Небо в тот день было мутно-селедочного цвета. Казалось, еще немного - и пойдет дождь.
- Господи, - шепнул я и поднял голову к облакам. - Дай мне еще минут двадцать. Пусть он пойдет, этот дождь, но чуть позже.
Меня бил озноб, хотелось закрыть глаза, чтобы не ворошить царапавший их песок. Я снова посмотрел на небо.
- Да нет там никого, - раздался голос у левого плеча. - Хватит унижаться. Дождь пойдет только к ночи.
"Спасибо, я так и думал", - хотел пошутить я, но сильный порыв ветра налетел и грубо обыскал меня, проверив даже рот. Я захлебнулся воздухом и, развернувшись на 180, вдруг увидел на ступеньках театра огромный шуршащий букет на длинных ногах. На мускулистых, пожалуй, несколько суховатых, прямо-таки беличьих, упругих ногах. Пульсация из головы стала перемещаться ниже. Я не видел ее лица, но эти ноги... Они будто стали на сердце в третьей позиции и уже приготовились крутить фуэте, ввинчиваясь все глубже и разваливая на части сердечную мышцу. Я приостановился.
- Да, это она, - раздался будничный голос у левого плеча. - Твоя Балерина. Один из вас убьет другого.
Я поспешил отвернуться, щелчком разума освободил сердце, ноги отлетели, и я продолжал свой бег почти подскоками.
- Беги не беги. От судьбы не убежишь, - философски-томно заметил голос.
- Как ты мне надоел! - сказал я с надрывом.
- А ты плюнь. Плюнь через левое плечо - и я замолчу. Может даже навсегда.
"Хорошо, пусть я ее убью, но лет через сто, сейчас мне надо успеть домой, влететь в спальню, зацепиться за брошенный на полу телефон, рухнуть, смеясь и чертыхаясь, на ковер, дотянуться до стула, где на уровне лица в правом кармане серого в рубчик пиджака окажется заветная белая баночка с этими треклятыми капсулами, которую я забыл переложить в другой пиджак. Успеть добежать, успеть проглотить, а потом можно идти в дождь, в пургу, в горы, лететь на Луну или нырять в Марианский желоб. И познакомиться с Балериной. Может даже дать себя задушить этими ногами", - мысли жужжали в голове, как тысячи пчел... Вдруг за спиной - я знал это, знал - стук каблучков и голос:
- Молодой человек! Вы не могли бы мне помочь?
- Не оборачивайся, - сказал я себе.
- Придется, - сказал голос у левого плеча.
- Извините, но я ужасно спешу, - сказал я жалким тоном, почти не повернув головы. Каблучки продолжали стучать:
- Но что же мне делать? Я не могу открыть машину: цветы мешают. А я вас довезу, если вы так уж спешите.
У обочины стоял маленький Порше цвета электрик. Я остановился и посмотрел в ее глаза. Вся жизнь промелькнула в голове. Самочувствие резко улучшилось. В кровь пошел адреналин. Я почувствовал, как меня засасывают непреодолимые обстоятельства, но бороться не хотелось. Что ж, я всегда принимал неправильные решения. Всегда выбирал журавля в небе. Неужели это в последний раз? Подкатила приторная тошнота. Мы врежемся в столб, застрянем в пробке, упадем в пропасть, в машине заложена бомба...
- Хорошо, давайте ваши цветы. Что же вас поклонники не провожают? Или секьюрити...
- Да я сбежала от всех, - сказала она, открывая машину. - Хотелось побыть одной. С утра было ощущение приближения чего-то важного. У вас ведь бывает так? Кладите цветы на заднее сиденье. Куда вас везти?
- Домой, - начал куражиться я. Всегда чувствовал себя неуютно, когда приходилось зависеть от женщины. - Улица ТОлстого, 7, квартира 12, первый подъезд, третий этаж.
Машина мягко тронулась и быстро набрала скорость. Меня слегка вдавило в кресло. Хорошо водит. Домчим за пять минут, - подумал я раздраженно, а вслух продолжал ерничать:
- Хотите, зайдем ко мне, посмотрим телевизор, я покажу вам свои медали ...
- ???
- "Двадцать лет коту под хвост" и "За скромность в сексе".
- А-а-а, так вы, наверное, из тех, кто кучу народа переворошил в поисках красивого тела, а теперь ищет родственную душу? - спросила она с улыбкой на губах и с убийством в глазах.
"Ого! Она цитирует старину Жванецкого. Женщина не только с ногами, но и с головой - это опасно".
Ответить было нечего. Мысли путались. Глаза снова отяжелели, спина вспотела. Обеими руками я уперся в сиденье, закрыл глаза и набрал побольше воздуха.
- Вам что, плохо?
- Остановите.
Так я познакомился с Балериной. Она проводила меня домой, я выпил пилюли, под шум дождя мы посмотрели телевизор, а когда вышли на улицу, "Поршик" и трава вокруг него были усыпаны стеклярусом капель и казались одного цвета: дымчато-халцедонового, а цветы на заднем сиденье успели превратиться в груду пестрого сена.
Она была Волшебницей. Умела читать мысли и предугадывать желания. Лежа на ее груди, я слышал шум океанского прилива. Дни с понедельниками во главе строились в недели, и жизнь приобрела новые краски. Мои исследования, которые парились в тупике полгода, пошли на подъем с вертикальным взлетом.
Дело всей моей жизни - имплантация искусственных органов, которые не отторгались бы организмом, кажется, сдвинулось с мертвой точки. Михалыч, мой коллега и учитель, этакий дед Шишок нашей лаборатории, вся жизнь которого прошла здесь, невдалеке от чайника, поначалу напрочь отказывался проверить мою идею. Если описать историю его поисков конструкционных материалов для вживления в организм, она будет похожа на приключенческий роман. Он испытывал золото, платину, палладий, керамику, композиты, кораллы и даже сапфиры. Оптимального варианта не было. Ответная реакция на пребывание материала в организме приводила к более или менее тяжелым последствиям. Даже титан, наиболее инертный из металлов, через несколько месяцев после имплантирования обнаруживался в легких, печени, почках и лимфатических узлах, а через четыре года его концентрация увеличивалась в пять раз. В принципе, эта технология в медицине уже давно применялась, но локально: раздробленные участки кости заменялись искусственными. Но нам хотелось бОльшего: создать материал, не имеющий противопоказаний, и делать из него полноценные протезы. Как и все ненормальные ученые, я проверял свои идеи на себе, потому что мои коллеги воспринимали их недоверчиво, но это меня абсолютно не расстраивало. Все гениальные идеи поначалу кажутся абсурдными, - говорил голос у левого плеча, и я ему верил. Он никогда не ошибался.
Однажды я проснулся с мыслью о том, что глупо долбить в одном и том же месте. Нужно искать не материал, а покрытие! И оно должно быть живым! Только тогда есть надежда, что имплантант приживется. И если можно будет пересаживать донорские органы независимо от их родственного происхождения, это будет революция в науке! В тот же день я извлек из-под кожи свою предыдущую идею и перестал глушить организм лекарствами. Я перестал жить по расписанию, не боялся промокнуть и заболеть, мог позволить себе рюмочку коньяку и углубился в работу. В качестве покрытия я решил попробовать хорион-1, универсальный абортивный материал. Пластмассовый участок кости я покрывал хориальной тканью, а потом с помощью лазерной обработки делал конструкцию максимально приближенной к архитектонике костной ткани. В месте соприкосновения покрытия и ткани образовывалось живое, растущее замковое соединение. В дальнейшем, по мере роста ткани, специальные клетки слой за слоем растворяли покрытие, а в образующемся пространстве формировались остеоны, стуктурные единицы кости.
Михалыч хотел было доложить начальству о моих успехах, но Володька его остановил.
- Давайте повременим, - сказал он, - у меня есть меркантильное предложение.
Оно оказалось настолько душераздирающим, что я онемел на двое суток. Как человек, я содрогался от одной мысли, что мне придется это сделать, но как ученый, не мог от нее отказаться.
Володька Корнеев (по кличке Корешок) всегда отличался деловой хваткой и здоровым цинизмом, чему я завидовал, понимая, что так проще жить. Даже любовные отношения он строил на коммерческой основе. То, что он предложил, технически было возможно, но с точки зрения морали было преступлением, выпадом против всего святого. Я не мог принять решения и напрасно прислушивался к внутреннему голосу. У левого плеча было тихо.
Пока мое Ego рвалось на части, произошло два события, довершивших это разложение. Во-первых, моя Балерина оказалась сводной сестрой Володьки. А во-вторых, она сообщила, что беременна и ребенок помешает ее карьере. В борьбе за своего неродившегося сына я потерпел поражение. И тогда Володькина идея уже перестала казаться кощунственной и утопической. Казалось, Фортуна, эта бесстрастная тварь с завязанными глазами, сама преподнесла мне этот шанс на блюдечке с голубой каемкой. "Если мир таков, нужно жить по его законам", - подумал я и с небывалым вдохновением принялся за опыты. Корешок взял на себя все остальные функции. В его способностях договариваться и давать взятки я не сомневался. На это ушла неделя, а вторая - на параллельное обследование Балерины и ее брата.
Когда Галя Павлова проснулась, она увидела на стуле у кровати маленького плюгавенького старикашку.
- Как вы себя чувствуете, голубушка?
- Замечательно, доктор, - Галя улыбнулась этому старорежимному обращению.
- Я не доктор. Я Анатолий Михайлович Блюмензон, руководитель нанотехнологической лаборатории. Я к вам по поручению Андрея...
- Он меня бросил, да?
- Никто никого не бросал. Я все сейчас объясню. Вы все равно не поймете терминологии, я попробую рассказать попроще. Андрей открыл биостимулятор - особый состав пропитки и покрытия имплантанта, который позволяет ему прижиться в организме. Его основа - хорион -1, полученный после вынужденного прерывания беременности... Ну, вы понимаете. Только не надо ужасаться. Абортарий используется в медицине уже не одно десятилетие. Когда вы решили прервать беременность и сообщили об этом вашему брату, у него возникла мысль не просто использовать вашу хориальную ткань, а трансплантировать ее вместе с маткой и плодом.
- Я понимаю... Поэтому он сказал мне, что это не беременность, а фибромиома...
- ... и ее нужно удалить вместе с маткой.
- Он просто предатель. Где он? Где Андрей?
- Надеюсь, вам известно, что первому мужчине, родившему ребенка, обещан миллион долларов? Им будет ваш брат. Операция уже заканчивается.