Аннотация: Впервые она увидела его на пирушке в честь Международного женского дня...
1.
Впервые она увидела его на пирушке в честь Международного женского дня, в тот самый день, отмеченный в календаре красной цифрой "8". В этой пирушке участвовала не она - её родители. Отец-красавец, статный, высокий, светло-русые вьющиеся волосы. Прямой нос, красивые губы, серые глаза. И мама тоже привлекательная женщина, иначе бы отец Ани разве бы женился на ней, при своих внешних данных...
Аня присутствовала эпизодически. То забежит ненадолго, то опять умчится на улицу, или домой, через дорогу. Ане было лет немного, около одиннадцати. И за стол её поэтому не садили. У взрослых - своя компания. Пьют, едят, разговаривают, смеются, опять пьют и едят. Как ни прибежит Аня, они всё пьют и едят, и смеются. Больше всех разговаривал тот, с которым Аня, чуть позднее, танцевала. Она в первый раз танцевала с мужчиной. Ей понравилось. Музыка была весёлая, быстрая. Они кружились в шутливом танце по комнате. Он обхватил её за талию и кружился вместе с ней, и её гибкое тело, прогнувшись, летело по кругу, невесомое и изящное. Она смеялась, ей было хорошо. Хотелось кружиться ещё и ещё. А потом пирушка кончилась, все разошлись по домам.
Антон любил вспоминать ту, двухгодичной давности вечеринку у соседей Ани. Собственно, не саму вечеринку, а ту её часть, когда хозяин включил свой осипший кассетник, и "старички" устроили домашнюю дискотеку. Особенных танцоров там не было. Разве что эта милая девчушка. Дурачась принявшись танцевать с ней, он вдруг почувствовал, что она хорошо движется, как бы плывёт в волнах этой хрипловатой музыки. Она походила на порхающую бабочку. Легка и не по годам грациозна. И очень смешлива. Ей доставляло удовольствие кружится по комнате, не касаясь ногами пола. Этакая бесплатная карусель.
За два года Аня чуть подросла. Она была в том пограничном возрасте, когда девушкой назвать рано, но и сопливой девчонкой не назовёшь. Она развивалась. У неё сложилась фигура маленькой манекенщицы. Летом, когда она бегала в шортах и маечке, это было видно невооружённым глазом. Какие позы она принимала, когда разговаривала со сверстницами! Боже. Она ходила по его сердцу. Он, художник в душе и на досуге, разве мог не оценить всей её грации, не предугадать, какой красавицей станет Аня через год-другой.
Наступило лето. Аня заметила, что тот самый мужчина обращает на неё внимание. Когда она проходила мимо него, стоящего на улице, то сначала смущалась, а когда источник смущения оставался за спиной, спиной же и чувствовала, что он смотрит ей вслед. Когда она шла в шортах, он смотрел на её загорелые ноги. Впрочем, когда она оборачивалась, он смотрел в её лицо. Но это было недолго, лишь на момент поворота её головы. Отвернувшись, она улыбалась. Ей нравилось, что он на неё смотрит. Ей хотелось идти медленнее, но она не могла. Ей и бежать хотелось. Она любит бегать. С её длинными ногами это одно удовольствие.
Лёжа в постели, Антон часто вспоминал эту славную девчушку. Она будила его воображение. Он всегда радовался случайной встрече с ней на улице. Даже пытался раза два заговорить с ней, но разговора не получалось. И он, и она понимали, что огромная разница в возрасте, все эти условности и даже законы запрещают общение мужчины и несовершеннолетней девушки. В основном вся информация чувств посылалась и принималась визуально. Он считывал информацию с её походки, с застенчивой улыбки, с её поведения в кругу сверстниц.
Это было счастливое лето. Оно было украшено Анной. Она была как бы вторым солнышком, всё лето пробегавшем в шортиках или в юбочке-мини. Но счастье кратковременно. Наступила осень. Заморосили дожди. Наступил сезон теплой одежды. Осталась только радость её улыбки.
Впрочем, в летней идиллии не всё было идеально. Однажды Аня, обернувшись, заметила, что он смотрит в другую сторону. В следующий раз он вообще отвёл взгляд, когда она проходила мимо. Это её рассердило. Это была ссора. "Но что я ему сделала?" - размышляла она.
Как остро реагируют люди на невнимание. Особенно, когда пребывают в недуге любви.
Это было в то время, когда Антон почувствовал, что лёгкий визуальный флирт грозит осложнениями. Это, видимо, была кульминация чувств. И дальше - либо спад, либо необходим переход на иную стадию. Он даже хотел написать Ане письмо, как Дубровский своей возлюбленной. И способ передачи корреспонденции предполагался по этой схеме. Но вдруг "прозрел". "Что же я делаю? Старый бабник. Погубить это невинное существо..."
А затем наступила осень. Она помогла справиться с летним недугом, таким сладостным и томительным. И всё же, этот недуг осень лишь приглушила. Аня и осенью была хороша. Осень, как и хорошие платья, всегда украшение для красивых женщин. Девушек. Де... Нимфеток!
Да, вспомнился Набоков, Лолита, как литературный прецедент. Как оправдание грешных помыслов. Оправдание всегда есть.
Зимой Аня опять ловила на себе его взгляды. Но встречи стали реже. И взгляды не такие, как летом. Он изменился. А в школе на неё тоже стали мальчики поглядывать. Аня - водолей. Зимний знак. Последний месяц зимы. Это не его знак. Звезды всегда правы.
- Мы уезжаем, - узнала Аня новость.
Аня стояла на автобусной остановке. В красной куртке, голубых джинсах и белой кружевной шали. Антон прошёл мимо, в магазин. Улыбнулись, поздоровались. Ему показалось, что Аня сделала невольно какое-то движение в его сторону, как будто хотела его задержать, или что-то сказать. На остановке были люди. Может быть это помешало тайным любовникам перекинуться парой фраз.
Как будто это была последняя встреча. Родители уезжали в другую точку планеты, и увозили с собой Аню.
11.01.94
Позднее выяснилось, что отъезд не состоялся. Антон вновь увидел Аню в магазине. Долгое же отсутствие Ани в поле его зрения объяснялось тем, что она ходила в школу по другой улице.
Но эта встреча в магазине как возвращение чего-то утраченного. Аня вновь взошла на горизонте. Как ранний приход весны.
12.02.94
2.
Аня взрослела. Стремительно росла, обгоняя своих сверстниц. Она стала девушкой. От той смешливой хрупкой девчонки не осталось ничего. Аня в четырнадцать лет почти догнала в росте маму. Бёдра её стали широки, грудь как у взрослой женщины. Это несколько уменьшало поэтическое восприятие образа Ани. Она стала более земной.
Однажды Антон подошёл к Ане. Она стояла с подружкой, соседкой Антона. Он отозвал её, Аню, в сторону.
- Аня, приходите ко мне в гости. Скучно мне одному.
- А что мы у вас будем делать? - с вызовом спросила Аня.
- Найдём что делать. Музыку послушаем...
- И всё?
- Целоваться будем, - сделав над собой усилие, сказал Антон, признавшись в своём тайном желании.
Аня засмеялась.
- Вам не кажется... что вы слишком стар для меня?
После этого разговора прекратились всякие, даже визуальные отношения между Аней и Антоном. Аня резко переменилась. Прежде они здоровались, иногда перебрасывались парой фраз. Отныне Аня даже не смотрела в сторону Антона, проходя мимо его хибары с гордо поднятой головой. Но чаще просто проходила через двор подружки. Антон жалел о "выпущенном воробье". Слова вылетели. Оскорбили тонкую психику юной красавицы. Да, Аня становилась опять красавицей, миновав возраст "гадкого утёнка". Фигура её выровнялась, стала фигурой молодой женщины. Аня красиво одевалась. Видимо, дела у родителей шли в гору, появились средства для пополнения гардероба растущей дочери. Аня выкрасила волосы в каштановый цвет, который был ей к лицу.
Однажды Антон сделал попытку проникнуть во "дворец" юной "царевны". Он купил бутылку водки, захватил фотоаппарат, и пошёл в гости к отцу Ани. Приняли его не очень тепло. Аня вообще не показалась гостю. Фотографироваться наотрез отказалась. Это был очередной провал Антона.
После визита к родителям Ани, Антон перестал оказывать какие-либо знаки внимания. Старался не смотреть в сторону Ани, когда она могла это видеть. Растёт, не для него.
Став сторонним наблюдателем, Антон лишь украдкой любовался иногда проходившей мимо Аней. Написал несколько стихотворений. Пытался рисовать её по памяти. Но "любовь" прошла. Той Ани-нимфетки больше не было. Эту Аню, взрослую девушку, волнующую его своими пышными формами, он совсем не знал.
Время летит. Аня закончила одиннадцатый класс. В выпускном платье Антон её не видел. Возможно, скоро увидит в свадебном.
Аня недавно каталась на велосипеде. Лишь это её катание на велосипеде немного напоминает Антону ту Аню, смешливую девчонку, с которой он когда-то танцевал под хриплую музыку старого магнитофона.
Брат Ани, красавец Иван, служил в Чечне, как раз во время военного конфликта. Мама Ани ездила в Чечню, вызволять сына. Отчаянная женщина. Мать.
Отец Ани будто бы разводился с женой, уезжал, но вернулся. Брат куда-то уехал.
Аня ходит по деревенской улице, украшая собой этот уголок земли. Уходя всё дальше от той девочки-манекенщицы.
2.08.98
3.
Антон купил фотоплёнку, импортную, цветную. Зарядил свой "Зенит". В сумке рядом с фотоаппаратом лежал, в футляре, телеобъектив. Плёнка была куплена и заряжена с целью "поохотиться". Объект охоты - Аня.
Найдя в архиве заметки о Водолее, Антон не только перечитал их, но и дополнил. Две трети начала "Водолея" перепечатано на пишущей машинке, причём оставлен лишь второй экземпляр. Оригинал, если память не изменяет Антону, был передан Ане. Возможно, эти машинописные высказывания Антона попали на глаза мамы Ани, после чего и последовало временное исчезновение юной красавицы.
"А почему бы не вернуться к теме?" - подумал Антон, и зарядил фотоаппарат высокочувствительной фотоплёнкой. Но одно дело - замысел, и совсем другое - его воплощение. Даже с телеобъективом незаметно сфотографировать "объект" - весьма сложная задача, поскольку, для качественной съёмки необходимо всё же на какое-то расстояние приблизиться к объекту съёмки. Где-то в толпе можно подойти почти вплотную, но пустынные улицы пригорода лишают этой возможности.
Антон укладывал сумку с фотопринадлежностями в багажник "Беженки", стоявшей во дворе его деревенского "офиса", когда увидел идущую мимо по улице Аню. Она была совсем рядом, метрах в тридцати, и если даже фотоаппарат был собран и готов к работе, он всё же не успел бы снять ни одного кадра. Это явление Ани подтверждало пословицу: "На ловца и зверь бежит". "Зверь" бежит, да "охотник" не готов. Не ожидал. Оставалось, как на настоящей охоте, когда зазеваешься, провозишься с ружьём и поймёшь, что упустил дичь - оставалось хотя бы полюбоваться красивым полётом красивой птицы. Они, птицы, действительно, красивы.
Сделав здесь небольшое отступление, хотелось бы замолвить доброе слово за истинных охотников. Все они в какой-то мере художники, и своими выстрелами невольно пытаются остановить мгновение, которое всегда прекрасно.
Аня шла торопливо, ближе к противоположной от ограды Антона части дороги. Плечи Ани покрыты голубой джинсовой курткой. Светлая блузка под ней, обтягивающая пышную грудь Ани. От талии и ниже чёрные брюки-юбка, с разрезами, в которых периодически появлялись обнаженные ноги Ани. Антон не знал, что и делать. То ли поздороваться с Аней, заговорить с ней через оскорбляющий взгляд прохожих забор, то ли промолчать, то ли смотреть на неё, то ли отвернуться.
Аня шла с гордо поднятой головой, показывая свой милый для глаз Антона профиль. Волосы Ани чуть посветлели, не такие "медные", какие были весной. Солнце их слегка высветлило.
Аня прошла стремительно, не удостоив Антона даже скошенным в его сторону взглядом.
" ...Пролетаешь - лети, ты легка на ветру,
но улыбку свою оброни у ограды,
а когда ты пройдёшь, я её подберу..."
Улыбку Аня не обронила. Она шла к автобусной остановке.
"Что же, - подумал Антон, - попробую снять её на остановке из окна "Беженки", если фортуна не против".
Подготовив фотоаппарат, что заключалось в привинчивании телеобъектива, он поехал к остановке, не по дороге, а за гаражами, крадучись. Но Фортуна хихикала. На остановке стоял автобус. Иной раз автобус приходится ожидать часами. Видимо, Аня знала расписание, и шла как раз к предполагаемому приходу автобуса - последнего "мамонта" социализма, возящего горожан бесплатно.
Всё же Антону удалось обогнать пешую Аню. Он надеялся снять её "влёт", идущую. Аня заходила в ларёк-вагончик. И вот Антон её заметил. Он пересел на пассажирское кресло, быстро спустил стекло, собрался сделать снимок. Но оказалось, что фотоаппарат не совсем подготовлен. Не отвернута защитная пластмассовая чёрная крышка, предохраняющая линзы и светофильтры объектива. Крышка была завёрнута довольно плотно. Пока Антон отворачивал неподатливую крышку, Аня всё ближе подходила к автобусу. Наконец крышка снята. Антон быстро определил, какая потребуется выдержка. Поднял фотоаппарат, стал целиться, но Аня к тому времени вышла из сектора, в котором могла быть сфотографирована через форточку. Далее можно было снимать через лобовое стекло, что не гарантировало даже среднего качества снимка.
Аня благополучно подошла к автобусу, поднялась по ступеням в салон и стала устраиваться на свободном сиденье.
Всё, "фотоохота" закончена. Можно зачехлить "фоторужьё".
Аня, наверное, видела, что на неё был наведён фотоаппарат. Возможно, она думает, что её сфотографировали.
5.08.98
4.
Только что тихо ушёл в историю день Святого Валентина. Много дне и даже лет ушло в историю, осталось в прошлом. И эта маленькая повесть, с изменённым именем действующих лиц, претерпела некоторые метаморфозы. Прошло время, когда требовалось прятать настоящее имя Ани. Пять лет превратили Аню в молодую женщину. Назовём мы её по имени, и перейдём к повествованию от первого лица. К чему эти игры в прятки? Каждый пишет о себе. И тогда это правдиво. Лжи невпроворот. Себе я присвоил имя Антон, а Катю назвал Аней.
Екатерина. В минувшую субботу, 13 февраля, она встретилась мне как раз напротив калитки в ограду моего деревенского "офиса". Я возвращался из городского музея, неся три завёрнутых в белую бумагу портрета. Мои "девочки" пришлись не ко двору в городском музее. На выставку местных художников моих красавиц не допустили, и они целую неделю протомились в подсобке, среди других отвергнутых творений. Вполне понятно, что моё настроение было не самым наилучшим. От ветра немного слезились глаза. Я был при бороде, и даже при бакенбардах. Теперь бы Катя могла без натяжки сказать: "Вам не кажется, что вы для меня слишком старый?"
Летит время! Я стал старым. Одиноким. И "Беженки" у меня не стало. Отдал документ на неё. Всё равно техосмотр не пройден. Многое изменилось за эти пять лет. И Катя изменилась. Ещё недавно бегала в шортах смешливой девчонкой. И вот, идёт мне навстречу молодая женщина. Да, я думал об этом: стала Катя женщиной, или ещё девственна? В наше-то стремительное время...
Она идёт мне навстречу. Как-то, помню, в подобной ситуации, завидев меня, она свернула, не доходя до угла моей территории, на обходную дорогу, чтобы не встретиться со мной. Я подумал, что, наверное, свернёт. Она не свернула. Она шла мне навстречу. Я подумал, что надо бы как-то поздороваться. Всё же мы знакомы.
Когда мы почти поравнялись, я поднял выше свои глаза и сказал:
- Здравствуйте, Екатерина Ивановна.
Она улыбнулась, посмотрев на меня. А я успел заметить, как повзрослело её лицо. Что-то она сделала с бровями. Что они, красавицы, делают с бровями? Выщипывают?
Сегодня, то есть, уже вчера, в день Святого Валентина, вновь видел Катю. Смеркалось, было около семи вечера. Я как раз думал о ней, стоя у окна. Я экспериментировал с телепатической связью, посылая сигналы в сторону её обитания. Дом Кати выше, на горке. И увидел её, идущую с этой самой горки. Она шла очень медленно. При желании я мог успеть накинуть верхнюю одежду и выйти во двор. Встретиться с Екатериной взглядом. Быть может, поздравить её с праздником влюблённых.
Я увидел её в оба окна. Она шла медленно, склонив голову. Когда она проходила по самой ближней ко мне "траектории", но была мне не видна за моими строениями, я думал о том, что, возможно, мы сейчас как-то соприкасаемся нашими "полями". Какие они, эти поля? Метр? Десять? Бесконечность? Наверное, я мог в это время как-то воздействовать на неё, интуитивно используя какие-то свои скрытые возможности. Всё же какие-то возможности влияния на людей у меня есть. Есть сила воли, пожалуй, самая мощная сила. Но я не хотел ничего этого использовать. Не честно. К чему? Подумал где-то в это же время, что стрелы Амура, видимо - вещи вполне реальные. Если существуют какие-то "поля" у человека, вполне можно какое-то из них задеть, и даже как-то изменить, "пробить", прорасти в него. Что мы знаем об этом?
Когда-то я мечтал обладать телом юной Екатерины. Когда-то я предлагал ей целоваться. Когда-то я вращался с ней по комнате, держа её за тонкую девичью талию. Сейчас мне бы это не удалось.
Сегодня думал о том, что ещё ни разу не видел Катю с мальчиком. И подумал, что раз я об этом подумал, то скоро увижу, и моё сердце сдавит обручами ревности.
Была и такая смелая мысль: а вдруг она не равнодушна ко мне?
Подружка Кати, Маша, уехала с родителями. Видимо, навсегда. Катя сегодня мне показалась такой одинокой. Всё ли у неё в порядке? Как бы я хотел, чтобы всё у неё было хорошо. А хотел ли бы я сейчас видеть Катю у себя в комнате? Не знаю. За эти два месяца одиночества я понемногу отвык от всего этого. Кажется, я стремительно старею. И, видимо, мне эта красавица Катя уже не нужна. Каких-то пять лет, и то, что волновало, жгло, влекло... не волнует. Впрочем, всё это, возможно, лишь теоретически. Если бы она сейчас сидела рядом на диване, мысли могли быть иными...
15.02.99
5.
Ровно месяц миновал со времени последнего письменного контакта с Екатериной Ивановной. Обнаружил это только что, раскрыв рукопись для написания очередной главы. Почему я делаю это, после того, как подытожил "Многолюб"? Хочется сказать на это: ей Богу, больше не буду! Разве я виноват, что она ходит мимо моей хибары, и я опять стал видеть её, довольно часто. Дело в том, что Катя куда-то исчезала, не появлялась целых две недели. После её медленного шествия с горки 14 февраля, в день Святого Валентина. Она шла очень медленно. Я мог дважды или даже трижды за это время одеться и выйти в ограду, подойти к калитке, что-то сказать ей. Поздравить её с днём Святого Валентина. Или даже... повторить приглашение. А вдруг бы она осмелилась? Она же Водолей. А водолеи характеризуются как психологические сестры милосердия, ублажающие покинутых и несчастных.
Да она и сама производила впечатление покинутой и несчастной. Да одиночества. Старое и новое.
Но я, кремень не отёсанный, конечно же, не шевельнул и пальцем в этом направлении. Нет, я, разумеется, шевелил чем-то, и даже от одного окна перешёл к другому, проводил Катю взглядом до того места, где она скрывалась за моим более высоким забором. А чуть позднее я вновь наблюдал шествие Кати, теперь уже обратно, в горку. И она тоже шла медленно. Она шла так, как будто чего-то ждала. Это читалось в её походке. Или это было просто её меланхолическое состояние?
А затем Катя исчезла. Чего я только не передумал. Нет её неделю, нет вторую. Обычно, я заметил, Катя вечером, около 19 часов, идёт мимо моей хаты, и спустя ровно час возвращается. Где она проводит этот час? По этим её прохождениям мимо моих окон можно было сверять часы. И вот явления молодой красавицы прекратились. После 14 февраля.
Я подумал, что, возможно, Катя устроилась где-то работать по вахтам, по 15 дней. Либо, думал я, она где-то учится, приезжала проведать родителей, и вновь уехала.
Через 15 дней прогулки Кати возобновились, и тогда я утвердился в мысли, что она - вахтовичка. Эта мысль мне не понравилась. Я представляю, что это такое. Молодая девушка оказывается среди голодных и наглых мужчин... Впрочем, ни там, ни где либо, никто из нас не застрахован от всевозможных проявлений жизни, цель которой как будто всё подмять под себя, всё перевернуть с ног на голову, всё сделать хуже, чем это было. По крайней мере, изменить.
Последний раз видел Катю позавчера. Было холодно. 13 марта. Воскресенье. Два часа дня. Она возвращалась домой, шла в горку. Нормальным шагом. В руке несла полиэтиленовую сумку. Как обычно, она в брюках, в длинной дублёнке, в норковой тёмной шапке в виде шляпы. Катя исторгала клубы пара. Она выдыхала воздух, который на морозе превращался в пар. Я видел её дыхание.
А днём раньше Катя вела себя как-то странно. Вначале, как обычно, прошла мимо моих окон, в половине восьмого, в сторону остановки, а ровно час спустя я увидел её, сначала в западное окно, быстро идущей, а в западное окно я наблюдал уже бегущую Катю. Она побежала, видимо, вначале горки, и продолжала этот кросс до того момента, пока я мог её видеть.
В последний раз мы виделись с Катей 13 февраля. С тех пор я её видел, она меня нет. Думаю, моё обличие её вряд ли бы порадовало. Эх, телефон отключен. Возможно, у неё есть телефон. Вот бы и пообщались, не видя глаз. Зачем? А друг Судьба? Весёлая мысль. Обхохочешься. Но жизнь причудлива, и попробуй предугадать её ходы.
15.03.99
6.
"Нет худа без добра". Народная непобедимая мудрость. Вчера мой участок огородили снятым с дороги таящим снегом, образовав вдоль ограды этакий "шишкинский хребёт". "Шишкинский" потому, что в нашем закутке живёт шофёр мэра Шишкин. И эти снежные горы появляются каждую весну. И каждую весну мне приходится выходить на дорогу с лопатой, чтобы хоть как-то уменьшить нанесённый участку вред. Они - трактором, а я - лопатой.
Стою, долблю лёд, в конце канавки. Уже порядком взмок и устал. Вижу, идёт молодая женщина. Идёт красиво. Вроде бы Катя. Но "прикид" другой, не зимний, и я её сразу не узнал. Лишь когда она подошла ближе, опознал её окончательно. Катя смотрела на меня, и мы разулыбались. Я опять назвал её Екатериной Ивановной.
Она приближалась. Я успел заметить, что голову её украшает фиолетовый не то берет, не то шляпа наподобие фуражки. Вместо дублёнки на плечах Кати, как и на всём туловище тоже - кожаное пальто зелёного цвета, такое же, какое носит героиня другой моей повести. Эту деталь я должен был, видимо, обойти, так как пообещал Кате, что перепишу сию рукопись, озвучу, и вручу ей кассету с записью. Не пообещал, если точнее, а напросился на это, совершенно забыв о том, какие там есть подробности. Но слово вылетело. Катя мне великодушно разрешила это сделать. Она готова послушать то, что я наговорю на кассету.
Этот разговор произошёл у нас, когда Катя уже миновала меня, стоящего в архи не цивильном прикиде, с лопатой в руках. Она остановилась, стояла в пол-оборота. Улыбалась. И в это время она была особенно хороша. Ну должен был я хоть чем-то её задержать! И я "подписался" на эту кассету.
Когда "сделка" наша была заключена, и Катя пошла в сторону дома, я вдогонку сказал, что эта кассета будет как бы подарком на восьмое марта.
- Что-то уж слишком поздно, - сказала, улыбаясь, Катя.
- Что поделаешь, если я Вас не видел до этого, - соврал я, так как видел Катю много раз, и в тексте выше есть этому много подтверждений. Но всё же, случайных встреч с 13 февраля не было. Эта встреча, у ручья, первая с тех пор.
Надо же! Место встречи изменить нельзя! Опять почти у моей калитки. А где нам ещё можно встречаться? Где я бываю?
Итак, эта глава пишется в преддверии записи текста на магнитную ленту. Есть несколько вопросов к себе. Которые, наверное, задавать уже поздно. Надо доставать кассету, включать микрофон, и читать с листа то, что услышат ушки Кати. Наверное, ей будет интересно узнать, что думает и пишет о ней этот седеющий мужчина из фанерного офиса, который непонятно кто: то ли фермер, то ли художник, то ли поэт.
А вопросы следуют один за другим. Понравится ли ей? Вообще, получится ли запись? А для чего? А дальше что? А всё ли я надиктую на плёнку, или буду делать пропуски? Будут ли отступления от текста, комментарии? Ведь это уже будет материал для седьмой главы. А стихи, посвящённые Кате, войдут в этот "сборник"? И будет ли "рецензия" со стороны Кати? Любая: положительная, отрицательная. Есть и другие вопросы, которые в этой повести я задать не могу.
Вот, ещё упустил деталь, подробность. Как я объяснял Кате, что я имею в виду. Я ей сказал примерно следующее: "Помните, когда Вы были ещё девочкой, я передавал Вам начало рассказика? Теперь это уже небольшая повестушка... Я перепишу Вам её на кассету, чтобы не читать, а просто слушать..."
Что же, был (и есть!) хороший солнечный денёк, первый тёплый весенний денёк в этом году. И была эта встреча с молодой, цветущей особой, моей "деревенской" Музой. Лицо Кати было красиво. И она улыбалась. Давно Катя так открыто не улыбалась мне. И это дорогого стоит.
А что будет потом? Сие только Богу известно. Не станем заглядывать в ответ задачки.
6.04.99
7.
Здравствуйте, Катя!
Извините, что беспокою Вас этим письмом. Но мне кажется, что это лучший вариант для сглаживания той ситуации, которая возникла по причине хорошей погоды в тот день, когда Вы проходили мимо моего дома, и я, вдохновлённый Вашим эффектным видом молодой красавицы, выступил с инициативой записать для Вас кассету и передать её Вам. Так я и сделал. Запись была готова на следующий же день. И, если бы я Вас увидел в тот день, кассета давно могла оказаться у Вас, даже не смотря на то, что я не был удовлетворён качеством записи, да и содержанием тоже. Но остановило меня даже не это. А вот что. Купив новый телефонный справочник, я нашёл там номер Вашего телефона. И набрал этот номер. И мне ответил, видимо, Ваш отец. И я спрятался за молчание, отчего было мне совестно. Оказывается, я делаю что-то не то, если мне приходится прятаться как какому-нибудь школьнику. Этот звонок стал для меня той пощёчиной, которая отрезвила моё разыгравшееся воображение. Да и Вам, я думаю, уже расхотелось получать от меня что-либо.
По поводу этой кассеты ещё можно было бы изрядно подискуссировать. И по поводу наших странных отношений тоже. Но стоит ли отнимать друг у друга время?
Не знаю, как это письмо может быть воспринято Вашими родителями, поэтому подписи не ставлю. Видите, опять приходится скрываться. Думаю, в последний раз. Но если Вы мне напишете что-то, пусть даже сердитое, буду признателен. Сами понимаете почему.
До свидания.
С уважением, Ваш Старый Знакомый.
13.04.99
8.
Прошло ровно три месяца, как я пообещал Кате кассету с записью этой повести. А воз и ныне там. Не передал я Кате кассету. И письмо не отправил. Затишье. Встречались с ней ещё раз. На том же месте. Катя шла по противоположной стороне дороги. Я копал ямки под столбы. Почему вспомнил об этом? Да потому, что у меня в кармане была рулетка, которую, наверное, можно было принять за кассету. Издалека. И Катя, увидев, что что-то оттягивает карман моего трико, могла подумать, что я "заряжен" кассетой, и упорно хочу ей вручить этот презент. Откуда ей знать, что я давно передумал?
Ямки под столбы. Какие столбы? Могу я сам задать себе такой вопрос лет через десять. Столбы для незначительного переноса линии ограды моего участка. Нужда заставляет увеличивать площадь огорода. Какая проза! Ещё бы про... Пардон, не буду слишком заземляться. Всё-таки, любовь. Какая-никакая, но любовь. Вот, увидел её сегодня, и рука потянулась к бумаге, к рукописи. Но об этом чуть позже. Доопишем ту ситуацию.
Идёт Катя. Я опять не в самом своём лучшем наряде. С лопатой опять. Когда Катя поравнялась со мной, я сказал ей: "Вы так далеко от меня идёте, что я даже не могу передать Вам кассету".
- Некогда мне, - ответила, обернувшись на ходу Катя.
Затем видел её ещё раза два-три. Да, кажется, три раза, причём два раза видел её с отягчающими эмоциональный аппарат обстоятельствами. Видел её в одеянии летнем, открывающим ноги. И здесь я вынужден вещать горькую правду, за которую мне было бы выдано от Кати, прочти она это, на десять лет вперёд. Да, как художник, (или я плохой художник?), не могу не заметить, что ноги у Кати на данном этапе её развития несколько выходят за рамки общемировых стандартов, не говоря уже о девочках с подиумов. Уточню. У Кати великоваты икры. Сильные, видимо, выносливые ноги. И по-своему, они, конечно же, красивы. Возможно, подбором обуви и платья это можно было бы обыграть с положительным эффектом. И Катя, видимо, знает о своих ногах, поэтому чаще её можно видеть в брюках.
Здесь же замечу о её явлении в голубом джинсовом костюме, которое полностью реабилитировало Катю в моих глазах. Она спускалась с горки. Она была великолепна! Огненные волосы и голубой наряд. И её красивое тело, которое Катя перемещала по улице изящно и эротично. Я в это время находился в теплице, и наблюдал явление издалека. Позднее огненно-голубая Катя ещё долго присутствовала под куполом моего черепа, дразня меня собой уже в виртуальной реальности.
Было ещё одно заочное свидание. Но это затрагивает другую тему, возможно, даже не одну. Мой сосед, бывший, отец подруги Кати, продал наконец-то дом, и собирался уезжать на своём "КрАЗе" в Подольск, где его ждала семья, в том числе его дочь Маша, подруга Кати. Но у меня с соседом отношения были сложные, если не сказать прямо - плохие. О дне его отъезда я не знал. Но видел, что вещи уже погружены.
Утром, 14 июня, он завёл свой "КрАЗ". Оказалось, просто прогревал. Заглушил. Накануне, вечером, там, у него, был небольшой сабантуй. Прощался с соседями. Грузин помог ему грузить.
Меня не пригласили. Да я и не пью.
Я думал об его отъезде. О том, что на дороге всякое может случиться. И даже хотел с утра пойти, отнести ему одну из написанных мною икон, чтобы она оберегала его в пути. Но не смог решиться на этот шаг. И как же я был разочарован, когда увидел, что из его двора выходят Катя и её мама. Приходили проститься. И я бы мог там встретится с Катей. При благоприятных обстоятельствах. Двойное сожаление испытал в то утро.
Всё, хватит о грустном. Пора вернуться в более ближнее прошлое. В сегодняшний день. Сам день ещё не в прошлом, но видение, явление Кати уже стало историей сегодняшнего дня. Явление её обнажённых плеч. Вот, дожили. Катя демонстрирует свои красивые плечи. И хотя я видел её опять издалека, и вновь из теплицы, стоящей на противоположной от дороги части участка, я всё же успел её разглядеть, частично обнажённую. И ведь что-то заставило меня повернуть голову. Я поливал огурцы, в углу теплицы. Если бы чуть раньше! Я бы увидел её, спускающуюся с горки. И это могло стать роковой стрелой в моё многострадальное сердце. Впрочем, даже мимолётного взгляда на загорелые плечи мне хватило для вдохновения, подвигло к написанию этих страниц. Катя шла с двумя подругами. Она оказалась ближе к моей ограде, оттеснив подруг на задний план. Она правильно поступила. Она шла красиво. На этой почве, уже под крышей моего офиса, под крышкой черепа разыгрались такие видения! Фантазия распустила свои крылья, и ну парить в невесомом пространстве. А вдруг... мне доведётся увидеть Катю не только с обнажёнными плечами? Проскочила такая грубая даже мысль... О её нижнем белье. О её снятом нижнем белье. Теоретически это возможно. И эти строки тоже не для Кати. Ещё я подумал, что когда-то увижу, возможно, Катю с плодом её любви, на руках, или в коляске. Не правильные мысли. О прекрасном надо бы думать. Всё же поэт. Возможно, если бы увидел её, идущую с горки, был бы и сонет. Впрочем, иногда чудное мгновенье имеет свойство повторяться. Ведь будут же впредь такие жаркие солнечные дни. Лето в самом разгаре. И Катя, возможно, ещё не раз подразнит меня своими плечами. Терзай, терзай, Катя, моё сердце. Пусть поболит.
6.07.99
11.
Катя предстала моему взору минувшим днём дважды. После трёхдневной паузы. Три дня хмурилось лето. Выпадали осадки в виде проливного дождя. И тем не менее, было тепло. Огород мой ликовал, а я слегка тосковал. Думал, не уехала ли Катя. Очень походило на это. Её последнее явление вечером в пятницу в чёрных брюках, как бы в официальном вечернем наряде. Чёрный цвет. Наверное, цвет разлуки. Только я настроился на любовь. И снова река любви упёрлась в плотину.
Вчера наконец-то просияло солнышко. Рассосались тучи. После вылазки в город пошёл проверить, как себя чувствуют овощи в теплице. И оттуда, из теплицы, увидел Катю, с тремя спутниками. Два спутника двуногих, один на четырёх ногах, то есть, собака. Катина собака. Давно я не видел Катю с этой собакой. Не знаю, какой она национальности. Откуда-то с запада. Длинношеяя, бесхвостая. Тёмно-коричневой масти. Несколько лет назад, когда у Кати только появилась эта собака, она часто гуляла с ней. Я даже намеревался в этих заметках вспомнить о Катиной собаке, как бы в прошедшем времени, как о несуществующей уже в природе. Но жива собачка. Впрочем, возможно, это была собака кого-то из двух детей, сопровождавших Катю. Но поводок был в руках Кати. По всей видимости, они шли купаться. Да, плохо, что нет "Беженки". Увязался бы в погоню. А на мотоцикле, да ещё без техосмотра... И всё же я пошёл его заводить. Так, на всякий случай. А он был не намерен. После длительной паузы, после сырой погоды. И вообще он, видимо, уже меня за хозяина не считает. Отбился от рук. Завёлся, конечно, после продолжительного, с перерывами, педалирования. Но о погоне уже и думать было поздно. Пришлось заняться обычными домашними делами.
Вечером я увидел Катю (показалось, что Катю, идущую с кем-то) совершенно случайно. Какое-то наитие, всё-таки. Здесь из западного окна с моего места на диване виден совсем незначительный участок пространства улицы между левым косяком окна и левым же углом бани. Если на вытянутой руке держать авторучку, и смотреть левым глазом, то этот просвет легко загораживается этой самой ручкой. Если смотреть правым глазом, то помещаются две ручки. Но каштановость Катиных волос и её мимолётный облик были мною "запеленгованы". Я оторвался от дивана и подошёл к западному окну, чтобы увидеть идущих уже в другом просвете - за правым углом бани и гаража. Да, это была Катя. С подругой. Катя шла ближе к моим окнам. В джинсовом наряде. Я взглянул на часы. Они показывали десять минут двенадцатого. Ночи, разумеется. Этот факт слегка щекотнул мои нервы. Завертелась в голове юла предположений. Куда так поздно? Проводить до остановки подругу? Или поедут к ней, с ночёвкой? А там мальчики... Укол ревности.
Поразмышляв так, стоя у окна некоторое время, решил, что, возможно, это шанс передать Кате кассету, да ещё и перемолвиться парой фраз. В самом деле. До сих пор мы с Катей ни разу ни о чём не говорили. Так, отдельные реплики, и я даже понятия не имею, что у Кати в голове.
Кассету-дубликат я стёр, передумав отдавать Кате некачественное "изделие". Но здесь ситуация "экстремальная". Не до качества. Быстро оделся и пошёл в сторону остановки, но другим путём, окружным, надеясь на то, что, проводив подругу до остановки, Катя схитрит, и пойдёт домой мимо гаражей, где мы с ней и встретимся.
Не встретились. И на остановке не было никого. Загадка на весь оставшийся до сна отрезок времени. То ли она вернулась тем же путём, то ли уехала к подруге... На всякий случай совершил небольшую прогулку по полуночной "деревне". Вышел к реке, и наблюдал с яра, как отплывают в лодке двое рыбаков. Мошка и комары радовались, что я есть, и меня можно есть. Это вызывало легкую досаду, усиливающуюся вакуумом того, кого хотел бы увидеть.
Вернулся домой. Поставил кассету. Прослушал запись. "Третий сорт не брак". Хотя, конечно же, явный брак. Лишь для заинтересованного человека пригодно это акустическое ассорти, из стихов, неоднородно звучащих кусков текста и обрывков песен Игоря Талькова и Татьяны Булановой.
Ведь мог я её не увидеть, и не было бы этого виража по "деревне", и этих строк. И лёгкого приступа ревности. И нового знания о жизни Кати. О том, что её отпускают из дома так поздно.
Здесь я мог бы написать следующее: "Залаяли собаки. Я подошёл к окну. Уже было достаточно темно на улице, но я всё же разглядел, что у калитки стоит Катя. Я быстро оделся и вышел на улицу..."
Неплохо для начала описания бурной ночной сцены тайных любовников. Фантастика? Но по теории вероятности ничего невозможного нет. Хотя, на наш случай эта теория, видимо, не распространяется.
"Вам не кажется, что вы для меня слишком старый?"
Не так уж много было сказано Катей фраз, чтобы их не запомнить.
Прослушивая запись, я делал для себя какие-то мысленные пометки, с целью использовать это в очередной главе. Пока ничего не использовал. Никаких обобщений. Возможно, это будет на пространстве последней, двенадцатой, венчающей повесть главы.
15.07.99 (17.45)
12.
И я поцеловал её руку! Да! Фантастика? Нет, реальность.
А ещё я видел её с сигаретой. Она курила.
Впрочем, начнём с предыстории. Река Пасол протекает рядом. В семи минутах ходьбы. И решил я вечерком сходить с удочкой, испытать рыбацкое счастье. После того, как полил грядки. Пока, до этого дня, все походы на Пасол оканчивались одинаково - полный ноль. Но тогда была большая вода. Сейчас же Пасол в берегах.
Оделся и пошёл. Удочка, искривившаяся от халатного хранения, была наготове. Черви тоже есть. С весны накопаны.
И вот я на берегу. Вода ушла, образовав залив. Щурята лихо выныривали из воды, гоняя мелочь. У меня сразу стало клевать. Да так бойко. "Ну, дождался клёва," - думаю. И действительно, выхватил из воды чебака сантиметров 7-8 длиной. Такого бы отпустить. Но кто его знает, как дальше дела пойдут. А кот, как и я, давно уже на салате перебивается. (Приучил его, ест салат из огородных трав с аппетитом!)
Чебак зацепился не за губу. Рот маловат. За жабры я его подсёк. Дальше - то же самое. Бойкий клёв и никого на крючке. Мелочь, одним словом. Решил перейти на другую сторону косы, и порыбачить на самом Пасоле. Надеялся, что клюнет чебак покрупнее, или окунь. Надежда всегда вдохновляет на, порою, лишние шаги.
На самом Пасоле поймал щучку, чуть побольше чебака. Она зацепилась за крючок животом. Случайность. Вторая случайность подряд. Затем клевать перестало совсем.
По довольно захламлённому из-за близости жилья берегу шли с интервалом в сотню метров рыбаки с бреднями. Первыми прошли муж с женой и взрослым сыном. Ничего не поймали. Видимо, это место процедили не один раз с раннего утра. Следом шли два мужика. Тот, что помоложе, шёл по берегу, а тот, что шёл в воде, то и дело взбадривал напарника крепкими русскими народными словечками, будучи недовольным его неумелыми действиями.
Я услышал сзади всплеск. Обернулся. Боже мой! На том месте, где я недавно поймал чебачка, почти на том месте стояла Катя. Она бросила палку, и её собака плыла за ней. Вылезая на берег, чёрная псина, отряхиваясь, поднимала огромный сноп брызг. И эти брызги, и огненные волосы Кати, подсвеченные лучами почти совсем севшего за деревья солнца, были самой поэзией, ещё пока не воплощённой в строки. Это была и поэзия, и проза. Проза в том, что она там, а я на этом полуострове. Она стоит ко мне лицом и бросает в воду палку, а мне необходимо оборачиваться, потому что я, рыбача, стоял к Кате спиной.
Затем Катя и её белокурый спутник лет десяти ушли чуть дальше, на пролив, или другой залив. Теперь мне была видна только голова Кати, а затем они вообще скрылись за бугром.
Вот досада! Чтобы осмелится подойти к Кате, я не достаточно эффектно экипирован. Дурацкая кепка на голове. Бродни потёртые, старая штормовка, которой ни как не меньше двадцати лет. В ней я приехал в этот городок почти двадцать лет назад. В ней ходил на первое свидание с бывшей женой, которая забрала "Беженку".
Не клевало. Да если бы и клевало. Ведь там, за косогором, возможно, ещё дышит речным свежим воздухом моя деревенская муза. Возможно, обойдя залив, я ещё успею застать её там. И я пошёл.
Поднимаясь на взгорок, я увидел её, сидящую на... Честно говоря, не заметил, на чём. То ли на брёвнышке, то ли прямо на тёплой в общем-то земле. Я заметил другое. Катя курила сигарету. Это сразу расставляло другие акценты. Катя совсем не та, какой я нарисовал её в своём воображении. Она земная. Курит, как многие её сверстницы. Позднее я узнаю, что курит она с нового года.
Я подошёл. Поздоровались. Катя спрятала сигарету. Я присел рядом на корточки, и любовался её профилем. Это было что-то! Видимо, действительно, звёзды там, в небесной сфере, шалят, когда такое происходит на земле. Ещё недавно я мог любоваться моей музой издалека, причём ограниченное количество секунд, пока она проходила мимо моего жилища. И вот она сидит так близко. И не похоже, чтобы она куда-нибудь торопилась. Она показывала мне свой очаровательный профиль. Она поворачивала ко мне лицо. Она улыбалась. Она слушала мою речь. Я слушал её голос, и постигал частично то, что находится у неё в прелестной головке.
Да, она повзрослела. Это уже не смешливая девчушка, показывавшая мне свои изящные, не по-детски грациозные позы. Передо мной сидела молодая, красивая женщина.
Я рассказал ей про кассету, про то, что не хотел передавать её из-за низкого качества. Но после последнего явления Кати в начале двенадцатого ночи, решил всё же выполнить обещание.
Катя согласилась подождать, пока я схожу домой за кассетой и фотоаппаратом, так как она оказалась не против немного попозировать. Это были её слова, когда я высказал сомнение, успеем ли мы сделать снимки до захода солнца: "Темнеет в два часа ночи".
Из разговора до моей кратковременной отлучки я узнал, что Катя не работает, и не работала. Она студентка. Учится на юриста. На третьем курсе.
Я попросил подождать меня пятнадцать минут, и поспешил домой. Именно столько мне и понадобилось, вместе со сборами, переодеванием в цивильное. Но всё же я одел поверх клетчатой рубашки, в которой совершил "побег" в 1996 году, всё ту же видавшую виды штормовку, видимо потому, что в её кармане лежал тюбик от комаров.
Катя меня дождалась. Я ей сразу же, до фотографирования, подарил книжку. Прежде вручил кассету, затем подарил миниатюру в рамке "Розы в вазе". Катя приняла эти дары. Я пообещал, что после фотографирования подпишу книжку. Спросил, есть ли у неё такая. Возможно, что я ей уже дарил. Сказала, что не помнит.
И вот пошёл процесс фотографирования. Вблизи света ещё вполне хватало, при полностью открытой диафрагме. А вот в полный рост фотографировать уже было темновато. Но я фотографировал. Будет хотя бы силуэт.
Я трогал руки Кати, когда фотографировал её руку, укладывая её так, как мне хотелось, на её ноге. Пальцы мягкие, без маникюра. Нежная кожа. Дотрагивался я и до щеки, и до лба Кати, очень лёгкими касаниями, которые, тем не менее, были убийственны... для садившихся на её лицо комаров. Трогал я и её волосы, когда, уже в конце, попросил её распустить волосы. Они были подобраны сзади округлой цветастой скобой (не знаю точного названия этого предмета). Я расправлял её волосы на её правом плече, когда она стояла спиной ко мне. Я дотрагивался, очень легко, до её талии, поправляя складки спортивной майки, которую я попросил заправить в брюки, так как она, свисая, скрывала наличие талии. Наверное, я бы мог, пользуясь случаем, касаться не только к тем частям её тела, к которым прикоснулся. Но и этого было довольно. Душа моя ликовала. Такой обвал "сладкого". И это после нескольких дней пессимизма, когда мне казалось, что всё кончено. Что я окончательно старик. Что Катя просто проходит иногда мимо моего дома, по своим делам, и ей всё равно, вижу я её, или нет. Думал, что ограничусь в этой повести ещё одной главой, и довольно. Всё сказано. Двенадцать глав. Вполне законченное произведение.
Но звёзды как-то там встали. Шла на запад четвертинка растущей луны. То есть, половина её видимой части, хотя и не освещённая половина луны была ещё заметна. Эта луна в объектив попадала, но вряд ли будет иметь место в кадре из-за отсутствия глубины резкости.
Мы говорили о возможности рисовать Катю с натуры. Я не слышал с её стороны решительного "нет". Хотя и "да" она не спешила сказать. Я сообщил, что моё предложение всегда остаётся в силе, и если я увижу её, стоящую у калитки...
- Вы смелая девушка? - спросил я.
- Довольно-таки, - ответила Катя.
Говорили о её брате. Оказывается, этот мальчуган брат невесты брата Кати.
Когда фотографирование было продолжено, я подписал "заикающейся" авторучкой сборник стихов "Иней" и вручил его Кате. Оставалось сделать одно: поцеловать Кате руку, в которой она держала кожаный плетёный поводок для собаки. Я попросил малыша отвернуться. Затем, не видя, отвернулся он, или подглядывает, взял Катю за правую руку. Она подчинилась моему настроению. Я частично поднял её руку, частично наклонил голову, и облобызал её казанок указательного пальца. Недолгим, но в меру влажным поцелуем. Это не было дежурное прикосновение губами. Это был поцелуй. Я поцеловал Катю! И где они, те её слова, когда я сказал ей о том, что если они придут (она придёт), то мы будем... целоваться? Её слова: "А вам не кажется, что вы для меня слишком старый?" Вот он, поцелуй. Реальный. Выполненный с чувством, которое я испытывал к ней, слегка вибрирующий от её близкого присутствия. Хотел ли я ещё поцелуя? Ведь пальчиков на одной руке пять, да столько же на другой. Но, честно говоря, я был счастлив и этим поцелуем! Могла и не позволить.
Мошкара и комары вытесняли нас с берега Пасола. Время клонилось к полночи. Наступал новый день, день памяти о моём отце, покинувшем этот мир в разгар лета, 21 июля 1977 года. День скорби. Но в душе ликование. Почему так? Почему Судьба создаёт такие "накладки"? Почему мы не встретились с Катей здесь раньше, или позже? Она сказала, что каждый вечер гуляет здесь со своей собакой. Кажется, её звать Греттой.
Уже по дороге домой, а до жилища Кати было рукой подать, я узнал, что мамы Кати сегодня дома нет. Она на работе. Так что у Кати в этот вечер была относительная свобода. Возможно, и полная, если отец её там же, охраняет маму. Но... 21 июля. Через пять минут наступал этот день. Впрочем, на этот же день, но на десять вечера, назначена наша встреча (возможная), когда Катя вернёт мне кассету. Боже, прости меня, ловца счастливых мгновений! Можно ли отсрочить счастье? Можно ли перенести его хотя бы на один день? Мы не ведаем, что творим. Прости меня, отец...
Когда мы ненадолго остановились перед расставанием, я напомнил Кате о моём визите к ним в гости той сумасшедшей зимой, но напомнил с той целью, чтобы спросить, кто читает те книги, обилие которых я видел, будучи в гостях. Катя сказала, что она.
- Да вы не пишете ли стихи?
- Так. Было немного. Два, или три.
- О любви, наверное?
- Нет, что вы
Конечно, мне бы хотелось поцеловать какую-нибудь часть красивого, я бы сказал, роскошного тела Кати. Но перебор чреват не только при игре в "очко", но и во взаимоотношениях тем более. Мало ли кому чего хочется. Да ведь этим сладким никогда не наешься. Хочется ещё и ещё. Только вчера мне было довольно увидеть её в окно, или из теплицы. И вот мы стоим с ней, в полуметре. Конечно, с нами этот юный одуванчик, и чёрная бесхвостая собака... Кстати, видя в этот день такое обилие собак (меня довольно долго облаивал молодой вислоухий пёс, когда я ловил первую рыбку), я почти не думал, не вспоминал о том, что вот уже два дня, как пропал мой пёс Бой. А здесь три варианта: либо загулял с "дамой", либо прикрыли какие-нибудь шутники, либо... Всё-таки счастье - это наркотик. Кружит голову похлеще водки или иных пьянящих средств.
Две рыбки. Две собаки. Две встречи в один день. "Двойка" - символ парности всего сущего.
И вот здесь я хочу записать нечто спорное, но то, что давно хочу выплеснуть на бумагу. Жизнь, эта непонятная, сладкая "штука", ведёт с каждым из нас свою персональную игру.