...Конечно, пинать трюфелярии, - это, как сказали бы на приёме в Верхней Норе, "mauvais ton, фу, - цветок наркоблагороден", но Воркот не смог удержаться - ведь вокруг никого не было. Он переложил в левую лапу поводок, на конце которого таращился в potty-траву его верный Лешэр, воровато оглянулся через плечо и с садистским наслаждением наподдал по тонкому салатовому стебельку симбионта.
Раздался звучный хлопок - взорвался подземный papa' ядовитой цветочной гниды. Жёлто-багряная корзинка, словно отрубленная голова, шмякнулась на полупочву и тоже лопнула. В паточном закатном воздухе разлилось облачко мерцающей одуряющей пыльцы.
- Ввя-а-а!..
Воркот потянул ноздрями, нервно встряхнул задней лапой и довольно покрутил шеей. Хрустнуло.
Они совершали ежевечерний promenade по краю Тёплого Обрыва. Воркот любил это место: ни души, пусто и... сладко-опасно. Он всегда испытывал джиргалангийн - блаженство, гуляя по ровному, как стрела, краю сей древней бездны.
Тёплый Обрыв не имел дна, во всяком случае, ещё никто не смог услышать звук падения камня, брошенного в туманный провал. Как и когда он появился, никто не знал. Считалось, что в начале времён некий албин могучим ударом меча отрубил эту часть мира от остальной Вселенной. Редко кто отваживался подходить к краю своей жизни...
- М-м-м, merveilleux! - Воркот сладко потянулся, встопорщив шерсть, потом продолжил неспешную прогулку.
Прямо по курсу, на ёжике алтан-энгетю (златоцветной) potty-травы валялся на самом краю Обрыва окаменевший реликт - Шаланда, Полная Кефали. Из Носового Клюза свешивалась позеленевшая Цепь. Говорили, что она достигает самого Дна, а на её конце - Якорь.
Воркот считал себя скептиком, но и его невольно передёрнуло, когда он в который раз представил себе этот чудовищный многолапый Якорь, что ждёт любого на дне времён.
- Тьфу, canaille, пыльцы, что ли, нанюхался?
Он очнулся и натянул плетёный поводок. Лешэр, недовольно взмыкивая, тёрся витыми рожками о серый бок реликта, совершенно игнорируя пафосность момента. Ящелёнок не мог дотянуться до ватерлинии даже стоя на задних копытцах, поэтому сердился: он хотел лизнуть эту полоску.
- Лешэр, ерлик тебя возьми, сколько можно повторять? Ты опять за своё? - он сильно дёрнул за поводок, отчего ящелёнок послал небу четыре fuck'а и грянулся на позолоченную полупочву.
- Му-у, - обиженно заревел он, - му-у-у-у!
Давясь от хохота от того, какой эпитет по его поводу мог иметь в виду малыш, Воркот опустился на все четыре лапы и галопом помчался к своему любимцу.
Тот неловко возился в potty-траве, всем выражением вытянутой мордочки демонстрируя благородное негодование.
Воркот ласково поднял его и посадил себе на колени, предварительно плюхнувшись на сухой и тёплый Край Обрыва. Потрепал ящелёнка по шершавой макушке и медленно выдохнул медвяной воздух.
- Вау-у, admirable,- выругался он, щурясь от заходящего слева солнца.
Было благостно.
В табуне шагов от Края неприметно медленно для глаза дрейфовал полумесяц Рыжей Пагоды. Говорили, её строил ещё Гесер-хан.
Её изогнутые стены и крыша, напоминающие в профиль молодую Луну, торчали из островка серой полупочвы - растительность там н е п р и ж и л а с ь. На венце крыши светилась Нарани-Зула - солнечная лампада. Клин скалистый, подобный нижней части айсберга, смутно угадывался подо всей конструкцией где-то внизу, в тумане.
Воркот ещё раз потрепал клюющего носом Лешэра и протянул:
- Во-от, mon petit, это есть Начало и Конец, Альфа и Омега всего сущего. На Дне Его сидит и ждёт албин Якорь, а там, далеко-далеко, в табунах косов отсюда дремлют древние хоншим-бодисаттвы - Авалокитешвара и иже с ним. А когда они проснутся и спустятся на дно, чтобы устроить Последнюю Разборку!.. Dieu nois en garde!
Он замер в благоговейном молчании, пусто вперившись в Н и ч т о. Лешэр уже спал, свернувшись клубочком.
...За спиной безмолвствовали чёрные иглы леса, а над - плыли в карамельном небе селёдки и сапоги кучевых облаков, стремясь укутать небосвод сливочными перинами своих тел...