Аннотация: Небольшой сиквел к моим сравнительно успешным романам: "Аэропланы над Мукденом" и трилогии "Подлодки", "Танки" и "Авианосцы" в жанре АИ. Иногда трудно прощаться с героями, читатели спрашивают, что случилось с ними дальше. Ну, как-то так...
Глава 1. Гатчина.
Весна! В Гатчине не бывает лучшей поры года. У неё две приметы: свежая листва на деревьях и частый звон аэропланных моторов. Близится выпуск в лётной школе, оттого молодые офицеры подымаются в воздух, душевно радуясь любому погожему дню. Где авиация - там и аварии, их оправданный риск не пугает настоящих мужчин, не разрушает благостного настроения. Ничто не могло предвещать, что в один из солнечных дней послевоенного 1919 года здесь начнётся первое действие драмы, решительно изменившей судьбу России.
Его Императорское Величество Александр IV переехал в Гатчину уже в апреле. Зимний дворец, помпезный и парадный, угнетал его воспоминаниями о кошмаре семнадцатого года, стоившего короны Николаю . В обстановке неприкрытой измены, угнездившейся в Думе, Император стал жертвой людей, которым доверял. Ксения Александровна, родная сестра отрёкшегося Государя и супруга правящего, не раз упрекала мужа, что он сделал не всё, от него зависящее, чтоб поддержать Ники. Оттого отношения похолодали. Этот разлад в семье, географически привязанный к Зимнему, не добавил комфортности к существованию, посему, вырвавшись в Гатчину, Александр Михайлович ощутил себя глотнувшим свежего воздуха.
Тут случились замечательные события его молодости - первые полёты с Петром Самохваловым, рождение идеи четырёхмоторного "Витязя" , когда катаклизмы наступавшего ХХ века были ещё впереди, Николай царил и был полон сил, Ксения обожала их обоих... Каждому состоявшемуся мужчине необходимо время от времени касаться тех мест, где он помнил себя молодым и счастливым. Словно душа заполняется особой субстанцией, дарующей силы преодолеть невзгоды, лавировать между думскими фракциями, дерущимися насмерть при дележе ужавшегося годового бюджета империи, поддерживая шаткое равновесие между ними, ибо его нарушение гибельно и для короны, и для страны.
Множество сложностей остаётся во внешней политике. Германская империя после парада танковых войск под часами Биг-Бена претендует на роль европейского гегемона. Россия, выступая одним из гарантов независимости Франции и Англии, обязана сдерживать амбиции кайзеровской верхушки, не вступая с германцами в прямое столкновение.
Гатчина - словно островок спокойствия. Не столь роскошный и торжественный дворец, как загородные резиденции в Петергофе и Царском Селе, но особенно уютный, любимый вдовствующей Императрицей, отдавшей ему предпочтение ещё при муже, Императоре Александре III. Уж кого-кого, а Марию Фёдоровну не обвинить в дурном вкусе.
Здесь нынешний Государь ввёл необычную традицию. Тогда как европейские монархи жаловали наиболее достойных подданных дозволением сидеть в высочайшем присутствии, русский царь угощал гостей собственноручно приготовленным шашлыком. Разумеется, августейший повар не мариновал мясо и уж конечно не резал барана, это кровавое дело, как и зажаривание на углях, поручались опытному терскому казаку, долго служившему на Кавказе. Но находясь в беседке вместе с гостями, Император непременно выходил один раз и самолично поворачивал вертела. Такой шашлык именовался царским. Честь отведать его доставалась лишь избранным, в довоенные времена звавшим Великого Князя просто Сандро. Из новых, рвущихся в его окружение из карьерных устремлений, Император не допускал никого, угощая разве что самых высоких иностранных гостей, осведомлённых, что пристрастие к кавказской кухне у Государя проистекает из детских воспоминаний о времени, проведённом в Тифлисе.
В 1919 году Святая Пасха праздновалась в воскресный день 20 апреля по новому стилю, а с ней - окончание Великого поста. В понедельник, несущий приятную тяжесть разговения, Его Императорское Величество изволили вернуться к государственным делам. В этот день у беседки в Гатчинском парке, до которой доносился дурманящий аромат поспевающего мяса, собралось несколько важных персон из самого узкого круга.
Николай Романович Брилинг, некогда - радикальный социалист и антимонархист, стыдившийся сочетания своих имени и отчества, расстался с иллюзиями молодости и превратился в весьма умеренного социал-демократа, а также крупного заводчика-моторостроителя. Добившись успеха в промышленности, он внушил избирателям, что в делах государственных тоже не оплошает. Оттого партию эсдеков, призывающую к борьбе за справедливость для пролетариата, возглавил один из крупнейших российских капиталистов, по Марксу - эксплуататор рабочего класса. Таков парадокс нашей политики.
Великий Князь Михаил Александрович, лидер монархической партии в Думе, присел рядом с Брилингом и завёл с ним непринуждённый разговор, что совершенно немыслимо было бы в присутствии репортёров. Само существование этой партии - нонсенс, ибо в Конституции, дарованной Императором в марте 1917 года, августейшая семья поставлена над партийными интересами как верховный гарант единства народа, равенства сословий, конфессий и национальностей. Однако ничто не возможно гарантировать, если нет рычагов воздействия, для чего Михаил Александрович, слывший наиболее либеральным и свободомыслящим среди Романовых, собрал вокруг себя самые консервативные круги, олицетворяя другой политический парадокс. И уж тем более не стоило афишировать, что между монархистами и социал-демократами возможен закулисный сговор, по крайней мере - пока его результаты не выплеснутся наружу.
- И так, Николай Романович, ваши условия?
Император пригубил коньяк из серебряной рюмки с замысловатым чернёным узором. Он ощутил, что лидеры партий вплотную приблизились к самому щекотливому рубежу, не в силах его преодолеть, и подключился к беседе.
- Главное неизменно, Всемилостивый Государь. Пост Премьера и Министра иностранных дел должен перейти к социал-демократам. Сожалею, но иначе меня не поймут, в партии начнётся раскол, и левая фракция проголосует за эсеров.
Император попытался сохранить внешнее спокойствие. Гатчина, здесь не полагается нервничать. Но что делать, если упрямый социалист понимает компромисс в одном лишь направлении - полном принятии его предложений. Свои внутрипартийные трудности он наверняка преувеличивает. Протокольное титулование говорит о желании подчеркнуть дистанцию; на подобных встречах дозволено обращаться попроще.
Внешне не выразив чувств, Император повернул лицо к Великому Князю.
- Что вы на это скажете, Михаил Александрович?
- Полагаю, господин Брилинг прав, Государь, - неожиданно легко согласился тот. - На ключевые посты, включая думский бюджетный Комитет, будут избраны монархисты. Николай Романович ни разу не подвёл в военные годы, на его слово можно положиться.
Тем более если его нарушит, то без коалиции с правыми ни одно решение в Думе не наберёт большинства голосов, правительство будет парализовано. Великий Князь смирился с переходом в ипостась серого кардинала, но какой удар предстоит Министру иностранных дел!
- Господа! Будьте любезны предоставить мне в письменном виде протокол о ваших договорённостях, - Государь, не ставя под сомнение порядочность Брилинга, тем самым отвёл возможность неоднозначного толкования соглашений. - Михаил Александрович, вас же я попрошу деликатнее сообщить господину Милюкову об отставке.
- Выразить благодарность за служение Отечеству и наградить?
- Да, весьма своевременно. Прикажите подготовить высочайший указ на сей счёт.
Когда самый щекотливый вопрос разрешился, пусть и не в том ключе, который Императору показался бы наиболее благоприятным, в беседку были приглашены остальные гости, главным образом - причастные к Великой Победе. Под шашлык разговоры потекли дальше.
Не зная деталей особых договорённостей меж Брилингом и монархистами, товарищ Военного министра и командующий флотом адмирал Александр Васильевич Колчак уловил некое снятие напряжения в отношениях думских лидеров и Государя. Улучив момент, он перевёл разговор на неизбежную и крайне нежелательную деградацию флота в послевоенные годы.
- Прискорбно докладывать об этом, но мы практически прекратили строительство крупных кораблей, довольствуясь перестройкой американских трофеев и совершенствованием техники, поступившей до и во время войны. Как бы ни были впечатляющи успехи подводного и авианосного флота, без новых пушечных кораблей мы ослаблены. Посему осмелюсь просить, Ваше Императорское Величество, ассигнований на строительство серии из четырёх тяжёлых линейных крейсеров.
Государь глянул докладную записку, недоумённо поднял бровь, увидев итоговую цифру расходов, и молча протянул листок Брилингу. Тот раздумывал не больше секунды.
- Изрядно! Но, полагаю, мы проведём в Думе этот проект. Военный заказ сулит рабочие места, кои были сокращены после войны на крупнейших заводах, верно? Государь, я обещаю всемерную поддержку, прошу лишь не начинать закладку одновременно. И подряд на выделку паровых турбин, я смею надеяться...
Социал-демократ сделал паузу и получил заверения, что при выделке турбинных двигателей капиталистической эксплуатации будут подвержены пролетарии именно его предприятия.
Военный министр Алексей Алексеевич Брусилов поспешил успокоить, что иные прожекты по оборонному ведомству составлены с учетом велений времени, которое как никогда учит считать финансы.
- Александр Васильевич может подробнее рассказать, я же прошу обратить внимание, господа, что на воду спущены две крайне экономичные субмарины. В отличие от океанских подводных крейсеров водоизмещением до полутора тысяч тонн, в мирное время мы обучим экипажи на самых простых лодках - с паровыми двигателями надводного хода.
- Это же прошлый век! - изумился Брилинг.
- Вы совершенно правы-с, Николай Романович, - улыбнулся Брусилов в пышные усы. - Однако закупка и капитальный ремонт ваших машин выходит казне в копеечку. Они хороши, спору нет. А только выгоднее гардемаринов и матросов на простых кораблях обучать, на парусниках и паровых лодках. Потом лишь месяц-другой переучивания на том корабле, в котором в бой идти. Пётр Николаевич не даст соврать - пехота у него на учениях за подводами бегает, кои танки изображают.
- Так точно-с! - пробасил Врангель, чаще других опрокидывая штоф и подливая себе беленькую. Вместе с Александрой Фёдоровной в Санкт-Петербург вернулась и фрейлина Ольга Михайловна, обнаружив, что за время её отсутствия барон привёз с Дальнего Востока молодую женщину небывалой красоты и даже обещал на ней жениться. С тех пор обе супруги - законная и фактическая - так извели прославленного танкиста, что он уже мечтал о новой войне, лишь бы уехать подальше от них. - Да только не в одном железе дело, Государь, господа. Год назад мы были героями, сейчас - едва. Какому-то тенору или иной фиглярствующей штафирке рукоплещут больше, чем боевому генералу!
Он стукнул рукой по столу, выказывая возмущение. Брусилов выразительно глянул лейб-гвардейцам, мол - будьте наготове. Вслух же поддержал его.
- Мирное время и правда таит в себе сниженье престижа нашей профессии. Нужны новые события, кои увлекут за собой молодёжь, заставят мечтать её о военных академиях, а не партикулярных университетах, по выпуску из которых получат содержание на заводе куда выше офицерского.
Главный заводчик из числа сидящих в беседке проглотил шпильку молча и невозмутимо, мол - я эксплуататор наёмного труда, сколько хочу, столько и плачу.
- Кстати, - оживился Император. - Я пригласил человека, который может предложить подобное предприятие. Право, не могу же я объявлять войну каждый год ради подъёма армейского престижа. Он недавно был здесь... Так вот же он!
Глава 2. Самохвалов.
Сухонький и плешивый старичок очень малого роста стоял тем временем на берегу дворцового пруда и крошил птицам батонные крошки. Если чинный Брилинг был облачён в социал-демократический фрак, носил трость, котелок и массивную золотую часовую цепь на жилетке, а Романовы и генералитет пребывали в военной форме, пожилой господин оделся к высочайшей аудиенции в простой клетчатый сюртук и английского вида кепку, при этом явно не испытывал стеснения ни от скромного вида своего, ни от того, что не был представлен.
- Полагаю, вы о нём все слышали, господа, но мало кто видел. Знакомьтесь - Пётр Андреевич Самохвалов!
Кормилец пернатого сообщества бросил остатки хлеба, вошёл в беседку и коротко поклонился. Кроме Императора с ним был знаком лишь Брилинг, но вряд ли кто в России хотя бы раз не слышал о человеке, стоявшем у истоков современного русского воздухоплавания. В начале века Самохвалов отошёл от дел и надолго выпал из поля зрения газетчиков, лишь с Великим Князем не порывал сношений и очень странной, неравной дружбы. Худому и до несолидности подвижному человечку шёл шестьдесят девятый год.
- Для меня огромная честь, господа, познакомиться лично. И вас, Александр Михайлович, благодарю от души, прервали стариковское затворничество.
- Не надо лукавить-то при Государе, - усмехнулся Император. - Лучше расскажите моим гостям о Южной и Северной Гиперборее. Небось, чаще иных молодых путешественников покидаете родные пенаты.
- Отнюдь! - заскромничал Самохвалов. - С Нового года ни разу не выезжал, да-с. А в восемнадцатом, как мир безопаснее стал к путешествующим, были вояжи, не скрою, и изрядно.
Со стариковской словоохотливостью он рассказал прелюбопытную историю. Ещё до войны с англичанами неугомонный Пётр Андреевич, не довольствующийся спокойной жизнью на пенсионе в компании внуков и правнуков, устроил экспедицию в Константинополь. Там приглашённые им молодые люди, археологические энтузиасты, разгребли горы мусора и обломков на месте дворца Топкапы, который большей частью был совершенно разрушен при штурме, а остатки строений покинуты. В числе найденных раритетов, уцелевших от мародёрских набегов на руины, оказалась карта за подписью турецкого адмирала Пири-реиса.
- Верно! Я читал о ней в германских газетах, - тут же припомнил Колчак, живо интересовавшийся любыми новшествами или загадками, имевшими отношение к морским делам. - Изумился тогда - столь ценная находка сделана на земле Российской Империи, а узнают про то германцы.
- Увы, про сию неосмотрительность могу лишь сожалеть, - Самохвалов виновато развёл ладони. - Оправдаюсь лишь тем, что главные части карты мои германские коллеги не узрели, а виденные части истолковали неверно. Ежели кто из вас, господа, не видел газетных рисунков с той картой, смею напомнить, что на ней изображена Южная Америка с весьма узнаваемыми начертаниями и Африка. Пометки гласят, что выполнена она на основе старых еллинских карт времён чуть ли не Александра Македонского, а не набросках мореплавателей Западной Европы, кои в XVI-м веке лишь начинали узнавание мирового океана. Германцы особенно заинтересовались нижней частию, где южноамериканский континент изгибается вправо и продолжается некой сушей; они сочли её Антарктидой, точнее - Антарктическим полуостровом!
- По вашему - нет, Пётр Андреевич? - удивился адмирал, поверивший ранее германской версии.
- Бог мой, конечно же! Там нарисованы рогатые и хвостатые существа, похожие на козлов. На вечных льдах они не живут. Вместо пролива Дрейка и Магелланова пролива - суша, хотя в остальном американский берег, в северной его части, выполнен с завидной точностью. Мне очевидно, что имеет место неправильная проекция юго-восточного побережья. Начало шестнадцатого века, нельзя от них требовать большего, господа, - разрушив волшебную сказку об удивительной загадке, пришедшей из глубины столетий, Самохвалов выдержал небольшую театральную паузу, потом преспокойно заявил, словно речь шла о погоде на Пасху. - Германцы не увидели других карт Пири-реиса. На них есть и Антарктида, и арктическая Гиперборея.
- Выпьем за это! - первым отреагировал Врангель. Оставшиеся выразили осторожное сомнение.
- Ваше право не верить, господа, - не огорчился пионер авиации. - Прошу простить великодушно, документ я с собой не прихватил. Его видел Александр Михайлович, он же мне позволил взять одного "Морского витязя" на поиск северных земель.
Император кивнул в подтверждение.
- Держу пари, Пётр Андреевич, вы его пилотировали сами.
- Не удержался-с. Зрение позволяет, вот читать уже тяжко.
Присутствующие представили мелкую тщедушную фигурку на фоне громадного четырёхмоторного гидросамолёта.
- Увы, в омывающих Империю северных морях я не смог отыскать ни новых земель, ни следов гиперборейцев. Повезло лишь в конце осени, когда пришла пора сворачиваться. Я с трудом совершил спуск и взлёт на вытянутом озере в Русской Лапландии, местные называют его Сейдозером, святым местом. Оно длинное, шесть или семь вёрст, но местами мелкое и скалистое, спускаться на него - чистый цирк и опасение голову сломать. Там много чего видел - статуи, наскальные рисунки.
- Это и есть следы пресловутой древней цивилизации? - недоверчиво спросил Великий Князь.
- Не думаю. Гиперборейцы были великим народом, как мне хочется верить. На Сейдозере - совершенный примитив. Рискну предположить, что это дело рук или одичавших, сосланных членов племени, точнее - их потомков, либо жалкое подражание туземцев развитому народу. Так что следы есть, но увы - косвенные. Зато... - Самохвалов снова сделал паузу, чуть утомляя некоторой наигранностью. Сказывался возраст и желание произвести впечатление на слушателей после месяцев затворничества. - Зато я получил образцы письменности, похожей на иероглифическую. И некоторые из них разительно похожи на значки с карты Антарктиды Пири-реиса.
- Не томите, Пётр Андреевич. Где они? Со стороны Атлантики, обозначенной, по мнению Шпеера и Зальцмана, на известном им обрывке турецкой карты? То есть Антарктический полуостров и Земля Королевы Мод? - подтолкнул пожилого оратора Колчак.
- С противоположной - Земля Виктории. Открыта около девяноста лет назад, известна горным хребтом, выходящим близко к побережью. Значки показывают, что в этом месте практически нет шельфовой зоны, материковая плита обрывается в глубину. Стало быть, под водой можно пройти к скальному основанию континента, который не покрывался льдом и не изменился тысячи лет. Понимаете, господа? Ежели гиперборейцы оставили на карте метки своего присутствия, бездумно переписанные еллинами и османами, там до сих пор может находиться нечто замечательное.
- Не тяните уж, говорите что предлагаете, - поторопил и Государь, подкручивая по привычке лихой гусарский ус.
- Научную экспедицию к Антарктике силами Русского Императорского флота! - торжественно заключил Самохвалов.
- Так времени мало. Конец апреля уже, - засомневался Брусилов. - Успеем?
- Запамятовали вы, Алексей Алексеевич, привыкнув в северном полушарии воевать, - просветил Император своего Военного министра. - В Антарктике зима только начинается. А подготовить, оборудовать по-научному корабли - времени в достатке, чтобы в ноябре достигнуть Земли Виктории. Опять же, на следующий год празднуем столетие похода Фаддея Беллинсгаузена и Михаила Лазарева, Антарктиду открывших.
Некоторое смущение накрыло беседку. Как можно говорить об открытии, если материк был уже на карте начала XVI века? Но и подвиг русских путешественников грешно умалять. Они первыми Антарктиду обогнули, составили карту побережья, несравнимо более точную, нежели турецкая. Даже если и плавали к южной земле, открыв её раньше, то со временем она забылась и тем самым "закрылась", оттого русским морякам не зазорно носить имя открывателей.
- Если высокие собравшиеся лица не против, я предложил бы вам ознакомиться с предварительными набросками.
Смета Самохвалова на подготовку экспедиции, составленная с учётом похода надводного корабля средней тонажности и оборудования субмарины для гидрографических изысканий, выглядела солидно. Но он не учёл флотских масштабов.
- Нужен авианосец, - предложил Колчак - "Морской Витязь" всем хорош, но гнать его к Антарктиде через всю планету вряд ли разумно. А как иначе обследовать Антарктику с воздуха?
- Вы рассчитывайте заметить следы гиперборейцев с высоты? - развеселился старый энтузиаст.
- По чести говоря, я не представляю, что мы там увидим, - парировал адмирал. - Но раз участвует флот, он обязан быть во всеоружии.
Он не упомянул, что столетием назад русские полярники ходили к Антарктиде всего-навсего на двух шлюпах.
- Я с вами, гспда! - решительно вклинился Врангель, и Брусилов не успел остановить бравого генерала. - В англичан нельзя, так пингвинов с танка постреляю.
- Окститесь, Пётр Николаевич, - осадил его Государь. - Не гоже по Антарктике ездить на танке. А ваши таланты и дома нужны.
Глава 3. В Антарктиду.
Учебно-исследовательское предприятие невозможно обставить с сохранением военной тайны, как боевую операцию. Тем паче освещаемую в газетах как торжественное предприятие, приуроченное к столетию первого русского похода на крайний Юг и приготавливаемую с юбилейным масштабом.
Императорский флот выделил линейный крейсер "Адмирал Макаров", авианосец и вспомогательное транспортное судно, а одна из двух малых паровых субмарин за лето было перестроена в научно-опытовое судно. Ей полностью заменили рубку. Ранее заполняемая водой при погружении, она теперь включилась в объём прочного корпуса, на передней стенке появился иллюминатор и прожектор, для боевого корабля бессмысленные, вдобавок - сократившие максимально безопасную глубину. Пара носовых торпедных аппаратов, из которых успели хорошо если по разу выстрелить, была снята, на их месте появилась мудрёная установка из электрических машин.
Наконец, адмирал Колчак, чуя нездоровый интерес к грядущей эпопее, приказал скрытно выйти в море боевой подводной лодке океанского класса в две тысячи тонн, никак не афишируя её связь с антарктическим конвоем. Отчалив из Владивостока, она взяла курс на юг. Экипажу было озвучено, что предстоит редкой сложности и продолжительности рейс через Индийский океан, вокруг Африки и на базу Императорского флота в Средиземноморье. Чрезвычайно объёмистый пакет капитан "Борея" вскрыл лишь у корейских берегов и, сдержанно ругнувшись, созвал офицеров, штурману же вручил набор карт для прокладывания курса в Антарктику.
В газетах острили, ехидно комментируя изрядно дорогой вояж боевых кораблей и во всеоружии: пингвинов воевать собрались? Бить торпедами кашалотов? Хуже, что неподдельный интерес проявил и Берлин. Кайзер прислал личное письмо Александру Четвёртому, предлагая включить германские корабли в экспедицию и отправить на борт "Макарова" германских специалистов.
Самохвалов, специально вызванный в Гатчину, чтобы ознакомиться с перепиской августейших персон, обеспокоился не на шутку.
- Александр Михайлович, извольте обратить внимание: в их списке Вольф Шпеер, он со мной в Константинополе был.
- Не понимаю вашего волнения, любезный Пётр Андреевич. Ясно же - антарктический вояж связан с находкой того артефакта.
- Именно! - всплеснул руками пожилой авиатор. - Но Шпеер представлен был как археолог! Карта получена, на Юге другие учёные требуются: географы, гидрографы, геофизики, гляциологи, биологи. И я больше вам скажу, Государь мой, подозрительный он господин. Скажете, старческая паранойя?
- Скажу другое - не могу Кайзеру отказать в подобной безделице. Так пусть германцы садятся на авианосец, меньше будет возможностей совать нос куда не просят.
- Позволю себе заметить, Александр Михайлович, на "Макарове" газетчики и фотографы. Неудобно выходит отправлять иностранцев-то на галёрку.
- Ну, не монаршье это дело - обсуждать расквартирование подданных, - Император погладил щёгольскую короткую бородку, которая шла ему куда больше, нежели несчастливому предшественнику. - Так что на вашей совести эта оплошность, что высоких гостей местом обидели.
- Будет сделано в лучшем виде, Государь, - понимающе кивнул Самохвалов.
Однако к моменту выхода из Кронштадта "Адмирала Макарова", авианосца "Император Николай I", вспомогательного судна "Дежнёв" и малой подлодки "Рысь", в компанию к русским запросилась малая германская эскадра - линейный крейсер "Зейдлиц" и лёгкий крейсер "Висбаден". Александр Васильевич, не усидевший в родных пенатах и лично возглавивший русский отряд, хоть и невеликим для полного адмирала, досадливо крякнул и решил ответить уклончиво. Когда миновали датские проливы, он велел отстучать такую радиограмму: от Его Императорского Величества приказ принять командование объединённой эскадрой не получил, как и подчиниться германскому адмиралу. Иными словами: плетитесь сбоку, сзади или спереди, но в кильватер не пристраивайтесь; океан велик. Сам же решил не заходить в порты на юге Атлантики, пусть экипажи этому и не радуются. Имея плавучий склад и резервуар в виде "Дежнёва", эскадра может бункероваться в открытом море, экономя какие-то часы, на сём оторваться от германской группы.
Стоит сразу сказать, хитрость не удалась - медленный транспорт да "Рысь" на буксирном тросе замедлили движение. Контр-адмирал Энгельгардт опередил значительно и прибыл на базу Кайзерлихмарине в Германской Юго-Западной Африке, имея более суток форы. Прознав об этом из радиосообщений, Колчак отчаялся стряхнуть германский пост и приказал зайти в Капстад, крупнейший южный порт Южно-Африканского Союза, получившего независимость после краха Британской империи.
Самохвалов путешествовал на "Императоре", сглаживая тем самым неловкость ссылки германских гостей на второй номер эскадры. И, конечно, он массу времени провёл на нижней палубе, облазив и ощупав "Сикорских" до последнего винтика, благо Колчак приказал Арцеулову, командующему авиацией в арктическом походе, всячески содействовать старому лётчику. Тот с удовольствием пошёл навстречу, не уступив лишь в одном. Пётр Андреевич с невероятной настойчивостью просился за штурвал и напоролся на непреодолимую стену отказа. Константин Арцеулов сам расстраивался, понимая, что годы пролетят гораздо быстрее желаемого, и он тоже когда-нибудь будет стоять перед молодым офицером и беспомощно повторять: "только один раз!". Или: "дозвольте в последний раз в этой жизни!" Но дело не только в возрасте. Даже самый опытный пилот не может быть допущен к посадке на авианосец, не сдав урок на суше. Поэтому Самохвалов вынужден был ограничиться ролью летнаба, когда палубные бипланы разведывали водные просторы вокруг эскадры, отслеживая положение германских союзников-соперников.
В Капстаде он переселился на "Макарова", настаивая на участии в погружениях "Рыси".
- Не торопитесь, Пётр Андреевич, - уважительно к старшему, но и с капелькой снисходительного отношения опытного моряка к новичку увещевал его адмирал. - До Земли Виктории ничего интересного не случится, а в малой подлодке очень уж тесно. Поверьте и не серчайте на меня - не по возрасту те условия.
Из Капстада русская эскадра двинулась не к самой северной точке Антарктиды, выходящей к проливу Дрейка, как, вероятно стоило бы, если ориентироваться на общедоступную часть карты турецкого адмирала, а к Земле Королевы Мод. Арцеулов поднял "Сикорского" и через час доложил тревожную весть, заставившую Колчака собрать старших офицеров и заодно вызвать Самохвалова.
- У меня есть пренеприятнейшее известие, господа. К нам движутся корабли Энгельгардта. Штука в том, что два их крейсера находились примерно в сотне миль западнее, явно рассчитывая на предварительно оглашённый маршрут, к Антарктическому полуострову и в море Уэддела. Вокруг ни одного иностранного корабля или самолёта. Однако же они резко приняли влево и легли на пересекающийся курс. Михаил Ильич, ваше мнение?
Каперанг Никольский, командир линейного крейсера, встал, одёрнул белоснежный китель и высказал осторожное предположение.
- Германская база в шестистах милях к северу. Будь у них лодки такого же класса, как наш "Борей", запросто могла быть выслана для наблюдения и по радио сообщить о нашем курсе.
- Плохо, господин капитан первого ранга. Вы не доложили ни о перехвате радиограмм, ни о замеченном перископе, ни о шумах винтов. Субмарины не появляются из ниоткуда. Считаете поход небоевым? Расслабились?
Колчак, занимаясь обычной на флоте выволочкой, призванной скорее предупредить упущения, нежели в виде кары за уже обнаруженные, понимал - времена изменились. Судовые радиостанции ныне не искрят в эфир широкочастотными точками-тире, работают на узкой волне. Вряд ли радист "Макарова" перехватит донесение лодки. Акустикам сложно - шумят винты трёх надводных кораблей. Разве что на "Рыси" есть шансы - её винты стоят, вахтенный может пытаться разобрать посторонний звук машин не из нашей эскадры. А уж что касается вахтенных на мостике, здесь вообще надеяться не на что. Мировая война показала: подводная лодка гораздо с большей дистанции засекает надводный корабль, нежели наоборот. Но и терять бдительность не гоже, не на променаде. Тем более до опасных антарктических вод осталось чуть более двух тысяч миль - рукой подать по современным меркам. В ожидании сближения с германской "сладкой парочкой" адмирал приказал усилить вахты у радиостанций, привлекая обученных радиосвязи летнабов и авиационную аппаратуру, наладив слежение за эфиром на разных волнах.
"Сикорские", обшарив ближайший радиус в два десятка миль, не увидели ни малейшей тени, похожей на субмарину. Зато отличился подполковник Деревянко из военной жандармерии, выделенной Императором из контрразведки. Он, приставленный "бдить и доносить", весьма нелюбим в команде, однако же вот - оказался полезным и даже опередил опытных радистов.
- Ваше высокопревосходительство! Осмелюсь просить вас самим на это дело взглянуть.
В каюте репортёра "Вечернего Санкт-Петербурга" обнаружилась пара чемоданов такой вместимости, что в них, пожалуй, завзятая модница уместила свой гардероб на полгода вперёд. Только вместо платьев, шляпок и корсетов там оказались совсем не безобидные вещи - серые железные коробки с надписями "Маркони". Жандарм открутил винты на одной из них, внутри оказалась какая-то электрическая премудрость с лампами и катушками.
- Радиостанция, ваше высокопревосходительство!
Колчак изумлённо воззрился на подполковника.
- Быть не может! На море огромные судовые установки, антенны высокие. Вы сами решили, что это - радио?
- Никак нет! Арестованный сам сказал, показал провод антенны, искусно выведенный за иллюминатор, - увидев сомневающееся выражение на холёном и породистом адмиральском лице, тотчас добавил. - Не сразу, конечно. Отпирался, кричал о свободе прессы. Потом заговорил.
- Надеюсь, вы его... не сильно?
- Умеренно, ваше высокопревосходительство. До суда заживёт. Изволите лично с ним говорить?
- Это излишнее. Протокол дознания мне на стол. И - благодарю за службу, господин подполковник. По крайней мере, знаем, откуда Энгельгардт был так осведомлён.
- Служу Отечеству!
- Да, подполковник. Это единственный шпион на корабле? Полагаю досмотреть все каюты, при нужде - и офицерские.
- Уже сделано, ваше высокопревосходительство!
Колчак вернулся к себе, удовлетворённый результатом и раздражённый бесцеремонными жандармскими методами. Интересно, адмиральскую каюту он тоже обыскивал?
Глава 4. Вечные льды.
Русские люди, выросшие не в самой тёплой стране на свете, были, тем не менее, шокированы антарктическим летом. Перейдя за каких-то полторы недели из Африки в зону вечных льдов, они столкнулись со всеми прелестями высоких широт: жестокими ветрами, бушующим морем, ледяным панцирем на палубах, башнях и рангоуте. Лишь у самого побережья вдруг распогодилось, температура поднялась чуть выше ноля. Середина декабря здесь соответствует нашему июню!
"Зейдлиц" и "Висбаден" держались как приклеенные, бросив якоря поблизости. Германские моряки спустили шлюпки и на них выбрались на прибрежный лёд. Имела ли хоть какое-то значение их действия - не понять. Очертания береговой линии проще наносить с борта, да и точность оставляет желать лучшего: лёд переменчив, а где под ним берег - неведомо.
С "Императора" начались полёты вглубь. Если считать нижнюю часть рисунка турецкого адмирала Антарктикой, здесь намечалось нечто особенное, и это нечто обнаружил пилот "Сикорского" - полоску свободной ото льда земли в нескольких десятках миль от океана. Германцы восторженно обсуждали этот факт. Особенно старался герр Шпеер, упрашивая взять его в полёт. Арцеулов доложил о странном резоне, который сообщил ему немецкий археолог. Следы древних цивилизаций, к которым он относил атлантов и гиперборейцев, должны пролить свет на происхождение нации ариев, которые, в свою очередь, породили арийцев, германскую расу.
Из этого адмирал сделал вывод, что сведения о связи северных находок с сокрытой частью наследия Пири-реиса утекли на Запад. Он предупредил офицеров эскадры и жандармского подполковника об усилении бдительности. Деревянко заверил, что предпримет всё возможное. Но возможности его ограничены вообще и одним кораблём в частности.
Скрипя сердцем, Колчак дал добро на один вылет с германским наблюдателем. Трудно начисто отметать просьбы людей, о присутствии которых в экспедиции распорядился лично Государь Император. С этого и начались неприятности. "Сикорский" не вернулся из вылета к оазису.
Полярный день длинен. Условно ночное время светлое и сумеречное, оттого военные лётчики, коим не впервой посадки на авианосец в полной тьме, начали поиски сразу, как только Арцеулов убедился, что стряслась беда.
Биплан с явно повреждённым шасси обнаружился на краю оазиса. Константин Константинович вылетел лично и сделал круг около потерпевшего аварию самолёта. Обе фигурки отчётливо видны на фоне чёрного льда, и командир лётного отряда низко прошёлся вдоль места неудачного спуска, выбирая место поровнее, как вдруг его внимание привлекли две странности. Один из людей сложил руки крестом над головой, потом ухватил напарника и поволок его на север, к побережью. Буквально через секунду чихнул правый двигатель.
Арцеулов кинулся набирать высоту, плавно забирая к океану на одном моторе. Без торпеды или бомб под брюхом "Сикорский" лёгок и с половинной тягой. К его удивлению, ставший двигатель завёлся без особых капризов. Лётчик снова повернул к потерпевшим бедствие.
Они быстро шагали по снегу и льду, словно кто-то за ними гнался, и они собрались отмахать на своих двоих десятки вёрст в один присест. Очевидно, что капитан-лейтенант Гапеев по каким-то понятным ему одному причинам принял решение не ждать помощи и поволок немца в длинную прогулку по ледяной пустыне, отчаянно махая руками при попытке спуститься и подобрать их. Арцеулов сбросил на лёд продукты и прочие припасы, затем взял курс на "Императора".
На следующий день вылетел лейтенант Дубровин, также в одиночку, рассчитывая подобрать потерпевших. И снова самолёт не вернулся на корабль.
Не на шутку встревоженный адмирал категорически запретил летать по одному - не щадить топлива и ресурса машин. А также пытаться совершать спуски на лёд. Одновременно он ощутил, насколько был не прав, уповая на одну лишь технику - самолёты и субмарины. Что стоило взять на "Макарова" две-три собачьих упряжки и амуницию по примеру Руаля Амундсена и Роберта Пири. Теперь выручить попавшие в беду экипажи нечем. Не слишком трезвое предложение Врангеля было правильным, если не танк, то другое гусеничное средство они были просто обязаны взять.
С щемящим сердцем Арцеулов увидел разбитый, обгорелый остов. Машина скапотировала и загорелась, лежа вверх шасси. К северу от неё обнаружились две фигурки, упрямо бредущие к кораблям. Третья к ним не прибавилась - Антарктида получила первую в этой экспедиции человеческую жертву. Через пять дней отправленные навстречу моряки встретили авиаторов, на седьмой день уставших, но счастливых спасением путешественников принял Колчак.
Он выслушал восторженные восклицания Шпеера о "чудодейственной энергетике" в месте, где "чудодейственным" же образом тепло, по антарктическим меркам, нет вечного льда, и "витает мощный древний дух", напоминающий об Одине, Валгалле и прочих подобных легендарных делах.
Когда германца увели поправлять здоровье, отчитался капитан-лейтенант Гапеев, худой, низкорослый и чернявый, фигурой весьма походивший на столь же скромного телом Арцеулова.
- Осмелюсь заметить, ваше высокопревосходительство, не всё, сказанное Шпеером, есть чистый бред, - осторожно начал лётчик, чем вызвал некоторые подозрения командующего - не двинулся ли Гапеев разумом, неделю слушая увещевания странного археолога, явно страдающего без помощи мозгоправа. - С приближением к месту безо льда начали глохнуть моторы, приборы словно взбесились. Самолёт новый совсем, С-30 послевоенного выпуска.
- Этим и объясняется ваш аварийный спуск?
- Никак нет, ваше высокопревосходительство. Машина управлялась до последнего. Я тянул на север сколько мог, место выглядело ровным, однако под снегом трещины, расщелины, иногда булыжники. Пытался знаками показать - здесь нельзя производить спуск, но Алексей... Виноват, лейтенант Дубровин. Он не послушался и разбился.
- Подтверждаю. Вблизи места аварии штабс-капитана у меня тоже мотор остановился. На случай, если снова выручать придётся, прикажу спустить два самолёта на лёд и поставить на лыжи, - предложил командир авиаотряда.
- Не нужно, Константин Константинович. Отныне - вглубь материка не удаляться. От Земли королевы Мод уходим. Главная задача на другой стороне Антарктиды, а эту загадку решать следующей экспедиции.
Они обогнули континент, выйдя на его противоположную сторону в январе. Нельзя сказать, что обошлось без происшествий, никто, слава Богу, не погиб. Каждый день погружалась субмарина, пытаясь что-либо необычное отыскать подо льдом. У кромки льдов на путешественников бесстрашно взирали пингвины, в море попадались киты - в высоких широтах им спасение от китобоев.
Подводное опытовое судно в те дни напоминало лабораторию. В освобождённой от торпедных труб носовой части колдовали инженеры Константин Чиловский и француз Пауль Лангевин, испытывающие гидрофонный аппарат. Так вышло, что в войну дальше всех в гидроакустической технике продвинулись англичане, наиболее пострадавшие от U-ботов, а потом и русских субмарин. Надводные силы и подплав Императорского флота получили образцы британских устройств, именуемых ASDIC, уже после оккупации острова, а освоены они были лишь в семнадцатом и применялись против лодок Соединённых Штатов, и без того не слишком доставлявших беспокойство.
Глубины антарктического шельфа по сведениям от прошлых экспедиций не слишком точно нанесены на карты, поэтому на малой лодке под тихое пыхтение паровой машины постоянно звучали однообразные звуки: пинг-пинг-пинг. Так акустикам слышен возвратный сигнал, по времени прихода которого они судят о глубине под килем или приближении подводного препятствия по курсу. Осмелев и уверовав в точность замеров, капитан ??? рисковал подо льдом подходить к скальным выступам на дистанцию, с которой в прозрачной воде можно рассмотреть что-то через иллюминатор в свете рубочных прожекторов. Возможно, увиденное и даже запечатлённое на фотопластинках даст пищу для размышлений многим учёным, от геологов до ихтиологов. Но каких-либо следов древней цивилизации, о коей был уведомлён командир и офицеры, здесь найдено не было.
Пока работала "Рысь", а наверху вызволяли потерпевших от крушения самолёта, русская эскадра пополнилась вторым подводным кораблём. Подоспел "Борей", и Колчак принял решение немедленно покинуть это побережье.
На борту "Макарова" атмосфера постепенно накалилась, и никто не смог бы назвать точной причины. Рассказы лётчиков о таинственном пятне, где сами собой глохнут моторы дополнились бреднями Шпеера. За последние двое суток до возвращения на корабли он уши прожужжал встречавшим матросам о необыкновенных свойствах материка. Если раньше над ним подшучивали - немец нашёл во льдах каменный топор своего пращура, то ныне прикусили языки даже самые ушлые остроумцы. Чем бы ни занимались участники экспедиции, они с каждым днём неким шестым чувством начали ощущать на себе чьё-то внимание. Так бывает, когда кто-то пристально смотрит тебе в затылок. И самые толстокожие не избежали этого чувства, наименее стойкие чуть ли не на стену лезли. Вдобавок досаждали германские крейсера, что ни день снимавшиеся с якоря и выписывающие непонятные эволюции. Энгельгардт на запрос русского командующего объяснил эти танцевальные па желанием уточнить глубины и составить точный рельеф дна. Возразить нечего, кроме одного - никто не занимается промерами столь хаотично. Словом, германцы начали непонятную свою игру, что так же не радовало Колчака. Когда, наконец, загремели сматываемые якорные цепи, он почувствовал некоторое облегчение. Вся ли Антарктика столь тревожна и неприветлива к людям?
Глава 5. Субмарины.
Океанский крейсер "Борей" в день, когда снялся со швартовов у острова Русский, что возле Владивостока, при нормальном надводном водоизмещении считавшийся двухтысячетонником, принял намного больше положенного, палуба едва выступала над водой. Часть объёма балластных и уравнительных систерн занял соляр. Пространство на нижних палубах оказалось настолько заставлено едой-питьём и прочими припасами для пятидесяти пяти членов экипажа, что по отсекам удавалось передвигаться, пробираясь по бесчисленным ящикам; свободным от захламления остался лишь центральный пост. Боцман грустно шутил, что в случае аварии к части механизмов не добраться, останется разве что всплыть и вывалить часть барахла наружу.
Экипаж, узнав об истинной цели похода, получил настоящее потрясение. Субмарины никогда ещё не ходили во льдах! В свободное от вахт время, да что греха таить, и на службе тоже моряки бурно обсуждали главную новость, непередаваемыми словами поминая отцов-командиров, что в мирное время затеяли игрища в секретность.
Командир корабля кавторанг Комаров, ветеран нескольких войн, помнил Порт-Артур и адмирала Макарова. Офицеры, боцман и половина команды - также не новички, молодой лишь корабль, не заставший ни американского избиения у Циндао, ни боёв на подступах к Владивостоку. Он вступил в строй за месяц до Парижского мирного договора, когда остатки американской эскадры не смели носу казать с японских островов. В первый поход "Борей" забросил продукты на Южный Сахалин, где мёрз крохотный гарнизон, изображая присутствие армии США, а его командир - молодой "лефтенант" - чуть ли не на коленях упрашивал взять их в плен и увезти с острова, где они уж не чаяли остаться в живых до конца зимы в окружении беглых вооружённых каторжан.
Мичманы и лейтенанты по молодости радовались романтике антарктического вояжа в духе Амундсена, в матросских кубриках горевали по поводу того, что в ближайшие месяцы увольнение на берег не светит, кавторанг же отнёсся ко всему философски - служба такая.
Когда "Борей" достиг вечных льдов, экипаж изрядно устал, выполняя приказ Колчака о полной скрытости передвижения. Они шли через океаны словно в окружении вражьих эсминцев, всплывая только по ночам. Командир, не зная резонов командующего, поддерживал порядок несения вахт, словно на войне. В надводном положении моряки стояли у орудий в готовности отразить нападение и даже отбить воздушный налёт (ночью? на лодку без ходовых огней?), не считаясь, что воевать не с кем.
Можно предположить, что адмиралом двигал некий инстинкт, предчувствие бед, которые сулит южный континент и всё, что с ним связано. В действительности же зачастую добивались успехов и оставались на веки в истории морские командиры, которые не давали послаблений экипажам. Если корабль в полной готовности принимал бой, у него куда больше шансов выйти победителем, нежели у посудины с расхлябанной командой. Но сраженья редки, и напряжение сил в промежутках между ними адмиралы считают хорошей школой, экипажи, особенно матросы - самодурством и ненужной муштрой абы время занять.
К прибытию в Антарктику в отсеках царила сырость и вонь. Пятьдесят пять здоровых мужчин работали ежедневно и не мылись, кроме умывания лица. Считалось достойным не посещать гальюн по серьёзному делу до ночного всплытия, если мочи хватит терпеть. Но через месяц после выхода из базы эти два деликатных помещения начали благоухать. До большой приборки, когда выдраются все закоулки, а корабль достаточно долго проветривается с открытыми люками, лучше не будет. Подплав шутит, что они как средневековые рыцари - мужественные, в железе и непередаваемо грязные.
Начали портиться продукты, кроме консерв в жестянках, появились болезни, свойственные подобным условиям. Люди маялись животами, забыв про обычай не частить в гальюн.
Настроение экипажа испортила весть, что к эскадре прилипли германские крейсера с неясными целями, и в полярных водах не расслабиться, не отдышаться. Наоборот, секретность, скрытность и режим предельной тишины должны соблюдаться особо тщательно!
"Борей" всплывал изредка в ночных сумерках, прикрываясь от немцев бортом "Дежнёва". Полегчало с продуктами: из огромных холодильников транспорта получили свежее, даже африканские фрукты. Колчак, сжалившись, позволил самым истощённым в походе кратковременно переправляться на пароход, принимая самые суровые меры, чтобы в экипажи "Макарова" и "Императора" не просочился слух о появлении новых подводников. Трудно представить, но краткие прогулки по скользкой палубе судна на пронизывающем ветру, забрасывающем ледяные брызги, и при температуре градуса два, приносили райское наслаждение после заточения в отсеках!
Офицерам Комаров такого не дозволил. Услышав робкие возражения молодняка, он собрал их и разъяснил, что называется, раз и на всегда:
- Смиритесь, господа офицеры. Избрав стезю подплава, вы обрекли себя видеть чужие порты и земли лишь через перископ. Владивосток, Севастополь, Либава и Кронштадт ждут вас. Остальное только после выхода на пенсион.
Напряжённое несение службы на "Борее" дало свои плоды. Акустики дважды докладывали, что слышали шум винтов некого некрупного судна. Комаров счёл, что они засекли "Рысь", но радировал Колчаку, тот проверил и прислал шифровку в ответ: в означенное время малая субмарина стояла. Стало быть, в полярных водах рыскает ещё одна лодка или нечто иное, непонятное.
Вдобавок подводники и на глубине ощутили со временем то самое присутствие взгляда в затылок, хоть и не слышали россказней германского фантазёра про наследие предков. Обстановка на борту усложнилась, как часто бывает в долгих походах, когда постоянно перед глазами те же лица, одинаковые переборки отсеков, маховики и рукоятки механизмов, своя только койка, а уединиться можно только в самом ароматном месте и не надолго. Любое ничтожное событие давало пищу для споров и дрязг, а то и служило поводом к потасовке. Комаров принял драконовские меры, самым тяжким наказанием для матросов введя лишение "отпуска" на транспорт, и удержал порядок. Он напомнил им известную легенду, как русская субмарина, лежащая на дне в бухте Золотой Рог, избавилась от оравшего матроса - его придушили и ночью, всплыв, выбросили тело за борт; он мог погубить экипаж и корабль. Конечно, это неправда, ничто не мешало попросту связать бедолагу и заткнуть рот, но страшилка сослужила свою службу. Тем не менее, отплытие на восток восприняли с облегчением. Пусть другие антарктические берега служат иллюстрацией к русской народной мудрости "хрен редьки не слаще", всё же какое-то движение. Стало быть - ближе к концу экспедиции.
Экипаж "Рыси" пребывал в несравнимо лучших условиях. Во время перехода через Атлантику, частью на буксире, местами своим ходом, на ней находилась лишь небольшая часть команды. Если позволяло волнение моря, то между погружениями у антарктических льдов люди переходили на большие корабли. Единственная напасть - качка. Шторма по пути изрядно болтали "Макарова", что уж говорить о малой субмарине. На поверхности её бросало так, что выворачивало даже самых бывалых. Море иногда утомляется, в другое время оно демонстрирует нам откровенную вражду, на его волнах не может быть комфорта, как в Гатчинском дворце императорской семьи.
Самохвалов прижился на "Рыси". Не имея никакого систематического образования, бодрый пожилой господин считался научным руководителем экспедиции. На лодке он часами просиживал в носу, слушая "пинг-пинг" и вычерчивая диаграммы с Чиловским, в которых представали рельеф дна и очертания подлёдной Антарктики. Гидрофонная аппаратура в умелых руках могла даже китов засекать и рыбьи косяки, но ничего гиперборейского. И так вплоть до противоположной части материка.
Глава 6. Земля Виктории.
При виде дымов "Зейдлица" и "Висбадена" адмирал Колчак, всегда идеально выбритый, корректный и образцовый командир, цедил сквозь зубы слова, никак для газетчиков не предназначенные. Он ощущал себя барышней перед назойливым кавалером, не понимающем намёков - отстаньте, сударь, пора и честь знать. Но если барышня достанет браунинг из ридикюля и выстрелит в ухажёра, хотя бы под ноги ему, это - дурной тон. Моветон, как называют сие французы или как выговорила бы матушка невоспитанной барышне. Над Александром Васильевичем в роли строгой матушки Е.И.В. Александр Четвёртый, который предпочтёт забыть, что именно Колчак вкупе с Брусиловым, Врангелем и несколькими другими господами, получившими право на императорский шашлык, спасли монархию в семнадцатом. Поэтому адмирал приказал себе терпеть до последнего.
На третьей большой остановке перед Антарктическим полуостровом, за которым замкнётся кольцо маршрута, чем отметится столетняя годовщина похода Беллинсгаузена и Лазарева, адмирал приказал прекратить вылеты на машинах, не имеющих радиостанций, и без обученных радиотелеграфистов. По крайней мере, тем избавился от германских просьб взять в полёт кого-то из них. Даже обученные работе на ключе шпионы предпочитают не распространятся об этом навыке.
Воздушная разведка с высоты шесть тысяч футов, признаваемой безопасной на случай внезапных капризов моторов, обнаружила безлёдный оазис. Предосторожность спасла: Арцеулов на снижении вывел С-30 к обычным снегам, где моторы вновь подхватили. Летнаб только тогда сообщил о находке; над аномалией пропала связь с кораблями. И снова пренеприятное ощущения взгляда со спины, пару недель как забытое.
"Рысь" опустилась к кромке ледяного панциря. Самохвалов и члены команды пребывали в раздвоенных чувствах: бодрило приближение к тайнам и одновременно настораживала неизвестность. В спёртом воздухе отсеков, пропитанном ароматами металла, смазки и человеческого пота, а также топочного гара, пробившегося из кормы в вентиляцию, колыхалась незримая и непередаваемая обонянием составляющая - запах страха.
Субмарина погрузилась в кабельтове от ледяной кромки. За время похода убедились, что в разных местах побережья мёрзлый покров ведёт себя по-разному. Где-то обнажаются скальные выступы и даже галечные пляжи, по крайней мере - в летнее время. Большей частью лёд как субстанция текучая, хоть и легче жидкой воды, под весом напирающих сверху слоёв опускается вниз на многие десятки футов, покрывая шельфовую отмель. Но есть предел, ниже которого ледовое поле не опускается, как в южной части Земли Виктории. Если там берег обрывист, можно подобраться к нему вплотную подо льдом, как умозрительно заключили гражданские энтузиасты, вызвав кучу возражений у командира лодки. Корабль добровольно двинулся в подлёдный капкан, ориентируясь по прерывистым пиканьям приборов. Компас в высоких широтах показывает абы что - мало того, что расхождение географического и магнитного полюсов здесь особо сказываются, близ аномалии, как и у Земли королевы Мод, стрелка сходит с ума, порой начиная крутиться пропеллером.
- Разрешите доложить, ваше благородие!
В походе акустик рапортует командиру тихим голосом через открытый люк между центральным постом и отсеком, в малой лодке передний отсек один. Пусть не боевая служба, подплаву насмерть вбита привычка не шуметь. Даже в "громком" режиме под двигателями подводного хода они тихо ступают по железным настилам в мягкой обуви, презрительно называя сухопутных "сапогами", ругаются жестоко, но в полтона. Самый страшный разнос с обещаниями глумиться над провинившимся и вырвать главные части его организма не должен облегчить жизнь вражескому акустику, кроме разве что случаев, когда корабль стоит в порту. Но в тот раз старшина счёл за лучшее попросить дозволения пройти на пост.
- За нами субмарина, ваше благородие.
Лейтенант Кибрик, командир лодки, знал, что эскадру скрыто сторожит "Борей", о чём не нужно догадываться рядовым. Но какого рожна огромная лодка, раза в два больше "Рыси" в длину и не оснащённая батареей гидрофонов, полезет вслед под ледяное поле? Комаров - не самоубийца.
- Старшина, включите телефон. Я сам попробую их вызвать.
Подводная телефоническая связь ещё только приживалась в подплаве, не отличаясь пока дальностью и надёжностью. Провода меж субмаринами не протянешь и радиосигнал не передашь. Зато жидкость отменно проводит звуки. Мембрана, имеющая связь с забортной водой, отправляет колебания, установленная на другом судне их принимает. В войну лодки переговаривались проще - звонкими ударами, в частоту число которых шифровали несколько простых сообщений, которые принимали акустики.
Не получив ответа на призыв голосом выйти на связь, Кибрик приказал отстучать вызов старым способом в комбинации, которая не известна ни врагам, ни сомнительным германским союзникам. Тщетно.
- Позвольте спросить, господа. - Самохвалов приблизил маленькую обтянутую сухой кожей головёнку к люку. - Что-то стряслось?
Понятно, что акустические аппараты штатских учёных засекли необычную активность, а удары устройства, именуемого подводным колоколом, слышны по всему корпусу.
- Акустик утверждает, что нас преследует подводная лодка.
- Вот как? - пожилой энтузиаст снял шапочку и в задумчивости почесал лысину. - Наша?
- Не могу знать, Пётр Андреевич. Не отвечают на вызовы.
- Стало быть - чужая-с. Или гидроакустический фантом. Бывает.
Он заслужил осуждающий взгляд акустика, а ??? подумал, что Комаров может сохранять молчание дабы не демаскировать "Борея" перед германцами. Как бы там ни было, неизвестная субмарина сулит опасность.
- Тогда давайте глянем на этот фантом вашими многомудрыми аппаратами. Я прикажу описать циркуляцию, а вы пробуйте засечь чужака. Лево на борт!
Малым ходом около двух узлов, чтобы только лодка слушалась горизонтальных рулей и устойчиво держала глубину между льдом и дном, они развернулись, аккуратно следя за непонятным соседом.
- Громадный! - доложил Самохвалов. - Явно не кит.
И уж киты точно не издают звуки "пинг-пинг". Выходит, неопознанная субмарина засекла их таким же прибором ASDIC.
- Пётр Андреевич! Стало быть, сие - не подводное судно гиперборейцев, - подначил его Чиловский. - Или у них акустические аппараты на нашу частоту настроены?
И не фантом, подумал Кибрик. Однако держится поодаль, даже чуть вправо принял, насколько можно судить по изменению тихого звука винтов. Впрямую не угрожает. И Самохвалов убедил его принять роковое решение - продолжить поиск. "Рысь" снова направилась к подводному берегу.
Кабельтовых в четырёх от него старый авантюрист объявил новость: приборы говорят о повышении ледового потолка, надо всплывать! Он пробрался в рубку и включил прожекторы, пытаясь хоть что-то рассмотреть в электрических лучах, пробивающихся через тысячелетний мрак.
Рядом забрался мичман, слушая доклады которого и рапорты из носового отсека командир приказал начать медленный и осторожный подъём. Боцман ругался непрерывно, пусть и шёпотом, каким-то чудом выдерживая дифферент и глубину на едва ползущем корабле. Моряки каждую секунду ожидали удара о лёд, который с мясом бы снёс всё, что есть наверху - от радиомачты до леерного ограждения мостика.
- Вижу чистую воду, господа! - радостно и ничуть не пытаясь приглушить голос воскликнул Самохвалов, мичман сдержанно подтвердил.
Откуда здесь безлёдная промоина? Кибрик отлично помнил, что по этим координатам с воздуха ничего подобного не обнаружили. Справился у штурмана - тот подтвердил.
Одновременно с носа предупредили, что резко повышается уровень дна. Ежеминутно рискуя удариться килем или рубкой, лодка вынырнула из-под ледяной крыши и застопорила электромоторы. Упали якоря, что называется - на всякий случай, в этом странном месте ни волн, ни течения. К слову, субмарины ими пользуются редко, чаше швартуясь к пирсу или причальной бочке.
Нет в мире удивительных и прекрасных вещей, которые русский моряк не мог бы описать в трёх коротких энергических выражениях. Здесь их не хватило.
Самохвалов выбрался на рубочный мостик и с него по лесенке - на палубу, при этом чуть не сверзившись в воду. Он крутил головой во все стороны как истребитель в воздушном бою.
Огромный ледяной купол, в добрую треть версты в поперечнике, накрыл воду и кусочек скалистого берега. Ни колебания воды, ни дуновения воздуха. Тепло, по антарктическим меркам, не менее десяти градусов, над чёрной зеркальной поверхностью висит туман.
Пауль Лангевин, физик по образованию, первым высказал предположение о природе подлёдного грота, сжимая рукой мокрый трос ограждения.
- Снизу идёт тепло. Оттого материковый лёд тает, вода стекает, здесь остаётся воздушная линза.
- Тепло геотермальное? - обернулся к нему Пётр Андреевич.
Француз провёл ладонью по влажным волосам и извинился.
- Excusez moi, месье Самохвалов. Откуда же я могу знать?
Русский посмотрел ещё раз наверх. Если мерить привычными ему и Лангевину метрическими единицами, высота купола добрых метров двести. Какова же здесь толщина ледника, что его не протапливает насквозь? И как устроено природное (или рукотворное) явление, что сверху постоянно и равномерно наползает новый лёд, возмещая растаявший?
- Как, интересно знать, здесь это выглядит зимой?
- Не горю желанием узнать, - пожал плечами Лангевин. - Климат и летом здесь - merde, даже представить боюсь зимнюю непогоду.
Капитан тем временем отдал команду собрать и спустить на воду маленькую шлюпку - осмотреть подозрительное сооружение на берегу, напоминающее ступени к чему-то, напоминающему постамент. В неё из гражданских он пустил только тщедушного Самохвалова и позволил взять камеру, которой до этого пытались снимать через иллюминатор.
- Ну что? - Лангевин и Чиловский нетерпеливо набросились на коллегу, едва он вернулся на палубу.
- Всё, чем могу обрадовать: найден объёкт несомненно искусственного происхождения. Похож на дверь или люк. Открывались они сто лет назад или тысячу - сказать не могу. Договорились с капитаном прибыть сюда вторично, прихватив снасти для взрывных работ. Быть может, удастся обрушить свод пещеры и проникнуть сверху, не рискуя подлодкой. На корабле проявим фотопластинки, и вы узнаете всё, мне известное.
Несколько разочарованные требованием лейтенанта закончить пребывание в ледяном гроте, учёные взяли пробы воды и нырнули в рубочный люк. Одежда пропиталась сыростью. В тесном, но привычном и тёплом отсеке показалось очень уютно. А главное - экспедиция удалась! Кофр с фотоматериалами хранит доказательства, что в Антарктике жили технически развитые люди.
С крайними предосторожностями корабль развернулся в микроскопической бухте и вновь погрузился под лёд. Восторженное настроение великого открытия передалось и военным. Шлимановская Троя - ничто по сравнению с находкой древней полярной цивилизации.
Быть может, на волне этого восторга капитан лодки, опытный и осторожный моряк, сделал вторую роковую ошибку за день, совершенно непростительную. Не удостоверившись до конца, что вторая лодка - действительно "Борей", он передал об открытии через телефонический аппарат, как только появились пинги их гидролокатора. Быть может, опасался, что вдруг из-за возможной аварии "Рыси" мир не узнает о подлёдной пещере.
Глава 7. Бой.
- Вашвысокбродь, вторая лодка!
- Что значит - вторая? Извольте выражаться яснее.
"Борей" самым малым ходом сопроводил "Рысь" к кромке ледяного поля. Двигаться под ним Комаров не решился, да и незачем. У крейсера обычные акустические приборы и единственный гидролокатор для обнаружения подлодок, пока не используемый.
Акустик неуверенно объяснил, что за "Рысью" услышал винты второй лодки, очень тихие - шла малым ходом.
- Прикажете "Асдик" включить?
- Отставить! Не нужно себя обнаруживать. Глубина?
- Сто восемьдесят футов, вашвысокоблагородь, - прозвучал доклад.
Минус льды над головой - для громадного "Борея" слишком узкая щель. Комаров принял решение:
- Ждём здесь.
Субмарина осталась снаружи, медленно двигаясь у кромки ледяного поля. Периодически электромоторы останавливались, и длинное тело корабля скользило по инерции, а акустик с утроенным вниманием вслушивался в голоса антарктических глубин.
Через сорок две минуты после сообщения о винтах неопознанной лодки в вахтенном журнале появилась запись - акустик принял вызов с "Рыси", отбитый подводным колоколом. Если бы не чужак... Кавторанг запретил отвечать.
Спустя два с половиной часа, когда малой лодке пора уж было возвращаться, если только не обнаружено нечто из ряда вон выходящее, корпус "Борея" чуть вздрогнул от отдалённого взрыва. Комаров услышал доклад о направлении на источник звука и стиснул кулаки добела. Через пару минут донеслась целая серия взрывов - два или три, пара из них, возможно, слилась в один удар.
В прежние времена, когда слуховой аппарат был просто трубочкой, выведенной к мембране снаружи прочного корпуса, второй конец которой вставлялся в уши слухача, он бы оглох на время. Сейчас, в эпоху современной техники и электронных ламп умный аппарат не повредил акустику самый важный в бою его орган.
- Похоже на торпедную атаку, командир, - сказал лейтенант Белобровкин, наслышавшийся подобной музыки в Северном море. Первый взрыв - попадание, остальные бахнули, как торпеды в лёд или в берег ударили.
- На "Рыси" торпед нету, стало быть - стреляли по ней. Средний вперёд! К всплытию стоять!
Как только антенна выскочила из воды, радист отстучал сообщение на "Макаров". Кавторанг, доложившись, прекрасно понимал, что не может переложить на Колчака бремя решения - расшифровка, доставка адмиралу и отправка приказа отнимет время, которого нет. И он отдал приказ, словно с разбегу сиганув в холодный пруд.
- Боевая тревога! Приготовиться к торпедной атаке! Первая - товсь! Вторая - товсь!
Попыток воевать под водой известно крайне мало. В любом случае это - стрельба наугад. Потому, не жалея торпед, Комаров приказал готовить все шесть носовых аппаратов, превратив первый отсек в самое жаркое место на борту.
По готовности торпед он приказал застопорить двигатели и слушать океан. Довольно скоро акустик услышал чужака.
- Точно не "Рысь"? Под трибунал вместе пойдём.
- Никак нет, ваше высокоблагородие, - от напряжённости момента акустик назвал командира, не комкая в скороговорке обращение. - Наша как комар, эта - большая. Как наша.
Разобравшись, которая из "наших" какая в сумбуре доклада и отложив на потом снятие стружки за неуставной рапорт в боевой обстановке, Комаров встретился взглядом с Белобровкиным.
- Не щадите их, командир.
Описание, как "Борей" выходил на пересекающийся курс, по данным гидролокатора и акустического поста на нём вычисляли дистанцию, скорость и направление движения противника, настраивали глубину движения торпед, рассчитанных вообще-то на поражение надводных кораблей, заняло бы слишком много места. Кавторанг к моменту отдачи приказа на пуск торпед взмок почище, чем экипаж "Рыси" в ледовом гроте.
Обе серии взрывов засёк акустик "Макарова", в промежутке между ними на стол адмирала легла расшифровка радиограммы с "Борея". Понимая, что связаться с Комаровым он уже не сможет никак, Александр Васильевич стиснул пальцы и прошептал:
- Спаси нас Господи, если он сейчас развяжет Вторую Мировую войну.
Затем командующий приказал сыграть боевую тревогу и сообщить на германские крейсеры об услышанных взрывах. От радиограмме Комарова, разумеется, умолчал.
Кавторанг, только что создавший casus belli , только непонятно к войне с каким противником, с облегчением отпустил секундомер, а по отсекам прокатилось сдержанное "ура". Судя по времени взрыва, аккурат совпавшего с расчётным, в ответ атакованная субмарина уже не выстрелит. Акустик доложил, что слышит стон и скрежет. Так жалуется погибающая субмарина, проваливающаяся в глубину под аккомпанемент сминаемых переборок.
- Отбой тревоги. Благодарю за службу господа. И попробуйте достучаться до "Рыси" хотя бы колоколом, - кавторанг снял фуражку и промокнул пот платком. - Можно не стесняться, шумнули мы на всю Антарктику.
Ответить было некому. Единственная торпеда, нащупавшая маленькую субмарину, ударила в районе кормы. Нестерпимый жар лопнувшего котла, способного часами держать давление и температуру после глушения топки, уничтожил всё живое в корме раньше, чем её затопила вода. Корпус моментально получил дифферент, благодаря чему воздух на какое-то время сохранился в центральной и носовой части. В центральном посту успели задраить выпуклый герметический люк, отрезав затапливаемые отсеки и с чисто подводной жестокостью не удостоверившись, выжил ли там кто-нибудь. Погасло освещение. Боцман, поскальзываясь на мокром наклонном железе, кое-как дотянулся до люка в нос и на ощупь завернул задрайку.
Они услышали взрывы торпед "Борея", не в силах понять - обстрелял ли кого-то убийца "Рыси" или сам получил по заслугам. Паровая субмарина скользнула кормой вперёд на шельфовое дно, увлекая на смерть пока ещё живых одиннадцать человек.
Меж тем крейсер всплыл под перископ. В окуляре - только волны высотой метра два-три, не понять, вернуло ли море какие-то останки вражеского корабля, которые помогли бы доказать его принадлежность.
- Кайзеровцы, кто ещё мог быть? - предположил Белобородько, и ни у кого не нашлось ни возражений, ни аргументов за.
- А кто, Бога-душу-мать, прислал это чудовище?
Комаров оторвался от чёрного наглазника перископа и предложил офицерам посмотреть на увиденное. Оно стоило того, превосходя открытие пещеры, о котором на "Борее" знать не могли.
Ту же невидаль рассматривали с надводных кораблей, русских и немецких. Убедившись, что чужак не предпринимает никаких действий, включая враждебные, Колчак решился и отправил к нему катер. К неприкрытому возмущению морских офицеров, главным в десанте он назначил Деревянко.
- Здесь, господа, не удаль нужна, а внимание и бдительность.
Позже среди экипажа "Макарова" зародилась легенда, что адмирал просто решил пожертвовать им, сберегая моряков - более ценных людей. Но она была неверна. Жандарм действительно справился с задачей, несмотря на её нетривиальность.
Глава 8. Доклад.
Сказать, что Колчак удивил Императора и Военного министра, значит - ничего не сказать. Он загнал все четыре корабля в бухту среди японского острова, отобранного у микадо "во временное пользование" за пособничество англичанам и американцам в войну, фактически посадив под арест тысячи людей из их экипажей, сам вылетел в Санкт-Петербург.
- Фантастика. Жюль Верн по-русски.
За год, прошедший с памятной послепасхальной встречи, Государь успел перезимовать в Зимнем и снова вернуться в Гатчину. По иронии судьбы, адмирал докладывал ему и Брусилову о самых деликатных деталях похода в той самой парковой беседке. Если бы она имела уши и болтливый рот...
Помянув знаменитого француза, Александр потребовал ответа на десятки возникших вопросов.
- Говорите, им нужен холод, чтобы существовать так долго?
- Так точно. Средняя продолжительность жизни у них достигает почти тысячи лет.
- Отчего же их так мало?
- Регулируют рождаемость. Считают, что в Антарктике они комфортно размещаются в количестве примерно двух с половиной миллионов человек. Смею предположить, что они с нами не откровенны, и причины могут быть разные.
- А откуда наши новые... гм, друзья осведомлены о делах в мире?
- Полагаю, Александр Михайлович, тайно поддерживают контакты с кем-то ещё.
- Это плохо.
- Вероятно - да. Но мы же не сможем вылавливать и уничтожать их эмиссаров.
Государь на минуту задумался, слово взял Брусилов.