- Ты помнишь? - обратилась она ко мне, глядя в окно, когда я по вечернему своему обыкновению просматривал почту - в день нашего знакомства, точно также, не переставая, лил нудный дождь.
- Да, - не отрываясь от монитора, подхватил я - лето, помню тогда, вот, как сейчас, уже давно закончилось, а осень еще и не думала наступать. Противная пора.
- И не говори, - согласилась она, с нескрываемым интересом разглядывая большущую лужу, разлившуюся под окном нашего дома - нет ничего хуже межсезонья.
Думаю, несколько часов кряду она могла разглядывать только лужу. Поскольку она была единственной достопримечательностью, которую можно было созерцать из нашего окна. Весь остальной вид заслоняли собой деревья, стоявшие плотной стеной, как раз за этой лужей, всегда растекавшейся, насколько хватало глаз, во всю ширину дороги, что проходила мимо нашего дома. Деревья же были такие высоченные, что из-за них не было видно даже небо. Зато оно отлично отражалось в луже. Днем в ней можно было наблюдать плавное течение причудливых облаков, а ночью на ее зеркальной глади мерцали далекие звезды. Отраженное небо было не только удобно наблюдать, в луже оно всегда казалось гораздо ближе, а вместе с тем и чем-то роднее, почти членом семьи.
Но вся беда заключалась в том, что сама она разливалась очень редко, только во времена весенней распутицы, или вот, как сейчас, в период осеннего межсезонья. Да и ясная погода в эту пору была такой же большой редкостью. В основном, всё это время, не переставая, нескончаемым потоком лил и лил упрямый до занудства дождь.
Как-то она спросила меня:
- Ты не знаешь, а зачем здесь вообще нужна эта лужа, и почему ее никто до сих пор не догадался засыпать?
Я тогда не нашел, что ей ответить на это, я тогда был просто не готов к ответу на этот, казалось бы, простой вопрос, а нести всякую чушь я не мог. Поскольку уже тогда видел во всем этом некое послание с небес. Или это мне сейчас так кажется, что видел...
Да и наблюдать, просиживая все дни напролет на подоконнике за тем, как из заоблачных далей прилетали тяжелые капли дождя, она полюбила совсем недавно, буквально с прошлого межсезонья. Словно завороженная она смотрела немигающим взглядом за тем, как глупые капли воды с бешеной высоты плюхались в такую же глупую лужу. Отчего, при этом, она не становилась умнее. Впрочем, как и деревья, что стояли за ней, да и вообще вся атмосфера, весь мир, всё вокруг наполнялось такой же беспросветной глупостью. Всё пребывало в своей глупой обреченности воспринимать весь этот небесный бред, лившийся непрекращающимся потоком, как должное, и где-то желанное, и даже в чем-то долгожданное.
Я даже, помню, испугался за нее, боясь, что и она, чего доброго, поглупеет от такого длительного общения с глупой природой. Но кроме, вдруг появившейся у нее привычки, как бы ненароком, так, совсем невзначай, заглядывать в чужие детские коляски, или подолгу наблюдать за тем, как ползают соседские карапузы, брать их на руки, разговаривать с ними о каких-нибудь глупостях, я за ней особых странностей не замечал. Да и то, судя по тому, как естественно у нее всё это получалось, не было ничего необычного и всё смотрелось, в общем-то, нормально. В целом же, всё оставалось, как всегда, ну, может, она становилась всякий раз после таких созерцаний чуточку ласковее со мной. Или это мне сейчас так кажется, что ласковее...
- Сколько же времени прошло с тех пор, как мы познакомились - неожиданно спросила она - лет пять?
- Завтра будет ровно шесть лет - сообщил я машинально, вчитываясь в очередное сообщение, так, будто она спросила меня, который час.
Но мой ответ ее, похоже, сильно удивил, отчего она даже оторвалась от окна и, развернувшись ко мне лицом, свесила ноги с подоконника.
- Поразительно - тихо, почти шепотом произнесла она, внимательно разглядывая меня, будто видела в первый раз. - Получается, мы живем с тобой уже шесть лет, а я тебя совсем не знаю. Ты всякий раз открываешься мне совершенно новой гранью, о которой я даже и не подозревала.
- Что-то не так? - спросил я ее, тоже обернувшись к ней, почуяв неладное.
- Да всё, всё не так! - вырвался из ее груди крик отчаяния, в котором слышалась боль, копившаяся в ней все эти долгие шесть лет.
Я подошел к ней и обнял. Ну, так и есть, через ее плечо в окне я увидел лужу, отражавшуюся в свете единственного фонаря, и уже одним только этим привлекая к себе внимание в вечерних сумерках. И до меня только тогда дошло, что она, должно быть, увидела в ней нечто большее, чем просто незамысловатую игру кругов, что оставляли на ней капли дождя, падая в нее с заоблачных далей.
Я тоже стал всматриваться в эту отчаянную небесную бомбардировку, и после небольшого наблюдения за капризом природы заметил, что и в моей голове стали рождаться вполне адекватные ассоциации. И я, наконец, понял - то, что она усмотрела во всем этом, действительно стоило того, чтобы до беспамятства созерцать так долго, не отрываясь, забыв, при этом, обо всем на свете.
- Кажется, я знаю, для чего эта лужа появляется здесь каждые полгода в периоды, когда нет никаких дел и быть не может - проговорил я с заметным волнением в голосе, взглянув в ее набухавшие от слез глаза, пытаясь найти в них подтверждение моей догадки.
- Кроме одного, самого важного в жизни - также тихо сказала она, прижимаясь ко мне сильнее, в знак согласия с моими доводами.
- Как разумно оказывается всё устроено в мире - удивился я глубокой мудрости природы в ее кажущейся глупости. - Время разбрасывать камни, и время собирать их.
- Время обнимать, и время уклоняться от объятий - вторили ее губы.
- Время разрушать, и время строить - удивился я собственной мудрости, или это тогда мне показалось, что собственной...
- Время любить... - проговорила она, закончив нашу общую мысль, и замолчала.
- Получается, что все эти шесть лет небеса с завидным постоянством напоминали нам об этом! - пришел я к однозначному выводу.
- Да, получается, что нам нужно было зачать ребенка еще шесть лет тому назад - шмыгнула она носом - а мы всё это время жили вдали от Бога, устранившись от Него, не замечая Его присутствия рядом с собой, забыв Его.
Я еще раз взглянул на то, как небеса дождем оплодотворяют землю и тихо произнес:
- Год седьмой, похоже, станет седьмым днем творения нашего брака, самым плодоносным и самым радостным.
Я коснулся ее щеки и на своей ладони ощутил ее слезы, и понял, что она уже счастлива.