Часто сквозь видимый миру смех льются невидимые миру слезы.
Николай Васильевич Гоголь
Она очень сильно устала. Но как только она попыталась закрыть глаза и заснуть, Ниловер увидела Бернадиту в белом платье и с луком в руке. Пробуждение было настолько неожиданным, что у нее еще долго колотилось сердце.
Ниловер закусила губу до крови, чтобы не расплакаться. Странно, она думала, что уже выплакала все слезы, но они полились ручьем прямо на белоснежную подушку. За спиной слышалось тихое сопение Пайпер и это даже немного успокаивало. В комнате стояла кромешная темнота, только иногда через окно проникал свет от фар проезжающей мимо машины.
Девушка попыталась сосредоточиться на стуке своего сердца, чтобы прекратить рыдание, но слезы катились по щекам, словно капли дождя.
- Квин...
Чувство было такое, как будто это привидения на чердаке стонали. Но это была лишь Пайпер, и она разговаривала во сне. Ниловер осторожно повернулась к ней. На лице шестнадцатилетней девушки плутала улыбка, и она становилась все шире и шире. Во сне она была спокойной, не было даже намека на ту девушку, что огрызается с отцом.
Но вдруг Пайпер нахмурилась и сжала руки в кулаки.
Она произнесла лишь одно слово:
- Мама...
Ее лицо сразу разгладилось, и она повернулась на другой бок.
Ниловер легла на спину. Всегда снится именно то, чего ты боишься или желаешь больше всего на свете.
А чего желала сама Ниловер? Она хотела, чтобы все вернулось на круги своя, чтобы Бернадита была жива и они снова были Девятью девами. Но это уже было невозможным. Отношения сестер никогда уже не будут прежними и если они вернутся на остров, Ниловер сразу же превратиться в русалку.
Да, она пообещала Сирене, что вернет своих сестер обратно, и она попыталась стать сильнее, попыталась убедить Иммаколэту, что люди самые жалкие существа на планете. Хотя внутри все противилось тому, что она говорила. Она не хотела больше вести себя как последняя сволочь, но ведь там, на острове, у безжизненного тела Бернадиты, она пообещала, что вернет своих сестер целых и невредимых. И клятва держала ее как тысяча железных цепей.
А боялась она больше всего смерти.
Сделав глубокий вдох, Ниловер закрыла глаза.
***
Семь сестер были распределены по разным комнатам в доме.
В первой комнате для гостей расположились Инес и Акела, которые кое-как устроились на маленьком декоративном диванчике в виде улыбки, хотя радости от пребывания на нем ничуть не почувствовали. В соседней комнате Мэйлеа не столько смотрела на интерьер, сколько ее вниманием завладели прекрасные растения, стоящие в резных горшках на плоском подоконнике. А всегда жизнерадостной Донсии ничего не оставалось, как разделить восторг сестры.
Третья комната оказалась заполненной Маритой и Ариэдной. И то ли из-за присутствия самой красивой и обаятельной девушки, то ли из-за большой хрустальной люстры, от которой расходились во все стороны лучи белого света, но эта комната казалась уютной, словно раскрыла свои гостеприимные объятия и показала себя во всей красе. Мягкий ковер ванильного цвета не давал белым ножкам девушек замерзнуть. Стены были сероватого оттенка и если провести по ним рукой, закрыв глаза, то можно подумать, что прикасаешься к неровной поверхности горы, такие она были шероховатые и неровные. Было это сделано специально или по чистой случайности - неизвестно, но это придавало всей комнате очень домашний оттенок. Обычная кровать была застелена приятным на ощупь коричневым пледом и завалена горой маленьких белоснежных подушек. Рядом на стене висело круглое зеркало, а под ними примостился элегантный маленький столик с одним ящичком для бумаги.
Иммаколэта рассматривала просторную комнату, куда ее привел Эдвард для ночлега, и в которой не было ничего лишнего, а разнообразие цветов ограничивалось оттенками белого и синего. Такое ощущение, будто здесь поработала не одна пара рук, хотя спальня была простой до невозможности. Двуспальная кровать аккуратно застелена матовым серым покрывалом. Окно выходило на юг, в уютный внутренний дворик. У противоположной стены громоздился не слишком красивый полированный шкаф, кресло-качалка и торшер-цветок. Но внимание Первой из Девяти дев привлек маленький шкаф в виде головы человека со стеклянными створками. На одной из полок стояли книги, покрытые пылью и изрядно потрепанные, а на двух оставшихся вместились причудливые предметы. Это были кухонные прихватки для поклонников Star Trek, солонки в виде волшебных палочек, цветочные горшки с изображением лиц людей и многое другое, чего она не могла описать.
А в центре стояла одна единственная фотография в дорогой рамке. На снимке было изображено лицо женщины лет тридцати с морщинками вокруг улыбающихся губ и глаз. Ее черные волосы были завиты в роскошные кудри, а к челке прицеплена блестящая заколка в форме бабочки. Иммаколэта взяла эту заколку с полки, лежащую на полке рядом с фотографией и принялась крутить в руках. Некоторые хрусталики давно выпали, а на вид ей было пять лет, не меньше. Значит, для Эдварда она очень дорога, раз он ее хранит. Иммаколэте вдруг нестерпимо захотелось узнать о незнакомке побольше, а кого как не Эдварда она могла о ней спросить?
Она, осторожно ступая по половицам, прошла по винтовой лестнице, сразу увидев яркий огонь в камине и сидящего на диване Эдварда Медлера. Мужчина сосредоточенно всматривался в пламя, словно это интересовало его больше всего на свете. Иммаколэта заметила подушку и одеяло, отчего ей стала стыдно. Даже от наклона его спины веяло расслабленностью и печалью одновременно. Ей не хотелось нарушать его спокойствие своим присутствием, она повернулась, чтобы уйти, но ступенька предательски скрипнула.
Первая из Девяти дев невольно улыбнулась. Мужчина вновь уставился на огонь, склонив голову набок. Потоптавшись секунду на лестнице, Иммаколэта спустилась вниз.
- Я хотела извиниться, за то, что вам придется ночевать здесь! - сказала она, надеясь, что ее голос прозвучал не слишком хладнокровно и бесцветно.
К этому она сама уже привыкла, используя такой тон на сестрах. Вот уже и отучилась от нежности и проявления других чувств, кроме власти над младшими сестрами.
Она остановилась около дивана, не решаясь сделать ни единого шага.
- Что вы! Гости в нашем доме - редкое явление! Я вообще думаю, что Пайпер уже одичала от постоянного одиночества. - Признался он честно. - Раньше все было наоборот...
Эдвард встрепенулся и сдвинулся на другой край дивана, приглашая Иммаколэту сесть рядом.
Пять минут они провели в абсолютной тишине, слушая лишь треск поленьев в камине.
- Простите Эдвард, это не мое дело, конечно, но та фотография женщины.... Это ведь мать Пайпер и... ваша жена?
Иммаколэта ожидающе взглянула на него, но мужчина словно и не собирался отвечать.
- Да... - протянул он тихо и перевел на женщину глаза полные боли. - Анна умерла год назад. И я подумал, что для Пайпер будет лучше в другом городе, там, где ничего бы не напоминало о маме, но она с переездом отдалилась. И я больше не чувствую семью без Анны...
Иммаколэта слушала предельно тихо, заметив с какой любовью, Эдвард произносил имя умершей жены.
- Наверное, вы сейчас считаете меня слабаком, который даже с собственной дочерью справится, не может! У вас семь замечательных детей и вы отлично ладите друг с другом. Вы настоящая героиня!
Иммаколэте были приятны его слова, но на самом деле она считала героем Эдварда. Одиночество - самое ужасное чувство на всей планете, но когда рядом есть родная дочь, которая отталкивает и грубит, - это еще ужаснее. Она не стала обрекать эти мысли в слова.
- Вы замечательный отец, об этом можно узнать даже по тому, с каким трепетом вы говорите о своей дочери. - Иммаколэта ощутила его уныние и сразу перевела тему, - я видела у вас в шкафу интересные вещи.
Эдвард заметно оживился, похоже, Иммаколэта затронула важную тему.
- Эти вещи придумал я сам, вместе с Анной. Она поддержала мою идею, она всегда была жизнерадостной и считала, что даже некоторые мелочи могут сделать людей счастливыми. Некоторые могут рассмешить, а другие заставляют задуматься. Мы накопили деньги и организовали собственную компанию, но через год, наше дело прогорело. Оказываются, существует не так уж много людей мечтающих сделать свой дом уютным и приятным для гостей.
Иммаколэта пожала плечами.
- А мне нравится. Эти вещицы... довольно забавные!
- Увы, это больше никто не ценит.
Эдвард выдавил улыбку, большую похожую на гримасу, когда съедают кислый лимон. Но ведь он ценил. Он любил свою работу, разве не поэтому он все это хранит?
- Что вы собираетесь делать дальше? - Вопрос застал Иммаколэту врасплох, она еще не успела, как следует это обдумать.
- Не знаю! - его глаза были добродушными, и это мешало ей соврать. - Мы здесь совсем ничего не знаем.
Эдвард мимолетно качнул головой.
- Я уже говорил, что Пайпер отвыкла от общения с нормальными людьми? Она связалась не с той кампанией, и это очень плохо сказывается на ее поведении. Ее слова совершенно беспочвенны. Я вижу, что вы порядочная женщина, оказавшаяся в непростой ситуации, да еще и с семью детьми,... и я готов помочь. Может быть даже ваша дочь...
- Ниловер...
- Ниловер сможет подружиться с Пайпер. Ей бы не помешала настоящая подруга. Оставайтесь сколько угодно.
- Спасибо! - поблагодарила она искренне.
Иммаколэта больше не знала, что еще могла сказать, но и этого, похоже, Эдварду было больше чем достаточно. Наверное, не только Пайпер чувствовала себя одинокой. А сейчас дом был полон, что напоминало Эдварду о жизни с Анной, когда каждая комната была пропитана ее присутствием.
Эдварду было легко и комфортно.
- Спокойной ночи Имма.
Женщина остановилась на полпути к спальне и прошептала одними губами: