Медведева Аля. Исповедь

Исповедь

Боль - опасное зелье. Она таится в нашем повседневье, в скрытом страдании, в наших отречениях, после которых мы виним любовь в том, что наши мечты не сбылись. Боль, являя свой истинный лик, пугает и прельщает, являясь под личиной жертвенности и самоотречения. Как бы на словах человек не отвергал боль, он всегда отыщет способ обрести её, влюбиться в неё, сделать её частью собственной жизни.

Пауло Коэльо

Тишина давит на слух. Невыносимая, ядовитая тишина. Она подавляет; вжимает в поверхность постели, кричит со всех сторон и заставляет всем существом ощущать безысходность. По сути, тишина - не есть абсолютное отсутствие каких-либо звуков. Когда мир вокруг смолкает, тишина начинает говорить сама, переходя с шёпота на крик. И её невозможно не услышать, даже если сильно сжать лицо вспотевшими ладонями и спрятаться под одеяло. Потому что она говорит за голос совести.

Бессонница. Всю мерзость этого заболевания не оценят те, кто имеет возможность каждую ночь спокойно лежать в собственной постели, в ожидании сновидений. Не оценят и те, кто ни разу не вливал в себя по дюжине склянок корвалола, изнывая от нарастающего чувства безысходности. Пролежать спокойно на одном месте невозможно даже хоть какое-нибудь совсем незначительное количество времени; непрерывно преследует потребность занять себя чем-то. "Расстройство центральной нервной системы!" - как из-за глухой бетонной стены донёсся до меня, ехидно усмехающийся, внутренний голос. Шевеля губами, я повторил эту фразу, пытаясь вникнуть в её суть. Фразу, которую штампуют все рецепты и пособия... От открытой форточки ровным счётом никакого толку. Ни капли ночного, свежего, прохладного ветерка не было и в помине; напротив, мне казалось, воздух из моей комнаты предательски вытекает из неё прямо через форточку. Я лежал как варёный рак, несмотря на то, что на улице стояла минусовая температура ранней осени. И лишь тиканье часов сейчас казалось весьма навязчивым, в то время как днём такие вещи вообще не замечаешь...

Вместе с сумерками в квартиру проникает одиночество. Иногда. Но ничто иное так не обезоруживает. Оно постепенно снимает с тебя маски ушедшего дня, которые сдираются очень болезненно, словно кожа. Оно ищет тебя-настоящего. По сути, искомое - всего лишь сгусток энергии. Светлый, девственный, безгрешный. Раскаявшийся. Но когда подобное происходит, я чувствую себя лишь клубом сухих безжизненных веток, наподобие тех, что рассекают пустыню по велению ветра. Я зажмурил глаза и лихорадочно вцепился в простыню ногтями. На миг мне показалось, что на внешней стороне моей ладони начали проступать вены.

Меня спас лай собаки, неожиданно проникший в распахнутую форточку; за этим незатейливым звуком послышался приглушенный звук мотора. В комнату на мгновение ворвался яркий свет, полоснул бледно-жёлтым лучом по моему лицу и так же неожиданно покинул её. Я разжал ладони. Больше всего на свете мне сейчас хотелось бы проснуться от ночной грозы...

Благо глаза уже давно привыкли ко мраку, населяющему квартиру. Я приподнялся на локтях и начал водить взглядом по предметам, пытаясь определить по памяти, характерный каждому, запах или ещё лучше - звук. Морская раковина, мирно покоящаяся на журнальном столике среди прочего хлама. Водоросли... отталкивающий запах водорослей и приторно-свежего морского воздуха. Звук океанических волн слышится мне сейчас как враждебное шипение клуба змей. Хорошо, допустим. Идём дальше. Пустая железная банка энергетика, валяющаяся под журнальным столиком. Приятный звук открывающегося колечка на банке почему-то сопровождает лихой звук пружинных струн акустической гитары, когда по нему скользят пальцем... Но я не стал обманывать себя дальше. В этой игре было очевидно, что победителем выйду не я, и я быстро бросил это занятие. Не долго думая вскочил с постели, натянул кое-как шорты, не включая света и, хлюпая голыми ступнями по холодному линолеуму, выбежал в коридор. Маринка...

Марину я люблю за то, что она всегда говорит мне то, что я хочу слышать. И мне льстит эта её неоднозначная черта характера - всегда быть с отцом - дочерью, с братом - сестрой, с другом - подругой... Вот она и была мне всю жизнь - подругой. Сколько себя помню. Наверное, это оттого, что Маринка весьма своеобразный, но первоклассный художник - пишет то, что хочет видеть, активно игнорируя несовершенные черты какого-то ни было предмета. И увядший, сухой бутон некогда алой розы, виделся мне в её картинах прекрасным цветком. Вот и во мне, на протяжении всей нашей дружбы, Марина упорно не замечает мои недостатки, которые для других прямо-таки на ладони.

Марина не заставила себя долго ждать, дверь распахнулась почти сразу, и в коридор прошмыгнул хрупки силуэт моей подруги. Маринка тут же расползлась в широченной улыбке... Всё это время я тщетно жестикулировал руками в воздухе, пытаясь сунуть руки в карманы шорт, но никак не мог их найти. Улыбка моей подруги вывела меня из состояния прострации, я опустил глаза вниз и понял, что в темноте натянул шорты задом на перёд. Я, жмурясь от искусственного света люминесцентной лампы, таки умудрился сунул руки в карманы и неуклюже замер на месте. Видок у меня был тот ещё.

- Не спится? - удаляясь во мрак квартиры, вопросом пригласила меня Марина за собой.

- Ни в одном глазу - притворно пожаловался я, перешагивая порог.

Войдя в квартиру в нос сразу бросился резкий запах краски, и я мысленно успокоился. Всё это - посторонние предметы, запахи, звуки - много лучше, чем абсолютная тишина, которая предательски выжидала меня в собственной квартире. Мне стало совсем хорошо, когда мы прошли на кухню, где кипел чайник, работало радио и слышалось безмятежное урчание Маринкиного кота, который делал это сутки на пролёт по причине и без. Я плюхнулся на табурет и оказался прямо напротив маленького зеркала, прибитого к стене. Отражение оставляло желать лучшего: чёрные круги под болезненными глазами и "гнездо" - на голове.

Маринка явно отметила мою причёску про себя, но вслух ничего не сказала, лишь понимающе усмехнулась, отмывая кисточки под горячей струёй воды. Что удивительно, руки у Марины всегда были белоснежные и очень аккуратные.

- У Олеси был? - как гром среди ясного неба услышал я вопрос, которого страшился последние полгода, и внутренне съёжился.

Я посмотрел в глаза моей подруге - наверное, неоправданно жестоко - но ясно дал ей понять, что тема закрыта.

Часы пробили три часа ночи и я внезапно представил как во всём, спящем мирным сном доме, горит лишь одно окошко, в котором сидели мы с Маринкой, и мысленно улыбнулся.

- Утром синоптики обещали грозу, - как бы невзначай вспомнила она.

- Гроза решила иначе, - отозвался я, бросив взгляд на часы.

- Если не можешь победить врага - сделай его своим союзником, - внезапно мужской голос из радио нарушил наш утренний сеанс чаепития.

Уголки моих губ устало поползли в стороны, саркастически усмехаясь над сказанным. Честно признаться, мне уже порядком осточертело выслушивать подобную демагогию. Люди по большей части рассуждают о том, о чём знают меньше всего, но голос, тем временем, продолжал, и в том, что говорил этот мужчина, была своя доля истины. Поэтому я велел себе унять внутренний монолог и прислушался.

- Каждая бессонница - это своеобразная, маленькая судная ночь, - тихо и как-то по-доброму засмеялся голос, - Наука, несомненно, вещь весьма полезная - медицина в частности - и находит ответы на многие вопросы. Но ответы на некоторые вопросы лучше искать внутри себя. Круги на водной глади появляются, потому что мы бросили камень. На мой взгляд, бессонница отличное средство, чтобы очистить совесть, - я машинально попытался определить на вскидку возраст "голоса" - и не смог. Он был ни стар, ни молод; одно было очевидно - голос определённо принадлежал мужчине со здоровой центральной нервной системой. Я мысленно усмехнулся и снова прислушался, макая кусочек сахара в остывающий чай - Для того, чтобы уснуть, как младенцу вовсе не обязательно глотать снотворное и травить себя настойкой пустырника. Редкостная гадость, соглашусь, - мне показалось, я слышал, как голос улыбнулся, - Так мы не решим проблему, а лишь отодвинем искусственным способом её решение на неопределённый срок - да и искусственный сон не так сладок, как здоровый - уже следующей ночью всё повторится вновь. Камень, брошенный на водную гладь и есть та мучащая нас проблема, а её круги - бессонница. А любая проблема, как известно, имеет своё решение. И выход из неё там же, где и вход. Вполне возможно, что какой-то поступок, совершённый нами, и есть причина всех этих полуночных мук. Но поверьте, - могу поклясться, мне на мгновение показалось, что "голос" тычет в меня пальцем, раздаваясь прямиком с судейской трибуны, - В большинстве случаев результатом бессонницы является - бездействие.

"Бездействие. Бездействие. Бездействие." - эхом отозвалось у меня в голове.

Я вскочил с места и тут же получил книжной полкой по затылку. С неё тут же что-то упало и с характерным звуком разбилось о кафельный пол. Я вылетел из квартиры, в темноте то и дело, натыкаясь на все предметы подряд, даже толком не распрощавшись с Маринкой. Я знал, что она не повела и ухом, преспокойно оставшись сидеть на кухне, допивая свою порцию утреннего чая и наслаждаясь урчанием кота. И я в который раз заключил: лучшая черта моей подруги - ненавязчивость.

Тишина собственной квартиры приняла меня уже не так враждебно. Минуту назад я принял решение, которое должен был принять месяцев шесть назад.

Уже через двадцать минут я сидел в машине, уверенно держа руки на руле, и вскоре покинул город. Урбанистический пейзаж сменила плотная стена синих и тёмно-зелёных елей. Наверное, в другой раз всё это навевало бы на меня тоску, но в те минуты - по дороге к тебе - мои ощущения словно бы растворились. И не было ничего, кроме внутреннего монолога. Голос на этот раз звучал очень чётко и ясно, не из-за глухой стены, а словно бы со дна колодца. Но, в то же время, он был ни далеко, ни близко - он был во мне. Я - был этим голосом. Был своим страхом, болью и совестью. Минувшие полгода прошли как во сне. Очень сложно снова найти смысл жизни, когда этим смыслом был другой человек. Осознание потери невыносимо. И я похоронил свои чувства. На смену им пришла боль. Боль хватает за горло и высасывает всю любовь, подобно вампиру; контролирует, владеет, дёргает за чувства как марионетку, дрессирует как шавку и ставит на колени, рвёт, пульсирует, раздирает, душит, гноится, съедает и оправдывает... Оправдывает. И тогда, однажды, ловишь себя на мысли, что не желаешь отпускать эту боль, наслаждаешься ею, танцуешь босыми ступнями на битом стекле, дышишь ею, требуешь очередную дозу, пьёшь собственную боль вновь и вновь, потому что нет иного способа приблизить тебя. Она таилась даже в воздухе, которым я дышал всё это время, в притворстве! В действительности же для меня она была как Луна для мотылька, манила и прельщала. Нет, я потерял себя не шесть месяцев назад - я потерял себя, когда решил, что ты, та причина, по которой существую я. Все мои терзания - всё это - было, как ничто иное бессмысленно и отдавало патетикой. И каждый день я ждал грозы. С порывами ветра, с молнией, с градом. Ждал стихии, интриги. И каждый день был похож один на другой. Только всё больше и больше как бы не в фокусе. И всё это время я жаждил, чтобы эта плёнка порвалась, наконец.

Утренние сумерки приветствовали меня, когда я добрался до места. Вокруг не было ни души, и безмолвие спящих душ, окутанных утренним туманом, нарушали только мои шаги по сухим веткам. Внутренний голос вёл меня к тебе. Шаг за шагом. Внезапно ноги вдруг окаменели, и я огляделся. Каменная плита слева от меня, как и все остальные, была окутана туманом, и я пригляделся: Орлова Олеся Александровна, годы жизни 02.04.1970 - 27.03.2007. Дошёл... спустя шесть месяцев, дошёл. С минуту я стоял, осознавая происходящее и пытаясь пропустить это через себя. Я присел на корточки и только сейчас увидел две красные, свежие гвоздики, прячущиеся в тумане и какую-то маленькую брошюрку в зелёной обложке. Должно быть, я был единственным, кто так и не навестил тебя за всё это время. Я зачем-то огляделся. Это кладбище отличается от всех остальных только одним - здесь лежишь ты.

- Прости, что так долго не приходил, - неуверенно прошептал я онемевшими губами. Какое-то время я лихорадочно тискал в руках подаренный тобой браслет, что закреплён у меня на запястье, но, наконец, выдохнул и продолжил, - Честно - я не знаю что сказать. Просто чего-то немного не хватает. Только когда человек уходит, мы замечаем в нём нечто... нечто, без чего уже немыслимо обходиться дальше. Как буд-то что-то жизненно-необходимое внутри меня, что требовалось мне как воздух, внезапно исчезло. По началу не знаешь, куда себя девать. Просто наблюдаешь, как внутри тебя рушится всё то, что казалось таким надёжным. Ну вот... я пришёл к тебе, а говорю о себе... Прости, Олеся, - я глубоко вздохнул, как вдруг ветви массивных елей слегка зашумели, отдалённо напоминая шум морских волн, и подул ветер.

Сначала я увидел, как он склоняет величественные кроны синих елей, потом ощутил его бархатное прикосновение на своём лице и вдруг, он лёгким движением приоткрыл зелёную брошюрку и перелистнул пожелтевшие от дождя страницы. Я машинально пробежался глазами по строчкам, которые гласили: "Когда будешь умирать, отнесись к этому с определённой серьёзностью. Радость на смертном пути - этого обычно не понимают менее развитые формы жизни. Они сочтут тебя сумасшедшим."

- Знаешь, Олеся, - снова обратился я к твоему образу, - Я только что осознал одну очень важную вещь, которая и разлучила нас: за всеми предрассудками любви к тебе, я не замечал её самой. Вот же она. Внутри. Я храню её и буду хранить. Любовь - свободный полёт, Олеся, и никто никого не может потерять, потому что никто никому не принадлежит... Кто же это сказал?

Эпилог

Мы проговорили с тобой почти два часа. А по дороге домой внезапно началась гроза. Всё небо до самого горизонта затянули тучи свинцового цвета, и с небес, наконец, полился дождь. Полился так сильно, словно бы выжидал всё это время подходящего момента. Я остановился на обочине и вышел из машины. Прозрачные капли камнем падали с неба, сопровождаемые частыми вспышками молнии где-то на горизонте. Я смотрел на стихию, смотрел в небо и улыбался. Мне хотелось умыться этой утренней грозой. Впервые за последние полгода я чувствовал какую-то лёгкую, едва ощущаемую радость. Словно тысячи маленьких колокольчиков одновременно звучали в моей душе. Каждое утро - как последнее. Наверное стоит держать подобную мысль в голове. Прикосновение прохладного воздуха из открытой форточки по утрам. Мы это чувствуем. Строим планы. Лежим в постели и мечтаем о возможном будущем. С запахом корицы, дождём, друзьями и любимыми. Да, наверное, мысли текут в направлении того, что всё будет хорошо, а дату лучше не уточнять, но что можно сделать сегодня, чтобы завтрашнее утро не было похоже на предыдущее? Какого себя-другого можно найти в дожде, в любимых? В себе? Домой я вернулся с рассветом. И никогда ещё прежде, как в то утро, меня не принимали в царстве Морфея столь радушно. Воскресенье. Надо отдыхать.

И надо жить.

Ноябрь, 2009

Оставить комментарий © Copyright Медведева Аля (alx490@gmail.com) Размещен: 07/01/2012, изменен: 07/01/2012. 21k. Статистика. Глава: Проза		Ваша оценка:

Медведева Аля : другие произведения.

Исповедь