Медведева Татьяна

     Мы обещали не расставаться

     Аннотация

     Им было по шестнадцать, когда Тинка и Вадим неожиданно для одноклассников влюбились друг в друга и пообещали быть вместе всегда. О зарождении их любви рассказывалось в книге «Мальчик с открытки».

     Но вот школьные годы позади, началась взрослая жизнь. Как сложно в ней не растеряться, как нелегко понять своё предназначение и противостоять обстоятельствам, как трудно не расстаться, несмотря на то, что любовь по-прежнему кажется вечной.

     Глава I

     Ленинград встретил Тинку неприветливо. Унылая туманная погода, привычная для Северной Пальмиры, была тут вовсе ни при чём, поскольку она её даже не замечала. Просто-напросто Валентина Маслова провалила первый же экзамен на вожделенный факультет актёрского искусства и режиссуры.

     Она была поражена и придавлена такой вселенской несправедливостью. Увы, артистки из неё не получится, придётся расстаться с небесными мечтаниями.

     Впрочем, она легко бы это пережила, если бы не Вадим, парень, в которого была влюблена. Вадковский страстно хотел, чтобы они учились в одном институте. В письмах к ней в десятом классе, когда переехал из их села к родителям в Ленинград, так красноречиво и увлекательно описывал постоянно прелести их будущей учёбы в театральном институте и радостные моменты занятий в студии, куда ходил вечерами, что Тинка искренне поверила: театр – её призвание.

     Похоже, не её. И с чего это она взяла, что ей суждено стать артисткой! Ха, из погорелого театра, сказала бы баба Маня! Ещё скажет, когда узнает о её провале. Сыграла графиню в «Собаке на сене» - школьном спектакле – уже и актёрские способности появились!

     Задурила сама себе голову, лишь бы только вместе с Вадимом учиться. Да, роль Дианы ей удалась, все хвалили, но надо признать, заслуга в этом была не её, а талантливой режиссёрши Веронички и Вадима, игравшего Теодоро, влюблённого в Диану. Одним словом, вся игра строилась на их общем вдохновении, взаимной поддержке и зрительской симпатии.

     Теперь же всё по-другому. Тинка оказалась одна наедине с приёмной комиссией. На неё смотрели равнодушно и незаинтересованно. Ну, не могла она при безучастной комиссии мастерски изобразить те чувства, что просили! Безумно волновалась: никакие идеи не приходили на ум. И басню Крылова читала из рук вон плохо, сбивчиво и монотонно. Никогда она так плохо не читала стихи.

     Да что там говорить, провал был заслуженный и неизбежный. Надо признать, подсознательно Тинка давно поняла, что театр не её жизненная дорога, а Вадима, недаром тот успешно сдал все экзамены и легко поступил на режиссуру. А ей хотелось бы писать. Детские сказки или рассказы, если было бы возможно. Она постоянно сочиняла их для младших сестёр и брата и записывала. Но где этому обучают – ей неведомо.

     На худой конец, следовало Тинке поступать не на актёрское мастерство, а на театроведческий или сценографию. Надо было быстренько сообразить и перенести документы туда, однако девушка растерялась и пошла на поводу у Вадима – они объехали все театральные отделения, где она делала бесконечные попытки туда пройти. В итоге, оказалась, как говорится, у разбитого корыта – нигде её после творческого экзамена не взяли, а время поступать в другой вуз, хотя бы педагогический, было упущено.

     - Ничего, это не всемирная катастрофа, - успокаивал Вадим, - будешь ходить по вечерам в любительскую студию или на подготовительные курсы и на следующий год поступишь.

     Практичная тётя Рита, сестра отца, у которой Тинка остановилась на время поступления, подслушав успокоительные речи Вадима, категорично вмешалась:

     - Не морочь голову девчонке, парень, сказками о театре, ей нужна полезная специальность, что-то вроде бухгалтерии, которая кормить будет всегда. А чем она займётся после твоего вуза? Будет тыкаться туда-сюда, ты-то быстро на хорошем месте пристроишься, у твоих родителей знакомых, пожалуй, полгорода. А ей самой пробиваться придётся. Или загонят после института в какую-нибудь Тмутаракань, к чёрту на кулички.

     - Почему это я пристроюсь? – обиделся Вадим. – Я ничего по блату и по договорённости не признаю, всё должно идти честным путём. Вы же знаете, в нашей стране принято специалистов распределять. Я думаю, мы с Тинкой поженимся и поедем туда, куда направят, пусть даже театр будет у чёрта на куличках, нам всё равно, лишь бы быть вместе.

     Вадим впервые открыто заявил о серьёзности их отношений и будущего – Тинка даже рот открыла от удивления: они о любви-то говорили друг другу нечасто.

     Впрочем, тётю Риту это заявление не сбило с толку, она осталась при своём мнении. Но спорить не стала, только сожалеюще усмехнулась. Позже, когда парень ушёл, начала вбивать в голову племяннице:

     - Ты вся в мать - по жизни не шагаешь, а летаешь, занята одними романтическими бреднями. А надо думать, как по-хорошему устроиться. Ведь от родителей большой подмоги не следует ждать, им ещё младших поднимать.

     Разве на это что-либо возразишь? Можно, конечно, огрызнуться возмущённо, что мама её трудится с утра до вечера как пчёлка – детей в семье шестеро, всем внимание нужно, не до пустых бредней и мечтаний ей. Бездетной тётушке этого не понять.

     Только стоит ли, проживая в чужом доме, ругаться с хозяйкой. Мама строго-настрого наказывала: «Держи свой норов в узде, Тинка, не перечь Маргарите!» Перетерплю, решила девочка, не убудет от меня. Тем более тётя Рита и не такая уж плохая, просто, как сказал бы отец, у неё философия жизни другая. Она даже очень участливая. Вон уже начала планировать дальнейшее Тинкино житье-бытие:

     - В первую очередь надо прописаться, иначе на работу не возьмут. Ты же не собираешься уехать назад в Караяр? А замуж за своего артиста выходить тебе ещё рано. – Тётушка иронически хихикнула. - Мы с Виктором приютим тебя, благо, у нас двухкомнатная квартира. В Ленинграде с пропиской непросто, но тебе повезло: я работаю бухгалтером в ЖКО и у меня есть кое-какие связи. Правда, придётся взятку дать. Но и тут есть выход. У меня подруга Наталья работает на спиртовом заводе…

     Слушая тётю Риту, Тинка изумлённо таращилась на неё. Многое из сказанного ей было непонятно. Она не знала ничего о прописке, понятия не имела о ЖКО, а уж о взятках у неё было только отрицательное мнение.

     Маргарита всегда была энергичной женщиной, и теперь она рьяно взялась за выполнение намеченного. Позвонила подруге с юности Наталье, проживающей в посёлке недалеко от Ленинграда. Та приехала на выходные и привезла с собой около двух литров спирта.

     При встрече подружки не могли наговориться. «Словно век не виделись! - шепнул Тинке муж тёти. – Почти ежедневно перезваниваются, а новостей всё больше и больше копится. Нас с тобой в разговор не примут, придётся за столом нам только слушать, пить да есть».

     Тинка так и делала, причём с превеликим интересом. Она уже знала, что тётя Наташа, работала на спиртовом заводе, в водочном цехе. А вот о всеобщем воровстве спирта там, впервые услышала.

     Оказалось, рабочие постоянно выносят с завода водку или спирт. У каждого свой способ. Большинство наливают спирт в грелки и крепко-накрепко, чтобы не выпали, привязывают к телу. Некоторые женщины, тётя Наташа из таких, выносят спирт в маленьких аптечных бутылочках на пятьдесят миллилитров, укладывая их в бюстгальтер под грудь.

     - Я не рискую связываться с грелкой, - призналась она, - народный контроль постоянно шерстит на проходной, да и вахтёры уже не такие терпимые, как прежде, хотят, чтобы с ними делились. Я лучше по каплям через грудь вынесу, зато могу ежедневно по сто граммов иметь и без риска быть пойманной. Конечно, к груди тоже приглядываются. Но я же не борзая, я не буду в двухсотграммовые бутылки наливать и под каждую грудь класть. Одна работница из новеньких положила да не закрепила. Идёт она мимо вахты, грудь огромная. – Тётя Наташа комично показала незадачливую похитительницу. - Вахтёр возьми да и заметь: «Что это у вас, гражданка, груди с прошлого дня так невероятно выросли и почему одна ниже другой?» Женщина заюлила: «Нет, они у меня всегда такие пышные!» - и хотела поправить сползшую грудь, а бутылка раз – и выскользнула из лифчика, разбилась у неё под ногами. С тех пор все дежурные стали обращать внимание на грудь. А на мою не смотрят, так как я свою меру знаю, поэтому мой бюст всегда одинаковый. Как-то раз услышала, как директор наш удивлялся: «Какие всё-таки грудастые у нас женщины работают!»

     После такого забавного рассказа все громко расхохотались. Гостья ещё поведала, что по её заводу ходят слухи, что будет меняться на предприятии технология. Спирт будет в замкнутых трубах, не почерпнёшь и не нальёшь его ни во что.

     - Не волнуйся, ваши находчивые умельцы у труб проковыряют дырки и сделают отводы на улицу, - пошутил дядя Витя.

     В понедельник Тинке предстояло давать взятку – вручить начальнику жилищно-коммунального отдела пятьсот граммов спирта. Его перелили в красивую бутылку из-под коньяка. С паспортисткой тётя Лиза обо всём уже договорилась, ей была подарена коробка конфет.

     Фактически, она и с начальником ЖКО всё согласовала, пообещала отблагодарить настоящим спиртом. Он дал добро на прописку, но нужно было его отблагодарить, а чтобы соблюсти все формальности, Тинке и требовалось зайти в его кабинет и преподнести дефицитный спирт в качестве лекарства.

     - Сделай это ты, тётя, или пусть дядя отдаст ему бутылку, - стала она просить тётушку, но та была неумолима.

     - Только не вздумай говорить ему, что взятку даёшь, давать взятку запрещено, скажи просто: «Это маленький презент в благодарность за содействие».

     И Тинке пришлось идти с бутылкой.

     Начальник ЖКО оказался интеллигентного вида человек, был при галстуке, ничего в нём не напоминало пьяницу. Такому как-то неловко вручать алкоголь, подумалось девочке. Оторвавшись от бумаг, разложенных на столе, он ответил на её быстрое «здрасте» и вопросительно посмотрел на неё.

     Лихорадочно повторяя про себя тётину фразу о «содействии», Тинка достала из сумки бутылку и поставила перед мужчиной. Всю её трясло от страха, зуб на зуб не попадал, словно на дворе начался не тёплый август, а морозный январь.

     - Э-э-то вам! – произнесла, заикаясь, и вдруг заветная фраза начисто вылетела у неё из головы.

     Мужчина молчал и ждал, что дальше скажет Тинка. А ей ничего не приходило на ум, кроме слов «взятка» и «спирт».

     - Не подумайте, это не взятка, - быстро забормотала неожиданно для себя, - и не коньяк вовсе, там обычный спирт… Хотя не совсем обычный, а настоящий, чистейший, тётина подруга, тётя Наташа, его со спиртового завода через проходную на своей груди вытащила по каплям… Вы можете пить как лекарство…

     «О мамочка, чего это я несу! – окончательно сконфузилась Тинка. – Как же там маленький… Ну, никак не всплывает в мозгу! Со страху совсем стала косноязычной. Во, вспомнила - презент!»

     - Это вам в благодарность маленький презент, чтобы вы не подумали, что взятка, -выпалила одним духом и стремительно выбежала за дверь.

     Позже, когда она в красках расписывала Вадиму эту нелепую сцену, они от души смеялись.

     Глава II

     Каждому человеку отмерены судьбой определённые испытания, только по-разному мы их выдерживаем: одни падают духом, другие переносят с достоинством – не раз это слышала Тинка от мудрой слепой старушки Софьи, проживающей в её родном селе Караяр, которой Тинка помогала в уборке квартиры. Теперь этим занимается её младшая сестрёнка Ритка.

     Хочешь не хочешь, а преграды преодолевать приходится, не в правилах Тинки отчаиваться при невезении. А оно в последнее время её прямо донимает своим настойчивым вниманием. Мало того, что не поступила в вуз, так ещё и с работой не повезло. Тётя Лиза намерена была пристроить её в бухгалтерию к себе в коммунальную контору, сначала кассиром, потом после бухгалтерских курсов – бухгалтером, а впоследствии, глядишь, племянница и институт заочно окончит.

     Однако место кассира освободится лишь через месяц. На это время тётя доверила Тинке самой что-нибудь подыскать по объявлениям, развешанным всюду на щитах с заголовком «Требуются». Племянница взялась за дело рьяно.

     Вопреки её ожиданию, куда бы она ни обращалась, получала отказ: или нужен был специалист, или работа была постоянной. Наконец, подвернулось объявление: требовалась продавщица на время отпуска основного работника.

     Не посоветавшись с тётей, сразу же устроилась и на следующий день вышла на работу. А та для неё оказалась сущим адом. Торговать пришлось пирожками и беляшами на многолюдном перекрёстке возле рынка.

     Целый день на ногах, на ветру или того хуже – под моросящим дождём. К тому же надо было быстро считать, чтобы отдать правильно сдачу. А это трудно делать, когда торопят из обступившей тебя очереди. Вдобавок только успеешь всё распродать, как тут же подъезжает машина со следующей порцией выпечки. Хорошо ещё, что не нужно пересчитывать пирожки при приёме, а то бы век копалась.

     Словом, вертелась как белка в колесе, приходила домой без задних ног, не до прогулок было по вечерам с Вадимом. И выходные у них не совпадали: Тинка отдыхала по понедельникам и вторникам. Сначала Вадковский терпеливо сносил её «не могу», «давай завтра» или «отложим на потом», но постепенно стал сердиться.

     - Ты сама виновата, что сильно убиваешься на работе, трудись в меру, тогда не будешь уставать! – как-то раз выговорил он ей.

     Тинке стало обидно – Вадим не понимал, что от неё ничего не зависело. Торгуя выпечкой, она чувствовала себя как на своеобразном конвейере: чуть замешкаешься – и весь поток застопорится. И тотчас поднимется крик, посыплются угрозы жаждущих горячих пирожков покупателей. Не стала ему ничего объяснять – как-нибудь всё перемелется.

     Однажды на её перекрёстке появился Вадим с двумя парнями и красивой рыжеволосой девушкой. Тинка их заметила, когда они подошли совсем близко, чтобы купить пирожки. Вадковский смущённо поздоровался.

     В больших тёмно-шоколадных глазах мелькнула растерянность, наполовину с досадой, как показалось Тинке. Она тоже смешалась, подумав, в каком невзрачном виде предстала перед своим парнем и его друзьями: из-под белого халата с короткими рукавами виднеется старый, изрядно изношенный тёти Лизин лыжный костюм, делающий её пончиком, на разлохмаченной голове – кокошник как у морского повара, а щёки, наверное, краснее флажков на параде.

     - Я тебе позвоню вечером, - поспешно пробормотал Вадим после того, как рассчитался за пирожки.

     - Кто это? – требовательно спросила рыжая девушка. Что ответил Вадковский, Тинка уже не слышала – перед ней стоял следующий покупатель.

     Вечером Вадим не стал звонить, а приехал сам. Они бродили по освещённым улицам недалеко от дома тёти Риты. Не дожидаясь вопросов, он пояснил, что был с однокурсниками. С одним из парней, Артёмом Шестовым из Хабаровска, тот, что пониже ростом, хотел бы подружиться поближе.

     - Очень талантливый парень, мастерски изобразить может кого угодно: от Ленина до Брежнева. Любого актёра скопирует, при этом сам скромный и сдержанный. А девушка – Полина Ардова, мы с ней до поступления в институт в одной театральной студии занимались.

     - И что ты ей ответил на вопрос, кто я, - не удержалась Тинка от вопроса.

     - Правду, - спокойно ответил Вадим, - что ты моя девушка. - Повернувшись к ней и взяв её за плечи, серьёзно посмотрел в глаза. – Глупенькая, неужели ты подумала, что я откажусь от тебя?

     - А что бы я могла подумать, если эта девица собственнически с тобой держалась, как будто ты ей обещал любовь до гроба? – обиженно воскликнула девушка, секунду помолчав, добавила: - И незаметно к тому же было, что вы между собой чужие.

     - Я знаю её вечность…по крайней мере больше года, в институте мы в одной группе. Она со всеми так себя ведёт, любит главенствовать во всём. Поверь, Русалочка, Полинка ничего для меня не значит. Напрасно ты ревнуешь, ведь люблю я только тебя.

     Вопрос, казалось, был исчерпан. Во всяком случае, для Тинки. Но не для Вадима. Поскольку Полинка Ардова по отношению к нему вела себя в последнее время невообразимо захватнически. В десятом классе, обучаясь в студии, она увлечена была другим парнем, на Вадковского не обращала внимания, а в институте ни с того ни с сего положила глаз. Звонила раз пять на дню, оказывалась с ним в паре, когда разыгрывали этюды в вузе, беззастенчиво навязывалась в попутчики после занятий или приходила в гости без предупреждения.

     Мать принимала её с распростёртыми руками, без промедления приглашала пройти к нему в комнату и пела подобострастно ей дифирамбы, расхваливая на все лады то причёску, то наряд. С Тинкой она себя вела иначе - суше и равнодушнее. Как же, та из провинции деревенщина, а эта – из сливок петербургского общества! Отец у неё режиссёр, дядя преподаёт в театральном, мама – актриса. Вадима это возмущало, но он не смел нагрубить матери.

     Он не врал Тинке, Полинка, действительно, ничего для него не значила, даже наоборот, вызывала раздражение своей напористостью и бесцеремонностью. И по внешности ему не нравилась. Многим ее неправдоподобно зелёные глаза, настоящие морковные волосы и светлая кожа с лёгкими веснушками, не поддающаяся загару, казались красивыми. А Вадим в них не видел очарования.

     Он вообще к рыжим относился с предубеждением, они были не в его вкусе. Считал слишком непредсказуемыми и вздорными. Полинка подтверждала это его мнение: шла напролом, была надоедливой и прилипчивой. Даже не умерила свой пыл после того, как Вадим открыто поведал ей, что у него есть девушка, которую он любит всей душой.

     - Но это же не значит, что ты не можешь со мной дружить, - нисколько не смутившись, спокойно заявила рыжая нахалка. – Может, боишься, что она будет ревновать ко мне?

     Вадим хотел возразить, но махнул рукой, вдруг стало понятно ему, ничего такой самоуверенной девице не докажешь, остаётся только игнорировать её. Однако, похоже, что Полину невниманием не проймёшь.

     Кроме оговорённого месяца, пришлось Тинке работать ещё две недели, поскольку продавщица, место которой она временно заняла, взяла больничный. Наконец, ей выдали трудовую книжку, с понедельника предстояло стать кассиршей в конторе у тёти.

     Вечером, в субботу, отмечался тётушкин день рождения. Гости, как водится, угощались, пели и вели шумные разговоры. А Тинка, кроме того, что подносила и относила блюда, занималась внуками, которых привели с собой некоторые гости. Детей было трое – два мальчика лет пяти и девочка чуть постарше. Она придумывала для них забавные игры. Все вместе превратились в поезд, зацепившись руками друг за друга.

     - Внимание, внимание! – громко объявляла Тинка. – Поезд отправляется по маршруту Ленинград – Хабаровск. Просим пассажиров занять в вагонах свои места. Опоздавших не подбираем!

     Потом она изображала продавщицу, расхваливающую товар. Один из гостей, работник универмага, секретарь парторганизации, прислушался к играющим и обратил внимание на Тинкин голос – он показался ему звучным и красивым.

     - А где работает твоя племянница? – поинтересовался он у Маргариты и, узнав, что пока нигде, предложил: - Нам на радиоузел нужен человек с хорошим голосом - делать объявления и оповещать покупателей о новом товаре. Не хочет она попробовать?

     Маргарита дала добро. Вот так неожиданно вместо кассирши Тинка стала диктором радиоузла. Работа пришлась ей по душе.

     Непосредственным начальником её стала товаровед Нина Степановна. По правде говоря, по отчеству эту худенькую невысокую девушку 25 лет со светлыми волосами длиной до лопаток на прямой пробор было странно называть.

     Внешне она казалась такой же юной, как Тинка, но до тех пор, пока не заговорит о «подборе ассортимента», «формировании цен», «контроле за качеством», да с такой важностью, что уже никто не сомневается в её профессионализме. А специалист, как Тинка поняла, она была очень хороший, с ней считались почти все заведующие отделами и секциями, даже директор универмага к ней прислушивалась.

     Перед открытием магазина Нина Степановна приносила в радиоузел информацию для покупателей, также объявления для сотрудников, которые нужно было прочесть, пока продавцы не приступили к работе. Универмаг большой, двухэтажный, нужно было оповестить сразу всех о чём-нибудь важном. Сообщала Тинка не только о положении дел в универмаге, но и поздравляла кого-нибудь с днём рождения или днём свадьбы, рождением детей.

     Однажды к обычным поздравительным строкам с юбилеем пожилой продавщицы отдела игрушек она добавила небольшой рассказ о том, как тепло эта женщина относится к маленьким покупателям – Тинка ещё в первые дни своей работы это подметила.

     Всем рассказ понравился. С тех пор Нина Степановна стала её просить о ком-нибудь написать. А заметку о продавщице попросила расширить и отнести в газету «Вечерний Ленинград». Удивительно, но её быстро опубликовали.

     - А что если тебе поступить на журналистику? – как-то предложила Нина Степановна. – Моя сестрёнка Роза (она младше меня на пять лет) собирается сдавать экзамены на журфак, занимается по вечерам на подготовительных курсах. И ты можешь туда записаться. В принципе, Роза уже окончила после восьмого класса фармучилище, но неожиданно загорелась пойти в журналистику. Хочешь, я тебя с ней познакомлю?

     Конечно же, Тинка захотела. К тому же Роза работала неподалеку, в аптеке через дорогу. Они с Ниной Степановной отправились к ней в этот же день в обеденный перерыв. Роза сразу же понравилась Тинке – забавная, весёлая, открытая, чем-то похожа на одноклассницу Люську Быкову, только, пожалуй, менее глупая и наивная. Но такая же эмоциональная и разговорчивая. У неё не было Люськиных настоящих белых, как лён, волос, зато тёмно-русые её локоны до плеч были такие густые, что смотрелись шапкой или париком.

     - Ой, как здорово! Мы теперь вдвоём будем ездить в университет на курсы, -обрадовалась она. – Ты, Нина, иди обедай, а мы поболтаем. Нам надо о многом договориться. – Быстренько спровадила старшую сестру и принялась взахлёб расписывать, как всё просто и доходчиво преподают на курсах и какие ребята-лапочки там обучаются. – Ко мне все хорошо относятся, зовут Зосимчиком – это от фамилии Зосимова…И ты меня зови так же… - трещала без умолку. Одновременно отвечала на вопросы покупателей и отпускала лекарства, стоя за прилавком ручного отдела.

     Какой-то молодой человек замешкался у витрины, долго рассматривал что-то, потом смущённо спросил у Розы:

     - Мне нужно эти… Чёрт, забыл, как называют. А на витрине их не видно. Ну эти… - И погладил указательным пальцем правой руки по такому же пальцу левой несколько раз.

     - А-а! – поняла Зосимчик. – Сколько?

     - А три можно? – осведомился парень

     - Хоть десять, - отчеканила Роза, гордо вскинув пышноволосую головку в марлевом колпаке на макушке. – В этом году у нас они не дефицит. Обычно по десять и берут. – И назвала сумму, которую нужно заплатить в кассе.

     - Хорошо, я возьму.

     Пока парень выбивал чек, девушка быстро метнулась в подсобку, через минуту вернулась с завёрнутым в бумагу товаром. Как только покупатель ушёл, она захихикала и зашептала, наклонившись к Тинке:

     - Мужики все стесняются, когда покупают презервативы, говорят, дайте эти, это у них как код. – А потом снова заговорила о курсах.

     Впрочем, не прошло и пяти минут, как парень вернулся. На лице его было изумление.

     - Вы что мне дали? – стал возмущаться оскорблённо, испепеляя взглядом Зосимчика. – Мне надо было йод, я же показал вам, что палец мазать. А вы мне продали… что я вовсе не просил! – И вытряхнул перед ней из бумажной обёртки на прилавок презервативы в пакетиках.

     Глава III

     Предсессионные заботы захватили Вадима с головой. Зачётов пришлось сдавать множество, хорошо, что экзаменов будет всего два. Даже о новогодних подарках некогда подумать, но всё-таки на магазины надо выбрать время.

     И с Тинкой они стали видеться всё реже – это очень беспокоило Вадима. Одно успокаивало: она тоже занята по горло – работой на своём радиоузле, подготовительными курсами.

     Вечерами они перезванивались. Её голос действовал на парня магически – заставлял биться чаще сердце и одновременно утешал, словно волшебная флейта, и все переживания отступали. У Тинки всегда было всё хорошо.

     Она смешно, но беззлобно рассказывала ему о Зосимчике, постоянно попадающей в курьёзные ситуации. Вадим познакомился с этой её новой подружкой неделю назад, когда встречал Тинку в субботу после курсов. Своей непосредственностью и манерой естественно держаться та ему понравилась. Уж отнюдь не похвальбой, которой окатила его в первый момент их знакомства.

     - Думала, Валентина привирает, что ты красив как древнегреческий бог! - воскликнула она. – Но ты оказался ещё красивее, совсем как артист Вячеслав Тихонов или нет, скорей, Ален Делон или Марчелло Мастроянни. – Секунд десять изучающе разглядывала его, потом добавила шутя: - Или вместе взятые. Я просто не могу оторвать от тебя глаз, хотя для меня лучше, если мужчина чуть красивей обезьяны. И как это Валя спокойно спит! Наверное, возле тебя постоянно вьётся рой поклонниц.

     - Пусть только завьётся, я разгоню, - вмешалась, смеясь, Тинка, однако ей неудобно стало перед Вадимом – подумает ещё, что она несдержанная болтушка, перед новой подружкой хвасталась им, а всего-навсего сказала Розе, что он красив.

     Но, похоже, Вадковский не обиделся, наоборот, был доволен, притянул её к себе, обняв одной рукой за талию, и ласково поцеловал в нос.

     - Я сам разгоню любую свору, - произнёс громко, а на ухо прошептал Тинке нежно: -Выходит, для тебя я красив как бог?

     Вообще-то, Вадим за прошедшие полтора года сильно изменился: вырос и возмужал, у него появились мускулы, потому что занимался утром и вечером гантелями и качал пресс. Небольшие чёрные усы, которые он отрастил, сглаживали его тонкие черты, придавая мужественность. Никто бы теперь не назвал его «мальчиком с открытки», в нём почти не осталось похожести на знаменитую в царские времена фотомодель и певицу Лину Кавальери; пожалуй, лишь глаза остались прежние – огромные, тёмные, выразительные.

     На Новый год Полинка Ардова пригласила всю группу к себе, вернее на родительскую дачу в пригороде Ленинграда.

     - Там два этажа, ели вокруг дома, не надо устанавливать ёлку, останется только нарядить, - расхваливала она предлагаемое место для празднования, - кто желает, может привезти своего друга или подружку. Родители останутся в квартире.

     Почти все сокурсники встретили это предложение на ура. Вадим пригласил Тинку, она была на седьмом небе. Подарки они решили подарить до поездки. Вадим вручил польские духи «Быть может» и серебряную цепочку с листиком, а Тинка ему – фотоальбом и книгу про Станиславского.

     Ехали шумной толпой в электричке. Дача оказалась недалеко от вокзала. Это был настоящий особняк из шести комнат с центральным отоплением. Продукты, закупив заранее, привезли с собой. Тинка командовала на кухне, она быстро поняла, что в приготовлении пищи другие девчонки по сравнению с ней просто профаны и, если она им доверит это важное дело, все останутся голодными.

     Под её руководством жарилось мясо, варилась картошка и делались салаты, которым она научилась от тёти Риты - та была любительницей салатов.

     Все не задействованные в приготовлении пищи наряжали на улице ёлку и развешивали по забору и крыльцу гирлянды.

     Тинке смешно было вспоминать, с каким снобизмом встретила её рыжеволосая Полина.

     - А-а… это, должно быть, продавщица пирожков, я помню её, мы покупали у неё пирожки с мясом, - с пренебрежением протянула она, когда Вадим знакомил свою девушку со всеми.

     Но Тинка не была бы Тинкой, если бы растерялась, она никогда за словом в карман не лезла.

     - Да, я Александра Меньшикова потомок, он тоже торговал пирожками с зайчатиной. – Припомнив, как Вадим рассказывал, что в прошлом году в студии на Новый год Полинка играла мачеху в сказке «Золушка», добавила, подделываясь под небрежный тон Ардовой: - А ты, должно быть, злобная мачеха?

     - О, она прелесть! – воскликнул Никита Серов, высокий длинноволосый парень, с причёской а-ля-Битлз конца шестидесятых, уже игравший в институтском театре и не кого-то там с двумя-тремя репликами, а главных героев-любовников. Он пришёл на их курс из академического отпуска, говорили, что попадал в аварию. Впрочем, по ухоженному и пышущему здоровьем виду не видно было, что он год болел и лечился.

     - Это моя прелесть! – не удержался Вадим заявить на Тинку свои права, он сразу заметил, как засверкали интересом к ней голубые глаза Никиты.

     Тинка действительно выглядела чудесно. Теперь уже на голове был не «гаврош», как в школе, а стрижка «паж»: концы кудрявых густых тёмно-пепельно-русых волос ровно переходили ото лба к шее и загибались внутрь.

     Короткое розовато-сиреневое вязаное платье с длинными, расширенными к низу рукавами красиво обтягивало её ладную фигурку и подчёркивало тёплый цвет кожи. На шею она надела подаренную Вадимом цепочку. Почти у всех девушек туфли были на модной платформе, которые выглядели несколько громоздко, а у неё – на простых высоких каблучках. Поэтому она легко двигалась, словно плыла. Голубовато-зелёные глаза, подсвеченные тенями, сияли нежным светом.

     К девяти вечера столы были накрыты, и начался, как говорится, пир горой. Проводили старый год, встретили новый. Вадим всё время был рядом с Тинкой, за исключением отдельных моментов, когда разодетая в длинное чёрное бархатное платье Полинка не отвлекала его внимание своими мелкими просьбами и глупыми репликами типа «А помнишь, Вадковский, мы с тобой…», словно у них было ещё что-то общее, кроме совместной учёбы.

     Тинка тоже скрепя сердце едва выносила её дурацкие выходки, так и отбрила бы эту огненную красавицу. Но все смотрят на неё с восхищением, да и сама она невольно любуется её необычными от природы волосами, рассыпавшимися по плечам в форме оранжевого кудрявого облака. Добавить ещё сюда удивительную зелень в глазах, сногсшибательный эффект получается. Несомненно, есть с чего быть такой самоуверенной. Тинка в каком-то журнале читала, что настоящих рыжих в мире немного, правда, кроме Шотландии.

     И снова, как с Милочкой, школьной её красивой подружкой, когда та положила глаз на Вадима в девятом классе, стали к Тинке подкрадываться сомнения: может, и вправду не пара она для него, может, действительно не сможет удержать любовь такого красивого парня.

     Но Тинка любит его, так крепко и всем сердцем, что не представляет жизни без него. Она не отдаст любимого этой рыжей красотке, будет противостоять, насколько сил хватит и собственного очарования. Конечно, если Вадим сам не захочет уйти… Не может же она держать силой. И не будет. Любовь, как птица, вспорхнёт, не удержишь.

     Но не стоит заранее предвещать плохое, следует надеяться на хорошее. Нужно гнать пошлые упаднические мысли и верить в любовь Вадима, убеждала Тинка себя мысленно, мы обещали друг другу, когда он в школе разбился на мотоцикле, не расставаться, дали клятву всегда быть вместе. И мы не расстанемся. Придвинулась ближе к Вадиму, прижалась к твёрдому мужскому плечу и, вложив свою ладошку в его руку, глубоко вздохнула, ощутив приятное тепло, исходящее от любимого.

     Вернувшись после выхода в сад к наряженной ёлке, где всей оравой дурачились, водили хоровод и пели детские новогодние песни, Тинка обратила внимание на заставленный грязной посудой стол. Нужно очистить его перед чаем, но никто и не думает этим заняться. Скинув верхнюю одежду, расселись как баре вальяжно вокруг стола. Придётся самой перетаскать тарелки на кухню. Вадим где-то замешкался в прихожей. Попрошу-ка помочь я Артёма, он, кажется, попроще всех остальных.

     Тот согласился охотно, вместе они освободили стол. Чайной посуды из серванта на всех не хватило, Тинка направилась на кухню – посмотреть, нет ли там ещё чашек и блюдец, по дороге заметила увлечённо шепчущих о чём-то в уголке Полинку с Никитой. Завидев её, они взглянули на неё как-то по-странному.

     Чистой посуды на кухне не оказалось. Пришлось ей мыть грязную. Все остатки на тарелках соскребла в большую кастрюлю, куда складывались ранее картофельные очистки, ополоснула стаканы и кружки, из которых пили сок, шампанское и вино.

     - Ты тут, как Золушка, трудишься в поте лица, а там твой черноглазый целуется с рыжей чаровницей! – Тинка вздрогнула от вкрадчивого голоса Никиты, раздавшегося сзади: задумавшись, она не слышала, как он вошёл. – Пойдём покажу!

     - Не верю! – бесстрастно произнесла девушка, хотя сердце, сжавшись, жалобно заныло.

     - Зачем мне лгать?

     - Думаю, что вы с ней горазды в интригах, хотите подстроить каверзу: я пойду с тобой, а там Полина, заманившая Вадима в уголок, выжидает, когда появлюсь я, и сразу чмок моего любимого в губы и обнимет крепко. А я в слёзы и истерику впаду, укажу ему на все четыре стороны, чего ей и будет нужно. Словом, будет водевиль. И всё забавы ради! – Тинка невесело хмыкнула, потом поджала губы и заключила резко: - Вы не учли – я верю Вадиму и не пойду с тобой! Нас нельзя разлучить! – и снова принялась за мытьё посуды.

     Краем глаза она отметила, что парень нетерпеливо посматривает на часы. Наверное, что-то с рыжей задумали, мелькнуло в голове, неожиданный поцелуй и обнималки с Вадимом – очень просто для них, скорее, решили подставить меня, а не его, неслучайно Никита заигрывал со мной весь вечер.

     Несомненно, это меня, по их сценарию, он должен обнять и поцеловать, пришла к выводу Тинка, машинально в который уже раз вытирая эмалированную кружку. Если она права, то скоро, похоже, на кухне появятся Вадим и Полина, а этот говнюк полезет целоваться. Ну, погодите, не на ту напали! Но что же можно сделать? Ударить ногой в пах? Будет больно – и никакой забавы!

     На глаза попалась кастрюля с очистками и объедками. Вот она спасительница! Неспроста же стоит тут со вчерашнего года. Всё как у Чехова: если в начале пьесы висит ружьё, то к концу оно должно выстрелить. Если есть кастрюля с очистками…

     Кухонная дверь слегка шелохнулась, не успела она распахнуться, как Серов, ухмыляясь, шагнул к Тинке. Девушка выронила из рук кружку, та громко стукнулась о плиточный пол. Парень автоматически наклонился, чтобы поднять её. Тинка, не растерявшись, легонько поддела кастрюлю за ручку и опрокинула на Никиту, да так ловко, что, когда содержимое вывалилось ему на плечи и грудь, голова его оказалась прямо в кастрюле. Ну, точь-в-точь немецкий рыцарь в шлеме из кинофильма «Александр Невский»!

     И тут в дверном проёме показался Вадим, за ним стояла недоумевающая Полинка.

     - Что здесь происходит? – воскликнула она.

     - Бедный Никита! – всплеснув руками, принялась сокрушаться Тинка. – Пришёл помочь мне, но он же не посудомойщик – артист, одним словом, взял да нечаянно опрокинул кастрюлю себе на голову! Вот какой неловкий!

     Вадим расхохотался так громко, что привлёк других одногруппников. Поднялся гомерический хохот. Даже Полина смеялась. Да и как можно не рассмеяться, если перед тобой одетый с иголочки парень весь обсыпан пищевыми отходами и с блестящей кастрюлей на голове.

     Позже, уже в пятом часу утра, когда все угомонились и улеглись спать кто куда, Вадим, сумевший найти для себя и Тинки местечко на полу, где-то раздобыв отдельные одеяло и покрывало, прошептал ей на ухо:

     - Никита признался, что завлекал тебя по Полинкиной просьбе. Он ей не мог отказать: она помогла ему сдать зачёт по античной литературе, передала шпаргалки. Ей захотелось кого-нибудь разыграть - у неё блажь такая появилась… Не обижайся на них.

     - Хорошо, не обижаюсь, - промурлыкала Тинка, - стало быть, он не хотел меня закадрить, жаль! – и хихикнула. Ей было приятно лежать рядом с Вадимом.

     Какое же это блаженство – спать с ним! Никогда ещё этого не было. О более близких интимных отношениях они и не мечтали, считали, придут потом со временем, ведь сначала надо пожениться.

     - Ах, ты, бесёнок! – еле слышно произнёс Вадим ласковым мягким голосом. – Тебе мало того, что посадила в калошу парня, вернее, в кастрюлю, но ещё хочешь, чтобы увлёкся тобой! – Он прижал крепко Тинку к себе, уткнулся в её пушистые волосы носом. – Как ты чудесно пахнешь! – снова зашептал.

     - Быть может, - выдохнула ему на ухо Тинка.

     - Не может, а точно! – не согласился с ней Вадковский.

     - Глупый, я имею в виду подаренные тобой духи.

     Утром они проснулись одни из первых. Спустившись вниз и оглядев, какой хаос остался после их пьянки-гулянки, Вадим решил, что пора им с Тинкой убираться с дачи подобру-поздорову.

     - Ты достаточно вчера поработала Золушкой, - сказал он Тинке, - пусть теперь другие моют посуду и готовят пищу, а мы отправимся домой. Вечером вдвоём погуляем по Ленинграду.

     Через час они ехали в почти пустой электричке, по крайней мере в их вагоне никого другого не было. Целовались, обнимались, разговаривали и радовались, что снова вдвоём наедине, искренне наслаждаясь минутами проведённого вместе времени.

     Глава IV

     Быстро пролетали дни, как один миг. Вот уж и курсы завершились. Тинка успешно сдала экзамены на журфак и поступила, а Зосимчику повезло меньше – она прошла только на заочное отделение. Вадим уговаривал Тинку поехать в конце лета на море, но та даже рассматривать этот вариант не хотела – только домой! Она не была в Караяре целый год, не видела никого из родных, и сердце её рвалось к ним.

     - Поехали со мной, - звала она Вадима, но тот, научившись за зиму плавать в бассейне, стремился испытать себя в морских глубинах. К тому же караярских бабушку с дедушкой он видел на майских праздниках – они приезжали в Ленинград в гости.

     Так что в конце августа они отправились отдыхать в разные стороны. Через десять дней Тинка вернулась на учёбу.

     Как приятно было идти по университету, ощущая себя полноправной студенткой. «Это мой журфак! Я здесь не гостья! - всё пело в ней. – И это не где-нибудь, в глубинке, а в самом Питере, Северной столице, если вспомнить дореволюционный статус Ленинграда!»

     В этом году, как узнала она летом, в вуз поступила и Милочка, также провалившаяся на экзаменах (в педагогический) прошлым летом. Вторая Тинкина подруга детства – Алёнка – учится в медицинском училище.

     Одноклассница Галочка Иноземцева, с которой Тинка сдружилась в старших классах, поступила сразу после школы в Башкирский университет, на филолога. Они часто переписываются с ней. Писала Тинке и Алёнка. Правда, по обыкновению, все сообщаемые новости и восторги касались Милочки: как сложно той преподавать русский язык и литературу в деревенской школе, куда районный отдел образования направил её работать, как по горло влюбился в неё молодой доктор, а Коля Линков, поступивший в военное училище, прямо засыпал Милочку любовными письмами.

     Все на журфаке друг другу улыбались, или счастливой Тинке так казалось. Рядом с ней шагала радостная Зосимчик. Словно по щучьему велению, её вдруг взяли на очное отделение, позвонили из деканата через несколько дней после того, как вывешены были списки поступивших, и сообщили, что выбыл один из «стажистов», а поскольку она стояла следующей в очереди и у неё есть двухгодичный стаж, то ее зачислили на его место. Значит, чудеса случаются в жизни.

     - Я переживала, что на курсе будут одни послешкольные юнцы, мне в свои 21 будет скучно! - весело щебетала она, с любопытством рассматривая окружающих. - Взгляни, Валентина, - почему-то Зосимчик всегда звала Тинку Валей или Валентиной, - юных тут не так уж и много, большинство как я и ты – совершеннолетние, кучковаться будет с кем.

     Неожиданно перед аудиторией, где должна была начаться их первая учебная лекция, столкнулись с парнем в белой водолазке и с кучерявой головой.

     - Кого я вижу! – воскликнул он, широко расставив руки. – Умную девицу, алчущую познаний!

     От неожиданности Тинка вздрогнула и удивлённо уставилась на юношу. Через мгновение поняла, что перед ней Алёша Кравченко, с которым она, будучи в гостях у сестры в Свердловске, познакомилась чуть больше двух лет назад. Тогда он учился в восьмом классе, она – в девятом. Теперь он вымахал выше Тинки на полголовы, несмотря на её высокие каблуки, и своим разудалым видом напоминал благовоспитанного Иванушку-дурачка из сказок режиссёра Роу. Такие же озорные смешинки в карих глазах.

     - Алексей Кравченко, большой знаток иностранных языков! Как это ты оказался в Ленинграде? Ведь ты хотел поступать в Свердловске! – радостно приветствовала девушка парня и протянула руку. – Я безумно счастлива тебя видеть!

     - И я тоже. Выходит, ты поступила на журфак, как и я… Мои родители собираются переезжать в Ленинград, отца перевели сюда, в обком партии, пришлось мне сюда поступить. А я видел в списке Маслову Валентину, но подумал, что однофамилица – на зачислении тебя не было.

     - Я уехала домой с родными повидаться, - пояснила Тинка.

     Роза Зосимова нетерпеливо дёрнула её за рукав:

     - Пошли, а то стоим на дороге, как три тополя на Плющихе, другим мешаем.

     - Да, конечно, - согласилась Тинка и представила Зосимчика Алёше, а потом они вместе направились в аудиторию.

     После занятий Алёша уговорил девушек отметить первый день занятий в кафе. Заказали цыплёнка табака и сухое вино. Расслабившись, стали болтать обо всём, что в голову приходило. Больше говорили Тинка с Алексеем, вспоминали, как учились недолго – всего месяц – в одной, с иностранным уклоном, школе, о мечте его стать телекомментатором… Надо же, сбывается! И Тинка тоже оказалась в журналистике! Значит, не зря он ей подарил справочник журналиста, когда она уезжала из Свердловска.

     - Почему ты мне не писала? – поинтересовался раскрасневшийся Кравченко.

     - А я и не обещала, - пожала плечами Тинка, - ты ведь тоже не писал.

     - Но я адреса твоего не знал.

     - Если бы захотел, то узнал бы у моей сестры, но я не обижаюсь, - улыбнулась Тинка парню.

     - Правда? – игриво протянул Алексей. – Какие вы, девочки, умные!

     - Ну, вы сами, парнишки, не лыком шиты, - засмеялась Тинка, - думаю, тебе в школе заниматься перепиской некогда было, сознайся, ты немало побегал за девочками, влюблялся и разбивал им сердца.

     - Да, немало, - залился смехом Алёша, - все девчонки в школе ходили лысыми – выдрали друг дружке волосы из-за меня. Не надо возмущаться, я шучу, - поправился он, когда увидел, что Роза изумлённо округлила глаза.

     - Да, я не возмущаюсь, - наконец, вклинилась в разговор Зосимчик, с блаженством разжёвывая цыплёнка, - я хочу пояснить. С чего бы она тебе писала, если у неё парень был. Она и теперь с ним дружит.

     - Значит, я опоздал, - бесстрастно произнёс Алёша. И непонятно было, то ли ему жаль, то ли он рад этому.

     Вскоре на курсе заговорили, что якобы Кравченко влюблён в Маслову. На лекциях он садился рядом, сопровождал девушек в столовую, поменялся с сокурсницей, чтобы попасть в Тинкину группу. И в колхозе, куда журфак ездил копать картошку, держался всё время около неё.

     - Алёшка в тебя влюбился, - как-то заметила ей Зосимчик.

     - С чего это ты взяла? – удивилась Тинка. – Не может Кравченко в меня влюбиться, во-первых, я старше его на год, для меня он совсем мальчишка, во-вторых, его интересует исключительно британская музыкальная группа «Битлз», он о ней только и говорит. И вообще, балагур, каких поискать. У него язык без костей, не верь ему, если говорит, что влюблён в меня.

     - А что у меня глаз нет! – возмутилась Роза. – Вот у тебя точно их нет. Не видишь, как Алёшка весь празднично вспыхивает, когда ты появляешься рядом. Да он с тебя глаз не сводит!

     «Чушь!» – хотела сказать Тинка. Ей вовсе не нужно, чтобы Кравченко в неё влюблялся. И ни кто-либо другой. У неё уже есть любовь, большая-пребольшая, – Вадим. От одного имени становится светло на душе. А видеть – просто блаженство.

     Правда, видеться они стали раз или два в неделю, но это оправдать можно – оба безумно заняты, как пчёлы. После занятий Вадим репетирует в своём студенческом театре. Тинка там была один раз, ей очень понравилось, как он играет студента Колесова в пьесе Вампилова «Прощание в июне». Его герой очень похож на Алексея Кравченко, такой же весёлый и остроумный. Словом, каким сам Вадим, в сущности, не был. Он не мог молниеносно, с иронией реагировать на чьи-то поступки или слова. Скорее, Тинка в этом была горазда. А Вадковский чаще выглядел серьёзным и сосредоточенным в себе.

     О Кравченко она ему ничего не рассказывала. Как-то глупо было хвастаться привязанностью мальчишки, тем более эта привязанность была ей не нужна. Алёшка смешил её, веселил – ну, вот и всё! Как-то раз стал уговаривать прийти на репетицию вокально-инструментального ансамбля журфака, в котором он был барабанщиком. Алексей насмешил её тем, что участники, оказывается, называют себя именами прославленных битлов, даже девчонок своих именуют Йоко, Линда, Патти...

     - А ты кого изображаешь? – поинтересовалась Тинка, она не была битломанкой, поэтому с трудом разбиралась в составе группы «Битлз» и то благодаря рассказам Алёши.

     - Конечно же, ударника Ринго Старра! – оскорбился Кравченко. – Я тебе много раз рассказывал о нём, какой он занятный.

     О женщине Ринго Тинка не стала спрашивать и на репетицию ансамбля не пошла. Да и некогда ей было туда ходить. Нина Степановна, бывшая её начальница, от имени руководства предложила ей сделать на ленинградском радио передачу к юбилею их универмага, договорилась с выпускающим редактором, что Тинка возьмёт у сотрудников интервью и напишет сценарий и зарисовки о людях. Девушка взялась за дело с жаром.

     Вскоре работа была завершена, на радио по её сценарию и диктофонным записям («репортёр» ей дал редактор) смонтировали передачу, добавив музыкальное сопровождение. Сотрудникам универмага и работникам радио она понравилась. После чего Масловой предложили участвовать в выпусках радио, она была очень рада и с удовольствием принялась выполнять задания корреспондентов. За что ей стали платить гонорар. Это был хороший приработок к стипендии.

     В начале декабря Алексей Кравченко пригласил всю их группу на свой день рождения. Квартира была большой, несмотря, что двухкомнатная: комнаты разделялись длинным коридором. Именинник познакомил всех с родителями и бабушкой, которая жила отдельно, но пришла поздравить внука. Как-то незаметно родители и бабушка исчезли, и гости остались веселиться одни. Танцевали, шутили и пели.

     Кто-то из девчонок притащил из соседней комнаты толстый альбом с фотографиями.

     - Не надо! – застонал Алёша. – Это мой личный альбом, там секреты моего детства. И я в неприличном виде…

     - Это мы и хотим увидеть! – заверещали девчонки, хихикая. – И стали листать альбом, на первых страницах которого изображён был голеньким младенцем Алёша.

     Среди снимков Тинке бросилась в глаза фотография двух подростков. В них она немедленно узнала Алёшу и, как ни удивительно, Вадима.

     - А это кто с тобой, такой красавчик? – спросила одна из девчонок.

     Из-за спин однокурсниц Алексей бегло взглянул на фото.

     - Это я с двоюродным братом, - небрежно бросил. – Что, нравится? Он учится на артиста. Расстрою вас, у него уже есть чувиха. Похоже, и не одна.

     Тинка хотела исправить, что девушка у Вадима одна, но благоразумно смолчала. Слава богу, отсутствовала Зосимчик – у неё было важное свидание, та со своей наивной прямотой не выдержала бы, сразу бухнула, что этот красавчик – Тинкин дружок.

     Как только встретилась с Вадимом, сразу рассказала ему о фотоснимке, где он с двоюродным братом.

     - Значит, Лёшка в Ленинграде, я и не знал! - Заметив удивлённый взгляд девушки, сделал смущённый жест рукой, потерев затылок. – Как ни странно, мы практически не общаемся, хотя, вроде, родственники. Этот снимок был сделан на дне рождения бабушки, на камеру Лёшки… Всё так запутано и неприятно, что не хочется рассказывать. – Парень вздохнул и отвёл глаза.

     - Ну, и не рассказывай, если не хочется, - мягко успокоила его Тинка.

     - Да, ладно, всё равно ты должна знать нашу неприглядную историю, раз мы поженимся в скором времени.

     Разговор вёлся в квартире Тинкиных родственников, комнате, где она жила. Тётя с дядей ушли по своим делам, поэтому никто им не мешал и никто не мог их подслушать, но Вадим всё равно чуть понизил голос.

     - Мой отец и мать Лёшки – сводные брат и сестра, - тихо начал он, - бабушка вышла замуж во второй раз, будучи вдовой с пятилетним ребёнком. У нового мужа тоже был ребёнок – годовалая дочь. Бабушка воспитала её как свою, родную. Когда дети стали взрослыми, решили пожениться, но тут отец встретил мою маму – студентку медицинского института и женился на ней. А Лёшкина мать вышла замуж за Кравченко, сына подруги юности бабушки, которая после замужества уехала в Свердловск.

     - И что тут неприглядного! – недоумённо воскликнула Тинка. – Отец полюбил твою мать, сердцу не прикажешь… Думаю, всё забыто давно. У Алёшки прекрасные родители, я видела их, они любят друг друга. И сам Лёшка Кравченко - неплохой парень, правда, пересмешник, но в хорошем смысле слова, тебе нужно с ним подружиться. Бабушка твоя, наверное, обоих вас считает внуками?

     - Почему считает?.. Мы оба и есть её родные внуки! – резко добавил, нахмурив брови, Вадим. – В этом и вся неприглядность!

     - Как это может быть? – слегка растерялась Тинка. – Ты же родился раньше Алёшки.

     - Я сам узнал, что он мне брат по отцу, совсем недавно, - продолжил Вадим с лёгкой усмешкой, - родители ссорились, думая, что я на лекциях. Мать заявила в гневе, что никогда не простит отцу измены, когда тот переспал со Светланой через несколько месяцев после рождения их сына, то есть меня. А ещё добавила, что ненавидит всем сердцем ублюдка отца, этого противного Лёшку, которого свекровь обожает. Отец не возражал, что он его ребёнок!

     - Наверное, родители поссорились, и отец поехал к Лёшкиной матери за утешением -так бывает в жизни, - попыталась Тинка ободрить парня.

     - Но это сути не меняет, - невесело заключил Вадим, - Как ни крути, мы с Лёшкой – братья, причём без каких-либо привязанностей, я бы сказал – чужеродные братья. Знаешь, я, наконец, понял, отчего бабушка, папина мама, всегда ко мне была холодна. Она сильно любила тётю Свету и хотела, чтобы её сын женился на ней, а он выбрал маму, которая ей не нравилась. Отсюда её чёрствое отношение ко мне.

     - А Кравченко знает, что вы братья? – спросила Тинка.

     Вадим помотал головой:

     - Думаю, нет, и я бы не знал, если б не подслушал случайно. Прошу, не говори ему. Это наших с ним родителей тайна, нам не следует в неё вмешиваться.

     Глава V

     Тётя Рита была удивительной женщиной, очень уверенной в себе и в том, что человек сам творит свою судьбу. Главное – не было бы войны, а со всем остальным можно справиться, если умело повести дело, считала она.

     По правде сказать, изворотливости и практичности ей было не занимать. Тётушка не любила слово «блат», морщилась, когда слышала его, словно оно только из воровской среды, предпочитала более благородное выражение «договариваться по знакомству».

     А знакомых у неё было пруд пруди, хотя сама Маргарита полагала, что не так и много. Ведь не смогла же она найти кого-нибудь, кто бы вывел её на университет, чтобы помочь племяннице при поступлении, если бы та вновь стала проваливаться в вуз. А Тинка была рада, что не пришлось ссориться с тётей, так как взятку давать категорически бы отказалась, ей хватило одного раза. И вообще, как бы она смогла жить, если б попала в университет по знакомству, хорошо, что этого не произошло. Никогда она больше не пойдёт у тётушки на поводу, лучше разругается с ней вдрызг и расстанется навсегда.

     Увы, пришлось-таки воспользоваться снова тётушкиной договорённостью. Она как-то сумела познакомиться с комендантом университетского общежития и решить вопрос о поселении Тинки (ей приходилось более часа ежедневно добираться до университета на разных видах транспорта) на освободившееся в одной из комнат место. Не успела она возмутиться, как выяснилось, что всё вполне законно - по представленным в начале года справкам, как остронуждающаяся, с низким доходом семьи.

     - Не перевози все вещи, оставь часть здесь, всё равно на выходной будешь приезжать сюда, - посоветовала тётя, когда Тинка лихорадочно принялась собирать чемодан. Должен был приехать Вадим, чтобы помочь ей переехать в общежитие. Для этого он намеривался взять машину отца.

     Наконец, вещи были уложены. Тинка выглянула в коридор, заслышав громкий разговор. Оказалось, пришёл из ЖКО сантехник – что-то неладно было с трубой. Его вызвала тётя Рита. Дядя был уже дома, он попытался объяснить мастеру, что случилось. Но самонадеянная тётушка не могла не вмешаться. Она всегда всё брала в свои руки. В этот раз могла бы уступить мужу договариваться с сантехником, Виктор всё-таки начальник кузнечного цеха и наверняка лучше разбирается в трубопроводных системах. Не тут-то было. Не в её характере было уступать главенство, она почему-то считала, что муж недоглядит за рабочим как следует.

     – Ты иди, Виктор, я сама покажу, где течёт! – по обыкновению, принялась отсылать мужа от дела.

     Покладистый Виктор привык соглашаться с напористой женой: она была моложе на десять лет, да и любил он её, несмотря на неуступчивость – не стал спорить, спокойно стоял рядом, ожидая, пока жена покажет поломку сантехнику. Правда, в завершающей стадии ремонта он вновь попытался высказать своё мнение, но нетерпеливый окрик жены оборвал его на полуслове.

     Починили трубу, когда как раз приехал Вадим, и они с Тинкой стали выносить вещи к машине. Она услышала, как замороченный тётей Ритой сантехник, уходя, наклонился к дяде Вите и прошептал:

     - Мужайтесь, мужчина!

     На новом месте у Тинки оказалось гораздо больше времени на личную жизнь. Она не тратила часы на длинную дорогу, на ежедневную уборку квартиры – тётушка была та ещё поборница чистоты, на приготовление ужина – Тинка ела в общежитской недорогой столовой.

     Ансамбль Алексея Кравченко давал свой первый большой концерт в актовом зале университета. Тинка пригласила на него Вадима. Тот согласился пойти неохотно, и, как следовало ожидать по его хмурому настроению, концерт ему не понравился. А Тинка, как и почти все зрители, были в восторге.

     - Что тебе не понравилось? – воинственно спросила она Вадима, провожая его на автобусную остановку. Она знала, что он учился в музыкальной школе, но надо же уметь делать скидку - это ведь самодеятельный коллектив, нельзя судить его строго.

     - Музыканты фальшивили, гитарист едва владел гитарой. Правда, у солиста интересный тембр голоса, но английские песни пел шаляй-валяй, без чувства. Грустная «Естудей (вчера)», где говорится о невозможности вернуться во вчерашний день, когда можно было что-то изменить, звучала как радостная «Ты мне вчера сказала…» Полада Бюль-Бюль Оглы.

     - Но ты же должен понимать, что этот ВИА любительский. Ребята пели и играли от души.

     - Бездумно копировать пластинки «Битлза» и подражать битлам – ты считаешь, это от души? - возмутился Вадим.

     Тинка поняла, спорить с ним было бесполезно.

     На следующий день на лекциях Алексей спросил, какое у неё мнение о выступлении.

     - Мне понравилось, - чистосердечно призналась она. – Я получила большое удовольствие.

     - А почему ты не подошла после концерта к нам, ребята бы рады были.

     - И без меня было кому восхищаться вашими песнями, - хитро улыбнулась Тинка – она слышала, что у Алёши появилась девушка с философского факультета, которая теперь сопровождает его на репетициях и наверняка зовётся как-то по-иностранному, есть же у красавца Ринго жена или невеста.

     - Ты уже знаешь о моей «гёрл»? – засмеялся Алексей. – Она прекрасна. Если мы не поссоримся, то женюсь на Морин.

     - Её так зовут? – игриво повела бровью Тинка, улыбаясь.

     - Главное, она согласна, что её теперь так зовут, - довольно ответил Алёшка.

     «Пусть всё течёт само собой, а там увидим, что случится» - эту реплику Тристана, героя из «Собаки на сене», Вадим всё чаще повторял для успокоения себя, поскольку в последние месяцы не мог жить с собой в ладах. У него не выходило из головы, что совсем рядом с ним, в одном городе, живёт его родной брат, которого видел он всего раз пять в детстве. Единственный брат. Быть может, есть у отца и другие дети? Навряд ли! Мать бы знала о них и уж, конечно, тогда, при ссоре, не промолчала. Ведь отец сказал ей, сколько можно его укорять за одно и то же, он остался в семье, не ушёл к Светлане и с сыном почти не видится, лишь мельком у матери!

     Интересно, знает Лёшка о нашем близком родстве или думает, мы двоюродные сводные, без кровного родства. На концерте он пытался вглядеться в брата. Но свет на сцене постоянно сверкал и мигал, а брат сидел в глубине, что ничего рассмотреть было невозможно. Лишь когда вышел кланяться, Вадим разглядел Лёшку. Да, у них есть что-то общее: глаза, губы, похоже, у обоих отцовские, а вот волосы у Лёшки наверняка материнские, с мелкими упругими завитками.

     Он не знал, как поступить. Тинке посоветовал молчать, а сам в себе никак не мог решить, стоит ли махнуть рукой на переживания о нежданном родстве и дать событиям идти своим чередом. А, может, всё же спросить у Тинки? По жизни она мудрее его, он давно это понял.

     - Ты считаешь неправильным, что вы с братом фактически не знаете друг друга? – отозвалась та на рассказ парня о его сомнениях. – Я тоже так думаю. Во всяком случае, тебе следует поговорить с бабушкой, она наверняка в курсе семейных тайн и поспособствует вашему сближению.

     Представив свою дородную бабушку, которая всегда смотрела на него с насмешкой и презрительно поджимала тонкие губы при встрече с ним, Вадим сразу отмёл Тинкино предложение.

     - Ни за что на свете я к ней не обращусь! – раздражённо воскликнул он. – Она меня едва выносит, я её раздражаю, а маму открыто не переносит вообще, зовёт бессовестной нахалкой, даже при мне. Я всегда исподволь к ней езжу, если б отец не настаивал, не ездил бы совсем.

     Тинка всего раз видела совместную, Вадима и Алёши, бабушку – у Кравченко, на дне рождения. Она ей показалась милой и общительной, трудно было представить, что она может изводить холодностью своего внука, но в то же время не верить Вадиму она не могла.

     - Тогда остаётся одно: оставить всё как есть и ждать, когда отец твой решит, что пора открыть вам правду, не сомневаюсь, он тоже думает над этой проблемой.

     С тех пор у Вадима стало на душе спокойнее. К тому же события на самом деле повернулись таким образом, как и предсказывала Тинка. Однажды отец сказал Вадиму, что хочет поговорить с ним.

     - Так получилось, что у тебя есть родной брат по моей крови, - признался он, - мы с матерью были в ссоре и я… В общем, у меня и у твоей тёти Светы Кравченко есть общий сын, как ты понял, это Алёша. Мы со Светой, ну и её муж Василий тоже… решили, пора вам узнать, что вы родные братья. Он придёт к нам домой завтра.

     Вадим не стал скрывать, что уже знает отцовскую тайну из подслушанной ссоры, он согласен встретиться с Алексеем. Одна мать была решительно против, обиженно заявила, никто её не заставит присутствовать на встрече.

     - Никто и не будет заставлять, - спокойно заметил на это отец, - действительно, будет лучше, если ты уйдёшь к кому-нибудь в гости.

     Оказалось, Вадим правильно предполагал: Лёша не имел ни малейшего понятия, что у него есть биологический отец. Был он сам на себя не похож, обычно, как помнил Вадим, болтал без умолку, а тут выглядел присмиревшим и несколько растерянным. Когда сели за стол, накрытый матерью заранее, и отец достал вино, Алексей впервые пошутил:

     - О, как раз нам не хватает напиться в стельку для храбрости, чтобы выяснить, кто мы на самом деле!

     Удивительно, но с этого момента у них завязался пусть не задушевный, но и не натянутый разговор. Они поговорили по-дружески, даже смеялись общим шуткам. Потом Вадим повёл Алексея в свою комнату.

     На столе в деревянной рамке стояла Тинкина фотография трехлетней давности. Девушка была в костюме графини Дианы. Высокая причёска, сияющие счастьем глаза, нежный овал лица.

     - Я её знаю! – взяв в руки портрет, непроизвольно вскрикнул Алёша. – Это Маслова, мы учимся с ней в одной группе.

     - Да, я в курсе, - спокойно откликнулся Вадим, - это моя девушка. Мы с ней дружим с девятого класса. Она мне почти что невеста.

     - А-а-а, - задумчиво протянул Алексей, - я слышал, что у неё есть парень, так, значит, это ты? – И засуетился неожиданно. – Знаешь, мне надо сегодня ещё встретиться со своей «гёрл». Морин не любит, когда я опаздываю. А мы с тобой ещё не раз увидимся и поболтаем.

     Уже на выходе из квартиры Лёша, холодно улыбаясь, заметил:

     - А бабушка почему-то сказала, что невеста у тебя рыжеволосая артистка, она тебя с ней как-то раз видела на улице, ты их познакомил.

     - Это однокурсница Полина, между нами ничего нет, просто нам было по дороге, -пояснил Вадим. И почему-то, к собственной досаде, смутился, хотя всё, что говорил, было чистой правдой.

     Неожиданно в сердце зародилась тревога: вдруг новоприобретённый брат, по своей элементарной привычке трепаться, донесёт Тинке, что он разгуливает по городу с Ардовой вдвоём. Конечно, Тинка психанёт и обидится, ведь Вадим обещал ей держаться от Полинки подальше.

     Да, он и держится, только той хоть кол на голове теши, не хочет понять: никакой дружбы, тем более любви, не может между ними быть. Появляется внезапно перед ним, как чёрт, вернее чертовка, из табакерки, и невозмутимо принимается рассуждать о делах в их студенческом театре. И сложно её перебить. А когда ей говоришь прямо, что спешишь к Тинке, она мило улыбается:

     - Я же тебе не мешаю, мы обыкновенные попутчики. Не бойся, Тинка не будет тебя ревновать ко мне, просто у неё нет повода. Ведь так Вадим?

     Чтобы подавить угнетающее волнение – Тинка никак не могла отвлечься от мыслей о встрече Вадима с отцом и братом – она постаралась забыться любимой книжкой «Робинзон Крузо». Много раз её перечитывала и всегда погружалась в неё с головой, представляя себя на необитаемом острове. В комнате было тихо – девчонки ушли в кино. Вдруг в общежитском коридоре раздались быстрые шаги, затем - резкий стук в дверь. Тинка повернула ключ и распахнула её. Алёша Кравченко? Взгляд у него был пронзительный и холодный, а сам весь напряжён, как ёжик. Совсем не ожидала его увидеть таким. И вообще увидеть.

     - Разве ваша встреча уже закончилась? – не удержалась она от восклицания.

     - Закончилась! – хмуро произнёс он и, чуть оттолкнув девушку, вошёл в комнату.

     - Что случилось? – испугалась Тинка и притворила дверь. – Вы поссорились?

     Алексей невесело усмехнулся:

     - Можешь за Вадковских быть спокойна, там всё о кей, посидели рядком, поговорили ладком! А вот ты, как ты могла!

     - Что я? – пролепетала Тинка. – Что я такого сделала?

     - Я думал, ты мой друг, тебе можно доверять! – вызывающе вскрикнул он. – А ты знала о моём братстве с Вадимом и ничего мне не рассказала! И я оказался неподготовленным к этой новости.

     Девушка смутилась и застыла в смятении, ибо не представляла, как следует отреагировать на злость парня. Поймёт ли он, что они с Вадимом не хотели травмировать его? Ведь, похоже, на самом деле Алёша не ведал ничего, как им и думалось. Но о жалости ни в коем случае говорить нельзя, мужчины терпеть её не могут. Наконец, Тинка нашлась что сказать:

     - Поверь, Вадиму самому всё стало известно совсем недавно. И мы не знали, стоит ли тебе рассказывать, ведь это и матери твоей тайна.

     - Вадим, Вадим…я и забыл, что он любовь всей твоей жизни! – горячо вспыхнул Алексей и крепко сжал губы и кулаки. – Ах, как я хочу вернуться во вчерашний день, когда не знал ещё, что твой драгоценный Вадим – мой брат! Да, прости за злость мою… Не каждый день твои предки говорят тебе, что ты не тот, кем себя представлял, что у тебя другие корни. – Печально вздохнул, неожиданно стихая. – Бедная моя бабуля, имею в виду свердловскую, она расстроится побольше меня. Впрочем, она может и знать мою подмоченную родословную, - невесело усмехнулся и закончил спокойным голосом: -Прости, что пришёл к тебе возмущаться… Не каждый день узнаёшь, что девчонка, которую безумно любишь, невеста твоего брата! – Напряжённо улыбнулся и исчез за дверью.

     Глава VI

     «Наконец, я собралась с мыслями», - подумала Тинка и решительно открыла дверь свинарника. Она должна была написать материал про передовика-животновода для караярской районной газеты, куда устроилась работать на июль сразу после летней сессии.

     В общем-то, Тинка собиралась на летних каникулах стать проводником в студенческом отряде, даже прошла двухнедельные курсы и медкомиссию. Глядя на неё, и Вадим записался у себя в институте в проводники – вдруг удастся попасть на один маршрут или можно будет попытаться договориться.

     Но получилось впрямь, как в любимой бабы Маниной (тёти отца) пословице: всякое может случиться, пока несёшь ложку ко рту. Надежды их рухнули, когда Тинка получила телеграмму от отца: её матери сделали операцию, и она нужна дома. Кто-то подсказал родителям заверить телеграмму врачом, благодаря чему в деканате не только освободили Маслову от отработки в отряде проводников, но и сочувствующе посоветовали устроиться дома на работу куда-нибудь на месяц, лучше всего в местную газету, что будет считаться трудовой практикой.

     Так она и сделала, когда маме после выписки из больницы стало полегче. К тому времени приехали в Караяр погостить на две недели старшая сестра Марина с мужем и дочкой. Уже было кому заняться хозяйством, поскольку младшие сестры - ни шестнадцатилетняя Ксеня, ни тринадцатилетняя Рита, ни тем более десятилетняя Маруська, у которой одни игры в голове, - не умели доить корову и боялись это делать, а у бабы Мани уже руки не слушались.

     Это было не первое Тинкино интервью, много раз брала у людей информацию для газеты и радио, но каждый раз при встрече волнуется, как всё получится. И теперь сердце тук-тук.

     - Материал нужно сделать быстро, - предупредил её начальник сельхозотдела редакции, - место в газете уже оставлено. Вдобавок его нужно будет послать через водителя автобуса в республиканскую газету.

     Он бы сам поехал, да у него разболелся зуб.

     - Ты, главное, узнай, как свинарь добивается, что у него свиньи рожают на 2-3 поросёнка больше, чем у других, а всё остальное возьмёшь из официальных сводок. Он, кажется, отвар из сосны и шалфея им даёт, спроси.

     И вот она в почти самой далёкой от центра района деревне, вооруженная фотоаппаратом. Увы, в огромном свинарнике передовика не оказалось. Тинка с редакционным водителем нашли его дома – свиновод перебирал в подполе прошлогоднюю картошку. Когда герой её выполз из отверстия в полу кухни, неожиданно выяснилось, он совершенно не понимает по-русски. А Тинка по-башкирски не «бельмесем». Что делать? Водитель съездил в контору и привёз подвыпившего конюха, который хоть и плохо, но говорил по-русски.

     Наконец, Тинка задала свой вопрос свиноводу, как он добивается большого приплода. Конюх в течение нескольких минут объяснял вопрос передовику животноводства, тот, качая головой что-то ответил, после чего конюх, хихикая, перевёл:

     - Он жутко красивый, «кызлары» любить его сильно… гладят, лижут…

     - Как это лижут? – опешила девушка.

     - Щёчка, губка лижут, - серьёзно закивал конюх.

     - «Кызлары» - это, кажется, девушки или женщины? – вспомнила Тинка из общения с башкирами и татарами.

     - Эйе, - подтвердил переводчик, - дочки, матки, «катын-кыз»…самки… все-все! – (Может, он всё-таки о свиньях говорит, подумала девушка, я же спрашивала именно о них, с чего бы ему о чём-то другом болтать. К тому же если он выпивши, то свинарь-то вполне трезвый и серьёзный мужчина).

     - Они что – (Тинка имела в виду свиней) – чувствуют его доброту? – нерешительно предположила она. – Положительные эмоции вызывают у них стремление больше размножаться?

     Конюх радостно закивал.

     - Эйе, эйе. Много деток… размножаться.

     Тинка вздохнула свободнее, вроде бы, разговор стал вырисовываться в нужном направлении.

     - Узнайте у него, пожалуйста, почему у других свиньи рожают по 10-13 поросят, а у него по пятнадцать, иногда и по восемнадцать. Что, кроме доброго отношения, он применяет? Ну, что им даёт?

     Округлив в недоумении глаза, пьяненький конюх почесал затылок и перевёл её слова скотоводу. Тот тоже почесал голову и хихикнул.

     - Ничего не даёт, - наконец, ответил Тинкин переводчик. – Только пашет землю. Потом кружка водка и постель тёплый. Матка детки много даёт. Все матки детки дают. Жёнка не даёт детка.

     - А-а…Он пашет землю, чтобы удобнее было маткам её рыть и валяться на ней, -догадалась Тинка, она из детства помнила (хотя Масловы не держали свиней – отец не переносил свинину), что эти животные очень любят рыться в земле. – Это хороший приёмчик! А может он примерно сказать, сколько всего за его трудовую деятельность подопечные дали потомства?

     Свинарь с конюхом принялись на пальцах считать.

     - Сорок девять, а может, пятьдесят три, - сказал после подсчётов конюх. – Шайтан его знает!.. Малай хороших много.

     Тинка прикинула: свиновод работает давно, свиней в свинарнике и сейчас полным-полно, а если у каждой большой приплод, то общий – это тысячи. Наверное, этот мужик не совсем её понял, подсчитал не всех, а только тех, кого не колют, оставляют для производства потомства, недаром назвал «малаями», что, на их языке, мальчики. Кажется, их называют боровами или нет, хряками, видно, их мало рождается, они на вес золота.

     - Вы про хряков говорите? – понимающе произнесла девушка.

     - Эйе, эйе, - хитро улыбаясь, согласно задёргал головой переводчик. – Хряк настойка, кап-кап, тёплая водичка мыться… и много-много потомства.

     - А какие добавки он даёт маткам, чтобы рожали больше? Я где-то читала, что дают настой из сосновых веток или отвар шалфея, - продолжала задавать вопросы Тинка.

     Конюх опять в изумлении выпучил глаза, что-то пробормотал по-башкирски свинарю, тот пожал плечами, тогда переводчик сказал важно:

     - Добавки… соснова настойка больно вкусна. Печёна картошка давать, жутко рахмат будет! Матка добрый будет, детка рожать будет!

     Тинка сфотографировала свинаря рядом с его самой плодоносной свиньёй. В написанном ею материале её герой выглядел этаким знатоком-экспериментатором: пашет для свиней землю, поит хвойным отваром, кормит печёной картошкой, даёт по нескольку капель сосновой настойки хрякам-производителям, обмывает их тёплой водой иногда.

     После того, как статья была опубликована на двух языках, начальник отдела её похвалил:

     - Молодец, я и не знал, что ты знаешь башкирский. Когда ты уже уехала, я вспомнил, что свинарь ни бум-бум по-русски, да и вообще неразговорчивый, хотя и первый бабник на деревне. У него детей от чужих баб полсотни или больше, а от своей жены нет.

     Но самое интересное: материал понравился герою. В благодарность он привёз ей огромный кусок свинины, который у неё тут же «экспроприировали» на шашлык для коллективного выезда редакции на природу, поскольку лично для себя брать что-то у героев считается у журналистов взяткой.

     Постепенно к августу стали съезжаться на отдых в Караяр многие Тинкины одноклассники, у кого завершились смены в студенческих стройотрядах или производственная практика. Серёга Петров, который учился в медицинском институте, привёз с собой своего однокурсника, уфимчанина Фаниля – красивого черноволосого парня с чуть раскосыми глазами. Милочка, случайно оказавшаяся с ними в одном автобусе на пути в Караяр, не на шутку сразила его своим очарованием. И Фаниль стал её тенью. Тинка нередко сталкивалась с красивой парочкой на дороге от леспромхозовского посёлка к основному селу, но Милочка не останавливалась, а лишь кивала холодно, словно далёкой знакомой.

     В принципе, отстранённые отношения у них сложились три года назад, как только выяснилось, что Вадковский влюблён в Тинку, не в Милочку. Они почти не разговаривали, лишь перебрасывались отдельными фразами.

     Можно давно уже было всё забыть, ведь, как говорится, столько воды утекло. По правде, Милочке Вадим по-настоящему и не нравился: ну, так, чтобы она не смогла без него жить, чтобы сердце болело по нём дни и ночи. На самом деле больше пострадала её гордость. А та не давала ей покоя, заставляя винить Тинку во всяких нелепостях. Например, в умении приворожить или в способности сглазить.

     - Слышала, что бабушка её занималась ворожбой и сглазила немало людей, - врала она беззастенчиво одноклассницам, которые, надо признать, не очень-то верили, ибо никто из них не знал мать отца Тинки, потому что та умерла молодой задолго до их рождения, -посмотрите, как сбит был Вадим с толку, она так околдовала его, что он попал в аварию. К счастью, приворот – действие непостоянное. Со временем магия исчезает, влечение ослабевает.

     Когда кто-нибудь возражал ей, ссылаясь на Алёнку или Галочку Иноземцеву, переписывающихся с Тинкой, которые говорили, что Маслова с Вадковским до сих пор вместе и у них по-прежнему любовь, Милочка пренебрежительно хмыкала:

     - Это Тинка им пишет так, а на самом деле они наверняка давно разбежались, скорее всего, он теперь с другой. Если бы было иначе, приезжали бы вместе в Караяр. Отчего, интересно, он ни разу с ней сюда не приехал? Как вы думаете?.. Просто-напросто Тинка сочинять сказки мастерица.

     Вадим и в самом деле не появлялся в Караяре целых три года. Но этим летом непременно намерен был приехать. Он присылал Тинке в неделю по три-четыре письма, на штемпелях значились разные города. После её отъезда ему пришлось устроиться проводником - раз записался в отряд. Удивительно, но быть проводником оказалось интересно – новые места, интересные встречи. В довершение ко всему удалось в одну поездку на юг совершить в паре с братом. Тот, будучи комиссаром бригады журфака, уговорил одного из сокурсников поменяться с ним.

     «Всё невероятно чудесно! – писал Вадим Тинке. – Мой брат – отличный парень -весёлый, надёжный, незанудливый и не пустой оптимист. Я рад, что Лёшка - мой брат, рад, что в совместной поездке узнал его лучше. Иногда ему даже завидую – его лёгкости, умению радоваться жизни, увлечённости всем на свете. Он совсем не в отца. Да и мы с ним не похожи. Тем не менее я чувствую в нём своего брата по крови. Бывает же такое!»

     Как-то Алёнка проболталась Тинке, что Милочка не хочет, чтобы Серёга знакомил Фаниля с ней, потому что боится, что та отобьёт его у неё, заворожит, как Вадима.

     - Какие глупости! – возмутилась Тинка. – Она что, больная, чтобы верить в ворожбу?! Это же предрассудки! Мы с Вадимом влюбились, как только встретились на реке ещё перед тем, как он познакомился с классом. Ты, Алёнка, должна признать, мы любим друг друга и будем всегда вместе – это судьба!

     - Да, - нерешительно согласилась Алёнка, - это так! – немного помолчала и добавила тихо: - Но всё-таки почему он в Караяр не приезжает?

     Телефонный звонок от Вадима был неожиданным, поскольку вчера она получила от него телеграмму с сообщением, что вылетает он из Ленинграда 23 августа, то есть сегодня, и задержится в Уфе на денёк. Словом, приехать должен был завтра. Звонок же его ей в редакцию говорил, что уже сегодня последним автобусным рейсом. Хорошо хоть, что Тинка вчера помыла голову. После работы у неё будет время только сбегать домой переодеться.

     Подъезжая к автостанции, Вадим сразу заметил стройную девичью фигурку в голубом удлинённом сарафане, с расклешённой юбкой и оборкой по низу. Пушистые волосы забраны вверх, отчего загоревшая шея кажется длинной и царственной. Какая же она у меня красавица! Сердце Вадима радостно застучало, и всё вокруг засверкало радужными красками. Невероятная нежность захлестнула его, он даже чуть не задохнулся от её напора. Протянул к девушке руки, ещё не ступив из автобуса на землю.

     - Русалочка моя, нимфа речная! – ласково шептал ей, крепко прижимая к себе. – Как я скучал по тебе!

     - Я тоже, я тоже! – твердила Тинка. Поначалу она даже не заметила двухнедельную короткую бороду, которую отрастил Вадим шутки ради.

     Они были словно во сне, никого не видели и не замечали. Стоял тёплый августовский вечер. Народа на улицах, в общем-то, встречалось немного: рабочий день закончился два часа назад, и многие люди успели разбежаться по домам, а к кинотеатру и на прогулку по главной улице - «проспекту Любви» - выйдут чуть позже.

     Не сговариваясь, направились к дому бабушки с дедушкой Вадима. Тинка знала из разговора по телефону с любимым, что те остались в Уфе до завтра. Бабушка, собравшись уволиться с должности главного врача районной больницы, решала кое-какие вопросы в республиканском управлении.

     - Скоро все узнают о твоём приезде, хотя я о нём никому не говорила, и начнут звонить тебе, а завтра, в субботу, все наши встречаются у Серёги Петрова, - лихорадочно докладывала Тинка караярские новости.

     Парень не выпускал её из рук и не переставал гладить и целовать. Сначала она попыталась выскользнуть, чтобы вернулось благоразумие, но под напором его ласк сдалась, обняла и принялась сама так же неистово целовать в ответ.

     Нечего греха таить, её давно одолевало желание заняться любовью с Вадимом. Томясь летние месяцы в ожидании любимого, Тинка готова была к тому, что придётся пойти на большую близость с ним. Конечно, лучше это делать после свадьбы, но ведь всё равно им суждено быть вместе, так какая разница, когда они переступят эту грань между её девичеством и женственностью.

     Раньше она не хотела заниматься с Вадимом любовью, даже не помышляла. Из книг и фильмов знала о нелёгкой доле женщин, рискнувших переспать с мужчиной до свадьбы. И в родне Тинки, и в других семьях они осуждались, и сама она была убеждена, лучше подождать.

     Тем не менее с недавних пор стала думать иначе. В одном из разговоров бабы Мани и слепой бабушки Софьи случайно услышала, как баба Маня сетовала, что в молодости сильно сглупила. Оказалось, до мужа у неё был другой любимый, который бросил её. А она его очень сильно любила.

     - Возможно, переспи я с ним, всё бы повернулось по-другому. Он бы почувствовал мою нежность и привязанность. Может статься, и не остались бы мы вместе, всё равно бросил бы меня из-за другой. По крайней мере я испытала бы с ним наслаждение, ведь меня безумно к нему влекло, и помнила бы всю жизнь… Помнила бы, что первым мужчиной у меня был желанный. А получилось, что упустила свой шанс и прожила жизнь, так и не узнав удовольствия в близости с мужиком. Всё скорей-скорей или ещё хуже, деловито, с усердием в выполнении супружеского долга.

     Баба Маня много лет отработала в сберкассе кассиром, муж у неё был управляющим сбербанком, Тинке всегда казалось, что они счастливы. Но видно, это было не так. Как стало понятно из разговора, не было в их жизни приятной стороны физической близости – страсти и пьяняще-нежного влечения.

     А у Тинки с Вадимом это было. Они загорались от одного лишь прикосновения, да что там прикосновения – одного взгляда было достаточно, чтобы закипела в их жилах кровь.

     Несмотря на то, что Тинка ещё не спала с парнем, несведущей в половой жизни она не была. Само-собой, ориентировалась не только на лекцию гинеколога в десятом классе, ей кое-что рассказывали Зосимчик и другие подруги, уже вкусившие прелесть мужской близости, а больше всего уяснила из рукописной тетради и брошюры, которые, как ни странно, дала почитать ей тётя Рита. Та очень волновалась, что Тинка не позаботится о средствах предохранения, если вдруг вздумает сблизиться со своим Вадимом.

     В тетради с рисунками, которые старательно сделала Маргарита лет тридцать назад, девушка многое открыла для себя. Узнала о «Камасутре» - древнеиндийском любовном трактате об искусстве любви. В современной брошюре говорилось об особенностях женского тела и разных способах предохранения от нежелательной беременности.

     А теперь она очень рада была, что у неё месячные только вчера завершились, значит, не надо бояться беременности, три дня считаются безопасными.

     - Я люблю тебя, Тинка, больше всех на свете, ты моя единственная и самая желанная, ты – лучшее, что есть у меня! – нежным потоком лились возбуждающие слова из губ парня, а большие угольные глаза колдовски очаровывали.

     Тинка не заметила, как оказалась в комнате, где раньше жил Вадим.

     - Ты не против? – лишь на миг он приостановился. – У меня есть резинка.

     - Не нужно, - еле слышно прошептала девушка, - У меня безопасные дни, я согласна. О, Вадим, я так люблю тебя!

     - Мы будем счастливы, я обещаю, давай поженимся, как только приедем в Ленинград. Ты согласна? – в проникновенном бархатном голосе парня внезапно появились хриплые нотки, которые обволакивали её, завораживали.

     И ощущение реальности начало теряться, ничего в мире уже не имело смысла, только он и она. И общее наивысшее наслаждение.

     Глава VII

     Расстались они за полночь. Прощаясь у Тинкиного дома, Вадим вдруг вспомнил, что не сказал ей о его подарке – билетах для него и Тинки на поезд до Сочи, которые он купил в Уфе на заработанные в проводниках деньги. Артём Шестов договорился на какой-то спортбазе, где когда-то, будучи футболистом хабаровской сборной команды, был на сборах, о том, что их компанию в десять человек примут с недорогой оплатой. По счастью, Полинка не едет туда.

     Скажу завтра, вернее сегодня утром, решил он, не стоит комкать приятный сюрприз. Она подпрыгнет до потолка - и кто бы ни обрадовался, услышав о предстоящих десяти днях отдыха на море! Мы будем вместе купаться, загорать – блаженство!

     Однако Тинка не подпрыгнула, когда перед встречей с одноклассниками он выложил перед нею билеты. Несомненно, она была очень рада, что Вадим придумал такую чудесную поездку на море, у неё даже глаза повлажнели. Тем не менее смущённо потупила взор.

     - Я не могу поехать, Вадим, - подавленно покачала она головой, - Ксеня уезжает в молодёжный лагерь в Болгарию, её за активность в пионервожатском движении комитет комсомола наградил бесплатной путёвкой.

     - Ну и что! – воскликнул с досадой Вадим. – Одно другому не мешает! У тебя тоже проезд, проживание, еда будут бесплатными. Я достаточно заработал…

     - Дело не в деньгах, - прервала его девушка, - Ксени не будет дома, Марина не сможет приехать. Останется одна малышня. Отцу без моей помощи тяжело будет выкопать картошку со всего огорода. Ещё и в поле посадили… А маме нельзя после операции ничего такого делать. Притом ещё нужно будет помочь бабушке Софье. Прости, я не смогу поехать, как бы я ни хотела!

     Хорошее расположение духа, которое было с утра у Вадима, мгновенно исчезло.

     - Почему ты должна ради Ксени жертвовать? – возмутился он. – Пусть лучше она не едет! Всё равно тебе придётся покинуть дом - с 15 сентября начинаются занятия в университете. Не бросишь же ты учёбу из-за какой-то дурацкой картошки!

     - Как ты не понимаешь, это для Ксени первая поездка куда-либо, она ещё никуда из Караяра, кроме посёлка Нагинска да деревни Расстреляево, не выезжала, даже в Уфу! – завелась с полуоборота Тинка. – Она заслужила её, как никто другой, потому что, кроме того, что на ней весь дом, у неё хватает сил и вдохновения быть отличной вожатой для сопливых чужих ребятишек! Ни ты, ни я не смогли бы!– осознав, что кричит, девушка понизила голос, добавив в него тепла. – Давай не будем ссориться. Я, правда, тебе благодарна за билеты, но, пойми, не могу поехать.

     - Ты ещё не говорила с родителями, - твёрдо стоял на своём парень. – Наверняка они найдут выход, отец наймёт кого-нибудь на копку картофеля. Хочешь, я дам на это денег?

     - Не хочу! – резко возразила Тинка, ей стало обидно: их семья не нищая, пора бы ему уже это понять. – Отец ни у кого за просто так никогда не возьмёт денег, - чётко выговорила она, словно учительница объясняет ученику элементарную истину. - А что касается бесплатности поездки в Сочи, то знай, я бы себе никогда такого не позволила! Я тоже заработала кое-что за лето и могу за себя заплатить!

     - Но ты хоть попытайся поговорить с отцом, - не сдавался Вадим, - может, у него есть альтернатива, о которой мы даже не предполагаем?

     - Хорошо, - нехотя согласилась Тинка. Она не представляла, как будет разговаривать с отцом, и будет ли вообще отпрашиваться, скорее, нет, ведь ей хорошо известна ситуация дома. Впрочем, чтобы не спорить дальше, пообещала поговорить, но только через два дня, когда Ксеня улетит в Болгарию.

     Увидев Вадима, одноклассники были поражены переменам, происшедшим с ним. Особенно девчонки. Похоже, из-за усов и лёгкой тёмной бороды он казался взрослее и строже всех их сверстников.

     - Суровый, небритый кавказец! – хихикая, назвала его белобрысая Люська Быкова, которая успела уже выйти в Свердловске замуж и развестись. – И как долго ты намереваешься растить её?

     Вадим хитро блеснул кофейными глазами.

     - Пока не отпадёт голова, - пошутил беззаботно, - не буду бриться до конца своей жизни.

     - Тогда конец скоро наступит! – засмеялась Тинка, которую парень держал за руку, не отпуская ни на минуту от себя. – Я долго не вынесу, твоя борода привлекает всех от мала до велика уже сейчас, а что будет, если она станет до пола!

     - Ну, я её скошу, как траву, чтобы не смущать старых и малых, - наклонившись, шепнул ей: - Бороду сбрею, как только мы снова будем любить друг друга, обещаю.

     Тихонько толкнув его в бок, девушка смущённо отвела глаза в сторону. И сразу вдалеке увидела грациозно плывущую к ним Милочку в нарядном в розовый горошек сарафане, сопровождаемую верной Алёнкой.

     - Вот, вроде бы, все, - подытожила Быкова, тоже заметив Ланину с Петуниной, -больше ждать некого, можно идти к Эмме.

     Они договаривались заглянуть к классной руководительнице на недолго, а потом пойти к Серёге Петрову, устроить там посиделки, еда была вскладчину заранее закуплена. Серёжка не пошёл со всеми вместе - он уже побывал в гостях у Эммы, поэтому готовился вместе с Фанилем принимать гостей.

     Первое, что сделала Милочка, увидев Вадима, радостно ахнула и всплеснула руками.

     - Никогда бы не подумала, что мы увидим тебя в нашем заштатном селе! – воскликнула она, красиво поводя тонкой бровью. – Мне казалось, Маслова сочиняет, что ты ещё помнишь нас.

     - Ей незачем сочинять, я обожаю это заштатное село, как ты говоришь, - усмехаясь, спокойно ответил на выпад Вадим и с любовью посмотрел на порозовевшую Тинку, затем, не отрывая от неё глаз, произнёс так проникновенно и откровенно, как будто с любимой был один на один: – Как могу я забыть место, где нашёл ту, что люблю всем сердцем!

     Милочка раздражённо пожала плечами и промолчала, недовольно поджав пухлые губки. Все, не сговариваясь, направились к Эмме. Пробыли там всего минут пятнадцать, поскольку классная руководительница неожиданно простудилась и лежала с высокой температурой. Лишь поздоровались и немного поохали и поахали.

     У Серёги в доме Милочка, державшаяся рядом с Фанилем, была до удивления притихшей, старалась не смотреть на Вадима с Тинкой, которые были в центре внимания. Хотя нет, всё-таки больше все внимали Вадковскому, чем Масловой.

     Его слушали с захватывающим интересом, как ни крути, невольно согласишься, выражаясь образным языком, в их стае он был белой птицей и летает выше всех. Потому что из артистической среды и близок к обожаемому всеми миру театра и кино. Возможно, сам будет сниматься в фильмах. Вадим уже встречался с некоторыми известными актёрами.

     Разве кому-нибудь из выпускников караярской школы доведётся такое испытать в жизни? Никто из одноклассников Тинки и не задумывался о том, что по роду её профессии ей тоже придётся встречаться со знаменитостями, с теми же артистами. Кстати, она уже и брала интервью у одной известной певицы. Просто никто об этом не знал. Да и не произвело бы это сильного впечатления, так как Маслова своя, караярская, все её с детства знают, ничего в ней загадочного нет.

     Поздно вечером все разбрелись кто куда. Не сговариваясь, Тинка с Вадимом отправились в лес, прошли короткой дорогой к склону горы над Караяром. Здесь весной и в начале лета всегда цветёт золотисто-жёлтый горицвет или весенний адонис – лекарственная трава, которую Тинка с подружками в детстве собирали, сушили и сдавали за деньги в аптеку.

     Неожиданно вспомнилось, как она и Милочка охотились за костями. Тинка принялась в красках рассказывать эту забавную историю Вадиму.

     Это было после окончания пятого класса. Кто-то из взрослых сказал, что Вторчермет принимает кости и платит неплохие деньги. Тинке очень хотелось купить розовые гольфы с кисточками, которые она видела в универмаге, и подговорила подружек собирать кости – им тоже захотелось гольфы с кисточками. Алёнка заболела, и её положили в больницу, тогда они с Милочкой вдвоём принялись бродить по окрестностям, выискивая выброшенные кости. За месяц удалось собрать только два небольших ящика.

     Однажды им сильно повезло: случайно набрели в лесу на неорганизованную свалку, там разных костей было завались. Наверное, выкинули из районной столовой. Обрадованные таким великим счастьем, сходили домой за мешками. На обратном пути, когда уже почти спустились с горы, на них вдруг напала свора собак. Какой-то прохожий помог им отбиться.

     - Что у вас в мешках, если за вами увязались собаки со всей округи? – спросил он и, не дожидаясь ответа, заглянул в один из мешков.

     И ему чуть плохо не стало, когда увидел бычьи черепные кости.

     - А мы их ещё и мыли в корыте, - добавила, смеясь, Тинка, - но всё равно это не сделало их ценнее, потому что за четыре ящика чистых костей мы выручили всего 68 копеек, -закончила под весёлый смех Вадима: - Лучше бы мы их оставили собакам!

     Они стояли на горном склоне, внизу вдалеке одиночными огоньками мерцал Караяр.

     - Мы здесь одни, - вдруг прошептал Вадим и потянул Тинку на землю, - смотри, в траве нас не видно.

     Действительно, высокая, уже начавшаяся увядать трава скрывала от них село.

     - О, Вадим! – задрожала Тинка, мгновенно поняв намерения парня. – А вдруг кто-нибудь увидит?

     - Кому здесь видеть! – Засмеялся Вадим. – Темнота кругом… - Обняв её, принялся жадно целовать.

     И снова сердце Тинки растаяло в блаженстве. Не могла она удержаться от удовольствия чувствовать прикосновения любимого, они её заколдовывали, уводили в другой мир. И пусть будет, что будет, подумала она, судорожно вдохнув аромат лесных трав и охотно сдаваясь ласкам Вадима.

     Воскресенье они провели тоже вместе и перед полночью в той же увядающей горицветной траве занимались любовью. В понедельник всё семейство Масловых проводило Ксеню за границу, посадив её на автобус до Уфы, где она с группой других девушек и юношей полетит сначала в Москву, а затем и за границу – в Болгарию.

     Пришло время дать Вадиму окончательный ответ. Тинка его знала, он за выходные дни не поменялся. Она чувствовала себя препаршиво, ведь обманывала парня. Так и сказала ему.

     Как и следовало ожидать, Вадим сильно разозлился, да так, что ничего не хотел слышать. Впрочем, что она могла сказать, как не то же самое, что говорила раньше, что никак ей нельзя ехать, никто не заменит её в хозяйстве. Мать только-только стала вставать с постели и двигаться. Конечно, корову сможет доить соседка, когда Тинка уедет, а вот картошка… У всех в посёлке своя картошка, всем надо её копать, некого попросить помочь, к тому же гидрометцентр и старики по погодным приметам предрекают в начале сентября устойчивые дожди. Ну, никак нельзя ей уезжать на тёплое море!

     Вадим, как говорится, рвал и метал, в злости наговорил ей кучу неприятного. Она тоже не сдержалась, обозвала эгоистом, думающем только о себе. Потом он ушёл домой, кипя раздражением.

     Тинка думала, к утру он остынет, и они спокойно, без захлёстывания эмоций поговорят и помирятся. Между тем получилось, увы, не так, как надеялась. Утром, когда забежала к нему перед работой, его бабушка огорошила её: Вадим уехал в Уфу первым автобусным рейсом.

     - Но он же должен уехать на поезде в Сочи только завтра вечером! – воскликнула огорчённо.

     - Знаю, но он так решил, - пожала плечами бабушка.

     Тинка попросила номер телефона тёти Наташи в Уфе, бабушка дала. Но сколько бы ни заказывала Тинка разговор на переговорном пункте, телефонистка говорила, что никто не подходит к телефону.

     Глава VIII

     Всю дорогу к Сочи Вадим не переставал злиться на Тинку. Как она могла так поступить с ним – не моргнув глазом, отказалась от совместной поездки на море. А он её планировал ещё с марта, думал удивить и обрадовать. Мечтал поплавать с ней наперегонки и обогнать, в бассейне он хорошо освоил и кроль, и брасс, умеет делать резкие повороты.

     Теперь не будет у них совместной поездки на море. Никогда не будет, потому что у Тинки вечно что-нибудь не так, вечно кому-нибудь она обязана, вечно должна заботиться о ком-то, накручивал парень себя. И на следующее лето, запланируй он поездку, случится то же самое – ей будет недосуг.

     На спортбазу, оказалось, явилась собственной персоной и Полинка. В последнюю минуту отказался ехать к морю Никита Серов. Весь год он ходил на пробы в киностудию, ему не везло, а тут совсем неожиданно предложили эпизодическую роль в новом фильме, конечно, Никита с радостью согласился. Свой билет отдал Ардовой, которая должна была составить пару его девушке.

     Только, похоже, у Полины были другие планы. Она предпочитала общество Вадима. Хотя вела себя, к удивлению, скромно, сильно не навязывалась, но всё же была почти всегда рядом. Да и нетрудно это было делать, так как все старались держаться единой компанией.

     Уже пять дней, как Вадим купался и загорал на Чёрном море. В сущности, всё ему надоело, даже морские лыжи не радовали, ездить на которых его и Артёма обучал тренер. С каждым днём спортбаза всё пустела, люди разъезжались по родным городам. По вечерам отмечались проводы с обильными попойками. На одну из них попала и компания Вадима в полном составе.

     А наутро он проснулся с тяжёлой головной болью. Хорошо бы, если бы только с ней. Но проснулся ещё и с голой Полинкой в одной постели, к тому же, положа руку на сердце, точно знал, что с ней занимался любовью.

     Правда, прошедшую ночь Вадим смутно помнил. Всё произошло независимо от его воли и разума. Он много пил и танцевал с девушками, потом они с Полинкой уединились в одной из пустующих комнат и целовались, как сумасшедшие. И что-то сломалось в нём, всё стало бессмысленным. Раз Тинка отказалась от него ради дурацкой картошки, почему бы ему не пойти в разгул.

     Пожалуй, разгул у него получился на славу, такой, что хотелось плеваться и плакать. Вадим даже не мог сказать, испытал ли от новой связи удовольствие, поскольку всё было как в бреду и, казалось, происходит не с ним. А сейчас его тошнило, и смотреть на раскрасневшуюся и покрывшуюся веснушками от солнца, с облупившимся носом Полинку было противно.

     До Тинки он не был близок с женщинами, она у него была первой, интимные отношения с ней принесли ему невероятное наслаждение и безграничную радость. В отношении Полинки ничего такого не чувствовал. Только ужас отчаяния и адские муки. Что будет теперь, ведь Тинка никогда не простит!

     - Не тужи, дорогой, и не ахай, жизнь держи, как коня, за узду! – неожиданный звонкий голос Полинки, процитировавшей запрещённые строки Есенина, вывел его из отчаянного состояния. – Не впадай в панику, добрый молодец, не всё так страшно! Подумаешь, переспали! Я много раз это делала… Вот если бы ты лишил меня невинности! – И громко расхохоталась, в полупустой большой комнате без штор, где стояла всего одна кровать, хохот её прозвучал пугающе, как грохочущий гром.

     Вадим непроизвольно поёжился и быстро принялся одеваться.

     - Никто не узнает, клянусь, что мы занимались любовью, даже твоя драгоценная Тинка, обещаю, всё будет шито-крыто! Мы просто раз переспали, больше ничего не будет! - как будто прочла его невесёлые мысли Полинка. – Если, конечно, ты сам не захочешь? Нет-нет, не маши, я всё понимаю. Тебе нужна только она – единственная и неповторимая! Но ведь разок и мне достался. – Девушка с вызовом усмехнулась. – Иначе, зачем я столько времени тебя обхаживала! Не скажу, что ты был для меня единственным светом в окошке, но признаю, привлекал меня. Теперь, можешь не сомневаться, обращу свой взор в другую сторону. А ты живи спокойно! – крикнула уже вслед убегающему парню.

     Лишь к вечеру с помощью сердобольной вахтёрши, точнее предложенных ею отвара и таблеток, удалось Вадиму привести в порядок гудящую голову и избавиться от тошноты и рвоты. Вымывшись же под прохладным душем, он обрёл способность трезво мыслить. А первой мыслью было: скорей убраться подальше из Сочи, от моря и Полинки, туда, где будет спокойный прежний мир, такой, как до его измены, без отчаяния и чувства вины. Хотя и знал, что это невероятно.

     Но ведь живут же люди, изменяя жёнам, невестам и совершенно не испытывают мук совести, как, например, его отец. Он тоже, наверное, обидевшись на мать, помчался к своей бывшей любимой за утешением. Почему тоже? У Вадима совсем всё по-другому: Полинка не его бывшая любимая, и не мчался он к ней за утешением ни в коей мере. Одно общее с отцом: оба изменили в гневе, поддавшись глупой обиде.

     Как смотреть теперь в красивые лазурные глаза любимой? Цвет неба в ясный день в них потемнеет, станет мрачным и грозным, как только Тинка поймёт, с чем парень к ней явился – с нежданной изменой, со жгучим чувством вины и нечистой совестью. Впрочем, если ей не говорить ни о чём, она же не ясновидящая, чтобы догадаться сама. Да, он не должен ей рассказывать о неверности, твёрдо решил Вадим, надо просто забыть всё, как плохой сон, а сейчас попробовать уехать в Ленинград.

     О своём отъезде предупредил лишь Артёма, прощаться ни с кем не стал. На железнодорожном вокзале, как и следовало ожидать, было много народа. Билетов ни на Ленинград, ни на Москву не было.

     - Подойдите через два часа, - посоветовала кассирша, - станет известно, будут ли места.

     Вадим хотел было так и сделать, как объявили о прибытии поезда из Адлера до Уфы.

     - А на Уфу есть места? – быстро сообразил он.

     - Да, но только боковые, верхние и у туалета, в плацкартном, - ответила кассирша.

     Не медля взял билет. Как же сразу до него не дошло, что следует уехать к Тинке! Она – его исцеление. Только с ней найдёт успокоение. Конечно же, ничего не расскажет о своей глупости. Будет просто рядом с ней - держать за руку, смеяться её шуткам, любоваться солнечной улыбкой и слушать-слушать без конца нежный, завораживающий голосок.

     Даже не стал останавливаться у тёти в Уфе, поехал напрямую на автовокзал, а оттуда в Караяр. Забежал к бабушке оставить вещи, та была поражена, но не возмутилась, наоборот обрадовалась вновь увидеть внука, только поговорить толком не успели.

     - Бабуля, потом-потом, мне нужно к Тинке!

     - Хотя бы умойся с дороги! И поешь! – воскликнула старушка, однако внука уже след простыл.

     Подходил к редакции с тревожно бьющимся сердцем. Может, и нет её здесь, возможно, уже не работает, ведь начался сентябрь, наверное, пришло время копки картофеля, но хотя бы спрошу, кто-то же есть в редакции - до конца рабочего дня ещё часа два.

     Удивительно, дверь в редакции оказалась закрытой, Вадим всё равно постучал, так, на всякий случай. Неожиданно она открылась. В дверном проёме увидел худощавую невысокую женщину среднего возраста.

     - Вы в какой отдел? – спросила она строго. – Мы вообще-то закрылись, у нас совещание.

     - Простите, я хотел спросить о Тинке… о Валентине Масловой, - быстро поправился он. – Она у вас уже не работает?

     - Так ты парень Масловой Вали? – разулыбалась женщина. – Она как раз прощается с нами, сегодня последний день её работы, проходи! – и широко открыла перед ним дверь, а потом повела в комнату, откуда звучала весёлая музыка.

     Тинка застыла, увидев его, потом расплылась в радостной улыбке и, выбравшись из-за стола с угощением, стремительно кинулась к нему на шею.

     - Почему? – еле слышно шепнули её губы.

     - Я просто не выдержал без тебя! – прошептал Вадим в ответ.

     Позже, когда уже на улице почти стемнело и, прижавшись друг к другу, они шагали к леспромхозовскому посёлку, где Тинка жила, он вдруг ясно осознал их ошибку: надо было им съездить на юг и вернуться сюда вместе, как сделал теперь он! И отчего никто из них не додумался до такого? Воистину правду говорят: умные мысли приходят с опозданием.

     В последующие дни Масловы копали картошку, вывозили с покоса сено. Вадим помогал им. Они успели всё сделать до обещанных дождей. Выкопали картофель и в небольшом огороде бабушки Софьи.

     Ему очень нравилось работать рядом с Тинкой. Она была постоянно весёлой, что-нибудь смешное рассказывала, Маруська с Федориком от неё не отходили, прямо в рот заглядывали.

     - Люблю копать картошку с Тинкой, - призналась Маруська, когда её слушаю, работа сама собой спорится.

     Почти так же было и с Вадимом. Ее звонкий смех, смешные рассказы, нежный взгляд – всё волновало его и радовало. И тяжёлая работа казалась игрой или своеобразной физкультурой. Он совсем не замечал усталости.

     Когда уже заканчивали метать сено в сарай, к Масловым неожиданно явился семидесятилетний дед Трифон, проживающий на другом конце улицы, дальний родственник Тинкиной матери. Вадим знал, что когда-то он сильно пил, но лет пять назад неожиданно бросил, зато стал досаждать людям своими бесконечными признаниями, почему он теперь не пьёт, и нравоучениями.

     И теперь, дождавшись, когда остатки сена во дворе были убраны и все дружно уселись за стол, чтобы поужинать, дед завёл свою обычную наставительную волынку. А так как Масловы уже по многу раз слышали его исповедь, он всё своё внимание направил на Вадима.

     - Вот, говорят, что нынче лекарствами лечат от самогона, - важно начал дед Трифон и хитро усмехнулся. – Враки это всё, обман, никакой химией дурную привычку не победишь. А я вот так мыслю: человеку встряска какая-то нужна, которая выбила бы из него охоту к выпивке. В этом я на своём опыте убедился.

     Пристрастился я к алкоголю во время войны – солдатам давали водку перед боем, да и в передышках мы попивали. Но сильно запил, когда уже женился и детей завёл. Меня словно дьявол попутал. Не брезговал ничем, даже одеколоном. Бедная моя жена намучилась со мной, а ведь красавица была, какой на свете не сыскать, царство ей небесное.

     Так бы и запился до смерти, если б не случай, со мной произошедший в день свадьбы племянницы, дочери младшей сестры. Как уже представляете, я там набрался до чёртиков, ночью проснулся в чулане – захотелось в туалет. На обратном пути в темноте заблудился. Не помню как, но чудом оказался на старом кладбище, а ведь оно от села не так и близко, с полчаса надо трезвому идти, а я был на полусогнутых и почти на карачках.

     И не просто забрёл на погост, ещё и свалился в обвалившуюся могилу. И уснул в ней. Увидел там сон. Страшный! Будто умер, лежу в гробу, а народ вокруг радуется. Вдруг, смотрю, ангелы летят. Подхватили меня и понесли в рай. Музыка тихо играет, кругом облака. Неожиданно передо мной вырос прекрасный дворец. А из него вышел сам бог с хлебом-солью.

     - О, Трифон Иванович, я тебя еле дождался. Устал я быть богом - столько забот! Попробуй, ты послужи людям вместо меня! Столько лет дурака валял, теперь пришло время отрабатывать и замаливать горе, которое принёс близким.

     Но не успел он закончить речь, как внезапно налетел ветер и унёс меня. Глянь, уже стою посреди пещеры тёмной. Костёр пылает, вокруг черти пляшут и возмущённо пищат: «Он наш, он наш! Ангелы перепутали!» Набежали на меня, а я и сопротивляться не могу, словно столбняк напал. Потащили к шипящей на раскалённых углях сковороде, кричат: «Тяжеленный! Видно, грехов у него целый воз!» Подняли высоко, да и бросили меня со всего маху в сковороду.

     Тут я и проснулся со страху. И прямо перед собой увидел покосившийся крест, вокруг были могильные холмики с потемневшими деревянными оградками. Взревел я на весь лес и дал стрекоча. Бегу, а самому кажется, что покойники за меня цепляются.

     На крик мой сбежался народ. Спрашивают, а я объяснить ничего не могу, только головой трясу и твержу: «Вместо бога я, вместо бога я!» А когда разобрались, на смех подняли.

     С тех пор я и бросил пить. Нет у меня интереса вновь раньше времени на кладбище попасть. Да и понял я, что жил не по-человечески. И нужно мне до людей это довести, чтобы предостеречь от пагубной привычки – напиваться до одури по-скотски. Мой пример должен уберечь всех охочих до алкоголя. Вот ты, молодой человек, послушал мою историю, посмеялся, наверное, про себя над стариком, а ведать не ведаешь, что мой рассказ в тебя запал, ты его помнить будешь. И прежде чем выпить лишнего, задумаешься, стоит ли ум терять, ведь без ума можно много чего плохого наделать, чем стыдиться придётся.

     Вадим вдруг побледнел: он действительно, слушая старика, еле сдерживал смех, но заключительная поучительная часть его исповеди попала в самую точку, задела за живое. Поскольку по пьянке разум уже терял. И ничего теперь не исправишь. Похоже, в какую глубину сознания не прячь вину, она при случае выплывет и будет жалить всегда.

     Глава IX

     Уфа провожала Тинку и Вадима плотным дождём, а вот Питер, которому больше характерно жить при нестабильном климате и чаще всего под мутным и влажным небом, встретил их ярким солнышком и удивительным, отнюдь не осенним теплом. Как только приземлился самолёт, Вадим повёл Тинку к стоянке такси. Было немыслимо добираться автобусом: у обоих в руках - огромный багаж. Тинкины родители снабдили их тушками домашних кур, уток, сметаной, творогом и маслом.

     - Мы с тобой как колхозники, будто едем на рынок, - пошутил парень, поднимая тщательно упакованные Тинкиным отцом продукты и укладывая в багажник такси, - как это нас ещё не арестовали и не обвинили в спекуляции.

     - Посмотрю, что ты скажешь, когда будешь есть жареную курятину, - беззаботно засмеялась девушка.

     - Это всё можно купить в магазине, - возразил Вадим.

     - Можно, но всё будет не то! – блеснула Тинка глазами. – К тому же нам нужно привезти что-то тётушке в подарок.

     Они поехали прямиком на квартиру к Вадковским, которая пустовала, потому что родители Вадима уехали в санаторий.

     Им и не мечталось о таком счастье - одним, без пригляда родственников, пожить целый месяц.

     С тех пор, как Вадим уехал в Сочи, у них ещё не было физической близости. Просто-напросто негде было уединиться: вокруг постоянно было полно народу, а в лесу поздними вечерами сыро и холодно. Конечно, можно было бы найти укромный уголок, если к этому стремиться, но парень не хотел заниматься с Тинкой любовью второпях, словно стало бы это вторым его предательством. Он намеревался дать почувствовать девушке, как много она для него значит.

     И не было их счастливее на свете в эти дни первого совместного месяца. Каждый миг и каждая минута друг с другом казались обоим райским блаженством. Могли попросту сидеть рядом и заниматься своим делом (она пишет материал для радио, он обдумывает новую постановку, роясь в своих записях), но у них постоянно было ощущение, что они – единое целое.

     - Что, если мы позовём на обед Розу Зосимову и Алёшку с мисс Морин? – однажды предложил Вадим. – Я давно не видел брата.

     А Тинка, напротив, встречалась с ним ежедневно, но не разговаривала по душам, как делала когда-то. Поначалу после его злополучного признания девушка не знала, как себя с ним вести. Однако не стоило и расстраиваться, потому что сам Алёшка, видно, не слишком и переживал, шутил и подкалывал, как обычно. Правда, на лекциях уже не сидел с ней и Зосимчиком. У него образовалась своя компания, особенно после того, как комиссарил в проводницком отряде. Общие воспоминания, совместные разговорчики…

     Зосимчик тоже летом работала проводником. Она рассказала, что в предпоследней поездке Кравченко нашёл себе новую Морин, со старой своей философиней Аней расстался.

     - Прямо чудо в перьях! – смеясь, поведала Роза. – Манерная и странноватая! Он нашёл эту девицу на инфаке. Евреечка, так сама и объявила нам, проводникам, на собрании перед очередной поездкой, куда привёл её Алёшка. Сказал, что она на время заменит заболевшую Ленку Самохину. Представил Инной Зальц. Её поставили одну на вагон, на ночь я должна была подменять. И знаешь, что произошло в Новосибирске! - продолжила рассказ Зосимчик. - Наш командир Коробов Виктор за два часа до прихода поезда на станцию в своей обычной приказной манере дал указание: «Всё помыть внутри и снаружи, закрыть вагон и быть готовыми!» Имел в виду, что убраться в вагоне заранее, чтобы по прибытии спокойно пошляться по городу. На осмотр Новосибирска у нас было всего часов пять. В назначенное время собрались у бригадирского вагона все, кроме Инночки. Пошли к её вагону, а она, дурочка, где-то раздобыла ящик, взобралась на него и моет лентяйкой окна с перрона. Витька кричит ей: «Что ты делаешь? Мы тебя заждались!» Отвечает спокойно: «Мою снаружи вагон, внутри я уже помыла, вы же сами сказали!»

     Странно было Тинке слушать о чудачествах новой Алёшкиной «Морин» из уст такой же немного чудаковатой Розы, которая сама не раз по доброте и доверчивости попадала в смешные ситуации. Из-за того же Коробова, например. Как-то на лекциях она заметила у него сзади прореху у рукава пиджака.

     - Коробов, у тебя по шву рукав отрывается, надо зашить! – не удержалась сказать Зосимчик.

     После занятий на её кровати в общежитии (Роза жила с Тинкой в комнате временно, пока одна из девушек лежала в больнице) оказался коробовский пиджак с запиской: «Принёс пиджак, как просила, когда зашьёшь, верни назад!»

     Ничего не поделаешь, пришлось пришивать рукав. Это ещё бы ничего, но на следующий вечер раздался стук в дверь, пришёл Алик с их курса:

     - Мне сказали, Роза, ты Коробову зашила пиджак. А у меня у рубашки оторвались пуговицы. Ты не пришьёшь?

     В тот же вечер Володька с четвёртого курса принёс брюки, чтобы поменять в них замок. Зосимчик чуть не взвыла от возмущения, но отказать не смогла. Провозившись с замком часа два, на следующий день сбежала из общежития жить домой.

     Новая подружка Алёши Кравченко и вправду оказалась поразительной. И по яркой наружности, и по манере держаться величественно, и говорить важно, со значением, словно она пуп земли. У неё были прекрасные каре-зелёные глазищи чуть на выкате, с густыми ресницами, чёрные брови дугой, смоляные волнистые волосы, высокая грудь и осиная талия, обхваченная широким поясом. Похоже, тоньше Тинка ещё не видела.

     Имелся у неё во внешности, пожалуй, один лишь изъян: передние зубы были великоваты и выдавались немного вперёд. Когда Инна раскрывала свой красивый пухленький ротик, в немалой, к общему удивлению, улыбке, восхитительные черты её искажались, и прекрасное личико становилось неприятным, в нём появлялось что-то лошадиное.

     Первое, что она произнесла, как только Алёша представил её Тинке и Вадиму:

     - Вы, наверное, обратили внимание, что я евреечка?

     - А Валентина - башкирка, - вклинилась в её речь пришедшая вместе с Алёшей и Инной Зосимчик. – Потому что в Башкирии родилась. А я китаянка, а может, узбечка… Это так важно? – и захихикала.

     Инна, равнодушно взглянув на неё, промолчала. За столом поначалу она не раскрывала рта, когда же Зосимчик стала рассказывать о своей работе в аптеке, неожиданно заговорила:

     - Позволь поправить тебя, Роза, не бАловаться, а баловАться.

     - Хорошо, - согласилась Зосимчик и принялась с воодушевлением описывать события дальше.

     И снова вдруг прозвучало:

     - Позволь поправить тебя, Роза, не зАвидно, а завИдно.

     Когда Инна поправила Зосимову в третий раз, начиная словами «Позволь поправить…», та не на шутку взвилась:

     - Не позволю! Набери в рот воды или еды, жуй, молчи и не слушай! Не для тебя рассказываю!

     На гнев Инна Зальц отреагировала безмятежным спокойствием, мило улыбнулась, не показывая лошадиных зубов, лишь одними губами и невозмутимо, без какой-либо обиды на лице принялась за еду. Через минут десять ни с того ни с сего заявила:

     - Хорошо, что Алёша наполовину еврей! У меня мама тоже полукровка.

     Все недоумённо взглянули на Алексея.

     - На какую половину? – прыснула Зосимчик и, не обращая внимания на останавливающие тычки Алексея под столом, настырно спросила: – Нижнюю, верхнюю?

     - Не имеет значения, - хладнокровно продолжила Инна. – Я твёрдо обещала бабушке не дружить с парнем, не имеющим еврейских корней. Нас, евреев, в России всё меньше и меньше. Уезжают в Израиль, Америку, во вторую мировую войну много погибло. Чтобы не исчезнуть, мы должны искать пару в своей национальности. Я так обрадовалась, когда Алёша при знакомстве со мной признался, что наполовину еврей. Это его немного смущает.

     - Да! - беззастенчиво соврал Алексей и лихо взъерошил себе кудри. – Моя еврейская курчавость меня немного напрягает и выдаёт! Хоть распрямляй!

     - Ты не должен от этого страдать, - принялась успокаивать Инна, - бабушка утверждает, евреи – богом избранный, почти священный народ, ты должен гордиться, что принадлежишь к нему.

     - Э-э! Что, у вас крыша поехала! – не выдержала Зосимчик. – Еврей не еврей? При чём тут нация? Все мы равны. В любой национальности есть хорошие люди и подонки. Что, нам больше поговорить не о чем?

     Позже выяснилось, что Инночка хорошо поёт и играет на фортепиано. В спальне родителей Вадима было пианино. После ужина направились прямо туда. Инночка пела красиво и задушевно романсы. Удивительно, куда только делась её занудливость. Она превратилась в нормальную девушку, которая неожиданно Тинке понравилась. Голос был глубокий, грудной, довольно низкий, но обволакивающий негой.

     - Теперь ты поняла, чем она меня привлекает? – послышался шёпот Алёши у Тинки над ухом. – Прекрасная дивчина, правда? Открытая, непосредственная и поёт, как Калипсо, обещавшая вечную молодость Одиссею.

     - А согласна она быть следующей Морин, девушкой Ринго? – едва слышно, с насмешкой спросила Тинка у новоявленного полуеврея.

     - Не сомневаюсь! – уверенно прошептал на её выпад Алёша. – Инночка будет петь в нашем ансамбле. Я ей сказал, мы все там еврейские полукровки, только не афишируем это. Она считает своим долгом поддержать нас.

     Родители Вадима должны были вернуться из отпуска к вечеру. Накануне он и Тинка перевезли в общежитие её вещи и убрались в квартире. Повезло ему, что с утра было всего две пары, успеет забежать в магазин за свежим хлебом и овощами до того, как Тинка вернётся с занятий и начнёт хлопотать у плиты. Они решили приготовить для встречи родителей утку с картошкой.

     - Вадим, подожди! – остановила его за локоть на институтской лестнице Полинка. – Поговорить нужно.

     - Не могу, родители прилетают, у нас с Тинкой ещё много дел! – отмахнулся парень. – Завтра поговорим!

     И хотел уже мчаться дальше, но Полинка произнесла решительно:

     - Не могу ждать до завтра! Мне надо сказать сегодня!

     - Да что там такого срочного? – раздражённо повернулся к ней Вадим. – Что подождать невтерпёж!

     - Я беременна, - тихо произнесла девушка и добавила грустно: - Сожалею, но ты - отец!

     Глава X

     От этого известия Вадима словно кто-то обухом ударил по голове. Ошеломлённый, застыл на месте как соляной столб или деревянный истукан.

     - Ты шутишь? – наконец, выдавил из себя.

     - Мне не до шуток, - серьёзно произнесла Полина, - пошли в рекреацию, там поговорим.

     Парень послушно побрёл за ней. Обычно в рекреационном помещении собирались любители покурить – там был балкон, выходящий во двор, но в этот раз никого не было.

     - Это правда, что ты беременна? – немного оправившись, Вадим стал наступать на Ардову. – Или ты таким образом забавляешься, пугая меня?

     - Я тоже испугана! – резко отпрянула от него девушка. – После того, как узнала, просто в ужасе!

     - Почему думаешь, что я отец? Ты же говорила, что со многими спала, - с надеждой в голосе произнёс Вадим.

     - Но не после, как увлеклась тобой. Если честно, то полгода точно ни с кем не занималась любовью, кроме тебя.

     - Ты была у врача? – в мыслях парня снова мелькнула надежда, а вдруг Полинке беременность только кажется, может, просто её стошнило от чего-нибудь или месячные не пришли вовремя, она уже и запаниковала.

     - Конечно, первым делом! Моя молодая тётушка, сестра матери, сводила к гинекологу, я сдала анализы. Беременность бесспорна – можешь быть уверен! – её ответ просто припечатал Вадима к земле.

     Вот она расплата! Она настигла его. Недаром он всё время опасался Полинки. Когда та входила в аудиторию, вздрагивал, словно чувствовал от неё угрозу. Но ожидал, что просто проболтается кому-нибудь об их ночи и до Тинкиных ушей слух дойдёт.

     Между тем оказалось всё гораздо хуже: у Полинки будет их общий с ним ребёнок. Его сын или дочь. Имеет ли Вадим тогда право на счастье с Тинкой, если без отца будет расти его малыш? А сквернее всего, как ему расстаться с той, которую любит всем сердцем? «Ты лучшее, что есть у меня!» - шептал Тинке в страсти. А ведь так и есть на самом деле. Как он будет жить без неё! Но ребёнок…

     - Не думай даже, аборт я не сделаю! – вывела его из размышлений Полина. – Бесспорно, ребёнок появится не вовремя. Мне ходить с животом совсем не хочется вместо того, чтобы участвовать в новых постановках. Главреж обещал взять меня помощником, а теперь придётся, скорее всего, тебе им быть. Папа убьёт меня, когда узнает, а потом и тебя!

     Зелёные глаза девушки с сочетанием тёмных и светлых оттенков недобро сверкали. Тонкие пальцы с розовыми длинными ногтями нервно теребили привезённую родителями из Мексики сумку из натуральной замши. У Вадима не было к ней ни малейшего сочувствия, только злость, ведь знала, что он необычайно расстроен тем, что Тинка не поехала с ним – сам рассказал ей об этом. А она слушала, поддакивала и раззадоривала, а потом в постель затащила свою.

     В общем-то, в подсознании Вадим понимал, что виноват и ему придётся отвечать, но страшно не хотелось с этим соглашаться.

     - Ну, как ты поступишь? – с вызовом спросила девушка, испытующе глядя на него. – Ты не можешь остаться в стороне!

     - Я скажу тебе завтра, мне надо подумать, я должен…- сказал Вадим и, резко оборвав фразу, замолчал, представив, через что теперь должен пройти.

     Ему придётся жениться на Полине. На девушке, которую он не любит и к которой не чувствует никакого влечения. Ему придётся расстаться с Тинкой. С девушкой, с которой хотел прожить всю жизнь и к которой его тянет неведомой силой.

     Даже не попрощавшись, Вадим ринулся к выходу. Он не мог сразу идти домой, бродил по улицам час или два, а может, три, время для него остановилось. Постоянно прокручивал в голове разговор с Ардовой, а вот, что скажет Тинке, так и не надумал.

     - О, Вад, где ты долго так был? Я уже утку с картошкой потушила. Ты купил хлеб? – с тревогой в голосе встретила Тинка его на пороге. – Ты же говорил, у тебя только две пары… - Заметив печальный вид парня, с волнением произнесла: - Что случилось, Вадим?

     Он обнял её крепко-накрепко, прижал к себе так яростно, что девушка испуганно ойкнула. Ослабив хватку, принялся неистово целовать. А в лице его не было ни кровинки.

     - Я люблю тебя и буду любить всегда, - печально проговорил и почувствовал, как к горлу подкатывается ком из отчаяния и безысходности, а глаза повлажнели.

     Нет, мне не следует раскисать, надо быть решительным и твёрдым, что произошло, того уже не миновать, подумал Вадим. Тинка должна запомнить меня не слабаком. Она сама сильная по характеру, в её жизни такого, что случилось с ним по глупости, надо полагать, не может произойти никогда. В ней есть что-то не сгибающее и надёжное, похожее на ту осинку из деревни Расстреляево, которая под ветром клонится, но не ломается. Ничто Тинку не пугает и не сбивает с толку.

     - Вадим, что случилось? – испуганно повторила девушка. – Ты такой бледный! Что-нибудь с родителями?

     - Нет! – мотнул головой парень. – С родителями всё в порядке, наверное, уже в воздухе. Дело не в них! Полинка беременна! – наконец, собравшись с духом, выдохнул.

     - Ну и что! – облегчённо вздохнув, равнодушно заметила Тинка. – Это её забота, тебя не касается.

     - В том-то и дело, что касается напрямую! – почти всхлипнул Вадим и отпустил любимую, чтобы отвернуться и не видеть её презрения.

     - Погоди! – Тинка решительно повернула смущённое лицо парня к себе. – Смотри мне в глаза! Ты хочешь сказать, что переспал с ней и есть вероятность, что это твой ребёнок?

     - Полинка утверждает, что мой, - хрипло сказал он.

     - Значит, ты спал с ней, - упавшим голосом произнесла Тинка. – И это когда же?

     Сердце её стало исходить кровью и бешено вырываться из груди, но она, крепко сжав зубы, силой, можно так сказать, удерживала его, чтобы не разорвалось. Но всё равно знала: уже в нём теперь будут всегда одни осколки их разрушенной любви.

     Силком также заставила себя, не перебивая, слушать сбивчивое объяснение Вадима, как всё произошло в Сочи.

     - А теперь я должен жениться, - закончил, наконец-то, тот своё повествование.

     - Должен? – невесело хмыкнула Тинка. – А если и я беременна?

     Вадим вздрогнул и посмотрел вопросительно.

     - Нет, слава богу, нет! – успокоила парня. - А могла быть. Ты не подумал о такой ситуации, затевая любовь сразу с двумя одновременно? – раскипятилась девушка. - Разве с Милочкой ты не получил урок? Это нечестно и подло – разбивать сердца сразу двум. Это предательство – чуть что, бежать за утешением к другой. У тебя словно рефлекс какой-то!.. Но самая величайшая подлость - переспав с другой, как ни в чём не бывало вернуться ко мне и продолжать заниматься любовью, словно ничего не случилось. Я ненавижу и презираю тебя!

     Вадим дёрнулся было к ней, но Тинка властно остановила его хмурым взглядом. Гордо выпрямившись и скрестив руки на груди, сжав при этом пальцы в кулаки, выкрикнула ожесточённо:

     - Ступай к своей Полинке! Живи с ней счастливо! А на мои глаза больше не попадайся!

     Повернулась и, быстро одевшись, выскочила на улицу.

     Вадим безропотно позволил ей уйти – всё в нём заледенело. Когда дверь за нею громко хлопнула, он вздрогнул и, скрючившись, медленно опустился на пол.

     Там, обхватив голову руками, горько заплакал, что никогда не делал даже в детстве, даже когда после аварии на мотоцикле в 16 лет испытывал адскую боль. Невыносимо было осознавать, что потерял свою любовь, бездумно расстался с нею и никакими раскаяниями её уже не вернёшь.

     Встревоженная Маргарита, пожалуй, впервые в жизни не знала, как поступить. Вчера Тинка пришла сама не своя – вся бледная, глаза будто пеплом обсыпаны, мутные и потухшие, губы трясутся.

     - Меня бросил Вадим! – тихо выдавила из себя на её вопрос, что случилось. – Он женится на сокурснице, она уже беременна! – стиснула зубы и прошла, как сомнамбула, в комнату, где всегда спала, когда приезжала на выходные из общежития. Там и пребывает второй день, а Маргарита не может к ней подступиться, потому что племянница, сколько ни тереби, отмалчивается или отвечает односложно. И всё лежит на диване, отвернувшись к стене. Сегодня даже на занятия не пошла. Так и заболеть недолго.

     Тётушка, услышав об измене Вадковского, не ругалась и не возмущалась, хотя считала, что имеет право сказать племяннице: «Я же тебе говорила!» Так как и вправду она много раз говорила Тинке, этот парень ей не пара. Он – артист, как ни утверждай племянница, что он – будущий режиссёр, всё равно из артистов. А они, как известно, те ещё бабники: новый фильм или спектакль – новое увлечение! Очень мало семейных людей в артистической среде - повсюду так говорят.

     Надо признать, Вадим Тинку обхаживал по-серьёзному. И Маргарита как-то незаметно для себя прониклась к нему доверием. Стала привечать его, а иногда и хвалиться перед знакомыми, какой хороший парень у племянницы: и цветы приносит, и в театр водит, и вежливый, и красивые слова говорит ей, называет нежно Русалочкой.

     Похоже, как ни мечтай, ангелов среди мужиков всё-таки не бывает. Все они черти бесхвостые, не упустят случая гульнуть на стороне. Уж на что её Виктор скромняга, но и его как-то раз бес попутал. Влюбился в новенькую экономистку, стал ей оказывать особое внимание. Маргарите об этом тут же доложили женщины с завода. И она приняла меры.

     Пришлось ей пойти на хитрость. Подговорила одну знакомую с бывшей работы изобразить перед Виктором медсестру кожвендиспансера. Пригласила её в гости. «Медсестра» за столом как будто нечаянно завела разговор о том, сколько нынче гулящих женщин развелось, вот почему сифилис теперь процветает, просто настоящий всплеск этого полового заболевания получается.

     - Одно бы дело, если бы сами только болели, а то ведь семейных мужчин заражают, их жён и детей, - сказала она, - приходится, заставлять этих гулящих составлять список, с кем у них были связи, а потом насильно вызывать мужиков в диспансер. Да что далеко ходить, есть и у вас на заводе, Виктор, одна из таких, - и назвала фамилию новенькой экономистки, - так, она раз пять уже лечилась у нас, даже пришлось ей работу поменять, слава за ней шла дурная.

     Виктор побледнел и затрясся.

     - А через руки и поцелуи сифилис не передаётся? – спросил испуганно.

     - Бывает, если ранки есть, - важно ответила «медсестра».

     С тех пор Виктор от своей смазливой экономистки просто шарахался, пока та не уволилась.

     Тётушка несколько раз пыталась вывести Тинку из депрессии. Просила поесть, ругала мужиков на чём свет стоит, даже случай про экономистку рассказала, благо, мужа дома не было, можно было поехидничать и от души пройтись по нестойкой мужской породе. Племянница была безучастна.

     И тогда позвонила Зосимчику, всё ей рассказала. Та сразу приехала и принялась хлопотать. Стащила насильно Тинку с дивана, приволокла в ванную, заставила принять тёплый душ. А потом заставила выпить чаю. При этом не переставала ругаться:

     - Да, сколько на свете мужиков-негодяев – и что из-за них всех слёзы лить! Не дождутся! Меня тоже бросали, я думала, умру, не выдержу, но жива и счастлива! И ты будешь счастлива! Я тебе обещаю! Хороших парней завались, открой пошире глаза и ты увидишь их. А то зациклилась на своём Вадковском! Единственный свет в окошке! А этот «свет» - обычный…Нет, нет, не возражаю, согласна, Вадим не подлец, а только оступился и нечаянно нагулял ребёнка! Так пусть и провалится куда-нибудь подальше от нас, раз не остерегался! Подумай и не жалей его. Он сам попал в ловушку к этой рыжей, знал же, что охотится за ним! Не силой же она тащила его в постель! А ты, дурочка, слёзы по нему горючие льёшь! Тьфу! Давай собирайся!

     - Куда? – недоумённо пробормотала ошеломлённая гневной тирадой подруги Тинка.

     К ней вдруг вернулось благоразумие. Действительно, не стоит убиваться из-за предательства любимого человека: Полинка же не насиловала его, он сам захотел. Значит, надо смириться.

     - Мы поедем к одной целительнице, - решительно заявила Зосимчик, - я у неё уже один раз была, она, может, и не исцелит твою душу от вечной любви, но повеселимся и поразвеемся. Новые впечатления всегда утешают. Пойду позвоню, дома ли она. Телефон у вас в прихожей?.. А ты пока одевайся.

     Глава XI

     Ехали сначала на метро, потом почти час на автобусе. Народу битком: как раз был час пик – люди с работы возвращались. Но им достались места, хотя и в самом конце салона. К счастью, остановка их была последней, иначе бы по головам пришлось выбираться.

     - Я, кажется, есть хочу! – жалобно призналась Тинка. – Со вчерашнего утра ничего не ела, кроме твоего чая сегодня.

     - Ничем не могу помочь, - откликнулась Роза, - у меня в сумке только риса кило, банка сгущёнки и банка тушёнки, твоя тётя дала для целительницы, которая плату берёт продуктами. Потерпи, - помолчав немного, добавила мечтательно: - Знаешь, а ведь я давно сгущёнкой не лакомилась, в магазинах всегда за ней очередь. Не оставить ли её нам себе? Целительнице хватит крупы и тушёнки. Я, между прочим, в прошлом году ей привозила лишь макароны.

     - О, Зосимчик, не шути так! Мы и без того с тобой, как две дуры, мчимся к целительнице за тридевять земель. Ещё и мечтаем скрыть от бедной старушки часть её заработка. И на что надеемся, просто смешно, если со стороны на нас посмотреть! Настоящее суеверие!

     - Ну и что! – беззаботно пропела ей в ухо Роза. – Мы будем верить в целительство, гадание, магов! Кому какое дело, что мы едем к бабке-колдунье, мы же не будем её воспринимать всерьёз!

     На конечной остановке народ быстренько разбежался кто куда. Уже смеркалось. Но в наступающей темноте улицы посёлка, куда девушки приехали, освещались хорошо. Они побрели к двухэтажным баракам. Роза примерно помнила, где живёт целительница, но на всякий случай уточнила у прохожего.

     Старый деревянный барак был покосившимся, почерневшим от времени и выглядел безрадостно. Прямо с порога, только ступив в коридор, девушки чуть не провалились в дыру в прогнившем полу.

     - В прошлом году такого не было, - заметила Зосимчик. – Да, воистину время ведёт к разрушению!

     В конце коридора на первом этаже постучали в единственную обитую дерматином дверь. Открыла высокая, тощая женщина, одетая во всё чёрное. Впавшие щёки, бледная кожа с тёмными веснушками, огромные зелёные глаза. Старушка была необычной, вроде бы пожилая, с морщинами, но волосы без единой сединки, иссиня-чёрные.

     - Что у вас? – бросила на девушек тяжёлый взгляд. – Ах да, разбитое сердце? Проходите!

     - Точно такой станет Ардова через лет двадцать-тридцать, - шепнула Роза Тинке, пробираясь за ней по узкой прихожей, забитой какими-то коробками и тюками.

     - Не станет, она не чёрная, а рыжая, - не сдержалась ответить Маслова, но на душе стало веселее. С Зосимчиком не соскучишься, и нигде с ней не страшно.

     - Это тоже была рыжая, а теперь крашеная, не видишь, - не унималась Роза.

     - Нет, мои волосы по-настоящему чёрные! - неожиданно вмешалась целительница, напугав девушек своей проницательностью, ведь она не могла же услышать их тихий шёпот.

     Комната, в которой они оказались, была большой и полутёмной. Вместо электрического света горели свечи по углам и на столе, стоявшем посередине.

     - Каждый человек вносит в чужой дом какую-то энергетику, бывает, и злую, - сказала женщина, - поэтому и горят здесь свечи, они мне показывают, с какой энергетикой вы пришли.

     - Ну, и с какой? – не удержалась от вопроса Зосимчик.

     - Свечи горят активно, не гаснут, значит, с хорошей. А вот если пламя начнёт дёргаться, стало быть, пошла отрицательная энергетика, - объяснила спокойно женщина и обратилась к Розе. – Теперь тебе нужно выйти.

     - Я не могу, - заупрямилась та, - в коридоре могут быть крысы, а на улице пьяницы шатаются.

     - Они ничего тебе не сделают, я их заговорила!

     - Что ж они тогда пить не бросили, - буркнула себе под нос Зосимчик и без приглашения, решительно уселась на кожаный диван у дальней стены. – Я здесь тихо посижу, не буду мешать.

     Целительница пожала плечами и, не взглянув на Розу, показала жестом Тинке, чтобы села за стол напротив неё. Когда та покорно присела, куда указали, стала что-то быстро бормотать, потом достала из-под стола какую-то склянку, немного побрызгала из неё на девушку.

     - Я очищаю твоё биополе, - пояснила.

     Потом поводила горящей свечой около лица Тинки, после чего взяла её холодные ладони в свои, которые оказались тоже холодными, и попросила быстро, не задумываясь отвечать на вопросы «да» или «нет».

     - Тебе хочется убить изменника?

     - Нет!

     - Хочется разлучить?

     - Нет!

     - Хочешь, чтобы у него сердце болело?

     - Нет!

     Все дальнейшие вопросы были в том же духе, да и ответы в основном были «нет». Тинка не хотела никого убивать и зла никому не желала, самой бы выжить и обрести душевное спокойствие. А целительница всё спрашивала и спрашивала. Девушка дошла до точки кипения, словно паровой котёл, готова была выпустить пар. Похоже, что и у Зосимчика иссякло терпение, она заёрзала на своём стуле и негромко произнесла:

     - А может, перейдёте к лечению? Чтобы боль из неё ушла.

     - Она уже и ушла, - сказала сухо целительница. – Ты её прогнала, мне оставалось только подчисткой заняться.

     - Выходит, что я обладаю целительными способностями? – то ли в шутку, то ли всерьёз изумилась Роза. – И как это я за собой не замечала!..

     - Я тебя настроила, заговорила и передала тебе на время часть своей силы, как только ты мне позвонила! - прервала её женщина. – А теперь можете спокойно отправляться домой.

     - А погадать, что будет потом? – заспорила было Зосимчик.

     - Что ждёт её впереди – она сама уже знает! – грубо сказала целительница, как отрезала. – Бессмысленно ей говорить! Не так ли? – И уставилась на Тинку своими грозными пронизывающими глазищами. У той даже мурашки по спине побежали от страха, она невольно попятилась. И было жутко и непонятно от прозвучавшего из уст бабки заявления, что Тинка сама уже о своём будущем знает.

     Возвращались в полупустом автобусе, от хохота не могли остановиться. Вспоминали и вспоминали свой разговор с гадалкой-целительницей, делясь друг с другом своими ощущениями.

     - Шарлатанка! – сделала вывод Зосимчик. – Но хитрющая.

     Неожиданно достала из сумки тушёнку и сгущёнку.

     - Ты не отдала? – удивилась Маслова.

     - Хватит ей крупы. Ты же слышала, это я твою боль прогнала и душу вылечила. Теперь я могу сглаз с людей снимать! – и подбоченилась самодовольно.

     Но Тинка не рассмеялась, как ожидала подружка, а произнесла проникновенно:

     - Спасибо тебе, Роза. Ты лучшая подруга из всех подруг, какие у меня были в жизни!

     Зосимчик замигала часто-часто и вдруг захлюпала носом, а потом не в шутку заревела.

     - Мне жалко тебя и Вадима, - принялась, всхлипывая, выплёскивать наболевшее из себя. – Вы так любили друг друга!.. Я не должна была тебя уговаривать, чтоб ты забыла его. Наоборот, должна была сказать, иди и верни его, заяви, ты мой, не отдам тебя и катись ты, Полинка Ардова, на все четыре стороны! Вадковский будет тебе алименты платить, встречаться с ребёнком, но я буду с ним, а не ты!

     - Нет, он не пойдёт на такое! – печально покачала головой Тинка. – Он не допустит, чтобы его ребёнок рос без отца. Ты всё правильно сделала, Роза.

     Вадим, как и Тинка, не пошёл утром на занятия, а бродил по улицам, не замечая ничего и не зная, куда идёт. А мысли хаотично и безрадостно прыгали и разбегались в голове, и ни одной не было успокаивающей, которая бы привела к выходу из сложившейся ситуации или хотя бы к возможности повернуть время вспять.

     Ах, Тинка, Тинка, любовь моя! Если б ты вместо того, чтобы гнать меня от себя, сказала, что не отпустишь ни за что!.. Нет, и тогда бы он не остался! Не смог бы! Идти дорогой отца – совсем не для него. Тот полюбил маму, бросил Светлану с ребёнком. Впрочем, не так, всё гораздо запутаннее, поскольку Алёшка родился позже того, как отец полюбил и женился. А что если?..

     После того, как Вадим узнал, что есть у него брат, о Лешкиной матери он думал как о несостоявшейся разлучнице, с которой отец, обидевшись на мать, гульнул. Мама красивая, яркая, стройная, даже в сорокапятилетнем возрасте ещё хороша. А Светлана невысокая, пухленькая, с взъерошенными кудрями, ничего в ней особенного. Но узнав её чуть ближе, парень стал сомневаться в своих выводах. Алёшкина мать – это сгусток энергии и жизнерадостности. Чем-то похожа на Тинку. С ними легко и интересно. А вот с мамой не посмеёшься о пустяках. У неё чувство юмора напрочь отсутствует, всегда серьёзна и строга, как учительница на экзаменах.

     Он слышал от бабушки не раз, что именно мама разлучила влюблённых - её сына Сергея и Светлану, Вадим ей не верил, потому что отец по-своему был привязан к матери. А теперь вдруг по-новому взглянул на всю историю. Возможно, отец по глупости связался с мамой, а сердце его осталось с прежней любимой. Почти как у него самого: придётся ему жить с одной, а любить и мечтать о другой. Отцу это удалось, удастся и ему.

     На следующее утро перед лекциями он сказал Полинке, что им придётся пожениться. Она молча кивнула, и они разошлись по местам, где обычно сидели. Через несколько дней подали заявление в загс и сообщили родителям.

     Мама Вадима была на седьмом небе, она вздохнула облегчённо, так как очень боялась, что сын женится на ничем не примечательной, по её мнению, Тинке. Отец был удивлён, но промолчал. Родители Полинки новость приняли сдержаннее, им казалось, что дочь их и Вадим для женитьбы слишком ещё молоды, следовало сначала институт окончить. Та же самая реакция была у обеих бабушек, караярской и ленинградской. Когда он позвонил им, они, словно сговорившись, одинаково спросили, не слишком ли торопится с женитьбой.

     Неожиданно для себя Вадим решил сообщить о предстоящей свадьбе и Алёшке, возможно, чувствовал, что тот передаст Тинке, а ему хотелось, чтобы она знала.

     Брат удивлён был невероятно. Сначала он не понял, на ком женится Вадим. Думая, что на Масловой, стал энергично поздравлять, сыпля словами «большого счастья», «постоянного согласия», «безудержной радости»… Потом извинился, заявив, что не сможет прийти, наверное, на свадьбу, потому что намечается у их ансамбля двухмесячное турне по городам и сёлам. Вадим едва вклинился в его продолжительную взбудораженную речь, чтобы уточнить, что невеста не Тинка.

     - Полинка?! – вскрикнул изумлённо Алексей. – Я что, сплю?!

     - С Тинкой мы расстались, - соврал Вадковский. Полинка упросила его пока не говорить никому об её беременности. Но своим родителям ему всё-таки пришлось сказать правду, поскольку они знали о его большой любви к Тинке.

     - Расстались?!.. Случается со многими такое. Но зачем сразу жениться на ком попало! Ну ты даёшь, брат!

     На этом Алёшка замолчал, и Вадиму стало понятно, что разговор закончился, не о чем больше говорить – брат, как и он сам, ошарашен и в оцепенении, у него просто нет слов.

     Глава XII

     Так повелось, когда Тинке плохо, она старается отгородиться от настоящего мира, уйти в свой - вымышленный. Там можно спокойно зализывать раны, наказывать обидчиков и представлять себя сильной.

     Вот уже почти неделю ходит в университет как на автопилоте. Спасибо Зосимчику, та постоянно рядом, лишь вечером убегает из общежития.

     Лекции Тинка записывает, не вдумываясь в их смысл. Иногда отвлекается и рисует ручкой прямо в конспекте кораблики – несложные, детские или с мачтами и надутыми парусами. У штурвала - парень в джинсах и моряцкой фуражке.

     Вдруг без спроса и предупреждения Алёшка Кравченко, неожиданно усевшийся сегодня с ней рядом с другого бока, взял её тетрадь и решительно перечеркнул последний рисунок крест-накрест.

     - Не смей по нему слёзы лить! – прошептал ей в ухо.

     - А ты не смей жалеть меня! – едва слышно, но воинственно огрызнулась Тинка.

     - И не подумаю, я не сумасшедший!» - откликнулся, чуть шевеля губами, парень.

     «Вчера они подали заявление в загс!» - написал Кравченко на своём конспекте.

     «Скатертью им дорога!» - подписала девушка ниже, и глаза её морской волны сверкнули злостью.

     На перемене между парами лекций, когда они гуляли втроём по коридору с обвешанными стенгазетами и фотостендами стенами, Алёшка предложил ей и Зосимчику отправиться после занятий с ним в кафе: он желает угостить их цыплёнком табака.

     - С чего это такое благодеяние? – удивилась Роза. – Выиграл в лотерею?

     - Мы пели и играли с ребятами в ресторане в прошлую субботу, нам хорошо заплатили.

     - И Инна Зальц с вами пела? – удивилась Тинка. – Не подумаешь, что она снизошла до ресторана!

     - Ну что ты! – протянул манерно Алёша, подделываясь под Инночку. – Это не достойно дочери Израиля, она нас покинула. И меня тоже, кстати. Кто-то проболтался, что я не полукровка. Её даже не остановило, что в нашем ансамбле два чистых еврея, они ей не понравились. А парни что надо! Сочиняют прекрасные песни.

     - Ты, наверное, в печали, старичок! – подколола Алёшку Зосимчик.

     - А ты, как могла не сказать мне, что Вадим и Тинка расстались? – обиженно прошептал он ей и покосился на Тинку, задержавшуюся у стенда с фотографиями одного из их однокурсников.

     - Я умею хранить секреты, - понизила голос Зосимчик. – Чирикать я могу о пустяках, а вот о беременности подружки Вадима не стану же рассказывать всему свету.

     - О какой беременности ты говоришь? – воскликнул Кравченко.

     - Ты разве не знаешь, что Полинка беременна?

     - Ах, вот почему ему понадобилось срочно жениться на ней! – догадался Алексей. – А я-то думал, к чему такая спешка!

     - Так, значит, Вадим срочно женится? А Тинке ты сказал?

     Когда парень кивнул, Зосимчик тревожно взглянула на подружку. Та спокойно слушала разглагольствования комсомольского секретаря курса Коробова Николая о чём-то. На лице её не было видно ни горести, ни страданий, оно казалось безмятежным. На этот раз, может, всё обойдётся, с надеждой на лучшее подумала Зосимчик, хватит уж с Тинки переживаний!

     В последнее время Тинку стало тошнить по утрам. В какой-то миг она подумала, что беременна, но отмела эту мысль сразу, поскольку менструация у неё в октябре пришла вовремя. Тем не менее голова стала кружиться всё чаще и чаще. И от запахов еды мутило.

     - Ты сильно похудела, - заметила тётушка, - тебе надо есть побольше и поменьше брать заданий на этом своём радио. А ещё лучше показаться врачу, вдруг у тебя гастрит начинается.

     Тинка отмахивалась, некогда ей по врачам ходить, она готовила вместе с основным корреспондентом городского радио цикл передач о новостройках Ленинграда. Как-то раз, когда брала интервью у строителей в тесном, жарко натопленном и прокуренном вагончике, всё вокруг неё завертелось, и она потеряла сознание.

     После этого уже не могла игнорировать, что с ней что-то не то, и обратилась к университетскому врачу. Та заставила её сдавать кучу анализов и показаться разным специалистам. Итог был: всё-таки беременность! Оказалось, что на первой стадии в дни предполагаемых месячных у женщин могут быть кровянистые выделения.

     Это было для Тинки шоком. Прежде всего, она подумала о тёте. «Выходит, зря я тебе давала брошюрку о предохранении от беременности, если ты, бестолковая, не воспользовалась ею!» - воскликнет Маргарита возмущённо. – И станет обвинять во всём Тинкину мать, которая сама нарожала не в меру и дочерей не научила беречься, так как Марина, старшая сестра Тинки, уже беременна вторым.

     А как будут расстроены родители, ведь они всегда мечтали, чтобы дочери выучились, стали специалистами. Марина застряла на третьем курсе, а теперь и Тинка может бросить университет.

     Ей одной с ребёнком не справиться. Во-первых, нужно жильё, из общежития, само собой, выгонят, не станут держать с малышом одинокую мать. Жить у тёти тоже не может: та открыто говорит, что не переносит плач младенцев. Во-вторых, ей надо будет на что-то жить, а чтобы зарабатывать деньги, необходимо где-то оставлять ребёнка.

     Голова шла кругом от бесконечных вопросов, цепляющихся один за другим. Выход один, решила, наконец, Тинка, я должна пойти к Вадиму и всё рассказать. В нечаянной беременности не её только вина, его даже больше, поскольку это он в ту ночь, когда они прилетели из Башкирии, один раз занимался любовью без предохранения. Она вспомнила об этом лишь теперь.

     Трубку в квартире Вадковских никто не брал, сколько бы ни звонила Тинка. Это было странно, потому что уже вечерело и Вадим должен был уже вернуться с занятий. Она знала, что в этот день у него не должно быть репетиций в студенческом театре. Ничего не оставалось, как поехать к дому и дождаться парня у подъезда.

     Ещё не подошла близко к зданию, как заметила в окнах квартиры Вадковских свет, значит, кто-то есть дома. Поднялась до нужного этажа и решительно позвонила. Дверь открылась удивительно быстро. Но перед Тинкой был не Вадим, а его мать – Людмила Николаевна - в нарядном шёлковом тёмно-зелёном халате. В её глазах были холод и изумление, словно не узнала девушку.

     - Мне нужно поговорить с Вадимом, - поздоровавшись, твёрдо произнесла Тинка. - Это очень важно!

     - А ты знаешь, что у него с Полиной через несколько дней свадьба и они ждут ребёнка? – тихо, с заметной ехидцей спросила мать парня.

     - И я тоже жду ребёнка от Вадима! – выпалила одним духом Тинка. – Он должен узнать об этом!

     - Что ты такого говоришь! – проговорила приглушённым голосом женщина. – Ты не ошиблась?

     Испуганно оглянувшись по сторонам, взяла девочку за руку и потянула за собой в квартиру, а дальше - в свою с мужем спальню, которая располагалась ближе других двух комнат к выходу. Усадила в кресло и, встав напротив, посмотрела в Тинкины глаза негодующе:

     - Теперь говори, что ты хочешь сказать моему сыну?

     Тинку сильно трясло, то ли от возмущения, то ли от страха, но, сжав крепко пальцы в замок под грудью, она сумела превозмочь внезапную лихорадку и, хоть и сбивчиво, но вполне внятно рассказать, как узнала, что забеременела.

     - Я думала, что если менструация идёт, то всё в порядке, но врач сказала, такое бывает, беременность бесспорна, анализы показали! – завершила свой рассказ. – А теперь я должна сказать Вадиму, мы оба должны решить, что делать…

     - Нет, нет! – возразила Людмила Николаевна. – Вадиму нельзя говорить ни в коем случае. Ты разобьёшь его жизнь и мечты о театре!

     И нервно принялась метаться по комнате, прижав ладони к горлу, словно пыталась остановить свой крик. Тинка невольно сжалась, ожидая его. Тем не менее вопля не прозвучало, раздался лишь шёпот: «Это безумие! Всё прахом летит!» Спустя несколько минут мама Вадима сумела взять себя в руки, и речь её стала умоляющей:

     - Ты же любишь моего сына, Валентина, я знаю! Ты не можешь испортить ему жизнь. У Полининых родителей большие связи. Если Вадим бросит перед свадьбой их беременную дочь, они Вадима живьём сгноят. Но может, не буквально, но отчисления из института добьются. И всё сделают, чтобы работать его в Ленинграде никуда не взяли! Ты же этого не хочешь?

     Тинка согласно кивнула. Только раскрыла было рот сказать, что не желает она никому неприятностей, тем более Вадиму, но ей-то что делать, как Людмила Николаевна с мягкой улыбкой на красивом лице доверительно произнесла:

     - Я тебе помогу. Нужно сделать аборт. Я же работаю в больнице. Со всеми, с кем нужно, договорюсь завтра же. Это проще простого. Анализы, как я уже поняла, у тебя сданы. Аборт делают многие, не переживай. Там ребёнка как такового ещё нет, обычный зародыш, его вырежут. Через день всё заживёт. А родить ты всегда успеешь, когда выучишься…

     - Мама, Полинка уходит! – раздались стук в дверь и голос Вадима из коридора. – Я провожу её до метро!

     Людмила Николаевна сразу встрепенулась.

     - Сиди тихо, - прошептала Тинке. – Я попрощаюсь и вернусь.

     И спешно вышла в коридор, оттуда слышно было, как она любезно разговаривает с Полинкой. Через минуту вернулась. Сквозь дверной проём Тинка успела увидеть отразившихся в коридорном зеркале Вадима и его невесту. Он её поддерживал нежно, как ей показалось, когда та надевала сапоги. Словно два голубка, устало подумала девушка, наворковались и разбегаются. Значит, Вадим был дома. Вот почему мама его говорила в полголоса. Девушка чувствовала себя глубоко оскорблённой. В то время как ей приходится страдать из-за неожиданной беременности, он преспокойно уже милуется с другой.

     После того как послышался стук входной двери, Людмила Николаевна снова выглянула в коридор, чтобы убедиться, что сын с невестой ушли.

     - Ну, ты видела сама, - обратилась она к девушке, так и не вставшей с кресла, - они любят друг друга. Сидели в комнате Вадима и целовались, скорее всего. А может, что-то и более интимное было, раз даже к телефону не подходили, а он без конца трезвонил. Любовь никакими запретами не удержишь! Тебе надо смириться, что мой сын теперь с другой. Скоро женится, и у него с Полиной родится собственный ребёнок. Ему будет не до твоего. А тебе нужно подумать о себе. Зачем тебе обуза, когда сама ещё не стоишь на ногах! Прерывание беременности – единственный выход для тебя.

     - Да, я уже решила, - с трудом выдавила из себя Тинка, которую несколько покоробили неделикатные заключения матери Вадима. – Куда мне приходить?

     - Вот это разумное решение! – облегчённо вздохнула Людмила Николаевна и принялась объяснять Тинке, как они будут действовать, чтобы получилось и быстро, и без огласки.

     Глава XIII

     Назавтра она явилась в нужное место, как договаривались, принесла с собой результаты анализов, для этого сразу с утра заскочила в женскую консультацию, к которой был прикреплён университет. Мама Вадима оказалась почти всемогущей, так как работала в отделе кадров в больнице – там ей было менее хлопотно и престижнее, чем в службе участковых врачей.

     Буквально в течение получаса врач-гинеколог, это был мужчина, принял её, осмотрел и назначил на после обеда процедуру, если только можно назвать так аборт. Оставалось ждать полтора часа. Тинке предложили пройти в столовую, но она отказалась есть. Очень волновалась, не до еды было.

     О том, что пошла делать аборт, никому не рассказала, даже Зосимчику. Роза иногда без какой-либо задней мысли, а тем более злобы, просто по доверчивости и по стремлению к ясности, которое в ней глубоко укоренилось, могла проболтаться. Тинке не забыть случай с Наташей Блиновой, девушкой из её комнаты. Совершенно по-глупому поставила Зосимчик её в дурацкое положение, словом, выдала тайный Наташкин секрет Коробову Николаю, который той сильно нравится.

     У девушки были вставлены впереди два пластмассовых зуба, в общем-то, они смотрелись как настоящие, ничем не отличались от других, и никто не догадывался, что они из протеза. Неожиданно зубной мост сломался, и пришлось бедняжке идти к протезисту, который снял его, чтобы заменить новым.

     - Не рассказывайте никому, - попросила Блинова подруг, она очень боялась, что Коля Коробов узнает, что у неё искусственные зубы.

     Тинка на вопрос Коробова, отчего Наташка закрывает рот, когда разговаривает, заболела что ли, согласилась с ним:

     - Да, она простудилась, у неё горло болит.

     На следующий вечер Зосимчик пришла к Тинке в гости и оказалась в курсе бед Блиновой. Явился и Коробов. Ни для кого на курсе не было секретом, что он неровно дышал к Зосимовой, но та считала его слишком занудным и приземлённым, в общем, не романтичным. Но так получалось, он всегда появлялся там, где оказывалась она.

     Когда Наташа о чём-то заговорила, прикрывая ладошкой рот, Коля успокаивающе сказал:

     - Наташка, брось закрываться, мы твою проблему знаем, скоро она разрешится, - имел в виду, что девушка выздоровеет.

     - Конечно, - вдруг вмешалась Зосимчик, - скоро ей врач вставит новые зубы. Они будут лучше, чем старые, из пластмассы высшего качества и никогда не сломаются.

     Все подруги Наташи замерли в испуге и негодовании на Розу. А Коробов от удивления рот раскрыл:

     - Какая пластмасса? О чём ты, Зосимова?

     - А разве ты не знаешь, что у Блиновой передние зубы выпали, она к врачу ходила?! – И только когда это Зосимчик произнесла, лишь тогда она заметила негативную реакцию девчонок и поняла, что сказала что-то не то.

     Вот тебе и слово давала никому не говорить! Сама не заметила, как проболталась. Хорошо хоть, что у Наташи есть чувство юмора. Она не кинулась в слёзы, а вместе со всеми девчонками смеялась, когда ушёл из комнаты Коробов.

     Тинка давно поняла, что бывают в жизни человека тайны, которые не следует доверять никому, даже самым близким людям. Следует справляться с ними самой, хранить в глубинах души, со временем они или исчезнут, или перестанут приносить боль.

     Кровать в гинекологическом отделении, где Тинке придётся ночевать после аборта две ночи, оказалась жёсткой, а одеяло колючим. Донимали девушку и духота, и жуткие разговоры женщин в комнате, тоже ожидающих аборта. Поэтому, немного полежав, вышла в коридор побродить и отвлечься от грустных дум.

     Но не тут-то было, кругом со стен на неё скорбно смотрели младенцы с плакатов. Они горячо умоляли, просили, кричали оставить их жить. Один из малышей на картинке, казалось, прямо к ней протягивал пухленькие ручки и заклинал словами, написанными на плакате: «Моё сердце уже бьётся, я хочу жить! Мамочка, сохрани меня!»

     Нет! Нет! Девушка закрыла уши плотно руками, словно это избавило бы её от укоров и просьбы не убивать. Хотела зажмуриться, но глаза упорно не слушались её и таращились на всех этих не рождённых младенцев. А ведь есть на каком-то из плакатов и её дитя, неожиданно подумалось ей, ему тоже не суждено родиться, хотя наверняка его сердце уже бьётся во мне.

     Что я делаю? Собираюсь убить крошечного человечка с его надеждами, мечтами и ожиданием счастья и любви? Ему не суждено будет проявить себя в этом мире, а мне испытать его привязанность. И вспомнилась маленькая дочка старшей сестры, её нежные объятия и дикий восторг от встречи. Подобной малышки она может лишить себя! Внутри у Тинки всё сжалось и похолодело.

     «Я не могу этого сделать!» - вдруг прозвучало в её голове, да так громко и звонко, словно было это её не мыслью, а громким воплем вслух. И решение явилось само собой: Тинка не будет прерывать беременность, она родит и будет воспитывать сына или дочь. Найдёт выход из ситуации: перейдёт на заочное отделение, уедет домой, устроится в районную газету или ещё куда-нибудь. Безвыходных положений не бывает, любит повторять баба Маня.

     И ни в коей мере не будет стыдиться своего положения, с гордо поднятой головой будет встречать осуждение и жалость, если, конечно, кто-то рискнёт их при ней проявить, поскольку она никому не даст шанса для осуждения и жалости. К тому же они намного лучше, чем уничтожить своего ребёнка и жить с этим всю жизнь.

     Повернувшись к плакатам спиной, Тинка вернулась в палату, взяла вещи и паспорт и решительно направилась к камере хранения. По дороге сказала дежурной медсестре, что раздумала делать аборт и уходит. Та нисколько не удивилась, видно, нередко случается, что пациенты в последнюю минуту передумывают, кивнула и сказала на прощание:

     - Ну и молодец! Погоди, ещё радоваться будешь, а ребёнка вырастишь – и не заметишь.

     Холодный ноябрьский ветер пробирал до костей, зимнее драповое пальто с норковым воротником, купленное во время её работы в универмаге, не спасало от дрожи. Тем не менее Тинка не побежала сразу с остановки в тёплое общежитие, а уселась на скамейку неподалеку, чтобы собраться с мыслями и решить уже всё до конца. Само собой, передумывать насчёт аборта не собиралась, а вот как жить будет в ближайшие месяцы, надо поразмыслить.

     До сессии никому ничего не скажет. Когда сдаст зачёты и экзамены, тогда и переговорит в деканате о переходе на заочное. А уж потом позвонит родителям и сообщит о беременности тёте Рите. До тех пор, скорее всего, живот не будет заметен. У старшей сестры он в первую беременность почти до шести месяцев не выделялся, особенно в просторной одежде, например, свитере или платье-трапеции. У неё как раз есть такое – шерстяное, в мелкую клеточку.

     - Это что ты тут делаешь? – послышалось вдруг сзади.

     Тинка не слышала, как подошёл к ней Кравченко. Именно его-то ей сейчас не хотелось видеть больше всего.

     - А ты всегда незаметно подкрадываешься! – неприветливо проворчала.

     - Я не мог пройти мимо, - спокойно ответил на её неприкрытую грубость Алёшка. – Ты прогуляла все пары и теперь сидишь тут с хмурым лицом, грозная, как боярыня Морозова на картине Сурикова. Всё страдаешь по Вадиму? – И присел рядом.

     - Отвяжись! – не удержавшись, сердито рявкнула Тинка и неожиданно разразилась бурной бранью, направив её на ни в чём не повинного Алексея. – Глаза мои бы вас, Вадковских, не видели! Как я вас ненавижу! Одно зло от вас, никакого добра, ни ответственности, ни порядочности, ни верности! Всё только красивые слова да пустые обещания! Даёте надежду и сами же разрушаете её, после вас, действительно, остаётся потоп, разруха и зло! А я должна страдать из-за таких, как вы? Да ни за что на свете! И мой ребёнок не будет страдать! Я не допущу! – И замолчала ошеломлённо, осознав, что поступила совсем как Зосимчик: обуреваемая, пусть не стремлением уточнить, а гневом и обидой, но так же легко выплеснула затаённое.

     - Какого ребёнка? – не замедлил заметить Алёшка. – Ты беременна от Вадима, не так ли?

     - Тебя это не касается! – огрызнулась девушка и отвернулась.

     Она не знала, как поступить, то ли категорично отрицать, то ли открыто признать беременность. Наверное, всё-таки признать, ведь позже Алёшке всё равно станет известна правда. Пока размышляла, парень резко развернул её к себе и, посмотрев прямо в глаза, притянул к себе. Нежданно-негаданно оказалась в крепких его объятиях.

     - Напрасно ты так думаешь, - через несколько мгновений произнёс он взволнованно. – Я не дам тебе пройти через всё одной! Ты правда ненавидишь Вадковских? Я рад! Очнись, Тиночка-Валентиночка, любовь моя, перед тобой Кравченко Алексей. У меня другая фамилия. Я другой породы, хотя кровь у меня с Вадковскими одна. Кравченко не бросают, а спасают и любят до гроба.

     - Не хочу до гроба, - вдруг всхлипнула девушка, - что ты глупости говоришь! Трепач несусветный! – вновь шмыгнув носом, попыталась вывернуться из объятий.

     Но Алёшка не позволил это сделать, он ещё плотнее прижал к себе, цепко охватив руками. Она почувствовала, как его тепло обволакивает её и успокаивающе разливается в ней, и сразу дрожи в теле как не бывало.

     - Скажи мне, ты действительно разлюбила его? – требовательно спросил он, не разнимая объятий. – Или ты просто под влиянием обиды говоришь, что ненавидишь?

     - Да, не люблю! – сверкнула глазами-льдинками Тинка. – Во мне к нему теперь одна лишь злость. Чувствую себя использованной и выброшенной, как истоптанный башмак, -и невесело хмыкнула. - Такое не прощается, ведь почти одновременно сделал ребёнка мне и Ардовой! Согласись, разве за это можно любить?!

     Не сговариваясь, они перестали звать Вадима по имени, словно он стал для них третьим лицом во всех смыслах.

     - Ну так перестанем по нему реветь! Он ушёл в прошлое! – будто пытаясь зачаровать, парень подпустил в голос мягкости и бархатистости. – К счастью, я остаюсь с тобой и буду тебе защитой и опорой.

     - О чём это ты? – недоверчиво покосилась Тинка на Алёшу и, наконец, высвободилась из его рук. – Говоришь так, точно замуж берёшь!

     - Да, беру без колебаний! И сегодня же!.. У тебя есть с собой паспорт?

     - Есть, - улыбнулась Тинка, нисколько не сомневаясь, что шутит Кравченко, и подыграла: - Ты думаешь, нас сегодня распишут?

     - Не распишут, не сомневаюсь, но заявление обязаны принять, - серьёзно ответил Алексей и, сдвинув шапку со лба, с досадой добавил: - Чёрт, а у меня с собой паспорта нет, я же в общагу приходил на репетицию! Я вообще его не ношу…

     - И я тоже обычно не ношу, не переживай, - успокоила его девушка, - мы можем в загс пойти и через сорок лет, вот только обоим не забыть бы!

     - Ну уж нет! Я не упущу шанс, ещё будучи молодым! Мы за паспортом заедем ко мне домой, а потом прямо в загс. Ещё успеем до закрытия, до него от нашего дома рукой подать.

     Не спрашивая у Тинки, выйдет ли она за него замуж, решительно потащил её к остановке такси, там очень быстро удалось сесть в него, и они поехали к Алёшкиному дому. Лишь в машине к девушке пришло осознание серьёзности действий парня.

     - Э, погоди! Разве ты не шутишь по поводу загса? – спросила у него.

     - Я серьёзен как никогда! – твёрдо заявил Алёшка.

     - Я не согласна! – заупрямилась девушка. – Мы же не любим друг друга.

     - Я люблю тебя!

     - Даже если это и так, то с моей стороны нечестно, беременной, выходить за тебя… -Тинка замялась, она не знала, как деликатнее выразиться о близком его родстве с отцом её будущего ребёнка, чтобы не было обидно Алёшке, так и не нашла слов, а принялась рассуждать о разнице в возрасте: - Я старше тебя, почти что старушка, ты влюбишься когда-нибудь в девушку помоложе и красивее.

     - Сказала, старушка! – рассмеялся Алёша. – В начале декабря мне исполнится девятнадцать, как и тебе сейчас. И до марта, то есть до твоего дня рождения, мы будем одногодки, я тоже, можно сказать, стану стариком. В общем, хватит, любовь моя, разговоров, пора действовать. Такси уже у подъезда. Вашу руку, мадемуазель!

     Не успев возразить, Тинка машинально протянула ему свою ладошку в вязаной варежке. Алёша помог ей выйти и спешно потянул за собой к подъезду.

     В квартире задержались буквально на минуту. Вскоре они были уже в загсе и заполняли бланки заявлений, вслух согласуя друг с другом почти каждую графу.

     Вышли на улицу, когда над городом уже опустилась мгла и на улицах зажглись электрические огни. По дороге зашли в кафетерий перекусить: у Тинки, как говорится, с утра маковой росинки во рту не было, и Алексей, несмотря на то, что завтракал и обедал, успел проголодаться.

     - А теперь мы сообщим моим родителям, что женимся.

     - Может, не будем торопиться, - предложила Тинка, - можем ведь передумать.

     - Никогда! – резко заявил парень. – Нельзя откладывать на потом такое важное дело, как свадьба. Думаю, мои предки будут на седьмом небе.

     - Сомневаюсь! – хмыкнула Тинка. – Особенно когда узнают о ребёнке.

     - А я уверен, что они обрадуются, - убеждённо возразил Алёша. – Вот сама увидишь. Но давай договоримся: у тебя будет мой ребёнок! Поклянись, что не скажешь никому правду: ни твоим родителям, ни моим, никому другому!

     - Нет, я не буду клясться! – отрицательно покачала головой Тинка. – Я никогда не клянусь, с детства зареклась этого не делать. Потому что знаю, клясться вредно, это равносильно тому, что человек не верит данному слову. А я тебе слово даю, что буду считать, это твой ребёнок, пока ты сам будешь признавать его за своего, – помолчав, она добавила: - Врать очень сложно, это тяжесть на сердце. Меня всегда ела совесть, когда я врала, даже во имя чьего-то блага. Если мы пойдём на такое, то нам трудно придётся. Надеюсь, нашему ребёнку будет хорошо от нашей лжи.

     - Нашему! – обрадованно воскликнул Алёшка. – Ты сказала, нашему! – Подхватил и закружил на месте. – Мы всё сделаем, чтобы наш ребёнок был счастлив с нами. Я тебе это обещаю!

     - Остановись, шальной, не кружи меня! – закричала, смеясь, Тинка, - Мне и без того еду в себе удерживать трудно! – после чего неожиданно выпалила: - Обещай ещё, что не будешь звать меня Морин, у меня есть своё имя, и отказываться я от него не собираюсь.

     - Зачем мне какая-то Морин, глупенькая и занудная англичанка! – Озорные искорки в коричневых глазах заиграли. - Когда у меня есть русская умница-разумница, премудрая Тинка-Валентинка! Нет, не дурак я, чтобы счастья искать за морем!

     Глава XIV

     Как Алексей и предсказывал, родители его, услышав о поданном заявлении в загс, искренне обрадовались. А когда узнали о ребёнке, то чуть не впали в эйфорию.

     - Как же мы рады услышать эту новость! – воскликнула мать. – Я бы станцевала лезгинку, как это делала героиня в моём любимом фильме «Девчата», да не умею.

     - А давай, Света, просто прокричим «Ура», - предложил по-детски Василий.

     Что они и сделали, взяв Тинку и Алёшку за руки и подняв сцепленные ладони вверх.

     Крайне неудобно стало девушке за то, что обманывает доверчивых супругов, она едва загасила порыв сказать им правду. Но щёки её запылали от стыда и смущения. Да, нелёгкая это ноша – врать. Привыкнет ли Тинка к ней?

     А Алёшку, похоже, ничего не смущало. От души наслаждался поздравлениями, безмятежно внимал материнские и отцовские наставления, лукаво поглядывал на Тинку и прижимал к себе то и дело. Постепенно и она успокоилась.

     Светлана быстренько соорудила праздничный стол, её муж достал вино.

     - Понимаю, что тебе, Валентина, нельзя, а мы понемножечку выпьем, - сказал он. – Мы так рады, что именно ты будешь нашей невесткой, мы уже к тебе привыкли!

     Девушка удивлённо взглянула на него.

     - Но вы только раз меня видели мельком на дне рождения Алёши и то год назад! – озадаченно произнесла.

     Родители загадочно переглянулись и разулыбались.

     - Пошли со мной, - сказала Светлана, - я тебе что-то покажу, и ты тотчас поймёшь, почему мы так говорим.

     - О, нет! Мама, не надо! – умоляюще простонал Алёшка и попытался загородить вход в свою комнату.

     Мать играючи направила в его грудь указательный палец, словно пистолет, и сказала нарочито писклявым голосом, подделываясь под зайца из мультфильма «Ну, погоди!»:

     - Убирайся с дороги, глупый волк, мы тебя не боимся! – И уже своим голосом добавила: - Сынок, ты ставишь нас с отцом перед будущей невесткой в неудобное положение, она может подумать, что мы сумасшедшие.

     - И думать не надо, так оно и есть, - пробормотал Алексей и уступил матери дорогу.

     Тинка с любопытством зашла за ней в спальню своего жениха. Год назад она заглядывала сюда вместе с девчонками, ничего особенного тут не заметила. А теперь увидела, что все стены обвешаны её фотографиями размером в альбомный лист. На них она самая разная: улыбающаяся, смеющаяся, задумчивая и даже нахмурившаяся.

     Все оттенки её настроения видны на снимках. И когда успел Кравченко снять её? Конечно, он часто фотографировал однокурсников, как всех вместе, так и по отдельности, и другие ребята на курсе часто снимали, у многих есть фотоаппараты. Но Тинка редко фотографировалась одна. Вот она в колхозе на первом курсе, а это в университетской аудитории, а тут бежит во всю прыть к университету, скорее всего, опаздывает на лекции. На одном из снимков она в костюме графини. Такая же фотография была у Тинки и Вадима.

     - Откуда у тебя этот снимок? – удивилась Тинка.

     - Я у Вада переснял, - тихо буркнул Алёшка.

     - Ну, догадалась теперь, - вмешалась его мама, - почему мы тебя хорошо знаем? Каждый день видим во множественном числе в этой комнате и в разговорах без конца слышим твоё имя. У нашего сына «Валентинка» с языка не сходит. Таким вот образом ты нам и стала родной заранее.

     Тинка была этим крайне тронута. Она перевела на смущённого Алёшку глаза. И будто впервые его увидела. Перед ней был не шутник, не поклонник битлов, не говорливый мальчишка, каким она привыкла его воспринимать, а взрослый парень с серьёзной сердечной привязанностью к ней, Тинке. Выходит, права Зосимчик, когда ещё на первом курсе утверждала, что Кравченко влюблён в Маслову. А ей всё казалось, что он придуривается.

     Однако сможет ли она полюбить в ответ? Да, Алёшка ей нравится. Симпатичный, весёлый, никогда не унывает, его трудно вывести из себя. В гневе редко увидишь. Это Вадим вспыхивает и обижается по поводу и без повода. Опять Вадковский, Тинка обещала себе его не вспоминать, надо выбросить из памяти это имя. Она где-то читала, что у каждого человека в жизни может быть две настоящей любви. Если так, то, быть может, Кравченко станет второй её важной любовью? Хорошо бы, раз она замуж за него собирается! Обратного пути уже нет!

     - О чём задумалась, моя красавица? – прошептал в ухо Алёшка, обнял и поцеловал в губы. А потом обратился к матери: – Не пора ли нам за стол? Там, наверное, всё уже остыло, а я люблю, как ты знаешь, мама, еду горячую.

     После ужина парень проводил девушку до общежития. Прощаясь, сказал твёрдо:

     - Смотри, не передумай! Отказа я не приму!

     День оказался таким напряжённым и сложным, что у Тинки не было сил о чём-то говорить и доказывать, она слабо улыбнулась и кивнула, соглашаясь, поцеловала бегло в щеку Алёшку и скрылась в общежитии.

     Странно, но почти никто на курсе, пожалуй, кроме Розы Зосимовой, не удивился, когда стало известно о предстоящей свадьбе Кравченко и Масловой. Может, потому что Вадима с Тинкой вместе видели немногие и в компании с ним не были. Для них бывший парень Тинки был незнакомцем из другого вуза.

     То, что Алёшка с Валентиной женятся, стоило и ожидать, говорили все, недаром он с первого курса по ней сохнул. На что Зосимчик ехидно хмыкала:

     - Так сохнул, что с горя бегал за девицами с разных курсов. Не бывает мужиков-страдальцев, они быстренько найдут, кем утешиться.

     А на Тинку она напустилась как фурия:

     - Из огня да в полымя кидаешься! Спятила, что ли! Зачем назло Вадиму с Алёшкой связываться? Он, признаю, в тебя влюблён, по крайней мере так думает. А ты-то не любишь его. Знаешь, как плохо жить с нелюбимым!

     - А ты как будто знаешь? – поддела её Тинка.

     Она решила не сообщать Розе настоящей причины, пусть лучше думает, что назло Вадиму выходит замуж. В какой-то мере это так и есть. Подспудно в ней мелькала мстительная мысль, пускай узнает он и хоть немного пострадает из-за того, что вместо него рядом с ней будет теперь его сводный братец.

     - Мне Алёшка нравится, - сказала Розе дружески, - и мама его, и отец – такие прекрасные люди. – Пойми меня, Зосимчик, я вдруг поняла, в этой семье буду счастлива. – И посмотрела умоляюще в глаза подружки. – Мне хорошо с ними.

     - Глупая! – смилостивилась Роза и обняла Тинку. – Какая же ты ещё дурочка! Семья его, видишь ли, ей понравилась! Выходят замуж не за семью, а за мужчину. С ним тебе придётся жить.

     Все девушки в трудный момент жизни мечтают, чтобы их кто-нибудь просто взял за руку и уверенно повел за собой по надёжной дороге, обещая оберегать, неожиданно подумала Тинка. Ей повезло, нашёлся добрый человек, пожелавший протянуть ей руку и вывести из жизненного тупика, избавив от позора и невзгод. И может ли она его не любить? И могла ли отказаться? Оказавшись одна, брошенная и беззащитная перед сложными обстоятельствами? У меня нет просто выбора, прошептала про себя.

     Реакция тёти Риты была почти такая же, как у Зосимчика.

     - Куда торопишься! – возмутилась она. – Огляделась бы и выбрала кого-нибудь получше, инженера, например, или бухгалтера, - села тётушка на своего конька, - у меня есть знакомый телемастер – хороший молодой парень, я могу познакомить. А в соседнем подъезде живёт курсант военно-морского училища, я знаю его мать, мы тебя познакомим, хочешь? И не надо кривиться. Ты не осознаёшь ещё, что надо искать себе в пару делового человека, чтобы семью мог содержать, а не только языком трепать.

     К счастью, тётушка, как только познакомилась с Алексеем, прониклась к нему доверием. Он показался ей проще, чем Вадим, и совсем не богемно-артистичным, как она выразилась. Ей понравилось, что парень умел слушать и вести разговор в приятном для неё русле. А ещё подмечал её достоинства. Алёшка действительно обладал способностью делать не пустые, а несколько завуалированные комплименты, которые основывались на всамделишных фактах, причём ненавязчиво.

     - Как у вас уютно и чисто! – первое, что сказал он после знакомства с тётушкой Тинки. – Вы, наверное, как моя мама – поборник чистоты! – и сразу сразил этим сердце Маргариты, одной из черт характера которой была пламенная любовь к порядку.

     Когда заговорили о будущей профессии племянницы и жениха, Алёшка дал высказаться тёте о трудностях в работе журналиста: частые командировки, вечные задержки после трудового дня, скандалы из-за статей – потом показал, что согласился с ней:

     - Да, это всё так, вы правы, не буду спорить! - но тут же добавил оптимистично: -Хорошо, что вы понимаете это и сочувствуете Тинке и мне. А когда близкие поддерживают, то все сложности отступают.

     Вызвал у неё прямо слёзы умиления фразой «Вы умеете прощать» после того, как тётя поведала о конфликте с новой соседкой из-за змеи.

     Пришла как-то раз Маргарита с работы, хотела полежать немного, а в спальне на их с Виктором кровати, точнее, на белоснежной пуховой подушке расположилась змея. Сначала подумала, что это ремень мужа, хотела было убрать, уже протянула руку, а змея возьми да и подними голову шипя. От страха душа в пятки ушла. Кто-то рассказывал ей, что змеи стали по канализационным трубам и через унитаз заползать в квартиры. Она ещё в такое не поверила! А вот тебе и на – и к ним заползла!

     Хотела закричать, да вспомнила, что рептилии крик не слышат, а махать руками опасно, может броситься, вон какие у неё круглые глаза со зрачком-палочкой, как у кошки. К тому же уползёт с кровати, потом ищи-свищи её по квартире.

     Она не знала, как поступить и куда звонить за помощью. В милиции посмеются, на станции скорой помощи скажут, ещё ведь не укусила. Самой ловить – банкой или кастрюлей и каким образом это сделать?

     Пока размышляла, раздался дверной звонок. Тихонько пятясь назад, Маргарита выскользнула из спальни, плотно закрыла её и пошла открывать. Пришла новая соседка с этажа.

     - К вам случайно не заползал наш уж Федька? – спросила она. – Пока заносили холодильник, он выполз из квартиры. Теперь нигде найти не могу. Муж его обожает. Он безобидный, ручной и понятливый.

     - Я хотела этой дурочке пригрозить милицией, разве можно змеёй так людей пугать! Да подумала, к соседям надо быть терпимее. Конечно, я выговорила ей, но обиду не затаила.

     Вот тут-то Алёшка и подметил её умение прощать. А ещё сказал, что она улыбается, как Тинка, словно утреннее солнышко, и с ней легко разговаривать, как с мамой. У кого от таких слов сердце не растает!

     Когда позже Тинка у него спросила, зачем он перед тётей так стелился, парень искренне удивился.

     - Ты думаешь, я притворялся! – воскликнул. – Мне на самом деле твоя тётя понравилась, и её улыбка напоминает твою. И в доме уютно и чисто, как у моей мамы. В чём тут враньё? – и задорно улыбнулся, ероша кудрявый чуб.

     Ей ничего не оставалось, как покачать головой и произнести:

     - Ну и ну! Шельмец ты, Кравченко! Ни на чём тебя не поймаешь!

     Глава XV

     Так совпало, что именно в день свадьбы Вадима Тинка написала письмо родителям. Она хотела позвонить, но передумала, поскольку в разговоре не выразишь всё гладко и доходчиво, чтобы было понятно родным и несильно их расстроило. В отношении Вадковского пришлось написать правду, что встретил он другую, та уже беременна. А Тинка выходит замуж за своего однокурсника, который оказался сводным братом Вадима. И сама она тоже беременна. Пусть не волнуются: учёбу бросать не собирается, родители жениха не против свадьбы.

     Перечитала, добавила новостей про тётю Риту, сообщила об её одобрении жениха и отправила письмо. А переговоры она закажет через неделю, как только родители получат письмо и обдумают новость.

     Алёшка отказался идти к брату на свадьбу, соврал бабушке, что заболел, она вручит их общий подарок. Скрыл от неё также новость, что женится. Скажет уже после свадьбы Вадима. Почему-то боялся, что тот сорвёт их с Тинкой планы со свадьбой, если узнает правду. На месте брата Алёшка так бы и поступил – ни за что не уступил бы любимую никому, даже ради ребёнка. Он ещё ни разу не видел Полины. Со слов бабушки знал, что рыжая и красивая. Если так, то Вадим к ней привыкнет, полюбит и будет счастлив. Требуется только время.

     И ему с Тинкой оно требуется. Прежде всего, конечно, ей. Ему же нескольких секунд хватило в первый день сентября на первом курсе, чтобы понять, она и есть та одна-единственная, которая ему нужна на всю жизнь. И стало казаться, не зря судьба после месячного знакомства в восьмом классе, снова свела их.

     С тех пор Алёша словно привязан к этой девушке невидимыми нитями. Нельзя сказать, что не пытался их порвать. Узнав о её любви к другому, пытался увлечься сам, чтобы найти свою половинку, заводил романы, даже с одной переспал. Тем не менее сердце оставалось равнодушным, помалкивало, не трепетало, и искра не проскальзывала, и крылья не вырастали.

     Романы затухали, и мысли его вновь возвращались к Тинке. Радовался, что хотя бы на занятиях мог с ней побыть, полюбоваться на неё. Иной раз себе приказывал: «Живи сегодняшним днём и просто радуйся! И не заморачивайся ни на чём!» И жил, и радовался, и ждал чего-то, надеясь на счастливый случай.

     Пришёл ли он к нему? Алёшка надеется, что пришёл. Теперь нужно суметь, как говорится, удержать в руках птицу счастья, не дать ей упорхнуть. Он будет заботиться о Тинке, пусть почувствует, насколько с ним весело, легко и интересно, пусть поймёт, как глубока и крепка его любовь к ней. И тогда, без сомнения, её сердце будет принадлежать ему. И только ему.

     Ленинградской бабушке Тинка понравилась. Кстати, не только тем, что помогала накрывать на стол, когда семья Кравченко в полном составе явилась к ней знакомить с невестой внука, но и доброжелательным видом. Девушка миловидная, скромная, сразу видно, что не избалована, подумала она, не то что избранница другого её внука. Полинка ей показалась капризной и, несмотря на её артистическое происхождение, грубоватой и бесцеремонной. К тому же без конца покуривает, как парень.

     Бабушка не знала, да и супруги Кравченко тоже, что Тинка совсем недавно была девушкой Вадима, поскольку тот их не знакомил. А рассказывать было некому, сын Сергей немногословен, а невестка Людмила появлялась в её квартире, может, раз в пять лет. Обе семьи никогда вместе у неё не встречались, так сложилось, что о встрече с бабушкой договаривались заранее, чтобы не столкнуться. Алёшка виделся в детстве с родным отцом лишь по инициативе бабушки, соединяющей их на свой страх и риск.

     После того, как внуки узнали о своём близком родстве, бабушка надеялась, они будут общаться друг с другом. А у Алексея таились совсем другие намерения: ему хотелось, чтобы пути их разошлись в разные стороны и не пересекались никогда. Он узнал, что Вадим с женой после двухдневной поездки в Ригу приедут в гости к бабушке, и решил тоже подъехать и рассказать им о свадьбе с Тинкой, а затем наедине попросить брата держаться от них с Масловой подальше.

     Впрочем, поговорить, как задумал, не получилось. Полинка и вправду оказалась шикарной девицей, глаз не оторвёшь, пылает, словно огонь, глаза сверкают зеленью. Перед такой, действительно, не устоишь, подумал в первый момент. Но чуть привыкнув к яркой внешности, стал уставать от её напористости и резкости в суждениях. Строптивая Тинка, когда не в настроении, по сравнению с ней в тысячу раз покладистей и приятней, почти ангел.

     Бабушка едва успела сообщить, что Алешка тоже женится, а Вадим и Полина поздравить, как раздался звонок от матери Алёши, которая попросила срочно подъехать в универмаг, она ему подходящий костюм для свадьбы отложила. Пришлось ехать, так и не поговорив.

     Охваченный беспокойством, что брат с молодой женой нечаянно явятся на их с Тинкой свадьбу (ведь при прощании Полинка так и сказала, что они увидятся на его свадьбе, хотя никто их ещё не приглашал), Алёшка на следующий день отправился вместо своего университета в театральный институт. Вадима с Полиной нашёл у танцевального класса.

     - Привет, ты что тут делаешь? – удивился Вадим.

     - Наверное, принёс нам приглашение на свадьбу, - предположила Полина и кокетливо улыбнулась Алёшке. – Мы торопимся на танцы, но для такого важного момента задержимся.

     - Я хочу поговорить, - не обращая на её слова внимания, сухо, без тени улыбки произнёс он. – Прости! – повернул голову к девушке. – Можно мы с братом поговорим наедине?! – И когда Полинка, недовольно тряхнув рыжей копной, удалилась в танцзал, попросил Вадима отойти в сторонку.

     Они подошли к окну в коридоре. Почти все студенты уже разбежались по аудиториям, и стало спокойнее, суета исчезла. Собираясь с мыслями, Алёша помолчал немного, затем посмотрел открыто и прямо в недоумевающие глаза Вадима.

     - Ты уже знаешь, что я женюсь! – Брат спокойно кивнул в ответ. – Но не знаешь, на ком?

     - Я думал на Инне Зальц, евреечке, это не так? - в тоне Вадима почувствовалось замешательство.

     - Нет, - отрицательно покачал головой Алексей. – Не на ней. Я женюсь на Тинке!.. Валентине Масловой. Она моя теперь, ты понял? – закончил резко.

     Вадим, казалось, был оглушён. Глаза, бездонные, как тьма, смотрели не мигая. А лицо стало бледным.

     - Я люблю её давно, - продолжил Алёша, - быть может, с восьмого класса, когда она приезжала в Свердловск нянчиться с племянницей, - вздохнул глубоко и медленно выдохнул, прежде чем дальше говорить. – Я бы погасил свою любовь, если бы твоя не потухла. Если бы ты не бросил её, я бы вам не мешал, клянусь! А раз ты бросил, я женюсь на ней, слышишь! Тебя же прошу, держись от нас подальше! Мы раньше жили преспокойно друг без друга и теперь проживём, брат! Надеюсь, не увижу тебя на своей свадьбе.

     И прежде чем повернуться и уйти, бросил на прощание неожиданно весело:

     - Твоя жена просто прелесть! Обворожительна и умна! Люби её! И будь с ней счастлив! А я позабочусь о счастье Тинки.

     В тот день Вадим не пошёл в танцевальный класс, пропустил и две другие лекции, машинально одевшись, ушёл бродить по городу, как всегда делал в часы смятения. Его охватила безысходность.

     Алёшка пожелал ему счастья с Полинкой. А сам забрал себе его Тинку, его любовь. А без неё как может быть он спокоен и счастлив! Это просто насмешка судьбы за сделанную им ошибку – скоропалительную связь с нелюбимой.

     Сколько бы ни притворялся довольным до свадьбы и после, Вадим не ощущал себя счастливым. И Полинка, скорее всего, большой радости от совместной жизни не испытывала. Тинка ошибалась, когда, увидев их в зеркале, улыбающихся друг другу, подумала, воркуют, как голубки. Просто-напросто Вадим старался, как мог, быть максимально вежливым и предельно обходительным с невестой. Всё-таки она беременна.

     И не права была также его мама, намекая на их с Полинкой интимную близость. Вот её-то и в помине не было, наоборот, парень твёрдо был намерен воздерживаться. Через день после того, как сообщил Ардовой, что женится на ней, он предупредил, что не будет с ней спать, чтобы не повредить ребёнку. Вот родится, тогда будут заниматься любовью.

     После свадьбы Полинка стала настаивать, сказала, что гинеколог утверждает, ребёнку это не повредит, а если он ей не верит, то пусть спросит у своей мамы, она же как-никак врач. Вадим отказался обращаться к матери, ему было неудобно, да и он не хотел спать с Полинкой, потому что постоянно грезил о Тинке.

     - Я лучше посоветуюсь с твоим врачом в женской консультации, ты ведь уже встала на учёт, - решил парень.

     Услышав это, Полина принялась бурно возмущаться. Ах, он хочет опозорить её перед врачом своим недоверием, потом будет неудобно у него наблюдаться. Для спокойствия Полинки Вадим решил не ходить к врачу. Тем не менее прикасаться к жене по ночам интимно, он по-прежнему отказывался.

     Домой вернулся к вечеру. Они с Полинкой жили в двухкомнатной квартире её бабушки, бывшей артистки театра оперетты, которая перешла жить к дочери и зятю. Жены дома не оказалось. Не пришла она и после десяти вечера. Тогда обзвонил обоих родителей, всех друзей и знакомых – у них её не было. Всю ночь метался из угла в угол и переживал, куда могла Полина деться. К утру уже начал обзванивать больницы, как около восьми часов она сама позвонила и сообщила, что был у неё выкидыш и теперь находится в больнице. В какой – не скажет, нет, приезжать не нужно, ей лучше одной побыть, чувствует себя нормально, день побудет у родителей, а к вечеру, возможно, приедет домой.

     Вадим чувствовал себя виноватым. Это из-за него Полине стало плохо: он исчез с лекций внезапно, ничего не сказав ей, она наверняка расстроилась, и от переживаний случился выкидыш. Вполне объяснимо, почему теперь жена не желает его видеть. Ей больно и обидно.

     Вечером Полинка снова не пришла, ночевала у родителей. Утром Вадим поехал к ней, умолял простить его, Полинка плакала, он и родители наперебой её успокаивали, наконец, она перестала слёзы лить и простила мужа, взяв с него слово, что у них будет настоящий крепкий брак, без всяких дурацких условий.

     Незадолго до свадьбы Тинка не удержалась и поехала к институту Вадима, вернее, к его студенческому театру. Просто постою и посмотрю в последний раз на то, что дорого ему. Конечно, не надеялась на встречу, наоборот, боялась натолкнуться на него. Я недолго, лишь чуточку подышу его миром, его мечтой, оправдывалась сама перед собой. Тут он часто бывает.

     Разглядывая новогодние афиши, заметила на одной из них: «Режиссёры-постановщики – В.Вадковский и А.Шестов». Вот он уже и ставит спектакли, я безумно рада, пусть мечты его сбываются, ничто не должно ему мешать.

     - Ты размышляешь, купить билет или не купить на эту сказку? Спеши, а то не достанется билета, все раскупят! – услышала за спиной насмешливый голос Никиты Серова и вздрогнула – ей не хотелось, чтобы кто-то из знакомых Вадима увидел её возле студенческого театра и рассказал ему.

     А уж Никиту, Полинкиного подлипалу, и подавно не хотелось Тинке видеть.

     - Привет! – недовольно произнесла она. – Нет, я не собираюсь брать билет.

     - Наверное, денег на сказки жалко? Давай проведу тебя бесплатно, сэкономишь! -предложил парень, откровенно насмехаясь.

     - Ты, я вижу, соскучился по очисткам? – съехидничала девушка.

     Никита, усмехаясь, поднял руки вверх, показывая, что сдаётся.

     - О нет! А ты скучаешь по своей привязанности? – сказал с иронией. – Напрасно. У тебя, провинциальной простушки, перед утончённой породистой тигрицей Полинкой, не было ни одного шанса. Эта рыжеволосая всего добьётся, чего задумает. Я страшился, что она вцепится в меня, слава богу, своё внимание нацелила на твоего Вадима. Надо признать, выбор её удачнее, чем был бы я. Вадковский – более покладистый, а я шалопай и не фонтан! - хихикнул. – Со мной ей бы каши быстро не сварить, я не так доверчив и совестлив! - Молча подвигал некрасиво нижней челюстью секунд десять и снова заговорил: - А мы можем встретиться? Я теперь в эпизодах снимаюсь в кино, подружкам по торговле похвалишься. Ты всё ещё торгуешь у рынка пирожками? Или тебя повысили?

     - Всё ещё! – не задумываясь, ответила.

     Его оскорбительные выпады совсем не ранили её. Он напомнил ей одноклассника Вильку, строившего из себя аристократа и нападавшего беззастенчиво на неё со своими насмешками-уколами. Теперь отравленные стрелы не достигают цели. Тинка на них не реагирует, потому что понимает, что тот, кто их посылает, пустая никчёмная личность.

     - Так, отчего бы нам не встретиться? – игриво поинтересовался вновь Серов.

     - Нет, не хочу! И знаешь почему? Ты не веришь в лозунг «Кто был никем, тот станет всем!» А ещё ты не признаёшь конституцию нашей страны, которая провозглашает равенство всех граждан. Ты, как старорежимная старушка, твердишь, чтобы каждый сверчок знал свой шесток, – нашлась что сказать Тинка, чтобы отплатить глупому парню его же монетой.

     Окинула его уничтожающим взглядом сверху донизу и, не прощаясь, быстрым шагом направилась прочь.

     Никита злобно посмотрел вслед и плюнул.

     - Ну и дура! Знаем мы таких, корчат из себя заумных! – пробормотал под нос.

     Но чем-то эта бывшая девчонка Вадима его задела. Возможно, остроумностью и находчивостью. Подумал, дурачок Вадковский, променял её на ведьму Ардову, нелегко ему придётся жить у той под тигриной пятой, и хихикнул довольно, вспомнив, что сам из её лапочек сумел вывернуться. А ведь чуть она ему не вскружила голову. Безусловно, он и сейчас готов с ней гулять и заниматься любовью, что уже делал не единожды, но жениться на ней – значит бросить себя под танк и отказаться от собственной воли. Ну уж нет!

     Свадьба у Тинки с Алёшей прошла так, как хотелось им, радостно и весело. Приехали из Караяра родители, младшие сёстры и даже семилетний Федорик, были и беременная старшая сестра Марина с мужем, и Маргарита с Виктором. Гостей собралось в ресторане много: из университета однокурсники, сослуживцы отца и матери Алёши, две бабушки. Не было лишь его биологического отца и Вадима.

     В загсе Федорик спросил шёпотом почему-то дрожащую Тинку:

     - Ты боишься?

     - Да, немного, - так же шёпотом ответила девушка.

     - Я возьму тебя за руку, и страшно не будет, - успокаивающе промолвил он.

     И, уцепившись крепко за её ладошку, повёл в зал регистрации брака, так и держал во время церемонии, стоя рядом с сестрой, и лишь когда Тинку с Алексеем объявили мужем и женой, облегчённо отпустил руку. Вот так же когда-то Тинка вселяла в него мужество, когда мальчик, будучи совсем маленьким, трясся от страха в темноте или у него что-то болело. Тинка крепко-накрепко сжимала в своей ладони его ладошку, чтобы мальчик почувствовал, как передаёт она ему свои силу и бесстрашие.

     Глава XVI

     Всё бежало своим чередом - и в природе, и в жизни. Зима сменилась весной, пришло и лето. Тинка родила девочку, назвали Екатериной, в честь Алёшкиной и Вадима бабушки. Вот уже дочке исполнилось три года. Алёшка два года подряд успешно проходил практику на центральном телевидении в Москве, куда его и пригласили работать, послав ему вызов на распределение после окончания вуза.

     Тинка тоже не менее удачно отрабатывала практику на радио в Ленинграде, там её давно считали своей и охотно взяли бы на постоянную работу. Но, похоже, доля у женщин такая: ехать с мужем, хоть на край света. К счастью, Алёшку не направляли в Сибирь или Дальний Восток, хотя интересно было бы там побывать, но с маленьким ребёнком всё-таки страшновато.

     Даже в Москву переезжать ей не очень хотелось. В Ленинграде было с кем в случае чего оставить Катюшку: всегда на подхвате бабушки Светлана и Екатерина. Есть много друзей, правда, Зосимчик уехала в Смоленск по распределению. Есть та же тётя Рита с её «артиллерией знакомств и договорённостей».

     Однажды, уже на пятом курсе, проявилась нежданно-негаданно мать Вадима. Тинка гуляла с Катюшей после детского сада во дворе и вдруг увидела её, идущую им навстречу. Она во все глаза смотрела на внучку и наверняка намеревалась подойти к ним и заговорить, но Тинка свернула резко в сторону. И тут как раз дочка заметила спешащую с работы свекровь и закричала радостно: «Бабуля, а мы тебя ждём!» И бросилась той на шею. Когда Тинка обернулась, чтобы посмотреть на мать Вадима, её уже не было на дороге.

     Через несколько дней она снова увидела недалеко от детской площадки Людмилу Николаевну, которая стояла в стороне и наблюдала за ней и Катюшкой. Однако подойти не решилась. Когда Тинка рассказала Алёшке об этих встречах, он заявил, что теперь сам будет гулять с Катюшей по вечерам после детского сада. К нему-то уж она никак не посмеет подойти.

     Конечно, чтобы избежать нежеланных встреч с матерью Вадима, стоило уехать их Ленинграда. Но всё же в столице предстояло начать жизнь заново – это пугало.

     Хорошо, что работу искать не надо. Редактор, с которой она сотрудничала на ленинградском радио, договорилась со своей бывшей коллегой, переехавшей в Москву, чтобы послушала её репортажи; той они пришлись по душе, и она устроила Тинку к себе на радио.

     На новом месте им дали комнату в коммунальной квартире, где жили ещё одна молодая семья с пятилетней дочерью и тридцатилетний вдовец с двухлетним сыном. В общем, всё складывалось неплохо.

     В середине ноября бабушка Екатерина справляла своё семидесятипятилетие. Наотрез отказавшись отмечать его в ресторане, как советовали сын и невестка, она решила праздновать дома, позвать только самых близких людей: это семьи сына и падчерицы, подругу из Свердловска, трёх старых соседок и племянника с женой.

     Всех, кого приглашала, а делала она это по телефону и напрямую сама, категорично предупреждала, что не потерпит отказа, иначе крепко обидится, если не приедут. Вот почему скрепя сердце невестка Людмила согласилась поехать с мужем к свекрови на юбилей, а ведь она не была у неё многие годы. Светлану же не видела более двадцати лет. А теперь придётся встретиться.

     Тинка с Алёшей тоже не очень обрадовались. С Вадимом их пути-дорожки более трёх лет не пересекались, и теперь им совсем не хотелось столкнуться с ним.

     С большой неохотой собирался на юбилей и Василий, муж Светланы. Нельзя сказать, что он недолюбливал Сергея, в молодости тот ему даже нравился – бравый молодой офицер-фронтовик - просто переживал за жену и сына, как бы не оскорбила их ревнивая Людмила. И сыну к тому же сложно будет меж двух отцов.

     Вадим с Полиной, которые уже год, как жили у его родителей (Полинкина бабушка вернулась к себе в квартиру и заявила, что намерена перед смертью пожить одна – устала от дочери и зятя), добирались до дома именинницы на такси вместе с отцом и матерью. Они работали в разных театрах, им повезло – на этот субботний вечер удалось обоим подмениться.

     Внешне казалось, Вадковские, родители с детьми, живут дружно: на людях не ссорились, между собой обходительны. Между тем сами они знали про себя, что едва терпят друг друга. Полинка была взрывной и неуступчивой. Свекровь её считала к тому же крайне ленивой и грубой: за собой ни посуду не помоет, ни постель не уберёт, а о том, что в комнате нужно еженедельно пылесосить и обтирать пыль, ей такая мысль в голову и не придёт. Невестка о свекрови тоже была невысокого мнения: всё ей не то, зудит и указывает на её промахи без конца.

     Иногда кажется, размышлял Вадим, что всё произошло лишь вчера. И вот теперь у него такое же ощущение, будто с Тинкой расстался лишь сутки назад.

     Все эти годы разлуки, как ни странно, злился на неё, словно не он, а она изменила и бросила его. Вопреки здравому смыслу и неоспоримым фактам, накручивал себя и строил обиженного. Так было легче жить, особенно после того, как узнал о выкидыше у Полинки и о неожиданной беременности Тинки.

     О, если бы она не поспешила выйти замуж за его брата! Всё сложилось бы иначе. Вадим вернулся бы к ней. Пусть не сразу, а после того, как Полинка бы окрепла.

     Только для Тинки их любовь ничего не значила, раз быстро оказалась беременной от Алёшки, ещё до их свадьбы – словоохотливая бабушка рассказала им с Полинкой об этом, когда они пришли её проведывать после поездки в Ригу. Правда, он тогда думал, невеста брата – Инна Зальц, бабушка не называла имени. Каким ударом было для него узнать, что это его любимая.

     А ведь их расставание должно было быть не навсегда. Как не могла это предвидеть Тинка, такая понимающая и проницательная во всём, которая спасла его, когда он тонул в Караярке! Она же говорила, что вытащила его из реки для себя – так распорядилась их общая судьба, а с нею не поспоришь, нужно лишь подчиняться.

     Как могла забыть своё обещание быть с ним рядом, что бы ни случилось! Ни расстояния, ни чужие наветы, ни чрезвычайные обстоятельства, ни собственная вспыльчивость, ни глупая гордость, ни вздорная ревность – ничто нас не разлучит! Не так ли клялись они друг другу? Вадим попал, можно сказать, в чрезвычайные обстоятельства… И всё, любовь её закончилась, не прошло и месяца, как переметнулась к брату. Хотя могла бы подождать!

     А он… Парень покосился на Полинку. Она сидела слева от него, гордо вскинув огненную голову, и безразлично смотрела вперёд. Веснушки, тщательно замазанные тональным кремом, были не видны. Благодаря чему её лицо с тонкими чертами казалось необыкновенно ангельским. Другой на его месте подумал бы возвышенно: просто глаз нельзя отвести от такой небесной красоты! Водитель, мужчина лет тридцати пяти, так и делает – не сводит с неё взгляда, вместо того, чтобы смотреть на дорогу.

     Вадим же предпочёл бы менее броскую красоту Тинки: её бирюзовые глазки, сверкающие в зависимости от настроения и цвета одежды разными оттенками, то нежно-голубыми, то светло-зелёными или серыми, её густые пушистые волосы, которые можно накручивать на палец и делать из них забавные колечки, её милую успокаивающую улыбку и нежный голос.

     Полинка, почувствовав на себе его взгляд, блеснула своими малахитовыми глазищами лукаво. Продувная бестия, подумал Вадим, всё время что-то выгадывает. Он предложил ей развестись ещё два года назад, когда застал в театре, в гримёрной, целующейся с Серовым. Она клялась, что Никита просто-напросто показывал ей, как нужно правильно целоваться на сцене, хотя её героине этого не требовалось.

     Вадим не такой уж наивный, как она думает. Он понял сразу, что Полинка врёт. Но чувство вины за не родившегося у неё ребёнка, за постоянные думы свои о Тинке, заставило его простить жену.

     Впрочем, напрасно. Потому что Полинка, похоже, беззастенчиво наставляла ему рога не только с Серовым, но и с другими парнями. До него доходили об этом слухи, но он отмахивался от них, поскольку не ревновал. Даже, можно сказать, надеялся где-то подспудно, что она полюбит другого и уйдёт от него без скандала и обид.

     Недавно узнал, что жена спит с режиссёром, в постановке которого играет ведущую роль. Новость эту до его сведения довёл, как ни смешно, Никита Серов, наверное, из ревности. Вадиму было всё равно, ведь сам он не прикасался к жене уже несколько месяцев. Они даже спали в разных постелях, хотя и в одной комнате: она – на диване, он – на раскладушке. Поскольку твёрдо решил развестись с ней и сообщил ей об этом. Полинка слёзно упросила подождать с разводом: у отца неприятности в театре, она не хочет их добавлять ему.

     Вадим всегда не понимал, что удерживало её около него. Зачем цеплялась, прекрасно зная о его любви к другой? Неужели ею двигало только желание ощущать себя замужней? Так, любой влюблённый в неё был бы рад жениться на ней. Может, надеялась вылепить из мужа послушного раба, которого можно двигать по карьере, как ей хочется, и вертеть им, как ей вздумается? Тогда просчиталась в нём, Вадим оказался не так уж мягок и податлив. Она хотела, чтобы он работал у её отца, ему это пришлось не по душе, как ни просила, не пошёл к тестю в труппу, принципиально устроился в другой театр.

     Поднимаясь по лестнице на четвёртый этаж (в доме не было лифта), Вадим чувствовал, как в предвкушении встречи с Тинкой взволнованно бьётся сердце. Дверь на их звонок открыл Алёшка. В белоснежной приталенной рубашке на выпуск, без галстука, с причёской как у солиста «Битлз» Пола Маккартни, тоже шапочкой, но гораздо кудрявей, хотя и старательно причёсанной, немного напоминал мушкетёра.

     - Полина, ты по-прежнему восхитительна! Красота твоя не иссякает! – воскликнул он после того, как пожал руку отцу и брату и раскланялся с мачехой. – Я рад тебя видеть. – И помог девушке снять пальто. – Мы вас заждались, все уже в сборе.

     Тут в прихожую вбежала маленькая девочка в розовом батистовом платьице и с розовым бантом на черноволосой головке.

     - Это наша с женой дочь Екатерина, - представил её Алексей с гордостью в голосе и нежно приобнял ребёнка.

     - Папа шутит. Это бабуля Екатерина, а я Катюша, - чисто, без какой-либо шепелявости и картавости, бойко поправила малышка отца. И застенчиво улыбнулась гостям, показав чудесные ямочки на раскрасневшихся щёчках.

     Сергей присел перед ней на корточки.

     - Катюша, ты меня помнишь, я был у тебя на дне рождения летом, когда тебе исполнилось три года? – спросил, заглядывая девочке в глаза, такие же коричнево-чёрные, как у него самого.

     - Помню, - важно ответила Катя, - ты мой дедушка. У меня их целых три. А бабушек – четыре! – И показала на пальчиках.

     Вадим заметил, как мать побледнела, и испугался, вдруг что-нибудь выкинет резкое против Алёшки или этой невинной малютки, которую отец, оказалось, навещает. Между тем всё пошло неожиданным образом. Мама страшно удивила его тем, что не рассердилась, а растрогалась и присела перед крохой и внезапно достала из сумки немецкую куклу размером в полторы взрослых ладони. Она привезла её из Берлина и хранила в серванте, в упаковке, как зеницу ока.

     - Я не была у тебя, Катюша, на дне рождения, - произнесла чуть севшим голосом, -поэтому хочу тебе подарить Генриетту. Она приехала из Германии и чувствует себя одинокой в нашей стране. Надеюсь, ты полюбишь её и будешь беречь.

     - О, да! – радостно пообещала малышка и захлопала в ладошки. – Я полюблю. И куклы мои полюбят её! Ты очень хорошая тётя! – и неожиданно обняла Людмилу за шею.

     От умиления у той даже слёзы навернулись. Вадим был поражён: мать никогда открыто не проявляла нежных чувств к детям – ни к нему, ни к племянникам, тем более чужим. Была всегда сдержанной и строгой.

     Похоже, её поведение немало удивило и отца: он смотрел на неё изумлённо, словно в первый раз увидел.

     Лишь когда стали садиться за стол, появилась Тинка. Они с матерью Алёшки стали носить из кухни тарелки с горячим блюдом. Вадим встретил её настороженный взгляд. Холодно кивнула ему, приветствуя, повернулась к его отцу с матерью и приветливо поздоровалась с ними.

     Она была прежней Тинкой! Нисколько не изменилась. Такая же вся складная, нежная и волнующая. Волосы аккуратно подняты вверх и заколоты, сама гибкая и изящная. Ступает мягко и в то же время решительно. Ярко-синее платье с короткими рукавчиками придаёт её светлым глазам необычную синеву.

     «Я люблю тебя, Тинка!» - мысленно прошептал он, не спуская с неё пристального взгляда. Она смятенно вздрогнула и приостановилась, на миг застыв, как будто услышала его беззвучный шёпот. Потом, смущённая и чуть растерянная, опустилась на стул рядом с Алёшкой за столом, машинально взяла у него дочку и посадила к себе на колени – словно прикрылась ею от посылаемых Вадимом сигналов. Он же сел напротив.

     - Угощение готовили Светлана с Валентиной, - не преминула похвастаться юбилярша. – У них золотые руки, поймёте, как только попробуете их мясо по-французски и отбивные по-итальянски.

     - Моей заслуги тут немного, - поспешно запротестовала Тинка. – Это всё мама, а я у неё была в подручных, исполняла, что приказано было.

     - Не скромничай! – остановила её бабушка Екатерина. – Ты сама многое умеешь, но не спорю, у Светланы тебе есть чему поучиться, она в поварском искусстве талант.

     - Думаю, мы с Валентинкой, - вмешалась Тинкина свекровь, загадочно улыбаясь, -когда уйдём на пенсию, устроим в квартире нелегальную столовую и будем кормить холостых мужиков ближайшей округи, - и заговорщицки подмигнула невестке.

     - Кто бы вам позволил! – захохотал громко Василий. – Мы с сыном встанем грудью, но не подпустим к нашему столу чужих мужиков. Верно, Алёшка!

     Тот кивнул и прошептал что-то на ухо Тинке, она округлила глаза и толкнула его в бок. Он озорно усмехнулся и поцеловал её в нос.

     Вадима прямо передёрнуло. Ему неприятно стало, что кто-то целует его Тинку. Неожиданная ревность пронзила его насквозь, как будто имел на неё право.

     Праздничное застолье, как и намечалось, проходило дружно и весело. Гости провозглашали тосты в честь юбилярши, вручали подарки. Маленькая Катя прочитала безошибочно и проникновенно стихи, сочинённые родителями. Все вместе спели песню «Катюша» под гитару, на которой довольно умело играл Алёшка.

     Как себя ни ругал, как ни старался отвлечься на разговоры с племянником бабушки, пятидесятилетним дядей Мишей, на спортивные темы, Вадим всё равно механически боковым зрением следил за перемещениями Тинки. Когда она соскакивала, чтобы убрать грязную посуду, он смотрел краем глаза ей в спину и чувствовал каждый её шаг.

     Полинка без конца выбегала покурить на застеклённый балкон. С ней выходил иногда и Алёшка. Сам Вадим не курил, как и отец. Вот опять жёнушка направилась к балкону, позвав его брата. А Тинка снова взялась за грязные тарелки и направилась в кухню. Он тоже, схватив опустевшую хлебницу, устремился за ней. Ему, как воздух, необходимо хотя бы несколькими словами со своей Русалочкой перемолвиться.

     Просто спросить, как ей живётся без него, вспоминает ли его иногда, ведь после того горького дня, когда он узнал о Полинкиной беременности, они не виделись и не разговаривали. Серов сказал ему, что видел её у институтского театра. Вадим не поверил, потому что не в правилах Тинки, пообещав одному, бегать за другим.

     Однако вышло всё не так, как намерен был поступить. Хотел только поговорить, но, приблизившись к Тинке и вдохнув её запах, присущий лишь ей – запах свежести летнего утра, - не сдержался и обнял её сзади за талию, забыв, где находится и что время не вернулось назад.

     Она уже начала мыть посуду, руки были почти по локоть мокрые. Странно, не видя его, Тинка мгновенно поняла, кто обнимает её. Задрожав невольно, нашла всё же силы в себе повернуться и замахнуться, чтобы ударить влажной ладонью по бесстыжему лицу бывшего парня.

     Тем не менее ударить не получилось. Поскольку Вадим как будто и ждал, что она повернётся к нему лицом, легко перехватив её руки, притянул к себе, прижался к ней бёдрами и жарко впился в губы девушки.

     Ничто для него не стало важным, кроме радости держать любимую в объятиях и целовать её. Пусть хоть весь мир от возмущения затопает ногами, пусть Алёшка кричит сколько хочет, пусть его родители и бабушка набросятся на него с укорами! Он на всё готов ради мига счастья снова быть с Тинкой, как в юности.

     И она ему отвечала, он чувствовал, как девушка млела в его руках, испытывая наслаждение.

     Но никто, к счастью, не вошёл в кухню и не напал на них с укорами. Тинка сама, опомнившись, оттолкнула парня.

     - Бессовестный! – прошипела она, вся пылая гневом. – Как ты посмел! А если бы Алёшка вошёл! Я совсем не хочу его расстраивать. Тебе-то всё равно кого обнимать – ничего не свято, легко разрушаешь и не ценишь то, что имеешь. – В голосе её, кроме враждебности, появилась и ирония. – Напрочь забыл, что пришёл с женой! Её тоже предаёшь, как меня предал когда-то.

     И запылала ненавистью, как огнедышащий змей, направив её на неверного Вадима. Но он, пожалуй, с места не сдвинулся и ничего не произнёс в ответ, словно онемел.

     - Не смей больше протягивать ко мне свои подлые руки! – С трудом усмирив ярость, добавила разочарованно: - И за что только я тебя любила когда-то?! Ты был самовлюблённым дерьмом, таким и остался!

     Развернулась и стремительно выскочила из кухни.

     Оглушённый её оскорблениями, Вадим остался, где стоял. Ему нечего было возразить. Действительно, со стороны всё так подло и выглядело. Он поцеловал жену своего брата, имея свою собственную. Только правда была несколько иной. Но никому не нужны нюансы. И совсем никому нет дела до его переживаний и до его любви к Тинке, которая никогда не исчезала, жила в нём всё время. Даже самой Тинке. Она возмущена проявлениями его любви.

     В самом деле, как он мог не сдержаться?! А теперь сам себе противен. Однако солгал бы, если бы стал утверждать, что вернись время вспять на минут десять, он поступил бы иначе. Нет, он снова не удержался бы обнять Тинку – в этом уверен на все сто процентов.

     Глава XVII

     Возвращались в равнодушном молчании. Никому из Вадковских не хотелось разговаривать, каждый думал о своём. Таксист, чувствуя несловоохотливость пассажиров, тоже помалкивал.

     Домой добрались около десяти часов вечера, спать укладываться было ещё рано. Родители, переодевшись в домашнюю одежду, устроились у телевизора в средней смежной комнате, считавшейся гостиной. Там была застеклённая лоджия. Пока Вадим мылся под душем, без конца прокручивая в голове столкновение с Тинкой на бабушкиной кухне и вспоминая её презрительные взгляды, которые она бросала на него позже, в гостиной разразился нешуточный скандал. Матери не понравилось, что невестка то и дело бегает на лоджию курить.

     - Сама себя не бережёшь, подумала бы о нас, дым с лоджии попадает в комнату, и мы дышим им, - стала выговаривать ей.

     Полинка принялась возражать. Слово за слово и вспыхнула безобразная ссора, которая давно назревала в их семействе. В адрес каждой полетели оскорбления и обидные слова. Выйдя из ванной, Вадим застыл на пороге гостиной, ничего не понимая, что происходит. Он впервые видел мать разъярённой.

     - Тебе бы не мешало вспомнить, что ты женщина! – выговаривала громко невестке. – И пора бы не крутить хвостом перед мужиками и не курить где попало, а завести ребёнка.

     - Ребёнка? – взвилась разозлённая Полинка. – Да в вашей семье только выкидыш получается! Разве вы дадите родить? Своим занудством доведёте до срыва!..

     - Перестань врать! – перебила её свекровь. – Никакого выкидыша у тебя не было! Мне доподлинно известно это. Я была в твоей женской консультации через несколько дней, чтобы выяснить, в чём причина выкидыша, оказалось, ты вовсе не была беременна, судя по твоей карте.

     Полинка испуганно замигала, прикусив раздражённо нижнюю губу.

     - Я встала на учёт в другой женской консультации, - стала оправдываться через некоторое время.

     - Да? Может, скажешь в другом городе? – чуть сузив глаза, насмешливо спросила Людмила. – Ты завралась совсем. Я обзвонила все консультации, ты на учёте только в одной, согласно прописке. Ты бессовестно обманула моего сына, что беременна, хотя не была. Скажи, в какой ты больнице была с выкидышем? И я докажу, там о тебе слыхом не слыхивали!

     - Это правда? – обратился ошеломлённый Вадим к Полинке. – Ты не была беременна перед нашей свадьбой?

     Поняв, что, как ни крути, а от правды не убежишь, раз она всплыла наружу, бессмысленно её отрицать, Полинка бесстыдно стала нападать на мужа:

     - Ну, и соврала! Ну и что! Сам меня на это подтолкнул! Не обращал на меня внимания, всё об этой дурочке Тинке мечтал. Вот и обозлил меня. Мне пришлось пойти на крайние меры.

     Нигде, даже в драматической литературе, Вадим не встречал такого коварства, и во сне не снилось ему такое. Прикинуться беременной, чтобы заполучить его, - это изощрённая подлость. Одним махом разрушила всю его жизнь. И сама ни в чём не выгадала. Придуманный «залёт» не привёл к счастливому финалу: они жили долго и счастливо. Со скрипом заключенный брак, как сделанная на скорую руку лодка, с первых дней дал течь.

     Ничего хорошего не получилось из их совместной жизни. Он так и не полюбил её, лишь вина перед ней удерживала его окончательно с ней расстаться. А теперь, к счастью, его вины нет, зато появилось презрение. Острое и жгучее.

     - Убирайся! – вдруг заорал на жену Вадим. – Складывай вещички и уматывай из моей жизни навсегда!

     - Ты выгоняешь меня в ночь?! – вскрикнула Полинка, не ожидавшая от мужа гнева такой силы. Он редко выходил из себя, а уж до крика вовсе не доходил. А теперь муж олицетворял агрессию и ненависть.

     - Закажешь такси!

     - Но я не смогу так быстро собрать вещи, - девушка обиженно надула губы.

     - Покидать в чемодан, надеюсь, ты их сможешь? – опередила сына с ответом Людмила. – Что останется, заберёшь завтра.

     Полинка окинула её ненавидящим взглядом и набросилась на неё с остервенением обиженной собаки:

     - А вы, дорогая свекровь, сильно не радуйтесь! Я уйду из жизни вашего золотого сыночка, но вам не дождаться от него внука, как вы мечтаете! Никогда! Просто-напросто он не способен делать детей!

     От нанесённой обиды Людмила пошла пятнами и воинственно сжала кулаки. Ей хотелось выдрать все рыжие лохмы у невестки, которую поначалу лелеяла, а теперь терпеть не может. Её красивые серые глаза зловеще сузились.

     - Если ты не родила, то это не значит, что мой сын не может иметь детей! – высоким, несколько визгливым голосом выкрикнула. – У него уже есть ребёнок! – и только тут поняла, что проболталась, и испуганно взглянула на сына и мужа.

     Те молча смотрели на неё и никак не реагировали, возможно, не поняли её, со слабой надеждой подумала Людмила, надо увести разговор в сторону. Она бы так и сделала, замяла бы свою оплошность, если б не Полинка, уши которой живо схватили суть сказанного в запальчивости.

     - Ребёнок? – во второй раз за вечер из уст её прозвучало это слово с одинаковой иронией. – Откуда он может у Вадима взяться? Он же или в театре по горло занят, или весь в мыслях о своей обожаемой торговке-журналистке. Постой, если только… Это ребёнок Тинки? Ну, конечно! Как я могла не догадаться! Девчонка вся в Вадима! Теперь понятно, почему она так скоро выскочила замуж за твоего братца, дорогой муженёк! Чтобы прикрыть свой грех. И надо же, довольно умело прикрыла! Интересно, знает ли Алексей?

     И девушка громко захохотала, так же страшно, как в то утро, когда они с Вадимом проснулись голыми в одной постели, словно гром прогрохотал.

     - Замолчи! – наконец, подал голос отец. – Валентина честная и порядочная, у них с Алёшкой между собой нет тайн. А ты, Людмила, - обратился он к жене с возмущением, - с чего это ерунду городишь?

     Мать неожиданно всхлипнула и, показав кивком на Полинку, жалобно попросила сына:

     - Пусть она уйдёт! Я всё скажу, но не при ней.

     Вадим сердито посмотрел на Полинку и велел ей срочно вызвать такси и собирать вещи. Она нехотя поплелась в их спальню.

     - Ну? – подтолкнул жену Сергей, когда невестка скрылась за дверью. – Откуда же ты подхватила эту дурацкую сплетню, что дочка у Валентины не от Алёшки? Только потому, что она больше походит на нашего с тобой сына? Но ведь Вадим – вылитый я в молодости, а Алёшка тоже мой сын, стало быть, дочь его – в меня. Что тут удивительного? Зачем придумывать разные глупости!

     - Я не придумываю, - тихо произнесла Людмила, и по щекам её неожиданно побежали слёзы. - Я знаю! Сама Тинка мне сказала об этом!

     И принялась рассказывать, как Тинка накануне свадьбы Вадима с Полинкой пришла к ним домой и поведала, что обнаружила свою беременность. О том, как уговаривала её сделать аборт и договаривалась с больницей, промолчала.

     - Почему ты, мама, не позвала меня тогда? Могла хотя бы позже рассказать о Тинкином приходе! – укоризненно проговорил Вадим.

     - Как я могла! Ведь у тебя намечалась свадьба с одной беременной, а тут появилась другая, - печально покачала головой мать. – Я не хотела тебе доставлять ещё больше мук и страданий. Ты бы метался между двух огней.

     - У меня был бы выбор! – в голосе сына прозвучали сожаление и грусть. – И это была бы Тинка, не сомневайся. Тебе она никогда не нравилась, я знаю, но я её любил и не переставал любить. А с Полинкой всё произошло по пьянке.

     - Ты напивался? – поразилась Людмила.

     - Я был расстроен, мы с Тинкой были в ссоре.

     - Теперь ничего не исправишь! – решительно вмешался отец. – Валентина родила от тебя или Алёшки – это неважно, в настоящее время она жена Алёшки и ею останется. Катюша – их дочь, вот вырастет, там видно будет… А ты, Вадим, смирись – я тебе приказываю – не лезь в их жизнь!

     Мать сделала было возражающий жест рукой, но отец зыркнул грозно на неё смородиновыми глазами, дескать, хватит уже говорить об этом. Вадим печально посмотрел на родителей и, не возразив и не согласившись, направился к своей комнате, где должна была собирать свои вещи Полинка.

     Когда та, наконец, уехала к своим родителям, он вытащил из нижнего ящика письменного стола Тинкин портрет в рамке и открыто поставил его на стол. Теперь она будет здесь, что бы там ни говорил отец, ежедневно будет провожать его и встречать.

     Ах, Тинка, я и не знал, что у нас с тобой дочка! Какая она? На дне рождения бабушки он хорошо не рассмотрел её, не хотел, потому что думал, что Алёшкина, не его - было слишком больно. Маленькая черноволосая девочка в розовом платьице, бойкая, не по годам развитая – вот и всё что он запомнил. А какие глаза, носик, губки, как улыбается и хмурится – этого не заметил.

     Из того же нижнего ящика вынул школьный фотоальбом. Улёгшись на диване и подложив под голову подушки, стал рассматривать караярские снимки. Сейчас кажется, тот год, когда учился в девятом классе и жил у бабушки в Караяре, был самым лучшим в его жизни. Тогда он встретил Тинку и полюбил. Они ссорились, мирились, вместе радовались каждому дню. Вот общий снимок после спектакля в Доме культуры. Все в пышных костюмах своих героев, в центре - их режиссёр Вероничка, Тинка в наряде графини и сам Вадим в праздничном одеянии Теодоро.

     А здесь они с Тинкой на лыжах, а на этой фотографии она с сестрёнками и братишкой во дворе их дома, который все в Караяре называют оградой. Сфотографировал их Вадим фотоаппаратом деда. Девчонки улыбаются во весь рот, а Федорик недовольно набычился. Парень невольно улыбнулся, вспомнив тот момент.

     Мальчику купили фуражку на день рождения, он сразу захотел её надеть на улицу. Но там ещё лежал снег и мороз не отступал перед надвигающейся весной. Как Федорик ни просил, чтобы ему разрешили вырядиться в обновку, Тинка не поддалась на уговоры и натянула, можно сказать, силой на его головку шапку-ушанку.

     Когда все вернулись с прогулки, раскрасневшиеся и немного озябшие, Тинка спросила у братца:

     - Ты не замёрз, Федорик?

     Тот, шмыгнув носом, обиженно произнёс, пропуская букву «р»:

     - Был бы в фуяшке, так не замёз!

     На одном из снимков – Тинка с младшими сёстрами Ритой и синеглазой Маруськой в обнимку, сияют улыбками, как нарисованные детской рукой солнышки.

     Ему нравилась Ритка, бойкая и живая, такая же находчивая и упрямая временами, как Тинка. Сразу вспомнился забавный случай. Пришёл он к Масловым субботним вечером, Ритка как раз домывала пол на кухне. Вадим давно уже понял, что женщины, когда делают в доме уборку, становятся злыми-презлыми, поэтому проходил мимо склонившейся девочки, тщательно трущей тряпкой пол, осторожно, почти на цыпочках. Но всё равно та заворчала. Тинка сделала ей замечание:

     - Перестань брюзжать!

     - Буду брюзжать, буду! – крикнула рассерженная Ритка. – Я мою, а все ходят и ходят!

     - Перестань кричать! – снова одёрнула её сестра.

     - Буду кричать, буду! – заупрямилась девочка.

     - Перестань лаять! – не сдавалась Тинка.

     - Буду лаять, буду! – как попугай, повторила Ритка и, поняв, что попала в ловушку, расставленную сестрой, рассмеялась.

     Вадим любил бывать в семье Масловых. Они жили по-простому, без излишеств и праздности, но весело и со своим доморощенным кодексом и семейными традициями. У каждого были обязанности, и попробуй не выполни – все страшились этого, однако никто не мог бы сказать, что бы было, если кто-то пренебрегал бы своими обязанностями по дому. Просто никто такого не допускал. Когда не успевали одни, другие беспрекословно доделывали за них, чаще всего старшие. Безусловно, споры и обиды были и в этой большой семье, всё-таки у всех разные характеры, неодинаковое видение мира. Впрочем, они, словно летние дожди, проходили быстро и, как говорится, не без смеха сквозь слёзы, причём не горькие и короткие слёзы. Хмурились и обижались подолгу друг на друга Масловы редко.

     Ему так и не удалось стать частью их семьи, хотя он всегда хотел этого. И даже не сомневался, что так и будет. Но сложилось совсем иначе.

     Глава XVIII

     Мужчины как дети, думала Тинка, отправляясь с дочкой на прогулку во двор. Не перестают забавляться своими прежними игрушками. Что их заставляет это делать? Поиск эмоциональной разрядки, защитная реакция от скуки обыденной жизни или воспоминания о детстве или юности? Как ни объясняй, всё равно выходит, не наигрались в своё время.

     Завтра, в понедельник, им лететь в Москву, для общения с родственниками остаётся лишь сегодняшний воскресный день. Две бабушки, ленинградская и свердловская, отец и мать соскучились по Алёшке, нет, чтобы с ними отводить душу, но он помчался к одному из старых друзей по студенческому ансамблю, чтобы в его гараже побарабанить всласть. И ничто не могло остановить, азарт захватил его в тот же миг, как только позвонил ему друг. Тинка не то что подуться, а даже выказать своё недовольство не успела – умчался сломя голову.

     Пришлось ей отдуваться за него, вести разговоры с бабушками. Хорошо, что Катюша запросилась перед сном погулять, избавила от допроса двух пожилых дам, которые в подробностях хотели узнать, как они с Алёшкой устроились в этой многолюдной боярской Москве, где яблоку негде упасть.

     На дворовой детской площадке Тинка уселась на пустую скамейку, подняла у кожаного пальто с меховой подкладкой капюшон, чтобы порывы ветра не прокрадывались в уши под шапочку. До зимы ещё полмесяца, но снега выпало в Ленинграде навалом, и морозы пошли нешуточные. Катюшка постоянно в движении, ей, скорее всего, тепло, вон вся раскраснелась, катается с другими ребятишками с горки на картонке. И укутана она неплохо – в утеплённый комбинезон, стёганое пальто и меховую шапку.

     Ей так хотелось провести сегодняшний день с мужем, чтобы он каждую минуту был рядом, отвлекал бы от неправедных мыслей. Со вчерашнего дня в неё вселилось тревожное беспокойство, оно всё росло и росло, а способность думать о чём-то, кроме Вадима, ослабевала.

     Она гнала все думы о нём, он больше меня не интересует, у нас разные жизненные дороги, убеждала себя и намеренно заставляла себя размышлять о чём-нибудь другом. Напрасно, мысли не желали слушаться и уступали воспоминаниям о вчерашнем поцелуе, печальных тёмных глазах. Лицо его выглядело жёстче, чем четыре года назад. Ни усов, ни бороды, но казался старше своих лет.

     И как можно его забыть, если каждый день перед ней копия Вадима. Чем старше становилась Катюшка, тем больше походила на него. Конечно, многое она переняла и от Алёшки – жесты, привычки, но написанные ей на роду черты стали всё больше проявляться.

     Несмотря на отцовские предупреждения, Вадим поехал к Алёшкиному дому, вернее бабушкиному: он слышал, что молодая семья остановилась у бабушки, ибо квартира у неё была вместительнее, к тому же у супругов Кравченко разместилась их мать из Свердловска. В театр ему нужно было после 16 часов, так что надеялся успеть поговорить с Алёшкой и Тинкой.

     Я только сообщу им, что знаю о Кате и хочу изредка с ней общаться, размышлял Вадим по дороге, не буду настаивать, чтобы дочь познакомилась с правдой, пока не станет совершеннолетней, поступлю, как отец. Раз я пошёл его дорогой, иного выхода у меня нет, невесело вздохнул Вадим.

     Во дворе неожиданно и чисто случайно заметил на скамейке Тинку, пристально уставившуюся на играющих у горки детей. Наверное, среди них есть Катюша, догадался он, но не мог её определить, потому что малышей её возраста было примерно около десяти и все одеты почти одинаково.

     - Привет! – на его голос девушка вздрогнула и испуганно перевела взгляд на него и несколько секунд удивлённо смотрела, словно не узнавала.

     Вадим уселся рядом, она машинально чуть отодвинулась.

     - Зачем ты пришёл? – спросила настороженно. – Прощения попросить? Не нужно этого делать.

     Он без сожаления покачал головой и улыбнулся грустно одними губами.

     - Нет, я не раскаиваюсь, - сказал твёрдо, - мне безумно хотелось обнять тебя, и я это сделал, хотя понимал, что ты чужая жена. Раскаиваться за счастье, пусть длиной всего в несколько мгновений, было бы нечестно и скверно. Не бойся, я больше не позволю себе такого! – угрюмо помолчал и хрипло произнёс: - Но всё-таки я виноват перед тобой во многом. Поступил как узколобый болван, да что там, как настоящий подлец. Я предал нашу любовь! И судьба посмеялась надо мной и наказала двойной расплатой.

     - Не надо разыгрывать трагедий! Ты не на сцене! – нетерпеливо, с возмущением перебила его Тинка. – Всё в прошлом! И забыто! Ты должен понять это. Мы идём разными дорогами с другими попутчиками, пути наши больше не пересекутся и не должны пересекаться. – В голосе её появились убеждающие нотки. - У каждого жизнь своя. Я приспособилась к ней, полюбила другого. И тебе следует научиться тому же и полюбить жену, а не врываться в мою жизнь, когда вздумается.

     - Я никогда не полюблю Полинку! – проговорил Вадим, чётко выделяя каждое слово, потом вздохнул глубоко и уже спокойно продолжил: - На следующей неделе подаю на развод. Хочу сообщить тебе, она никогда от меня не была беременна, и никакого выкидыша у неё не было. Всё это придумала, чтобы развести нас и заполучить меня! Вчера она в этом призналась

     Тинка невольно ахнула и взглянула на парня сочувствующе, но вспомнив, как сам он поступил с ней - необоснованно обозлился и, не простившись, уехал на юг, а потом изменил, – не дала жалости развиться, можно сказать, придавила её на корню. Впрочем, и злорадствовать тоже не стала – это и её боль. Обман Полинки аукнулся всем троим.

     А как всё могло бы закончиться, не обмани их Ардова своей придуманной беременностью? Возможно, Тинка обиделась бы на измену, если бы, конечно, Вадим в ней признался, и простила, узнав, что сама ждёт ребёнка. Только прощение, скорее всего, не длилось бы долго, её бы жгла постоянно обида, затаившаяся в душе. Она знала себя: предательство нелегко прощает. Поэтому итог измены был бы такой же – расставание.

     - Она тебя так сильно любила? – в голову ей пришёл неожиданно этот вопрос.

     - Не меня, а себя она до жути любит! – сердито откликнулся Вадим. – Вернее, она из тех, кто не только любят себя в других, но ещё и ненавидят себя в других. Что-то вроде этого говорил когда-то немецкий учёный Лихтенберг, кажется, в восемнадцатом веке. Но с Полинкой он в точку попал. Впадает в ярость и начинает жульничать, когда не ощущает поклонения, если ей его хочется от кого-то. Она не способна любить глубоко и преданно, изменяла мне напропалую.

     - А ты не изменял ей? – вскинулась Тинка.

     - Нет. Только мысленно, когда думал о тебе…Прости, я не знал, что ты забеременела от меня. Мне мама сказала только вчера. Это было бы для меня спасением от нежеланной свадьбы. А мы бы с тобой поженились.

     - Что? – отшатнулась, как от удара, Тинка. – О чём ты говоришь? – Испуганно уставилась на него.

     - Я знаю, Тиночка, Катюша – моя дочь. И очень рад этому! – тихо сказал и взял её за руку, взглянув прямо в растерянные глаза.

     Наконец, девушка сумела овладеть собой.

     - Ты ошибаешься, - возразила как можно увереннее. – Катя – моя дочь и Алёшки, что бы там ни утверждала твоя «прекрасная» мамочка.

     Вадим пропустил мимо ушей мамочку с язвительным «прекрасная», будто не слышал, выложил ей то, что рассказала им с отцом мать. Тинка слушала отрешённо, не перебивая. Мало-помалу приходила в себя, но не в боевой настрой, а в состояние неизбежности.

     - Мама, конечно, сглупила, отговорив тебя от встречи со мной. Она поступила, как ей казалось лучше. Жаль, ты её послушалась, тебе надо было быть настойчивее, ведь это же мой ребёнок, это я, не Алёшка, должен был позаботиться о нём. Но я тебя не виню, ты в отчаянии бросилась под защиту моего брата, - с болью в голосе произнёс Вадим.

     Непроизвольно она хотела съязвить по поводу благих намерений его матери, однако пришлось бы употребить слово «аборт» рядом с дорогим именем Катюша, и мысль об ехидничании мигом выветрилась из головы. К тому же как раз в это время дочка подбежала к ним. Девочка приветливо поздоровалась с Вадимом. Улыбнулась чисто и трогательно, показав свои крепкие зубки, и личико тут же засияло искренностью и теплотой. Сердце Вадима ухнуло, вот так же улыбалась ему когда-то Тинка в их лучшие времена. И душа наполнилась безграничной нежностью к этому маленькому человеку – его дочери.

     Она очень сильно похожа и на него. Глаза у неё мои и нос, несомненно, и волосы, как он помнил, чёрные, как у него, сейчас они были засунуты под надвинутую на лоб шапку. Он словно впитывал её всю в себя, стараясь понять и запомнить каждую чёрточку. Девочка, почувствовав особое внимание с его стороны, доверчиво спросила:

     - Вы мой дядя? – и потянулась к нему, чтобы обнять, чего не делала прошлым вечером ни разу, хотя побывала на руках почти всех родственников, наверное, ощущала его холодность.

     - Да, - хрипло ответил Вадим, - я пришёл проведать тебя, маму и папу. – И ласково поцеловал дочку в холодную щёчку и прижал к себе бережно.

     Катюшка недолго пробыла в его объятиях, через мгновение вывернулась и обратилась просительно к матери, чтобы та позволила ей ещё поиграть с ребятами, хоть самую чуточку. Когда мать кивнула, девочка живо побежала к горке. Крепенькие её ножки передвигались быстро и уверенно. У Вадима защемило в сердце: слишком редко придётся ему видеть её любые шаги, Алёшка не позволит, чтобы брат надоедал им своей персоной, да и он сам, окажись на его месте, не очень был бы рад делиться вниманием законных жены и дочери.

     - Поверь, я не хочу доставлять вам с Алёшкой переживания! – обратился он к Тинке умоляюще. - Понимаю, сам упустил тебя и дочку, вернуть уже не смогу. Правильно ты сказала, нам пора каждому жить своей жизнью, я смирюсь, обещаю. Прошу лишь одного: разрешите мне видеть дочь хоть иногда. Поговори с Алёшкой. Или мне самому это сделать? Как ты считаешь, что будет лучше?

     Вечером Тинка не стала рассказывать мужу о приходе Вадима, оставила разговор на потом, когда прилетят в Москву. Алексей был сильно возбуждён встречей с бывшими партнёрами по любимому увлечению. Собралось в гараже их трое, солист уехал в Пермь по распределению. Похоже, они с большим размахом оторвались от души: проиграли все свои любимые мелодии, ну и, судя по захмелевшему Алёшке, набрались вдоволь пива.

     Муж за прощальным семейным чаепитием ещё держался, с трудом поддерживая разговор, но как только отец с матерью и свердловская бабушка покинули квартиру, ему стало плохо. Его затошнило и стало рвать. Организм яростно отторгал пиво и всё, что с ним попало в него.

     - Ну, милый мой! Назюзюкался! – сказала осуждающе бабушка Екатерина посеревшему лицом внуку после того как он едва приплёлся из туалета и лёг на диван в гостиной. – Если так будешь напиваться, то алкоголизм не за горами. Втянуться - раз плюнуть!

     - Я не алкаш! – жалобно захныкал ослабевший Алёшка. – Валентинка, подтверди!

     - Он, наверное, отравился чем-нибудь, - предположила Тинка. – Или слишком много выпил, а может, у него аллергия к пиву. – И поспешила на кухню, чтобы заварить ему свежий чай.

     Услышав знакомое слово, Катюшка сразу встрепенулась - у неё недавно была сильная сыпь от апельсинов, которую врач определил как аллергия на цитрусовые – подошла к отцу и стала гладить его по голове.

     - Бедный папочка, у тебя будут от пива бобочки и вавочки на лице, - искренне жалея, приговаривала, - мы их не будем чесать, мы их смажем зелёнкой и оденем варежки на ручки, чтобы они не царапались ночью. Ты уж потерпи!

     - Хорошо, моя радость! Потерплю! – откликнулся на ласку слабым голосом Алёшка. – С тобой мне сразу полегчало. Не то что с бабушкой! – покосился он обиженно на хмурую бабушку Екатерину, сидевшую напротив в кресле.

     - А ты не пей, если не умеешь пить! А то нажрался как свинья, – проворчала в сердцах та.

     - Папочка, не волнуйся, - успокоила дочка отца, - я научу тебя пить! Ты будешь нажираться не как свинья.

     Тинка, вернувшаяся в гостиную после того, как поставила чайник с водой на плиту, услышав этот разговор, звонко рассмеялась. Её смех подхватила оттаявшая от злости бабушка, её раздражительность прошла. Принялась подхихикивать им и ничего не понявшая Катюшка. Одному Алёшке было не до смеха, он прикрыл обеими ладонями рот и помчался стремглав в туалет, откуда тотчас же послышались характерные для рвоты звуки.

     - Папе тоже, наверное, смешно, - предположила девочка, - он смеётся в туалете один. Боится бабушки, наверное. Бабуля, ты его больше не ругай.

     Глава XIX

     Частые командировки осложняют личную жизнь, заметила когда-то тётя Рита, объясняя, почему профессия журналиста неудобна для семейных людей. У Алёшки начались бесконечные поездки по городам, сначала Московской области, а потом и в другие места. Почти каждую неделю он с оператором куда-нибудь отправлялся в поиске новостей. Материала наснятого обычно привозили много, а в эфир выходило после монтажа буквально на несколько минут.

     Иногда Алёшка ворчал:

     - Бегаю, как взмыленная лошадь, ночи не сплю, размышляю, как же поинтереснее подать факты, а нужно-то всего сообщить сухо где, что и когда случилось, никаких комментариев или говорить о нескончаемых процентах выполнения плана такого-то предприятия. Неинтересно работать. Лучше уж уйти в газетчики.

     Тем не менее телевидение постепенно его увлекало.

     Тинке не очень-то нравились его командировки, все хозяйственные заботы ложились на неё. А муж был кем-то вроде гостя. Но не будет же она изображать из себя ревнивую жену, ставящую условие: или я, или твоя работа. Смешно было бы, заяви она такое. Ведь сама журналист и хорошо понимает особенности своей работы. А в отношении дочери – водить в садик, из садика, стирать ежедневно и гладить ей одежду, ходить на утренники, выполнять просьбы воспитателей – у неё нет никаких прав, чтобы требовать от Алёшки взять на себя хотя бы часть этих дел.

     Ей повезло, что на радио её рабочий день заканчивался в положенный час и в выходные её почти не задействовали. Было всего один раз: ходила на студенческий КВН, тогда взяла с собой Катюшку, которая терпеливо выдержала всю игру и после неё, пока мать брала у победителей интервью.

     Посчастливилось и с детским садом: был он рядом с её работой, в случае задержки можно было быстро дочку забрать. В него же ходил двухлетний сын соседа по квартире Степана Кармалькова, оператора с Алёшкиного телевидения, правда, они работали в разных командах. В садике была ночная группа, но Тинка никогда не оставляла там Катюшку и не собиралась этого делать, а вот Степан своего Кирюшу частенько оставлял.

     Она жалела малыша и привечала: кормила обедом и иногда выводила на прогулку в выходные дни вместе с дочерью. Степан был крайне не разговорчивый, даже на приветствие молча кивал головой, а на вопросы отвечал немногословно, а иногда и простым пожиманием плеча. По поводу его отсутствия неделями Тинка однажды пошутила, что сдаст его комнату квартирантке.

     - Вы приедете, а на вашем месте спит прекрасная дама!

     На что Степан даже не улыбнулся.

     В конце января позвонила Зосимчик. Оказалось, её прежний друг, выпускник физического факультета, с которым они расстались год назад без взаимных претензий, решил встретиться с ней и попытаться ещё раз, как говорится, навести мосты, а вдруг у них вновь вспыхнет любовь. Встречу назначил в Москве, так как туда его направили в командировку с Урала, где он теперь работал. Роза попросила у Тинки разрешения остановиться у неё.

     - Ты ещё спрашиваешь! – воскликнула та. – Я бы обиделась, если бы ты к нам не заехала! Алёшка как раз в командировке будет, мы с тобой вдоволь наговоримся. Отпрашивайся на подольше.

     - У меня отгулов накопилось на неделю, - довольно заявила Зосимчик, - так что и на физика времени хватит, и на тебя с Катюшкой, и на достопримечательности столичные, и на магазины.

     Билет на самолёт она достала только на предутренний рейс, в результате приехала к Тинке в радиоредакцию невыспавшаяся и взъерошенная из-за того, что всю ночь пришлось проторчать в аэропорту.

     - Встречать я буду своего физика в аэропорту в пять вечера, у меня достаточно времени поспать, - оптимистично, без какого-либо переживания за свой слегка помятый вид щебетала Роза, - ты мне дашь ключи от своей комнаты, я там отосплюсь.

     Тинка нарисовала ей план квартиры.

     - Смотри не заблудись, - предупредила подружку, - мы комнаты не закрываем, ключи у нас только от квартиры. Зайдёшь - и сразу в среднюю комнату иди. Там диван расправлен, я постель не убирала и бельё поменяла специально для тебя. В кухне на нашем холодильнике наклейка с волком и зайцем из «Ну, погоди!» В ванной наш шкафчик розовый. Я приеду вечером. Ключи от квартиры заберёшь с собой, у меня есть ещё один экземпляр. Надеюсь, ты вернёшься к часам одиннадцати?

     Как раз она отправлялась на машине радиоредакции на задание и упросила водителя подбросить Зосимчика с вещами к своему дому.

     Роза приняла душ и блаженно уснула, растянувшись на широком диване. Разбудил её чей-то крик. С трудом продрав глаза, увидела разъярённого высокого широкоплечего мужчину, нависшего над ней гориллой.

     - Как вы посмели войти! – возмутилась Зосимчик, испуганно отползая в дальний угол дивана. – Вы что не знаете правил общежития?

     - Это вы объясните, как попали в эту комнату? – негодующе набросился на неё мужчина.

     - Мне Валентина позволила, - пролепетала девушка жалобно, закрываясь до подбородка одеялом.

     - Ах, Валентина позволила! – взвился «горилла», желваки нервно заходили у него на скулах под смуглой кожей. – Эта настырная и надоедливая особа! Всегда лезет не в своё дело!

     - Не смейте оскорблять мою подругу! – вскинулась на него оправившаяся от испуга Зосимчик. – Вам до неё далеко!

     - Вы ошибаетесь, - сузив ореховые глаза, хмыкнул Степан, а это оказался именно он, -мне до неё рукой подать, лишь стоит проникнуть за стенку!

     - Вот-вот, проникнуть к чужим вам ничего не стоит! Пока другие на работе, вы заходите к ним в комнату и высматриваете, что плохо лежит. И как только Тинка с Алёшкой об этом не догадываются? Теперь я им скажу!

     Мужчина будто не слышал её слов, продолжал ругаться грозно:

     - Я думал, она шутит. А оказалось, нет! Какая ловкая пройдоха! Я - в командировку, а она, не мешкая, тут же мою комнату сдала лохматой кикиморе! Я не давал разрешения! Даже на мою постель улеглась – это возмутительно!

     - О какой это лохматой кикиморе ты бормочешь? – рассердилась девушка и, соскочив с дивана, взбешенно встала перед парнем прямо в одной лишь красной шёлковой комбинации, в которой спала и которая, кстати, очень шла ей. Густые её тёмно-русые волосы действительно торчали в разные стороны.

     Такими, гневом пышущими и готовыми разорвать друг друга на части, их и застала Тинка.

     В садике ей пришлось забрать домой вместе с дочкой Кирюшу. Воспитательница ночной смены, зная, что она живёт с Кармальковыми в одной «коммуналке», попросила передать отцу мальчика, чтобы срочно забрал сына, потому что у того весь день было расстройство желудка и, хотя к вечеру понос прошёл, мальчик продолжает капризничать. Поглядев на невеселого и побледневшего ребёнка, Тинка пожалела его и взяла домой.

     - Роза, что ты тут в комнате у Степана делаешь? Раздетая? – удивлённо спросила она. – А я думала, что ты в аэропорт к своему физику уехала? Уже семь вечера.

     Зосимчик ахнула и смущённо прикрыла грудь скрещёнными руками.

     - О боже, где-то здесь должен быть мой халат! – Схватив его со стула, быстренько надела и только тогда растерянно произнесла: - Разве это не твоя с Алёшкой комната?

     - Ты потеряла мой план?

     Зосимчик виновато кивнула.

     - Я засунула его куда-то в сумку. А тут детские игрушки – вот и подумала, что здесь живёте вы, - ответила повинным голосом.

     Практически одновременно подружкам в голову пришла одинаковая мысль: ситуация почти как в популярной рязановской комедии «Ирония судьбы…». Но смеяться под грозным взглядом хмурого хозяина комнаты ни той, ни другой не хотелось. Особенно после того, как он, заметив сына в коридоре, беззастенчиво заорал на Тинку во весь голос:

     - Зачем вы его забрали? Мне завтра снова в командировку!

     Девушки невольно съёжились. Смутившись, Тинка сбивчиво стала оправдываться, почему не оставила Кирюшу в садике. Зосимчик, вскорости пришедшая в себя, набросилась на Степана с прытью злобной кошки:

     - Сбавь тон, грубиян ты этакий! Настоящий дурак в расцвете сил! Иначе заткну глотку! Ты слышал, сыну твоему плохо! Вместо благодарности ты злобно рычишь, словно сорвавшийся с цепи пёс. Замолчи и извинись! – резко выкрикнула последнюю фразу.

     Степан ошарашенно замигал и уставился озадаченно на раскрасневшуюся в гневе девушку.

     - Почему я дурак в расцвете сил? – неожиданно спросил изумлённым голосом.

     - Потому что ты сам не знаешь, где похоронена твоя мудрость, - загадочно произнесла Зосимчик, а потом укоризненно добавила: - Любой умный отец, увидев хворого сына, бросился бы к нему с утешением! – И направилась к малышу, присев около него, ласково принялась ворковать, ловко освобождая от верхней одежды.

     Позже, оказавшись в комнате семьи Кравченко, подружки долго смеялись над оплошностью Розы. Она не очень переживала, что не встретила своего физика. Теперь он для неё не досягаем: не знает ни телефона, ни адреса в Москве, даже организация, в которую его командировали, ей не известна.

     - Значит, судьба нас разводит, - без капли сожаления признала Зосимчик, - мы в хорошие-то любовные времена между собой ссорились, расстались легко, и незачем было снова затевать бодягу. Прощай, мой физик! Мы время потратим на нас с тобой, Валентиночка!

     Ночью Степан разбудил Тинку, он был растерян: у Кирюши поднялась температура до 39 градусов, и он жалуется на живот. Зосимчик, услышав его нетихие бурные объяснения, тоже встала и пошла за ними в комнату к Степану.

     Надо вызвать «скорую» - сразу решила Тинка, как только взглянула на мальчика. Степан послушно кинулся к телефону. Зосимчик взяла Кирюшу на руки, нежно прижала к себе и стала, покачивая, успокаивать – так и сидела с ним, пока не приехала машина скорой помощи. И даже тогда не спускала с рук: мальчик не захотел пойти к отцу, когда врач принялась осматривать малыша. Сделав укол, та сказала безапелляционно:

     - Мы заберём ребёнка в больницу, нужно его обследовать. – Посмотрев на Розу, прижимающую к себе Кирюшу, добавила: - Вы поедете с нами, возьмите с собой халат, гигиенические принадлежности. И быстро, пожалуйста.

     - Но это я его отец и поеду сам! – запротестовал было Степан и попытался взять сына у Зосимчика, но мальчик не шёл к нему, ухватился цепко обеими ручками за её шею и громко заревел.

     Роза поначалу пыталась разжать руки ребёнка, чтобы отдать его отцу, только неожиданно сердце дрогнуло от жалобных ноток в голосе мальчика, она всем своим телом почувствовала его безудержный страх. Когда-то в детстве сама так же сильно боялась людей в белых халатах. Конечно, он ещё слишком маленький, чтобы осознавать, куда его повезут. Но уже видит в ней свою защитницу от боли, страха и неизвестности. Никак нельзя его подвести.

     - Я поеду с ним! – решительно заявила. – Валентина, собери мне всё что положено, а я одену ребёнка. Побуду ночку с ним, от меня не убудет!

     Не прошло и пяти минут, как Зосимчик и Кирюша были готовы. Степан, поражённый всем происходящим, уехал тоже с ними на «неотложке», утром вернулся, угрюмый и расстроенный. Тинка собирала Катюшку в садик.

     - Я подвезу вас, - сказал он ей. – А потом я поеду в телецентр, отпрошусь от командировки. Роза осталась с сыном в больнице.

     Она вернулась к Тинке лишь к концу недели, когда уже Алёшка вернулся из командировки и пришло время ей уезжать.

     - Вот и походила по магазинам и по московским достопримечательностям! – смеялась Зосимчик, уезжая в свой город. – Я оставила номер телефона Степану, напомни ему, пусть позвонит, как только выпишут Кирилла из больницы.

     Тинка так и не рассказала Алёшке, что Вадим знает о Катюше правду. Каждый раз, когда заводила разговор об этом, что-то мешало довести его до конца. Похоже, самое важное в последнюю минуту застревало у неё в горле: никак не хотелось расстраивать всегда благодушно настроенного мужа. В общем-то, прекрасно понимала, нельзя долго откладывать на потом, потому что возникнет ещё одна проблема – утаивание от Алёшки значительного события, ведь каждый уходящий день удалял его от настоящего момента. Он сильно рассердится наверняка. И неприятно жить в постоянной внутренней тревоге.

     И на что надеялась? Что всё само собой разрешится? Не бывает такого. В конце концов, Тинка всё рассказала мужу. Он действительно очень обиделся за то, что долго молчала.

     - Ты должна мне обо всём говорить, иначе мы станем чужими, - сердито выговорил. – А что касается Катюши, то нет, нет и ещё раз нет! – резко выдохнул.

     После чего весь день хмурился и размышлял. А к вечеру, когда Катюша проснулась после обеденного сна, унылая угрюмость с него сошла, как лёд с реки весной. Муж посветлел лицом и, можно сказать, превратился из печального ослика в прежнего озорного, добродушного жеребёнка. Как ни в чём не бывало забавлялся с дочкой и рассказывал Тинке о поездке в Тулу, где сняли, по его словам, самый занудный производственный материал.

     Уже после ужина, косясь на Катю, смотревшую не отрывая глаз передачу «Спокойной ночи, малыши!» по телевизору, с грустью в голосе промолвил:

     - Я думаю, глупо бороться с неизбежностью. Лучше нам пойти навстречу брату, больше выиграем. И можно будет договориться с выгодой для себя. Если откроем драку, Вадик, может быть, и отступит на время, а вот его матушка навряд ли, напротив, начнёт войну вместо него. Тогда уж держись! Все головы полетят – виновные и невиновные! – Помолчав немного, добавил решительно: - Мы примем предложение Вадима. Я позвоню ему завтра утром, скажу, что он сможет видеться при нас с Катюшкой, когда мы будем приезжать в Ленинград или когда он приедет сюда. И мать его с отцом тоже, но чья Катюша на самом деле – об этом они не должны говорить никому ни слова.

     Глава XX

     Алёшка не стал откладывать звонок брату в долгий ящик, как обещал, позвонил ему утром.

     Вадим всё время ждал от Тинки ответа, думал, напишет письмо. От Алексея отчего-то ожидал игнорирования и молчания. Поэтому его личное сообщение по телефону, причём холодное, как дуновение северного ветра, и к тому же сухое и протокольное, без дипломатических подходов, об их с Тинкой согласии на встречи семьи Вадковских с Катюшей застало его немного врасплох.

     Нынче выдалась зима суровой, морозы по ночам стояли такие, что замерзала ртуть в термометрах. На улицах люди прятали носы в тёплые шарфы, даже супер-модницы, любившие форсить без головных уборов зимой, надевали платки и шапки. Вадим понимал, что в такой холод ему не дождаться приезда дочери в Ленинград. Скорее всего, и на восьмое марта её не привезут. Стало быть, ему самому нужно поехать.

     Адрес и номер телефона он узнал у бабушки, которая с радостью приветствовала любое сближение внуков.

     - Вас всего двое родных братьев на земле, - говорила каждому из них, - должны дружить и заботиться друг о друге бескорыстно. Знаю, вы разные, точно как в сказке Толстого «Два брата»: один - рассудительный, другой – рисковый. У каждого своя правда, но жизнь хороша тогда, когда есть на кого опереться. А братское плечо – самое верное.

     Бесспорно, бабушка права, но она ведать не ведает о «ловушке» жизненных обстоятельств, в которую угодили её внуки. Чтобы развивать братские отношения, нужно иметь хоть в чём-то общие цели и желания. А они у них прямо противоположные. Да что греха таить, ещё и с привкусом враждебности. Вадиму не терпится увидеть Тинку и Катюшу, хоть одним глазком. Алёшке же страсть как не хочется этой встречи. Вадим мечтает увезти свою Русалочку с дочуркой на край земли, подальше от Москвы и Ленинграда. Алёшка именно этого и опасается.

     Как сладко в сердце отозвался нежный голос любимой женщины, послышавшийся в телефонной трубке на его звонок, и сразу дыхание перехватило. Едва сумел выдавить хрипло, что собирается прилететь завтра в Москву на денёк. Нет, останавливаться будет у знакомых.

     Оказалось, Тинка не была против, только предупредила, что она с Катей сидит на «больничном», он найдёт их дома. А Алёша вернётся из очередной командировки лишь к женскому празднику.

     Всю дорогу Вадим обдумывал, что скажет Тинке и дочери при встрече. Узнает ли его Катюша? По совету Тинки, купил ей развивающие игры, так как кукол и других игрушек у неё полным-полно. Никогда ему не доводилось развлекать маленьких детей. И теперь предвкушал большую радость.

     Он радовался ещё тому, что, наконец-то, развёлся с Полинкой. Очень надеялся, никогда больше её не увидит. Вообще о ней слышать ничего не желает. Когда она предложила остаться друзьями, намекнув, что может ему ещё пригодиться, чуть не рассмеялся ей в лицо.

     - Друзья не обманывают и не строят козни за спиной друга! - прямо сказал.

     В аэропорту с трудом удалось взять такси. Дом Тинки с Алексеем ему не понравился внешне – старая облупившаяся трёхэтажная «хрущёвка». Однако квартира, как Вадим убедился чуть позже, была просторная, хоть и коммунальная, но с большими комнатами и высокими потолками, с вместительной кухней, где места хватило газовой плите, двум столам со стульями и трём холодильникам.

     Открыла дверь ему Тинка - в обтягивающих чёрных легинсах и сине-зелёной цветастой рубашке. Она не бросилась ему на шею, не прижалась страстно, как бывало, а просто, расплывшись в дежурной улыбке, поздоровалась. Вадим подавил в себе порывистое желание обнять её.

     - Проходи, - сказала приветливо, когда он разделся, и провела в их с Алёшкой комнату.

     В ней было всё необходимое для жизни и ничего лишнего: диван, раскладное кресло, шифоньер, стол, телевизор на невысокой специальной тумбочке. За диваном сооружён детский уголок, где шкаф с игрушками и столик со стульчиком. За столиком сидела Катюша в красном фланелевом халатике в мелкий горошек и лепила что-то из пластилина.

     - Мой дядя приехал! – вскрикнула и бросилась в его объятия.

     Он ловко подхватил девочку на руки и ласково прижал к себе, зарылся носом в её шелковистые почти смоляные волосы, распущенные до плеч, потом поцеловал нежно в тугую щёчку. И невольно подумал: вот это очаровательное создание – его с Тинкой продолжение, в ней они будут вместе всегда.

     После вручения подарков Тинка ушла на кухню готовить обед, а Вадим остался играть с дочерью. Ему было весело и невероятно интересно. Катюша быстро осваивала новые игры и при этом забавно рассуждала.

     - Вот мишка, - показала она на картинку на детском лото. – Он тоже любит спать в светлоте. Его мама не выключает свет, пока он не заснёт. А это курочка, она снесла яичко для магазина. А мы с папой будем красить потолок, - переключилась малышка на другое, -где покрасим – ходить не будем!

     Жаль, что всё хорошее быстро кончается. После обеда Катюшка поспала часа два, вечером они с ней ещё поиграли. День пролетел – он и не заметил. На следующее утро Вадим улетел назад, в Ленинград.

     Алёшка, узнав о приезде брата во время его отсутствия, неожиданно воспылал гневом.

     -Тебе не надо было соглашаться на встречу! Он что будет приезжать, когда ему вздумается? И без меня? – раскричался на неё.

     - Я не могла ему отказать, ведь приезжал всего на день, - оправдывалась сбитая с толку криком мужа Тинка. – И ничего страшного не случилось, всё прошло благопристойно. Мы пообедали на кухне, он поиграл с Катюшей и уехал вечером к друзьям. Со мной он не нежничал, Кате ни на что не намекал. Дядя и есть дядя. На что ты сердишься? Я не пойму!

     Катя во время их разговора была у соседей, играла с их пятилетней дочерью.

     - Я думал, что свершилось чудо – ты полюбила меня, - неожиданно стихшим голосом произнёс Алёша.

     - Так и есть, я люблю тебя, - стараясь говорить как можно проникновеннее и увереннее, откликнулась Тинка.

     Муж усмехнулся невесело:

     - Но не так, как Вадима, скорее, как брата!

     - Нет, конечно же, нет! – поспешно возразила женщина и сделала шаг навстречу к нему, чтобы обнять.

     Алёшка не дал ей сделать этого, намеренно игнорируя её порыв, повернулся спиной и направился к двери их маленького в метр длиной балкона, которая скрывалась за плотной шторой. Открыв её, выглянул на улицу, где вовсю светило весеннее солнышко.

     Как странно, после затяжных морозов ощущать приближающееся тепло весны, подумала Тинка, вдыхая свежий воздух, ворвавшийся в комнату с улицы. Всё вокруг оттаивает, только в их с Алёшкой отношениях, наоборот, на смену тёплому взаимопониманию приходят трескучие, всё замораживающие вокруг ссоры и недомолвки.

     И всё из-за того, что Вадим узнал правду. И почему только люди утверждают, что горькая правда лучше хорошей лжи? Бывает же иногда ложь во спасение. У них был именно такой случай.

     Если бы матушка Вадима не проболталась, а она этого бы не сделала, родись у Полинки ребёнок или окажись невестка послушной и уступчивой, никто бы ничего не узнал. Видеться им приходилось бы очень и очень редко.

     И всем было бы хорошо жить в неведении.

     Тем не менее внутренний червячок сомнения ей нашёптывал, что несправедливо было скрывать от Вадима рождение его дочери, и теперь получилось лучше, что всё открылось.

     Но как вернуть в их дом мир и покой? Как убедить Алёшку принять неизбежное и не страдать впустую, мучаясь опасением, что теряет их? Да, так и есть: он боится, что станет ненужным ей и Катюшке. Мне надо быть к нему мягче, а ещё неплохо бы родить ребёнка, его биологического, надо ему предложить сегодня же ночью, тогда перестанет ревновать к Вадиму Катюшку.

     С сегодняшнего же дня мы перестанем предохраняться, я забеременею. Ничего, что работаю на радио чуть более полугода, кому какое дело! Дети – это святое.

     Если честно, у них с Алёшкой в интимной жизни не всё ладилось. Частые мужнины командировки, вопреки установившемуся мнению, отнюдь не придавали огня в их занятия любовью, напротив, способствовали всё большему охлаждению.

     Тинка от него отвыкала, и как-то независимо от её желания к ней подкрадывались прежние мысли и воспоминания о первой любви. Нельзя сказать, что она их не гнала и не ругала себя за слабость. Но так получалось: если видела цветы, то приходило ощущение безмерной радости, испытанной при вручении Вадимом первого букета; когда звучали старые знакомые мелодии, под которые они с ним танцевали, внутри всё сжималось. А Катюшкины почти чёрные глаза… Как взглянешь – и думы об Алёшке сами собой убегают, а приходят о другом человеке.

     Муж знать об этом не должен! Наверное, прав он, встречи Вадима с дочерью пусть лучше проходят в присутствии только его, без неё самой. Тогда постепенно всё вернётся к тем дням после их свадьбы, когда она без ненависти думать о Вадиме не могла. А к Алёшке чувствовала великую благодарность, казался ей спасителем. Он им и был.

     - Мама, вы перестали сердиться друг на друга? – спросила тревожно Катюша, вернувшаяся от соседей.

     Тинка не успела ответить, лишь погладила по мягким волосам дочки и взяла её тёплую ладошку, как вмешался Алексей. Прикрыв балконную дверь, но, не задвинув щеколду вверху, сказал довольно резко:

     - На улице теплынь. Дочурка, мы идём с тобой гулять в сквер, на наше место! Вдвоём! – последнее слово подчеркнул.

     - Нет! – возразила Тинка. – Она ещё не до конца выздоровела. А на улице, скорее всего, ветер!

     - Она моя дочь! Я знаю, прогулка ей не повредит! – грозно заявил и, сердито схватив Катюшку за другую её ручку, решительно потянул к себе.

     Женщина замешкалась, удерживая на несколько секунд дочку около себя за руку, но всё же отпустила – не разорвать же её! Как глупо – тянуть ребёнка в разные стороны! Быстро одела в тёплые штанишки и куртку. Муж хотел возразить против меховой шапки, но она даже не стала слушать, натянула её на Катюшку – зима ещё не сдалась. Дочка захватила с собой небольшой красно-синий мячик, который Алёшка привёз ей из последней командировки.

     Проводив их, Тинка, взвинченная и обиженная грубой выходкой мужа, накинула на плечи пальто и вышла на балкончик, чтобы помахать дочурке.

     Через некоторое время Алёшка с Катей показались внизу, выходя из подъезда. Не взглянув вверх на окно их комнаты и на неё, сразу же направились к дороге, которую нужно было пересечь, чтобы пройти к скверу.

     Муж шёл вдоль дороги к переходу со светофором быстро, размашисто, дочка бежала рядом вприпрыжку. Он не взял её за руку – с тревогой и ужасом вдруг осознала Тинка. Никогда такого Алёшка не позволял себе. Брать ребёнка на улице за руку и не отпускать ни на минуту – было их твёрдым обязательным правилом.

     И не закричишь на всю улицу! Просто-напросто бессмысленно кричать – из-за шума машин никто не услышит. «Возьми её за руки! - мысленно подавала мужу сигнал. – Пока не поздно, возьми!» Но Алёшка не ловил его, сосредоточенно шёл себе, чуть отвернув голову от ребёнка.

     И не спрыгнешь с третьего этажа, только убьёшься. Надо бежать вслед. Уже рванулась было в комнату, но замерла, словно кто-то шепнул ей: «Стой!» Увидела, как Катюшка выпустила из рук мячик, тот покатился прямо к мчащимся машинам, дочка рванулась за ним. Алёшка, наконец очнувшийся, метнулся за ней. Тинка почувствовала ощутимо шлепок от удара и раздирающий детский вскрик, хотя из-за расстояния услышать их не могла.

     Почти кубарем скатилась по подъездной лестнице. Добежав до места происшествия, увидела распростёртое на обледеневшей обочине дороги тело Алёшки, а над ним, скорчившись, сидела, как верная собачонка, живая и невредимая, по крайней мере на первый взгляд, её ненаглядная дочь и жалобно выла.

     Тинка ощупала её всю и осмотрела, потом прижала к себе и стала беззвучно всхлипывать.

     - Девочку не задела машина, - принялся её успокаивать какой-то мужчина из столпившихся вокруг прохожих, - я видел, как ваш муж весь удар принял на себя, он успел её схватить и повернуться так, чтобы она оказалась в безопасности, и не отпускал, пока не потерял сознание.

     Не спуская с рук дочку, она наклонилась над Алёшкой, положила ладонь ему на лоб, он был тёплый, прислушалась к дыханию, вроде, дышит и пульс бьётся.

     - Вызовете, пожалуйста, кто-нибудь «скорую»! – попросила громко.

     - Не нужно «скорую», - откликнулся водитель, сбивший Алёшку, к его чести, он не скрылся, не бросил жертву в беде. - Машина скорой помощи придёт через час или полчаса в лучшем случае, а больница есть рядом, через квартал, я довезу его. Мужики, - обратился он к стоящим прохожим, - помогите мне осторожно положить пострадавшего на брезент и затащить его в машину.

     Но поднимать не пришлось. Алёшка очнулся. Увидев Тинку, склонившуюся над ним, прошептал испуганно:

     - Катюша?

     - Я тут, папа, - пискнула дочка, прижавшаяся сбоку к матери. – Ты упал? Больно тебе?

     - Жива! Слава богу! – выдохнул облегчённо Алексей, и у него невольно навернулись на глаза слёзы.

     Он потянулся к ребёнку, Тинка инстинктивно содрогнулась и чуть отпрянула, потянув дочку к себе, прижала, не отпуская, и крепко сжала губы. Муж понял её реакцию и виновато потупился. Пожалуй, никто вокруг этого их краткого противоборства и не заметил. Только они вдвоём знали, что между ними произошло, кроме дорожного происшествия, ещё кое-что страшное: Тинке трудно будет забыть, как он вырывал дочь из её рук, так сильно, что ей пришлось отпустить, как это сделала родная мать в известной притче про двух матерей, отстаивающих право на одного ребёнка и тянущих его в разные стороны.

     Алёшка, получив в споре дочь, обошёлся с ней небрежно, чуть не потерял её. Как теперь она может ему доверять? Как может не тревожиться, когда Катюша будет вновь с ним? Как не думать ей, что не свой у него ребёнок, вот почему он не такой внимательный, каким бы был со своим дитём? Своего не отпустил бы посреди улицы, в каком бы сердитом настроении не был!

     В машину Алёшка сумел залезть сам. В больнице у него не нашли ничего страшного, но трое суток ему всё же пришлось полежать, так что праздник 8 марта он провёл на больничной койке.

     Глава XXI

     Иногда мы из мухи делаем слона, размышляла невесело Тинка, накручиваем себя всякими сложностями: из бегло брошенной кем-то фразы делаем настоящую трагедию, чей-то незначительный поступок наполняем большим смыслом, а ошибочное субъективное мнение принимаем за единственно верное. В общем, застопориваемся на чём-нибудь мелком и не даём себе задуматься, а может, всё гораздо проще – и фраза, и поступок, и мнение ничего не значат. Банан - просто банан, и масло, как его ни крути, не масляным не станет.

     Надо жить проще. Не искать во всём подряд глубокий смысл, иначе можно скатиться до бесконечной обидчивости. По всякому поводу надувать губы – это не дело. Конечно, поступок Алёшки не из прекрасных, но он ей муж, от этого никуда не денешься. Придётся забыть и простить. Или, грубо говоря, насильно похоронить в глубине души. Тем более что он тоже переживает.

     Грустно посматривает на неё. Ещё в больнице, когда Тинка пришла его навестить на второй день, попросил прощения. На словах она простила, обещала забыть. Но отчего-то не может. Как бы ни хотела, не забывается: в памяти то и дело всплывает тот ощутимый всем её существом удар машины, предназначенный для дочери. И ужас пробирает – после удара Катюшки бы не было!

     С другой стороны, Алёшка мог бы погибнуть, спасая дочь. Он бросился за ней, как только увидел, что она в беде. Хотя беда не пришла бы, не психани муж и не выплесни своё раздражение на невинную девочку. Опять мысли бумерангом возвращаются к одному и тому же – к непрощению. И куда они могут её завести?

     Впрочем, несмотря на внутренние переживания и натянутые отношения с Алёшкой, Тинка старалась в общении с ним не натягивать маску холодности, наоборот, была оживлённой, рассказывала о своих делах на работе, расспрашивала об его поездках. Он тоже делал вид, что у них всё прекрасно, лишь иногда в ярко-коричневых глазах мелькала печаль.

     Что-то важное ушло из их близости, похоже, не стало искренности и доверия. А настороженность, которую они так старательно избегали, сопровождала их всё время и мешала принимать друг друга прежними.

     Алёшка всегда мечтал делать весомые репортажи. Но приходилось заниматься небольшими информациями и мини-интервью. Он надеялся, что его направят в зарубежную поездку, даже энергично оформил документы на поездку в Югославию. Туда ездил летом с родителями после девятого класса по путёвке отдыхать.

     Она его поразила мягким климатом, тёплым Адриатическим морем, альпийскими озёрами, изумительными водопадами. И язык, сербский, более или менее понятен, - из славянских. С помощью разговорника, да и без него преспокойно общался там с населением. К тому же хорошо знал английский и французский, недаром в школе с иностранным уклоном учился.

     - Мне обещали при случае командировку туда, - похвалился он Тинке ещё перед Новым годом.

     В ожидании поездки он рьяно взялся за языки, ходил то и дело с наушниками, слушая английскую и сербскую речь.

     В начале апреля прилетела в Москву Зосимчик, всё такая же энергичная, эмоциональная и болтушка. Удивительно, но у неё с необщительным и угрюмым Степаном завязался роман. После смерти жены в автомобильной аварии он, пожалуй, ни с кем из женщин не заводил никаких отношений и вообще не сказал и пары слов без необходимости и по доброй воле. А с Розой разговорился. Мало того, даже съездил к ней в Смоленск, правда, в командировку в составе съёмочной группы, зато с маленьким сыном в придачу, которого с нетерпением встретила Зосимчик утром и взяла к себе, а потом, вечером, и отца приняла у себя на квартире.

     А теперь явилась в гости к Степану. Оказалось, он сделал ей предложение, она приняла. Свадьбу решили сыграть летом. Но Кирюша с момента совместного пребывания с Розой в больнице называет её уже мамой.

     Зосимчик была в курсе дел многих их однокурсников: переписывалась с ними и звонила.

     - Представляете, Сашка Давиденко, который говорит-то штампами, а уж пишет и подавно, стал редактором газеты, - поделилась она с Тинкой и Алёшкой, - прислал мне газету со своим материалом о выступлении одной певицы. Расписывает, как чудесно та пела на концерте, и добавляет: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». И это о певице! А ещё в конце: «Нам, в редакцию, позвонили благодарные зрители и со слезами на глазах благодарили певицу». Как только он увидел по телефону слёзы?

     А Тинка поведала, как весь её журналистский коллектив радио вызвали в горком партии.

     - Мы подумали, что нас будут поздравлять, потому что перед этим позвонили из союза журналистов - наше радио победило в соцсоревновании по освещению темы труда. Пошли туда торжественные и радостные. А нам там дали нагоняй за то, что плохо поднимаем производственные темы. Вернулись на работу хмурые и мрачные, не успели раздеться, как выяснилось, нас снова в горком вызывают. Оказалось, приехали из союза журналистов награду вручать. Вот так нас в один день обругали и наградили за одно и то же! – со смехом закончила Тинка.

     Об отношениях с Алёшкой она в разговоре с подругой не стала упоминать. Ещё и сама не разобралась в них. Зосимчик не поможет распутать клубок их размолвок, скорая на расправу с обидчиками, тут же кинется на её защиту.

     А ведь у него есть своя правда, своя причина не доверять Тинке. Наверное, его интуиция тоже работает вовсю, как и её, ведь, в сущности, она никогда не забывала о Вадиме. Просто задвинут он был в сердце в дальний уголок. А как представился случай, его образ вновь заполонил почти всё её сознание.

     Нельзя было ей выходить замуж за Алёшку. Поссорила братьев, сама не очень счастлива. Почему же всё-таки умное решение приходит опосля, а не сразу? Почему не захотела поехать в Караяр? Отчего не отказалась от Алёшкиной помощи? Просто-напросто хотела этим досадить Вадиму, который предпочёл ей Полинку. И наказала себя, лишив при этом Алёшку права на собственное счастье.

     После отъезда Зосимчика на работу к Тинке неожиданно явилась молодая женщина. Стройная высокая её фигура обтянута была красивым чёрным плащом, волосы до плеч выбелены пергидролем.

     - Вы меня не узнаёте? – спросила, пытливо уставившись на Тинку.

     Посмотрев внимательнее на миловидное лицо с мелкими чертами, та отрицательно покачала головой.

     - Простите, не узнаю. Пожалуйста, напомните мне, - сказала смущённо, возможно, это кто-то из тех, у кого когда-то брала интервью.

     - Я Морин, девушка Алексея Кравченко, - назвалась женщина, многозначительно выделив имя мужа Тинки, скорее всего, намеренно. – Я видела вас как-то на студенческой вечеринке, мне Алёша вас показывал.

     - А вы, наверное, с философского факультета? – догадалась Тинка.

     - Училась там, – согласилась собеседница, - Теперь работаю в Калуге.

     Не дожидаясь вопроса, что ей нужно здесь, в радиостудии, и от Тинки, пояснила:

     - Мне Алексей сказал, где вы работаете, вот я и нашла вас. Кабинет подсказал вахтёр. Мне нужно с вами поговорить.

     - Зачем? – удивилась Тинка, почувствовав, как тревожное волнение охватывает её.

     Происходило явно нечто из ряда вон выходящее.

     - Муж сейчас в командировке, - начала она, чтобы не молчать.

     - Знаю, в Туле! – перебила её, так называемая, Алёшкина Морин. – Мы с ним видимся!

     Всё интереснее становится, усмехнулась невесело Тинка про себя. О встрече со своей бывшей подружкой муж никогда не рассказывал.

     - И как часто? – машинально поинтересовалась.

     Женщина поправила пояс плаща. Руки у неё дрожали, значит, волнуется. Тинке бросилось в глаза, что не так уж она и юна, чтобы поступать безрассудно, похоже, старше их с Алёшкой на лет пять.

     - Так часто, как можем! Уже полгода! – отчуждённо, чуть ли не саркастически отрезала она, всем своим видом показывая неприязнь, словно Тинка перед ней в чём-то виновата. – Он скрывает нашу связь от вас! Из-за дочки, бросить её не хочет. А вы сами для него ничего не значите давно. Так что должны оставить его и дать ему шанс стать счастливым!

     Она выговаривала фразы чётко, размеренно, одновременно и быстро, как будто заучила их наизусть заранее.

     Неужели я сплю или так нехорошо мечтаю – мелькнула такая мысль в голове потрясённой Тинки, прежде чем боль и обида захватили её. Даже невольно потянулась рука к талии, чтобы ущипнуть себя – не сон ли это? Её вдруг заколотило всю.

     Ну вот и дождалась того, что ожидает многих жён, игнорирующих мужей. Но она-то не игнорировала раньше, была хорошей и верной женой, пока несколько месяцев назад Вадим не «свалился» на них со своим «прозрением» в отношении Катюшки.

     Неужели права тётушка, когда говорила, что у всех командированных, моряков и военных в разных местах, где те бывают, заводятся любовницы. Совсем не похоже на Алёшку. Он же весь как на ладони, вот Вадим скрытен и непредсказуем.

     - Ну так как? Что вы решите? – бесстыдно наступала на неё женщина.

     Тинка взорвалась.

     - Никак! – громко крикнула и резко открыла дверь кабинета, показала на выход рукой и скомандовала в том же тоне, но с чувством собственного достоинства: - Прошу вон, пожалуйста!»

     «Морин» прищурилась и, усмехаясь, взглянула Тинке в глаза, казалось, что-то хотела сказать. Но только пожала плечами и важно направилась, как советовала секретарша в фильме «Служебный роман», выпрямив спину, «грудь вперёд, плечи назад» и «от бедра», не попрощавшись, к выходу. Уже в дверном проёме оглянулась и, скривив губки, произнесла:

     - Странно, вы испытываете боль, а я не сомневалась, что вы его не любите!

     Тинка промолчала, подошла и закрыла за нежданной посетительницей дверь. Она была в смятении: не знала, верить или не верить этой девице. И как ей теперь поступить? Почему мужчины такие ненадёжные?

     Раньше дала бы голову на отсечение, но не поверила в Алёшкину неверность. Он всегда был ей откровенно рад, при встрече загорался довольной улыбкой, а глаза теплели.

     Теперь уже не знает, как всё на самом деле, где правда, а где ложь. Мир перевернулся вверх тормашками. Стабильность и уверенность, привычные и ежедневные, исчезли из-под ног.

     Как теперь ей поступить? Интересно, в курсе ли Алёшка планов своей философини? Или она действует на свой страх и риск? Но всё равно откуда-то ведь ей известно о его поездке в Пензу и про дочку. Если не сам рассказал, то кто? Никто не мог, только сам. Выходит, они всё-таки общались. И как близко? Является ли она его любовницей? Ежели так, то какой же он лицемер! Голова пухнет от вопросов.

     При всём её возмущении, сама не зная почему, Тинка сомневалась в измене Алёшки. Нет, он любит её – просто противоположное немыслимо! Всегда ей говорил об этом. И не способен обманывать, как зеркало, в котором всегда видны все достоинства и изъяны.

     Можно сойти с ума, если замкнуться на думах о «Морин» и её выдумках о любовных с Алёшкой отношениях. Тинке очень хотелось поверить, что шуры-муры мужа на стороне -злобные выдумки ожесточённой от неразделённой любви девицы, обычные враки, словом, чушь или муть голубая. И она решила подождать его приезда. Наверняка у него есть разумные объяснения.

     Однако её терпения едва хватило дождаться возвращения Алёшки из командировки. Как только он переступил порог квартиры, ещё до конца не разделся, успел лишь снять обувь, она повела его в их комнату и начала разговор. Перед этим отвела Катю к Степану, сказала, поговорить хочет с мужем наедине.

     - Хочу знать, что происходит? – встала перед ним, по-боевому уперев руки в бока.

     Невольно отметила: муж ни капельки не удивился, словно ждал такой наступательной реакции. Впрочем, выглядел напряжённым и слегка растерянным.

     - Что я должен сказать? – пробормотал, явно нервничая.

     - Почему ко мне приходила твоя дурацкая Морин и правда ли, что ты с ней уже полгода встречаешься украдкой? – раздражённая его осведомлённостью, Тинка прямо задала так мучащие её вопросы.

     - Значит, она побывала у тебя? – вопросом на вопрос ответил сухо, как будто это обычное дело – сталкиваться жене с его любовницами.

     - Это правда – ты с ней встречаешься? – с тихим бешенством повторила вопрос.

     - Это неважно! – уходя от прямого ответа, буркнул Алёшка, а потом добавил хладнокровно: – Можешь не сомневаться: семья – у меня всегда на первом месте! С кем бы я ни встречался!

     От наглости такой Тинка чуть не задохнулась. Её затрясло от разочарования и обиды. Как он смеет измываться над ней! Надо же, будет заводить любовные отношения, с кем захочет, а семья останется его тылом и оплотом! Как только она не заметила эти его прохиндейские замашки! Ему всё равно, что я, что другая. Конечно, в последнее время у них не всё гладко идёт. Разве это повод к измене? Да и получается, он нашёл этот предлог гораздо раньше, ещё до их раздоров – полгода назад.

     - Ты поступаешь непорядочно и подло! – яростно крикнула. – Полюбил свою Морин, надо было сказать, мы ведь именно так договаривались! Не скрывать друг от друга. А теперь тебе лучше уйти, я не хочу тебя видеть!

     - Тихо! – остановил её крик Алёшка, недовольно подняв перед собой ладони. – Не надо кричать, мы - взрослые люди, можем спокойно договориться.

     Тинка не узнавала мужа, куда только подевалось его добродушие. Превратился в хитрого и изворотливого ужа, хотя нет, беспринципного, поскольку даже изворотливостью старается не утруждать себя. Не стыдясь, открыто заявляет о своей двойственной морали: будут у него женщины на стороне – и точка, а ты, жена, терпи! Никогда этого не будет! Тинка гордо вздёрнула подбородок и с презрением посмотрела мужу в глаза.

     - Хорошо! – сказал он с угрюмым видом. – Если настаиваешь, уйду на время. Пока не успокоишься! Буду жить у одного из наших сотрудников, сниму у него комнату.

     Повернулся резко к шкафу, вытянул из своего отдела кое-какую одежду и сложил её в неразобранную после командировки сумку.

     - Попрощаюсь с Катюшей, - голос его дрогнул. – Оставлю адрес на всякий случай, завтра позвоню.

     Тинка потерянно смотрела, как он уходит. Обнял дочку, накинул на плечо лямку сумки и, не оглянувшись на неё, вышел за дверь.

     Ей показалось, сейчас небо с грохотом упадёт и придавит их дом – огромная тяжесть навалилась на неё. Как же всё-таки несправедливо обходится с ней судьба!

     Глава XXII

     Утро ничего не изменило. А чего она ждала: позвонит Алёшка и скажет, что шутку злую с ней сыграла его Морин, а он в действительности чист, как стёклышко.

     Ничего Тинка не понимала. Многое, к сожалению, оказывается в жизни не таким, как кажется. Вот один Кравченко Алёша – добрый душевный весельчак, а вот и другой – притворщик и обманщик, как будто два разных человека, как небо и земля. Один светлый, родной и близкий, другой тёмен, как ночь, чужой, непонятный и далёкий.

     Могла ли она положа руку на сердце сказать, что такого раздвоения можно было ожидать? Нет, конечно же, нет! Никаких знаков приближения изменения внутренней сущности Алёши она не заметила. Ничто не настораживало. И не ждала от него никаких подвохов. Это почти то же самое, что ожидать от Зосимчика, а вдруг она станет стервой. И ей нельзя будет верить. Такого просто не может быть!

     Но в то же время разочаровывалась же она в Милочке, когда та, считая себя покинутой Вадимом, устраивала Тинке подлости.

     Муж всё-таки позвонил утром. Она только что пришла на работу. Как ни странно, голос его был радостно-возбуждённым, как с гуся вода, подумала Тинка.

     - Свершилось! – кричал он в трубку. – Меня направляют в Югославию. Сегодня утром в Черногории произошло сильное землетрясение. Один из корреспондентов заболел, и меня взяли вместо него в группу, буду собирать информацию. Я лечу! Валентина, прости меня. Когда вернусь, мы поговорим. Хорошо?

     Тинка кивнула, словно он мог увидеть по телефону, и едва выдавила из себя:

     - Хорошо!

     Большего не смогла произнести: ни «до свидания», ни «счастливой поездки», ни «береги себя», что говорила обычно перед его командировками. Слёзы обиды перехватили горло. На том и закончился их разговор.

     В Черногории творилось что-то несусветное – настоящий кошмар! По центральному телевидению демонстрировались кадры, можно сказать, кромешного ада: рушились дома, города и посёлки, всё в дыму и пыли. И среди всего этого мечутся люди от страха, боли и горя, потерявшие близких и оставшиеся без крова. Было много жертв и раненых.

     А Алёшка был там, Тинка не сомневалась, он в самом пекле, ведь для этого в Югославию и поехал, чтобы всё увидеть и рассказать людям. Его самого видела на экране всего раз, хотя каждый вечер сидела у телевизора и смотрела все новости.

     К несчастью, землетрясения в Черногории не прекращались. И сердце Тинки болело по мужу, несмотря на большую обиду, нанесённую им. Предчувствие чего-то плохого, что непременно должно случиться, угнетало и не давало спать.

     И не обмануло оно её. Тёплым апрельским утром на работу позвонили с телевидения. Сначала ничего не поняла, хотя в телефонной трубке была прекрасная слышимость и голос был разборчивый, ясный. Переспросила, что ей хотят сказать. Тинке ещё раз повторили:

     - Ваш муж погиб, произошёл несчастный случай. Он помогал откапывать попавших под завал людей, и вдруг обрушилась стена… В пиджаке его были документы.

     Тинка вся обмерла и заледенела, как только смысл сказанного дошёл до неё. Человек в трубке говорил, говорил, а до неё больше ничего не доходило.

     «Алёшки больше нет в жизни!» - билось одно в голове. Не ужасно ли это?! Ей хотелось кричать на весь мир во весь голос. Он ушёл навсегда – жизнелюбивый балагур с задорной хитринкой в глазах, удалой барабанщик и вечный выдумщик, талантливый журналист! Справедливо ли это! Талант его не раскрылся ещё до конца, только-только парень приступил к осуществлению своих целей, как жизнь его оборвалась в 23 года! Почему судьба допустила такое? Это неправильно!

     И любовь… Был ли счастлив с ней, которая в сердце оставляла уголок для другого? И непросто другого, а его брата.

     Чувство вины усиливала боль от потери. Она уже забыла об его измене и то, что собиралась с ним разводиться, как только вернётся из Югославии. Это стало неважным.

     Теперь всё не имело смысла. Говорят же, всё можно изменить и исправить, кроме смерти. Человек уходит из жизни и уносит с собой все возможности: поговорить, позвонить, обнять и простить, найти выход из ситуации, докончить начатое дело… А у продолжающих жить долго ещё останется ощущение, что он на земле. И будут возникать то и дело порывы: вот это хочу рассказать ему, а это его бы порадовало!

     Увы, встреч уже не будет никогда. Тинка вздрагивала каждый раз, когда кто-нибудь произносил Алёшкино имя. И нестерпимо хотелось топать ногами и кричать «Идите вы все куда-нибудь!» каждый раз, когда люди, выражая соболезнование, принимались надоедливо выпытывать подробности, словно в момент гибели она с ним была. Ей казалось, что в следующий раз больше уже не выдержит, сердце её разорвётся, как только спросят, как умер её муж.

     Настоящим спасением стал для неё звонок от родителей Алёши. Они пригласили приехать вместе с Катюшей к ним, в Ленинград. Поскольку гроб с их сыном привезут туда, там и будут хоронить. Тинка не спорила, она вообще плохо соображала в похоронных делах, тем более пребывала в прострации.

     В Ленинград решила прилететь из Смоленска и Зосимчик, Степан взялся сопровождать Тинку с дочерью из Москвы.

     Поздно вечером, когда Катюша уснула, а рядом с ней на диване забылся сном измученный навалившимся горем Василий, Тинка с матерью Алёши сидели на кухне, пили чай и разговаривали. Точнее, больше Светлана говорила, вспоминая, каким был доверчивым и забавным сын в детстве. Наверное, в разговорах о нём она забывала о своём горе.

     Постепенно перешла на воспоминания о своей молодости.

     Влюбилась в Сергея, как только тот приехал на побывку домой после войны. Светлана тогда только вернулась из эвакуации в Казахстан, где вместе с другими одноклассниками училась в школе. А мачеха оставалась в Ленинграде всю войну. Дом их, к счастью, не пострадал после бомбёжки. Вернулся с войны и отец Светланы, весь израненный, но на своих ногах. Долго он не прожил, умер в 50-е годы.

     Сергей был красавец, он и сейчас такой, женщины млели от одного его взгляда, а ей было всего семнадцать, оставалось учиться в школе ещё год, просто малявка по сравнению с его поклонницами. Однако, увидев её после долгого расставания, он посчитал необычайной красавицей и влюбился. Её свежесть, искренность, жизнерадостность, свойственные юности, поразили его.

     Но тогда о любви они ещё не говорили. О ней завели речь, когда Светлана поступила в университет, а он учился в военной академии.

     На последнем курсе она познакомилась с Людмилой, студенткой мединститута, подружилась и, как говорится, на свою голову пригласила к ним жить: комната Сергея пустовала - он уже уехал на место службы. Мачеха и отец были не против. Люде трудно было жить в общежитии: там не на чем было готовить еду, и с девушками по комнате она не могла ужиться.

     И так получилось, её новая подружка влюбилась в Сергея с первого взгляда, когда приехал тот на отдых домой. Вскоре мать застала его с ней в постели.

     - Тогда я почти обезумела, - без горечи в голосе продолжала рассказывать Светлана. – Мы с ним собирались пожениться, готовились к свадьбе – и такое! Женился он на Людмиле. Вынужден был жениться, как сказал мне, она забеременела, а любит якобы по-прежнему меня.

     Свекровь невесело хмыкнула и уставилась в тёмное окно пустым взглядом. Помолчала с минуту, потом принялась снова вспоминать.

     - Окончив вуз, я уехала по распределению в Свердловск. Там стала встречаться с Васей Кравченко. Была с ним знакома много лет – он с матерью и старшей сестрой нередко наведывались к нам, в Ленинград, до войны и после войны. Мы с ним с одного года. У нас много общего. Он мне очень нравился, с ним было хорошо и спокойно.

     Но мне казалось, я всё ещё люблю Сергея. И когда тот появился неожиданно в Свердловске и сказал, что продолжает меня любить и собирается бросить Людмилу, у меня голова пошла кругом, я решила, нет ничего важнее нашей любви. В общем, как сейчас принято у молодых говорить, я переспала с ним.

     Буквально через несколько дней поняла, он меня напрягает, сдерживает во всём. Мы совсем разные. Надо же, всё детство и юность прожить рядом, бок о бок и не понять, что не подходим друг к другу!

     Мы жили в его гостинице - он приезжал в командировку – я была в роли его жены. Мне было некомфортно. И не потому, что обманывала всех вокруг. Смешно, я стала осознавать: обманываю саму себя, упорно утверждая, что безумно люблю Серёжу. Оказалось, не люблю. Он для меня слишком холоден, замкнут, собран и серьёзен. Он не любит смеяться, не видит смешное в том, в чём вижу я. У него всё по полочкам, даже я и Людмила с сыном – на определённых полочках.

     Каких-то пять совместных дней – и моя безумная любовь к нему пошла на убыль. Если бы мне кто сказал раньше такое, не поверила бы.

     Мало того, поняла вдруг, Василий мне гораздо ближе и милее. Он понимает меня, любящую пошутить и посмеяться по пустякам. А Сергея это раздражает.

     Всё так и сказала ему. Он сначала не поверил, но потом смирился и вернулся к Людмиле и сыну, мне показалась, с превеликим облегчением. Она ему больше подходит, такая же собранная, не сомневающаяся ни в чём и отнюдь не хохотунья по мелочам.

     Узнав о беременности, была в ужасной растерянности, ведь уже собиралась замуж за Васю. С трудом сообщила ему, стала отказываться от свадьбы с ним. Но он настоял. И мать его меня с чужим ребёнком готова была принять. Так Алёшка стал их сыном и внуком, причём желанным и любимым. Сергею я тоже рассказала и мачехе при встрече через год, как Алёшка родился.

     После этих слов свекрови Тинка разразилась горькими слезами. Светлана обняла её и принялась утешать. Судорожно всхлипывая, девушка отстранилась и, прижав ладони к груди, с ужасом вдруг посмотрела в глаза свекрови, словно открыла для себя что-то страшное.

     - Это судьба нас с Алёшкой наказывает! За наш обман о Катюше! – неожиданно вырвалось у неё.

     - Я знаю правду о Кате, - спокойно промолвила Светлана. – Она не Алёшкина дочь.

     - Откуда? – воскликнула поражённая Тинка.

     - Алёшка в детстве переболел свинкой, - пояснила горестно свекровь, - врачи предупредили, что возможно, детей у него не будет, но возможно, и будут дети, словом, пятьдесят на пятьдесят. Вот почему мы с мужем так обрадовались твоей беременности, подумали, слава богу, врачи ошиблись.

     - Простите, что мы вам не сказали, - подавленно произнесла Тинка, потупив голову. – Мы думали, так будет лучше. Вы вот не стали скрывать!

     - Всё равно бы с годами выяснилось, - вздохнула печально Светлана. – Вы, глупенькие, не осознавали, правду не скроешь, но мы с Васей не в обиде, жили в неведении хотя бы несколько лет. А вам приходилось сложнее: лгать ведь всегда нелегко.

     Когда Катюша родилась, я заметила сходство с Вадимом, но убедила себя, что внучка похожа на дедушку, то есть Сергея. Хотя, если быть честной перед собой, узнав, что ты из Караяра, откуда родом Людмила и куда отправляли Вадика жить в старших классах, я подумала ещё на вашей с Алёшкой свадьбе, что такую хорошую девочку, как ты, племянник не мог не заметить. Прошлой осенью на юбилее мамы, увидев, как усердно вы делаете вид, что чужие друг другу, окончательно поняла, вас когда-то соединяла большая любовь.

     - Нет, нет! – слишком поспешно стала отрицать Тинка.

     - Я не осуждаю тебя, - успокоила её свекровь. – Я сама ошибалась когда-то. Не мне судить тебя. Жизнь непредсказуема. Случается такое, чего и не ждёшь, и не хочешь. Вот смерть Алёши мы уж вовсе не ждали. Ничего не поделаешь, примем её… И дальше будем жить. И ты с нами. Надеюсь, ещё будешь счастлива. Тогда и мы рядом с тобой и Катюшкой не застынем душой. Думаю, вы нас не бросите.

     - Конечно нет! – твёрдо сказала Тинка. – Вы всегда для нас будете такими же родными, как мои мама и папа.

     И крепко обняла Светлану со всей нежностью, которая в ней была.

     Глава XXIII

     На следующий день в квартиру Кравченко, куда должны были привезти Алёшку, собрались только самые близкие. Приехали Вадим с отцом, с ними и Людмила, которая, поговорив с полчаса со Светланой, увезла к себе Катюшу, чтобы не пугать ребёнка. Ей Тинка сказала о гибели отца, но девочка пока не приняла его смерть всерьёз.

     - Мамочка, не переживай, папочка скоро оживёт и приедет к нам. Его польют сначала мёртвой водичкой, потом живой, - успокоила она мать.

     Бедный ребёнок, ей сложно осознать потерю. И на свой лад Катюша исправляет несправедливость, как в её любимых сказках.

     При встрече Вадим молча сжал Тинку в объятиях, посмотрел печально ей в глаза, словно говорил: «Вот уж не ждали такого!» И, не промолвив ни слова, отошёл к родителям брата.

     Приехали друзья Светланы и Василия, две семейные пары их возраста. Они переселились из Свердловска в Ленинград одновременно с супругами Кравченко, мужья тоже, как Василий, работали в обкоме партии. Вадим съездил за бабушкой. Явились Зосимчик со Степаном и тётя Роза с мужем.

     Никто не выл, не причитал, все спокойно сидели и тихо переговаривались. Зосимчик засуетилась на кухне, заставила всех выпить по чашке чая. А Тинку и Светлану просто силой - что-нибудь перекусить.

     Вдруг Тинка увидела, как в комнату вошла заплаканная высокая светловолосая женщина, подошла к свекрови и свёкру и по-свойски обняла их. Это же Алёшкина Морин, только волосы не такие белые (в прошлый раз, видно, был парик), ужаснулась, что ей тут нужно. Сердце немедленно наполнилось глубоким возмущением. Не думая, что тут совсем не место для скандалов, резко направилась к ней – она не допустит её присутствия здесь, скажет, чтобы убиралась подобру-поздорову подальше из этого дома, пусть приходит на кладбище завтра, если захочет попрощаться.

     Только прежде чем раскрыла рот, вмешалась Светлана:

     - Познакомься, Валентина, это наша с Василием племянница Лиля, она сейчас в Калуге, на курсах переподготовки кадров. Прилетела, как только позвонила ей бабушка из Свердловска.

     Тинка изумлённо смотрела на Морин, которая, кстати, совсем не Морин и не Алёшкина философиня, а просто-напросто, оказывается, его двоюродная сестра.

     Она знала о Лиле, дочери старшей сестры Василия. Та после техникума уехала с мужем на Сахалин, у них двое сыновей. На их свадьбу с Алёшкой она не приезжала – как раз рожала младшего сына, так что Тинка её не видела ни разу, даже на фотографии.

     - Тётя, можно мы с Валентиной поговорим, - попросила смущённая Лиля Светлану и увела находящуюся ещё под шоком девушку в соседнюю комнату.

     Там усадила её на диван и сказала мягко:

     - Прости меня за обман. Я говорила Алёшке, что из придуманного им спектакля ничего не выйдет.

     И Лиля поведала, как встретившись с ней в Калуге – она ему позвонила, что находится там на курсах – он признался, что оказался в сложной, просто нестерпимой ситуации: жена любит другого, он не хочет мешать её счастью.

     - Он уговорил меня сыграть девушку, с которой когда-то встречался, утверждал, что ты ни разу не видела философиню Аню, а если и видела, то мельком и забыла теперь, тем более, мы с ней похожи, - закончила Лиля свой рассказ.

     - И чего же он добивался? – спросила Тинка больше себя, чем Алёшкину двоюродную сестру.

     - Я задавала ему этот же вопрос, - откликнулась женщина. - Ответил, хочет, чтобы был весомый повод для развода. И чтобы ты не жалела его больше, легко рассталась бы с ним. Алёшка любил тебя так сильно и беззаветно, что готов был пойти на обман! – В голосе Лили почувствовался укор. – Всей душой желая тебе счастья, готов был расстаться с тобой!

     - Да откуда он знает, с кем моё счастье! – как спичка, вспыхнула Тинка и тут же угасла, вспомнив, что впустую сотрясает воздух – Алёшка уже не на земле и не в настоящем времени, но всё-таки докончила, что хотела сказать, только в прошедшем времени: -Почему он не поговорил со мной, не спросил, чего хочу я?

     Лиля сочувствующе пожала плечами.

     - Ты любила Алёшку, хоть он сомневался в этом, - сделала она вывод. – Я это сразу поняла, когда увидела в твоих глазах боль после того, как сказала тебе об «измене» брата, так я ему тогда и сказала. Он не поверил мне, заявил, что он чувствует: сердце твоё ему не принадлежит.

     После этих слов Лиля поднялась и оставила Тинку одну в комнате.

     Нелегко смириться с потерей близкого человека, а ещё хуже - знать, что ушёл он из жизни с горькими мыслями и причина этой горечи – она, его жена, не желавшая забыть свою старую привязанность. Как больно осознавать своё бессилие: теперь невозможно с ним поговорить и донести до его сознания, каким дорогим Алёшка был для неё.

     И она ему была дорога, недаром не всю их историю рассказал Лиле, лишь в общих чертах, а о самом важном – о рождении дочери от брата – не проговорился.

     Дверь тихонько открылась, и вошёл Вадим. Чёрный свитер подчёркивал бледность его красивого лица. Он не сел на диван, а остановился перед ней.

     - Ты знаешь, Алёшка хотел развестись со мной? – накинулась злобно и обвиняюще Тинка на него. – Из-за тебя! Зачем только ты приезжал к нам без него! С тех пор всё пошло наперекосяк! Он стал сам не свой! О чём ты думал, когда вмешивался в нашу жизнь?

     Вадим беспомощно похлопал глазами и попытался приблизиться, она замахала на него руками в негодовании и крикнула враждебно:

     - Ты можешь не попадаться мне на глаза, исчезнуть куда-нибудь?

     - Сейчас не могу! – приглушённым голосом ответил Вадим, не замечая грубости, всё-таки ухватил за руку, как Тинка ни сопротивлялась, и потянул её за собой. – Пойдём, скоро будут звонить, ты должна быть там.

     Она пошла за ним, потому что ничего уже ей не оставалось, как только сделать это.

     В большой комнате всё было по-прежнему: собравшиеся ждали звонка.

     Наконец, раздался междугородный звонок. Трубку взял Василий. Все застыли в ожидании, словно кто-то сказал им как в детской игре: «Замри!»

     - Алло! – бодро произнёс Алёшкин отец.

     И вдруг лицо его, став белее мела, исказилось болью и недоумением. Он беззащитно перевёл глаза на жену.

     - Ничего не понимаю, - пробормотал едва слышно.

     Вадим взял у него трубку и стал слушать. Чёрные глаза его широко распахнулись, а лицо, как и у Василия, побледнело сильнее, чем было раньше. Все было зашумели:

     - Что случилось? Что там такое?

     Но Вадим, уже пришедший в себя, поднятой рукой остановил общий ропот. Он внимательно слушал несколько секунд говорившего в трубке, потом отставил её от уха и сказал громко и ошеломлённо:

     - Он жив! Произошла ошибка! Он сейчас будет на проводе! – и включил громкую связь.

     И в комнату ворвался взволнованный голос Алёшки:

     - Мама, я жив! Можешь мне верить! И дальше не собираюсь умирать! – в голосе появились мягкие нежные нотки. – Прости, родная, доставил тебе блудный сын переживаний. Умер другой человек, меня с ним перепутали. Я был в госпитале и не знал… Меня тоже немного стукнуло, но я цел и невредим, поверь, голова при мне. И руки, ноги тоже. Через несколько дней меня выпишут. Зачем меня держать – я здоров, как бык. Мама, не плачь, я скоро приеду. Я тебя люблю. – Светлана беззвучно заплакала.

     Потом раздался громкий треск в телефоне, Алёшка замолк ненадолго. Когда связь наладилась, его голос вновь заполнил собой всю комнату:

     - Здравствуйте, все, кто приехал к моим родителям их утешить! Вы собрались, наверное, на мои похороны, - хихикнул слабо. – Не дождётесь! Я же непотопляемый и непробиваемый! Спросите у Зосимчика, она всем скажет, меня можно смело бросать с десятого этажа, я всё равно, как кот, приземлюсь на задние лапы. Так она мне однажды говорила.

     Роза громко всхлипнула, но не ударилась в плач, так же, как все, молча продолжала внимать звонкому голосу Алёшки, как сказочной птице Сирин из славянской мифологии.

     - Как я всех вас разыграл? Бабуля, а ты говорила, я не умею блефовать. Вот приеду и обыграю тебя в карты. Жди меня! – Голос Алексея чуть дрогнул. - Папа, я убедился наяву в том, о чём ты мне всегда твердил. Надо ценить, что имеешь. Каждый миг жизни.

     Глаза Василия заблестели влагой.

     - О как я вас всех люблю! Валентинка, радость моя, как хочется тебя увидеть и поговорить! Надеюсь, это будет скоро! Катюша здесь?

     Вадим, стоящий к телефону ближе всех, ответил, что нет, она у его матери, ей там спокойнее. Алёшка согласился. Бабушка неожиданно подала голос, сказала громко и просительно:

     - Алёшенька, ты говори, говори, мы все тут слушаем тебя, а сами будто онемели. И мать твоя, и отец, и жена… Только не замолкай, дай нам поверить до конца, что жив ты!

     - Хорошо, бабуля, - откликнулся внук весело. – Кто в огне не сгорел, тот долго может разглагольствовать. Нет, нет, шучу я, слава богу, не горел. – Перевёл дыхание и на миг стих, возможно, собирался с мыслями. – Отец, я имею в виду биологического. Ты тоже здесь наверняка. Отца не выбирают, иначе я бы выбрал папу. Прости! Не хочу тебя обижать. Как случилось, так тому и быть, я смирился. Признаюсь, теперь я рад, что ты у меня есть!

     Кто ещё там? Наверное, Степан. Где Зосимчик, там и он. Спасибо, дружище! Конечно, любимая наша тётя Рита здесь с мужем. Привет вам! И всем, кого не назвал, привет! А ещё брат… Я слышал твой голос, Вадим… Мне тут говорят, что у меня всего осталось две минуты… Я всех люблю, целую, обнимаю, скоро увидимся. Мама, я ещё позвоню. Вадим, убери громкость для всех, мне надо попросить тебя кое о чём.

     Вадим нажал у телефонного аппарата нужную кнопку, и голос Алёшки исчез, словно свернулся в трубку.

     Все сидели или стояли на своих местах, не шелохнувшись, пока Вадим внимательно слушал брата и односложно отвечал. Потом бережно положил на рычаг трубку и обвёл всех взволнованным взглядом.

     Каких-то несколько мгновений все продолжали молчать, словно боялись своим разговором спугнуть радостную весть. Тишину прервала Зосимчик внезапным криком, похожим на лошадиный возглас. Подняв руки вверх, смешно завопила во весь голос:

     - И-и-го-го!

     И бросилась в объятия к Тинке. И все как будто ожили, зашевелились, засуетились и тоже заорали во всю мочь, каждый что хотел. Какофония звуков наполнила всю квартиру.

     - Василий! Вытаскивай из бара свои импортные винные заначки, - скомандовала бабушка, - будем отмечать. Не каждый день приходится встречать внука с того света!

     Зять немедленно послушался, достал всё вино из бара. Потом сделал несколько распорядительных звонков, чтобы прекратить подготовку к похоронам.

     После того, как выпили и поели, Зосимчик села обзванивать друзей, чтобы донести до них радостную весть, Лиля тоже позвонила всем родственникам.

     Вадим не пил, был за рулём, он повёз отца домой. Тинка поехала с ними, чтобы забрать дочку.

     Когда возвращались назад, Катюшка весело щебетала без устали.

     - Я же говорила, мамочка, папа от живой водички оживёт, а ты не верила! – первое, что она заявила, услышав, что отец жив.

     Уже в конце пути девочка угомонилась и даже заснула на заднем сидении. Вадим остановил машину неподалеку от подъезда, где живут Кравченко, повернулся к Тинке, наклонился ближе и ласково погладил тыльной стороной ладони по щеке.

     - Я так хочу обнять тебя и поцеловать, - хрипло произнёс он, волнуясь. – Но я обещал тебе этого не делать. Пока…

     - Не надо, пожалуйста, - перебив, жалобно прошептала Тинка и покосилась на спящую дочку.

     - Знаешь, что мне сказал Алёшка?

     - Знаю, он передаёт меня тебе, - ответила с горечью в голосе. – Я по лицу твоему догадалась. Но я не вещь, чтобы передавать меня туда-сюда!

     - Конечно, не вещь! Ты моя, Тинка, только моя! – воскликнул негромко парень, делая упор на слово «моя», на что Тинка покачала отрицательно головой. – Он сказал, что совершил ошибку, когда забрал тебя у меня, и теперь, оказавшись там, где смерть забирает невинных беспощадно, понимает, что мы любим друг друга и он не должен стоять у нас на пути. Он даст тебе развод. И мы, наконец-то, будем вместе – ты, я и наша дочь. – В голосе его зазвучали облегчение и радость.

     - Нет, Вадим, мы не можем построить счастье на чужом несчастье, - остудила парня Тинка, грустно посмотрев ему в глаза.

     - Брат не был в отчаянии, он был здравым и убедительным. Я думаю, он справится! – попытался успокоить её Вадим.

     - Алёшка со всем справится, не сомневаюсь, - тихо промолвила она. – Но как мы будем жить, зная, что он не счастлив? Нет, мы не можем быть вместе! Смирись, Вадим!

     Глава XXIV

     Как легко, оказывается, разорвать общее прошлое на мелкие кусочки воспоминаний и развеять их во вселенной под названием «Небытие». Почти пять лет жизни Тинки с Алёшкой перечёркнуты разводом.

     Но нельзя сказать, что зря они прошли и не оставили свой добрый след в их сердцах. Да, общего семейного прошлого уже нет, теперь они отдельные личности сами по себе, каждый с собственным прошлым. Всё же много чего хорошего было, когда были вместе. Это хорошее будет греть их в будущем и придавать уверенности в новых семейных отношениях, если таковые будут.

     К тому же расстались Тинка с Алёшкой без обид.

     Вернувшись из Югославии через две недели после того счастливого звонка, когда все узнали, что он жив, Алёшка настоял на разводе. Тинке пришлось согласиться, ведь перед свадьбой обещала ему, если захочет уйти от неё, держать не будет. А он был упорен в своём желании. И не скрывал почему.

     За несколько минут до того, как ему оказаться под завалом в Черногории, где вся их съёмочная группа, кроме своей работы, помогала спасателям, Алёша неожиданно заметил худенькую и невысокую девушку, похожую на подростка, грязную и взъерошенную. Она вынырнула на короткое мгновение из глубин развалин многоэтажного дома и тут же исчезла в расщелине с другой стороны обвала. Он инстинктивно бросился за ней, увидел снова уже копающуюся в щебне и бетонных обломках. Подумал, не в себе девушка.

     - Я помогу вам спастись, пойдёмте со мной, - мягко произнёс, вставляя сербские слова.

     - Дурак! - обозвала его чисто по-русски замарашка. – Лучше помоги мне человека спасти.

     Тут только заметил у неё сзади медицинскую сумку с красным крестом. Вдвоём им с великим трудом удалось вытащить из расщелины полуголого, в одних брюках, мужчину. Оказалось, он был мертв уже. Алексей накрыл его своим пиджаком: накрапывал мелкий дождь.

     - Я стоял над ним, молодым, беззащитным, внешне похожим кучерявостью и возрастом на меня самого, и едва сдерживал слёзы, - скажет он Тинке позже. - Лицо его было всё в ссадинах и кровоподтёках. И я подумал: «Для него всё закончилось, он не может ничего изменить в своей жизни, если в ней что-то было не так. А я могу. Пока ещё могу! И я изменю!» И дал себе клятву.

     Он не сказал ей, что вспомнил тогда её, усердно старающуюся любить его, и печальные глаза брата, вынужденного скрывать от всех свою горячую любовь к Тинке, боль его и страстное желание быть с собственной дочерью. И в голову пришла неожиданная мысль, поставившая его в оторопь, что несправедливо занимал всегда чужое место.

     - И понял я, что поступил тогда, когда ты нечаянно проболталась о своей беременности, неправильно, - добавит он к сказанному. – Надо было взять тебя за руку и отвести к Вадиму, чтобы вы поговорили без его матушки и Полинки, решили, как вам жить дальше. А я вместо этого обрадовался и воспользовался случаем. Увы, это был не мой счастливый случай! Поэтому мне не было покоя. Я сделал вас с братом несчастными. Не надо спорить! Если теперь я уступлю твоим уговорам и поверну всё назад, мне снова не будет покоя.

     Тинка узнала от Алёшки, что он с девушкой снова пошёл тогда в развалины; как раз наступило затишье, техника молчала, они и ещё несколько человек, появившихся со стороны палаток, установленных на расчищенных местах, прислушивались, не подаст ли кто-нибудь из оставшихся в живых звуки. И вдруг на него что-то обвалилось.

     Очнулся уже в госпитале, та девушка с медицинской сумкой, когда его вытащили, оказала ему первую помощь. Её звали Олей, медсестра по профессии, приехала отдыхать в Югославию по комсомольской путёвке из Челябинска.

     - Представляешь, эта Оля добровольно осталась помогать пострадавшим при землетрясении, не полетела домой! - сказал он восхищённо Тинке.

     - Тебе эта девушка нравится? – спросила она.

     - Да, но у нас с ней ничего не было, не думай, мы не влюбились, она знает, что я женат.

     - Но ты мог сказать, что разлюбил меня!

     - Я бы соврал, если бы так сказал. Я по-прежнему люблю тебя. Пройдя через ад, увидев так близко смерть, теперь знаю, чем нельзя рисковать и что следует ценить. Вы с Катюшей дороги мне. Я всегда буду о вас заботиться, выручать в случае чего. Но вы должны быть свободны в любви и своих привязанностях - у вас ведь никогда не было выбора. И нам лучше расстаться. Пройдёт время, и ты поймёшь, что был я прав.

     Брак их расторгли по взаимному согласию без каких-либо задержек. Алёшка неожиданно для всех перевёлся в Свердловск, заявил, что ему надо понабраться опыта, к тому же на периферии начинающему тележурналисту легче творить, можно делать очерки, какие захочешь, а информацию и маленькие репортажи будет посылать для Центрального телевидения и с Урала.

     Похоже, и Степану захотелось творческой свободы. После свадьбы с Зосимчиком в начале июля он с сыном переехал жить к жене в Смоленск.

     Тинка встретилась с Алёшкой в Ленинграде у них на свадьбе, и держались они как близкие друзья. Бывший муж её поразил не только тем, что выглядел внешне иначе: кудри срезаны, на голове - короткая причёска, но и своей серьёзностью и спокойствием.

     Нет, у него по-прежнему озорно сверкали глаза, и говорил он жизнерадостно и метко шутил. Между тем уже не представлялся кем-то другим, словом, не играл роль британского битла Ринго, не надевал маску беззаботного весельчака или своего в доску рубахи-парня, был самим собой – искренним, открытым, но одновременно сдержанным.

     В августе Тинке дали на работе отпуск. Без сомнения, поехать решила не к морю или ещё куда-нибудь, а домой. В последний год было столько потрясений и перемен, что хотелось спокойного, тихого отдыха в родных стенах, знакомых местах и среди любящих людей.

     Перед поездкой в Башкирию заехала в Ленинград на два дня, чтобы Катюша смогла повидаться с бабушками и дедом. Прежде чем переехать в Свердловск, Алёшка объяснил ситуацию родным, выложив почти всю подноготную. Они его поняли и поддержали, а Тинке сказали, что будут считать своей, как до развода.

     Узнала от бабушки Екатерины, что Вадим на гастролях на Дальнем Востоке. К её изумлению, та заявила, что жалеет его даже больше Алёшки.

     - Он мне в детстве не нравился, - призналась старушка с сожалением. – Мягкотелый, послушный мальчик. Ни с отцом, ни с матерью не спорил. Держал себя тише воды, ниже травы. Вздрагивал в испуге, когда я к нему обращалась. И не обнимет, не прижмётся, как Алёшка. Тот шустрый рос, одним словом егоза. И теперь словно по радуге прыгает, всех радует и удивляет. А Вадим замкнутый, из него слова не вытянешь.

     Это не так, хотелось возразить Тинке, но старая женщина, как и её тётя Рита не выносили возражений, они придерживались своей правды и сердились, если с ними не соглашались. Само собой разумеется, по прошествии времени убеждались в своей неправоте и кардинально меняли мнение, но редко признавались в ошибках.

     - Уже потом я поняла Вадима. - Как видно, сегодня выпал для бабушки тот самый редкий случай признаний. – Его никто в семье по-настоящему не любил. По крайней мере открыто. Им только командовали да без конца одёргивали. Родители больше были привязаны к младшему сыну, а когда тот утонул в пять лет, оставшийся в живых сын, который всего-то был старше утонувшего на год, стал горьким напоминанием их потери, -Екатерина тяжело вздохнула, а потом, чуть помедлив, добавила: - Тогда дети на реке были с нянькой-раззявой. Обоих мальчиков захватило в воронку. Нянька успела спасти только одного ребёнка. Вот, похоже, Сергей и Людмила подспудно винили Вадика.

     - За что? – не удержалась от возгласа Тинка.

     - За то, что именно он оказался спасённым, а не младший, их любимец. А я отталкивала его потому, что он был не Светланин сын! – поджав губы, промолвила горестно бабушка.

     От жалости к маленькому одинокому мальчику, каким был Вадим в детстве, несшему на себе вину недобросовестной няньки и недальновидных жёстких родителей, у Тинки сжалось сердце. Но сочувствие мгновенно улетучилось, как только услышала завершающие слова бабушки:

     - А вырос - стало у него всё наоборот. Все готовы любить его. И ему легко угодить в ловушку таких девиц, как Полинка. Вот и теперь, по словам Людмилы, какая-то актрисочка возле него крутится!

     Пусть крутятся все, кому не лень, каждая встречная и поперечная, сказала себе Тинка, мне же пора становиться взрослой и научиться жить собственной жизнью, без Вадковского, Кравченко, не вспоминая и не надеясь ни на кого из них.

     В Караяре установилась необычная для августа жара. На второй день после приезда Тинка отправилась проведать коллектив местной газеты, оставив Катюшу на старшую сестру Марину, приехавшую всей семьёй к родителям на отдых. Дома из сестер Масловых не было только Ксени, которая отрабатывала практику в пионерском лагере под Уфой.

     Когда, повидавшись с бывшими коллегами, выходила из редакции, столкнулась неожиданно с одноклассницами Милочкой Ланиной и Люськой Быковой. Как знала Тинка из писем Алёнки Петуниной – та работала медсестрой в Уфе и по-прежнему писала ей -Люська во второй раз вышла замуж очень удачно, за таксиста, который ну прям пылинки сдувает с неё. Милочка, как и Тинка, развелась с мужем, сыном известного в Башкирии писателя, и теперь собирается снова замуж – за Колю Линкова, офицера советской армии. Он её всё-таки дождался, ухаживая за ней с переменным успехом со школы!

     Милочка сообщила радостно, свадьба у них с Линковым будет через две недели. Предложила Тинке стать свидетельницей.

     - А почему не Алёнка? – удивилась та.

     Милочка, многозначительно сложив пухлые губки бантиком, ответила:

     - Ты же знаешь, Алёнка на людях конфузится, она не сможет ни красиво сказать, ни людей завести.

     - Нет! – твёрдо заявила ей Тинка. – Свидетельницей должна быть Алёнка, она твоя настоящая верная подруга. А я рядом буду и в случае чего ей помогу.

     Не успели разойтись, как подошли Серёга Петров и Максим Моисеенко. И разговор заново вспыхнул о предстоящей Милочкиной свадьбе.

     Вдруг Люська ахнула и уставилась на двухэтажный дом, где жила бабушка Вадима, дед его умер в прошлом году.

     - Мне кажется, Вадим стоит у окна за шторкой и наблюдает за нами из бинокля! – воскликнула.

     - Не дури, он на гастролях на самом краю земли! – возразил Серёга. – Вадим мне писал.

     И Тинка хотела подтвердить. Но Люське, похоже, пришла охота поиграть в ясновидящую.

     - Сами убедитесь, скоро он появится собственной персоной. Не усидит, раз Тинка здесь. Серёга, - скомандовала, - обними-ка её покрепче, пусть поревнует! – и захихикала.

     Петров, такой ещё любитель похохмить, не стал ждать, когда его станут упрашивать, обнял Тинку и чмокнул в щеку.

     Невероятно, но через некоторое время они увидели, как из-за угла дома, действительно, показался Вадим и направился к ним.

     - Петров! – прошептала Быкова, дурачась. – Отойди от Тинки. Видишь, хозяин идёт! Серди-и-тый! Весь вид его говорит: «Руки прочь от моей Маслёны!»

     Впрочем, Вадковский встретил всех довольно приветливо, парням пожал руки, девчонкам каждой улыбнулся и кивнул. Выглядел он усталым и утомлённым, тёмные круги под глазами свидетельствовали о том, что не спал длительное время.

     - Ты же должен быть на Дальнем Востоке! – не скрыл своего удивления Серёга.

     - Мне нужно было приехать! – сухо ответил Вадим и не стал объяснять почему.

     Глаза его неотрывно смотрели на Тинку. Казалось, только её одну он замечал. Да, так и было.

     - Вадковский, как ты только играешь на сцене? – хитро улыбнулась Люська. – Если при виде Масловой немеешь! Я спрашиваю, сколько тут пробудешь, а ты в ответ ни бе ни ме.

     Все засмеялись, Вадим покраснел, как мальчишка, и, извиняюще улыбнувшись Быковой, ответил, что отпросился на неделю.

     Тинка хотела поправить Быкову, что оставила фамилию Алёшки, как у дочери – Кравченко, но смолчала. Неожиданно подумала, как приятно быть прежней Маслёной.

     Расставаясь, договорились оповестить всех своих, кто в данный момент в Караяре, и встретиться завтра на пляже.

     - Зачем ты приехал? – спросила Тинка у Вадима неприветливо, когда они отделились от ребят, направляясь к леспромхозовскому посёлку. Милочка не рискнула к ним присоединиться.

     - Мне бабушка ленинградская направила телеграмму, чтобы я срочно ехал к тебе, пока ты не надумала снова выйти замуж после развода. Я не знал, что вы с Алёшкой собрались разводиться. Никто мне не сказал. И хоть жалко Алёшку, но сознаюсь честно, безумно рад этому, - сказал Вадим взволнованно.

     - А мне бабушка твоя сказала, что тебя опутывает уже другая цыпочка вроде Полинки! – перебила его Тинка, нахмурив брови.

     Вадим рассмеялся.

     - Моей грозной «отцовской» бабушке палец в рот не клади, она, конечно же, пошутила. Никто меня не преследует и не бегает за мной, я угрюм и резок с женщинами, любой из нашей труппы это тебе скажет. О, Тинка! – вздохнул он. – Неужели должно пройти ещё немало времени, чтобы ты поняла, мы не должны были расставаться, нам плохо друг без друга. Я люблю тебя и никогда не разлюблю, пусть хоть весь мир встанет против меня стеной! Я это выстрадал! – В голосе парня послышались тоскующие нотки. – Согласись, когда мы рядом, всё вокруг окутано очарованием. И мы будем вместе всегда!

     Как бы ни хотелось ей поверить в это, страх от разочарования в нём жил в ней. И до измены Вадим говорил что-то подобное. И тогда заманивал красивыми волнующими речами и нежными взглядами и вздохами. И что получилось? Ей одной пришлось, как говорится, расхлёбывать всю кашу, заваренную им. Хотя стоит ли теперь в ступе воду толочь, что случилось, то случилось. У неё есть Катюшка, значит, есть для кого жить.

     Всю дорогу до посёлка Тинка не позволяла Вадиму не только обнять или поцеловать себя, но и просто взять за руку. Когда подошли к дому, навстречу из ворот выскочила Катюша и принялась бурно радоваться матери и приезду «дяди».

     Из ограды показался рассерженный Федорик.

     - Опять убежала, чертовка! – завозмущался на племянницу. Заметив Вадима, хмуро бросил «Здрасте» и обратился к Тинке: - Я не стану больше смотрящим за твоей юлой, скажи Марине об этом, за ней глаз да глаз нужен, я лучше воды натаскаю и полы помою -в сто раз легче! Она чуть в колодец не свалилась!

     - Но ведь он закрыт на замок! – охнула Тинка и с укором посмотрела на дочку. – Катя?

     - Я просто посмотрела. Там нет водяного. Бабушка ошибается. Мама, ты можешь не бояться! – бесхитростно ответила дочка и спокойно взглянула матери в глаза.

     - Она нашла ключ на гвоздике в сенях и сумела открыть замок! – обвиняюще бросил Федорик и направился к дому.

     Вскоре Вадим попрощался и ушёл, пообещав прийти вечером.

     И хоть Тинка вслед ему бросила, что не следует ему приходить, так как она будет занята, с захода солнца ждала его с нетерпением. Принарядилась, подкрасилась. Вот уже и вечер вступил в свои права в полную силу, темнота вокруг сгустилась не на шутку. А Вадковского всё не было.

     Невольно стала беспокоиться. Уложив Катюшку вместе с племянниками спать, не вытерпела и побежала к бабе Мане позвонить – телефона у Масловых не было. Однако ни Вадим, ни его бабушка трубку не брали. Что могло случиться – у Тинки голова шла кругом от смятения. На душе становилось всё тревожнее и тревожнее. Предчувствие беды стало наступать со всех сторон и давить страшными опасениями и неотвратимым запахом смерти.

     Вдруг он под машину попал, когда спешил от неё, ведь пошёл по центральной дороге, а движение там днём не уступает городскому, со страхом думала Тинка. Или напала на него злобная бродячая собака и растерзала в клочья – собак в посёлке развелось немало.

     А может, случился в Караяре пожар, через гору с высоким лесом из дома Масловых не увидишь дыма. Родители рассказывали ей, как там уже был недели две назад пожар, сгорели сразу два дома. Водитель на грузовике вёз сено, задел им электропровод, сухая трава и дом от замыкания вспыхнули. Многие люди помогали тушить. Вадим, конечно же, не прошёл бы мимо.

     Ленинградская бабушка ошибалась в нём, считая его мягкотелым и трусливым. Его послушание перед родителями было показным. Он и в детстве был бесстрашным, рисковым. Хотя не умел плавать, но мчался на дедушкиной моторке на высоких скоростях по глубокой реке. Без страха ездил на мотоцикле, делая акробатические выкрутасы, не боялся спорить с учителями, когда те были не правы, умел отстаивать своё мнение.

     Он как будто испытывал себя на смелость и выносливость. В колхозе в девятом классе, несмотря на водянистые мозоли, не расклеился и не уехал, упорно продолжал копать картошку вместе с остальными мальчишками.

     Да, он не может грубостью ответить на грубость, теряется перед наглостью, но Тинка не сомневалась, что он, как Алёшка, не пройдёт мимо чужой беды, рванётся спасать.

     В одиннадцать часов Тинка, не выдержав тяжёлых мыслей, снова пошла звонить к бабе Мане. Никто на другом проводе не откликнулся. Мелькнуло в голове, вдруг телефон не работает, позвонила на узел связи, телефонистка заверила, что всё в порядке, обрывов нет и номер Галины Александровны, бабушки Вадима, остался прежним.

     Не постеснялась позвонить на станцию скорой помощи, ей ответили, Вадковского не привозили и не было никаких пожаров.

     Что же такое могло случиться? Мучилась вопросом Тинка, сидя на лавочке около забора сада, сжавшись, как воробышек. Может, им с бабушкой стало плохо, и они лежат теперь в квартире без помощи, мне нужно идти и выяснить. Соскочив, уже рванулась бежать прямым путём через гору, как увидела под лунным светом фигуру мужчины, быстрым шагом приближающуюся к ней.

     - Вадим! – крикнула громко, разорвав сонную тишину улицы, и бросилась к нему на шею. – Что случилось? Я тебя так ждала! – захлёбывалась она от набежавших вдруг обильных слёз.

     - Прости меня! Я проспал! Почти две ночи не спал, пока добирался до Караяра. Не слышал будильника, и бабушка крепко спала! – объяснял он, лихорадочно обнимая и целуя Тинку. – Я так бежал, даже букет цветов, приготовленный, забыл взять.

     - Мне не нужны цветы, - продолжала всхлипывать девушка. – Главное, ты жив и здоров!

     - А почему я должен умереть? – удивился Вадим. – Ты переживала?!.. Жаль всё-таки, я не захватил цветы, сейчас встал бы на колени и предложил тебе выйти за меня замуж. – И перевёл радостно дыхание, не отпуская её из объятий. – Но я не предлагаю, я настаиваю и не дам тебе даже подумать ни минуты. Мы поженимся в субботу, бабушка в загсе договорится, недаром же полсела были её пациентами, если не сами, то их родственники. У нас не будет большой свадьбы, но будем мы с тобой и Катюша – этого ведь, достаточно, правда?

     Тинка, прижавшись к нему, счастливо кивнула, и он без слов, по её движению понял, что она согласна, и облегчённо вздохнул, ещё теснее прижав к себе.

     Эпилог

     Их не зарегистрировали в субботу, поскольку в загсе этот день весь был занят, а расписали в пятницу до обеда. В момент регистрации брака с ними были Катюша и бабушка Вадима. Свидетелями стали Петров и Быкова, которая всегда верила в незыблемость их любви, зародившейся, по её словам, на копке картофеля в девятом классе, когда Люська милостиво уступила Тинке Вадима, потому что поняла, он ей больше подходит.

     Ни родителям, ни другим родственникам, тем более остальным одноклассникам, они не сказали, что намерены пожениться. Всем собирались сообщить задним числом. Даже Катюшу просветили уже перед загсом.

     Вадим приехал в посёлок за ними на старом дедушкином «Запорожце», который, несмотря на «солидный возраст», так как принадлежал к первому поколению автомобилей этой марки, выглядел ещё очень даже ничего.

     И как же они удивились, когда увидели, выходя из загса шумную толпу – родные и знакомые лица! Были Тинкины мать и отец, сестры и Федорик, баба Маня, а с ней слепая её подруга – бабушка Софья. Среди одноклассников и друзей из параллельных классов Тинка и Вадим увидели их классную руководительницу Эмму Степановну. Все стали бросать цветы им под ноги и кричать: «Поздравляем!» А потом принялись целовать и обнимать.

     Кто-то открыл шампанское, принесли бокалы и конфеты, все принялись чокаться и говорить пожелания.

     - Садимся все в больничный автобус и едем на «сабантуй», - объявил Серёга Петров. – Там будем ловить рыбу и сварим уху, все продукты уже в машине.

     Но старшие вместе с Эммой запротестовали. Они решили пойти к Галине Александровне на чаепитие. А молодёжь готова была ехать. Тинка не сомневалась, что всё заранее оговорено и подготовлено: скорее всего, Серёга и Люська проболтались об их свадьбе и, видно, всё устраивалось не без бабушкиного согласия. Недаром автобус, как оказалось, выделен районной больницей на целый день.

     На большой лесной поляне в километре от леспромхозовского посёлка (её удивительным образом с одной стороны окаймляла узкая, в пять взрослых шагов, быстрая, неглубокая речушка) обычно в июне проходил башкирский праздник – Сабантуй. Вот почему это место жители называли тоже «сабантуем».

     Уха получилась отменной. Тинке с Вадимом было совсем не в тягость постоянное внимание, а вот на своих первых свадьбах они оба от него неимоверно устали. Мало того, они теперь наслаждались от души приятными речами, восхвалением и забавными, незамысловатыми пожеланиями и конкурсами.

     Вадим не спускал с рук Катюшку. Когда дочка уснула, Марина предложила положить девочку в автобус, где, растянувшись на кожаных сиденьях, спали мирно её дети, он решительно отказался, напомнив ей и Тинке про колодец.

     - Она может проснуться и убрести к речке и утонуть, - опасливо произнёс. – Лучше пусть поспит у меня на коленях.

     И держал девочку крепко целый час, пока та спала. На что Серёга беззлобно съязвил:

     - Раньше, Вад, у тебя была одна головная боль – Тинка, теперь стало две!

     - Удивишься, но я безумно рад этому! – искренне, без какой-либо доли шутки ответил Вадковский и с любовью взглянул на жену.

     Веселились бы все до позднего вечера - не разразись вдруг гроза, надвинувшаяся неизвестно откуда. Казалось, только что небо было чистым и ясным, как неожиданно его заволокли тучи и загрохотало вдалеке. Быстренько до дождя собрали все вещи и уселись в автобус. Ливень уже застал их в пути. Водитель развёз всех по домам.

     Вадима и Тинку с их дочерью высадил последними у дома бывшей главврачихи. Бабушки в квартире не оказалось. На столе стояло шампанское, яблоки и в тарелке три кусочка свадебного торта. В записке сообщалось, что бабушка ушла с ночёвкой к подруге.

     - Мы одни! - обрадовался Вадим. – Сегодняшний день просто сказка!

     Тинка согласилась с ним.

     Когда искупали Катюшку и стали укладывать её спать, чтобы быстрее остаться вдвоём – оба были в нетерпении, обоих бросало в жар даже от лёгкого прикосновения, а от запаха друг друга кружилась голова – дочка спросила невинно:

     - Что ли это теперь будет наш дом? А ты, дядя, что ли будешь моим папой?

     - Да, я твой папа! – с волнением в голосе проговорил Вадим и, судорожно сглотнув, добавил твёрдо: - Теперь и навсегда! Но это не наш дом, а бабушки Гали. Мы же поедем жить далеко-далеко, в сказочное место – на Дальний Восток. Там есть настоящее море. Сине-зелёное, как мамины глаза.

     - Красивее, чем Караярка? – с недоверием осведомилась Катюша. – А первый мой папа поедет с нами?

     - Он будет приезжать к тебе, и ты к нему тоже, - успокоила дочку Тинка.

     Она уже знала, что им предстоит уехать во Владивосток: местный театр предложил Вадиму должность режиссёра, и он согласился и уже написал заявление на перевод. Тинка не сомневалась, что тоже найдёт в краевом центре работу по специальности.

     Так и получилось. Оба они удачно прижились на новом месте. Более того, перетянули к себе Зосимчика со Степаном, заманив их на край страны трёхкомнатной квартирой, которую пообещал им выделить краевой телерадиокомитет. А так как у них родилась двойня и смоленская однокомнатная стала маловата для семьи, к тому же Роза сильно тосковала по подружке, они, конечно, не устояли и перебрались.

     У Вадковских тоже через год после свадьбы родился ребёнок – сын Егорка. Светлоглазый - в мать, но темноволосый - в отца.

     Родители Вадима и бабушка Екатерина очень этому обрадовались. Они не сердились, что их не оповестили о свадьбе заранее, сообщили телеграммой уже на следующий день. Понимали, что молодым было не до них. Вдобавок Людмила осознавала, что виновата в их разлуке почти на пять лет, нелегко Тинке забыть это.

     Как ни странно, но свекровь ошибалась, думая так. Тинка не таила на неё зла, и о том, что она уговаривала на аборт, не сказала Вадиму – зачем сталкивать двух близких людей. Вдобавок жалела её, ведь у той никогда не было родства душ с единственным сыном.

     Тинка же надеялась, что у неё самой всё будет иначе: их близость с Катюшей и взаимопонимание останутся навсегда, и с сыном найдёт общий язык в будущем. Всё сделает, чтобы их, четверых, связывали постоянно глубокая привязанность друг к другу и любовь.

     Того же самого хотел и Вадим – крепкой привязанности и большой любви в семье, которых сам был лишён в детстве. Поэтому почти всё не занятое театром время посвящал жене и детям. Он никогда не отмахивался от бесконечных вопросов Катюшки, как делал когда-то его вечно занятый на службе отец, а терпеливо и вдумчиво выслушивал и доходчиво объяснял.

     Муж помогал Тинке ухаживать за сыном, купал, когда был дома, забирал ребёнка после раннего утреннего кормления в другую комнату на час для бодрствования, чтобы Тинка ещё немного поспала. А в половине восьмого обычно будил Катюшку и отводил в детский сад, который, к счастью, был от дома в пяти минутах ходьбы. Работа у него начиналась чаще всего или с одиннадцати часов, или после обеда, поэтому он успевал помочь Тинке с кое-какими домашними делами.

     Несмотря на то, что муж имел один лишь выходной и до позднего вечера задерживался в театре, когда шёл спектакль, Тинка не чувствовала себя заброшенной, наоборот, постоянно ощущала его заботу. Он мог просто так, ни с того ни с сего позвонить с работы, потому что захотел вдруг услышать их с Катюшкой голос или соскучился по ним и желает знать, чем они занимаются в данный момент.

     В театре у Вадима дела складывались даже лучше, чем можно было ожидать. Он всегда хотел ставить классические комедии, русские или зарубежные, неважно. И самостоятельно. Именно так, как представлял себе. Ему, можно сказать, дали зелёную улицу, первая же поставленная им комедия с детективным сюжетом очень понравилась зрителям.

     А Тинка устроилась на радио. Пока сидела год дома по уходу за ребёнком, написала детскую сказочную повесть. Но решилась отослать рукопись в редакцию журнала «Костёр» только через три года. Ей ответили, что включат её произведение в план публикаций на следующий год.

     Невероятно удивилась, когда увидела повесть уже в первом, январском, номере. Вадим оббежал несколько киосков «Союзпечать», чтобы скупить побольше экземпляров – как же, надо же обрадовать всю родню и друзей! И, конечно, себе и детям оставить с десяток.

     Первому отправили повесть Алёшке в Свердловск. За прошедшие годы Тинка с Вадимом видели его всего раз, хотя ежегодно приезжали с детьми в Ленинград и сообщали об этом всей семье Кравченко. Обычно Светлана или Василий забирали Катюшку к себе домой на несколько дней, куда приезжал Алёшка, и девочка с ним с удовольствием общалась.

     Она уже знала, что настоящий отец её – Вадим и в садике и в детской поликлинике была записана на его фамилию, правда, по свидетельству о рождении по-прежнему оставалась Кравченко, Алёшка не соглашался на удочерение.

     Вадим, всегда воспринимающий эти встречи ревниво, всё же скрепя сердце, терпеливо сносил их, осознавая, что получил в жизни больше: его любимая женщина и их дочь всегда с ним.

     Во всяком случае, расставался он с семьёй лишь на гастроли его театра, да и то Тинка с детьми или одна умудрялась прилететь к нему на несколько дней. Для этого специально копила в течение года отгулы. И отпуск свой пристраивала к его отпуску, чтобы быть всегда вместе.

     Из писем бабушки Екатерины и Светланы (та по-прежнему относилась к бывшей невестке, как к дочери) Тинка знала, что бывший её муж два года назад женился на медсестре Оле, с которой познакомился в Черногории.

     Живут дружно, похоже, любят друг друга. Год назад усыновили полугодовалого мальчика из дома грудничков-отказников. Алёшка работает на областном телевидении, его репортажи можно частенько увидеть по Центральному телевидению.

     Через две недели после того, как отправлен был журнал ему, в квартире неожиданно ночью раздался междугородный звонок. Взяв трубку, Тинка услышала взволнованный голос Алёшки. Она испуганно вздрогнула, на душе шевельнулась тревога. Первая мысль была: что-то случилось! Поскольку была глубокая ночь, и он никогда не звонил.

     - У меня радость! – сообщил жизнерадостно сразу после приветствия и извинения, что разбудил. (Тинка, облегчённо вздохнув, ждала, что скажет дальше). – Почему ты не спрашиваешь, какая? – нарочито обиженным тоном воскликнул Алёшка.

     - И какая? – поинтересовалась девушка и успокаивающе помахала рукой проснувшемуся мужу, с испуганным видом приподнявшемуся с постели, дескать, всё нормально.

     - Я твою повесть «Малышастик» прочёл и…- Парень замолчал, интригуя.

     - Безумно рада, ну и…что дальше? – прервала его молчание.

     - А вечером вернулась Оля с дежурства и сообщила, что беременна! – он выложил, наконец-то, то, что хотел сообщить. – От меня! И уже два месяца! Я знаю, тебе мама рассказала о моей свинке в детстве и о том, что я могу быть неспособным иметь детей. Признаюсь, и я так думал, хотя и не хотелось сознаваться в этом. Оказалось, могу иметь! Представляешь, у нас с Олей будет свой ребёнок! А ещё меня переводят назад в Москву!

     - О-о! – только и сумела вклиниться Тинка в возбуждённую речь Алёшки.

     - Конечно, мы будем Илью любить не меньше. Но у нас будет ещё собственный ребёнок, ура! Слышишь, Тинка? Правда, я хочу напроситься в какую-нибудь испаноязычную страну собкором, талдычу усиленно испанский язык. Ольга, само собой, поедет с детьми со мной. Как я счастлив – у меня будет сын или дочка! И всё это твоя повесть!

     - А при чём тут она? – искренне удивилась Тинка.

     - Спроси у Вадима. Он тебе скажет!

     Когда закончился разговор, завершившийся пожеланием от Алёшки встречи их семьями, его и Тинки, в следующий отпуск в Ленинграде, спросила у мужа, что имел в виду Алёшка, говоря, чтобы она обратилась к нему за ответом. Вадим задумался на миг, потом решительно взял с полки журнал «Костёр», перелистал и углубился в последние страницы повести. Вскоре отложил журнал в сторону и лукаво улыбнулся жене.

     - Я понял, на что он намекает. Алёшка всегда в своём репертуаре. Не мог сказать прямо, обязательно надо затеять интригу. А если бы меня тут рядом с тобой не было, ты бы голову ломала до утра, мучаясь над загадкой! А всё, Русалочка моя, гораздо проще.

     И потянул к себе жену в постель и стал страстно целовать. И у Тинки все мысли о загадках Алёшки под нахлынувшим на неё блаженством из головы разом вытиснились, их место заняло нестерпимое желание любимого мужчины.

     Когда немного успокоились после занятий любовью, вернулись к прерванному разговору.

     - Ну, не томи, говори! – нетерпеливо стала торопить мужа Тинка, по-прежнему находясь в его объятиях.

     - В твоей повести Малышастик, мечтая быстрее вырасти, находит эликсир роста и с помощью него становится взрослым, при этом остаётся прежним глупым мальчишкой и попадает в ужасные ситуации, - принялся объяснять неторопливо Вадим. - Учёный, придумавший эликсир, спасая мальчика в конце книги, скажет ему, что каждый человек для своего роста получает время, чтобы приобрести жизненный опыт, и у каждого свой черёд вступления во взрослую жизнь, не нужно торопиться туда, иначе будешь дураком в стране умных. Надо только ждать, надеяться, и время твоё придёт!

     - Всё равно непонятно, почему Алёшка вдруг свою радость связал с историей Малышастика! – воскликнула в недоумении Тинка.

     - Всё дело в словах «У каждого свой черёд» и «Надо ждать». Что-то вроде этого я говорил Алёшке, когда мы с ним встретились наедине после его возвращения из Черногории. Он скрыл от меня, что собирается разводиться с тобой, но рассказал о своих опасениях, что не сможет иметь собственных детей. Вот тогда я и сказал ему, чтобы он не зацикливался на этом. Ведь прогноз пятьдесят на пятьдесят, значит, надежда есть. Наступит и его черёд иметь собственных детей, уверил его, надо просто ждать и надеяться. Скорее всего, конец твоей повести напомнил Алёшке мои успокаивающие слова. И тут вдруг приходит жена и говорит ему, что беременна! Вот такое произошло совпадение!

     Оба, и Тинка, и Вадим, почувствовали необычайную радость с привкусом облегчения: наконец-то, у Алёшки всё в порядке и можно надеяться, что он счастлив и не жалеет, что отступился от Тинки. Даже предложил встретиться семьями, возможно, захочет и дальше общаться. И братские узы окрепнут, станут братья дружить.

     Буквально через месяц Вадиму из Ленинграда позвонил бывший его преподаватель: он создаёт новый театр и предлагает ему место режиссёра. Но Вадим не обрадовался, как можно было бы подумать. К изумлению и досаде преподавателя, отказался сразу, даже не попросил время на раздумья.

     - Мне нравится жить и работать на Дальнем Востоке, - сказал он Тинке, объясняя свой отказ. – Понимаю, что многие рвутся в столицу и в Ленинград. Но я чувствую себя здесь на своём месте и свободен в своём творчестве, конечно, в определённых границах, не глупец, знаю, абсолютной свободы не бывает. Возможно, придёт время, мы захотим уехать. Может, и в Ленинград. Только не сейчас.

     Тинка была согласна с ним, она сама прикипела душой к здешним местам и дальневосточникам, не хотелось всё бросать. Да и какая разница, где заниматься любимым делом, если к тому же самые родные тебе люди с тобой! Тинка никогда намеренно не рвалась к взлётам в карьере, как Алёшка, для неё важнее было получать удовольствие от того, что делаешь. Таким же был Вадим.

     Никто бы из однокурсников не понял его. Почти все они рвутся вверх, как пламя огня к небу, стремятся добиться в карьере невероятных высот, а уж сделаться знаменитым – мечта заветная. Вадковскому же даёт судьба шанс блеснуть. Ему и сниматься в кино на «Ленфильме» как-то раз предлагали. Не захотел. И теперь выбирает вместо Ленинграда работу в глубинке. Но именно эта глубинка, как ни странно, помогает ему самореализоваться и быть счастливым.

     Каждый сам делает свой выбор на жизненном пути. Одним для счастья нужно блистать на весь свет, другим достаточно того, чтобы солнце вставало раньше, чем для большинства людей, и улыбками родных и друзей освещён был каждый день.

     Конец

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"