Спустя всего неделю Роман с Дульцовым снова пересекали границу, на этот раз уже в обратном направлении. Сделка с лесом прошла более чем удачно: они продали его с пятидесятипроцентной надбавкой, а кроме того покупатели оказались представителями небольшой мебельной фабрики и в надежде на дальнейшее сотрудничество предложили друзьям свою продукцию по льготной стоимости. Роману и Дульцову идея понравилась; они закупили у новоиспеченных партнеров крупную партию самой различной мебели и, не решившись отправлять такой товар по железной дороге, наняли для ее перевозки два грузовика, планируя сопровождать их на машине Дульцова до самого N-ска.
День близился к концу. Выехав на рассвете, друзья шесть часов провели в автомобиле, прежде чем прошли таможню сами, и уже почти столько же времени ждали пока подойдет очередь их грузовиков, правда, находясь теперь не в раскаленной на солнце машине, а в прохладном здании таможни. Здание было совсем новое, двухэтажное, большое и красивое. Первый этаж представлял собой просторный холл с почти полностью стеклянными стенами, позволяющими спокойно обозревать все, что происходило на улице, и множеством пластиковых сидений, скрепленных сплошными рядами и объединенных между собой так, что при желании на них можно было даже и прикорнуть. Также здесь был кафетерий, где друзья только что плотно поели и вполне довольные жизнью стояли теперь возле панорамного окна, наблюдая, как продвигается очередь, в которой находились нанятые ими грузовики.
Оба они были одеты в светлые летние брюки и туфли, на подобии легких мокасин; сверху на Дульцове была голубая футболка навыпуск, а на Романе - белоснежная рубашка и небольшая кожаная сумка светло-бежевого цвета, висевшая на лямке, перекинутой через плечо. Эта была туристская сумка, размером с книгу, которую Роман неизменно держал перед собой на уровне живота, поминутно поправляя ее рукой. Он старался делать это незаметно и быстро, но скрыть истинные мотивы своих действий у него совершенно не получалось. Со стороны было хорошо видно, что каждый раз поправляя сумку, он наощупь контролировал сохранность ее содержимого. Любой карманник, с минуту понаблюдав за Романом, сразу бы определил, что в сумке находится нечто очень ценное, и не ошибся бы - в ней действительно лежало сейчас ровно десять тысяч евро. Часть денег (что-то около двенадцати тысяч евро), вырученных с продажи леса, друзья решили оставить в наличности, а так как сумма свыше десяти тысяч условных единиц согласно законодательству подлежала обязательному декларированию они, чтобы не платить налог, разделили ее. Десять тысяч взял с собой Роман, а оставшиеся две - Дульцов. Роман никогда не перевозил валюту через границу и оттого немного нервничал, но оказалось совсем напрасно - таможенники даже и не попросили у него открыть сумку. Пройдя таможню сами, друзья терпеливо ждали теперь, когда подойдет очередь их грузовиков.
- Давай, - сказал Роман, охотно сосредоточив на друге все свое внимание.
- К начальнику поезда вбегает помощник и говорит: "Эммануил Германович, там таможенники к грузу придрались. Что делать?"; "Дай им денег, Володя"; "Давали. Не берут!"; "Тогда проспонсируй их. Организуй сауну, девочек, коньяк, икру - ну все как положено"; "Тоже пробовали. Отказываются!"; "Не берут?! Отказываются?!! Хм... а знаешь что, Володя? Гони-ка ты их на...! Никакие это не таможенники!", - закончил Дульцов и сам тут же расхохотался.
Роман тоже смеялся. Помимо Дульцова мало кто еще из его знакомых умел рассказывать анекдоты так интересно, смешно и выразительно: у его слушателей никогда не возникало необходимости, дабы не обидеть рассказчика, насильно выдавливать из себя смех, отводя при этом взгляд, устыдившись принужденного характера собственных эмоций.
Роман смеялся совершенно искренне, но сквозь смех в его лице ясно просматривалась сейчас болезненная усталость и изнеможение.
- Ты как себя чувствуешь? - поинтересовался у него Дульцов.
- Вроде нормально, - неуверенно ответил Роман.
- Таблетки помогли?
- Да, помогли. Днем легче было, но сейчас как будто снова что-то начинается. Голова опять кружиться, болеть же и не переставала.
- Может, все-таки еще выпьешь парочку? Я быстро принесу, только до машины сбегаю.
- Нет, спасибо. Я, если честно, опасаюсь лишний раз их принимать. Пока все более-менее хорошо - лучше не стоит, - поморщившись, махнул рукой Роман.
Накануне ночью у него поднялась температура и появилась сильная головная боль: по всем симптомам это было какое-то простудное заболевание, возможно даже грипп. К утру Роману стало совсем плохо (ночью он почти не спал) и друзья первым делом направились в аптеку, собираясь по-быстрому до выезда домой купить какое-нибудь сильнодействующее лекарство, но услышав при входе от продавщицы вместо привычного для приграничного Китая "задараствуйте" приветственное "ни хао" поняли, что это будет не так легко, как они рассчитывали. Аптекарша - молоденькая китаяночка - совершенно не понимала по-русски и только в удивлении уставилась на друзей, которые стали пытаться жестами объяснить, что им нужно. С особенным рвением принялся за дело Дульцов: сначала он, закрыв глаза и схватившись за голову обеими руками, принялся покачивать ей из стороны в сторону, стараясь, видимо, изобразить человека, мучающегося головной болью, но со сторон получалось, будто он только что вспомнил, что забыл выключить дома утюг; затем Дульцов начал трогать лоб Роману, намекая на его повышенную температуру, и даже в запале попытался схватить руку китаяночки и приложить ее к голове друга, чтобы та сама почувствовала, какой у него жар, но девушка успела-таки вовремя отпрыгнуть от него, заметно при этом перепугавшись. Все эти попытки Дульцова объясниться со стороны выглядели несуразно и глупо; Роману стало стыдно и за себя и за друга, и он уже не хотел ничего покупать, а думал только о том, как бы поскорее успокоить и увести отсюда Дульцова, но тот основательно разошелся, продолжая с всевозрастающей экспрессией изображать больного. Однако, его упорство было вознаграждено: неизвестно, на какие мысли навела китаяночку устроенная Дульцовым пантомима, но через несколько минут ее созерцания девушка, сохраняя прежнее озадаченное выражение лица, вытащила из-за прилавка и предложила ему какие-то таблетки. Это были капсулы, наполненные ярко-синими гранулами, на упаковке которых не было ни одной известной друзьям буквы: там вообще не было букв, а имелись только непонятные иероглифы. Дульцова это вполне устроило и он, просияв от радости, начал доставать деньги; но вдруг заколебался Роман. Он был смущен перспективой принимать таблетки, совершено непонятного действия, да кроме того его настораживала все еще сохраняющаяся растерянность во взгляде девушки: было похоже, будто она сама не до конца уверена в том, что правильно поняла друзей, а предложила им это средство только чтобы Дульцов поскорее прекратил свои эксцентричные зарисовки. Роман захотел хоть как-то успокоить себя и, совершенно позабыв в этот момент о том, что его собеседница не понимает по-русски, спросил: "Точно от температуры?", на что китаянка принялась судорожно кивать головой, быстро выговаривая в ответ что-то по-своему и показывая два пальца, подразумевая, наверное, что лучше принимать сразу по две таблетки. "Да конечно то, что надо!", - тут же произнес Дульцов, ободряюще хлопнув Романа по плечу и, расплатившись за пилюли, друзья вышли на улицу. Романа продолжали терзать сомнения относительно совершенно незнакомого ему лекарства, но необычно болезненное состояние организма вынудило его принять пилюли. Непонятно, подействовали на него пилюли или просто он расходился, но вскоре у Романа прошло большинство симптомов, и он на протяжении всего дня чувствовал себя вполне здоровым. Однако к вечеру состояние его снова начало ухудшаться.
- Такое ощущение, что у меня горло воспалилось, - сказал Роман, прощупывая себе шею под нижней челюстью. - Глотать больно, и лимфоузлы сильно увеличены. Знаешь, когда как-нибудь не так головой поворачиваешь, зажимаешь их, и резкая боль возникает?
- Да, - понимающе сморщился Дульцов.
- Меня, наверное, вчера в этой кафешке продуло. На улице такая жара стояла; мы вспотевшие, разгоряченные, а я сел так неудачно - прямо под кондиционер. И как-то незаметно получилось: вроде сначала нормально все было, а кода уже уходили я понял, что шею сзади прямо сводит от холода.
- Потерпи еще пару часов. Как только таможню пройдем - первым делом в аптеку заедем и лекарств наберем, - подбадривающе произнес Дульцов.
Подобное откровенное проявление внимания было настолько несвойственно Дульцову, что Роман, услышав от него эти, преисполненные сантиментами фразы, не удержался и удивленно уставился на друга. Он еще с утра отметил изменения в его поведении. Не то, чтобы Дульцов вел себя неадекватно или странно (внешне все было вполне нормально), но как-то необычно, несвойственно для него. Он неустанно что-то говорил, постоянно инициируя беседу, как будто молчание доставляло ему сильнейший дискомфорт, при этом часто шутил, рассказывал анекдоты, был очень сильно возбужден и излишне подвижен. Конечно и Роман пребывал последние дни в невероятно приподнятом настроении под впечатлением от всех происходящих с ними событий и столь удачно складывающихся обстоятельств, но у Дульцова это приняло чересчур явный характер. Сейчас же он вдруг проявил удивительную заботу и чуткость по отношению к Роману, тогда как раньше, скорее всего вообще не придал бы его недомоганию сколько-нибудь существенного значения и Роман окончательно укрепился во мнении, что его друга будоражат и не дают покоя сильнейшие переживания.
Размышляя обо всем этом, Роман так пристально всматривался в Дульцова, что тот смешался и отвернулся назад к окну.
- До наших очередь дошла, - вдруг сказал он, и лицо его приняло какое-то решительное выражение, как у человека, которому предстоит пройти сейчас ключевое испытание.
Друзья поспешили выйти на улицу и направились к грузовикам. У первого из них уже стояло двое таможенников: женщина с блокнотом и ручкой в руках и мужчина, державший на поводке матерую немецкую овчарку. Выйдя из кабины, водитель передал женщине документы, а сам обошел машину и открыл двери полуприцепа; туда же подошли уже и Роман с Дульцовым.
Полуприцеп на половину был заполнен коробками с разобранной мебелью, а сверху на них были сложены диваны, кресла и остальные мягкие предметы интерьера от пуфиков и до матрацев. Все это при погрузке составили довольно плотно, так что взрослый человек имел доступ только к коробкам, стоящим непосредственно у дверей, и никак не мог изучить товар, находившийся дальше в глубине без хотя бы частичной его выгрузки. Пока женщина просматривала документы, переданные ей водителем, мужчина снял овчарку с поводка и, слегка потянув за ошейник, направил ее прямо в полуприцеп. Собака запрыгнула внутрь и заученными хорошо отработанными движениями начала быстро перемещаться по фургону, основательно обнюхивая все находящиеся там коробки и предметы.
- А она лапами нам мягкую мебель не порвет? - как будто иронично поинтересовался у таможенницы Дульцов.
Услышав эти слова и поняв, что обращаются к ней, женщина оторвалась от сверки документов и строго посмотрела на Дульцова.
- Хотите - можем отогнать машины на склад и потребовать от вас разгрузить их для досмотра, - сказала она раздраженно, сразу показав, что шутить под конец рабочего дня совершенно не намерена.
- Нет, пожалуй, не стоит, - неловко засмеялся Дульцов, и снова заглянул в полуприцеп, где все еще продолжала орудовать овчарка.
Вскоре досмотр грузовика был закончен, и вся группа переместилась ко второй машине. Ее водитель, стоявший уже с документами наизготовку, передал их таможенникам, а сам пошел открывать полуприцеп.
- Есть ли смысл опять с собакой проверять? - спросил Дульцов, нервически улыбаясь. - Только время зря потеряем.
Но таможенники в этот раз уже никак не отреагировали на его заявление, и овчарка снова оказалась в полуприцепе, где также как и в первом грузовике все было заставлено довольно плотно и близко дуг к другу. Она стала протискиваться дальше, по пути тщательно обнюхивая окружающие предметы, пока, наконец, не затерялась где-то между коробками, а через пару минут из глубины полуприцепа раздался отрывистый лай. Таможенники многозначительно переглянулись, но остались стоять на месте. И только когда в воздухе снова зазвучало лаянье овчарки, но уже громче и как бы настойчивее, мужчина забрался в полуприцеп и посмотрел куда-то внутрь него, поверх наставленных диванов.
- Давай Раджа, тащи сюда! - громко скомандовал он. После этих слов лаянье резко прекратилось, а через несколько секунд между коробками показалась овчарка, в зубах у которой был зажат большой полиэтиленовый пакет, чем-то плотно набитый и в несколько слоев перемотанный скотчем.
Таможенник выпрыгнул из прицепа и забрал у овчарки пакет.
- Что это? - спросила женщина.
Роман лично присутствовал при загрузке товара в машины, но не имел ни малейшего понятия, что это был за пакет и как он оказался в их грузовике. Он взглянул на Дульцова - тот с не менее озадаченным выражением лица как загипнотизированный наблюдал за таможенником, который пытался в это время открыть пакет. На секунду в глазах у Романа резко потемнело, все вокруг расплылось в неясных очертаниях, так что он с трудом удержался на ногах.
- Не знаю, - наконец немного придя в себя, смог произнести он, но женщина уже не слушала, а, как и Дульцов, переключила все свое внимание на коллегу.
Между тем таможенник, положив сверток на выступ полуприцепа, силился добраться до его содержимого. У него не нашлось ни ножа, ни какого-нибудь другого острого предмета, но был небольшой дверной ключ, орудуя которым он, хоть и не без труда, все же сделал дырку в плотно намотанном скотче и начал рвать пакет. Пакет был значительно тоньше скотча, быстро поддался и все, наконец, смогли увидеть его содержимое: внутри находились белые упаковки с таблетками. На них было нанесено много надписей, но всё на китайском, да кроме того имелась еще и эмблема - скорее всего торговая марка фирмы-производителя.
В голове у Романа помутилось; несколько секунд он просто смотрел на пакет, не в состоянии на чем-либо сосредоточить свои мысли и пребывая в полнейшем ступоре. Сердце замерло у него в груди, тело перестало слушаться: он не мог пошевелить ни руками, ни ногами, а ощущал только, как мертвецкий холод распространяется от пальцев все выше по конечностям. Но вдруг сознание его несколько прояснилось: неожиданно к Роману пришла полная и непреклонная уверенность в том, что кто-то из присутствующих наверняка в курсе дела и даст сейчас логичное и исчерпывающее объяснение всему происходящему. С жадностью проникся он этой, непонятно откуда взявшейся, но спасительной для него мыслью, единственной, которую его сознание в состоянии было сейчас принять; он зацепился за нее мертвой хваткой, как утопающий цепляется за последний еще оставшийся на поверхности воды предмет, и преисполненным надеждой, почти умоляющим взглядом стал озираться на всех присутствующих. Роман судорожно перемещал свой взор по очереди то на Дульцова, то на таможенников, то на водителя, то снова на Дульцова, ожидая, что вот сейчас кто-то из них расставит все точки и разрешит это досадное недоразумение. Но все молчали: Дульцов и водитель грузовика стояли с совершенно ошарашенными лицами, сами, по-видимому, не понимая, что происходит, и Романа охватило прежнее оцепенение.
Впрочем, таможенники также находились в некоторой растерянности: они явно не ожидали обнаружить такое содержимое пакета и, казалось, удивились бы намного меньше, найди сейчас здесь несколько пистолетов или гранат.
- Кто-нибудь может объяснить, что это такое? - спросила, наконец, таможенница. - Что, никто не знает? - снова поинтересовалась она и, не дождавшись ответа, обратилась к своему коллеге: - Ты отгони грузовики на полный досмотр, а мы - наверх, разбираться с этим... Пойдемте, - сказала она уже Дульцову и Роману, взяв в охапку пакет и направившись к зданию таможни, но пройдя чуть-чуть остановилась и, развернувшись, стала ждать, пока друзья догонят ее.
- Вы в порядке? - строго спросила таможенница у Романа, когда он поравнялся с ней, подозрительно при этом прищурившись и заглянув ему прямо в лицо.
- Да-да... я в порядке, - тихо проговорил Роман.
- Он заболел сегодня. С утра температура была тридцать девять, - тут же, как бы оправдываясь, добавил Дульцов, и с этими ловами все трое направились к зданию таможни.
Вид Роман действительно имел очень нездоровый. Признаки болезни, явно просматривались в нем и до этого, но сейчас он выглядел просто пугающе: лицо его, бледное как бумага, застыло в потерянном выражении, на нем не шевелился ни единый мускул, он даже почти не моргал, как будто забывая это делать, и взирал из впалых глазниц вялым и отрешенным взглядом. Слабость распространилась по всему его телу: Роман еле-еле перебирал ногами, шаркая ими по земле; голова у него кружилась, дыхание было тяжелым и глубоким. "Это какая-то нелепая ошибка, - снова и снова прокручивал он в уме. - Наверняка ничего серьезного... И таможенница вроде как спокойно выглядит. Просто какое-то недоразумение. Сейчас отведут, разберутся и все окажется сущей ерундой...", - успокаивал он себя, но облегчения это не приносило и тревожные предчувствия никак не хотели покидать его.
Зайдя в здание, таможенница направилась к служебной лестнице и проследовала на второй этаж; Дульцов с Романом шли за ней. Поднявшись наверх, они оказались в небольшом квадратном холле с высокими потолками, в котором совсем не было окон, но имелось хорошее яркое искусственное освещение. Холл был почти пустой: здесь стояли только два мягких дивана, судя по всему из кожзаменителя, а из стены напротив лестницы уходил узкий коридор, почти сразу заворачивающий куда-то вправо.
- Подождите здесь, - сухо проговорила таможенница и, направившись в коридор, скрылась где-то за одним из его поворотов.
Не обращая ни на что внимания, Роман сразу направился к ближайшему дивану и просто повалился на него. Огромного труда стоило ему удерживать себя на ногах: тело его ныло, в считанные минуты он ослаб до такой степени, что последние несколько метров на лестнице думал только, как бы не рухнуть в полном изнеможении. Роман заставлял себя делать каждый шаг, и если присесть сейчас здесь оказалось бы негде, то он разместился бы прямо на полу. Оказавшись же на диване, Романа испытал невероятное облегчение: за колоссальным напряжением всех сил вдруг последовало полнейшее и основательное расслабление, подобно тому, как бегун, на самом финише показывая фантастическую скорость, пересекая линию, падает от усталости. Роман закрыл глаза и завалился на один бок, облокотив руку на подлокотник кресла и подставив ее себе под голову. Воздух в холле был прохладным, и предобморочное состояние, настигшее его под знойным солнцем, несколько отступило. На секунду он забылся, но вдруг услышал возле себя серьезный голос Дульцова.
- Привет!.. Как дела?!
Роман понял, что Дульцов обращается не к нему, а открыв глаза и повернув голову, увидел, что тот, расположившись рядом на диване, разговаривает с кем-то по телефону.
- Я-асно... Лёша слушай, у меня тут проблемы возникли на таможне..., - продолжал Дульцов чуть тише. - Да, на китайской... Тут по поводу таблеток вопросы появились - поможешь их разрешить? Я в долгу не останусь... Да эти... Не много - один пакет... Не знаю... Лёша, выручай, больше не к кому обратиться..., - сказал он уже тревожней после длительной паузы, во время которой, похоже, внимательно слушал собеседника. - Что, никак не получится?.. Подумай, может что-нибудь сможешь сделать?.. Ну ладно; если какие варианты появятся - позвони мне, пожалуйста.
Закончив разговор, Дульцов с силой сжал губы, нахмурил брови, тяжело выдохнул и хотел уже, было, продолжить искать что-то в телефоне, но в этот момент ощутил на себе пристальное внимание Романа.
- Тебе не стоит лезть сюда, - повернувшись к другу, удрученно сказал он. - От этого всем будет только хуже.
- Нет, ты объясни мне, - твердо, как только мог в своем болезненном состоянии, проговорил Роман, хотя в общих чертах картина уже прорисовывалась у него в голове. Он понял, кому принадлежали найденные таможенниками таблетки, понял причину сегодняшнего странного поведения Дульцова, и понял, зачем он звонил сейчас этому Лёше.
В свою очередь Дульцов чувствовал, что не имел никакого права брать с собой через границу пакет, не поставив в известность Романа. Ему стало стыдно и неловко: он был кругом виноват, не располагал ни единым доводом в свою защиту и, осознавая это, боялся признаться другу в содеянном, пытаясь всячески избежать объяснений.
- Это ничего не даст. Тебе не о чем волноваться - ты здесь в любом случае не при делах окажешься, - торопливо произнес Дульцов, приподняв внутренние края бровей и умоляющим взглядом посмотрев на Романа.
Своей несознательной, какой-то даже детской кротостью он старался сейчас смягчить ожидаемый гнев со стороны друга, но таким поведением не только не успокоил, а наоборот спровоцировал его негодование. Роман почувствовал, что выказываемое Дульцовым смирение вызвано внутренним признанием им своей полной вины за сложившуюся ситуацию, а утвердившись в справедливости своих предположений относительно произошедшего, начал терять самообладание.
- Что это за таблетки? - сквозь зубы процедил Роман.
Дульцов еще раз заглянул в глаза другу.
- Это таблетки от беременности.
- Таблетки от беременности?
- Да... Эти таблетки прерывают беременность на ранних сроках. Здесь, в Китае, они распространяются совершенно легально...
- А у нас? - перебил его Роман.
- У нас официально запрещены... Но продаются в N-ске на каждом шагу и пользуются огромной популярностью. Я провозил их с собой при каждой поездке, - сказал Дульцов и глаза его беспокойно забегали.
- Так ты что уже не первый раз это делаешь?
- Не переживай ты так - все под контролем. Бывали у меня и подобные ситуации. Все это решаемо.
- И как решается? Через Лёшу?
- Да.
- А сейчас что - у него не получается?
- Он говорит - начальник на таможне сменился, - в замешательстве ответил Дульцов. - Временно все попритихли.
- И что ты теперь думаешь делать? - спросил Роман, пытаясь сохранять контроль над собой.
- Послушай, ничего страшного не произойдет, - сказал Дульцов уже громче и смелее. Раскрыв Роману все обстоятельства произошедшего, и увидев достаточно сдержанную реакцию с его стороны, он расценил это чуть ли не как одобрение своих действий и оттого почувствовал себя намного уверенней. - Это незначительная трудность... Но запомни: если у тебя начнут спрашивать что-либо - ты молчи и ни слова не говори. Любую фразу, которая тебе покажется безобидной, на самом деле они представят потом в совершенно непредсказуемом свете. Не бойся - они ничего не смогут сделать, а потом, в N-ске, мы уже развернемся по полной... Зря, конечно, я тебе все рассказал - лучше было, если бы ты не знал ничего. Поэтому запомни: главное - молчи. "Не знаю" - и всё!.. Фирма на меня оформлена, в бумагах ты нигде не фигурируешь, так что вообще ни при чем получаешься.
Дульцов говорил твердо, делая короткие паузы, будто инструктируя друга, как ему следует вести себя с таможенниками, но это было крайне опрометчиво с его стороны. Внешнее относительное спокойствие Романа была вызвана не равнодушием к поступку Дульцова, а являлось результатом его самообладания и огромных внутренних усилий, благодаря которым он сдерживал сейчас свои эмоции. Поучающий же тон Дульцова возмутил Романа до глубины души, а последние, проникнутые самоуверенностью и нахальным эгоизмом слова оказались каплями, переполнившими чашу его терпения, и окончательно вывели из равновесия.
- Ни при чем получаюсь?! - взорвался в гневе Роман. - Это я ни при чем?!! Ты, похоже, совсем забыл, что я все свои деньги в этот товар вложил!!! А его сейчас на таможне задержали как контрабанду! И я тут ни при чем оказался?! Ты хоть понимаешь, что из-за твоей выходки мы все потеряем? Ты думал об этом? Да ладно, даже если бы и сам не догадался - я бы об этом подумал. Ты вообще хоть на секунду вспомнил, что не один это дело затеял, что у тебя партнер есть?! Как ты мог не сказать мне об этом своем намерении?!!
Каждое слово Романа дышало агрессией. Ясно увидел он сейчас причину надвигающейся катастрофы, и причиной этой был Дульцов. Лютой злобой проникся он к партнеру, которая в полной мере отразилась в его болезненном искривленном гримасой ненависти лице.
Пребывая в крайне возбужденном состоянии, Роман говорил очень громко, почти кричал, так что Дульцов несколько раз обращался испуганным взглядом в коридор, куда ушла таможенница, но убедившись, что на шум никто не сбежался и не слышит сейчас их разговора, тоже заметно повысил голос.
- А если бы я сказал, ты бы согласился? Ты бы согласился провезти таблетки через границу?!
- Конечно нет! - ни секунды не раздумывая воскликнул Роман.
- Вот видишь! И я это прекрасно знал, - с упреком произнес Дульцов.
- И ты решил: "раз он не согласиться - что толку тогда говорить об этом? Лучше я тихо сделаю по-своему, не ставя его в известность"?! - спросил Роман, вытаращив от удивления глаза. Он был совершенно поражен тем, как Дульцов развернул сейчас обстоятельства, фактически переложив с себя вину. - То есть это я виноват?! Виноват в том, что отказался бы брать с собой контрабанду, из-за которой сейчас задержали весь наш товар?!! - воскликнул он, свирепея от наглости и нахальства Дульцова. - Это ты все испортил! Все, к чему я шел шесть лет, ты одним своим идиотским поступком поставил сейчас на грань уничтожения!!!
Роман говорил теперь все прямо в лоб Дульцову, но тот был уже не досягаем ни для каких доводов - эмоции завладели им. Еще только три минуты назад в глубине души Дульцов признавал себя полностью виновным в произошедшем и испытывал в связи с этим самые тягостные переживания, но как только Роман вышел из себя и стал прямо обвинять его, он вдруг с не меньшим ожесточением принялся проявлять ответную агрессию. Как будто какой-то внутренний защитный механизм был активирован сейчас в подсознании Дульцова: этот механизм заблокировал его разум, настроив исключительно на отражение высказываемых в его адрес обвинений, и чем сильнее приходил в ярость Роман, тем сильнее были ответные выпады Дульцова. Он принялся рьяно оправдывать себя всеми возможными способами, озвучивая самые несуразные соображения, которые только приходили ему на ум.
- О чем ты говоришь?! Ты говоришь мне, что я все испортил?! Да без меня, без моих знаний и связей сейчас и портить-то было бы нечего! - вспыхнул Дульцов, уже перейдя на крик. - Я в бизнесе работал задолго до того, как ты свою первую зарплату получил, и в Китай не первый раз поехал. Эти таблетки можно будет продать в N-ске в десять раз дороже, а если правильно действовать, то привлечь к ответственности за их провоз не-воз-мож-но! Знаешь что, проблема не во мне - проблема в тебе! А я виноват лишь в том, что связался с тобой. Лучше тебе будет вернуться в министерство, хотя, впрочем, - добавил Дульцов, пылая от гнева, - и там все будет идти мимо, а ты так и просидишь, весь из себя честный и правильный!
Роман не мог поверить своим ушам. Он никогда не слышал от Дульцова ничего подобного и даже не подразумевал, что у того имеются такие соображения на его счет. Слова, произнесенные сейчас Дульцовым, были словами близкого человека, который точно знал куда бить. Эти слова проникли глубоко в сердце Романа и затронули самые потаенные струнки его души, доставив ему сильнейшую боль, схожую на отчаяние. Лицо его, до этого момента сохранявшее свою болезненную бледность, вдруг вспыхнуло, вены на шее вздулись, дыхание участилось. Внутри Романа все кипело, и он уже готов был накинуться на Дульцова с кулаками, но этот его порыв остановило появление в коридоре прямо напротив дивана, на котором они сидели, человеческой фигуры. Друзья как по команде синхронно повернулись в сторону коридора и увидели, что это была женщина - та самая таможенница, которая проводила досмотр их грузовиков. Она шла прямо к ним.
- Вы Дульцов? - спросила она, подойдя к друзьям и обращаясь к Дульцову.
- Да, - ответил Дульцов.
- Пойдемте со мной, - сказала женщина и уже развернулась всем телом, собираясь уходить, но не сошла с места, а так и застыла в полу развороте, не отводя с Дульцова своего пристального взгляда и спокойно ожидая, когда он поднимется с дивана.
Дульцов встал, сохраняя некоторую нерешительность в своих движениях, и уже стоя внимательно посмотрел на Романа, как будто желая что-то сообщить ему перед уходом. Он хотел еще раз напомнить другу, чтобы тот ни при каких обстоятельствах не говорил ничего из того, что ему стало известно об этом пакете с таблетками, но так и не найдя подходящих слов, которыми смог бы выразить свою мысль не привлекая внимания таможенницы, не произнес ни слова и, развернувшись, последовал вслед за ней по коридору.