Я стою на автобусной остановке. Март, кусочки мокрого снега на свеженачищенных и еще блестящих туфлях. Я стучу ногой о железный столб, чтобы сбить снег. Я заканчиваю работу в шесть и полчаса у меня уходит на то, чтобы добраться сюда, на остановку. Подруга заканчивает в шесть тридцать, но ей добираться всего ничего – две остановки. Три розы в красивом целлофановом конверте покачивают полураспустившимися бутонами. Жена заканчивает в пять, наверное, уже дома.
Красивая, сравнительно недорого, но стильно одетая женщина, проходит мимо меня к телефону-автомату. Я стою на единственном сухом пятачке, совсем рядом с телефоном, кучи полурастаявшего снега и лужи не позволяют это положение изменить под страхом грязных туфель. Надеюсь, дорогая, ты не собираешься использовать этот телефон для секретных разговоров. ЦРУ, знаешь ли, да и я с этого сухого места не сдвинусь. По крайней мере, до тех пор, пока из шумно затормозившего автобуса не выпорхнет Подруга и окинув меня взглядом, не даст улыбкой понять, что она все заметила и оценила – и мою спортивную, несмотря на возраст, фигуру, и ладно сидящую импортную курточку и сверкающие туфли, в десять раз более эффектные посреди этого болота.
К счастью, женщина секреты обсуждать не собирается. «Славик? Здравствуй, сыночек. Как в школе? А ты что? Молодец. А что ел? Дай мне папу. Здравствуй, зайчик. Как у вас? Суп нашли? Молодцы. Зайчик, я тоже соскучилась. Ты же знаешь, как это важно для нас, чтобы ты там работал. Славка вон растет, вчера просил кроссовки – 30 долларов. Нужно постараться. Мы тебя любим.»
Неожиданно, я почувствовал на своем лице горячую волну стыда. Пришли мысли о жене, одиноко сидящей сейчас перед телевизором и последней халтуре, не посланной как обычно в далекий Хабаровск, где дочь и ее муж-военный ждали ребенка, а истраченной на вот эту вот ладную курточку.
Женщина тем временем продолжала: «Нет, сегодня не смогу пораньше. Ты Светку Аверину помнишь? Училась я с ней. Не помнишь? Ну, в общем, проблемы у нее, просила зайти. Да не знаю, с мужем что-то. Зайка, нельзя так. Людям помогать надо. Не ждите меня, ложитесь. Ой, автобус мой, побежала. Я тебя люблю, зайка. Суп ешьте. Бай.» Женщина воспроизвела поцелуйный звук и повесила трубку. Я понял, что я должен изменить свою жизнь. Я должен думать о семье, как эта женщина. Я объясню все Подруге, она поймет. Я буду больше работать. Мы с женой будем ходить гулять и в оперу. Я пойду в церковь. Мельком взглянув на раздавленного чувством собственной ничтожности меня, женщина достала из сумочки зеркальце и, не обращая не малейшего внимания на закрывающий двери автобус, стала поправлять волосы и корчить рожицы. Автобус отошел.
Еще не понимая, что произошло, я провожал взглядом эту великую женщину, которая сама того не зная, возможно, только что спасла мою душу. Осторожно выбирая места посуше, она прошла метров тридцать до стоящей за остановкой «Ауди». Сидевший внутри бородач, увидев ее, выскочил из машины и, неловко сунув женщине букетик из трех роз в красивом целлофановом конверте, открыл перед ней дверь. Женщина засмеялась, они поцеловались.
«Ауди» отъехала. Из шумно затормозившего автобуса выпорхнула, улыбаясь, Подруга. Я медленно приходил в себя.