Лежал снег. Солнце отражалось в каждой клетке его сплошного - прерывистого, цельного - рваного, бесформенного тела. День был в самом разгаре. Всё вокруг таяло, текло, убегало и ветвилось бесконечными, ненасытными ручейками (нисколько не способствуя линейному восприятию происходящего, убеждая в правильности суждения о том, что всё было сплошным ровно на столько, на сколько и не совсем). В одной из ложбинок проделанной неуёмными слугами солнца лежало что-то. Над этим что-то, если можно так говорить, раскинуло свои жиденькие, голенькие, словно херувимы на картинах, ветвишки непонятного роду-племени растение. Что-то оказалось рыбой. Хладнокровное создание лежало на боку в сени худосочных отбросов, которые отбрасывало растение.
Солнце распалялось. В неистовой благодатной молитве оно предавало памяти 3 месяца безропотного постничества и благолепия. Рыба в это время лежала под кустом. Её брюшко было выставлено из-под тени и находилось на иждивении у солнца. Было жарко. Последние надежды-капли рыбьего брюха беспощадно иссушали неистовые, пронзительные лучи ярко-белого цвета, лишь по бокам слегка обрамлялись мутным ореолом желтизны. Да и что то солнышко лучистое! - это, как раз, и ничего... это вовсе и хорошо.... Но вот растение!!! Его отбросы!!! Так называемая, тень....
Неуклюжее в такой среде серое чешуйчатое тело, насколько хватало сил, извивалось, подпрыгнуть пыталось, корячилось, боролось (вызывая в памяти, при этом, очень смешные воспоминания, когда человеку отрывает ноги, и они бегут ещё некоторое время сами по себе. Весьма забавно... очень похоже), находясь между, в одно и тоже время, губительной и спасительной тенью, губительным и спасительным солнцем. Тело понемногу вздрагивало, двигало, таращило равнодушные глаза; плавники, словно атрофированные руки, всё ещё шевелились. Немой рот, как будто кричит SOS! Рефлекторно открывается-закрывается, открывается-закрывается.... Продолжать это он будет, до тех пор, пока.... Пока рядом будут спасительные капельки талого снега.... Пока солнце наточит... пока тень не отступит (хвост рассеянно ляпает где-то позади, взрывая крохотные, губительные фонтанчики брызг. Чем меньше воды, тем ближе земля; а чем ближе голая, сухая земля - тем вернее придётся засохнуть и может быть даже, напомнить внимательному-мечтателю-прохожему-пьянице собою мучения Христа на кресте....
Вот уже она наполовину под солнцем. Лежит всё также на боку, точно смазливая девственница, прикрывающая гладко выбритой ножкой самое дорогое.... Вокруг рыбы образовалась лужица. Это конечно не речка, и не озеро, и даже не пруд... да что там !... просто-напросто лужа... лужа побольше... лужа поменьше... но это!! Это и лужей-то не назовёшь!
Вот водица поднялась по рёбрышки. Одна сторона рыбы пока остаётся в мерзлоте, другая же дразнима испаряющейся водой, безжалостно....
Готовые ко всему, кроме отсутствия влаги жабры судорожно пресмыкаются и хватают ледяную, замешанную на рыбьей слизи жижу и вздымаются над уровнем моря, вроде крыльев летательной машины мастера Леонардо, которую взялся оторвать от земли один... жадный до жизни над уровнем моря... жаждавший жизни над уровнем моря.... Курлы-курлы, журавли да орлы....
Рыбьи движения стали естественнее. При такой воде, конечно, не всплыть, но с и снега вокруг немало - целая горсточка!
Очень скоро солнце выудит её из-под куста полностью.... Растает весь снег, и в этой воде можно будет укрыться целиком. А там, глядишь и ночь и недалеко.... А ночью что? А ночью - холодно. Ночью вода замёрзнет, может и снег пойдёт. Если до следующего утра и солнца перележать, то можно будет жить ещё какое-то неизвестное количество времени.... Вода продлевает рыбам жизнь. Это их среда.
Солнечные зайчики, весело и наивно, прыгают по идущему неведомо в какую по счёту юдоль всего хлипкого и текучего, снегу. В каждом потоке развенчанного символа зимы плывёт по маленькой грустной женщинке. Они образуют водовороты, проталины, капели. Они образовывают женовороты, продажность, капища.... Капают слёзы, висит солнце. Залётные певчие до одурения надрывают свои симфонии в честь приближающегося весеннего безумия.... Страшные их трели, бьют по головам. Головы натиск выдерживают. Женщины плачут, зайцы текут, солнцы смеются, прыгают оголтело отшельники-льдинки и превращаются в слёзы... в пресные слёзы, которые сопровождают гортанные причитания природы, переживающей сансару. Дикие соловьи неестественно широко открывают рты, так, что становится видно их красные человечьи глотки, с толстыми языками.... Издавая оглушительный свист они.... Полумёртвые пчёлы, мухи, осы, бабочки вскидываются потно в своих подоконниках, ульях, гнёздах и озадаченно молчат. Ботинки, в такое время, и носа не кажут на улицу. Бездомные животные, также ютятся по подъездам, подвалам и прочим своим животным притонам. Вокруг да около, куда не кинь, куда ни глянь, всегда и везде, всё одни лужи, лужи, лужи, лужи, лужи. Лужи да лужи... лужи повсюду. Нет здесь только деда Мазая, потому что нет живых зайцев, лишь солнечные. Маятник покачнулся, сделала последнее усилие и... тяжело рухнул вниз.
В одной из луж, кверху брюхом плавает что-то.
Говорят, что где-то растёт такая себе чудо-трава. Вот, будто, съешь её и превращаешься в рыбу. Вот уже ты плывёшь в глубине океана, рассекая бесконечно-далёкую лазурь неба, которая ни с того ни с сего спустилась на землю.... Или наоборот?...
То, что плавало кверху брюхом, когда-то называли рыбой. Может и оно, в своё время, не отказалось вкусить чудотворного зелья?...
Год был от года, день ото дня, час от часа и минута в минуту. И были люди, и были мысли, и были отношения.... Были и города. А в городах стёкла, окна.... Иногда с домами, иногда без.... За одним из таких стёкол лежал на кровати человек. Человек шептал: " я рыба, у меня много фамилий... я рыба, у меня много имён и качеств... я рыба, у меня много друзей, воды и морской пищи... я рыба, у меня босоногое счастье за оградкой домишка бегает... я рыба, у меня много отношений... я рыба, я знаю много речей... много композиций... изведал множество чувств... я рыба у меня много речей, вещей, отношений, я много знаю, у меня бесконечно.... Я рыба, для меня много страстей, много всякой всячины. Я рыба, для меня много разного... бесконечное множество всякого разного. Я рыба, я рыба, я рыба. Я рыба, я знаю много всякого такого, чего не известно никому.... Я рыба, и никто мне не помеха, что бы всплыть.... Я рыба.