем готовыми к наступлению.
   -- Ну-у-у, -- с достоинством протягивает важный гость, -- об этом узе Вы, поцтенный, долзны позаботиться. Вы и васи люди. У меня имеются лись тоцные инстлукции, согласно котолым я и буду действовать, попав в иллюзолный мил.
   -- Хорошо, -- секунду подумав, произносит Хранитель. -- С помощью вот этого молодого человека, кстати познакомьтесь -- это мой новый напарник, Проводник путей, попытаемся завтра претворить план Верховного совета в жизнь.
   Наутро, едва только тонкая красно-оранжевая полоска появляется на горизонте, как мы уже стоим перед вратами.
   -- Рано утром они не так бдительны и вполне возможно Вам с моим помощником удастся незаметно проникнуть в нужный мир, -- шепчет Хранитель времени, обращаясь к послу, -- и тут же тихонько хлопает в ладоши.
   Моментально в зеленой стене деревьев появляется довольно большой проход. Хранитель отходит в сторону и направляет в образовавшееся отверстие поток мощного золотистого света из своих ладоней.
   -- Очищаю атмосферный воздух от ядов, которые, вероятней всего, оставили в проходе превращенцы, -- поясняет нам свои манипуляции старейший.
   Выждав пару минут, он серьезно говорит:
   -- Думаю: все чисто -- теперь можно спокойно идти.

Выход в другой мир

   Втроем мы осторожно шагаем внутрь "трещины" -- первым Хранитель, зорко смотрящий вперед, за ним посол, безмятежно перекатываясь с одной стороны на другую, и я, как замыкающий это важное шествие, пятясь и спотыкаясь, постоянно оглядываясь назад. Мне все чрезвычайно любопытно и интересно. Со стороны на нас, наверное, смешно смотреть, но мне в то время было совсем не до улыбок.
   Отверстие за нами тут же затягивается, будто его и не было -- кругом невзрачные серые стены из какого-то пористого материала, очень теплого и приятного на ощупь. Впереди проход расширяется. Когда я в очередной раз дотрагиваюсь до выступа в стене, по-видимому, сильней, чем прежде, он вдруг начинает пульсировать и раздается хриплый, уставший старческий голос:
   -- Помягче, невежда! Разве можно так хвататься за спящих? У них ведь от испуга и сердце может остановиться.
   Отодвигаюсь, потрясенный услышанным. Посол же невозмутимо продолжает переваливаясь топать вперед, а Хранитель тихонько смеется и извиняется перед стеной:
   -- Прости его пожалуйста, Пемзина. Он пока новичок. К тому же ты прекрасно знала, что мы находимся здесь, так что не лукавь, что тебя разбудили. Успокойся, я ведь знаю тебя уже не первый год.
   -- Ах! Ах! Ах! -- вздрагивает стена. -- Конечно же, о мудрый Хранитель, я чувствовала, что Вы здесь затаившись хотите бесшумно и незаметно проскользнуть в другой мир. Вчера вот через меня проходили толпы этих противных тварей. Ну как их там Вы зовете? В общем, навоняли, наорали, наплевали на меня и ушли бессовестные, а я вот так напугалась и притомилась, что желаю только, как бы не догадались, что я живая и не тревожили меня больше. Ой, что вчера было?! Страшно вспомнить.
   Оханья и аханья старушки еще долго раздавались за спинами и над головами вынужденных путешественников. Однако они, по-видимому, уже привыкли к этим причитаниям и не обращают на них, кроме меня -- новичка, никакого внимания.
   Наконец коридор заканчивается выходом в другой мир. Переступив через каменный выступ, мы оказываемся на широком каменном плато, со всех сторон окруженном высоченными горными вершинами.
   -- Ну вот и все. Здесь я вынужден Вас покинуть, -- тяжело вздохнув, говорит Хранитель времени. -- Я не могу надолго оставлять врата открытыми, тем более в такое неспокойное время.
   Мне становится немного не по себе: ведь теперь самому придется принимать решения и быть ответственным не только за свою жизнь, но и другого человека.
   -- А если я не смогу? Ведь мы можем заблудиться во Вселенной, к тому же Иллюзорный мир очень коварен. Вы же сами об этом говорили: и как непросто его отыскать и тем более пробыть там некоторое время, -- я робко пытаюсь возразить.
   -- Ты не должен думать об этом, -- тихо произносит наставник. -- Только слабый и сомневающийся человек может так рассуждать. Проводник не имеет права даже допускать в свое сознание такие мысли. Я верю в тебя и знаю, что ты обязательно доставишь уважаемого посла туда, куда ему нужно. Тебе не обязательно оставаться с ним в этом мире: он сам прекрасно справится со своей работой. Но доставить его в Мир иллюзий надо обязательно. Иначе произойдет катастрофа.
   Хранитель времени хлопает меня по плечу, обнимает на прощание. Затем, повернувшись к послу, крепко пожимает ему руку и, наклонившись, произносит тихо:
   -- Верьте этому человеку, как самому себе! Помогайте во всем и никогда не думайте о провале операции! Мысли имеют материальную оболочку и все наши страхи, фобии, мечты воплощаются в реальность, если их не изгонять из себя. Помните об этом всегда!
   С этими слова он уходит, точнее, исчезает, испарившись в воздухе.
  

Провал первого задания

   Некоторое время мы с послом, словно в гипнотическом сне, молча стоим на каменистой площадке. Из этого состояния нас выводит внезапно появившийся на горизонте какой-то совершенно не реальный лилово-желтый цвет. Постепенно расползаясь, он обволакивает собою все больше и больше пространства. Полностью заполонив небо, волна необычного зарева доходит и до нас. Явно ощущается, что воздух становится гораздо теплее, густым и вязким, как патока или кисель. Посол беспокойно начинает вертеть круглой головой во все стороны, недовольно бурча под нос:
   -- Что это? Что такое? Ничего не понимаю. -- Мне и самому не терпится узнать, что же в конце концов происходит.
   Тем временем лилово-свинцовые угрожающие краски смягчаются. Из глубины их проступают нежно-розовые тона. Вытеснив предыдущий зловещий цвет, они вежливо уступают место насыщенному оранжевому. Разбавляясь, апельсиновая окраска меняется на согревающую желтую, на полотне которой тут же начинают проступать светло-зеленые разводы, превратившиеся затем в один сплошной огромный изумруд, переливающийся разными оттенками зелени. Но самое интересное то, что и окружающий нас пейзаж изменяется вместе с цветом небосвода. Большое каменистое плато, на котором стоят две маленькие человеческие фигурки, вдруг исчезает -- и мы уже оказываемся на берегу небольшой тихой речушки. Затем плывущими на палубе какого-то старого галеона, команда которого представляет собой странных матросов -- боброобразных существ в разноцветных кафтанах. Встревоженные какой-то надвигающейся опасностью они громко шлепают широким плоским хвостом по палубе, скаля большие и острые зубы-резцы в странной улыбке. Беспокойно бегают на небольших перепончатых лапах, готовые в любой момент плюхнуться в спасительную воду.
   Неожиданно мы оказываемся на лесной дороге. Тропу обступают старые лиственницы, остроконечные серебристоствольные пихты, трепетные осины, тонкие березы и чуткие рябинки. К солнцу тянутся светлые шапки болиголова, кружевные высокие папоротники, как будто парящие в воздухе широкие темные листья аконитов. Как здорово оказаться в почти родных местах!
   Если бы еще знакомых и знать куда идти? В зеленом царстве за дорогой -- полумрак, прохлада и сплошь бурелом, через который трудно пробраться. Возле дороги -- высокая мягкая трава, а в ней поселились оранжевые тугие подосиновики и шоколадные обабки. И тут же возле пенька, а другой -- чуть поменьше и покрепче -- под низко распластавшейся пихтовой ветвью красуется владыка грибов -- боровик, с как бы поджаренной шляпкой на ядреной кремовато-белой ножке. До чего же хорош! Посмотрел я на него и сразу же рот заполняется слюной -- вспомнилась жареная картошечка с грибами под сметанным соусом. Вдоволь налюбовавшись грибным красавцем, осторожно трогаемся дальше.
   Всю дорогу нас сопровождают посвисты синиц, ласковое оханье горлиц да трубный звук выпи в соседнем болотце. Вот перебегает дорогу полосатый бурундук и струйкой стреляет в прожженное молнией дупло осины. Мы спускаемся в низину, сплошь заросшую густым пихтарником, таким старым, что мох лохмами спускается с его ветвей. Близко около себя я чувствую легкий шорох. Мягко бесшумно проплывает в воздухе сова. Мне кажется, что она как-то презрительно взглянула в мою сторону...
   Старый лохматый лес густеет. Становится страшновато. Посол беспокойно крутит головой, постоянно озираясь по сторонам. Я же не очень волнуюсь: дорога -- наша опора, она с нами и до сих пор надежно нас вела. Но вопрос остается открытым -- куда?
   Стали появляться следы раскорчевки -- вывороченные с землей заросшие малинником пни. Я решаю, что здесь конец дороги. И подумываю: не вернуться ли назад, пока не поздно? Но вдруг, как солнце среди туч, неожиданно светится поляна -- ясная, открытая, вся в белоснежных крупных ромашках. Лучистые, с золотистыми очами цветы покрывают все вокруг. По краям полянки, словно зеленая оправа, раскинулись кусты черемухи. Я представил себе, какой белой кипенью цвела она весною, как благоухала! Тут же, у обочины, среди розовых шариков клевера краснеет запоздалая земляника, такая пахучая и сладкая, что я не удержался и кидаю в рот несколько крупных ароматных сочных ягодок. Какой изумительный вкус, вобравший в себя всю прелесть леса! А из-под корней богатырского кедра выбивается родник, поивший низину. Не хочется уходить, так здесь светло и радостно! Лучистый ромашковый свет напомнил о моих родных местах, озарил сердце теплотой родины.
   И, наконец, мы очутились на бескрайнем лугу. Зеленый цвет неба, сливаясь с сушей, еще больше усиливает сочную зелень огромного луга. То тут, то там виднеются многочисленные головки неразлучного спутника травяных зарослей -- клевера с его пахучими беловато-розовыми и красно-бордовыми головками. Легонько покачивает своими желтыми и беленькими кисточками подмаренник. Стыдливо прячется в густой траве желтоокая ромашка, кокетливо мигая белоснежными лепестками-ресничками.
   Посол расслабившись валится в высокую мягкую траву, нежно принимающую в свои коварные, как оказалось потом, объятия заметавшихся, потерявших бдительность путников, и принимается, весело смеясь и крича от восторга, кататься по зеленому ковру, как маленький ребенок. За ним тянется довольно широкая колея из смятых и поломанных стебельков.
   Из строгих наставлений Хранителя времени я прекрасно знал, что нельзя расслабляться в чужом мире, но почему-то этот наказ вылетает сейчас у меня из головы. Я поднимаю лицо к небу и всей грудью вдыхаю в себя такой родной, давно забытый медвяной запах моего земного мира.
   И тут до меня доходит: шилом кольнув мозг, вихрем проскальзывает мысль, что мы находимся в Иллюзорном мире, что каким-то непостижимым образом смогли уже перенестись сюда.
   Я мчусь по образовавшейся дорожке на поиски посла, который буквально минуту назад еще, счастливо хохоча, катался по траве. Но сейчас, сколько я не бегал по лугу и не звал его, он как сквозь землю провалился, затерялся в густой зелени. Даже следов примятой травы не осталось: растения сразу же выпрямляются за моей спиной. Угрожающе колыхаясь и пытаясь побольнее уколоть и порезать, они наступают на меня, непрошенного гостя в этом мире, широким фронтом.
   Тем временем изумрудная зелень небес темнеет, становится зловеще черной и в конце-концов по воздушному пространству, изменившему цвет травы на темный, ползет сине-черная туча, набирающая скорость и надувающаяся как шарик. И вот уже, заполонив все небо, ненасытное образование подминает под себя и землю.
   Истошно кричу, тем самым наивно полагая, что посол услышит меня и откликнется. Злорадное улюлюканье и хохочущий шум ветра слышится в ответ. Затем все вокруг начинает вертеться, и я проваливаюсь во внезапно образовавшуюся рядом со мной какую-то темную воронку. Последнее, что мелькает перед моим взором, это каким-то чудом спасшийся одинокий стебелек клевера с двумя поникшими белобрысыми головками. Он прицепился к рукаву моей куртки, когда я искал посла.
   И наступает непроглядная тьма...
  

Иллюзорный мир

   Пробуждаюсь от чьих-то легких, слегка покалывающих прикосновений к открытым участков моего тела. Открываю глаза и с удивлением замечаю вокруг себя кружащихся в воздухе странных воздушных существ, обликом и повадками напоминающих наших морских медуз -- постоянно движущихся, парящих беспозвоночных созданий. Одно из этих бестелесных существ -- по-видимому, самая любопытная и смелая медуза -- и трогала меня своими длинными мягкими щупальцами-лапками.
   Осторожно поднимаюсь на ноги. Осматриваюсь: вокруг, на сколько хватает взора, расстилается чудесная долина с островками раскидистых деревьев, со всех сторон окруженная темнеющим вдали лесом и возвышающимися за ним остроконечными горами, горделиво демонстрировавшими вершины, увенчанные великолепными серебристо-белыми снежными коронами. Курчавая темно-зеленая крона могучих исполинов растительного мира магнитом притягивает к себе взгляд, приглашая разгадать тайны леса. Колеблюсь, не зная, что предпринять.
   Вдруг легкий ветерок доносит до меня запах свежеиспеченного хлеба, точно такой же аромат, как из деревенской печи моей бабушки, у которой я любил гостить в детстве. Удивительно, откуда здесь могут быть такие земные запахи?
   Наконец решаюсь и иду в сторону источника распространения соблазнительного, дразнящего запаха, в блаженстве замирая от прикосновения шелковистых травинок и пружинящего мха к моим босым ногам. Было бы кощунственно идти по приятно щекотавшему пятки пушистому ковру в обуви, хотя это и является прямым нарушением данных мне инструкций.
   Светило необычного ярко-багряного цвета нещадно жжет. С трудом добравшись до первого дерева, облегченно вздыхаю, оказавшись под освежающей тенью плотного зеленого зонтика. Прислонившись к мощному стволу, устало прикрываю веки, наслаждаясь приятной прохладой. Переведя дух, открываю глаза и с удивлением обнаруживаю под раскидистой мощной кроной старика дуба еще одного путника, безмятежного лежащего на мягкой подстилке из сухих листьев. Приглядевшись, узнаю в лежащем человеке пропавшего посла. Выставив вверх свой животик, толстячок старательно мурлыкает незатейливую мелодию храпа:
   -- У ххххххр, уххххххр хррррр...
   Обрадовавшись, я бросаюсь к нему и осторожно трясу за плечо.
   -- А, кто это? Что?
   Посол стремительно вскакивает на ноги -- и вот я уже лежу распластанный и прижатый его коленкой к земле.
   -- Проводник! -- слышу я удивленный возглас, и в тот же миг оказываюсь стоящим на ногах.
   Посол крепко хватает меня за руки и, не отрывая счастливого взгляда от моего лица, восторженно кричит:
   -- Ну куда же ты пропал? Я искал тебя всюду и уже отчаялся было, как набрел на это чудесное место. Правда, тут здорово?! Интересно: когда же мы доберемся до Иллюзорного мира?
   Странно: посол уже не картавит да и чужой голос настораживает меня. Заглядываю мужчине прямо в глаза и, сам не ожидая от себя такой прыти, громко, четко спрашиваю:
   -- Где посол? Куда ты дел его?
   От моих слов толстое лицо лжепосла дергается, но он тут же берет себя в руки и идет на меня в атаку:
   -- Видимо ты головой ударился, когда падал?! Немедленно веди меня в Иллюзорный мир! Иначе, я доложу о твоем неповиновении Верховному совету и никакой Хранитель времени не спасет тебя от наказания.
   Теперь-то я уже на все сто процентов убежден, что передо мной оборотень, по-видимому, кто-то из прислужников Вершителя судеб. Они все-таки пронюхали про посла и решили помешать нам в осуществлении наших планов. Интересно, а знают ли они сам план или только догадываются о его существовании? Взвесив все за и против, как можно спокойнее я отвечаю:
   -- Я знаю, что Вы не тот, за кого себя выдаете. Мне нужно знать, куда делся человек, который был со мной? Если Вы отдадите его мне, я открою Вам проход в Мир иллюзий.
   -- Его больше нет -- он уничтожен. Слишком громко кричал, и мне не понрави-
   лось, как вызывающе он вел себя со мной. -- С этими словами на моих глазах лжепосол моментально перевоплощается в высокого худощавого человека с пронзительными черными глазами, прожигающими меня насквозь.
   -- Тебя ждет та же участь! Хотя может, я и оставлю тебе твою жалкую жизнь, но работать проводником ты уже не будешь никогда. Быстро говори, где проход в мир иллюзий!
   -- Не спеши, Свидетель, -- позади нас раздается знакомый мне голос. -- А сейчас отойди в сторону и не заставляй меня повторять дважды. -- Оборачиваюсь и вижу своего наставника. Он стоит недалеко от нас и, высоко подняв обе руки, не отрываясь смотрит на лжепосла.
   -- Проводник, стань за мою спину, -- строго приказывает Хранитель. -- Я немного потолкую с этим негодяем.
   Осторожно продвигаюсь к старейшему, пытаясь проскользнуть за него, как Свидетель резко дергается и швыряет в нашу сторону ярко-красный шар -- мощнейший сгусток всепожирающей и разрушающей энергии.
   -- Прячься! -- слышу слова наставника словно сквозь плотный слой ваты и в последнем рывке бросаюсь за его спину. И как раз вовремя: удар приходится на то место, где я только что стоял. Хранитель времени кидает в противника ответный шар -- сгусток электромагнитных волн светло-голубого цвета. Оружие защиты попадает прямо в голову лжепослу. Дым быстро развеивается, и мы видим на выжженной траве распластанное тело.
   -- Кто был этот Свидетель? -- спрашиваю.
   -- Один из помощников Вершителя судеб, -- негромко, усталым голосом говорит Хранитель. -- Он отвечает за ликвидацию неугодных Вершителю людей. Очень сильный маг и коварный враг. Я думаю, что этот человек не умер, а просто, скинув с себя очередную маску, снова улизнул к своему господину.
   Помолчав пару секунд, наставник, глубоко вздохнув, глухо произносит:
   -- Ты знаешь, Даниил, я не могу надолго оставлять врата. Посла больше нет. Один ты не справишься с заданием, так как не знаешь всех тонкостей работы, поэтому возвращаемся назад. Считай, что первое задание ты, к сожалению, провалил и я вынужден буду доложить о твоем промахе Верховному совету.

Верховный совет

   Огромный тускло освещенный зеленоватым светом зал, куда меня приводят люди Хранителя времени, почти пуст. На возвышении громоздится большой голубовато-серый с коричневыми разводами мраморный стол, за которым сидят пять членов Верховного совета. Все старейшие одеты в темно-лиловые плащи с накинутыми на головы капюшонами. На трибуну поднимается высокий человек с бледным лицом.
   -- Уважаемые старейшие! Извините за причиненное Вам беспокойство, но дело не терпит отлагательств, и поэтому срочно пришлось Вас собрать. Итак, начнем. Будем считать заседание Верховного совета старейших открытым. Начинается слушание по делу Проводника, который не выполнил свою миссию. Нарушение им инструкций повлекло за собой смерть всеми уважаемого нами посла Куко. Давайте выслушаем обвиняемую сторону. -- И, обращаясь уже непосредственно ко мне, строго произносит:
   -- Проводник, прошу Вас встать!
   -- Какие доводы Вы можете привести в свою защиту?
   -- Я виноват и мне нечего сказать в свое оправдание, -- отвечаю я и хочу уже присесть, как меня останавливает властный голос одного из судей:
   -- Подождите! Мы еще не закончили. Хранитель сообщил нам некоторые подробности, относящиеся к Вашей работе. Он сказал, что очень долго искал Вас и обучал премудростям работы в должности Проводника. Еще он очень просил, чтобы Верховный совет обязательно принял к сведению, что Вы чрезвычайно способный ученик. Дело в том, что в наши планы вмешался сам Вершитель судеб, и, конечно же, Вы не могли противостоять столь грозной силе. Так что, учитывая все обстоятельства дела, посоветовавшись, мы решили снять с Вас ответственность за гибель Куко. Даниил, Вы свободны. Идите и готовьтесь к новому заданию! Будьте всегда начеку, наш Вам совет! -- Еще не веря в вынесенный в мою пользу вердикт старейших Верховного совета, я словно оглушенный обухом по голове спускаюсь по лестнице.
   На улице меня ждет Хранитель времени.
   -- Ну вот и все позади, Даниил. Я не мог находиться в зале, где заседает Совет. Туда никого не пускают. Лишь члены Верховного совета и обвиняемый. Но я подал прошение, где перечислил все твои заслуги и стремление учиться дальше премудростям Проводника. Ни о чем не волнуйся. Но знаешь, на будущее, мой тебе совет: в следующий раз постарайся слишком не увлекаться красотами природы. Всегда помни: с тобой человек, нуждающийся в твоей защите. Пошли! -- И мы направляемся в сторону большого каменного здания, сделанного из гранитных блоков.
  

Отдых перед походами

   -- Сейчас ты можешь отдохнуть, отоспаться и набраться сил, а через день-два начнешь пробные походы с благородной миссией помощи заблудившимся в других мирах, -- говорит Хранитель времени, посматривая на меня, прислонившегося к каменному выступу. -- У нас очень мало времени. В любой момент может снова произойти атака отщепенцев, и мы должны быть начеку. Наступившая передышка так кратковременна, что некогда даже заняться более серьезной подготовкой. Ну да уж ладно -- как-нибудь справишься с ролью Проводника. Ты ведь отлично показал себя на испытаниях. Молодец! Действуй так и дальше.
   -- Хорошо, если так складываются обстоятельства, то я готов прямо сразу же, без отдыха, приступить к походам, -- отзываюсь я, все еще шатаясь от пережитого стресса.
   -- Нет, хотя времени у нас и мало, ты все же должен отдохнуть. Я не могу тобой рисковать, -- настойчиво, твердым голосом произносит старейший.
   Тут же, видимо, из какой-то ниши, во множестве видневшихся по обеим сторонам тускло освещенного желтоватым светом, уходящего в бесконечную даль коридора и ведущих в помещения различного назначения, появляются двое мужчин негроидной расы. Одетые в длинные белые одеяния, коротко подстриженные, они походят друг на друга, как два брата близнеца. Отведя меня в маленькую, теплую комнатку, так же внезапно бесшумно исчезают, как и появились.
   В помещении, кроме кровати и небольшого столика, уставленного разнообразными блюдами с легкой закуской в виде холодного мяса какого-то животного или птицы, жареной рыбы, лепешек из муки грубого помола, неизвестных мне фруктов и ягод да графина с легким вином, ничего больше нет. В углу стоит сосуд с водой для умывания, накрытый расшитым иероглифами полотенцем.
   Странно, но, едва переступив порог этой комнатки, чувствую, как усталость моя куда-то исчезла. Умывшись и немного подкрепившись, я сразу же ощущаю прилив свежих сил, будто и не было бессонных ночей и трудностей путешествия.
   Однако, стоит присесть на кровать, как меня тут же сильно клонит в сон. По-видимому, в вино подмешано какое-то снотворное. С наслаждением вытянувшись на удобной кровати -- в меру мягкой и широкой, едва коснувшись головой подушки, приятно пахнувшей ароматом свежескошенных луговых трав, проваливаюсь в глубокий сон...
   Перед моими глазами проплывают картинки босоногого детства: таинственная глубина леса; недвижная вода сонного плеса с куличиками на песчаной отмели; стога на прибрежных лугах -- и горячее желание переплыть туда, на другой берег, по непроснувшейся утренней воде и побродить по нехоженым лугам, по росистой траве босиком. Даже теплый галечник, на котором я стоял когда-то босой с кривенькой рябиновой удочкой в руке, вспоминается ступням моим, уже давно позабывшим касание живой, родной моей Земли...
   И, отметая все недавнее, мне хочется прошлое повторить сначала. Побывать в родных местах, приметить изумительные мелочи, которых раньше почему-то не замечал --не хотели они, видимо, тогда открываться мне. Но ведь, как писал Л. Леонов, "в лесу, как в хорошей книге, всегда найдется непрочитанная страница". Да, и в самом деле, разве могут быть на свете где-то две похожие утренние зари, два заката; повторимы ли августовские туманы; прозрачные пастельными полосами кроющие кусты ивняка в лощинах и старицах; разве не приворожат меня снова и снова искры костра; не околдует ночь сегодня, если уже насмотрелся шаманских игр темноты и огня накануне?
   С ранней весны и до поздней осени я любил бродить по лесу, вдыхать чудесные неповторимые запахи, наслаждаясь великолепным видом могучих дубов, стройных красавиц сосен, любуясь прекрасными ажурными нарядами модниц елей. Входил сюда, как к себе домой, да это и на самом деле была моя родная стихия: там, где человеку уютно и спокойно, - и есть его дом. Особенно хорошо было прогуляться в летнюю пору, не спеша погружая ноги в мягкий мох, по знакомым и в тоже время неизведанным тропам, посидеть под раскидистой кроной давнишнего приятеля -- кряжистого старика дуба или прилечь возле смешливых щебетуний березок.
   Тихое умиление вызывал у меня всегда пронизанный солнцем бор. Здесь моя душа отдыхала, впитывая божественные ароматы, источаемые медноствольными, высоченными, как на полотнах Шишкина, соснами, кустистыми зарослями орешника, весело зеленевшими между ними одиночными нежнолистыми красавицами березками. Из овражка, обросшего ольшаником и бузиной, принарядившейся красными бусинками, тянуло приятной прохладой.
   Тишина. Только сухие ветки хрустят под ногами. Куда ни глянешь, желтеют в невысокой траве маслята, рдеют на солнце гроздья брусники. Чист и прозрачен бор. Просвеченная косыми лучами закатного солнца далеко просматривается анфилада золоченных стволов сосен, и лишь в глубине бора уже клубится сизо-перла-мутровый сумрак близкого вечера. И если пойти туда, вглубь, то скоро попадешь на старое болото -- там мшистые кочки сплошь покрыты матово-красной клюквой. Потом лес кончается. И, поднявшись на холм, долго-долго смотрю, как вечереет в полях...
   Внезапно ближе к полуночи светлеет небо под зубчатым краем леса, багряно засветится -- это всходит луна; взойдет она и сделает все кругом дивным, призрачным и даже слегка жутковатым. Сверкает ледяная роса на траве -- ночи уже прохладны; шумит-гудит сосновый бор -- ветер-вершинник сшибает шишки к замшелым корням; шорохи, перешептывания какие-то -- страшно одному оставаться в полуночном лесу, но так хочется испытать себя.
   От переполняющего восторга незабываемой земной красоты так хочется вобрать в себя, навсегда запомнить увиденное, все черты этого счастливого дня или ночи -- запахи трав и солнечные блики на воде, тишину и звуки леса, движение вечерних облаков и полет птиц -- все полное смысла и значения. Сохранить в своей памяти навсегда.
   И знаю я, что и я, как песчинка Вселенной, -- во всем этом. И знаю я -- все это не раз вспомнится в будущем, согреет в урочный час живой памятью о моей земной родине...
  

Белое холодное безмолвие

   Будит меня жуткий холод, буквально пронизывающий меня до костей. Странно: ведь я уснул в теплой комнате на мягкой кровати, и мне был разрешен отдых, но почему же здесь так ужасно зябко? Неужели комната могла так быстро остыть?
   Открываю глаза -- опять другое место. На этот раз я лежу в снегу, в норе, вырытой видимо кем-то из обитателей этого холодного мира. С трудом приподнявшись и кое-как выбравшись из ледяной пещеры, меня ослепляет изумительно чистая голубизна небосвода, до краев наполненного солнечным светом.
   Везде, насколько хватает взгляда, ярко блестит, искрясь и переливаясь всеми цветами радуги, серебристый снег. Великолепная, мягкая и пушистая, перина бережно укрывает собой все обозримое пространство. И над притихшей безжизненной равниной то тут, то там возвышаются огромные снежные валуны, будто ледяные стражи порядка, готовые в любую минуту наказать непрошенных гостей -- возмутителей безмолвного спокойствия и раз и навсегда установленного в этом мире порядка.
   Я уже успеваю превратиться в "сосульку". Еще немного времени пребывания в этом холодном царстве и моя фигура в виде ледяной статуи займет достойное место среди снежных сугробов. Чтобы хоть как-то согреться, подпрыгиваю на месте, нелепо размахивая окоченевшими конечностями. Однако теплее от таких танцев не становиться.
   Вокруг царит белое холодное безмолвие. Оно сдавливает и душит. Кровь останавливается в сосудах. Все органы и части тела уменьшаются, сжавшись в один комок, пытаясь хоть как-то сохранить остатки тепла, исчезающие из живой плоти с ужасающей быстротой. Ледяная стужа не собирается выпускать меня из своих цепких объятий, зло нанося сотни, тысячи укольчиков одновременно, без какой-либо передышки. Кажется, мстительная старуха намеревается сковать все мое тело в единый ледяной кусок, не оставив в нем и капли тепла. Хочется только одного: согреться, согреться любым способом.
   Оглядываюсь кругом в надежде увидеть хоть какое-нибудь убежище или что-то вроде укрытия, но со всех сторон меня окружает лишь белое безмолвное пространство. Снова забираться в ледяной склеп, чтоб остаться там заживо погребенным под толщей снега, тоже нет никакого желания. Совсем уже отчаявшись, я начинаю истошно кричать и размахивать руками.
   К моему немалому удивлению и радости вдалеке на горизонте показывается какая-то темная точка. Маленькая вначале она стремительно увеличивается и несется, окруженная снежным облаком, в мою сторону. Совершенно не думая об осторожности, я как безумный ору еще громче. Вскоре я смог уже различить какие-то контуры -- ко мне двигается отряд конных, только выглядели они очень уж странно и необычно.
   При ближайшем рассмотрении животные, которых я вначале принял за лошадей, даже близко на них не походят -- они больше напоминают овцебыков. (Никогда раньше не видел их живьем, но запомнил по передачам о животных.) Мощные, с грубой рыжей густой шерстью и огромными, закрученными внизу рогами, они, не замечая ничего вокруг, тупо напористо продвигаются вперед, несмотря на свои размеры, довольно грациозно и быстро. Наконец, я смог разглядеть и всадников: крупные существа, закутанные в шкуры, горделиво восседают на спинах не менее громадных животных.
   Приблизившись, из передовой группы отрывается один из приехавших, видимо главный, спрыгивает на снег и подходит ко мне.
   -- Ты Проводник? -- раздается громкий металлический со скрежетом голос.
   Незнакомец резким движением руки скидывает меховой капюшон, почти полностью до этого закрывавший голову и плечи. Подняв кверху глаза, я замираю: на меня смотрит властное лицо, словно вырубленное из камня. Нос, подбородок, губы -- все черты суровой внешности этого человека говорят о том, что он, закаленный в походной жизни, не привык отступать не перед какими трудностями и препятствиями. Правда, глаза его светло-серого стального цвета глядят из-под густо нависших бровей насмешливо, чуть-чуть разряжая гнетущую обстановку.
   -- Да, я Проводник, -- немного растерявшись, робко отвечаю. -- А что Вам нужно и что это за место?
   -- Слишком много вопросов задаешь, приятель, -- потерпи немного, пока не время, -- говорит, как отрубает от ледяной скалы осколок, немногословный незнакомец.
   Он подходит к своему средству передвижения и, порывшись в седельном мешке, извлекает теплый длинный плащ, который тут же набрасывает мне на плечи. Меховая одежда оказывается с капюшоном, и я не медля накидываю его на голову. Становится гораздо теплей, и я с благодарностью во взгляде поплотнее закутываюсь в спасительный плащ.
   Предводитель сажает меня позади себя, и я крепко цепляюсь за длинную шерсть овцебыка. Отряд из шести всадников и меня -- "безлошадного" трогается в путь. Я очень удивлен, наблюдая, как споро передвигаются по насту эти, вроде бы неуклюжие, неповоротливые, на первый взгляд, животные. Поразительно, что с их тяжелым весом они даже не проваливаются в снег.
  

Рассказ Хлодвига

  
   Едем молча, только ветер завывает вокруг, дерзко нарушая гармонию безмолвия и пустоты. Лишь когда преодолеваем значительное расстояние, предводитель начинает говорить:
   -- Белая пустыня, где мы сейчас находимся, одно из самых холодных мест во Вселенной. Ойкон -- царство холода, тишины и ослепительной снежной белизны. Здесь не проживает ни одно живое существо: никто не в состоянии вытерпеть такую стужу. Нет в этом мире и растительности, потому что земля представляет собой сплошной огромный кусок льда. Из животных некоторое время тут могут находиться лишь эти (он кивком указал на овцебыка). Что они едят в этой пустынной местности -- я не знаю: за время нашего пребывание здесь я ни разу не видел, чтобы эти животные что-нибудь жевали, да и нет тут, по-видимому, никакой пищи.
   Мы -- группа охотников с Брога. В нашем мире тоже холодно, но, по крайней мере, мы все же знаем, что такое лето, и наши лошади, в отличие от этих дьяволов, в теплое время года жуют сочную траву. Зелень покрывает наши луга и одевает деревья моментально. Едва только первые лучи божественного светила разорвут свинцовую черноту небосвода, как начинают таять многочисленные в наших краях снега и льды, образовавшиеся за длительный период полярной ночи. Поверхность тут же прогревается, и сквозь бурый почвенный покров то тут, то там пробиваются к теплу и свету первые нежные желто-зеленые росточки -- лакомство наших животных. Буквально дней через десять вся местность преображается, поменяв зимнее белоснежное покрывало на ярко-зеленое летнее, а вскоре и деревья с кустами облачаются в изумительные наряды, поражающие различными оттенками цветов -- от светло-желтого, местами насыщенного и переходящего не то в оранжевый, а может в коричневый, иногда разбавленный сочной зеленью и нежной голубизной. Все кругом цветет и благоухает. Оттаивают и наши сердца и души под горячими лучами солнца, настрадавшиеся за долгие зимние месяцы.
   Меня зовут Хлодвиг. Я сын великого охотника и главы рода Ольбрегов. Однажды мой отец пропал на охоте. Никто не видел, как это случилось. Следов тоже никаких не было обнаружено. Наш шаман сказал, что его забрали ледяные боги Ойкона. С большими трудностями мы добрались до этого проклятого места, облазили здесь все вдоль и поперек -- благо мир этот не так велик, -- но ни отца моего, ни самих ледяных богов так и не нашли. Сейчас настала пора выбираться из этого ледяного царства, а мы заблудились и не можем найти дороги домой. Еще немного времени -- и мы можем навсегда остаться в этом ужасном мире и пополнить коллекцию ледяных скульптур.
   -- Видишь холмики на равнине? -- обращается Хлодвиг ко мне. -- Это несчастные жертвы, пленники ледяного царства -- живые существа, попавшие сюда случайно и не сумевшие выбраться из снежного плена.
   Мы как раз проезжаем мимо одной из таких скульптур, по-видимому, не так давно образовавшейся, еще не полностью припорошенной снегом. На меня уставились большие темные глаза, до краев наполненные безнадежной тоской. Навеки остановившейся взгляд устремлен вдаль, туда, где замерзший считал -- находилась его родина. Руки подняты вверх ладошками друг к другу в смиренном почтении к суровой действительности, судьбе, уготовившей такой ужасный конец.
   Помолчав минуту, предводитель продолжает свой рассказ.
   -- Мне пришлось обратиться с просьбой к Хранителю времени, и он подсказал нам путь к спасению. Вот мы и вызвали тебя, Проводника, в этот мир. Выведи нас. Еще сутки -- и у нас больше не останется еды и топлива. Да и отдыхать тут мы не можем -- надо постоянно находиться в движении: и нам, и животным. Иначе нас ждет смерть. Теперь ты знаешь все. И мне остается задать один единственный вопрос -- ты поможешь?
   Я ошарашен: ведь и сам не понимаю, как можно отсюда выбраться, к тому же мне очень странно, как эти воины смогли пообщаться с Хранителем времени.
   Мой вопрос кажется Хлодвигу смешным и нелепым, и он разражается таким громовым хохотом, что овцебык испугавшись останавливается и, прижав уши, опускает голову.
   -- К Хранителю может обратиться каждый, живущий в параллельных мирах. Нужно только хорошо сконцентрироваться и послать мысленный сигнал. Он обязательно услышит тебя и поможет.
   Я не знал этого, да и Хранитель как-то об этом никогда не упоминал. Он всегда сам меня находил и появлялся неожиданно, внезапно. Поэтому я очень удивился рассказу Хлодвига.
   Что я мог сказать ему в ответ -- и сам бы с радостью выбрался из этого места, если бы только знал, как это сделать. Обещать ничего не мог, но сказал, что постараюсь.
  

Если не знаешь пути -- спроси сердце

   Неожиданно небо затягивается темными тучами, дует холодный пронизывающий ветер. Проходит немного времени, и пушистыми рыхлыми хлопьями начинает падать снег. Холодает. Снежные вихри, кружившиеся вокруг нас, сильно замедляют продвижение.
   Незаметно равнина плавно перерастает в холмистую местность. А затем огромные белые глыбы, на много-много километров простираясь вдаль, с почтением уступают место цепочки высоченных гор, внезапно показавшихся на линии горизонта. Исполины стоят неприступные в гордом одиночестве, словно не хотят нас видеть на своих землях. Снег, поваливший сплошным потоком, резко ухудшает видимость, но мы все же смогли разглядеть, как с темно-бурых горных вершин ползут в нашу сторону серые клубы тумана.
   Поднявшись на очередной снежный холм, останавливаемся и принимаемся внимательно осматривать местность. Куда ни кинь взгляд: кругом однотонный белый пейзаж с редкими черными мазками, необозримый простор и строгая торжественность красок и линий... -- и больше ничего.
   Мрачное свинцовое небо над нами хмурится еще больше, зловеще отсвечивая стальным холодным отблеском, словно пытаясь раздавить нас -- непрошенных пришельцев. Оно опускается все ниже, дыша такой морозной стужей, что даже в теплом плаще я чувствую, как ледяной холод пробирается ко мне внутрь.
   Всадники посматривают на меня с надеждой.
   -- Ну, что? -- интересуется Хлодвиг, не вытерпев и нарушив слишком затянувшееся молчание.
   -- Подождите. -- Я вдруг вспомнинаю наставления Хранителя времени: "В незнакомом мире, если не знаешь пути -- спроси свое сердце".
   Мысленно погружаюсь внутрь себя, пытаясь отыскать выход из ледяного лабиринта. Вспоминаются детские годы. Перед глазами мелькают одна за другой картинки безоблачных светлых дней. Стоп. Зима. В это время года ребята из нашей компании любили устраивать настоящее ледовое побоище с детьми из соседних дворов. Окапывались в снегу, роя тоннели, и, держа таким образом осаду, отбивали наступление противника, используя ледяные гранаты и бомбочки. И вот однажды, прорывая в сугробе лопатой очередной ход, я вдруг, копнув поглубже, вывернул большой ком земли, а там ... съежившись от холода на меня сиротливо смотрел бледный тоненький росточек. Я замер, подумав: "Как он тут живет в таких условиях? Как не замерзает? Жив ли он еще?" Осторожно вытащил его с комом земли из сугроба, принес домой и посадил в горшочек, поставив на подоконник к другим цветам. К весне побег ожил: набухли почки и вскоре показались малюсенькие сморщенные ярко-зеленые листочки. Маленький росток превратился в деревце березку. Как только на улице потеплело, я высадил свою подопечную в нашем палисаднике. И вот уже на протяжении многих лет березка, преобразившись в стройную белоствольную красавицу, радует жителей дома, уставших за зиму от черно-белых красок, сочной весенней зеленью; манит прохладой в жаркие летние дни, приглашая шелестом листьев; осенью очаровывает яркой позолотой своего наряда...
   Я уверовал: мы не пропадем, мы должны выжить.
   -- Надо копать прямо здесь, -- говорю я уверенным тоном и отмечаю на снегу черту. Почему надо рыть именно в этом месте, я и сам толком не знаю, но что-то внутри меня подсказывает, что так будет правильно.
   Хлодвиг молча достает из мешка кусок жесткого китового плавника и первым принимается за работу. Другие воины тоже спешиваются с овцебыков и усердно начинают помогать предводителю. Работа продвигается медленно и с большими трудностями. Наледь, намерзшая толстым слоем, никак не поддается -- приходится долбить лед копьями. Вот так сантиметр за сантиметром мы постепенно вгрызаемся в вечную мерзлоту.
   Занятые физическим трудом люди согреваются. Становится даже жарко. Не вытерпев, Хлодвиг скидывает капюшон и расстегивает меховой плащ. Воины не понимают: зачем они делают эту работу, но с остервенением, упорно продолжают врубаться вглубь. Все дальше и дальше.
   Работаем до самого вечера. Когда вокруг темнеет, Хлодвиг приказывает разложить костер. Охотники молча достают из мешков последние куски дерева, предусмотрительно захваченные с собой из своего мира. В сгустившихся сумерках ярким пламенем вспыхивает костер. Люди с мрачными лицами, не проронив ни слова, наблюдают, как ненасытный, безжалостный огонь жадно пожирает остатки топлива -- их последнюю надежду на тепло, спасение, жизнь...
  

Ледяной бог Ойкона

   Постепенно ледяное царство погружается в ночной сон. Наступает полновластное время господства тьмы. Небосвод накрывает черная непроницаемая пелена. Мороз усиливается, становится гораздо холоднее. Костер догорает, представляя собой лишь жалкие остатки былого огня: кучку золы да пару обугленных головешек. Мириады светящихся холодным блеском звезд безучастно, с нездоровым любопытством наблюдают сверху за группой заблудившихся путников, пытающихся вырваться из снежной пустыни.
   Неожиданно слышится глухой, какой-то странный жуткий звук -- то ли свист, то ли стон.
   -- Аааахххх... Аааааххххх... Аааааахххххх...
   -- Тихо, -- просит Хлодвиг.
   Леденящий душу вой повторяется. Кажется, он исходит как бы из недр земли. Поднимается сильный ветер. В воздухе начинает кружится поземка. Не переставая валит снег, тысячами острых иголок больно впиваясь в незащищенные части тела. Открытое лицо моментально покрывается "снежной маской" -- ледяной коркой, на бровях и ресницах образовываются сосульки. К тому же становится совершенно темно из-за сплошной пелены снега. Бушующий хаос снега и ветра. Темнота, мороз, ветер, снег -- словно специально сговорившись, решают вволю поиздеваться над несчастными людьми. От отчаяния я хватаю копье и с силой вгоняю его в то место, где мы только что прорыли глубокую борозду.
   -- Аааххх, аааахххх, аааааххххх..., -- раздается совсем близко.
   От страха копье выскальзывает из рук -- бросаюсь на колени. Ослепительный синеватый свет вырывается из образовавшейся в ледяной корке трещине, и, озаряя все вокруг, рассыпается по небу мельчайшими брызгами искр. Я зажмуриваюсь, а когда открываю глаза -- не могу поверить увиденному: между радужными всполохами отчетливо проступает огромное лицо. Злым испепеляющим взглядом смотрят на нас горящие ненавистью большие глаза.
   -- Что Вам надо, презренные, в моих владениях? -- на всем безжизненном пространстве раздается оглушительный грохот.
   -- Нам нужно выбраться в свой мир -- в Брог, -- кричу я в ответ, набравшись смелости.
   -- В Брог, -- гремит чей-то голос и раскатисто хохочет: -- Хаа-хааа-хаааа! А кто Вас, милейшие, звал сюда? Неужто я -- ледяной бог Ойкона -- пригласил да и забыл по старости о своих гостях? Ха-ха-ха!
   "Ледяной бог Ойкона! Неужели и вправду он существует?" -- думаю я. Но тут мои мысли перебивает гневный возглас Хлодвига:
   -- Где мой отец -- Ольбрег, говори! Шаман сказал, что он у тебя.
   -- Зачем он мне, о храбрый Хлодвиг? Вырви язык своему шаману за обман. Хочешь знать, куда он делся?
   -- Говори скорей! Хватит попусту воздух сотрясать ненужными словами, -- сердится вождь.
   -- Помолчи, о презренный человечишка! -- крепко серчает бог Ойкона, продолжая ворчать: -- Сам знаю, что мне говорить и когда. Слушай внимательно и не перебивай! Твой отец предательски убит самим шаманом. Старик давно мечтал завладеть амулетом бессмертия. Не веришь мне -- вытряхни мешок шамана и найдешь там доказательства содеянного. А отец твой зарыт на Крутом холме, под старой лиственницей. А теперь все. Не мешайте мне отдыхать. Уходите, уходите... -- Лицо исчезает, и снова наступает темнота.
   В белом, бешено несущемся и дико завывающем плотном снежном потоке ничего нельзя рассмотреть уже на расстоянии двух-трех метров. Всем нам привычное с детства знакомое слово "ветер" мало подходит для определения этого беснующегося воздушного потока, насыщенного снегом, в котором воздух кажется плотным, как вода. Подавленные, мы стоим, сбившись в кучку, расположив по кругу овцебыков, чтобы хоть как-то защититься от пурги.
   Вдруг одна из многочисленных звездочек засветилась ярче и, дрогнув, поплыла по небосводу в нашу сторону. За ней другая, третья..., и вот уже целая ватага озорных огоньков кружится около нас, переливаясь и маня за собой. Хлодвиг бросается вперед первым, за ним -- все остальные.
   Снежный "ад" наконец-то прекращается. Ветер успокаивается. Продвигаться становится легче и мы ускоряем шаг. К тому же чувствуется потепление. Однообразное белое пространство то тут, то там нарушается темными проплешинами оголившейся земли с остатками побуревшей прошлогодней растительности.
   А вскоре мы отчетливо видим множество одинаковых холмиков, расположенных по кругу. Они как будто охраняют самую большую возвышенность, расположенную в центре. По-видимому, это и есть конечная цель нашего "путешествия".
   Довольно легко поднимаемся на холм. Огоньки, приведя нас к ледяному озерцу, покружившись, повертевшись вокруг, собираются в один светящийся комок, взмывают вверх, моментально рассыпавшись по черному небесному полотну по своим местам.
   Хлодвиг принимается расчищать от снега озерцо. Бросаемся ему помогать. Натираем ледяное зеркало так, что под ним, как в оконные стекла, отчетливо просматриваются мощные вековые ели, согнувшиеся под тяжестью раскидистых лап, прямоствольные сосны, голубизна многочисленных озер и речушек с кристально чистой, прозрачной водой, сочные пастбища с огромными стадами тучных коров, мягкое лазоревое небо.
   -- Брог! Это мои владения, -- орет Хлодвиг, приплясывая на месте. -- Мы спасены! -- Он со всей силы вонзает в ледяную гладь копье. Раздается оглушительный треск: от древка по поверхности озера во все стороны ползут трещины. Замираем. Пласт льда дрожит, раскалываясь на отдельные льдины, и мы медленно начинаем погружаться в обжигающую ледяную воду.

Брог

   Едва я успеваю сделать глубокий вдох, как уже чувствую, что ноги мои касаются земли. В тот же миг вода отступает, схлынув неизвестно куда, и я плюхаюсь в мягкие объятия мшистой перины. Спутники мои уже стоят здесь же на лесной полянке и радостными криками приветствуют меня. Хлодвиг, подбежав поближе, так крепко прижимает к своей широкой груди, что кости мои трещат от дружеских объятий настоящего мужчины.
   -- Теперь ты брат наш, брат всего нашего племени! -- кричит он, возбужденно размахивая руками. -- Хочешь -- оставайся с нами навсегда! Мы построим тебе дом, и ты сможешь взять в жены любую из девушек нашего племени.
   Другие охотники, робко улыбаясь, хлопают меня по плечу. От их тычков так начинает ныть рука, что я вынужден попросить прекратить высказывания дружелюбия таким образом.
   -- Сейчас мне больше всего хотелось бы вкусно поесть и хорошо выспаться, а потом я уже буду думать, что мне делать дальше. Но однозначно сразу скажу: остаться надолго, тем более -- навсегда, в Броге я, к сожалению, не смогу. Я ведь Проводник и должен выполнять свои обязанности.
   Охотники, бодрые и неутомимые, как будто и не было изнурительного похода, ловко подхватывают меня под руки и ведут вниз по склону к виднеющейся невдалеке деревеньке.
   Все поселение броггов плотным кольцом окружает частокол из свежесрубленных сосен с заостренными верхушками. Едва мы подходим ближе, как огромные дубовые ворота с грохотом распахиваются и навстречу нам выбегают жители Брога. Высокая светловолосая женщина крепкого телосложения с пронзительным криком бросается на шею Хлодвигу, а он, нежно обняв красавицу жену, шепчет что-то на ушко. Все кругом обминаются, целуются и радостно переговариваются.
   Как только первая волна возбуждения отходит, вождь распоряжается прямо во дворе перед своим домом разжечь большой костер. Насадив на вертел целого быка, мужчины принимаются его поджаривать, подставляя огню то один, то другой бок. Затем, побрызгав какой-то жидкостью и посыпав приправами, терпеливо усаживаются вокруг костра, оживленно беседуя и не забывая подбрасывать в прожорливый огонь сучья. Тем временем женщины выставляют на разостланные прямо на земле шкуры различные угощения.
   Признаюсь: давненько мне не приходилось так пировать. Вино льется рекой, мяса столько, что под конец вечера я на него уже и смотреть не могу, хотя вкуснее, честно признаюсь, я нигде "шашлыков" не едал. Что касается остальных блюд, в изобилии находящихся на "столе", то многие из них я даже и не успел попробовать, точнее уже не смог.
   К концу застолья, когда все основательно наелись и напились, Хлодвиг поднимается на ноги и, слегка покачиваясь и обведя всех мутноватым взглядом, произносит, медленно выговаривая слова:
   -- Братья, а где же мой приемный отец? Где же наш дорогой ведун? Куда он запропастился? Почему он нас не встретил и не празднует наше благополучное возвращение? -- На минуту вокруг воцаряется гробовая тишина. Потом чей-то женский голос из толпы пирующих произносит:
   -- Он крепко занедужил, Хлодвиг. Лежит у себя в доме.
   -- Так сильно занемог, что даже не вышел приветствовать нас? -- голос у Хлодвига набирает силу и мощь, сотрясая вокруг воздух и пугая притихших соплеменников. -- Ему даже не интересна весть о моем отце?! Хорошо, я сам пойду к нему и расскажу о встрече и беседе своей с ледяным богом Ойкона. Мы все пойдем к нему и взглянем в его лживые глаза!
   При этих словах толпа ахает и пятится назад, расступаясь и давая дорогу вождю и его людям, которые не спеша направляются к видневшемуся на пригорке высокому дому шамана, самому лучшему в деревне.
  

Заслуженная кара

   Дом почетного члена общины, построенный из хорошо подогнанных и отесанных бревен, видом своим напоминает терем. Ворота и ставни наглухо закрыты. Никто нас не встречает и, по-видимому, не жаждет видеть.
   Хлодвиг стучит мощным деревянным молотком, подвязанным к воротам. Изнутри двора слышится тихий шорох, и слабый всхлипывающий старческий голос хрипит:
   -- Великий Хлодвиг! Неужели это ты?
   -- Я! Открывай сейчас же! -- весело восклицает вождь и трескает по забору кулаком.
   -- О Хлодвиг! Боги услышали мои просьбы, ты вернулся живой и невредимый! -- Ворота приоткрываются -- и на пороге большого подворья появляется маленький сухонький старичок в белой посконной рубахе до пят и босиком.
   -- Привет тебе, шаман, от ледяного бога Ойкона! -- приветствует его вождь. Приближенные низко склоняют головы и складывают руки на груди в знак почтения.
   Конец произнесенный Хлодвигом фразы удручающе действует на старика: он вздрагивает и замирает на секунду. Но тут же берет себя в руки, глаза его нервно начинают бегать по лицам угрюмо смотревших на него соплеменников. Наконец, собравшись с мыслями, он произносит с натянутой улыбкой на льстивом лице:
   -- Так ты видел ледяного бога?
   -- Не только видел, но и говорил с ним, -- с гордостью отвечает вождь.
   -- Да-а-а, -- искренне удивляется шаман -- и тут же старается сменить не понравившуюся ему тему разговора, засуетившись перед непрошенными гостями: -- Хлодвиг, проходи в дом, не стесняйся! Сейчас угощу тебя на славу.
   -- Таким же яством, что и моего отца? -- повысив голос, рассерженно выкрикивает охотник.
   -- О чем ты говоришь, о великий вождь?! Я тебя совсем перестал понимать, -- дрожа от страха, произносит ведун и трусливо пятится в глубь двора.
   Хлодвиг приказывает одному из своих воинов стеречь старика, а сам бросается в его дом. Через некоторое время охотник появляется, держа в руках старый заплечный кожаный мешок. При виде вынесенной вещи шаман чуть было не теряет сознание.
   -- Что здесь? -- отрывисто спрашивает вождь.
   -- Принадлежности для заклинаний: травы, коренья и разная деревянная посуда, -- дрожащим голосом лопочет старик.
   -- Посуда говоришь, -- с этими словами Хлодвиг высыпает содержимое мешка на землю. Сыпятся пучки трав, мешочки с порошками, глиняные баночки с отварами и настоями, деревянные палочки, небольшие разноцветные камешки..., -- и последним выпадает тонкий золотистый диск на кожаном шнурке -- талисман бессмертия. Этот амулет принадлежал отцу Хлодвига; он никогда его не снимал с шеи.
   Шаман дергается всем телом и, поняв, что ему не избежать наказания, скулит по-собачьи:
   -- Хлодвиг, эту вещь дал мне твой отец сам. Я не хотел брать, но он настоял. Я не виноват, не виноват... -- Вождь так сурово смотрит на ведуна, что тот сразу же замолкает и стоит поникший, с опущенными плечами, растерянно моргая веками.
   -- Ну что, стал ты бессмертным? -- гремит на весь Брог голос вождя. -- А, впрочем, сейчас мы это проверим!
   Он хватает старика за шею и сдавливает ее с такой силой, что слышится хруст позвонков. Голова шамана дергается и беспомощно повисает на тонкой цыплячьей шее. Широко открытые глаза заволакиваются мутной пленкой. Хлодвиг с отвращением отшвыривает от себя тело ведуна и строго произносит:
   -- Все имущество раздать нуждающимся и семьям, оставшимся без кормильцев.
   Вечером жители Брогга собираются на Крутом холме, возле насыпного холмика, под которым покоится тело отца Хлодвига. Они хотят попрощаться со старым вождем еще раз, отдать ему дань почтения и уважения.
   Ветрено и прохладно. Старая лиственница, почти ровесница отца Хлодвига, посаженная им еще в детстве, скрипит ветвями, сопротивляясь напору могучего ветра, кряхтит и жалуется умерщвленному на свои болячки: ведь ей тоже недолго осталось жить на этом свете.
   На душе у меня мрачно и тоскливо. Я стою, прислонившись к долгожительнице, и думаю: "Где же я буду завтра? В какой новый мир попаду?"

Гигант Мор

  
   И вот я получаю от Хранителя времени новое задание. Заключается оно в следующем: я должен препроводить в место под названием "Созерцательный мир" гиганта Мора. Но так как туда можно попасть лишь из мира "Великой Реки", то нас с моим новым попутчиком должны завтра утром забросить в таинственный водный мир.
   Вечером перед сном я захожу к Мору пожелать ему спокойной ночи и, похлопав по мощному плечу, приободряю:
   -- Теперь остался один шаг к твоему родному дому. Ты должен быть сильным в этом путешествии, ничего не бойся и постарайся думать только о хорошем.
   Мор мычит в ответ что-то невразумительное и ложится на тахту. Тут же по комнате раздается громкий храп. Пожав плечами, я разворачиваюсь и иду к себе. Надо отдохнуть -- завтра предстоит тяжелый день.
   Мне нравится этот молчаливый гигант -- двухметровое существо с крупной, абсолютно лысой головой, широким носом и огромными глазами. Хранитель времени сказал мне, что энергия этих людей сосредоточена именно в глазах. Руки у Мора свешиваются почти до коленей, а вот ладони маленькие и мягкие, как у ребенка. Одет великан в широкую тунику голубого цвета, едва доходившую ему до колен, и в кожаные сандалии большого размера. На все вопросы он отвечает односложно, густым басом, а его печальные большие глаза с тоской смотрят вдаль. Я понимаю, что творится у него в душе и, как могу, поддерживаю это существо.
   Много лет назад Мор был взят в плен Вершителем судеб и пробыл у того довольно долгое время, пока злой старикашка не выкачал с него почти всю энергию. Моры -- это удивительные существа, накапливающие в своем организме великую энергию силы. При использовании ее в добрых целях она способна творить чудеса, но при злых намерениях становится разрушительной. Опустошенного Мора выкинули за ненадобностью, лишь чудом его нашел Хранитель времени и помог обрести некоторую часть потерянной энергии. Теперь Мору нужно попасть в свой мир, а без проводника он естественно сделать этого не может.
  

Мир Великой реки

   Просыпаемся мы с Мором на берегу полноводной реки. Бурная, озорная она стремительно катит свои мутные воды вдаль, не давая волнам никакой передышки. Рядом с Великой рекой стоит невообразимый шум -- рев, издаваемый бешено несущимся речным потоком. Все остальные звуки тонут, растворяясь в стонах уставших от марафонского бега волн.
   Около самого берега растет с десяток деревьев. Волны то ласково подкатываются к ним, еле слышно поплескивая, словно прислушиваясь к тому, о чем шепчут исполины, то, бушуя и гремя, атакуя мощными ударами крутые берега, слизывают все, что плохо держится, в свою бездонную кипящую пучину. И деревья тоже не остаются спокойными. Вековые дубы, старые фисташки, приземистые можжевельники мощным хором бросают свой вызов гневу Великой реки и крепко вцепляются в землю могучими корнями, стараясь не отдать ни пяди всепоглощающей стихии.
   Поднимаюсь на ноги. Мор сидит, не шевелясь, как застывший монумент, и всматривается вдаль. Необычная панорама предстает перед нашими взорами.
   Далеко-далеко, до самой линии горизонта несется серый мутный поток. Береговая линия чуть дальше обрывается, поглощенная водами Великой реки. Кое-где на прибрежной полосе виднеются песчаные дюны. Они словно гигантские термитники возвышаются над речной равниной. На другом берегу наблюдается такая же картина -- безрадостная и блеклая.
   Решаю пройтись по песчаной косе немного вперед. Шум заметно ослабевает, но в его звучание вплетается теперь какой-то посторонний, ранее мной никогда не слышимый звук:
   -- Шух, шуххх. Шух, шуууух.
   Шорох приближается и вскоре становится настолько громким, что я без труда понимаю: странный звук исходит откуда-то снизу. Земля под моими ногами дрожит. Оборачиваюсь: ближайшая песчаная дюна осыпается, и на ее верхушке вспучивается рыхлый бугорок, из которого на мгновение показывается довольно странное существо, совсем не похожее на нашего крота. Розовая морщинистая кожа без волос никак не гармонирует с огромными жесткими плавниками по обеим сторонам туловища. Глаз не замечаю, зато по бокам с маленькой головы свисают два тонких усика, видимо, выполняющих зрительную и обонятельную функции. Ротовая щель время от времени приоткрывается и оттуда высовывается тонкий длинный красный язычок.
   "Чудо" природы выглянув еще раз и почувствовав, наверное, мое присутствие, замирает насторожившись. Стою не шевелясь и продолжаю рассматривать диковинное животное. Существо вдруг поднимает вверх усики и начинает ими как бы ощупывать вокруг себя воздушное пространство. Успокоившись и удостоверившись, что опасности поблизости нет и ему ничто не угрожает, потихоньку двигается "в гости" к соседнему "домику".
   Моему удивлению нет предела. Под плавниками оказываются тоненькие полупрозрачные лапки, на которых своеобразная тварь и передвигается по песку довольно быстро, легко скользя по поверхности словно лодочка по водной глади. Подойдя к ближайшему холмику и "ощупав" его усиками, существо издает звук, слышимый мной до этого. Слабый вначале, он постепенно нарастает, звучание его усиливается и изменяется тональность:
   -- Шух, шуххх. Шух, шуууух.
   Плавники по бокам тела начинают шевелиться и двигаться быстрее; животное, усиленно работая конечностями, "вгрызается" как ротором в песчаную почву. Еще одно мгновенье -- и вот оно уже скрывается в своем убежище.
  

Бегемотообразные существа

   Возвращаюсь к Мору. Мой спутник продолжает сидеть в той же позе. Слегка дотронувшись до его плеча, говорю:
   -- Мор, пойдем! Это владения Великой реки. Через них мы должны попасть на твою родину, в Созерцательный мир.
   Гигант смотрит на меня грустным взглядом и, не произнеся ни звука, тяжко вздохнув, поднимается и идет следом за мной. Решаю пойти в сторону гряды песчаных холмов, где недавно имел возможность визуально познакомиться с необычным существом.
   Как только мы минуем последний холм, песчаная коса заканчивается -- берег поглощается рекой и перед нами открывается безбрежная водная гладь. Нигде -- ни островка, ни даже клочка суши. Я останавливаюсь в растерянности. Куда идти дальше? Тут же вспоминаются слова Хранителя: "Если не знаешь пути -- следи за своей тенью. Она укажет тебе верную дорогу".
   Присматриваюсь -- тени нигде не видно. День сумрачный. Подняв голову кверху, с трудом различаю притаившееся в густых кисельных облаках бледное небесное светило. Вылезать из-под своей мягкой перины оно явно не собирается.
   Вдруг Мор легонько толкает меня в плечо и указывает рукой куда-то вдаль. Как я ни стараюсь напрягать зрение, ничего, кроме плывущего мусора в виде листиков, стебельков, веточек, кусочков коры, сучьев и отдельных бревен на водной поверхности разглядеть не могу. Однако мой спутник хорошо различает это нечто: я чувствую по его напряженному взгляду.
   -- Смотри, они приближаются! -- вскрикивает он, и я наконец вижу.
   Против течения, наперерез плывущим остаткам растительности -- вынужденным путешественникам водного пространства, прямо на нас двигается группа существ, отдаленно напоминающих речных бегемотов Африки. Из воды торчат нос, глаза, уши и лоснящиеся, блестящие темно-бурые спины "речных лошадей". Время от времени неуклюжие гиганты широко открывают огромные пасти, издавая при этом звуки, напоминающие паровозные гудки.
   Наведя страх ревом и устрашающими могучими клыками, торчащими на нижней челюсти, бочкообразные гиппопотамы проплывают мимо. Нас они как будто не замечают. Когда необычная процессия удаляется на порядочное от нас расстояние и существа превращаются в еле различимые точки, мы с радостью замечаем: облака развеялись и солнце наконец-то выпускает часть своих лучей наружу. Наши тени отчетливо проявляются на мокром песке. Голова моей тени указывает на ближайший песчаный холм.
   Хватаю Мора за руку и тащу за собой. На вершине холма обнаруживаем дырку, вполне достаточную чтобы пролезть. Не долго думая, я ныряю внутрь, в прохладную темноту первым. Мор лезет за мной. Со всех сторон раздается недовольное шипение, и несколько ранее уже виденных мной рептилий бросается от нас врассыпную. Посапывая, они стараются спрятаться в многочисленных ходах, уходящих, по-видимому, глубоко под землю. У Мора загораются глаза, и при свете собственных "фонарей", столь необходимых в данной ситуации, мы можем рассмотреть: куда же нам двигаться дальше.
  

Морур -- Мир чистого неба

   Впереди нас приглашает в свои объятия довольно широкий тоннель, по которому мы и ползем -- увы, он не рассчитан на человеческий рост. Быстро передвигаюсь по-пластунски, а вот Мору-великану приходится гораздо труднее. Позади меня слышится сопение, пыхтение и то и дело раздается недовольное ворчание. Гладко укатанные стены говорят о том, что этим путем довольно часто пользуются подземные жители.
   Наше "путешествие" продолжается довольно долго. Я и то уже начинаю уставать, а что уж говорить о Море! Вдруг впереди блестит яркий зеленоватый свет. Ползу быстрее, мой спутник тоже старается не отставать и даже начинает подталкивать меня сзади, нетерпеливо покряхтывая. Изумрудное "оконце" увеличивается в размерах, и когда я почти приближаюсь к нему, неожиданно перед самым моим носом захлопывается. Я замираю. С другой стороны появившегося препятствия раздается громкий повелительный голос, заставивший меня вздрогнуть:
   -- Что Вам надо у нас? Мы никого не приглашали. Уходите.
   При звуках оглушительного голоса Мор радостно мычит, возбужденно тряся головой и так орет у меня под ухом, что я чуть было не глохну:
   -- Мору! Мору! Это я! Я! Мор!
   -- Протяни руку, -- незамедлительно следует в ответ грозный приказ; однако по голосу спрашивающего чувствуется, что он заметно потеплел.
   Отверстие чуть приоткрывается и Мор, придавив меня к стене тяжестью своего тела, протягивает таинственному стражу руку. Через секунду люк распахивается и нас в буквальном смысле слова вытягивают наружу.
   Множество, похожих друг на друга как близнецы братья, гигантов обступают нас со всех сторон. Клянусь: если бы мой спутник стоял сейчас в толпе этих великанов, я ни за что бы его не узнал. Существа внимательно смотрят на нас огромными светящимися глазами и молчат. Наконец вперед выходит самый высокий и произносит небольшую речь от имени остальных:
   -- Приветствую Вас, пришедших в наш мир с добрыми помыслами и намерениями! Мы очень рады, что вновь обрели Мора, которого уже считали погибшим. Однажды он внезапно исчез из нашего племени. Никто толком не видел, как и что произошло. Поговаривали, что по неосторожности он попал в плен к существам, живущим по ту сторону ущелья. Мы никогда в тех местах не бывали и, вообще, не любители путешествовать: нам прогулки совершенно ни к чему. Все непознанное и неизвестное, что мы хотим понять, с чем желаем ознакомиться -- узнаем и постигаем путем созерцания. Поэтому наш мир и называют созерцательным, но нам, жителям, больше нравиться другое название -- Морур, что означает "Мир чистого неба". Так вот, в случае с Мором наши уникальные возможности оказались бессильными в поисках соплеменника. Мы были не в состоянии что-либо сделать, поняв, что в ход событий вмешался кто-то из старейших.
   Мы нисколько не сомневаемся в искренности Вашего прихода к нам. Все это время мы ждали и надеялись, что Мор вернется в свой мир: ведь никто из нас -- жителей Морура не может находиться за его пределами длительное время, в противном случае -- он погибает. Теперь нас посетила великая радость и мы устраиваем большой праздник. Ты, чужестранец, тоже приглашен на него. Никто до тебя не проникал в наш мир. Никто из существ Вселенной не видел его изнутри. Ты первым удостоен этой чести.
  

Первый гость Созерцательного мира

   Я несказанно горд и рад приглашению жителей Мира чистого неба. Ведь мне единственному из представителей других миров выпала такая редкая возможность, тем более, что после удачного завершения каждой миссии полагается три дня отдыха.
   По широкой мостовой, вымощенной отполированными до блеска плитами из какого-то темного камня, мы подходим к причалу. На воде покачивается, привязанный к каменному выступу, огромнейший плот. Без особого труда и тесноты мы все на него умещаемся. Громадная посудина удивительно легко для своих габаритов скользит по водной глади, лишь слегка направляемая веслами в умелых руках гребцов. Постепенно мы приближаемся к чернеюшей вдали полоске земли.
   Свежий речной ветер треплет мои волосы, играя длинными спутанными кудрями. Находясь на плоту среди высоких немногословных моруров, я ощущаю себя спокойно, под надежной защитой. Все мои страхи и опасения остаются позади. Радость от удачно выполненного задания переполняет меня до краев и стремится вырваться наружу, поделиться хоть с кем-то искоркой. Но, увы.
   На причале нас встречают точно такие же угрюмые существа. Они удивляются, увидев своего исчезнувшего соплеменника живым и невредимым, но бурного восторга по поводу возвращения Мора на их лицах и в самом поведении я не замечаю. Некоторые из них лишь почтительно склоняют головы передо мной, безмолвно благодаря за помощь, оказанную их земляку.
   С берега хорошо просматривается весь город моруров, расположенный на возвышенности. Громадные дома из ослепительно белого материала, широченные проспекты, вымощенные хорошо подогнанными друг к другу камнями темно-виш-невого цвета, и не менее широкие тротуары с зелеными бордюрами поражают простором, размахом, мощью и красотой.
   Через несколько кварталов главная улица расширяется, добровольно уступая место городской площади, выложенной каменными плитами трех цветов -- бордового, красного и черного -- с чередованием их в определенной последовательности, составляющей замысловатые узоры и иероглифы. Обширное пространство совершенно пустынно.
   В конце площади возвышается большое здание, гораздо внушительнее всех остальных, доселе виденных мной в этом мире. В этот дворец мы и направляемся. Приблизившись, я замечаю сидящего на скамеечке, прислоненной к боковой стене, одинокого старца, с упоительным вдохновением перебираюшего струны какого-то неизвестного мне музыкального инструмента.
   Внутри здания пол посыпан чистейшим речным песком. Моруры тут же, словно по команде, снимают сандалии, мне тоже приходится разуться. В просторном зале на темно-сером с мраморными разводами возвышении сидят еще два старика музыканта. Увидев нас, один из них поднимается и подходит к окну. Подняв руку, дает знак находящемуся вне здания моруру. С улицы доносится тихая мелодичная музыка, звуки которой вызывают на застывших лицах жителей Созерцательного мира подобие улыбок. Моруры усаживаются на пол в круг. Я тоже присаживаюсь, дабы не нарушать традицию. Старик возвращается к своему месту -- и в зале раздаются звуки музыки, льющейся в унисон с уличным журчанием.
   Она словно огромной волной накрывает меня с головой, и я весь оказываюсь во власти чарующих звуков. Мне лишь хочется одного, чтобы плен этот длился вечно. Прикрыв от наслаждения веки, я скольжу в воздушном пространстве над Миром чистого неба, зависаю над крышами высотных домов, словно птица в парящем полете, а моим сознанием полностью завладевает сказочно-прекрасная мелодия. Ненавязчивая и в то же время обволакивающая, не отпускающая от себя, чудная музыка льется и льется из-под пальцев виртуозов, заполняя чарующими звуками все пространство. Гипнотическая мелодия усыпляет не только меня: находящиеся в зале моруры с блаженными улыбками сидят, раскачиваясь из стороны в сторону всем туловищем, убаюканные и отрешенные от действительности.
  

Праздник окончен -- пора и честь знать

   Сколько времени продолжалась эта "праздничная церемония" -- я не знаю. Но когда затихает последний звук и музыканты устало склоняют на грудь блестевшие от выступивших капелек пота лысые головы, в зале заметно темнеет.
   Один из старцев поднимается и подходит к окну. На улице раздаются звуки-сигналы, извещающие об окончании праздничной церемонии. Моруры как один, очнувшись от сладких сновидений, встряхивают головами, чтоб окончательно избавиться от грез, поднимаются с колен и направляются к выходу из дворца.
   Мор любезно провожает меня до дома, в котором мне предстоит заночевать, и, на прощание пробурчав что-то невразумительное насчет чистого неба, удаляется.
   Я остаюсь один. Пол в комнате, которую мне отвели для отдыха, тоже посыпан песком. Кровати, сколько я не всматриваюсь, думая, что она откидная или выдвигается из стены, нигде не наблюдается. Лишь в углу аккуратно сложена стопка разных циновок, довольно искусно сплетенных, да наверху кучи я примечаю пару толстых одеял. Вероятно, о кроватях моруры не имеют никакого понятия, да и дома их, по-видимому, не обогреваются. Значит, в этом мире всегда тепло.
   Смеркается. Спать еще не хочется. Заглянув в смежную комнатку, обнаруживаю положенные на циновку лепешки, распространяющие вокруг себя соблазнительный аромат свежеиспеченного хлеба, и глиняный горшочек с еще теплым каким-то темным по цвету напитком. Вкус оставленного мне угощения столь изумителен, что я даже и не замечаю, как быстро все приканчиваю. Сразу же тянет в сон. Иду устраиваться на ночлег.
   Наутро меня будят осторожные шаги и легкое покашливание. Я приоткрываю глаза и вижу прямо перед собой мерзкую рожу. Два совершенно белых, без зрачков глаза, прикрепленных к плоской, без какой-либо растительности голове, пристально глядят на меня. Вздрагиваю от отвращения. Через череп, если таковой имеется у этой твари, вытянутое лохматое тело и толстые, словно четыре чурбачка, лапы просвечиваются все внутренности и сосуды. Существо смотрит на меня своими гляделками-бельмами и тихонько шипит.
   Вскакиваю и инстинктивно хватаю жердь, что валяется в углу.
   -- Мо, место, -- раздается вдруг голос Мора.
   Тварь, напоследок все же щелкнув от злости и бессилия перед моим носом длинными острыми, как бритва, зубами, тут же исчезает. Так же внезапно, как и появилась.
   -- Это Мо, наши помощники. Без них нам бы пришлось очень тяжело. Они охраняют урожай и защищают границы Созерцательного мира от непрошенных посетителей. Этих тварей очень сложно увидеть, но тебе "посчастливилось".
   -- Да уж, "посчастливилось",-- протягиваю я, вспомнив острые зубы твари.
   -- Ну, как тебе наш праздник? -- интересуется великан, с детским любопытством заглядывая мне в глаза. Я не понимаю, о чем он меня спрашивает.
   -- Ну как же, вчера мы так здорово повеселились во дворце, а ты ничего не помнишь, -- разочарованно произносит Мор. "Так оказывается этот гипнотический сон, путешествие по их миру -- и был праздник", -- наконец-то доходит до меня.
   -- Ну вот, вспомнил наконец, -- догадывается по моему выражению лица Мор и робко улыбается. -- Все жители Морура с радостью вспоминают, как им было весело. Все остались довольны вчерашним путешествием, -- с готовностью поясняет мой молчаливый друг, обычно редко когда произносящий более трех слов подряд.
   -- Да, мне тоже было очень весело. Спасибо за чудесно проведенный вечер, -- говорю я с широкой улыбкой на довольном лице -- мне ведь и правда было хорошо, что кривить душой. Если местные жители называют такое гипнотическое состояние праздником, это их личное дело.
   Мор продолжает светиться от счастья и гордости за своих сородичей. Но вдруг на лице его мелькает тень досады.
   -- Сегодня ты должен нас покинуть, -- неожиданно строго говорит голос сзади меня -- в комнату заходит вождь моруров. -- Чужаки не могут оставаться в нашем мире больше суток. И хотя ты первый из существ, посетивший нас и оказавший столь неоценимую услугу, мы все равно не можем предложить тебе погостить у нас дольше. Таковы обычаи нашего народа и правила гостеприимства. Не обижайся, но сегодня, не позднее полудня мы проводим тебя в Мир великой реки.
   Я не осуждаю их. Обладая столь сильной энергией, и в то же время, оставаясь совершенно беззащитными перед злыми силами, они не могут подвергать себя напрасному риску. И поэтому защищаются, как считают нужным и правильным, от существ, живущих за пределами их мира.
  

Жабинги

  
   После полудню, преодолев в одиночку весь обратный путь, я облегченно спокойно вздыхаю в конце туннеля -- миссия выполнена.
   Великая река все также катит свои воды вдаль. Я присаживаюсь на песчаный бережок на накалившийся от лучей светила камень и, сняв обувь, опускаю ноги в прохладную воду, приятной освежающей волной охватившую разгоряченные ступни.
   -- Ква-ква! На вашем месте я не стал бы так рисковать, -- неожиданно раздается чей-то квакающий голос позади меня. Оборачиваюсь.
   Метрах в трех от меня стоит, точнее сидит, на четырех относительно коротких конечностях существо, напоминающее нашу обыкновенную жабу, только значительно больших размеров. Массивное широкое туловище "венчает" округленная короткая мордочка с выпуклыми глазищами. Кожа незнакомца имеет бугорчатое строение. Окраска верха переливается от светло-серой до зеленоватой. Разбросанные по основному фону темно-зеленые пятна, отороченные узенькой черной каемочкой и сбрызнутые внутри и между собой красными крапинками, придают некоторую торжественность и царственность неуклюжему облику жабоподобного существа.
   -- Это Вы мне? -- удивленно спрашиваю я.
   -- Да, Вам! Вам! -- квакает существо. -- Понимаете ли: в водах этой реки водится огромное множество опасных тварей. Некоторые из них настолько ядовиты, что я не ручаюсь, если после их укуса Вы будете жить хотя бы еще минуту.
   Я поспешно вытаскиваю ноги из воды.
   -- А кто Вы собственно такой? -- интересуюсь, более-менее привыкнув уже к необычному собеседнику.
   -- Я Жабинг! -- важно квакает незнакомец, подняв мордочку кверху, тем самым обнажив горло и часть живота желтоватого цвета с мелкими темными пятнышками. -- Живу в этих местах уже давным-давно. Раньше здесь было больше земли, чем водного пространства, и по берегам реки росли дремучие леса. В непроходимых трущобах, в заболоченных местах и обитало наше племя болотных жителей. Мы являлись наиболее многочисленными обитателями здешнего мира. У нас практически не было врагов, так как мы всегда считались самыми умными и предугадывали все хитрости недоброжелателей, с достоинством избегая их ловушек. Мы хорошо ползаем, прыгаем, бегаем и даже можем при необходимости нырять и плавать под водой. -- Он с гордостью продемонстрировал свои конечности, между пальцами которых располагались плавательные перепонки.
   -- Но потом несчастья посыпались на нас одно за другим, -- с горечью в голосе продолжает незнакомец. -- То дожди проливные не прекращались весь летний сезон -- река превратилась в полноводную, и с тех пор мы стали называть ее Великой, а тут еще с верховьев -- он указал в сторону, противоположную течению, -- приплыли опасные твари, об одних из них я и предупреждал тебя. Они наводнили буквально все водное пространство. Мы не смогли противостоять их коварству, к тому же ощущалось явное превосходство чужаков в численности. Кроме того, они оказались очень устойчивыми к пониженным температурам и любителями наших детенышей, поэтому жабинги и наши ближайшие сородичи -- лягушатники и квакшики постепенно были вытеснены из своих родных мест. Пришельцы также стали сооружать огромные запруды -- плотины, тем самым умело регулируя уровень воды в реке. Эти твари делали все с одной целью, чтобы, в конце концов, нас уничтожить. Завоеватели затопили близлежайшие окрестности -- лес, луга, болота стали уже не те. Растения и деревья не выдержали избытка воды и, захирев, постепенно погибли, сгнили, разложились. Мало, кто из прежних обитателей нашего мира выжил. Первое время было очень тяжело, но понемногу мы приспособились жить в изменившихся условиях. -- Тяжело вздохнув, странное существо замолкает.
   Раздается негромкий свист -- и тут же из-за нагромождения камней вылезают родственники Жабинга, такие же жабообразные пучеглазые существа, как две капли воды похожие на него. Серо-зеленая масса окружает меня плотным кольцом; я даже теряюсь, не находя среди близнецов жабингов своего нового приятеля, и беспокойно озираюсь по сторонам.
   -- Вот мое племя, -- с гордостью говорит одно из существ, стоящее рядом со мной. Я успокаиваюсь.
   -- А Вы откуда? Я уже понял, что не из наших мест. У нас тут такие не проживают. Тут все вот такие, -- и Жабинг поднимает одну из лапок, еще раз демонстрируя мне свои перепонки.
   -- Да, я не из этих краев, -- отвечаю. -- Если честно, то и сам уже запутался, где же моя родина. Мне пришлось побывать во множестве параллельных миров. (Тут я решил несколько схитрить, успев, слушая речи добродушного Жабинга, подумать: "Зачем посвящать мирных болотных жителей в истинные цели моего визита в их мир? Еще решат, что я вражеский лазутчик. И тогда мне точно будет крышка и никто уже не поможет".). Я путешественник, одиночка. Вообще-то, наша раса сплошь состоит из путешественников и скитальцев. Нам постоянно хочется постигать неизведанные глубины и тайны Вселенной и до всего есть дело. Опасность и риск подстегивают наших существ на подвиги, а азарт -- лишь добавляет прелести в приключениях. Лично я, познакомившись с жителями различных миров, описываю их быт, священные ритуалы и традиции. Делаю это с той целью, чтобы, вернувшись в свой родной мир, написать обширнейший, всеобъемлющий труд о жизни разных существ Вселенной, о тех, кто живет рядом с нами, а мы даже об этом и не подозреваем.
   -- Здорово! Вот это здорово! Ква, кваак интересно! Любопытно! Таак любопытно! Вот таак да! Ква-ква! Молодец! Молодец! Дуа-дуа-дуа! Ква-ква-квак! -- Невообразимый галдеж квакающего на разные лады местного населения долго не умолкает.
   Когда взбудораженные коренные жители Великой реки немного успокаиваются, Жабинг любезно предлагает мне погостить в их мире. Я соглашаюсь.
   -- В таком случае будьте нашим гостем, -- говорит мой новый приятель.
   -- Ква-ква-ква! Да, да, да! -- хором начинают петь обрадованные жабинги и от сильного возбуждения топают на месте, пританцовывая всеми четырьмя лапками, -- нечасто в их мир попадают такие интересные и умные существа, как я.
  

Царство болот

   Не теряя времени, шумная компания бойко шлепает по влажному песку, от радости все еще продолжая подпрыгивать и поквакивать. За поворотом река мельчает и суживается; пейзаж меняется на глазах; пологие берега все больше и ярче оживляются зелеными красками. Отдельные кустики хвощей и плаунов образовывают целые куртинки. Попадаются сплошные заросли вереска -- частокол из торчащих тоненьких стебельков, увешанных гирляндами бело-розовых колокольчиков в обрамлении миниатюрных листиков.
   На подходе к заболоченному лесу растения, прототипы земных, -- сосны, багульник, голубика, болотный мирт, подбел мельчают, а на открытом болоте, где условия еще жестче, эти же растения превращаются в миниатюрные копии своих лесных собратьев, и сто -- сто пятидесятилетние сосны растут здесь не выше человеческого роста.
   Еще с десяток метров -- и вот мы уже оказываемся в царстве болотных растений. Многочисленные заливчики, тихие заводи, старицы, затончики, гармонично дополняя буйствующую зелень, замысловатым бирюзовым узором изрисовывают пространство в разных направлениях. Вдалеке темнеют пойменные леса, по-видимому, из тех пород деревьев, которые все же приспособились расти во влажных условиях, типа нашей ольхи, дуба и ели.
   По низинному лугу, густо заросшему мхами, похожими на сфагнум, и разнообразными осоковыми и камышовыми, приходится передвигаться прыжками -- от одной, еле заметной в воде, кочке к другому кустику из господствовавшего в этих краях растения, очень напоминающего пушицу. Хорошо, когда зеленые ежики его издали видны благодаря вытянувшимся к свету любопытным белым пушистым комочкам-бумбончикам. Коротка жизнь цветочков, ненадежно державшихся на тоненьких стебельках. Одно дуновение ветерка -- и оторвет озорник-шалунишка легкие пушинки, подхватит и понесет далеко-далеко...
   Я еле поспеваю за жабингами, ловко скачущими по покрытой водой поверхности, порой с трудом удерживая равновесие и уже готовясь с головой окунуться в затхлую воду.
   Честно признаться, мне уже все равно: пот градом струится по телу, одежда -- хоть выжимай, а ноги делаются ватными, словно чужие. Даже насладиться в полную меру местными красотами и достопримечательностями я бы не смог, если бы не мой новый приятель. Он то и дело меня теребит, отвлекая внимание от вредных кочек, постоянно ускользающих из-под ног.
   -- Посмотри, какой красивый цветок! -- восторженно кричит Жабинг и своими тонкими пальцами нежно дотрагивается до большой водяной лилии с изящными золотистыми тычинками. С белоснежных лепестков сыпятся в воду сверкающие капли росы. Они так ярко блестят, будто вспыхивают искры серебристого дождя, что у меня аж начинает рябить в глазах.
   Миновав залив Лилий, мы подходим к тихой заводи Кувшинок -- желтые розочки кокетливо восседают на бархатисто-зеленых ложах. На мелководье, в песке между водорослями медленно передвигаются большие моллюски, важно шевеля усиками и горделиво неся свои дворцы -- перламутровые раковины. В зарослях Хохлатого тростника и душистого аира притаилась какая-то хищная рыба с серебристой спинкой. Широко открыв пасть с рядами острых зубов, она пристально за нами наблюдает. Однако из всех встретившихся на нашем пути существ, несомненно, мои спутники были наиболее крупными из обитавших в этом мире животных.
  

Необычная деревушка

   Наконец мои путники извещают меня о приближении к их месту обитания. Вначале я никак не могу взять в толк: где же они живут -- под листьями, в подстилке, под корягами, поваленными деревьями, в норах или под замшелыми камнями? Оказалось, что они соорудили себе тростниковые, в виде пирамидок, хатки, замаскированные среди многочисленных кочек и огромных лезвий аира, ощетинившихся острыми пилами листьев камышей и осок. Домики так гармонично вписываются в интерьер болота, что я не сразу смог их разглядеть, хотя, оказывается, мы находились уже на окраине маленькой уютной деревеньки.
   Едва подходим поближе, как нас замечают местные жители, прятавшиеся в своих убежищах от обжигающих лучей светила. Они предпочитают сумеречный образ жизни. Но ради необычного пришельца с громкими кваканьями выползает все население поселка. Светло-серая с зеленоватым оттенком, серовато-оливковая, темно-серая, порой коричневая, а иногда почти черного цвета окраска верха жабингов впечатляет разнообразием и изменчивостью: почти невозможно найти существ, сходных по окраске, количеству пятен, их очертанию и расположению. Животики у болотных жителей имеют менее изысканный вид: грязно-белый, светло-серый, в лучшем случае, желтоватый, однотонный или с мелкими темными пятнами.
   Выстроившись несколькими рядами на главной площади -- ровной площадке в середине деревни, свободной от кочек и домиков, жабинги приветствуют нас, усердно махая передними лапками и утробно квакая. Концерт в мою честь -- слияние громких резких скрипучих криков, подобия "эррр-эррр-эррр" или "ра-ра-ра" и поросячьего хрюканья с довольно мелодичными трелями -- продолжается довольно долго. У меня даже начинает болеть голова.
   Пройдя мимо всего строя, оказываемся на другом конце деревушки. Мой новый приятель является главным среди жабингов. Он тут же распоряжается о накрытии "столов". Пока жители деловито суетились, готовя угощения, мы с вождем направились в его апартаменты передохнуть.
   Прохладно, даже довольно свежо после полуденной жары. Пахнет сыростью. На полу -- коврики из листьев, циновки из тростника, кровать -- мягкое ложе изо мха. На стенах -- кусочки коры, замысловатые коряги, в углу помещения -- ворох коричневых головок камыша.
   -- А как Вы зимуете в своих хатках? Они ведь не спасут от холода? -- интересуюсь я.
   -- В зимнее время года мы прячемся в норы, ямки, под камни, зарываемся поглубже в подстилку, впадая в состояние анабиоза -- своеобразной спячки.
   Раздается громкий трубный звук. Это один из жителей, приложив к ротовому отверстию дудочку из полого стебля тростника, извещает о начале праздника.
   Как только появляемся у выхода, нас тут же окружает плотная толпа жителей, жаждущая рассказов о моих удивительных приключениях, о жизни существ в других мирах. Успеваю рассказать лишь одну, как меня приглашают к столу.
   Посреди полянки на тростниковых циновках расставлены всевозможные яства в тарелках, мисках, блюдах из листьев кувшинок и лилий. Каких только лакомств там не было! В кубках из желудей -- ароматные ягодные соки; в рюмочках и стопочках из ореховой скорлупы -- различные травяные настойки; большие миски из ракушек полны желтого, розового, красного и синего густого киселя; лепешки из сладких кореньев водных трав и пастила из лесных плодов на подносах, сплетенных из листьев осок; сочная ветчина из слизней, жареные кузнечики, студень из гусениц...
   -- Суп из ракушек с приправами, жаркое из муравьев с орехами, запеченные в собственном соку личинки, маринованные мушки и комарики, сушеная тля и мошкара, мидии в соусе, желе из морских ежей, водоросли в маринаде..., -- со знанием настоящего знатока-кулинара и истинного гурмана перечисляет Жабинг выставленные блюда.
   Пробую все, и, признаюсь честно, еда отменная, хоть и не совсем обычная для моего желудка. Запив все чистой холодной родниковой водой, окончательно расслабляюсь и захмелеваю, к тому же время уже далеко за полночь. По дороге к хижине вождя рассказываю на ходу еще пару занимательных историй.
   Едва валюсь на приятно пахнущие свежей травой циновки, как глаза мои сами собой закрываются, и я полностью отдаюсь во власть Морфея.
  
   Нападение
  
   Однако сладкий сон мой продолжается недолго. Снаружи нарастает какой-то шум, разбудивший меня, а вскоре в хижину вбегает Жабинг.
   -- Они идут сюда! Их много, много! -- находясь в сильном возбуждении, он трясет лапками перед моим лицом. -- Надо уходить быстрей, прятаться! -- кричит он. -- Но куда нам идти -- все равно они найдут нас и в другом месте? -- вдруг колеблется вождь в правильности своего решения.
   -- Кто напал на Вас? -- спрашиваю. -- Объясни толком.
   -- Племя Тритонгов! -- возмущается Жабинг. -- Это они всегда обижали нас. Сколько я себя помню: и дед мой и отец прятались от них. Это они постепенно вытеснили нас с самых хороших лугов, забрали наши угодья и расселяются по удобным болотам, загоняя нашего брата в топь и трясину.
   -- Что за страшные и грозные такие Тритонги?
   -- Ой, ой, ой! Ква-ква-ква! -- орет Жабинг и стремглав бросается вон из хижины. Спешу вслед за ним.
   Выскочив на поляну, вижу, что все перепончатолапое население деревеньки в панике несется по направлению к тростниковым зарослям. На все мои распросы никто из них так толком и не может ничего ответить: жабообразные существа -- от мала до велика -- лишь беспомощно махая лапками, зовут меня за собой.
   Вскоре перепуганное кваканье моих гостеприимных знакомых стихает, и деревушка пустеет. Наступает временное затишье: лишь шуршание жестких листьев тростника, нежно трущихся друг о друга, и плеск воды врываются в напряженную тишину.
   Но вот слышится какой-то шум. Он постепенно нарастает. Жабинги съеживаются и, еще сильней выпучив и без того выпуклые глаза, испуганно смотрят на меня, умоляя о помощи. Я уже отчетливо различаю чье-то громкое шипение. Кажется, оно исходит со всех сторон. Звуки усиливаются, и вскоре на главную площадь поселка строем выходит войско странных существ.
   На меня надвигается плотная масса, состоящая из множества широких голов с устрашающими темными полосами, наиболее заметными у глаз. Наступающие быстро и легко двигаются по песку, словно скользят по гладкой поверхности. Они так близко стоят друг около друга, что вначале не замечаю их удлиненных туловищ. Сжатые с боков тела разной окраски -- от черной до всевозможных оттенков коричневого и оливково-бурого цветов -- с мелкими темными пятнами, небрежно разбросанными в различных комбинациях заканчиваются длинными хвостами. Нижние части хвостовой оторочки украшают оранжевые каемки и голубоватые полосы с перламутровым блеском. Воинственно-устрашающий вид этим существам придают высокие гребни, резко прерывающиеся у основания хвостов. Края их глубоко изрезаны, а кончики зубцов закруглены.
   Полчище Тритонгов не представляет собой серьезной опасности для Жабингов. Гораздо меньше их по размерам -- не более полметра в длину и четверть в высоту, приземистые, на коротких конечностях с трогательными пальчиками на концах, не соединенными плавательными перепонками. На голове имеются маленькие рожки, видимо служащие органами осязания, так как они постоянно находятся в движении, анализируя окружающий воздух.
   Подойдя довольно близко к тростниковой стене, войско, словно по команде, останавливается. Вперед выползает самый крупный и упитанный, по-видимому, главный тритонг. Опираясь на мощный хвост, он поднимает вверх передние конечности, обнажив нижнюю сторону тела. С явным удовольствием демонстрируя передо мной грудь и брюхо желтовато-оранжевого цвета с черными пятнами разной формы и величины, он, по-видимому, пытается произвести на меня впечатление. Не дождавшись никакой реакции с моей стороны, настораживается. Растерянно пошевелив рожками, поперебирав пальчиками, он как бы раздумывает -- с чего начать... и вдруг в напряженной тишине раздается тонкий смешной голосок:
   -- Почему ты не бежишь и не прячешься от нас?
   -- Потому что я совершенно не боюсь Вас, -- громко отвечаю и смело шагаю ему навстречу.
   -- Ты ведь не из жабингового народа? Так?
   -- Вы совершенно правы. Я человек и прибыл из другого мира, -- с гордостью за себя и всех человекоподобных существ говорю я.
   -- Че-ло-век, -- медленно, по слогам произносит предводитель незнакомое слово. -- Разве ты не знаешь, что в этом мире мы хозяева! -- напыщенно заявляет он. -- Здесь все подчинено нам -- Тритонгам и все находится в нашей власти. -- Для большей важности и устрашения он шипит, распрямив массивный гребень.
   Но я ничуть не пугаюсь его угроз и манипуляций, мне просто смешно от всех его напрасных попыток заставить меня покориться ему. "Интересно, каким же способом эти существа заставляют жабингов трястись от ужаса? Неужели только своим устрашающим видом?" -- думаю я.
   Наконец поняв, что шипением меня не испугать, предводитель энергично начинает двигать гребнем -- войско бросается на меня в атаку, сердито шипя и гукая. Я остаюсь стоять на том же месте, не шелохнувшись. И в тот момент, когда первый из дракончиков храбро бросается на мою ногу, легким движением носка ботинка я отправляю его в арьергард наступающих. То же происходит и со вторым, и с третьим, и со всеми последующими смельчаками, отважившимися напасть на меня. И вскоре вся грозная армия тритонгов, осторожно выглядывая из-за валунов, с опаской посматривает на неприятеля, задавшего им такую непредвиденную трепку.
   -- Мы сдаемся и уходим к себе. Дай нам спокойно уйти, -- раздается кукольный голосок вождя племени.
   -- Дайте слово, -- грозно кричу я в ответ, -- что никогда больше не появитесь в этих местах и не будете притеснять жабингов.
   -- Хорошо, хорошо, -- гукают тритонги хором и, толкаясь и напирая друг на друга, черно-оливковой толпой спешат в ту сторону, откуда так внезапно и появились.
   -- Ура! Ква-ква-ква! Победитель грозных страшных тритонгов! Ура! Наш герой и спаситель! Ква-ква-ква! -- слышится со всех сторон, как только исчезает из поля зрения хвост последней земноводной твари.
   Мирные жители деревеньки тут же начинают вылазить из своих укрытий и, заполонив полянку, стоя на задних лапках, хором мне аплодируют. Я понимаю, что они совсем не умеют сражаться с противником и вести военные действия. В этом-то и состоит их слабая сторона. Жабинги по своей природе являются миролюбивыми, дружелюбными существами. И, несмотря на то, что тритонги намного меньше их по размерам, они все равно смертельно бояться этих существ, которые, как выяснилось, совсем неопасны.
  

Прощание с болотным краем

   Утром следующего дня, ухожу от жабингов со спокойной душой и чувством выполненного долга. И несказанно счастлив, что смог помочь столь гостеприимным существам в их беде.
   Отойдя от деревеньки метров на триста, оглядываюсь: жители, взобравшись на холмики, усердно машут мне перепончатыми лапками, словно веерами, приманивая благоприятный попутный ветерок. От столь трогательной сценки слезы непроизвольно навертываются на глаза. Смахиваю их с ресниц и, помахав в ответ рукой, бодро шагаю по чавкающему болотцу.
   В этом мире верховые сфагновые болота занимают, по-видимому, обширные площади. Нежно-зеленый покров сплошным ковром укрывал многометровую толщу торфа. Пышное изумрудное покрывало пестрым орнаментом оживляли заросли багульника, белые ватные шарики пушицы да оранжево-жёлтые, словно солнышки в миниатюре, плоды морошки. Неказистые сосенки и, реже, берёзки образовывали здесь большие участки низкорослого леса. Высота деревьев не превышала десяти метров.
   В кристально чистом воздухе проносятся легкие стрекозы, порхают над осокой пестрые бабочки. Ни болотной трясины, ни пятен черной воды нет и в помине. Вода, правда, есть. И пройти по болоту, не замочившись, трудно. Да и ходить по мягкому моховому ковру без привычки мне нелегко. Мох-сфагнум, как резиновая губка, впитывает влагу из атмосферы. Отсюда и название болота происходит -- верховое. Здесь нельзя увязнуть в трясине, утонуть в черной бездне, в отличие от коварного низинного болота.
   Обилие сфагновых мхов, скромность и простота неприхотливых растений, таких, как осока, пушица, злаки, а также вечнозеленые кустарнички -- болотный мирт (кассандра), подбел (он же андромеда), багульник с дурманящим запахом, морошка с соблазнительными янтарными ягодками, и, конечно же, стелющийся ажурный кустарничек клюква, алыми плодами которой усыпаны все кочки.
   Однако, живя на Земле, я был подвержен тем же предрассудкам, что и большинство обитателей европейской полосы. Болота издавна вызывали у человека чувство неприязни. Эти мрачные нежилые пространства он считал враждебными себе. Болотное царство наделяли безрадостными эпитетами -- глухое, гиблое, мрачное, чертово, населяли всякой нечистью и нежитями, мятущимися душами утопленников -- ведь в зыбучей трясине нередко бесследно и таинственно исчезали люди, скотина. Таинственные синеватые огни, бесшумные голубые сполохи, заунывные крики ночных животных, ползучие туманы, фантастические, причудливые силуэты коряг и выворотней рождали сказки о водяных, леших и болотных кикиморах...
   Хотя, несомненно, наши земные болота не менее удивительны и прекрасны того, по которому я сейчас "прогуливался". Это особый пестрый мир с довольно богатой и по-своему своеобразной природой. Сразу же вспоминаются заросли росянок -- круглолистных, с сочными листьями наподобие вытянутой ложечки, собранными в прикорневые розетки и густо усеянными прозрачными ворсинками с капельками липкой жидкости на концах. Это удивительный ловчий аппарат и одновременно внешний желудок "крайне остроумного животного". Мелкие летающие насекомые, попав в липкие объятия росянок, не только не могут уже высвободиться, но почти сразу же начинают перевариваться.
   Но, конечно же, главное богатство наших болот -- клюква. Этой полезной ягодой питаются многие звери и птицы. Устраивают тока, выводят и вскармливают потомство тетеревиные -- глухарь, тетерев, белая куропатка. Осенью на ягодники заходят покормиться бурые медведи, гиганты-лоси и многие другие животные. Зимой кору болотных сосен охотно поедают лоси.
   Разнообразен и мир пернатых. Тетерева, журавли, филин, болотная сова, неясыть, сыч, канюк, черный коршун, ястреб-тетеревятник и др. Много уток. Открытые участки берегов и островков занимают колонии чаек. Гнездятся и более мелкие обитатели: коньки, луговые чеканы, желтые трясогузки, белые куропатки, чибисы, жаворонки, -- изредка лебеди-кликуны и древние загадочные птицы -- гагары. В заболоченных сосняках устраивает гнёзда уже довольно редкий в наше время крылатый хищник -- скопа.
   В болотном царстве водятся мышевидные грызуны, можно встретить гадюк и живородящих ящериц, остромордых лягушек и других представителей земноводных. Богат и мир беспозвоночных -- пауки, стрекозы и другие насекомые, не говоря о миллионах комаров и мошек.
   Все точно так же, как и на Земле. Я иду и мне кажется, что я вернулся к себе на родину.
   Монотонность и безжизненность болота обманчивы. Это не просто "мир зеленого безмолвия". Здесь постоянно слышатся птичьи голоса, а самые глухие их места оглашают иногда прекрасные звуки -- крики серых журавлей. Увидеть журавля на свободе хотя бы раз, хотя бы издали, услышать его непередаваемый красоты клик -- редкостная удача и память на всю жизнь.
   Но только сейчас, радостный и довольный от удачно выполненного задания, находясь во власти удивительной поэзии болотного мира, я сумел вкусить чарующе-таинственную прелесть его неброского облика, его дурманящих ароматов, проникнуться непознанностью. Не удивительно, что столько подлинно поэтических, лирических образов навеяно красотой болот! Тот, кто хоть однажды побывал на болоте, останется очарованным им на всю жизнь. Так случилось и со мной. Но произошло это почему-то не на Земле, а в одном из параллельных миров.
   За синеватой кромкой дальнего леса медленно садится малиновое солнце. Теплые, уставшие за день, волны накатываются на прибрежный песок. Утихает, успокаивается к ночи свежий ветерок, умолкают один за другим вечерние солисты -- птицы. Одни лишь чайки, кажется, неподвластны извечному закону -- смене дня и ночи. Они без устали плывут в покойном воздухе и резким звонким криком утверждают свое существование в этом мире.
   Милый маленький болотный народец, я всегда буду вспоминать о вас и вашем удивительном мире с нежностью, теплотой и любовью!..
  

Мир говорящих камней

   Вечер. Заунывный вой ветра в ушах. То сильнее и громче, то тише и слабее поет он свою тянущуюся, казалось до бесконечности, грустную песню. Он не опасен, я это чувствую сквозь дремоту, однако какое-то щемящее, тревожное чувство в груди нарастает. Постепенно сон отступает, и я понимаю, что получил следующее задание.
   Вокруг меня новый мир. Мир величественных гор и грозных дымящихся вулканов. Высокие скалы застыли в молчаливом гордом одиночестве. Сколько же им лет? Они возвышаются здесь повсюду, до самого горизонта. Твердая каменистая почва под ногами глухо звенит. Везде навалены груды камней.
   Пейзаж, скажу я Вам, в этом неприветливом месте очень суров и непригляден. Темно-серые каменные глыбы лежат в беспорядке, как будто скатились откуда-то сверху, на щебнистом и комковатом буровато-черном грунте. Все видимое пространство покрыто, в буквальном смысле слова, окутано газообразным "одеялом", состоящим из тонкого слоя облаков и густой плотной атмосферы. Они, по-видимому, не дают рассеиваться теплу, и поэтому чувствуется приятная температура. К тому же воздух практически неподвижен. Лишь на большой высоте ветер-бездельник гоняет туда-сюда стайки красивых белых облаков, очень похожих на земные, не давая им никакой передышки.
   Из-за облаков и газообразной пелены солнечного диска на небе нигде не наблюдается, но рассеянный свет достаточен для ориентации по незнакомой местности: сизовато-коричневый туман заволакивает только дали.
   Надо двигаться. Однако куда и какова моя миссия в этом мире -- я совершенно не имею понятия. Но все же решаю идти в каком-нибудь направлении. Впереди маячит одинокое дерево. Долго приходится до него добираться. Дышится с большим трудом: видимо, состав воздуха совершенно не походит на земной.
   Дойдя наконец до дерева, поражаюсь его размерами: поистине впечатляющее зрелище, этакий исполин! Ростом оказывается со скалу, которая, склонив могучую крону, словно каменную вершину, к земле, кажется, желает пошептаться со мной. Жутковато иметь дело с таким собеседником! Ствол гигантского дерева весь перекручен, словно обвит толстой веревкой. Кора, будто каменная, серого цвета и холодная на ощупь.
   Тишина. Жуткая звенящая тишина. Вначале я как-то не обращал на нее внимания, но постепенно она начинает назойливо, навязчиво внедряться в мой мозг, вливаясь сквозь уши сладкой густой патокой.
   Неужели тишина? А если прислушаться? Действительно -- ни звука. Мир, словно вымер. Стоит ли удивляться этому? Кто сможет жить в таких ужасных условиях? Тут, наверное, и растительности-то нормальной нет. Кажется, я прав. За все время исследовательской пешей прогулки на глаза не попалось ни одно живое существо, кроме чудного дерева-гиганта. А живое ли оно? Похоже, что да. Высоко вверху ветер треплет густую крону великана, а внизу под моими ногами каменистый грунт покрыт ковром из листвы. Однако странно, очень странно и подозрительно. Листья серебристо-серого цвета и лежат они, будто склеенные друг с другом, ни один не шелохнется. Я дотрагиваюсь до необычных листьев -- холодные на ощупь. Пытаюсь приподнять, но они так тяжелы, словно металлические слитки, и мне стоит больших усилий взять в руки хотя бы один. Это же чистый свинец! Странные листья?! Мертвый мир?!
   Только к полудню туман слегка рассеивается, и становиться так же, как на Земле в пасмурный день. Дышится уже легче, но к этому времени я порядком устаю, однако надо двигаться дальше.
   Осматриваюсь. Взгляд останавливается на возвышающейся на горизонте прямой, словно ракета на взлетной полосе перед стартом, скале. Удивительный мир: не жарко и не холодно, не хочется ни пить, ни есть. Желаний почти никаких. Наверное, здорово вот так идти и идти целый день и следующий, и много-много дней подряд, ничего не ощущая, кроме страстного желания куда-то двигаться. Но физическая усталость все же дает о себе знать. Она наваливается тяжелым грузом и давит на плечи, гирями виснет на ногах. Решаю передохнуть. Невдалеке громоздится небольшая кучка камней -- вот здесь и устрою привал.
   Опускаюсь на один из камней. Еще большей волной накатывается усталость и тяжесть, и невольно вырывается из горла возглас:
   -- Черт побери, странный, однако, мир!
   -- Что же тут странного?! -- раздается удивленно-возмущенный голос в моей голове. -- Обычный, тихий и спокойный, мир, который нам очень нравится.
   -- Ну вот! Уже и звуковые галлюцинации начались, приехали! -- Мне становится горько и в тоже время смешно от сложившейся ситуации. Пробродив по незнакомому каменному миру полдня, я так и не смог реально сориентироваться в этой местности и догадаться, зачем же я здесь? В чем заключается моя миссия?
   Тихонько посмеиваюсь над комичностью своего положения, как вдруг опять слышится тот же голос, принятый мной за внутренний:
   -- Ничего смешного здесь нет. Смешон лишь ты -- безумец, не знающий пути. Хранитель говорил, что ты другой, серьезный и надежный, а ты мне совсем не нравишься. Я может быть, вообще, никуда не пойду с тобой.
   Вскакиваю на ноги, еще не до конца сообразив, кто это так смело разговаривает со мной. На меня, уставившись узкими глазками-трещинками, смотрит с любопытством и высокомерием серый булыжник, случайно выбранный мной в качестве "ложа" для отдыха.
   -- Ну что ты замер? Говорю тебе еще раз: не нравишься ты мне, парниша! Вот и все. Что будем делать?
   Каменистый "колобок" пододвигается ко мне чуть ближе и, наклонив вперед свою макушку и нахмурившись, занимает оборонительную позицию. Камень округлый, с шероховатым выщербленным боком, -- обычный голыш, каких тут валяется множество.
   -- Это ты что ли говоришь? -- удивленно спрашиваю я.
   -- Нет, это твоя бабушка с того света с тобой беседует, -- язвительно восклицает каменюка, закашлившись.
   -- Слушай, а что это за мир такой? -- интересуюсь я.
   -- Мир говорящих камней, -- с гордостью отвечает булыжник таким голосом, будто бы каждое, уважающее себя существо обязано знать про их место обитания. -- Нас тут очень много, но говорят немногие... и то -- только по делу. Наш мир болтунов не любит.
   -- Хорошо, но я-то здесь зачем?
   -- Ты должен доставить меня в Башню. Я -- недостающее звено! Больше ничего не скажу. Да и вообще, наверное, не пойду с тобой. Ты мне не нравишься.
   -- Старая песня, -- бурчу и, подняв булыжник, без спроса сую его себе в сумку. -- Где, эта твоя Башня?
  

Великая стройка

   -- Да тут, совсем недалеко. Башню эту строят уже много лет. Давно, еще до зарождения нашего мира началось строительство. Кто его начал -- неизвестно, никто и не помнит за давностью лет. Но ее продолжают строить до сих пор и искренне верят, что она сможет защитить миры нашей Вселенной от нашествия врагов. Красивая сказка!
   В настоящее время, по зову Совета на эту великую стройку съехались существа со всех миров. Однако, несмотря на предпринятые усилия, башня до сих пор не достроена. Дело в том, что, построив очередной ярус, его тут же ломают и начинают укладывать заново. И так уже продолжается много лет. Совет решил, что тут не обходится без злого вмешательства Вершителя судеб и его магии. Ну, забросили бы эту стройку да и все. Так нет. Пришло в голову одному ученому дураку, что не хватает какого-то звена в строительной цепочке. Ломали головы над этой проблемой, решали и, наконец, придумали вставить в ярус один из говорящих камней, тогда мол все пойдет на лад. Ну, приехали к нам. Понавезли разной техники, расшумелись тут. Все бросились искать говорящий камень. Ну, вот и выбрали меня.
   -- Я думаю, они сделали правильный выбор, -- смеясь говорю я.
   -- Это почему еще? -- насупился камень.
   И уже более не сдерживаясь, я хохочу во весь голос:
   -- Да потому, что ваш мир не любит болтунов.
   Булыжник нахмуривается и замолкает. Сколько я не пытаюсь его разговорить, все напрасно. Всю дорогу он молча лежит на дне моей брезентовой сумки, словно обычный булыжник, каких много валяется на земных дорогах -- пройдешь мимо и даже не взглянешь.
   Мы минуем глубокое каменистое ущелье. Выходим на обширное плато, которое тянется до самого горизонта. Перед глазами стоит одна и та же безрадостная картина: камни, скалы и редкий желтый песок да гранитная пыль под ногами. Лишь вдали, на самой линии неба и земли проступает еле видная какая-то темно-бордовая субстанция. Но сколько не всматриваюсь -- ничего толком разглядеть так и не могу.
   -- Нечего зенки пялить зря. Башня это, -- бурчит голос из моей сумки.
   -- Так она что находиться в вашем мире?
   -- Нет, она настолько огромна, что видна почти из всех миров. Многие существа просто не придают этому значения. Она стоит именно на границе всех миров. Как так получается, я не знаю. -- Я несказанно рад тому, что мой странный собеседник наконец-то снова заговорил.
   -- Слушай, а до нее долго еще идти? -- интересуюсь я.
   -- Ну, об этом лучше знать тебе, ты ведь у нас Проводник, -- язвит вреднущий булдыган. -- Некоторые доходят очень быстро, а другие всю жизнь могут идти-идти, да так и не смогут достичь башни. Давай-ка включай свое воображение, может и не придется топать ножками, -- ехидничает зловредный булыжник.
   К вечеру я настолько устаю, что уже еле передвигаю ногами. Камень в сумке молчит, будто чувствует мое угнетенное состояние.
   Башня совсем не приближается, а даже наоборот, кажется, что она как бы становится меньше, а вскоре из-за сгустившихся сумерек и вообще исчезает. Я принимаю решение остановиться на ночлег, а утром продолжить путешествие. Костер разложить не из чего, мягкую постель и крышу над головой соорудить тоже нет материалов, и поэтому приходится укладываться прямо на землю и на голодный желудок.
   Лежа в полной темноте, представляю себе Башню. Я так живо вижу ее перед глазами, что мне даже кажется, что когда-то я уже был возле нее. Ходил по ее бесчисленным коридорам, галереям, многочисленным лестницам и переходам; вдыхал сырой тяжелый воздух ее подземелий; был хорошо знаком со многими строителями этого загадочного сооружения. С этими мыслями я и засыпаю.
   Утром меня будит истошный вопль моего попутчика:
   -- Аааааа, она здесь, здесь! Как так могло произойти?!
   Вскакиваю на ноги и тут же снова плюхаюсь на каменное ложе. Невозможно поверить тому, что в метрах в двадцати от нас возвышается, врезаясь в небо и исчезая в облаках, огромная Башня. Это настолько грандиозное сооружение, что я бы никогда раньше не поверил, что она может быть создана руками живых существ. Просто феерическое сооружение! Гладкие стены устремляются ввысь, обрушиваясь сверху причудливой каменной кладкой. Огромные темно-серо-бордовые плиты подогнаны так плотно, что щелей между ними практически рассмотреть невозможно. Стена тянется метров на двести в сторону и снова закручивается вверх по спирали. Поистине здесь воплотились буйные фантазии сумасшедшего архитектора! Метрах в десяти от поверхности почвы в стене прорублены небольшие бойницы, через которые на нас смотрят тупые рыла необычных орудий.
   -- Как тебе удалось приблизиться к ней? -- верещит булыжник. -- Как ты смог?
   -- Да тише ты. Помолчи. Я и сам не понимаю толком, как это могло произойти, -- растерянно бормочу.
  

Башенный рынок

   Откуда-то с верху башни раздается негромкий свист -- и стена напротив нас отъезжает в сторону. Грохот городской жизни врывается в мои уши и начинает кружиться в сознании радостным вихрем, будоража уснувшие воспоминания о земной жизни.
   Через образовавшийся довольно широкий проход моему взору предстает потешная картина. Множество своеобразных существ, пестро и необычно одетых, по-видимому, из разных миров снуют туда-сюда. Внутренний двор башни буквально кишит разношерстной публикой.
   -- Это знаменитый Башенный рынок, -- пищит камень из сумки. -- Я слышал про него, но никогда не мог подумать, что смогу увидеть это чудо.
   -- Ну считай, что тебе повезло, -- говорю. -- Что дальше-то делать будем?
   -- Ничего, мы уже пришли. Теперь тот, кому я нужен, сам нас найдет.
   -- Думаешь, -- сомневаюсь я.
   -- Расслабься. Ходи, гуляй себе: не каждый день удается попасть в башню -- это великая честь и милость.
   И то верно. Никогда я не видел такого богатого рынка. Здесь есть все. Я иду по рядам и глаза мои разбегаются от изобилия выставленных товаров.
   -- Эй, ты что продаешь? -- ко мне подскакивает какой-то смешной старик, глаза у него плавают по лицу в разные стороны, а кожа напоминает студень. Он хватает меня за руку своим щупальцем так крепко, что поневоле пришлось остановиться.
   -- Что продаешь? -- дребезжит он снова, дыша на меня прелыми водорослями и протухшей рыбой.
   -- Ничего не продаю, уважаемый, отпусти, -- умоляю я, не на шутку испугавшись.
   Но не тут-то было: нахальный тип еще сильнее обхватывает мою руку и нагло шепчет в самое ухо:
   -- Отдай камень мне. Я тот, кого ты ищешь.
   -- Какой камень? -- прикидываюсь я дурачком. -- Вы ошибаетесь. Видимо, попутали меня с кем-то другим -- камнями торгуют вон там, на углу.
   Хочу взмахнуть рукой, желая указать нужное направление, но она наливается тяжестью и делается непослушной. Ощущаю, как мощные энергетические импульсы насильно пытаются завладеть моим мозгом, мечтая заставить меня подчиниться воле этого грязного старикашки.
   -- Дай сюда камень, жалкая тварь! Дай! -- хрипит над ухом и в голове его противный голос. -- Отдай его мне!
   Огромным усилием воли я все же смог заблокировать свой мозг от чужеродной энергии и с трудом оторваться от его поля.
   -- Пошел прочь, старый хитрец! -- кричу я, торжествуя победу. -- Думал одурачить меня. Нет, я тебе так просто не дамся!
   Вытаскиваю из сумки камень и высоко поднимаю его над головой, словно вымпел победы. Булыжник молчит, но я чувствую ладонью, как пульсирует его тело. Старик, быстро взглянув на камень, хочет открыть рот, чтобы что-то сказать, но бросив взгляд мне за спину и издав горестный крик проклятья, шмыгает в толпу, тут же в ней растворившись.
   Не успеваю в полной мере насладиться победой, как слышу за спиной грозный окрик:
   -- Стой, где стоишь!
   Оглянувшись, вздрагиваю от страха: раздвигая толпу, ко мне несется отряд всадников. Приблизившись, один из них, видимо, самый главный, грозно спрашивает:
   -- Что это у тебя?
   -- Камень, сударь. Тот самый говорящий камень -- недостающее звено в строительстве башни.
   -- Не может быть?! -- ухмыляется стоящий за ним солдат. -- Пусть скажет что-нибудь.
   -- Заставь разговаривать этот булыжник! -- строгим голосом приказывает начальник.
   И тут мой попутчик как заверещит -- что мне даже становиться как-то не по себе перед столь уважаемой публикой за его безобразное поведение.
   -- Какого черта Вы допрашиваете моего друга? Да, это я, тот самый камень, который Вам нужен. И не надо так таращить на меня свои глазенапы. Быстро ведите нас к умным людям, с которыми мы могли бы говорить на равных!
   Всадники теряются от приказаний, исходящих от какой-то серой мелюзги. Однако слушаются, и вскоре мы уже находимся в одном из многочисленных двориков, ухоженном и увитом лианами с белыми и красными цветками.
   Навстречу нам выходит высокий человек с добрыми голубыми глазами, представившийся специалистом каменщиком. Вот он-то и подтверждает подлинность говорящего камня. Мой булдыган должен быть очень счастлив от такого оборота дела. Но слегка дотронувшись до него, я сразу же ощущаю, что он влажный -- волнуется.
   -- Знаешь, прости меня за мою несдержанность и грубость по отношению к тебе. Ты очень хороший проводник. Правда! Лучший из тех, кого я знал.
   Без слов я передаю камень в надежные руки и, отказавшись от угощения, не оглядываясь шагаю прочь, думая на ходу с горькой усмешкой: "А много ли ты видел на своем веку Проводников, каменюга?"
  

Вещий сон

   Хранитель времени и ворот является ко мне во сне, когда уставший морально и физически я сваливаюсь около одного из холмов на песчаный грунт и моментально отключаюсь.
   "Поздравляю! -- раздаются рядом со мной звуки его голоса. -- Ты справился с порученным делом блестяще, хотя я, честно признаюсь, очень испугался, когда к тебе подскочил этот старик-хват. Их мало осталось в наших мирах, но они очень хитры и коварны. У таких типов нюх на поживу в любом виде. Они подпитываются человеческими страхами. Каким-то образом, внутренним чутьем, наверное, он почувствовал, что у тебя имеется нечто ценное, хотя и понятия не имел, что же именно. Однако, если бы он завладел говорящим камнем, то тут уж с уверенностью можно было утверждать: булдыган никогда не стал бы частью стены. А так благодаря тебе, твоей смелости и находчивости строительство продолжиться. Ты сделал благое дело, только мне все же не совсем пока понятно -- для каких целей предназначена эта башня. Ну да, ладно, сами разберутся. Это уже не наше дело.
   А теперь, Даниил, слушай меня внимательно. Появилась необходимость в выполнении нового задания. На границе северных миров глубоко под землей расположена обширная сеть пещер, соединенных между собой многочисленными галереями и переходами, запутанными тоннелями и лабиринтами. Там во мраке подземелий обитают Глоги -- создания, не выносящие яркого дневного света. Они почти никогда не выходят из своего темного мирка -- им уютно и комфортно глубоко в подземельях. Переходы из одного огромного помещения в другое настолько обширны, что Глоги передвигаются по ним на огромных кротовозах -- существах, напоминающих наших кротов, только ростом со слона. На своих подземных "лошадях" они "скачут" верхом или важно разъезжают в каретах. Глоги -- существа безобидные, ведущие скрытный образ жизни и непрошенных гостей не очень-то жалуют.
   Твоя же задача заключается в следующем: проникнуть в их мир в роли посла доброй воли и попробовать наладить торговые отношения. Наш мир может предложить им энергию, в которой они очень нуждаются, а мы взамен хотели бы -- самоцветы и металл. Они у них самого лучшего качества. Нам сейчас как никогда нужны деньги и поддержка подземных жителей. Вполне возможно, что Вершитель судеб в скором времени начнет грандиозные военные действия, а у нас мало защитников. Наемников мы взять не можем -- нечем платить. Так что драгоценности нам сейчас бы как раз пришлись кстати. Поэтому постарайся наладить между нашими мирами взаимовыгодные торговые отношения.
   Еще не до конца осознав всю важность и серьезность предстоящего мне дела, отвечаю в полусне, что попробую, но не уверен: получиться ли у меня.
   "Не волнуйся и главное -- ничего не бойся. Глоги любят смелых и ненавидят трусов, болтунов и нахалов, -- звучит в моей голове все тот же знакомый голос.
   Затем наступает тишина. Однако послышавшийся вдалеке шум прибоя нарушает мое безмятежное состояние. Звук нарастает, и когда он достигает наивысшей точки -- я просыпаюсь.
  

Подземные жители

   Темнота.
   Вы когда-нибудь серьезно задумывались над этим словом?
   Слепой человек, что он чувствует? Каким ему видится мир? Понятия темноты для него не существует, потому что она -- это то единственное, что у него есть. Он наоборот мучительно думает над цветом того мира, который недосягаем для его зрения. И ему кажется, что там царит тоже только один цвет, но какой -- он затрудняется определить, так как кроме темно-серого, слепой вообще никаких цветов больше не знает. Черного цвета вообще нет, его просто не существует в натуре. Есть различные оттенки, цветовые сочетания, но цельных цветов в природе нет. Все состоит из смесей цветовых гамм.
   Так вот: меня окружает настоящая чернота. Непроглядная тьма настолько насыщенна, настолько плотна, что я даже боюсь удариться о нее, страшусь, что она поглотит меня целиком и растворит в себе, сделав составной частью. Растерянно замираю на месте, прикрыв глаза, и боюсь не только сделать шаг, чуть-чуть сдвинуться в сторону, но даже пошевелиться. И тут в моем мозгу яркой молнией вспыхивают слова Хранителя из сна: "Ничего не бойся. Они ненавидят трусов". Открываю глаза, хотя в такой темноте это делать необязательно и совершенно бесполезно, вытягиваю вперед руки и смело шагаю в пугающую темноту.
   "Шлеп, шлеп, шлеп...", -- слышатся тихие звуки, словно кто-то совсем рядом со мной пробегает по мокрой лужице. Снова замираю, затем осторожно двигаюсь дальше.
   -- Чу-же-стра-нец, -- неожиданно рядом кто-то шелестит. Испугавшись, отскакиваю в сторону и вжимаюсь в холодную стену.
   -- Кто ты? -- кричу в темноту.
   -- Чу-же-стра-нец, за-чем ты при-шел к нам? -- отзывается из черноты тот же голос, медленно выговаривающий слова, будто первоклашка, читающий букварь по слогам.
   -- Я пришел к Вам с миром и добром! Я не причиню Вам никакого вреда! Меня прислал Хранитель времени и ворот.
   -- Вред ты нам причинить не сможешь, даже если бы захотел, а мы не хотим общаться с чужестранцами. Любое вторжение в наш мир мы расцениваем, как вмешательство в нашу жизнь и жестоко за это наказываем непрошенных гостей. У нас нет авторитетов в других мирах, и твой Хранитель нам не указ, хотя мы уважаем его за справедливость и смелость. -- Я понятия не имею, кто со мной говорит, но догадываюсь, что попал "по адресу".
   -- Послушайте, Вы -- единственные из существ Вселенной, которые нам действительно могут помочь. Я ведь не просто так пришел сюда. Мы хотим сотрудничать с Вами по-честному. Наша чистая энергия нужна вашему народу при обработке металлов и огранке самоцветов, а мы нуждаемся в ваших природных драгоценностях. Так вот мы предлагаем справедливый обмен: энергию за самоцветы. Я думаю -- это хорошая сделка.
   -- Это не тебе решать Чужестранец, -- и в тот же миг над моей головой вспыхивает слабый лучик света. Тусклый голубоватый он еле-еле освещает огромное помещение, но я все же мог разглядеть, с кем говорю.
   Моим собеседником является странное полупрозрачное существо. Оно зависло почти у самого верха пещеры и напоминает по внешнему облику и консистенции наших морских медуз, дрейфующих по поверхности воды, подхваченных течением, с тянувшимися за ними щупальцами длиной до пятидесяти метров или стремительно перемещающихся, выталкивая воду из складок своего тела. Только у этого подземного жителя щупальца свисают вниз, почти до самой земли и парит оно в воздухе. Существо еле заметно шевелит своими нитями, уставившись большими черными глазищами в одну точку -- на незнакомый ему объект..
   -- Это заманчиво! Очень-очень интересно! Но я не вправе решать такие вопросы самостоятельно,-- шелестит "медуза" и по воздуху плывут волны ее вздохов. -- Если желаешь, то можешь войти в наш дом и пообщаться со старейшинами племени Глогов.
   Конечно же, я хочу. Поочередно приподнимая щупальца, существо зажигает на стенах подземного коридора тусклые огоньки, освещая дорогу, ведущую в темноту.
  

Совет Глогов

   Вскоре тоннель превращается в широкую галерею, в свою очередь плавно переходящую в огромный зал. Удивительно видеть здесь, глубоко под землей, такие хоромы. Стены, состоящие сплошь из крепкого темного материала, отсвечивают матовым блескам. Я, правда, не очень хорошо разбираюсь в природных минералах, но думаю: это черный кварц -- морион с вкраплениями кристаллов галенита. Мраморный пол гладкий, блестящий, словно в королевском дворце. Я ступаю, и шаги мои в звенящей тишине, подхваченные эхом, гулко отдаются в галереях боковых переходов. Кажется: звуки, производимые моей ходьбой, уносятся далеко-далеко, намного километров по пустым коридорам подземелья.
   Как только вхожу в помещение, становится светлее. Источник освещения -- светящиеся мерным синеватым светом "медузы", медленно плавающие в воздушном пространстве под потолком пещеры. Они излучают мягкий ровный свет, однако тусклое свечение их причудливых тел слабо освещает зал заседаний, и в нем царит полумрак.
   В нерешительности останавливаюсь на пороге, не зная куда идти дальше. Вдруг в противоположном темном конце пещеры что-то шевелится: по звукам, издаваемым неведомым существом, решаю, что оно немалых размеров.
   -- Кух, кууухх, кух, кууухх грррр грррр.
   Из темноты надвигается что-то настолько большое, что невольно пячусь назад и упершись в стену, замираю в ожидании. Темнеет. Мои спутницы "медузы-фонарики" куда-то подевались, и приходится напрягать зрение, пытаясь разглядеть таинственного незнакомца.
   -- Слушаем тебя верхний житель, -- раздается рядом со мной тихий голос, словно набежавшая волна легонько приветствует прибрежную полосу.
   -- Совет собрался и ждет. Не молчи -- говори, -- шепчут другие голоса чуть поодаль, будто волна с волною говорит.
   -- Я никого не вижу, -- растерянно отвечаю и делаю пару шагов вперед.
   -- А тебе и не надо ничего видеть. Говори: зачем пришел?! Мы не любим вмешательства в нашу жизнь. И если уж решили принять тебя, то докладывай скорей о цели визита.
   -- Я пришел для заключения договора. Насколько мне известно, Вы не ведете торговых отношений ни с одним из миров?
   -- А тебе-то какое до этого дело? Мы сами знаем, что нам надо и что не надо, -- шелестит кто-то справа от меня.
   -- Но ведь, в первую очередь, от этого страдаете лишь Вы. Чистая энергия, которую мы вырабатываем наверху, Вам нужна для обработки металлов и камней. Насколько мне известно: у Вас ее очень мало, в то время как мой мир испытывает переизбыток. И поэтому народ моего мира хотел бы заключить с Вами договор именно по этому факту.
   -- Так Вы предлагаете нам энергию? -- в голосе существа ощущаются нотки заинтересованности.
   -- Все просто: мы поставляем Вам чистую энергию, Вы нам -- металл и самоцветы.
   -- Хорошо, -- вверху тут же загораются разноцветные огоньки: "медузы-лампочки" возвратились на свои рабочие места. И я могу, наконец-то, увидеть то, что раньше от меня скрывалось.
   В центре зала находится большой каменный стол, за которым и заседает Совет Глогов. Бледно-серые создания с большими черными блестящими глазами без белков внимательно рассматривают меня. На голой голове у всех возвышается розоватый хрящевидный гребень. Полупрозрачное студенистое тело оканчивается недоразвитыми, будто мутированными, нижними конечностями, но зато верхние очень мощные и напоминают боевую клешню рака. Чуть поодаль, опустив вниз плоские морды с выражением тупой преданности, стоят существа, гораздо крупней и жизнеспособней старейшин. Их мощные, вытянутые в длину, бурого цвета туловища по форме напоминают тела гигантских ящеров. Задние и передние мускулистые конечности снабжены огромными острыми когтями и отдаленно похожи на лапы крота, только во много раз увеличенные. Туловище покрыто мягкой бархатистой без ворса шерсткой, не мешающей движению в самых узких проходах, и даже в тех случаях, когда приходится пятиться задом. Оно постепенно переходит в хвост, оканчивающийся широкой булавой, по-видимому, предназначенной для расширения подземных коридоров. Нос заострен -- у этого подземного жителя, по-видимому, прекрасное обоняние. Но ушные раковины у них практически отсутствуют; они превратились в небольшие кожные валики, которые вряд ли помогают улавливать колебания воздуха, скорее они прикрывают (защищают) слуховые проходы (каналы) от осыпающейся земли при рытье новых лабиринтов. Глазки маленькие -- зрение в темноте не обязательно. В подземелье гораздо важней тонкое обоняние и способности улавливать звуковые сигналы усами. На спине у каждого из существ прикреплено седло очень красивой выделки, украшенное разноцветными камушками, и такая же инкрустированная камнем уздечка. Догадываюсь, что это те самые кротовозы, о которых мне говорил Хранитель.
   -- Хорошо, -- повторяет один из старейшин, самый маленький и хилый, но в более богато отделанных одеждах, по-видимому, самый главный на Совете. -- Но где гарантия того, что Ваши люди не захотят проникнуть в наш мир силой и ввести тут свои порядки? Может быть, Вам договор нужен лишь как прикрытие? -- У Глогов от возмущения гребни перекрашиваются в пурпурный цвет, а у некоторых -- даже богровеют.
   -- Мы не хотим порабощать Ваш народ, -- начинаю я свою речь как можно тише, стараясь не рассердить хозяев еще больше. Но постепенно мой голос набирает силу и под конец я почти кричу: -- Нам нужен этот союз лишь в торговых целях! Мы честно предлагаем Вам удобную для обоих сторон сделку! У нас наверху хватает своих проблем. Впереди грядет великая битва, после которой вообще будет не ясно, кто останется жить в мирах. Но мы хотим защитить более слабые народы, жаждем справедливости, а для победы добра над злом нам нужны оружие и деньги. Вот потому-то я здесь! Нам требуется Ваша помощь.
   Молчание затягивается на длительное время. Ноги и руки мои затекают без движения; я боюсь пошевелиться. Наконец гнетущее состояние, которое уже порядком начинает раздражать и надоедать, прерывает голос самого главного Глога:
   -- Ты сказал -- мы услышали! Сейчас уходи. Свой ответ сообщим Хранителю. Как его найти, мы знаем. Удачного возвращения домой!
   Поворачиваюсь и, крепко сжав зубы, чтобы не ляпнуть какую-нибудь гадость, быстро выхожу из зала.
  

Заслуженный отдых

   -- Договор заключен, -- с этими словами меня будит Хранитель на следующий день по возвращению из царства подземных жителей. -- Ты молодец! Кроме обмена, подземельники еще хотят оказать нам весомую помощь непосредственно в битве. Они предложили использовать своих кротовозов в качестве ударной волны из-под земли, для разгрома врагов в центре скопления.
   -- Здорово! А я-то думал, что они откажутся, даже почти был уверен в этом.
   -- Нет. На самом деле они оказались неплохими существами, только уж очень трясутся за свои сокровища. Конечно, опасаться им есть чего и кого. Вершитель только и мечтает захватить Подземный мир Глогов, но все не так-то просто. Далеко не каждый может проникнуть к этим любителям темноты. Тебе, например, крупно повезло. Сейчас пока отдыхай и набирайся сил, некоторое время заданий не будет. Ты мог бы, скажем, попутешествовать в миры, которые приглянулись тебе во время странствий или открыть для себя новые, где еще не бывал. В общем, решай сам, чем заняться.
   Я никуда не поехал, а остался на базе Хранителя. Наверное, очень устал за последнее время, пресытился разными мирами, встречами с другими созданиями Вселенной, и мне просто хотелось побыть одному. К тому же меня клонит в сон. Раньше я не замечал усталости, потому что постоянно приходилось быть настороже, и вот теперь, расслабившись, чувствую, как тяжесть наваливается глубоким сном, и я отключаюсь на двое суток.
   Когда просыпаюсь, на улице ярко светит солнце, но жары в это время дня еще не ощущается. Свежий ветерок навевает утреннюю прохладу, снимая остатки дремы и сонливости. Я по-прежнему бодр и свеж. Недолго думая, быстро умываюсь, перекусываю, одеваюсь и решаю в такой чудесный денек прогуляться по городку. Хотя я и не очень люблю теперь шумную городскую суету, но иногда все же хочется окунуться в пестроту, шум, всеобщее возбуждение массы людей.
   Первым делом отправляюсь на городскую площадь -- скопление жителей, всех новостей и местных сплетен. Идя по улице, недоумеваю: куда же подевались горожане, вечно снующие и всегда мешающие моим мыслям. Кругом пустынно и непривычно тихо.
   Однако вскоре до меня доносится неясный гул людских голосов. Прибавляю шаг и вот уже гармонично вливаюсь в огромную толпу народа: по-видимому, здесь собрались все жители городка. Они что-то громко обсуждают, показывая в центр площади. Пробиться в середину, как ни стараюсь, не могу. Обращаюсь с вопросом к рядом стоящему мужчине, покрасневшему от возбуждения и переполнявшей его ярости:
   -- Послушайте, любезный, что тут происходит? И что за интересный объект находится в центре площади?
   -- Что происходит, что происходит, -- сердито бурчит мужик и, со злостью посмотрев на меня, раздраженно выкрикивает: -- Появился Инородный. Ничего не говорит, только рыкает как зверь. Тащить его, гада, надо на веревке к Хранителю, а лучше придушить насмерть, чтоб другим не повадно было соваться к нам.
   -- А кто это Инородные? -- интересуюсь я. Мой вопрос звучит нелепо.
   -- Ну ты даешь, парниша? С неба что ли свалился? Инородные -- это возмутители народного спокойствия, зачинщики бунта против Совета.
   Мне становится смешно.
   -- Ты же говоришь: он не понимает по-нашему, то как же тогда можно разобрать, что он Вам советует?
   -- А иди ты подальше, пока не пришиб, -- злится мужик не на шутку. Я спешу отойти от него на безопасное расстояние.
   Хранителя нигде не видно. Его и раньше трудно было застать в доме. А теперь тем более. По городу ползут слухи -- один страшнее другого. Мирное население спешно покидает город. Беженцы прячутся в ближайших лесах.

Нападение неизбежно

   Вернувшись в реальный мир, не сразу понимаю, что же такое происходит на нашей, всегда такой тихой базе. За время моего отдыха она превратилась в огромный военный полигон. Множество вооруженных солдат заполнили улицы и проспекты. Тягачи тащат мощное энергетическое оружие. Вдоль крепостной стены города выставлены огромные катапульты, и весь, прежде такой спокойный уютный, городок неожиданно ощерился, напрягся, подобрался, готовый в любую минуту к решительному прыжку, марш-броску для отражения натиска непрошенных гостей, для предотвращения еще пока неведомой, но неотвратимой, неизбежной вражьей силы, где-то далеко, но уже осязаемо слышимой беде.
   Внезапно по толпе собравшихся проносится волна громких возгласов:
   -- Хранитель идет! Хранитель! -- Вдалеке появляется знакомая фигура. Плотная масса людей зашевелилась, освобождая проход.
   Наставник быстро приближается, и с каждым его шагом гул голосов затихает все больше и больше. И вот уже слышны лишь единичные выкрики, а когда Хранитель доходит до центра площади -- наступает полная тишина. Строго и властно, но не повышая голоса, он укоризненно произносит:
   -- Ну сколько Вам еще нужно говорить: первым делом о пришельцах сообщайте мне.
   -- Так мы боимся, а вдруг этот гад набросится на Вас, -- кричит из толпы тот же хриплый громкий голос, первым возвестивший о появлении Хранителя.
   -- Боится глупый -- бесстрашный анализирует. Ладно, перейдем к делу. Покажите мне чужака. -- Толпа расступается, и нашему взору предстает доселе никогда невиданное мною существо.
   Мускулистое змеевидное тело чужака напряжено, в любой момент готовое к прыжку, броску, нападению, защите. Маленькая сухонькая, словно у старичка, головка без каких-либо признаков волосяного покрова украшена большими хрящевидными ушами-локаторами. На лице бежевого цвета на нас печально смотрят большие глаза, будто вставленные в оправу два изумруда. Злости во взгляде совершенно не просматривается, только грусть и усталость, растерянность. Взгляд затравленного зверька. Незнакомец чуть сдвигается в сторону, обнаружив под блестящим брюхом две пары маленьких ножек с коготками. Когда один из наиболее любопытных храбрецов пытается приблизиться к существу, "змей" высоко поднимает голову на длинной тонкой шее и глухо рычит.
   -- Ах ты, паршивец! -- орет мужик и, подобрав камень, замахивается на шипящего чужака, но его останавливает повелительный голос Хранителя:
   -- Только попробуй обидеть нашего гостя, и я тебя в порошок сотру. Вы знаете, презренные: кто перед Вами? Один из последних представителей великих прародителей наших миров. Эти существа самые древние и живут с начала образования Вселенной. Считается большой удачей повстречать такого живого реликта, и если человек сможет понять его, то значит -- он пришел за помощью не напрасно.
   -- Ты верно сказал, старейший, -- шелестит приятный глуховатый голос. Жители с интересом наблюдают за пришельцем, а тот, высоко задрав голову, раскачивающуюся на жирафьей шее из стороны в сторону, вдохновенно рассказывает о цели своего визита. Плавно льется его речь, будто спокойные воды полноводной реки. Медленно, ненавязчиво, словно он рассказывает о чем-то приятном, а не сообщает нам плохие горестные вести.
   -- Пришла беда. Вершитель судеб объявил войну всем содружествам. Он уничтожил уже большинство миров, просто стер их с лица Вселенной. В том числе и огромную цивилизацию Айюлей. Ее больше нет. Мои соплеменники погибли в горниле войны. Их тоже больше нет.
   Раздаются возмущенные возгласы:
   -- Айюли погибли?! Как же это могло произойти? Самая сильная цивилизация в мирах пала от злодейских рук какого-то выскочки, самозванца?!
   -- Это не самозванец, по крайней мере, сейчас уже никто не смеет так его называть. Он объединил огромную коалицию против нас и скоро завоюет всю галактику. Я же прибыл к Вам, как к последнему оплоту нашей Великой империи. Еще не все потеряно и мы должны дать решительный отпор! Может быть, последний бой! Но я счастлив буду умереть вместе с теми, кто защищает свой мир, одну из частей великой Вселенной, созданной моими предками.
   Торжествующий рев проносится по толпе:
   -- Да дадим им бой! Дадим! Пусть только сунутся!
   Хранитель не произносит ни слова, лишь взгляд его поблекших глаз темнеет. Он разворачивается и, тяжело ступая, выходит из толпы. Бросаюсь следом, но вскоре теряю его из вида.
   В конце концов, мне удается найти наставника на окраине города. Он руководит там оборонительными работами.
   -- Что происходит? Объясните? Почему такая паника? Ведь пока не слышно никакой угрозы для нас со стороны Вершителя? К чему такая спешка? -- вопросы сыпятся из меня один за другим.
   -- Ты видимо плохо слушал пришельца. Грядет великая битва. Вершителю с отщепенцами все же удалось прорваться в ближайшие к нам миры и укрепиться на их дальних рубежах. Напав на нас, он сможет заблокировать, перекрыть сообщения между нами и нашими союзниками. Пока еще связь существует, но мы уже направили просьбу о помощи в Верховный совет. Однако загвоздка в том -- сумеют ли нам перебросить подмогу до того, как связь с другими мирами прекратится?
   Внезапно раздается гром необычайной силы. Вздрагивает земля, шатаются деревья, дребезжат стекла в окнах домов.
   -- Кажется, они уже здесь! -- вскрикивает Хранитель. -- Беги скорей к бункеру и постарайся удержаться там до прибытия помощи. Помни, Даниил, в бункере находится пост управления перемещениями по параллельным мирам. Если Вершитель завладеет пультом, то все пропало. Так что держись до конца! Сейчас вышлю тебе в подмогу несколько человек из охраны.

Великая битва

   Пока я домчался до бункера, там уже собрались почти все имеющиеся у нас солдаты-охранники. Они плотным кольцом из орудий и энергетических установок окружили наполовину вкопанное в землю стальное здание управления. Я подбегаю к входу, и офицер из воздушной обороны вталкивает меня внутрь бункера.
   -- Здесь Вам будет безопаснее. Мы постараемся продержаться до прихода подкрепления, а вы помогите внутренней охране, если враги все же смогут прорваться через наш кордон. -- Эти слова последние, что мы слышали от храброго офицера.
   Отщепенцы прорываются. Сначала с темного неба сыпется град раскаленных камней, которые, круша и приминая все на своем пути, уничтожают первую линию внешней обороны. Следующей ударной волной в виде расплавленной лавы сметает укрепления и отбрасывает назад вторую линию наших оборонительных рубежей. Я вижу бойню, находясь за толстыми металлическими стенами. В огневом гнезде бункера, хоть и плохо через маленькие оконца, но просматривается вся панорама боя. Хотя, если по-честному признаться, и боя-то фактически никакого не было: наша сторона не успела сделать ни единого выстрела.
   Дорога к бункеру завалена телами погибших охранников. Оставшиеся защитники настолько потрясены увиденным и напуганы, что и не помышляют о дальнейшей защите вверенного им объекта, считая это дело безнадежным и напрасным.
   Тем временем, обогнув здание и не причинив ему никакого вреда, лава, не останавливаясь продолжает свой путь дальше по улицам города, нисколько не ослабев и не потеряв своей ярости, мощи и жара. Сначала она просто вздувалась, затем со звуком всплеска тяжелой жидкости начинает подскакивать, будто для решительного марш-броска. Наконец, решившись, стремительно взлетает в воздух огромным комом с рваными очертаниями, тут же рассыпавшимся на множество причудливых огненных хлопьев. Одновременно с выплескиванием лавы фонтаном происходит ее обильное излияние и дальнейшее продвижение вперед. Пышущий жаром поток -- красно-белый посередине и темно-багровый по краям -- с громким рокотом, зловещим шипением и жутким хрустом плавно катится вниз по мостовой. Время от времени, встречая на своем пути преграды в виде парков и сквериков с фонтанчиками воды, образующийся пар вызывает взрывы, выбрасывая на тридцать-пятьдесят метров в высоту столбы красно-бурого пепла, похожие на цветную капусту, и тускло светящиеся багровые куски остывающей лавы.
   Пытаюсь успокоить защитников вверенного мне учреждения. Бегая по коридорам бункера, обезумев, они совершенно не слушают моих призывов снова взяться за оружие. Отчаявшись пробудить в них совесть и патриотизм, выбираю трех наиболее спокойных и стойких морально воинов, и мы вчетвером выбираемся из помещения на воздух.
   Страшное зрелище предстает перед нашими глазами. Буквально полчаса назад цветущий благоухающий парк превратился в пепелище. Обугленные до черноты огромные стволы некогда прекрасных деревьев лежат теперь сиротливо, беспомощно протягивая в темное от дыма и копоти небо обожженные сучья-руки, будто моля о пощаде. Даже камни, не выдержав страшной жары, потрескались и их огромные горбы еще дымятся тут и там. Кипящая лава поглотила, сожгла дотла тела защитников, превратив в прах, общий для всех. Даже теперь, по происшествию некоторого времени после "извержения" и к тому же в специальных костюмах, невозможно долго находиться на поверхности, и мы спешим снова укрыться в здании. Солдаты тем временем успокаиваются, и лишь некоторые из них, по-прежнему, изредка вздрагивают и вскрикивают, в который раз уже заново переживая кошмар на улице Хранителя, свидетелями которого мы оказались.
   Громкий стук в дверь прерывает наши тягостные думы и воспоминания. Нас навещает Хранитель. Он весь перепачкан в саже, а порванный плащ волочится за ним, будто подбитое крыло раненой птицы. Я никогда раньше не видел у наставника такого выражения глаз -- в них глубоко поселился страх.
   -- Они заняли центр города и теперь выслали десант для зачистки и взятия бункера. С минуты на минуту они будут здесь. Нас слишком мало, чтобы им противостоять. Помощь уже совсем близко, но они не могут разблокировать вход в наш мир. Вершитель перестроил кодировку, и теперь даже я не знаю, как их открыть. Выхода из создавшегося положения нет. Остается лишь одно средство -- битва. Понимаю, что в этом сражении мы обречены на гибель, но раненый лев защищает свою жизнь до конца -- он никогда не знает страха. Так поступим и мы. Как Вы помните, на гербе нашего города изображен именно лев. Так давайте же умрем достойно, чтобы не было стыдно за нас нашим потомкам, тем кто придет мстить за нашу смерть, за гибель нашего и других миров.
   Солдаты молчат. Я их прекрасно понимаю (да и Хранитель тоже): кому охота умирать в самом рассвете сил, если можно просто сдаться на волю победителя и тем самым умножить его армию и остаться в живых. Я не осуждаю никого. Из всех солдат гарнизона вперед выхожу лишь я и те ребята, что были со мной наверху. Остальные смущенно отводят взгляд в сторону.
   Таким образом, нас лишь пятеро. Негусто для защиты стратегически важного объекта. Я не боюсь, совсем не боюсь. Сколько раз за последнее время мне приходилось рисковать жизнью; видимо, у меня уже выработался иммунитет ко всякого рода опасностям, поэтому я даже стремлюсь побыстрее ринуться в битву, намертво сразиться с врагом.
  

Позорное бегство

   А он и не заставил себя долго ждать. Как только мы выходим из бункера, то сразу же натыкаемся взглядом на наших противников. Они уже тут. В полном составе и во главе с Вершителем. Кого там только нет! Впереди на вороном, без единого белого пятнышка, огромном коне восседает сам Вершитель судеб. Он нисколько не изменился с нашей последней встречи, только глаза его пылают еще более ярким огнем ненависти и злобы к существам, которые якобы обижают его воспитанников.
   Увидев жалкие остатки нашей "армии", он громко смеется.
   -- Защитники, -- орет он, пытаясь перекричать шум лавы и грохот орудий, доносящие с окраин города, -- это все?! А где же непобедимая армия Хранителя? -- Не отставая от предводителя, дружно гогочут и его головорезы: бухают, словно пушки, огромные, похожие на слонов, Версы; злобно хихикают, стремительно носясь в воздухе, полчища огромных летучих мышей -- Баньшей; лающим смехом заходится основная гвардия Вершителя -- Псоголовые.
   -- А где же армия Совета? -- продолжает издеваться над нами Вершитель. -- Или они настолько пугливы, что побоялись сунуть свой нос в настоящее дело и разбежались по кустам, словно трусливые зайчишки?
   -- Не побоялись! -- сильный зычный голос, кажется, раскалывает небо на части. -- Мы здесь! -- Я оглядываюсь назад и не могу поверить своим глазам: все пространство за бункером кишит солдатами Совета. Принадлежность их к этой Великой армии выдают маскировочные светло-желтые плащи.
   Вперед на ослепительно белом жеребце выезжает главный полководец прибывших на подмогу нам воинов -- Агдар.
   -- Сейчас же Вы сложите оружие! Отдадите печать и уберетесь назад в свои миры -- вонючие дыры! -- гремит его голос, будто воздух разрывает оглушительный раскат грома.
   В ответ Вершитель выдвигает свои силы вперед. Словно безумные несутся на нас Баньши, вереща и воя так пронзительно, что кровь застывает в жилах от этих ужасных звуков. Но летучие воины тут же отбрасываются назад мощным залпом защитных орудий. В атаку бросаются Версы. Громко топая ногами-колоннами и оглушительно трубя на ходу, гиганты яростно размахивают мощными хоботами с острыми шипами на концах. Но они также не могут пробить оборону Совета. Солдаты Великой армии выставляют против них множество утыканных стальными шипами "ежей". Среди нападавших начинается паника. Атака захлебывается и переходит из нападения в бегство. Отчаянно визжа, Версы отступают. Вершитель отдает приказ метать в нас химнапалм, но выстрелов нет -- бомбы, словно по волшебству, исчезают, будто проваливаются сквозь землю.
   -- Хорошая работа Глогов! Молодцы! Подземные жители не подвели, -- взволнованно поясняет Хранитель.
   Псоголовые в битву вступать не хотят, да и Вершитель их не особо подгоняет: он прекрасно понимает, что это его последние силы и нельзя дать им погибнуть. В подчиненных ему мирах без поддержки военных сейчас не обойтись. И потому, отдав приказ разворачиваться, с остатками своей, недавно еще сильной и мощной, армии он позорно отступает.
   Хранитель, весело взглянув мне в глаза, так заливисто и задорно смеется, что и я не могу удержаться от смеха. Смотря на нас весельем заражаются и подоспевшие солдаты армии Агдара.
   Вечером Совет устраивает пир для всех братских миров. Много выпивали за победу, еще больше прославляли отважных героев и строили планы на светлое будущее. Так случалось и раньше, только теперь это было настоящее торжество мира, добра и справедливости, ведь каждый присутствующий на этом празднестве, чувствовал радость, которая витала в окружающем пространстве, передаваясь от одного человека к другому, поселялась надежно в людских сердцах, заполняя их гордостью за свою родину -- Вселенную, освобожденную от злых сил.
  

Шерсток

   Вздрагиваю от мягкого прикосновения к своему плечу. Резко вскочив на ноги, удивленно всматриваюсь в окружающий пейзаж. Бесконечная песчаная без каких-либо признаков жизни, если не считать единичных столбчатых или древовидных форм кактусов в виде опунций и агав с большими пушистыми коричневыми шапочками на концах веточек; пожелтевших от палящих солнечных лучей стеблей полыни, выжженных тонюсеньких травинок осок, ковылей и мятликов; высушенных раскидистых на пустынном просторе саксаулов. Нагромождение причудливых барханов, дюнных полей. Громадные песчаные гряды, расположенные параллельно и тянувшиеся непрерывно в направлении господствующих ветров до самого горизонта. Сквозь волнистую желтизну проглядывают редкие островки -- понижения, занятые глинистыми или каменистыми поверхностями бурого, черного или темно-красного цвета и впадинки с белыми, как снег, отложениями соли, за которыми раскинулись поросшие скудной растительностью, состоящей в основном из куртинок неприхотливых колючих злаков с жесткими листьями и отдельных кустиков эфемеров подушечной или ежикообразной формы, красные песчаные дюны. Немилосердно жжет солнце, горячий воздух обжигает открытые участки тела и горячит дыхательные пути, губы обветриваются и растрескиваются. Раскаленный песок чувствуется даже сквозь подошвы ботинок.
   "Как я здесь оказался?" -- только и успеваю подумать, как слышу рядом с собой чихающий звук.
   Что же это такое и где оно прячется? Взгляд мой падает на отпечаток тела на песке. Там в углублении валяется какой-то мохнатый клок шерсти, зацепившийся за торчащую ветку. Он безостановочно крутится, словно юла, на одном месте, пыхтит и беспрестанно чихает:
   -- Чхи-хи, чхи-чхи. Чхи-хи, чхи-чхи...
   -- Стой, -- дотрагиваюсь до него, нагнувшись.
   Поразительно, но клубок тут же останавливается, замирает, словно что-то раздумывая. Остолбенев, я выжидаю, что же произойдет дальше. Внезапно чувствую, как на меня не моргая уставились два темно-коричневых глаза. Еле удерживаюсь от смеха -- до того потешной оказывается мордочка зверька.
   -- Ты кто? -- спрашиваю, слегка улыбаясь.
   -- Меня зовут Шерсток. Я существо из Мягкого мира, -- тут же отзывается незнакомец. -- Хранитель сказал, что ты поможешь мне вернуться на родину. Я сбился с пути, и ветер-проказник занес меня в это глухое место. Совершенно случайно зацепился за колючий кустарник, и тем самым спасся, а так мог вообще улететь в Запредельный мир и там уж точно бы погиб.
   -- Подожди. Не торопись, -- перебиваю нескончаемый поток слов. -- Что за Мягкий мир?
   -- Это мой мир, там проживаем мы, Шерстки, -- важно отвечает клубок. -- Прядем, вяжем, изготавливаем нити и ткани, а потом обмениваемся этим товаром с другими существами, получая взамен тару и инструменты, необходимые нам для работы. Большие караваны, груженные нашими изделиями, путешествуют по близлежащим от нас мирам. Слишком далеко заходить мы боимся. Наш народ -- все ремесленники и торговцы, больше у нас никто не живет. Мы как бы часть структуры Мягкого мира. Чхи-хи, чхи-чхи! Проклятый ветер! -- ругается необычное существо и опять чихает: -- Апчхи! Так ты поможешь мне?
   -- Ну, во-первых, знаешь ли ты, Шерсток, где мы находимся в данный момент?
   -- Конечно, это пустынное место называется Холмы ветров, -- уверенно пищит незнакомец. -- Вон там проходит путь нашего каравана, -- и он указывает мохнатой лапкой на восток. -- Местность, где мы сейчас находимся, безжизненная. Кругом пески, а чуть дальше барханы сменит каменистая местность с редкими островками выносливых растений. Порывистый ветер вдоволь играется здесь с песком и мелкими камешками.
   -- Хорошо, пойдем! Командуй, куда двигаться! -- осторожно отцепляю Шерстка от колючего кустарника и, взяв под мышку, направляюсь к видневшимся вдали высоким холмам. Песчано-глинисто-каменистая почва похрустывает под ногами.
   Всю дорогу мой новый приятель тараторит, не умолкая ни на минуту. По его словам, выходит, что его соплеменники самые цивилизованные существа из всех существ Вселенной, самые умные и трудолюбивые, потому что умеют ткать, вязать, у них имеется свой алфавит и они издают вязаные книги, а в школах маленькие шерсточки проходят обучение почти с самого рождения и продолжают набираться мастерства всю жизнь.
   Когда наконец впереди показалась караванная дорога -- у меня вовсю разболелась голова от бесконечной болтовни хвастливого существа. И я обрадовался, что мои ноги ступили на хорошо укатанную дорогу, где нас уже поджидало множество повозок с запряженными в них существами очень похожими на двугорбых земных верблюдов. Только такие существа -- "корабли пустыни", с запасов жировых отложений, и могут выживать в этих экстремальных условиях, обходясь без пищи и воды много дней, да еще перевозить через песчаные равнины грузы. Их лапы хорошо приспособлены для передвижения по сыпучему грунту -- они большие и широкие, да и во время песчаной бури животные могут плотно закрывать ноздри, а глаза их защищены от вездесущего песка двумя рядами ресниц.
   Сородичи Шерстка тут же сбегаются, окружив меня со всех сторон. Они радостно кричат, пищат, подпрыгивают и подскакивают. А когда я опускаю их товарища на землю, бросаются обнимать и тискать своего братца.
   Пока длится бурная встреча потерявшегося со своими соплеменниками, я для себя твердо решаю, что не поддамся ни на какие уговоры погостить в их мире. "Не хватало еще, чтобы я оглох от их писков, криков и хвалебных речей или еще того хуже -- сошел с ума. Нет, нет, нет! -- твержу я про себя.
   Тем временем шерстки, вдоволь наобнимавшись с другом, переключают назойливый, навязчивый интерес и детское любопытство на меня. Каждый из мохнатиков старается как может привлечь мое внимание к своей персоне. Одни, добравшись до одежды, дергают меня за рукава, штанины; другие виснут раскачиваясь на поясе; третьи, удобно примостившись на воротнике, щекочат мне шею, попискивая от удовольствия. Остальные комочки, стараясь не отстать от товарищей, кряхтя и отдуваясь, тоже старательно карабкаются по мне, упорно цепляясь своими острыми коготками. Один из храбрецов, добравшись до моего плеча, пищит прямо в ухо, взахлеб рассказывая о последних разработках шерстков, пытаясь успеть посвятить меня во все детали.
   С большим трудом мне удается избавиться от прилипчивых обитателей Мягкого мира. И с обещаниями, что в скором времени обязательно посещу их чудный вязаный мирок, поспешно отбываю в сторону каменных холмов. Там, в тишине и покое, около часа прихожу в себя, стараясь избавиться от всего того писка, визга и объема информации, которая так неожиданно вылилась на меня.
  

Пожиратели сердец

   Успокоившись, незаметно для себя начинаю дремать. Снится мне чудный сон, будто я прогуливаюсь в сказочном саду, где с ветки на ветку плавно перелетают, словно бабочки порхают, красивейшие райские птицы, и разливается кругом изумительный аромат и плывут завораживающие звуки чудной музыки.
   -- Гуууу-ххх, Гууууухххххх, -- громкие странные звуки будят меня, так неожиданно прервав сладостные сновидения.
   Приподняв голову, поражаюсь. Внушительная панорама открывается перед моим взором. Я нахожусь на высокой скале в самом центре огромнейшего города, расположенного в горах. Кажется, до яркой голубизны неба и легких белоснежных облачков-барашков можно дотянуться рукой и сполна ощутить их мягкость и нежность. Со всех сторон огромный мегаполис окружают остроконечные пирамиды, стоя на страже, словно часовые. Сверху отлично просматривается строгая планировка города: широкие проспекты пересекаются между собой под прямым углом; здания построены в одном готическом стиле; мосты через пропасти поражают прочностью и простотой конструкции; зелени почти нет, лишь одинокие причудливой формы деревца и небольшие куртинки каких-то кустиков гармонично дополняют аскетическую суровость этого места.
   Из-за леса, расположенного в долине, краешком глаза выглядывает солнце, осветив горы, которые тянутся на сотни километров, упершись в небо округлыми верхушками. Секундой раньше розовеют пышные облака, восхищая тонкостью оттенков -- от яркой снежной белизны до едва просвечивающей блеклой розоватости, постепенно переходящей в пурпурный сочный румянец. Игра красок идет наверху, где небо уже торжествует победу солнца, а чуть ниже резко очерченной полосой, все еще черный и немного хмурый после сна, подступает к скале могучий лес. Но вот еще несколько мгновений, и начинают, наверное, улыбаться высветленные солнцем листья вековых буков и искриться в его лучах иглы сосен. Первые лучи, вероятно, скользят по веткам на землю, и радость передается всем -- птицам, зверям, насекомым, цветам и травам. Все звенит вокруг, поет, чирикает. Ручеек, неприметно молчавший в темноте, и тот радуется, сверкает струйками, журчит и будто бежит быстрее, проворнее. В горах день приходит сверху, постепенно спускаясь вниз.
   Однако, здесь на высоте во всем облике города ощущается какое-то запустение, упадок, по-видимому, в былые времена мощной цивилизации. Многие дома находятся в плачевном состоянии -- ураганные ветры, резкие колебания температур, осадки на протяжении долгих веков постарались на славу: одни камни уже давно вывались из своих ячеек; другие вот-вот готовы сорваться вниз; третьи, предпочитая оставаться на местах, постепенно разваливаются в родном гнезде, превращаясь в крошку, разносимую по всем окрестностям. Мостовые и мосты также не минула грозная участь разрушения. Везде по обеим сторонам проспектов валяются груды и завалы камней. Кроме того, все сооружения облюбовали неприхотливые лишайники и мхи разнообразнейшей окраски -- от темно-бурой, зеленой до серебристо-золотистой. Искривленные деревца и чахлые кустики, словно взывая о помощи, протягивают изуродованные ветки-пальцы в одну сторону. Людей на улицах мало. С сумрачными лицами они стараются побыстрей спрятаться, юркнуть в убежища-дома.
   Скала, на которой я оказался непонятным образом, имеет множество ступеней. Теряясь в пропасти, они обрывисто уходят вниз. Площадка довольно широкая -- на ней с легкостью могли бы разместиться еще человек двадцать -- и совершенно открытая. Порывистый ветер дует не переставая, и находиться на пронизывающем до костей ветру не доставляет большого удовольствия. Решаю осторожно спуститься вниз.
   Постепенно воздух становится теплее, и, окоченевший, еле передвигая ноги, я несколько приободряюсь духом. Через некоторое время сквозь шум ветра улавливаю людскую речь. Говорят как-то странно, необычно, некоторые слова совершенно непонятны, но в целом, прислушавшись, разбираю о чем идет речь:
   -- Мы сильны! -- восклицает некто громким голосом. -- Никогда еще так силен не был наш народ! Мы могущественны! Мы непобедимы! -- крик незнакомца периодически прерывается звуком, который я слышал еще наверху:
   -- Гууухххх. Гууууххххх...
   -- Боги услышали нашу мольбу -- просьбу всего народа! Они дали нам силу духа и тела, а мы взамен им можем предложить кровь. Они жаждут ее! Они нуждаются в ней! Много крови -- много силы! Уицилопочтли, услышь нас, услышь! Мы твой народ! -- вопрошает свою речь какой-то вождь или жрец.
   Осторожно высовываюсь из-за угла и, не успевая толком ничего рассмотреть, тут же оказываюсь схвачен и крепко связан. Меня грубо подталкивают вперед. Яркий ослепительный свет ударяет в глаза -- я невольно зажмуриваюсь. Сквозь полуопущенные ресницы передо мной предстает небывалое зрелище.
   Огромная площадь, находящаяся метров в двух ниже выступа, на который меня затащили, буквально кишит людьми, одетыми в шкуры. Толпа гудит и колышется, то и дело раздаются крики, вопли, визги. Собравшиеся не могут спокойно стоять на месте: они прыгают, пританцовывая от возбуждения, и в экстазе тянут руки вверх.
   На меня пристально смотрит высокий мускулистый человек в причудливом головном уборе из разноцветных перьев. Под подбородком выступает искусно сделанная и украшенная драгоценными камнями нижняя челюсть ягуара. Царственный наряд дополняет небрежно накинутый на плечи плащ, изящно вытканный из множества птичьих перьев. Он кивает головой в сторону стоящего рядом простолюдина -- одного из своих подчиненных.
   -- Откуда ты взялся? -- грубо спрашивает простолюдин у меня. Я показываю взглядом на верхнюю часть скалы.
   -- Ничтожный смертный, как ты смеешь смеяться над нами?! О, презренный простолюдин, там обитают наши избранные жрецы! Они приближенные к великому богу Колибри. Как ты смеешь обманывать нас, о, ничтожнейший из рабов?! Ты будешь наказан за это!
   -- Я пришел именно оттуда! -- упорно продолжаю настаивать на своем. -- Другое дело -- как я там оказался?
   -- Радуйся, смертный! Видимо, ты избран богом и будешь принесен ему в жертву. Сам Великий Уицилопочтли хочет попробовать твоей крови. -- С этими словами двое воинов вталкивают меня в кучу таких же несчастных, связанных по рукам и ногам "избранных" богом.

Кровавое действо "Великого ритуала

  
   Теперь-то мне по-настоящему становится страшно. Я наконец-то осознаю, где нахожусь. Напрягая память и припомнив все сведения о древнейших цивилизациях, я понимаю, что попал на свою родную Землю, в тринадцатый век, во времена империи ацтеков. И то, о чем я когда-то читал в книгах и слушал в передачах, превратилось сейчас в реальность.
   В первые минуты я, правда, так был поражен великолепием нарядов вельмож древнего государства, что даже позабыл о вынесенном мне наказании. Пышное убранство нарядов, буйство красок, тончайшее ткачество, изящные украшения, искуснейшая резьба и архитектура. Вся верхушка знати размещается здесь же, на большой площадке, рядом с алтарем для принесения жертв. Вельможи сидят на золотистых ложах, под красивейшими балдахинами. Огромные яркие перья по бокам кресел свидетельствуют о знатности положении, какое занимает тот или иной представитель сословия.
   Вот тут-то мне воочию пришлось ознакомиться с жуткими сценами из "пьесы" под названием "Великий ритуал", окунуться в зловещую атмосферу, царящую вокруг, вдохнуть воздух, пропитанный жаждой крови.
   В центре ритуальной площадки располагается большой гладкий, когда-то, по-видимому, серого цвета валун. Теперь же, пропитавшись и сполна насытившись кровью несчастных, избранных в жертву кровавому ненасытному богу людей, он приобрел бурый цвет и только снизу еще сохранил свой природный оттенок. Напротив жертвенного "ложа" на самых красивых креслах, вероятно, из чистого золота восседает, развалившись, сам правитель ацтеков с женой и детьми. Голова его украшена столь искусным головным убором из перьев птиц со множеством золотых и медных вставок, что кажется чудом совершенства. Плащ полностью покрывает плечи главного человека государства и разноцветным шелковым водопадом льется вниз, распадаясь на многочисленные переливающиеся волны. Мило улыбаясь, правитель смотрит почему-то именно на меня. Его облик кажется мне настолько знакомым, что я пристально вглядываюсь в черты лица этого человека. Но хорошо рассмотреть мне его не удается -- тут же подскочивший воин так бьет меня по голове, что на некоторое время я даже теряю сознание. Снова придя в себя, замечаю, что за время моей отключки происходит некоторая перемена в декорациях.
   Вперед выходит огромный мощный человек, обнаженный по пояс. Когда он поворачивается к группе приговоренных в жертву, я ужасаюсь его внешним видом: все лицо толстяка представляет собой круглый шар, исполосованный многочисленными ссадинами, порезами, глубокими, зарубцевавшимися ранами. В мочки ушей вдеты массивные искусно обработанные куски обсидиана.
   -- Это жрец -- исполнитель воли бога, -- шепчет сзади меня дрожащий голос одной из жертв.
   -- Мы выбраны богом! -- орет избранник, сотрясая воздух вокруг мощными звуковыми волнами и размахивая руками, лоснящимися, жирными, словно гигантские сардельки. -- Мы не боимся ничего и никого! Мы избранники! О, Уицилопочтли, прими наши жертвы!
   Двое помощников жреца тут же выводят из толпы трясущегося от страха изможденного человека и плашмя бросают спиной на камень, не выпуская из рук его ног и связанных вместе над головой рук. Раздается ужасающий хруст позвонков и одновременно душераздирающий вопль приговоренного. Крики умирающего в мучениях человека еще больше подогревают толпу озверевших его соплеменников.
   Оскалившись в жуткой ухмылке, жрец грубо хватает обездвиженного человека за волосы и с силой вгоняет ему в грудную клетку ритуальный закругленный нож, со знанием дела поворачивая лезвие и без особых усилий прорезая грудину несчастного. Через минуту "палач" уже демонстрирует ликующей толпе, высоко подняв над головой, еще пульсирующее сердце жертвы. Беснующиеся жители взрываются восторженными криками.
   Жрец, бросив кровавый кусок на тлеющие угли для поджаривания, ловко, одним сильным ударом длинного ножа обезглавливает труп. Останки несчастного скидывает вниз на растерзание озверевшим сородичам. И в толпе снова раздаются бурные возгласы.
   Таким зверским способом, приносят в жертву богу Уицилопочтли одного несчастного за другим.
  

Ритуал принимает неожиданный оборот

   Доходит очередь и до моей персоны. Жрец, грубо схватив меня за волосы окровавленными руками, запрокидывает мою голову так, чтобы я мог отчетливо видеть правителя. И тут страшная догадка искрой пронзает мой мозг: я вспоминаю наконец, где видел это лицо. Не может быть! Но это оказывается правдой.
   Правитель ацтеков, приподнявшись в кресле, наклоняется к моему уху и тихо-тихо шепчет, медленно, отчетливо выговаривая каждое слово:
   -- Ну вот и все, прощай, Проводник! Я заблокировал тебя в этом времени и, значит, ты не сможешь от меня больше никуда ускользнуть. Скоро встретишься в мире теней со своим драгоценным наставником. -- От его шелестящего голоса и прозвучавших зловещих слов по коже пробегают мурашки.
   Правитель кивает, и жрец, радостно оскалившись, заносит надо мной жертвенное орудие.
   -- Стой, -- голос будто звучит в моей голове. В глазах вспыхивает яркий свет, и реальный мир, расплываясь и меняя очертания, меркнет.
   Постепенно сознание возвращается, и я отчетливо различаю гул людской толпы, накатывающийся волнами и не оставляющий попытки раздавить своею мощью. Осторожно приоткрываю глаза и с удивлением обнаруживаю, что все еще лежу на жертвенном камне. Но руки и ноги мои больше не сковывает веревка. Сажусь. Никто даже не пытается меня удержать. Я бросаю взгляд вниз: там по-прежнему беснуется толпа. Люди, словно сумасшедшие, выкрикивают одно и то же слово:
   -- Предсказание! Предсказание!
   -- Сбылось предсказание, которое вещал наш великий бог Кукулкан! -- гремит у меня за спиной громкий голос. Поворачиваюсь и вижу главного жреца, еще недавно жаждущего моей крови и сердца. Что же он медлит?
   -- Люди смотрите! Жертвенный нож потемнел!
   Он поднимает высоко над головой орудие для ритуальных обрядов, лезвие которого действительно черное.
   -- Когдаааа богиии насытятсяяя -- лезвиеее темнееттт, -- заунывно затягивает он. -- Боги довольны. Они пресытились. Нельзя больше кормить их, иначе они покарают за непослушание.
   -- Пошел отсюда! -- жрец хватает меня за волосы и с силой толкает назад вглубь каменной площадки. Я падаю, сильно ударившись ногой о выступ.
   -- Ну что испугался?! -- передо мной собственной персоной стоит Хранитель времени. -- Ты знаешь: я был очень обеспокоен твоим долгим отсутствием, внезапным исчезновением из моего поля зрения и лишь в последний момент почувствовал что-то неладное. Оказалось, ты попал в сеть, ловко расставленную Вершителем судеб, но я вовремя смог тебя найти и помешать им принести в жертву кровавому богу. Его-то, по правде говоря, и не существует. Да и самого Вершителя здесь не было.
   -- Но он же был здесь, я видел его так же отчетливо, как и тебя, и он даже говорил.
   -- Его больше нет, по крайней мере, в этом мире. И людей у него нет. Хотелось бы, конечно, чтобы он исчез навсегда из всех миров, но пока это невозможно. Он слишком силен, и я, к сожалению, не знаю: наступит ли такое время, когда мы сможем спокойно вздохнуть...
  

"Возвращение домой"

  
   Первое ощущение, когда я очнулся, было трепетное чувство умиротворенности, какой-то тихой радости, будто я вернулся в свое время, на свою милую землю. Ощущение чего-то родного, настолько знакомого, что я на миг совершенно теряю над собой контроль: горячие слезы тут же начинают капать из моих глаз.
   И если поначалу я еще как-то стесняюсь их, то затем все больше и больше начинаю чувствовать какую-то странную, щемящую мое сердце, непонятную и оттого болезненную тоску.
   Лежу в светлой просторной комнате, на широкой мягкой постели. Окно, расположенное напротив кровати, распахнуто настежь. В серовато-белой дымке тумана виднеются привычные моему глазу с малых лет, такие милые и родные истосковавшемуся по земной красоте сердцу холмы. На их зеленеющих вершинах прошло все мое детство. Я знаю каждый изгиб, каждую линию и бугорок. Все тропки и тропинки исхожены мною бесчисленное количество раз. Мне знаком каждый кустик, каждое деревце.
   "Я вернулся домой, -- ликует душа, клокочет сердце в моей груди. -- Я справился с испытанием". "Пусть я в незнакомом доме, но местность-то мне известна, -- размышляю. -- Значит, рядом находится и мой дом". Ход моих мыслей прерывает тихий вздох и скрип отворившейся двери.
   В комнату входит пожилая женщина, не обратившая на меня ни малейшего внимания. Она, будто меня не замечая, проходит по комнате и останавливается возле окна. Шевелюсь, думая привлечь ее шумом. Никакого эффекта. Не выдержав, приподнимаюсь на постели и спрашиваю:
   -- Мисс, где я нахожусь и далеко ли отсюда Кавендиш-сквер? -- Женщина не произносит ни звука.
   Повторяю свой вопрос громче, но она, по-прежнему, безучастно смотрит на открывающуюся за окном прекрасную панораму. Затем слабо вскрикнув, видимо, увидев что-то значимое для себя на улице, бросается вон из комнаты.
   Я вскакиваю и подбегаю к окну. За ним ничего необычного не видно. Сгустившийся, словно вата, туман мешает разглядеть что-либо. Выхожу из помещения, в котором оказался непонятным образом. Вниз спускается довольно широкая лестница, заканчивающаяся красивым холлом. Везде пусто и тихо. Пробую позвать кого-нибудь, но никто не откликается, только эхо смеется надо мной, передразнивая и кривляясь.
   "Нужно выбираться из этого странного дома, -- думаю я и мчусь по ступенькам вниз. Ощущение движения несколько странное: я словно парю в воздухе, не касаясь опоры. В буквальном смысле слова слетев с лестницы и в один миг перемахнув через холл, еле-еле успеваю затормозить у входной двери. Она приоткрыта и я беспрепятственно выпархиваю наружу. На улице так же безмолвно и пустынно, как и в доме. "Что за фокусы? -- начинаю паниковать. -- Куда все люди подевались? Неужели мои приключения еще не закончились?".
   Звук автомобиля и скрип тормозов возвращают меня к действительности. По проезжей части едет легковая машина. Она как-то странно двигается, будто рывками, кажется, вот-вот закончится бензин. За рулем сидит человек в темно-синем костюме с сигаретой в зубах. Автомобиль тормозит буквально рядом со мной, мне даже приходится отскочить в сторону. Водитель выходит из кабины и, не замечая меня, направляется в противоположную сторону.
   -- Эй, мистер, -- кричу я, бросаясь вслед за ним, -- подождите!
   Но мужчина, ничего не видя и не слыша, проходит мимо, убыстряя шаги. Догоняю его, когда он собирается повернуть за угол.
   -- Постойте... , -- слова мои повисают в воздухе.
   Рука, которой пытаюсь дотронуться до незнакомца, каким-то непостижимым образом проходит сквозь его тело свободно, беспрепятственно. Я остаюсь стоять -- потрясенный и удивленный.
   Мужчина скрывается за углом соседнего здания.
   "Да что же это такое?! -- вскрикиваю и бросаюсь в безумном страхе бежать, пытаясь спрятаться от самого себя -- чужого, неизвестного.
  

Неожиданная развязка

   Улицы городка по-прежнему пусты. Перед глазами мелькают деревья, ларьки, домики, многоэтажки... В облике одного из домов улавливаю что-то знакомое, заставляющее меня притормозить. Вроде бы ничего необычного: старый кирпичный одноэтажный дом, местами кладка давно рассыпалась и строительный материал раскрошился. Вид здания от этого, конечно же, пострадал, но в целом оно выглядело еще довольно крепким.
   И тут вдруг ясно ощущаю: почему этот дом привлек мое внимание. Да это же мой собственный дом! Да-да, мой родной дом, только старше, эдак так, лет на пятьдесят. Я стою как вкопанный, не в силах тронуться с места. Неужели, это мое жилище, наше с Полиной гнездышко! Осторожно приближаюсь к входным дверям, все еще не веря своим глазам и боясь дотронуться до ручки.
   Неожиданно дверь сама собой распахивается и на пороге появляется седая женщина. Не обращая на меня никакого внимания, она преспокойно проходит сквозь мою оболочку, будто я пустое место, а не живая плоть. Я тоже ничего не чувствую: только легкий холодок внутри и покалывание в животе, и все.
   Женщина идет дальше, ничего не замечая вокруг. Я двигаюсь было за ней, до конца не совсем понимая, зачем это делаю, будто меня толкает какая-то неведомая сила. Прибавляю шага -- мне это не составляет никакого труда -- и, обогнув женщину, смотрю ей в лицо. Что-то знакомое, но такое далекое и полузабытое, мелькает в ее облике. И тут меня словно обжигает.
   Конечно же, где я еще мог ее видеть?!
   Голубые глаза с возрастом не потеряли своей привлекательности и выразительности. Тонкие, красиво очерченные губы надменно поджаты, точно также она поджимала их и в детстве, когда была чем-то недовольна. Женщина поднимает руку, чтобы поправить прядь волос, упавшую на лоб, и я замечаю у нее на пальце кольцо с александритом. Тот самый перстень, который подарил своей жене в день пятилетнего юбилея совместной жизни. Дочери очень нравилось кольцо, и она подолгу рассматривала его, любуясь багряными переливами. Я прекрасно помнил эти яркие моменты жизни, а сейчас просто извлек их из тайников памяти поближе на поверхность, смакуя во всех подробностях.
   Вскрикиваю, осененный внезапной догадкой.
   Мария медленно удаляется. Ее силуэт расплывается в прозрачной дымке тумане, рассеивающегося от проснувшихся солнечных лучей. А я все стою, как приклеенный к асфальту. Наконец, опомнившись и схватившись обеими руками за голову, раскалывающуюся от невыносимых ударов раскаянья и страдания, бросаюсь вдогонку за исчезающей "тенью" дочери.
   Сколько я пробежал -- не знаю, но, упав на берегу залива, понимаю, что у меня нет больше никаких сил двигаться дальше. Да и есть ли в этом какой-то теперь смысл? Морально и физически я полностью опустошен.
   Так и валяюсь, как бездомный бродяга, время от времени выныривая из потайных закоулков прожитой жизни, прислушиваясь к перешептыванию любопытных шаловливых волн, то и дело пытающихся обдать меня солеными брызгами, и, не успев вздохнуть полной грудью и насладиться глотком свежего воздуха, согреться теплом солнечных лучей, снова погружаюсь в пучину то тяжких и горестных, то радостных счастливых воспоминаний, затягивающих меня все глубже и глубже в расставленные сети, обволакивающих всей гаммой человеческих чувств и переживаний, и не желающих отпускать. Да я и сам-то не очень стремился возвращаться в реальность. Что хорошего там меня может ждать?
   За спиной слышится похрустывание песчинок -- ко мне кто-то приближалется. Попрощавшись с миражами, открываю глаза и поворачиваю голову в сторону звука. Взгляд встречается с насмешливыми глазами наставника.
   -- Здравствуй, Даниил, -- тихо говорит он. -- Как тебе последнее путешествие? Я поздравляю тебя, телепортация прошла нормально. Ты смог пронести сквозь время и пространство свою память и ощущения. Ты выдержал последнее испытание, получив настоящее "боевое" крещение. Теперь, ты настоящий Проводник.
   Я молча слушаю его монолог, ни разу не перебивая. Но что творится в моей душе?! Там по-прежнему происходит борьба противоречивых, раздирающих меня на части, чувств: клокочат злость и обида на весь мир, еле сдерживаемые совестью и добротой.
   "Почему именно мне выпала такая почетная "честь" -- быть Проводником в их чертовом лабиринте времени?" -- молча бушую я.
   И только хочу высказать Хранителю все свои претензии и недовольства, как вдруг меня осеняет: "Именно так все и должно было произойти. Все именно так. Зачем противиться судьбе? Кто-то же должен взять на себя эту миссию?!"
   -- Хорошо, что ты сам это понял, -- произносит, тяжело вздохнув, будто прочитав мои мысли, Хранитель времени. -- Не волнуйся, твоя дочь -- обеспеченный человек: у нее свое книгоиздательство и она не в чем не испытывает недостатка. Живет она в другом месте, а сюда приезжает, чтобы окунуться в мир детства. У тебя растут три прекрасных внука. Они знают о тебе все и уважают твой выбор. Не волнуйся, отныне тебе будет дарована вечная жизнь. Даниил, ты рожден, чтобы стать Проводником, спасителем заблудших душ. Ты просто создан для этой Великой миссии...
   Огромное багровое солнце медленно, устало, натрудившись за день, опускалось за горизонт, окрашивая в розовато-красно-желто-оранжевые тона голубеющую полоску неба. Казалось, что в темно-сине-зеленые морские глубины погружается накаленный докрасна огненный шар. Шипя и плавясь, расплескивая брызги на сереющую небесную синеву и темнеющие воды, светило все еще не желало мириться со своим заходом. С вечерним закатом и утренним восходом.
   В тот момент такие же чувства испытывала и моя душа, сотканная из нитей прошлого, настоящего и будущего, -- душа жителя Земли, оставшаяся в старой оболочке, и душа новоиспеченного Проводника, навечно поселившаяся в новом для себя обличье...
  

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   71
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"