"Здесь могла быть выдающаяся фраза любого из жителей города Х, если бы они не сгорели прежде, чем изречь, хоть одну сколь-нибудь подходящую"
Господин Неудачный Некролог
""Помогите! Помогите! На помощь!" - подойдет? Так кричали тысячи, десятки тысяч"
Госпожа память обращаясь к Господину Неудачному Некрологу
"А не слишком ли цинично, Госпожа Память?"
никто
На спинке стула чёрная лётная куртка, под ней галифе, рядом на столе: фуражка, кожаный пояс, женский махровый халат и кобура. Комната поглощена загадочным полумраком: лампочка в торшере максимум ватт на сорок. Абажур оранжевый, уютный. Диван разложен, постель смята. Под ватным одеялом влюбленная пара: он летчик перехватчик в прошлом планерист, энтузиаст и патриот; она учительница младших классов и художница, разочарованная во власти прибегающей лишь к двум цветам: черному и белому. Уточнения неуместные, расплывчатые. И если Филин, в силу обстоятельств, кое-как соответствует им, то для Ласточки больше подойдет определение - гид по городским бомбоубежищам. Но сейчас никаких безумных завываний сирен и паники - влюбленные счастливы...
***
Тремя часами ранее Филин, взобравшись по стремянке, приставленной к крылу перехватчика, обратился к Снегирю. Рядом болтался огромный авиамотор, подвешенный к крюку балочного крана, а сам механик, согнувшись в три погибели, стоял на коленях в раскапотированной мотогондоле. Снегирю было далеко за пятьдесят, но держался он бодрячком.
- Прикроешь? Я к Ласточке, - Как бы невзначай попросил Филин.
Снегирь, оторвав взгляд от монтажных подушек, грюкнул тяжелым ключом об алюминиевый каркас, распрямился, обтер ладони об замасленный комбинезон и схватив Филина за щеку потрепал того как спесивого щенка: "Ты всех нас под монастырь подводишь, прекращай" - прорычал он сквозь зубы.
Филин, урока не оценив, резко отстранился от руки Снегиря.
- Я как друга прошу, чего тебе станет?
- А того - выручая такого дурака, головы могут полететь у всех помощников.
- Ну ладно, ладно... согласен, я дурак. Кто не таков? Просто дай мне ключи и все. Если вдруг беда - сделаешь вид, что я их украл. А не заметят, вернусь через пару часов, как ни в чем не бывало. Веришь или нет, позарез надо, я устал от этой безнадеги и тоски, нужна разрядка, родственная душа!
Снегирь заиграл желваками обдумывая услышанное...
- Ну ладно тебе! Хватит резину тянуть, время ограничено.
Механик вытащил из кармана ключи: на цепочке висел брелок с бутоном розы в оргстекле: - На! И что б до утра вернул
- Спасибо, век не забуду, как друга выручил... - спускаясь со стремянки, разбрасывался благодарностями Филин.
- Физиономию вытри, - пробурчал Снегирь, возвращаясь к ремонту.
***
На улице вечерело, дул прохладный мартовский ветерок. Филин, подняв воротник, шел, искоса поглядывая по сторонам. Аэродром словно вымер: бетонные ангары присыпанные землей, напоминают древние курганы, взлетно-посадочная полоса, набранная из бетонных же плит и выкрашенная в серо-коричневый цвет, едва выделяется на фоне голой земли. Укрытые в глубоких воронках орудия ПВО утыканы со всех сторон хворостом и накрыты маскировочными сетями. Все окна, где они есть - зашторены, а то и заколочены. Самолетов не видно, людей то же. Репродукторы на столбах молчат. Пустота...
Но ощущение обманчиво. Если прислушаться, можно уловить гул двигателей, скрадываемый стенами. Или приглушенные разговоры зенитных наблюдателей скучающих на постах. Если набраться терпения можно заметить проезжающую машину и часовых поднимающих шлагбаум. А для особых счастливчиков, с частотой ливня в пустыне, прибывают цистерны с топливом и грузовики набитые провизией. Иногда взлетают одиночные перехватчики, ну а если бензин привезли совсем недавно - даже целые группы машин по пять шесть.
Зато бомбы на города падают регулярно и днем и ночью без перебоев и выходных. Только здесь затишье: аэродром, что главный, что запасной засекречен и замаскирован по самые фундаменты, а фабрики... ну кому взбредет в голову бомбить табачные или консервные заводы? Есть цели и поважнее - производство танков там или тяжелой воды. Хотя... Все равно рано или поздно разбомбят.
- Кто тут у нас?! - Подкравшись сзади и схватив Филина за плечо, наигранно воскликнул Чиж. Филин, в этот момент, орудуя ломиком, снимал доски, приколоченные поверх оконной рамы. Операцию эту проделывали так часто, что гвозди можно было вынимать руками, но Филин решил перестраховаться. Мало ли вдруг по новой прибили?
- А кто спрашивает?
- Никто! - Чиж хитро улыбнулся, в полумраке блеснули металлические зубные протезы: он лишился передних зубов при аварийной посадке. Чижа спасло то, что он сидел сзади, (будучи оператором бортовой РЛС и радистом по совместительству) пилот в лотерею не выиграл - погиб.
Оторвав предпоследнюю дощечку (что бы пролезть, хватит) Филин открыл окно. Шпингалеты были давным-давно откручены Чижом, а их отсутствие скрывал обязательный по уставу светомаскировочный рулон, висевший вместо штор. Пока пропажу никто не заметил, а когда заметят, крайних не найдут, решил радист вламываясь в святая святых старшего повара, где он прятал неучтенку которую затем толкал горожанам. Со временем Чиж расклеился и рассказал про лазейку Филину. Не пропадать же другу без нормального пайка? О том, что бы заложить повара и речи не шло: друзья даже не заикались об этом. Интересно почему?
- Значит, к Ласточке намылился? - Заглядывая в темный провал распахнутого окна, поинтересовался Чиж.
- Снегирь, рот на замке не держит, да? Рассказывал, какой я неликвидный и вообще брак? - Ехидно пофыркивая Филин, копался, в полумраке, среди неизвестных свертков. Определив содержимое, он отправлял находки в вещмешок.
- Нет, просто переживает за тебя. Попросил присмотреть, сказал у тебя ветер в голове.
- Ага, а ты непризнанный гений и мудрец! - Филин выбрался из темной каморки, закрыл окно и стал возвращать доски на место. - Наш "папочка" одного раздолбая поставил присматривать за другим.
- Ну, уж лучше так, чем никак, - Подметил Чиж, передавая Филину последнюю доску.
***
В замке зажигания торчал матовый ключ, на цепочке болтался бутон в оргстекле, оппозитный двигатель приятно тараторил. Филин, уверенно руля вел мотоцикл в самый дальний конец базы. В коляске, подпрыгивая на ухабах, лежал вещмешок с реквизированным "сверхпайком". На душе у героя было легко, и мысли обходили любые преграды.
Когда, взревев, мотоцикл влетел на горку у наблюдательной вышки, часовой спустился к Филину, остановившего рокочущего коня у самой лестницы.
Солдат выглядел болезненно: острые скулы, впалые щеки, мешки под глазами. Он жался в старую шинель, спасаясь от холода. Филин шепнул ему пару слов, передал бутылку шнапса, палку колбасы и две консервных банки: одну с вареньем другую с тушенкой. Часовой расплылся в благодарной улыбке и как того требуют приличия отвернулся когда Филин медленно проехал сквозь неприметную брешь в сетчатом заборе. Рабица была увита сухим плющом, среди крученых побегов затерялась проржавевшая табличка - "Внимание! Территория охраняется служебными собаками" Странно, в который раз подумал Филин, никаких собак он на базе не видел.
***
Ветер нагнал тучи закрывшие луну: ночь оказалась темной. Очень темной. Никаких фонарей, горящих окон или вывесок. Ничего... Все выключено, зашторено, закрыто, спрятано. И людей тоже нет: комендантский час. Город - призрак не иначе. Только редкие патрули пересекают темные улицы, подсвечивая себе дорогу слабыми ручными фонариками. Патрули набраны из народного ополчения и кого надо, кого знают, всегда пропустят, не задержат...
Воробей, свесив ноги с козырька над подъездом, наблюдает за соседними домами. И пятиэтажки и детская площадка, дорога во двор, одинокие деревья растворились во тьме, но мальчик знает - все на своих местах, улица просто дожидается утра или просвета в тучах.
Внезапно, отраженное жилыми домами, к Воробью донеслось эхо работающего мотора. Тихий тараторящий звук, нарастающий по мере приближения. Вслед за шумом из-за поворота вынырнул едва различимый синий лучик фары скрытой светомаскировочной насадкой, пронесся по улице и остановился совсем рядом. Невидимая рука, заглушив мотор, вынула ключи, со звяканьем опустившиеся в карман. Зажегся фонарик.
- Воробей, ты, что там делаешь? - Спросил Филин выхвативший лучом света лицо мальчика припавшего к козырьку.
- Дома не уютно, родители снова сорятся, - как-то отстраненно ответил малец.
Филин замер, не зная как быть чем помочь. В прошлом он пару раз подвозил Воробья и Синицу в школу: Ласточка была их классной руководительницей. Хорошие дети, смышленые. Совесть говорила Филину, что надо что-то предпринять, но что он мог сделать?
- А где твоя сестра?
- Мирит их, - Филин представил себе, как восьмилетняя девчонка пытается угомонить разъяренных супругов. Представил и пожалел бедняжку:
- Ну, надеюсь, помирит.
- Неа, у нее ни разу еще не получилось, - равнодушно произнес мальчуган.
- Жаль, ну что ж... бывай!
- Подвезешь нас завтра? - с надеждой спросил Воробей.
- Ни как, прости. Уеду рано утром.
- А... Тогда ничего. До следующего раза.
Тут вдруг Филина осенило, как он сразу не догадался? В руке он держал вещмешок с продуктами и, поставив его на асфальтированную дорожку, стал искать что-то подходящее.
- Держи! - протягивая руки высоко над головой, он передал Воробью две консервных банки: одну с вареньем другую со сгущенным молоком; и маленький перочинный нож, объединенный с консервным, штопором и шилом. - Дарю, только не порежься, - Мальчик кивнул, немного приободрившись, лицо хоть и не стало радостным, но грустным его сложно было назвать.
Филин зашел в темный подъезд, заскрипела деревянная лестница. Донеслись глухие крики супругов. Хлопнула дверь. Девочка в испуге отшатнулась, не узнав Филина, а затем улыбнулась, щеки у нее были мокрые, капельки слез блестели в свете фонарика.
- Ты видел брата?- Спросила она, вытирая лицо рукавом ношеной шубейки.
- Отсиживается на козырьке.
- Ну, тогда я к нему.
- Не задерживайтесь там, - предостерег Филин.
- Лучше там, чем дома, - крикнула девочка, спускаясь вниз.
Черт, подумал Филин, застыв перед дверью Ласточки. Жизнь такая паршивая штука - где бы ты ни был, везде может стать хуже! Он вдавил кнопку звонка. Спустя пару секунд дверь распахнулась.
- Снова сбежал?! - Кокетливо, и в то же время грозно, поинтересовалась Ласточка. Ответ она знала и без слов. Пожурив Филина, девушка обняла его, и настроение героя вновь улучшилось. Мысль о том, что пока одним хорошо другим может и не очень, заместилась глуповатым осознанием: вино придется открывать, проталкивая пробку в бутылку.
***
Около двенадцати ночи стал зудеть дверной звонок. Филин, отстранившись от Ласточки, пробурчал, что пришли за ним и стал одеваться. Его любимая сочувствующе погладила Филина по спине и, закутавшись в халат, отправилась на кухню. Мало ли, вдруг гости захотят кофе? Хотя это был совершенно не кофе - одно название, да и только: перемолотые дубовые желуди, эрзац одним словом, но другого в стране не водилось.
Филин открыл дверь. На пороге стоял Чиж за ним с ноги на ногу переминался Снегирь.
- Что-то вы рано.
- Горючку привезли, собирайся, - Прорычал механик, пряча руки в карманы спецовки.
- Черт, черт! Большой Грач в курсе?
- Что? - Недоуменно воскликнул Чиж, а затем до него дошло - Нет, мы тебя прикрыли. Правда, правда, прикрыли, чего так смотришь?! Так что в темпе, давай, давай, натягивай сапоги.
Филин почти обулся, как подошла Ласточка.
- О, - посмотрела она на любимого, неуклюже заталкивающего ногу в сапог, - Значит, задерживаться не будете?
- Определенно нет, - На выдохе, вставив ногу в сапог и распрямившись, ответил Филин.
Чиж все это время не сводил взгляда с Ласточки:
- А ты красивей, чем на той фотокарточке, которую всем на базе сует под нос Филин. Я бы не прочь увидеть больше...
- Ха, - усмехнулась Ласточка, - Тогда тебе к окулисту.
Все улыбнулись кроме Филина. Он, обнимая любимую на прощание, шепнул ей на ухо: "у меня даже фотокамеры нет"
- Да знаю, я знаю, - ответила она, - Иди, но постарайся вернуться... живым, - Филин кивнул и захлопнул за собой дверь.
У подъезда ждала машина: крошечный вездеход с запаской на покатом, похожем на зубило, носе и брезентовым верхом. Среди солдат его называли жучком или корытом в зависимости от личного мнения. Двигатель находился сзади.
Филин став на выступ в стене, так что бы голова приподнялась над козырьком, глянул на крышу подъезда. Там было пусто. "Вот и хорошо" подумал он, спрыгнул на землю и подошел к мотоциклу. Снегирь уже завел машину, Чиж усаживался на переднее сиденье. Филин все никак не мог найти ключи от стального коня.
- Брось ты его, потом заберем. На четырех колесах быстрее! - крикнул механик из приоткрытой дверцы.
Филин согласился. Ключей не было ни в брюках, ни в куртке. И время поджимало.
Филин в спешке влетел на заднее сиденье жучка: - Погнали, - и Снегирь тронулся, утопив педаль газа в пол.
***
Мрачные тени деревьев мелькали за окном. Филин не столько видел их, сколько помнил, настолько было темно. Синеватое марево стелилось перед капотом метра на три не более: светомаскировочные насадки глушили и закрывали и без того слабые фары. Тем не менее, Снегирь вел быстро, жучок подскакивал на ухабах, влетал на холмы и спускался с горок. Когда асфальт сменился бетонными плитами товарищи почти прибыли на базу. Впереди, в свете месяца выглянувшего из-за тучи, вырисовывался контрольно пропускной пункт.
Жучок остановился перед шлагбаумом. Из приземистого ДОТа, в бойнице которого торчал ствол станкового пулемета, вышел боец в шерстяной шинели, заглянул в салон, скорчил ехидную гримасу и махнул рукой: мол, проезжайте. Шлагбаум поднялся. Снегирь направил машину к ангарам. Филин спросил: - Как заставили часовых обойти протокол?
- Снегирь расстался с банкой кофе, настоящего кофе, а я выложил свою любимую эроколоду, все пятьдесят четыре карты. Жалко-то как, - Чиж наигранно всхлипнул, - Все ради тебя.
- Но это не все, - Пробурчал Снегирь. - Скажи спасибо, что большому Грачу плевать на твои шалости лишь бы ты был в кокпите своевременно и регулярно.
- Что? - не понял Филин, ему казалось что товарищи скрыли его самоход от командира, но похоже все обстояло значительно сложней. Снегирь не ответил. Машина, повернув, остановилась у бетонного ангара. В свете фар возникла высокая фигура в кителе и фуражке. Интересно, Грачу не холодно? Большим его прозвали за то, что он вылетал на нештатном для своего подразделения перехватчике. Его самолет был переоборудован из фронтового бомбардировщика. Машина крупная неповоротливая, но вполне шустрая, что бы угнаться за врагом. А огромный запас топлива (если его зальют, конечно) и внушительная батарея из восьми автоматических пушек являлись неоспоримыми преимуществами, перевешивающими в глазах командира недостатки.
Снегирь заглушил мотор. Филин захлопнул дверцу и вдохнул свежий воздух, к запаху весеннего ветра примешивался аромат масла и бензина. Командир, секундой ранее стоящий перед капотом, подошел к герою:
- Лейтенант, я тебя еле нашел, - Комэск говорил мягко, добродушно. - Ты хороший летчик, неплохой человек, но ужасный, недисциплинированный, подающий анти пример офицер. Филин, последний раз я закрываю глаза на твои проступки. Пожалуйста, не подводи меня.
- Вас понял командир, мне очень стыдно за себя. Но... Говорю как есть, честно: не могу ничего обещать, - Договорив Филин стал жалеть о сказанном, ему показалось что он сильно переборщил с выпячиванием собственной стихийности.
Командир одарил Филина строгим взглядом, неодобрительно нахмурился, хотел было сказать что-то назидательное... и передумал: - Вылет через пять минут, я надеюсь, ты не сильно набрался и способен сесть за штурвал?
- Так точно командир, уже все выветрилось! - отрапортовал Филин.
- Это хорошо, готовься, наземная станция засекла врага в сотне километров, скорей всего будет бой, - Голос комэска как-то поник, словно он сдался и решил спустить проблему Филина на тормозах. Быть может, его отвлек предстоящий вылет. А может, дело было в усталости? Ведь тщетности и разочарования в мыслях Грача было не меньше, а может и больше чем у Филина. Он так же устал от войны зашедшей слишком далеко. Ведь сейчас, сопротивление уже не имеет никакого смысла, ресурсы иссякли, а защита вот-вот будет проломлена. Людей все равно бросают в бой... но зачем? По инерции? В страхе признать, очевидное? Почему власть имущие блюдут свои интересы ценой жизни простых людей? Кто действительно заинтересован в продолжении бойни? Что вообще происходит? Ответов на эти не высказанные вопросы командир никогда не узнает.
Филин проводил Большого Грача взглядом. Со спины он выглядел не таким уж и большим.
- Что... что это вообще было? - спросил он.
- Странно, - удивился Снегирь. - Мне казалось, он нажмет на тебя, пригрозит как-то, а вместо этого ничего, пшик. Командир размяк, куда катится мир?!
- Ты с ним договорился? - спросил Филин у Снегиря.
- Да. Я дал слово пройти стажировку, освоить реактивную эксперименталку, никто не хочет связываться с этой взрывной свистоперделкой, - Снегирь изменился в лице, черты стали суровей как бы упрекая Филина, - А взамен тебе должны были выписать умеренный нагоняй и как-то вогнать в рамки приличия, но не строго, так что бы ты сохранил лицо. Потому что ты охренел всех подставлять!
Филин вздохнул и улыбнулся: - думал я честный, оказывается не настолько! Так выложить свой коварный план, мог только... я не знаю... только ты, в общем, - герой был полностью согласен с механиком, но ничего не мог с собой поделать.
***
Транзитом через уборную Филин очутился в бытовке при ангаре, взял парашют и вышел к самолету. Жужжал электромотор, отодвигая тяжелые стальные ворота.
- Пташка готова, топливо под завязку, боеприпасы загружены, неисправностей нет, можно выруливать! - доложил Снегирь. - Правда, снаряды к двадцаткам так себе: нашлись только болванки, оказывается завод, который производил фугасы, недавно разбомбили и на складе они закончились.
Филин кивнул и перевел взгляд, на свой перехватчик, ласково называемый им совой, пробежавшись от начала до конца: От усов локатора растущих из носового обтекателя, минуя двухместный кокпит, батарею автоматических пушек из четырех стволов под ним, два мощных поршневых двигателя в гондолах обтекающих изящные крылья, длинный тонкий хвост, оканчивающийся разнесенными килями, укрепленными на стабилизаторах, и на секунду (как всегда) задумался: почему машина созданная убивать и кромсать в клочья так его восхищает?! В который раз ответа он не нашел.
Ласково погладив амортизатор носовой опоры шасси он, взобравшись по лестнице навис над кокпитом, уложил в ковш сиденье сумку парашюта, уселся на нее и натянул лямки. То же самое проделал за ним Чиж, разместившись позади Филина лицом к хвосту.
Защелкали тумблеры и кнопки, раскрутился гироскоп авиагоризонта, зашумели моторы, спиральные полосы на коках винтов принялись гипнотизировать невольных зрителей. Механики вытащили колодки из-под колес. Сова, ведомая Филином, выкатилась из ангара и спустя минуту вырулила на бетонные квадраты взлетно-посадочной полосы, пристроившись в хвосте готовящейся к взлету эскадрильи ночных перехватчиков.
Самолеты впереди разгонялись и уходили ввысь. Как только они набирали несколько метров высоты, гасли аэронавигационные огни. Внезапно в шлемофоне прозвучал встревоженный голос: "Я сел на вынужденную, второй мотор мертв, я на земле". И действительно, вереница механиков пробежала слева к полю за полосой. Жаль. Лишние стволы не помешали бы.
Наконец очередь дошла до совы. Филин сдвинул рычаг РУДа до упора, фюзеляж завибрировал, моторы взревели, и бункеры по краям ВПП стали смазываться. Когда они закончились, Филин взял штурвал на себя, и сова благополучно оторвалась от земли.
В шлемофоне затрещало, Чиж принял сообщение: Большие грузовики над Бухтой Пустоты, высота шесть тысяч курс на восток...
- Через сколько заберемся на нужную высоту? - спросил Чиж. Филин ответил: - Через десять минут.
В кокпите было темно, приборы, окутанные зеленоватой подсветкой, будто висели в воздухе. Промаркированные люминефорной краской рычаги и тумблеры вторили им потусторонней загадочностью. Земли видно не было. Все будто остановилось лишь гул моторов, стрелки приборов и сила, вдавливающая в спинку кресла, напоминали Филину, что сова карабкается ввысь на скорости двести шестьдесят километров в час под углом шестнадцать градусов относительно горизонта.
Над ложным гнездовьем неподалеку от Бухты Пустоты забарахлил бортовой радар, выдавая сплошную стену помех. Как ни старался Чиж вменяемых показаний он снять не мог. Вокруг была тьма, луну прятали тучи. Эфир молчал: выдавать себя было нельзя.
Вдруг, в шлемофоне раздались возгласы удивления: "Фольга! Повсюду Фольга! Все небо в фольге!". Жертва обманула охотников, теперь роли поменялись. Наземные посты наблюдения докладывали: армада вражеских бомбардировщиков над городом X. В коротких радиосообщениях слышались залпы зенитных орудий. Сердце Филина бешено заколотилось, мысли скрутились в тугой узел переживаний. Филин чувствовал некую иронию: он, человек призванный защищать родные небеса от посягательств врага, не сможет защитить самое дорогое, что у него есть. Будь он хоть трижды летчиком перехватчиком!
Филин заложил штурвал вправо. Голова Чижа ушла влево: сова, выполняя боевой разворот, направилась к городу X, опережая приказы и технические ограничения.
***
Фюзеляж дрожал, тарахтели изношенные уплотнители фонаря, Филин, в пологом пике, разогнал сову до семисот двадцати километров в час, выжимая максимум из планера и двигателей, ревущих на форсаже. Водо-метаноловая смесь под давлением поступала в цилиндры, сгорая вместе с десятками литров высокооктанового бензина и прорвой воздуха. Коки винтов неистово вращались, из выхлопных патрубков вырывались языки синевато-оранжевого пламени. Сова неслась к цели, рискуя рассыпаться от перенапряжения словив флаттер или полыхнуть яркой вспышкой от перегрева двигателей. Но Филин знал свое дело, идя буквально по краю, удерживая машину на грани.
Разменяв несколько километров высоты на внушительную скорость, Филин вывел сову к окраинам города X. Под крылом горели пригороды. Всполохи и пламя отражались в темных водах реки. Клубы дыма сносились ветром на восток. Лучи прожекторов рыскали во мраке ночного неба. Ухали бризантные разрывы зенитных снарядов. Но армаде все было нипочем: десятки, сотни темных силуэтов сбрасывали смертельный груз на землю. Внизу разверзся ад.
Филин свечкой взмыл к тучам, туда, где неспешно плыли бомбовозы врага. Союзная артиллерия не разбирая где свой, где чужой крыла разрывами черных тучек все вокруг. Буквально ввинтившись на высоту и растеряв всю скорость, сова завалилась на крыло, камнем рухнув вниз. Филин убрал тягу до нуля, словил в прицел силуэт врага, четко выделявшийся на фоне пожарищ, дал упреждение, вдавил кнопку спуска и небо рассекли зеленоватые трассы автопушек. Крыло бомбардировщика отломилось и фюзеляж, закрутившись волчком, унесся вниз.
Чиж поздравил Филина с победой, но тот лишь отмахнулся. В висках стучала кровь, а ярость распирала сердце. Герою хотелось лишь крушить, ломать, мстить! Надежда покидала его с каждым новым разрывом на земле.
Разогнавшись в отвесном пике, Филин дернул штурвал на себя и добавил тяги. Нос совы задрался ввысь. Машина кувыркнулась в воздухе и сделав полу бочку стабилизировала полет в горизонте. Все это время глаза героя не отрывались от темных силуэтов врага. Закончив маневр, Филин тут же нажал на гашетку. Зеленоватые трасы, осветив сумрачное небо, разбились снопом искр о штурманскую кабину. Вторая очередь прикончила пилота. Увернувшись от столкновения с неуправляемой машиной, Филин встретил, в лобовой очередного бомбовоза. Вражеские бортстрелки опомнились от неожиданного появления совы и открыли огонь из всех стволов в надежде сбить ночного охотника. Филин увернулся от красных трассеров размазанной бочкой. На секунду низ стал верхом и наоборот. А затем полет выровнялся, и пушки совы нашли новую жертву.
Снарядов было еще в достатке, и Филин надеялся утолить свою жажду мести. Он напрочь забыл про убеждения и тщетность сопротивления. Его интересовала только боль и разрушения нанесенные врагу. Он превратился в изверга, демона олицетворяющего войну. Его карающая длань не щадила ни кого! Возможно, не будь он так возбужден то провел бы параллель между собой и власть имущими, которых сам же осуждал. Но сейчас было не до этого. Вот седьмой бомбардировщик развалился пополам разорванный вспученными от пламени баками. Никто, никто не уйдет сегодня от совы!
- Враг на шести, враг на шести! - Закричал Чиж.
Филин обернулся, выглянув из-за бронеспинки кресла. Истребитель врага: ночной, двухмоторный, практически брат близнец совы, призванный защищать свои бомбардировщики выходил на огневую.
Филин машинально, дернул штурвал на себя, намереваясь через вертикальный вираж зайти врагу в хвост, но не успел. Секунда... Вспышка... Время будто замерло. Филин видит, как красные трассы преследуют сову. Все настолько медленно, что можно различить лопасти вражеских винтов. Хлопок. Мгновение. Тьма. Филин открывает рефлекторно зажмуренные глаза. Свист ветра проникает в уши. Фонарь разбит. А на лице что-то теплое. Выяснять нет времени. Сова закладывает вертикальный вираж, красные трассы проходят мимо. Филин не завершив маневр заваливается на крыло и дав штурвал от себя устремляется вниз, выходя на встречный курс с вражеским истребителем.
Зеленые и красные трассы встречаются в середине пути, обмениваются приветствиями и продолжают путь к адресатам. В последний момент Филин уходит со встречного курса. Снаряды врага попадают в левый двигатель и крыло. Топливо вспыхивает, оставляя огненный след за мотогондолой. Закрылок и элерон оторванные осколками уносятся вдаль. Сова проседает на крыло. Филин уклоняется от столкновения с обломками вражеского истребителя, по инерции все еще несущимися вверх.
Сова, теряя мощность, выходит из боя. Филин, помогая штурвалом, не дает израненной машине проседать на левое крыло.
- Чиж, ты как? - Радист не отзывается.
Филин оборачивается, заглядывая за бронеспинку. Чиж мертв, его голова размозжена покрыв собой кокпит. Герой смахивает с лица кровь друга. Густые капельки разбиваются красными кляксами на циферблатах приборов. Сегодня Филин потерял даже больше, чем думал. Сегодня он выгорел изнутри.
Сова, подрагивая изорванным крылом, тянет к родному аэродрому. Её путь пролегает сквозь смерч огня, бушующий над городом. Подъемной силы не хватает, машина теряет высоту. Филин борется с покалеченной машиной, помогая её не свалиться вниз, не рухнут в пламя, но как-то машинально... ему все равно: выживет он или нет.
Радиомаяк базы молчит. От аэродрома ничего не осталось его поглотило вездесущее пламя. Филин даже представить себе не может, что где-то огня нет, что там царит мир. В его голове вся вселенная сжалась в тугой комок и объята адским пламенем... Оранжевым, красным, синим! Все горит. И Снегирь и наземный персонал и часовые, и наблюдатели, и повар, и город и весь мир и душа, его душа горит!
Филин переключает систему слепой посадки на маяк запасного аэродрома расположенного в десятке километров от основного. К его удивлению маяк отвечает, выводя сову на курс.
Буквально соскребая землю выпущенным шасси, Филин тянет к ВПП. Катапультироваться он не может: слишком низко.
Без пяти пять утра после короткого запроса по рации, сова касается бетона полосы. Филин останавливает тяжелую израненную машину, и, не желая видеть развороченные останки друга, покидает кокпит с закрытыми глазами. По щекам покрытых коркой запекшейся, черной крови, текут слезы отчаянья.
Филина подхватывают какие-то солдаты... наземный персонал? И проводят в медпункт. Военврач заключает, что с героем все в порядке. Он спрашивает у него о новостях. Что с городом? Что с основным аэродромом? Но Филин отмахивается, говоря, что ему нужно подышать свежим воздухом, прийти в себя. Он бредет к контрольно пропускному пункту. Рядом садятся уцелевшие самолеты из его эскадрильи. Их не много. Все с повреждениями. Вот Большого Грача укладывают на носилки...
Филин хочет в город, на улицу где жила Ласточка. Неважно, что там пламя. Он влетит в него на бегу и все будет хорошо. Все будет просто отлично!
Вдруг до его ушей доносится знакомый голос. Он ускоряет шаг, он бежит... У шлагбаума стоит мотоцикл в коляске Воробей и Синица, перепачканные, перепуганные но живые. Рядом, спорит с часовым, Ласточка. Она что-то доказывает солдату, предъявляет требования, взывает к его человечности. Филин, перемахнув шлагбаум, подбегает к ним. На секунду останавливается, что бы Ласточка признала в закопченном, измазанном кровью, человеке своего любимого. Пауза длится не долго: влюбленные сливаются в объятиях и Филин понимает: что как бы ни было плохо, как бы жизнь не издевалась над тобой, она всегда может преподнести нечто хорошее, удивить, дать надежду.
Светало. Спасаясь от дыма и пепла, утреннее небо заполонили пернатые стаи черных Адольфов и красных Иванов. Ковром крылатых точек они неслись на юг.
- Души погибших летят на встречу лучшего, - прошептала Ласточка, пристально вглядываясь в далекий горизонт. Филин кивнул. Двумя месяцами позже война закончилась.