Аннотация: Потерянное поколение безвременья Музыкант разбежавшейся группы "Бледный аспид" ищет себя и не может найти в потёмках рубежа 2010-2020-х. Да, это будущее мы приблизили. Но заслужили ли мы ТАКОЕ будущее - ещё вопрос
Бледный аспид
О, бледный Аспид мой! (Дж.Донн в пер.Бродского)
Сева 19 лет отбарабанил в группе "Бледный аспид"; из них последние 10 лет - в Москве. Играл в клубах 3 дня в неделю и 3 дня спал охранником на вечно продавленном стуле, чтобы оплатить аренду. Мимо него проскальзывали и прошмыгивали тысячи людей, а Сева спал и не замечал их. Они, впрочем, на него тоже не обращали внимания.
Десятилетие схлопнулось в один день. Севу вызвали в контору, сказали, что арендаторы съезжают, охрана больше не нужна, через 2 недели ему отдадут бумаги.
Сева вздрогнул, почесал вздувшуюся от постоянного щипания кожу на руке и сказал, что никаких бумаг он им и не оставлял.
- Ну тогда уже завтра можете не приходить - равнодушно ответил ему чужой голос. - Сейчас я вас рассчитаю
Раньше Сева быстро находил себе новое спальное место - почти там же, по точно такому же графику, чтобы играть и спать, спать и играть. Но сейчас словно слетела ось - куда ни ходил по объявлениям, везде отвечали - кризис, сокращение штатов. Если и предлагали, то очень далеко и от их метро, и от их клуба. Или за такие деньги, что лучше не стараться.
Неделю он перепробовал всё - газеты, объявления на столбах и заборах, кадровые агентства. Злой рок, заело пластинку, выскользнула нить судьбы, забыло о нем мироздание - только Сева нового места так и не нашёл. В мегаполисе, ага. Кто ж поверит?
19 лет битвы за славу псу под хвост. Барабанщика ребята всегда найдут, а тексты... он пришлёт. При случае.
Сева собрал сумку и уехал обратно. Это была его идея, его жизнь, его слова, его название, его символ - "Бледный аспид". Смесь убойного "металла" с техно и подростковой лирикой. Эмблема группы - белоглазая змейка с шипастым хвостом- понуро сидела на застиранной футболке. За 19 лет аспид не выцвел, не облез.
Зато Сева выпал.
Ночной поезд высадил его на пустом черном вокзале. Неторопливо отбивали заевшую мелодию дряхлые часы, когда-то - гордость города. Теперь они своим шипом навевали тоску. Ни пассажиров, ни железнодорожников. Мертвые пути, оживающие лишь утром и вечером. У разорванного полукруга дрыхли рыжие собаки. Сева опасливо прошёл мимо - они даже глазом не повели.
Дом в двух остановках от вокзала. Смурые лебеди, согнутые из ржавых железок. Клумбы в синих шинах. Детские рисунки на потрескавшемся асфальте. Сева открыл новую железную дверь и
с удивлением обнаружил, что старшая сестра его не только выросла, но подрос ее сын, вместе они с мужем-пожарником занимают меньшую комнату. А в большой комнате мама выгородила половину у окна шкафами, устроив там домашнюю мини-парикмахерскую. Сколько Сева себя помнил, мама работала, только на пенсии она переместилась в другую категорию. Стрижки эконом, простое мелирование, подрезать хвост, чёлка по расчёске.... И все это летело на пол, выметалось ветром в другой угол, у балконной двери, куда мама определила Севу. Он сидел за ширмой и плакал, смотря на волосы.
- Это ты бледный аспид, а не твоя группа - сказала однажды мама.- Почти всю жизнь на фиг знает что угрохал. Выбиваются в звёзды единичные счастливчики, а ты с твоими аспидами так и остался широко известным в узких кругах!
Произнося "узких", мама насмешливо вытягивала у - ууууузких
- К тому же у тебя нет образования - вставила она. - Ты ж Политех закончил, а не музучилище.
В первый день дома Сева грохнул кружку со слоником, разлил нечаянно сестрин лак и поругался с племянником.
- И для чего это всё надо, - кричала мама, наблюдая за сыном, пытающимся втолкать вещи в переполненный шкаф - куртки нормальной нет, свитер рвётся! Ботинки пасть разинули!
- Реклама, студия, гастроли в Германии - отбивался Сева, - квартира поближе к центру - 40 тысяч возьми и выложи!
Мама отобрала раскленные ботинки и отнесла в починку. Когда-то они стоили 500 евро - прихватил на распродаже. Теперь Сева сидел и ждал, пока клей подсохнет - выпал снег, бегать в кроссовках уже смешно. Другой обуви у него не было.
К новому году он, отчаявшись, подрядился в цех умирающего завода. ООО "Спецтех" умирало четверть века, продавая помаленьку свои площади, и к последнему году от него осталось лишь здание бывшей медсанчасти. Там пенсионеры клепали странные детали. В мире, где все это запросто можно распечатать на 3Д принтере, это было непонятно. Старички слышали о новых принтерах и суеверно их боялись.
- Луддиты - вспомнил Сева нудную страницу из учебника истории. - Теперь я их понимаю! Купят принтер, и я даже на сигареты не заработаю!
В станок Сева вставлял болванку, наваливался грудью на рычаг, давил, крутил, вытаскивал и передавал следующему. Он не задумывался, как это называется. Денег платили настолько мало, что Сева от обиды изорвал пластиковую карту. Работали они неполный день и неполную неделю. Вокруг несдававшейся медсанчасти уже топтались грифы-оценщики, но Сева слышал, что их не закроют до выборов.
Идя осенью с сокращенной смены, Сева вдруг посмотрел на засохшее дерево и вспомнил, что он еврей.
- Этого еще не хватало - подумал он, но тут же спохватился - Израиль! Уехать, обустроиться. Новую группу собрать. Армия, да... плохо. Но если у него внезапно откроется душевное расстройство? Тоже призовут?
Душевные расстройства он открывал у себя ежедневно, однако все они смотрелись очень неуверенно и не тянули на большую психиатрию. Пробежав глазами справочник, Сева застыл на абзаце
"так же наблюдаются маниакально-депрессивные состояния неясной этиологии, проявляющиеся в настойчивом стремлении сменить образ жизни, место жительства, перейти в новую религию...."
Новая религия! И почему сразу не подумал! - обрадовался Сева.
На последних курсах Политеха он посещал баптистскую церковь, вернее, новый частный дом. Чем-то его туда притянуло; стал читать Библию, бросил пить, но, когда затащившая туда его девушка уехала в Штаты, Сева в баптизме разочаровался. Правда, ему очень понравилось, что у них нет крестов, икон, все накоротке и запросто.
Маму Севы звали Соня Асбиндер, но он Асбиндером никогда не был, да и вообще никакими национальными делами не интересовался. Единственное, что Сева знал о своих предках - прадед играл на гобое.
- Молодой человек, - сказали ему в "Сохнут Иехудит бэРусия" (попросту - "Сохнуте"), - вы просто так в Израиль не уедете. Посещайте курсы иврита, это раз, и вот вам анкета для заполнения, это два - женщина с улыбкой кобры подала Севе многостраничную папку.
Вопросов там содержалось едва ли не больше, чем в вопросниках для поступления в органы НКВД. Знать столько о себе - технически невозможно, о своих предшественниках - тем более. Но вернуть папку пустой Сева постеснялся. Пришлось додумывать до вполне пристойного исторического романа. Наконец он отнёс "Сагу об Асбиндерах бердичевских и коростышевских", написал заявление и стал ждать.
Израильская бюрократия, впрочем, дала ему шанс доработать на "Спецтехе" и задуматься о несчастливой карме дома Љ47 по улие Вагоноукладчиков. Девушка Карина, с которой Сева некогда встречался, пыталась обратить его в фэн-шуй. От нее-то он и выяснил: под домом текла пересыхающаяся река, которую строители со злости или по дури заточили в бетонную трубу.
- Ни в коем случае нельзя перерезать вены Земли - уверяла его сероглазая Карина
- А как же Китайская Стена и другие монументальные постройки, ради которых засыпали русла? - парировал ей Сева
- Так то монументальные, а то пятиэтажка - нашлась Карина. - Ей можно!
Вдруг неожиданно ясно Сева увидел: фэн-шуй прав. Жители дома и впрямь переживали несчастья. Игорь из квартиры напротив отбывал второй срок. Соседка снизу повесилась. Жена другого соседа гуляла. Кот снизу специально ходил на их этаж метить половики. На 5-м однажды провалилась ванна. Неглубоко, сантиметров на 8.
Сева не верил в материализацию стихий. Не ел никаких психоактивных веществ. Но именно ему прилетела мысль спасти дом - разбить бетон - освободить угнетенную стихию.
Дома у сестры - вернее, у ее мужа, работавшего в МЧС, валялось множество ненужных (на взгляд Севы) вещей. Брезентовые костюмы, противогаз, каски, штыри и топорики. Разгребая их, Сева выудил кувалду.
- Красавица - сказал он, осматривая неизмученный еще инструмент.
И во вторник, вернувшись со своей неполной смены, Сева обернул "красавицу" старым пакетом, выскочил на дорогу. Минуты три он стоял, прикидывая, где именно начинается проклятая труба. Просевший грунт за чертой асфальта, мощные стебли водолюбивых растений, длинная цепочка луж показывали: труба проходит неглубоко и вся в дырах.
Сева развернул кувалду, нежно обнял рукоять и хватил ей со всей силы так, что чуть не свихнул себе плечевую кость. Первый удар не получился, зато потом он вошёл в раж, рыл и бил, бил и рыл, пока змей трубы не был повержен. Тухловатая водичка медленно полилась по земле. Лето выдалось суховатым, поток измельчал, но Севу это не остановило. Он нащупал рядом еще трубу, на этот раз уже водопроводную, поднял кувалду и...
Фонтан свежей ледяной воды, отдающей хлоркой, сшиб Севу с ног. Сослепу он пробил трубу высокого давления. Стихия воды радостно покинула оковы и разлилась ленивым морем. Да, это было уже настоящее местное "море". В 2 ГИС срочно требовалось внести новый рукотворный водоём, но картографы не спешили.
1-е интервью Сева дал в отделении полиции щуплому выпускнику-юристу.
Белый домик под кованым козырьком. Судмедэкспертиза признала Севу - внимание - "относительно вменяемым". Разжалобил тётю трудным детством, скудным питанием и заевшей средой. Относительно вменяемый должен был возместить ущерб 462 тысячи рублей 78 копеек. И еще 27 рублей непонятно за что.
В день суда Севе пришла бумага из Израиля. Что его особа не входит в списки приоритетных эмигрантов.
- Да я Асбиндер по маме! - вскричал Сева, поднимаясь во весь рост, как барс.
- Успокойся - остудил его прыщавый адвокат-малютка - Женишься на еврейке и уедешь. Вот у меня однокурсница Аня уже четверых мужей туда спровадила!
- На тот свет? - оживился Сева.
- В Израиль! Сама возвращалась, разведясь, а их там оставляла.
- А их обратно не того? - осторожничал клиент.
- Потом доскажу. Идём - и ласково толкнул в спину.
- Мама, я женюсь! - закричал с порога Сева, вваливаясь в комнату, где мама заворачивала пряди клиентки в фольгу. - Ее зовут Аня, она трижды судима за наркотики, не платит алиментов пятью детям!
Мама скорчила недовольную гримасу, а клиентка еле слышно хмыкнула
- Не дергайтесь, пожалуйста - поправила она рукой фольгу.
- Ну, если правду, то у нее только одна условная судимость
- А зачем тебе она? Ты ж сам едва ноги голодные волочишь
- Фиктивно. Она еврейка, со всеми документами.
- Тебе мало года армии?
- Там сборы, мам. Месяц в году.
- И кормят неплохо - язвила мать.- Только иногда убивают.
- А я все продумал. Я психа сыграю
- А судимость у нее за что?
- В 16 лет из киоска с девчонками шоколадки вынули. Статья детская - кража.
- Ты ее хоть видел?
- Видел. Страшная.
- Ну женись.
Сева приврал. Сама по себе Анька была еще терпима. Но ее антураж - проколотые соски, винтовые черви в обеих ноздрях, огромные расползшиеся по бёдрам крылатые змеи, чёрная синтетическая "амуниция" с гофрированными вставками и кружевами - несколько напрягал. Аньку хотелось не погладить, а победить. В темноте она смотрелась чудовищем. Особенно пугали Севу ее змеи - жирные, сетчатые, они расширялись, жадно дыша.
Он сразу сказал - денег нет, но я отдам.
- Что, совсем? - Анька лениво потянулась, показав синюшную подмышку (мастер не доделал там раскрытую пасть - уж очень больно) - А как мы будем жениться? Я платье хочу! Белое в пол.
- Корону не хочешь?
- Хочу - надулась "невеста"
Сева вынул из сумки странную вещь - нечто среднее между зубчатой игрушечной короной и терновым венцом. Анька обомлела.
- Осталась от концертов - пояснил он, - мы ее на голову бас-гитаристу напяливали.
Дама с прошлым вертела в руках непонятную складную конструкцию. Щёлк- и зубцы убрались, щёлк - они снова выскочили. Без них корона напоминала обруч. Дешево и мило. Платье - белое и в пол - нашлось у подруги.
Анька вела Севу в ЗАГС на длинной коровьей верёвке. Сева знал, что это понарошку, и не рыпался. Ели б ему тогда сказали, что Анька будет его жена на всю оставшуюся жизнь, он бы со страху умер от разрыва сердца. Но он не знал, и ничего не разорвалось. Анька швыряла букет чертополохов. Анька наряжалась в костюм "чёрной вдовы", фотографировалась с черепом, на вопрос о судьбе предыдущих "супругов" бросала - они в пустыне.
"Молодые" сварили макарон и съели их без кетчупа. Анька схватила Севу за галстук и долго таскала по комнате. Он ей нравился.
Следующим утром они были не в кровати, а в консульстве. Анька требовала дать ее мужу израильский паспорт.
- Опять ты, дура? - послышался голос из глубины комнаты
- У Аньки очередная большая любовь! - злобно хихикнули секретарши. Но она платила всем, поэтому паспорт новому мужу все-таки оформили.
Конечно, это была не общага на крови. Огромный благоустроенный коттедж близ пляжа. Множество одинаковых, но уютных комнат. Казенные кухни с навороченными холодильниками и индукционными плитами. Сверкающие унитазы. Душевые кабинки по углам. Прачечная-плацдарм. Плазма в холле. Но обитатели - как всегда. Полудикая орда. Если евреи и бывали такими на ранних этапах своей эволюции, то весьма давно. В до-библейские еще времена.
Сева не считал себя венцом творения. Но он был европеец и интеллигент в глубине души. Он вымучил три класса музыкальной школы. Умел пользоваться носовым платком (иногда). Различал ножи и вилки. Стеснялся чесаться. Ему сразу стало гадко.
Совсем как дома.
..... Чтобы вернуть Аньке деньги за свой вывоз, Сева пошёл в порт таскать мешки. Но его оштрафовали - порт обслуживали машины-погрузчики, самодеятельность запрещалось. Исходив две улицы, он завернул в арабское кафе - думал взять питы, спросить о работе, а там кто-то дико ругался и дрался. Сева влез. Получил в глаз. Хозяин долго извинялся и взял беднягу мыть посуду. Сева ругался и мыл. Анька воображалась ему уже совсем принцессой. Недостижимой любимой женщиной. Занять ради него триста евро! Заложить любимый ошейник! Она, правда, уверяла, что вставила себе в неприличное место лезвие, но и это Севу не страшило. Да, именно сейчас он ее любил. Страшную, вредную.
- О горе мне, - выл Сева вечерами, - я сдохну от жары под пальмой, а летучие мыши выпьют мою кровь! Мангусты съедят мои мозги! Черви раздербанят кожу! Кишки растащат грифы!
- Мангусты у тебя ничего не найдут - обнадёжил Севу сосед и тут же спрашивал - травы не осталось?
- Ее и не было - растянулся Сева
- Врёшь.
_ Ну откуда?!
Сосед двинул ему в череп так, что Сева грохнулся на медитативный коврик - подарок от соседки-индийки.
-Мангусты отомстят! - крикнул он и выскочил в коридор.
Соседка-индийка приложила к черепу травы ясти и мадху, ускоряющие заживление.
- Ты справку-то оформил? - поинтересовалась она, уходя - А он сделал. Теперь может хоть кого бить - не посадят.
С распухшей головой Сева продолжал мыть посуду в кафе. Питался бананами и отсылал Аньке деньги. Она опять засела дома, в России, подыскивая нового еврея. А пока перебивалась ногтенарастительством. 7 долгих месяцев Сева отрабатывал долг, но, когда, наконец долг кончился, он не почувствовал облегчения.
Он пошёл в полицию и накатал заявление, что такая-то особа, Анна Гердер-Ханнес, постоянно его избивала, пытала и мучила. И надо ее, гадюку, вызвать обратно, а то спряталась в России! Сева воплотил в жалобы все свои самые отвязные фантазии. Анька якобы его топила в ванне, прокусывала кожу ягодиц, втыкала в шею грозди, скакала на нем верхом, грызла ноги острыми зубищами, связывала и порола. А еще шантажировала. И деньги вымогала. Он красочно описал, как угрожающе свешивались железные концы ее сосков (и прочую БДСМ-щину), как нервно раздувались жирные змеи ее бёдер, как лилась потоками кровь....
Полиция рыдала всем участком. Там тоже бывшие оперуполномоченные есть. - Вот это любовь! - восхищались одинокие дамы
В ожидании суда Сева ныл под сухой маслиной. Вдруг его левый глаз застрял на странном объявлении - GREAT LENIVETZ WAIT YOU
Здесь начинается новая история - CHILD OF GREAT LENIVETZ. Вернее, bad child оф грейт ленивец.
- Ты несчастен, потому что много трудился! - вскричало нечто шертистое, размахивая трехпалой ладонью.
- О, великий Ленивец, - взмолился Сева жалобным голосом, - я самый жуткий плут и бездельник!
- Ну не совсем - простёр он шерстистую длань. - Если ты хочешь, то можешь вытворить что угодно. Трубу расколошматить, например......
Сева начал смутно припоминать, что речушка, оковы которой он старательно пробивал кувалдой, звалась - Ленивец.
Привидение истошно зачесалось и, зевнув, обвисло спящим мохнатым мешком. Мордочка ленивца показалась Севе такой доброй, что он инстинктивно протянул к ней руки и...
наткнулся на судью. Его тощий зад уже сидел на чем-то жестком. В комнате заседали: судья Морна ван Ист-Хален, юрист по правам женщин Ада Заболотная и Анин заочный адвокат Кац. Юрист по правам мужчин отсутствовал как класс и явление.
Обвиняемая витала удаленно.
- Итак, вас избивала жена? - спросила Севу судья
- Да, ваша честь.
- Неправда! - взвилась Анька по скайпу, - я его только один раз за галстук волочила!
- Было, подтверждаю - согласился Сева. - Схватила и из угла в угол полчаса мотала.
- А какова причина этого...эксцесса?
- В домашнем насилии всегда виновен мужчина - изрекла Ада.
- Кто бы сомневался! - хмыкнул в руку адвокат Кац.
- Тише! Уважайте суд Израиля! - взъярилась Морна. И уже приторно, обращаясь к Анне - так что же произошло перед тем, как вы стали его таскать за галстук?
- Он сварил макароны - надулась Аня. - А кетчупа не купил.
- Это был день их свадьбы - пояснил Кац.
Морна скорчилась.
- Заметьте, ни у одного из супругов не было постоянной работы - встряла Ада. - Госпожа Анна Гердер-Ханнес оказывала косметологические слуги на дому. Господин Савелий Краниенко-Асбиндер уволен в связи с банкротством предприятия. Молодые люди полюбили друг друга и поженились, полные самых радужных надежд. Но холодильник был пуст. Тогда Анна Гердер-Ханнес, находясь во власти устаревших гендерных представлений....
- Протест! - Кац нервно клюнул носом в плечо юристки (зальчик был очень тесный)
Они б долго разбирались, хотела ли Анька убить Севу, но тут вырубили свет и заседание решили перенести. Вызывать обидчицу в Израиль никто не собирался. Когда Сева это осознал, он ужаснулся и решил вернуться в Россию пешком.
Легко сказать - взять и идти! Великий Ленивец просыпался, нервно ворочаясь в его груди под солнечным сплетением, запрещая Севе уходить.
- Ты ... полежи - зевало его заросшее альтер-эго, - приляг! Глазки закрываются, сонность навевается....
Сева моргал, зевал и засыпал. Но без Аньки было ему скучно. В один противный день Сева попрощался с хозяином кафе, забрал заявление из полиции, взял свой паспорт и, напялив разношенные помойные кроссовки, зашагал куда-то в сторону Ливана. Вспыхивающие то там то здесь междоусобицы открыли границы, пропускные пункты пустовали. Шёл ночью, чтобы не жариться, а днём отсыпался, забиваясь в ямки и гроты. Подобрал по дороге умирающего фенька - маленькую длинноухую лисичку. Напоив фенька колой, путник засунул зверька за пазуху и пошёл дальше. Если фенёк сильно скрёбся и верещал, Сева отламывал ему кусочки сухариков. От шакалов он отбивался дрелью, купленной по дешёвке у сирийских беженцев.
Однажды ночью путник заметил - к нему ковыляет неведомое создание, обмотанное, словно мумия, в чёрную кожу, со страшной рожицей.
- Г-споди, и здесь готы! - подумал Сева, но, присмотревшись, заметил - то была летучая мышь, заключённая в смирительную рубашку из собственных крыльев. Она шла, шатаясь. Пришлось подобрать и мышь. Так они пересекли втроём границу Турции.
Еще он повстречал аспида -изящную змейку в красно-желто-чёрную полоску.
- Так вот ты какой, мой аспид! - обрадовался Сева живой душе. - Привет! А я - бледный аспид. Будем знакомы!
Аспид странно посмотрел на Севу и, приняв угрожающую позу, стал медленно отползать в пески.
В Турции Севу три дня продержали в участке, но, поняв, что он безумен, посадили на судно с сухофруктами, следующее в НовоАзовск. Ближе к дому ничего отсюда не ходило. Капитан лично пристегнул Севу цепью к флагштоку и процедил:
- Посольство заплатило мне только за провоз твоего тела. За душу свою ты всю дорогу будешь чистить картошку. И подпихнул ногой ведро.
Картошку Сева последний раз чистил в 7 классе на конкурсе "А ну-ка, мальчики!" Армия давно была на аутсорсинге, поэтому ему пришлось тяжело. Сева думал, будто его голову будут обвевать от зноя лёгкие летучие рыбы с прозрачными животами, но Чёрное море изобиловало иными тварями. Одна из них, высунувшись на борт зубастой колбасой, вцепилась в руку. Сева взвыл. Судно подходило к забытому острову Змеиный. Там в отчаянии металась рота пограничников. Они уже отслужили и ожидали замены, но, как нарочно, именно в день их освобождения в стране произошёл очередной переворот. Пограничники очень надеялись, что судно причалит к ним, но оно прошло близ Змеиного острова. Им кричали, свистели, жгли сигнальные ракеты.... Ноль внимания.
Приближалось побережье.
- Мы вступаем в зону вечной турбулентности - предупредил капитан, - в НовоАзовске вас ждёт что угодно, включая каннибализм. Местные жители сильно одичали.
Сева не поверил. А зря. Когда судно пришвартовалось, приготовился долго торчать на паспортном контроле, вытягивая шею, как диплодок. Но к нему никто не подходил, печати не ставил. Наконец Сева зашёл в город. Фенёк за пазухой притих настолько, что Сева его даже вытаскивал и щупал, проверяя, не сдох ли. Летучая мышь, отказывающая летать, мирно дрыхла на плече. В былые времена ее б конфисковали.
Он шёл, поминутно оборачиваясь. Город НовоАзовск состоял из целых улиц разрушенных девятиэтажек. Но разрушились они оригинально: в каждом бетонном блоке зияла дыра от выломанной батареи. Так как батареи приваривались близко к межпанельным швам, то швы разошлись, дома рухнули.
По улице прошмыгнула женщина с лицом усталого эльфа. Сева поклонился ей и спросил -
Бои?
- Нет, что вы - равнодушно произнесла она, - пытались отказаться от централизованного водоснабжения и отопления.... Теперь все в землянках прячутся, ветки жгут, греются.
Подошла другая женщина, и, завидев Севу, сказала -
- Осторожней ходите! Они из нор высовываются, за пятки цапают!
- Раньше они в сверкающие доски смотрели и там ругались- добавила первая, - а теперь свет кончился, доски поломались, ходят просто и кусают!
Сева поблагодарил их, показал лисичку с мышью, женщины ахали, тискали зверьков, но, только отойдя, он догадался, отчего эти существа вызвали столько радости - свою живность они давно съели.
До дома, до Аньки - километров 500
..... Сева шёл голодный и напевал
В славном горое Твери
Жил раз нетопыри
Жили-раз, жили-два
А потом уже едва,
А затем уже совсем
Стали по фигу всем!
В ушах звенело, в носках копошились черви, фенёк расцарапал майку, мышь прокусывала вену. Все по плану, только смущала дорога. Она вечно отклонялась, Сева боялся, что, выбрав убитые просёлки, придётся дольше идти. А кроссовки уже разваливались.
И тут он чуть голову не разбил о ржавый указатель- Дитячий лагер "Мрiя"
Сева плохо учился в школе, но вспомнил, что когда-то давно были специальные детские лагеря. Кажется, про них писал Солженицын и получил за это Нобелевскую премию. А может, и не он, и не про них, и не ему. В общем, он что-то слышал про лагеря.
- Хм - зашептал Севе в левое ухо демон-искуситель - заверни, а? Там кастрюли валяются. Тебе ж нужна кастрюля?
Сева призадумался. Он мечтал о маленькой походной кастрюльке. Демон настаивал, и путник повернул туда, куда звал указатель. Руины пионерлагеря Севу не насторожили. Пробравшись в разграбленный пищеблок, он перелопатил груду мусора, но все кастрюли, которые там еще не украли, лежали, как нарочно, большие и дырявые.
- Мясо пришло, я же говорила! - услышал он за собой веселый девичий голос.
Рыжая нимфа в болотных камуфлированных штанах, высоких берцах и в темно-зеленой куртке с руническими нашивками смотрела на него.
- Привет! - ляпнул Сева и тут же догадался, насколько это неуместно - надо было сказать - привiт!
- Человеческое мясо сладкое - облизнулась девица. - Тебя так приготовить - в соусе или на углях?
Сева еще не понял: в корпусах бывшей "Мрiи" засело уже чёрте какое поколение националистических отрядов, а уж они с чужестранцами не церемонились. Жарили и ели. Где еще мясца взять? Свиньи сдохли от чумы, куры сразу все переболели гриппом и откинули к небу свои когтистые лапищи. Дикую живность в лесах извели еще при СССР. Домашнюю - сожрали в 1990-е. Шатаясь по степям, Сева изредка запинался о выбеленные черепа - коровьи или козьи. Это все, что осталось от некогда развитого сельского хозяйства.
Тем временем девушка яростно натачивала ножи.
- Слушай, а лис ты ешь? - поинтересовался Сева.
- Лис? Ем - улыбнулась нимфа. - Только не суй мне свою маленькую, у нее одни кости
- А если я тебе приведу настоящую, большую лису? - с робкой надеждой спросил Сева.
- Нетушки.
В подобных случаях Великий Ленивец велел просыпаться, но Сева проснуться не мог - он и не спал. Оставалось разве только выклянчить поправки в рецептуру.
- А лавровый лист у тебя есть? - с серьезной миной поинтересовался пленник.- Специи разные, шафран, кардамон, гвоздичный порошок?
Дева молча указала на большой плоский камень, и Сева понял ее без слов. Он лёг, неторопливо расстегнул кроссовки, стал снимать носки....
Из носков радостно выползла пригоршня жирных белых червей. Нимфу затошнило, и она с омерзением прогнала несостоявшееся блюдо лысеющим веником с длинной ручкой.
..... Счастливо спасшийся Сева брёл по степи дальше. Его душу разрывал когнитивный диссонанс между гигиеническими нормами и чудесным избавлением от каниибалки. Фенёк совсем изголодался, мышь впала в кому от бескормицы, а Севу ветром шатало из стороны в сторону как маятник, туда-сюда, влево-вправо. Кружилась голова. В детских книжках про путешественников сказывалось - надо изловить ящерицу и запечь ее на угольях. В северных широтах - ежа. В еще более северных - жирного осеннего лемминга. Но Сева напрасно переворачивал все камни. Под ними никто не прятался. Все сдохли. Наконец ему переполз дорогу плоский заморенный ужик. Сева присел на корточки, протянул к липкому чёрному шнуру руки, но уж ловко выскользнул.
На ночь он прикорнул в остове совхозного коровника. К рассвету в углу зашебуршало и из кучи мусора вылезла осторожная мышовка. Она проскочила через Севин подбородок, брезгливо обнюхала его нос и лоб. Спящий наморщился, мышовка скатилась. Она была настолько мала, что угодила в карман. Мелочь пришлось отдать зверью. Сам "венец творения" уже не шёл, а почти полз, разрывая когтями землю в поисках червей, но и они куда-то спрятались.
Так бы Сева и умер бы, если б не вполз сослепу в бревенчатые ворота. Подняв голову, он бы заметил на их вершине два недвусмысленно улыбающихся козьих черепа с огромными рогами. Но у Севы не осталось сил посмотреть вверх. Он лёг на груду камней и затих. Внутри куртки жалобно скребся лисёнок, готовый уже выгрызть внутренности да жалко билась крылами заморенная мышь. Клиническая смерть уже стояла рядом, путник чувствовал холод ее острой косы и перестукивание мелких костей, скрепленных проволокой. Но костлявая отошла, села рядом на камень и закурила.
Сева очнулся. Голодный обморок его прошёл, теперь видел все до ужаса ясно - ночь, камни, Смерть в капюшоне курит "Кэмэл".
Стоп. Почему "Кэмэл"? Да и должна ли она вообще курить?!!!!
- Ты откуда? - спросила Севу Смерть
- А ты откуда?!!!
- Я здесь живу - невозмутимо ответила Смерть, и, приглядевшись, Сева понял, что перед ним стояла живая девушка в костюме Смерти.
- Нет ли у вас воды? - вежливо прошипел Сева
Смерть убежала и принесла огромную бутыль из-под "Фанты", наполненную прозрачной жидкостью. Сева жадно пил и страдальчески гримасничал. Вода отдавала железом и горчила.
- А еды у вас никакой нет?
-Только органическая. У нас экопоселение - ответила Смерть.
- Ну хоть какую - взмолился Сева, - я не ел, а у меня лиса и мышь внутри.
Смерть посмотрела на него с недоумением.
-Наркоман - подумала она.
Сева распахнул куртку, откуда вывалился сморщенный фенёк, выпорхнула летучая мышь. Смерти они понравились, и скоро страдальцы лежали в тёплой гостевой, под одеялами и ели органическую пищу. Это была автономная колония неоязычников-веганов.
Отъевшись, Сева сколотил им табуретки, выкопал ямы и сказал - пора!
- Кто тебя ждёт? - разочарованно вопрошала Севу Смерть. - Останься с нами.
- У меня там мама - нашёлся Сева, у нее парикмахерская.
Смерть довезла Севу на электрокаре до приграничных столбов. Мышь они забрали, а фенька отдали - уж больно много он ел.
Столбы, впрочем, не совсем столбы. В годы Великого Отделения границу укрепляли специальными блоками с интеллектуальной системой распознавания лиц. Одних она пропускала, над другими раскрывала компактную клетку, поднимала цапом ввысь и отшвыривала пограничникам. Потом, ввиду всеобщей дикости, система разладилась, вместо нее поставили столбы с ик-анализаторами. Все соотечественники Севы получили чип, который пищал, если они приближались к столбам, и отгонял их электромагнитной волной. Пройти же с другой стороны, если столб тебя признавал, все-таки разрешалось. Но информация о том, что человек пришёл ОТТУДА, шла за ним по пятам, потом приходилось отчитываться.
Сева вздохнул, почему-то перекрестился, хоть он еврей, и подошёл к столбу. Транзит несколько извинял его; другой путь домой из Израиля оказался бы еще длиннее и опаснее, через Кавказ, а лазить по горам Сева не умел.
Столб вспыхнул зеленым и рявкнул - добро пожаловать!
На Родине все уже было просто и ловко. Ближайший городок, автовокзал, первый удобный рейс, пересадка в автобус до дома. Сева расшил деньги, зашитые в подкладку куртки, купил билет и вот уже в окне мелькали знакомые поля. Фенёк неиствовал. Появился сигнал. Сева позвонил маме.
- Идиот! - кричала она, - ты теперь знаменит! Анька транслирует все твои приключения в своем канале! У нее уже три миллиона подписчиков!
- Транслирует? - удивился Сева.
- Куртку ты у нее брал старую? Она туда вшила микрокамеру. Прямая трансляция шла. И как ты по пустыне шастал, со змеями разговаривая, и как тебя в степи чуть не сожрали!
Сева припомнил - Анька отписала ему свою ветровку.
Отмывшись и отоспавшись, Сева пришёл к Аньке скандалить.
- Должна же я хоть что-то получить! - возмущалась жена.
- Но я отдал тебе долг! - кричал он. - Зачем это шоу? А если б меня съели в прямом эфире?
- Подавились бы и умерли. Ты несъедобен.
Фенёк заверещал.
- Забыл, это тебе - произнес Сева, смягчаясь.
Анька взяла фенька на руки. Теперь маленькая лисичка напоминала объевшегося чебурашку. Уши ее разрослись, пузо вывалилось, клыки торчали из пасти.
- Раньше он был лучше - сжалился Сева.
-Раньше мы все были лучше - парировала Аня. - Ты не сердись, я дело делаю, вот тебе, кстати, подарки.
Аня вывалила кучу ярких пакетов.
- Я это рекламирую - пояснила она, - на тебе рюкзак, свитер, рубашки, флягу, походную сковородку....
При виде сковородки Сева возликовал. Он знал - если женщина берётся за сковородку.....
- А может, у тебя ее оставим?
- Вообще-то это вафельница, - рассмотрела Аня странный инструмент. - Походная вафельница от спонсора. Держишь над костром и печешь. Ты на меня не сердишься?
-Уже не сильно - признался Сева.
Глава 35. Безземельный самурай
Накануне реформ Мейдзи в Японии главной проблемой стали безземельные самураи. Численность их превышала 1,5 миллиона человек. Они ходили с мечами и ничего не хотели делать. Учебник истории для 8 класса.
Безземельный самурай Сева должен был в кого-то оборотиться, а он оставался нищим и безработным. Жена его любила другого, спала в обнимку с плюшевым муравьедом за 129р. Единственное, что изменилось -
Анька стала приглашать Севу в гости, знакомить со своими подругами. Подругами она называла мужчин, и, если разузнать о них побольше, станет ясно, почему все они ходили именно в подругах. Вот, например, Боря. Мальчик 39 лет из хорошей еврейской семьи. Сын юриста и профессорши. Много лет он работал ... двойником Гитлера. Снимался в роликах и фильмах. Вёл свадьбы. Организовывал выездные фотосессии. За несколько лет до того Борю вычислили и чуть не посадили сразу по двум статьям - за ношение нацистской символики и незаконное предпринимательство. Чтобы откупиться от тюрьмы, ему пришлось отдать все деньги и влезть в долги. Боря остался голым во всех смыслах - пустая квартира, шкаф, в котором одиноко висел костюм фюрера. В нем он и ходил на ночные подработки - мыл полы в гипермаркете. За годы края обтерхались, красный фон повязки выгорел, пуговицы облетели. Бывший Гитлер яростно махал шваброй по затоптанным полам и слушал рэп.
Рядом сидел, скорчившись, сонный Сева и гладил приблудную кошку. Ее немигающий жёлтый глаз страшно сверкал. Боря обмакнул тряпку в ведро, нацепил ее на швабру и спросил:
- Анька никак не поддаётся?
- Совсем никак - вздохнул Сева.
- А ты ее приворожи - подсказал Боря, - тут у тебя недалеко бабка одна есть. Колдунья с лицензией. На Железнодорожном рву живёт. Спросишь дом, тебя отведут, там ее все знают. Кошка эта, кстати, бабкина.
- Ведьма кошку не кормит?
- Еще чего. Недоедеными пиццами из бистро питается.
- А она сильная? - засомневался Сева.
- Ведьма-то сильная. И Анька тоже будь здоров. Прибъёт и не задумается.
Севе было жаль денег на ведьму, но он как раз подрядился красить забор на Железнодорожном рву и решил заодно зайти.
Стрим опять же сделать - репортаж из дома ведьмы. Круто.
Поспав пару часов, Сева напялил старую куртку, повесил на плечо сумку с инструментами. Прикрепил камеру к воротнику. И вышел в открытый космос за своим домом. Дальше одинокой пятиэтажки на ухабах расстилалось море частного сектора. День стоял морозный, но солнечный. Железнодорожным рвом называлась большая длинная улица с кирпичными домами, стоящими по струнке на краю оврага. Когда грязный Ленивец загнали в трубу, бывший берег его укрепили и отдали под застройку железнодорожникам. За много лет овраг зарос кустарником и превратился в свалку лысых шин, ржавых кузовов и прочего крупногабаритного мусора. Из сугроба торчал древний холодильник, поставленный на попа. Он напоминал алтарь.
Сева позвонил в синюю железную дверь. Залаяла собака. Вышел хозяин. Он кивнул Севе, провёл его во двор и сказал:
- Крась.
Сева достал банку, кисти, расстелил перед забором газеты, чтобы не закапать плитку. Солнце било прямо в глаз, пришлось достать очки сварщика.
Забор цвета смеси индиго и маренго его успокаивал. Он почти сливался с небом. Покончив с внутренней стороной, Сева перешёл на улицу. Там к нему подпрыгнула маленькая тощая женщина.
- Освободишься, сынок, зайди напротив. Дело - сказала она.
Она и оказалась ведьмой 6 категории с Железнодоржного рва.
- Тебе Аню?
- Аню
- Аню многие привораживали, но не приворожили - предупредила она. - Не трать деньги. Ты лучше убеди, что без тебя она не справится. Только ты ее поддержишь, что б она не натворила.
- Даже если она банк ограбит? - удивился Сева.
- Даже если - возмутилась ведьма. - Иди и люби.
Сева выскочил со двора, чуть не опрокинув пустую бочку. Проклятые концептуалисты обещали показать счастье где-то за Рифейскими горами, но Севе расхотелось ждать.
- Я должен сделать нечто настолько жалкое и выдающееся, что Анька разрыдается. А где разрыдается, там и пожалеет. А где пожалеет - там и до любви пешком дойти.
Железнодорожный ров упёрся в кривые черные сараи. Затруднительно было сказать, когда именно их построили - перед революцией или после войны. Темно-коричневые, местами совсем черные доски охраняли от любопытных глаз советский хлам. Телевизоры "Рубин", дырявые корыта, пылесос "Вихрь", ряды стеклянных банок и сборные ёлки. Сева с тоской взглянул на них и пошёл бы своей дорогой, но тут его прошибло дас хайлеге.
На двери одного сарая висела бодрая реклама "СМЕНА ПОЛА БЕЗ БОЛИ. Надоело? Звони!"
- Только пол менять мне не хватало - подумал он и осёкся. Хватало! Анька будет его отговаривать. Потом смирится и начнёт посвящать в разные женские тайны. Интересно, а месячные у него будут?
..... В клинике Севу просветили: если обойтись внешней траснформацией, посидеть год на гормонах, то он станет женщиной лишь внешне.
- Ничего у тебя от таблеток не отвалится, паспорт менять не придётся - сказал усталый доктор. - Вот, есть международная организация, напиши им заявку, что задолбался быть мужчиной, они оплачивают смену пола неимущим. Только.... Тебе нужно приложить результат анализов, чтобы женских гормонов было выше крыши.
- Это что, мне пиво надо пить? - с отвращением подумал Сева
- Зачем пиво? Женскую мочу, собранную в определенной фазе цикла. Сейчас напишу рецептик.....
Сева обрадовался. Есть повод завернуть к Аньке.
- У тебя сейчас какой день цикла? - огорошил ее с порога измотанный, но светящийся Сева