Аннотация: Черновик. Пусть полежит, может, кто поищет за меня ошибки.
Бандитка
рассказ
Человек, проглотивший дерево, превращается в дерево, проглотившее человека.
"Сплин"
Девушка, попавшая в аварию и парень с барсеткой
Я встретил ее, когда она врезалась в дерево. В тот самый момент я и заметил ее машину. Сперва услышал звук - бах! - а потом уже увидел, как передок синей "десятки" смялся от удара. Стекла вылетели и рассыпались по гравию, которым с двух сторон обсыпана железная дорога. Странно, как будто она неслась на сверхзвуковой скорости: сначала звук и только потом я увидел, как это случилось. Помню, я сперва решил, что это гром гремит, и подумал: ну вот, попал под дождь черт знает где, тут нигде ни одной крыши нет, как на краю света.
Шагая вдоль полотна сырым осенним утром, я представлял, как выгляжу со стороны. Это, наверное, было забавно - чувак в лакированных, хоть уже и запылившихся, туфлях, выглаженном черном костюме и белой рубашке идет по безлюдной и дикой местности, где единственный след цивилизации - рельсы и шпалы. Не хватает только галстука, галстук я свернул и засунул в карман. Гравий хрустел под подошвами, словно конфетки эмэндэмс, и мешал идти. Я постоянно спотыкался. В руке я нес кожаную барсетку, только и всего.
Тучи сгущались, дул ветер и было холодно. Мне казалось, что с каждым шагом небо все больше темнеет, темнеет и грозит дождем. Дождь. Мои мысли стали крутиться вокруг этого слова. Дождь. Если пойдет дождь, все станет еще хуже, чем сейчас. Я вымокну, простужусь и сдохну где-нибудь здесь. Ну, может быть, и не сдохну. Дождь.
До ближайшего поселка очень далеко. Полдня добираться пешком. Вокруг только пыль и гравий, железная дорога, низкая трава и голые, изогнутые деревья, бесконечные столбы и провода. И никого, никого вокруг. Я чувствовал себя персонажем чьего-то сна.
И вдруг: бамс! Звук отразился эхом от стенок неба, словно я бродил внутри железной банки из-под пива. Я остановился и, приложив руку к бровям, всмотрелся вперед. И увидел там много странного. До этого уже, наверное, километр, я шел, опустил голову и рассматривая камни под ногами.
Я набрел на дорогу. Асфальта на ней не было, куда там. Какая-то пыльная укатанная тропа, по которой кто-нибудь проезжает от одного села до другого раз в месяц. Однако дорога пересекала полотно, и для нее был сделан переезд. Меня поразило, что тут имелся и шлагбаум и семафор. Даже с такого расстояния я видел, что он не работает. На фоне серо-синего неба семафор торчал, как палец с надетой на него игрушечной резиновой головой.
Как раз в тот момент, когда я об этом подумал, автомобиль врезался в дерево прямо на моих глазах. Будь я чуть поближе, рассмотрел бы аварию во всех подробностях. Одного я не заметил - как машина переезжала через переезд. В тот момент я, конечно, еще шел, опустив голову, но мне все равно почему-то казалось, что автомобиль материализовался уже на этой, моей стороне.
Машина застыла. Никто в ней не шевелился, никто не пытался выбраться наружу. Возможно, там все умерли. Пыль поднялась в воздух.
Я побежал туда, наплевав на гравий и туфли, грозившие развалиться. Бежать было тяжело, ноги разъезжались, но мне хотелось скорее к машине. Где-то на полпути я упал. Извалял брюки в пыли и ударился коленом об булыжник. Встал, упираясь руками, поднялся на ноги и продолжил бежать.
Признаюсь, я боялся, что после того, как я упал, автомобиль исчезнет, что это всего лишь галлюцинация, мираж, как в пустыне. В месте, где я оказался, все возможно. Просто близилась гроза, урчал гром, и я вообразил...
Машина стояла на месте. Только дверь была открыта.
Я остановился и сфокусировал усталый взгляд. Она шла по направлению ко мне, очень медленно, шатаясь и спотыкаясь, как зомби. Странная девушка из разбитого автомобиля.
На ней были джинсы, майка и куртка. Обуви на ней не было, девчонка шла босиком. Наверное, очень больно так идти, подумал я. Ее волосы спутались и слиплись от темной крови. Похоже, она разбила голову.
Я побежал к ней еще быстрее, когда она тряхнула головой и, заметив меня, вдруг хрипло заорала, вытянув перед собой ладонь с растопыренными длинными пальцами:
- Стой! Стой! Не подходи! Я! Сказала!
От неожиданности я немедленно остановился, споткнулся и упал перед ней на колени. Это выглядело так, будто девушка-авария уронила меня движением руки. Я стоял на коленях и смотрел на нее, как на ведьму, не зная, что делать дальше. За ее спиной я видел разбитый автомобиль, покрывшийся уже осевшей пылью. Передняя дверь была открыта. Я всматривался, но все не мог понять, что находится на пассажирском сиденье - толи мешок какой-то, толи человек. Еще за спиной девушки торчал семафор. Его два потухших глаза были пусты.
Девушка-авария медленно села на гравий, устало простонав. Она подняла голову и отвела волосы на затылок, размазывая липкую кровь по лицу и ладоням. У нее была рассечена бровь, один глаз залило кровью. Второй смотрел на меня, такой же пустой и темный, как стеклянный глаз семафора.
Я поднялся, подошел к ней и присел на корточки. Девушка сидела не шевелясь, только время от времени вздрагивала, будто просыпаясь от полудремы. Она была ничего, симпатичной, почти того самого типа, какой мне обычно нравится. Нет, мой любимый тип - не девушки с пробитой головой.
Я заглянул ей через плечо. Нечто белело на пассажирском сиденье. Человек или нет? Нечто не подавало признаков жизни.
- Ты в порядке? - выплюнул я вдруг фразу из голливудского фильма. Не знаю, блин, само выскочило.
Она чихнула, тряхнула головой и, застонав, закрыла глаза.
- Что случилось? - ну вот, еще одна глупость. Я понял, что абсолютно не представляю, что делать с раненой девушкой посреди безлюдных подсолнечных полей.
- Кто ты? - спросила она, и я вздрогнул. У нее был совсем обычный голос, он больше не хрипел и не дрожал.
- Ну... как это - кто?
Она молча рассматривала меня.
- Я просто шел мимо, - сказал я. - А тут - ты. Ты была одна? В машине?
Девушка кивнула.
- Да. И ты... - она поморщилась от боли, поднимаясь на ноги, - ...один тут бродишь?
- У меня дела.
Она улыбнулась сухими губами.
- Ты как себя чувствуешь? - спросил я. - Идти можешь?
- Угу, - кивнула она. - Поверь, я и не из таких ситуаций живой выходила.
- Ну да, - сказал я.
Я понюхал воздух, и понял, что дождь уже близко. Небо пахло дождем. Как будто я понюхал небо.
- Как тебя зовут? - спросил я.
- Света. Я Бандитка.
- Ну да, - ухмыльнулся я.
Что за бред?
Бандитка закашлялась, наклонившись вперед и прижав руку к груди. Ее слипшиеся волосы качались, как трубочки бамбуковой занавески, а я стоял в растерянности, и, озадаченный, не знал, что делать.
Откашлявшись, она сама взяла инициативу.
- Пойдем со мной. Пожалуйста. Мне плевать, что ты обо мне думаешь. И мне все равно, кто ты. Пойдем дальше вместе, - сказала она и посмотрела мне в глаза.
- Ну пойдем. - Я пожал плечами. - Тебе... в какую сторону.
- Мне туда. Дальше по этой дороге. Пойдем?
- А что там?
- Не помню, городок какой-то. Пойдем, пожалуйста. Какого ты тут, в полях, будешь делать?
Я вздохнул и еще раз посмотрел на разбитый автомобиль. Теперь он казался мне фантастической спасательной капсулой - на самом деле Бандитка упала с неба, столкнувшись с Международной Космической Станцией и, приняв облик девушки, вступает со мной в контакт какого-то там уровня. Вот как-то так.
- Пошли, - сказал я. - Мне лишь бы в Краснодар попасть как-нибудь. До послезавтрашнего дня надо успеть.
- В том городе должны быть автобусы. Или поезда. Или еще херня какая-нибудь, хоть на лошади, да доскачешь. Все быстрее, чем пешком.
Я молча покивал и пошел вслед за ней. Небо все больше хмурилось и живее шевелилось.
Мы вернулись с ней к дороге, пересекающей полотно, где нас словно бы ждала искалеченная "десятка" редкого зеленого цвета. Но Бандитка не желала к ней приближаться. Она зашагала сквозь кусты, срезая путь к дороге, даже не взглянув на свою машину.
Я пошел нормальным путем. Гравий шуршал под ногами. Мне очень хотелось увидеть, что это белеет на пассажирском сиденье. Я сложил руки козырьком и прикрыл глаза, но опять никак не мог понять, что там такое. Я подошел уже совсем близко и решил заглянуть в машину рассмотреть ее по-настоящему, когда внезапно появившаяся откуда-то рука Бандитки повернула мою голову в другую сторону. Я почувствовал на щеке загустевшую кровь и ощутил ее соленый запах.
- Не надо туда смотреть, - спокойно сказала Бандитка. И отпустила меня.
Хорошо. Я стал смотреть на девушку.
- Слушай... кто это там, в машине?
- Никто. Никого там нет.
Ее глаза совсем ничего не выражали, словно это были такие очки, со зрачками, нарисованными на стеклах. На ресницах и веках у нее засохла кровь. Губы иногда нервно вздрагивали, как если бы она хотела что-то сказать, но передумывала, даже не раскрыв рот.
- Свет... у тебя же в машине аптечка. Там есть хотя бы бинт, лекарства, нельзя же так все оставлять. Надо обработать тебе рану.
- Сроду у меня не было аптечки, - ответила она.
- Не может быть.
- Ну пойдем же, - взмолилась она. - Не парься.
И мы пошли по дороге, неизвестно куда ведущей. По обеим сторонам от нее росли кривые деревца и высоченная трава, в которой иногда попадались ржавые автомобильные детали и обломки досок. Невидимые воробьи шуршали и шевелились в кустах, начиная нервничать, когда мы приближались.
Минут через десять ходьбы я заметил, что она по-прежнему идет босиком. По камням, траве, колючкам, по земле - все это время она ходила босая. Я остановился.
- Свет, ты же босиком - тебе не тяжело?
Она обернулась и безразлично посмотрела на меня.
- Сандалии порвались. Я уже привыкла.
Я опустил взгляд на ее ноги. У Бандитки были красивые ступни. Они стали смуглыми от пыли. Штанины джинсов тоже испачкались.
- Я отдам тебе свои ботинки. А то я хожу в них, как скотина.
- Мне великоваты будут.
- Ну и что. Бери.
- Не возьму.
- Ну и ладно. Я все равно пойду без них.
Решившись, я сел на ближайшее бревно, развязал шнурки и скинул новые, совсем неплохие туфли. Подумав, стянул носки и бросил их через плечо. Носки повисли на кустах, как крылья, забытые павшим ангелом. Все это время Бандитка ждала меня с непонятной ухмылкой на губах. Но мне кажется, она оценила.
- Вот так будет честно, - сказал я, и мы двинулись дальше, оставив мои ботинки стоять на обочине - девушка, попавшая в аварию и босой парень в черном костюме серьезного менеджера среднего звена.
Мы шли по дороге, а за нами, похожий на барабан, катился по темному небу наступающий гром.
Кого мы встретили в городе самолетов
Самолетный - дурацкое название для городка, в котором из промышленности только стадо коров и поле конопли. Однако город назывался именно так. Синюю табличку было еле видно в высокой траве. Самолетный, 100 м.
Я представил, как рыжая с большим белым пятном корова, разгоняясь на шоссе, идет на взлет, и унылый продавец кваса в большой белой панаме спешит схватиться за ее рога и улететь. Лететь быстрее звука. Все бы хотели улететь отсюда, но крыльев нет ни у кого. Я подумал об этом, и мне стало грустно. Наверное, виноват продавец кваса. У него такая кислая мина, что хочется выть, как Дима Билан.
Мы встретили его у самого въезда в город - продавца кваса в большой белой панаме. Он сидел со скучным видом у своей желтой бочки и читал телепрограмму. Кому нужен квас на этой безлюдной дороге - непонятно.
Бандитка подошла к нему, купила, выудив мелочь из заднего кармана, стаканчик и принялась жадно пить. Продавец посмотрел на меня из тени полей своей панамы такими глазами, словно я стоял перед ним в женском платье и все лицо у меня облеплено кокаином. Как на врага народа посмотрел, но ничего не сказал. Может, это потому, что я был в костюме и босиком? С полминуты мы молча глядели друг на друга. Бандитка допила квас, смяла синий пластмассовый стаканчик своей тонкой рукой, а когда она разжала пальцы, стаканчик упал на землю. В тот самый момент, когда он приземлился на дорогу, продавец кваса подал голос.
- За что ты ее так? - спросил он меня.
- Что? - Я не сразу понял, вообще, о чем он.
- За что ты ее так? - повторил он.
- Что? - Я опешил. - Ты это что... ты что подумал... Да кем ты меня считаешь?! Мудила...
Это он что - подумал, что я ей врезал. Я? Да за кого он меня держит, наглая, тупая деревенщина?! Я разозлился. Мне захотелось разбить ему нос. Я буквально чувствовал, как что-то горячее, как подогретое вино, бурлит в груди и течет оттуда к кончикам пальцев.
Продавец кваса оставался спокойным. Он бросил мне вызов и ждал, когда я начну действовать первым. Я сжал кулаки и тут вдруг получил удар в челюсть откуда-то сбоку. В глазах вспыхнули искры.
Я растерянно повернулся. Бандитка смеялась, словно черт. Я смотрел на нее, переборов желание потереть ушибленное место, а она, вся в запекшейся крови, хохотала надо мной.
- Видишь, - объясняла она чуваку в панаме, - он меня не бил. Я могу за себя постоять. Я сама кого хочешь измудохаю, я такой человек, я - Бандитка, понял, ты, придурок. А он, он никогда не ударит девушку. - Она ткнула в меня пальцем. - Он настоящий джентельмен, прямиком из Лондона.
Челюсть болела, у Бандитки был нехилый удар. Случалось в моей жизни, меня били девушки, но никогда кулаком и никогда - так ощутимо. Бандитка смеялась так заразительно, что я тоже невольно улыбнулся, хотя мне как бы было не до смеха. Но злость прошла.
Лицо продавца кваса все еще не выражало никаких эмоций. Я порылся в карманах и сказал ему:
- Налей и мне, - и положил ему в руку монетку.
Он молча открыл свой кран и налил мне кваса. Я выпил залпом, еще раз посмотрел на его спокойное лицо и тут какое-то раздражение все-таки во мне проснулось. Я не смог себя перебороть и бросил в него пустой стаканчик. Он ударился об его панаму и упал к его ногам. Ничего не сказав, он только поскреб щетину на подбородке. Его глаза мне тоже ничего не сообщили.
Сражение при "Ассоль"
Я все еще не знал, что мне ей сказать насчет произошедшего, а Бандитка уже потащила меня в местный бар, якобы чтобы умыться, но что-то подсказывало мне, что сегодня нам суждено напиться. Логика проста: человек попал в аварию, затем в бар - что он будет там делать? Отмечать. Мы же в России живем, ни где-нибудь в варварской стране.
Бар откликался на имя "Ассоль". Мы вдруг ввалились туда, усталые, босые, пошатывающиеся, пыльно-окровавленные, но зависающим там трем аборигенам было плевать. Внутри было темно и прохладно. На обитых деревом стенах висела в рамках всякая моренистическая живопись. В динамиках, развешанных по углам, пели эти модные румыны, O-Zone.
Я подошел к толстушке-барменше и сказал, положив локоть на стойку:
- Девушка попала в аварию. У вас тут можно умыться хотя бы?
Она безразлично, хотя нет, самую малость раздраженно, кивнула на дверцу с криво висящей табличкой "туалет", приклеенной скотчем. Я повел Бандитку туда.
Умывшись, она стала другим человеком. Она, оказывается, настоящая красавица. Ну, не фотомодель, но... Если бы еще не эти глаза - глаза все повидавшей старой наркоманки.
- Пойдем выпьем, - сказала она, вытирая лицо рукавом. Других слов, я, в общем-то, от нее и не ожидал. - В конце концов, мужик ты или нет, угости меня пивом!
Мы сели за столик у окна. Я поставил барсетку на самое видное место, по правую руку от себя. Не дай бог, украдут. Мы взяли много пива и много сушеных кальмаров в скользких пакетиках. В глазах Бандитки появился какой-то блеск. Я сделал глоток и вдруг понял, что именно этого мне и не хватало.
Мы стали молча пить и есть, разглядывая бар и местную публику. Бар был вполне ничего, обычная полусельская публика. Смуглый дедок в спецовке. Какие-то невыразительные девушки. Недалеко от нас за столиком трое парней, они ели селедку под шубой и тихо переговаривались.
Я отвернулся поглядеть в мутное окно, а когда повернулся обратно, Бандитки со мной уже не было. Я стал искать ее взглядом и нашел у стойки, мило беседующей с одним из типов с селедкой. Выглядел чувак словно пришелец с другой планеты - длинный, худой, с лысой яйцевидной головой, в которой ворочались личинки безумных мутных глаз. "Ну и пусть, - подумал я, - ну и хер с ней. Психам, наверное, есть что обсудить". И продолжил пить.
Двое друзей инопланетянина продолжали уминать салаты, запивая пивом. Выглядели они не лучше. Один покрепче, с тяжелым собячьим взглядом, типа неформальный лидер, в шортах, шлепанцах и черной рубашке "поло". Сломанный нос похож на ржавый молоток, немытые крашеные черные волосы падают на плечи. Лицо второго прорезал шрам, уродующий его губы, нос и лоб. Глаза его не выражали ничего, абсолютно ни-че-го. Ну и уроды, где только таких выводят - в пробирках, что ли?
Когда они подошли к моему столику - Бандитка и лысый - мир в моих глазах уже немного размылся.
- Знакомьтесь, это Боря, - так она представила пришельца. - А это мой друг.
Я поднял голову. Боря, держал литровую бутылку водки "Атаман" с гламурной эмблемой "Для магазинов Магнит". Бандитка улыбалась, как Снегурочка на елке. Странно, она до сих пор и имени-то моего не знает. Мой друг. Вот как.
Я кивнул на стул. Боря приземлился на него с хриплым выдохом. Он оказался худым, но поджарым, как гончая собака, руки покрыты татуировками, глаза вблизи показались мне еще более безумными, чем с первого взгляда. Лицо вообще у него какое-то странное - как будто его вылепили из воска, но оно расплавилось от жары и собиралось утечь в ботинки.
- За знакомство, - объявила Бандитка, разливая огонь по бокалам.
Я подумал, что она шлюха, и, решив думать дальше о чем-нибудь другом, отвернулся к окну и стал вспоминать, кто такая была Ассоль и чем она знаменита, но вспомнить я так и не успел, потому что под нос мне сунули стопарик.
Мы молча выпили и закусили солеными грибами, которые вместе с салатом и нарезкой принесла толстая барменша. Бандитка оглядела нас таким оценивающим взглядом, будто она была принцесса, а мы ее женихи из десятого царства.
- Ну скажите же что-нибудь, а, чуваки, - взмолилась она, устав от нашей необщительности.
- Если есть на свете рай, это Краснодарский край! - вскричал вдруг Боря хриплым и совсем-совсем пьяным голосом. Сколько ж он до этого принял? Его соратники за своим столом моментально напряглись и повернули головы к нам.
Я мысленно послал придурка в жопу, но с его утверждением согласился и мы выпили еще по одной. Затем у нас завязался ленивый светский пьяный разговор.
- Ты чем занимаешься? - спрашивал его я.
- Я автомеханик, - отвечал он, скребя пыльную лысину, - На СТО здесь, - тут он махал рукой в неопределенном направлении, - работаю. У меня сам глава администрации тачку делает. Я сам лично ему крыло равнял, когда он в прокурора въебался.
И так несколько раз.
- А где ты работаешь? - вмешалась Бандитка, которая, кажется, и не пьянела вовсе. Обращалась она, видимо, ко мне.
- Я курьер, - ответил я и с ужасом метнулся к барсетке. Слава богу, она была на месте. Я ведь и забыл про нее, про самое важное, по пьяни-то и забыл, бля.
- И что ты делаешь?
- Курьерю. Отвожу что надо тому, кому надо, как будто мне это больше всех надо.
- А сейчас что везешь? Оно там, в барсетке?
- Угу, - кивнул пьяный я. - Оно там, но что это - я сам не знаю. Это секрет. Секрет.
- Ты врешь, - сказала Бандитка так резко, что я слегка подпрыгнул на стуле. - Ты знаешь, что там, - заявила она. - Скажи, что там.
Ну, блин, как в сказке. Отвечай, Ванька-дурак, что везешь в тридевятое царство!
- А не скажу, - сказал я, и мне даже смешно стало от того, каким пьяным голосом я это сказал.
- Я все равно это узнаю. Рано или поздно, - улыбнулась Бандитка, а я подумал, что теперь с барсетки глаз спускать нельзя.
Но тут вдруг проснулся Боря, до того глядевший на нас баран бараном. Теперь он, видимо, решил, что достаточно въехал в ситуацию и, нависнув над столом бритоголовым Кинг-конгом, огласил:
- Если ты щас же не покажешь, чо там, я тебе голову проломаю, понял? Черепно-мозговую, понял?
- Да, - это Бандитка, загадочно улыбаясь, - покажи, что там.
Тут мое терпение лопнуло.
И я впал в безумие.
- ИДИТЕ ВСЕ НА ХУЙ!!! - ору я, одной рукой хватая барсетку, а другой подбрасывая стол.
Все летит на пол, стаканы и тарелки бьются, алкогольные брызги бьют салютом и жаркое заливает футболку лысого, завершая мой грандиозный аккорд. Зал рукоплещет...
Вернее, все в ужасе. Я вижу их округлившие глаза - даже глаза Бандитки. Она удивлена. Дедок, пивший пиво в одиночку, встает из-за столика и уходит. Барменша выключает музыку.
Пауза кончается. Кнопку "Play" нажал лысый Боря. Он зол и туп, как носорог. Он рвется меня ударить, но спотыкается об стол, падает, я вижу, как поднимают свои зады его друзья-гастарбайтеры, я хватаю ближайший стул и кидаю в них, одного мудилу задевает ножкой, второму спинкой попадает в висок, я нашариваю за спиной что-то продолговатое, сжимаю это и, размахнувшись, изо всех сил бью в лысую Борину голову.
Барменша, кажется, звонит в милицию. Какой-то хер орет мне в ухо. Девчонки, у которых я спиздил шампанское, аккуратно продвигаются к двери, прижимая сумочки к грудям.
Чуваки бегут ко мне. Я только успеваю повернуть голову, и кулак одного из них сбивает меня на пол. Меня бьют ногами. Но я не отдам им барсетку. Я принесу ее куда сказали.
ТАК НАДО.
Кто-то кричит "Стойте". Кто-то выбил мне зуб. Сука.
Я чувствую, как меня поднимают. Меня держат под руки два бритых урода.
У меня полный рот крови. И сам я весь в крови, как новорожденный. Не чувствую боли только потому что пил это говенное пиво. Однако барсетка все еще у меня, она словно приросла к моей руке.
Бандитка что-то шепчет на ухо тому длинноволосому ублюдку. Он кивает и поворачивается к нам.
- Лады, - говорит он. - Мы так и сделаем. Пусть будет так. Живем только раз, бля. Я не обломаюсь так все и сделать, ясно?
Он говорит и чешет щетину на подбородке и я вижу, что у не хватает среднего пальца. Что они там задумали? Может, хотят отрезать мне яйца, мне уже параллельно. Все расплывается в глазах, я вообще почти ничего не вижу, но замечаю, что Боря еще валяется на полу. Когда голову опускаешь к полу, она меньше болит.
- Лас, да че ты хуйней страдаешь, а? Завязывай, а? - блеет один из уродов, что меня держат.
Лас не отвечает. Я слышу голос Бандитки:
- Кто вытащит короткую, начинает. Тот первый.
Они что-то достают, чем-то звенят, что-то еще говорят, шуршат и стучат, я ничего не вижу, я смотрю на пол. На полу что-то маленькое и белое. Вроде это мой зуб. А может, он мне кажется.
Мне под нос суют две спички, торчащие из кулака и говорят:
- Тяни.
Я тяну. Кажется, это маленькая. Все плывет... Или большая. Я выиграл суперприз?
- Чужак, ты первый, - говорят мне в ухо. - Один патрон в барабане, один шанс из шести. Держи.
Кто это сказал? Чей был голос? Бандитки или одного из этих уродов? Прошла секунда, и я уже не помню. Мне в руку кладут что-то тяжелое и холодное. Что-то металлическое. Я поднимаю глаза и обнаруживаю, что это здоровенный револьвер. Вот пиздец.
Меня отпускают. Я еле стою на ногах. С трудом держу оружие в руках. Я щас умру, бля.
Лас пучит глаза и тычет в меня растопыренными пальцами. Между безымянным и мизинцем дымится сигарета. Тычет в меня пальцами и орет:
- Давай! Не ссы! Это русская рулетка, парень! Один патрон в барабане. Я после тебя. Че, ссышь нажать на курок, а? Один шанс из шести. Давай, а то я тебе снесу твою дурацкую башню нахер!
Почти не понимая, что делаю, я поднимаю ствол и приставляю дуло к виску. Холодно.
- Ну давай! - кричит кто-то.
А я вдруг понимаю, что сейчас убью себя и все на этом кончится, и покрываюсь холодным потом. Ну все от удачи зависит, но... один шанс из шести. Один из шести? Да я на боксерский матч-то никогда не спорил. Я стою тут босой на битом стекле, с барсеткой в одной руке и револьвером в другой, и сейчас сдохну. Что там ждет меня? Темный коридор? Увы, моя жизнь и так - темный коридор. И вот впереди забрезжил свет...
И вдруг меня кто-то толкает, я оборачиваюсь и вижу растрепанную Бандитку. Ее глаза горят.
- Ты чего тормозишь? - кричит она. - Бежим!!!
Я оглядываюсь вокруг и сердце падает - все бегут из бара. Придурки наступают друг другу на ноги, лезут в окна, хрупкая девушка из-за соседнего столика визжит, прижав к щекам ладони.
Не бежим только я и Лас. Он стоит и смотрит мне в глаза, сжав кулаки. Его глаза - мои глаза. И наоборот. Наоборот. Наоборот. Зверь вот-вот прыгнет. Лишь три раза дернется кончик хвоста.
- Мусора! - кричит кто-то.
- Менты, бежим, придурок! - это Бандитка.
Но я вижу только его глаза. Они наливаются кровью... И тут он прыгает...
Я поднимаю револьвер и спускаю курок.
- ТВОЮ МАТЬ!!! - орет кто-то.
И вдруг - тишина.
Я оглох.
Я ничего не вижу. Дым ест глаза.
Один шанс из шести, да? Ласу выпал этот шанс, его голову разворотило, как апельсин колесом. Кровь везде - кровь и его тупые мозги - на мне, на столах, в тарелках и пивных кружках. Сегодня новое блюдо, ребята!
Я ничего не слышу, меня оглушило чертовым выстрелом. Я схожу с ума. Я никогда еще не убивал людей. В детстве я сломал руку девчонке. Я разозлился, мои больные нервы сдали и я сломал ей руку. Я не хотел, но я сошел тогда с ума, жестокий и тупой ребенок. Но я еще не убивал людей, нет, никогда. Мух, да. Но не людей.
Это слишком просто. Один шанс из шести.
- бееееЕЕЖЖЖИМ! - Бандитка трясла меня за плечи, и я пришел в себя. Револьвер выпал из моих уставших пальцев. Я почувствовал себя марионеткой. Сквозь открытую дверь я видел, как менты бьют толстыми дубинками уродов и прижимают их к земле.
Мы с Бандиткой ушли через кухню и побежали по узкой улочке, шлепая по грязи босыми ступнями. Камни режут ноги, но плевать.
На углу мы встретили Борю с залитым кровью лицом. Он остановился, как-то странно посмотрел, подмигнул Бандитке и скрылся в какой-то темный переулок.
Мы побежали дальше. Бандитка вела меня по кривым улицам Самолетного, словно это был ее родной город. Я сжимал в руке барсетку, и это было самое главное.
Мы бежали...
Бежали...
История, в которую ты не поверишь
Тот вечер я помню, кажется, лучше, чем что-либо другое в жизни. Я его буду помнить до самой смерти, в этом я уверен так же точно, как в том, что я не женщина и не слон. Когда-нибудь, в старости, опишу его в мемуарах...
Луны нет. Уже порядочно стемнело. Городок Самолетный находится в трансе - в той точке суток, когда вся основная жизнь уже спит, а молодежь еще не выползла в ночную жизнь. Полупустые бары, кафе и магазины открыли двери и стынут в ожидании.
Мы сидим прямо на парапете у единственного в этом районе оживленного шоссе - я и Бандитка. Сидим как два бомжа и молчим. Мимо нас едут машины, одна в минуту - вшшшжжжж... Над головой - ободранный треугольный дорожный знак. В коричнево-желтых конусах света под кобрами фонарей маленькими смерчами кружит безумная мошкара.
Я вдруг словно просыпаюсь, обнаруживая, что держу в руках бутылку пива - полупустую. Или полуполную? Я делаю глоток. Пиво проливается внутрь, и я чувствую, как оно начинает рассасываться, там, в организме.
Мне хочется ей что-нибудь сказать, хотя бы что-то, но, повернувшись к темному силуэту Бандитки рядом с собой, не знаю, с чего начать.
- Угу. - Ее голос меняется, становится... серьезнее, что ли. - Только мне надо тебя предупредить - моя история не будет красивой, это же не сказка про любовь. Любви там вообще не будет. И еще. Это история такая, что ты, скорее всего, в нее вообще не поверишь.
- Почему? - спрашиваю я, прихлебывая пиво.
- Потому что никто в нее не верит. Да и я бы, если б история была не про меня, не поверила бы.
- Вот как? - Мне, если честно, все равно. На меня навалилась какая-то апатия. - Это еще интересней.
- Отлично. Я все тебе расскажу. Наверное, после этого ты не захочешь со мной больше и разговаривать, но я тебе все равно расскажу. Я всем рассказываю. Такая привычка.
Я думаю только о том, что она окончательно спятила и о том, что она стала многовато болтать, а она действительно начинает говорить, и я уже не могу ее не слушать, такие вещи не рассказывают первым встречным.
- На самом деле, - говорит она, - я живу во второй раз. Вот так. Раньше я жила... раньше я была совсем другой. А потом все изменилось. Но потом стало только хуже. Я была раньше совсем другой. Я была никем. Я была ничтожным созданием. Теперь-то я могу об этом говорить вот так спокойно, а когда-то было очень, очень тяжело.
Я ставлю бутылку, теперь уже совершенно пустую, на обочину шоссе и смотрю на нее. Пытаюсь вглядеться в скрытое полумраком лицо Бандитки. Но ее глаза ускользают снова и снова.
- Та, другая я, - продолжает она, - выросла в детдоме, холодном и злом. Там везде были обои в розовый цветочек и на двери нарисован огромный волк из "Ну, погоди". Этот волк мне всегда напоминал воспитательницу, которая меня часто била. Я ненавидела их обоих - эту сволочь и ее волка. Говорят, те, кто вырос в детдоме, становятся потом такими, что их ничем не проймешь, не обидишь, как будто трудное детство закаляет их характер. Со мной было не так. Все, чему я научилась - это замыкаться в себе и никому не доверять. Я была жалкой. Снимала комнату в хрущевке, училась в идиотском техникуме, потом бросила. Не работала. Пила. Курила. Глотала всякие таблетки.
Она умолкает, доставая из кармана пачку, а из пачки сигарету. У нее дрожат руки. И я боюсь проронить слово, чтобы не столкнуть ее с той натянутой нити, на которой она стоит, прикуривая от одноразовой зажигалки. Глубоко затянувшись и выпустив дым в холодный вечер, Бандитка продолжает историю:
- Я была шлюхой. Не хватало смелости отказывать. Со мной тогда всякое случалось. Меня били, меня насиловали, меня силой кормили наркотиками. По утрам, когда очередной подонок уходил домой, я валялась на кровати и читала книжки. Я любила читать. Кто бы мог подумать. Прочитала "Войну и Мир" от корки до корки. И все романы Лавкрафта. Я ненавидела себя. Я себя жалела, мне ничего другого просто не оставалось. Я несколько раз пыталась с собой покончить, но никак не выходило. Но один раз... в конце концов все-таки получилось.
Пока она делает еще одну глубокую затяжку, я думаю над ее словами. Кажется, она просто шутит. Но если это шутка, то не смешная ничуть.
- Это случилось осенью, - говорит Бандитка. - Четырнадцатого сентября, вечером. Вот. Всегда буду помнить эту дату. Мой второй день рождения.
Опять ее смех - хриплый, не совсем женский, слишком тяжелый, слишком короткий. Лучше бы она заплакала, ей-богу.
- Я тогда сожительствовала с одним типом, Сашей, натуральный ублюдок был. Отморозок и точка. Злой, как черт. На коксе сидел. Не знаю, где он брал на него деньги, он ведь не работал никогда. Ну да черт с ним. Он меня в тот вечер избил очень сильно. Это и стало последней каплей. Вот так. Мы только пришли с ним с дискотеки, всю ночь плясали под "Руки вверх", Саня напился в хлам, кто-то его отпинал тогда, я и не заметила, когда именно, раз - и у него вся куртка уже в следах ботинок, и губы всмятку. Когда мы добрались до дома, он был весь на взводе, его аж трясло, ублюдка. Я как-то не так что-то не то сказала, и он тут же мне врезал. Я и не сопротивлялась. Привыкла, бля.
Она на миг замолкает, тушит сигарету об асфальт автострады. Затем срывает зеленую травинку и жует ее нервными, но такими притягательными губами. Не могу оторвать от них взгляд.
- Он мне выбил два зуба. Рассек бровь. А потом еще ударил меня лицом об газовую колонку, Сашенька мой. Вот как. И молча ушел кутить дальше. А я осталась одна. Посмотрела на себя в зеркало и вижу там чудовище Франкенштейна. И смеюсь. Тебе только двадцать лет, девушка, а ты уже дерьмо дерьмом. Им и останешься. И решила попробовать еще раз. Я уже пыталась повеситься - спасли. Глотала всякую дрянь, блевала и жила дальше. Вены вскрывала четыре раза. И вот - решила пятый раз попробовать. Набрала ванну горячей воды, разделась, смотрю - а бритвы то и нет. И лезвия никакого нет. Ничего. Побежала на кухню, выдвигаю все ящики - ни одного ножа. То ли Сашка их на порошок обменял, то ли боялся, что я его зарежу, не знаю, но ножа нормального не оказалось. Но я все-таки нашла. В его инструментах. Такой ножик, он ими изоляцию резал, там лезвие выдвигается и задвигается. Сменное лезвие. Я взяла этот ножик, помыла с мылом его, и полоснула по запястью... Легко тогда пошло. Мне это ощущение было не в новинку. Когда кровь сочится, с ней выходит вся боль и все страхи... Вся мразь выдавливается наружу... С кровью.
- Это совсем не больно, - говорит Бандитка, и я ей верю. - Я вскрыла себе вены и нырнула в ванну. Саша не успел вернуться. Я умерла.
"Я умерла" - эти два слова все крутились и крутились в моей пустой голове, танцевали на языке, но я никак не мог понять, что они значат, к чему вообще она это сказала, я не мог даже понять, что в них не так, в этих словах, пока она не сказала:
- Вдумайся. - И она улыбнулась в свете фар одинокого автомобиля, плывущего по трасе. - Я умерла. Это не для красного словца, понимаешь, это не выражение такое устойчивое, это настоящая правда. Я тогда умерла. Исчезла. Растворилась. Вскрыла себе вены и утонула в ванне. Я не сумасшедшая. Но я предупреждала - ты не поверишь.
- Я верю, - говорю я так, словно прощаю ее за измену. "Милый, я и не думала, это так само собой получилось..." "Я верю, дорогая". Но история Бандитки, она откуда-то из другой жизни, не той, которую мы привыкли считать нашей общей реальностью.
Однако я верю ей.
- Ты не можешь верить в эту чушь. Но я все равно тебе это рассказываю. Я рассказываю это всем. Я умерла, но не умерла. Я сижу сейчас вот здесь, с тобой, и болтаю. Потому что мне дали второй шанс. Меня наградили, понимаешь? За все то, что я в своей никчемной жизни вынесла, меня пожалели и поместили сюда, где ты, где разбитая машина и городок этот сволочной. Оттуда - сюда. Понимаешь?
- Не понимаю. Ты умерла, и ангел сказал: "Я даю тебе второй шанс". Так?
- Нет, - машет рукой Бандитка. - Совсем не так. На самом деле это все мои догадки. Никто мне ничего не говорил. Я ничего не знаю и ничего не видела. Я просто умерла - там - и р-раз - появилась уже здесь. Я открыла глаза и - ты не представляешь, какое это ощущение - вся моя предыдущая жизнь исчезла. Ничего, что со мной было, не было. У меня теперь квартира в Усть-Лабинске, говенная, но двухкомнатная, Саши-маньяка никогда не существовало, и детство мое прошло намного лучше, чем у меня той. На самом деле я не помню своего детства, но, говорят, было ничего. Целый год я открывала для себя новую себя и свою новую жизнь. У меня оказались новые друзья, новые родители, новая судьба. Я как будто переселилась из одного тела в другое, но только вот тело осталось таким же, только без шрамов и следов от уколов, и мир весь этот мир, вся, блядь, вселенная чуть-чуть изменилась. Ровно настолько, чтобы я почувствовала себя счастливой. Поначалу это было ужасно. Я не могла понять, то ли я проснулась от кошмарного сна, то ли все это - сладкий сон. Я не могла спать - боялась проснуться. И сейчас иногда боюсь.
Ее руки устало падают на колени. В темноте я стараюсь рассмотреть, есть ли на этих руках порезы, но ничего не могу увидеть.
- С тех самых пор я живу вторую, другую свою жизнь. Ты мне, конечно, не поверишь, но это так. Я знаю. Просто я должна в это верить, иначе я просто сойду с ума, понимаешь?
- Да ни хера ты не можешь понимать. Никто не может в это поверить. Знаешь почему? Потому что все уверены, что такого не бывает. Вы все лучше поверите в зеленых ублюдкочеловечков, чем в мою историю. Так ведь?
- Нет. - Я машу головой. - Я верю. Я не такой, как все. Я могу верить во что угодно. Я и не такое повидал за свою жизнь.
Блин, в этот момент, глядя на нее, ведь я действительно верю в эту ее историю.
А она смеется.
- Ты слишком много о себе возомнил. Ты не веришь, у тебя это в глазах. Знаешь, на самом деле все не так. Я сейчас лежу в больнице, в глубокой коме, а этот мир и эту жизнь, и тебя, придурка, я просто выдумала. Представила себе, что я другая и жизнь у меня другая, и вот - сочинила себе саму себя. Все это, - она разводит руками, одновременно потягиваясь, выгибаясь, как кошка, - мой глюк. Моя мечта, всего-то.
Таблетки
Я проснулся рано утром в ужасном настроении. Голова болела от выпитого и от того, что по ней вчера многовато били. Проснулся и стал вспоминать.
Что-то не вспоминается ничего...
Я поднялся на кровати. Скрипучая койка стояла в углу тесной комнаты. Напротив - еще одна расправленная кровать. Окно, из которого дует, драные рамы, сальные пятна на зеленых обоях в рыжий цветочек. Кактус-мумия на подоконнике. Лампочка. Шкаф. Стол. Пустота. Тумбочка. Грусть. Деревянный телевизор.
Запах сигарет, который я, некурящий, чую на раз.
Что это? Ответ: номер в откровенно дерьмовой гостинице города Самолетный.
Что я здесь делаю? Ответ: вчера мы с Бандиткой сняли эту дыру на ночь, устав бродить, пьяные и безумные, по пустым улочкам Самолетного. Собаки срывали голоса, проклиная нас.
Я сбросил потное одеяло и сел. Голова немного кружилась. Куда подевалась Бандитка? Сбежала? Оставила меня здесь. А почему бы, в сущности, и нет? Она мне никто и я никто ей. Нам, наверное, даже не по пути.
Стоп. Вспомнил. Ведь я же вчера переспал с ней. Нет, не могло это мне присниться. Не настолько же я спятил.
Это было. Я переспал с ней. Точнее сказать... она со мной переспала, так, что ли?