Степь - летом горячая, зимой - обжигающая ледяными ветрами простиралась на сотню переходов во все стороны света.
Степь тянулась до впадающей в океан большой мутной реки на восходе, до дремучей тайги на севере. На Юге степь заканчивалась безводными пустынями, солончаками и Великой Стеной империи Цинь.
На западе, среди оазисов у подножий высоких гор процветали могучие цивилизации - Коканд, Фергана, Бухара, Самарканд, там проходил Великий торговый путь, а по числу жителей города Коканда не уступали городам многолюдной империи Цинь.
Где-то на северо-востоке Коканда, весной, когда степь покрывается цветами, на рассвете, в хижину суфия, о ком на весь край разносилась весть как о великом целителе, двое воинов Темуджина внесли своего чуть живого, израненного товарища в изодранных доспехах, забрызганных собственной кровью и кровью врагов. Суфию вручили мешочек с серебром, пообещали заехать, когда народиться новый месяц.
Девять дней дух воина метался между бренным миром живых и миров забвения, поддерживаемый травяными отварами и целительными бульонами, которые суфий готовил при помощи своего молодого ученика. На десятый день могучий организм победил болезнь, воин заснул здоровым трехдневным сном.
Когда народился молодой месяц, прибыли товарищи раненого: Мусук и Гуюк - еще не заматеревшие в боях волки, но уже и не безусые юнцы. Воин, имя которому было Арабша, матерый степной волк с лицом, изуродованным шрамом от давно зажившей раны, возлежал на удобных шкурах с миской мясного отвара и лепешкой в руке.
- Теперь этот дом под покровительством великого Темуджина! - провозгласил входя Мусук. - Никто, под страхом самой суровой казни не тронет обитателей сего дома! Великий Темуджин даст тебе вволю серебра и скота, да будешь ты лечить его воинов!
Суфий объяснил, что Арапше нужно еще пять восходов покоя и нукеры отбыли на восток, освещаемые красными лучами восходящего Солнца.
К вечеру в хижине знахаря появился еще один гость - слепой странник в изодранном халате с мальчиком - поводырем под руку. Своим видом гость напоминал странствующего дервиша.
- Я пять дней шел из того места что раньше было Мерв и мои глаза перестали видеть от горя... Степь, степь обрушилась на нас. Коканд, Бухара, Мерв - все падут под их мечами... От сотворения миров не бывало такого... приходит конец сему времени - слепой говорил, раскачиваясь, держа пиалу кумыса обеими руками. Ученик суфия подвинул ему удобней подушки.
- А где падишах, где его армия, его бесчисленные наемники, столь бесстрашные в грабежах правоверных поданных? - спросил суфий.
- Я был писарем с острым зрением и неутомимыми глазами у великого падишаха, да сохранит Аллах остаток дней его! Жил скромно, не брал лишнего, везирь ценил меня... Я жил во дворце, где играли лучшие музыканты, самые красивые женщины Коканда услаждали наш взор танцами... Получал маленькое жалование, но стол везиря был к моим услугам! Ты помнишь меня? - суфий молча кивнул, не смея перебить рассказ.
- Из глубины Степи, наверное, из самих недр земли, из Тартар, появился Темуджин со своими монголами. Собрал степняков законом Ясы. И обрушился на всех нас: на правоверных, на аидов, на неверных...
- Как вихрь налетают воины Темучина, как безжалостный удар клюва ястреба их стрелы, бьющие за 400 шагов. Как трусливые зайцы бежало войско падишаха... И нет во всей вселенной ничего, чтобы противостояло этой силе...
- 10 дней мы считали убитых в том месте, которое раньше было Мерв. Полтора миллиона убитых лежат вповалку... Воронье, шакалы, воронье, воронье... Не было во всей вселенной города могущественней Мерва. И не осталось ничего кроме воронья, шакалов, воронья... Только черную пустыню, как после степного пожар, оставляет за собой Темуджин. И мои глаза не видят больше от горя!
- Да, страшно орудие промысла Всемогущего - подтвердил суфий, лично подавая бывшему писарю вторую пиалу с кумысом.
- Темуджин воистину велик и справедлив - подал голос Арабша. Все испугано обернулись в его сторону. - Он собрал степь по законам справедливости, законам Ясы - Арабша закряхтел, пытаясь подняться, но ослабевшие ноги не держали. - Ты спас мне жизнь, и я буду должен жизнь тебе. Но моя жизнь принадлежит Потрясателю Вселенной Темуджину.
- Степь катится, на весь мир катиться степь - бормотал слепой - наступает конец времен, где росли цветущие сады - взошел ковыль, дочери благородных семей обесчещены варварами, коих раньше не допускали до городских ворот... Лисы смеются из опустевших домов знати...
- Таков конец времен, предсказанный пророками - кивнул суфий. - За грехи правоверных, жадность знати, алчность духовных людей...
- Слушай меня - Арабша схватил суфия за рукав халата - и ты, старик, слушай! Я в детстве был похищен у своего рода, продан татарами в рабство, носил на шее колодку... После, меня, степного волчонка, продали в Мерв. Вместе с другими невольниками я рубил камень, носил колодку, мне кидали на день пресную лепешку и давали воду, которую бы отказались лакать псы! А дети жителей городов плевали в нас и развлекались, швыряя камни...
- А степные роды враждовали, вырубались под корень, продавали друг друга в рабство... Воровали друг у друга коней, забыли почитание старших. Но пришел Темуджин - а ему тоже приходилось таскать колодку - вы это должны знать, книгочеи. Он собрал степь в кулак, установил справедливый порядок. Закон Ясы. И теперь ни у кого из подданных империи нет права иметь монгола слугой или рабом!
- Я бежал из Мерва, во всех ваших книгах не описать, что пришлось пережить рожденному волком, пока не попал под знамена хана Гуюка, кузена великого Темуджина во вторую, "серебряную" сотню! - Арабша выпрямился, сделав заметное усилие, его глаза заблестели. - Меня сразу сделали десятником, но наш сотник оказался трусливым шакалом, и сотня бежала во время битвы с уйгурами в солончаках. По закону Ясы казнили каждого десятого. В сотне после похода оставалось девять десятков нукеров, девятерых по жребию должны были обезглавить. И в их число попал я! Тот трусливый жирный пес мог бы сказать, что я и мои нукеры храбро дрались, прикрывая его дрожащий хвост... Но в этом случае он бы подставил под удар свою шею. Он приходился к тому же племянником хана Гуюка. Рожден был от наложницы - аристократки из Бухары или из Самарканда - неважно!
- Судья нашей тысячи, вынесший приговор не пожелал по справедливости разбираться в деле, где могли быть затронуты интересы родственника могучего хана. Я уже чувствовал у себя на шее холодное лезвие занесенного меча... Передо мной уже обезглавили восьмерых, я оставался последним. До этого все выслушали приговор, связанные по рукам и ногам. И на моих конечностях были особо крепкие узлы, ибо палачи знали мой нрав! Я, связанный, беспомощный, в окружение своих врагов продолжал угрожать им местью и расправой! По справедливому закону Степи!
- Я уже чувствовал холод занесенной надо мной сабли палача... Здесь, внезапно раздался крик: "Феодора... Сбежала Феодора!" Любимая игрушка судьи - греческая царевна Феодора, захваченная нукерами в плен во время одного из наших разведывательных набегов на Коканд (она гостила у падишаха), сбежала из-под стражи. Весть об этом принес мой бывший помощник в десятке и кровный брат Назет.
- Эта Феодора, желтая и страшная как облезлая кошка, имела какую-то странную власть над сердцем судьи. И он немедленно возглавил за ней погоню. Боясь, наверное, чтобы царевну никто не перехватил по дороге. И не сделал бы своей наложницей.
- Но это Назет специально придумал историю с побегом царевны, чтобы спасти меня. Моментально, оглушив охранявшего меня палача, снял с меня веревки, мы вместе бежали в заросли, где были приготовлены свежие лошади.
- Назет - мой названный брат. Трижды я спасал ему жизнь. Один раз огромный уйгур уже занес над его головой меч, я с трудом отбил удар, подставив вытянутую руку со щитом. Меч того уйгура скользнул мне по левому боку, на два пальца от сердца. И теперь Назет возвращал мне долги.
- Я признал, что тот долг он мне заплатил! Но было еще два случая, когда я спасал Назета от верной гибели. Итак, он мне остался должен еще две жизни. Назет согласно кивал мне, когда я напомнил ему об этом.
- "А как это тебе тысяцкий настолько поверил, что оставил охранять меня?" - спросил я. "Я сообщил ему, чтобы усыпить бдительность твоих палачей, что испытываю к тебе ненависть с того случая, с пленницей". Когда-то в очередном походе Назет из разведки притащил красивую деву - кипчачку, с голосом как у соловья на рассвете, умеющую зажигать сердца нукеров танцами. И совершенно потерял с ней сердце, как молодой жеребец! Да он и был молодым жеребцом! Но я, по праву старшего в десятке, забрал кипчачку к себе в шатер. Назет даже желал тогда схватиться со мною на мечах. Но я напомнил ему про наше кровное братство, справедливость законов степи, и про то, что мы, нукеры великого Темуджина, должны брать жен и дев всех народом к себе в шатры, а не терять с ними свои сердца. И я остановил его горячность разумными словами опытного волка. И тем самым еще раз спас ему жизнь, потому как наша схватка закончилась бы для него верной гибелью или тяжелым ранением.
- Да, для Назета законы кровного братства и законы Степи стояли выше его прихотей. Чего не могли понять мои палачи... - лицо Арабши перекосила мучительная гримаса, но он нашел в себе силы продолжить. - Я забрал свое оружие, свою верную саблю, лук, циньский кинжал. И, выхватив кинжал, как молния ударил Назета в сердце, прежде чем он успел понять, что произошло. До того как его дух оставил тело, я успел сказать ему: спасибо, кровный брат. Теперь мы в расчете!
Ученик суфия и мальчик-поводырь слушали Арабшу, широко раскрытыв глаза, суфий возмущенно качал головой. Ослепший писарь что-то неслышно бормотал губами, не совсем соображая, что происходит вокруг.
- Теперь он совершенно рассчитался со мной, и когда мы встретимся с ним в Нижнем Мире - признает справедливость моих поступков. Ибо его смерть нужна была мне в тот момент, чтобы замести следы. Я поменялся с Назетом одеждой, разрезал ему лицо и оставил рядом с телом поломанную стрелу. Что означало - вынесен приговор и месть по законам степи! Мои палачи, зная со слов Назета о его ненависти ко мне, решили, что это месть за тот случай. Закон степи требует выносить в таких случаях приговор и месть самолично, чтобы доказать свое достоинство нукера и мужчины! Мы одинакового телосложения, про мои особые отметины они не знали, у Назета никаких тоже на теле не было... Как после мне удалось узнать, они поверили в обман. Тем более, мне очень понадобился второй конь, оставленный Назетом для себя.
- Итак, у меня было два кровных врага, с кем надо было посчитаться по законам степи. Сотник и Судья нашей тысячи. Впрочем, меня считали мертвецом.
- Долго можно рассказывать вам про то, как я скитался по степи - беглец без имени, без рода. Я снова попал в плен к торговцам людьми из Коканда, ударом плети мне изуродовали лицо. Теперь меня, наверное, не узнал бы родной отец! Но не этим шакалам была удержать на привязи матерого волка! Я ушел от них безлунной ночью, присоединился к странствующим кипчакам - такие же волки-одиночки, отбившиеся от своих стай.
- Мы примкнули к "буйному" тумену Темуджина - там собирался разноплеменный народ: беглые рабы, разбойники - скитальцы, потерявшие свой род, искатели счастья. Эти люди не признавали ни традиций, ни законов, жизнь там не стоила медной монеты.
- Шел десятый год Ясы - новой эры в истории Степи. Тумены Темуджина обрушились на Цинскую империю. Во время этого похода я свел счеты с первым своим врагом - сотником. В неразберихе того похода удалось замести следы, никто не понял, что это была месть.
- Я был в тумене "буйных" на хорошем счету, знал и почитал закон Ясы, мог заставить уважать Ясу и "буйных". Не знаю, какому риску я подвергался чаще: от рук цинов или от "буйных". За два года Цинского похода я стал правой рукой сотника.
- На двенадцатом году Ясы, когда уже седлали коней для похода в Коканд, моя месть настигла судью тысячи. Но здесь кешики - личная охрана Темуджина схватили меня на месте преступления. - Арабша здесь закашлял, ученик подлил ему кумыса в пиалу. - Племянник судьи, состоящий десятником у кешиков, готов был меня обезглавить на месте как опасного нарушителя Ясы. Я только успел выкрикнуть: "отдаюсь под защиту Темуджина". А находящиеся неподалеку нукеры моей сотни, выхватив сабли, были готовы отбить меня от кешиков.
- Связанный кешиками, я успел шепнуть Мусуку (нукеру моей сотни): скачи к нашему тысячнику (он всегда благоволил ко мне). Скажи, что Арабша отдается под защиту Темуджина. Отдавшего себя под защиту Темуджина должны были доставить к хану. Надо было выиграть время, чтобы меня не прикончили на месте. И - благодарение великому Синему Небу - тысячник успел вовремя!
- Он предупредил сотника кешиков, что его нукер отдался под защиту Темуджина. И со своими нукерами проследил, чтобы меня доставили к Темуджину невредимым.
- Темуджин - да будет вовеки над ним благословение Синего Неба! - был в своем шатре, готовясь к новым походам вместе с любимым темником одноглазым Судубаем-багатуром и ханом Гуюком. Я пал ниц перед Потрясателем Вселенной и поведал свое настоящее имя и что заставило меня свести счеты с его судьей, как был нарушен принципы справедливого закона Ясы.
- И я восхвалял от чистого сердца мудрость законов Ясы. Ведь раньше, в степи не было никакого порядка: младшие не слушали старших, подчиненные не уважали начальников, начальники не исполняли своих обязанностей. Темуджин, вступив на престол, ввел строгий порядок и указал каждому свое место. Грабежи и воровство стали в Степи почти неизвестны, не стало конокрадства!
- И это не была лживая лесть, а говорил я свои слова от полноты сердца. "Но ты нарушил наш закон Ясы. И потому сам должен быть казнен!" - объявил мне хан Гуюк. Мудрый Судубай сделал предупреждающий жест рукой: "Разве назначение Ясы в расправе над теми, кто всем сердцем почитает внутренний смысл закона Степи?" Темуджин едва заметно кивнул, меня вывели из шатра, через короткое время завели к Темуджину снова.
- Да, закон Ясы был нарушен этим нукером - начал зачитывать приговор сотник кешиков. - Но Темуджин милосердный к верным нукерам. За твои преступления тебе полагается смерть, но мы отложим наш приговор. И дадим тебе возможность искупить свою вину.
Итак, я должен был для искупления своей вины с туменом Баядера пройти по тылам Коканда, отвлекая внимание основных сил падишиха. - Арабша описал круг рукой, как бы показывая их маневр. - И мне был поручен десяток нукеров на самом опасном участке! У нас совсем было мало шансов вернуться невредимыми, вся надежда только на скорость наших коней!
- А в это время войско Темуджина обрушивалось на Мерв, что обещало его нукерам богатую добычу! Но мне было обещано, если я уцелею, место в отряде богатырей, передовом, "золотом" тумене Темуджина! И мудрый Судубай, отправляя меня на такое задание, понимал - я не подведу! Он понимал, что Арабше будет легче принять гибель, чем позорное скитание остаток жизни.
- И мы успешно отвлекли падишаха, ушли от преследования, но на обратном пути наша передовая сотня попала в засаду, отбивались от десятикратно превосходящих сил и там почти все сложили головы! Подо мною убили коня, я остался лежать оглушенный среди поваленных тел монголов и наемников - кипчаков, сброшенный в пересохший арык. Но отряд падишаха не задержался, ушел преследовать уходящих на Восток моноголов.
- И я очнулся из-за того, что мое лицо начали грызть шакалы, думая, что я труп. Перевязал обрывками одежды раны, шел навстречу Солнцу. На следующий день удалось раздобыть коня. Пройдя еще три перехода по степи, я встретил передовой отряд своего тумена "буйных". Тут же доложили Судубаю, и великий хан распорядился немедленно найти лучше лекаря в Коканде и передал мне золотую пайзцу. Пайзцу сотника золотого тумена!
Арабша, утомленный рассказом, откинулся на подушки, закрыл глаза. Писарь продолжал, тихонько что-то бормотать, раскачиваясь, ученик суфия молчал, сидя неподвижно с широко раскрытыми глазами.
Через три дня, на рассвете, за Арабшей заехали Мусук и Гуюк, привели ему свежего коня и отбыли в степь. Навстречу лучам восходящего Солнца.
Ученик, вышедший к колодцу набрать воды, остановился, провожая взглядом удаляющихся в бескрайнюю степь всадников: Арабшу и товарищей.
Суфий вывел из хижины писаря, поддерживая его под руку. Они подошли к колодцу, присели на камень.
"Монголы уходят. Пройдут через ариев, касогов, половцев. Дальше двинуться на север, в страну оросы" - рассказывал суфий.
"Степь уничтожит, сметет их всех. Не устоят перед степью ни арии, ни касоги. Ни оросы не отсидятся в своих дремучих лесах - предсказывал слепой писарь.- Будет закон степи над всей Вселенной. Воля Всевышнего... Наступил порядок Ясы."
- Монголы считают, что Темуджин - справедлив. Но разве Всевышний желает такого порядка и такой справедливости? - спросил ученик у суфия.
- Оросы почитают распятого Ису, сына Марьям. У их священников есть такое понятие. Справедливости - следует Дьявол. Всевышнему же присуще милосердие.
"Какое красное Солнце на рассвете в этом году! - удивленно сказал суфию ученик. - И сколько воронья налетело. Никогда такого не было"