Наступила холодная камчатская осень -- предвестник зимней стужи -- с дождями, грязью и жесткими, пронизывающими насквозь ветрами, постоянно дующими с океанских просторов.
Я не очень любил эту тоскливую пору. Придя из школы, весь вечер торчал дома: на улицу совсем не хотелось идти и даже не тянуло. Отцу же это время года наоборот нравилось. Он и сам нередко говорил об этом, постоянно вздыхая:
-- Скорей бы осень, хоть дома посидишь, а то бегаешь допоздна по дворам бесцельно.
Я понимал, что ему скучно сидеть одному в квартире, но улица манила меня разнообразием, шумными, веселыми играми с приятелями, и я ничего не мог с собой поделать.
За унылой осенью приходила снежная камчатская зима, торжественная и величественная. Все жители нашего колхоза, в том числе и я, всегда с нетерпением ждали ее прихода. Радовались первому снегу, сверкающему ослепительной белизной. Он прикрывал, прятал под белоснежным покрывалом неприглядное осеннее месиво. Кроме того, с приближением зимних холодов на Камчатке заканчивалась навигация, и вся трудовая деятельность, связанная с ловлей и переработкой рыбы, прекращалась. Прибрежные воды сковывало льдом, и все вокруг замирало. У рыбаков (а их на полуострове было большинство) начинались "зимние каникулы" -- вынужденный простой в работе. В это время они с семьями жили на деньги, заработанные за весенне-летний период.
Зима на Камчатке обычно наступала неожиданно и внезапно, вдруг как-то сразу все изменялось. Еще вчера месили ногами осеннюю грязь, а сегодня -- взгляни в окно: вокруг белым-бело, аж глазам больно. Зачастую снег валил, не переставая, по трое-пятеро суток.
На океанском побережье зимой жить очень тяжело. Песчаная коса, на которой располагался наш колхоз, насквозь продувалась сильными, штормовыми ветрами. Ни деревьев, ни кустарников здесь не росло. Сплошная тундра с ее низкой растительностью, которую снег полностью скрывал под собой и преображал зимой холмистую местность в огромную белоснежную равнину.
Особенно опасно было очутиться в пургу в пути. Если начинался сильный снегопад и поднимался порывистый ветер, то через час -- непременно жди метели. По земле, перегоняя друг друга, словно соревнуясь в скорости, неслись снежные потоки поземки. Ветер усиливался, и уже миллионы снежинок, кружась в белом танцевальном вихре, назойливо лезли в рот, залепляли глаза, мешая ориентироваться на местности. В таких ситуациях немедленно нужно было искать какое-нибудь укрытие, иначе с головой занесет снегом или ветром утащит на лед лагуны.
В такие непогожие дни камчадалы -- и старые и молодые -- старались отсидеться дома, переждать, пока успокоится разбушевавшаяся стихия. Однако в жизни порой возникают разные непредвиденные ситуации. Так вот случилось и со мной. Однажды мне пришлось в полной мере ощутить "вкус и прелесть" пурги.
В тот день нас отпустили из школы пораньше, и я не стал дожидаться трактора с будкой на полозьях, который обычно возил учащихся в поселок и обратно в наш колхоз, а решил пройтись до дома пешком. Подумаешь -- всего-навсего каких-то восемь километров!
Небо, однако, уже хмурилось, но в воздухе пока порхали лишь отдельные, непослушные, шаловливые снежинки и снег еще не повалил. Бодрым шагом я направился в сторону косы. По моим подсчетам, при таком темпе ходьбы через час я уже должен быть дома. Но когда я проходил рыбокомбинат -- последнее строение поселка, погода начала резко портиться. Небо все больше затягивалось темными тучами. Я попытался ускорить шаг, однако сильные порывы ветра сильно осложняли мое продвижение.
Внезапно мигом все вокруг почернело. Откуда ни возьмись, налетел пронизывающий, шквалистый северный ветер и повалил рыхлый снег. Вначале он падал крупными, пушистыми, но редкими хлопьями, которые, попав мне на лицо, приятно холодили разгоряченную от быстрой ходьбы кожу.
Неожиданно ветер стих. В непривычную тишину вплелись какие-то посторонние звуки. Ощущалось напряжение, предчувствие чего-то ужасного. До колхоза было еще далеко, но я все же решился продолжать свой нелегкий путь.
Но вот жгучий порыв ветра, еще порыв, еще...покатились потоки поземки. Они сливались, покрывая все видимое и невидимое теперь пространство сплошной пеленой, непрерывно меняя свои причудливые формы, поднимались ввысь, извиваясь в вихре танца. Зрелище очень красивое, захватывающие, но лучше бы любоваться им из окна, сидя в теплой комнатке. Снег немилосердно сек кожу, душил, слепил, сбивал с ног. Передохнув, ветер буйствовал с новой силой. Он хватал с земли горсти снега и с дикой злобой расшвыривал их в разные стороны. Густой, липкий снег обрушился на меня лавиной.
Вот тут-то мне стало по-настоящему страшно.
"А что, -- рассуждал я, -- ведь вполне могу не дойти до дома. И зачем я не дождался трактора, а пошел сам?". Затем в голове мелькнула спасительная мысль: "Трактор ведь будет ехать обратно и подберет меня", -- и я, успокоившись, продолжал медленно продвигаться вперед, "сражаясь" с бесчисленным "вражеским войском".
Все кругом моментально занесло снегом. Казалось, что с неба упала гигантская копна ваты. А в воздухе со страшной скоростью продолжало нестись огромное количество снега -- то сырого и липкого, то сухого, колючего. Ветер с радостью перекатывал снежные кучи туда-сюда. В белом, бешено несущемся и дико завывающем, плотном потоке ничего нельзя было рассмотреть уже на расстоянии вытянутой руки. Лицо моментально покрылось ледяной коркой, на бровях и ресницах образовались сосульки.
Я попытался накинуть капюшон, но в таких условиях мне это уже не удалось сделать. Он весь заполнился мокрой массой и никак не поддавался моим слабым попыткам напялить его на голову. Пришлось оставить эту напрасную затею, так как руки мои замерзли до такой степени, что я почти перестал их чувствовать. Варежки вмиг промокли и только еще больше холодили пальцы. Я стянул их и хотел было выжать, но не удержал одну из них. Воспользовавшись удачным моментом, мощный порыв ветра с радостным визгом и воем выхватил ее у меня из рук, заплясав в диком танце, и унес в неведомое белоснежное царство.
Среди бушующего хаоса снега и ветра, злобного воя пурги мне послышался долгожданный шум работающего механизма. Напрягая слух и пытаясь вновь уловить спасительный звук, я бросился в ту сторону, откуда, как мне казалось, шел трактор. Но я ошибся и понял это уже слишком поздно.
Из-под ног вдруг ушла земля, и я покатился кубарем. Беспомощно размахивая руками, попытался подняться... и ощутил, что нахожусь уже не на дороге. Слой льда подо мной ясно указывал на то, что я прямехонько попал на лагуну. Что было делать?
Напряженно всматриваясь в густую плотную массу снега, который шел все это время не переставая, я ничего не смог различить. Нужно было снова выходить на дорогу. Но как теперь сориентироваться в открытой местности, под жуткие завывания ветра и ослепленный снежными хлопьями?
Опустившись на снег, я принялся ощупывать вокруг себя каждый выступ, холмик, впадинку в надежде, что смогу найти берег. Поиски выхода из создавшегося положения утомили меня окончательно. В какую бы сторону я не направился -- везде под снегом ощущался лед.
Я совсем замерз и вконец обессиленный повалился в сугроб, В голову полезли страшные мысли. Вспомнились разные случаи, слышанные мной от отца и ребят о том, как в пургу замерзали люди. "Неужели и мне суждено вот так замерзнуть, сгинуть в снежном безмолвии", -- подумал я, отчаявшись. Жалость к себе выплеснулась наружу, я не сдержался и заплакал. Теплые слезы согрели оледеневшие щеки, и это проявление слабости неожиданно прибавило мне сил и решимости. "Надо успокоиться. Надо обо всем основательно, неспеша подумать", -- запульсировала в мозгу спасительная мысль.
Я опустил голову на колени и закрыл глаза. Призвав на помощь ум, изворотливость и смекалку, я, к сожалению, ничего утешительного, кроме как еще раз проползти по льду и поискать берег, придумать не смог. Потянуло в сон. Сделалось так тепло и уютно, что мне совсем расхотелось вставать и куда-то идти. "Будь, что будет", -- решил я.
И вдруг страшная догадка буквально ворвалась в мое сознание, нарушив безмятежный покой: "Ведь это я умираю? Так погибают все люди, попавшие в метель. Мне отец рассказывал, что ни в коем случае нельзя засыпать, нельзя поддаваться сну. Все это обман, и если я усну, то потом уже не проснусь никогда, замерзну, стану навечно узником ледяного царства".
Страстное желание вернуться в свой мир, к отцу и друзьям, тяга к жизни придали мне сил вырваться из сладостных объятий морфея. Правда с большим трудом, но все же я смог приоткрыть глаза и поднять отяжелевшую голову.
В первый момент я даже не поверил собственным глазам.
Снег больше не падал, только ветер-проказник, забавляясь напоследок, играл сам с собой в догонялки, а, устав, с наслаждением зарывался в пушистое, мягкое, изумительно-белое покрывало.
Я оглянулся: моя прежняя догадка подтвердилась -- я находился на льду лагуны, но, как оказалось, совсем недалеко от берега. Метрах в пятидесяти отчетливо была видна крыша рыбкоповской конторы, а чуть дальше -- и само здание рыбозавода
-- Так это я все время ходил кругами вокруг комбината?! -- изумленно воскликнул я.
Присмотревшись, я заметил, что метрах в пятнадцати от меня находилась открытая полынья. Страх снова вернулся ко мне: что было бы со мной -- пройди я чуть дальше.
От нехороших мыслей меня отвлек шум работающего двигателя. Вдалеке показался наш колхозный трактор, развозивший по домам школьников и рабочих. Бросившись со всех ног к подъезжавшей машине, я на ходу запрыгнул в железную будку на полозьях.
-- Андрей, вот те на, откуда ты взялся? -- Радостно теребил меня за плечо наш сосед, дядя Толя -- электрик рыбкопа. -- Замерз-то как, а дружище?
Я молчал -- не было сил ничего говорить и тем более что-то объяснять -- и только широко открытыми глазами зачарованно смотрел на суровые лица камчадалов, стоявших рядом. В те минуты не было для меня на свете людей дороже и желаннее, чем эти рабочие. Я осознал, что выжил, одержав победу над грозной стихией. Не замерз и не умер, и отцу не придется теперь меня искать. От всех потрясений и переживаний мне сделалось так хорошо, сладостно и спокойно на душе и на сердце, что слезы сами собой покатились из глаз одна за другой.
Люди в будке глядели на меня с удивлением, не понимая: в чем дело. А я стоял среди них, маленький, взъерошенный воробушек, и горячие, соленые, крупные капли стекали по моим щекам, не переставая, -- слезы счастья, радости, надежды и веры в завтрашний день.