Историю, которую я хочу рассказать была услышана мной осенним вечером от одного немецкого господина в удобном холе замечательной венской гостиницы. С тем господином свел, мня случай, как то часто бывает в жизни. В необычном рассказе, охватившем эпоху в несколько поколений, снова ожили давно ушедшие образы. Словно по мановению чудесного жезла, из глубин времен на поверхность сегодняшних дней поднялись уже давно стертые из памяти события, наполненные холодным дыханием тех далеких десятилетий. Столь неожиданное пересечение прошлой истории с нашими буднями, заставляет задуматься о том насколько невероятными оказываются порой изгибы временной нити, пересекающей жизнь каждого из нас, оставляя за собой то ли, глубокие порезы, то ли ворох самых разных воспоминаний и чувств. Без сомнений можно сказать, что если временные связи и прерываются, то они непременно проявятся вновь, удивляя нас своею последовательностью и прочностью. И произойти это может в любой момент.
К Вене мы подлетали под вечер. Плавно покачиваясь в стороны широко распахнутыми серебристыми крыльями, наш самолет то врезался в пучину серо-молочных облаков, то неожиданно проваливался вниз, то снова резко выравнивался, с каждым разом все быстрее притягиваясь к земле. После очередного такого заныревания последовал головокружительный крен в сторону покрытого инеем крыла и туманные толщи облаков уже окончательно остались там, где они и должны быть - высоко в небе, над иллюминаторами. А внизу потянулись нити дорожных магистралей, усыпанные мириадами огоньков, которые самолет, казалось вот- вот заденет нервно мигающими красными фонарями на самом краю своего крыла. Через несколько минут лайнер выровнялся и завис над посадочной полосой, неумолимо приближаясь к ярким светящемся прожекторам по обе ее стороны.
Самолет, всего несколько мгновений назад парящий в небе над вечерним городом, еще раз вздрогнув, наконец, коснулся упругими шасси бетонного покрытия и уверенно покатился к месту своей стоянки. Все еще продолжая тяжело дышать мощными турбинами, лайнер вырулил на расчерченный белой краской квадрат и остановился возле ярко красного автобуса с огромными окнами и таким же огромным лобовым стеклом. Пассажиры засуетились в готовности подняться со своих засиженных мест. Люди стали подтягиваться, поправлять на себе одежду и извлекать свои сумки из верхних багажных ячеек. Сопровождаемые вежливыми улыбками бортпроводниц и краткими словами благодарности, за выбор именно их авиакомпании, пассажиры торопливо продвигались по узкому с ковровым покрытием проходу между двумя рядами кресел в сторону дующего вечерней прохладой выхода. Там мы все, послушно пригнувшись, переступали через продолговатый проем наружной двери и оказывались за порогом светлого салона на широких металлических ступенях трапа, где-то наверху, над усталым крылом. Вдохнув вечерний морозный воздух, мы осторожно спустились вниз и наконец, ступили на твердую бетонную поверхности летного поля. Самолет напоминал засыпающего дракона, из какой то фантастической сказки, присевшего отдохнуть после опасного сражения. Рядом с ним я ощущал себя маленьким беспомощным гномом. Пассажиры, держа свои сумки в руках или перекинув их на ремнях через себя, гуськом устремились к дожидавшемуся их автобусу. Мы поднялись внутрь, и большие стеклянные двери мягко закрылись за нами. Автобус бесшумно развернулся и через несколько минут так же бесшумно остановился у здания аэропорта. Пришлось немного подождать пока мы получили нашу кладь. Ну, вот я взял с автоматического крутящегося эскалатора небольшой чемодан синего цвета, поставил его на тележку и направился в сторону выхода из аэропорта, где меня уже дожидались жена и дочь.
Мы подошли к широкому окну с ярко высвеченной надписью "ТАХI".Не успел я спросил, как нам доехать до гостиницы как уже через минуту рядом с нами появился человек всем своим видом, походящий на депутата какого-нибудь парламента, чем на шофера такси. Он вежливо поздоровался и, взяв нашу поклажу, направился наружу. Мы втроем последовали за ним.
На улице было довольно холодно и хотя проезжая часть и пешеходные переходы, примыкающие к аэропорту были вычищены, снег белой пушистой шапкой покрывал землю и кроны высоких сосен, в темнеющем контуре соседнего леса. В прогретом салоне такси было удобно и тепло и вот мы уже быстро удаляемся от аэропорта в сторону города. Широкое мокрое шоссе, ровной скользящей лентой бежало нам навстречу и терялось где-то внизу под колесами автомобиля. Снаружи мелькали жилые дома с барельефами на фасадах, пешеходы куда- то спешили по вязким тротуарам и, несмотря на погоду мальчишки, гоняли в футбол на небольшой площадке, между дорогой и городскими строениями. Наполненные желто-белым светом окна в зимних сумерках, напоминали о том что жизнь не останавливается и везде течет своим чередом .
Наш водитель оказался чрезвычайно общительным человеком. Наверное, таксисты во всем мире одинаковые. Всю дорогу, пока мы ехали до гостиницы, он рассуждал о жизни, о проблемах через каждое предложение, интересуясь моим мнением. Я поддерживал беседу, какими- то ответами. Так вскоре мы выехали на большую площадь и, свернув за ближайшем светофором, подъехали к роскошному парадному входу отеля, выстроенного в стиле Барокко. Водитель, все такой же вежливый, помог выгрузить из машины нашу небольшую поклажу и проводил нас до самого фойе гостиницы, где мы и распрощались уже как старые приятели.
Миловидная девушка - служащая отеля, вручила нам ключ от номера и объяснила где находится лифт. Уложив свои вещи, и немного освоившись в гостиничном номере, мы спустились в холл и направились в ресторан. Выходить в город в поисках какого-либо кафетерия нам не очень хотелось. Чувствовалась усталость после дороги. Здесь в просторном холле мы случайно столкнулись с пожилым господином. Он обратил внимание на нашу русскую речь. Господин был одет в изысканный модный костюм из темно-серой дорогой шерсти. Из верхнего кармана пиджака аккуратным треугольником выглядывал шелковый платок, того же пурпурного цвета, что и галстук. Господин выглядел бодро и уверенно. Во всем его облике, в манерах безошибочно угадывалась врожденная интеллигентность. Если бы меня спросили, как должен выглядеть аристократ, то я бы не задумываясь, сказал именно так как выглядит этот человек. Роста был он среднего, немного полноват, что совсем не мешало, а напротив гармонично соответствовало его возрасту и подчеркивало очевидное благополучие. Редкие остатки некогда рыжих волос обрамляли мощный затылок, а высокий лоб начинался от немного приподнятых бровей, под которыми светились выразительные зеленые глаза с острым и пронизывающим взглядом. Лицо этого человека было круглым с широким розовым румянцем. Тонкие губы, казалось не очень вписывались в квадратный контур тяжелого подбородка. Господин был гладко выбрит и морщин на его лице почти, что не было. Мы оказались рядом с этим человеком у входа в гостиничный ресторан. Господин вежливо извинился и на чисто русском языке спросил: " Вы, наверное, из России, у вас такая милая дочурка".
-Не совсем из России - ответил я,- мы живем в Израиле, а вообще-то родом мы из Ташкента, если конечно вы слышал о таком городе.
Господин протянул нам свою крепкую руку и представился:- Георг, а о Ташкенте я не только слышал, но и когда-то хорошо был знаком с вашим городом, молодой человек - на чисто русском языке сказал мой новый знакомый и его глаза заблестели, словно освещая в глубинах памяти самые дальние закоулки. Моя жена, извенившись, оставила нас и направилась на поиски нашей дочери, которая где-то в глубине фойе с интересом разглядывала витрины сувенирных магазинов. Мы с Георгом отошли в дальний угол холла, и присели на глубокие кожаные диваны. Нисколько не сомневаясь в русских корнях моего собеседника, я спросил его из какого он города и где сейчас проживает. Георг говорил на русском языке, без малейших намеков на какой-либо акцент. Речь его была четкая и грамотная. Потому я и был уверен в том, что он наш бывший соотечественник.
-Нет, молодой человек, я не из России - заметив мое удивление еще больше удивил меня мой случайный знакомый. - Живу я в Европе, в Штутгарте.
- А из какого города вы приехали в Германию - поинтересовался я.
-В Германии я родился и русских корней у меня е нет - снова улыбнулся господин.
- Откуда же у вас такой безупречный русский-уже не стесняясь, спросил я в лоб.
- О, это длинная истории, если вам интересно, могу вам ее рассказать. Ведь с Ташкентом у меня в жизни очень многое связано.
-Да, конечно, буду рад услышать. Я, признаться, удивлен вашим русским языком, и я был уверен, что вы из России.
Георг закурил сигарету и начал свой удивительный рассказ.
............
Родители Георга пользовалась уважением в городе. Отец занимался строительством мостов, и его фирма всегда получала проекты важных стратегических объектов. Мать была известным врачом в одной из центральных детских больниц Штутгарта. В семье было трое детей, и Георг был самым старшим из них. Жила семья размеренной спокойной жизнью. Даже, несмотря на военное время и правление нацистов мало, что нарушало благополучие и устроенность этой семьи. Так продолжалось до определенного момента, пока в самом конце 1942 года немецкие войска не стали нести тяжелые потери на русском фронте. В один из осенних дней Георга вызвали в военную комендатуру и вручили повестку о призыве в действующую армию на Восток. Юноша вернулся домой и сообщил своим родителям о повестке. Мать Георга, услышав эту тревожную новость, проплакала весь вечер и пообещала, что пойдет к самому военному коменданту, просить за сына, чтобы его не отправляли в Россию. Георг, которому всего месяц назад исполнилось девятнадцать, был полон патриотических чувств и не очень то расстроился по поводу своего призыва в действующую армию, в самую гущу событий, туда, где сейчас решалась судьба его страны. Отец Георга, человек, сумевший даже в эти нелегкие времена сохранить безупречную репутацию честного человека, задействовал все доступные ему связи. Георга вместо отправки на Восток призвали в резервную пехотную часть, дислоцированную во Франкфурте на Майне. Тыловые части внутри Германии это совсем не передовая линия фронта. Тревога семьи немного улеглась, но состояние постоянного беспокойства, теперь прочно поселилось в доме Георга. Самое худшее не заставило себя долго ждать. Случилось так, что всего через несколько месяцев, в самом начале сорок третьего года, когда противостояние на восточном направлении стало еще больше накаляться, пехотная часть, в которой служил Георг, была переброшена на фронт. Однако молодому солдату снова повезло. Хотя последующие события везением назвать сложно, тем не менее, стоило бы обстоятельствам сложиться немного иначе и не известно, разговаривали бы мы сейчас в холле гостиницы.
Буквально в тот же день, когда часть из Франкфурта попала на передовую, взвод, где Георг был рядовым не успев провести свой первый бой, оказался в плену. Через месяц Георга вместе с другими такими же, как и он, военнопленными отправили в лагерь в город Бабруйск, где он пробыл следующие несколько лет до самой капитуляции фашистской Германии в 1945 году.
В советских лагерях Георг провел восемь долгих лет. Тогда то русский язык со всеми его лингвистическими тонкостями и стал для немецкого юноши вторым языком в его жизни. Георг рассказывал, как он вместе с другими немецкими военнопленными работал на стройках, восстанавливая, разрушенное войной, хозяйство Советского Союза. Работать приходилось тяжело и в основном в районах Сибири и Дальнего Востока. Как то раз в самом конце 1946 года Георга переправили в спец - лагерь под Хабаровском на строительство железной дороги. Было это зимой. Пленных привезли в заброшенный таежный поселок, выгрузили из машин и развели по временным палаткам.
Лагерь не был готов еще, и бараки только начинали строить тут же рядом другие заключенные, среди которых были уголовники и те, кто отбывал срок по политическим статьям. Конвой строго следил за тем, чтобы исключить всякую возможность общения пленных немцев и своих родных зэков. Порядки в лагере для немцев ничем не отличались от порядков в любом другом лагере сталинских времен. Тем не менее, полностью пресечь общение заключенных было невозможно, так как лагерный забор еще не построили и ограждения пока были условным. Весь расчет состоял в том, что если даже кто-то и совершит побег, то бежать ему все равно было некуда. Вокруг тысячи километров непроходимой тайги и суровый пятидесятиградусный мороз. Ни один беглец не смог бы выжить в таких условиях.
Работали они порознь, и немцы и уголовники, но людей не хватало и лагерному начальству приходилось отправлять на строительство железнодорожной ветки вместе с немцами и зэков. Каждое утро в четыре часа людей загружали в открытые машины и отвозили километров за тридцать, туда, где был очередной участок работ. Остальные же заключенные валили в тайге лес и строили бараки. Все так и шло своим чередом пока в один из дней несколько человек, из числа уголовников разоружив конвой, убили охранников и бежали. Оперативно вызвать солдат в подмогу на поиски беглецов не представлялось возможным и потому лагерное начальство ограничилось в поисках своими силами. Солдаты, охранявшие зэков в тайге подключились к поиску беглецов Охрана, на повале леса, была ослаблена и тут произошло непредвиденное - зэки напали на конвой. Началась перестрелка, и несколько десятков арестантов, вооружившись отбитыми у солдат автоматами, бежали на трех грузовых машинах. Все это произошло в то время когда немецкие пленные находились на работах по строительству железки. О том, что случилось в лагере известно стало позже.
Конвоиры ничего не подозревая, продолжали охранять немцев. Совершенно неожиданно появилось несколько машин с вооруженными зэками. Проскочить незамеченными им бы уже не удалось, и, поняв это, они открыли автоматный огонь. Завязался бой. Пленные немцы прилегли на морозную землю, укрываясь от свистящих шальных пуль. Охрана не выдержала напора со стороны зыков и почти вся была перебита. Немцы так же бросились бежать просыпную. Стрельба не смолкала и началась паника. Теперь с неразберихи стреляли уже в сторону пленных. Георг укрылся за снежным завалом и пролежал там несколько часов пока все не закончилось. Больше половины зыков были убиты, но некоторым из бунтарей все же удалось бежать в тайгу. Среди солдат так же было много убитых. Георг попытался помочь одному из раненных, оказавшемуся рядом с ним на снегу.
Раненный не был немцем. Это был русский зэк из тех, кого привозили на работы вместе с пленными. Ранен он был не тяжело. Пуля прошла навылет через плечо, не задев кости. Дождавшись сумерек, Георг помог раненному подняться и, стянув с него пропитанную кровью жэковскую робу, перевязал рану. Звали того зэка Владимир. Как его зацепило он не помнил, так как от боли потерял сознание. Примерно через час Владимир уже смог немного передвигаться и оба узника ползком по снегу стали продвигаться в сторону тайги подальше от места недавних событий. Владимир рассказал Георгу, что он из самой Москвы, а родился и вырос в этих краиах в городе Комсомольске-на Амуре. По образованию Владимир был врач-ветеринар и работал в совхозе под Москвой. В начале войны он был призван в армию,но в Августе 1941 года получил ранение и после госпиталя был демобелизован.
В 1944 году на скот напал мор и без того небогатое поголовье стало резко сокращаться. Начальство, чтобы отвести от себя гнев руководства, обвинило во всем ветеринара с подозрительной фамилией Фишман. Владимира арестовали и через месяц с небольшим, после мучительных допросов, суд приговорил его к двенадцати годам заключения. Теперь Владимир и Георг понимали, что обратной дороги у них нет, и никто не будет разбираться кто виновен в бунте. В случае поимки, приговор себя долго ждать не заставит, и каков он будет тоже было известно. Вряд ли военный трибунал пощадит участников вооруженного нападения на конвой. Потому Владимир предложил пробираться через тайгу к городу и от туда уже искать возможности уехать вглубь страны подальше от сибирских лагерей..Георг рассказывал как они неделю, а то и больше, вдвоем шли по заснеженной тайге, питаясь сухарями которые у них были собой припасены и заедая их снегом. Через многие километры тяжелого пути, беглецы вышли к окраине города Комсомольск-на Амуре. Владимир сказал, что оставаться в городе на долго опасно, так как взбунтовавшихся зэков, разбежавшихся по всей округе, уже давно разыскивают и если они задержаться еще, то их непременно обнаружат. Той же ночью беглецы вышли на железнодорожную станцию и, забравшись в один из товарных вагонов, отправились в неизвестном направлении. В вагоне оказался съедобный грузящими с консервами и с замороженным мясом. Поезд останавливался на каждой станции и только в щель между досками вагона можно было определить время суток. Около двух недель Владимир и Георг, скрываясь от людей, провели в запертом товарном вагоне. Наконец поезд остановился на конечной станции в Белоруссии и той же ночью они покинули вагона, и пошли в сторону леса. Прошло еще несколько дней пока двое беглых заключенных немецкий военнопленный и советский зэк пробрались к небольшому селу. Георг намеривался дойти до Германии, а Владимир до своих дальних родственников, живущих на Украине. О дальнейшем оба пока не задумывались.
У самого села, они столкнулись с местным жителем. Сельчанин, заметив двоих подозрительных типов, заросших многодневной щетиной, черных от усталости и в тюремных телогрейках, поднял тревогу. Вскоре появились отряды милиции, лес был окружен и все выходы из него перекрыты. Георг и Владимир решили пробираться порознь, в надежде на то, что хоть одному из них удастся выбраться из западни.
Беглецы попрощались друг с другом и разошлись в разные стороны леса. Георг через несколько километров натолкнулся на старые заброшенные партизанские землянки. Он спустился в одну из них и, притаившись, стал ждать, пока окружение с леса будет снято. Еще неделю Георг провел в той землянке не выходя наружу. Только по ночам он покидал свое спасительное убежище, чтобы откопать под подтаявшим снегом ягод. Наступил Март. Весенние половодье и тающие снега сделали недоступными все подходы к бывшему лагерю белорусских партизан. Георг прожил в лесу почти месяц. И только в самом начале весны он сумел выбраться из заброшенного партизанского лагеря. Что стало с Владимиром он не знал. Георг решил, во что бы то ни стало дойти до западной границы. К концу марта он дошел до Молдавии. Путь беглеца был необычайно тяжелым и лежал через территорию чужой и незнакомой ему страны. Георгу удалось дойти до самой румынской границы. Но тут он натолкнулся на советских солдат и был арестован. После нескольких недель разбирательств, Георга переправили в лагерь военнопленных, а от туда вместе с другими пленными немецкими солдатами его перевезли в Среднею Азию. Георг работал на различных строительных объектах Узбекистана и в какой то момент попал на строительство ташкентского театра оперы и балета имени Навои. Этот период оставил в его памяти воспоминания о солнечном и приветливом городе, о людях добрых и отзывчивых.
Передо мной в широком кожаном кресле, в гостиничном фойе сидел пожилой немецкий господин и рассказывал эту невероятную историю. Из воспоминаний Георга о Ташкенте тех лет, мое внимание привлек его рассказ, о молодой женщине, которая торговала горячими пирожками с переносного лотка, тут же в центре города, рядом со строящемся оперным театром. Мой собеседник хорошо помнил эту женщину. Звали ее Сима. Иногда, когда представлялась такая возможность Сима, передавала пленному немецкому солдату горячие и душистые пирожки. Такое "пирожковое" знакомство Симы и Георга продолжалось довольно долго. И их отношения стали вполне приятельскими. Георг рассказывал Симе о себе, о том, что мечтает побыстрее вернуться домой.
............
В пятидесятом году в Германию возвращалась очередная партия немецких военнопленных, и Георг оказался среди них. Он вернулся в свой родной Штутгарт, но годы, проведенные в плену в России навсегда остались в его памяти. Не только трудности и лишения, но и встречи с людьми, которые поразили его своей открытостью и доброжелательностью.
Георг сказал, что рад нашему случайному знакомству. Мы обменялись номерами телефонов и, попрощавшись, расстались. Через пару минут вернулась моя жена с нашей дочкой, держащей в своих маленьких ручках яркий пакетик с новой покупкой. Мне захотелось пройтись по свежему морозному воздуху, и мы решили не идти в гостиничный ресторан, а поискать какое-нибудь кафе в вечернем городе. Пока мы втроем прогуливались по венским улицам в потоке прохожих, спешащих по своим домам людей, меня не покидало ощущение, что где-то и что то подобное я уже слышал, хотя никакой какой связи из того что рассказал Георг и временем моего поколения быть не могло. Тем не менее, странное ощущение не покидало меня. Мы зашли в небольшой ресторанчик сели втроем за столик и сделали заказ.
Пока мы находились в ожидании официанта, вдруг совершенно внезапно я вспомнил, что еще из детства, из отрывочных рассказов своих родителей, слышал я о некой женщине, которая жила с нами по соседству в старом ташкентском дворике. Женщина одна растила двоих сыновей. Родные ее погибли на Украине во время немецкой оккупации. Мужа у нее не было. Он погиб в самом начале войны. Звали женщину Сима и она долгие годы продавала пирожки возле фонтана в центре города возле того самого театра имени Навои. Позже, уже после землетрясения, Сима работала буфетчицей в кафе на первом этаже гостиницы Ташкент. Там же, не далеко от театра. Доходили слухи, что Сима сейчас живет где-то в Германии с семьей своего старшего сына, но второй ее сын находился в Израиле.
Спустя несколько дней мы вернулись в Тель-Авив, и я решил попытаться разыскать сына Симы. Пришлось измучить вопросами свою маму, найти самых разных людей, сделать десятки телефонных звонков, пока я узнал фамилию, разыскиваемого мною человека. Наконец мне удалось заполучить номер телефона, и я позвонил к незнакомому мне совсем человеку. Я попытался объяснить кто я и откуда. Звали его Алекс. Мой короткий рассказ о встрече с Георгом растрогал моего собеседника и он пообещал тут же перезвонить своей маме которая действительно сейчас жила в Германии. Я передал Алексу номер телефона Георга.
Вначале следующей недели позвонил Алекс. Он был очень расстроен.Его мать скончалась в Штутгарте, где она жила последние несколько лет со своим старшим сыном. Случилось это на следующий день после нашего с ним разговора.
Летом мне довелось оказаться в Хайфе. Я позвонил к Алексу и он сказал будет рад встречи.Как раз в тот день у него выпал выходной. Жил Алекс всего двумя кварталами выше от центральной автобусной станции и уже минут через десять пешей прогулки по городу, я нашел нужный мне дом. Алекс оказался приятным человеком. Мы поговорили о том кто, чем занимается, о работе и вообще, о нашей израильской жизни. Мы оба были с одного города и общих тем оказалось достаточно. Алекс рассказал, как он ездил в Германию на похороны своей матери. В Штутгарте он пытался встретиться с Георгом, но тот оказался в отъезде и потому встреча не состоялась. Но старший брат Алекса позже связался с Георгом и встретился с ним.
Я обратил внимание на фотографии, которые стояли на серванте в салоне. На них была запечатлена свадьба. Невеста красивая девушка, в белом подвенечном платье и молодой человек в свадебном костюме. Я спросил Алекса кто это фотографии. Он ответил, что это его младшая дочь, которая вышла замуж в прошлом году. Была большая свадьба, а жених коренной израильтянин из очень хорошей и славной семьи, корни которой так же из России. На свадьбу из Германии приезжал старший брат Алекса со своей семьей и с. Самой. Алекс рассказал, что отец Натаниэля, так звали жениха, кадровый военный, прослуживший всю жизнь танкистом и сейчас он на пенсии. Дед Натана был из России и приехал в Израиль в начале пятидесятых годов. Алекс рассказал, что судьба этого человека тоже была не простой. В сталинские времена, он отбывал срок в лагерях по ложному обвинению во вредительстве. В конце сороковых годов он бежал из лагеря под Хабаровском и вместе с одним молодым немцем военнопленным, добрался до самой Белоруссии. Там его снова схватили и переслали в следственный изолятор в Киеве. Ему грозил расстрел и за несколько дней до суда человек этот вновь бежал из под стражи. Он сумел добраться до Польши и от туда через всю Европу, дошел до Палестины. Звали его Владимир, а фамилия была Фишман.
Время имеет свое течение и нам не дано его изменить. Даже когда течение времени, как нам кажется, приостанавливается, оказывается что это всего-лишь временная петля, за которой течение, вновь возобновляет свой естественный ход, переплетая судьбы людей самым непредсказуемым образом.