Аннотация: Бывший программист, журналист и безработный инженер стремятся в туристический рай - на греческий остров Самотраки... совсем не с туристическими целями.
ИГОРЬ МАТВЕЕВ
ПРОГУЛКИ
ПО САМОТРАКИ
(роман)
Полудетективная история о любви, смерти и предательстве.
Бывший программист, журналист и безработный инженер стремятся в туристический рай - на греческий остров Самотраки... совсем не с туристическими целями.
1.
Какой-то умный человек сказал: не бывает так плохо, чтобы не могло стать еще хуже. Глубину этой мысли я осознал на собственном опыте.
Сначала меня бросила любимая женщина.
Не ты первый, не ты последний, решил я и приказал себе не очень расстраиваться. В конце концов, с некоторых пор я и сам почувствовал, что из наших отношений что-то уходит - как воздух из проколотой шины. Разрыв, как нарыв, назревал несколько месяцев. Нет, я не стал другим, я по-прежнему любил Светлану, а вот она - она словно дорабатывала надоевший ей контракт. Я не мог понять, в чем дело и спрашивал: "Тебе хорошо со мной?" - "Хорошо", - говорила она - и отводила глаза. Потом добрые люди сказали мне, что в последнее время неоднократно видели ее с каким-то мужиком.
Наступил день, когда она рассказала все сама: какой-то институтский друг, первая любовь и все такое. Честно говоря, мне было не интересно. Я только удивился: какая, к черту первая любовь, двадцать лет спустя!? Но у женщин, видно, все по-другому.
Мы расстались - сухо, однако вполне мирно.
Но это было не все.
Как-то я встретил своего одноклассника, Серегу Щербакова, ныне известного в городе врача-онколога. Тот сказал, что я плохо выгляжу. Я не возражал. Я не только выглядел плохо, но и чувствовал себя далеко не лучшим образом: последние два месяца меня мучили острые боли в желудке, причину которых я понять не мог. "Вот что, милый, - сказал Серега, выслушав меня. - Надо обследоваться: похоже, у тебя проблемы".
Через несколько дней, когда я сдал все предписанные Щербаком анализы, он пригласил меня в свой кабинет. "Игорь, я не буду ходить вокруг, да около, - начал он. - Мы знакомы лет тридцать. Так?" - "Ну, так", - подтвердил я. "У тебя не просто проблемы с желудком, у тебя большие проблемы!" - "Язва?" - "Если бы!" Я посмотрел в безжалостные глаза Щербака и почувствовал, как по моей спине поползли мурашки. "А что?" - "А то! - отрезал он. - И чем раньше мы начнем, тем больше шансов. Учти, в таких случаях время не за, время - против!"
Я обещал подумать.
Мне вспомнилось булгаковское: не в том беда, что человек смертен, а в том, что он смертен внезапно.
Но я знал, что ни под каким предлогом я не лягу на эту химиотерапию. Несколько лет назад у моей соседки по лестничной площадке, Эльвиры Аркадьевны Шнейдер, пятидесятидевятилетней старой девы, обнаружили рак желудка. Недолго мучалась старушка: после курса лечения она полностью облысела и потом лежала в гробу в дурацком, съехавшем набок парике.
Я не хотел лежать в парике.
Но и этим неприятности не исчерпали себя. Говорят, что жизнь - полосатая, как зебра. Похоже, на вторую половину жизни мне досталась зебра-мутант: она была почти сплошь черной с узенькими белыми прожилками.
Через день я обнаружил, что пропали мои деньги, заработанные во время последней командировки от московского "Технопроммонтажа" в Пакистан. Все свои сбережения - две тысячи евро в двухсотках - я хранил в седьмом томе Большой советской энциклопедии, одном из нескольких разрозненных фолиантов, оставшихся мне от родителей. На сей раз вместо купюр я обнаружил записку от сына: "Папа, я временно взял твои деньги. Ты же все равно едешь в Нигерию, заработаешь еще. А мне очень нужно, Юля летит со мной в Штаты. Отдам по возможности. Сева".
Я знал, что мой сын Всеволод действительно собирался по студенческому обмену в Америку, но вот что он решил прихватить за мой счет и свою подругу, девочку не из самой благополучной семьи, было для меня новостью. Прямо скажем, неприятной: я еще мог бы как-то смириться с тем, что Сева позаимствовал деньги для себя, но вот помогать его Юле я никак не планировал. Я опоздал буквально на пару дней, т.к. хотел поменять очередную двухсотку после выходных, а Всеволод неожиданно приехал из Минска в пятницу вечером - теперь я понял, с какой целью.
Тем не менее, я оценил честность своего отпрыска, написавшего "отдам по возможности": вряд ли ему удалось бы быстро заработать две тысячи евро, что по нынешнему курсу составляло без малого три штуки баксов.
О чем Сева не догадывался - так это о том, что за несколько дней до описываемых событий я позвонил в "Технопроммонтаж" и узнал, что контракт на восстановление металлургического завода в Аджакуте, куда я должен был ехать в конце июня, так и не был подписан. Других заграничных проектов, как мне сказали, в ближайшие полгода не предвиделось. А может это все равно не остановило бы сына - кто его знает?
Я купил водки и нехитрую закусь: денег на жизнь оставалось всего ничего - чего уж было считать копейки?
Выпил полбутылки.
Легче не стало.
Слегка покачиваясь, я пошел в местную газету и дал объявление. "Мне плохо. Кому плохо так, как мне - звоните: может, нам есть о чем поговорить?". Далее шел мой номер телефона. Прочитав и перечитав мою писульку, девушка наморщила лобик.
- Что вас смущает, милая?
- Ну... в какую это рубрику?
- "Разное", - буркнул я.
Глупо, скажете вы. Да я и сам это понял - когда протрезвел.
Во-первых, нелогично: ну, кто может знать, отчего плохо мне и насколько - и сравнить свое состояние с моим? "Плохо" - понятие весьма и весьма относительное: одному плохо по причине смерти близкого человека, другому - из-за того, что любимая футбольная команда не вышла в финал кубка, третьему - потому что у его любимой собачки вдруг пропал аппетит.
Во-вторых, подобное объявление может оказаться предметом для упражнения в остроумии всяких телефонных шутников.
Во-третьих, его можно было посчитать как "женским", так и "мужским". Не буду лицемерить: я рассчитывал на звонок от женщины. Даже не то, чтобы рассчитывал - слабо надеялся. Но что бы я сказал, если бы позвонил какой-нибудь мужик? А если бы позвонила не одна, а несколько женщин? Что я стал бы делать с целым "гаремом"!?
Как оказалось, и для шутников есть что-то святое: ложным звонком никто не потревожил меня ни разу. Мужчины, к счастью, тоже проигнорировали мое обращение. Да и "гарем" не обозначился: вечером, в день выхода газеты, позвонила одна-единственная женщина.
2.
- Здравствуйте, - раздался мягкий низкий голос. - Я по объявлению. Я не говорю "добрый вечер", потому что не уверена, что он для вас добрый.
- Здравствуйте. Вы правы: я не могу назвать сегодняшний вечер добрым. Как, впрочем, и вчерашний.
Она помолчала.
- Вам действительно плохо?
- Иначе я не стал бы давать это объявление. (Да если честно, и не стал бы - если бы не выпил...) А вы? Почему позвонили вы?
- Именно поэтому. Мне тоже плохо...
- Как вас зовут?
- Инна.
- Меня - Игорь.
- Что же вы хотите, Игорь?
- Пока не знаю, - признался я. Помолчал. - Встретимся?
- Когда? - помедлив самую малость, спросила она.
- Можно и сейчас. Можно - когда хотите.
- Где?
- Ну...где-нибудь в центре. Где вам удобно.
- Хорошо. Кафе "Пицца-плюс" подойдет?
Более неудачное место трудно было представить. Ведь встреча в кафе автоматически подразумевала бы, что ее придется угощать. Сами знаете, женщине подавай сухого вина, шоколад, фрукты, все такое, а позволить этого себе в данный момент я не мог: из сказанного выше вы поняли, по какой причине.
Но отступать было поздно. Тем более, что я сам сказал: где вам удобно.
- Пусть будет "Пицца-плюс". Встретимся у входа. Погуляем, - добавил я в отчаянной попытке намекнуть, что ужин не входит в мои планы.
- В семь?
- Как скажете, Инна.
- Тогда до встречи.
Она положила трубку.
Я задумался.
В какую аферу я добровольно втягиваю себя? А вдруг эта Инна - "ночная бабочка"? Нет, я ничего не имел против древнейшего женского ремесла - каждый зарабатывает в нашей трудной жизни, как может - но мне-то сейчас нужно было совсем другое. Что - другое? Чего я вообще добиваюсь? Найти кого-то, кому я смогу поплакаться в жилетку?
Да, наверное. Но что в этом плохого? Говорят же психологи - не держите в себе. Это только в боевиках про супергероев мужчина силен, как танк Т-34. На самом деле он бывает слаб и жалок, как двухнедельный щенок, но не желает показывать этого никому. Не желал и я. Но признаться одному человеку, наверное, можно - тому, кто сам в подобном положении...
Тут мне пришло в голову, что я не спросил, как выглядит моя собеседница. Как я теперь узнаю ее? А она - меня?
По глазам, почему-то подумал я.
3.
Вечером я отправился в "Пицца-плюс". Пешком. Ходить - полезно, особенно в возрасте, а мне было уже сорок семь. Гиподинамия - еще одна чума нашего века, не менее опасная, чем СПИД.
Три остановки я преодолел за четверть часа, и за несколько минут до семи подходил к нужному заведению. Как назло в небе собирались тучи, грозя разразиться скорым дождем. Сами понимаете, подобная погода располагает, скорее, не к гулянию, а к сидению в кафе или ресторане - за чашкой, рюмкой, бокалом. Похоже, мне предстояло произвести на Инну довольно убогое впечатление: мужчина без денег - не мужчина, а финансовый импотент. Если бы я хоть догадался сдать бутылки, запоздало подумал я. По крайней мере, была бы какая-то мелочишка на "пепси" с нехитрым пирожным. Черт, зачем я вообще давал это дурацкое объявление!?
На ступеньках у входа оживленно разговаривали и дымили сигаретами несколько юнцов и девиц. Я окинул группу внимательным взглядом, хотя понимал, что Инна вряд ли могла затесаться в их ряды. Метрах в двадцати слева от кафе находился газетный киоск. Мужчина пенсионного возраста покупал что-то из прессы, стоявшая за ним женщина средних лет сосредоточенно копалась в сумочке, очевидно, отыскивая кошелек. Еще были парень с девушкой, пацан с мобильником, какие-то неприметные прохожие - но никого, даже отдаленно напоминающего ту, с которой мне предстояло встретиться.
Что ж, женщинам положено опаздывать, подумал я. Правда, это на любовное свидание. А какое у нас с ней?
Стеклянная дверь "Пиццы-плюс", украшенная неким абстрактным изображением далеким как от пиццы, так и от плюса, открылась, и из кафе показалась темноволосая миниатюрная женщина в джинсах и серой спортивной куртке.
Глаза! Я сразу обратил внимание на ее глаза.
Темно-синие. Глубокие. Спокойные. Но не удовлетворенно-спокойные. Не равнодушно-спокойные. Печально-спокойные. Глаза человека, смирившегося с ударом или ударами судьбы. Или почти смирившегося, тут же поправил себя я. Потому что если бы она смирилась совсем, то не стала бы звонить мне.
Все эти мысли в долю секунды пронеслись в моем мозгу. В следующий миг за ней показался мужчина. Из тех, что ездят на дорогих иномарках и носят золотую цепь в палец толщиной. Короче, крутой мэн, хотя и несколько облысевший.
Ошибочка вышла, решил я. Женщина печалится из-за того, что он не купил ей колечко с бриллиантиком. Не умеешь читать по глазам - не берись.
Но мэн прошел мимо и, сбежав по ступенькам, поспешил к серебристой "тойоте".
Женщина шагнула ко мне и подняла на меня свои печальные глаза.
- Я увидела вас из окна кафе. Решила заранее заказать столик. Вечером здесь бывает много народу.
- Как вы узнали, что я - это я?
- Узнала.
Я смущенно кашлянул.
- Э...понимаете, Инна...я...мм...у меня...
- Понимаю. Вы же сами намекнули об этом по телефону. Как говорится, замнем для ясности. Пошли.
Так, опускаюсь все ниже - как сказал когда-то главный герой шукшинской мелодрамы "Калина красная". В былые времена я угощал женщин, а не они меня.
4.
Мы сели за угловым столиком. Кафе действительно было заполнено уже на три четверти. Подошла официантка.
- Что будем заказывать? - Инна вопросительно посмотрела на меня. Я небрежно махнул рукой, демонстрируя безразличие, хотя честно говоря, жрать хотелось весьма ощутимо.
Она отчеркнула в меню какие-то блюда, и девушка отправилась выполнять заказ.
Моей новой знакомой было около сорока. Может, чуть больше: удачная косметика скрывает все, что нужно скрыть, подчеркивая то, на что следует обратить внимание. Короткая стрижка, правильные черты лица, высокий лоб, маленький нос, пухлые губы. Очень красивая женщина - с уставшим и печальным лицом.
- Ну и как? - чуть насмешливо спросила она, перехватив мой взгляд.
- Нормально.
- Слава Богу.
Она достала из сумочки пачку сигарет, чиркнула зажигалкой.
- Давай на ты. Так удобней.
- Давай, - согласился я.
- Что у тебя?
- Много всего. Не знаю, в каком порядке это все выстроить - по хронологии или по значимости.
- В любом. Рассказывай.
- От меня ушла любимая женщина.
Она выпустила кольцо дыма, которое поплыло вверх, к потолку. Проводила его глазами.
- Жена?
- Нет. Я в разводе. Другая.
- Почему?
- Если бы я знал..., - вздохнул я.
- Любил?
- Любил. Делал для нее все. Давал деньги. Покупал наряды. Целовал ноги. Что, ну что, черт побери, вам еще надо!?
- Каждой - свое, - задумчиво произнесла она. - Одна счастлива, что муж не пьет, другая - что не таскается по бабам, третья - что приносит всю зарплату... Каждой свое. Счастье - категория субъективная.
- Вообще-то я думал, что каждой - любовь, - с горечью заметил я. - А то, что не пил, не таскался, и денег давал немало - было у нее все это, было! Но главное - любил! И по-прежнему люблю!
- С любовью сложнее, Игорь. Как поется в одной песне: мы выбираем - нас выбирают..., - она помолчала. - Это и есть твоя главная неприятность?
- Главная - да. Но не единственная. Я остался без денег. Без копейки.
- Она?
- Сын.
- Как так?
Я открыл рот, чтобы объяснить, но в это время подошла официантка с нашим заказом. Она поставила бутылку "Шардоне", мясной салат, тарелки с отбивными и картошкой "фри". Увидев вино, я испытал легкий укол разочарования: водка - оно, вообще-то, надежней. Но, конечно, дареному коню...
Инна затушила сигарету.
Я разлил вино.
- За знакомство.
Когда мы поставили бокалы, она внимательно посмотрела на меня и спросила:
- Он что, подлец, твой сын?
- Вовсе нет. Просто...просто он не знал, что я...то есть наоборот, он знал, что я уезжаю в загранкомандировку, поэтому и взял. Он не знал, что командировку отменят. Взял все деньги и укатил с подругой в Америку.
--
Почему же все?
Я пожал плечами:
- Вероятно, полагал, что это у меня не последние.
- Насовсем, что ли, уехал?
- Нет, по студенческому обмену..
- Ясно. Ты вообще кто по профессии?
- Инженер. Самый обыкновенный, как в том анекдоте - мальчик сказал в классе, что у него папа инженер, и все дети засмеялись, а учительница говорит: нельзя, дети, смеяться, когда в семье горе. Попал под сокращение. Нигде не мог устроиться, пришлось и ночным сторожем в детсадике поработать, и грузчиком в магазине - короче, в лучших традициях. Случайно нашел московскую организацию, которой были нужны специалисты моего профиля, уехал в Иран на полгода. Наших берут охотно: мало кто согласится за восемьсот баксов вкалывать в пятидесятиградусную жару! Потом съездил в Пакистан. Сейчас вот намечалась командировка в Нигерию - сорвалось.
Я не знал, говорить ли ей о диагнозе доктора Щербакова. Подумав немного, решил, что не стоит. В конце концов, последнюю неделю или полторы боли в желудке сначала ослабели, потом прекратились вовсе, и я трусливо решил, что может все как-то рассосется само.
- Теперь ты.
--
Теперь я, - согласилась она. - Только давай немного перекусим сначала, я с утра ничего не ела.
Мы выпили еще немного, закусили. Минут пять спустя Инна отодвинула в сторону тарелку, вытерла салфеткой губы.
--
С чего начать...гм...Ты слышал что-нибудь о Самотраки?
--
Звучит по-гречески. Бузуки, сиртаки, самотраки. Что-то из кулинарии? Типа, "жареные самотраки в оливковом масле"?
--
Это остров. Остров в Эгейском море. И на нем пропал мой муж. По некоторым сведениям, погиб. Но я в это не верю. И мне плохо. Потому что я люблю его. Потому что его нет рядом. Потому что я не могу без его сильных рук, без его поцелуев... Я хожу по пустой квартире - и слышу его голос. Ложусь в постель - и чувствую его рядом. Я готова выть от тоски, от одиночества. Иногда и вою - потихоньку, чтобы не слышала мать. Или в подушку...
Я знаю. Я тоже знаю, каково это ходить по пустой квартире. Щелкать пультом телевизора, не задерживаясь ни на одном из каналов больше, чем на минуту-полторы. Пробегать глазами страницы какого-нибудь бестселлера, с трудом вникая в смысл прочитанного, потому что на самом деле ты думаешь совсем о другом. Просыпаться среди ночи и долго лежать без сна, безуспешно пытаясь прогнать воспоминания о той, ровное и теплое дыхание которой ты еще совсем недавно чувствовал на своей щеке.
Я знаю, Инна.
--
И как его туда занесло, на эти, как их, Самотраки?
Она достала новую сигарету.
--
Долгая история. Придется сделать небольшой экскурс в историю, тогда тебе будет легче все понять. Хорошо?
Я кивнул: экскурс так экскурс. Согласитесь, провести вечер в обществе красивойженщины - не самый плохой вариант.
--
Тогда слушай. В 1949 году несколько десятков тысяч понтийских греков, среди которых были двое маленьких мальчиков, братья Георгий и Константин, по приказу Сталина выслали в Среднюю Азию. Георгий - отец моего мужа, Константин, соответственно, дядя...
--
Прости, каких греков? - перебил я.
--
Понтийских..., ну, тех, которые веками жили на Черном море. Объявили их врагами народа, предателями, сотрудничавшими с фашистами. Под дулами автоматов грузили, как скот, семьями в товарные вагоны и отправляли в Казахстан. Детям, конечно, требовалось нормальное питание, особенно Константину: у него была какая-то проблема с легкими. А какое там питание, когда эшелон гнали без остановок! И вот на одном полустанке поезд все-таки остановился. Совсем ненадолго. Отец ребят стал упрашивать одного из конвоиров выпустить его, чтобы обменять что-нибудь на еду. Именно обменять, денег ни у кого не было. Тот ни в какую. И тогда отец предложил солдату древнюю серебряную монету. Сказал, что она стоит огромных денег. Конвоир выпустил его ненадолго. На два вязаных платка отец выменял немного молока, хлеба, каких-то фруктов... Дядя Константин говорил потом, что эта тетрадрахма спасла ему жизнь.
--
Что спасло жизнь?
--
Тетрадрахма. Древняя греческая монета.
--
Откуда она взялась у отца ребят?
- Согласно семейной легенде, предок родителей Георгия и Константина, их пра-пра-пра... не знаю, сколько пра-дедушка работал в экспедиции француза Шарля Шампуазо, который в 70-х годах позапрошлого века проводил на Самотраки археологические раскопки. Этого пра-прадедушку звали Георгий Апостолиди. Он, конечно, не был никаким ученым - просто чернорабочим, которому повезло устроиться в экспедицию, где неплохо платили. Он жил в Кавале - есть в Греции такой город на побережье Эгейского моря - а этот Шампуазо был в то время вице-консулом Кавалы. Кто-то из родственников Георгия работал в доме француза прислугой. Ну и помог устроиться в экспедицию, так сказать, замолвил словечко. Вроде бы Георгий хотел уехать с семьей в Америку, много лет собирал деньги, а их все не хватало и не хватало. Вот и не выдержал, поддался соблазну.
- Какому соблазну?
- На Самотраки он нашел клад древних монет. Произошло это так: как-то Георгию велели выкопать яму немного в стороне от лагеря экспедиции, не знаю, для каких-то там хозяйственных нужд или может просто отхожее место для рабочих. И он наткнулся на большое количество серебряных монет - как потом оказалось, это были тетрадрахмы царя Македония, второго века до нашей эры. И Георгий, видимо, решив, что если удачно продать монеты, денег для поездки в Америку хватит за глаза, перепрятал их в другое место. Надо сказать, что Шампуазо не очень-то и пострадал: именно во время этой экспедиции он откопал на острове статую крылатой богини Победы Нику и прославился на весь мир. Сейчас она находится в Лувре.
- Знаешь, Инна, все, что ты рассказываешь, похоже на завязку какого-то приключенческого романа, - честно признался я. - Джек Лондон просто. "Сердца четырех".
- "Трех", - поправила она. - "Сердца четырех" - это фильм. Романа, говоришь? Посмотрю, что ты скажешь, когда услышишь всю историю! Но если честно, нам с Димой тоже так сначала показалось.
- Дима - это муж? - уточнил я, разливая по бокалам вино.
- Муж. Но когда мы стали выяснять, оказалось, что все очень похоже на правду. Более, чем похоже.
- Что же можно выяснить более сотни лет спустя? - с недоумением поинтересовался я.
- Значит, можно. Слушай дальше. Полгода назад дядя Константин умер. Его первая жена скончалась еще лет за десять до этого, а дети выросли и уехали работать за границу: дочь в Англию, сын, вроде, в Канаду. Так что ехать на похороны в Подмосковье, где он жил, пришлось нам с Димой: его отец, ну, мой свекор, лежал в больнице после тяжелой операции, а с матерью Димы отец развелся, когда тот был еще подростком. Вторая жена дяди Константина, была стерва еще та, прости за грубость. Мы это сразу увидели, как приехали. С нами говорила сквозь зубы, словно мы или отец Димы собирались претендовать на что-то. Конечно, она наложила лапу на все имущество, но бумаги Константина, его старые фотографии, не представлявшие для нее никакой ценности, отдала нам. В них мы случайно обнаружили несколько писем из Греции, датированных серединой 60-х... В смысле тысяча девятьсот шестидесятых, а не тысяча восемьсот шестидесятых.
- Ну и что же вы там вычитали?
- Они были на греческом языке, но в двух было несколько неуклюжих фраз на русском. По этим фразам мы только поняли, что кто-то приглашал братьев в гости в Грецию. Мы не придали бы этим письмам особого значения, если бы не нашли в одном конверте фотокопию вырезки из какой-то русской газеты, еще дореволюционной, потому что все там писалось через "ять". Ясное дело, ксероксов в шестидесятые еще не было, но фотография была достаточно четкой, чтобы разобрать, что там написано. Вот содержание той заметки и дало нам пищу для размышлений.
- И что же было в заметке?
- Там говорилось, что купец Илья Сысоев...
Громкий взрыв смеха за соседним столиком, где сидела компания подростков, заглушили ее последние слова. Инна поморщилась, переждала, пока юнцы стихнут, и продолжала:
- Купец Илья Сысоев преподнес в подарок Императорскому историческому музею в Москве несколько древних тетрадрахм, приобретенных им у некого грека. Мы сразу вспомнили рассказ братьев о том эшелоне, в котором их везли в Казахстан, и о тетрадрахме, спасшей жизнь Константину. Мы сразу поняли, что это не могло быть совпадением и что заметка попала в письма не случайно. Кто-то искал с братьями контакт - а вот с какой целью, мы понятия не имели. И еще: фамилия грека, передавшего монеты, была Захаропулос. А фамилия моего мужа, ну, и свекра, тоже Захаропулос! Правда, после женитьбы я осталась на своей девичьей, - добавила она.
Инна Захаропулос. Н-да. Правильно сделала.
Она взяла бокал, отпила немного вина. Вновь потянулась за сигаретой.
- Не много ли куришь?
- Много, - рассеянно согласилась она. - Итак, этот Захаропулос был каким-то родственником и Диминого отца с братом и автора писем. Дима, который до этого не придавал особого значения семейному преданию о какой-то монете - ну, монета и монета, пусть даже старинная, что здесь такого? - решил теперь поподробнее расспросить отца, когда тот выйдет из больницы.
- Погоди, Инна, еще один вопрос. Почему письма были адресованы именно дяде Константину, а не отцу твоего мужа?
- Да нет, они были адресованы обоим.
- А откуда автор писем узнал этот адрес?
- Не знаю. Может по линии Красного креста или еще как, суть не в этом. Но это был старый адрес братьев, и он, вернее, она - потому что, как оказалось, писала некая Микаэлла Стефану из Александруполиса - адресовала их в Казахстан. Родители Георгия и Константина скончались еще в начале 50-х, не дожив нескольких лет до реабилитации репрессированных. После реабилитации отец Димы вернулся в Грузию, потом переехал в Минск, а Константин удачно женился и остался там, в Казахстане. Жил в Алма-Ате. Вот и получилось, что письма пришли ему, хотя были адресованы обоим братьям. После смерти жены он продал свою трехкомнатную квартиру, купил небольшой домик в Подмосковье. Женился вторично на какой-то вдовушке и жил там до самой смерти.
Инна стряхнула в пепельницу пепел сигареты, отпила немного вина.
- Ну, не утомила еще?
Напротив, подумал я. Все это очень интересно. Если только эта Инна не сценарист и не решила опробовать на случайном знакомом сюжет приключенческого сериала! Впрочем, откуда в нашей провинции мог завестись сценарист?
- Не утомила.
- Тогда слушай дальше. Когда отец Димы немного поправился после операции, Дима показал письма ему, греческий тот худо-бедно немного помнил, хотя при Сталине занятия понтийцев своим родным языком не поощрялись. Он вспомнил, что Константин говорил ему когда-то об этих письмах, но отец Димы отнесся к этому довольно равнодушно. Так вот, эта Микаэлла приглашала братьев к себе. Или сама предлагала приехать. Причем очень навязчиво, намекая, что всем троим есть о чем поговорить. Немного странно, конечно: они никогда о ней и не слышали - и тут на тебе: здравствуйте, я ваша тетя! Точнее, не тетя, а, по ее словам, пра-правнучка Георгия Апостолиди - того самого грека, который работал в экспедиции на Самотраки. В любом случае, из этой ее затеи ничего не вышло. Она так и не приехала в Союз, да и они не съездили в Грецию. Я думаю, Константин вообще не ответил ей.
- Почему?
- Ну, связи с заграницей, особенно с капстранами, в СССР не поощрялись, так что от греха подальше... А может быть, сыграло роль как раз то, что они этой женщины совсем не знали. Другое дело, если бы отношения продолжались много лет, тогда еще можно понять. Так или иначе, переписка угасла. Но Дима попросил отца перевести все имевшиеся письма: ему все равно после операции надо было соблюдать постельный режим. Даже купил ему греческо-русский словарь. И настойчивость, с которой эта Микаэлла, в общем-то совершенно незнакомый человек, просила о встрече, нас удивила. Знаешь, Игорь, пожалуй, для первого раза хватит, - неожиданно подытожила она.
- Как знаешь.
В наступившей паузе она повернулась, отыскивая глазами официантку, а я ковырнул вилкой кусок отбивной, который оставил приличия ради, и задумался.
Наверное, мы должны были поплакаться друг другу в жилетку - что мы и сделали. Она потеряла любимого человека, я - тоже. Но что дальше? Чем я мог помочь ей, а она - мне? Потерянной любви можно противопоставить новую любовь, но Инна - она же по-прежнему любит своего Захаропулоса. И пригласила меня совсем не за этим. А зачем? К чему этот ее рассказ о каких-то монетах и письмах?
Официантка подошла, положила бумажку со счетом и удалилась. Инна достала из сумочки несколько купюр, положила на скатерть и придавила пепельницей.
Мы вышли из "Пиццы-плюс". Стемнело. Дождь так и не начался, но немного похолодало. Набросить на нее, что ли, свою джинсовую куртку? Подумал я, но не решился: это было бы слишком похоже на юных влюбленных - а мы не были ни тем, ни другим.
- Тебе куда? - спросил я.
- На Комарова.
Некоторое время мы шли молча. Вопрос "что дальше?" - не сейчас, а вообще - продолжал оставаться без ответа.
- Ты знаешь, Игорь, - начала она. - Ничто в этой жизни не происходит просто так. Я не верю в Бога, но я верю в судьбу. Хотя, это может быть одно и то же. И если я обратила внимание на твое объявление и позвонила - это не случайность. Так было задумано. Не мной и не тобой. Там. Ведь тебе больше никто не звонил?
- Нет.
- Я шла на эту встречу, не имея ясного плана в голове. Теперь у меня появилось чувство, что ты можешь помочь мне. И я почему-то думаю, что когда-нибудь и я смогу отплатить тебе тем же. Не деньгами - чем-то другим.
- И в чем же он состоит, этот твой план?
- Ты поможешь мне искать моего мужа.
Оба-на! Я даже остановился. Тоже мне, частный детектив Перри Мейсон! Впрочем, Мейсон, кажется, был адвокатом.
- Где? В Греции, что ли!?
Позади послышался стук каблуков и смех. Нас догоняла влюбленная парочка. Инна подождала, пока парень и девушка обгонят нас, потом, понизив голос, продолжала:
- Почему бы и нет? Я планировала просить об этом одного своего знакомого, честно говоря, не очень мне симпатичного. Но он поставил жесткие временные рамки - две недели. Что можно сделать за две недели? И вот я нашла тебя, человека, который сейчас не работает, а значит, не ограничен во времени. Повторяю, что бы ты там ни думал, наша встреча - не случайность.
- А милиция? Туда ты обращалась?
- "Ищут пожарные, ищет милиция...", - процитировала она. - Не смеши: он же не в соседнем лесопарке пропал!
- Почему ты не поедешь сама? - суховато спросил я. Честно говоря, мне не понравилось это ее категоричное "Ты поможешь мне искать моего мужа". Вот уж действительно, без меня меня женили!
- Потому что не могу: у меня парализована мать, и врачи говорят, что... в общем, она в таком состоянии, что в любую минуту может случиться... самое худшее. А я у нее одна. Мне пришлось выбирать между двумя самыми близкими мне людьми: мужем и мамой. И я - выбрала обоих: я останусь с мамой до последнего, но попытаюсь найти Дмитрия, чего бы мне это ни стоило!
- Почему не нанять для матери сиделку?
- Я думала об этом. Она и слышать не хочет! "Как заболела, так и стала никому не нужной!" До слез дело доходило, до истерики...
Но, если судить по возрасту моей новой знакомой, у нее должны быть совсем взрослые дети, мелькнула мысль.
- А твои дети?
- У меня нет детей, - коротко ответила она.
- Но язык? Я по-гречески, как говорится, ни бум-бум.
- Английский-то ты знаешь?
- Ну, не так чтобы очень...
- Неважно. С пакистанцами же ты как-то объяснялся? К тому же в Греции много понтийцев из бывшего Союза: в 90-е годы многие уезжали. Дима тоже подумывал, пока - пока не встретил меня, - каким-то особым, нежным и одновременно грустным, тоном добавила Инна, и я почувствовал, что так может говорить только очень любящий человек.
Несколько минут я переваривал ее слова. Ну ладно, допустим - только допустим! - что я согласен. Каким образом, дорогая Инна, искать вашего мужа? Обивать пороги греческого филиала Интерпола? Но занимаются ли они поисками пропавших граждан или ищут только преступников? Сделать запрос в ихний МИД? Или сразу рвануть на эти, как их... Самотраки и опрашивать островитян, не встречали ли они случайно человека такого-то возраста и такой-то внешности? А может вообще никуда не ездить, а просто дать объявление в телепередачу "Ищу тебя": глядишь, кто-то и откликнется?
- Я и сама еще точно не знаю, - вдруг произнесла она. - Но думаю, надо ехать в Александруполис и там, уже на месте решать, что предпринять. Полагаю, стоит попытаться пройти тем маршрутом, которым должен был пройти Дима - какие-то следы он не мог не оставить! Завтра я расскажу тебе все поподробнее.
В сумраке плохо освещенной улицы возникли очертания первой девятиэтажки на Комарова. Мы остановились. Мимо проехала иномарка, на секунду обдав нас бледно-желтым светом фар. Из кабины глухо бухали аккорды "тяжелого" рока.
- Все, дальше не провожай. Здесь мы и живем... с мамой.
Как с ней попрощаться? Пожать руку? Поблагодарить за приятный вечер? Поцеловать?
Инна вдруг мягкими теплыми губами коснулась моей щеки и прошептала:
- Все будет хорошо, Игорь. И у тебя, и у меня. Я завтра позвоню.
И она направилась к подъезду.
5.
Странная история, думал я, возвращаясь домой под начавшим накрапывать дождиком. И самое удивительное: насчет неслучайностей эта Инна, похоже, права! Мог я не писать свое дурацкое объявление? Мог. Но ведь написал! Могла она не открыть эту газету, которую, по ее словам, вообще не имеет привычки читать? Могла. Но открыла. Мог мне по этому объявлению позвонить кто-то другой? Мог. Но позвонила она. Черт его знает, может действительно где-то все решается за нас? И эта череда случайных неслучайностей просто подталкивала меня принять ее предложение: как известно, против судьбы не попрешь!
К тому же надо быть круглым дураком, чтобы отказаться поехать в Грецию на халяву! Если подумать, она же нанимает меня, дает мне работу - которой мне после, как нынче выражаются, облома с Нигерией очень не хватает. А так Инна оплатит мои расходы и, конечно, добавит энную сумму сверху. Как я буду искать ее горячо любимого Диму - пусть решает сама. Что скажет, то и сделаю. Куда скажет - туда и поеду.
Я вспомнил большие печальные глаза Инны, в которых глубоко-глубоко, почти на самом дне, еще теплилась надежда, и решил: если женщина видит в тебе свой последний шанс, отказываться будет не по-мужски.
Дождь усилился. Я поднял воротник куртки.
Единственным, что могло стать препятствием в осуществлении этого странного плана, было мое физическое состояние. Да, в последние дни мой желудок не напоминал о себе, но где гарантия, что этого не случится в самый неподходящий момент - так сказать, вдали от родины?! Рак - чего уж там, будем называть вещи своими именами! - не проходит сам по себе, и где-то внутри идет процесс.
Тут я подумал, что если наша с Инной встреча действительно была запланирована там, то, вероятно, в дальнейшем предвидится благоприятное развитие событий, иначе судьба подсунула бы ей кого-то другого, физически более надежного. Хотя с другой стороны, почему обязательно благоприятное? Может все наоборот, и судьба как раз уготовила Инне встречу с больным человеком, который берется выполнить ее поручение и - благополучно проваливает миссию? Почему не может иметь место и такой сценарий?
Запутавшись в своих рассуждениях, я решил больше не думать об этом, а просто дождаться звонка Инны.
Если она, конечно, не передумает.
6.
Спал я крепко и без сновидений.
Проснулся около восьми утра. Включив ноутбук, я прямо в постели раз десять разложил свой любимый пасьянс "Сорок разбойников". Разумеется, не сошлось ни разу. Я встал, вяло "перелистал" каналы телевизора, потом пошел в ванную и некоторое время изучал перед зеркалом свою физиономию. Желтоватая сухая кожа, темные круги под глазами, две глубокие морщины, пересекавшие щеки как параллельные овраги. Лоб отвоевал у волос уже сантиметра два и, конечно, не собирался останавливаться на достигнутом. Не двадцать пять, конечно, но еще и не пятьдесят. По крайней мере, я надеялся, что выгляжу не старше своих лет. Да, нездоровый мужчина, сказал я себе. Но все же сорока семи лет, а не, скажем, пятидесяти пяти.
Бриться было лень, и я оставил на скулах седоватую поросль. Обольщать после Светы я никого не собирался, ну а Инна - с Инной у нас, как оказалось, кроме чисто деловых отношений не может быть ничего такого.
Потом я почему-то вспомнил ее поцелуй и потрогал на щеке то место, которого коснулись ее теплые губы.
Почистив зубы и умывшись, я вышел на кухню. Холодильник, напоминавший ледяную пустыню, послушно морозил остатки былой роскоши - кусок вареной колбасы, несколько картофелин и банку дешевых консервов: с тех пор, как ушла Света, мне стало абсолютно все равно, чем набивать желудок.
Я разогрел на сковородке картошку, поделил пополам колбасу. Без аппетита съел, запил чаем. Пожалуй, надо сегодня собрать и сдать все бутылки, иначе очень скоро в наших краях впервые со времен гражданской войны будет зафиксирован случай голодной смерти. Завтра суббота, приемный пункт будет закрыт. Приемщица была моей хорошей знакомой, с сыном которой я в свое время занимался математикой, так что проблемы "возьмут - не возьмут" для меня не существовало.
О вчерашнем разговоре с Инной я старался не вспоминать. Позвонит - хорошо, не позвонит - спасибо за интересный рассказ об острове сокровищ, как его там?...Самокраки? Самодраки? Нет, кажется, Самотраки.
Бутылок было штук тридцать. Я вынес их с балкона в кухню и принялся сортировать, одновременно вытирая с них тряпкой многомесячную пыль.