Аннотация: Давным-давно, в одной далекой-далекой галактике
Блистательная императрица Ханг завораживала Майяш со школьных лет. В памяти девушки навсегда отпечаталась напевные, тягучие речи наставника Шаймера: «Последняя из императриц Ларгаша, милосердная и справедливая, объединительница и созидательница». Ни один из современных правителей республики, а их сменилось трое со времен младенчества Майяш, не выглядел ни объединителем, ни созидателем. На смену хапуге приходил еще больший хапуга.
Таинственно прищуривая желтые глаза и гипнотически поводя из стороны в сторону пушистым хвостом болотно-зеленого цвета, наставник Шаймер намекал, что его многообещающая научная карьера прервалась из-за излишней горячности и увлеченности темой былого величия империи, из-за неспособности к компромиссам. Немного повзрослев, Майяш начала подозревать, что на изгнание наставника из университетских стен скорее повлияла иная пагубная страсть — не к империализму, а к лунному порошку. Но так или иначе, взгляды любимого учителя действительно можно было назвать весьма оригинальной точкой зрения. Общепринятым было презрительное равнодушие ко всему, что случилось до образования республики.
Молодая ларгашианка с еще не до конца скрывшимся юношеским подшерстком ощутила это в полной мере, когда начала собственную научную карьеру. Не то чтобы эпоха Ханг была запретной темой — просто не престижной, на нее почти не выделяли средств, а над кафедрой постоянно висела угроза закрытия. Старенькая профессор Лайсаш с благородного лилового цвета шерстью, величавая и торжественная, словно сама явившаяся из каких-то хангианских времен, явно удерживала направление от краха из последних сил.
Тем сильнее было всеобщее потрясение, когда именно их кафедре достался один из первых грантов на межвременное исследование.
***
Подготовка к путешествию в прошлое заняла полтора оборота вокруг Большого Светила. Майяш готовилась к нырку в имперские времена вместе с коллегой Гайнером. Он был неплохим собеседником и специалистом, но Майяш все равно испытывала брезгливость при общении с ним — когда Гайнер злился или сильно волновался, из пасти у него шел кисловатый запах. Шерсть за ушами у Гайнера уже начала выцветать, хотя он был еще не стар.
Они тренировались говорить на старомодном наречии, Майяш разучивала семенящую походку со склоненной головой и строго спрятанным под длинное платье хвостом. Были и бесконечные психологические тестирования, и проверки службы безопасности. На них-то Гайнер и срезался. Комиссия категорически отказалась пускать историка в прошлое, когда всплыли его походы на не запрещенные, но все же полуподпольные собрания кахангийцев — так называли себя мечтатели, грезившие о старых порядках и возвращении некогда принадлежавших империи территорий. На таких сборищах на импровизированную трибуну взбирался какой-нибудь молодой ларгашианец с воспаленными глазами и в поношенном балахоне, выкрикивал лозунги под одобрительный гул аудитории, затем его сменял другой такой же, несогласный с первым по вопросу территориальной принадлежности западных окраин, а заканчивалось собрание обычно всеобщей дележкой лунного порошка.
Биография Майяш была чиста с этой точки зрения — на полуподпольные собрания она не ходила, поскольку кахангийцев презирала. Девушка была уверена, что менять республику слишком поздно — все в ней было продано, а что не продано, то сгнило. Майяш точно знала, когда именно все пошло прахом, когда начались беды ее страны. Сто пятьдесят оборотов вокруг Большого Светила назад, когда шпионы соседнего государства Мирра убили великую императрицу Ханг. С тех пор Ларгашу не было покоя.
Однако юная сотрудница непопулярной кафедры не поддерживала ни с кем разговоров об этом — пример сосланного в обычную школу наставника Шаймера, хоть и приобретший со временем несколько иной оттенок, не слишком вдохновлял. Маска книжного червя, увлеченного имперской темой исключительно с научной точки зрения, прилипла к Майяш с первых дней, когда она вошла в стены университета. Даже старушка Лайсаш, хвалившая вначале студентку за прилежность, а затем — сотрудницу за ответственность и обязательность, не подозревала, насколько сильно и горячо та болеет темой своего исследования. Насколько она боготворит сиятельную императрицу Ханг.
На финальных собеседованиях Майяш без запинки выдала комиссии заученные слова о «позиции наблюдателя», «невмешательстве», «поведении в нестандартной ситуации № 1, 2, ...178». Она изложила свои строгие научные принципы внимательному собеседнику с идеально прямым хвостом, беседовавшему с ней в кабинете ректора. Она повторила их представившемуся журналистом развеселому зеленоватому красавцу с топорщившейся шерстью, подсевшему к ней в баре. Ее допустили.
Над кроватью в крошечной комнатушке, куда переехала Майяш сразу после студенческого общежития, висел заказанный на скопленные за полгода деньги портрет императрицы. Это был список со знаменитой картины из Республиканского исторического музея, с последнего прижизненного портрета. Ханг была изображена в полный рост — в белом платье, вышитом жемчугом, на голове — изящная тиара с одним-единственным молочно-белым камнем (в отличие от предшественниц и предшественников, последняя императрица не признавала пышных шлемов). Правая верхняя лапа с посеребренными когтями покоилась на макете здания университета, на левой поблескивало три перстня: с лиловым камнем — традиционный знак владычицы Ларгаша, с зеленым — в честь освобождения Трира, с желтым — во имя славных побед на западном побережье.
Эти детали современный художник выписал менее тщательно, чем мастер имперских времен, но зато взгляд правительницы был передан точь-в-точь как на оригинальном полотне. Чистые, как ветер с океана, голубые с зелеными прожилками глаза, окруженные мягкими волнами лиловой шерсти, устремлены чуть в сторону от зрителя — куда-то вдаль, в неведомое прекрасное будущее. В будущее, которое для нее так и не наступило.
Засыпая в последнюю ночь перед путешествием в прошлое, Майяш смотрела на портрет прекрасной императрицы. Выходя из своего жилища утром, она оглянулась и в тысячный раз взглянула на ее ясные глаза и легкую улыбку.
Судьба, в которую верили когда-то жители славного старого Ларгаша и которую не признавали их потомки, дала Майяш шанс изменить историю. Майяш не собиралась его упускать.
***
Девушка знала, что во время путешествия никто не сможет проконтролировать ее действия. Как объяснили ей во время подготовки, межвременной тоннель открывали персонально для путешественника по строго заданным параметрам, причем при открытии требовалось колоссальное количество энергии. А вот закрыться он должен был самостоятельно ровно через шесть суток (и в прошлом, и в будущем). Для возвращения ей требовалось лишь нажать кнопку на браслете до того, как это время истечет. Теоретически за эти дни она могла несколько раз нырять туда и обратно — никаких дополнительных энергозатрат в этом случае не требовалось, и самые первые путешественники, отобранные спецслужбисты, этой возможностью пользовались. Однако ее программу составили так, чтобы перемещений было всего два и она пробыла в прошлом максимально возможный срок — тут решение принимала комиссия без ее участия.
Майяш оказалась в старой империи за пять суток до убийства правительницы. Пять дней она старательно записывала в блокнот свои наблюдения, делала наброски. В империи было по-настоящему интересно — для ученого-историка просто экстаз. Чего стоили одни дореформенные иероглифические вывески! Майяш кидало от научного восторга и радости узнавания к ужасу от предстоящего события.
В сам момент трагедии ей полагалось быть в пределах видимости, но на безопасном расстоянии от императрицы и ее убийцы. Однако сейчас соблюдать договоренности она, конечно, и не думала. Чердак, откуда стрелял миррийский шпион, историки и специалисты по оружию установили довольно точно — но это, пожалуй, единственные точные сведения, которыми они могли похвастаться относительно убийства Ханг.
Так, историки не знали, во сколько именно появится мирриец — он мог нагрянуть на пыльный и пахнущий голубями чердак и к самому моменту убийства, и заранее, ранним утром. Поэтому девушка заняла наблюдательный пост с вечера и решила переночевать в самом темном углу за ящиками на дряхлом тюфяке. На нем неудобно было даже сидеть, не то что лежать, лапы ломило, сквозь дыры там и тут вылезала колючая солома. Майяш за всю ночь так и не уснула как следует — подремывала, но уши держала настороже. Ей было страшно — удастся ли нейтрализовать шпиона? У нее было оружие, и она проходила краткое обучение боевым искусствам. Но ведь и он наверняка проходил! Что если он убьет ее? Что если ей придется не просто обездвижить, но и убить его? Что если она его вырубит, а императорская полиция не поверит, что он шпион? Наконец, что если он ее заметит и выберет другое место?
К тому же история не сохранила описание убийцы. Дело тогда вел отдел по особым вопросам, широкой публике подробности не сообщались. Газеты пестрели заголовками о поимке шпиона, но в имперские времена они могли публиковать лишь официальные сведения, так что никаких деталей или нестандартных версий в них не содержалось. А полный архив документов отдела по особым вопросам сгорел во время Первой Десятилетней войны. Сохранились воспоминания следователя Зишу, но в научном сообществе не слишком им доверяли — в его интерпретации история слишком уж напоминала приключенческий роман, к тому же лично делом императрицы он никогда не занимался. Бывший следователь повествовал о таинственном шпионе, переодетом в женское платье. По его версии, миррийца так и не поймали.
В полдень на площади появилась великолепная процессия из пяти паланкинов. Майяш наблюдала ее сверху. Даже могучие носильщики (все, как один, палевой масти, облаченные в серое с золотым) выглядели тверже и достойнее, чем правители республики во времена Майяш. Свита величаво обмахивалась веерами, грациозно поводила красочными перьями на шляпах. Сама же императрица Ханг смотрелась совершенно невероятно. Царственная осанка, победоносная походка. Роскошный лиловый мех под тиарой переливался на солнце, черное с серебром платье было подогнано идеально по фигуре. Она прибыла сюда, чтобы произнести речь на открытии университета — того самого, в котором годы спустя будет учиться и работать Майяш.
С чердака было не слышно, что говорит правительница. От волнения у Майяш все чесалось, во рту пересохло. Сейчас! Императрица сошла с помоста и направилась ко входу в огромное здание с черными мраморными колоннами. Миррийца все не было. Неужели историки ошиблись, и он стрелял из какого-то другого места?
Сияющая императрица с блистательной свитой вошла в здание. Новенькие кариатиды с еще целыми ушами и хвостами надменно и равнодушно взирали на расходящуюся публику. Довольно большая часть народа, впрочем, осталась в надежде увидеть Ханг еще раз перед ее отъездом во дворец.
***
До вечера так ничего и не произошло. Никто не несся по улице с криками «убили!», не рвал на себе шерсть. Не шныряли по улицам сотрудники полиции и тайных служб, не оцепляли ближайшие кварталы. Не собирались во дворце министры на злополучный секретный совет.
Майяш не могла успокоиться, ее трясло. Императрица жива — это было огромным счастьем. Но что если ее убьют завтра, когда Майяш здесь не будет? Остаться и проследить? Невозвращение путешественника до закрытия тоннеля — внештатная ситуация № 12. Майяш помнила, как полагалось вести себя путешественнику в этом случае, а вот что предпримут там, на другом конце времени?..
Девушка решила все-таки нырнуть обратно, в будущее. Может быть, теперь ей разрешат продолжить исследование, углубить его, даже если придется создавать еще один дорогостоящий тоннель. Ведь императрицу не убили на площади в день открытия университета, и вовсе не из-за ее вмешательства. Даже если ее убьют на следующий день, это уже научная сенсация! Как же все свидетельства, как же газеты?
***
Переместившись на сто пятьдесят оборотов вперед, она закашлялась и зажмурилась — воздух был едкий, будто в какой-то химической лаборатории.
От университета остались одни руины. Вокруг громоздились горы мумифицированного мусора. Небо вместо привычного нежно-сиреневого приобрело какой-то зловещий бордовый оттенок.
И ни души. Может быть, тоннель вынес ее не в привычный 15-й век, а в какое-то далекое и ужасное будущее? Но браслет показывал верную дату. А все эти разрушения приключились явно не за шесть дней ее отсутствия...
Значит, изменилась сама история. В прошлом что-то пошло иначе, и в итоге со страной, а может и всей планетой случилась катастрофа.
Но ведь она только наблюдала! Она только собиралась спасти императрицу, но миррийский убийца не явился! Да и как спасение прекрасной Ханг, открывавшей университеты и школы, отправлявшей медиков в самые отсталые уголки империи, освободившей Трир и отвоевавшей у Мирра почти все побережье, могло привести к таким ужасным последствиям через сто пятьдесят оборотов? Ведь это после ее смерти империя распалась и началась жуткая и кровавая Первая Десятилетняя война…
В отчаянии Майяш опустилась на рассохшуюся землю. Ей вспомнились стандартные фразы инструктажа. «Нельзя менять историю. Все должно идти своим чередом. Все события, о которых нам известно достоверно, должны оставаться неизменными. Все, кто жил, должны выжить. Все, кто умер, должны умереть».