Max D. : другие произведения.

Вокруг Великой Реки, часть 3. Вокруг Джона Брауна

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Северная Америка катится к очередной войне, но на этот раз Русская Америка является всего лишь наблюдателем. Лирики поменьше, чем во второй части, но это не означает, что ее нет.
  Часть 3. Вокруг Джона Брауна.
  
  Глава 1. На восток!
  
  В комнате стоял все тот же стол, а на стене висела та же карта мира, на которой Юра когда-то показывал границы Русской Америки и Российской Империи в целом. Напротив него сидели те же офицеры, что и в тот день, почти шесть лет назад. На отрывном календаре значилось 19 мая 1828 года.
  
  - Курсант Заборщиков, вы подали прошение о включении вас в программу обучения в одном из колледжей САСШ. Ваша успеваемость в Училище выше всяких похвал, то же и про вашу физическую форму, и про ваши навыки при командовании Третьим учебным курсантским отрядом.
  
  Юра затаил дыхание - вдруг вспомнят про его дисциплинарную историю? Конечно, последние два года - ни одного взыскания. Зато до того...
  
  Полковник Александров тем временем продолжал.
  
  - Но сначала вам престоит пройти экзамен по истории Англии в Северной Америке, и САСШ с момента Американской Революции. Расскажите, что происходило здесь, и что в то же время происходило в оставшемся мире.
  
  Юра, как и тогда, взял указку и подошел к карте.
  
  - Первая английская колония в Северной Америке располагалась на острове Роаноук у теперешней Северной Каролины. В первую же зиму, она исчезла, и до сих пор неизвестно, что с ней произошло. В 1607 году была заложена первая сохранившаяся колония, Джеймстаун, которая стала ядром новой Вирджинской колонии. Примерно в это же время войска князя Пожарского и ополчение князя Минина, с помощью военных из Русской Америки, изгнали поляков из Москвы и отбросили их к Смоленску, где с помощью нового оружия и тактики, а также отрядов из Русской Америки, наголову разбили их и их шведских союзников в Битве у Вязьмы. После этого обширные земли Малой и Белой Руси были воссоединены с Россией, к ней же были присоединены Курляндия, Лифляндия и восточная Финляндия. Западная Финляндия же была присоединена позже, в 1667 году, по результатам Второй Шведской войны.
  
  - Курсант, давайте по порядку, не отвлекайтесь.
  
  - Прошу прощения, господин полковник. Постепенно были основаны тринадцать колоний, от Вирджинии до Джорджии. Каждая из них имела свою историю и свои особенности. Массачусеттс, например, основали пуритане в 1620 году. Некоторые другие колонии были также созданы по религиозным соображениям. Мериленд появился в 1629 в качестве убежища для католиков, Пенсильвания в 1681 году как убежище для квакеров, хотя английские колонии на этом месте появились намного раньше, а еще раньше, в 1629 году, там появилась недолго просуществовавшая Новая Швеция. Другие колонии...
  
  - Ладно, похоже, Вы знаете эту часть истории. А что в семнадцатом веке происходило в Российской Империи?
  
  - Я уже рассказал про Смутное время. После этого Россия освободила Северное Причерноморье в 1630-31 годах, Крым в 1650, и присоединила к себе все Причерноморье и Проливы в 1688-89 годах, равно как и некоторые острова Эгейского моря, Кипр и Крит. Тогда же были основаны автономные Греция, к юго-западу от Салоник, а также на многих островах Эгейского моря, Болгария, к западу от русских портов Варна и Несебр, и Валахия, к западу от русского порта Констанца. После Битвы за Синай, в 1695 году была создана Святая Земля, куда были переселены все желающие евреи из Российской Империи, а Синай и Перешеек были присоединены в качестве военной области. Там же в 1701 году был достроен Средиземноморско-Красноморский Канал.
  
  Одновременно были освоены территории Южной Сибири, Камчатки, Приморья и Манчжурии, а также Центральной Азии. Центральная и Северная Сибирь, Чукотка, Сахалин и Курилы последуют в 18 веке.
  
  - Хорошо. А теперь про 18 век. Можете менее детально.
  
  - В 18 веке, колонии росли, и границы их продвигались все дальше на Запад. Не раз и не два между ними возникали локальные войны за границы, например, между Нью-Йорком и Нью-Джерси или между Мерилендом и Пенсильванией. Кстати, именно последней войне мы обязаны линии Мейсона-Диксона, признанной границе этих двух штатов, а от последней прозвищу "Дикси" для южных штатов.
  
  После Французской и Индейской Войны Франция потеряла все оставшиеся территории в Северной Америке, ведь незадолго до того, в 1760, чтобы финансировать эту войну, они продали часть земель Русской Америке, а оставшиеся захватила Англия в 1763. В 1766 Англия совместно с колонистами напала на русскую Флориду и на город Курган. Обе атаки были отбиты, более того, наш флот захватил Бермуду, Багамы, Барбадос и Тринидад с Тобаго и присоединил их к Русской Америке. Тогда же были присоединены ряд островов в Атлантическом океане, такие, как Св. Елена и Тристан-да-Кунья.
  
  В 1776 году, после ряда инцидентов, большинство колоний объявили о своей независимости. И после длительной войны с англичанами, в которой участвовало и некоторое количество добровольцев из Русской Америки, а также флот и частично армия Франции, в 1783 году был подписан Парижский договор--о независимости Тринадцати колоний. В 1789 году, колонии приняли новую конституцию, которая и создала Североамериканские Соединенные Штаты.
  
  Сначала отношения между РА и САСШ были весьма дружелюбны. Но вскоре САСШ стали осваивать земли за Аппалачами, и уничтожать местное коренное население, в результате чего отношения резко охладились. В 1813 году, САСШ потребовали всю территорию до реки Миссисипи, и сумели захватить форты Сент-Игнас и Со-Сент-Мари. Русско-американская армия отразила их нападение на остров Манитулин, после чего захватила форт Мишилимакинак, которая привела к изоляции американских войск между озерами Мишиган и Гурон и быстро привела к их разгрому.
  
  - Вы забыли упомянуть, что это было сделано одним батальоном, и что в Битве при Озерах командовал ваш отец.
  
  - Но это не столь важно... С тех пор инцидентов на границе не было. Но в САСШ истребили практически все коренное население, и в Русской Америке приняли несколько десятков тысяч беженцев из различных индейских племен, а также несколько тысяч других лиц, в основном по религиозному признаку. Теперь же там нарастают трения между Севером и Югом, в основном на почве прав штатов. Впрочем, сейчас наступило относительное равновесие, ведь президент страны--Джон Квинси Адамс--с Севера, из Массачусеттса, вице-президент же, Джон Калхун, с юга, из Южной Каролины. Но между ними возникли трения, и маловероятно, что на следующие выборы пойдет та же команда.
  
  Еще естественным раздражителем является растущее на Севере движение аболиционистов. Два года назад, Бостонский порт сгорел при попытке арестовать некого Стивенсона, которого аболиционисты считают героем, а южане - преступником. Так же разнятся и данные про погибших - от двухсот до пятисот, причем южане утверждают, что погибли только моряки на кораблях, на которые перекинулся пожар, северяне же обвиняют южан в том, что они стреляли по толпе с десятками и сотнями жертв. Как бы то ни было, Новая Англия и Юг больше не поддерживают отношений, и вся торговля идет через Нью-Йорк, Нью-Джерси и Пенсильванию. Новая Англия - это штаты Массачусеттс, Вермонт, Нью-Хемпшир, Коннектикут, Род-Айленд. Такие же настроения известны с севера штатов Нью-Йорк и Пенсильвания, а также Лонг-Айленда, также, как известно, являющимся частью штата Нью-Йорк, и штата Мичиган. А вот на юге Пенсильвании, Огайо, Индианы и Иллинойса известны и антиаболиционистские настроения.
  
  - Спасибо, курсант. Вы, как и ваш друг Андрей Мышкин, будете учиться в Колледже Нью-Джерси. Желаем вам всяческих успехов. По возвращении из САСШ вам будет присвоено звание ефрейтора.
  
  Глава 2. Пастораль.
  
  15 августа Юра и Андрей стояли перед перед крупным зданием из коричневого камня, наверное, одним из самых больших из увиденных ими после пересечения русско-американской границы. Они наконец-то были у цели.
  
  Еще в конце июня они переправились с Длинного Острова в Форт Даглас. До Питтсбурга они плыли на хоть и весьма примитивном, но все же пароходе.
  
  Они ожидали нечто большее, чем то, что они увидели. В очень живописном месте, на слиянии трех рек, Огайо, Аллегени и Мононгахелы, дымили сплошные трубы, и над городом стоял смог, через который еле-еле пробивалось полуденное солнце, похожее на луну. Понятно, что ни луны, ни звезд видно не было. Но город был небедным, и цены были если и ниже, чем в Русской Америке, то в несколько раз выше, чем в форте Даглас.
  
  Железной дороги в Филадельфию еще не было, хотя планы на ее постройку уже были, и о них взахлеб писали питтсбургские газеты. Но дорога в Филадельфию была возможна или на лошади, или на своих двоих, или на почтовом дилижансе. Подумав, Юра и Андрей купили по лошади и поехали в Филадельфию.
  Ночевали обычно в селах и городках вдоль дороги, где многие местные жители были рады заработать пару-тройку лишних долларов. При этом Юра умудрился переспать с парочкой-троечкой фермерских дочерей, на что Андрей лишь неодобрительно качал головой. Но Юра строго следил, чтобы ни одна из прекрасных, хоть и тяжеловатых дам не имела возможности забеременеть от него, а также, чтобы родители девушек не заметили происходящего. А так как он каждой из них дарил по какой-нибудь безделушке из Русской Америки, то расставания были вполне сердечными. Более того, Юра в результате пополнил свой словарный запас словами, которых не было в словарях.
  
  И вот, наконец, Филадельфия. Город, основанный Уиллиамом Пенном в 1682 году, между реками Делавер и Скайкилл. Еще недавно столица САСШ, а ныне даже не столица Пенсильвании, которая теперь была в маленьком городке Харрисбурге, который они проехали не так давно и в котором Юра облагодетельствовал очередную местную многопудовую красотку, дочь паромщика, пока тот перевозил очередных пассажиров через широкую реку Сасквеханна. Здесь был, конечно, не Форт-Росс и даже не Каменец, но дома были сплошь каменные, а некоторые были даже вполне крупными, по масштабам САСШ. В одном из них и была подписана Декларация Независимости. А улицы были вымощены булыжником; даже в Питтсбурге такое они видели только в центре.
  
  В Колледже Нью-Джерси их ожидали только в середине августа, и у них был еще месяц. Из Филадельфии они отправились в Нью-Йорк. Этот город им понравился; в самой старой части на юге Манхеттена стояли еще голландские постройки вперемешку с английскими, и то и дело попадались достаточно красивые церкви. Чуть севернее начинались эмигрантские районы с мрачными каменными домами, хотя то здесь, то там попадались старые усадьбы, ныне находившиеся в черте города. Еще дальше на север город только строился, а еще дальше все еще стояли особняки капитанов индустрии.
  
  На восток от Манхеттена располагался длинный Лонг-Айленд, другой "Длинный остров", целых двести километров в длину. Ради интереса, они съездили в Бруклин, недавно еще практически полностью голландское поселение, а ныне район, где селилось много эмигрантов из Ирландии. Восточная река между Манхеттеном и Бруклином была не так уж и широка, но когда Андрей спросил у паромщика, почему там не построят мост, тот на него посмотрел с таким удивлением, что Андрей смутился - забыл, насколько примитивной была техника в САСШ.
  
  На центральной площади Бруклина на деревянном ящике стояла полная женщина и что-то говорила. Ей внимали несколько сотен человек; в Манхеттене, Питтсбурге, Филадельфии они ничего подобного не видели. Юра и Андрей подошли поближе. Женщина говорила:
  
  - Да, южанины - это есть зло. Нужно свобода рабам. Нужно наказать южанины. Да здравствует свобода! Да здравствует аболиция! А теперь расскажет про ужас жизни на Юг вам мой муж Питер Стивенсон!
  
  Она слезла с ящика, на который взобрался высокий блондин и начал вещать о массовых казнях и экзекуциях черных и о том, как там ненавидят северян. Юра посмотрел на Андрея, и они пошли обратно к парому и вернулись на Манхеттен. Интересно было, конечно, впервые воочию увидеть аболиционистов. Но когда они спросили в гостинице, им сказали, что такое обычно бывает лишь на севере, а на Манхеттене они если и собираются, то в своих помещениях. Тут их не любят, ведь благосостояние города зиждется на торговле, в том числе и на посредничестве между Новой Англией и Югом. А Бруклин - уже Лонг-Айленд, там живут совсем другие люди.
  
  Через пару дней, они решили, что пора двигаться дальше. На берегах реки Хадсон и Восточной реки располагалось множество причалов, к которым были пришвартованы в основном парусники, но уже и достаточно много пароходов. Как им объяснил словоохотливый хозяин гостиницы, три года назад открылся канал до озера Эри, и пароходы ходили в основном по нему.
  
  Они договорились с капитаном парусника, направлявшегося в Бостон. Через два дня, они зашли в этот северный город все еще колониального облика. Но, как и в Нью-Йорке, были постоянно слышны ирландские акценты. Порт за последние пару лет частично отстроили, но многие склады до сих пор стояли выгоревшими. Большинство из них, как им объяснили местные, принадлежали раньше южным компаниям, но некоторые построили когда-то компании, которые обанкротились после событий двухлетней давности.
  
  После пары дней там, сели на парусник, шедший на юг, в Филадельфию. Раньше, как им объяснил капитан, он шел бы до Балтимора, но ныне это было невозможно - южане бы их приняли, но свои не поймут. Из Филадельфии они добрались на паруснике до Балтимора, откуда проехались на первой в САСШ железной дороге, до города Фредерик, откуда извозчик привез их в новую столицу, Вашингтон.
  
  Город оказался совсем непохожим на города дальше на север. Огромное здание Капитолия, беломраморное, как и большинство других в центре. Европейская планировка, ведь город заказывали у французского архитектора по фамилии Л´Анфан. Бросалось в глаза большое количество негров, непривычное после белых городов дальше на север (хотя в Филадельфии они тоже присутствовали в каком-то количестве).
  
  Но время уже поджимало, и уже скоро они отправились на паруснике вниз по реке Потомак, потом к северу по морю и реке Делавер до Филадельфии, а оттуда на зафрахтованной там карете до Колледжа Нью-Джерси.
  
  Колледж состоял из большого здания перед ними--Нассау (или, как здесь говорили, Нассо)-Холл. Рядом с ними, слева и справа, были Геологическое и Философское здания. А вокруг простирались поля, и деревушка с другой стороны проселочной дороги, по словам извозчика, гордо именуемой Нассо Стрит...
  
  - Да, Андрюх, попали мы в пастораль.
  
  - Не говори! А чья идея была приехать сюда?
  
  - Mea culpa... Ну да ладно, согласись, что пока было интересно. Хоть и примитивно.
  
  - Ага.
  
  И они взвалили рюкзаки на плечи и пошли к зданию университета.
  
  
  Глава 3. Старый Нассау.
  
  Представившись строгому джентльмену в костюме и при галстуке, им указали на их комнату. Она состояла из небольшой спальни с двумя кроватями с тюфяками, набитыми соломой, и двумя крохотными помещениями, в каждом из которых было по столу и по стулу; больше туда все равно не влезало. Одеяла прилагались, простыни же они привезли с собой. Хозяйственный Андрей достал какую-то бутылочку с распылителем и обработал матрасы и одеяла, сказав, что клопов им не нужно.
  
  Отхожего места в здании не было; на улице были три деревянных кабинки, там же располагалось и здание так называемой бани, с двумя умывальниками в одном помещении и двумя ваннами в другом. Воду нужно было каждый раз подолгу греть, и им объяснили, что у каждого студента есть определенное время, раз в две недели, когда ванна предоставляется в их распоряжение. Для ребят из Русской Америки, привыкших к ежедневной гигиене, это было, конечно, непросто, но оба уже побывали на сборах и в учебных походах, где мыться приходилось редко, да и с помощью умывальника можно было добиться хоть какой-нибудь элементарной гигиены. Согласно инструкциям, они привезли с собой большое количество зубной пасты, по паре зубных щеток, и безопасные бритвы - впрочем, здешних обычно брил брадобрей на Нассо Стрит.
  
  Юра вышел из комнаты и столкнулся с худым черноволосым юношей.
  
  - Здравствуйте, - улыбнулся тот. - Вы, похоже, наши новые русские. Добро пожаловать! Позвольте представиться, меня зовут Эрнест Коттон, я из Бостона.
  
  Действительно, он, как многие из Новой Англии, не выговаривал буквы р в конце слога.
  
  - А меня Юрий Заборщиков, - сказал Юра.
  
  - Yuri еще могу произнести, а вот фамилия твоя... Давай я буду называть тебя просто Юри, а ты меня Эрнест.
  
  - Конечно! Заходи, познакомлю тебя со своим другом.
  
  Эрнест потащил их обоих к себе в комнату, где сидел белесый парень чуть пониже.
  
  - А это мой сосед из Нью-Йорка, Джон Ван Флит. Голландец по происхождению, видите ли.
  
  - Но по голландски ни слова не знаю, - улыбнулся тот. - Моя семья жила еще в Новом Амстердаме, так тогда назывался Нью-Йорк.
  
  И они принялись расспрашивать Юру и Андрея про жизнь в Русской Америке. Вскоре послышался звон колокола.
  
  - А, это нас зовут на ужин, - сказал Эрнест. - Пойдем в столовую.
  
  Они сели за длинный стол из черного дерева. Эрнест и Джон разместились напротив.
  
  Слуга принес каждому по тарелке с вареным жестким мясом, картошкой и кукурузными початками. Андрей с трудом отрезал кусочек и начал жевать.
  
  Эрнест, увидев его гримасу, рассмеялся.
  
  - Привыкайте, примерно одно и то же каждый день. Вместо говядины может быть индейка, вместо кукурузы фасоль или бобы. А если хотите поесть получше, пойдем в воскресенье в город, там есть одно место на Нассо Стрит.
  
  - А почему только в воскресенье?
  
  - В другие дни профессора не разрешают. Приходится сидеть безвылазно в Нассо Холле, а если и выходить, то на поле за ним - там еще пушка стоит, с Революции осталась. Перед Нассо Холл нельзя, чтобы нас не было видно из города.
  
  Рядом с Андреем, в торце стола, сели еще двое. Джон улыбнулся и сказал:
  
  - Знакомьтесь. Это наши русские друзья, Андрé - он произнес имя на французский лад - и Юри. А это ребята с Юга, Эндрю Бакстон из Чарльстона в Южной Каролине и Альфред Иннис из Мемфиса в штате Теннесси. Ваши соседи с другой стороны.
  
  Оба были высокими, намного выше Джона и Эрнеста и ростом чуть ниже Юры и чуть выше Андрея, и походили практически на близнецов, только Эндрю был брюнетом, а Альфред блондином. Оба улыбнулись и заговорили с типично южными акцентами, как у Эрнеста, без буквы р в конце слога, но намного мягче. Акценты были похожими на те, которые ребята уже слышали в Балтиморе.
  
  - Добро пожаловать в Олд Нассо! Здесь хоть и Север, но в университете большинство нас, южан.
  
  Юра краешком глаза увидел, что если Джон улыбался, то Эрнест поджал губы. Похоже, южан он не слишком жаловал.
  
  На следующий день началось обучение. Оказалось все не так уж и плохо. Если уроки математики и точных наук были столь просты, что они сразу договорились с профессорами заранее сдать экзамены, то философия и литература сильно отличались от того, что они учили в Русской Америке, и, надо сказать, были весьма интересны. По истории они предпочитали не спорить с профессором, и в результате узнали много нового. А еще приходилось учить французский, древнегреческий и латынь. Хотя они и изучали их усиленно в рамках подготовки к вояжу в САСШ, именно здесь местные были на голову их выше. Кроме, конечно, Юры во французском - он ведь несколько лет жил в Новом Орлеане.
  
  Приходилось еще по воскресеньям ходить в университетскую церковь и выслушивать проповеди местного священника, согласно которым им как еретикам прямая дорога в ад, но хоть английский при этом совершенствовался. Да и батюшка их благословил перед отъездом, присовокупив, что они там тоже христиане, хоть и заблуждаются. Впрочем, после церкви они всей компанией ходили в город и наконец-то наедались. Юра и Андрей еще покупали по нескольку фунтов яблок у местного фермера, и потом постоянно угощали своих соседей.
  
  Хотя Эрнест и присоединялся к общей компании, но он смотрел волком на Эндрю и Альфреда. Однажды Юра спросил его, почему, и тот ему сказал:
  
  - Ты знаешь, мы в Бостоне противники рабства, а эти все рабовладельцы. Как мне после этого их любить?
  
  В следующее воскресенье, в трактире, Юра совершил большую ошибку: он спросил у Эндрю и Альфреда про то, что они думают о рабстве. Эндрю подумал и сказал:
  
  - Вообще-то плох тот рабовладелец, кто недокармливает или бьет рабов. У нас рабы - практически члены семьи. Они знают, что на старости лет их будут кормить и поить, что если будет нужен врач, его вызовут и к ним. Последний раз у нас убежал раб еще во времена моего деда.
  
  Альфред добавил:
  
  - Да, отец предлагал рабам свободу - согласились совсем немногие. И те, кто согласился, по договоренности арендуют участки и часть того, что вырастили, отдают отцу в качестве аренды. Но большинство этого не захотели: они знают, что их в обиду не дадут, и что старость им обеспечена.
  
  Джон улыбнулся:
  
  - А у нас тоже есть на юге поместье, недалеко от Балтимора. Еще прадед прикупил по дешевке. Но я там ни разу не был, там свой управляющий, из недавно приехавших немцев.
  
  Эрнест скривился:
  
  - Да как ты можешь? Ты же знаешь, что на принадлежащем тебе поместье ежедневно убивают и мучают десятки рабов...
  
  - У нас их всего двадцать - а почему это ты думаешь, что с рабами там плохо обращаются? Они стоят столько, что это может себе позволить только очень богатый человек - и очень дурной.
  
  - Не думаю, а знаю. Нам рассказал Питер Стивенсон, знаменитый аболиционист, который лично провел три года на юге и полгода в Техасе.
  
  Андрей и Юра переглянулись, вспомнив мужа немки, который выступал в Бруклине после нее. Альфред же вдруг спросил:
  
  - Стивенсон... Не тот ли это Стивенсон, который командовал отрядом в Техасе? Лейтенант Стивенсон?
  
  - Да, герой Техасской войны, который потом был оболган в Натчезе.
  
  - Странно, я про него слышал другое. Про Натчез ничего не слышал. А вот брат мой тоже был в Техасской Армии. Рассказал, что отряд Стивенсона был на самом деле бандой, грабившей, убивавшей и насиловавшей мексиканцев, а иногда даже американцев, которые пытались защитить своих соседей.
  
  Эрнест встал и сказал:
  
  - Все. Вы клевещете на великого человека. Будьте же вы прокляты, рабовладельцы.
  
  И вышел из трактира, бросив хозяину несколько монет.
  
  Джон долго извинялся за поведение своего друга и обещал поговорить с ним. Альфред и Эндрю сказали, что то, что этот Стивенсон рассказывал о Юге, было попросту враньем, и что жаль, что Эрнест так верит в эти россказни.
  
  Но Эрнест больше не общался с Эндрю и Альфредом, да и Джон больше не ходил с ними по воскресеньям, а на вопрос, почему, только виновато пожимал плечами. Юра и Андрей дружили с ними и дальше, но отношения уже не были прежними, тогда как с южанами они все больше сближались. И в конце учебного года северяне пожелали им хорошо провести лето, зато южане настойчиво приглашали к себе, причем надолго и давая понять, что на "нет" не согласятся.
  
  Глава 4. На чужих Елисейских полях.
  
  - Андрюх, ну что у тебя?
  
  - Да профессор Джонс сказал, что "удовлетворительно" и там, и там. А у тебя как было?
  
  - Как ни странно, по латыни у меня даже "хорошо". По греческому же тоже "удовлетворительно".
  
  - Ну ладно, пойдем собираться.
  
  Последние экзамены, последние сборы, и кавалькада из четырех всадников выехала на юг. Во главе ехал Альфред, последним Джон, присланный за Альфредом раб. Он же привез лошадей и для Юры с Андреем.
  
  Джон оказался пожилым и весьма общительным человеком. Он с удовольствием отвечал на расспросы Андрея, а к Альфреду относился с почтением, но почти по отцовски. Альфред рассказал, что его родители давно предлагали Джону свободу, но тот сказал, что так он член семьи, а кем он будет, если станет свободным? И отказался.
  
  Именно Джон находил ночлег для молодых людей, и именно он заботился о пропитании. Получалось намного лучше, чем было, когда Андрей с Юрой делали это сами.
  
  Они давно уже проехали Филадельфию и повернули на запад. И опять потянулись все те же города и села.
  
  В Харрисбурге паромщик почему-то довольно долго косился на молодых людей, но ничего не сказал. Впрочем, дочка его щеголяла с украшенным стразами пластмассовым гребешком в волосах, каковых гребешков здесь не водилось.
  
  А вот в городке Сомерсет, где намечался последний привал перед Питтсбургом, произошел казус. Джон поехал договариваться о ночлеге, потом вернулся озабоченный.
  
  - Масса, поедем лучше в другое место.
  
  - Почему?
  
  - Да я как раз заехал в гостиницу, а хозяин меня и спросил, для каких таких молодых людей я про комнаты спрашиваю? Не иноземцев ли? И описал массу Yury и массу Andrew. Я говорю, да нет, для своего массы, а тот не иноземец, он из Теннесси. Но смотрю, тот достает двустволку. Говорю, масса, что вы хотите сделать с бедным негром? Он же, не с тобой, а вот если те появятся... После их отъезда смотрю, у дочери непонятная радостная ухмылка на лице и духами от нее какими-то воняет. А духов я ей в жизни не покупал. Поднимаю ее одеяло, а на простыни кровь. А теперь, видишь, она брюхатая. И повинилась родному отцу, что от того из иноземцев, что повыше. Так что если увижу тех двоих, то или тот, кто это сделал, под венец пойдет, либо я угощу его из этой двустволки.
  
  Андрей посмотрел на Юру.
  
  - Говорил же я тебе...
  
  - Джон, а ее ты видел?
  
  - Да она недалеко от него сидела. И когда отец ее заговорил о вас, она аж побледнела. Хоть и сидит с невинным видом, но она явно беременна, причем месяце так на шестом. И мне почему-то кажется, что если вы проезжали здесь почти год назад, то вряд ли от вас...
  
  Так что, масса, повезло вам. Но этот город лучше засветло не проезжать, боюсь, отец ее будет на улицу посматривать, а там всего одна улица. Поедем вот по этой дороге, глядишь, город объедем.
  
  Но дорога эта пошла резко на север и привела их в городок Стойстаун, где они и заночевали.
  
  После этого все было почти без приключений. На следующий день добрались до Питтсбурга, сели на пароход. Вниз по течению было намного быстрее, и уже рано утром 8 июня они приехали в Мемфис. Этот прекрасный город был основан всего десять лет назад, но он был более похож на европейский город, вроде тех, которые Юра видел, когда с родителями путешествовал до бретонского Бреста. Главные улицы были застроены красивыми каменными зданиями, а население было намного более дружелюбным, чем в северных городах. Все здоровались с новоприбывшими и желали гостям Альфреда приятного времяпровождения в Теннесси.
  
  Напротив Мемфиса была уже Русская Америка. Альфред, хоть и вырос недалеко отсюда, еще ни разу не был по ту сторону реки, а Юре с Андреем нужно было купить подарков для семей Альфреда и Эндрю. И они сели на паром до Черепашьего острова, такого же торгового поселения, как и Длинный остров дальше на севере.
  
  Первым делом, молодые люди пошли в церковь при торговых рядах. Служба уже началась, но Альфреда поразила величественность православной службы, а также то, что священник во время проповеди не изрыгал громы и молнии и не брызгал слюной при этом. В минусах значилось то, что пришлось стоять, и то, что служба была на непонятном языке.
  
  Потом они прогулялись по торговым рядам, и Юра с Андреем накупили подарков для семьи Альфреда, а также кое-что для Джона. Впрочем, и Альфред основательно потратился. Юра еще купил пару пачек неизвестных Альфреду приспособлений с обнимающимися юношей и девушкой на коробке, а также несколько безделушек. Андрей прошипел: "Опять хочешь, как в Сомерсете?" На что Юра обещал быть поосторожнее.
  
  Они вернулись в Мемфис и поехали в Элисию, поместье семьи Иннис. Оно было старше, чем Мемфис; отец Альфреда, Эбенезер Иннис, основал его в 1815 году, одним из первых. Эбенезер родился и вырос в Северной Каролине, и дети его родились еще там, но Альфред уже с шести лет жил в Элисии, и она была его домом.
  
  Мать Альфреда, Мейбел, была относительно худощавой дамой лет сорока пяти, всегда красиво одетой и вечно улыбающейся. Старший сын, Арчибальд, побывал, по рассказам, и в Техасе, а теперь служил во флоте в Саванне, штат Джорджия. Старшая сестра, Елизабет, была уже замужем и жила в соседнем поместье с мужем и двумя детьми. Младший сын, Александр, был точной копией Альфреда--такой же блондин с пронзительно-голубыми глазами--только поменьше.
  
  Младшая же сестра, Розалинн, была необыкновенной красавицей 18 лет, и ей сразу понравился Андрей. Но тот при ее виде все время краснел или бледнел, но в любом случае терял дар речи. Юра же, в иной ситуации не прочь пофлиртовать с девушкой, вместо этого подбадривал Андрея, но безуспешно. Тот, похоже, впервые в жизни действительно влюбился. Сара, пожилая негритянка, приставленная к девушкам так же, как Джон был к мальчикам, уже подъезжала к Юре с разговором о том, что стоит его другу сделать предложение, и он получит великолепную жену, а сама она с удовольствием дожила бы остаток дней своих в услужении у них, своих детей Господь ведь не дал, а муж ее, бывший дворецкий у семьи Иннисов, уже два года как скончался. И несмотря на все Юрины уговоры, Андрей краснел, бледнел, но так и не отважился ничего сказать предмету своего обожания, не заметив, что все вокруг все уже и так заметили.
  
  Тем временем, скучать им не приходилось. На Севере отношение к гостям лучше всего выразил Бенджамин Франклин, один из самых ярких политиков и философов времен Американской революции: "Гости и рыба портятся через три дня." На Юге же гостеприимство напомнило Юре и Андрею то, как встречают гостей в Русской Америке. День за днем приемы, балы, театр в Мемфисе, а также и прогулки на лошадях, и купание в реке, и охота, от приглашения на которую невозможно было отказаться. У Андрея даже сложилась теория, что это "метод Демьяновой ухи", если вспомнить модного баснописца Ивана Крылова, и что это в конце концов не менее действенно, чем формула Франклина.
  
  Глава 5. Гости, не надоели ли вам хозяева?
  
  - Юра, пора и честь знать. А то уже первое июля, мы здесь уже скоро месяц.
  
  - Да я знаю, пора. Только вот тут такая девушка, а ты ей так ничего и не сказал.
  
  - Ммм... Эта... Знаешь...
  
  - Да знаю. Глупый ты.
  
  - А ты что про девушек знаешь? Тебе б лишь переспать с ними, а все остальное не так важно. Видел я, как ты с горничной пару дней назад уединялся...
  
  - Ты знаешь, не береди раны. Тех, кого я люблю, у меня, наверное, никогда и не будет. А так я хоть на пару часов могу их позабыть. Тем более, что я никого не принуждаю, а местные дамы не привыкли, что подобного рода занятия могут принести столько удовольствия.
  
  - Ну и что? Всю жизнь будешь по бабам бегать?
  
  - А хрен его знает. Может, мой крестный прав, все позабудется, и найду я ту самую единственную... Но пока этого не произошло, почему бы и не поразвлечься? А то даже через год только и хочется, что выть.
  
  Утром второго июля из отвезли к парому в Мемфис, и они переправились на Черепаший остров и там сели на теплоход из Сен-Луи в Новый Орлеан, куда они прибыли утром третьего. Для Андрея в диковинку был француский дух города, прекрасная его архитектура, замечательная кухня, и то, что почти все говорили по французски. Но флаг Русской Америки с гордостью реял почти на каждом здании, и все весьма неплохо говорили и по русски, старшее поколение с акцентом, младшее в основном без.
  
  Юра устроил Андрею экскурсию по городу, где он провел немалую часть своего детства. День был, впрочем, жаркий, так что через час, осмотрев самые основные достопримечательности, они зашли в местный ресторан. Подошедшая официантка, красивая черноволосая молодая женщина, всмотрелась в Юру и вдруг бросилась к нему на шею.
  
  - Monsieur Yury! Я так рада вас видеть! А как вы выросли!
  
  - Mademoiselle Sophie, ну почему ж вы со мной на "вы"! Я ж все тот же Юра, за которым вы тогда смотрели, когда уходили родители.
  
  - Да, озорник ты был, Юра... До сих пор помню. Если Сергей с девочками вели себя всегда примерно, то за тобой нужен был глаз да глаз...
  
  После обеда Софи вдруг сказала:
  
  - Юра, а не хочешь зайти ко мне? Вспомнишь, как все это было, да и другу твоему, наверное, будет интересно. А то у меня смена кончилась.
  
  Юра бросил многозначительный взгляд на Андрея, тот сказал:
  
  - Знаете, вы идите, а я еще посижу. Юр, встретимся в гостинице.
  
  Андрей заказал кофе и весьма вкусных, как оказалось, beignets - сладкиx жареныx пирожныx. Вдруг он услышал девичий голос:
  
  - Excusez-moi, est-ce que une place est encore libre?
  
  Андрей замялся, пытаясь вспомнить свой французский. Хоть он и учил его и в Форт-Россе, и в Колледже Нью-Джерси, а на тебе, когда нужно на нем говорить, два слова связать не смог...
  
  Девушка засмеялась и продолжила на чистом русском языке:
  
  - Извините, а у вас за столом не найдется свободного места? А то все столики заняты.
  
  - Конечно, мадемуазель, садитесь!
  
  Девушка оказалась смуглой, красивой и черноволосой. Ее звали Жанна, и она только что закончила школу и с сентября уезжала в Новоархангельский университет.
  
  - А почему так далеко?
  
  - Да вот, родители у меня классные, но хотелось бы пожить от них подальше. А то мама с папой все время то еду принесут, то в театр сводят, то еще что, а мне хотелось бы вырваться из-под их опеки...
  
  - Но там холодно зимой, в Новоархангельске-то. Это уже Аляска, хоть и южная.
  
  - А я еще ни разу снега не видела. Так что будет интересно. А ты чем занимаешься?
  
  - А я пока учусь в университете в САСШ, но в декабре как раз экзамены, а с января я могу или вернуться в армию, или еще поучиться в университете. У меня последний год училища и полтора в САСШ засчитываются, так что останется только два года, и получу диплом.
  
  - Неплохо. Слушай, когда поедим, давай я тебе город покажу.
  
  - Да мне приятель уже показал.
  
  - А он отсюда?
  
  - Нет, он из Форт-Росса.
  
  - Ну тогда о чем разговор? Я местная, вряд ли он знает то, что покажу тебе я. Заодно с родителями познакомлю.
  
  Андрей, вспомнив заветы Юры, при упоминании о родителях поскучнел. Потом посмотрел на Жанну и опять повеселел. У Юры свои принципы, у него свои.
  
  А Розалинн как-то подзабылась...
  
  Глава 6. Тяжело в ученье...
  
  - Алло! Алло! Мама, привет! Это я, Юра!
  
  - Юрочка, ты где?
  
  - Ну не в САСШ же. Там и телефонов-то нет. В Новом Орлеане. На переговорном пункте.
  
  - А ты знаешь, папа сейчас в Новом Орлеане. Там у него совещание в Военном городке.
  
  - Совсем, значит, недалеко...
  
  Через пять минут, Юра попрощался с мамой, подумав, как же ему ее не хватает. А вот как же ему повезло, что папа здесь...
  
  В военный городок его пропустили по предъявлению военного удостоверения, а когда увидели фамилию, то направили его к зданию Командования Луизианским Военным Округом. С тех пор, как он был здесь, появились новые здания, дорожки вымостили камнем, но все было так знакомо...
  
  Перед зданием командования стоял джип, в котором сидел... сержант Камеалоха. Юра козырнул сержанту, тот козырнул в ответ, открыл вдруг дверь и сказал:
  
  - Садись, рядовой. Отца твоего не будет еще как минимум часа полтора.
  
  - Господин сержант, а как Леилани?
  
  - До сих пор тебе простить не может. Зря, конечно. А так молодец, учится на медицинском. Сдружилась, кстати, с другой твоей пассией. Ладно, я б на твоем месте решил, кто именно тебе нужен, и попробовал бы завоевать ее обратно.
  
  - Не могу, господин сержант. Для меня выбрать одну равносильно измене другой.
  
  - Ну у тебя и понимание измены... Ладно, рядовой. У нас время еще есть. Давай посмотрим, чему тебя в твоем училище научили.
  
  Сержант Камеалоха был ростом с Юру, но намного более мощного телосложения.
  
  - Не бойся. Ты ж меня моложе на двадцать лет. Мне должно быть стремно.
  
  - Ладно, давайте!
  
  Они поехали на близлежащее поле, на котором Юра не раз наблюдал занятия курса молодого бойца. Сейчас там никого не было - жарко все-таки, июль - и Юра встал в стойку, как его учили. Все-таки и по рукопашной он был чемпионом училища.
  
  Он не увидел, что произошло, но через пару секунд сержант уже помогал ему встать с земли. Удар был молниеносным, но ничего повреждено вроде не было.
  
  - Эх, мальчик, пока ты там встаешь в свою стойку, враг тебя и вырубит, ну как я сейчас. Только он не будет в последний момент уменьшать силу удара. А ну, давай еще!
  
  Через час, Юре казалось, что на нем не было живого места. Но час занятий сейчас, казалось, научил его большему, чем месяцы занятий в училище. Сержант достал нож, который он оставил в ножнах, и показал ему еще несколько приемов. Потом он сказал:
  
  - Ничего, похоже, из тебя выйдет толк. А то убьют тебя, и что я Леилани скажу? Она до сих пор без тебя страдает. Ладно, нож твой, дарю. И поехали уже, а то твой папа сейчас выйдет.
  
  - Откуда вы знаете?
  
  - А видишь, там собрались несколько офицеров? Они, конечно, не его ждут, а генерала Кии. Впрочем, говорят, он здесь тоже в свое время командовал, может, они его и запомнили. А насчет синяков и всего такого - сходи в баню, поможет. По крайней мере, мне помогало.
  
  Отец был несказанно рад встрече, Юрий Кии тоже. Они схватили Юру и потащили его в офицерскую столовую - то, что он рядовой, никого не смущало, ведь он был не в форме. Крестный потребовал, чтобы Юра еще раз навестил его завтра с утра, ведь днем ему ехать в Форт Сабин, для очередных переговоров с мексиканцами. А отца и сержанта Камеалоху отвезли в аэропорт - Юра поехал с ними, потом его отвезли обратно в город. Напоследок отец обнял Юру, а сержант шепнул ему на ухо: "Помни, если есть вероятность, что твой противник тебя ударит, бей первым - не ошибешься."
  
  После этого Юра добрел до мадемуазель Софи. Как оказалось, на соседней улице была смешанная баня - кроме Луизианы, такие Юра видел только на Гавайях - и они провели первую половину вечера там, после чего Юра стал чувствовать себя настолько лучше, что и Софи осталась вполне довольна после того, как они вернулись к ней домой.
  
  Глава 7. Мы стоим за дело мира, мы готовимся к войне...
  
  - Андрюх, что это ты вдруг так расцвел?
  
  - Юр, не твое дело. Я ж тебе не спрашиваю, чем вы там занимаетесь с Софи. Тем более, что она тебя и постарше будет.
  
  - Ну, во первых, всего на шесть лет. А во вторых, откуда ты знаешь, может мы там старые фотографии рассматриваем?
  
  - Не знаю. И знать не хочу. И даже спрашивать не буду, почему это у тебя на шее свежий засос...
  
  - То есть и сам не расколешься. Ну да ладно. Мы с Софи видели тебя на рю Бурбон в сопровождении прелестной девушки. Издалека, конечно, но губа у тебя не дура.
  
  - Слушай, не твое собачье дело.
  
  - Ладно, ладно, умолкаю. А что тогда так рано уезжаем?
  
  - Да она с родителями с утра полетела в Новоархангельск, на университет посмотреть. Впрочем, думает потом перевестись обратно в Новый Орлеан, если надоест.
  
  Перед глазами простиралась прекрасная панорама Нового Орлеана, а теплоход шел вниз по течению к Мексиканскому заливу. Вскоре берег Луизианы пропал в дымке - о ревуар, Софи! О ревуар, Нуво Орлеан!
  
  На следующий день, корабль зашел в Сарасотский залив во Флориде. У них было несколько часов, но сам город Сарасота оказался маленьким и малоинтересным, а вот пляжи там были лучше, чем где-либо, кроме, наверное, все-таки Гавай. И когда они приехали на катере на белоснежный пляж острова Сиесты, это так до боли было похоже на пляж в Коне, где он впервые познакомился с Леилани... Вот разве что не было ни гор, ни джунглей.
  
  Андрей и здесь вдруг заметил, что Юры рядом нет. Через час он выбежал из зарослей какого-то кустарника с большими круглыми листьями, таща за собой красивую девушку. Поцеловав и обняв ее, он добежал до Андрея, и они вместе схватили вещи и ринулись к катеру. На теплоход успели буквально за десять минут до отплытия.
  
  - Юра, а кто это был?
  
  - Маша. То есть Мара... Или Нюра? Не важно, уже не помню.
  
  - Юра, да как ты так можешь?
  
  - А вот могу. Сейчас будешь нотации читать или за ужином?
  
  Андрей подумал и признал, что сам бы на такое никогда не пошел, но Юра - его друг, и этим все сказано.
  
  Корабль еще зашел на Западный остров, но там у них было всего полчаса, и дело было поздно вечером, так что корабль они не покидали. На следующий вечер они сошли по трапу в Сан-Агустине, столице Флориды.
  
  Если Новый Орлеан был французским, то Сан-Агустин был испанским, с крепостями, зданиями в испанском стиле, тенистыми внутренними двориками, и испанской речью вокруг. Но и здесь практически везде реяли флаги Русской Америки, и здесь население неплохо говорило по русски.
  
  Купив сувениров для Эндрю с семьей, они переехали на пароме на еще один торговый остров--остров Анастасии. И с него на паруснике ушли в Чарльстон, куда наконец попали двадцатого июля.
  
  И оказались в, наверное, самом красивом городе САСШ. Расположенный на берегу живописного залива, он изобиловал прекрасными зданиями, церквями, и почти каждый вид был весьма живописным. Эндрю приехал в город сам, семья проводила жаркое время года в поместье на Острове Пальм, недалеко от города.
  
  День за днем, Эндрю водил их по городу, показывая все новые прекрасные уголки, а по вечерам иногда места, где появляются привидения. Привидений Андрей не видел, но вот Юра время от времени исчезал, и на вопрос о том, уносили ли его привидения, всегда говорил, что вроде так оно и есть. Андрей же все не мог забыть Жанну, и другие девушки его не интересовали.
  
  На острове посреди гавани виднелся форт. Когда они спросили Эндрю про него, тот сплюнул и сказал, "Это Форт Самтер, база флота, но сейчас там командуют янки."
  
  Если Мемфис жил балами, приемами и охотой, то Чарльстон по своему накалу страстей напомнил Бостон. Год назад, Джон Калхун, вице-президент и самый авторитетный южный политик, отказался баллотироваться в вице-президенты во второй раз, и вместо этого выставил свою кандидатуру в президенты. И, хоть он и получил самое большое количество голосов, но, увы, в коллегии выборщиков расклад оказался не в его пользу. Президентом стал вновь Джон Квинси Адамс, а вот вице-президентом стал Ричард Раш, северянин, в последнее время все чаще заявлявший о своих симпатиях к аболиционизму. Как горько шутил Эндрю, лучшее, что можно было про него сказать, это то, что он тоже когда-то учился в Колледже Нью-Джерси.
  
  Один раз, Андрей и Юра услышали, как Калхун держал речь на одной из площадей города. Когда оказалось, что Эндрю неплохо его знает, они попросили его познакомить их с ним. Калхун по человечески заинтересовался ими, долго расспрашивал их о Русской Америке, а в конце сказал, что если Юг когда-нибудь отсоединится от севера, то он надеется на более сердечные отношения, чем те, которые ныне царили между САСШ и РА. На что Юра ответил, что он настолько очарован южанами, что надеется на то же самое, но рабство может остаться раздражителем в отношениях. Калхун же ответил, что он это понимает, но надеется, что это будет единственный раздражитель. Но пока все-таки надо будет попробовать договориться с Севером, все-таки они уже почти сорок лет одна страна, и негоже объявлять независимость, пока не исчерпаны все возможности.
  
  После этого они поехали на Остров Пальм. И здесь их встречали по королевски, и они с огромным удовольствием нежились на широком пляже с белым песком, а по вечерам сидели на веранде в кругу семьи Эндрю. Он был младшим ребенком в семье, и, кроме него, присутствовал лишь его брат, Джозеф, офицер гарнизона Чарльстона.
  
  Здесь рабов было намного больше, и не было тех доверительных отношений, как в Элисии. Тем не менее, ребята ни разу не видели ни порки, ни других наказаний, о чем верещали северные газеты, и спросили об этом Джулиана, отца Эндрю. Тот им сказал, что бить раба, каждый из которых стоит с неплохой дом, привилегия или богатых садистов, или абсолютных идиотов. И что любой раб может быть уверен, что его отпустят на покой на старости лет, и что в любом случае его будут кормить, поить и лечить до самой смерти.
  
  И вот подошел август, и они опять оказались на борту парусника, который шел в Филадельфию. Но не успел он пройти полпути, как вдруг небо почернело, ветер усилися, и корабль стало бросать по огромным волнам. Юра, Андрей и Эндрю предложили свою помощь, хоть и не были моряками, после чего они часами то помогали тянуть за канат, то откачивали воду из трюма, а потом пришлось срубить одну из мачт. Но корабль уцелел, и дошел до Филадельфии даже раньше, чем ожидалось, несмотря на отсутствие одной мачты--ураган отнес корабль далеко на север.
  
  Они решили провести последний день в Филадельфии и пошли в старый центр, туда, где находился Индепенденс Холл, где была когда-то провозглашена независимость САСШ. Перед ним на деревянном ящике стояла та же немка, еще располневшая с тех пор, как они ее видели в Бруклине. И говорила она уже совсем другое:
  
  - Ми должен вести священный война против Юг. Юг должен быть наказан. Южанин должен быть наказан. Рабы должны свобода. Рабы должны компенсация. Негры святой народ. Священный война!!
  
  И народ стоял и внимал ей так же, как тогда в Бруклине. Потом, как обычно, выступил Питер Стивенсон, и рассказы его об ужасных южанах обросли и вовсе уж жуткими подробностями. Потом выступил Аристарх Подвальный, и Андрей потемнел в лице.
  
  - Сначала Север да принесет истинную демократию Югу, потом моей многострадальной родине, Русской Америке! Конечно, Север должен получить за это достаточную компенсацию - Флориду и Луизиану, а также все земли на правом берегу Миссисипи. Да здравствует свобода! Да здравствует демократия! В борьбе обретешь ты право свое!!
  
  До этой речи, они собирались остаться в Филадельфии на ночь, но после этого решили срочно вернуться в Колледж Нью-Джерси. Первый извозчик, к которому они подошли, услышав южный акцент Эндрю, отказался их везти, то же и второй. С третьим договаривался лично Юра, и он согласился на то, чтобы довезти господ иноземцев до университета - но за огромные деньги. Юра плюнул и заплатил. Потом, впрочем, извозчик заставил их платить и за паром, что обычно входило в стоимость проезда, но Юра заплатил и за это. Ведь деньги, по русским понятиям, были смешными.
  
  Глава 8. Gaudeamus igitur.
  
  И вот они опять в Колледже Нью-Джерси.
  
  Вокруг все уже очень сильно изменилось. В Конгрессе, где у Севера было большинство голосов, все чаще раздавались призывы к урезанию прав штатов, которые больнее всего ударили бы по южным штатам. Еще чаще раздавался призыв к пропорциональной комплектации сената, куда призывалось по двум сенаторам от каждого штата и в котором сложилось устойчивое равновесие. Ведь на Юге было десять штатов: Делавер, Мэриленд, Вирджиния, Северная Каролина, Южная Каролина, Джорджия, Миссисипи, Алабама, Кентукки, Теннесси, и на севере тоже десять: Пенсильвания, Нью-Джерси, Нью-Йорк, Коннектикут, Род-Айленд, Массачусеттс, Огайо, Индиана, Иллинойс, Мичиган. Но при голосовании, при равенстве сторон, лишний голос принадлежал вице-президенту, а "филибастер", или бесконечное затягивание дебатов с целью не допустить законопроект до голосования, был отменен еще в 1811 году, когда было решено, что дебаты можно было прекратить простым большинством голосов, причем решение о таком голосовании принимал вице-президент. Они надеялись, что страсти не достигнут "башни из слоновой кости", в коей они имели счастье ныне пребывать, но увы, все оказалось совсем иначе.
  
  Заселившись обратно в свою комнату, Юра и Андрей пошли проведать Эрнеста и Джона.
  
  - Войдите, - раздалось из-за двери в ответ на Юрин стук.
  
  Они вошли. Эрнест с Джоном сидели на кроватях, о чем-то тихо переговариваясь. Увидев Юру и Андрея, они сдержанно поздоровались, но потом Эрнест сказал:
  
  - Джентльмены, как вы, может, заметили, у нас с южанами крупные разногласия. Поэтому я надеюсь, что вы выберете сторону, на которой вы будете находиться в этом семестре - или вы с ними, или вы с нами. Третьего не дано.
  
  Андрей попытался, как обычно, договориться о мире:
  
  - Ребята, зачем же так? Мы тут всего-то еще полгода, и не хотим ни с кем портить отношения.
  
  - Нет, решайте. Если вы с ними, то нам с вами не по пути. А если вы с нами, то я надеюсь, что вы с ними прекратите общение.
  
  Тут выступил Юра.
  
  - Эрнест, ты всегда был моим другом. Но так я не могу.
  
  - Ладно. Очень жаль. Врагами я вас, конечно, считать не буду, но и с дружбой нашей покончено.
  
  Когда они вышли в коридор, их догнал Джон и извиняющимся тоном попросил их не обращать внимания, что все устаканится, что Эрнеста укусила какая-то не та муха. Но с этого дня и он начал сторониться Юру и Андрея, когда рядом был Эрнест.
  
  Впрочем, у них оставался всего лишь один последний семестр - по договоренностям, срок обучения студентов из РА был полтора года, вместо трех, положенных обычным студентам. И они принялись за работу с удвоенным усердием. Перед началом классов они сразу сдали экзамены по математике и физике; Андрей благоразумно промолчал про неевклидовы геометрии, а Юра, когда его спросили, сколько параллельных линий можно провести через одну точку, сказал, что это зависит от определения, что у Евклида это одна прямая, а можно придумать пространство, где вообще нет параллельных линий, или такое, где через одну точку их может быть множество. Профессор Карнахан долго думал, но в конце концов сказал Юре, что мысль весьма интересная, но это разговор не для экзамена. Впрочем, так как мистер Заборс сказал, что у Евклида таких линий ровно одна, то он, Карнахан, засчитает этот ответ и поставит ему "отлично".
  
  Они также сдали экзамен по французскому - Юра с легкостью, Андрей на "удовлетворительно", но и этого хватило для получения диплома. Если бы не Жанна и не то, что она заставляла его говорить с ней по французски, он бы вообще не сдал язык.
  
  Начались классы. Оставались философия, история, литература, латынь и греческий. Больше всего им пришлось работать над двумя древними языками, но в этом году даже они шли намного проще. Лето сменилось осенью, леса полыхнули пожаром красных листьев и опали. В этом году первый снег выпал уже в начале ноября, и стало очень и очень холодно.
  
  Незадолго до того, как их освободили от классов для подготовки к экзаменам, к ним постучались.
  
  - Войдите, - сказал Юра.
  
  На пороге показался Эрнест. Он подошел к ним и сказал:
  
  - Ребята, я был неправ. Какие бы у нас ни были отношения с южанами, вы всегда были хорошими друзьями. Не хочу, чтобы мы расстались на такой плохой ноте. Простите меня.
  
  В то воскресенье, они пошли в трактир уже с Эрнестом и Джоном - Эндрю и Альфред не обиделись. И со следующего дня началась зубрежка.
  
  Философию и литературу они сдали без всякого труда, историю тоже, ведь главное было следить за своим языком и выдавать на гора ту версию истории, которая была принята на Севере САСШ. Оставались латынь и греческий.
  
  Оба экзамена профессор Стэнхоуп вел на латыни. Юра, у которого были недюжинные способности к языкам, сдал оба экзамена, как ни странно, на "отлично". Вторым пошел Андрей. Юра долго ждал его у двери кабинета профессора. Наконец тот вышел, изрядно ощипанный, но не побежденный.
  
  - Ну как? - спросил Юра.
  
  - "Хорошо" по латыни, "удовлетворительно" по гречески! Спасибо, что сказал мне заучить Апологию Сократа! Только это меня и спасло!! А про Аристофана не смог ответить ни на один вопрос. Но он все равно меня не завалил.
  
  - Так он же монографию написал про Апологию Сократа. Понятно было, что главное ударение он сделает на него.
  
  - Ну да ладно. Больше экзаменов нет! И у нас еще четыре дня в запасе до зимнего выпуска. Кстати, больше на нас не действуют ограничения!
  
  - Ты как хочешь, а у меня есть одна знакомая. К ней и схожу. Вечером буду, не бойся.
  
  Следующие три дня Юра, как штык, по утрам исчезал, а днем, когда у всех заканчивались занятия, они проводили время то с южанами, то с северянами. И вот, наконец, день выпуска.
  
  Им позволили в вечер перед выпуском вне очереди воспользоваться ваннами, а перед выпуском впервые за все время всех девятерых выпускников пригласил на обед сам президент университета, все тот же Карнахан. Это был самый вкусный обед за все их пребывание на Севере САСШ - тыквенный суп, индейка с клюквенным соусом, бататы, и на десерт пирог с орехами пекан. После этого они вышли к трибунам, построенным перед университетом, и Юре, как лучшему студенту, даже довелось произнести речь по латыни. В ней он вспоминал время в Колледже Нью-Джерси, профессоров, и других студентов, с некоторыми из которых их связывали узы дружбы. Он закончил речь надеждой, что все выпускники Колледжа так и останутся друзьями навсегда.
  
  После этой речи, а также речей президента Карнахана и нескольких профессоров, на них водрузили академические черные шапочки с черно-оранжевыми кисточками и объявили, что они отныне бакалавры философии (кроме двух, ставших бакалаврами богословия). И сразу после выпуска, в тот же самый день, пятнадцатого декабря 1829 года, они распрощались с друзьями, оплатили все неоплаченные доселе счета, сели в университетскую карету - ее им лично одолжил президент Карнахан - и поехали в Перт Амбой, порт на севере Нью-Джерси, откуда на остров Анастасии отправлялся грузовой парусник.
  
  28 декабря Юра и Андрей высадились на острове Анастасии, где их сразу заключили в объятия Юрина семья, Юрий Кии и мать Андрея, Евгения Мышкина. Алексей и Лена пригласили Евгению провести две недели в снятом ими доме на Анастасии, после чего Юра и Андрей отправились на военную базу на острове.
  
  Там им присвоили звания ефрейтора, после чего дороги разошлись. Андрей решил получить ученую степень бакалавра Новоархангельского университета, благо аттестат Училища и полтора года в САСШ давали ему право перейти сразу на третий курс; все, кроме Юры, удивились такому решению, ведь там было очень и очень холодно зимой. Юра же остался в армии, выбрав морскую пехоту.
  
  Глава 9. Вот так Африка!
  
  На крайнем западе Африки расположен песчасный полуостров под названием Зеленый Мыс, населенный народом лебу. Климат там засушливый, почвы неплодородные, но зато там есть весьма удобная гавань, с севера и запада защищенная полуостровом.
  
  Еще арабы, после завоевания Северной Африки, регулярно устраивали здесь охоту на рабов. Когда у испанцев и португальцев появились колонии в Новом Свете, арабы начали продавать свежепойманных рабов этим державам. Но португальцы еще в первой половине шестнадцатого века решили, что они и сами могут добывать себе рабов. И тогда они захватили небольшой островок, единственный в заливе - остров Горé, известный тогда как Безегиче. Через полвека его в свою очередь захватили голландцы и дали ему новое имя - Гурé. Он несколько раз переходил из рук в руки, пока наконец, в конце 17 века, не стал французским.
  
  Напротив Горé появилась местная деревня, Ндакара, которая специализировалась на поставках всего, что могло возжелать сердце француза тех времен - воды и питания для кораблей, привозимых из более восточных земель древесины и слоновой кости, но, самое главное, рабов. Ибо местные лебу быстро научились совершать рейды на более незадачливых соседей, а потом и они прекратились - царьки других местных народов стали сами продавать своих подданных за не столь уж и большие деньги.
  
  Всему этому пришел конец в 1776 году, когда, в ходе Войны за Запрет Работорговли, остров Горé был захвачен русскими и превращен в небольшую военно-морскую базу, филиал более крупных баз на лежащих недалеко отсюда островах Зеленого Мыса, захваченных у португальцев в том же 1776 году. Для черного населения этих островов, а также тех, кого перевозили захваченные корабли-работорговцы, и тех рабов, которые изъявили желание репатриироваться в Африку, были куплены несколько крупных земельных участков в районе Зеленого мыса, а также немного южнее. А на самой оконечности Зеленого Мыса, между Ндакарой и морем, был сооружен городок для первичной обработки репатриантов - со школами, училищами, и огромным госпиталем.
  
  За весь 1778 год, ни один корабль-работорговец не смог достичь Америки. То же повторилось и в 1779, и в 1780. В Зеленомысске - так по русски назывался анклав на берегу, хоть он и не был официально частью России - теперь лечились и учились репатрианты, а также местные лебу. Ибо было известно - русские за лечение денег брали мало (а с малоимущих вообще ничего), за учебу тоже, а вылечить могли очень многое. Ндакара стала городом ремесленников, со смешанным населением, состоявшим из лебу и репатриантов, и расширилась далеко на восток. Русские помогли им решить проблему безопасного водоснабжения, открыть собственные школы и лечебницы на основе тех, кто отучился в Зеленомысске, а приток репатриантов-христиан, и те, кто перешел в православие в Зеленомысске, расшатали влияние ислама, некогда принесенного арабами в обмен на рабов, и до недавнего времени доминантной религии в этой части Африки.
  
  Но в 1812 году на выборах в Ндакарской республике победила партия Черной Силы. И Ндакара превратилась во врага русских. Всех белых изгнали из Ндакары, потом всех репатриантов. После этого последовала попытка захвата двух из купленных некогда анклавов, закончившаяся поражением Черной Силы, но лучше отношения не стали. Зато начались показательные казни тех, кто учлся или стажировался в Зеленомысске. Некоторым удалось попасть в Зеленомысск, несмотря на кордоны, которые Черная Сила воздвигла по всей границе. Те же, кто уже там пребывал, получили разрешение там остаться, и Зеленомысск превратился в большое африканское село. Впрочем, он де юре не являлся русской территорией, так что большой проблемы в этом никто не видел.
  
  Больше выборов в Ндакаре не было, а один из лидеров Черной Силы, Абубакар Ндиайе, объявил себя королем Абубакаром I. Как ни странно, после этого противостояние постепенно сошло на нет, учителей и медиков, оставшихся тогда в Зеленомысске, опять начали усиленно зазывать в Ндакару. Когда те, кто туда уехали, не подверглись никаким репрессиям, за ними последовали многие другие. А обратно стали приходить пациенты и ученики.
  
  Охраной границы, госпиталя и школ в Зеленомысске давно уже занималась Национальная Полиция, состоявшая в основном из репатриантов, которых обучали, а потом распределяли по анклавам. Русских там было всего одна рота - один взвод занимался инструктажем, другой был придан полиции на границе, третий помогал в обороне госпиталя. Когда-то давно решили, что так будет лучше, тем более, что были и постоянные инструктора, из числа самых способных местных курсантов. Кроме военных, русскими были еще представитель администрации (сама администрация располагалась на Горé) и священник местной церкви; даже диакон был из местных. А еще если учесть, что священник был алеутом, а представитель администрации оджибуэем...
  
  Роту меняли раз в шесть недель, и для Юры эта неделя была последней - так ему надоело в Зеленомысске. Он даже от скуки завел небольшой роман с одной смазливой медсестрой - здешние негритянки были не столь страшны, как в иных других частях Африки, а в Тион, похоже, было немало португальской, голландской или французской крови, слишком уж черты ее лица были похожими на европейские.
  
  Но сейчас начиналось ночное дежурство. Оно было короче других - семь часов место восьми с половиной - но именно это время он с удовольствием провел бы с Тион. Ладно, в семь их заменят, а следующее дежурство будет только послезавтра - точнее, уже завтра - в половине четвертого дня.
  
  Главный зеленомысский госпиталь располагался примерно в двухстах метрах от границы. До победы Черной силы граница была чисто условной, потом в связи с разгулом преступности вдоль границы построили стену с колючей проволокой и двумя пулеметными башнями по обе стороны единственных ворот. Впрочем, пока они еще ни разу не понадобились. Многие медсестры и пара местных врачей, жившие тогда в Ндакаре, боялись возвращаться домой ночью, часть разместили в специальных спальных залах в здании самого госпиталя, а еще построили дополнительный домик с двумя спальными комнатами для женщин. И если окна первого этажа главного здания были закрыты решетками, то до спального домика руки так и не дошли.
  
  После оттока части врачей и медсестер в Ндакару и далее, домик опустел; одну комнату отдали под дополнительную караулку, другая все еще иногда использовалась по назначению, но чаще пустовала. К слову, Юра именно там иногда уединялся с Тион; подобного рода связи не поощрялись, но знали об этом немногие, и Юре это сходило с рук. Тем более, он входил и выходил обычно в темноте и через окно, которое Тион оставляла открытым. Да и познакомился он однажды, когда Тион пришла туда поспать перед службой, а у Юры как раз кончалась вечерняя смена...
  
  Сегодняшнюю ночь Юрино отделение заступало на дежурство в госпитале. Сержант Нечипоренко с двумя бойцами расположился в караульной в главном здании. Их позиция была сродни доту - при малейшей опасности, они закрывали и блокировали стальные двери, после чего стреляли через амбразуру из пулемета. Вторая тройка точно так же контролировала служебный вход с другой стороны здания. В сторожке обычно располагались четверо - двое у пулемета, двое со снайперскими винтовками и автоматами. Именно там предстояло провести ночь Юре, но недавно один человек из их отделения попал в госпиталь после инцидента у пограничной стены в двухстах метрах от госпиталя - самом опасном месте при дежурствах.
  
  Там, у ворот, действительно могут выстрелить по воротам, могут что-нибудь бросить через забор - хорошо еще, у них гранат вроде нет, но камнем по башке получить тоже не так уж и приятно. И как раз это и произошло там две недели назад - один молодой рядовой вышел на обход, а тут каменюка, брошенная через стену, а он, как дурак, без шлема. Теперь парень лежит в госпитале на одном из Островов Зеленого Мыса к западу отсюда - острове Майо - ведь на Горé госпиталя нет. Бросившего камень поймали, оказался мальчишка шестнадцати лет, из ультраисламской семьи - а что с ним сделаешь? Подержали три дня, сделали внушение и отпустили. Потом, конечно, администрация Ндакары прибежала с извинениями, обещали лучше патрулировать пограничную зону, принесли в дар пострадавшему какую-то поделку из черного дерева - спасибо, конечно, но нафиг она нужна? Теперь тем, кто на вышках, работы прибавилось - наблюдать еще и за этими "охранничками"...
  
  Ну да ладно. Юра открыл сумку с едой, протянул по бутерброду двум товарищам по сторожке, налил всем по кружке кофе, и усиленно заработал челюстями.
  
  Глава 10. Легко в бою.
  
  Вдруг замигала лампочка и запищало в динамиках. На экране, на котором изображалось то, что показывала инфракрасная камера, он увидел, как ворота распахнулись, и инфракрасная масса стала стремительно приближаться к сторожке.
  
  Юра нажал на кнопку тревоги и показал двум другим - к пулемету! Те бросили недоеденные бутерброды и подготовили пулемет к стрельбе. Тем временем, загорелись прожектора, и Юра увидел десятки негров, бегущих к входу в больницу. Некоторые были одеты во что попало и бежали кто с допотопными пистолетами, кто с мачете - понятно, "охранники" от местного королька, а вот другие... Похоже, человек сорок были новичками-курсантами местной полиции - недавно король уговорил администрацию увеличить квоту местных полицейских вчетверо. И эти были вооружены ружьями, хоть и старыми, но с обоймой на пять патронов и с эффективной дальностью стрельбы в триста-триста пятьдесят метров.
  
  Забили оба пулемета - его и первой тройки. Вторая же тройка караулила запасной вход и ничем помочь не могла.
  
  Раньше, сразу после прихода "Черной Силы" к власти в Ндакаре, учения для персонала госпиталя на случай агрессии извне проводились еженедельно. Но с момента потепления отношений это случалось хорошо если раз в год, да и то спустя рукава - местные неплохо учились на медперсонал, но никто не хотел отрабатывать то, что все равно никогда не пригодится.
  
  Да, если бы да кабы... Теперь нужно продержаться хотя бы до прихода основных сил с острова Горé, но на это понадобится как минимум пятнадцать-двадцать минут. И столько, Юра почувствовал, они вряд ли продержатся.
  
  И тут произошло то, чего Юра не ожидал. Когда начались выстрелы, вдруг распахнулась дверь, и оттуда вбежали две девушки, в одной из которых Юра с ужасом узнал Тион, а в другой ее лучшую подругу, Фатиму.
  
  - Заприте дверь в спальню и спрячьтесь вон там, за тем столом, - скомандовал Юра. Девушки с лицами, полными ужаса, забрались за тяжелый письменный стол в углу.
  
  Кто-то из предателей-полицейских снаружи произнес команду на местном языке, и дюжина их остановилась, встала на одно колено и подняла стволы... Ага, щас! Очередь - и они попадали. Нескольких, похоже, задело, но пяток винтовок показались из-за трупов. Со звоном вылетело окно, и Юрино левое предплечье вдруг что-то обожгло. Похоже, пуля, даже если и прошла по касательной. Юра отскочил от окна (вот что значит непривычка, надо было сразу присесть за бруствер) и стал методично стрелять туда, где выглядывали стволы.
  
  Вдруг чуть поодаль ствол поднялся вверх, и раздался один - другой - третий выстрел. Два из трех прожекторов погасли, а третий освещал лишь правый фланг. Юра успел еще выстрелить два раза туда, откуда виднелся ствол, и выстрелы по прожекторам прекратились. Но по их домику стрельба продолжалась.
  
  Выстрел... выстрел... выстрел... Запасной позиции в этой сторожке не было - понадеялись на пулемет. И тут вдруг закричал и упал на землю второй номер пулеметной команды. Потом просто упал первый. Вскочила, истошно вопя, Фатима - и была сразу же застрелена кем-то с той стороны.
  
  Юра отбросил снайперку и припал к пулемету. Продвижение толпы, уже подбегавшей к разбитым окнам сторожевого помещения, вдруг захлебнулась - нападающие от неожиданности и страха попадали на землю. Но тут кончилась лента, а перезаряжать ее было некому.
  
  Юра схватил автомат. Шансов выжить, похоже, больше не было, но нужно было их остановить хоть еще на несколько минут.
  
  Очередь по наступающим... Еще очередь... Ну, кажется, все, как пел отец иногда, "и молодаая не узнаает, какой у парня был конец..." Подумал вскользь, что его-то молодые и так уже все знают на эту тему, но что поделаешь, из песни слов не выкинешь.
  
  И вдруг прожектора осветили площадь со стороны моря, и оттуда заговорили крупнокалиберные пулеметы. Нападающие опять попадали, но вдруг из чрева десантного корабля вышел танк, потом еще один. Они с ревом помчались прямо к нападавшим, которые никогда не видели таких металлических монстров. Началась паника, а когда сначала один, потом другой танк вломились в толпу и начали ее давить, те с криком бросились наутек, к воротам. Но дежурное отделение инструкторов уже сумело выбить нападавших из тамошнего караульного помещения, и три пулемета заговорили и оттуда. Казалось, все кончилось.
  
  Вдруг несколько страшных ударов послышались по двери, ведущей в девичью спальню - похоже, туда кто-то проник через окна. Дверь слетела с петель, и ,два огромных негра с окровавленными мачете бросились в сторожевое помещение. Тион жутко завопила и бросилась к окну, им наперерез. Страшный удар мачете, и девушка упала - крик прекратился. Другой в этот самый момент попытался достать с помощью своего мачете Юру. Юра отскочил, нажал на спуск, но автомат заклинило. И он вспомнил то, чему его так недавно учил сержант Камеалоха. Бросив автомат прямо в черное мурло, отчего тот отпрянул, он ударил того по яйцам, развернулся ко второму, встававшему в стойку - и всадил ему нож, подаренный сержантом, в район сердца. Выдернув нож, он ударил ножом по скрючившейся спине второго - минус два. Как сказал ему сержант, тяжело в учении, легко в бою - а приемы, показанные ему сержантом, он отрабатывал каждый день. Ну, похоже, все кончено. Он вытер нож об одежду последнего и вложил его обратно в ножны.
  
  В этот момент появившийся в дверном проеме третий негр, в форме и с винтовкой, выстрелил в Юру. Юра почувствовал, что обожгло уже правую руку, причем намного сильней, и она у него повисла плетью. Второй выстрел попал ему в ногу. Юра упал и попытался откатиться, но нападающий обрушил на него страшный удар прикладом. Все стало черным-черно.
  
  Глава 11. Второе явление Пеле.
  
  Юра с трудом открыл глаза. Интересно, подумал он, на каком я свете: на этом или на том? Он лежал на белоснежной перине, рядом с ним висела на штативе капельница. Окно было закрыто занавеской, через которую виднелись очертания солнца. Похоже, все-таки этот свет. Тем более, сильно болит голова.
  
  И тут распахнулась дверь и вошла высокая фигура в белом, кроме одежды и отсутствия леи, точно такая же, как та, которую он видел купающейся в озере лавы на Гавайском Большом острове. Нет, подумал он, значит, я на том свете. Но почему на нем языческие боги? Я же православный.
  
  Фигура подошла поближе, обняла его и заплакала. И тут Юра понял, что это Поля, и что он жив. И совершенно непрошенной пришла мысль, что стоило так получить по башке, чтобы к нему вернулась хотя бы одна из его богинь.
  
  Он попытался обнять ее, но не смог - руки не слушались. Посмотрев чуть пониже, он увидел, что обе они забинтованы, и даже будь у него чуть больше сил, он все равно бы не смог их поднять.
  
  - Поля! - с трудом выговорил он.
  
  - Ничего не говори, милый, - заговорила та. - Так будет лучше. У тебя было сильное сотрясение мозга, в добавку к ранениям обеих рук и правой ноги. Ничего, все будет нормально, не бойся...
  
  И рассказала ему, что он находится в военном госпитале на острове Майо, главном острове из на островах Зеленого Мыса.
  
  Поля продолжала:
  
  - У меня сейчас первая врачебная практика - ты же знаешь, врачи проходят ее сначала медсестрами или медбратами после четырех лет, потом уже военврачами после шести. Я должна была вот-вот вернуться в Форт-Росс. А тут команда - идти к Зеленомысску и Острову Горе, там несколько тяжелораненных. И первый, кого внесли, был ты, и выглядел ты совсем плохо. Я думала, я сойду с ума, если ты умрешь. Оказалось, что у тебя всего лишь сотрясение мозга и сильная потеря крови после трех ранений.
  
  Да, не бойся, нападение было полностью отбито, нападавшие все убиты или захвачены в плен. Потом был захвачен королевский дворец в Ндакаре, и оказалось, что эту операцию давно планировали - негры наперебой стали все рассказывать, когда их повязали. А из наших убили все отделение, которое было у ворот, похоже, свои же - точнее, те негры, которые якобы были своими. Зарезали и четырех в пулеметных вышках, те не успели сделать ни единого выстрела. А из тех, кто был в госпитале, убили четверых и ранили двоих. Так что вас здесь трое, тут еще и мальчик с сотрясением мозга.
  
  Еще рассказывают, нашли трупы двух девушек-негритянок, одну там, где нашли тебя, одну чуть поодаль. Ее мы тоже попытались спасти, но раны от мачете... потеря крови...
  
  "Да", подумал Юра. "Останься Тион в караулке, может, и выжила бы. Какой же я дурак..."
  
  - Поля, - выговорил он с огромным трудом, - я тебя люблю.
  
  Вышло это примерно так: "ятелю", но Поля все поняла, обняла его и поцеловала в губы. Тут открылась дверь, и Поля резво вскочила. Вошел незнакомый майор, посмотрел на молодых людей и смущенно улыбнулся.
  
  Поля встала во фрунт и сказала:
  
  - Господин майор, больной пришел в сознание.
  
  - Вижу я, как он пришел в сознание. Ладно, дочка, не обижайся.
  
  Он подошел к Юре и сказал:
  
  - Ефрейтор Заборщиков, вам решено присвоить досрочно звание сержанта, а также наградить вас медалью "За храбрость". Не благодарите, вам лучше не разговаривать. И не целоваться - тут его глаза стали игривыми. Поздравляю вас.
  
  И еще. Атака полностью отбита. Ндакара под нашим контролем, нападавшие и руководство, а также самозваный король Ндакары, все задержаны. Наши потери - четырнадцать убитых и двое раненых. В том числе и вы. Второй раненый, увы, покинет армию - у него слишком тяжелые травмы. А вот про вас мы решим после консилиума.
  
  - Господин майор, он полностью восстановится, - сказала Поля.
  
  Майор ответил с каким-то необычным акцентом - он сильно акал и якал, и буква ч у него иногда превращалась практически в ц.
  
  - Сержант Иванова, - ("Однако", подумал Юра. "Неплохо им. Даже еще университет не закончила, пару месяцев во флоте провела, а уже сержант.") - Если так, то вашему подопечному - тут он опять улыбнулся - предстоит отпуск по ранению, а потом вы, сержант Заборщиков, будете служить дальше. Если, конечно, захотите, у вас есть право уволиться.
  
  Юра чуть мотнул головой, отчего она у него заболела пуще прежнего.
  
  - Ну и ладненько. Полежите в Майском госпитале, потом полетите на Анастасию. Привет вашему отцу, он со мной под Могилевом познакомился, когда я еще подростком был, и выписал меня в Америку. Адамович моя фамилия.
  
  Майор вышел. Поля еще раз подошла к Юре, обняла его, и тоже вышла. Юра подумал, "Поля, останься", но тут же уснул. И снилось ему, что он вместе с Пеле купается в огненном озере. А потом они вышли на берег, улеглись на теплой застывшей лаве, и ему опять стало так невообразимо хорошо...
  
  Глава 12. You Can't Have It All...
  
  Юра наконец проснулся. В окно светило солнце, голова болела намного меньше, и жить было намного веселее, чем вчера. Вдруг ему почудилось, что от подушки пахнет духами. Глупости, подумал он, наверное, какие-нибудь медикаменты.
  
  Через минуту вошла медсестра и принесла ему завтрак - оказалось, как ни странно. Потом вошел врач и провел небольшое обследование, после чего сказал:
  
  - Молодой человек, не пойму, почему так получилось, но должен вас обрадовать: выглядит все намного лучше, чем вчера. Похоже, у вас весьма крепкое здоровье.
  
  Ни телевизора, ни радио в палате не было, да и книжек ему не дали. Когда он спросил медсестру, почему, она ему сказала, что ему еще рано напрягаться, пусть подождет пару дней, пока доктор не разрешит. Так что он проскучал до обеда, который опять оказался на удивление вкусным, потом сестра выкатила его из здания госпиталя в парк из лавровых деревьев, с видом на недалекое море, синее-синее.
  
  И вдруг он услышал знакомый голос:
  
  - Машенька, давай я его у тебя заберу.
  
  - Поля, конечно, - засмеялась сестра, и вдруг Юра почувствовал Полин поцелуй на своих губах. Он обнял ее одной рукой, другой оперся на каталку, и встал. Оказалось не так плохо - Поля, посмотрев на него, сказала вдруг:
  
  - Маша, кресло можешь обратно отвести, не понадобится больше.
  
  И отвела Юру на лавочку, куда и села вместе с ним.
  
  - Давай просто посидим вместе. Тебе лучше не говорить пока. Захочешь спать, спи.
  
  Они сидели молча, потом он положил голову ей на колени и опять уснул. Когда она его разбудило, солнце уже клонилось к закату.
  
  - Милый, пойдем, я тебя отведу обратно, мне на обход нужно.
  
  Вскоре он уже лежал на своей кровати. Привезли ужин, который оказался не хуже завтрака и обеда, потом зашла Поля, поцеловала его и наказала ему спать. Ночью ему опять приснился тот же сон - богиня Пеле на озере, купание, а потом такая же сладкая истома. И опять сладкий запах орхидей при пробуждении.
  
  На следующий день он себя уже почувствовал так хорошо, что его выпустили на прогулку по парку уже одного - с палочкой, ведь рана в ноге, хоть кость была только задета, давала себя знать. Но голова уже почти не болела, другие раны заживали очень быстро, и через неделю его уже перевели в санаторный корпус у самой воды и разрешили даже купаться. И Поля, когда у нее не было дежурства, составляла ему компанию.
  
  Через две недели, пятнадцатого июня, его решили послать в отпуск по ранению домой - точнее, на Гавайи, к родителям. Услышав это, Поля его расцеловала и сказала, что будет в конце месяца - ее практика закончится двадцать седьмого. И шестнадцатого он полетел через Барбадос, Сан Агустин во Флориде, Новый Орлеан и Лас Крусес в Форт Росс, где провел полторы недели у бабушки с дедушкой. Дедушка Василий, сам трехкратный Герой Русской Америки и кавалер целой кучи орденов, расцеловал внука и сказал, что первая медаль, а тем более "За храбрость", доказывает, что внук пошел в деда и отца.
  
  Тридцатого прилетела Поля, и они полетели вместе на Гавайи. Он вспомнил, как в тот раз летел туда с Серегой, и подумал, что брат - это хорошо, а прекрасная девушка - лучше.
  
  Голова больше не болела вообще, а руки и нога потихонечку заживали. Еще пара недель, и можно будет начинать реабилитацию - что ему и предстояло на Гавайях. Но первые две недели он провел у родителей. Все, кроме Лизы, были рады его видеть, да и Лиза, после того, как в первый же вечер пришла Поля, довольно быстро оттаяла.
  
  На следующий день, впрочем, Поля его огорошила, когда он начал было предохраняться, на что она ответила:
  
  - А зачем?
  
  Потом, впрочем, промямлила что-то вроде:
  
  - Ой, я не про это.
  
  Но он, обняв ее, выпытывал подробности, пока она не раскололась. Оказалось, что когда он чуял запах духов на своей подушке, это было потому, что Поля по ночам, когда могла, приходила к нему - и то, что он помнил по снам, проходило в действительности; он не просыпался только из-за снотворного, которое ему давали на ночь. И понял, почему он так быстро пошел на поправку.
  
  - Милый, я понимаю, что я тобой воспользовалась, так что я пойму, если ты обидишься или не захочешь со мной иметь дело. - и Поля заплакала.
  
  Юра сорвал несколько орхидей, встал перед ней на колени и сказал:
  
  - Пуалани Викторовна Иванова, будь моей женою!
  
  Поля еще сильнее заплакала, обняла его и сказала:
  
  - Милый, конечно, я согласна!! Только я не хотела, чтобы это произошло именно так.
  
  Он обнял ее еще сильнее и сказал:
  
  - А что, иначе я б долго не рискнул сделать тебе предложение. Так что не плачь. Давай лучше поедем выбирать кольца - а то денег у меня много, я ж их не тратил там, на Горé, было не на что.
  
  Про себя подумал, что хотя бы половина его мечтаний, похоже, сбылась, когда он думал, что никогда уже не сбудется. И как говорили его друзья в Колледже Нью-Джерси, you can't have it all - всего, что пожелаешь, не получишь.
  
  Глава 13. Мы смело в бой пойдем...
  
  На пологом северном берегу широченной реки Огайо - здесь она была более полукилометра в ширину - располагался комплекс беломраморных зданий в греческом стиле, окруженный улицами зажиточных домов. Чуть подальше на восток дымили трубы мастерских, а на запад строились новые кварталы города. Эвансвилль, штат Индиана, был основан восемнадцать лет назад, в 1812 году, но место было выбрано неожиданно удачно; теперь это был один из крупнейших речных портов на Огайо, а с 1818 года и столица новосозданного графства Вандербильдт. И деньги, вложенные в город его основателем Хью МакГери, окупились сторицею - он получил всю территорию нынешнего города почти бесплатно, а участки ныне продавались по двести-триста долларов, а иногда и дороже. Да и портовые сборы шли в карман его наследников. МакГери так разбогател, что перед его смертью несколько лет назад весь комплекс зданий - здание легислатуры графства, мэрия, правительство графства, суд - были подарены им городу и построены по высшему разряду.
  
  В этот день, четвертого июля 1830 года, на площади на ящике стоял высокий молодой человек, которому внимало человек тридцать. Он говорил:
  
  - Братья, в этот день, два раза по двадцать и четырнадцать лет назад, наши великие предки провозгласили независимость от тирании Великобритании. Они
  
  посмотрите через реку. За ней находится White City, "Белый Город" в штате Кентукки. Белый город - а что насчет черных рабов, которых мучают и там, и по всему штату, а тем более еще дальше на юг? Мы требуем свободы для наших черных братьев к югу от реки Огайо, точно так же, как свободу получили рабы здесь, в Индиане, всего лишь десять лет назад. Мы требуем, чтобы южные штаты заплатили компенсацию бывшим рабам. Мы требуем, чтобы они оплатили и то, что их люди сделали с городом Бостон во время Второй Бостонской Резни. И чтобы получить все это, голосуйте осенью за Леви Коффина в Палату представителей.
  
  Один из немногих, слушавших его речь, спросил у другого:
  
  - А кто это вообще такой?
  
  - Эйбрахам Линкольн, из Маунд Сити, Иллинойс.
  
  - Так пусть у себя в Иллинойсе витийствует, что он здесь-то делает?
  
  И оба ушли домой, готовиться к городскому празднику. За ними начали расходиться и другие.
  
  Но шесть человек остались, среди них два негра, один помоложе, другой постарше.
  
  После окончания его речей, он спустился с ящика под жидкие аплодисменты полудюжины человек. Все белые пожали ему руку, обещали голосовать за Коффина, и разошлись. А вот негр постарше учтиво снял шляпу, поклонился и сказал:
  
  - Сэр, меня зовут Джек Грейди. Вы очень хорошо говорили, но мало кому здесь такое интересно. Многие местные жители - южане, и у доброй трети есть родственники в Кентукки или даже южнее. Здесь не очень любят аболиционистов.
  
  - Сэр, а не хотели бы вы нам помочь?
  
  - Сэр, вы должны понимать, что означает быть единственным негром в городе в Южной Индиане. Для нас главное - не высовываться. Мы за десять лет добились того, что нас здесь не просто терпят, а даже уважают, что у меня много заказов, что моим детям можно учиться в местной школе. А это дорогого стоит.
  
  Линкольн посмотрел на собеседника, чуть поклонился и сказал:
  
  - Сэр, увы, придется вас покинуть.
  
  - Да хранит вас Бог!
  
  Джек Грейди приехал в Эвансвилль десять лет назад, когда город еще только строился. Сам он родился в Цинциннати сорок два года назад в семье недавно освобожденного раба, Айзейи Грейди. Хозяин, старый Джон Грейди, умерший неженатым и бездетным, если не считать пару-тройку детей-рабов с подозрительно светлой кожей, освободил всех своих рабов в своем завещании, и все они взяли фамилию бывшего хозяина.
  
  Отец Джека рассказывал про жизнь на плантации, про надсмотрщиков с кнутами, про работу на табачных плантациях. Но говорил, что хотя бы кормили хорошо, били редко. Тем не менее, как только он получил свободу, он сразу уехал на север, в Цинциннати. Там хотя негров и не любили, но там не было рабства, и ничто не напоминало Айзейе о Южной Каролине. Айзейя был кузнецом у старого Грейди, и он открыл кузнечную мастерскую. Работал он хорошо, брал меньше, чем белые, и процветал. Работы хватало для всех, и белые конкуренты побили его пару раз, потом успокоились.
  
  Джек стал помогать отцу, потом решил открыть собственную мастерскую. Услышав про новый город, Эвансвилль, он переехал туда; одного негра-кузнеца Цинциннати еще терпел, но два уже перебор. Женился на дочери приятеля его отца, с той же плантации. Старший, Винсент, помогал ему в кузне. Дочь, Арита, росла, по негритянским меркам, красавицей--хоть шестнадцать лет всего, но огромная грудь и задница. Женихов здесь не найдешь, а вот в Цинциннати, когда они гостили у Айзейи, интерес был однозначно.
  
  Второй же сын, Карл, которому недавно исполнилось двадцать лет, был, в отличие от Винсента, абсолютно не заинтересован в кузнечном деле. Шалопай, каких поискать... Джек давно ему намекал, что пора бы и своим делом обзавестись, неча всю жизнь у отца на шее сидеть. Но тут встревала жена и говорила, что ребенок еще маленький, и чтобы Джон к нему не лез. Ведь именно Карл был маминым любимцем.
  
  Джек повернулся к сыну и вдруг увидел, что никто рядом с ним не идет. Он махнул рукой - уже взрослый, сам домой вернется.
  
  Карл же побежал за Линкольном.
  
  - Сэр, сказал он, схватив того за рукав, - мне очень понравилась ваша речь. Могу ли я чем-нибудь помочь?
  
  Тот посмотрел на него и сказал:
  
  - Тут у Маунд Сити Джон Браун купил землю и создает негритянскую армию. Можешь примкнуть, если хочешь. Джон всему научит.
  
  - Здорово! А как туда попасть?
  
  - А очень просто. Завтра я отплываю в Маунд Сити в одиннадцать утра. Поплывешь со мной, я тебя отведу, куда надо. Как зовут?
  
  - Карл Грейди.
  
  - Сегодня скажешь родителям, что я тебя беру на работу, чтобы не было лишних вопросов. И будь в порту не позже десяти утра.
  
  А сам зашагал дальше, в местную штаб-квартиру аболиционистов. Вечером, когда все будут праздновать, нужно будет обсудить следующие шаги - ведь здесь, увы, большинство все еще за Юг.
  
  Глава 14. Что Бог соединил...
  
  В центре огромного и светлого собора, парившего над Коной, стояли двое - Пуалани в прекрасном белом платье и, в качестве дани традиции, в леи из орхидей, и Юра, в белой парадной форме морского пехотинца и в леи из ракушек.
  
  Высокий священник-гаваец в золотом облачении вопрошал Юру, обратившись к нему его церковным именем:
  
  - Имаши ли, Георгие, произволение благое и непринужденное, и крепкую мысль, пояти себе в жену сию Павлину, юже зде пред тобою видиши?
  
  - Имам, честный отче.
  
  - Не обещался ли еси иной невесте?
  
  - Не обещахся, честный отче.
  
  Те же вопросы были заданы и Пуалани, после чего священник взял один из сиявших в лучах солнца венцов, поднял его над головой Юры и сказал:
  
  - Венчается раб Божий Георгий рабе Божией Павлине во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь.
  
  Подошедший Андрей с взял венец у отца Димитрия и поднял его над Юриной головой. А священник в это время поднял второй венец над головой Поли и провозгласил:
  
  - Венчается раба Божия Павлина рабу Божию Георгию во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь.
  
  Этот венец с трудом перехватила Лиза. Священник же благословил новобрачных и продолжал:
  
  - Господи Боже наш, славою и честию венчай я.
  
  Через некоторое время, Юра поцеловал Полю у Царских врат церкви, и свадьба переместилась в сады у Полиных родителей, где их ждало, понятно, луау, разве что на этот раз вместо перебродившего кокосового сока их ждали шампанское и вина из Калифорнии и Орегона. Разве что Поля пила очень мало - только один бокал шампанского.
  
  В конце празднования, к ним подошел Андрей и, смущаясь, попросил Юру быть его шафером на венчании с Жанной, которое планировалось на следующее лето. Поля сразу предложила им воспользоваться ее домом и садом; родители ее в качестве подарка построили для молодоженов отдельный домик недалеко от большого дома родителей.
  
  Праздненства продолжались три дня, после чего Юра с Полей улетели на Кауаи, где им предстояло провести две недели.
  
  Глава 15. За правое дело.
  
  Пятадцатого августа 1831 года, на участке у реки Огайо, была торжественно построены четыре шеренги негров, одетых в новенькие синие мундиры. Черный оркестрик играл "Звездно-Полосатый Флаг", новый национальный гимн САСШ. После этого выступил специально приехавший из форта Кавендиш полковник Карни:
  
  - Солдаты! Поздравляю вас с окончанием обучения! Ныне вы Первая Черная Рота! На вас налагается великая миссия - освободить ваших черных братьев и сестер от тирании южан!
  
  Карни говорил довольно долго, а потом показал на человека в такой же синей форме, но с двумя прямоугольниками на каждом лацкане.
  
  - А теперь к вам обратится ваш командир, капитан Джон Браун!
  
  Браун, строго говоря, не был капитаном армии САСШ, точно так же, как никто из черных солдат в ней не состоял. Но он отдал честь Карни и начал:
  
  - Полковник Карни сказал о вашей великой миссии. Сегодня же мы начнем воплощать ее в жизнь. Лучшие солдаты, зачисленные в Первый взвод, пойдут сегодня со мной и с лейтенантом Стивенсоном.
  
  Стивенсон, тоже в такой же форме, козырнул Брауну и отчеканил:
  
  - Первый взвод готов к походу, сэр!
  
  Потом еще выступила Мария Стивенсон:
  
  - Когда вы будеть на юг, не жалеть никого. Они там все рабовладелец или сочуствуют. Женщины, дети, никто. Идить и приносить победу!
  
  Она, как обычно, говорила долго, после чего отряд увели к накрытым столам. Всем, кроме первого взвода, выдали и по большой порции самогона, первому же взводу по маленькой рюмочке.
  
  В восемь вечера, когда еще не стемнело, первый взвод погрузился на лодки и переплыл на другую сторону полноводной реки. Лодки запрятали в камышах, после чего взвод собрался в буковом лесу у места переправы.
  
  Когда стемнело, отряд вышел из леса и пошел к находившемуся недалеко фермерскому дому. Рядом были еще бревенчатые строения - сараи, сеновал, зернохранилище... И еще одно жилое здание, в котором любой, знакомый с Югом, распознал бы домик для рабов.
  
  Надрывно залаяла собака, но никто не обратил внимания - вокруг было столько живности, и ночной лай собак был частым явлением. Один из солдат подбежал к конуре; удар прикладом, и лай прекратился.
  
  Первые три отделения под командой Брауна пошли к главному дому, четвертое же, под командой Стивенсона, пошло освобождать рабов. Дверь оказалась незаперта, и они вошли в коридор.
  
  По команде Стивенсона были выбиты все четыре двери. За первой оказались девушки, которые истошно завизжали. За второй была кухня, где никого не было. За третьей оказалась семейная пара, а за четвертой трое мужчин-рабов.
  
  Карл Грейди закричал:
  
  - Затктнитесь, дуры! Ничего вам не будет.
  
  Те испуганно замолчали.
  
  - Мы пришли вас спасти!
  
  Один из молодых людей сказал:
  
  - А нас нечего спасать. Мы и так все свободные. Нас старая миссис освободила еще год назад, в завещании.
  
  - Но до того вы были рабами!
  
  - Да, были.
  
  - И вы не хотите воевать за правое дело?
  
  - А что вы сделаете с масса и миссис? И их детьми?
  
  - Они были рабовладельцами. Они достойны смерти!
  
  - Они хорошие люди. Уходите отсюда.
  
  Карл Грейди, по сигналу Стивенсона, достал пистолет и застрелил говорящего. Девушки опять закричали, и двое из отряда Стивенсона бросились на них и заткнули им рты. Женщина из третьей комнаты сказала:
  
  - Ах вы сволочи!
  
  За что и словила следующую пулю, на этот раз от Стивенсона. Ее муж бросился на Стивенсона, но получил прикладом по голове от одного из его людей, и упал бездыханный.
  
  Три молодых негра переглянулись, и первый сказал:
  
  - А мы пойдем с вами.
  
  - Хорошо, - сказал Грейди. - А с этими что делать? - и показал на девушек.
  
  - Они нам не нужны, - сказал Стивенсон. - Ненужная обуза.
  
  - Пожалуйста, не надо, - сказал первый из молодых людей. - Это наши невесты.
  
  На что первая укусила руку того, кто ее держал, после чего и ее голова была размозжена прикладом. Бросившийся ей на помощь молодой негр был застрелен Стивенсоном. Последняя негритянка закивала.
  
  - Невесты, говорите? - спросил Стивенсон. - Точнее, осталась одна невеста. Тогда она не откажется доказать свою лояльность, - и спустил штаны.
  
  Тем временем, в главном здании Браун безучастно взирал на трупы восьмерых детей, от двух лет и до четырнадцати, и их отца. А мать и двух старших девочек, тринадцати и пятнадцати лет, по очереди насиловали его доблестные солдаты. Когда всем надоело, забрали все найденные деньги, оружие и запасы спирного, а дом подожгли. То же произошло и с домиком негров, причем второй девушке перед этим перерезали горло. А двоих, изъявивших желание служить "правому делу", взяли с собой.
  
  Семнадцатого августа, бостонская газета аболиционистов Liberator вышла с огромным заголовоком:
  
  НОВЫЙ ДЖОРДЖ ВАШИНГТОН
  
  Под ним пространная статья начиналась так:
  
  "Как когда-то Джордж Вашингон восстал против тирании короля Джорджа и угнетения американских колонистов, так и Джон Браун, новый Джордж Вашингтон, восстал против тирании Юга и угнетения негров-рабов. Пятнадцатого августа доблестные силы под командованием Брауна уничтожили крупный центр работорговли в Кентукки и освободили десятки рабов, многие из которых с радостью вступили в войска Освободительной Негритянской Армии."
  
  Другие северные газеты были поосторожнее в сравнениях, но общее мнение выразила, например, New York Sun:
  
  "Джон Браун и его Освободительная Негритянская Армия - еще один гвоздь в гроб рабства. Недалек тот день, когда Юг будет наказан за его преступления."
  
  
  Глава 16. Благословен Калифорнийский край.
  
  - Поля, береги себя! - Юра обнял жену, перегнувшись через барьер, - Буду через месяц, ты же знаешь! Не скучай!
  
  Позавчера, двадцать третьего августа, он прибыл в местную военную санаторную часть на реабилитацию; раны, впрочем, и так почти все зажили, а голова ничем не напоминала о прикладе того неизвестного негра. Впрочем, тому оборотню не посчастливилось - Юре тогда еще, на Майо, рассказали, что его застрелили тогда, когда он заносил ружье, как дубинку, во второй раз.
  
  Он прошел целую батарею медицинских тестов, и сегодня, после аэропорта, у него начнется курс реабилитации. Слава Богу, было сказано, что он, вероятно, будет признан неограниченно годным к военной службе. А тридцатого сентября ему предстоит лететь в Форт-Росс, на дальнейшую службу.
  
  А Поле пришлось лететь уже сейчас, ведь университет никто не отменял. Вместе с ней улетела Лиза, которая тоже теперь училась в Форт-Россе, только на филолога. Она все еще избегала его компании. И когда он попробовал с ней поговорить, сказала ему:
  
  - Братец, с Полей у тебя все хорошо, и ты вроде на других и не смотришь, что радует. Но мою лучшую подругу Леилани ты обидел, и я тебе этого простить не могу. Так что, уж извини, я тебя люблю, конечно, ты мой брат, но общаться с тобой у меня желания нет.
  
  Так что, наверное, и к лучшему, что она улетела. А что насчет собственного будущего... Они с Полей решили, что до конца осеннего семестра она будет учиться, а потом уйдет в полугодичный отпуск. Следующей же осенью, точнее, в конце августа 1831 года, продолжит обучение. Ей и останется-то всего лишь полгода в университете и год военным врачом, после чего она сможет остаться в армии или уйти на вольные хлеба. В последнем случае, предстоят еще два года службы в России, но Юра, вероятно, сможет на этот срок устроиться в одну из частей, расквартированных там. А после возвращения, Юра собирался наконец и сам отучиться в университете, что можно было сделать без отрыва от службы.
  
  Но планы планами, а пока полным ходом шла реабилитация, и одновременно месячные сержантские курсы. Обычно курсы продолжались дольше, но выпускникам училищ можно было ходить только на последнюю их часть. Свободное время он проводил в воде - Поля ему сказала, что плаванье ему поможет больше, чем все курсы вместе взятые - и в горах, забравшись наконец на Мауну Кеу, Мауну Лоу и другие местные вершины.
  
  А еще он занимался рукопашным боем у сержанта Камеалоха. Поля сразу тогда настояла на том, чтобы пригласить на свадьбу Леилани и ее родителей. Пришло письмо, что, увы, сама Леилани проходит практику в Новой Зеландии, а мать ее болеет, и, увы, никто прийти не сможет. Но сержант Камеалоха все-таки пришел в собор на венчание, после чего он подошел поздравить молодых и сказал:
  
  - Ладно, ребята, мне пора. Жена не знает, что я здесь, и лучше будет, если я не задержусь. И еще - Юра, когда будет время, дай знать, позанимаемся еще.
  
  Когда Поля уехала, Юра стал ходить к нему три раза в неделю, после чего каждый раз ездил в близлежащие бани. Он даже удивлялся, что, хотя бани и были смешанными, его абсолютно не тянуло к обнаженным красоткам, коих там было так много. Да и вообще, он даже не мог себе представить любую другую женщину в своей постели - и ему было стыдно за все другие связи в его прошлом. Все, кроме Леилани. Но о ней он старался не думать. Даже когда встречался с сержантом - занимались они обычно на поляне за родительским особняком.
  
  Впрочем, как раз там думать на посторонние темы времени не было. И если сначала эти занятия были похожи на избиение младенцев, то потом он постепенно мог уже продержаться какое-то время, а ближе к концу сержант начал смотреть на него с новым уважением.
  
  Дома же все было по старому. Жаль, Сергея не было, но он проводил много времени с Машей, Ниной и маленьким Сашей.
  
  Глава 17. Благословен Калифорнийский край.
  
  - Поля, береги себя! - Юра обнял жену, перегнувшись через барьер, - Буду через месяц, ты же знаешь! Не скучай!
  
  Позавчера, двадцать третьего августа, он прибыл в местную военную санаторную часть на реабилитацию; раны, впрочем, и так почти все зажили, а голова ничем не напоминала о прикладе того неизвестного негра. Впрочем, тому оборотню не посчастливилось - Юре тогда еще, на Майо, рассказали, что его застрелили тогда, когда он заносил ружье, как дубинку, во второй раз.
  
  Он прошел целую батарею медицинских тестов, и сегодня, после аэропорта, у него начнется курс реабилитации. Слава Богу, было сказано, что он, вероятно, будет признан неограниченно годным к военной службе. А тридцатого сентября ему предстоит лететь в Форт-Росс, на дальнейшую службу.
  
  А Поле пришлось лететь уже сейчас, ведь университет никто не отменял. Вместе с ней улетела Лиза, которая тоже теперь училась в Форт-Россе, только на филолога. Она все еще избегала его компании. И когда он попробовал с ней поговорить, сказала ему:
  
  - Братец, с Полей у тебя все хорошо, и ты вроде на других и не смотришь, что радует. Но мою лучшую подругу Леилани ты обидел, и я тебе этого простить не могу. Так что, уж извини, я тебя люблю, конечно, ты мой брат, но общаться с тобой у меня желания нет.
  
  Так что, наверное, и к лучшему, что она улетела. А что насчет собственного будущего... Они с Полей решили, что до конца осеннего семестра она будет учиться, а потом уйдет в полугодичный отпуск. Следующей же осенью, точнее, в конце августа 1831 года, продолжит обучение. Ей и останется-то всего лишь полгода в университете и год военным врачом, после чего она сможет остаться в армии или уйти на вольные хлеба. В последнем случае, предстоят еще два года службы в России, но Юра, вероятно, сможет на этот срок устроиться в одну из частей, расквартированных там. А после возвращения, Юра собирался наконец и сам отучиться в университете, что можно было сделать без отрыва от службы.
  
  Но планы планами, а пока полным ходом шла реабилитация, и одновременно месячные сержантские курсы. Обычно курсы продолжались дольше, но выпускникам училищ можно было ходить только на последнюю их часть. Свободное время он проводил в воде - Поля ему сказала, что плаванье ему поможет больше, чем все курсы вместе взятые - и в горах, забравшись наконец на Мауну Кеу, Мауну Лоу и другие местные вершины.
  
  А еще он занимался рукопашным боем у сержанта Камеалоха. Поля сразу тогда настояла на том, чтобы пригласить на свадьбу Леилани и ее родителей. Пришло письмо, что, увы, сама Леилани проходит практику в Новой Зеландии, а мать ее болеет, и, увы, никто прийти не сможет. Но сержант Камеалоха все-таки пришел в собор на венчание, после чего он подошел поздравить молодых и сказал:
  
  - Ладно, ребята, мне пора. Жена не знает, что я здесь, и лучше будет, если я не задержусь. И еще - Юра, когда будет время, дай знать, позанимаемся еще.
  
  Когда Поля уехала, Юра стал ходить к нему три раза в неделю, после чего каждый раз ездил в близлежащие бани. Он даже удивлялся, что, хотя бани и были смешанными, его абсолютно не тянуло к обнаженным красоткам, коих там было так много. Да и вообще, он даже не мог себе представить любую другую женщину в своей постели - и ему было стыдно за все другие связи в его прошлом. Все, кроме Леилани. Но о ней он старался не думать. Даже когда встречался с сержантом - занимались они обычно на поляне за родительским особняком.
  
  Впрочем, как раз там думать на посторонние темы времени не было. И если сначала эти занятия были похожи на избиение младенцев, то потом он постепенно мог уже продержаться какое-то время, а ближе к концу сержант начал смотреть на него с новым уважением.
  
  Дома же все было по старому. Жаль, Сергея не было, но он проводил много времени с Машей, Ниной и маленьким Сашей.
  
  Но вот настало тридцатое сентября. Сначала бурные проводы дома. Потом шесть часов в самолете. И вот наконец аэропорт Форт-Росса. И, самое главное, Поля. Да, на Гаваях хорошо, но благословен Калифорнийский край...
  
  Глава 18. Тучи сгущаются.
  
  - Майор, проходите! Вот ваша фамилия в списках - майор Сэмюэл Хьюстон. Добро пожаловать на выборы. Вы принесли бюллетень?
  
  - Конечно! Вот он.
  
  И Сэм отдал синий бюллетень, полученный им чуть раньше в штаб-квартире местного отделения Джексонианской партии. Он подумал мельком, что теперь все будут знать, что он проголосовал за Франклина Пламмера - ну и пусть, за него, скорее всего, будут почти все. Тем более, это всего лишь Палата Представителей, до выборов президента еще два года.
  
  - С вас пятьдесят центов, майор. Налог за голосование.
  
  Он отдал пару монет клерку, раскланялся, и пошел домой, где его ждали его ненаглядная Дженни с маленьким Джорджем. Еще каких-нибудь пару месяцев, и второй ребенок будет на подходе.
  
  Домик был маленький, не сравнить с особняком, в котором выросла Дженни. Но он был своим; Сэм собирался купить дом, когда Джон, его тесть, пришел к нему и сказал, что у них есть небольшой домик недалеко от форта, и что он и будет частью приданого Дженни. Еще Дженни получила Лорену - которую они с Сэмом сразу хотели освободить, но та отказалась, еще и обидевшись. Но когда пошли дети, Лорена расцвела; Джордж был первым мальчиком, которого ей довелось нянчить, и она была ему, наверное, даже более, чем второй матерью. Вот только что потакала ему во всем...
  
  Дженни сидела в кресле-качалке на веранде, и, увидев мужа, радостно замахала руками. Он настоял, чтобы она не вставала - уже конец седьмого месяца, и живот у нее огромный. В прошлую беременность, она почти не набрала веса, а сейчас все-таки поправилась, но она ему была люба и в таком виде.
  
  Когда он вошел, на него прыгнул двухлетний Джордж - и он долго целовал сына, слушая добродушное ворчание Лорены о том, что папа устал, ему тяжело, пусть лучше Джордж пойдет поиграет с тетей Лореной. Сынок стал ему рассказывать про все, что было - про красную птичку, которая сидела на окне, про то, чем Лорена кормила его на завтрак и обед, про маму, которая очень устает и проводит много времени в кресле... Тем временем, Лорена пошла готовить ужин. Вторая невольница, Айрис, которую он купил, как обещал, убежала к своему молодому человеку - по договоренности с хозяевами. Обычно она работала местной швеей, самой лучшей в городе, и заказов у нее было масса; по договоренности с Сэм и Дженнифер, она оставляла себе треть от стоимости заказа (Сэм предложил ей больше, но она отказалась), и все деньги, вложенные в нее, она давно отработала. Кроме того, она очень много делала по дому. Она также отказалась от свободы, сказав, что сначала соберет денег, чтобы выкупить своего жениха, на что не хватало всего около двухсот долларов. Да и потом, по ее словам, она лучше уж останется у них, если Сэм возьмет ее Амоса на работу. На предложение Сэма ссудить ей недостающие деньги она сказала, что масса и так много для нее сделал и что она их сама заработает.
  
  Все-таки как хорошо, что он остался в Натчезе. Замечательные жена и сын, неплохой дом, хорошие друзья, тесть с тещей, принявшие его как сына... Но одно не давало ему покоя. Он так и не смог добиться ареста Стивенсона - более того, тот стал звездой и героем на Севере. Он уже давно хотел отправиться на Север и вызвать его на дуэль - он не сомневался в исходе дуэли - но тот, скорее всего, не примет вызова, так что придется его просто застрелить. Но жена ему строго-настрого запретила, присовокупив, что ей нужен муж, а деткам - отец.
  
  Тем не менее, он один раз поехал послушать выступление Стивенсона в Кейро. Там, хоть это и Иллинойс, большинство населения - южане, и если его жену-немку слушали со смехом, то его попросту забросали тухлыми яйцами, которые народ принес специально для этой забавы. Ибо то, что он рассказывал, было плодом больного воображения - к действительности это никакого отношения не имело, о чем знало практически все население Кейро. Да, там убить Стивенсона не составило бы труда, а преследовать его убийцу никто бы не стал. Но он не мог нарушить обещания, данного жене.
  
  Через два дня, он купил местную газету, Натчезский Курьер. Из нее он узнал, что практически все, кого выбрали на Севере - представители и треть сенаторов - аболиционисты. И если в Сенате, где сенаторы сидят по шесть лет, а выбирают местные легислатуры по двоих от каждого штата, все еще было большинство антиаболиционистов, то в Палате из двухсот тридцати шести членов сто шесть были аболиционистами, а еще шестнадцать им симпатизировали. Только в Южном Огайо, Южной Индиане и Иллинойсе не выбрали ни единого аболициониста.
  
  И в этом году проходила перепись населения. Результаты не были готовы до этих выборов, но к следующим будут. И в следующем Конгрессе баланс сил сместится еще раз, да и Джон Квинси Адамс больше не будет баллотироваться в президенты. И вот что будет тогда...
  
  А ниже была статья про то, что и Пенсильвания отказалась от торговли с Югом. Теперь торговля велась через Бермудские острова, Русскую Америку, а также западные штаты - Огайо, Индиану, Иллинойс. А из северных университетов уехали все тамошние студенты-южане; только один Колледж Нью-Джерси организовал собственный транспорт в Вилмингтон, штат Делавер, для своих южан, чтобы побудить их остаться; но новых студентов с Юга и они больше не набирали; ведь неизвестно, когда и этот путь будет закрыт. Все чаще раздавались призывы вернуть столицу в Филадельфию, хотя южане пока что беспрепятственно пропускали северян в Вашингтон, в центре которого, хоть город и находился в окружении южных штатов, преобладали северяне..
  
  Хьюстон, перешедший в католичество в Мексике и оставшийся католиком ради жены, мысленно еще раз помолился Мадонне о том, чтобы она не оставила его семью, да и весь Юг. Он молился и за то, чтобы не было раскола страны, но, увы, боялся, что эта молитва не будет услышана.
  
  Глава 19. У реки Огайо.
  
  - Майор, это, увы, все, что мы знаем.
  
  Сэм посмотрел на главу полиции графства МакКракен, сидевшего напротив. Неделю назад, 28 февраля, полковник Александер пригласил Хьюстона к себе в кабинет и рассказал ему о том, что штат Кентукки, неспособный самостоятельно справиться с участившимися нападениями на фермы на севере штата, попросил помощи у армии, и было принято решение откомандировать Хьюстона с двумя ротами в город Падуку, в районе которого и происходило большинство рейдов неизвестных сил. В Падуке располагался Форт Андерсон, в котором после изгнания местных индейцев оставалось всего лишь одна рота, главной задачей которой была охрана тамошнего арсенала.
  Хьюстон и его люди заселились в пустующие жилые корпуса, которые его люди и выделенные городом рабы как раз приводили в порядок. А он приехал к начальнику полиции местного графства.
  
  А известно было очень мало. С середины августа были уничтожены двенадцать ферм, семь из них в графстве МакКракен. Каждый раз, семьи фермеров были вырезаны полностью, причем женщин перед смертью насиловали. Негров - рабов и свободных - тоже находили мертвыми, и женщин почти всегда тоже изнасилованными, но некоторых молодых мужчин в числе трупов не было. Также обычно убивали всех собак. После первых двух рейдов, большинство владельцев ферм начали организовывать ночные дежурства, и, судя по всему, им удалось убить или ранить кое-кого из нападавших, но раненых и убитых нападавшие уносили с собой, вероятно, для того, чтобы не было ясно, кто именно виновен в преступлениях.
  
  Доказательств, конечно, нет, но личности убийц - секрет Полишинеля. Ведь
  северные газеты трубят про рейды Освободительной Армии Джона Брауна. Причем статьи публикуются через два-три дня после рейдов.
  
  Было известно, что эта так называемая армия базировалась в крепости под названием Форт Либерти, построенной на земле к востоку от Маунд Сити, на реке Огайо. Но командующий войсками в Иллинойсе и Индиане, полковник Карни, назвал это выдумкой и отказался что-либо предпринимать. Более того, он сказал, что не потерпит вмешательства армии из других округов, а Падука, как часть Кентукки, относилась к Юго-Западному округу наряду с Теннесси и Миссисипи.
  
  Хьюстон склонялся к идее немедленного рейда в Форт Либерти, но инструкции полковника Александера исключали подобный рейд до выяснения всех обстоятельств. Ферм вдоль Огайо было более ста, из них около десяти в графстве МакКракен; а были еще и другие графства, и кто знает, где именно будет следущее бандитское нападение. Кроме того, два раза из семи целью нападения были фермы в пяти-десяти милях от реки - поэтому предсказать, где бандиты нападут в следующий раз, было весьма сложно.
  
  Джон Деррик, глава полиции, сказал, что нужно узаконить их деятельность, и Хьюстон с десятком людей приняли присягу в качестве временных полицейских. Деррик придал им двоих своих людей, хорошо знавших графство,
  
  Но для начала Хьюстон с десятком людей решил посетить две фермы, которые уже подверглись нападению. Начал он с фермы, находившейся ближе всего к Падуке, милях в четырех.
  
  Он ожидал увидеть заброшенную ферму и кучи головешек, но, к своему вящему удивлению, рядом с пепелищами стоял небольшой, но свежепостроенный дом. А рядом с ним располагался домик с трубой, из которой шел черный дым - похоже, кузница.
  
  Перед домом стоял мальчик лет одиннадцати-двенадцати с двустволкой. Увидев подъезжавших всадников, он закричал:
  - Стой, кто идет?
  - Свои. Майор Хьюстон с солдатами и полицейскими.
  - Проходите. Отец в кузнице.
  
  Хьюстон прошел в кузницу. Там работал огромный человек в фартуке. Увидев посетителей, он отложил в сторону молот, щипцами снял заготовку с наковальни, улыбнулся и сказал:
  - Здравствуйте. Меня зовут Уиллиам Форрест. Ферма принадлежала брату моей жены, и мы ее унаследовали.
  - Здравствуйте, - сказал Сэм. Я майор Хьюстон. Расследую нападения на фермы.
  - Вы видели моего старшего сына, Нейтана? Он стоит у дома с ружьем. Когда мы приехали, он излазил все вокруг, и может вам рассказать про то, что он увидел. Пошли в дом, заодно поедите с нами; Нейтан вчера подстрелил лося, и моя Мириам приготовила тушеную лосятину с клюквой, а также пюре из кукурузы. Вам, я надеюсь, понравится. А ваши люди могут поесть на сеновале, я распоряжусь, чтобы туда принесли еду.
  
  За столом сидели миловидная женщина и семеро детей от двух лет и выше. Женщина была опять беременна, но дети выглядели сытыми и бедно, но чисто одетыми, а еда была весьма и весьма вкусной. Нейтан и его близняшка-сестра, Фэнни, накрыли на стол, семья помолилась, и все сели за обед. Уиллиам нацедил себе и Сэму по кружке пива, а другие довольствовались водой из кувшина.
  
  За обедом, Нейтан рассказал, что, когда они приехали, оставалось лишь одно несгоревшее здание, сеновал. Все остальное - загон для скота, зернохранилище, конюшня, и собственно дом - были сожжены. Рабов у их родственников не было, поэтому и дома для них не было. Собаки у их родни тоже не было, а Форресты собирались ее приобрести, когда будет получше с деньгами на прокорм для собаки.
  
  По словам Нейтана, нападавшие высадились на причале у соседней фермы, которая была сожжена несколькими неделями раньше и до сих пор не была восстановлена. Там были свежие следы на столбах там, где кто-то привязывал лодки, которых было, судя по этим следам, три. Более того, этим причалом пользовались в последнее время несколько раз - некоторые следы были вполне свежими.
  
  А вот следы людей на тот момент, когда они приехали, не сохранились, ведь за это время не раз и не два лили дожди, но в лесу были сломаны несколько веток, по которым можно было понять, откуда те люди пришли и куда они потом ушли - к тому же причалу. На одной из веток был найден кусок синего сукна - похоже, тот, кто зацепился за ветку, порвал одежду. Сукно это Нейтан показал Сэму - оно было очень похоже на то, из которого изготовлялась форма, только на юге оно было серым. Но синее сукно он видел в форте Дефайенс в Кейро, и ему рассказали, что форму на Севере теперь шьют из такого сукна.
  
  Попрощавшись с Форрестами, Сэм собрал своих людей и уехал, решив, что купит и пришлет им в подарок овцу, ведь в Падуке цены на скот резко упали после нападений на фермы, а деньги у него были. Но пока путь его шел ко второй ферме, на которую напали буквально позавчера.
  
  Эта ферма располагалась к юго-западу от Падуки, в семи милях от реки Огайо. Здесь, судя по всему, рабы были - один из сгоревших домов был типичным длинным домом для рабов. Уже давно лежал снег, и путь их можно было проследить. И если те, кто пришел на ферму, были в примерно одинаковых сапогах, то среди следов тех, кто с нее ушел, были и типичные деревянные ботинки рабов. Кроме того, были видны следы коров и овец, а также двух саней.
  
  Все трупы кто-то - или соседи, или полиция - уже похоронили в свежевырытых могилках рядом с развалинами домов. Сэм не стал раскапывать могилы, но обыскал территорию рядом с домом. И нашел там несколько пуль Минье, которые прямо указывали на то, что у нападавших были современные нарезные ружья. Кроме того, он нашел несколько дробин - судя по всему, обитатели фермы отстреливались.
  
  После этого, они последовали по следам нападавших, которые, как ни странно, привели их к мосткам сожженной фермы рядом с фермой Форрестов. На столбах были весьма свежие следы уже четырех лодок.
  
  Недалеко от причала был небольшой заброшенный рыбацкий домик. Как ни странно, он был в хорошем состоянии, и в нем даже была печь. Стекол в окнах не было, да, наверное, и не было никогда, но ставни закрывались плотно.
  
  Подумав, он решил, что ночью дыма все равно видно не будет, так что там вполне можно будет разместить дежурное отделение. И он оставил троих из своей группы, а по возвращении в Падуку организовал дежурство, с тем, чтобы раз в неделю менять тамошний гарнизон.
  
  Глава 20. Женился, остепенился...
  
  - Крещается раб Божий Андрей во имя Отца, Сына, и Святаго Духа. - и каждый раз, священник окунал младенца в купель. После этого, ребенка взял Андрей Мышкин, а Лиза, Юрина сестра, надела на него крестильную рубашку и пеленки.
  
  А священник продолжал:
  
  - Крещается раба Божия Лилиана во имя Отца, Сына, и Святаго Духа.
  На этот раз, ребенка взял Сергей, Юрин брат, а одела девочку Леилани.
  
  После службы, все собрались у Юриных родителей, которые ради крещения внуков прилетели в Форт Росс.
  
  Две недели назад, восьмого марта, Поля родила двойняшек. И Юра, помогавший при этом событии, вдруг понял, что беззаботное прошлое позади - теперь он отец. И поймал себя тогда на мысли о том, что он очень даже рад.
  Поля сама выбрала крестных - Сергей с Валентиной для этого специально прилетели из Сарасоты во Флориде, а Андрей с Жанной аж из Новоархангельска. Леилани, когда приехала на крестины, всего лишь пожала Юре руку, и когда он встретился с ней взглядом, ее глаза были ледяными, но к деткам, а особенно к маленькой Леилани, она была весьма нежна. Лиза же уже начала оттаивать, а когда она познакомилась с Колей, старшим братом Поли, то у них что-то, видимо, заладилось с самого первого момента, даром что и тот теперь учился в Форт Россе.
  
  Дети были голубоглазыми блондинами, как их папа, хотя, как рассказала тетя Лана, Полина мама, и Поля была сразу после рождения блодинкой. Гости вскоре разъехались, но у Юры в Форт Россе были бабушки и дедушки, и проблема была не в том, что помочь было некому, а в том, что помогать рвались все, даже Лиза, а также Юрины дяди и тети. Так что все оказалось не так трудно, как Юра боялся.
  
  И его, как молодого отца, согласились оставить в Форт Россе до конца года. Более того, с января он начал учебу по специальной офицерской программе в Форт-Росском Университете. В январе следующего года, конечно, ему придется прервать обучение, ведь они с Полей отправятся туда, куда ее пошлют уже на врачебную практику. Но и здесь ему обещали, что его откомандируют туда же на то время. Так что они будут вместе и в следующем году. И куда бы их не послали, это явно будет не Африка.
  
  Будущее представлялось ему прекрасным.
  
  Глава 21. Путь к причалу.
  
  - Сэр!
  - Что такое, сержант?
  
  - К вам какой-то негр.
  
  - Пусть заходит.
  
  Негр оказался высоким, поджарым и одетым в форму из синего сукна, похожего на то, которую он видел в Кейро, а также на тот кусок, который показывал ему Нейтан Форрест.
  
  - Масса, послушайте! В августе, когда сожгли ферму и убили масса и миссис, меня заставили примкнуть к этой гадостной Освободительной Армии. И две недели назад я был с теми, кто разграбил и сжег еще одну ферму, вон туда - и он показал на юго-запад.
  
  - Как вас зовут?
  
  - Джим Грей, сэр. Я был рабом у семьи Грей, а потом старая миссис меня освободила.
  
  Первая ферма, сожженная еще в августе, принадлежала семье Грей. А рабов обычно называли по фамилии хозяина.
  
  - После рейда, я решил, что не могу больше быть с этими людьми. И когда я узнал, что послезавтра намечается следующий рейд, я украл лодку и вчера вечером переправился на этот берег, чтобы предупредить вас.
  
  - И на какую ферму они хотят напасть?
  
  - От тех мостков на юго-запад. Не знаю, как называется. Но я слышал, что переправляться будем на те же мостки, что и в прошлый раз.
  
  - Понятно. И сколько человек будет участвовать в рейде?
  
  - Обычно взвод, два баркаса. И еще два корабля побольше для транспорта награбленного.
  
  - А кто командует взводом?
  
  - На этот раз лейтенант Стивенсон.
  
  - Стивенсон? Питер Стивенсон? Высокий блондин?
  
  - Не знаю его имени, но да, высокий блондин.
  
  - Понятно. Хорошо, спасибо. А что ты хочешь за информацию?
  
  - Ничего, масса, может, меня возьмет кто-нибудь слугой.
  
  Сэм подумал и сказал:
  
  - Поедешь с нами. Если все подтвердится, то пойдешь ко мне.
  
  - Спасибо, масса! И будьте уверены, я никого не насиловал и не убивал. Они еще надо мной смеялись, говорили, я все еще раб, если я не готов делать того же, что и они.
  
  На следующий день, одна из рот заняла позиции в лесу недалеко от мостков, а еще один взвод в рощице на самом берегу. К счастью, недавно резко потеплело, и температура даже ночью держалась выше пятидесяти градусов по Фаренгейту, или десяти по незнакомой Сэму русской системе.
  
  В девять часов вечера, к мосткам подошли четыре баркаса. Из них выгрузились около сорока человек, восьмеро остались у кораблей, а оставшиеся тридцать два ушли по дороге в лес.
  
  Через две минуты вдруг послышались выстрелы, и одновременно взвод из рощицы побежал к причалу; впрочем, восемь человек, оставшихся на причале, смогли на минуту остановить атаку взвода. Тут из леса выбежало несколько обезумевших фигур, которые кинулись в один из баркасов, кто-то успел обрубить канат, и баркас потащило вниз по течению.
  
  Тем временем, восьмерых защитников причала смяли штыковой атакой, а в лесу потихоньку стихли выстрелы.
  
  Результат превзошел все ожидания - при минимальных собственных потерях (трое легкораненых) противнику нанесен немалый ущерб: восемнадцать негров убито, четырнадцать взято в плен, впрочем, семеро из них умерли по дороге в Падуку. А вот другие семь сумели рассказать много интересного. Бежало восемь человек, в их числе лейтенант Стивенсон, а также его правая рука, некто Карл Грейди. Джон Браун в этом рейде не участвовал - в последнее время каждой "операцией" командовал кто-нибудь из его лейтенантов.
  
  И один из пленных рассказал, что он услышал краем уха, что планируется более крупная операция, а вот где и когда, он не знал.
  
  Глава 22. Возвращение домой.
  
  - Лейтенант Бакстон, я вас забыл предупредить: в город лучше ни ногой, вы же южанин.
  
  - Сэр, я ж там был полгода назад, и ничего не случилось.
  
  - Были, верно, но с тех пор ситуация резко изменилась. Лучше оставайтесь на базе. Это не приказ, такие приказы я вам отдавать, понятно, не могу, но
  
  Эндрю Бакстон отсалютовал и пошел на берег. Все-таки это не Бостон, подумал он. В Филадельфии никогда проблем не было.
  
  База представляла собой огороженный забором участок на берегу реки Делавер; городские кварталы начинались сразу за оградой. Там находились кабаки, куда ходили матросы, а также пара харчевен более высокого класса, для офицеров. Но он, подумав над словами капитана МакНила, решил ограничиться офицерским клубом, на территории базы. Надо будет посмотреть и решить, стоит ли выходить за пределы базы или нет.
  
  Если армия в последние годы начала расслаиваться на северную и южную части, то флот, несмотря на то, что большинство в нем были из Новой Англии, этим не страдал. Пока не страдал, с горечью подумал Эндрю.
  
  Он уже просил капитана МакНила о переводе куда-нибудь на юг, но получил отказ: хорошие офицеры ему нужны, тем более с опытом боевых действий против магрибских пиратов. Ведь "Резолют" обычно занимался охраной торговых американских судов в районе Гибралтарского пролива, и, по договоренности с Испанией, обычно базировался в испанской Малаге. Но раз в полгода они на месяц возвращались в Америку. Для Эндрю это было второе возвращение в Филадельфию, и в прошлый раз он чувствовал себя еще достаточно комфортно, хотя кое-кто из местных и позволял себе - впрочем, издалека - оскорбительные реплики в адрес южан.
  
  В офицерском клубе все было по старому. Вот только южных акцентов практически не было слышно. Но, тем не менее, он поздоровался со старыми знакомыми, взял кружку пива, и присоединился к одной из компаний.
  
  Те обсуждали запланированный поход в "Русалку", любимое место офицеров напротив от входа на базу. Лейтенант Морли, из Вилмингтона, штат Делавер, посмотрел на Эндрю и сказал:
  
  - Энди, не обижайся, но на улице рот тебе лучше не открывать. Здесь невзлюбили южан, кто знает, что может произойти.
  
  - Так ты ж сам южанин.
  
  - Да, но акцент у меня сойдет и за южнопенсильванский. А твой?
  
  - Ладно, не буду разговаривать.
  
  Вечером они перешли через дорогу и зашли в "Русалку". Но хозяйка, увидев Эндрю, которого она многократно видела в октябре прошлого года, наморщила лоб, подумала, и сказала:
  
  - А не ты ли был из Северной Каролины?
  
  - Южной.
  
  - Тогда тебе здесь не место. Уходи.
  
  Кто-то из его друзей попытался было что-то сказать, но Эндрю развернулся и вышел на улицу. Подумав, он решил не испытывать больше судьбу и возвращаться на базу.
  
  Но тут распахнулось окно и раздался женский крик:
  
  - Бейте его, это рабовладелец!
  
  Эндрю нужно было всего лишь перейти через дорогу, но некоторые из слонявшихся без дела подбежали к нему, кто-то попытался схватить его, кто-то уже бил его в лицо - он как раз вовремя успел увернуться, вырвался и бросился к воротам - драться одному против шестерых смысла не было. Еле-еле успев заскочить в ворота - хорошо еще, его пропустили, не потребовав пропуск - он вернулся в офицерский клуб и поужинал там, подумав с горькой иронией, что все, кто ужинал в клубе в этот вечер, были южанами. Впрочем, если раньше один из шести офицеров на базе был с Юга, то сейчас в клубе сидело четыре человека, включая и его. Плюс Морли, которого считали за пенсильванца. И это из почти трехсот офицеров - в порту сейчас находилось около сорока кораблей.
  
  На следующий день, он еще раз пошел к капитану МакНилу, но тот отказался отпускать его на Юг.
  
  - Ничего, лейтенант, в следующий раз будут выборы, аболиционисты не победят, и все изменится к лучшему. А пока оставайтесь на базе, если что нужно купить, чего нет во флотском магазине, попросите друзей. А еда все равно лучше и дешевле в офицерском клубе.
  Про "дешевле" он был прав - но все равно Эндрю про себя решил, что при первой же возможности переведется на юг. Но сначала предстояли последние полгода в Средиземном море...
  
   Глава 23. Начало конца форта Либерти.
  
  - Кто вы вообще такой? Это мой округ, и не какому-то южному майору мне указывать, что мне здесь делать.
  
  Полковник Карни, выпучив глаза, орал. Его недавно сделали командующим всех войск в Индиане и Иллинойсе, и он восседал в своем кабинете в Форт Дефайенс в Кейро. Конечно, в Кейро было приятнее, чем в Форт Кавендиш, да и генеральские звезды должны воспоследовать в ближайшее время. Злило другое - тут почти все население, как оказалось, южане, и хоть здесь и не было рабов, но атмосфера очень походила на оставленный им недавно Натчез. А тут еще этот майоришка.
  
  - Сэр, у нас есть показания семи членов банды Джона Брауна о том, что к северу от Маунд Сити находится их база, и что именно оттуда совершались все нападения на фермы в Кентукки. Нападения, не забывайте, при которых было убито множество людей, а женщин и даже девочек перед смертью насиловали.
  
  - Слушай, ты, майор Хьюстон или как там тебя. Не тебе мне указывать, как себя здесь вести. И не доверяю я вашим "признаниям", тем более, исходящим от негров. Если я сочту нужным, то я сам займусь фермой Джона Брауна. Но я с ним уже говорил, и он решительно отвергает все ваши обвинения.
  
  - Но сэр...
  
  - Слушай, Хьюстон, если ты сейчас же отсюда не уйдешь, я тебя отдам под трибунал за планы военного нападения на землю честного налогоплательщика. А если ты рискнешь высадить хоть одного солдата на северной стороне Огайо, то пеняй на себя.
  
  Хьюстон отдал честь (на что Карни, несмотря на традиции, не ответил), развернулся и вышел из кабинета Карни. Такого он не ожидал, все-таки армия так и оставалась единым целым, несмотря на проблемы между Севером и Югом. Но, похоже, он и здесь ошибался. Солдаты на улицах были одеты в новую форму из толстого синего сукна, и питались, судя по внешности, не в пример лучше, чем их коллеги на южном берегу Огайо. Да и винтовки у них были новехонькие Спрингфилды, а не древние пенсильванские, как в Натчезе или в Падуке. Судя по акцентам, большинство были с Востока - Пенсильвании, Нью-Йорка, Новой Англии. Ни одного южного говора он не услышал, тогда как в городе Кейро они преобладали.
  
  Осталось вернуться в Натчез и переговорить с полковником Александером. Найти пароход вниз по течению оказалось на удивление просто - Кейро, наряду с Эвансвиллем в Индиане и Цинциннати в Огайо остался одним из трех центров торговли с Югом. И вот он в Натчезе.
  
  Полковник, услышав про разгром рейдовой партии "Освободительной Армии", а также про реакцию Карни, задумался.
  
  - Сэм, похоже, не стоит проводить официальную операцию против Форт Либерти.
  
  - Да я это уже понял, сэр. Но одна мысль у меня есть.
  
  - Какая же?
  
  - Переодеться в штатское и разгромить их подчистую, после чего уйти на южный берег.
  
  - Так они будут знать, кто это устроил.
  
  - Мы тоже давно уже знали, кто был виновен во всех преступлениях на южном берегу, но Карни и тогда отказывался нам верить, и сейчас не хочет. Похоже, он сам в этом как-то замешан.
  
  - Сэм, похоже, ты прав. Но как ты собираешься брать форт? У тебя нет артиллерии.
  
  - У них, судя по рассказам пленных, тоже нет. А в Падуке есть артиллерийский склад, в том числе и старая его часть, с орудиями еще Индейской и Французской Войны. Думаю, и этого хватит. Там есть и картечь.
  
  - Но тебе придется расставлять орудия ночью.
  
  - А мы сначала разведаем, что и куда.
  
  - Но как вы вернете пушки обратно?
  
  - Не вернем. Утопим их в реке.
  
  - А что насчет расхода боеприпасов? Если будут документы по заявке на новые, то у Карни будет козырь против вас.
  
  - В Форт Либерти есть свой арсенал. Захватим и его. Так что боеприпасов у нас будет даже больше, чем до операции.
  
  - Ладно, Сэм, уговорил. Ты когда, кстати, обратно-то собираешься?
  
  - Сначала я в Кейро, думаю, послезавтра. Оттуда прогуляюсь к Форту Либерти. А там договорюсь со своими, чтобы мне прислали лодку.
  
  - Только оденься в цивильное.
  
  - Конечно, так и сделаю. Тем более, пенсильванский акцент имитировать смогу. Подумают, что я свой, северянин. И легенда у меня есть. Купец, торгую хлопком с Юга - покупаю в Кейро, продаю в Питтсбурге.
  
  Через день, счастливый, что смог наконец провести время с семьей, Сэм сел на тот же пароход, на котором прибыл из Кейро, и вернулся обратно. Одет он был, как богатый торговец - Айрис сшила ему все необходимое; форму и кое-какие другие вещи он переслал с солдатом, который вышел в Мемфисе и пересел на другой пароход, в Падуку. А Сэм уже скоро сошел с парохода в Кейро. Он сбрил бороду, оставив лишь усы, и с удивлением увидел, что проходящий мимо полковник Карни даже не удостоил его взглядом.
  
  Он заночевал на постоялом дворе у Кейрского порта, а на следующее утро на коне, привезенном с собой из Натчеза, отправился в Маунд Сити. Там он поинтересовался арендой складов - что было логично, ибо цены в Маунд Сити были примерно в половину того, что он видел в Кейро. Потом поехал дальше, якобы для того, чтобы узнать цены в Олмстеде, чуть выше по реке. Но он скоро оказался не в Олмстеде, а на индейском кургане с видом на так называемый Форт Либерти.
  
  Курган был расположен идеально - пологий подъем от реки, довольно крутой в сторону форта, а на вершине рощица. Если в предыдущую ночь переправить орудия к подножию холма, где тоже была буковая роща, то на следующий день можно было доставить орудия на вершину холма. Негров из форта, похоже, можно было не опасаться - он ни разу не видел часовых где-либо, кроме северных и южных ворот форта, а также у причала, где стояли не только пара баркасов, но и пароход с огромным колесом.
  
  Ночью за ним прибыл один из баркасов, захваченных тогда у "Освободительной армии", и он отбыл в Падуку - готовить конец форта Либерти.
  
  Глава 24. Хижина дяди Мюленберга.
  
  - Как зовут?
  
  - Лейтенант Джон Ван Флит.
  
  - Куда едете?
  
  - В отпуск, вот письмо от моего начальства.
  
  - А сами откуда?
  
  - Нью-Йорк.
  
  - И зачем вам на Юг?
  
  - Да так, родственников посетить.
  
  - Родственников, говорите. А сами часом не с Юга?
  
  - Я ж вам сказал, из Нью-Йорка! Моя семья жила там еще тогда, когда город назывался Новый Амстердам.
  
  - Ладно, проезжайте.
  
  Джон пришпорил лошадь и поехал дальше. Границы как таковой не было - все-таки одна страна - но на главных дорогах уже были такие вот блокпосты. И он не стал рассказывать им про главную цель своей поездки. Там, в штате Делавер, к югу от города Довер, находилось поместье Смитвик, купленное когда-то Джоновым дедушкой для вложения денег. И отец попросил Джона взять отпуск и продать поместье, рассудив, что через два-три месяца оно никому уже не будет нужно, тем более, что родня писала, что в нем не все хорошо.
  
  А поместье дед выбрал тогда потому, что его сестра, Гертруд Ван Флит, вышла замуж за Леонарда Аллисона, чья усадьба находилась чуть севернее Смитвика. Так что Джон сначала ехал туда.
  
  Он боялся, что его нью-йоркский акцент приведет к каким-либо конфликтам, но все были весьма приветливы - что на границе штата, где и с делаверской стороны был блокпост, и на постоялом дворе, где он заночевал в первую ночь, и когда он добрался до Довера и стал спрашивать, как проехать в Эппл Валли, усадьбу Аллисонов. И вот он наконец там.
  
  Черный дворецкий спросил, что ему угодно.
  
  - Я Джон Ван Флит, внучатый племянник хозяйки.
  
  Дворецкий расплылся в улыбке.
  
  - Проходите, масса, масса и миссис только что сели за обед. Они будут вам очень рады.
  
  Джон вошел в огромную столовую. За столом сидело семеро, во главе стола пожилой джентльмен с бакенбардами, с другого конца пожилая женщина, между ними их дети и внуки.
  
  - Мистер Джон Ван Флит! - объявил дворецкий.
  
  - Спасибо, Айзейя, - сказал джентльмен. Джон, вы сын Альберта? Очень вы на него похожи.
  
  - Да, - сказал Джон, который был здесь впервые.
  
  - Проходи, садись! Я Леонард Аллисон, а это твоя двоюродная бабушка, Гертруд. А это наши дети: Алан, Эван, Алис, Айрин, наши дети, и Стенли, жених Айрин. Старшие наши дети давно уже живут отдельно, увы.
  
  После обеда, они с Леонардом и Аланом и Эваном, его младшими сыновьями, которые все еще жили с родителями, уединились в курительной.
  
  - Джон, я надеюсь, ты у нас погостишь? Или ты сразу поедешь к себе в Смитвик?
  
  - Думаю поехать в Смитвик. Мне нужно будет его продать, поэтому хочу посмотреть на то, как все там выглядит.
  
  - Продать-то ты его сможешь, я думаю, но дешево. Там все в упадке. Я ж писал твоему отцу. Этот управляющий, которого он на свою голову пригласил - этот немец Мюленберг - все там испортил.
  
  - А что такое?
  
  - С рабами так, как этот Мюленберг, обращаться нельзя. Часть из них уже убежала, для других, думаю, это вопрос времени. Если они при этом убьют Мюленберга, меня это не удивит. Они могут и усадьбу спалить. Знаешь, возьми с собой Алана и Эвана, и оружие, мало ли что.
  
  Через три километра они увидели большой дом.
  
  - Смитвик, - сказал Алан.
  
  Подъехав поближе, они увидели, что дом был хоть и красивый, но неухоженный. Перед домом стояло два столба со следами крови.
  
  Джон постучал в двери дома.
  
  Из дома высунулся субъект с военной выправкой.
  
  - Чего надо? - сказал он с сильным акцентом.
  
  - Я хозяин поместья, Джон Ван Флит.
  
  Тут лицо субъекта расплылось в улыбке.
  
  - Проходите, мистер Ван Флит. У вас есть документы, что вы и есть хозяин поместья?
  
  Джон, обнаглевший от такой наглости, достал копию купчей из сумки и показал ее Мюленбергу - без сомнения, это был он.
  
  - Да, похоже, это вы. Здесь все в порядке, и не сомневайтесь.
  
  - А вот на это хотелось бы посмотреть самому.
  
  Они прошли в дом. Коридор был вычищен до блеска, а вот мебели почти не было. Странно, подумал Джон, но тут заговорил Алан:
  
  - А куда вся мебель подевалась?
  
  - Пришла в негодность, пришлось выбросить.
  
  - В негодность? Там были весьма ценные вещи. Восемнадцатый век, Франция.
  
  - Не знаю, не разбираюсь, - сказал Мюленберг, но глаза его забегали.
  
  - Ладно, пойдем дальше. Посмотрим на рабов. Где они?
  
  - Эти бездельники живут вон в тех домах.
  
  Они вышли через заднюю дверь и прошли по указанному направлению.
  
  Лицом к столбу был привязан худющий негр с исполосованной спиной, на которой сидела куча мух.
  
  - Это что еще такое?
  
  - Бездельник плохо убрать в усадьбе, - сказал Мюленберг.
  
  - Немедленно развязать! - сказал Джон. - Фельдшер есть?
  
  - Нет для этих гнид черномазых врачей или фельдшеров.
  
  Эван сказал:
  
  - Я съезжу за нашим.
  
  - Спасибо, Эван, - сказал Джон. - А почему он такой худой?
  
  - Плохо работает, плохо ест, - сказал Мюленберг.
  
  - Господин Мюленберг, вы уволены, - сказал Джон. - Алан, можно ли наказать его за такое отношение к людям?
  
  - По закону можно, - сказал Алан.
  
  - Пойдем посмотрим, что там дальше, - сказал Джон. И они пошли дальше.
  
  В трех длинных домах никого не было, но там были цепи, которыми, судя по всему, приковывали рабов на ночь, и корыта, из которых они ели. Вонь стояла невыносимая.
  
  Чуть подальше, в полях, они увидели семерых худющих полуголых негров и негритянок, которые что-то сажали. У всех были кровоподтеки, у многих спины, исполосованные кнутом. За ними присматривал со скучающим видом человек с ружьем.
  
  - Здравствуйте, - сказал Джон.
  
  - Уходите, вы на частной плантации, - сказал человек.
  
  - Знаю, - сказал Джон. - Она принадлежит моей семье. А кто вы такой?
  
  - Йоханнес Мюленберг, - сказал тот. - Сын управляющего.
  
  - И почему люди тут в таком виде?
  
  - Черномазым обезьянам больше и не надо.
  
  - Вы тоже уволены, - сказал Джон. - Идите в усадьбу, я скоро приду и разберусь.
  
  Повернувшись к неграм, он сказал:
  
  - На сегодня работа закончена. Я ваш хозяин.
  
  Те безучастно повернулись к нему. Некоторые пробормотали:
  
  - Да, масса!
  
  - А есть здесь еще рабы?
  
  - Двое в поле, пасут коров, двое со свиньями в свинарнике, дворецкий, Джеремайя, наверное, в господском доме - сказал один из негров.
  
  - А где здесь еда?
  
  - Вон там амбар, но он заперт.
  
  Джон подошел к амбару и с силой дернул за ручку двери. Петли выскочили из загнивающей древесины, и дверь открылась.
  
  Внутри с одной стороны была гора зерна, а с другой на стеллажах лежали окорока, соленая говядина. В подполе оказались сыры, яйца, молоко...
  
  - Кто здесь умеет готовить?
  
  - Я, масса, - сказал один из негров. - Я повар, меня зовут Джосайя. Но в наказание меня тоже послали работать в поле. Моего напарника тоже, вот этого, Пола.
  
  - А за что наказали?
  
  - Массе не понравился обед. Такое часто бывает. К ужину нас опять позовут готовить.
  
  - Ладно. Можете накормить всех?
  
  - Накормить?
  
  - Да. Так, чтобы никто не был голоден. И всем одеться - негоже женщинам ходить с голой грудью.
  
  - Масса так приказал.
  
  - Масса - это я. И я против. Всем сегодня отдохнуть, завтра воскресенье, завтра тоже. Можете почистить дома для рабов, свежей соломы постелить.
  
  - Спасибо, масса! А кто нас сегодня ночью закует?
  
  - Никто.
  
  По дороге назад в усадьбу, они отвязали бедного Джеремайю, которого так никто и не освободил, несмотря на его распоряжение. Тут прискакали Эван и негр-фельдшер из Эппл Валли, и Джон попросил фельдшера позаботиться обо всех.
  
  Когда они вернулись в усадьбу, Мюленбергов уже не было; судя по всему, не хватало и много чего другого - письменный стол был пуст, сундучок, где, наверное, раньше были деньги на повседневные расходы, тоже. Пуста была и конюшня. Плюнув, Джон вернулся обратно к домам рабов и объявил, что временно делает Джеремайю управляющим, и сказал, что вернется завтра, заодно поручив поварам кормить рабов. Сам же уехал с Аланом и Эваном в Эппл Валли.
  
  За ужином, он спросил о продаже имения. Леонард сказал, что пока возьмет его в управление и попробует продать; подумав, сказал, что, если Джон согласен, то готов купить все за двенадцать тысяч долларов что, конечно, меньше, чем оно стоит, но туда нужно будет вложить много денег, чтобы довести его до ума. Джон согласился - он не хотел когда-либо туда возвращаться.
  
  На следующее утро, к границе подъехали двое всадников, ведущих под уздцы еще двух лошадей. Через южный блокпост они проехали без вопросов, на северном их остановили.
  
  - Кто вы?
  
  - Я майор Прусской Армии Вернер Мюленберг. Это мой сын Йоханнес. Мы протестовали против рабовладения в штате Делавер, за что нас чуть не убили.
  
  - Проезжайте, майор.
  
  - Тут вскоре проедет некто Ван Флит, он и есть тот рабовладелец, который напал на нас.
  
  - Разберемся. Спасибо.
  
  Но, к счастью для Джона, ему пришлось остаться до понедельника, чтобы пойти к нотариусу, после чего он получил аккредитив на Нью-Йоркский Банк, в котором у Леонарда все еще был счет. И, когда он проехал через границу, там уже были другие люди, которые его пропустили, увидев синюю военную форму.
  
  Глава 25. Птичка улетела.
  
  В ночь на семнадцатое апреля 1831 года, после нескольких дней подготовки, пристрелки старых орудий, приобретения цивильной одежды и других мероприятий, четыре орудия и боеприпасы к ним переправили на северный берег. Тогда же переправили первую роту. Вторая рота последовала в ночь на восемнадцатое апреля, когда первая рота уже подготовила позиции на вершине кургана.
  
  Рано утром, роты расположились в рощах к западу, северу и востоку от форта. И вдруг на территории форта начали рваться снаряды. Одновременно, один взвод захватил причал, тогда как другие выбили северные и южные ворота и ворвались в форт.
  
  Не готовые к такому повороту событий, негры метались по форту. Лишь в одном из зданий какой-то толковый сержант смог организовать оборону; но два ядра проломили крышу, и здание загорелось. К счастью, огонь не перекинулся на здание арсенала.
  
  Солдаты Хьюстона были обучены весьма неплохо, и пока одни стреляли, другие перезаряжали ружья. Вскоре все было кончено. Сдались семнадцать негров, остальные были убиты - после того, что южане видели на фермах в Кентукки, раненых попросту добивали. Потом сдавшиеся наперебой стали рассказывать, кто из сдавшихся участвовал в каких акциях, и всех, кроме троих, повесили там же. Из тех, кто был в форте, не ушел никто. Из часовых наружного периметра, бежали трое или четверо - не всех удалось вовремя подстрелить.
  
  Как и было запланировано, пушки были потоплены, арсенал перегружен на баркасы и перевезен на ту сторону, другие же баркасы в это время перевозили людей Хьюстона. Все здания форта, а также ворота, весело горели. Операция прошла на ура, вот только ни одного белого там не оказалось. Не оказалось и парохода, который Хьюстон видел там в прошлый раз.
  
  Тем временем, пароход "Либерти", купленный для "Освободительной армии" на пожертвования, шел вверх по реке, в Питтсбург. И на следующий день Джон и Дайант Браун, Питер и Мария Стивенсон, а также другие лейтенанты, Эллингтон и Чалмерс, и один взвод "Освободительной армии", пришли в порт назначения. Они были гвоздем программы на съезде новосозданной "Партии Свободы".
  
  Брауну и его людям рукоплескали стоя. Браун лично представил Карла Грейди и Ленарта Уайта как бывших рабов, которых мучили злые рабовладельцы и которые мстят им за своих замученных братьев и сестер. Тот факт, что и тот, и другой родились свободными, один в Индиане, другой в Огайо, никого не интересовал.
  
  Браун держал долгую речь про то, что на освободительную войну нужны деньги, и что их работа только начинается. Когда кто-то спросил, почему его люди убивали и детей, он сказал, что из гнид вырастают вши, после чего зал начал еще более неистово рукоплескать.
  
  Потом выступала Мария Стивенсон, а также приехавший туда Аристарх Подвальный. После этого должен был выступить адвокат Инкрис Коттон, но он куда-то запропастился, хотя при открытии съезда его видели.
  
  Инкрис в это время уже садился в дилижанс в Бостон. То, что он услышал про убийство детей, потрясло его до глубины души. Одно дело воевать с рабовладельцами, другое с детьми. Он не стал спрашивать про женщин - было ясно, что не пожалели и их. И он, без пяти минут кандидат в вице-президенты от Партии Свободы, вдруг понял, что не может поддерживать людей, для которых герой - Джон Браун.
  
  На этот день, съезд закончился балом. На следующее утро началась деловая часть съезда.
  
  Первым слово взял Уиллиам Ллойд Гаррисон.
  
  - Господа, я предлагаю выбрать председателя нашей партии.
  
  В толпе закричали:
  
  - Гаррисон! Гаррисон!
  
  Он сказал:
  
  - Господа, я слишком молод, чтобы взять на себя столь ответственную роль.
  
  Но толпа продолжала кричать:
  
  - Гаррисон! Гаррисон!
  
  Так как других кандидатов никто не предложил, начали выбирать председателей региональных отделений. И тут вдруг вбежал какой-то человек в синей форме. Карни втащил его на сцену, и тот закричал:
  
  - Я лейтенант Стэнтон, Освободительная Армия! Форт Либерти был вчера уничтожен южанами! Мне и трем другим удалось спастись, остальные погибли, исполняя свой долг!
  
  Съезд взорвался. Оуэн Браун произнес речь, потом Карни, Джон Браун, Питер Стивенсон, Мария Стивенсон. В конце слово опять взял Гаррисон.
  
  - Предлагаю финансировать воссоздание Освободительной армии!
  
  Зал одобрительно загудел. Вышел Джон Браун.
  
  - Думаю, что каждый из выживших сможет стать сержантом в новых частях. Мы будем, как лернейская гидра - вместо одной роты создадим батальон из трех рот! Надо будет набрать достаточное количество негров в городах Севера, и белых офицеров из числа членов партии.
  
  Съезд одобрил это начинание, а Карни решил предоставить им землю рядом с Форт-Дефайенс для строительства нового форта.
  
  - Трусливые южане не сунутся туда, где наши части, - сказал он.
  
  Гаррисон предложил устроить карательную операцию в Кентукки, но Карни сказал, что рано; но что, если можно будет доказать, что это были части с Юга, то можно будет добиваться ареста преступников в федеральном суде. Но лейтенант Стэнтон сказал, что нападавшие были в цивильном, и что неизвестно, откуда они там появились и куда отбыли. Так что даже в настоящее время через суды ничего не добьешься.
  
  А Браун подумал, что операцию Колокол Свободы, увы, придется отложить.
  
  Глава 26. Русский с южанином - братья навек.
  
  - Майор Хьюстон, позвольте мне представить вам своего крестника - сержанта морской пехоты Русской Америки Юрия Заборщикова!
  
  - Здравствуйте, сержант. Ну у вас и фамилия. Не обидитесь, если я буду называть вас просто Yuri? А вы меня зовите Сэм.
  
  - С удовольствием, Сэм!
  
  - Генерал, нам бы поговорить с глазу на глаз...
  
  - Сэм, а что если Юрий останется? Будет моим переводчиком. Он намного лучше меня говорит по английски - учился в Колледже Нью-Джерси.
  
  - Однако... Один из лучших колледжей нашей страны. Только дела будут, скажем так, весьма деликатные.
  
  - Не проблема, сержант умеет держать язык за зубами.
  
  - Хорошо.
  
  Они сидели за столом в небольшом домике над Миссисипи в луизианском городе Видалия, напротив Натчеза. К югу от павильона начиналась "свободная зона" - поселок для торговли с САСШ, госпиталь и церковь. Сэм заметил, что в домике было прохладно и сухо, хоть температура на улице была невыносима - всего лишь начало июня, но температура зашкалила за 90 Фаренгейта, что соответствовало 32 градусам Цельсия. Нужно будет спросить, каким образом у русских это получается.
  
  - Генерал, я здесь по просьбе полковника Александера, - сказал Сэм. - Он просил меня обсудить с вами несколько моментов. Она из проблем заключается в том, что в нашем посольстве в Форт-Россе нет ни единого южанина, и данные из посольства, увы, могут и не отражать настоящее положение вещей. А у нас с вами доверительные отношения, и вы, если я не ошибаюсь, имеете определенный вес в обществе.
  
  Юра быстро переводил все, что говорил Сэм. Генерал Кии ответил по английски:
  
  - Сэм, я слушаю.
  
  - Во первых, вы, я думаю, знакомы с тем, что сейчас происходит на Севере. Я говорю про аболиционизм и про то, как южане из сограждан в одночасье превратились в злейших врагов. Смею уверить, что на юге это далеко не так - северян здесь не бьют, здесь не любят лишь аболиционистов.
  
  - У меня есть определенная информация, но неплохо было бы, если бы вы рассказали все своими словами.
  
  Сэм рассказал про то, что видел своими глазами, а также про политическую ситуацию. Юра все быстро и бегло переводил. Лицо генерала Кии все мрачнело.
  
  - Сэм, спасибо за информацию. Она в общем совпадает с тем, что мы слышали из других источников. Недавно, кстати, мы закрыли торговое представительство в Бостоне после того, как на него напали несколько сот аболиционистов, которые кричали: "Русские - пособники рабовладельцев!" Из северных городов восточного побережья пока торгуем только с Нью-Йорком, Перт-Амбой, и Филадельфией. Ни Провиденс, ни Нью-Хейвен, ни даже Бруклин... Хотя уже в посольство в Вашингтоне приходила делегация из Бостона с просьбой снова открыть представительство. Даже обещали отстроить здание и заплатить за имущество, потерянное сотрудниками.
  
  - Сэр, еще хотелось бы вам рассказать про Джона Брауна.
  
  После этого рассказа, Юрий Кии сказал:
  
  - Сэм, мы можем вам помочь информацией. Если мы что-нибудь узнаем, и если это не будет засекречено, то мы немедленно дадим вам знать. Пришлем к вам человека, желательно неофициально.
  
  - Пусть приходит ко мне домой, на South Pearl Street.
  
  - Хорошо, Сэм. А если у тебя будет информация или просьба, то обратись в администрацию "свободной зоны". Спросишь Отдел по культурьным связям, там мои люди.
  
  - Спасибо, сэр!
  
  - Ну что, Сэм, пообедаешь с нами?
  
  После сытного обеда, Сэм засобирался обратно. Юра пошел его проводить на паром в "свободную зону".
  
  - Yuri, а вы здесь служите?
  
  - Нет, в Форт-Россе. Мы с женой приехали на неделю проведать крестного. А вон, собственно, и она. Дорогая, позволь тебе представить, это майор Сэм Хьюстон из Натчеза. Сэм, это моя Polya. А в коляске наши дети, Леилани и Андрей.
  
  Сэм галантно поклонился, поцеловал руку Поли и сказал, "Зовите меня просто Сэм. Перед прекрасной женщиной чины значения не имеют..."
  
  Жена Юрия оказалась высокой и весьма красивой. Сначала он подумал, что она частично индианка - уж очень смуглой была ее кожа - но она рассказала про себя, что она родом с далеких Гавайских островов, и что ее мать настоящая гавайка. Про такие острова он никогда не слышал, но про себя подумал, что у этого Yuri губа не дура. Дети же были больше похоже на отца - белесые и голубоглазые.
  
  Проходя в "свободную зону", Сэм показал на здание госпиталя и сказал:
  
  - А вон в том госпитале вылечили мою жену, после того, как кто-то на нее напал и она была при смерти, - сказал Сэм. - Я русским бесконечно благодарен за многое, но особенно за это.
  
  - Рада, что вам это помогло, - сказала Polya. - Я тоже учусь на врача, а с января, возможно, буду работать в таком же госпитале, ведь Юру, может быть, переведут на Миссисипи, а у мне будет нужна практика в госпитале, чтобы стать настоящим доктором. Знаете, у меня есть идея: устроить мобильный врачебный отряд, с тем, чтобы в сложных ситуациях можно было прибыть туда, где мы нужны - в том числе и на ваш берег. Я как раз пишу дипломную работу на эту тему.
  
  Сэм вдруг подумал и сказал:
  
  - Yuri, Polya, приходите к нам в гости! Переедете на пароме, подниметесь в город, там вам любая собака скажет, где находится Pearl Street. А там нас знают все. Завтра вторник, у меня как раз свободный день.
  
  На следующий день, Юра с Полей стучались в дверь Сэма. Им открыла красивая темноволосая девушка.
  
  - Здравствуйте! Вы, наверное, новые друзья моего мужа. Заходите! А почему вы не привели детей? У нас и своих двое, хоть Джордж и постарше.
  
  - Может, в следующий раз! - И Юра передал Сэму две бутылки лучшего сономского вина, Дженнифер огромный букет цветов и два пакета с подарками для детей.
  
  За ужином Дженнифер рассказала про нападение на нее, про то, как ее вылечили в Русской Америке, и про то, как они с Сэмом поженились. Юра испугался, что и ему придется рассказывать свою историю, но, к счастью, этого делать не пришлось - Поля рассказала, что они встретились на Гавайях, и опять увиделись на Островах Зеленого Мыса, опустив все ненужные подробности.
  
  После этого, Дженнифер приеезжала в Видалию, где они с Полей провели несколько часов в тамошних торговых рядах. А Юра в это время сидел в офицерском клубе Видалии со своим крестным.
  
  - Юра, что ты думаешь про происходящее? Ты же провел столько времени в САСШ.
  
  - Дядя Юра, когда я там был, северяне и южане еще не были в клинче, хотя отношения уже тогда стремительно ухудшались. Но после услышанного, могу только констатировать, что рано или поздно начнется война между Севером и Югом. И на Севере намного больше населения и промышленности, так что не знаю, чем это может кончиться.
  
  - Думаю, будет война. И мы официально вмешаться не сможем. Разве что если они так или иначе нападут и на нас.
  
  - Вряд ли. У них еще Битва при Озерах свежа в памяти.
  
  - Вот в этом я не уверен. С тех пор прошло двадцать лет, у них вооружение получше, и, что важнее, новое поколение офицеров считает, что в Битве при Озерах американцы были разбиты из-за ошибок в планировании операции. Интересно, конечно, что об этом поет в основном сам генерал Карни, который даже успел побывать в плену в Мишилимакинаке, и поэтому должен теоретически понимать, что это не самая лучшая идея. Но этого генерала боевым генералом назвать сложно. Тем не менее, вряд ли они сейчас нападут на нас, но провокации возможны. Причем везде к северу от слияния Огайо с Миссисипи, а особенно в Кургане и севернее Молин, где наша территория простирается на восточный берег Миссисипи и где между нами нет преграды.
  
  - А вот если Север победит, то жди войны, - сказал Юра.
  
  - Увы, думаю, именно так дело и обстоит, - сказал генерал Кии. - Но возможностей для прямого вмешательства у нас мало, тем более, что у России хорошие отношения с Вашингтоном, а во всех международных вопросах как Москва решит, так и будет. Ничего, поговорю-ка я с твоим отцом, а у него неплохие отношения с Наместником. Авось хоть договоримся, что можно действовать неформально.
  
  Глава 27. Эх, лишь бы не было войны...
  
  - Такие вот дела, - сказал Алексей.
  
  - Невесело, - сказал Иван Самойленко, премьер-министр Русской Америки.
  
  Князь Максим Долгоруков, наместник Императора в Форт-Россе, долго сидел в раздумьях. Потом посмотрел на Алексея и вздохнул.
  
  - Увы, Леша, ты, конечно, прав. Но у нашего МИДа с испокон веков хорошие отношения с Вашингтоном. Даже во время Битвы при Озерах они такими и остались. Почему, сказать не могу, но, думаю, определенную роль сыграли книги, привозимые из САСШ, написанные или переведенные неким Аристархом Подвальным. Мало кто знает, что он предатель, а в своих книгах для России ни словом не упомянуты ни "тирания", ни "природная граница"... А написаны они хорошо, и читают их многие, в том числе и "элита" - дворянство и интеллигенция. И там все про ужасы рабства и про злых южан.
  
  - Знаю я этого Подвального, а еще лучше его племянничка, который до сих пор борется за "идеалы американской демократии" в Русской Америке. Я и на Манитулин-то попал с его помощью. Впрочем, все оказалось к лучшему. Но что нам теперь прикажешь делать?
  
  - Попробую-ка я поговорить лично с Императором. А вы пока подумайте, что можно сделать и как, без прямой помощи Югу. А тем более без поставок оружия.
  
  Тут вдруг встрепенулся Самойленко.
  
  - Есть у нас законсервированные склады старых винтовок. Что если...
  
  Но наместник, после секундной паузы, покачал головой.
  
  - Пока не стоит, но запланировать что-нибудь можно. Эх, если бы... Но, боюсь, без агрессивных действий со стороны Севера нам ничего такого не дадут сделать. А такие действия, скорее всего, будут сопряжены со смертью наших граждан. А вот этого хотелось бы избежать всеми силами.
  
  - Да уж, - сказал Самойленко. - Ладно, будем держать руку на пульсе. И все-таки подготовим склады к возможной передаче оружия Югу. Можно их, например, перевезти в Сен-Луи.
  
  - То же и со старыми орудиями, - сказал Алексей. - Да и боеприпасами ко всему этому.
  
  Алексей вышел из здания Императорской Канцелярии в Форт Россе и пошел домой. День был на редкость жарким, пели птицы, и с улицы открывался великолепный вид на синий-синий залив с Пеликаньим островом. Да, лишь бы не было войны...
  
  Буквально неделю назад он покинул Гавайи и работал теперь начальником штаба сухопутных войск Русской Америки. Столько лет прошло с той, последней войны, когда он шел по льду озера Гурон на форт Мишилимакинак. Он до сих пор вспоминал, как ему сообщили о мире, и он надеялся, что больше крупных войн рядом с русско-американскими границами не будет. Но войны были. В САСШ истребили или изгнали в Русскую Америку всех индейцев. В Техасе недавно кончилась война между американскими колонистами и мексиканским правительством. Местные царьки в Африке попытались уничтожить два города под русским протекторатом. Голландцы попытались прибрать к рукам русский Тринидад. Французы попробовали захватить кусок Австралии. А теперь вот-вот разразится гражданская война в САСШ...
  
  Да и в Метрополии не все гладко, хотя после войны с Наполеоном никто не решается на прямое выступление против России. Но недавно поймали несколько английских агентов на Кавказе, у которых была с собой нехилая сумма золотом. Потом поймали английских же агентов в Манчжурии. Из Москвы постоянно высылают шпионов - новые методы и новая техника, внедренные с помощью русско-американских специалистов, сделали ловлю агентов достаточно простой - но надолго ли? Хотелось бы, чтобы его внуки - их уже было трое, Валентина только что родила - выросли в более безопасном мире. Но увы, это было маловероятно.
  
  Ладно. На сегодня больше дел нет, а Поля (какая же она все-таки чудная девочка!) и Юра попросили сегодня посидеть с Леилани и Андреем. Так что пора генералу Заборщикову превращаться в дедушку Лешу, даже если всего лишь на вечер...
  
  Глава 28. В Гибралтаре, братцы, в Гибралтаре...
  
  Лейтенант Эндрю Бакстон лежал на палубе и смотрел через дырку в леере, как в полумиле от них тонет красавец-парусник с названием, начертанным арабской вязью. Все-таки мы достали их, гадов, подумал он. Вот что значит, вышколенные ребята, сколько сил потратил на то, чтобы работа каждой пушки на левом борту проходила слаженно и быстро. Да, не сравнить с правым бортом - те если по кому и попали, то, похоже, по рыбе. А его ребятки сумели потопить корабль водоизмещением раза в два поболее, чем их "Резолют", и с пушками большего калибра.
  
  Жаль лишь, что, похоже, его карьера во флоте закончена. В самом конце боя, ядро противника раздробило ему правую ногу, и судовой врач уже дал понять, что по приходу в Малагу от его ноги останутся рожки да ножки. А не хотелось, да, не хотелось, как же он без ноги теперь? Впрочем, ладно, его двоюродный дед, капитан Джулиан Бакстон, в честь которого назван его отец, щеголял на деревянной ноге последние лет тридцать своей жизни - и при этом ездил верхом, управлял имением, и даже танцевал неплохо. Похоже, придется учиться...
  
  Но сначала нужно дойти до этой Малаги, а что делать, если две из трех мачт сломаны? Есть одна в запасе, но пока ее поставят... И, хоть его и перевязали, есть шанс умереть если не от потери крови, так от гангрены.
  
  Вдруг на горизонте появился железный корабль, быстро приближавшийся к "Резолют". Такие есть только у русских, так что бояться было нечего.
  
  Через час, шлюпка с русского корабля уже подходила к "Резолют". Без весел, без паруса, и так быстро идет, подумал он.
  
  Вскоре к нему подошел капитан МакНил.
  
  - Энди, давай, русские берут всех раненых к себе на борт.
  
  Потом подошли двое в черной форме - явно не наши, подумал он. Они бережно подняли его, уложили на носилки, и понесли к борту. Там носилки привязали к веревкам и осторожно спустили вниз, в шлюпку.
  
  На обратном пути шлюпка шла более медленно, но все равно быстрее, чем любая весельная. И через пятнадцать минут его уже несли к русскому хирургу. Он помнил рассказ дяди Джулиана - про то, как тому пришлось грызть пулю, чтобы хоть как-нибудь вынести операцию. И он выжил, но поседел мгновенно. А многие другие не выживали.
  
  Но тут ему надели на лицо какую-то маску, и когда он через мгновение - так ему показалось - пришел в себя, то оказалось, что он лежал вовсе не на корабле, а в белой палате с двумя кроватями. Другая кровать была свободна, и через окно он увидел внутренний дворик, пальмы, и вдали какую-то гору. А его отрезанная нога... вроде не была отрезана! Она была в гипсе и висела на каком-то кронштейне. На другом кронштейне висел прозрачный пакет с какой-то жидкостью и с трубкой, которая была воткнута ему в руку.
  
  Вошла медсестра, посмотрела на него, и сказала на чистом английском:
  
  - Лейтенант Бакстон, как вы себя чувствуете?
  
  - Ничего не чувствую, а так хорошо. У меня правда не отрезали ногу?
  
  - А зачем ее отрезать? Заживет, все будет нормально. Разве что при изменениях погоды будет иногда ныть. Но это терпимо, правда ведь?
  
  - Спасибо!
  
  - Вам нужно в туалет?
  
  - А как?
  
  - Я помогу вам с судном.
  
  - Нет, лучше пока не надо.
  
  - Ну как хотите. Тогда сейчас придет доктор Камеалоха и осмотрит вас.
  
  Тут вошла высокая и необыкновенно красивая темнокожая девушка в белом халате. Темнокожая, да, но совсем непохожая на негритянку. Она подошла и сказала:
  
  - Здравствуйте, лейтенант! Операция прошла нормально! Но вам придется провести определенное время у нас в госпитале в Гибралтаре. Потом мы вас вернем на вашу базу в Малагу.
  
  Мысли Эндрю были все еще какими-то очень уж неуклюжими. Но он вспомнил, что Гибралтар стал российским по результатам Войны против Работорговли.
  
  Пока она его осматривала, он вдруг неожиданно для себя самого сказал:
  
  - Я-то думал, что только мои русские друзья были классными ребятами. А тут вижу, что, похоже, все русские такие.
  
  - А у вас были русские друзья?
  
  - Двое учились у нас в Колледже Нью-Джерси. Андрей Мишкин - так, по моему, он мне еще сказал, что Андрей означает то же, что и Эндрю. И Юри Забор- что-то там. Фамилию его никто из нас не мог выговорить. Они были еще у нас в гостях, в Чарльстоне. Странные вообще у вас, русских, фамилии. У вас вон тоже длинная, прямо как у Юрия.
  
  - У меня фамилия не русская, а гавайская. Есть в Русской Америке такие острова. Ну и как вам понравились эти ребята?
  
  - Очень хорошие парни, жаль, что я их больше не видел. Андрей был таким робким немного, и очень боялся женщин. Мне наш друг Альфред Иннис рассказал, что ему понравилась сестра Альфреда, а он ей, но он так и не отважился ничего ей сказать. Хотя должен сказать, что когда он приехал в Чарльстон, да и потом в Колледже, он все время говорил про какую-то там Жанну.
  
  - А тот другой?
  
  - Юрий? Классный парень, но бабник. Даже в нашем городке, куда нам вход был практически всегда запрещен, нашел себе кого-то. А в летние каникулы вообще...
  
  Тут он увидел, что лицо у доктора вытянулось, а глаза ее заблестели. Но она закончила осмотр и сказала бодрым голосом:
  
  - Выздоравливайте, вам еще долго здесь лежать.
  
  - А когда я вернусь в Малагу?
  
  - Сейчас сентябрь... Думаю, не раньше февраля - мы предпочли бы, чтобы во время лечения вы оставались под нашим присмотром, а потом вам еще реабилитацию проходить. А скорее даже март-апрель. Но не бойтесь, все будет хорошо. Я, кстати, завтра уже отправляюсь обратно, ведь начинается новый учебный год, а мне еще год учиться - на хирурга.
  
  "Жаль", - подумал Эндрю. - "Такая интересная девушка. Но, похоже, она к нашему Yuri неравнодушна. И домой я попаду не раньше октября-ноября следующего года. Ну да ладно, хоть вернусь на двух ногах."
  
  Глава 29. Доктор Заборщикова.
  
  - Поздравляем наших выпускников медицинского факультета!
  
  Все присутствующие, и Юра в том числе, начали оглушительно аплодировать. А ректор университета продолжал:
  
  - Лучший студент этого курса - Пуалани Викторовна Заборщикова!
  
  Поля, в академической мантии и в шапочке с кисточкой, подошла к ректору и получила из его рук диплом, а потом и грамоту. А ректор тем временем вызывал других студентов.
  
  Вскоре Юра подхватил ее, поднял и стал с ней кружиться.
  
  - Отпусти, милый, еще уронишь!
  
  - Тебя не уроню!!
  
  Потом они праздновали у родителей. До Нового 1832 года оставалось всего два дня. Потом у них полмесяца на Гавайях, а шестнадцатого их ждут в Каменце-на-Миссисипи. Там у Поли начнется практика, а у Юры служба в местном гарнизоне. Дети до конца февраля останутся у мамы с папой - Маша и Нина иногда даже дерутся за право с ними посидеть, а семья решила, что лучше уж все подготовить, и подождать конца морозов на Острове.
  
  Гавайи были чем-то вроде волшебного сна - родня, боготворившая детей, сухая и теплая погода, бархатное море... Потом самолет в Форт-Росс - детей пока оставили у бабушки Ланы и дедушки Вити, потом за ними прилетит прадедушка Вася - и далее в Каменец. Поля еще ни разу не видела снега, кроме как на вершине Мауны Кеи, и, увидев небольшой снегопад, спросила у Юры:
  
  - Милый, это что, буран?
  
  - Нет, дорогая, это пять-шесть снежинок...
  
  Им дали квартиру в доме для семейных военнослужащих рядом с мостом на Длинный остров и, что немаловажно, в двух шагах от госпиталя. Юра ездил на службу на мотоцикле, а Поля предпочитала ходить пешком.
  
  В соседней квартире жили Сергей и Валентина. Сергей был уже лейтенантом, но Юру определили в другой взвод. Тем не менее, свободное время они почти все время проводили вместе.
  
  Двадцать девятого февраля года наконец прилетела бабушка Лена с Машей и детьми. Погостив с недельку, они улетели обратно, зато прилетела мать бабы Лены, прабабушка Женя. А у Поли настало большое событие. Первый мобильный медицинский отряд под ее командованием был готов. И десятого марта, через два дня после дня рождения Леилани и Андрея, они отправились в пробный поход, вниз по Миссисипи.
  
  Юра не хотел отпускать жену, но что поделаешь - она, в отличие от него, уже лейтенант, и тоже человек подневольный. Сама, конечно, придумала эти мобильные отряды, но инициатива, как известно, наказуема. И Юра исправно служил, проводя все свободное время с детьми.
  
  Одиннадцатого марта, они пришли на Черепаший остров. Тут находилась одна из больниц, в которой лечилось множество южан с другой стороны реки - в Каменце такого не было, ведь там с другой стороны были лишь форт и несколько ферм. Здесь Поля решила задержаться на неделю.
  
  Утром четырнадцатого марта в госпиталь прибежал мальчик лет четырнадцати.
  
  - Здравствуйте, меня зовут Джим Дедрик, у меня мама рожает, и врач сказал, что ребенок у нее не в том положении, и что она умрет. Папа решил попробовать, может, вы поможете? Мы чуть ниже по течению, рядом с
  
  Поля решила плыть сама, взяв с собой троих солдат и двоих медсестер. И лодка отчалила в южном направлении.
  
  Через двадцать минут, лодка пришвартовалась у мостков. Поля, сестры и один из солдат пошли с Джимом. У реки было два индейских кургана; на втором от реки и располагалась усадьба Дедриков.
  
  Солдат и Джим уселись в предбаннике, а Поля с сестрами прошли к роженице. Да, лучше бы ее переправить на тот берег. Но времени уже нет. И они принялись за дело - кесарево сечение на дому. Потом, подумала Поля, увезем ее в больницу - но это лишь потом.
  
  Глава 30. Колокол свободы.
  
  В это время по Миссисипи шел пароход. Странное название, конечно, "Freedom", то есть Свобода, но американский флаг, все честь по чести. А портом приписки значился Луивилл, штат Кентукки. Конечно, было странно, что почти все матросы были неграми, но капитан и офицеры были белыми, и кто знает, что взбредет в голову хозяевам, у которых много рабов?
  
  "Свобода" прошла мимо Мемфиса, и всем было ясно, что идет она, скорее всего, в Натчез. Но отойдя чуть южнее, она вдруг подошла поближе к берегу САСШ. Сначала она подошла к мостикам прямо под курганами, но вдруг отошла чуть подальше и пошла дальше на юг.
  
  - Не нравится мне что-то этот пароход, - сказал один из рядовых другому. - Во первых, зачем ему подходить именно сюда. А во вторых, ты заметил, что они пошли дальше, когда увидели нашу лодку?
  
  - Лех, а что такого? Думали, не вместятся.
  
  - Так тут два причала. Подошли бы ко второму. Ладно, будем держать ухо востро.
  
  Тем временем, пароход отошел на полмили южнее, за изгибом реки, после чего пристал к заброшенному причалу. С него сошло несколько десятков негров в мундирах и с оружием, после чего вывели трех лошадей и снесли на руках три легких пушки. Сам пароход развернулся и пошел чуть выше.
  
  - Лех, странно. Почему-то он вернулся. Впрочем, ладно, вроде идет вверх по реке.
  
  На всякий случай, они чуть отошли от берега, и сержант Алексей Артамонов расчехлил пулемет на носу корабля, а ефрейтор Иван Андреев приготовил пулеметные ленты.
  
  Но ничего не происходило, пока не стемнело. Тогда вдруг раздались выстрелы, перемежавшиеся короткими очередями, сначала из одного автомата, потом из двух. Потом раздался выстрел из пушки.
  
  Алексей и Иван уже подходили обратно к мосткам. Они сняли пулемет с лодки, привязали ее и побежали наверх, к выстрелам. Они вбежали на первый курган и увидели, что с него видна загоревшаяся усадьба, и в свете пожара были видны нападавшие негры. Из горящего дома - здесь почти все деревянное, увы - огрызались два автомата и несколько допотопных ружей.
  
  Очередь... еще очередь... Негры, никогда даже не слышавшие о пулеметах, стали недоуменно озираться, пока Алексей и Иван косили их из пулемета. Потом вдруг вспышка в темноте - и ядро снесло Алексею голову. Иван припал к пулемету и дал несколько очередей по направлению вспышки, услышал крики, дал еще две очереди и перенес огонь обратно на нападавших. Еще немного, и те дрогнули, потом побежали.
  
  Дом между тем разгорался, и из него больше никто не стрелял. Иван взвалил пулемет на плечо и побежал туда; пришлось спуститься с одного кургана и подняться на другой. Но негров там больше не было. Он подбежал к дому и увидел лежащие рядом с ним тела. Большинство было, судя по одежде, местными, но среди них он увидел - о ужас - Гену Коршунова, Лину и Машу, медсестер, а рядом с ними доктора Заборщикову. Он пощупал пульс - никто из них уже не дышал. У доктора была прострелена голова, у Гены несколько ран на торсе, а у Лины и Маши перерезали горло.
  
  Он проверил других - но все были мертвы.
  
  Он оттащил своих подальше от горящего дома - и вовремя, ведь через пять минут дом рухнул.
  
  Тут он услышал топот ног с севера. Из рощицы бежали люди в серой форме, наставившие на него ружья. Он поднял руки и закричал: "Я русский!"
  
  Вскоре эти люди подбежали к нему.
  
  - Лейтенант Иннис. Что здесь произошло?
  
  - Мобильный врачебный отряд Русско-Американской армии. Мы сюда пришли, чтобы наша доктор могла помочь роженице, а тут такое...
  
  - Да, это совпадает с тем, что нам рассказал вон тот мальчик. У него был еще младенец на руках - нужно срочно найти ему кормилицу, он новорожденный. А где доктор?
  
  - Убили. Ее, медсестер, двух других моих коллег.
  
  - А как ее звали?
  
  - Доктор Заборщикова.
  
  - Не родственница ли Юрия Заборщикова?
  
  - Жена.
  
  Альфред выругался.
  
  - А куда делись нападавшие?
  
  - Их было человек двадцать при одном орудии. Человек десять убили защитники, человек десять, наверное, мы из пулемета. Если кто бежал, то единицы.
  
  В это время вдруг послышались пушечные выстрелы севернее.
  
  - Похоже, это арсенал, на южной окраине Мемфиса. Срочно возвращаемся! Мистер, вы останетесь?
  
  - Я к лодке, поддержу вас с реки. Дайте мне одного солдата посмышленее.
  
  Он взвалил на плечо пулемет, передал коробку с оставшимися лентами кому-то из солдат, и они побежали к лодке. Установили пулемет обратно на станок, он завел мотор, и лодка помчалась на север. Он показывал американцу, как именно ей управлять - нужно, чтобы тот хоть как-то смог держать ее, пока Иван будет стрелять. И вот арсенал, построенный, в отличие от усадьбы, из камня. Одно крыло его было разворочено - как потом оказалось, именно то, где находились кабинеты - а пароход бил из пушки по другим зданиям.
  
  Когда лодка подошла поближе, он увидел на палубе парохода, освещенной факелами, пушку. Он начал стрелять по канонирам. Орудийный огонь с корабля прекратился, и Иван крикнул Меттью - так звали американца - чтобы он развернул лодку под углом к течению наверх. Таким образом, они оставались практически неподвижными, и он стал бить по нападавшим, перебив команду сначала у одного орудия, потом у другого. После этого он ударил по фигуре с поднятой саблей в руке и прошил ее очередью.
  
  Тут кончилась последняя лента, и он прервался, чтобы подготовить еще одну. Но тут из леса выбежали люди лейтенанта Инниса. Через пять минут, нападавшие стали бросать оружие и поднимать руки. Другие бросились к шлюпкам на берегу и начали грести к пароходу. Он зарядил ленту, куда он успел вставить пару десятков патронов, в пулемет и дал пару коротких очередей по уходящим шлюпкам. Судя по крикам, по кому-то попал, но пока он заряжал ленту, те достигли парохода и побежали вверх по трапу. Он успел дать еще одну очередь по последним - два человека упали в реку - но пароход уже пошел вверх по течению.
  
  После боя, нашли тридцать восемь трупов негров в мундирах и двенадцать раненых, один из которых был белым и в мундире с вышитым желтым листом на воротнике. Иван знал, что это был отличительный знак майора армии САСШ. В плен сдались двадцать три негра.
  
  Иван взял еще троих солдат и поплыл с ними обратно в усадьбу Дедрика. Там он погрузил трупы доктора, медсестер и своих коллег на лодку, вернулся к арсеналу, и выпустил своих помощников, после чего вернулся на Черепаший остров. Жалко было друзей, девушек, а особенно доктора. Ее все любили, и не было секретом, что она и сама была беременна. Бедный ее муж...
  
  Глава 31. Прощание.
  
  - И сотвори ей вечную память!
  
  Юра не чувствовал под собой ног. Первым подошел он к пока еще открытому гробу. Полагалось поцеловать покойника в лоб, но он не удержался и поцеловал жену в губы - в последний раз. За ним последовали дядя Витя, тетя Лана, другие родственники с гавайской стороны, родители, братья, сестры... Леилани и Андрей сидели в двойной коляске на лужайке перед храмом - дождь кончился, и Жанна взяла коляску из Юриных рук и выкатила ее на улицу. Потом ее заменил Андрей, а Жанна вошла обратно в храм, поцеловала Полю, потом подошла к Юре, обняла и поцеловала его.
  
  Один за другим, к нему подходили родные - кто со словами утешения, а кто и с объятиями. Он что-то отвечал, но что-то умерло и в нем самом. Даже когда к нему прижалась Лиза и заплакала, впервые за годы не осуждая его, он остался мысленно где-то далеко отсюда.
  
  Потом, на кладбище, полил дождь, который был частым гостем здесь, в Хило. С утра, до службы, Юра и Андрей выкопали могилу сами - он почувствовал, что должен это сделать своими руками, а Андрей, увидев, чем занимается его друг, без лишних слов взял вторую лопату. Сейчас он бросил первую лопату земли на гроб и отошел. Плакать не было сил, но как же ему не хватало жены...
  
  Потом почетный караул - погибла офицер Русско-Американской армии, поэтому ее хоронили со всеми почестями - выстрелил в небо, и Юра вместе с ними. От звука выстрелов заплакала Леилани, Андрей-младший вздрогнул, но остался спокойным.
  
  Поминки проходили в старом доме семьи в Хило - оказывается, был и такой. Один за другим, гости вспоминали Полю, потом какой-то майор с местной базы зачитал приказ о награждении ее медалью "За храбрость" посмертно. Когда-то поминки кончились, и Юра поехал к тестю и теще, где сначала положили детей спать, а потом он сидел до позднего вечера, рассказывая им, какая у них была замечательная дочь.
  
  Они предложили пока оставить детей у них в Коне, и он, подумав, согласился, все-таки они потеряли единственную дочь. В апреле их заберут родители в Форт Росс, и в конце месяца Лиза привезет их к нему. А пока у него в голове роились мысли о том, как бы ему хотелось лично убить тех, кто был виновен в ее смерти. Но виновники предстояли перед судом, и ему придется послезавтра уже прибыть в Мемфис для дачи показаний - начальство дало добро, хотя что они от него хотят знать, он представить себе не мог.
  
  Глава 32. Труп Джона Брауна.
  
  - Так называемые жертвы моих клиентов - преступники, рабовладельцы, и заслуживали именно той участи, которой добились. Поэтому все мои клиенты - политические заключенные и должны быть немедленно освобождены!
  
  И Эйбрахам Линкольн, адвокат Джона Брауна и других из его группы, закончив длительную заключительную речь, посвященную рабству, необходимостью немедленной его отмены, покаянию и выплате огромных компенсаций, но затрагивавшей его клиентов только в последних двух предложениях, продефилировал по залу суда и сел рядом со своими подзащитными.
  
  Хорошим адвокатом он не был, но раз уж Партия Свободы сказала "надо", то ему осталось лишь ответить "есть" и взяться за защиту подсудимых. Он подсознательно надеялся, что штат Теннесси откажется его аккредитировать, все-таки он был адвокатом из Иллинойса, но все прошло на удивление гладко.
  Он подозревал, что в Партии решили, что шансов добиться чего-либо, кроме смертной казни, все равно не было, а символ им был важнее.
  
  Присяжные пришли через десять минут, и первый присяжный зачитал приговор. Всех двадцать восемь обвиняемых - семь умерло от ран - приговорили к смертной казни через повешение.
  
  Линкольн остался и на казнь, чтобы рассказать об этом партии.
  
  Первым к виселице подвели
  
  - Приговоренный, вам дается последнее слово.
  
  Джон Браун - а именно он был взят в плен в форме майора - стоял со связанными за спиной руками. Так как он и его люди были в военной форме, даже незаконно одетой, дело его слушал Мемфисский Военный Трибунал. Он помнил, как выступали свидетели, а также муж этой русской врачихи, которая, гадина, постреляла несколько его человек, прежде чем сама была убита. Мужа этого, впрочем, почти не спрашивали - его там и близко не было. Он и уехал сразу после того, как ответил на вопросы и не приехал сегодня.
  
  А теперь Джон стоял рядом с виселицей и ждал конца. В истерике он биться не будет, а на вопрос адвокату об апелляции получил ответ, что апелляционный суд ознакомился с материалами дела и сразу же в ней отказал.
  
  Он посмотрел на зрителей и начал:
  
  - Мало я вас поубивал, гады. Надеюсь, что будет большая война, и что вами будут править северяне и негры. Теми из вас, кто останется в живых.
  
  - Хорошо, - невозмутимо сказал клерк Мемфисского военного суда. - Подсудимый, вы приговорены к смертной казни через повешение. Приговор будет приведен в исполнение немедленно.
  
  Браун вдруг попытался вырваться, хотя было понятно, что никуда убежать не сможет. Он закричал, но его крепко держали двое тюремщиков. Единственное лицо в толпе, которое смотрело на него без вражды, было лицо этого щенка Линкольна, адвокатишки, хуже которого он никого не видел.
  
  И тут он встретился глазами с мальчиком, держащим на руках младенца. Тот смотрел на него, как на нелюдь, не отводя глаз. Тогда же на него надели колпак, и глаза мальчика были последним, что он увидел в своей жизни.
  
  Через час, все было кончено, и трупы Брауна и других сбросили в свежевырытую могилу и засыпали ее землей. Маркировать ее не стали, велика честь для таких людей. После чего на Юге практически все, кроме членов семей жертв, постарались забыть об этом преступнике,
  
  Глава 33. Тело Джона Брауна.
  
  Новость о казни Джона Брауна дошла до Форт Дефайенс на следующий день. И четырнадцатого апреля в Питтсбурге начался съезд Партии Свободы.
  
  Если в повестке дня была номинация кандидатов в президенты и вице-президенты, то сейчас съезд проходил по новым правилам.
  
  Сначала Эйбрахам Линкольн рассказал о неправедном суде и об огромной стойкости Джона Брауна и его людей, невинно убиенных южанами. Потом
  вышел его отец, Томас Линкольн. и запел песню, написанную накануне кем-то из аболиционистов:
  
  John Brown's body lies a-mouldering in the grave;
  John Brown's body lies a-mouldering in the grave;
  John Brown's body lies a-mouldering in the grave;
  His soul's marching on!
  
  Glory, glory, hallelujah! Glory, glory, hallelujah!
  Glory, glory, hallelujah! his soul's marching on!
  
  (Тело Джона Брауна плесневеет в могиле,
  А его душа марширует дальше!
  
  Слава, слава, аллелуйя! Его душа марширует дальше!)
  
  Начиная со второго куплета, зал подхватил припев. А потом песню спели, уже всем залом, во второй и в третий раз.
  
  После этого, Уиллиам Гаррисон вышел на сцену и сказал:
  
  - Господа, Джон Браун погиб, когда он попытался захватить оружие для Освободительной армии в операции "Колокол свободы"! У нас есть только одна возможность отомстить за светлую память Джона Брауна - мы должны начать войну с Югом! А это мы сможем сделать только если президент - один из нас. Я, увы, слишком молод, чтобы стать президентом, но у нас есть Оуэн Браун - отец Джона!
  
  Делегаты стали скандировать: "Оуэн! Оуэн! Оуэн!"
  
  - Есть другие кандидатуры?
  
  Но зал скандировал дальше: "Оуэн! Оуэн!"
  
  - Хорошо. Значит, Оуэн Браун - наш кандидат в президенты. А что насчет вице-президента? Предлагаю Томаса Линкольна!
  
  Зал начал скандировать: "Томас! Томас!"
  
  - Итак, наши кандидаты - Оуэн Браун и Томас Линкольн!
  
  Потом обсудили дальнейшее увеличение финансирования Освободительной армии, а также полный бойкот товаров с Юга, даже импортируемых через Русскую Америку или Канаду.
  
  - Любой южный товар, кому бы он ни принадлежал, должен быть уничтожен! - кричал Гаррисон. - Любые банковские счета, любое южное имущество на Севере должно быть отчуждено в пользу Свободы!
  
  Зал восторженно ревел ему в ответ.
  
  После заседания, толпы аболиционистов пошли по Питтсбургу, избивая людей с южными акцентами (как потом оказалось, некоторые из них были из Южной Пенсильвании и к Югу никакого отношения не имели) и громя склады с хлопком и табаком. После этого, склады были подожжены, и, как когда-то в Бостоне, выгорела значительная часть речного порта. Кое-кого из аболиционистов побили местные, но почти все северные газеты опубликовали восторженные репортажи про съезд и про Партию Свободы, а также про Брауна и Линкольна, надежду нации в выборах в ноябре 1832 года.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"