Не зря придумана присказка: "От сессии до сессии живут студенты весело". Весна первого курса пролетела со скоростью кометы, оставив после себя туманный приторный привкус чистой непрекращающейся радости. Ошалевшие от счастья, мы словно забыли о самом существовании учебы. Какие лекции, какие семинары? Мы наслаждались жизнью - гуляли, ходили в кино и на концерты, в бары, клубы и на пикники.
Итог оказался печален: когда я посмотрел свободным от пьянящего забытья взглядом на состояние дел, просто не поверил, что может быть так плохо. Схватился за голову - о том, с каким усердием я занимался в первом семестре, и как сложно было сдавать сессию, старался даже не вспоминать, дабы не впасть в панику. И без того страшно. Я практически потерял сон, хотя... может и к лучшему - все равно времени на него у меня не оставалось.
Если в первую сессию пришлось тяжело, то сейчас - просто невыносимо - быть словно зверю, днем и ночью запертому в четырех узких стенах с письменным столом, кипой бумаг и стопкой книг высотой едва ли не до потолка. Зачеты я закрыл, когда готовился ко второму экзамену, первый с помощью "бомб" сдал на три. Хотя насколько велика эта помощь я точно сказать не мог: даже за немногочисленные сданные мной экзамены стало ясно, что идеально списанный билет еще не является гарантом сдачи - короче, условие определенно необходимое, но не достаточное. С каждым днем учиться становилось все сложнее - до такой степени, что выходы на экзамены казались не мучением, а отдыхом. Я метался по комнате, бил кулаками по стене, матерился в голос. Даже швырялся конспектами - один разлетелся по частям, и мне едва удалось собрать его заново. После я старался вымещать злость на чем-то не относящемся к учебе.
В-общем, когда пасмурным днем последней недели июня преподаватель по алгебре вручил мне зачетку и сказал: "Ну что ж, поздравляю, желаю хорошо отдохнуть", я почувствовал лишь усталость и пустоту. Словно ничего, совершенно ничего не произошло, я ощущал себя лимоном, отжатым на соковыжималке "Bosch" - качественно и без отходов. Даже близко не походило на то ощущение, что вызвало у меня закрытие первой сессии - ни облегчения, ни радости. Вышел из аудитории и медленно, сгорбившись и уставив глаза в пол, побрел по коридору. Меня не волновало, как сдают друзья и подруги, смотрит на меня кто-то или нет, вообще ничего. До такой степени безразлично все, что я уткнулся в кого-то и лишь после удосужился поднять голову.
Даже не удивился, когда увидел, что не кто иной, как давний, но в последнее время изрядно подзабытый знакомый - Алексей Павлович Шилов, де-факто заведующий хозяйственной частью факультета и неиссякаемый, по его словам, источник интересных историй. Правда, за все время нашего знакомства рассказал мне лишь одну, да и та больше походила на неизданный рассказ Стивена Кинга, чем на историю из жизни факультета, как бы не пытался он убедить меня в обратном.
- Здравствуйте, Алексей Павлович, - сказал я и ужаснулся - любая компьютерная "говорилка" произнесла бы ярче и эмоциональнее.
- Чтоб на кладбище попасть, надо такси вызвать, пешком не дойдешь, - усмехнулся Шилов, но в голосе явственно почувствовалась нотка обиды.
- Я не виноват, само так получилось. К вам никак не относится, - я вздохнул, - просто настроения никакого нет.
- Что случилось? Не сдал, что ли - так дело исправимое.
- Проблема в том, что все как раз наоборот. Закрылся и именно поэтому...
- Так, стоп. Давай-ка ко мне, а дальше разберемся.
Открыл дверь, пустил меня внутрь и зашел следом. Взглянул в окно, на хлещущие по стеклу струи дождя. Открыл форточку - звук падающих капель из глухого стал резким, отчетливым.
- Люблю шум дождя, - пояснил он, - да и вообще дождь, особенно такой - сильный, очистительный. Садись. Рассказывай, что за проблема, что чувствуешь. Я, конечно, не психолог, но постараюсь помочь.
Я глубоко вдохнул приятный запах свежеобработанной древесины и пьянящий, хоть и слабый - озона снаружи, собрался с мыслями:
- Понимаете, ощущение такое... ну вот представьте себе - едете вы, к примеру, в метро. Когда отъезжаете от станции, поезд разгоняется и на тебя наваливается тяжесть, давящая в сторону против движения. Наверняка чувствовали такое. Так вот, обычно проходит несколько мгновений и давление разом спадает, возвращается привычная легкость. И вот каждый раз, когда ты едешь в метро, подспудно ждешь момент, когда с тебя свалится груз. Но бывает так, что проходит секунда, другая, а тяжесть не спадает - то ли машинист так плавно сработал, что ты просто не заметил, но в любом случае остается чувство такое... неудовлетворенности что ли, или дискомфорта. Вот и сейчас у меня то же - вроде бы все, груза-то нет, но я не чувствую.
Я замолчал и поднял глаза, посмотрел на лицо собеседника, выглядевшее не то грустным, не то растерянным.
- Рад бы тебе помочь, - пробормотал он, - да не могу. Устал ты просто очень. Надо тебе отдохнуть, поспать. Уверяю тебя, завтра ты будешь чувствовать себя совершенно иначе.
- Возможно и так, а возможно и нет, - поморщился я.
- Не возможно, а точно! Еще придумал - сессии сданной не радоваться. Чему ж тут тогда радоваться.
- Зачем нужна эта чертова сессия? Ну то есть, кому нужна? Студентам или учителям? Неужели это действительно лучшая форма контроля знаний? Я не понимаю, какой смысл в такой форме экзамена. Лекторы знают, что студенты списывают, но ничего не делают, а студенты знают, что лекторы знают, но, тем не менее, списывают. А потом многие преподаватели просто откладывают листик и начинают спрашивать по списку вопросов. Кроме того, все знают, что большинство студентов ровным счетом ничего не читает во время семестра, а потом выучивает все за пять дней. Зачем такое издевательство над здоровьем молодежи, между прочим - будущего страны? За эти двадцать дней мы здоровья теряем больше чем... ну не знаю, за целый год. Зачем?
- Во-первых, это традиция, причем очень давняя, нарушать ее никому не хочется да и не представляется возможным, а во-вторых... ну а что ты предлагаешь?
- Да ну много чего можно придумать - ну хоть например перейти на такую же систему, как в школе, или вообще просто после каждого месяца сдавать срез, а среднее пусть будет итоговым баллом. Ну да, так придется учиться более регулярно, но такого аврала не будет. И не надо спрашивать, Алексей Петрович, что мне мешает регулярно учиться при такой системе. Человеческая сущность. И это надо понимать. Мне кажется надо идти навстречу студентам. Пускай со стороны будет казаться ужесточением, но на самом деле, так будет лучше.
- Помнится, говаривал один политический деятель: "Я не знаю, что хорошо для народа, но я знаю, что ему нужно". М-да... Ты прав, конечно, в чем-то... Но, могу тебя заверить, не всем придется по душе регулярная учеба, даже если это лучше для них. Недовольных будет не меньше чем сейчас, но так недовольны месяц в году, а как ты предлагаешь - практически постоянно. Да к тому же, есть тут и другая сторона. За эту неделю, пока ты в состоянии крайнего напряжения, твой мозг работает в сверх-режиме и запоминаемость информации возрастает многократно...
- Ну да, но только до экзамена, потом все вываливается мгновенно и безвозвратно.
- Ладно, не буду с тобой спорить. Попробуй обратиться к декану, может ему придется по душе твоя идея, - усмехнулся Шилов, - а сейчас у нас есть то, что есть, и не радоваться закрытой сессии ты права не имеешь. А чтобы ты убедился окончательно, вот тебе короткая история.
История вторая
Коренастый парень с ярко-рыжими волосами пробирался по битком забитому коридору, ведущему к баобабу, в сторону выхода. До начала первой пары остается меньше пяти минут, а ему нужно найти пятикурсника, за небольшое вознаграждение решившего ему задачи из курсовой.
Его одернули за рукав потертой куртки медно-коричневого цвета:
- Эй, Серега, куда летишь?
Парень обернулся и процедил:
- Какая тебе разница?
- Да, ладно. Что и спросить нельзя?
Сергей окинул взглядом собеседника - щуплого брюнета среднего роста, с внешностью столь неприметной, что его с радостью приняла бы любая разведка мира.
- Нельзя. Отвали, - Сергей ткнул кулаком в рахитичную грудь, брюнет с трудом удержался на ногах.
- Ты что, совсем придурок?
- Я? Да ты сейчас у меня... - Сергей замолчал, взгляд уставился куда-то мимо плеча брюнета. Отпихнул его, и чуть не срываясь на бег, подошел к стоящей у дверей в аудиторию девушке.
- Анька, привет! Ты чего тут делаешь?
Недурна собой, с лицом если и не изящным до достаточно симпатичным. Формам же ее могла позавидовать любая фотомодель - по крайней мере так казалось Сергею.
- Догадайся. Наверно на пару иду. В отличие от тебя.
- И я иду, мне только по делам сбегать.
Подошел брюнет и встал между Сергеем и девушкой. Она посмотрела на него, слегка поджав губы:
- Привет, Андрей.
- Привет Ань. Да-да, идет забирать примеры, которые для него Слава Веселов из 52 группы решил. За десять баксов.
- Да, ну и что?! - вспыхнул Сергей, - я работаю, у меня времени нет. В стране рыночные отношения.
- Ой, какой крутой бизнесмен, - поморщилась Аня, - иди за своими примерами, а то не успеешь на пару...
Оставшись одна, Аня вздохнула и покачала головой - за последнее время эти две пары глаз порядком ей надоели. Чувствовать на каждом занятии на спине въедливые взгляды становилось просто невыносимо. Если еще Сергея, нагловатого, но внимательного и умеющего ухаживать с трудом терпела, то мрачный молчаливый Андрей ее откровенно пугал - мало ли что ему на ум взбредет. Но других воздыхателей на горизонте не обнаруживалось...
...Шел экзамен по математической физике. В наэлектризованном от напряжения воздухе отчетливо чувствовался запах горелой проводки. Из коридора доносились щедро сдобренная матами речь электриков. Преподаватель дважды выходил, чтобы приструнить, но безрезультатно. Медленно прогуливался у доски, намеренно уставив глаза в пол, чтобы не смотреть на смешные потуги студентов списать билет.
Лектор поднял голову и увидел, что Андрей повернул голову назад, а щеки Сергея запылали огнем. Под партой Сергея Васильева лежала распавшаяся кучка "шпор", из-за неловкого движения выпавших из кармана. Преподаватель задумался на секунду, вздохнул:
- Знаете Васильев, "не пойман, не вор". А если пойман...
- Мне можно идти? - процедил Сергей.
- Да, идите. "Неуд".
Сергей неторопливо собрал вещи, замер на секунду в дверном проеме и посмотрел на аудиторию, на ошарашенных одногруппников, потупившего взгляд Андрея, негодующую Аню. И вышел вон...
- Да как вы себе позволили?! - декан в ярости метался по кабинету, выкуривая сигарету за сигаретой, - как вы могли?! На нем же места живого не осталось, врач сказал, что ему предстоит не меньше месяца лежать в больнице!
Сергей поднял голову и окинул декана насмешливым взглядом. Врывающиеся в окно лучи солнца не могли хоть на каплю поднять настроение, более страшного дня в жизни не мог и вспомнить. Правда, после того как буквально под руки привели к декану, страх и разочарование уступили место полному безразличию. Скорее всего, его судьба решена, и молить о пощаде не будет.
- Такого скотства даже на ночных улицах города нечасто встретишь, - восклицал декан, - а здесь, среди бела дня, на глазах у десятка студентов! Что ты молчишь?! Ты можешь хоть как оправдаться?!
- Могу... - тихо произнес Сергей, - но не хочу. Все равно не поймете.
- Ты совсем кретин?! Ты что, не понимаешь, мы тут с тобой не в солдатиков играем, тут решается твоя судьба!
- Здесь? А я думал, все решено.
Декан повалился в кресло, обхватил голову руками.
- Знаешь, мне очень обидно. Считаю, что каждый человек способен чего-то добиться в жизни, а уж из тех, что поступили на наш факультет, так точно. Поэтому мне очень не нравится выгонять. Чувствую, что своими руками рушу чью-то жизнь. Но иногда приходится... Вот твои документы, ты отчислен. Я не допущу, чтобы мат-мех превратился в притон.
Лежать становилось неудобно: приклад родного АК давит живот, лицо, измазанное грязью, обильно потеет - в Аргунском ущелье установилась невыносимая жара. Даже в тени раскидистого дерева Сергей изнывает от нее, то и дело протирает глаза, щипавшие от попавшего в них соленого пота. Рядом с ним, метрах в пятидесяти лежит командир, Павел Остроух. Настоящий мужчина - говорили все, кто его знал. До того, как принять лежащих рядом неоперившихся юнцов, в том числе и Сергея, успел пройти огонь и воду. И сейчас
не выдает ни единым жестом, ни движением, что ему тоже тяжело, жарко и неудобно. Один за всех внимательно осматривает, насколько позволяет видимость в лесу, окрестности. Никто не может точно предугадать, откуда появится бандформирование Абдуллы Ахаза, но появиться должно обязательно.
То и дело в рации Сергея слышатся тихие, напуганные голоса: "У меня все чисто... У меня тоже... Я кажется что-то вижу... нет, показалось..." Напряжение растет с каждой секундой: когда покажутся... а может вообще не появятся? Об этом мечтают большинство подопечных майора Остроуха.
Но они все же пришли...
Доселе мирный радийный эфир взорвался десятками криков. Сергей успел мимоходом взглянуть на помрачневшее лицо командира, чтобы понять - ситуация критическая. Боевики напали одновременно со всех сторон, словно знали точно, где находится ожидавшие в засаде солдаты. "Неужели предали?!" - пронеслась в голове страшная мысль, прежде чем палец сам по себе зажал спусковой крючок, - "Опять предали?". Изрыгающий десятки пуль автомат приносил больше вреда окружающим деревьям, чем бандитам. Трясся мелкой дрожью в руках испуганного Сергея. Он повалился на землю и закрыл уши ладонями, спасаясь от демонической какофонии треска автоматных очередей, криков и воплей боли... Он лежал на земле, смотрел на небо, а мысли, кажется в первый раз за все время службы, пребывали в Питере, вместе с красивой девушкой Аней. Почему он вспомнил ее именно сейчас? Неужели все еще неравнодушен к ней?
"Если сегодня меня не убьют, если не убьют завтра... если вернусь домой...обязательно добьюсь её любви", - подумал Сергей и закрыл глаза.
Наверно, не слишком храбрый поступок спас Сергею жизнь в страшной мясорубке, перемоловшей всех его однополчан. Не спасся и храбрый майор Остроух, никто, кроме него...
Наверно, кое-кого на месте Сергея стали бы мучить угрызения совести, но... еще после дня исключения из Университета он стал по жизни фаталистом. Считал, что судьба человека достанет всегда, даже в самом укромном месте. И если ему суждено выжить, значит, сама судьба бросила на землю, в густую, острую как бритва траву.
Еще множество опасностей поджидали его во время нелегкой службы в Чечне, но судьбе оказалось угодно, чтобы он вернулся домой живым, вышел невредимым из сложнейших боев, в последний миг выпрыгивал из рушащихся зданий и взрывающихся грузовиков. И Сергей, кажется, знал, для чего...
Город встречал десятками разноцветных огней, толпами праздно прогуливающихся людей и мерзкой, вырывающейся изо всех подворотен музыкой. Шел один, оставляя за спиной чумазых проституток и кайфующих наркоманов. И сам не подозревал, что не просто шатается по ночным улицам, а идет во вполне определенное место. Лишь когда прошел под низкой обшарпанной аркой и попал в темный, промозглый, воняющий переваренной рыбой и давно не вывозимым мусором двор-колодец, понял, где очутился. Здесь, в третьей парадной по правую руку жил, по крайней мере, еще три года назад, тот, кого Сергей ненавидел каждой клеткой тела; так, как не ненавидел больше никого, ни бросивших полк на смерть генералов, ни чеченских бандитов... никого.
Тогда, два года назад пытался разыскать Андрея, караулил под домом, но он ни разу не вышел. В последний день перед отъездом ворвался в квартиру, стал требовать позвать Андрея. Несмотря на угрозы вызвать милицию обыскал все, но предателя не нашел.
Если бы нашел тогда, наверно убил бы, а сейчас... Сергей даже не знал, что будет делать, когда увидит его. Но увидеть должен, иначе зря прошел эту страшную войну.
А в окнах горел свет. Спать еще не легли. Для нормального человека странно сидеть здесь сейчас - для чего в такой поздний час Андрей мог выйти из дома? Но Сергей безоговорочно верил в фатум и чувствовал - выйдет. Не удивился, когда дверь парадной со скрипом отворилась и в выбивающемся изнутри свете предстал силуэт щуплого парня с мусорным ведром в руке.
Дверь закрылась и Сергей смог разглядеть врага. На нем домашний халат и рваные шлепанцы, несмотря на то, что погода на улице холодная. Сергей встал со скамейки и двинулся наперерез.
Увидев быстро приближающегося мужчину с мощным торсом и руками, Андрей отпрянул и попытался скрыться в парадной. Поняв, что не получится, заговорил:
- Постойте, у меня ничего нет с собой! Не трогайте меня!
Но мужчина не ответил, лишь подошел еще ближе. Андрей смог лучше разглядеть незнакомца и почувствовал, как сердце уходит куда-то ниже пояса. Несмотря на то, что лицо поросло жидковатой щетиной, он узнал бы его среди тысячи других.
- Сергей, ты... Привет.
- Здравствуй, - процедил Сергей в ответ и двумя руками взял Андрея за грудки.
- Сергей, не надо совершать необдуманных поступков.
- Для чего?! Для чего ты это сделал?! - руки Сергея с силой распрямились и Андрей упал на асфальт. Из покатившегося по дороге мусорного ведра вываливались картофельная кожура, скорлупа, какие-то пакетики и обертки... Андрей кряхтя поднялся на ноги.
- Для чего ты отправил меня в ад? - лицо Сергея стало похоже на волчью морду - оскаленные зубы казалось, готовы врезаться в плоть обидчикак, - ты, сукин сын никогда не видел, как из тела вылезают кишки, метр за метр, а неумелые врачи пытаются руками всунуть обратно. Не видел?!
Лицо Андрея побелело, рука прикрыла рот:
- Чего ты хочешь?
Он упал на колени и повторил:
- Чего ты хочешь?
- Хочу, чтоб по земле не ползали гниды, подобные тебе. Всех не перебью, но от одной могу избавить точно.
За спиной у Сергея вновь скрипнула дверь, а затем до ушей донесся знакомый, такой нежный голос:
- Андрюша, куда же ты пропал?!... О Боже!
Не нужно оборачиваться, чтобы понять, кто. Но он обернулся.
- Сергей... - прошептала опешившая Аня, - ты вернулся?
Она бросилась к стоящему на коленях Андрею, обняла за плечи:
- Поднимайся, любимый, ну же...
Снизу вверх посмотрела на нависшего над ними Сергея, а тот отвел глаза. Бросил на них последний короткий взгляд...
- Вот тебе и фатум... - пробормотал он.
Вновь шел по ярко освещенному проспекту, не обращая внимания на встречающуюся по дороге шваль, шел, как ему казалось, вникуда, а на самом деле, навстречу новой жизни...