Мерзлякова Наталья Александровна : другие произведения.

Часть 3. Взгляд снаружи

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  Часть 3. Взгляд снаружи.
  Глава 1. Гроза над Охранным Кругом.
  Темный растянулся у огня и блаженно зажмурился. Не его очередь охотиться, не его очередь готовить пойманное... Тихо, спокойно, только смолистые ветки потрескивают и видится сквозь смеженные веки теплое горячее пятно. Снаружи забухали шаги.
   - Хэй, люди!
  Темный, единственный человек в компании, а сейчас и вообще в целой пещере, никак не отреагировал.
   - Дрыхнешь, колдун? - риторически вопросил Огр басом. - Вставай, погляди, это жрать можно?
  Темный открыл один глаз. Сейчас же перед носом приземлилась землисто-коричневатая туша с торчащими вперед окровавленными зубами.
   - Мать твою, Огр!
  Весь сон прошел, пришлось вставать.
   - Так можно жрать? - огромный варк стоял, растравив ноги, и заслонял собою все устье пещеры.
   - Демоны его знают, - пожал плечами человек. Принесенная живность не походила ни на одного виденного Темным ранее зверя. Более всего она напоминала плод порочного союза крысы, драной кошки, больного ежа и собаки, издохшей от чумки. - Где ты такую тварь раздобыл?
   - Там, - мотнул головой добытчик, не вдаваясь в дальнейшие географические описания.
   - Очень содержательный ответ. Не знаю я, можно ли это есть. Судя по виду, оно долго чем-то болело, может быть, даже венерическим.
   - Чем? Переводи, - потребовал Огр. Начинался своеобычный ритуал.
   - Ве-не-ри-чес-ким. То есть от избытка любви. Может, гонореей, а, может, и сифилисом.
  Огр захохотал.
   - Не, колдун, вряд ли его кто до смерти любил. Или ее? Это вообще-то кто?
   - А я знаю?! - Темный в сомнении разглядывал коричневатую нечистую с подпалинами шкуру; шерсть росла вперемешку с серыми иглами. На крысиной морде торчали жесткие длинные усы и выглядывали жуткие загнутые зубы. - Я ведь не коновал и не специалист по интимным болезням. А тебе зачем?
   - Да так, - уклончиво ответил Огр.
  Темный серьезно глянул на него.
   - Так, сознавайся, что ты делал с этим... животным, что тебя вдруг так встревожила его половая принадлежность?
   - Да пошел ты! Сам-то чего у нее во рту ищешь?
   - Зубы. Огр, у крыс зубы желтые?
   - Пегие!
   - Не знал, что ты дальтоник. Сочувствую.
  Огр засопел.
   - Что, даже не спросишь, кто такие дальтоники?
   - Да кончай галиматью пороть, хрен образованный! Я с голоду помираю, а он разводит: она, оно... Плевать я хотел, хоть все разом. Я жрать хочу!
   - Я тоже, - сознался Темный и сосредоточенно начал говорить заклинание, которое вспоминал все это время.
  Варк предусмотрительно отошел в сторону, с некоторой опаской глядя, как его товарищ водит ладонями туда-сюда вдоль туши. Не то, чтобы Огр боялся колдовства, нет, он лишь слегка опасался колдовства в руках Темного. Оно, колдовство это, порой давало непредсказуемые результаты. Самый свежий результат красовался на руке Огра в виде симпатичного шрама: Темному третьего дня не сразу удалось разжечь костер в дождь, для начала всем троим пришлось изрядно побегать, уворачиваясь от летающих по замысловатым траекториям дров, камней и иных увесистых предметов.
   - Оно не ядовито, - констатировал наконец Темный, вытирая руки о куртку, - но насчет вкуса - не знаю.
   - То есть, может оказаться навроде козлиной мочи?
   - Может, хоть я и не знаю вкуса сей субстанции. Но может и не оказаться.
   - А-а, плевать я хотел, - Огр вынул длинный нож и принялся свежевать зверя. - Жрать охота, сил нет.
   - Выйди, - посоветовал Темный, глядя на растекающееся по полу пещеры пятно.
   - Избаловался ты, колдун, сам выходи.
   - Выйди - выйди. Нечего пакостить, нам здесь еще спать. Да и Торн скоро вернется, ты его знаешь.
   - Мне больше достанется, - проворчал Огр, но все же вышел, забрав наполовину ободранную тушу и нож. - Тебе надо, ты и вытрешь, - добавил он у выхода, заметив, как Темный рассматривает следы разделывания будущего ужина.
   - Огр, - крикнул вслед варку тот, - не пей его кровь, слышишь! В лягушку превратишься!
   - Сам соображу, - донеслось снаружи.
   - Сообрази, - сам себе сказал Темный. - Сообрази. Я тебя лечить не собираюсь, потому как тогда ты лягушкой о девяти ногах с рогами обернешься.
  Волшебник сходил наружу, поглядел на низкое темнеющее небо, на отроги далеких неведомых хребтов, на близкие скальные выступы, карнизы, базальтовые обрывы и прочие горный изыски, нарезал смолистых колючих веток от низких стелющихся кустарников, и, вернувшись, уложил их поверх пятна. Застелил плащом и уселся. Тратить силу на выведение пятен не было ни малейшего желания.
  "Странные вещи творятся в Империи. Крысы с иглами. Хотя, с другой стороны, кто и когда проверял, что живет в этих горах? Чьи это вообще горы - наши или уже вирессийские? Пес их разберет. Да и какая разница, где здесь пограничные столбы ставить. Не спустится же к ним с ближайшей кручи вирессиец и не потребует плату за проход в их державу. Этот самый проход, если таковой вообще имеется, им еще искать и искать. Что-то Торна долго нет... - Темный добавил хворосту в огонь, вверх взлетела стая искр. - Где он там ползает? Запнется, на бороду наступит, свалится куда-нибудь, - и мы здесь на вечное поселение останемся".
  В пещеру ввалился Огр, волоча мясо и облизываясь.
   - Упырь.
   - Ты, Темный, хоть и колдун, а ни вши поганой не смыслишь. Кровь - это сила, это жизнь, - варк задумался, - и вкусная, зараза.
   - Ага, - флегматично заметил "колдун", - навроде самогона. Ты не начни на нас кидаться. Предупреждаю, я знаю только одно средство против вампиров - сожжение заживо.
   - Сам ты... А насчет сожжений, молчал бы, - варк нанизывал куски мяса на заостренную палку. - Кого из нас первым поджарят, это и барану ясно. Эх, мясцо! - Огр сунул насаженный кусок прямиком в пламя.
   - Прими, Господь, всесожжение, - прокомментировал Темный, отгребая веткой горячие угли и золу.
   - А вот братья, когда еретика поджаривают, то же ощущают, что я с мясом?
   - Откуда мне знать, я не брат, я вообще Вседержителю не родственник, - Темный раскладывал мясо на углях и с некоторой брезгливостью наблюдал, как варк пожирает едва схватившееся паленой корочкой мясо. - Но равнодушными они не остаются, это факт.
   - Где нашего бородатого носит? И ничего не моча, - Огр насаживал следующий кусок, - очень съедобно. Вкусная зверушка. Мясо, знаешь, будто посоленое уже...
  На костер легла широкая тень от входа.
   - Ужинаете?
   - Завтракаем, - хором отозвались на странноватое приветствие Огр и Темный.
   - Шуточки ваши, - Торн погладил бороду, степенно прошел к огню. - Что за зверь?
   - Крыса с хвостом, - сказал Огр.
   - Еж с зубами, - сказал Темный.
  Оба посмотрели на Торна, у того физиономия вытянулась, насколько позволяла борода.
   - Да горный баран, ешь, не стой.
  Некоторое время слышалось только могучее жевание. Торна, видимо, глодали сомнения, каждый кусок он пристально рассматривал со всех сторон, едва не обнюхивал.
   - Что-то не едал я раньше таких баранов.
   - А и никто не едал. Это новый баран, навроде оленя, - отозвался Огр.
   - А чем он пахнет?
   - Струей.
  Торн на некоторое время успокоился, а затем снова спросил:
   - А где же у него рога и копыта?
  Огр шумно вздохнул, набрал воздуха в грудь и минут пять объяснял Торну где рога, копыта и прочие части барана находятся, как туда попали и какую роль там выполняют. Уже через тридцать секунд Темного разобрал смех, а к окончанию тирады он почувствовал нечто близкое к восхищению.
   - Не ругайся, - степенно заметил на все сказанное гном.
   - Я не ругаюсь, - варк, кажется, был обижен холодной реакцией слушателей, - я объясняю. Не нравится - не ешь.
   - Почему, мне нравится, - ел Торн в самом деле с завидным аппетитом, - но я должен знать, кто это был.
   - К Вирессе тебе придется отвыкнуть от этой пагубной привычки, - пообещал гному человек, - иначе жизнь твоя существенно осложнится. В Вирессе лучше не знать, что из чего приготовлено.
   - Ага, - поддержал варк. - Они кошек жрут. И тараканов.
  Торн поморщился.
   - Берут мышиные хвосты и жарят. Вкусно, говорят...
   - Хватит!
   - Да я же тебя предупреждаю. Ты не гном, а прямо эльф какой-то.
   - А ты эльфов видел?
   - Да ведь и ты их не видел, - вместо Огра ответил Темный.
   - Почему не видел? - удивился гном. - Видел.
   - В книжках с картинками?
   - Да. И на фресках, и на... - Торн умолк, не поняв причин дикого хохота товарищей.
   - Ну и какие они, эльфы-то, а, гном? Зеленые, с зубами? Или с крыльями?
   - Невежды, - прогудел гном. - Наши книги и изображения точны, иной раз поточнее оригинала будут. А эльфы как эльфы: с ушами, глазами, долговязые и тощие.
   - Очень красочное описание. Хотелось бы почитать ваши достоверные источники, Торн. Что там еще есть насчет эльфов, кроме глаз и ушей?
   - Дались они вам. Может, их уже и на свете нет, перебили всех.
   - Молчи, Огр, не мешай нашей интеллектуальной беседе.
   - Какой?!
   - Не той, что ты подумал. Беседе умного с умным. Итак, Торн, что сообщают ваши достоверные книги?
  Гном, как и всегда, впрочем, не уловил иронии. Он встал, словно так слова вылетали быстрее и легче, и заговорил. Огр первое время ворчал, но затем и он заинтересовался. А Темный сравнивал свои знания с получаемыми сведениями. Раньше Торн не распространялся насчет не слишком любимых его народом соседей по Перешейку.
   - Хорошо, пять разновидностей эльфов совпадают. Дальше.
   - Эльфы разных Пределов также и по характеру рознятся, - словно читал с листа Торн. - И по склонностям, не менее, чем внешне отличаются, и по достоинствам и порокам...
   - Про пороки погромче, - оживился Огр.
   - Северные эльфы - наиболее достойны уважения среди всего народа Вечных, - гудел гном. - Трудолюбивы, к излишествам и праздношатаниям не склонны, рачительны, осмотрительны, любовь к горному краю имеют, хоть с нашей и несравнимую. Однако горды, спесивы и высокомерны, что, впрочем, для всего народа - черта обыкновенная. Дружите по возможности с этими эльфами и уважайте их, хотя бы потому, что король всеэльфийский из северного Предела происходит.
   - А пороки где? - разочаровался Огр.
  Торн не слышал.
   - Соседи их ближайшие - эльфы востока - опасны весьма, но и полезны немало. Стойки к тягостям, храбры, прямы, горячи, словно горн, закалены, словно лучший клинок. Пытливы, скоропонятливы, честь и долг весьма блюдут. Однако, вспыльчивы и в гневе страшнее горного обвала. Гордость их пределов не знает, чтят они лишь свой народ, а всяких других ниже грязи считают. Жестоки, властны, не умирать, не убивать не страшатся - война с сими эльфами опасна и не выгодна нисколько. Остерегайтесь сих эльфов, не ищите с ними дружбы, но цените их слово и совет и будьте вежливы и осмотрительны весьма и весьма.
   - Торн! - крикнул Темный в ухо гному. - Это те самые, что построили Белый Город?
   - Да, - рассеянно отозвался гном и вновь принялся читать невидимые листы. - Западные эльфы от гор далеко, потому лишнего говорить не станем. Способны они к хождению по морям, хоть и не столько, как восточные. К людям склонны, на роды и племена не взирают, всех привечают. Однако, к лени склоняются и праздности, и к бесцельным шатаниям, и к роскоши, и к связям непотребным.
   - Это какие же непотребные связи?
   - Не знаю. Кончится завод у нашего краснобая - спросим.
   - Эльфы южные - самые бесполезные нам, уже оттого, что дальше других от гор обретаются, на север забредают редко и по нужде, а под землю и вовсе не спустятся, потому как имеют особую болезнь, от подгорных чертогов происходящую. Ленивы, бездеятельны, к украшательству склонны непомерно, суетны, сущеглупы и трусливы. Порхают, ровно бабочки, будто для того и живут. Склонны к бесполезному провождению времени, разврату и неназываемым связям. Избегайте сих эльфов.
  Оба слушателя смеялись, а Огр перечислял все развратные действия, к которым, по его мнению, могли склоняться южане. Если они действительно склонялись ко всему перечисленному, то должны были быть трудолюбивее северных и выносливее восточных.
   - Эльфы из леса - малоизвестные и непонятные, ибо никогда не покидают своих жилищ, не путешествуют и у нас не бывают вовсе. Есть сведения, будто сходны они с южными, с той разницей, что приличнее и скромнее будут, однако бездеятельны и суетливы так же. Увидеть вы вряд ли их увидите, но за глаза ничего неласкового не сообщайте о них, поскольку королева эльфов из леса происходит.
   - Все, хватит, - Огр встряхнул гнома, тот вздрогнул и очнулся.
   - Ты, Торн, наизусть, что ли, учил?
   - Конечно, - с гордостью ответил гном. - У меня хорошая память.
   - Не сомневаемся.
   - Торн, ты нам вот что поясни, - гнул свое Огр. - Что за непотребные связи? Чем там эльфы таким занимаются?
   - Да ну, - поморщился Торн, - говорить о таком... Не стану. Ну их к бесу.
   - Ничего себе, что же они вытворяют? Особенно южане?
   - Да у них нормальных мужиков нет вообще. Мужчину от женщины не отличишь, разве по одежде.
   - А откуда вы, гномы, такие подробности знаете? Неужели сами эльфы сообщили?
   - Многие из нашего народа путешествуют. Некоторые бывали и на юге.
   - Где подверглись нападению толп развратных эльфов, возжелавших перемены чувств. Или эльфиек, их же не отличишь.
   - Там все - и мужчины и женщины - одинаково безнравственны!
   - У вас, гномов, и женщину от мужчины не всегда отличишь, - вставил Огр. - Даже и в одежде.
   - У нас что мужчины, что женщины...
   - Вот именно, на одно лицо.
  Слова возмущенного Торна заглушило далекое ворчание грома. Первая гроза в этом году.
   - Ого, гроза!
   - Я ведь говорил, - заявил гном. - Горы неспокойны, и в воздухе что-то эдакое было... Мы - народ гор...
   - Вы - народ подгорный, - оборвал гнома варк, роющийся среди обуглившихся и обглоданных костей. - Забрались под землю, закопались...
   - Ничего мы не закапывались. И о поверхности знаем побольше остальных некоторых.
   - Ладно, не ворчи, достоверный ты наш. Скажи лучше, гроза - надолго?
   - Скорее всего, нет, - поспокойнее ответил гном, выглядывая из пещеры. - Гроза будет, кажется, сильная, но недолгая.
  Через малое время трое приятелей убедились, что и ведать не ведали, что такое "сильная гроза". То, что представилось при словах гнома, было, скорее всего, грозой слабой, а, может, и не грозой вообще. Сейчас же горы подпрыгивали от ударов грома, грохот резал уши, отзывался в пятках и желудке. Молнии освещали Охранный Круг не хуже солнца, красноватый свет забирался даже в пещеру, соперничая с полупотухшим костром. Ветер завывал сотнями обезумевших волков, хохотал тысячами гиен, рыдал миллионами вдовиц. Поначалу Темный слушал и гадал, останутся ли горы на прежнем месте, или они, три приятеля, поутру выйдя из пещеры, найдут на месте скал и утесов голую пустыню, наподобие тех, что встречаются изредка в Вирессе. Затем плюнул на все катаклизмы, уселся ближе в костру и принялся читать собственный список с "Валендономикона" ("Modus valendi" или, как его еще называли, "Проникающий в суть"), порою не узнавая свой почерк.
  Громадный меч варка сиротливо лежал у огня, а владелец его торчал у входа в пещеру, совершенно при этом весь вход заслоняя. Подпрыгивая при резких ударах грома, Темный все подсознательно ждал дождя, но его все не было. Снаружи бушевала сухая, без единой капельки гроза.
   - Хэй, колдун.
  Темный читал, ему казалось, что "Проникающего" он списывал спьяну на корабле в шторм, а не в тихой уютной келье. Хотя сознание того, что в любой момент может кто-нибудь войти, увидеть его занятия, и вот тогда-то тихая уютная келья превратится в уютную же, но отнюдь не тихую камеру пыток, мало способствовало разборчивому почерку.
   - Борода, глянь.
  Человек читал, гном дремал, на поползновения варка заставить их любоваться грозой они не реагировали.
   - Да что вы, мать вашу, как монахи перед бабой молчите.
  Торн медленно поднял голову, мутно посмотрел на варка и медленно же сказал:
   - Отошел бы ты, сухая гроза опасна, может огненный шар образоваться.
   - Отлично, я хоть погляжу. С чего бы это, а, борода? Жары-то ведь не было еще.
   - Озеро, наверное, грозу притягивает.
  Страшный удар потряс пещеру, посыпались камни, варк что-то одобрительно и неслышно среди грома заорал. Темный заткнул уши и принялся сосредоточенно "вникать в суть" собственных каракулей. Варк совершенно вышел, не обращая внимания на предостережения Торна. Он вообще никогда на подобное внимания не обращал.
   - Вставайте! Гляньте, что творится!
  Гном и человек медленно обернулись на орущего варка с каким-то диковатым лицом. Темный отвел ладони от ушей.
   - Вставайте, сволочи, мать вашу! Вы такого еще не видели!
  Темный встал, гном поглядел на него и поднялся тоже.
   - Что там? Деньги с неба падают? Ангелы летают?
   - Выходи - увидишь.
   - Ну и что? - Темный оглядывался в сумерках, ничего не понимая.
   - Смотри!
  Темный вгляделся в сторону озера, притаившегося за скалами, и остолбенел. В той стороне у горизонта поднимался в небо гигантский серый смерч. Покачивающийся хобот шагнул вперед, приближаясь, Темный непроизвольно сделал шаг назад. Бешено вращаясь, воронка развернулась и стала расти вширь, укорачиваясь и уплотняясь, теперь видна была лишь ее макушка.
   - Айда, посмотрим! - варк, махнув приятелям, запрыгал с камня на камень по направлению к озеру.
  "Придурок", - уронил про себя Темный, однако за Огром последовал, хоть и не столь резво. Гроза, кажется, начала ослабевать, но вверху все еще перекатывались железные бочки, груженные булыжником, а молнии высвечивали горы на многие мили вперед. Вскарабкавшись на уступ примерно в полутора милях от озера, Темный остановился. Озеро лежало перед ним, как на ладони - водная гладь стекленела в потусторонних вспышках. Жуткая картина из горячечного бреда - гроза, молнии, ветер и... неподвижное, застывшее озеро с вырастающим из его недр рукавом смерча. Смерч то укорачивался, то вдруг удлинялся, качался во все стороны, словно ему очень не нравилось здешнее озеро и он стремился уйти, но не мог. Варк, забравшийся на уступ немного впереди, отчетливо виднелся на фоне темного неба. Почему? Откуда свет? Темный растерял все имперские слова, пытаясь найти название увиденному - рукав воронки начал явственно светиться изнутри, все ярче и ярче, а самая воронка раздалась вширь едва не втрое. Торн в наступившей тишине что-то громко говорил на своем языке, то ли молился, то ли ругался. А, может быть, обращался к Темному, позабывши от изумления имперский. Ослепительная белая молния разорвала небо и клинком убийцы из-за угла вонзилась по диагонали в смерч. Вместо ожидаемых раскатов грома последовал немыслимый звук скрежета несмазанных петель, воронка развернулась, явив туманное мерцающее нутро, затем резко свернулась до ширины обыкновенного свитка бумаги и пропала. Горы подпрыгнули, гном и волшебник попадали на четвереньки. Раздался сильный хлопок, будто дверью в сердцах хлопнули, озеро взорвалось бешеным фонтаном, вода разлетелась на все четыре стороны. Темный, осторожно поднявшись, понял прежде всего, что ни капли на него не упало, что было, по крайней мере, странным. Потерев ушибленное колено, он выпрямился и расхохотался. Дождь из разорвавшегося смерча прошел рядом, не долетев долей вершка. У гнома, хлопающего глазами, одна штанина оказалась мокрой, а другая осталась идеально сухой. Варка же облило с ног до головы, будто из ведра.
   - Огр, нас жди.
  Огр стоял на месте, словно не слыша. Когда друзья поравнялись с ним, варк только взглянул на них дикими глазами.
   - Шо-я-до...
   - Что-что?
   - Чтоб я сдох, - явственно произнес Огр, облизываясь. - Чтоб я сдох.
  Гном и человек переглянулись, ничего не понимая.
   - Ну, предположим, ты сдох. Что дальше? В чем дело?
   - Это вода...
   - Ну, слава Творцу, а я было подумал - козлиная моча.
   - Сам ты козел! - рявкнул Огр. - Колдун долбаный! Вода - да, вода! - а, знаете, какая?!
  Темный сглотнул комок в горле.
   - Со-ле-на-я. Морская, мать твою, чтоб я сдох!
  Троица некоторое время молчала.
   - Идем, посмотрим, - сказал наконец Темный.
  Они гуськом начали спускаться. Все молчали, только фыркал недовольно насквозь мокрый варк. После молний и светящегося смерча тьма, сгустившаяся над горами, казалась особенно плотной и непроницаемой, скользкие камни бросались под ноги, а карнизы и удобные выступы, напротив, уходили из-под них, грозя если не сломанной шеей, то вывихнутыми конечностями.
   - Колдун, - подал голос варк, - засвети шар. Темно же, как у вирессийца в жопе. Навернемся, костей не соберем.
   - Нет, - покачал головой Темный. - Мне такую площадь не осветить. Да и сил много уходит, вы обратно меня, что, на себе поволочете.
  Варку, видимо, перспектива тащить волшебника обратно привлекала меньше, нежели переломанные кости, так что он тотчас же замолчал и об освещении и не думал. Спотыкаясь и ругаясь отчего-то шепотом, они добрались до озера. Спокойное и тихое, оно мерно плескалось в каменных берегах небольшого плато и знать ничего не знало, и ведать не ведало. Они разделились - Торн пошел направо, Огр - налево, а Темный остался стоять на месте, прислушиваясь к собственым ощущениям и вспоминая, читал ли он о чем-либо подобном. Ничего путного не вспоминалось. Воздух остался спокойным, не колебался, не дрожал, как обычно бывает при отзвуках мощной волшбы, но, впрочем, тот, кто смог сделать такой катаклизм, вполне мог бы уничтожить и волны от заклинания. Рискнув применить собственные способности, Темный проговорил самое простое из знакомых ему заклинаний - высвечивающее чужую магию - в четверть силы, и ничего не произошло. "Неужели природное явление?". Темный применил заклятие в полную силу - с тем же успехом, а, точнее, с его отсутствием.
   - Эге-ге-гей! Сюда! - голос Торна разносился по скалам подобно ударам гонга.
  Темный побежал, спотыкаясь, на голос, сзади тяжело забухали шаги варка. Внезапно волшебнику пришло в голову, что еще неизвестно, что именно Торн обнаружил. От этой светлой мысли Темный приостановился и засветил все-таки магический огненный шар. Это было, помниться, самое первое заклинание, что он освоил и научился использовать, не переворачивая ничего вокруг. Тогда Темный едва от счастья не скончался, теперь же слова и интонации выговаривались сами собой. В тусклом свете впереди виднелся гном, склонившийся перед чем-то на берегу. Сзади маячла гигантская фигура варка. Пробежав еще несколько шагов, Темный споткнулся, - то, над чем тряс бородою гном, было человеческим телом.
  Через минуту Темный и подоспевший варк склонились над лежащей на берегу девушкой.
   - Что с нею? - глупо спросил Темный, хотя хотел спросить совсем другое.
   - Она ударилась о камни, - покачал головой Торн.
  Темный присел на корточки, и осторожно перевернул девушку на спину. На виске отчетливо темнела кровь, но умирать девчонка явно не собиралась.
   - Не трогай ее, - хмуро заметил варк. - Ты даже не знаешь, кто это.
  "И в самом деле, не знаю", - подумал Темный, глядя на симпатичное, в общем, личико в обрамлении буйно вьющихся крупными кольцами волос странноватого оттенка. Да и кожа... Или так кажется в магическом освещении?
   - Ну и что, - возразил гном, - мало ли чего мы не знаем. Помочь-то ты можешь?
  Гном спрашивал неспроста, в деле исцеления волшебник был, мягко говоря, не силен. Темный молча пожал плечами, пульс щупать не требовалось, и простым глазом было видно, как мерно поднимается и опускается невысокая грудь под пестрой тканью.
   - Пошли отсюда, - недовольно сказал варк. - Нечего тут...
   - Иди, - с неожиданной издевкой в голосе сказал гном. - Иди.
   - Ты чего это, борода?
   - Девчонки он испугался, девчонки в обмороке, которая его самого вчетверо меньше.
   - Да это хрен полосатый, а не девчонка! Ты на ее морду глянь. Да и не видал я, чтобы нормальные девки с неба падали. Не человек это.
   - Я тоже не человек, - задрал бороду гном.
   - Я сам - не человек! - рявкнул Огр. - Но это же вовсе хрень какая-то - водяница, кикимора или чего похуже.
   - Огр, не ори, - попросил Темный, сам ничего не понимая. - Это не водяница, сам видишь, нет у нее хвоста.
   - Бывают и без хвостов.
   - Бывают, - согласился волшебник, - но только русалки в горных озерах не живут. Ее не из озера выплеснуло, это совершенно точно.
   - Она со смерчем перенеслась, - достаточно здраво высказался Торн. - Я слыхал, бывает такое, когда смерчем людей чуть не к Низвергнутому на рога уносило.
   - Если бы она долбанулась с такой высоты, - не менее здраво возразил Огр, - мы бы и ошметков не нашли. Не-е, это не простая девка - может оборотень, а, может, ведьма.
   - С каких это пор ты начал ведьм бояться? - осведомился Темный. - Не городи ерунды, это не оборотень, не вампир и не ведьма. Если бы не цвет волос, я бы сказал, - обыкновенная девушка.
   - Покрасила, - сейчас же предположил гном.
   - Да нет, - вздохнул Темный, отнимая руку от кудрей. На ладони осталось широкое черное пятно. - То есть, покрасила, но не в зеленый, а наоборот, - волшебник продемонстрировал пятно.
   - Она хотела выглядеть как человек.
   - На ее месте я бы тоже хотел, - хмыкнул Темный. - Знаете, что я думаю... Она не из Империи, а, скорее всего, из Альтинидии. Там очень хорошие маги живут, чтобы где-то были лучше, я не слышал, разве что эльфы. Но ведь она-то не эльф.
   - А при чем?..
   - При том. То, что мы видели, было не воронкой, а порталом, ну, коридором в пространстве. Молния ударила в портал и разрушила его, а девчонку выбросило наружу. А то, что отбросило недалеко, - стало быть, портал был с защитой. Нет, Огр, не она этот портал соорудила, она и свечку с помощью магии не зажгла бы.
   - Вот и хорошо, - поднялся довольный объяснением гном. - Чего сидите, давайте, к огню ее...
   - Ты ей, борода, еще ноги вымой. Ну-ка, ну-ка, - Огр наклонился и отвел в сторону с виска вьющиеся пряди. - Не эльф, значит, а, колдун, пень слепой?..
   - Сам ты эльф, - ничуть не смутился Торн. - У эльфов уши вовсе не такие.
  Темный в раздумье смотрел на чуть заостряющиеся кверху ушки. В самом деле, если судить по знакомым ему иллюстрациям, то у эльфов заострение выражено много лучше. Но у кого же, кроме Вечных, в этом мире ушная раковина не закругленной, а иной формы? Разве могут быть у людей и эльфов дети?
  
  Оказавшись в пещере, девушка пришла в себя очень скоро. Немало тому способствовало "вино", как его называл Торн, а попросту самогон. Пострадавшей с лихвой хватило единственного глотка.
   - Мерзость какая! - имперский, но с каким-то необычным акцентом.
   - Полезно, - сказал Торн голосом, каким обычно разговаривают с маленькими детьми и чужеземцами, не знающими языка. - Пей, пей.
   - Нет, - помотала головой девушка и окончательно открыла глаза. - Нет.
   - Ладно, хорошо.
  Спасенная обалдело смотрела на Торна.
   - Как ты себя чувствуешь? - спросил Темный, искренне надеясь, что специфические и малодейственные в его исполнении способы врачевания применять не придется. Варк промолчал. Девушка не ответила, она не видела никого, кроме Торна.
   - Не бойся, - сказал Торн, - мы тебе не враги. Я, - он встал и поклонился, - я - Торн с Рудников под Железным Кряжем.
   - Так ты - гном? - девушка произнесла слова так, будто гномы, по ее мнению, являлись земным эквивалентом небесных ангелов.
   - Да, - Торн гордо выпрямился во весь свой невеликий рост.
   - Вот вы какие... - девушка сделала движение подняться, гном сноровисто помог ей сесть и подложил под спину свою котомку. - Спасибо.
  Она будто только сейчас заметила, что в пещере, кроме гномов, есть еще кое-кто. Темный и Огр переглянулись.
   - А люди, тебя, прекрасная незнакомка, не интересуют? Только гномы?
  Взгляд, доставшийся Темному, без сомнения означал, что люди начинают ее раздражать.
   - Сама-то ты кто? - спросил в лоб Огр.
  Девушка блеснула зубками в полупрезрительной усмешке.
   - Есть какая-то разница? Вы оказываете разный прием представителям разных рас?
   - Мне все равно, какого ты племени, - сказал Торн.
   - Спасибо, - серьезно сказала гному девушка.
   - Прости, - с трудом сказал Темный, подходя ближе к девушке. - Ты должна нас понять.
   - Я понимаю, - фыркнула та. - Вы сейчас смотрите на меня и гадаете, какой я расы. Так?
   - Так.
   - И что надумали?
   - Сперва я думал, ты водяница, - вдруг сказал Огр, - или еще какая нечисть. А теперь думаю - эльфка.
   - М-да, я не знаю, кто такие водяницы, - покачала головой "эльфка". - И, наверное, хорошо, что не знаю. А ты?
   - А я считаю, что ты - полуэльф. Или четверть...
   - И ты почти прав. Только ты, наверное, думаешь, что на вторую половину я - человек?
   - Думал до этого мига.
   - Ага. Так вот, к людям я ни малейшего отношения не имею. Не знаю, станет ли вам от этого легче, но я - старвен.
   - Кто? - глупо спросил Темный.
   - Дальний родственник эльфов. Но это неважно. Какое сегодня число? И какого месяца?
   - Двадцать четвертое апреля. Тысяча триста пятьдесят второго года, если тебя и это интересует.
   - Хвала Свету! Погодите, так... Было утро девятнадцатого... Неделя почти прошла?!
   - С утра девятнадцатого - да, неделя, без одного дня. Скоро будет двадцать пятое. А что?
   - Ни... ничего, - девушка растерянно оглядела пещеру. - А где... где мы находимся?
   - Неудачная телепортация? - решил прихвастнуть знаниями Темный.
   - Так где?!
   - Южная часть Охранного Круга. Конкретнее сказать не могу, сам не знаю. Тебя это не устраивает? - спросил Темный, глядя на лицо девушки.
   - Могло быть и хуже. В конце концов, не так уж и далеко...
   - Можно узнать, до чего?
   - До Алас-Амары. Охранный Круг, если правильно помню, находится как раз вокруг Вирессы?
  - Правильно помнишь. Можно, теперь я задам вопрос? Как тебя зовут?
  - Артис, - с мимолетной усмешкой произнесла девушка.
  - Странное имя, на женское, кажется, и не похоже, - пробормотал Темный, понимая что его прозвище тоже не из ряда обыкновенных и заурядных.
  Приятели по очереди представились. На именование волшебника девушка со странным именем не обратила внимания, а вот Огра спросила:
   - Ты - варк?
   - Уж не эльф.
   - И каким образом ты собираешься попасть в Алас-Амару? - спросил Темный, сам не зная зачем.
  Глаза девушки расширились, а затем нехорошо сузились, оглядывая человека.
   - То есть как это - каким? - спас положение откровенный гном. - Нам же по пути.
   - Хороший народ - гномы, - как бы про себя заметила девушка. - Неужели я так вам не нравлюсь?
   - Дело не в этом, - сознался Темный. - Прости, это издержки образа жизни.
   - Понимаю, - серьезно ответила девушка. - Мне придется привыкать, у меня будет такой же... Гном, человек и варк, - заговорила она миг спустя совсем иначе, - прямо-таки олицетворение межрасового единения.
   - Для полноты ощущений нам не хватало эльфов, вот и они появились, пусть частично.
   - Эльфы - не эльфы... А до Вирессы далеко?
   - По прямой, если бы мы умели летать, то за день бы добрались. А так - Тьма знает, может неделю, может - две. Да потом до столицы через всю страну... Итого - около месяца. Или меньше?
   - Не меньше, - сказал Огр. - Там не разбежишься. Страна, конечно, одно название, с гулькин х... нос, да больно муторная. И горы, и песок, и кусты... Не страна, а бардак.
   - М-да, - явно расстроилась Артис, - очень долго, - она поморщилась и вздрогнула, натолкнувшись на повязку на виске. - Что это?
   - Болит?
   - Не очень.
   - Ты ударилась, когда тебя вышибло из портала. Я очень плохо лечу, - Темный споткнулся, - поэтому мы применили обыкновенные способы.
  Миг стояло молчание.
   - Так вот ты кто... Теперь понимаю. Ты - волшебник, маг?
   - Да, - Темный поклонился, его впервые серьезно назвали волшебником, не колдуном, не чародеем, тем паче, не чернокнижником.
  Некоторое время все молчали. Спрашивать друг друга о большем было бы бестактностью. Наконец Артис медленно, держась за стену, поднялась.
   - Не нужно, - отвергла она помощь Торна. - Я сама. Хочу посмотреть, какие они, Охранные горы. Да и душно здесь.
   - Вряд ли ты много углядишь ночью, - сказал вслед девушке Темный, делая Торну знак, чтобы не вздумал пойти за нею.
   - А ничего девочка? - подмигнул варк замершему посреди пещеры гному.
   - Дурень, - изрек Торн, - вот именно - девочка. Я ж не какой-нибудь там... Темный, как по-ученому называются такие, которых на девочек тянет?
   - Мужики, - ответил Огр. - "Девочка"... Да она старше нас всех, вместе взятых, ей, может, лет пятьсот.
   - Какая вам разница, сколько ей лет? - усмехнулся Темный. - Я не слыхал ни разу, чтобы эльфийкам, даже и наполовину, нравились гномы или варки. И потом, вы же не знаете, для чего ей нужно в Алас-Амару.
   - Какое странное место, - послышался повеселевший голос от входа. - И скалы, и утесы всякие, и деревья карликовые... И снег весной...
   - Ты, что, ни разу в горах не была?
   - Была, да не в таких. Те, наверное, пониже были, не такие обрывистые... Вы спать еще не хотите? - вдруг спросила она.
   - Хотим, - немедленно оскалился варк. - Прямо не терпится.
  Девушка внимательно посмотрела на Огра, видимо, осмысливая иные значения глагола "спать". Наконец по пошловатой улыбке, в переводе не нуждающейся, осознав, что именно имелось в виду, ответила:
   - Спи. Прямо сейчас. Во-он с тем мечом, - она мило улыбнулась, - он как раз тебе по размеру.
  Огр захохотал. Темный удивился. Не видел он еще таких девушек, чтобы так просто отвечали на недвусмысленные вопросы, не смущаясь. Не смущаясь и недвусмысленно отказывая. Может быть, ей и в самом деле пятьсот лет? Темный все сидел у огня, когда Артис мирно заснула. Нет, глупой или наивной она не была, потому и легла поближе к Торну, подальше от варка. Поняла, что гному льстит роль защитника и целомудренного телохранителя, поняла, что она, как существо противоположного пола не волнует подгорного жителя ни в малейшей степени. Так же, наверное, как и он - ее саму. Поняла, что ни Темный, ни даже варк с его шуточками дальше шуточек никогда не пойдут, по крайней мере без явной симпатии с ее стороны. Потому и спала совершенно спокойно. Темному захотелось с ней поговорить, серьезно, ведь в задуманном предприятии на приятелей рассчитывать не приходилось, без помощников трудно, а без единомышленников - паршиво. Что за дела у нее в Алас-Амаре, куда она так торопится? Но как ни крути, при ее цвете волос и родственных связях она может торопиться куда угодно, лишь не на рандеву к приверженцам культа Вседержителя.
  
  Старый Оногор всегда рыбачил в одиночку, вдали от берега. Он не любил компаний, а все новомодные способы ловли считал сродни колдовству и еретичеству. Вот уже шестьдесят лет подряд, почти каждый день выходил Оногор в море. А в последние лет пять он не столько заботился об улове, сколько наслаждался покоем и величественной безбрежностью моря. Вот уже семьдесят лет без малого старик видел это море и видел его всяким. Он видел прибой, взлетающий выше крыш прибрежных домов. Видел шторм тридцать лет тому назад, шторм, разбивший о северные скалы целый караван крутобоких вирессийских кораблей. Долго потом вместо рыбы в сети лезли особые коробки, в которых вирессийцы перевозили легкий и ценный товар. Оногора не интересовали платки и расписные ткани, меньше всего он нуждался в винах с длинными замысловатыми названиями и в гробу он видал вирессийскую отраву - порошок, приготавливаемый их каких-то не то трав, не то камней и помрачающий разум почище любого, самого крепкого самогона. Старик, а тогда крепкий сорокалетний мужчина не нажился на кораблекрушении, не впал в зависимость от "пыли", он продолжал ловить рыбу.
  Оногор помнил и жаркое лето десять (или девять?) лет назад, когда прибрежные камни едва не стекали в воду от зноя, а местные жители гадали, испекутся вирессийцы совсем или только обгорят. Жуткий штиль стоял на море, ни ветерка, ни малейшего дуновения не приносила бирюзовая гладь. Оногор тогда убрал парус и взял весла.
  Он шел в море, даже если знал наперед, что рыбы не будет, всегда, каждый день. По пальцам мог рыбак пересчитать дни, когда выйти не получалось. Неделю назад пальцев еще хватало, но теперь, чтобы сосчитать "прогулы" он должен был завести четыре лишних. За все семьдесят лет не видел старик того, что творилось с морем два дня подряд. Не просто шторм, а конец света. Вода клокотала и кипела, а грохот волн слышали, наверное, на восточном побережье. Шторм разбил в щепки многие лодки на многие мили по побережью, а посудинке Оногора повезло - за два дня до катаклизма хозяин решил подлатать борта. Внезапно, в доли секунды налетевший вихрь утопил всех, кто был в те часы в море, разметал щепки и, остервенело воя, принялся перемешивать море, сушу и небо между собою.
  Двое суток все западное побережье молилось и бдело в ожидании гласа Вестника Господня, объявляющего о конце всем и всему в этом мире. На третий день, проснувшиеся (кто смог заснуть) имперцы, Оногор в их числе, узрели тихое светлое море, ласково шепчущее и играющее солнечными зайчиками с облаками. Оногор не задумывался над причинами внезапной перемены, не переживал, не скорбел (не о ком было, никогда у рыбака не было семьи), он попросту вышел в море. И теперь вот уже третий день о окончания бури лодлчка его бороздила синь, уходя все дальше и дальше от берега. Сети оставались пустыми, а попадавшиеся то тут, то там следы кораблекрушений не интересовали и не трогали Оногора.
  В борт лодки ударила доска, обломок кормовой части, рыбак оттолкнул ее веслом. Доска помедлила, словно хотела что-то сказать и, не найдя слов, тихо поплыла прочь. Если бы Оногор обладал прежним зрением, то заметил бы на дереве вырезанную восьмиконечную звезду. А если бы умел читать, то буквы сложились бы для него в слова "Звезда Запада". Но нет, не умел рыбак читать и не было ему ровным счетом никакого дела ни до досок, ни до звезд, даже и западных.
  
  Темный, Огр и новообретенная спутница Артис устало сидели на камнях, ожидая приговора Торна. Солнце клонилось к западу, от скал и камней отходили темные тени, а они за прошедший день не продвинулись ни на милю. Ноги гудели, болела голова от яркого солнца и непрестанных размышлений - куда идти. Видимые с высоты тропы исчезали, стоило путникам спуститься вниз, вырастали ниоткуда гладкие отвесные стены, уходили из-под ног в бездну неожиданные обрывы, змеились трещины и предательски ухмылялись ледники. Даже Торн запутался, в чем чистосердечно признался за два часа до заката. Варк замысловато выругался, а Темный сел на обломок валуна и заявил, что никуда сегодня не пойдет.
  Торн, уныло прослонявшись вокруг камня минут пять, не выдержал и отправился искать дорогу. Оставшаяся троица сидела и молчала. Варк только иногда подпрыгивал и всматривался в заслоненный белыми пиками горизонт.
   - Что ты хочешь там разглядеть? - спросила наконец Артис. - Что там такое?
   - Пожрать бы чего, - раздумчиво ответил Огр.
  Они неплохо поладили, особенно после того, как в середине дня девушка, не выдержав потока плоских и пошлых шуток, сказала все, что думает об Огре и ему подобных. Варку сказанное понравилось, при том, что являлось практически полной правдой, о чем он не замедлил известить Артис. Та миг сосредоточенно разглядывала варка, затем расхохоталась и заявила, что, мол, последнее время ей везет на сумасшедших. На том и поладили.
   - Не надейся, - оборвала Артис мечтания Огра. - Нет поблизости ничего живого. А съедобного тем более нет.
   - Откуда ты взяла?
   - Знаю, - пожала плечами девушка. Она расстроилась больше других от задержки в пути и теперь говорила неохотно и почти сердито.
  Огр нехорошо взглянул на Темного.
   - Не ведьма, значит...
   - Нет, не ведьма, - спокойно ответила Артис. - Тебя это смущает?
   - Как же ты знаешь?
   - Ну... не знаю... Ты вот можешь почувствовать опасность? Мне как-то говорили, что воины знают, что рядом враг, даже не видя никого. Можешь так?
   - Бывало, - мотнул головой Огр. - Жить захочешь, и не тому научишься.
   - Наверное, что-то похожее, а, может быть, и нет... Огр, это умеет вся моя раса, как я тебе это объясню. Ты еще у эльфа спроси, как он умудряется жить вечно.
  Темный молчал. Интересное выходило дело. Интересные и полезные способности. Перспективные.
   - А ты чего, колдун, молчишь?
   - А что мне сказать? Я думаю о будущем. Артис, что ты, если не секрет, станешь делать по прибытии в Алас-Амару?
   - Не знаю, - вздохнула та. - Совсем не знаю.
   - Но ты вообще в Амару, или к кому-то конкретному?
   - Не старайся, колдун, простым же глазом видно, что она несвободна.
   - Что? - переспросила девушка. - Как ты сказал?
   - Он имел в виду, что у тебя есть мужчина.
   - А-а... - глаза Артис расширились, - так принято говорить... Огр, не говори так больше, по крайней мере про меня.
   - Это ж правда.
   - Это можно и иначе назвать, - Артис ничуть не смутилась под пристальным взглядом Огра. - Самому бы понравилось?
   - Ладно, - хмыкнул варк. - Как ни назови, а х... нос ухом не станет. Не светит тебе, колдун, не потей.
   - Молчи, Огр, я не думаю, что мне хотят предложить выйти замуж.
   - М-да, в мужья я гожусь слабо. Я хотел узнать, этот твой...
   - Знакомый, - быстро подсказала Артис.
   - ... знакомый не станет возражать против твоего участия в небольшом деле... э-э-э... слегка неофициального характера?
   - Революцию хочешь устроить?
   - Нет, официальная светская власть меня не привлекает. Мне по душе власть... м-м... духовная, прости за каламбур. Секта тебе нравится?
   - Секта? - ахнула девушка. - По поклонению богине целомудрия?
   - Почему не разврата? - удивился Темный.
   - Потому что этой поклоняются и без нас. Но если не целомудрие, тогда что?
   - Мне лично все равно, - пожал плечами Темный, - что угодно, любая глупость, хоть Вседержитель. О внешней стороне я как раз мало задумывался.
  Артис фыркнула, она вполне поняла волшебника, но спросила:
   - Тайное общество, управляющее государством? Или тебе просто нужны ученики?
   - Мне бы самому еще научиться, - пробормотал волшебник, не зная, что ответить. Он и сам не знал. - Как тебе... сама идея?
   - Вполне, - равнодушно ответила Артис. - Если только ты не превратишь свою организацию в подобие Ордена. Темный, - голос ее на секунду изменился, стал живым и заинтересованным, - ты это все серьезно?
   - Да, - кивнул волшебник. - Без помощников трудно, да и скучно. А становиться придворным магом у меня нет абсолютно никакого желания. Тем более, что я - не вирессиец. Если твои планы не слишком расходятся...
   - Нет у меня планов, - помотала головой девушка, - совсем нет. Я не знаю никого в Вирессе, я там не была ни разу, я даже языка не знаю.
  Темный онемел, даже Огр ничего не сказал.
   - А тот... знакомый... его еще искать и искать. Может он и не Амаре совсем...
   - Так зачем ты...
  Огр не договорил, - Темный ткнул варка локтем в бок, Артис резко обернулась на глупый вопрос.
   - А КУДА мне идти?!
  Огр и сам уже понял, что сморозил глупость, он помолчал, подвигал челюстью, как бы говоря что-то про себя, и выдал наконец:
   - А начальник охраны тебе, колдун, не нужен? Или ты кругом свое целомудрие станешь обводить?
  Темный только головой покачал. Сколько раз Огр его проводил, - вот кажется, что не слышит, и не слушает даже, и дела ему нет, а - нет, все слышит, запоминает, и к сведению принимает.
   - Только если готов служить за "благодарю" раз в месяц. И быть начальником над самим собой.
   - Ну я зайду через годок - другой, а вы копите золотые, я, может, к тому времени другими и брать не стану.
   - Вон Торн идет, - прервала варка Артис, - сейчас узнаем, может быть, нам придется организовать секту прямо здесь.
  
   - Дядя, купи музыку! Купи музыку! - стайка оборванных, но чистеньких детей прыгала вокруг, приплясывая от усердия.
   - Какую еще музыку? - хмуро спросил один из коробейников.
   - Круглую, с ручкой! Купи, дядя!
   - С ума посходили, - прокомментировал второй, отмахиваясь от ребятишек. - Вирессу тут устроили, демонята.
   - Ты погоди, - возразил его приятель, останавливаясь. - Где вы взяли музыку?
   - Сами из бычьего пузыря смастерили, - проворчал второй.
   - В море поймали! - завопили дети. - Она в батькиных сетях ручкой застряла.
   - С ума сошли. Намокла ваша музыка, ею теперь разве что гвозди заколачивать. Пошли, Дин, чего тут...
   - Да погоди, успеется, не на пожар бежим, - отозвался названный Дином. - А батька-то ваш где сам?
   - Утоп, седмица пошла...
   - А, вон что оно... - пробормотал Дин, глядя на притихшую ребятню. С голодухи и себя начнешь продавать, не то что "музыку". - Играет ваша музыка, а, шантрапа?
   - Играет, дядя! Так играет, на том конце слыхать!
   - Ну... - Дин старался не смотреть на делающего ему недвусмысленные знаки Сангита. - Где же мамка, ваша, дома?
   - Ага, дядя! Пошли, пошли, - Дина потащили по улице. Сзади шел, шепотом ругаясь, Гит.
   - Где тут у вас "музыка"? - глупо улыбаясь и ощущая себя последним кретином, спросил Дин у нестарой, но поседевшей уже женщины, вышедшей к ним на крики детей.
  "Благодетель хренов", - послышалось за спиной.
   - Покупаете, что ли?
   - Посмотрим сначала.
   - Смотрите, за погляд денег не берут, - женщина вынесла, держа за гриф, как метлу светло-желтую лютню.
  Дин взял инструмент и осмотрел. Нигде ни трещинки, ни дефекта, видимо, в воде пробыла недолго. Проведя пальцем по струнам, коробейник подпрыгнул. Чистый, густой и одновременно звонкий голос "музыки" заставил сердце его забиться. Он вспомнил музыкальный ряд в Мелоне, лучший среди всех известных ему рядов на всех исхоженных рынках. Нечасто, ох, как нечасто раздавался под пальцами торговцев подобный звук. Как ни мало смыслил Дин в лютнях, но даже он учуял ветер немалого выигрыша. Состроив безразличное лицо, он пошевелил губами, словно что-то подсчитывая.
   - Ну, - поторопила его женщина, - покупаешь? Мне недосуг тут стоять.
   - Ты... - Дин замялся, - вдова?
  Губы женщины дрогнули в горькой усмешке, а взгляд бездонных от горя глаз заставил коробейников потупиться.
   - Твои детишки?
   - Уж не соседские.
  Дин судорожно соображал.
   - Я дам тебе за эту "музыку" пятьдесят круглых.
  За спиной что-то вякнул Гит, но Дин уже развязывал кошелек.
   - Я милостину не прошу.
   - Милая, это не милостыня. Я сам сирота, знаю, каково это... Бери, бери, да смотри, не болтай много.
   - Благодарствую, люди добрые, - вдова поклонилась мало не до земли. - Переночуйте, коли желаете.
   - Нет, хозяйка, нам тоже недосуг. Дорога впереди, до темноты еще далеко уйдем. Прощай, Господь с тобою.
   - Бог вам в помощь и в спутники, люди хорошие.
   - Ну и какой в тебе демон проснулся, а, Дин? - спросил приятеля Гит за околицей. - Сразу говорю, я тебе ссужать денег не стану.
  Дин не ответил, он рассматривал замысловатые завитушки, покрывающие гриф светло-коричневой вязью. "Чудные завитушки, словно буквы неведомые, - усмехнулся он про себя. - Эх, и чего только в голову не придет".
  
  Ночь в горах проходила неспокойно, - и это еще слабо сказано. Торн не нашел дороги, а все вместе они не нашли даже намека на пещеру. Пришлось ночевать под каким-то утесом среди камней, а ночи в горах, да еще в апреле, жарой не отличались.
  Темный ворочался с боку на бок, под ребра упорно попадался на диво острый камень, слева волшебник натыкался на железные мускулы варка, справа - путался в бороде Торна. Артис легла с краю, вновь рядом с гномом, чем вызвала новую вспышку поутихшего было Огрова остроумия. Торн же был польщен, но совсем не в том смысле, в каком был бы польщен варк, вздумайся девушке улечься с ним рядом. Гному было приятно оказанное доверие и он очевидно гордился ролью защитника, хотя бы и от собственных приятелей, а Артис воспринимал как внучку или даже правнучку.
  Волшебник только - только начал засыпать: замелькали перед глазами неразборчивые пятна, начали путаться мысли и шум водопада неподалеку превратился в отдаленное пение. Пение постепенно повышалось, пока не перешло в крик. Темный вздрогнул, съехал с мешка, стукнулся затылком о камень, выругался и проснулся. Стояла темнота, рядом сидел варк с ножом в руке. Торн хлопал Артис по плечу и приговаривал:
   - Ничего, ничего, бывает. Это сон, только сон. В горах всякое снится.
   - Сон? - тупо переспросил Темный.
   - Ну да, - отозвался варк. - Сон ей страшный привиделся.
  Артис вздохнула, подняла голову - лицо ее было белым-белым, губы сведены в тонкую линию. Темному сделалось нехорошо и одновременно интересно.
   - Ты его помнишь?
   - Нет, - помотала головой девушка. - Ничего не помню, только осадок... нехороший.
  Ее даже трясло, а Темный уже понял, что девушка эта не из нервных. Он наклонился вперед, решительно взял ее за подбородок и заглянул прямо в глаза. Она словно поняла, а, может быть, поняла безусловно. Глубоко-глубоко, на пределе восприятия Темный увидел что-то блеснувшее, что-то мгновенное, неуловимое... То ли?..
   - Тебе сны вообще сняться? - спросил он, убирая руку.
   - Иногда, - пожала плечами девушка. - Ерунда всякая снится, обычно то, о чем думаю днем.
  Варк и гном молчали и неотрывно смотрели на Темного и Артис. Девушка помотала головой, словно стряхивая наваждение.
   - Глупости все это, - сказала она. - Я думала... Думала, что могло случиться, и вот додумалась.
  Темный в сомнении посмотрел на нее. Не верит, сама себе не верит.
   - Рассказывай - все, что еще помнишь.
   - Что мне рассказывать? Сна как такового я не запомнила, а, может, его и не было. Я помню только ощущения, их я помню хорошо, будто все со мною случилось. Сначала страх, не абстрактный, как обычно во сне бывает, а к чему-то вполне конкретному, но к чему - не знаю. А потом - боль - жуткая, во всем теле, я не представляю, от чего такая бывает. И еще - такое чувство, - девушка запнулась, - не знаю, как сказать... Так противно стало, до тошноты, до смерти, будто произошло что-то невиданно мерзкое, такое, чему и названия нет. Это хуже всего было. Тьфу, вспоминать тошно, - ее передернуло.
   - М-да...
  Темный задумался. След ли он видел, или принял желаемое за действительное? Он же видел след второй раз в жизни, да еще в последний миг...
   - Что молчишь, колдун?
   - Артис, это был не простой сон, ты уже и сама поняла. А, может быть, и совсем не сон.
   - Не понимаю.
   - Я еще и сам не понимаю, не могу различить. Это может быть пророческим сном, вестником будущего, все признаки совпадают. Но может оказаться и вестником настоящего. Только не твоего.
   - И как различить? - еле прошептала Артис.
   - Если увижу след, значит - второе. Нет, значит - первое.
   - След?
   - Да, след чужой судьбы, привидевшейся тебе. Но сон для этого должен повториться, а такого может и не случиться.
   - Я даже не знаю, чего хочу - чтобы не повторялось, или чтобы еще раз приснилось...
  Темный ничего не ответил, Артис и сама понимала, что от желания или нежелания не зависит ровным счетом ничего. А насчет того, что лучше, она права: повторение будет означать, что с кем-то ей близким случилась новая беда, но оно же будет означать - этот кто-то до сих пор жив.
  
  Хозяин импровизированного постоялого двора и по совместительству - староста деревни Мошки припал к щели меж досок в двери. "Пишет, - подумал он с удивлением. - Надо же, пишет". Первый и, думается, последний раз в своей жизни видел староста моряков, которые с порога спросили не пива, не кваса, не мяса, не самогона, а... чернил, перьев и бумаги. Бумага нашлась сразу - целых пять листов, хорошая, купленная у коробейников, своих, имперских коробейников, бумага. За чернилами хозяин бегал к соседу, а тот - к своему, но в конце концов нашли. Перо же пришлось здесь и сейчас вырывать у жирного белого гуся, мясом которого моряки побрезговали.
  В щель хозяин видел, как мнет капитан белую бумагу. Мнет, бросает на пол и снова пишет, сильно водя пером и чертыхаясь сквозь зубы, а трое матросов стоят полукругом за его спиной, неотрывно глядя на неровные строчки.
  "Что за спешка, что за суета?", - гадал хозяин, отойдя от щели. "Ты старый пень, - сказала ему жена в ответ, - была же буря, так у них, верно, корабль потрепало, а, может, и вовсе разбило. За помощью, верно, пишут".
  Бурей то, что произошло, назвать язык не поворачивался, хотя до Мошек дошли только слухи. Сосед всерьез утверждал, что сие было битвой между Господними ангелами и слугами Низвергнутого, да будет проклято имя его.
   - Хозяин, пива! - донеслось долгожданное из комнаты.
  Хозяин не пошел, а прямо-таки полетел на зов.
   - Дорога до Мелона где? - спросил, делая огромные глотки, капитан.
   - Да нет там дороги, добрый человек, - удивился староста. - Тропы да тропинки.
   - Знаешь их?
   - Да кто же их не знает? - не переставал удивляться селянин.
   - Так. Я даю тебе пять круглых, а ты немедленно приводишь мне надежного человека, чтобы проводить моих людей до Мелона.
   - Сын мой, - поклонился хозяин. - Парень самостоятельный, толковый.
   - Не болтай, хозяин, а зови его.
   - Жена-а-а! - заорал в приоткрытую дверь староста. - Зови сюда Танирку. Живо! Щас, придет, - вновь повернулся он к капитану, - а вы отдохнули бы перед дорогой. Путь неблизкий, а тропинки всякие-разные попадаются.
   - Я те дам, "всякие-разные"!
   - Да разве ж я их тропил, добрый человек. Не боитесь, доведет Танирик до Мелона, доведет. Вас, насмелюсь спросить, бурей потрепало?
   - Любопытный ты чересчур, - нахмурился капитан и сейчас же добавил. - А хоть бы и бурей, не твое это дело.
   - Не мое, - легко согласился хозяин.
   - Ладно, - смягчился капитан, - тащи, что там у тебя есть. Поедим по-людски, а там и в дорогу пора. Где там твой Танирик, ползком ползет?
  Хозяин исчез, за дверью послышались его вопли о Танирке и обеде. Арнгольд покачал головой.
   - Ох и дурень. Дурей Тарика, хоть, вроде, и некуда больше, - матросы согласно молчали. - Так, ребята, - капитан оглянулся на Версту и Коротышку Ниглса, - ешьте живо и чтоб духу вашего здесь не было. Письмо как хотите, но лично в руки конгестору. Лич-но.
   - Поняли, капитан, - угрюмо ответил Верста. - Лично Вериту.
   - И с сыном этого придурка - ни полслова. Он, не приведи Господь, такой же окажется. От макрели китов не бывает, и этот умных не наплодит.
   - Это даже лучше, капитан, - вставил Ниглс, приходящийся едва не по пояс своему долговязому товарищу.
   - Может и лучше... Где этого остолопа носит! Сердце у меня не на месте, зря ж я Тарика с ним оставил.
   - Капитан, там же Рони. Тарик против него ни гу-гу, сами же знаете, - успокаивающе сказал Ниглс.
   - Да и сам Тарик вроде поспокойнее стал, - добавил Корень.
   - Стал-стал, дырявый шлюп яхтой, - пробурчал Арнгольд.
  В поведении Тарика в последние два дня перед уходом и впрямь произошли столь веские изменения в лучшую сторону, что капитан счел возможным оставить его в карауле. Кроме того, там Рони, и Ниглс прав, этот идиот с косицами слушается первого помощника лучше и скорее, нежели его, господина Арнгольда, своего капитана. И еще кроме того, там есть и Ринс, который помешать - не помешает, но донести - донесет непременно. Права команда, нечего опасаться. И все же что-то шептало капитану: "Зря, ох, зря. Зря, Вестрок, ты это сделал. Зря, и быть беде".
  
  За неделю символизирующая единение всех рас четверка не только не дошла до Вирессы, но и половины пути не одолела. Словно сама природа препятствовала им, воздвигая на пути немыслимо гладкие, словно отшлифованные, скалы, громоздя породу в страшные утесы и разрывая камни под ногами в трещины, которые не обойти и не перепрыгнуть.
  Торн и Артис извелись больше других. Гном - оттого, что позорит свой народ и не может отыскать дороги в горах; Артис - оттого, что за всю неделю ей не приснилось ни одного сна, даже и обыкновенного, а Виресса как была недосягаема, так и оставалась. В день проходили миль десять в лучшем случае, да и то не по прямой, а с метаниями в разные стороны. В общей же сложности выходило, что они топчутся на месте, как давильщики винограда в чане с ягодами. Дичь куда-то поисчезала, запасы иссекали на глазах, топливо приходилось искать несколько часов после привала. Сегодня все же повезло - удалось добыть каких-то грызунов, странную помесь больших мышей и маленьких зайцев. Привередничать не стал даже Торн.
   - А тебе их не жалко? - провокационно спросил Темный, глядя на Артис с зажаренной "мышью" в зубах. Еще недавно девушка умилялась этим зверькам, хотя именно она помогла отыскать их жилище среди каменных обломков.
   - Жалко, - фыркнула девушка. - А только есть от этого хочется не меньше. И потом, они быстро размножаются.
   - Кому же размножаться? - не понял гном, глядя на останки убиенных "мышей".
   - Да осталась парочка, - ухмыльнулась девушка. - Так я вам всех и показала.
   - Мало же, - начал гном.
   - Иди и лови еще, - отрезала Артис. - Вы и десяток не заметили, а уж двоих ты наверняка углядишь. А кроме этих зверьков во всей округе - никого живого.
   - Не нравится мне это, - признался волшебник.
   - Что именно?
   - Хождения наши туда и сюда. У меня полное ощущение, будто нас не пускают в Вирессу нарочно.
   - Ну ты и загнул. Десятерым не разогнуть.
   - Загнул - не загнул, а если мы так и будем бродить, то либо с голоду умрем, либо с ума сойдем. Если через три дня не найдем дороги, я иду обратно. У меня нет желания провести остаток жизни, скача по скалам, как горный баран, - закончил Темный в полнейшей тишине.
  Третий день предъявленного Темным ультиматума истек впустую. Они намертво застряли в горном кармане и сидели, нахохлившись и прижавшись друг к другу. Хворост, что они набрали вчера (если можно назвать хворостом траву и какие-то колючки) почти иссяк. Костер тлел еле-еле. Похоже, даже Торну стало ясно - нужно поворачивать назад. Охранные горы, судя по всему, название свое носили неспроста. Темный дал себе торжественное обещание впредь верить вирессийским источникам - ведь черным по белому было написано - нет прохода в Охранных горах, кроме одного-единственного, который стерегут пуще, чем ростовщик свои денежки. Засомневался, кретин. Возомнил себя первопроходцем. Да если можно было бы пройти, вирессийцы давным-давно не только по Перешейку, но и по всей Империи бы шастали. Придется идти теперь в Нижний Кивир, а оттуда - морем. А сколько времени потрачено впустую! Не хочется, ох, не хочется возвращаться в Перешеек, ну да что поделаешь. В Кивир они попадут точно и безо всякого "вдруг", "вдруг" может случиться в самом городе, да и то только если его узнают. Кому же, спрашивается, узнавать? Не хочется в Кивир, не хочется рисковать и плыть морем, самый ведь сезон штилей начинается. Но мало ли чего не хочется. Хочется разве бродить по горам впроголодь или, еще лучше, по центральной Империи?
  А усталость шептала Темному на ухо: "Спать. Хочется спать. Не в Нижний не хочу, ни в центр, даже в Вирессу не хочу. А хочу я спать. Закрыть глаза, и плевать на этот камень, и на то, что в руку кто-то дышит... Спать. Спать".
  Дикий крик разбудил его внезапно, вырвал прямо из объятий крепкого сна. Бледный мокрый рассвет опускался на горы и стояла бы жуткая тишь - если бы не эхо, перекатывающееся от скалы к скале. "Весна. Время схода лавин", - машинально подумал Темный, окончательно изгоняя дрему из рассудка. Варк вполголоса ругался, Торн очень неудобно сидел рядом с Артис и физиономия у него была озадаченная. Артис же медленно подняла голову и в глазах ее Темный ясно и четко увидел след. Увидел таким, каким тот и должен быть - серебристую нить, уходящую в никуда. Нить таяла, сжималась, истончалась, - Темный схватил девушку за руки и пробормотал заклинание стабилизации. Поздно проговорил, след почти исчез уже, но все-таки за самый хвост его волшебник ухватился. Кому другому угасающие уже ощущения и отголоски чувств не сказали бы ровным счетом ничего, но только не ему, не Темному. Ему достаточно было увидеть колыхание черного полотна, достаточно было на миг соприкоснуться с атмосферой страха и боли, чтобы сейчас же узнать.
   - Так, - сказал он чужим голосом, - Орден.
  Девушка хотела что-то сказать или спросить, но вместо слов упала лицом в ладони и разрыдалась. Трое мужчин переглянулись, причем Торн - с беспомощным видом старика, который не знает, что делать и куда девать доверенного ему плачущего и описавшегося младенца. Темный не любил женских слез, они казались ему уловкой, последним средством вроде шантажа и вымогательства, но Артис не была похожа на тех девушек, что обыкновенно встречались волшебнику. Кроме того, побывать внутри Ордена... И врагу не пожелаешь. Утешать Темный тоже не умел и не любил, он просто сказал:
   - Рассказывай. Рассказывай все.
  Слезы моментально высохли, но выражение лица Артис осталось по-прежнему безутешным и горьким. Она вздохнула и, помолчав, сказала:
   - Что же мне рассказывать, ты и сам, наверное, понимаешь.
   - Не все понимаю. Что за знакомые и при чем здесь Орден, если он должен быть в Вирессе? Все рассказывай, по порядку.
   - Темный, не нужно мне указывать, как и что рассказывать. Большая часть рассказа не имеет для вас смысла. Банальная мелодраматическая история. Я, можно сказать, сбежала... - девушка запнулась, она еле говорила от вновь подступающих слез. - Я собиралась в Вирессу и, конечно, не одна, я очень плохо знаю Империю.
   - С тем самым знакомым...
   - Нет, с другим. Мы попали в переделку, но нас вовремя выручили. Тот самый знакомый - первый - и выручил, - девушка всхлипнула, по щекам вновь потекли слезы. - Если бы я знала, что он за мной отправится! Мне и в голову не пришло. А я, дура, убийца, еще обрадовалась, что он меня нашел! - Артис вытерла слезы и продолжила. - Мы собирались в Алас-Амару, но не добрались.
   - Телепортация не сработала?
   - Да, но мы здесь не при чем. Мы плыли на корабле. О, Свет, они же могут о нем что угодно подумать, они же вполне могли повернуть назад.
   - Ничего не понимаю.
   - Темный, ты знаешь, что такое Врата Энолиара?
   - Читал, - у Темного затряслись поджилки. - Звездный Год, верно?
   - Да. Ты знаешь, как эти Врата выглядят?
  Темный молча помотал головой. Ни в одной книге по этому поводу не содержалось ничего путного, кроме голой констатации, что, дескать, по эльфийским легендам, есть такие Врата, открывающиеся раз в двадцать тысяч лет.
   - То, что вы видели над озером, когда нашли меня, было ими.
   - Что?!
   - Они не до конца закрылись и сработали не так, как должны бы сработать. Поэтому я осталась в Империи, только перенеслась от Зубцов в эти горы. А корабль плыл в Алас-Амару... Я думала, я надеялась, что он приплывет... Но, видимо, после увиденного... Они решили, что это специально, что это сделали мы сами, и повернули обратно. Темный, это точно Орден, ты не ошибаешься?
   - Хотел бы я ошибаться. Но я видел Орден изнутри, так что ни с чем не спутаю. Точно.
  Глаза девушки вдруг расширились, она что-то неслышно прошептала белыми губами.
   - Что?
   - О, Боги, Боги, какая я идиотка! - она стиснула зубы и помотала головой, словно от сильной боли. - Он же говорил, говорил мне! Его же так с борта скинуло, что и сознание потерять недолго. А это значит... У него больше нет защиты, - еле слышно прошептала она наконец, - у него нет надежды на спасение.
  Все молчали, они уже поняли, что имеется в виду.
   - Он - эльф, - сказала наконец Артис. - Самый настоящий эльф.
  Темный кивнул. Все верно, надежды на спасение нет. Он никогда не понимал выгоды уничтожения эльфов. Причины - понимал, а выгоду - нет. То, что выходило, на проверку оказывалось столь ничтожным, что смешно становилось. Своими руками уничтожить источник громадных, неисчерпаемых знаний, оборвать нить прошлых лет, выбросить на помойку алмаз, а себе оставить граненое стекло... Идиотизм же - стремиться к вечной жизни и уничтожать Вечных. Уж не потому ли, что могут последние порассказать о вечности малоприятные вещи? Все в рассказе встало на свои места, кроме одного.
   - Артис, я не понял, а он почему оказался за Вратами? Не успел?
   - Не знаю. Врата его не приняли, мне так показалось. Он вообще очень, очень странный, так что все может быть.
  Темный мысленно согласился, только очень странный эльф решится покинуть родной лес и отправиться на почти верную смерть ради... невесть чего.
   - Темный, ты можешь узнать, где он сейчас? Где конкретно.
   - Для чего?
   - Сможешь?
   - Постараюсь. Если тебе еще что-то присниться.
  И вновь они молчали, потому что знали - присниться. И будет сниться и сниться, до самого конца. Нечего говорить, незачем утешать, потому что бессмысленны и лживы слова. Не спасти, не спасти эльфа, как не вытащить горящего полена из костра. Хотя бы потому что не успеть, ибо жизнь эльфа в Ордене короче жизни полена в костре.
  Глава 2. Сны и явь.
  На четвертый день пути Эллиадан перестал на что-либо надеяться. До сего времени надежда его не покидала, безумная, хоть на что, а надежда. Сначала он надеялся, что его так и оставят привязанным к мачте на медленно погружающейся в воду "Звезде". Так, по крайней мере, предлагали Ниглс и его приятель Верста. Ринсу было, конечно, безразлично и на все наплевать; Тарик же совместно с Корнем считали, что такая легкая смерть - слишком малая цена за погубленный корабль. Смерть эту предлагалось усложнить, причем такими способами, что Эллиадан, даже просто слушая разговор, покрылся холодным потом. Но все надежды оказались тщетными, потому что верх взяла третья компания, состоящая из капитана и его помощника, людей далеко неглупых. Капитан заявил своей команде буквально следующее: "А теперь помолчите и послушайте умного человека. Того, кто этого хоть пальцем тронет, я лично этот палец сожрать заставлю". Команда притихла.
   - Что вы встали, мать вашу на раскоряку, как худой шлюп на берегу! - внезапно заорал Рони. - Я за вас буду плот спускать?!
  Шлюпки разбились при столкновении "Звезды" с губительными подводными камнями, но берег был недалеко (при желании можно и вплавь добраться), море успокоилось до полного почти штиля, а корабль погружался очень медленно, так что команда успела собрать большой плот.
  Арнгольд подошел вплотную к Эллиадану и осмотрел с ног до головы, будто мерку снимал. В глазах его стояло безразличие, холодное спокойное безразличие, которое показалось эльфу едва ли не страшнее Тариковой неприкрытой ненависти.
   - Ребята, волоките сундук с камбуза! Живо!
   - Капитан, зачем? - то ли возмутился, то ли удивился Тарик.
   - Ты, Тарик - дурак, - спокойно ответил капитан, не оборачиваясь. - И потому ты всю жизнь будет матросом. Я - человек умный, поэтому я капитан. Тебе хочется разгуливать по суше по милости этого ублюдка, а мне - нет. И я не буду.
  Эллиадану сказанное не понравилось чрезвычайно, сердце его застучало быстро-быстро, а внутри пробежал отвратительный холодок.
   - Понял? - осведомился Вестрок Арнгольд у эльфа. - Ты мне все вернешь, не сомневайся.
  Он медленно поднял свой ятаган и вдруг резко и сильно обрушил рукоять на висок Эллиадана. В глазах у того взметнулись красные и золотые искры на угольно-черном фоне, но сознания он все же не потерял. Мир перевернулся, поплыл куда-то и вдруг стал ужасающе тесным и душным. Тьма вспыхнула малиновым, растеклась огнем по всей голове и накрыла эльфа всей своей тяжестью.
  Очнувшись, он долго и мучительно вспоминал произошедшее и надеялся, что оно было сном. Но нет, виски ломило, а перед глазами то и дело пускались в пляс огненные пчелы. Но хуже всего оказалась теснота. Хуже впившихся веревок, хуже затекших мышц и невозможности повернуться, хуже разговоров снаружи. Эллиадан знал, что с этим можно справиться, и он справлялся не раз до этого дня. Особенность, характерная почти для всех эль-марди и доставшаяся ему в наследство от матери, раньше особых неудобств не причиняла. В конце концов, он эль-марди лишь наполовину и ничего, кроме черт лица и боязни тесноты не досталось ему в память о матери. Да, Эллиадан знал, как с этим недугом совладать, но для этого требовались спокойствие и вера с себя. С последним условием у Эллиадана и всегда возникали трудности, а разговор снаружи никоим образом не способствовал и первому.
  Арнгольд был неглупым человеком, а кроме того, он не собирался становиться ни крестьянином, ни монахом. Нет, он хотел по-прежнему быть капитаном, а, лучше того - владельцем прекрасного трехмачтового парусника. И в этом стремлении ему помогала сама судьба, ловко обернувшаяся эльфом, угробившем "Звезду". Орден, рассчитывал Арнгольд, поймет его и команду - людей, потерявших судно, да ведь и эльф чего-нибудь да стоит. Конечно, неприлично доброму последователю Вседержителя просить воздаяния за богоугодное дело, но и не приходится обычно просить. Обыкновенно братья сами неплохо соображают. Да, поддерживал капитана Рони, вот, к примеру, Косолапый. Кем был Косолапый - боцманом. А теперь он совсем и не Косолапый, а господин Мелор Вадейк, владелец шикарного "Золотого якоря". И ведь быть бы Косолапому всю жизнь боцманом, не попадись ему на пути два злостных еретика, умело замаскировавшихся под коробейников. Боцман не сплоховал, помог Ордену, а Орден его не забыл. Все честно.
  При этих словах деревянные бока сомкнулись вокруг Эллиадана еще теснее, воздух уже с трудом проникал в легкие. Напрасно Эллиадан твердил себе, что ему все кажется, что стенки сжиматься не могут, что места сколько было, столько и осталось, а воздуха более, чем достаточно. Напрасно вспоминал давний разговор с Филландиром насчет обмана чувств. "Я знаю, - сказал он как-то Филландиру, - что пространство уменьшаться не может. Но ведь я вижу - собственными глазами - как становится все теснее и теснее". Филландир усмехнулся своей знаменитой приснопамятной усмешкой. "Ты не видишь, - ответил он. - Глаза здесь не при чем. Видят твои чувства, а они обманчивы. Только разум может остановить приступ, потому что разум знает о возможном и невозможном". "Может, да отчего-то не останавливает". Ухмылка Филландира означала - "а нечему у тебя останавливать", но вслух он сказал другое. "Ты не доверяешь разуму, вот он тебя и подводит. Ты полагаешься только на чувства, а они тебя обманывают".
  Вполне возможно, что чувства снова сыграли злую шутку, но разбираться не было сил. Наваливался страх, безотчетный ужас, всегдашний спутник досадного недуга. Страх, который шептал о забытых горестях и напоминал об ошибках, страх, который заставлял темноту сжиматься вокруг и придавливать подобно свинцовому одеялу, страх, который превращал воздух в яд.
  "Ты идиот, - шептал страх, - ты убожество. Ничтожество. Смерть равна смерти! Ха-хаха, дурак! Смерть не равна смерти. Ты скоро поймешь. Совсем скоро. Бывает смерть быстрая, как от стрелы в сердце. А есть такая, что часы покажутся тебе веками, а минуты - тысячелетиями. Бывает смерть полная и окончательная, а бывает - о, бывает так, что душа умирает, а тело живет. Помнишь Феордала, - пел ужас, - помнишь? Помнишь Кириэль? Помнишь ли ты Альед-ан-Рагнар, розовую от крови пену и острые, такие острые камни под Изумрудной скалой? С тобою будет то же самое. Помнишь незабудку, не забыл серебристо-припудренную бабочку, - как она металась по комнате, как путалась в крыльях! Ты будешь такой бабочкой, ты так же потеряешься в коридорах собственной души".
  Эллиадан помнил все. Страшную сумятицу, близкую к панике, когда пришло оглушительное известие: Феордал утратил разум. Сошел с ума. Помнил, как мать его впервые в жизни запретила ему, категорически запретила выходить из дома. Разговор матери с родителями Лириона, - они не знали, что он все слышит... Серебристая пыль, в которую рассыпалась бабочка-незабудка, освободив последнюю частичку души Феордала. Днем позже с востока пришла весть от Альдарона о случившемся. Весть и неизмеримо грустные строки, сложенные остатками угаснувшего почти разума и умирающей души.
  "С тобой будет то же самое. Один конец и отцу, и сыну". Стены сундука сомкнулись еще теснее, крышка навалилась, Эллиадан физически ощущал плохо обработанное дерево, скребущее по коже. Легкие налились огнем, сознание начинало меркнуть, кляп только усиливал нехватку воздуха. Краем улетучивающейся воли Эллиадан уговаривал себя не дергаться и успокоиться, но все тщетно. Из груди его вырывался не то хрип, не то стон, а судорога изогнула тело. Тьма сомкнулась окончательно, Эллиадан потерял всякий контроль над собою, он даже не понимал, что происходит.
  Когда сознание вернулось, Эллиадан понял, что вокруг светло, просторно и много чистого воздуха - дыши - не хочу. И он дышал, захлебываясь, не замечая текущих слез и сотрясающей его дрожи, дышал и не мог надышаться.
   - Припадочный, - констатировал чей-то голос.
  Чьи-то руки потрясли его, и эльф окончательно пришел в себя. Арнгольд держал его за плечи и вглядывался в лицо, остальные маячили за спиной капитана. Он, Эллиадан, частично освобожденный от веревок сидел в ящике, поставленном на землю.
   - Что это было? - с издевательской заботой спросил Арнгольд. - Что за припадки?
  Эллиадан только помотал головой.
   - Тесноты боишься, - сказал, именно сказал, а не спросил капитан.
  Эллиадан промолчал, не считая нужным подтверждать наличия клаустрофобии.
   - Ясно. Придется тебе пешком прогуляться денек-другой. Умереть я тебе не дам, не надейся.
  Но все же Эллиадан надеялся, неизвестно на что. Все казалось ему, что все - сон, дьявольский жуткий кошмар и что исчезнет он с проблесками зари. Врата не пустили его, они заскрежетали, закричали и судорожно захлопнулись, отбросив его на палубу "Звезды", а сам корабль - на четыреста миль к северу, - все сон. Шторм, оборвавший паруса, сломавший мачту, разбивший шлюпки и наконец - весь корабль, - сон. И то, что он почувствовал, когда очнулся привязанным к обломку мачты с привкусом крови во рту, и глаза моряков, и страшный треск сминаемого борта, и накренившаяся палуба - все сон. Но проходили дни, заря сменялась зарей, а сон становился только страшнее, таким, какой может быть только явь.
  На пятые сутки Арнгольду надоело бесцельно бродить с пленником по безлюдным местам севера. По прямой расстояние до Мелона было небольшим, около сотни миль, но рельеф оказался сложным, да и моряки не знали этих мест. Леса сменялись болотами, холмы - остатками древних гор, лога - пригорками, а кустарник - вновь лесом. Кроме того, необходимо было предупредить Орден заранее, а потому капитан принял решение отлучиться на некоторой время. Логично, что на время отсутствия Арнгольда за старшего оставался Рони. Явь определенно превосходила любой, самый страшный кошмар. По какому-то невероятному капризу, а, вернее, благодаря точному расчету и руководству Рони, в карауле остался и Тарик. На второй день после высадки поведение матроса вдруг кардинально изменилось: он перестал отпускать оскорбления в адрес пленника и не живописал более будущего Эллиадана - недалекого, недолгого и неприятного. А за день до остановки Тарик вообще превзошел себя самого - принес Эллиадану воды и даже не пожелал захлебнуться насмерть. От такого Эллиадан и впрямь едва не захлебнулся.
  Поначалу все шло неплохо, день прошел сносно, два матроса и помощник капитана беседовали о бесчисленных плаваниях, перебирали воспоминания и байки о заморских странах. Отгорел закат, высыпали звезды, Эллиадану же становилось все тревожнее и тревожнее, словно в затишье перед бурей, будто в темном провале в сознании перед взрывом инсайта. Рони словно невзначай завел речь о штормах, которых не бывает возле Зубцов.
   - Какие там шторма, - не понял уловки Ринс, - штиль там может быть, а до всего остального - легче хрен на лбу отрастить, чем у Зубцов в шторм попасть.
   - Вот ты, считай, отрастил, - фыркнул Рони.
   - Ха, штиль! - сплюнул Тарик. - Ты и штиля-то не видал. Вот в запрошлом году нам один парень врал, помнишь, Рони, мы еще у Косолапого сидели... Нет, ты тогда с девкой уперся.
   - Ну, помню.
   - Вот, мы с матросом с "Быстрого" пили, - он и баял. Мол, был лет пять назад штиль - месяц ни ветерка...
   - Ну, был, - вклинился Ринс. - Я тогда в Мелоне чуть не спился со скуки. Я тогда с Белоглазым ходил, а посудина-то безвесельная - ни взад, ни вперед, как приклеенные в порту торчали. Мало не свихнулись. Точно, пять лет тому это было.
   - Пять лет тому назад ты еще под себя гадил, - отозвался Тарик. - Не мешай. Врал тот парень, что на море кто-то из наших встрял, ну и ребята друг дружку жрать начали.
   - Брешешь!
   - Кобель, батя твой, брешет.
   - И чем кончилось?
   - А чем - кого сожрали, кто сам за борт, а кто свихнулся. Ордену, говорят, после работенки было!..
   - С капитана, поди, жрать начали.
   - Да ну, на хрен, траванешься им, капитаном. Их даже акулы не жрут.
  Рони с Тариком захохотали, Ринс опасливо хихикнул.
   - И все же был шторм, - сказал Рони, отсмеявшись. - Я только одного не пойму - он это устроил или девка его.
   - Жалко, не отодрал ты ее, - хмыкнул Тарик.
   - Нужна она мне как хрен на жопе. Ни кожи, ни рожи, меня с таких блевать тянет.
   - Да, - хохотнул Тарик, - не повезло же тебе.
  Эллиадан чувствовал взгляд в упор, но не открыл глаз. Он все еще надеялся, что побоится Рони возвращения Арнгольда, что все сказанное - из той же области, что и красочные Тариковы описания его, Эллиадана, будущности.
   - Ну что, поиграем? - ухмыльнулся Рони. - Просветим беднягу. А то он в Ордене еще свихнется в первый же час. Неудобно перед братьями выйдет.
   - Капитан же вернется...
   - Заткнись! Плевать я хотел, мне эта вошь остроухая еще с первого дня поперек горла! Поиграем - каждый по-своему.
   - Ребята, - слабо сказал Ринс, опасливо косясь по сторонам, - вы ж его убьете. Или позаражаетесь...
   - Не твоего ума дело. Не тебе хоронить, не тебе и по знахарям ходить.
   - Надо же, как ты забоялся... На стреме, что ли постой, коли вовсе обгадился.
   - Да пошел ты, я рыжий, что ли!..
  
  В Круговых Охранных горах назревало беспокойство, и чем ближе к ночи, тем яснее. Вняв гласу разума, компания повернула обратно, продвигались теперь быстрее, благо путь был уже известен. Темный изложил свои соображения насчет Кивира, на что Огр заявил, что в гробу он видал эту паршивую дыру, а Торн с Артис промолчали. Артис вообще за весь день и пары слов не сказала, и волшебник ее прекрасно понимал.
  На привале девушка отказалась от еды, чему, кажется, был рад Огр, хотя голодная мышь могла нанести куда более существенный урон их запасам, нежели Артис. Темному и самому было очень не по себе. Обитель Ордена отнюдь не являлась тем местом, что он хотел бы посещать вновь и вновь.
   - Артис, как он выглядит? - спросил волшебник в конце концов, ничего не придумав.
   - Зачем тебе знать? Ты эльфа и без того ни с кем не перепутаешь.
   - Всякое бывает, - пожал плечами Темный. Однажды, покинув тело впервые, он не сразу узнал в проекции самого себя, но эльфов, правда, это не касалось.
   - Он выглядит как пятнадцати-шестнадцатилетний юноша, - Артис, кажется, поняла Темного. - Высокий, наверное, с Огра, стройный, с серебристыми волосами и фиолетовыми глазами. Красивый.
   - Э-э, лесной, что ли?
   - Да, эль-айдани, а есть разница?
   - Нет, нету разницы. Теперь самое главное - тебе успокоиться, иначе не заснешь.
   - А ты?
   - А я буду ждать, - бодро ответил волшебник, хотя бодр не был, - и возьму след, если появится, - уверенно закончил он, хотя и уверенности в успехе предприятия сомневался.
  Прежде всего сомневался, что Артис вообще удасться заснуть, но эта сложность разрешилась перед рассветом. Теперь оставалось сомневаться только в себе. К рассвету Темный успел повторить все нужные заклинания по десять раз и настроиться; если след будет таким же четким, то взять его труда не составит, главное - не ошибиться со временем. Варк и гном спали, причем Торн в какой-то неудобной полусидящей позе. Артис свернулась клубочком, дыхания ее совершенно не было слышно сквозь отдаленный гул водопада. Темный ждал. Горы застыли под едва-едва светлеющим небом, словно тоже ждали. И они дождались.
  Кинув машинально взгляд на Артис, Темный вздрогнул и напрягся. Сон ее неуловимо изменился, стал беспокойным и тревожным, волосы разметались во все стороны. Волшебник стиснул зубы. Рано начнешь - все испортишь, поздно спохватишься - не успеешь поймать след. А сон становился все страшнее, девушка, не просыпаясь, помотала головой и стиснула зубы. Волшебник выругался про себя и мерно начал произносить заклинание стабилизации. Артис затрясло, Темный схватил ее за руку и начал повторять заново - громче и с другими интонациями. Вот он, след! Словно жидкий огонь разлился по ладони, огненная веревка дергалась, вырывалась, пыталась ускользнуть, - волшебник держал ее все крепче и крепче. Третий раз, произнося заклинание, он почти кричал. Веревка замерла, лишь слегка пульсировала и неприятно щекотала, Артис содрогнулась и, Темный резко дернул ее к себе. Девушка моментально открыла глаза, но еще не успела проснуться, а Темный видел теперь только два провала зрачков и смотрел, смотрел, смотрел в них, пока мир не начал меркнуть. Волшебник изо всех сил старался не взглянуть на что-то постороннее, чтобы не сбиться. Появилось ощущение полета, и два черных провала начали расти, расти, пока не заняли собою все обозрение. Тогда, переведя дух, волшебник произнес заклинание спирит-экзоференда и перестал чувствовать холод раннего утра и руку Артис в своей ладони.
  Тело его так и осталось сидеть в Охранных горах, подавшись вперед и сжимая руку совершенно проснувшейся Артис, а дух продолжил странствия по черному как сама первобытная Тьма тоннелю. Слышал Темный, что будто бы перед смертью видят люди то же самое, что и он при перемещении в проекцию: длинный-длинный темный коридор, а в конце его - слабый поначалу свет. Но кто возвращался из того коридора, чтобы рассказать? Свет и вправду приближался и из светлого дневного становился красноватым огнем костра или камина. Только Темный точно знал - ни того, не другого, ибо жечь эльфа еще рановато, а очаги, столь любимые и часто используемые мериторами, уютным словом "камин" язык не поворачивался назвать. А язык и в самом деле не поворачивался, не было сейчас у Темного языка, не было кожи, чтобы почувствовать, холодно или тепло в этом тоннеле между Бытием и Тьмою. Как же он видел? Темный и представления не имел. Не он этот тоннель прокладывал, не он душу творил, даже не он заклинание ее временного освобождения придумывал... Свет все разгорался, все теплел и стены коридора раздались неожиданно в прямоугольник комнаты, в которой пылал большой очаг.
  
  Эллиадан открыл глаза. Раз открыл, стало быть, еще не умер. И, стало быть, не умрет, раз этого не произошло сразу. Что было вчера? Или не вчера... Сегодня... завтра... когда же? Рассвет. И Арнгольд. И крики, ругань, беготня, обнаженный ятаган - почему? И боль. Боль дикая, разрывающая все внутри. Откуда это, почему?..
  Дышать было трудно, он был замотан, словно гусеница в шелковый кокон. Но даже мелкие-мелкие вдохи-выдохи причиняли нестерпимую боль, до ломоты в глазах. Во рту стоял мерзкий металлический привкус крови и сводило низ живота. Приступами. Волнами. Во время приливов мир переставал существовать, во время отливов пульсировал часто и жарко. Что с ним произошло?
   - Капитан, он живой.
  "Кто живой?".
   - Да?
   - Ага, смотрит.
  "Куда смотрит?".
   - Хм-м, действительно... Молись, Тарик, молись, сука. Я тебе обещал и слово свое сдержу. М-да, и в самом деле, живой.
  Над Эллиаданом нависло чернобородое, вроде бы виденное раньше лицо. Но вот где?
   - Так, ребята, где трава? Давайте ее сюда.
  Где-то зашуршало; Эллиадан смотрел в небо, и постепенно к боли прибавилось чувство невыразимого омерзения. Оно словно оттаяло и полезло наружу. Откуда, почему? Почему он ничего не помнит?!
   - Ага, - плеснула вода. - Ты меня слышишь?
  "Ну, слышу", - Эллиадан отрешенно рассматривал облака. Облака заслонила крупная мозолистая ладонь.
   - На меня можешь посмотреть? Можешь?
  Усилием воли Эллиадан перевел взгляд вперед.
   - Вот, хорошо, с ума, значит, не спятил. Пей, давай.
  В губы что-то толкнулось, пахнуло водой и чем-то совершенно отвратительным. При одной мысли о глотании у эльфа закружилась голова.
   - Ребята, голову ему приподнимите.
  Чьи-то руки исполнили приказ, Эллиадан едва не закричал.
   - Осторожней, идиот! Пей, слышишь, это лекарство.
   - Капитан, по-моему, он в обморок щас грянется.
   - Это Тарик, сволочь тупая...
   - А Рони куда глядел?!
  Внезапно дышать Эллиадану стало невозможно, инстинктивно вдохнув ртом, он поперхнулся мерзкой жидкостью. "Отрава. Яд". Несколько глотков все же достигли своей цели, мир почти тотчас же закачался и поплыл. Боль начала отступать, но вместе с нею пропадали сознание и память. Липкий бредовый сон окружил Эллиадана, навязчивый и неотступный.
   - Молитесь, сволочи, чтоб ему память как следует отшибло. Крепко молитесь. Забудет, ваше счастье, можно еще будет чего наплести. Главное, чтобы он сам не рассказал.
   - Он и в памяти...
   - Молчать! Ты вообще здесь никто. Бог даст, все путем выйдет, но на меня не рассчитывай, я лучше кобеля паршивого в помощники возьму. Но если не выгорит дело, если он хоть что-то вспомнит - я расскажу, как все было. Это говорю я, Вестрок Арнгольд. Пусть вас, ублюдков трахнутых, на кол сажают, мне дерьма не жалко.
  
  Темный очутился в низкой хорошо освещенной комнате. Горел огонь в большом камине, солнце вовсю уже врывалось сквозь широкое зарешеченное окно. На камеру пыток помещение не походило однозначно - отсутствовали приснопамятные орудия для развязывания любых языков, не было видно палачей. Вообще никого, кроме искомого эльфа, в комнате не наблюдалось. Он, конечно, он.
  Темный со смесью жалости и интереса рассматривал впервые виденного им Вечного. Тот, совершенно обнаженный, был прикован какими-то на диво хитроумными кандалами в широкой деревянной лавке. Только это и напоминало об Ордене и незавидном положении эльфа. Но в первую минуту Темный поразился не этому. Не это он себе представлял, совсем не то. Не думал и не гадал он, что у Артис такой странный вкус. Волшебник готов был усомниться в способности правильно оценивать женские чувства к кому бы то ни было. Он-то думал, что эльф - ее любовник, да так по ее словам и выходило. Не принято как-то, даже и у женщин, сбегать от простых друзей. Но никогда, ни при каких условиях, не пришло бы Темному заподозрить между Артис и этим эльфом хоть что-то, выходящее за рамки дружбы. Лет пятнадцать, если на человеческий взгляд, с натяжкой - шестнадцать. Сколько же на самом деле? "Стройный и красивый", - сказала она. Насчет первого Темный не спорил, хотя такую степень худобы принято именовать истощенностью, а отнюдь не стройностью. А вот красивый... - Темный привык, что женщин привлекают иные мужчины, такие, как, скажем, варк. Мужчины, то есть существа, внешне отличающиеся от женщин не только некоторыми анатомическими излишествами пониже пояса. Было в лице эльфа что-то потустороннее, что-то целомудренно-бесполое, ангелов так принято рисовать... Но ангелы-то они на то и бестелесны... Странное, почти полное сходство - длинные светящиеся волосы чистого серебра, белая-белая кожа и такое выражение лица, что... не описать. Лишь глаза не мог сравнить Темный, поскольку эльф, кажется, был без сознания.
  На груди эльфа лежал медальон на цепочке, застегнутой на шее. Темный заинтересовался и приблизился (подойти он не мог - ноги остались в горах). Странный медальон, древний и непонятный. И неприятный. Символов, черной вязью расходящихся по золотому фону, Темный не знал. Не видел таких никогда. Странный и коварный медальон, а вернее - амулет, а на самом деле - демоны с Тьмою ведают, что именно. В тот миг, когда Темный разглядывал амулет, глаза эльфа неожиданно распахнулись. Темный вздрогнул, если бы было чем. Огромные, миндалевидные, со слегка оттянутыми к вискам уголками, отчетливо фиолетовые, глаза медленно обвели комнату, задержались на солнечных лучах, бьющих сквозь переплет решетки.
   - Лайнарэ, - услышал Темный, - лайнарэ-линн.
  "Снова. Снова и опять. Что - опять?".
  Взгляд устремился прямиком на Темного и стал заинтересованным. "Видит?!".
   - Нэли.
  "Слышу, - перевел Темный. - Не понял, как можно слышать проекцию?".
   - Можно, - прошептал эльф по-имперски. Чисто, без малейшего акцента. Голос оказался неожиданно приятным, совершенно человеческим. - Ты кто? - эльф не поражался, не удивлялся.
   - Человек. Маг. Знакомый... Артис.
  Эльф содрогнулся и явным образом растерялся. Еще бы, если Темный правильно понял, эльф должен думать, что девушка его за пределами этого мира.
   - Говори.
   - Что мне сказать - ей снятся сны. Догадываешься, какие?
   - Так вы в Империи?
   - Почти. Мы на границе Империи и Вирессы. Ваши Врата не сработали.
  Эльф только вздохнул, взгляд его переместился в сторону.
   - Где ты сам?
  Эльф вновь взглянул на Темного.
   - Вам не нужно этого знать. Это бессмысленно.
  Темный мысленно признал абсолютную правоту эльфа.
   - Скажи что угодно, лишь бы подальше, чтобы и в год не добраться. Обещай, что не станете пытаться мне помочь. Мне будет трудно умирать, зная, что... ваша гибель на моей совести. Обещай не помогать.
   - Хорошо, - ответил Темный.
  Эльф кругом прав, это верная смерть. Только вот не сойдет ли девчонка с ума от этих его снов, особенно - от последнего.
   - Сны - ненадолго. Ненадолго.
  Темный почти испугался внезапного ответа мыслям, хотя он и до этого не вслух говорил. До него внезапно дошло, что и эльф теперь говорил, не разжимая губ. Почему же он, Темный, не слышит мыслей невольных собеседника? Эльф же хотел что-то сказать, но споткнулся и сказал другое:
   - Сюда идут. Тебе лучше исчезнуть.
  Через минуту послышались шаги, голоса. Темный хотел уйти в проекцию высшего уровня, но не сумел и лишь отлетел в противоположный угол комнаты.
  
  
  Встретил команду "Звезды Запада" сам конгестор. Верит, к удивлению Эллиадана, оказался не таким уж низким, как пелось в куплетах виртанов, по крайней мере, он был повыше Коротышки Ниглса. Черное просторное одеяние без единого светлого пятнышка струилось складками и колыхалось при каждом движении священника. Серебряный Знак на груди и черный же головной убор, напоминающий шапочку и колпак одновременно.
  Люди низко поклонились, Эллиадан наклонил голову. Кланяться ему было незачем, да и попросту трудно. Несмотря на испуганно-удивленные разговоры команды по поводу стремительного выздоровления, эльф был еще далеко не здоров. Несмотря на то, что последний раз ту жуткую отраву для рассудка Эллиадан пил неделю назад, она все еще растекалась по памяти одним большим белым пятном. Свое состояние он мог объяснить, объяснить, но не вспомнить. Ничего после ухода Арнгольда, и сам-то уход всплыл в памяти совсем недавно. Интересно, как Арнгольд объяснит его переломанные ребра? Он, Эллиадан пытался сбежать, а его поймали? Или все произошло еще на корабле? Как бы ни объяснил, легче от объяснения не сделается.
  Ни о чем не спрашивая, конгестор жестом приказал следовать за собой. В молчании Верит, а за ним - моряки и никак не привыкнувший к отсутствию веревок Эллиадан, миновали коридор с гладкими стенами без украшений, тускло освещенный лампадами. Распахнулась дверь в конце коридора, обнажая белое, светлое нутро комнаты. Переступив порог, Верит отошел в сторону, открывая следующих за ним взору находящегося в комнате. Старец с окладистой белоснежной бородой в белоснежном сияющем одеянии медленно поднялся из-за невысокого стола и сделал шаг навстречу. Вся команда разом упала на колени, лбами в пол. Эллиадан слегка удивился. Старец неожиданно понравился эльфу, в нем не слышалось ни ненависти, ни страха, ни равнодушия - только понимание и сочувствие. Именно мудрости и опыту прожитых лет поклонился Эллиадан, а не званию, которого поначалу и не вспомнил.
   - Встаньте, дети.
  Звучный, негромкий, мягкий и вместе с тем властный голос поднял моряков с мраморного пола. Люди очень нехорошо покосились на демонстрирующего неуважение к белому духовенству Эллиадана, а эльфу вдруг стало светло и почти легко дышать. Он ясно понял, что выйти он, конечно, отсюда не выйдет, но и ничего унизительного с ним не случиться. Убить - убьют, но смеяться и плевать в душу не станут.
   - Расскажи, сын мой, расскажи, как все было, - обратился старец к Арнгольду. - По порядку и не спеша.
  Арнгольд откашлялся и начал. Он не живописал собственных заслуг, не чернил пленника, но полно и подробно рассказывал, практически не отступая от истины. Эллиадан слушал и оглядывал остальных. Слушал конгестор, внимательно склонив голову; слушал седой архистенезис и по лицу его ничего невозможно было разобрать; слушали матросы, скромно опустив головы. И никто, кроме Эллиадана не слышал - архистенезис не верит, не верит словам капитана!
  А Всеневор, архистенезис Белоградский, и в самом деле не верил. Он прожил достаточно лет и видел достаточное количество лгунов, чтобы научиться отличать правду, хотя бы и неполную, от лжи, хотя бы и частичной. Пока только архистенезис не понимал, где и в чем лжет капитан, но ложь его была несомненной.
   - Благодарю тебя, сын мой, за подробный рассказ, - медленно наклонил он голову, когда Арнгольд окончил повествование. - Благодарю вас всех, дети мои, за то, что не побоялись и не поддались мстительным намерениям и греховным желаниям.
  Капитан низко склонился, не выдав себя ничем, а вот один из команды, широченный детина с косицами на висках едва-едва усмехнулся. Практически незаметно, почти про себя, но Всеневор заметил.
   - Верит, позаботьтесь обо всем необходимом, - конгестор немедленно поклонился и вышел. - Вы мне еще понадобитесь, дети. К сожалению, так - пока я не могу предоставить вам достойного отдыха. Я должен побеседовать с каждым из вас, ибо чрезвычайно близко находились вы к источнику соблазнов и грехов.
  "Старый идиот", - услышал Эллиадан так четко, словно Рони произнес эти слова вслух.
   - А сейчас вам предоставят те немногие удобства, которые я могу вам предложить. Идите с Богом, дети, и во славу Его.
  Команда еще раз совершила обряд коленопреклонения, а, встав, начала пятиться к выходу. Эллиадан обернулся. Люди эти, как ни иронично, последнее, что он видит из внешнего мира, последняя рвущаяся ниточка, еще связывающая его с жизнью. Внутри шевельнулся не страх, а горечь и тоска по безвозвратно уходящему. Ничего он не успел. Ни-че-го. В глазах Ниглса застыло что-то похожее на сочувствие, взгляд капитана источал надежду, а его помощника - жестокую радость. Эллиадан кивнул им на прощание и отвернулся. Дверь хлопнула. Некоторое время эльф и архистенезис смотрели друг другу в глаза, а затем священник тем же голосом, но совершенно другим тоном спросил:
   - Что с тобой сделали эти мерзавцы? Только не говори, что ничего.
  Эллиадан покачал головой.
   - Лгать не стану, тем более, что вы и сами увидите. Но я ничего не помню и не хочу сочинять, это во-первых, а если бы и помнил, то вряд ли стал бы рассказывать, - это во-вторых. А в-третьих, мои слова ничего не изменят, не правда ли.
   - Да, - кивнул архистенезис. - Потому что издевающиеся над пленником права называться людьми не имеют. Желание причинить боль просто так, тому, кто ответить тем же заведомо не сможет - это крайняя степень болезни под названием грех. Будет преступлением отпускать больных в мир, таким же, как устраивать гуляния во время чумы.
   - Я понимаю. Все же, хоть я и не помню ничего, я знаю, что виновны не все. И вам это известно. И кроме того, вы, я имею в виду весь Орден, также отчасти виновны. Вы поселяете в людях страх перед нами, и порой страх этот, вырвавшись наружу, принимает ужасные формы.
   - А вас нужно бояться, - негромко сказал архистенезис. Без напыщенности или все той же боязни, о которой сам только что сказал. - Обязательно нужно. И прежде всего - вам самим.
   - Но ты не боишься меня.
   - К сожалению. Но вот вас всех, вместе взятых - да. Вы ошиблись сами и хотите, чтобы мы ошибались тоже. Хуже всего то, что вы искренне уверены в правоте ошибочных истин.
  Эллиадан опустил глаза. Он знал, как далеко завело людей их желание исправить чужие ошибки.
   - Да, я боюсь. Того, что не справлюсь, того, что долг мой будет тяжел и горек, как никогда. Я боюсь, Низвергнутый так просто вас не отпустит. Тебя же - особенно.
  Эллиадан молчал. Кто же не знает, в чем именно состоит долг Ордена. Воистину - самый страшный враг - твой непрошеный доброжелатель.
   - Скажи мне, - сказал он наконец, - объясни, почему я должен умереть.
   - Чтобы жить вечно. Нет, сын мой, это не насмешка. Точнее не моя насмешка, а нашего общего врага. Для того, чтобы жить вечно по-настоящему и стать поистине бессмертным, нужно умереть.
   - Именно так умереть?
   - Да. Ваши врата в вечность закрыты наглухо и иначе, как разбить в щепки, их нельзя отворить.
   - Но даже если я умру, то у нас иной путь. Не тот, что у людей.
   - Нет! - горячо воскликнул архистенезис. - Нет! Тысячу раз нет. Вас обманули, и вы обманулись. Ваш путь - тупик, ловушка. Сын мой, я знаю, что вы думаете о существовании по ту сторону бытия, но, поверь мне, так не должно быть. Вы не должны попадать в Свет и пропадать навсегда!
  Эллиадан смотрел в голубые, мутноватые уже, но очень мудрые глаза и сам не верил увиденному. Были в глазах священника только жалость, тревога и искреннее желание помочь. Как будто Свет был чем-то похуже обители Низвергнутого в людских представлениях, а не вечным и нескончаемым покоем.
   - Вы называете себя Детьми Света... Какое страшное имя... Все равно, если бы люди назывались детьми смерти, детьми ада. Нет, все мы - дети Вседержителя, а потому и пути у братьев не могут вести в противоположные стороны. Сын мой, я ничего не обещаю, но сделаю все, чтобы ты никогда не попал в Свет. Ты создан, чтобы жить вечно и не умирать - нигде и никогда.
  
  Темный вылетел в проекцию высшего уровня, как стрела, пущенная из боевого лука. Несмотря на отсутствие тела, его слегка подташнивало. Что это за амулет, что это такое?! Никогда Темный о подобном не читал, никогда о таком не слышал. Что - новые методы вводит Орден, или этот артефакт действует только на эльфов? Вот так - не амулет, не медальон - артефакт.
  Сейчас перед глазами Темного распластался далекий город внизу, но на краткий тошнотворный миг серые строения заслонило видение распростертого тела в оковах и дикий крик разорвал барабанные перепонки. Если бы те были при нем. Что сделал архистенезис, да ничего - дотронулся до висящего на шее артефакта, родного брата - близнеца того, что был на эльфе. И все. И больше ничего. Не нужно ни огня, ни десятков более или менее хитроумных приспособлений, ни толп мериторов, ни лекарей с костоправами. Только старый подагрический архистенезис и невероятной силы артефакт.
  Что они хотят выпытать из этого эльфа - то, что он эльф?! Или хотят, чтобы он себя помесью демона с упырем назвал? В чем ему признаваться, ведь и так ясно - эльф, эльфее некуда. Неужели эльф, если его запытать до смерти, станет кем-то другим. Он, Темный, сам и сознательно выбрал свою судьбу, сам свернул с пути добропорядочного верующего. А этот чем виноват, тем, что родители его были эльфами, да и все остальные предки - тоже? Тем, что не сможет умереть от старости в семьдесят лет?!
  Темный и сам удивлялся тому, как повлияло на него увиденное. Давно, очень давно он так не волновался, хотя, если разобраться, со стороны он никогда подобного и не видел. Это же описать невозможно, что с эльфом творилось! Сначала показалось Темному, что тот просто заснул. А вот потом... Не бывает таких снов, нет, не бывает. Что же внутри у него творилось, что он так кричал? Не зря его не привязали, а именно приковали - не выдержали бы веревки. Даже в оковах тело эльфа так изогнулось, что намертво вкрученные в лавку стальные петли дрогнули. Что с ним делали - неизвестно, а только Темный с перепугу никак не мог найти выход на более высокий уровень. И переместился только тогда, когда эльф рухнул на лавку и замер, словно мертвый.
  "Мать вашу через тын и корыто, в демона рогатого печень, и в жопу, и в ухо", - старательно сказал Темный и пришел в себя. Архистенезис - это значит Белоград. Только как эльф попал бы в Белоград с моря? Темный вгляделся в дома внизу и охнул. Пейзаж напоминал столицу Империи меньше, нежели побритый гном - эльфа. Блеснула синь морского залива, и качнулись в воде отражением прошлой жизни три снежно-белых башни, башни, которые не портили даже полоскавшиеся на шпилях флаги со Знаком. Нигде в Империи больше такого не увидишь, только... Да, все сходится. Возможны два исхода - или он, Темный повредился в уме, или то, что он видит - Мелон.
  
  В дверь архистенезиса постучали. Немедленно вслед за стуком появился конгестор, единственный, кто мог самовольно потревожить высокого посланца Белограда.
   - Они сознались, - поклонился он. - Оба. Вы, отец мой, оказались совершенно правы.
  Архистенезис рассеянно кивнул. Он слышал и дальнейшее его не касается. Телами и душами (точнее тем, что от душ осталось) этих подонков займутся Верит и его мериторы.
   - Что с Вами, отец, нездоровится?
  Всеневор помотал головой. Его слабое здоровье давно уже вошло в поговорку, но хвори на этот раз были не при чем.
   - Нет, Верит, нет. Садитесь, конгестор, не стойте.
   - Возникли трудности? - деловито осведомился конгестор, основательно усаживаясь на стул.
   - И да, и нет. Святыня работает как и положено, правда, куда медленнее ожидаемого, но вот я... Тяжело мне, - неожиданно и спокойно признался архистенезис.
  Верит кивнул.
   - Я понимаю, отец. Я его тоже видел.
   - И что Вы думаете? - перебил Всеневор конгестора, оживляясь. - Тогда я ни о чем не спрашивал. Теперь спрашиваю.
  Верит задумался. Он много чего думал, он уже две ночи подряд почти не спал - все вспоминал, все думал...
   - Что ж, я скажу, что думаю - мне страшно.
   - Как и мне, Верит.
   - Мне страшно за народ, за Мелон, за весь Перешеек. Мы слишком давно их не видели, мы забыли, какие они... прекрасные. Это страшно, клянусь, святой отец, а ведь я не склонен причислять себя к слабонервным, но демон с лицом ангела - это страшно. Ведь это же святой, простите за кощунство, это сущий ангел без крыльев!
  Всеневор кивнул. Верит говорил слова "святой" и "ангел", как произнес бы "нечестивец" и "демон".
   - Я понимаю Вас, отец. Я не отличаюсь чувствительностью, но и мне пришлось бы трудно, и я могу навскидку припомнить имена полудесятка мериторов, что вообще не решились бы сделать хоть что-то. А ведь у меня нет ни нерешительных, ни малодушных, ни изуверившихся.
   - Конечно, - сказал Всеневор. Он понимал Верита и знал, что никогда конгестор его, архистенезиса, не поймет. - Спасибо, Верит.
  Конгестор не смутился, он не зря упомянул о мериторах, хотел немного, совсем чуть-чуть уколоть архистенезиса. Напомнить, что есть серое и черное духовенство, а есть белое, и не следует забывать о своем положении.
   - Отец мой, разрешите спросить напрямик.
   - Спрашивайте, - улыбнулся Всеневор, - я давно жду. Я же прекрасно понимаю, что Вы пришли не за тем, чтобы ввести меня в суть дела этих подонков.
   - Да. Итак, Вы, отец, рассчитываете завершить обряд освобождения до Дня? Или нет?
   - Верит, можете считать меня выжившим из ума маразматиком, но я не дам того ответа, который Вы ждете. Даже того, что вы не хотели бы услышать, не дам. Я скажу то, чего Вы боитесь больше всего - я не знаю.
  Конгестор покачал головой и помрачнел.
   - Я объясню, Верит. Объясню, хоть и не знаю, для чего это сделаю. Я ничего не могу предвидеть, я не могу ничего планировать, и дело не в том, что святыней не пользовались уже триста с лишним лет и не в том, что я, как Вам могло показаться, не умею этого делать. Нет, возникли трудности, непредвиденные трудности. Этот эльф чересчур стоек.
   - Но, отец мой, Вы не рассчитывали, что Лес вышлет первого попавшегося.
   - Не думаю, Верит, что в Лесу после Войны Веры остались первые попавшиеся. Да, он останавливает работу святыни, не дает и настроиться как следует, все упомянутые сроки уже давно прошли, а он все сопротивляется. Но самое главное, он сопротивляется несознательно! Если бы он делал это специально, насколько было бы легче! Я боюсь, Верит, боюсь убить его во время инициации, - а ведь это будет настоящим убийством, абсолютно бессмысленным к тому же - и пытаюсь разобраться. Мне нужно понять, что делать - ждать ли изменений, перевести ли святыню на большую мощь, надолго ли хватит его сил сопротивляться...
   - Поэтому у Вас такой утомленный вид...
   - Вы, конгестор, выглядите не лучше. Не бойтесь, эльф не сбежит и не превратит Мелон в руины. Это я говорю Вам абсолютно уверенно. Что же касается освобождения - все в воле Господней. Я не стану торопиться и поспевать к датам - пусть высокочтимым и великозначимым, но все же только датам. Верит, неужели Вы сомневаетесь - ведь если Создателю будет угодно, то Он поможет мне разобраться и завершить дело в срок. Если же нет, что ж, стало быть, наш публичный жест ему не нужен.
   - Я понимаю, что Вы хотите сказать. Вы имеете в виду, что мы возомнили и пытаемся подменить волю и желания Творца своими собственными. Пытаемся навязать Ему бесполезный для Него, но желанный для нас подарок.
  Всеневор улыбнулся.
   - Что ж, отец, - проговорил Верит после паузы, - я грешен. Но Вседержитель читает в сердцах и потому Ему известно, для чего я хочу поспеть к датам. Знает, что все это - лишь способ выразить мою любовь к Нему.
  Архистенезис улыбнулся вторично.
   - Сын мой, не смейся, я кое-что вспомнил. Когда-то давно у меня была собака.
  Верит прислушался.
   - Собаки вообще существа удивительные, нам бы почаще смотреть на них. Я думаю, Творец создавал их именно с целью показать нам... самих же себя. Моя собака многому научила меня. Однажды она взялась таскать к моей кровати по утрам дохлых крыс. Сначала оставляла у ножки, а затем и на подушку начала класть. Для чего же? А чтобы показать свою любовь ко мне. Ведь она всегда дожидалась, пока я проснусь, ей хотелось посмотреть, как я обрадуюсь. Ради меня она отказывается от такой вкусной жирной добычи - разве не повод ее похвалить. "Ешь, хозяин, - говорили мне ее глаза. - Видишь, какая я хорошая, какая умная, как ловко душу крыс. Мне не жалко, ты же не умеешь охотиться, ешь, хозяин".
  Верит усмехнулся.
   - Прекрасно! А хозяин просыпался каждое утро нос к носу с дохлой крысой.
   - Именно. Но разве можно было сердиться на такое... малоприятное проявление любви.
  Верит встал, архистенезис поднялся также.
   - До свидания, отец, - сказал Верит у двери, - Вы были правы. Молитесь, чтобы у нас отпали хвосты и прояснился разум. Не отчаивайтесь. Господь с Вами.
  
  Насколько легким было проникновение в проекцию, ровно настолько же тяжелым оказалось возвращение. Проекция ни за что не хотела растворяться, хотя Темный забрался уже очень высоко, выше облаков. Он бился и бился, но напрасно, словно в глухую стену лбом. Коридор не появлялся. Темный подавил желание взлететь еще выше, к звездам и остановился. Есть проекция, а есть реальный мир, есть его тело где-то в Охранных горах, только почему-то он не может туда вернуться. Словно пытается плыть против мощного потока. Повернуть бы поток... Как? Через минуту Темный вспомнил известное утверждение насчет того, что природа не терпит пустоты и везде и всегда стремиться ее заполнить. Заклинание пустоты он знал. Но получиться ли, не ведал, слишком много условностей существовало на пути, слишком много неизвестных ему законов. Будь что будет.
  Темный очень тщательно представил себе Охранные горы и себя самого, точнее - тело свое, сидящее на голых серых камнях. На спутников отвлекаться не стал. Представил нить, ведущую от души к телу, заветный коридор и произнес заклинание пустоты, направив вектор на свое далекое воображаемое тело. О, Тьма! О, Бог, которому на всех наплевать! Если бы Темный знал, как сработает заклинание, он ни за что на свете не стал бы говорить ничего подобного. То ли он представил себе тоннель чересчур узким, то ли по какой иной причине, но даже верблюд, протаскиваемый сквозь игольное ушко, не мог бы чувствовать себя хуже. Тем более, что ушко протяженностью не отличается, чего нельзя сказать о коридоре.
  Усилием воли Темный заставил себя смотреть и не ошибся. Впереди забрезжил свет - настоящий, солнечный, волшебник обрадовался ему, словно родному брату, которого никогда у него не было. Однако же и движение замедлялось, и вскоре Темный понял, что застрял. Наглухо. Оставалась нить, что он придумал, что связывала его с реальностью. Темный представил, как он подтягивается - вершок за вершком продвигается вверх. Раз-и-два, раз-и-два. Если делать такое в реальности - заболят руки, но рук нет, так что болит... разум. Раз-и-два. Ползи, Темный, ползи, колдун. Ползи, маг и волшебник, ползи еретик. Ползи, альтруист несчастный! На ладонях могут остаться кровавые мозоли, а на разуме могут? Еще как могут, Темный подтвердил бы это под присягой. Он не замечал ничего вокруг, кроме воображаемой нити, которая начинала предательски скользить и вырываться. Наконец, перехватившись в очередной раз, волшебник не нащупал ничего. Он даже испугался и едва не сорвался обратно, но это был всего лишь реальный мир, всего лишь мир, куда он стремился - он выглядывал, как смотрит клочок неба на поднявшего голову над пропастью. Немыслимым рывком Темный вскинул свое "я" над пропастью небытия и ворвался в свое ничего не подозревающее тело. О, Тьма, что была прежде всего и будет после всего! О, Бог, которому наплевать на всех, кроме себя!
  Прежде, чем открыть глаза, Темный ополовинил фляжку Торна. Очнуться он еще на первом глотке, но, осознав прелесть процесса, продолжил его.
   - Хватит, колдун! В конец окосеешь. Да очнулся он, очнулся, стал бы он, неочухавшийся, так лакать.
  Темный помотал головой и отодвинулся от фляжки, пьянеть в его планы не входило, хотя и было смутное желание, особенно после увиденного. Огляделся - светило яркое солнце, приближаясь к зениту. Артис, Торн и Огр сидели вокруг (а он, оказывается, лежал головой на мешке) и дружно его разглядывали.
   - Ну, - не выдержал варк, - чего молчишь, колдун? Что видел?
   - А ты угадай с трех раз, - с трудом ответил волшебник, садясь прямо. - Сколько времени прошло?
   - Часов шесть-семь, - проговорил Торн. - Солнце, глянь, сейчас за полдень перевалит.
  Темный молчал, не зная, что сказать и как поубедительнее солгать. Очень некстати вспоминалась старая сказка о Танни Правдивом, который избежал казни только потому, что сказал всю правду, когда все ожидали, что он солжет.
   - Ты его видел? - тихо спросила Артис.
  Темный кивнул.
   - Я даже говорил с ним.
   - Что?!
   - Да, хоть убей - не пойму, как он меня мог слышать.
   - О, Свет! Что ты... нет, что он тебе сказал?! Нет - знаю! Знаю, он сказал, чтобы ты выдумал что-нибудь убедительное, будто ничего не видел и не слышал, или засунул его куда-нибудь на край света... Так ведь? Так он и сказал.
   - Почти дословно, - мрачно усмехнулся Темный.
   - Правильно, я на его месте сказала бы то же самое. Тем не менее, он знает, что слова - прах. Он предупредил меня - да, но он знает, что это не поможет. Знает, потому что на моем месте также не принял бы к сведению слова. Где он, Темный?
   - Как ты сказала - "слова - прах". Очень хорошо, стало быть, обещание, данное с их помощью, силы не имеет. Я ему ведь обещал кое-что...
   - Где он?
   - В Мелоне.
   - Спасибо.
   - И что теперь? - поинтересовался варк. - Пойдешь в Мелон?
  Сказал он это так, что Артис минуту раздумывала, что ответить. Наконец сказала:
   - Если бы еще год назад кто-нибудь сказал мне, что я ради мужчины соберусь рисковать жизнью, я бы решила, что этот кто-то самое малое - упал с дерева головой вниз.
  Всеневор с трудом, держась за ноющую поясницу, поднялся с колен. На некоторое время после разговора с Господом ему становилось легче - но лишь на время. В особо тяжелые минуты архистенезис желал быть конгестором - дабы не сомневаться ни на миг во благе и только благе творимого. Собственно, в конечном положительном исходе белоградец не сомневался, он только считал порой, что движется к нему непозволительно окольными, неверными путями, тем самым причиняя излишние страдания освобождаемому.
  Напрасно напоминал он себе знакомые с детства строки: "Светел путь, ведущий во Тьму; широка и приятна дорога к потере души; легко идти по лестнице добродетели, если идешь вниз". Легче от слов не становилось. А причиною всему была жалость - Всеневор всегда, всю свою жизнь жалел эльфов. И тогда, когда бесштанным карапузом слушал древние легенды и сказания, замирая то от страха, то от восторга. И тогда, когда узнал грамоту, прочел "Источник" от корки до корки, не обнаружив в книге не только призывов к уничтожению эльфов, но и самого этого слова не встретив. И тогда, когда пришел к родителям просить о благословении на долгий и безвозвратный путь в Белоград.
  Мало, очень мало кто знал, что родом Всеневор из Перешейка, да не просто из Перешейка, из Мелона или Фардона, а из самой что ни на есть глухомани - из никому неизвестной деревеньки под Дальним Ключом. Сам архистенезис помнил об этом всегда. Именно он настоял на назначении конгестором Верита, именно он перевел указ о виртанах из первой очереди в третью. Именно его, старого больного человека Леуконис, не задумываясь, отправил в утомительное путешествие с еще более утомительной миссией. Его, и не кого иного, ибо только Всеневору было известно, как пользоваться белоградским диском, древней святыней из тайников Ордена.
  Архистенезис горько усмехнулся - знай он заранее о тяжести миссии, неизвестно, согласился бы еще. Верит уверен (какая наивность!), будто эльф притворяется добрым и хорошим, почти святым и едва ли не ангелом. Конгестор и не может думать иначе. В противном случае весь Перешеек превратится в гнездо сомнение, еретичества, маловерия и преступлений. Конгестор же удела, расположенного так близко от последнего оплота эльфов должен обладать всеми необходимыми качествами в двойном и тройном наборе. И Верит обладает. Но он, Всеневор, не конгестор, он не смог бы им стать. Всегда, всю жизнь он жалел старших братьев и желал им помочь. И вот Господь решил показать сыну своему, насколько трудное и горькое поприще тот избрал.
  Всеневор присел на скамью, уставши кругами бродить по комнате. Трудно и горько. Вдвойне горько и тяжело, потому что абстрактная до сей поры жалость ко всем Старшим вообще вылилась во вполне конкретную тревогу за душу вполне конкретного эльфа. Архистенезис чувствовал себя матерью, которой довелось делать своему единственному ребенку кровопускание или прижигание. Страшно. Напрасно Всеневор упрекал себя в предвзятом мнении. Напрасно спрашивал себя, а что бы он, Всеневор, стал делать, будь на месте безобидного, словно бабочка, юноши, скажем, воин. Воин, меч которого не одну тысячу раз обагрялся человеческой кровью, воин, ненавидящий, а еще более презирающий и Орден, и всех людей. Может быть, тогда он, Всеневор, архистенезис Белограда, проводил обряд с легким сердцем? А, может быть, и с радостью? Напрасно. Все равно, от криков заходилось сердце и голова кружилась.
  "Святой"... Святой... Если бы знал Верит, насколько он прав. Никто никуда этого юношу (аристенезис называл эльфа юношей, хотя понимал, что тот много старше его самого) не посылал и поручений ему не давал. Невозможно это. Этот эльф разделяет Веру людей, и десятиминутной беседы хватило, чтобы это понять. Он хочет спастись. Хочет быть вместе с братьями. Потому он, Всеневор обязан сделать все, чтобы желание это выполнить.
  Сейчас артефакт молчал, набирал силу, эльф лежал спокойно и тихо, а Всеневор вспоминал. Давным-давно, в его голоштанном детстве жил в их деревне знахарь. Низенький, сгорбленный, словно паутиной и мхом поросший старичок с некрасивым, страшным даже, худым морщинистым лицом с ввалившимися щеками и маленькими мутными глазами под нависшими бровями. Дети боялись его до истерики, а взрослые относились почтительно и с заметной боязнью. Лечил этот старик хорошо, но странно, если не сказать - страшно. Исцеление от болей в спине и суставах архистенезис запомнил на всю жизнь. По весне копал старик яму в преющем навозе - яму в рост человека, помещал туда больного и забрасывал до подбородка горячим навозом. И начиналось то же самое, что происходило сутки с лишним в соседней комнате. Приходилось старику придавливать плечи больного тяжелыми камнями. Боже, Творец Всемогущий, как кричали исцеляемые! Одни грозили убить знахаря и поносили его самыми гнусными словами, другие умоляли сжалиться, третьи рыдали, а некоторые и сознание теряли. За такие жуткие способы исцеления и побаивались, и не любили знахаря. А только боли проходили с первой же, редко с третьей процедуры и никогда потом не возвращались.
  Артефакт на груди архистенезиса дрогнул и мелко завибрировал. "Ищи, - сказал ему Всеневор, прижимая диск к сердцу, - ищи путь к душе. Нам с тобою обязательно нужно его спасти. Обязательно. Ищи" и вслух добавил:
   - Господь, Отец мой, об одном прошу, помоги мне спасти брата моего. Рассуди, Господь, помоги ему, и дай мне разума и смирения принять Твой выбор. Да исполнится воля Твоя.
  
  - Конгестор! - не выдержал легент Эльронского Ключа, даже привстал с места. - Вы понимаете, что означают Ваши слова? Вы понимаете, что начнется в городах, конкретно в моем городе, сообщи мы такое народу за день?
   - Понимаю. А еще я хорошо знаю, что здесь начнется нечто и похуже, скажи мы собравшимся уже верующим - извините, пошутили, все отменяется.
  Эльронский легент фыркнул в серый воротник, собрание притихло. Верит медленно обвел взглядом склоненные головы, направленные куда угодно, только не на него, глаза и нахмуренные брови. А присутствовали все, даже аресольский и дальнеключский легенты, известные своей неприязнью к путешествиям более дальним, чем от храма до обители. Серые одеяния местечковых представителей разбавляло черное духовенство - донатор Фардона, собственный мелонский и несколько мериторов. Конгестор чувствовал себя хуже, чем в тот день, когда его назначили ответственным за Перешеек, самое смутное и нечистое место во всей Империи. Верит был зол и на леукониса, и на архистенезиса, и на эльфа, и, в первую очередь - на себя самого.
   - Так что же Вы, конгестор, молчите? - голос фардонского донатора звучал глухо, и не верилось, что этот самый сиплый баритон обретал в храме невиданную силу и мощь, буквальным образом воспламеняя сердца паствы. - Говорить нам или нет?
   - Что же Вы, донатор, задаете глупые вопросы? Если я скажу "нет, нельзя говорить", Вы меня послушаете? Вот в том-то и дело, что послушаете, а еще точнее - прослушаете. Говори, мол, Верит, говори, мелонский дурень, а мы все равно поступим по-своему. Так?
  Согласное молчание собрания и ироническая улыбка фархильского легента. "Извини, Верит, извини, дурень мелонский".
   - Я вас понимаю, я знаю, чем обернется День Обретения, если такая толпа хлынет в город разом. Я вас об одном прошу или приказываю - кому что ближе - не обнадеживайте людей. Мне архистенезис по-имперски сказал - не знаю.
   - Мы это уже слышали.
   - А я хочу, чтобы услышали! И Вы, Аневор, в первую очередь. "Не знаю" означает у архистенезиса только одно - "не знаю". Никаких "я знаю, но не скажу", "я хочу потрепать вам нервы", "я не успею, но боюсь признаться". Вы понимаете, братья?! Если не знает тот, кто ведет обряд, то я и подавно не имею представления. Готовьтесь, - добавил Верит тоном пониже. - Поспешайте, но не торопитесь. И, Аневор, - обернулся конгестор к фардонскому донатору, - мы достаточно хорошо знакомы с Вашими убеждениями и Вашими способностями, так что очень не хотелось бы узнать от населения Фардона, что в Мелоне и Белограде проживают лишь недалекие и малодушные священники. Постарайтесь обеспечить.
  Конгестор поднялся, отодвинул жесткое кресло. То же сделали остальные.
   - И последнее. Братья, изыщите способ не сообщать всем. Стены Мелона каменные и не растягиваются, кроме того, нам здесь не нужны припадочные, истеричные, фанатичные и прочие нервно неустойчивые верующие.
  Большинство священников посмотрели на Верита с удивлением и даже с обидой, не понимая, отчего им настолько отказывают в элементарном соображении, сообщая до такой степени банальные истины. Но по оживившимся и насторожившимся физиономиям аресольца и дальнеключца Верит понял, что маленькая речь даром не пропала.
   - Идите, братья. Господь с вами и вашими приходами. До встречи... не будем загадывать, где именно.
   - Господь с Вами, конгестор, - вразнобой отозвалось общество и серым в черный крап ручьем потянулось к выходу из комнаты.
  "Господь с нашим конгестором, - тихо проговорил Верит, оставшись в одиночестве. - Думаю, пора его навестить".
  
  Очнувшись неизвестно в какой по счету раз, Эллиадан долго не мог понять, где он находится. Состояние это напоминало тот ядовитый дурман, в котором он утонул недавно по милости Арнгольда. Эллиадан смотрел в потолок и пытался связать все ниточки воедино, отчего они запутывались еще сильнее. "Был Арнгольд, была вирессийская, по-видимому, отрава, были Тарик и Рони... Когда же это было - до пожара в лесу или уже после? Был Орден, священник в ранге архистенезиса спрашивал меня о случившемся, значит Орден был после... Но как же после, когда после были Острова!". Эльф помотал головой - собственно, это движение было единственным, доступным ему сейчас. Он начал вспоминать с самого начала и все вспоминалось гладко: разговор с Филландиром, Толонесфед, Аресол, Бровка, Артис и Клермон, Таррок и "Звезда Запада", Врата Энолиара... "А дальше?! О, Свет, Артис Врата пропустили, а меня... я куда делся?!". Мысли бежали сразу по трем направлениям, воспоминания, одинаково неприятные и одинаково четкие накладывались друг на друга.
  Эллиадан отчетливо помнил, что после крушения "Звезды" и неудачной телепортации его забросило к дикарям на Острова. Да-да, восточное побережье, Ксалларон, ядовитые стрелы и пляска Смерти. Да - огни, кружащиеся вокруг, все быстрее и быстрее, тошнотворное мелькание в глазах и заунывное на одной ноте пение. Все это было! Или не было ничего... Ведь не менее ясно помнил Эллиадан, как его ударом створки Врат выкинуло в какой-то лес - глухой и страшный. Вот уж не думал он, эль-айдани, проживший в Таннериле всю жизнь, что лес может его напугать. Может. Ненормальный был тот лес, плотоядный и кровожадный, с предательскими лианами - удавками, движущимися деревьями, чавкающими болотами, переплетающимися корнями и жаждой теплой крови. Так был ли пожар? Или это был уже другой лес? Таннерил?
  Нет, невозможно, помнить разом два события, быть одновременно в двух местах. Но хорошо бы в двух, а то и третье вспоминалось. О третьем и спрашивал старый священник. Эллиадан оглядел потолок, решетчатое окно и лучик солнца, заглядывающий сквозь решетку. Какая-то знакомая обстановка... Да если бы и незнакомая, ни в чудовищном лесу, ни на островах темниц не было и быть не могло. Орден.
  Себя Эллиадан не видел, пошевелиться не мог, поднять голову ему что-то мешало, лишь кончиками пальцев он мог нащупать деревянную, кажется, поверхность. Сомнения одолевали его - если с ним произошло что-то из трех, то почему ничего не болит. Не просто не болит, он вообще тела не чувствует, будто стал призраком. При воспоминании о призраках эльфа передернуло - память пополнилась новым клубком плохо связанных между собою событий. Вот это и впрямь могло оказаться сном - сначала боль - неописуемая, потом черный провал, наверное, он сознание потерял - так длилось долго, повторялось много, много, бессчетное количество раз - а затем вот в этой же комнате он говорил с призраком. Определенно, тот же потолок с трещиной, и кусок кладки виден, и солнце так же било в окно, нет, ярче - и он понял, что в комнате не один. Собеседника не было видно, зато было очень хорошо слышно. И сказал тот призрак...
  Нет - Эллиадан закрыл глаза и стиснул зубы - нет. Это сон, вот это - определенно сон. Кошмар. Чего не привидится в Ордене, да еще на грани обморока. Он уже сколько сомневается, сработали ли Врата, вот и приснилось. Но Эллиадан знал - все его самые страшные опасения всегда сбываются, явь всегда бывает страшнее снов, хоть и не всегда такой же четкой и ясной. Он знал - Артис в Империи. "Не думай о ней, - сказал он себе, не вспоминай, не зови. Что сказал этот мираж - ей снятся сны, сны о тебе! Не думай, не зови, сам справляйся".
  Эллиадан уже понял, что его ждет. Понял, что отделить сон от яви и правду ото лжи он вскоре не сможет совершенно. Запутался в трех снах, а когда их будет триста три!.. Он сойдет с ума. Да, с ним будет то же, что и с Феордалом, он станет живым мертвецом, телом без души, чувств и разума. Эллиадан прикусил губу. Это будет длиться долго, дольше, чем он сможет вынести, дольше жизни. Безумие не приходит в одночасье и Эллиадан знал, что, если и сойдет с ума, то гораздо позже, чем захочет того всем сердцем.
  
  Снился Темному сон. Само по себе уже явление неординарное, ибо случалось обычное для всех людей с волшебником отчего-то крайне редко. Сегодня же, а, точнее, на перекрестке между вчера, сегодня и завтра виделся не простой сон, не чехарда из дневных событий, а что-то настолько живое, настоящее, красочное, пахнущее, что и сном назвать было странно. Сначала Темному показалось вполне логичным, что по инерции с дневным разговором об эльфах приснились именно они. Снилось, будто присутствует он, Темный, незримо и неслышимо, на каком-то собрании.
  Большая круглая комната безо всяких признаков окон содержала круглый же стол темного дерева, тринадцать (!) кресел с высокими резными спинками вкруг него и тринадцать беседующих. Какое-то время Темный не вслушивался в тихий разговор, во все глаза разглядывая эльфов и сопоставляя увиденное со всем, что он уже о Вечных знал. Наблюдение волшебник естественным образом начал с председательствующей пары, разительно отличающейся от остальных своей одеждой наподобие белоснежных сверкающих мантий, так по крайней мере, показалось волшебнику. На белые плечи женщины падали такие же белые, нет - не седые, а искрящиеся первым снегом шелковые волосы. Темные глаза, синие, кажется, смотрели уверенно и не по-женски твердо. Королева. Лесной эльф. По правую ее руку сидел король. Надо же, какой контраст: у нее светлые волосы и темные глаза, у него - наоборот. В темных достаточно коротко подстриженных прядях тускло мерцало нечто вроде серебряного обруча. Вглядевшись, Темный обнаружил такой же в блистающих волосах королевы. Не похожи они на мужа и жену, они похожи на коллег, на соратников. Впрочем, какая разница.
  Затем взгляд волшебника обратился к сидящему как раз напротив правителей. Эльф, виденный им только со спины, был занят чтением свитка. Точнее, он делал вид, будто читает, а сам то сворачивал, то разворачивал шуршащий пергамент, водя по буквам пальцами, будто слепой. Темному были видны пепельные слегка вьющиеся волосы и брызги света, что отбрасывал по сторонам камень - квадратный, массивный, зеркально отсвечивающий - в перстне белого металла.
  Внезапно эльф заговорил - громче остальных, Темный поразился до глубины души. Он понимал!
   - Серьезный документ. Я говорю уверенно. Не имеет ничего общего с той приснопамятной писулькой. Это, - эльф постучал по пергаменту, - не писулька. За словами стоит реальная сила. Я говорю, чтобы никто не обольщался прежним стилем. Форма осталась, но содержание изменилось, и существенно.
  Сидящий по левую руку от королевы темноволосый эльф с явной военной выправкой презрительно фыркнул и нехорошо усмехнулся:
   - Я говорил об этом. Чего мы ждем, Феордал?
   - Ясности.
  Военный поморщился. Восточный эльф, конечно. Как там - "а других ниже грязи считают", - очень похоже на правду.
   - Феордал, скажи, что такого ты находишь в людях? Что заставляет тебя медлить, ждать - чего еще ждать! - оберегать их?
   - Я, Филландир, скажу, но это не явится для тебя аргументом. Да не только для тебя, наверное. Они - наши братья.
  Черноволосый восточный воин горько усмехнулся и откинулся на спинку кресла, как бы демонстрируя свое нежелание участвовать в дальнейшей дискуссии. Перстень на пальце Феордала взблеснул и тотчас погас, на что эльф не обратил, казалось, ни малейшего внимания. Воин же посмотрел на сидящего рядом с Феордалом, справа от того, северянина. Северянин молчал, а у волшебника появилось полная уверенность, что Феордал и не глядящий даже в его сторону Филландир каким-то образом разговаривают. Вслух же заговорил сидящий по правую руку от короля.
   - Братья обыкновенно не посылают ультиматумов тем, кого считают родственниками. Тем не менее, я согласен, атаковать Белоград - ты ведь этого, Филландир, добиваешься, - невозможно.
  Черноволосый Филландир ничего не ответил, только усмехнулся еще ехиднее - редко у кого Темный видел такой арсенал уничижительных и неприятных ухмылок. Ответил тот, с кем он переглядывался.
   - Если говорить о возможностях, то это как раз возможно. Не силами регулярной армии, разумеется, с привлечением ресурсов, но вполне вероятно.
   - Не смеши меня, Ванадил! Вы с Филландиром на пару взялись поспособствовать людям в скорейшем уничтожении эльфов?
   - Я не говорил, будто взялся за что-то. Я сообщил о наших возможностях, коль скоро зашла о них речь - мы можем атаковать. Но будем ли? Думаю - нет.
   - Разумеется - нет, - отрезал Филландир. - Меня в любом случае не санкционируют, да и глупости все это.
   - Ты прав, - кивнул Феордал. - Глупо сидеть и спорить, сколько у лошади зубов вместо того, чтобы встать и посмотреть.
  Сейчас же в разговор включился еще один, расположившийся на стороне Филландира, абсолютно неопределяемой ветви: зеленовато-серые глаза, светлые, неопределенного оттенка вьющиеся волосы. Темный обежал глазами собрание - все ветви налицо, только чистых южан не видно.
   - Я готов обеспечить необходимую поддержку, - мечтательно и одновременно лукаво улыбнулся эльф. - Только скажите, и будут вам сведения.
  Беловолосая королева посмотрела на Филландира, тот отрицательно помотал головой.
   - Нет, Авариона я не отдам. Да и тебе, Танаридил, не советую разведывать что бы то ни было в Белограде. Я, по крайней мере, разрешения не даю.
  Противоположная сторона стола, доселе довольствовавшаяся слушанием, возмутилась было, но Феордал поднял ладонь в знак молчания и встал.
   - Филландир прав, господа советники. Ни Танаридил, ни Аварион не помогут, а, может быть, навредят в Белограде. Пришло время действовать в открытую, настала пора пересчитать зубы у лошади. Я отправляюсь в Белоград, чтобы обсудить с главой Ордена сей документ и наши перспективы.
  Поднялся шум. Насколько понял Темный, все и разом принялись доказывать Феордалу безумие его затеи, что он, кажется, понимал куда лучше доказующих. Молчали только правители и откинувшийся на спинку Филландир.
  Тяжелый перстень белого металла с квадратным неуклюжим камнем лег на стол.
   - Там мне Игнарсиль не пригодится, - Феордал отошел к окну, неведомо откуда взявшемуся в опустевшем зале. - Я отправлюсь вместе с Кириэль, - добавил он ни с того, ни с сего. Темному понравилось лицо эльфа - без налета потусторонности, без ехидства, без тени пустых надежд - спокойное и мудрое.
   - Сказать, что мне нравится твое решение, значит ничего не сказать, - произнес король.
   - Мне мое решение тоже нравиться немного, однако же больше, чем остальные. Которых, к слову, и не было, - серые глаза устало усмехнулись.
   - Что ж, говорить более не о чем. Когда отправляетесь?
   - Как только успею все подготовить. Медлить нельзя.
   - До рассвета управишься?
   - Да, рассчитываю. Соберусь, попрощаюсь, - и в путь.
   - Попрощаешься? - вздрогнула королева.
  Феордал пожал плечами.
   - Конечно, с Эллиаданом. Времени это практически не займет.
  Темного вновь пронзило неприятное чувство, будто самый важный, настоящий разговор он как раз и не в силах услышать. А Феордал поклонился правителям и неслышно вышел. Черная глубь камня на столе взблеснула звездными искрами и погасла.
  
   Конгестор подошел ближе к распростертому на лавке эльфу и вгляделся. Спиной он ощущал взгляд архистенезиса и знал, что он так же пристально разглядывает его, Верита.
  Честно говоря, конгестор был разочарован. Эльф выглядел, по его мнению, лучше, нежели в первый день. По крайней мере, синяки и кровоподтеки сошли совершенно, неужели и ребра срослись... Но не о ребрах подумал Верит в первую очередь и не о чудесном исцелении в то время, когда требовалось противоположное состояние. Конгестору вновь стало не по себе, слишком эльф напоминал оригинал древних икон. Если бы не остроконечные уши и слегка неправильный разрез глаз, впору бы падать перед ним на колени и целовать ноги его. Конгестору было неприятно смотреть на эльфа, как неприятно было бы видеть икону в качестве салонной картины. Если бы еще салонной картины... Вериту было противно думать, что вся его жизнь, все его служение, его почет к Создателю для кого-то - не более, чем удобная слабость врага, чем голод рыбы, хватающей блесну.
   - Конгестор, хотите, я скажу, о чем Вы думаете, - произнес за спиной архистенезис.
   - Скажите лучше, отец, как меня зовут. Это будет поинтереснее.
   - Вы думаете, что, действуй мы такими темпами, то поспеем как раз к следующему Дню Обретения.
   - Не совсем так, отец. Повторю, я боюсь за народ. Но и о Дне я не забыл.
   - Верит, мне бы следовало, возможно, пригласить Вас в первый или второй день. Но я намеренно этого не сделал. Выйдем, конгестор.
  За дверью, в своей комнате архистенезис прислонился к стене. Теперь Верит заметил некую уверенность в его взгляде, какой определенно не было ранее.
   - Первые дни, - медленно проговорил архистенезис, - были сущим адом. Они были похожи на обыкновенные, знакомые Вам методы, да и результаты были схожи. Тогда результаты присутствовали налицо, но я ни в чем не был уверен, потому и не звал Вас. Святыня заработала как должно лишь сегодня на рассвете. И продолжает работать.
  Верит не поверил собственным ушам.
   - Это эльф. Муки тела не только не дадут ничего, а еще и навредят. Нет, святыня работает иначе, она напрямую проникает в душу, она ищет страхи, слабости... Понимаете?
  Верит только кивнул.
   - Нет ни крови, ни криков, а вот боль, - лицо архистенезиса спазматически дернулось, - боль многократно сильнее.
  Верит кивнул вторично, не ему было объяснять отличия мук физических и душевных. Все равно что земля и небо.
   - Теперь, когда все сложилось, нам остается лишь ждать. Я позову Вас, когда буду абсолютно уверен в каком-либо исходе.
  Верит поклонился и молча вышел. Обернувшись, он увидел, как затворяется за ним высокая белая дверь и гаснет свет комнаты архистенезиса.
  А Всеневор устало опустился на жесткое ложе в своей небольшой комнатке. После трех бессонных ночей он имел возможность и право отдохнуть. Двое суток шла борьба белоградского артефакта с неведомыми силами, обитающими в эльфе, столь хрупком на вид. Для кого-то подобное стечение обстоятельств явилось бы лишним доказательством скверны и духовного падения эльфа, но для архистенезиса оно только подтверждало чистоту души освобождаемого. За чистые и светлые души Низвергнутый борется вдвойне и втройне, бросая на борьбу все силы и средства. Двое суток - три ночи и два дня эльф выталкивал желто-черный белоградский диск, только-только тот уходил под кожу. При некоторых, особенно трудных болезнях, больной извергает с рвотой любое лекарство - тогда лечение существенно осложняется, а иногда становится и невозможным. С судорогами, с криками, но артефакт выталкивался наружу - снова и снова. Неизвестно, что изводило архистенезиса больше - вынужденная необходимость присутствовать при страданиях эльфа, вынужденность смотреть и слушать, или сознание пока что полной бессмысленности и бесполезности доставляемых мучений.
  На третьи сутки, с рассветом все изменилось. Сила Господня одержала верх - артефакт как обычно ушел под кожу эльфа, но не вернулся больше. Ни через минуту, ни через десять. Эльф же, как показалось, просто тихо и мирно уснул. Именно эта тишина и мнимое отсутствие страданий порадовали архистенезиса поначалу. Но затем святыня явила результаты своей истинной скрытой работы, те, что Всеневор не мог показать Вериту, и исчезли сомнения в бесцельности обряда освобождения.
  Если раньше эльф в частых промежутках между настройкой артефакта приходил в себя, отдыхал от пережитого спокойно, то теперь, открыв глаза, он долго оглядывался - недоуменно и со страхом на лице. Первый шаг сделан. Теперь, хоть солнце уже зашло, наступил только четвертый "сон", а ведь "сны", архистенезис знал, будут все продолжительнее - как по реальному времени, так и по переживаемому. Именно они освободят душу эльфа, чтобы она могла взлететь к Обители Господа.
  Почему же так обманулись их долгоживущие братья, почему единственные не стареющие существа не имеют истинной вечной жизни. Почему они поверили, будто за бессмертие на земле придется расплачиваться небытием по ту сторону жизни. Свет - это ничто, пустое, мертвое, светлое ничто; там нет жизни и, что хуже всего, не будет никогда. Грянет глас Божьего Вестника, сотрясутся Небеса, падет прахом и вновь воскреснет мир, но не будет эльфов среди воскресших. Они навсегда останутся частью ничего не чувствующей пустоты.
  Да, Низвергнутый ненавидит старших братьев особой, черной ненавистью, потому и поспешил погубить их, уничтожить навсегда. Он, враг всего живого, не хотел видеть эльфов на новой земле, не хотел, чтобы они жили и никогда не умирали. Он хотел, чтобы младшие боялись старших, завидовали и не доверяли им; чтобы старшие называли младших "смертными" и смотрели на них сверху вниз. Хотел, чтобы эльфы уверились в своей инности и непохожести на своих братьев, уверились так крепко, что иной путь после земного бытия показался бы им правильным и логичным. Нет! Нет и нет! Трижды нет. Эльфы - дети Вседержителя (и помнят это, а люди в большинстве забыли), а значит, дорога у братьев должна быть одна.
  Этот путь - единственно верный есть, но выбраться на него эльфам возможно только разбив темницу, куда они угодили по милости Низвергнутого и собственной доверчивости. Это неизмеримо трудно - разбить стены, что укрепляли и возводили они же сами на протяжении сотен тысяч лет. Душа должна совершенно изнемочь и потеряться, чтобы обратиться к Творцу. Должна совершенно изувериться в своих силах, чтобы принять помощь Отца. Но когда душа, думая, что гибнет, упадет в пучину безвременья, ее подхватят руки Отца, подхватят, вынесут из темницы на воздух, к истинному свету, истинной жизни и истинной вечности.
  Глава 3. На пути в вечность.
  На влажном липком рассвете, когда еще так хочется спать, когда глаза не открываются, а веки кажутся налитыми свинцом, Темного разбудил какой-то шорох. Он перевернулся на другой бок и скатился головой с мешка, лицом в мокрую траву. Выругавшись, волшебник приподнялся и, машинально приоткрыв один глаз, увидел перед собой Артис - полностью проснувшуюся и вполне куда-то собравшуюся.
   - Артис! Какого демона! - Темный с трудом разлепил второй глаз.
   - Я ухожу, - пожала плечами девушка и подхватила с земли мешок.
   - Куда?! - Темный поднялся, с недосыпу злой и не склонный к сантиментам. - Совсем спятила!
   - Темный, - фыркнула девушка, - не тебе бы говорить, не мне бы слушать. Ты тоже явно был не в своем уме, когда решил заняться магией, так что мы квиты.
   - И что же ты станешь делать? - ядовито осведомился Темный, которого взбесило такое явно наплевательское отношение к голосу разума, а того пуще - взяла зависть к ничем не примечательному эльфу, ради которого женщина была готова на любое безумство.
   - Какая тебе разница, - отрезала Артис. - Не понимаешь - не понимай молча.
   - Что ты в нем нашла? - спросил ни с того, ни с сего Темный и сам себя не понял.
   - То, чего не видела до сих пор ни в одном.
   - Глупость.
   - Как прикажешь тебя понимать? - усмехнулась девушка.
   - Глупо - лезть в петлю, понимая, что это - петля.
   - А принимать петлю за что-то иное - более разумно? Темный, я не хотела бы сейчас спорить о действительно глупых вещах, я бы вообще спорить не хотела. Мне некогда этого делать. Прощай.
   - Да стой ты! Пять минут тебя не спасут. Ты точно решила?
   - Темный, с кем ты общался до сих пор, с врожденными недоумками, - раздраженно бросила девушка, - что ты повторяешь одно и то же по десять раз? Я не могу тебе объяснить свои поступки, хотя бы, потому что ты заявишь, мол, это не аргументы. Кроме того, я терпеть не могу объяснять свои мысли и дела, тем более - очевидные.
   - Очевидные для тебя, - волшебник понимал Артис, он тоже не терпел пояснять свои действия, но теперь он сам не вполне понимал их причины.
   - Нет, не только. Река течет с гор на равнину - таков закон природы; камень, подброшенный вверх, возвращается на землю - всегда и обязательно. Никто не просит реку и камень объяснить, почему так происходит, почему бы реке ни течь в гору, а камню не полетать в небесах.
   - Это закон, ты сама сказала. Земля излучает силу, такую, что притягивает к себе все, что над нею и на ней.
   - Или все излучает силу, которая притягивается землей... Но это неважно, результат один. Понимаешь аналогию?
   - Это фатализм, - Темный начал сознавать, что причина его упрямства - обыкновенный страх.
   - Может быть. Я наполовину эльф, а фатализм у них в крови. Только фатализм разумный, основанный на собственном опыте. Ты же знаешь, что умрешь лет через пятьдесят, разве это не вера в предопределение.
   - Но я не могу изменить, если бы и захотел. Не могу же я жить двести лет.
   - Вот и я не могу не пойти. А насчет жизни вечной ошибаешься - тебе всего лишь стоит стать вампиром.
   - М-да, - Темный растерялся, не знал, что Артис известно о вампирах. - Аналогия мне понятна. Куда же ты сейчас?
   - В Нижний Кивир.
   - В чем же дело, нам по пути, по крайней мере, пока.
   - Огр не хочет...
   - Мало ли чего он не хочет, - с преувеличенным энтузиазмом заявил волшебник. - А я не хочу валандаться по деревням и хуторам, кроме того, в Кивире можно взять лошадей и узнать последние новости.
   - Ло-ша-дей?
   - Мне пока не хочется в Вирессу. Все равно, единоличное руководство сектой меня уже не прельщает.
  Теперь растерялась Артис. Она долго шарила зеленоватыми глазами по лицу Темного, пытаясь сообразить, шутит он так или тоже в одночасье сошел с ума.
   - Я серьезно, - помог ей волшебник, - я никогда не был столь серьезен. Спасти твоего эльфа я не обещаю, но помочь добраться до Мелона - это я могу выполнить без особого труда.
   - Темный, мне повторить все твои слова?
   - Я их и без того помню. У меня свои счеты с Орденом, я забыл почти, да вы напомнили.
   - Ты точно решил? - не без ехидства спросила Артис.
   - Да, - усмехнулся волшебник.
   - Тогда, будь добр, разбуди своих приятелей и сообщи им свое решение. Ты все-таки волшебник, тебя они еще повременят убивать.
  
  "Сегодня он что-то придумал", - с внутренней дрожью заключил Эллиадан, когда они прошли мимо внутренних комнат, даже не задержавшись. Мимо кабинета, обеих гостиных, диванной они прошли еще раньше. Бассейн и бани этажом ниже. В этой же части дома он еще не бывал - и не особенно жаждал побывать. Но Летис"эн"Айк желал обратного, а с его желаниями трудно было спорить. Проще сказать - невозможно.
  Они свернули, коридор расширился, затем превратился в лестницу, ведущую наверх. Спрашивать, куда они идут было бессмысленно - стражники с Эллиаданом не разговаривали - то ли так приказано, то ли им наплевать. Еще один поворот, - "и куда теперь?" - взгляд эльфа уперся в стену, такую же как и все в коридоре, обитую блестящей тканью в мелкий травяной рисунок. Один из стражников легонько постучал, изнутри послышался щелчок, и перегородка отъехала, утопая в боковой стене коридора. В открывшемся проеме стоял, жизнерадостно улыбаясь, собственной персоной Летис"эн"Айк. Стражники синхронно поклонились, Эллиадан попытался его проигнорировать, - Летис расплылся в улыбке.
   - Добро пожаловать, - он развел руки и поклонился. - Безумно рад тебя видеть.
  Эллиадан промолчал.
   - Проходи, - Летис посторонился, пропуская Эллиадана. - А вы, ребятки, знаете, что делать - вот и делайте.
  Шкафоподобные охранники поклонились еще раз, развернулись и удалились в обратном направлении. Летис, мечтательно улыбаясь, небрежно постучал пальцами по стене - перегородка встала на место, снова раздался щелчок.
   - Я не сомневаюсь, что ты запомнил место и даже ритм, но это бесполезно - механизм реагирует только на мое прикосновение, - человек повернулся к эльфу. - И, да, кстати, осмотрись, - не припомнишь ли чего.
  "Сегодня он в хорошем настроении, - с тоской подумал Эллиадан, - это плохо". Он огляделся и похолодел. Да, он узнал эту комнату, у него было достаточно времени в прошлый раз, чтобы запомнить. Квадратное помещение без окон и, как тогда показалось, и дверей. Пол, не устланный ковром вопреки Летисовым обычаям, а выложенный мраморными плитками. Широкая низкая кровать, спинкой вырастающая из стены, стол, четыре кресла - три обыкновенных, а одно... Эльф ощутил, как все внутри опускается при одном взгляде на высокую спинку, подлокотники с ремешками и самое страшное - металлическую полусферу, способную подниматься и опускаться, вмонтированную в спинку. Из-под купола пучком свешивались тоненькие трубочки из неведомого, очень прочного и эластичного материала. В прошлый раз трубочки эти заканчивались плоскими круглыми нашлепками, которые очень хорошо прилипали к коже - видимо, были чем-то смазаны. Может быть, без них механизм не работает?
   - Вот это выдержка! Даже не очень побледнел... Или плохо помнишь?
   - Помню.
   - Да? Ну, хорошо, поверим на сей раз. Я тебя успокою - она сейчас не работает. Только если сам не захочешь.
   - Не захочу.
  Эллиадан пока не понимал, чего от него хочет сам эн"Айк, не знал, чего от него ждать и к чему готовиться. А ожидать можно было всякого; Эллиадан еще ни разу не угадал фантазий Летиса, хотя бы потому, что сам по себе никогда не смог бы выдумать подобного. И он ждал, что эн"Айк скажет; ничего другого не оставалось. За все время пребывания в этом доме Эллиадан, если и сумел выработать какое-то подобие защиты, то только определенную стратегию поведения - полное внешнее спокойствие при любых обстоятельствах. На спокойствие внутреннее у эльфа не хватало сил, да и внешнее не всегда получалось должным образом, но не его здесь вина.
   - Ты меня слышишь?
   - У меня есть имя.
   - Чересчур длинное. Хотя... Мое предложение остается в силе, и в обмен на согласие я вполне мог бы постараться запомнить твое имя.
  Эллиадан только передернул плечами. Он не понимал Летиса, вообще не понимал, и дело даже не в том, что человек выходил банальным извращенцем. Непонятно было его стремление к театральности, его жажда озвучивать все мысли, даже и очевидные, его бесконечные вопросы об одном и том же, хотя ответ, Летис это понимал, останется прежним.
   - Садись, не стой, - Летис с размаху рухнул на кровать. - А, лучше - ложись, - он похлопал ладонью рядом с собою.
  Эллиадан миг колебался, но, видя, что настроение у Летиса и впрямь хорошее, а стало быть, разговор затянется, присел на край кресла напротив кровати. Эн"Айк минуту рассматривал эльфа и так и эдак, затем сказал:
   - А знаешь, ведь есть способы искоренить твою отдающую расизмом неприязнь к людям. Множество способов.
   - Знаю, - кивнул Эллиадан. - Но ты знаешь, к чему приводят эти способы.
   - Да, - картинно вздохнул человек. - Ты меня обманул. Ты ведь мне обещал, помнишь... Ты клялся, что все исполнишь, а вместо этого... С мраморной статуей развлекаться и то интереснее.
   - Ты добился того, чего хотел, - пожал плечами Эллиадан, едва удержавшись от совета переключиться на мрамор, раз тот сулит больше перспектив.
   - Да, ты прав. Недостаточно веские аргументы. Недостаточно убедительные. Так?
  Эллиадан не ответил, хотя внутри прополз холодок. Воистину - так.
   - Я ведь в качестве аргумента избрал боль, и, как не прискорбно, ошибся. Боль притупляет сознание и заставляет лгать - иногда, хотя в большинстве ситуаций она же способствует прямо-таки детской откровенности. Но ты ведь у нас к большинству не относишься и ты солгал. Но сейчас ты в здравом уме и твердой памяти - так? - поэтому я тебя спрашиваю, как твое тело отнесется к перспективе остаться навеки искалеченным? На всю свою вечную жизнь, вы ведь вечно живете?
  Эллиадан не счел нужным отвечать. Не понимал он ничего. Говорят, собака, что лает, вряд ли укусит, но эн"Айк опровергал сие утверждение. Он мог сделать все, и сделает, коли захочет, так для чего же спрашивать?
   - Ну, да, вечно, - продолжал эн"Айк легким светским тоном. Голос у него был очень приятным, бархатистым, сильным, перекатывающимся, но лишь на поверхности. Вглубь Эллиадан старался не заглядывать ради собственного же спокойствия, хотя губительный яд внутренних слоев то и дело просачивался наружу. - Как тебе вечность калеки? Я еще не знаю, чего может лишиться твое тело - рук, ног, слуха, зрения... вполне возможно, что пищу оно сможет принимать исключительно в виде клизм. Быть может, для того, чтобы помочиться, ему придется проделывать массу различных действий; разумеется, процесс этот будет очень небезболезненным и... хм... совершенно иначе локализованным в пространстве. Я уже не говорю, что появление в поле зрения твоего тела зеркала может вызвать самые различные реакции со стороны первого.
   - Для чего ты мне это говоришь?
   - Не знаю! - обезоруживающе воскликнул Летис и сел на постели. - Не знаю, ведь тела твоего я уже не хочу. Ты потрясающе умеешь вызывать желания более высокого толка - теперь я хочу твоей души. Что же ты молчишь?
   - А что мне сказать?
   - Не знаю. Скажи что-нибудь... нет! - не говори, сделай мне сюрприз. Я видел твою реакцию на боль физическую, какова же будет на душевную. Я ведь не видел твоей души, не видел совершенно - у статуи эмоций больше. А я человек темпераментный, я люблю эмоции, я люблю буйство чувств.
   - Все равно каких?
   - Все равно, лишь бы были те чувства настоящими. Не терплю подделок. А ты и не умеешь притворяться, это очень хорошо. На самом деле ты тоже эмоционален, но эмоции твои заперты в темной клетке. Хочу их выпустить, хочу на них посмотреть - ручаюсь, они прелестны.
   - Если тебе по нраву ненависть...
   - Да, мне она нравится, тем более, если возникает неожиданно. Пока в тебе ненависти нет - ну ни капельки, только пресное, холодное омерзение. Я это исправлю. И еще - от ненависти до любви один шаг, ты...
  Излияния Летиса прервал негромкий стук.
   - Ты в этом убедишься, мой хороший. Прямо сейчас, - Летис улыбнулся Эллиадану и, резво покинув ложе отпер, если так можно выразиться "дверь".
   - Очень хорошо, мальчики. Вы как всегда вовремя. Заходите, мне понадобится ваша помощь, по крайней мере, я на это надеюсь. А ты, детка, успокойся и пока помолчи. Дядя сегодня добрый. Мы только поиграем.
  Эллиадана подбросила от ужаса - он вскочил на ноги и встретился глазами с крохотной девчушкой лет четырех-пяти.
   - Здравствуй, солнышко, - выговорил он, леденея от кошмарных предчувствий.
  Девочка и в самом деле походила на светило - ражие волнистые волосы лучами окружали ее бледное личико; на вздернутом носике проявились веснушки. От улыбки Летиса Эллиадана кинуло в жар.
   - Летис, отойди от нее.
   - Почему же?
   - Отойди, от ребенка, сволочь!
   - Не ругайся, милый, это невежливо. Она все-таки женщина, пусть еще будущая.
   - Отойди.
   - Вот, ты уже ревнуешь.
  Эллиадану стало все равно и совершенно наплевать, что за спиной у эн"Айка два здоровенных охранника и что сам Летис не лыком шит. Он видел только страх в глазах девчушки, только немой вопль ужаса, и жажда убийства впервые в жизни ослепила его подобно молнии. В один миг Эллиадан оказался вплотную у Летису, а в следующий миг понял, что никого убить не сможет, поскольку обе руки заломлены назад. Девочка завизжала, эн"Айк зажал ей рот ладонью. Глаза человека и эльфа встретились.
   - Неплохо для начала, - заметил Летис. - В кресло его!
   - Летис, - тихо, чтобы не пугать девочку сказал Эллиадан, - не делай этого. Не...
   - Я уже слышал подобное, - усмехнулся эн"Айк. - Я не верю.
   - Ма-а-ма-а-а!
  Как Эллиадан не сопротивлялся, охранники без особого труда с ним справились. Кожаные ремешки намертво обхватили запястья и щиколотки.
   - Летис...
   - А-а-а!
   - Летис, остановись! Я тебя умоляю.
  Купол надвинулся на лоб, трубочки свисали по бокам, о, если бы, машина работала, как раньше!
   - Летис!
  Эллиадан понял, что не поможет ничто, ни мольбы, ни слезы - ничто. Да, ему не закрыть глаз и не отвернуться, но разве в этом дело, разве от того, что он перестанет смотреть что-то измениться. Летис добился своего.
  А эн"Айк наслаждался своей выдумкой, с каждым мигом становясь все более изобретательным. Слезы и крики с обеих сторон доставляли ему жгучее наслаждение, но с какой же из сторон их было больше, эн"Айк так и не понял.
  
  До Последнего Кивира по подсчетам компании было около двухсот миль. Да от Кивира до Мелона столько же, а дней в запасе - всего одиннадцать, а точнее - десять - хотелось бы явиться в Мелон за день до начала веселья. Словом, приходилось торопиться, и основательно.
  В первый же день путникам повезло - они разжились в какой-то деревушке асаном для Артис и запасом немудреного, но несомненного провианта. Варк здраво рассудил, что такого количества сухарей для одного двора - много, да и сам Бог велел делиться с ближним. Акт приближения неведомого крестьянина к Творцу тем не менее совершили тайком, а по совершении спешно ретировались. Крестьяне могли не оценить альтруистических намерений волшебника и варка и истолковать последние более низко и пошло, чем те того заслуживали. Темный подозревал, что в рядах непонимающих окажется и гном, если тому сообщить происхождение запасов, по крайней мере, отпуская их в деревню, Торн несколько раз спросил о деньгах. Гнома решили не разочаровывать.
  Артис благие намерения мужчин не волновали. Ее волновало отсутствие сменной юбки, о которой добытчики не подумали. От хождения по горам та, что была на девушке, достаточно истрепалась, да и в сочетании с добытым асаном порождала нелепый ансамбль в стиле "из деревни в город". Недовольно осмотрев юбку Артис заявила, что это вообще крайне неудобная и противная одежда. Темный немедленно спросил, во что же тогда одеваются женщины ее народа. Неужели все носят штаны?
   - Брюки, - поправила Артис. - А если даже и юбки, то, во всяком случае, не такое убожество.
   - Чем же эта плоха? - заинтересовался предметом обсуждения варк.
   - Всем: длинная, широкая, неудобная.
   - Не просвечивает, - продолжил Огр.
   - Ты все об одном и том же, - передернула плечами девушка. - Наши юбки не просвечивают, не надейся. Хотя, - добавила она с лукавой улыбкой, - в этом, возможно, нет надобности.
   - Они, что, такие облегающие?
   - С ума сошел? Как же ходить в облегающей юбке?
   - А никак. Женщину в такой юбке мужики должны на руках носить.
   - О-о, - протянула Артис, - с этим у нас проблемы.
   - Почему? - удивился варк. - Или у вас мужики навроде южных эльфов?
   - А что такое с эль-марди стряслось?
   - Потом расскажу. Ты лучше скажи, что стряслось с вашими мужиками.
   - Ничего. Их попросту очень мало. Так что облегающие юбки у нас могла бы носить разве что одна из полутысячи.
  Троица мужчин онемела. Глаза у Огра стали не то что круглые, а едва ли не квадратные.
   - Куда вы их деваете? - спросил варк враз охрипшим голосом.
   - Любим до смерти!
   - Правда!
   - Нет, - безжалостно отрезала Артис. - У нашего народа всегда рождалось очень мало мальчиков. Это нам наследство от дриад. Хотя, в отличие, от них, мы без мужчин иметь детей не можем.
   - Слава Богу! - вырвалось у Огра.
  Артис расхохоталась, Темный задумался.
   - Так какие же у вас юбки? - гнул свое варк.
   - Вот такие, - Артис махнула ладонью чуть выше середины бедра.
   - Как я завидую вашим мужикам! Тысяча женщин - и все твои, и все в таких юбках, что можно сказать, что и без. А сверху на вас что-нибудь есть?
   - Сверху? А, выше талии - есть, конечно. Но, знаешь, для тебя - можно сказать, что и нет. И не советую завидовать нашим мужчинам, хотя они гораздо спокойнее и выдержаннее тебя. Ты бы у нас и недели не выдержал.
   - М-да, - изрек Темный. - Для созерцания тысяч обнаженных женщин у тебя, Огр, не тот темперамент. Захочешь разом всех - тут тебя кондрашка и хватит. А не хватит - ты через недельку-другую либо сам помрешь от истощения, либо никогда в жизни не сможешь смотреть на женщин. Даже и в одежде.
   - Эх, ты, слабак, - презрительно фыркнул Огр. - Запомни - варк никогда не устает сражаться, пить и любить женщин.
   - Да, конечно, и от чего-то из упомянутого он в конце концов протянет ноги. Не устанет, нет - элементарно помрет.
   - Ха! - отозвался варк. - Я тебе не эльф какой-нибудь.
   - Что вы пристали к эльфам.
   - Кстати об эльфах, - Темный не заботясь о перемене темы, решил спросить о мучавшем его весь день сне, - ты, Артис, знаешь, кто такой Феордал?
   - Кто! - Артис резко остановилась и обернулась. Глаза ее, под солнцем попеременно кажущиеся то зелеными, то карими, впились в Темного.
   - Знаем, - степенно за девушку ответил Торн. - Это первый советник эльфийских королей.
   - Бывший советник.
   - Как так?! - в свою очередь удивился Торн.
  Темный не удивился совершенно. Он уже понял, что странный сон по сути сном и не являлся. Точно так же он предполагал, что для советника паломничество в Белоград ничем хорошим закончиться не могло.
   - Да вот так, - ответила гному Артис, ускоряя шаг.
   - Что же случилось?
   - Как говорил второй советник, эль-марди, к вашему сведению, " с ним случились люди".
   - Его убили в Белограде? Так?
   - Откуда ты знаешь?
   - Я не знаю, но в эту ночь мне, не смейтесь, снился сон.
   - Тебе снился Феордал?! - воскликнула Артис.
  Волнение девушки было вполне объяснимо, со времени бестелесного путешествия Темного в Мелон ей не приснилось ровным счетом ничего.
   - Да. А...
   - И какой он? - перебила волшебника девушка.
   - Эльф как эльф, - солгал Темный.
   - Не скажи, - вдруг возразил гном. - Феордал был очень уважаемым эльфом, одним из самых достойных и мудрых Вечных.
   - Да, - пожал плечами волшебник, - мне этот Феордал тоже показался неплохим. Но меня не это волнует. Что с ним произошло, как его убили?
   - Не знаю, - покачала головой девушка. - Мне так и не сказали. Но произошло что-то ужасное, раз эльфы до сих пор не желают об этом говорить. Его убили... не просто.
   - Конечно, не просто! - Темный начал понимать значение сна. - Разумеется, его убили не просто и не сразу. Орден возможности не упустит. А Кириэль - это кто?
   - Его жена, - Артис ответила спокойно, но лицо у нее стало таким, что Темный немедленно продолжил.
   - Великолепно. Он взял ее с собой. Мне приснилось, - пояснил он, - как Феордал собирался в Белоград на переговоры. Надо полагать, ни он, ни она в лес не вернулись.
   - Да, - Артис смотрела себе под ноги.
   - Феордал как-то связан с..., - Темный споткнулся, он до сих пор не знал имени искомого эльфа.
   - С Эллиаданом. Да, он был ему вторым отцом, а по духовной близости, может быть, и первым.
  Темный кивнул. Артис же произнесла вслух то, о чем он думал:
   - В эту ночь произошло что-то роднящее отца и сына между собою. Орден их уже роднит... Но ведь он не умер, - Артис беспомощно посмотрела на волшебника. - Я знаю, что он еще жив.
   - Он жив, - хмуро сказал Темный. - Орден не выпускает добычу раньше времени. Не зря тебе не рассказывали о Феордале, надо полагать, там было еще кое-что, могущее объединить одного с другим.
  Артис не ответила. Но была согласна, так как ускорила шаг, почти побежала. Темный догнал ее, схватил за локоть и слегка приостановил. Рука девушки дрожала.
   - Да успокойся, - выдал молчавший весь разговор варк. - Успеем.
   - Да, да, - кивнула Артис. - Я просто... очень волнуюсь.
  Темный мрачно усмехнулся про себя, он отлично понял, что хотела сказать девушка на самом деле. Он и сам думал о том же, - они могут опоздать, даже если и явятся в Мелон вовремя.
  
  Эллиадан, видимо, потерял в конце концов сознание, ибо пустота комнаты явилась для него полной неожиданностью. Еще более неожиданной оказалась свобода - купол был поднят, а ремешки бессильно свисали с подлокотников, словно насосавшиеся крови пиявки. Эльф медленно поднялся - ноги едва держали его. Никаких признаков эн"Айка, равно как и его стражи - что, очередная шутка? Оставалась только гадать, для чего оставил его эн"Айк в комнате наедине с полумертвой девочкой.
  Эллиадану не нужно было слышать дыхания, слабого, едва уловимого, чтобы понять, - ребенок еще жив. Он слышал смерть и слышал жизнь; и сейчас и того, и другого витало над кроватью поровну, и, если оставить все как есть, никто не предскажет результата борьбы. Однако же результат был известен заранее, предрешен и определен задолго до этого мига. Эллиадан смотрел на вьющиеся слегка медно-солнечные волосы, стоял и смотрел. Он знал, что должен сделать, понял всю подлость эн"Айковой затеи, но сделать ничего не мог. Он долго не использовал Дара, третьей его ступени, но мог перейти к ней без труда, но - он никогда никого не убивал. Ни физически, ни, тем более, с использованием своих возможностей. Знал, что может, но знать и сделать - вещи разные.
  В полной растерянности и беспомощности эльф оглядел комнату, все ненавистные дироты, и сердце его стукнуло и стекло вниз. Все предусмотрел Летис, все до мелочей - у двери-перегородки, в вершке от нее лежал на полу, тускло отсвечивая черненой гладью, небольшой сильно изогнутый клинок. И вправду, откуда Летису знать, что Эллиадан может убивать и дарить жизнь одним прикосновением, да и просто своим присутствием.
  Эльф всерьез сомневался в стальной природе клинка и ничуть не удивился бы, окажись тот деревянным, а то и бумажным. Но оружие было настоящим, даже острым, только вот конец его был неудобно закруглен. Эллиадан словно во сне провел пальцем по лезвию, затем сильнее, тупо посмотрел на выступившие алые капли. Боли он не чувствовал. Он не чувствовал совсем ничего, ни собственного тела, ни своей души. Время двигалось скачками, являя то и дело непонятные пропасти, а, может быть, сознание по временам покидало его. Во всяком случае Эллиадан так никогда и не вспомнил, как он от двери оказался на кровати возле неподвижной девчушки. Все происходило будто в дурном сне - странно-замедленно и без удивления или страха. Эллиадан перехватил оружие, не понял, стало ли удобнее от этого; в этот миг девочка открыла глаза. Эллиадан едва не упал. В глазах человеческого ребенка, от силы четырех лет от роду стояла вечность, та же, что видится в опрокинутом звездном небе, та же, что сгорает в закатах и воскресает с каждым рассветом.
  К счастью, на этот раз он не позволил себе промедлить. Найти контакт с ребенком не стоило ни малейших усилий и не отняло ни одного лишнего мгновения, легкого прикосновения было достаточно, чтобы отнять всю боль и вытянуть страх. Правда, от столь стремительного исцеления Эллиадану сделалось нехорошо самому, нахлынула слабость и дурнота, но эльф не обратил внимания. Он смотрел в голубые глаза и пытался понять, почему дети порой мудрее взрослых и для чего в таком случае люди взрослеют. Да и не только люди. Глаза девчушки все расширялись, становились круглее, но не от страха, а от какого-то удивленного восхищения. Она словно узнала Эллиадана, узнала и обрадовалась.
   - Ты кто, дядя? - спросила девчушка, слегка приподымаясь на заляпанном покрывале. Спросила так, будто знала ответ наперед. Эллиадан отвел маленькие пальчики от кровяного пятна и промолчал. Он не знал, что сказать.
   - Ты ангел, да.
   - А?
   - Ну ты же ангел, правда-правда, дядя!
   - Д-да, ангел.
   - А где у тебя крылышки?
   - Нет у меня крылышек, я еще молодой ангел, летать не умею.
   - Потом вырастут?
   - Да, вырастут. Обязательно.
   - Дядя ангел, а почему ты плачешь?
   - Я... - Эллиадан содрогнулся от прикосновения к щеке крошечных пальчиков и сглотнул трудный комок. - От радости, солнышко. От радости за тебя.
   - Ты хороший!
  Девчушка обвила ручками шею "ангела", который думал только о том, как бы вновь не потерять сознание от едва переносимой боли глубоко внутри.
   - Нам пора, солнышко.
   - На небо! - немедленно воскликнула девочка, глядя в душу эльфа сияющими глазами. - Мы полетим! Но... ты же не умеешь...
   - Полетим, но немного по-другому, не как птицы летают. Летала во сне - вот почти так же.
   - Значит, надо мне закрыть глаза? Ведь сплю я с закрытыми глазами.
   - Умница, - шепнул ей на ухо Эллиадан, - закрой глаза, солнышко. Вот так, молодец.
  Эльф легонько коснулся губами ее щеки, рыжая головка тотчас же склонилась ему на плечо. Эллиадан перевел лишнюю энергию в себя, от чего почувствовал еще более сильное головокружение и тошноту. Перед глазами вспыхнули цветные огни, но краем сознания он уловил щелчок со стороны двери. Эллиадан осторожно опустил заснувшую девочку на постель, одновременно закрывая ее собою; клинок в его руке описал небольшую дугу и мягко опустился на белоснежную кожу над вздрагивающей синеватой жилкой на шее. Каким-то шестым чувством угадав, что его сейчас обезоружат, Эллиадан всем весом отчаянно налег на клинок, под сталью отвратительно хрустнуло. Кровь брызнула во все стороны, и кроме этой алой тьмы эльф ничего больше не видел. Клинок исчез из пальцев, его грубо отшвырнули в сторону, но он ничего не видел и не помнил, кроме вспухающей кроваво-черной завесы - она пламенела в голове и перед глазами, становясь непроницаемой. Тьма полыхнула в последний раз, и Эллиадан опустился лицом в лужу крови, потеряв сознание.
  
  Пятнадцатого мая, на исходе дня в ворота Нижнего Кивира вошли четверо путников: трое мужчин и женщина. Стражники опасливо покосились на огромного мрачноватого варка с таким же огромным мечом за спиной и низкого, сопящего наподобие кузнечных мехов гнома, но те поклонились вполне вежливо, заплатили, не чинясь, чем и рассеяли подозрения стражи - если не все сразу, то две трети - совершенно точно. Невысокого, худощавого мужчину в темной одежде и с небольшой бородкой, как и его спутницу кивирцы едва ли удостоили взглядом. Мужчина был похож на разорившегося торговца или малоудачливого писца, да и вид девушки говорил о стесненных финансовых обстоятельствах пары. Когда-то хорошее платье было обдергано и потрепано, а асан словно был выпрошен Творца ради в людях. Ни на лошадей, ни на повозку у путников денег не хватило также, а пройти им пришлось немало, это стражники поняли сразу. До предела утомленные путники что и смогли выговорить, так спросили о какой-нибудь недорогом постоялом дворе, только чтоб не совсем кабак оказался и прошли в город, не глядя по сторонам.
  А оглядываться и в самом деле не хватало сил, до постоялого двора друзья добрались, чуть волоча ноги. При мысли о том, что вот-вот они приобщатся к таким благам цивилизации, как сносный ужин, стол, стул и кровать, может быть, даже покрытая тюфяком, сводило судорогой ноги и желудок. Даже у Огра кровать ассоциировалась теперь в первую очередь со сном, а не с чем-либо противоположным.
  Не взглянув на вывеску, друзья прошли в гостиницу. Слуга, только один взгляд кинув на согнутые спины и печального состояния обувь путников, стремглав помчался за хозяином, на ходу предлагая гостям присесть и отдохнуть. В узком тесном загончике, означающем холл, расположились массивные вытертые деревянные скамьи, путники повалились на них.
   - Пива, - мечтательно просипел гном.
   - Пожрать бы, - добавил варк.
   - Поспать, - возразил Темный. - На кровати, с подушкой и одеялом, как человек.
   - Но сначала - умыться, - заключила Артис. - Я вся в пыли, как...
   - Как человек, много дней проведший в пути, - из боковой двери вынырнул мужчина в переднике и без двух передних зубов. - Будет, все будет, - поклонился он, - и пиво, и ужин, и постель, и теплая вода. Сколько комнат прикажете?
   - Две, - ответил Темный. - И побыстрее.
   - Конечно, конечно, две комнаты рядом, - закивал хозяин. - Ужин и умывание сейчас будут. Идемте, господа, я покажу.
  Поднявшись по скрипучей, видавшей лучшие времена, но разваливаться пока не собирающейся лестнице, друзья казались в узком темном коридоре. Хозяин довел их почти до конца и отворил наконец коричневатую дверь.
   - Эта для супругов, - радостно осклабился он. В комнате, действительно, стояла только одна кровать. - А следующая для вас, господа. Там диванчик такой есть.
  Варк и гном прошли не несколько шагов вперед. Темный решительно закрыл за собою дверь и рухнул на первый попавшийся стул, показавшийся ему удивительно мягким.
   - М-да, комнату с диваном лучше бы нам, - посетовала Артис, оглядывая неширокое грязноватое ложе.
   - Нас бы не поняли.
   - Знаю. У вас странные представления о женщинах. Ничего, поместимся, но на многое не рассчитывай, муженек.
   - Можно, я совсем ни на что не буду надеяться? Я же не варк, в самом деле, я уже ног под собой не чую.
   - Огр, кажется, уже поменял свои жизненные ценности. Во всяком случае, ужин он ни на что не променяет, - ответила Артис, разглядывая стол, три стула (один колченогий), кровать и ситцевые занавесочки на окнах.
   - Как комната? - возник в дверях хозяин, словно под дверью подслушивал. - Удобно?
   - Не успели оценить, почтенный, - холодно ответил Темный. - Несите поскорее воду, а ужин на четверых соберите в соседней комнате.
   - Как скажете, как скажете, сию минуту, - не двинулся с места хозяин. - Что на ужин желаете? Спутники ваши мяса заказали.
  Артис помотала головой.
   - Для меня того же, а моей жене... Что у вас есть съедобного без мяса?
   - Грибов? Порогов? Рыбы? - зачастил трактирщик.
   - Себе что бы взяли?
  Щербатая улыбка стала понимающе-липкой.
   - Хорошо, господин, жене Вашей велю принести грибов - особых, весенних.
   - Тащите хоть летних, - не выдержал Темный, - только поскорее.
  Хозяин исчез, оставив дверь за собою полуприкрытой.
   - Ну и рожа, - вздохнул Темный, снимая куртку. Погода стояла пока не по-весеннему холодная.
  Артис повесила на спинку стула плащ, а затем и верхнюю кофточку откинулась назад. Темный едва не задремал, но в дверь постучали и в открывшийся проем протиснулось ведро воды, а следом - слуга с ушатом и полотенцем. Вода оказалась едва-едва теплой и кажется, слегка мыльной. Умывшись, Артис и Темный отправились ужинать, попутно велев эдак через часик пригласить к ним хозяина для некоего разговора.
  В соседней комнате на столе уже стояли честь по чести тарелки, лежали ложки, хлеб и что-то скворчало в большой сковороде. Темный сглотнул, с наслаждением втягивая аромат пряных трав и сытный мясной дух. Сбоку притулилась небольшая кастрюлька - вероятно, содержавшая обещанные грибы особого сорта.
   - Как вам мясо не надоест? - поинтересовалась Артис, открывая свою кастрюльку.
   - Как же оно может надоесть? - застыл гном с крышкой от сковороды в протянутой руке.
   - Мы - мужчины, - наставительно заметил Огр, словно Артис до сего момента могла этого безусловного факта не заметить. - Мы не кролики и не козы, траву жевать.
   - Я, по-моему, тоже не кролик, - пожала плечами девушка. - Хотя, грибы - тоже не трава.
   - Артис, - улыбнулся Темный, - а правда, что эльфы мяса вовсе не едят?
   - Почти.
   - А зачем им, - влез варк. - Грибы, вот, вместо мяса, трава - вместо хлеба, вода - за пиво сойдет.
  Артис не слишком ласково взглянула на Огра, но тот продолжал разглагольствовать:
   - Может, так и протянешь тыщонку-другую, но по мне - лучше лет семьдесят, да как следует пожить, чем как попало...
  Гном, жуя, закивал, отчего борода его полезла в тарелку. Артис поморщилась, а затем обратилась к Темному:
   - А что Вы, господин провокатор, улыбаетесь? Что за нападки на родственников почти что родной жены?
   - Не нападки, а попытки выяснить культурные особенности иного народа. Они, эльфы то есть, как-нибудь объясняют свое неприятие мясной пищи?
   - А почему они должны что-то объяснять? Вы объясняете свою нелюбовь к растительности?
   - Могу и объяснить, - кивнул Огр. - Если я буду жрать траву, то сил у меня не хватит даже на то, чтобы... сходить по-большому.
   - Сказано невежливо, но верно, - подтвердил гном, глядя на скривившуюся Артис. - Эльфы, это всем известно, к физическому труду вовсе не способны.
   - Ты еще что-нибудь об их умственных способностях скажи, - фыркнула девушка. - Давно же не видали вы эльфов. Вот ты, Темный, всю эту катавасию затеял, ты и объясняй, я вижу, тебе не терпится.
   - Я думаю, - волшебник потянулся к пиву, - что, во-первых, здесь имеется расчет - ведь сельского-то хозяйства у эльфов нет. Начни они охотится, как люди - в год без пропитания останутся.
   - Да ну, - фыркнул Огр, - тоже мне! Голожопые с Островов тоже ни сеять, ни пахать не умеют, а ты попробуй, заставь их траву жрать. Они тебя самого скорее сожрут.
   - Вот именно. Ты, надеюсь, не святой брат, не думаешь, что эльфы людьми питаются. Во-вторых, у эльфов несравненно больше пиетета перед природой, ну и разными живыми тварями. Опять же из первого вытекает.
   - Знаем, - кивнул гном, наконец прожевав все, - по-эльфийски даже само слово "природа" означает "мать эльфов".
   - Вот именно. И относятся эльфы к ней соответственно. Ну, Артис, что же ты молчишь, родичей не защищаешь?
   - Будет от чего защищать - скажу. Пока ты прав. У меня один вопрос, откуда ты все это узнал?
   - Прочитал.
   - Хотела бы я видеть того, кто снабжал тебя подобными книгами.
   - Желание твое вполне выполнимо - книгами себя снабжал я сам. Неужели тебе совсем нечего сказать?
   - А ты хочешь услышать, - усмехнулась девушка, - что везде и всюду прав? Есть еще кое-что, о чем ты не сказал, хотя в твоих книгах об этом вполне могли упомянуть. Эльфы очень чувствительны к поступающей извне энергии - как положительной, так и не слишком. А мясо, тем более млекопитающих, несет большой отрицательный заряд, поскольку животное было убито и даже, возможно, понимало, что его убили.
  Некоторое время молчали все, даже Огр не спросил, кто такие млекопитающие, хотя слово слышал впервые.
   - Говорили мы тебе, - проговорил наконец гном, - не пей ты кровь...
   - Я ж не эльф! Кровь несет силу, и нечего тут плести.
   - Ну... Во-первых, никто ничего не плетет, во-вторых, ты и в самом деле не эльф. Для тебя это, наверное, вроде тренировки - подготовка организма к отрицательным энергетическим ударам.
   - Вот и они тренировались бы...
   - Бы... - передразнила Артис Огра, - вот именно, что "бы". Ты не чувствуешь того, что они, ты не улавливаешь сознательно исходящую энергетику, для тебя существует только вкус. Кроме того, отрицательная энергия накапливается. Соображаешь?
   - Конечно, - за Огра ответил Темный, - потому и агрессивность возрастает. Не будешь, думаю, возражать.
   - Агер... чего? Скажи по-людски.
   - Ярость.
   - Истинная правда, воину без ярости никак нельзя.
   - Вот-вот, это всего за несколько десятков лет... Продолжать?
   - Не тупой, понял. Хотя, может, тогда бы не эльфы войну проиграли.
   - Тогда людям и воевать было бы не с кем.
   - Это потому они так войны не любят.
   - Кто же ее любит? Кроме тебя, Огр. А серьезно - конечно, кому же захочется потерять вечность. Поэтому эльфы делают все, чтобы свести на нет или хотя бы уменьшить агрессивное начало в себе. Более всего в этом деле преуспели столь любимые вами эль-марди - они вообще не переносят вида оружия, да и к животной пище равнодушны.
   - А твой?
   - У "моего", к твоему сведению, Огр, есть имя. Его зовут Эл-ли-а-дан. И он вообще абсолютный вегетарианец.
  Разговор на этом должен был бы закончиться, но хлебнувший пива Торн воспылал жаждой познаний на тему эльфийской новейшей истории. Гном вспомнил неоконченную беседу о Феордале, бывшем первом советнике эльфов и захотел знать, кто занял освободившееся место.
   - Стой, - прервал Темный открывшую рот для ответа Артис. Он чувствовал азарт. - Место первого советника занимает кто-то из уже являющихся советниками, или может быть приглашен со стороны?
   - Нет, не может. Первым советником может стать только советник второй. Должен им стать.
   - Тогда я попробую угадать. Первый советник сидел напротив правителей, по идее, второй должен быть рядом, но там никто не был похож.
  Артис фыркнула, вспомнив Линтиса. Темный продолжал:
   - А был похож тот, что сидел по правую руку от королевы.
  - Толиннэ.
   - Что?
   - Толиннэ - я дословного перевода не знаю. Правители, в общем. Верховная власть у эльфов выборная, по наследству не передается.
   - Выборная? То есть король, то есть правитель и правительница избираются по-отдельности. Они не муж и жена?
   - Нет, конечно. Но это несущественно. Продолжай, мне интересно, кого ты там увидел справа от Арилэй.
   - Он с востока, точь-в-точь как ты, Торн, говорил, все совпадает. Военный. Имя... - Темный сбился, глядя на улыбку Артис. - Ты его знаешь?
   - Сначала имя вспомни.
   - Ф... Фл... Филландир!
  Смех Артис потонул в реве гнома.
   - Что-о-о?! - стол подпрыгнул и тяжело стукнулся об пол всеми четырьмя ножками. - Филландир стал первым советником?
   - Что же удивительного? До смерти Феордала он был вторым.
   - Наши источники обрываются на том, что он - третий.
   - А обрываются ваши "источники" на взятии Фор-Адона?
  Торн надулся.
   - Эльфы сами виноваты, мы здесь не при чем.
   - Я и не спрашивала, кто и при чем. Я хотела уточнить время, но уж коли сам заговорил... Филландир стал вторым советником после гибели Форгиля под Фор-Адоном. Вы и этого не знали?
   - Что вы там натворили, борода? - ухмыльнулся варк. - Воевать отказались?
   - Не твое дело, - грубо отрезал Торн. - Да, Филландир - первый советник - это дело серьезное, - быстро поменял он тему.
   - А что, собственно, тебя не устраивает? Не для гномов же он первый советник. А эльфам сейчас такой как раз кстати. Вот у кого с агрессивностью проблем, кажется, не возникает. Он в каком ранге? Или как там военные звания по-эльфийски...
   - Он был командующим особым подразделением, - ответил Торн, хотя Темный спрашивал Артис, - тем, что занималось особо спешными и сложными проблемами. Теперь же, наверное, помощник главнокомандующего, если не сам...
   - Вот именно - сам, - коротко ответила Артис.
   - Это надо же, куда забрался.
   - Похоже, он ваш, гномов, старинный знакомый.
   - К сожалению. Это же Филландир Аривэльдский, принц Восточных Рубежей, сын короля Белого Города.
   - Ого, принц! - воскликнул варк, словно в самом факте существования среди эльфийского народа принцев было что-то из ряда вон выходящее.
  Темный покачал головой, не слишком ли много титулов и званий на одного. Гном продолжал:
   - Когда-то давно, многие сотни лет назад, он был послом Аривельда - а затем и Таннерила - в Нахар-Золаире.
   - И, похоже, гномы до сих пор не могут прийти в себя, - понимающе ухмыльнулся варк.
   - Почти. Все, что я говорил о восточных эльфах, словно о нем и написано, а, может быть, и впрямь о нем. Он умен, решителен, смел - это все прекрасно, но ему абсолютно наплевать на всех, кроме эльфов. Даже из своего народа он хорошо относился, да и теперь, вероятно, относится, только к северным и восточным. Остальные - так себе, а уж другие расы - тьфу, ничто, пыль под сапогами.
   - Обходительный господин.
   - А ведь ты, Торн, прав. Вернее, правы твои источники, - Филландир почти такой и есть, только учти, что при нынешнем положении эльфам такой советник - дар Божий. Темный, а кого-нибудь еще из Совета ты запомнил? Правда, я сама там не всех знаю.
   - Э-э... сейчас... Танаридил - по-моему, он разведчик.
   - Был. Он погиб в Последней Битве.
   - В Последней Битве? Так, значит, эльфы называют Войну Веры... Он какой, кстати, ветви?
   - Всех сразу.
   - Оно и видно. Еще - Ванадил, кажется. Этот жив?
   - Нет.
   - Там вообще кто-нибудь, кроме Филландира, остался в живых?
   - Да, Далирон, например.
   - Не знаю, такого имени не упоминалось. Был еще один, сидел по левую руку от короля, который на самом деле толиннэ.
   - Это тогдашний третий советник - Нираиль.
   - Тоже мертвый. Недурная смертность среди вечных советников. Так, еще - Аварион. А, нет, не то, его не было, он только упоминался в разговоре.
   - Аварион? - встрепенулся гном. - Тот самый, что был приближенным посла Таннерила, того, после Филландира уже.
   - Тебе лучше знать, чьим он был приближенным. Ты что, всех послов и все их свиты наизусть учил?
   - Послов - всех, их и было-то всего ничего. А насчет свиты, этого трудно не запомнить. Единственный южный эльф, побывавший у нас. Точно, он был помощником посла, не знаю уж, много ли напомогал.
  Темный про себя усмехнулся наивности гномов, ведь судя по услышанному во сне, этот Аварион был разведчиком, да еще как-то связанным с Филландиром, то есть, с армией. И очень неплохим разведчиком, раз сородичи Торна до сих пор ничего не уразумели.
   - Он как, Артис, живой?
   - Нет, Торн, - преувеличенно спокойно ответила та. - Он погиб, спасая свою родину - Виринелл. Вы так много знаете об эль-марди, чего, наверное, ни один эльф не знает. Аварион попал в плен к людям, верно, по недоразумению, только отчего-то прямо накануне решающего удара и точно в подразделение к человеческому командующему. Умирая, он дал неверный сведения, может быть, память отбило, и навел людей прямиком на Филландира. Это тоже, надо полагать, произошло, чисто случайно.
  Повисло неловкое молчание, и раскатом грома в ночи прозвучал в этой тишине громкий стук в дверь. Артис вздрогнула и надела скинутый на плечи асан.
   - Войдите.
  В дверном проеме материализовался хозяин.
   - Вы, господа, желали меня видеть? Угодно ли еще чего?
   - Угодно. Нам угодно решить один вопрос, - повернулся к трактирщику Темный. - Милейший, нам нужны лошади завтра к рассвету. Это возможно устроить?
  Хозяин скорбно улыбнулся.
   - Это нелегко, господа. Четыре лошади, сейчас, когда многие собрались в Мелон...
   - И все верхом?
   - Все - не все, но у нас и без того избытка лошадей не было, город небольшой, даже и не знаю...
   - Так узнайте.
  Со словами Темного варк встали картинно потянулся. Хозяин так и застыл, ощерив свой неполный зубной комплект, потрясенный литыми буграми могучих мышц.
   - Узнаете - где и почем, платим сверх счета.
  "Сколько?", - вопросил взор трактирщика.
   - В зависимости от новостей. Чем дешевле лошади обходятся торговцу, тем более существенной становится ваша часть. Начинается она с десяти круглых, ну и... до полусотни, скажем. Это в случае очень хороших новостей. Так что - старайтесь, любезный хозяин, старайтесь как для себя самого, не каждый же постоялец предложит Вам двойную цену.
   - Нижайший поклон за доверие, господа, - трактирщик на деле едва склонил голову. - Костьми лягу, весь город перерою - будут вам лошади. Вы, сразу видно, люди хорошие, честные.
   - Спасибо, спасибо, - прервал Темный дальнейшие излияния. Варк и гном сделали вид, что не расслышали сомнительного комплимента трактирщика. - Все подробности - утром. Разбудите нас часов в пять, нам поторапливаться нужно.
   - И завтрак чтоб был готов, терпеть не могу отправляться в путь, не евши как следует, - Огр, якобы в порыве братской любви, положил тяжелую как столешница, ладонь на плечо хозяину. Тот аж присел. - Не евши, я злой. А обычно - добрый, людей люблю, особенно - трактирщиков, - варк оскалился прямо в лицо замершему хозяину. - Ты мне нравишься, приятель, сразу видно - не жулик, не вор, не пройдоха.
  Хозяин залился краской от незаслуженных комплиментов, а от дружеского хлопка по плечу отлетел к двери. Огр, нежно приобняв новоявленного приятеля, так, что у того ребра хрустнули, выставил его в коридор со словами:
   - Утром разочтемся, хозяин. Зови своих ребят - пусть приберут, спать охота, сил нет.
  Несмотря на страшную усталость и слипающиеся еще минуту назад глаза, уснуть Темному не удавалось. Все тело ныло, гудели ноги - это у него, волшебника, человека одной из самых неудобных и хлопотных занятий в Империи. В нос лезли волосы Артис, девушка лежала к нему спиной.
  Темный все перебирал в уме все мало-мальски стоящие оправдания его безумию - отправиться подумать только - в Мелон - спасать какого-то эльфа, у которого только имя и известно. Никогда прежде не случалось с Темным таких беспросветных приступов альтруизма. Не помогали разумные доводы, вроде того, что спасение кого бы то ни было из Ордена мало того, что чревато многими нехорошими последствиями для спасателей, оно еще и для спасаемого бесполезно. Не для того работают братья, чтобы плоды их трудов пошли прахом. На совесть работают, немногие после общения с мериторами жаждут физического спасения, после этого обыкновенно вообще всякие желания пропадают.
  Темный повернулся на другой бок, из-под одеяла дуло. Кто ему этот эльф? Брат, сват, друг? Никто. Знакомый случайной знакомой, тот, о чьем существовании он узнал двадцать дней назад, а до того тридцать с лишним лет великолепно жил, и не зная ничего. Эльфы умирали до него и, как ни прискорбно, будут умирать и после. Всех не спасешь, одна ласточка весны не принесет. Отчего же он уверен, будто спасет многие жизни, и не только эльфийские, если помешает братьям выполнить задуманное?
  Темный перевернулся на спину. Нужно рассуждать логически. Может ли смерть одного иметь негативные последствия для многих - объективно? Да, может. В том случае, когда от умершего зависело решение каких-либо важных вопросов или что-то подобное; в общем тогда, когда нужна жизнь и конкретные дела умершего. А может ли нарушить что-либо в жизни людей смерть незнакомого нелюдя, с которым они никаким образом не связаны? Судя по всему - нет. Но судя, опять же по всему - да. Не зря снятся ему сны - ему, не Артис, не зря не пустили их в Вирессу Охранные горы, не случайно девушку выкинуло на берег горного озера именно в тот час и тот день, когда нужно. Не случаен альтруизм и жажда самопожертвования, нет, смерть эльфа принесет большую беду, и мир делает все, чтобы несчастье это предотвратить. Темный повернулся к Артис.
   - Да что же ты вертишься! - девушка, оказывается, не спала. - И без того уснуть не могу, ерунда какая-то в голову лезет, да еще ты прыгаешь.
   - Какая ерунда? - Темный сел на постели.
   - Глупая, - Артис, не поднимаясь, недовольно посмотрела на волшебника из-под встрепанной челки. - Спать, я так понимаю, ты уже раздумал.
   - Спать - вредно, - радостно объявил Темный, усаживаясь повыше и поудобнее. - Выкладывай, что за глупости.
  Полночи Артис рассказывала волшебнику обо всех странностях и необъяснимых способностях Эллиадана: и о Даре, и о словах толиннэ насчет энергии, и о непереносимости эльфом энергетических выходов, и об исцелении одним прикосновением - все, что сочла нужным и смогла припомнить. К утру Темный окончательно помрачнел. Картина вырисовывалась невеселая, появились объективные и реальные основания предполагать, что смерть эльфа, да еще на костре, повлечет за собой колоссальные жертвы. Повлечет в силу законов природы. По словам Артис выходило, что эльф обладал неисчерпаемым запасом силы, которую почти что не использовал - налицо были все признаки. И излишняя чувствительность, и выдающиеся способности, и пророческий дар, и даже его излишняя склонность к самопожертвованиям - все совпадало. Вода, прорвавшая плотину, вполне может стереть город с лица земли; такая же сила, покинув тело, могла натворить вещей и похуже.
  Бывало так уже, бывало, правда, этому почти никто не верил. Есть легенды о мучениках, за которых Господь мстил, обрушивая стихии и стены крепостей на головы мучителей, да мало кто верит в них. А если и верят, то именно так, с извращенной стороны - Бог, дескать отомстил. Ну, во-первых, в "Источнике" черным по белому написано не один десяток раз - Бог никому не мстит; во-вторых, оказался бы в ситуации мщения Творец чересчур уж недалеким. Легче совсем не допустить страданий и смерти избранного, чем потом впустую избивать гонителей.
  До сих пор Темный считал, что были пророки и мученики людьми скрытых магических способностей и, сами того не ведая и не желая, мстили за себя. Может быть, и это тоже было правдой, теперь не узнаешь - со времен охоты на волшебников пророки и прорицатели перевелись. А, может быть, никто ни за что не отмщал, а сила, выхлестнувшая из тела после смерти, по закону воды, прорвавшей плотину, сносила все и вся, рушила стены, вызывала грозу, затмение, град, смерч и прочие милые и симпатичные явления природы. Пророки и святые тоже умели исцелять прикосновением, тоже видели будущее, тоже могли говорить на незнакомых ранее языках - у них, разумеется, тоже должен был присутствовать недурной избыток энергии.
  Темному стало на миг даже жаль братьев - своими руками уничтожить нового святого. Эх, какой материал для будущих икон пропадает. Неужели в Ордене не видят, или видеть не желают? Или есть у них свой расчет? Стоило Темному подумать о выгоде уничтожения святых, как Артис, точно подслушав на манер своего эльфа мысли, спросила, можно ли ту самую энергию, во время смерти появляющуюся, использовать кому-то постороннему. Темный фыркнул, вспомнив вопросы Огра насчет Ордена, еретиков и мяса.
   - Можно. Это классический прием некромантии - ритуальное истязательство. Прости.
   - Ничего, сама спросила. Я слыхала о таком, но не видела ни разу тех, кто подобными делами занимается, - Артис посмотрела на волшебника с каким-то новым выражением, но спросила явно другое. - Количество энергии зависит от... способа ее получения, верно?
   - Конечно. За эти способы некромантов и не любят, да и Орден заодно. Одного не пойму...
   - Чего?
   - Слепоты Ордена. Они действуют так, словно перед ними обыкновенный человек, даже не колдун, не говоря уж об эльфах. Если они понимают, сколько в нем силы, то почему так бездумно ее расходуют?
   - Ты о чем? Судя по твоим же словам, они поступают, как классические некроманты.
   - Не совсем. Слишком затянуто, слишком велики энергетические потери до казни. На площади грандиозного энергетического выплеска может и не состояться.
   - Так все же логично. Не лучше ли предположить, что в Ордене догадались и теперь опасаются разрушений - вот и... уменьшают вероятный выплеск.
   - Для чего же тогда городить огород, успевать к датам, устраивать показательные сожжения, раз это опасно. Убить можно везде, и в цитадели Ордена - гораздо успешнее, нежели на открытой площади посреди многолюдной толпы. Нет, они поступают глупо, будто с обыкновенным смертным. Словно думают, что энергии хватит только на то, чтобы толпу в экстаз вогнать, да самим кончить. Прости.
  Последнее Темный сказал зря. Без извинений Артис бы его не поняла, а так - догадалась о ином значении глагола, впрочем никак особенно не отреагировав.
   - Темный, ты лучше разбираешься в биоэнергетике, скажи честно - что будет, умри Эллиадан на площади Мелона? На что, по-твоему, достанет энергии?
   - Если я тебя правильно понял, - усмехнулся волшебник, - то в Мелоне хватит так, что половина Перешейка провалится в гости к Низвергнутому. Вторая же часть элементарно разлетится в пыль.
  На том разговор был окончен, но новоявленным супругам не спалось, да и не имело смысла уже засыпать. В окно вливался бледный мокрый весенний рассвет.
  За завтраком, который, благодаря вчерашним манипуляциям варка, появился более, чем вовремя, Торн и Огр переглядывались, любуясь зевающими и спящими на ходу друзьями.
   - Чем вы ночь занимались? - не выдержал прямолинейный варк.
   - Трахались! - шепотом рявкнул Темный, не расположенный с утра к шуткам. - Имеем право.
  Торн заморгал, Огр хохотнул.
   - И чего орешь? Будто и впрямь старался, да не вышло ничего.
   - Иди ты...
   - Не старайся, колдун, не поможет. Не умеешь трахаться по-эльфийски...
  Стол вдруг ощутимо тряхнуло, Артис перегнулась через посуду к Огру, глаза ее сузились и стали зелеными совершенно.
   - Еще раз скажешь подобное, и вообще никак не сможешь. Никогда.
  Темного окатило горячей волной, дыхание на миг прервалось. И сейчас же все пропало. Стол стоял по-прежнему, Артис опустилась на стул, почти успокоившись. Торн ничего не понял, кроме заслуженного выговора за непристойность, а вот Огр покосился на волшебника. Тот отвернулся. Не мог он этого заметить прежде, никак не мог. Скрытые магические силы на то и скрытые, чтобы до поры до времени не проявляться. М-да, при таком раскладе не половина, весь Перешеек целиком в тартарары провалится, да еще и Белоград с собою прихватит. Если против последнего Темный возражений не имел, то отправлять на рандеву к Создателю сотню тысяч людей он считал преждевременным.
  Артис встала, поправила асан и направилась к выходу. Темный, не глядя на товарищей, вышел на двор следом. Было уже совсем светло, будто не утро, а день. Полоскались свежераспустившиеся листья, по временам доносился упоительный аромат из садов, белых от цветущих деревьев; чирикали птицы, блестела роса на листьях и цветах. Идиллия, будь она неладна.
  Артис смотрела на вывеску, смотрела неподвижно, застыв, словно призрака узрев. Темный отошел, поднял глаза на выцветшие буквы и остолбенел. Судьба. Свежий утренний ветерок бойко качал тяжелый жестяной прямоугольник с недвусмысленной кровавой картинкой. Гостиница называлась "Мертвый эльф".
  Глава 4. Мелон: неожиданное предложение.
  Очнувшись, Эллиадан некоторое время отрешенно глядел в потолок. Никакой мысли, даже простейшей, наподобие "где же я нахожусь?" не обитало в его голове. Пустота. Звенящая белая пустота в душе.
  Как странно было смотреть вокруг, видеть что-то, но не хотеть вспомнить даже названий увиденного; слушать и слышать, но не понимать, что именно слышишь. Забыть все, в том числе и собственное имя; не волноваться ничем, тем паче, собственной судьбой. В сущности, небытие - это прекрасно, но ощутить прелесть полного покоя можно лишь тогда, когда последний нарушится.
  По каплям, с трудом, словно через многовековую толщу забытых воспоминаний просачивалась память. Разум возвращался. Если, конечно, то, чем он обладает можно разумом назвать. Голова стала похожа на улей, где с каждой секундой прибывало по взбешенной пчеле. Память с наслаждением пробудившегося истязателя загоняла в и без того кровоточащую душу раскаленный гвоздь совести. А мысли бродили где-то далеко-далеко, не желая возвращаться; Эллиадан против воли думал о чем угодно, но не о себе. Интереснее было выяснять, на что больше всего похожа трещина на потолке - на молнию, далекую дорогу или все-таки на змею. На змею все же больше... Мысль о змеях неприятно уколола, остальные сейчас же выстроились в ряд и даже самый бредовые оказались на своем месте.
  Виресса. Эн"Айк. Но разве он, Эллиадан, не умер? И разве может быть в доме у эн"Айка подобная комната с подобными потолками. Умер - не умер, это еще вопрос, а вот с комнатой вопросов не возникало по определению. Не бывает в шалашах будуаров, не устраивают в парадных залах дворцов выгребных ям, точно так же эта комната находится где угодно, только не у Летиса эн"Айка в доме.
  Такой вывод вместо того, чтобы успокоить, еще больше взволновал Эллиадана. Память билась пудовым молотом в висках - было, было, было. Почему-то мысль о повторении всколыхнула непереносимый ужас и отчаяние в душе. Эллиадан закрыл глаза. Он боялся, он до смерти боялся увидеть то, что было там помимо потолка и трещины на нем. Не помогло. Все вспоминалось - как живое, словно заново переживалось.
  Усилием воли эльф заставил себя открыть глаза. Трещина, показалось ему, приняла кровавый оттенок, штукатурка взбухла; по стене слева поползли тяжкие темные капли. Эллиадан содрогнулся, посмотрел на стену - нет, кладка чистая, обыкновенные неоштукатуренные кирпичи. Только цвет... Или кажется уже... "Это бред, - сказал себе Эллиадан, тщетно пытаясь стряхнуть наваждение. - Это морок. Я начинаю сходить с ума. Это лишь сны, только длинные и страшные сны". Ничего не помогало. Не могли воспоминания о минувших пробуждениях вернуть спокойствия. Нет, вновь зловеще отслоилась штукатурка, побежали по грязным белилам кровавые змейки, нависли темные капли.
  В ушах появился шум от тысячи голосов - неясных и липких до тошноты. То один, то другой голос становились вдруг яснее, набирали силу и мощь - и тогда вставали перед глазами адские видения, чудовищные порождения его подсознания, доводящие совесть до исступления, а душу - до агонии. Сон - какой бы то ни было - лишь отражение глубин души в аллегорических, наподобие картин Линтиса, формах. Кого же винить, если отражение это оказалось уродливее всех демонов Нижнего Мира, вместе взятых?
  "Ты ангел, дядя?" - тоненький голосок в ушах, и большие голубые глаза в памяти. Она не боялась, хотя знала, где живут ангелы. Она хотела встретиться с Создателем. Сколько ей было лет? Сколько раз - три, четыре - видели ее глаза первые весенние цветы, пробившиеся из-под снега, или кружение золотых листьев по осени, или хоровод белых холодных мотыльков? Эта кроха не боялась смерти. Он, проживший в сотни раз дольше и не наживший ума, он боится смерти. Даже сейчас, на грани безумия и отчаяния, он боится и дрожит за свою никчемную жизнь. Боится до тошноты, до озноба. Бьется от ужаса при одной мысли о той черте, за которой кончается этот мир.
  Сон - это освобождение всего тайного в душе. Чем он глубже, тем больше потаенных, заросших паутиной и закрытых наглухо дверей он отворит. А что за стальными дверями скрывалось, что там пряталось - это он сам накрепко забыл. Страхи или тайные желания; отвращение или вожделение; безумие или порочные влечения?
  Дикий крик в ушах, прерываемый низким мягким голосом. "Видишь, до чего доводит упрямство. Неужели ты все еще не веришь мне? А ведь я хочу только помочь. Помочь, ты меня слышишь - и ничего более". "Мне не нужна твоя помощь" - прерывающийся захлебывающийся голос, какой-то очень знакомый. Эллиадан вновь зажмурился, но не избавился от близкой физиономии Летиса со скорбной гримасой и острым, как булавка взглядом. И вновь барабанные перепонки дрогнули от вопля - его собственного - вопля, переходящего в визг. "Неужели не понимаешь... Мне жаль... Знаю, конечно знаю...". Голос эн"Айка долетал теперь глухим, часть фраз терялась по дороге, но Эллиадан все равно помнил тот разговор и то, что он ответил в конце концов. "Одно слово - и все прекратится. Только слово. Все немедленно закончится, и ты никогда не будешь страдать. Только слово...".
   Сны, насылаемые артефактом, не были обыкновенными видениями расслабленного разума; нет они являлись отражением его фантазий. Только глубинные заплесневелые желания, только изуверские древние влечения в чистом виде, ранее предусмотрительно запертые моралью и совестью. О, Свет, неужели в каждом есть такое, неужели внутри любого, даже самого благородного существа скрывается кровожадная зубастая тварь?! Или только с ним могло произойти подобное? Ведь и раньше, в полном сознании бывали с ним вещи и ситуации, которые ни одному порядочному эльфу не привидятся и после вирессийского зелья.
  В ушах звучали голоса - многие разом. Зрительный образ запаздывал, и Эллиадан никак не мог вспомнить, где уже слышал этот хор. Острова ли, хотя - нет, Энналонг ли, Сверкающие Берега, а, может быть, снова Виресса. Какая в сущности разница, грязь какой страны ему привиделась, если грязь эта - в его собственном сердце. А голоса смеялись, все громче и громче. "Сделаешь". "Нет! Не буду!". "Вы слышите, господа, он не будет! Ха-ха-ха, он не будет!". А тело отказывается повиноваться ему, не желает выполнять даже простейших приказов. "Теперь понял!". Тело подчиняется, но совсем не ему. Его собственные ноги, не обращая внимания на вопли разума, делают шаг, затем другой. "Не сопротивляйся!". "Молчите, господа, пусть пытается, так много занимательней". Тело сгибается в поклоне, и хохот проникает до спинного мозга. Шаг, другой, в глазах - муть, под рукой - теплое и пульсирующее. Он сопротивляется дурману, сопротивляется изо всех сил, отчаянно и бессмысленно. Единственным приобретением становятся мгновенные провалы в сознании, после которых он совсем теряет голову от ужаса. Смех, словно коловорот в мозгу.
  Теперь Эллиадан убедился окончательно в том, что ни с одним эльфом ничего подобного случиться не могло. Не зря и неспроста привиделась ему полная потеря воли - не этого ли он желал всегда. Не сознательно ли хотел быть игрушкой, вещью, рабом?.. Стол, так однажды назвала его Артис. Что ж, ему ведь всегда нравилось чужое превосходство над собою. До того нравилось, что однажды он решил прогуляться по лезвию клинка, решил свести Филландира с ума. Не надо оправдываться, будто нет - конечно, хотел; он все решил, как только увидел Филландира в тот вечер, последовавший за последним для Ванадила днем. Понял, что выдается единственная возможность пережить по-настоящему острые ощущения, ведь Филландир был слишком подавлен горем, чтобы предотвращать низменные желания своей вещи. А уж когда время упущено, никто его не остановит, никто не сможет прервать истечение энергии, ни Филландир, ни даже он сам. Никто не понял его тогда, кроме, разумеется, самого Филландира и толиннэ. Да, стыдно было. Настолько, что рассказывал он обо всем полу под ногами, а не Эльдару. Впрочем, Эльдар в тот день тоже смотрел на Эллиадана не без труда. Но это было потом, когда ничего поправить было нельзя, когда было ясно, что спасло его только внезапное чудо.
  Всегда, с самого рождения гнездилась в нем мерзость. Наверное, поэтому родители плохо понимали своего сына, конечно, а вовсе не из-за гениальности. Мало ли гениев на свете. И Феордал не зря заинтересовался им, неспроста - хотел помочь, излечить, исправить - не успел. "Свет, как же он мог говорить со мною! Улыбаться мне, смотреть на меня, любить, если знал, что из меня вырастет! Свет, как ему было мерзко!". Эллиадан поморщился, во рту ощутился привкус помоев, если не чего-то похуже. Впрочем, вряд ли существует в этом мире что-то хуже него самого.
  И вновь до слуха долетали приглушенные звуки, но уже не голосов, а тяжкого ленивого плескания. Перед закрытыми глазами отчетливо виделись мраморные плитки с бело-голубым геометрическим рисунком. Плитки двигались, слышалось мерное хлопанье; не скоро Эллиадан понял, что слышит звук шагов, причем собственных босых ног. Плеск приближался, становился все отчетливее и омерзительнее. Уже и не плеск, а чавканье, взбулькивающее хлюпанье. Плитки уходят вниз узкими ступенями, ноги ступают по мрамору, не чувствуя холода камня; впереди - мраморная же чаша большого бассейна. Ступени ведут прямиком к нему, на гладких стенах отражаются алые всполохи и отвратительное зловоние наполняет легкие. У края чаши Эллиадан делает попытку остановиться, но голова кружится от запаха, плитки уходят из-под ног, и он падает, падает вниз, в густую алую мглу.
  Непроизвольно вскрикнув, Эллиадан открыл глаза. Нечего пугаться. Нечего пенять на зеркало, коли вместо лица - оскал упыря. "Это ты, - сказал себе эльф. - Только ты. И Орден здесь не при чем, тебя всего-навсего поставили перед зеркалом и заставили снять маску. Полюбуйся, это ты". Эллиадан кивнул своим мыслям. Посмотрел на потолок и пожалел, что не вбито в него подходящего для такого случая крюка. Такие, как он, права жить не имеют. Душа Эллиадана раздвоилась. Одна половина содрогалась от тошноты при мысли, что носитель ее все жив, что вынуждена она терпеть свою мерзость и грязь, и каждый миг был адом и длился сотнями лет. Вторая же часть понимала, что быстрая смерть ничего не даст. Только долгая и страшная агония, может быть, как-то искупит его вину и возместит отчасти душевное убожество. Эта часть души знала, что люди в Ордене, по счастью, неглупые и знают, что самоубийство ничего не поправит. Наоборот, вместо спасения оно ввернет его в преисподнюю, прямиком в обитель Низвергнутого. "Впрочем, - подумалось эльфу, - этого будет недостаточно. Что такое - ад - живут же там демоны, что по сравнению со мной - сущие ангелы. Преисподняя, Нижний Мир - не самая страшная кара. Что там положено грешникам, озеро с кипящей водой. Или смолой? Озеро с кипящей кровью! Только оно, возможно, смоет грязь и мерзость с души". Смерть, только смерть положена ему, только смерть освободит тех несчастных, кто думает, будто можно любить морального урода. Он не должен думать о них, о ней - тем более. Он не имеет права даже называть их имена, он недостоин. Он уже умер для них. Умер для нее.
  Штукатурка на потолке выгнулась дугой, словно что-то подпирало ее изнутри. Набухшая выпуклость налилась темным и пошла мелкой сеточкой сотен трещин. На лицо эльфу упала первая тяжелая капля. Подавляя сотрясающий его озноб, Эллиадан изо всех сил старался не закрыть глаз. Очередной сон близился. Сверху всхлипнуло, пласт мокрой штукатурки обрушился вниз и немедленно вслед ему хлынул кровавый ливень. Непроизвольно зажмурившись, Эллиадан глаз уже не открыл. Другая реальность жадно поглощала сознание, разум и душу падшего брата верных служителей Ордена Вседержителя.
  
  Лошади случайно оказались сносными - но и только. Впрочем, не рассчитывать же на породистых рысаков в Нижнем Кивире за пятнадцать иллюзорных квадратных штука. О махинациях Темного с имперскими денежными единицами знал только он сам и спутников посвящать не спешил. Как бы Торн назад не отправился, возмещать убыток плуту, содержащему гостиницу с до изуверства верноподданническим названием.
  Лошади шли разболтанной вихляющей рысью, приспособиться к подобному аллюру было сложновато, и Темный опасался, что по прибытии в Мелон ничто, кроме мази от геморроя, его уже не сможет заинтересовать. Чтобы отвлечься от невеселых, сосредоточенных где-то пониже поясницы, мыслей, волшебник преувеличенно внимательно осматривался.
  А природа словно решила оправдать наименование начавшихся Светлых Суток, припася для них на диво хорошую погоду. Еще вчера Темному казалось, что весна где-то немилосердно заплутала и не придет никогда, как с самого утра весна была уже здесь. Не верилось, что еще вчера дул пронизывающий ветер, а неделю назад лил холодный, прямо-таки ледяной дождь. На удивление задавшаяся погода теперь, если и менялась, то к лучшему. Трава росла, словно ее тянули вверх; большие свежие листья шелестели так уверенно, словно уже многие годы оставались на ветвях и знали, как должен вести себя порядочный, уважаемый всеми лист. Уже мелькали по-летнему пестрые цветы, неведомо откуда появившиеся за день, и временами долетал жаркий знойный порыв ветра, словно на дворе стоял июль. Ну природа, ну мать эльфов, Элленмэй, мать ее... Надо же так иронизировать над приближающейся смертью родного создания. Если так будет продолжаться, то ко дню Обретения в Мелоне будут жарче, чем в Алас-Амаре. А эльфу будут особенно тепло.
  Внезапно, словно порыв отрезвляющего северного ветра, пронеслась мысль - удивительная по своей простоте, граничащая по наивности с юродством. "А ведь они направляются в Мелон. В Мелон, а не наоборот! Пути четыре дня, первый уже за полдень перевалил - что они собираются делать? Что они станут делать в Мелоне?!". Темный даже резко натянул поводья, отчего его необычной масти - не то сивый, не то саврасый мерин запрыгал, дергая мордой.
   - Стой, скотина!
   - Темный, не кричи на животное.
   - Я виноват, что оно до такой степени тупое?
   - И совсем не тупое, - повернула свою кобылу девушка. Бурая в пятнах лошадь двигалась ровно и не выписывала кренделей. - Эту лошадь, то есть... коня плохо воспитывали. Он не понимает, чего ты хочешь от него.
   - Ну, во-первых, это мерин. А, во-вторых, я объясняю свои желания доступным ему способом.
   - Доступным тебе, Темный, - Артис подъехала ближе и погладила гриву фыркающего мерина. - А животным доступны и другие способы.
   - Ага, и в-третьих, я не владею кратомагией.
   - Чем?
   - Повелевающей магией, - перевел с неким самодовольством волшебник, глядя, как под ладонью девушки его колоритный мерин успокаивается и перестает мотать головой.
   - И я не владею. Я вообще к волшебству не способна.
   - Оно и видно, - хмыкнул варк. - Сначала мыши, потом столы, а теперь лошади. Когда люди будут?
   - Никогда, - отрезала Артис, явно солгав. - Насчет стола - не нужно было меня злить. Насчет мышей - уже говорила.
   - Ха! - вырвалось у варка. - Может, нам и не ходить.
   - Не ходите, - пожала плечами девушка.
   - Придется идти, - чужим голосом сказал Темный, - придется, потому что кое о чем мне не рассказали.
   - Это о чем же? - блеснула зубами Артис, в упор глядя на волшебника.
   - О том, что является обыкновенным для твоей расы. Ты спрашивала об эльфе, а я спрошу о тебе. На что твоя спонтанная экспотенция способна? Что ты собираешься делать в Мелоне?
  Артис нехорошо усмехнулась. Вопросы были правильными, но задавал их Темный очень неприятным тоном, словно перешел внезапно на службу к Ордену Вседержителя. Волшебник сознавал, что виной тому - самый обыкновенный, не вовремя пробудившийся страх, но ничего поделать с собою не мог.
   - Уж не собрался ли ты остановить меня? - в тон волшебнику ответила Артис.
   - Может, и собрался.
   - Колдун, ты спятил? - негромко, но как нельзя более к месту спросил варк.
   - Так останавливай, чего ждешь! - глаза девушки сверкнули зелеными болотными огнями, лошадь запрыгала под нею, испугавшись резкого голоса. - Или боишься?!
  Темный не ответил, он и впрямь приготовился останавливать Артис, если у той вновь начнется экспотенция. Приготовился, но не был уверен, что сумеет совладать.
   - Вперед, Бурка, - успокоившаяся кобыла четким шагом двинулась, куда приказано, Артис же, не глядя на волшебника, ледяным тоном сказала. - А Вы, господин маг, вняли бы гласу разума, пока не поздно, да и повернули бы обратно. Или Вы всерьез полагаете, что меня может остановить колдун-недоучка. В галоп, Бурка!
  Артис нарочно начала вслух отдавать лещади те приказы, что ранее отдавала про себя. Темный скрипнул зубами. По идее, пока не поздно, надо бы воспользоваться не слишком любезным предложением и повернуть красочного мерина обратно, но все то и дело в том, что уже поздно. Слишком поздно, и не потому ли ведет он себя хуже распоследнего кретина. На "колдуна-недоучку" Темный неожиданно для себя самого все же обиделся, но не сам ли виноват. Внезапно волшебник увидел себя со стороны - хорош мужчина, устроивший истерику. Перепугавшийся до такой степени, что начал противоречить всем прошлым своим же словам и делам.
   - Темный, ты чего? - тихо непонимающе спросил Торн, кое-как управляющийся с большой, не по росту дымчатой лошадью.
   - С ума схожу, - сквозь зубы процедил тот.
  Варк не сказал ничего, но ухмыльнулся так, то Темный понял - он ломается, как старая дева, впервые под старость лет увидавшая мужчину у себя на пороге. Вздохнув неслышно, волшебник осторожно похлопал мерина по холке. Раз он остается, надо догонять. И раз догоняет, нужно извиняться. Волшебник не удивился бы, встреть Артис его появление словами вроде "а, ты еще здесь, или дорогу забыл", но та промолчала и на Темного не взглянула.
   - Извини, - неуклюже начал тот. Глупое дело - извинения, если что-то уже сделано, то извиняйся - не извиняйся, а прошлого не вернешь. - Я не то хотел сказать.
   - Да нет, то. Что хотел, то и сказал.
  "А перед женщиной извиняться - глупо вдвойне, они все равно не верят".
   - Я был зол.
   - На меня?
   - На себя.
  Артис наконец подняла глаза на Темного. Какое-то время они ехали молча, рядом и смотрели друг на друга.
   - Остановить в Мелоне ты меня не сумеешь. Только сейчас, если сотворишь заклинание посерьезнее. Можешь мне не верить, но я совсем не хотела бы прибегать к помощи Зеленого мира. Только он обычно не спрашивает.
   - Зеленый мир - это растения... - как бы про себя сказал Темный, - и мертвые - тоже.
   - Безразлично, какие. Эшафот, я так понимаю, должен быть деревянным.
   - Он таким и будет. Если только братья срочно чего-нибудь не изобретут. Но что ты собираешься с ним делать?
   - Ты все никак не поймешь! Я - ничего не собираюсь, а Зеленый мир - тот соберется. Его ты не остановишь. Но, Темный, - к изумлению волшебника голос девушки прозвучал почти умоляюще, - я не хочу никого убивать. А ведь, если я... увижу его... там... То... сам понимаешь, такое начнется...
  Человек кивнул, он понял.
   - И дело даже не в том, что за жизнь одного нельзя платить десятками. Нам в таком случае лучше совсем его не спасать. Он не переживет...
  Темный кивнул вторично. Судя по тому, что он видел и о чем говорил с эльфом, тот вполне был способен наложить на себя руки, будучи спасенным такой ценой.
   - Темный, если я буду знать, что ты сможешь что-то сделать, если я буду надеяться не только на Зеленый мир, то я сумею справиться с собой. Я сумею не испугаться и не впасть в истерику. Но если... если мне не на что будет надеяться... Если придется выбирать между тысячами людей и одним эльфом, боюсь, я выберу последнее.
  Минуту Темный молчал.
   - Ты совсем не можешь управлять Зеленым миром?
  Артис усмехнулась интонациям вопроса.
   - Правильный вопрос. Немного - могу. Когда волнуюсь... Но... я бы не хотела, повторяю, обращаться за помощью. Начнется паника.
   - Она и при моих методах начнется.
   - Но ее не должно быть! Мы не должны допустить! Да, понимаю, звучит дико... Я не знаю, что нам делать. Если люди не испугаются, то кинутся на нас, а тысячную толпу, да еще на мощеной площади, Зеленый мир сразу не остановит. Если же испугаются, то начнется паника, они потопчут друг друга...
  Темному вновь захотелось сказать что-то ехидное, что-нибудь насчет необходимости думать головой, а не тем, что ниже пояса. Но он сдержался, понимая, что это все те же эмоции, что мешают ему думать головой.
   - Словом, мы должны одной стрелой убить двух зайцев. И эльф цел, и люди невредимы.
   - И конгестору вечная память, - прозвучало сзади и сверху.
   - Подслушиваешь, варкская морда.
   - Надо мне... Вы орете не хуже донатора на молитве.
   - У нас впереди еще три с половиною дня, - не отреагировала на Огра Артис. - Нужно хорошенько подумать. Отправить в преисподнюю целый город мы всегда успеем.
   - Любовь зла, - ухмыльнулся Огр, переходя на скользкую и небезопасную тему. - Чем же он, эльф твой, так хорош?
  Артис улыбнулась так, что живо напомнила Темному иллюстрации к "Цитадели Тьмы". Огра это не охладило нисколько.
   - Хотел бы я, чтоб из-за меня бабы, то есть, прости - женщины отправляли ко всем демонам города.
   - Город ради тебя я отправить куда-либо не обещаю, - ответила Артис все с той же улыбкой упырицы на охоте, - а вот самого тебя - могу попытаться. Хотя, нет, зачем же всего - хватит и определенной части тела.
   - Люблю решительных женщин. Та, что может в морду дать и любить умеет так, что только держись. А уж та, что может в ад отправить!.. Попробуем, а, после ведь случая может и не подвернуться?
  Торн разинул пасть, он до сих пор не совсем привык к вольным нравам уроженца Варкланда. Темный, как всегда, не смог понять, серьезно предлагает варк или же пошло, по своему обыкновению, шутит. Во всяком случае, от встречного предложения Огр не отказался бы и смертном одре. Артис же не ответила, словно тоже поверить в наглость не могла, только склонила голову на бок, пристально варка разглядывая. Варк же легким движением руки смахнул с дороги Темного вместе с мерином и подъехал ближе к предмету столь пристального своего интереса. Темный какое-то время одновременно пытался выпрямиться в седле, сдержать шарахающегося скакуна и следить за развитием ситуации. Торн играл роль декорации, напоминая обросший мхом и лишайником пень, неведомо как взгроможденный на лошадь.
   - Ты не обижайся, но ведь вы, поди с эльфом твоим и не... ни разу. Он вообще тебя целовал хоть раз? За руки, поди, только держались.
  По лицу Артис ничего нельзя было определить, и Темный снова запутался. Девушка, по его мнению, могла с равным успехом как выполнить угрозу и лишить Огра, несомненно, наиболее важной части тела, так могла и согласиться - здесь и сейчас, не слезая с коней.
   - Я ничего против него не имею, - продолжал варк, глядя на Артис, - но я слыхал, что эльфы... того... медленно до них доходит, чего от них женщине надо. И то ясно, куда им торопиться, но ты-то побыстрее соображаешь.
   - Огр, что ты говоришь?! - шепотом почему-то вскричал Торн. - Не позорься!
   - Может, это у гномов хотеть женщину - позор, - величественно ответил варк, - может, вы, гномы, чего другого хотите, а я пока что в своем уме. Не тебя же мне хотеть.
   - Иди ты к демонам!
   - Торн, успокойся, - негромко сказала Артис. - Не будет разврата.
  Физиономия варка помрачнела.
   - Орг, я тебе объясню на доступном примере, - улыбнулась девушка. - Я не сомневаюсь в том, что ты именно мужчина, а, значит, внимание твое приковано исключительно к женщинам. Теперь пойми меня - для меня любой мужчина, кроме Эллиадана, все равно что... мужчина. Но только - для тебя.
  Варк фыркнул, но не особенно разочарованно.
   - Понял?
   - Не тупой.
   - Артис, я боюсь, как бы Огр после твоего ответа не пересмотрел своего мнения о мужчинах.
   - Ты, колдун, не бился ли головой обо что? С утра муть порешь.
   - Господа мужчины, вы не хотели бы сменить тему? Мне хочется до приезда в Мелон услышать что-то кроме обмена плоскими шутками и странных предложений. Ну-с, есть мысли, как одной стрелой убить двух зайцев?
   - Это ваше дело - колдовать, - резонно возразил Огр.
   - Тебя никто и не попросит. Тебя спросили о мыслях. Знаешь, что это такое?
   - Ну, все, перестаньте, - вмешалась Артис. - Что вы как две старухи на рынке... Думайте, думайте - это в интересах каждого. Кто что надумает по существу дела - сообщит, а Темный скажет, сможет и он сотворить предложенное.
  
  В День Терпения - второй из одиннадцати в этом году Светлых Суток Верит не выдержал. Чувство, будто обряд проводят над ним, не покидало конгестора со времени последнего разговора с архистенезисом. Верит засыпал и просыпался под давящим неотступным беспокойством. Все ли пойдет гладко? Сможет ли Орден - ведь и они люди - усмирить толпу, буде та всколыхнется? Как обстоит дело с размещением вновь прибывающих? Честно ли донаторы исполнят свой долг и составят списки тех, кто может быть в Мелоне теперь? Усилить охрану всех ворот и патрули на всех улицах, особенно в ночное время. Запретить трактирщикам повышать плату за постой, а простым горожанам - брать ее вовсе. Обеспечить чистоту, спокойствие и порядок; все лечебницы и богоугодные заведения должны работать сутки напролет; особое внимание уделять нелюдям, неимперцам и всем, сколько-нибудь подозрительным лицам. Но каждодневные и далекие от духовного заботы меркли перед одним - единственным привычным вопросом - что же он, Верит, конгестор Мелона и Перешейка станет делать, скажи завтра Всеневор "нет"?
  Ответ напрашивался сам собою - ответ мерзкий и скользкий, насквозь фальшивый. Конгестор до поры до времени гнал мысли о подмене прочь, но вот пошел уже второй день Светлых Суток, от архистенезиса ни ответа, ни привета, а решать что-то надо. Теперь, как не прискорбно было отмечать сие Вериту, но инсценировка устраивала его более, нежели истинная демонстрация. По крайней мере, не будет такого риска. Верит и до того не раз с досадой ловил себя на мысли о том, как не хочется ему, конгестору, присутствовать на площади в последний миг обряда. Сейчас же, когда появилась реальная возможность неприсутствия тысяч людей и его самого в непосредственной близости от эльфа в последний для него, вечного, миг, вся их затея с публичной казнью начала казаться Вериту одной большой глупостью.
  Слегка придерживая полы шелестящей рясы, глава черного духовенства широким шагом отмахивал аршин за аршином серого мраморного пола. Невеселые мысли стучали в висках. Надо же, насколько низок и суетен человек, как быстро меняет он свои, казалось бы, нерушимые принципы. Как скоро та идея, за которую хотелось и должно было убивать становится лишней и глупой, стоит найти другую, лучше удовлетворяющую сиюсекундные желания. Он, Верит жаждал принародно сжечь эльфа и руководствовался при этом благом людей. Теперь, похоже, он желает обратного - и вновь с намерением принести добро пастве и уберечь ее... от чего... Чего он сам боится? Чего бояться ему, ходящему под Богом! Если будет угодно Творцу, архистенезис поспеет вовремя, если же нет - стало быть, пафосный жест служителей Ордена был сродни завываниям и диким пляскам языческих шаманов, сродни кровавым жертвоприношениям островитян, который только и думают, как бы умилостивить своего бога. И не умилостивят никогда, ибо их бог (да, так, с маленькой буквы; жаль, что нет букв еще мельче) - суть прислужник Низвергнутого. Будет угодно Господу - устоит Мелон, что бы на площади его не случилось; и не шелохнется толпа, и не впадет в истерику от радости или страха; не вылезут из-под земли демоны с намерением эльфа спасти - вообще ничего из ряда вон выходящего не произойдет. Если же нет - кто будет виноват? Виноват ли садовник, с корнем вырывающий сорняки, или крестьянин, отправляющий больную корову на скотобойню? Виноват ли золотарь, очищающий отхожие места? Если Мелону суждено пасть (да почему же лезет в голову мысль о падении?!), то виновны будут только они сами, пустившие скверну и растление в сердца.
  Глубоко задумавшийся Верит постучал сильнее и дольше, чем намеревался и уж гораздо сильнее, чем следовало стучать в дверь представителя белого духовенства, занятого важными делами. Однако, и в ответ на грохот, дверь отворилась далеко не сразу. А когда отворилась, то конгестор, не будучи человеком чувствительным, выразил свое изумление лишь слегка приподнявшимися бровями. Кое-кто, не столь устойчивый к потрясениям, не удержался бы от восклицаний - бессмысленный и даже невежливых. Конгестор же справедливо полагал, что либо архистенезис сам пояснит свое явным образом неблагополучное состояние, либо и выяснять бесполезно.
   - Мне пока нечем тебя обрадовать, - глухо сказал Всеневор, и Верит вдруг осознал, отчего глаза архистенезиса кажутся такими мутными и водянистыми. - Результат пока не достигнут.
   - Что произошло? - спросил Верит против воли, ему и впрямь стало жаль старого больного человека, которому действительно нечего сказать.
   - Только то, что должно было произойти.
  Архистенезис явно не собирался впускать Верита далее порога, да тот и не стремился.
   - Вы неверно поняли мой приход, святой отец. Я лишь хотел сказать, что с радостью приму любой результат, и Вы, отец, можете быть на этот счет спокойны.
  Насчет радости Верит лукавил, он теперь неизвестно, какой новости скорее бы обрадовался. Архистенезис совершенно никак не отреагировал на внезапное смирение конгестора. Только мутные от слез, совершенно старческие глаза его миг шарили по лицу Верита.
   - Как быстро меняется все в мире, и быстрее прочего - людские помыслы. Как быстро меняем мы свои мысли и убеждения... - конгестор слегка опешил - не часто удается услышать свои собственные мысли из уст другого человека. - Вы, конгестор, поменяли свою точку зрения, я вижу, что искренне, но простите, я успел изменить свою. Да, Верит, теперь я хочу, чтобы обряд состоялся как можно скорее.
  Конгестор поклонился.
   - Не сочтите меня старым маразматиком, хотя, я им, возможно, и стану после обряда. Мне попросту тяжело и я хочу, чтобы все побыстрее закончилось. Вы боитесь смерти эльфа на храмовой площади, - Всеневор не остановился, чтобы выслушать ответ, потому что он не спрашивал, а утверждал, - а я боюсь, что он умрет здесь, в этой самой комнате... - Всеневор не договорил. - Вы уже многое приготовили - продолжайте. Если Бог даст мне сил, все будет готово к сроку.
  Верит вновь поклонился, гораздо ниже. Не в благодарность, но из сочувствия.
   - Будьте мужественны, отец мой. Уповайте на Господа.
   - Да, - просто сказал архистенезис. - Идите, конгестор, у Вас дела. Я сам полю за Вами, когда... придет время.
  Конгестор не успел на этот раз ни поклониться, ни просто кивнуть, ни сказать ни слова - дверь захлопнулась.
  Архистенезис, оставшись в одиночестве, вновь опустился на колени лицом к стене. Он не молился в строгом смысле слова - трудно назвать молитвой рой беспорядочных и порой вовсе неподходящих мыслей. Он рассказывал Отцу о своей беде - нужно было выговориться. Беда же была налицо - Всеневру становилось все труднее и труднее приводить в действие артефакт, который он еще недавно именовал святыней. Сегодняшнее же происшествие поставило под сомнение благополучное завершение всего дела. Архистенезис ясно и четко понял, стоит этому хоть раз повториться - и он не выдержит. Переведет артефакт в режим убийства или вовсе его снимет. И тогда эльф умрет, а вместе с ним и его душа. И это на пороге вечности! Зато ему, Всеневору, станет легче, ибо страшно, неизмеримо трудно сохранять спокойствие и отказывать отчаянным мольбам. Мольбам, исходящим из самого сердца. Да, вечность близка, и душа эльфа висит на волоске. Скоро, совсем скоро последние капли выдержки и самообладания оставят его, и душа, потеряв всякую опору, полетит в пропасть. Но ее подхватят и не позволят упасть Отцовские руки. Тогда-то и откроется дверь, запертая Низвергнутым, и прострется перед эльфом вечная и нескончаемая дорога, по которой никогда не устанешь идти.
   Архистенезис понимал что этого может и не произойти. Всеневору вновь и вновь вспоминался старец-знахарь - выдержал бы он? Смог бы не прекращать лечения, если бы к нему были обращены те слова, что с перебоями сердца выслушивал от эльфа Всеневор? Или же проклял бы старец тот день и час, когда изобрел свой способ исцеления и откопал бы больного из обжигающей жижы? А ведь эльф просил, умолял даже не о прекращении "исцеления", а о смерти. О настоящей смерти. Где-то далеко, в другой реальности, в закоулках собственной души, он погиб, а, открыв глаза, обнаружил, что жив, и что все повторяется сначала. Некоторое время эльф, по-видимому, осознавал произошедшее, а затем не выдержал и обратился к невидимым мучителям с просьбой дать ему умереть наяву. Через очень малое время Всеневору захотелось умереть самому - сердце на части разрывалось от отчаянных горьких слов. Поняв, что мольбы никого не тронут, эльф разрыдался. Беззвучные, но оттого более жгучие слезы потекли из глаз - и Всеневор поймал себя на том, что просьбу почти выполнил. Рука его лежала на второй половине артефакта с явным намерением остановить работу.
  Архистенезис молча земно поклонился, ткнувшись лбом в пол, да так и замер. Теперь уже он сам умолял Создателя сжалиться над ним и не терзать более подобными сценами. Но еще более - сжалиться над эльфом и скорее, скорее позволить душе вечного, но смертного брата сделать тот последний, единственно верный шаг к бесконечности.
  
  В Мелон оказалось проникнуть не так легко, как предполагалось изначально. По смутным разговорам на ставшем многолюдном пути друзья с беспокойством узнали о существовании неких списков. Темный немедленно принялся гадать, входил ли в неведомый перечень он сам. Списки кого? - тех, кого можно и должно впустить или тех, кого пропускать не под каким видом нельзя? Если первый вариант еще как-то можно было обойти, то при втором в Мелон можно было попасть разве что в качестве наглядного пособия для ответа на вопрос "а хорошо ли горят колдуны?". С другой стороны - кто помнит его, Темного, внешность? И так же сомнительно, чтобы всех, прибывающих в город проверяли на предмет наличия магических способностей. Эдак можно и к следующему Дню Обретения не управиться. Да и кто проверять станет?
  Возможно, Темный еще долго соображал бы и строил предположения, но нашлись те, кто взялся за дело с противоположной стороны. Артис, перезнакомившаяся с добрыми тремя четвертями попутчиков, прямо и наивно спросила, что за списки, собственно такие. Темный, чересчур привыкший к подозрительности - как своей, так и чужой, поразился было и испугался, но в следующий момент отсчитал себя за глупость. Играть, так играть до конца. Что девушка и делает - прикидывается нездешней и, как результат, непонимающей местных порядков. В самом деле, откуда людям не из Перешейка знать, что и как принято здесь у них делать. Темный несколько раз во время своих странствий по Империи слыхал шепотом рассказываемые байки о том, что, мол, они в Перешейке с эльфами разве только детей совместных не имеют. И конгестор, якобы, на какую-то долю эльф (как будто забыли, что Верит из Белограда родом), и варки с гномами едва ли не в верховное духовенство пробились... По сравнению с этими россказнями вопрос Артис выглядел еще очень интеллигентно и культурно.
  Вскоре выяснилось (а спутники вопросу не удивились вовсе), что имелись в виду списки первого рода. И что каждый на дороге, буквально каждый, боялся, что вот его-то, именно его, ни в чем не повинного Такого-то-сякого-то из Верхней Раздолбайки местный донатор и забыл включить в перечень достойных.
   - Но как же быть нам? - обратилась Артис с вопросом, тоже вполне законным, в пространство. - Мы-то не местные.
   - Видимо, придется поворачивать, - угрюмо бросил Темный.
   - Но... как же... поворачивать... - спросила девушка с нотками, достойными театральных подмостков.
   - Да как же иначе, нас-то в списках все равно нет.
   - И нас там нет, - вставил Торн, прикидывающийся на пару с Огром случайными недавними знакомыми Артис и Темного, то бишь Талора Ниллона и жены его Арики. А что же, правда не хуже любой другой.
   - Хей, люди, а если добром попросить - пустят?
   - Да! В самом деле, если объяснить все, попросить...
  Темный едва сдержал усмешку, ему живо привиделось, как он просит стража в рясе пропустить его, колдуна и чернокнижника в Мелон, дабы помешать благочестивым намерениям Ордена отправить мерзопакостного эльфа к его родичам в ад. Слушатели же зашумели в том смысле, что, конечно попросить и, конечно, объяснить. В Ордене тоже люди, и люди неплохие - должны понять.
   - Ну не знаю, - явил совсем невымышленную скептическую усмешку Темный, вспомнивший свое настоящее имя. - Как мы докажем, что мы - это мы?
   - А мы на что? - поразились слушатели. - Ты - нормальный вроде мужик, жена твоя в обморок не падает?
   - Пока не было.
   - Так чего же лучше. Ты объяснишь - мы подтвердим.
   - А нас, если объяснить - впустят? - смиренно спросил Торн. - Мы же вовсе... нелюди.
   - Скажешь тоже! Чушь собачья! - громко заявила дородная тетка, единственная кроме Артис женщина на два десятка мужчин. - Чем же ты не человек - две руки, две ноги, голова на плечах. Борода - так бороды-то только что у нас, у баб не растут. Ростом не вышел - и это бывает. Муж мой, вечная память покойнику, едва ли на вершок повыше был, а уж мужик что надо...
  Тетку немедленно поддержали со всех и с разных сторон; на гнома и варка высыпался ворох двусмысленных комплиментов в том смысле, что "гномы - тоже люди" и заверения в доброте и непредвзятости Ордена. Причем заверения столь амбициозные, будто собравшиеся крестьяне и торговцы являлись по меньшей мере легентами и донаторами.
  "Ну прямо-таки собрание общества любителей нелюдей, - усмехнулся про себя Темный. - А вот чем эльфы не люди? Формой ушей? Или отсутствием бород даже и не у баб? Нет, конечно же, нет. Есть у них одно замечательное свойство, такое, при котором и гном за человека покажется. Вот интересно, а есть ли у эльфов фольклор о смерти? У людей о вечности - сколько угодно, а наоборот... Есть ли у эльфов фольклор вообще? Как представляется смерть Вечным, что - забор на бесконечной дороге? Или нет, через забор ведь можно перелезть... И вообще, куда эльфы после смерти, а, точнее, гибели своей, деваются?". Темный нашел еще одну причину, толкнувшую его на всю их безумную затею - жгучий интерес к чужой культуре. Нельзя упустить возможности поговорить с самым настоящим эльфом, пусть слегка скорбным разумом.
  До определенного момента людям на дороге удавалось скрывать свое волнение даже и от самих себя. Но как только ясно нарисовались у горизонта три белые птицы, всех буквально заколотило. Волнение, переходящее в нервную дрожь и стук зубов, овладело каждым. Мили, только что убегавшие стаями, теперь плелись еле-еле. Каждая растянулась, казалось бы, мало не вдесятеро. Три башни, маячившие впереди, не только не приближались, но, похоже, начинали удаляться. Попутчики, число коих все прибывало, говорили, не переставая, но все не о том. О видах на урожай, о необыкновенной весне, о детях, женах и тещах, оставленных дома, о курах, овцах и паршивых соседях, о наверняка ужасных ценах в мелонских гостиницах и трактирах, словом, о чем угодно, но не о главном. Ни слова об эльфах, ни звука об обряде освобождения, а проще - сожжении на костре.
  Мелон вынырнул перед разномастной толпой всех сортов и видов занятий совершенно неожиданно. Вынырнул и тотчас же развернулся во всей своей красе, сияющий под солнцем, праздничный, готовый к приему гостей. "Красивый город", - невольно констатировал факт Темный, хранивший о главном городе Перешейка и иные, малоприятный воспоминания. А город был и впрямь очень красив. Темный про себя отметил удивленные глаза Артис, впервые видевшей Мелон. Но даже и во второй, и в третий, и в трехсотый раз Мелон производил колоссальное впечатление. Высокая зубчатая стена странного крапчатого камня, неимоверно гладкая, словно полированная, блестела под яркими лучами. За нею выступали ажурные башни, карнизы, барельефы - ни одна композиция не повторялась, но безумное причудливое разнообразие форм складывалось в одну целую картину, точнее же - в искусно украшенную раму. Самой картиной, конечно же, являлось трехбашенное белоснежное здание в юго-западной части города. Храм Вседержителя, единственный в Перешейке, да вообще в своем роде, гордо возвышался над бирюзовой водой бухты, роняя призрачные тени на площади и улицы Мелона. Нерушимый и нереально-сказочный, словно сотканный из тумана, он стоял здесь за сотни лет до того, как город приобрел свое теперешнее имя. Храм и спас Мелон от разрушения, ибо не родился еще в Империи человек, способный поднять руку, а, тем паче, кирку, на подобное чудо. Неизвестно, как относились к своему творению эльфы, наверняка неплохо, но едва ли могли они благоговеть перед ним так, как мелонцы. Темный жалел лишь об одном, что сейчас нет дождя. Он не видел главной особенности Храма - радуга, если появлялась над Мелоном, всегда вставала именно над тремя башнями и тогда, рассказывали, белоснежные девственные стены расцвечивались удивительными тонами, перетекающими один в другой.
  Темный посмотрел на Артис, онемевшую от изумления и попытался представить ее отношение к Храму. Ведь для нее-то он - вовсе не храм. Не человеческое религиозное сооружение, а, как там... Толбэн-ан-Эйриад, Дворец Радуги. Да и Мелон для нее - не Мелон. Темный вспомнил, что в переводе с эльфийского давнее название города - Эйалос - означало что-то вроде "дом радуги".
   - Темный, - Артис отчего-то говорила шепотом, - а почему трое врат?
   - Не знаю, - признался волшебник, - наверное, потому же, почему у Храма три башни.
   - А не опасно это - город с тремя вратами.
   - Врата нашей работы, - скромно заметил Торн.
   - Гномы помогали нам их делать? - изумился кто-то из крестьян.
  Торн подпрыгнул на месте, но взял себя в руки. Однако же, вслух подтвердить такое вопиющее заявление гному не достало слов, он нервно кивнул. Артис слабо улыбнулась. Она, как и Темный, знала о способностях сородичей Торна побольше, нежели большинство имперцев. Знала, что гномы никак не могли помогать людям, даже и люди не могли быть помощниками бородатым строителям - вышла бы одна помеха. Здесь и эльфы - не Бог весть какие помощники. А в ворота, сделанные гномами - не для людей, конечно! - враг мог стучаться до отупения. Легче долбить тараном напрямую в стену - больше шансов пробить.
  Сейчас тарана не требовалось, все шесть блистающих чеканных створок были распахнуты, наверное, впервые за минувшие триста лет. И перед каждыми из трех врат вился серый хвост очереди. Темный проглотил вставший в горле комок и для чего-то проверил наличность, хотя обычно в Мелоне плату за вход не брали. Друзья пристроились в хвост центральной вереницы терпеливо и почти молча ожидающих людей.
   - Эге, смотрите-ка, - Огр, оказывается, умел говорить шепотом.
   - Ну?
   - Смотрите-ка, - повторил варк, указывая куда-то назад, - и эти здесь. Неужто думают пройти?
  Темный, Артис и Торн посмотрели в указанном направлении, с пригорка шумно и весело спускалась ватага пестро одетых молодых людей в беретах.
   - Да, этих не пустят, - констатировал Темный.
  Виртаны вызывали в нем одновременно и уважение и презрение. А бродячие насмешники уже вовсю пристраивались к их очереди. Артис досадливо помотала головой и отвернулась.
   - Ты, что, их знаешь? - прошептал в самое ухо девушке Темный.
   - Кто же их не знает, - утвердительно кивнула та.
  Шум, поднявшийся было сзади, улегся. Великовозрастные оболтусы сообразили вести себя прилично.
  Скрыть от очереди то, что в списках их нет, у друзей не вышло. Во-первых, проболтались их попутчики, принявшиеся советоваться, как и что Темному лучше всего говорить. Темного при этом и не спросили. Во-вторых, Огр и Торн напрашивались сами собою; в-третьих, Темный ничего не отрицал - бесполезно. Очередь, к вящему удивлению, не вознегодовала, не попросила в нелюбезных выражениях покинуть стой верующих, а только призадумалась. Виртаны же, будучи где-то в хвосте, услыхали разговор и даже предмет разговора услыхали.
   - Эй, люди, кого там в списках нет! - послышался радостный голос и сквозь толпу протолкался длинный, невероятно рыжий парень с пакостной физиономией.
  Темный досадливо передернул плечами. Артис отвернулась. Виртан оглядел примолкнувшую очередь и остановил взгляд на нелюдской парочке.
   - А вам, господа, я вообще стоять не рекомендую, - начал он.
   - Что же нам, лечь! - огрызнулся варк, и без того, видимо, переживающий за то, как попадет в город.
   - Да хоть сесть, - не смутился парень. - Не тот у вас... внешний вид, чтобы здесь стоять. Да вы бы и сами поопасались, вы же тоже... того...
   - Это ты того, - рявкнул Огр, делая движение к виртану. - Сами-то куда прете?!
  Толпа не дала договорить Огру, все зашумели. Слово, которое так хорошо парень выделил "тоже" привело почему-то ожидающих людей в крайнее волнение. Ни слова "Орден", ни слова "эльф" вновь не прозвучало, словно заклинание какое было наложено, а люди шумели в основном насчет того, что вот, и эти разгильдяи тоже лезут, и сами не знают куда... Виртан же, и не думая перекрикивать толпу, вдруг наклонился к Темному.
   - Ты, что ли, мужик, без списка?
  Темный едва не вздрогнул и не успел ничего ответить.
   - Тогда тебе лучше не стоять. Все равно не пропустят.
   - А ты откуда знаешь? - очень недовольно спросил волшебник, чертыхнувшись про себя.
   - А мы всегда все знаем! - захохотал виртан. - Мы видели тех, кого завернули, - шепотом продолжил он, как бы на ухо Темному. - Они простояли в этой очереди полдня, а их все равно отправили назад.
   - Постоим, - упрямо сказал Темный пересмешнику, - авось и пустят.
   - Ну стой, дядя, авось, чего и выстоишь.
   - Как же не пустят, конечно пустят! Хорошие ведь люди.
   - У них на лбу, что ли, написано?
   - И вправду, может, грабители, а, может, кто и похуже.
  "А ведь и впрямь похуже", - мрачно усмехнулся про себя Темный.
   - Вы бы, господин хороший, молчали, про что не знаете. Сказано вам, хорошие люди, не нервные.
  Очередь, очевидно соскучившись под солнышком, прекращать разговор не стремилась, на виртана с Темным обращали внимания все меньше. Вопросы становились все риторичнее, а ответные выпады все пафоснее.
   - Что же это, теперь пусть приходит, кто хочет?
   - Только так и должно быть. Коли веруешь - заходи.
   - Это уж не праздник выйдет, а полный бардак.
   - Не знаю я, как в бардаках, извиняйте, не бывал, противу вашего, ни разу.
   - Люди добрые, что вы говорите! В такой день, у святых, можно сказать, врат!..
  Виртан вдруг ловко сцапал Темного за рубашку, подтянул к себе и сказал трагическим шепотом прямо в ухо:
   - Есть выход.
   - Отцепись.
   - Не нервничай, дядя. Пошли с нами, у нас есть прошение.
   - Какое прошение, - грубо сказал Темный, - вместе с "тоже" на костер?
   - Ты, дядя, или очень глупый, или здорово прикидываешься.
   - Ты сам недурно прикидываешься, - волшебник отлепил наконец пальцы виртана от своего рукава, - будто тебе еще впору куличики из песка лепить.
   - Завернут, дядя, как пить дать завернут.
   - Значит, завернут, - отрезал Темный. - Прощайте, милейший.
   - Ты, дядя, не человек, а прямо-таки еж в середине зимы, - виртан скинул свой пестрый, не пойми какого цвета берет и помахал им в воздухе. - Люди, извиняйте, я удаляюсь. Прощайте!
  Парень на самом деле тотчас же исчез, а с ним почти тотчас же и суета улеглась. Имперцы, да еще в канун праздника, не были приспособлены к долгим выяснениям отношений и теперь извинялись друг перед другом. Темный соображал, почему он отказался, не подумав и доли секунды. Были для отказа причины объективные - вроде тех, куда денутся Огр и Торн, ведь им-то парень не предлагал ничего; то, что Артис их видела, а, стало быть, и они ее могли видеть, и узнать могут; и то, что попросту виртаны - спутники и помощники чрезвычайно ненадежные и с ними впутаться в любую историю - пара пустяков. А их история и без того чересчур путаная и до крайности неприятная. Но ведь ни об одной этой причине не вспомнил Темный, он отказался, видимо, потому что ему страшно не понравился рыжий виртан. Вот подойди кто другой, предложи то же самое, он бы еще подумал, а здесь и думать нечего. Предчувствия, предчувствия... Уж не становится ли он, чего доброго, эльфом.
  У Темного над ухом фыркнуло, волшебник вздрогнул и тупо уставился на всхрапывающую морду у себя над плечом. Он начисто забыл о лошадях, те вели себя тише мышей. "Еще лошадей продать... Выбираться отсюда все равно придется иначе".
  Очередь двигалась, ворота приближались, по обеим сторонам широкого створа стояли два серых брата, держали объемистые свитки и увлеченно делали в них пометки. Сердце волшебника тревожно забилось. А когда ворота очутились совсем близко и стала видна серо-белая ажурная внутренность города, Темный подумал, что у него и совсем нет сердца, а зато судорожно трепыхаться научился желудок.
   - Идите, идите вперед, - шепотом загомонили вокруг их спутники. - Идите, объясняйте, а мы подтвердим.
   - Спасибо, - выговорил Темный и, чувствуя себя последним кретином, направился к служителям Ордена, одной рукой таща лошадей, другой - Артис. Что он плел, Темный потом упорно не помнил. Помнил только, что называет свое настоящее имя и девичью фамилию матери, настоящее место рождения и ненастоящий семейный статус. Помнил, что все-таки ответил на все вопросы и что в ответ на сбивчивые, но все-таки связные речи наконец прозвучало: "Проходите".
  За воротами Темный обнаружил, что промок насквозь. Оглянулся - Торн и Огр рядом (спрашивали ли про них? О, тьма, не помню!), Артис тоже здесь. Все, теперь пути назад нет. Волшебника бросило из жара в холод.
   - Пошли. Не на улице же ночевать.
   Все еще невменяемые, четверо друзей пошли по улицам Мелона, разыскивая гостиницу, комнату, чердак или сеновал - что уж найдется. Толчеи, против ожидания, почти не наблюдалось, среди прибывающих верующих прогуливались служители Ордена, что много способствовало порядку. Обойдя полгорода, они все же нашли - и даже не сеновал, а комнату на постоялом дворе. Одну на четверых, с единственной кроватью. Забегавшийся хозяин приволок ширму и комнат стало две, затем во вторую половину набросали набитых соломой тюфяков, и получилось вполне недурно. Наскоро перекусив (и здесь очередь), компания занялась делом - нужно было осмотреть место действия.
  Половина храмовой площади была оцеплена, за выстроившейся по стойке смирно личной гвардией Ордена лезли вверх деревянные леса. Погуляв вокруг Храма, красоту которого успешно заслоняли непривлекательные постройки и нерадостные мысли, друзья решились на проверку. Варк очень ловко умудрился поставить подножку гному. Торн грохнулся, сбряцав словно полк рыцарей и зацепив еще парочку горожан. Поднялся шум, Торн ревел как медведь, которого волокут сквозь игольное ушко, Огр не особо отставал. Упавшие горожане больше всего на свете хотели подняться наконец и убраться подальше, но Торн орал, что не даст их в обиду. Тех перспектива радовала мало, но возражать они не решались.
  К месту склоки начали стягиваться зеваки, кто-то вступился за гнома, кто-то за варка, а через несколько минут к переругивающимся уже спешили орденцы. Стража, видимо, не имея права двинуться с места, мысленно явным образом была на стороне своих коллег. Верующие вне эпицентра свары перестали бесцельно и скучно прогуливаться по площади, а позастывали, глядя на спектакль. Темный, якобы завязывая неожиданно лопнувший шнурок на ботинке, присел на корточки. Артис сунулась помогать, загородив действия волшебника от посторонних глаз.
  Спешно шепча заклинания, которые со стороны и не зная, можно было принять за неразборчивые проклятия по отношению к обуви, Темный старательно совершал положенные пассы над мостовой. Камень стал полупрозрачным и, о, Всевышний, под ним была пустота. Оглянувшись воровски по сторонам, маг рискнул и применил заклинание поиска. На миг камень исчез вовсе, Темный и Артис словно бы висели в воздухе. Расцвеченные красно-желтым, потоки двигались под ними, образуя крест, центр которого находился ровно под Храмом. Но что важнее всего, один из потоков проходил точно под строящимся эшафотом. Свечение минуло и погасло, сменившись серым гладким камнем. Что-то больно ударило Темного в поясницу.
   - Простите, - угрюмо сказали сверху.
  Парочка вскочила.
   - Это Вы извините. Шнурок порвался.
   - Бывает, - столь же мрачно пробасил детина с лицом десятилетнего ребенка и потопал прочь.
  Артис и Темный огляделись. Огр громко извинялся перед Торном и перепуганными горожанами и клялся, что не нарочно. Гном заупирался было, но под давлением стражи вынужден был принять извинения и дать обещание впредь смотреть себе под ноги. Инцидент был исчерпан. Огр ушел в одну сторону, провожаемый цепкими взглядами братьев, Торн - в другую, а Темный продолжил прогуливаться с девушкой по площади, мысленно перебирая в уме возможные пути пробивания мостовой.
  Вернулись они поздно вечером, Торн и Огр были уже на месте. В молчании поужинав, друзья поднялись к себе. Ни варк, ни гном ни о чем не спрашивали волшебника. Темный сидел на кровати и стаскивал ботинки, за спиной его копошилась Артис. Волшебнику внезапно пришло на ум - словно подсказал кто - а ведь вполне симпатичная девчонка, красивая, можно сказать. А завтрашний день неизвестно чем еще кончится, так стоит ли лежать рядом двумя бревнами. Огр, словно выучившись читать мысли, сказал из-за ширмы:
   - Вы там не очень-то шумите, ладно. Спать охота.
  Темный оглянулся на Артис. Девушка лежала, свернувшись калачиком, лицом к стене, но не спала, а бессмысленно в эту стену смотрела.
   - Спите, - ответил волшебник, слегка разочарованный. - И тоже постарайтесь как-нибудь потише.
   - Пошляк, ты, колдун, - Огр просунулся за ширму.
   - Это ты пошляк. Я имел в виду - не храпите. Нам тоже спать хочется.
  Варк перевел взгляд на неподвижную Артис, затем снова на Темного.
   - Ну, колдун... завтра или пан, или... В общем, надо, чтоб пан.
   - Надо, - кивнул человек.
   - Совсем ведь худо девочке, - разоткровенничался варк, поняв, что Артис его вряд ли услышит. - Ты бы утешил ее, что ли.
   - Опять тебя несет, Огр. Или, по-твоему, я очень напоминаю эльфа?
   - Больше, чем я.
   - Может быть, за любого другого эльфа я бы еще сошел, но за того, что надо - слуга покорный. Да и хватит уже, Огр, сами как-нибудь разберемся.
   - Разбирайтесь, - кивнул Огр. - Может, ты и прав. Со страху у кого лучше иной раз выходит, а у кого и вовсе ничего. Да и сможешь ли ты завтра с устатку колдовать.
   - Иди-иди, бабник. Спи. Если сумеешь.
  Огр фыркнул, бессонница в число его многочисленных талантов не входила.
   - Чего вы тут? - за ширму просунулась борода.
   - Ничего. Спим почти.
   - Да, выспаться перед завтрашним днем - первое дело. И кто бы мог подумать, что я эльфа соберусь спасать.
   - Ты еще выйди на улицу и заори, - посоветовал Огр.
   - Да я же пошутил, - смутился гном.
   - Торн, - спросил ни с того, ни с сего Темный, - а ты и в самом деле женат?
   - Да.
   - И дети?
   - Что - дети?
   - Дети у тебя есть?
   - Девочка, дочка.
   - Понятно. Ну, что, желаю вам хороших снов, поскольку... На всякий случай.
   - Не каркай.
   - Я не каркаю. Тебе, Огр - табун жаждущих девиц всех сортов и мастей, Торну - сына, а лучше - не одного, а мне... а я пусть стану великим и всемогущим волшебником, самым могучим в мире, чтоб альтинидийцам до меня было как до звезд.
   - Не кисло. А девчонке тогда - как она со своим эльфом...
   - Это лучше наяву, Огр. Все, спите, до завтра.
   - Не спорю, наяву оно всегда лучше. До завтра, колдун.
  Варк с бородой на уровне подмышек исчез, послышалось шуршание. Темный, не раздеваясь, нырнул под одеяло и подвинулся ближе к Артис. Та не спала, конечно, но никак по-прежнему не отреагировала. Темный погладил девушку по плечу, та не то вздохнула, не то всхлипнула. Волшебник прижался щекой к этому плечу и закрыл глаза. Когда ему еще выпадет такое - вот просто так рядышком с молоденькой девчонкой... Какой молоденькой, к демону, ей же неизвестно сколько лет! Какая разница, главное, что он рядом с нею чувствует себя много старше ее... "Вот тьма, да я же еще совсем не старый! Но прав Огр, ничего я не хочу и не смогу, поскольку... засыпаю... совсем сплю".
  Снился волшебнику сон, словно несет его куда-то река. Причем самой воды не видно. Несет, плавно качая, под храмовую площадь, под эшафот. Мостовую нужно взломать изнутри, но он не помнит нужного заклинания. Ничего не помнит. Ищет, ищет, проклиная всех и вся, и не находит. А река хочет унести его прочь, и он цепляется за какие-то балки, уже не ищет заклинания, а пытается удержаться. Пальцы немеют, вода становится ледяной, поток подхватывает его и швыряет о каменную кладку. Он хочет крикнуть, но захлебывается и начинает тонуть.
  Вскрикнув, Темный проснулся. Открыл глаза, и сердце его комом сползло вниз. Не было кровати, не было ширмы, не было Артис рядом - вообще не было маленького уютного постоялого двора. Он, весь мокрый почему-то, сидел в мокром кресле с высокими подлокотниками. С волос капала вода, попадая в глаза, но человека напротив Темный узнал бы и, совсем ослепнув.
  
  Всеневор вызвал конгестора под вечер дня Укрепления, накануне праздника. Архистенезис уже не выглядел восставшим из гроба мертвецом, но глаза его оставались больными и усталыми. Жестом пригласив Верита войти, архистенезис затворил дверь. И вновь, как и недавно, отпер другую, замаскированную под часть стены, дверцу, ведущую к эльфу. Широким шагом проследовав за Всеневором, Верит вошел в помещение, в котором ровно ничего не изменилось. Ничего, кроме самого освобождаемого. Конгестор почувствовал, как волосы шевелятся под черным полотном его капюшона. Он был здесь одиннадцать дней назад, но казалось, что прошло одиннадцать лет. Не всякий узник далеко не каждой темницы выглядит так после многолетнего заточения.
  Кожа эльфа стала не просто мраморно-белой, какой была до обряда, а полупрозрачной, словно бы истлевшей. Дыхание затруднилось, стало неровным и частым, и почти простым глазом было видно столь же неровно бьющееся сердце. При каждом вдохе эльфа сотрясала дрожь, выступала синяя жилка на шее и пульсировала часто-часто. Но не это удивило Верита более всего, в истощении эльфа не было ровным счетом ничего странного, ведь, хоть он и не человек, а и ему трудно выдержать две недели абсолютного поста. Нет, что-то появилось в лице эльфа, прежде почти детском, что-то такое... такое, чего конгестор пока не мог понять. Оглядевшись по наитию, Верит почти испугался - в комнате было темно, должно быть темно, но от распростертого на лавке тела распространялось несомненное, достаточно яркое свечение. Конгестор утер пот со лба, его страхи вспыхнули с новой силой.
   - Подойдите ближе, он вот-вот проснется.
  Конгестор на негнущихся ногах приблизился и взглянул эльфу в лицо. Ничего не происходило. Прошли томительные секунды, и внезапно стало еще светлее, - распахнулись огромные, нечеловеческие глаза. Но первое, что поразило конгестора - это искры, ярко мерцающие в глазах эльфа, ни дать ни взять звезды в темном небе. Раньше не было такого. Затем, отрешившись от созерцания ненормального свечения, Верит увидел полную безысходность внутри этого неба. Такое доводилось ему наблюдать всего несколько раз за долгие годы служения и общения с выдающимися мериторами, профессионалами своего дела. Отчаяние до полного равнодушия к собственной судьбе, потеря всего - цели, надежды, чувств, времени, реальности - вот что было внутри эльфа. Бездонная пропасть - ни опоры, ни спасения, ни помощи, эльф смирился со смертью и болью. По большому счету, он уже был мертв. Достигнув такого состояния, люди долго не живут (нелюди, надо полагать, тоже) - либо умирают, либо сходят с ума. И в том, и в другом случае душа покидает свое узилище и устремляется ввысь. Получилось.
  Но поздравить Верит себя и архистенезиса с победой не спешил. Отнюдь. Слыхал он о таком вот свечении, ведь и воздух в комнате изменился, будто перед грозою. Да, душа покинет темницу и устремится в небеса, но здесь... Конгестор более не сомневался - здесь будет ад. Эльфу стоило бы умереть за пределами города, где-нибудь в пустыне, где нечему рушиться и некому погибать.
   - Отец мой, - выпрямился наконец конгестор, - мы просчитались. Его смерть унесет жизни многих и многих, это теперь несомненно. Теперь, кажется, я понимаю, почему эльфы не погребают своих умерших.
   - У Вас были мысли... - Всеневор направился к двери.
   - Немного другого толка. Хотя... фальсификация...
   - Кем же?
   - Есть кое-кто на примете. Колдун.
   - Колдун? Настоящий?
   - Да. Раз до сих пор не бросил, значит - настоящий.
   - Хорошо. Нет... Верит, колдуна можно использовать и с большей пользой. Он здесь?
   - В городе. Прибыл сегодня и, разумеется, не случайно, - Верит улыбнулся, припоминая. - Я Вас понял, отец. Это действительно был бы выход. Но разве святыня работает на расстоянии?
   - Нет, но для чего ей работать. Вы видели результат, большего уже ничем не добиться.
  Верит кивнул. Эльф мертв, и их спектакль с публичным обрядом в любом случае явится всего только спектаклем. Эльф же и костер уже вряд ли почувствует.
   - Он умрет и умрет очень скоро, сил у него не осталось, последние истекают. Святыня не работает на расстоянии, поэтому я отзову ее - это смерть тем более.
   - Вот как. Что же, остается создать условия для удаления... колдуна из города после... всего. Район все равно густонаселен. Или по реке...
   - Лучше по реке, - кивнул Всеневор, - будет праздник, тем более, что громадная часть населения здесь, да и вода поможет.
   - Отлично, тогда я вплотную займусь колдуном. Что же, если все пройдет успешно, мы решим разом две серьезные проблемы.
   - Не две, а три.
   - Ах, да, три. Я ухожу, отец мой, нужно подготовиться.
   - Да, идите, Верит. Завтра в десять.
   - Разумеется. Пришлю людей. Да благословит Вас Господь, - Верит открыл дверь и остановился на пороге. - Благословите меня, - сказал он вдруг, возвращаясь и опускаясь на колени перед архистенезисом.
   - Да пребудет рука твоя в руке Господа, - медленно проговорил Всеневор, кладя ладонь на макушку Верита. - Да исполнится.
   - Благодарю Вас, отец мой, - поклонился конгестор и поспешно вышел. Дел предстояло выше головы.
  
   - Вот мы и свиделись, Талор Данэйк, он же Талор Исторнский, он же Талор Ниллон, он же Темный. Здравствуй.
   - Здравствуйте и Вы, Верит, конгестор Перешейка, он же бывший меритор Белоградский.
  Темный откинулся на спинку кресла и нагло поглядел на Верита. За прошедшие годы священнослужитель не изменился совершенно, разве что еще более стал напоминать гнома-переростка. Темный солгал, он не желал конгестору здравия, более того, желал состояния прямо противоположного, но время дерзить вслух еще не пришло.
   - А ты изменился, колдун, - карие глаза скользнули по лицу волшебника туда-сюда.
   - Чего нельзя сказать о Вас, Святой Отец. Вы все тот же.
   - Договаривай, - Верит свел вместе короткие пальцы. - Все тот же изувер и гонитель инакомыслящих.
   - Заметьте, не я это сказал.
   - Перестань паясничать, Данэйк. Ты должен бы знать, что это не помогает. И перестать именовать меня отцом, тебе я пока что не отец.
   - Слава Богу.
   - Не богохульствуй. Тебя ничто не удивляет?
   - Удивляет. Меня удивляет Ваша страсть к картинным жестам, за столько лет можно было и наиграться. Вместо того, чтобы перейти к делу, Вы разыгрываете дешевый спектакль.
  Верит усмехнулся.
   - Ладно-ладно, я удивлен, я поражен, я все никак не пойму, отчего со мною говорите Вы, а не мериторы и здесь, а не... в более приспособленном для откровенных разговоров месте. Сжальтесь, скажите, чего Вам от меня надо.
  Верит откровенно оскалился.
   - В отношении зубоскальства ты никак не изменился, Данейк. Или мне теперь стоит именовать тебя... э-э-э... Темным?
   - Хоть Светлым, Ваше Благолепие, - у волшебника затекли мышцы от притворно-непринужденной позы, но уселся иначе, но еще неудобнее.
   - Хорошо, опустим болтовню, время не то. У меня имеется к тебе конкретное и небезынтересное предложение, но для начала уточним кое-какие детали. Итак, в городе намечается нечто, связанное с нашими вечными соседями. И сейчас же в город прибывает колдун, не показывавший сюда и носа вот уже десять лет кряду. Не делай глупого лица, Данэйк, актер из тебя никудышный. И слушай, не отвлекайся.
   - Я весь внимание.
   - Колдун прибывает в замечательно пестрой компании, разнюхивает, разведывает, прощупывает в буквальном смысле слова почву.
  "Ах ты, скотина! - выругался про себя Темный. - Змея пронырливая".
   - Я хочу знать, для чего ты здесь.
   - Посмотреть. Имею право.
   - Конечно-конечно, посмотреть. Только для чего тебе знать, что находится под площадью? Или ты собрался наблюдать из-под земли?
   - Я, наверное, еще сплю... Или Вы бредите.
   - Неужели прошедшие годы не добавили тебе ума, колдун? - Верит перегнулся через стол, опершись на столешницу растопыренными короткими пальцами.
   - Напротив, добавили. Я не хочу отвечать на глупые вопросы, - Темный закинул ногу на ногу. - Захотите узнать - все равно узнаете, а не захотите - тогда и знать Вам незачем. Так что, если надо - зовите мериторов, а нет - говорите по существу.
   - С тобой невозможно разговаривать, - Верит вновь опустился в кресло и, кажется, был доволен. - Ты и в молодости отличался скверным характером, но сейчас ты невыносим. Итак, - поменял конгестор тон, - я прав, полагая, что колдовская, ну или магическая сила не берется из ничего? Что для того, чтобы успешно колдовать, необходим особый род силы?
   - Это все что Вы выяснили о магии за столько лет безупречного служения?
  Глаза Верита блеснули, выражение лица стало жестким.
   - Если бы ты хотел спасти эльфа, я бы еще мог простить. Жалость, пусть и глупая, сделала бы тебе честь, Данейк.
   - Ну а раз спасать я никого не намерен, - небрежно уронил внутренне подскочивший Темный, - то и говорить не о чем.
   - Итак, тебе нужна сила, которая позволит тебе творить колдовство. Колдуны любят отираться на мероприятиях, подобных завтрашнему. Уверяю, ты здесь не один такой.
   - Это ваши проблемы, - быстро сказал Темный. - Я вам не помощник.
   - Я и не предлагал, но хорошо, что ты отказываешься. Видимо, ты еще не насквозь порочен. Я прав насчет силы?
   - Верит, что Вы пристали ко мне с этой силой. Я не некромант, а Вам этот род энергии и ее действие должны быть знакомы получше моего. Я прав, полагая, что в данный момент эльф чувствует себя...хм... не вполне хорошо? Это трудно при ваших обычных методах. Но вам-то эта энергия зачем, а, конгестор? Хотите город развалить?
  Верит едва заметно вздрогнул.
   - Напротив, хочу уберечь от разрушения. Вот суть моего предложения - ты получаешь искомое, но с ...э-э... нагрузкой. Получаешь требуемую силу, но вместе с ее носителем.
   - На кой ляд он мне сдался? - еле выговорил пораженный до глубины души Темный.
   - Может быть, и ни на какой. Можешь убить его потом, если хочешь, но вне пределов Мелона.
   - Благодарствуйте. Я не собираюсь выполнять за вас вашу работу. И еще раз - я не некромант и не некрофил, меня не привлекают мертвые эльфы.
   - Я должен говорить о выгодах этого предложения?
   - О ваших выгодах - да, - Темный по инерции изображал недалекого черного мага, которому и хочется, и колется. Голова шла кругом. Кто-то - или он, или Верит сошел с ума, или всё - только продолжение сна. Или конгестор замыслил дурацкую игру под названием "А ну-ка, отними!".
   - Мои выгоды очевидны, я хочу сохранить Мелон в целости и... э-э... сохранности. Прости за тавтологию.
   - Ага, доигрались. Вы, конгестор, похожи на детей, который тайком развели костер, да сами потом испугались. Спаси, дядя, горим!
   - То есть твой ответ - нет.
   - А каковы гарантии?
   - Как всегда - слово.
   - А Вам не кажется, конгестор, что я и без Вас справлюсь с Вашим делом?
   - Нет, не кажется. Под площадью и в самом деле проходят подземные коммуникации - очень удобно, знаешь ли, но я сильно сомневаюсь, что тебе известна схема их расположения далее по городу. Там, под Мелоном, можно плавать год - и все по кругу, особенно если знать, какой канал перекрыть.
   - Таким образом...
   - Карта подземных туннелей и беспрепятственный выход на поверхность - от меня, убедительное зрелище - от тебя.
   - Зрелище какого рода?
   - Вот уж не знаю, это твое занятие - колдовать. Пострашнее, но все же не слишком - демоны какие-нибудь, иллюзии, смерчи - да разве я должен об этом думать! Или ты хотел прямиком в твоем истинном виде на эшафот залезть?
   - Конгестор, а не придется ли после демонов, хотя бы и иллюзорных, отстраивать Мелон заново? Я отчего-то сильно сомневаюсь, чтобы явление пособников Низвергнутого являлось для имперцев обыкновенным зрелищем.
   - Данэйк, ты говоришь так, словно сам уже - не имперец.
   - По духу - нет.
   - Что ж, после этого дела ты немедленно исчезнешь из Империи.
   - И вообще из этого мира, наверное, исчезну?
   - Не перебивай! Ты исчезнешь из Империи, отправляйся хоть куда - на Острова, в Вирессу или в твою любимую Альтинидию, словом - куда подальше. Мы не станем чинить тебе препятствий, но о возвращении и думать забудь. Только такой наивный дуралей как ты, Данэйк, мнил добраться через пол-Империи инкогнито.
   - Спасибо за сведения, я учту.
   - Пожалуйста, учти.
  Темный сосчитал до десяти и решился.
   - Хорошо, согласен.
   - Так, - сказал Верит и встал. - Мое слово, - он поднял ладонь невысоко над пламенем оплавившихся свечей, - я обещаю, что не причиню тебе и твоим спутникам вреда, если вы избавите нас от проблемы и в три недели покинете пределы Империи. Последнее касается тебя и девушки, - конгестор убрал руку и вдруг добавил, - можешь и в самом деле на ней жениться - остепенишься.
  Волшебник вздохнул и поднялся. Скорее всего, ему вообще ни на ком не придется жениться, даже будь желание и возможность. Протянув левую руку и стараясь не морщиться, Темный сказал:
   - Я клянусь избавить Орден от проблемы в виде эльфа и избавить затем Империю от своего присутствия в трехнедельный срок.
  Священник и маг обменялись долгими взглядами - такие клятвы ни к чему не обязывали, слишком много в них содержалось недомолвок и двусмысленностей.
   - А Вы смелый человек, Верит, - произнес Темный. - Или у Вас при себе амулет против магии?
   - Нет, у меня есть кое-что получше. Твоя голова на плечах. Проблем мы можем доставить друг другу множество, и искушение есть, но будет ли толк?
   - Риторический вопрос, конгестор. Я свободен?
   - Не менее риторический вопрос, - дверь бесшумно распахнулась, язычки пламени свечей на миг легли горизонтально. - Прощай, Данэйк.
   - Темный, конгестор. Данэйка уже десять лет как нет.
   - Вот как, хоть в чем-то я был с тобой успешен. Подожди, досужее любопытство - почему все-таки Темный? Или ты все-таки поменял специальность?
   - Нет, конечно, - обернулся волшебник. - Ниллон - девичья фамилия моей матери, знаете же.
   - И что же?
   - А что означает "ниэлло" по-элфийски, знаете?
   - А, вон что оно. Перевел на эльфийский, а затем обратно. Это случайное совпадение, или фамилия в самом деле происходит от эльфийского слова?
   - Не знаю, но не думаю, что бывает таких совпадений. От эльфийского, отец, вам никуда не деться, достаточно на карту взглянуть.
   - Это правда, у нас еще много недоработок. Ну все, прощай. Выход тебе покажут. Не опаздывай завтра.
   - Не опоздаю. Прощайте, конгестор.
  Кивнув, Темный вышел за порог. От стены тотчас отделился молодой монашек в обыкновенной, как у всех мирской одежде - из бесцветных - и молча, жестом пригласил следовать за собой. Дверь осталась открытой. Темный оглянулся, черный конгестор грузно сидел в кресле, придавив слепленные в замок пальцы подбородком. Против ожидания, он не обернулся и двери не закрыл.
  "Ну и нервы, - с невольным уважением подумал волшебник. - А, впрочем, он прав, ему абсолютно нечего опасаться. Как и мне. По крайней мере, сегодня - нечего".
  
  
  
  
  
  
  Глава 5. Мелон: выполнение договора.
  На следующее утро, утро Дня Обретения - центрального в Светлых Сутках - площадь была полна часам к восьми. Она была бы заполнена народом много раньше, если бы не бдительный Орден, запретивший занимать места более чем за три часа до начала обряда. Эшафот, возведенный за ночь и как бы парящий над площадью, окружало двойное кольцо самых крепких и выдержанных стражников, какие только нашлись в Ордене. На поясе у каждого меч, а у внешнего круга - еще и копья. Солнечный ветер трепал белые султаны на навершиях легких показушных шлемов, играл плащами стражи, но все попусту. Двойное оцепление стояло не шелохнувшись, одной монолитной стеной, словно заговоренное или парализованное.
  Одним своим боком, со стороны столба эшафот прислонялся к храмовой стене, от небольшой деревянной лестницы до врат Храма тянулась тропинка, ограниченная все тем же двойным оцеплением. Солнце сияло вовсю, стяги на башнях полоскались, являя миру Знак во всей красе, толпа волновалась, подобно морю, дремотно плещущему в берегах. Стояла удивительная для подобного случая тишина, нарушаемая вздохами, кашлем, да иногда смутным шепотом.
  Тишину разорвали медленные плывущие удары колокола - каждый отзывался где-то глубоко внутри дребезжанием всех органов. "Десять", - сосчитал Темный и закрыл на миг глаза. Открыв, он увидел все ту же площадь, Храм, оцепленный эшафот и помост для священников по правую руку от эшафота. Тишина стала непроницаемой, как безлунная ночь на юге. Колокола ударили вновь, полился мелодичный в целом, но заунывный предпохоронный перезвон. С первым же ударом колокола распахнулись врата Храма, и медленно в том же погребальном ритме начала выплывать долгожданная процессия.
  Темный сглотнул и огляделся, они стояли в первом ряду. Артис - внешне совершенно спокойная - слева, сзади варк и гном по правую руку, все здесь, все на месте. "Ну, покатилось...".
  Первым, блистая снежной белизной одежд, выступал архистенезис. На протянутых руках белого брата покоился внушительных размеров золоченый том "Источника". За ним следовала мини-шеренга из трех серых, у каждого - Знак. За серыми четким шагом выступали расположившиеся прямоугольником черные. В малой стороне трое, в большой - пятеро.
  Темный непроизвольно напрягся и подался вперед - в центре прямоугольника находился тот, ради кого и затевалась вся эта безумная катавасия. Руки эльфа были связаны сзади, что, несомненно, являлось лишним. Еще один символ, еще одно напоминание. Даже и на том, все еще приличном расстоянии волшебник хорошо видел, как изменился эльф. Лицо его еще более осунулось побледнело - издалека заметно, и шел он как-то странно, неровно, будто не сам ноги переставлял.
  В голове как нельзя более кстати завелась мысль, а не явится ли смерть для эльфа тем единственным благом, которое еще способен даровать ему этот мир. Отгоняя надоедливую мысль, волшебник всматривался в процессию, приближающуюся к эшафоту. За черными вновь следовала троица серых, а замыкал шествие лично конгестор Верит, несущий над головой чашу в виде сложенных ладоней, из которых изредка выбивалось почти невидное на солнце пламя.
  Артис содрогнулась, Темный быстро взял ее за руку. Хвала всем богам, пока никакой экспотенции. Девушка с неожиданной силой вцепилась в руку волшебника, Темный притянул ее ближе к себе. Ему и самому становилось не по себе от похоронного звона и мерных шагов служителей Ордена.
  К вящему удивлению Темного процессия не оставила эльфа у ступеней на эшафот, а проследовала далее по кругу, эшафот этот огибая. Двойное оцепление разомкнулось, наружные стражники сделали шаг вперед, внутренние - назад. По толпе полетел шепоток, люди подались назад, подальше от близившейся черно-серой вереницы. Темный также нехотя отступил, дернув за собой Артис. Белый архистенезис приближался, лицо священника ничего не выражало, глаза под седыми бровями были полузакрыты. Странно, но Темному показалось, что со времени их "встречи" в проекции старик сильно сдал. Нарочно задержавшись взглядом на молодых и здоровых серых, Темный только усилил собственное потрясение, взглянув на эльфа.
  Господь Вседержитель! Тьма беспросветная! Демона вам в печень! Ничего не осталось от того Эллиадана, с которым говорил волшебник тринадцать дней назад. Живой труп, ходячий мертвец, неведомо каким образом передвигающийся. Если бы не висящая тряпкой серая хламида, то наверняка видно было бы все ребра. Руки словно высохли и стали тоньше прутиков, и часто-часто судорожно билась голубая жилка на шее. Как можно довести живое существо до такого состояния за две недели?! Но самого страшного Темный еще не видал.
  Процессия проходила мимо, волшебника обдало тленом и холодом близкой смерти, эльф двигался словно марионетка, дергаемая за ниточки кукловодом. Глянув ему в лицо, Темный похолодел и отступил назад. Все пропало, зря они пришли, опоздали. Равнодушное, неподвижное, абсолютно мертвое лицо с остекленевшими бессмысленными глазами - эльф уже мертв. Мертв, и единственное, что они могут сделать - убить поскорее его тело, чтоб он не мучался. Хотя вряд ли он что-то сейчас понимает... Опоздали. Но пути назад не было.
  Темный помотал головой, отгоняя запах тлена и охватившее его отчаяние. На Верита и сил смотреть уже не было. Рука Артис тряслась и глаза у нее были такие же, что у Эллиадана, огромные и пустые. Темный слегка встряхнул ее, взгляд приобрел осмысленность и заполыхал злостью и болью. "Очень вовремя!".
  Под шум толпы процессия описала полный почти круг и остановилась возле возвышения для духовенства. Строй распался, черно-серый с белым пятном поток полился на предназначенные места, стражники вновь сомкнули ряды. Внутри оцепления остались лишь Верит и эльф, замерший в жуткой, немыслимой для живого существа, позе. Поднявшись на трибуну и утвердив "Источник" на подобие кафедры, седой архистенезис громко, на всю площадь произнес:
   - Брат мой, душа твоя в плену. Двери темницы столь прочны, что их можно разбить, но не отворить. Сегодня это свершится, и душа твоя освободится навеки вечные. Начинайте обряд освобождения. Да поможет нам Бог. Да будет так.
   - Да будет так, - как один человек отозвалась площадь.
  Конгестор на миг опустил свою чашу, повернул эльфа кругом, и оба направились в обратный путь. На этот раз волшебник поймал взгляд Верита, спокойный, хоть и настороженный, и едва не сплюнул с досады. "А ведь когда демоны после смерти поволокут конгестора поджаривать на медленном огне, он еще и не поймет, за что, - сказал сам себе Темный, глядя в спину Вериту, - освобождал, души пленные спасал, добро творил... Освободитель хренов!".
  Горячими волнами расходились вокруг магические потоки, Темный крепко держал Артис за руку, зная, что та пока еще контролирует себя (и этот свой зеленый мир) и что помешать он и в самом деле не сможет. Человек и эльф поднялись на эшафот, за ними - два невесть откуда взявшихся меритора - этот род черных братьев Темный узнавал за версту и в любом обличье. Обряд мог начаться уже раз десять, но все не начинался. Все то же самое можно было сделать куда быстрее - без хождений по кругу, без торчаний на эшафоте. И все прошло бы именно так, будь на месте эльфа да вот хотя бы он, Темный. Сейчас же Орден искусственно затягивал обряд, давая возможность имперцам хотя бы раз в триста лет посмотреть, как выглядят жители заповедного леса.
  Верит передал чашу мериторам и подвел эльфа к самому краю эшафота. Толпа зашумела. Темный в последний раз оглянулся - любопытные сидели на каждой пяди крыш, гроздьями свисали из окон. Верит заставил эльфа поклониться и сам сделал то же, воздух задрожал от концентрирующейся силы. "Давай, начинай уже!", - сказал взглядом волшебник священнику. Верит, словно услыхав, пятясь и таща за собою Эллиадана, отошел в центр помоста. Один из мериторов держал чашу, а другой мягко и цепко приобняв плечи освобождаемого, пододвинул его к возвышающемуся словно фаллический символ посреди деревни островитян, черному столбу. Конгестор медленно спустился по правой лестнице, хорошо, решил не описывать еще круг, и присоединился к сияющему снежным пиком среди черных скал архистнезису.
  Мериторы справились быстро, долго ли примотать эльфа к столбу. В цвете последнего Темный увидел не просто долгий послужной список нехитрого инструмента, но и расчет - на четном обугленном фоне светлая фигура лучше видна. Один из мериторов отошел к лестнице, остался тот что с чашей. Хвороста, по мнению Темного, было недостаточно для хорошего большого пламени, что волшебника уже почти не трогало. Эльфу же вообще все было глубоко безразлично. Руку волшебника обожгло огнем, он отдернул ее; сила Артис становилась огромной. Интересно, успеет ли этот придурок убраться с эшафота, прежде чем они начнут? Опасения (или желания) Темного не оправдались, пылающее содержимое чаши посыпалось на хворост, и меритор тотчас же быстрым шагом отошел к своему коллеге, и оба спустились с эшафота.
  Счет пошел на мгновения. На площади стало удивительно тихо. Только сейчас Темный заметил, что колокола молчат. От хвороста потянулись в небо тонкие змейки дыма, а лицо эльфа не изменилось. От скопившейся вокруг магической энергии трудно стало трудно дышать, скоро ее начнут чувствовать и обыкновенные люди. Артис обернулась, она сдерживалась из последних сил. Темный моргнул, мол, сейчас, и тотчас же из-под ног эльфа взметнулись огненные язычки. Темного отшвырнуло на варка, тот толкнул волшебника вперед. Воздух приобрел консистенцию киселя, начиненного дикими осами. Стража перехватила копья.
   - Facio immobili! - заорал Темный, направляя пальцы, сложенные в квадрант парализации, на стражу в первом ряду оцепления. Стражники замерли. - Facio immobili! - второй ряд замирает.
  Артис, рискуя попасть под заклинание, проскользнула между замершими фигурами. Темный резко обернулся, не видя отдельных лиц, только сплошную серую колыхающуюся массу.
   - Facio immobili! - волны замерли.
  Волшебника поволокли к эшафоту через оцепление. Стражники разлетались, как кегли под гребущими ударами Огра.
   - Facio im-mo-bi-li! - серо-черная трибуна замирает.
  Темный внезапно увидел всю площадь - она показалась ему больше океана. Они, оказывается, были уже наверху. "Какое там следующее заклинание!", - мысленно возопил волшебник, а сам уже начал выговаривать.
   - Ala tenebre! - обернувшись вокруг своей оси, он раскинутыми руками описал круг. - Ala tenebre! - никогда Темный не применял этого заклинания, не видел как оно действует. - Ala tenebre!!! - завопил он, срывая голос, собирая воедино все силы.
  Что-то хлопнуло, Темный рухнул на четвереньки, и приподнявшись, не увидел ни площади, ни толпы, ни даже Храма. От белоснежного эльфийского здания остались парящие где-то в далеком небе три башни со знаменами Ордена. Вокруг стеною вставала ночь, беспросветная темнота, а они находились на единственном клочке света, словно потерпевшие кораблекрушение - на островке посреди бушующего океана.
  Темный не знал, является ли тьма лишь стеной, за которой светло, или же сейчас вся площадь, весь Мелон, весь Перешеек погружен в искусственную, но оттого еще более страшную ночь. Он попытался встать, но тут же упал. Доски под ним ходили ходуном, словно живые. Кое-как встав на четвереньки и едва не разбив себе при этом лоб, волшебник дико огляделся. "Ох уж эта спонтанная экспотенция! Ох уж эти скрытые силы, демоны их забери!".
  На ногах стояла одна только Артис, стояла, не обращая внимания на пляшущий настил и открывающиеся то и дело между досками дыры шириною как раз по ней. Варк цеплялся за столб, гном кувыркался, тщетно пытаясь подняться. Огонь потух, даже и хворост успел разлететься по всему эшафоту, только эльф оставался привязанным. По логике, сейчас самое время пробивать дыру в камне, но не прыгающих же не хуже взбесившейся лошади досках это делать.
   - Прекрати! - заорал на Артис Темный. - Мы так не договаривались!
  Никакой реакции, девушка не слышала.
   - Остановись, дура!
  Словно в ответ порыв какого-то потустороннего ветра сорвал с Артис асан, рассыпались по плечам черно-изумрудные упругие локоны, а глаза так и загорелись зеленым хищным блеском как у дикой кошки на охоте. Темный, матерясь вслух и про себя, вскочил на ноги и - о, чудо! - удержал равновесие. Скорее всего, потому что не на шутку разозлился. Прыгая по взбесившемуся настилу, он кое-как доскакал до Артис и едва не сбил ту с ног. Вновь удержавшись, волшебник схватил девушку за плечи и резко встряхнул. Ладони пронзила такая боль, будто схватил он раскаленную головню. Вскрикнув, Темный отпустил Артис, та взглянула на него и небрежно взмахнула рукой. Волшебника отнесло к краю шевелящейся тьмы и так приложило об доски, что в глазах потемнело.
   - Дура трахнутая!
  По спине волшебника сейчас же что-то очень чувствительно огрело. Преодолевая боль, Темный перевернулся на бок - здоровенная доска, изогнувшись против всех законов, нависла над ним, подрагивая и готовя новый удар.
   - Не надо! Артис, убери! Арти-и-ис!
  Доска замерла.
   - Не надо, не надо волноваться, успокойся, девочка, - бормотал Темный, с трудом поднимаясь. - Вот, умница.
  Доска помедлила и с треском встала на место, хоть немного, но соображение у Артис еще оставалось. Ныл бок, и пульсировало над правым глазом - наверняка вскочит шишка. Артис посмотрела на волшебника почти осмысленно, она, кажется, и сама себе была не рада. За спиной девушки отлепился от столба Огр и, прежде чем волшебник успел что-то понять, оказался рядом с Артис. Настил взбрыкнул, некоторые доски разлетелись вдребезги, теперь на их месте зияли алчущие дыры. Огр развернул девушку к себе и легко, если смотреть со стороны, даже игриво отвесил ей пощечину. Та свалилась с ног.
  "Да она нас убьет!", - мелькнуло у Темного. Ничего не произошло. Помост не шевелился, Торн встал наконец на четвереньки, да в таком положении и пополз к Огру. Варк заботливо наклонился над Артис, усадил ее, слегка поддерживая за плечи. Выражение ненависти и кровожадности сменилось на ее лице испугом и смущением, по щекам потекли слезы.
   - Ну вот еще...
   - Простите, - девушка вытерла слезы. - Спасибо, Огр.
   - Не за что, - хмыкнул варк и поставил Артис на ноги.
   - Темный, ты в порядке? - обернулась та.
   - Да. У меня только один вопрос - эшафот не развалится?
   - Не развалится, если я того не захочу.
   - Теперь я понял...
   - Это неплохо, - оборвал волшебника Огр, - а если ты еще сделаешь что-нибудь, будет совсем хорошо.
   - Держитесь, - посоветовал Темный.
  Огр, Торн и Артис мало не наперегонки бросились к столбу. Очень хорошо, что эльф был привязан, а то держи еще и его.
   - Сам удержишься?
  Темный отступил к столбу, его осенило.
   - Артис, приподними доски в центре.
  Судя по звуку, девушка требовательно топнула по помосту. Послушное дерево вняло приказу - в центре доски сначала встали горбом, а затем с оглушительным треском лопнули поперек. Края загнулись кнаружи, как лепестки лилии, и обнажилось темное нутро. "Вот туда-то и запустим...". Волшебник оглядывался в поисках подходящего предмета, и взгляд его наткнулся на чашу. Неведомо как, но та не скатилась в щель между досками. Темный бросился на невинный сосуд, как коршун на цыпленка. Затем присел на корточки, утвердив чашу у ног. Ему стало очень легко и свободно, он понял - заклинание получится, получится как нельзя лучше. Меж сведенных ладоней запульсировал горячий комок, появилось неприятное ощущение, будто держит он в руках живое трепещущее сердце. Сгусток уплотнялся и пульсировал все чаще, наконец сделавшись видимым. Переплетение золотых и красных нитей, а между ними - переливающееся жидкое пламя. Всю ночь Темный гадал, хватит ли сил на подобное, успеет ли он, прежде чем потерять сознание, расколоть каменную кладку под эшафотом. Теперь силы брались неизвестно откуда, с каждым вдохом их только прибывало. Закончив концентрацию, Темный осторожно, не дыша, поместил пылающий комок в чашу и выпрямился, держа ее на отлете для броска. Набрал воздуха в легкие, расправил плечи и с криком:
   - Ruptura petrae! - швырнул полученный снаряд в дыру в центре эшафота.
  Удар потряс, казалось, самые основы мироздания. Одним прыжком Темный очутился рядом со столбом. Сразу несколько рук вцепились в него, и сам он намертво приклеился к темному дереву. Справа волшебник утыкался носом в железный бицепс Огра, левой рукой держался за веревки, опутывающие эльфа. Эшафот тряхнуло вновь, под ногами нарастала дрожь - мерзкая, отдающаяся в зубах и в сердце.
  "Эльф!". Темный повернул голову. Вблизи было хорошо видно, что кожа и волосы светятся. "Вот откуда сила... Вот и говори после этого, что ты не некромант". Черный кокон рассеивался, дрожь нарастала. Зубы у волшебника стучали, он ухватился крепче. Эшафот накренился, заскрежетал и застонал.
  Открылась площадь - все еще полная народом. Времени, видимо, прошло совсем немного. Оцепления возле эшафота, разумеется, более не существовало, оно существовало чуть далее, ощетиниваясь остро отточенной сталью, отгораживая людей от разверзшегося у всех на глазах ада.
  "И чего же они стоят?! Или у всех паралич? Но действие заклинания давно кончилось...". По внезапному проблеску памяти, а больше из страха получить стрелу в спину Темный проговорил заклинание быстрой иллюзии, представляя себе пятерых демонов, как их обычно изображают на священных картинах. Зубы, когти, крылья летучей мыши - только слегка побольше, хвост, рога можно, одним словом, кошмарный сон содержателя зверинца. На самом деле никто из живущих, конечно, не знал, как выглядят демоны. А те, кто видел, уже ничего никому не расскажут.
  Темный сильно сомневался в наличии у слуг Низвергнутого рогов, хвостов и прочей инфернальной чешуи. Был бы он демоном, разве стал бы разгуливать с хвостом. По его мнению, у обитателей Нижнего мира либо вовсе не было зримого облика, либо мог последний меняться как угодно по желанию хозяина, что, в принципе, одно и то же. Темный даже мысленно поправлял себя, если у него при слове "демон" возникал перед глазами мускулистый краснокожий атлет, абсолютно голый, крылатый, с шикарно переброшенным через согнутую руку хвостом и огромным детородным органом. Сведущим людям, очевидно, следовало представлять демонов как-то иначе, но для верующей толпы иллюстрация на тему "низвержение с небес" пришлась как нельзя более кстати.
  Темный расхохотался, ему ответил душераздирающий скрип накренившегося на бок помоста. Он, ненавидящий Орден, заключил с братьями сделку. Он, презирающий театральный пафос, творит лубочные иллюзии. Он, не имеющий к Тьме и ее населению ровным счетом никакого отношения, примеряет маску одного из ее детей. Он, жаждущий краха Ордена, сейчас делает все для укрепления его позиций. Представляет происходящее не сделкой святош с колдуном, а подлой и вероломной вылазкой слуг Низвергнутого, которую слуги Всевышнего непременно отразят. И, наконец, он, твердо знающий, чьи дети эльфы на самом деле, подтверждает то мнение, по которому последние являются последышами царя Тьмы, а, следовательно, приходятся демонам родными братьями.
  "А ведь об этом будут писать, и читать станут. И, кто знает, наткнутся через несколько сотен лет эльфы, если выживут, на какую-нибудь такую запись: "... в лето 1352-е от Обретения Веры в граде, Мелоном именуемым, что на западе Перешейка Империи Вседержителя обретается, свершались дела сколь великие, столь и ужасные. Ибо пошел Низвергнутый, да сгинет память о нем в веках, войною на слуг Господних, и повел за собою рать великую, дабы не дать праведному суду свершиться. Суду над скверною и кривдою, под милым глазам ликом кроющимися. Суду над бессмертьем, к смерти уводящим, над вечной юностью, адом дарованной. Многих душ не досчитались на земле по истечении Святого Дня Обретения Дара Господня, ибо ужасен был гнев Низвергнутого и велико желание помешать благим делам. Дабы избег один из порождений гнусности его воздаяния за грехи свои, дабы устрашить паству и ввернуть землю в хаос и страх. Но устоял Мелон, и воссияло солнце Истины, ибо бесстрашных и бестрепетных слуг собрал Господь в граде сем под руцею своей...". М-да, поставят на площади Мелона памятник Вериту в обнимку с архистенезисом, а под ногами у бестрепетных слуг будет валяться отрубленная голова эльфа. А-а, пусть ставят!".
  Темный отпустил столб и гордо выпрямился. Ощущение всемогущества переполняло его. Пусть стреляют, он успеет отвести стрелу или сжечь ее в воздухе, даже и арбалетный болт. Темный расправил руки, наслаждаясь свободой и собственной силой. На площади завопили, - демон расправил крылья и повернул зубастую вытянутую морду к помосту братьев.
  Архистенезис, маленький седой старичок, повелительно воздел правую руку. Демон раскрыл пасть и заревел. Бесы пытались вырвать столб из эшафота, для того, наверное, чтобы с ним улететь, и это им почти удалось сделать. Архистенезис звучным, перекрывающим грохот, скрежет и рев, голосом начал читать молитву о спасении. Слова падали на души испуганных людей, словно капли дождя в раскаленную пыль пустыни, и спустя миг вся огромная площадь, преклонив колена, повторяла вслед за белым священником: "...и не дай погибнуть душам нашим, но укажи путь к спасению. На тебя, Единый Отец наш, уповаем и в скорбях, и в радостях. Так призрей же на детей твоих в извечной милости твоей". Демон захлопнул пасть и сложил перепончатые крылья.
   - Пропади, исчадие Тьмы! Сгинь!
  Морщинистая рука властно указала на эшафот, и в тот же миг раздался страшный грохот, земля содрогнулась, даже Храм Вседержителя подпрыгнул. Люди упали головами в камень. Под режущий визг мостовая лопнула, камни полетели вниз, в черную бездну, а за ним, треща и осыпаясь, весь эшафот с адовыми тварями на нем. На поверхности остались камни и плитки, выбитые из мостовой, доски, копоть, дым да запах гари, доносящийся из провала. Верующие медленно поднимались, оглядывались, пересчитывали своих близких, друзей и соседей, ощупывали себя и друг друга. Стража быстро соорентировалась и оцепила зияющую яму во избежание падения людей и ради предупреждения повторной атаки сил Тьмы.
  Эшафот, а вернее, его настил, рухнул в воду, подняв грязную тяжелую волну, и закачался, словно плот. Затем, помедлив, согласовал свое положение с законами природы, сильно накренился назад и начал тонуть.
  Вопль "мать твою!" заглушил каркающий треск. Верхняя часть массивного столба упала в воду, вновь окатив находящихся на "плоту" с головы до ног. Эшафот немного выровнялся.
   - Все на ту сторону! - скомандовал мужской голос.
   - Держите Эллиадана!
   - Чего его держать? Мать-перемать, не видать ни беса, где тут та сторона?!
   - Не переверни нас, громила. Все-все, ты на месте.
   - Вы держите его, или мне самой?!..
   - Артис, не психуй. Поймаем. Ты сначала развяжи... А...
   - То-то, стала бы я вас просить...
   - Ну все, я держу его, держу, не волнуйся. Слушай, а как?.. А, веревки-то ведь тоже из растения.
   - Умница. Догадался.
   - Торн! Ты не утоп?
   - Нет еще, но, по-моему, до этого недалеко.
   - Ничего подобного! Я не собираюсь тонуть в этой дыре.
  Скрип, скрежет.
   - А не развалится эта дребедень?
   - Пусть только попробует.
  Глухой плеск.
   - Все, идите сюда.
   - М-мать, опять я в воде! Да сколько ж можно ползать! Колдун хренов, засвети хоть огонь, я ж не сова!
   - Если б я был хренов, ты бы до сих пор наверху торчал.
   - А так по дерьму какому-то плывем... Ладно-ладно, не ерепенься. Засвети огонь.
   - Погоди, я ж мокрый как мышь.
   - Где Эллиадан?
   - О-о, вот это другое дело, а то темно, как у вирессийца в... ухе.
   - Я здесь не при чем.
   - А-а, опять он светится! Вроде ведь перестал...
  И действительно, бледный дрожащий, но набирающий яркость, свет распространялся от эльфа, неподвижно лежащего головой у гнома на коленях. Ошалевшая компания оглядела себя. Все здесь, все целые, все мокрые. Артис сидела рядом с дырой, оставшейся после столба. Варк и Темный расположились по центру, сбоку притулился гном, придерживающий эльфа.
   - Неужели получилось! - в пространство воскликнула девушка. - Ущипните меня, я не сплю?!
  Варк подался к ней, ухватил за руку, притянул к себе и поцеловал в губы.
   - Обалдел! - Артис сердито отдернулась.
  Огр улыбался.
   - Это возмещение.
   - Ну спасибо. Кредит на этом закрыт, мы в расчете. Темный, спасибо тебе.
   - Это не совсем моя заслуга, - признался волшебник. - Не только моя, - он кивнул на Эллиадана. Усталость его, если и была таковая, испарилась, вновь появились желание и силы действовать.
   - Понимаю, - кивнула девушка. - Но без знаний сила останется силой, беспредметной энергией. Сама по себе она ничего не сотворит и никого не спасет. Да, ты кто-кто, но только не недоучка.
  Девушка перебралась к Торну, а, точнее - к Эллиадану. Темный во имя сохранения равновесия занял ее место и пошарил за пазухой.
   - Артис, можно невежливый вопрос? Откуда этот свет?
   - Нормальный вопрос, Торн. Это уходит энергия, - пальцы девушки коснулись волос эльфа.
   - А остановить можно?
   - Не знаю.
  Темный поднял голову. Самообладание девушки вновь поразило его. То, что произошло наверху было лишь мгновенной вспышкой, успешно смятой разумом. Как бы вела себя на ее месте другая женщина? Рыдала, целовала возлюбленного, просила его исцелить? А, может быть, все одновременно? Но Артис - это Артис, а не любая и не другая. Темному иной раз казалось, что и не женщина вовсе. Он сказал:
   - Я попробую помочь. Сейчас посмотрю, куда нам плыть и попробую. Но ничего не обещаю, я не целитель, - и вновь уткнулся в пергамент. Интересно, что они станут делать на поверхности?
   - Откуда у тебя карта? - насторожился Огр.
   - Одолжил по знакомству один хороший человек.
   - Когда?
   - Когда вы дрыхли на своей соломе, - не отрываясь от карты, ответил Темный. Он сильно подозревал, что, скажи правду, и Огр придушит, не успеешь и пикнуть, а не то что заклинание выговорить.
   - Это кто же?
   - Какая разница. Другой карты все равно нет. Да и в этой ни пса не разобрать.
  Всю эту ночь до рассвета Темный разбирался с картой и под утро проклял Верита последними словами. Ему бы сразу посмотреть! Хотя, что толку, не дал же бы им конгестор проводника и охранную грамоту в придачу. На пергаменте перекрещивались и извивались бесконечные линии, помеченные стрелками - направление течения, надо полагать. Иные пути оканчивались слепо, поперек других шли тройки красных чернильных линий. Все месиво собиралось воедино в северной части города, под стеной. Здесь было изображено нечто вроде воронки, и Темный сразу решил, что им туда не надо. В некоторых путях стрелки отсутствовали (сухие, что ли), по каким-то текла чистая вода, а отдельные выходы из города имели сразу несколько. Попадать в море нежелательно, да, судя по карте, они туда и не попадут, течение относит их в противоположную сторону.
   - Можно посмотреть? - карту потянули в сторону.
   - Теперь уже можно, - хмыкнул Темный.
   - О-о-о, ну и знакомые у тебя! Полный план коммуникаций, здорово! - тонкий пальчик заскользил по пергаменту. - Так... ага... эта сюда, и эта, и эта тоже... так-так-так... И куда мы плывем? Сюда? - Артис указала на воронку.
   - Похоже. А нам бы туда не надо.
   - Точно, не надо, там выходов на поверхность нет.
   - Откуда ты знаешь?
   - Читала.
   - Внимательно?
   - Не слишком. Я, знаешь ли, не рассчитывала, что мне пригодится знание устройства Мелонской канализации.
   - Ка-на... Чего?
   - Я неправильно сказала?
   - Не знаю. Впервые слышу такое слово.
   - Мне так перевели.
   - Ну, рассказывай, - сказал Темный, усаживаясь поудобнее, - что тебе еще перевели?
   - Остальное переводила я сама. И не на имперский, разумеется, так что названий не знаю. В эту... воронку стекается вода со всего города.
   - А и запашок там! - восхитился Огр.
   - Наверное. Не нюхала, хотя, кажется, хуже уже некуда.
  Огр многообещающе ухмыльнулся.
   - Вода скапливается там, движется по кругу - затем и воронка нарисована, а затем часть отводится, а часть очищается.
  Темный всмотрелся в карту.
   - Что-то не вижу я, чтобы часть отводилась, да еще и очищалась.
   - Так было раньше, когда Мелон был Эйалосом.
   - За такое время, - почему-то обозлился Темный, - Орден мог научиться жрать все это дерьмо, а не отводить.
   - Не злись. Не научились же люди строить новые храмы, подобные Дворцу радуги. Сам же говорил, даже мостовой на площади тысячи лет. Не могли они исправить канал, не взломав мостовой. Так что нет там никакого стока, не допустили бы эльфы такого варварства.
   - Хорошо. Пусть не могли. А само по себе расстроиться в этом механизме что-то могло?
   - Не думаю, - вмешался гном. - На совесть сложено.
  Он, стоя на широко расставленных ногах, озирал липкие мокрые черные стены, вздымающиеся по обеим сторонам плота.
   - Вы не помогали?
   - Нет, - помотал головой Торн, - до таких секретов эльфы никого не допустят.
   - Еще бы - дерьмо, - вставил Огр, хотя, судя по глазам, прекрасно понял, о чем идет речь.
   - Плохо мне представляются эльфы - каменщики, - сказал Темный, рассматривая единственного доступного разглядыванию Вечного. - Архитекторы - еще куда ни шло, но вот строители - нет, не могу.
   - Так они ведь не руками камни укладывали, - пояснил Торн.
   - Все равно. Артис, а вода там движется быстро? - вдруг спросил озаренный Темный.
   - Нет, по крайней мере, я поняла, что нет. А что такое, тебе уже не хочется на поверхность?
   - Не хочется. У меня есть основания предполагать, что нас там будут ждать, и ждать нехорошо. И я бы лучше плыл к той воронке. Вот только если мы там утонем, это останется на твоей совести, Артис.
   - Хорошо, - легко согласилась та. - Моей совести, после того, как она утонет, будет уже все равно.
  В этот момент свет дрогнул, мигнул, все вздрогнули и как по команде уставились на эльфа. По лицу того, доселе неподвижному, пробежала мгновенная судорога. Темный облизал сухие губы.
   - Учти, я никого никогда не лечил, - соврал волшебник.
   - Врешь, - тут же отозвался Огр. - Помнишь ту проклятую брагу.
   - Если честно, то лучше бы у меня сейчас никак не вышло, чем как тогда, - пробормотал волшебник. О последствиях попытки избавиться от похмелья с помощью магии до сих пор было мучительно и тошно вспоминать.
   - Темный, ты не лечи, только посмотри, - прошептала Артис.
   - Какой тогда смысл смотреть?
   - Я буду знать, чего ждать.
  Артис не смотрела на мужчин, те неловко переглянулись. "М-да, - подумал Темный. - Влип". Он отогнал Торна в сторону и положил эльфа прямиком на голые доски. Артис пристроилась слева.
  Что нужно делать, Темный помнил крайне смутно. Все его познания в валеомагии ограничивалась одним, никогда, ни разу еще не работавшим заклинанием. Темный, правда, ни разу и не читал его по правилам - боялся. Единственные, на ком хорошо пробовать подобные заклинания, так это святые братья, коим абсолютно и навсегда запрещена интимная жизнь. Им хуже уже не станет.
  Волшебник, чувствуя себя последним из кретинов и вспоминая почему-то знакомого деревенского коновала, приступил к осмотру. Кое-как они стащили с эльфа бесформенное серое одеяние. Плот закачался.
   - Артис, перестань.
   - Не могу, - сквозь зубы процедила девушка.
   - Ты же нас утопишь.
   - Не утоплю. Это так, несерьезно.
   - Ага, разумеется, - ответил волшебник, ощущая дрожание досок под ногами. - Эта дрянь несерьезно развалится, и мы шутя захлебнемся в отходах святых братьев.
   - Темный, ты смотришь или разговариваешь?
   - И то, и другое, - волшебник с трудом подавил желание болтать без умолку, лишь бы заглушить страх и неловкость. А окажись, что жить эльфу минуты три, куда они денутся?
   - Ну и что? - спросил Огр, когда плот успокоился.
   - Не знаю, - честно ответил Темный.
  Как он и ожидал, никаких внешних повреждений на эльфе не было. Только волдыри от ожогов на щиколотках. Усевшись на доски, Темный тупо смотрел перед собой, он не знал, как такое лечится да и лечится ли вообще. Налицо магическое воздействие - вряд ли возможно за две недели довести до состояния истощения, причем как физического, так и психического. Что бы он делал, будь Эллиадан человеком? Проверил бы ауру. Но с эльфами этого, кажется, невозможно сделать... А-а, ладно.
  Темный сосредоточился, сконцентрировался только на эльфе, отталкивая от себя внешний мир. Смотреть он старался не собственно на него, а как бы внутрь, проникая взглядом сквозь кожу. С человеком выходило через пять-десять минут в первый раз, а то и быстрее. Свечение сделалось ярче, Темный не двигался и не позволял себе отвлекаться. Яркая вспышка сменилась внезапной тьмой, затем вновь посветлело. Задержав дыхание, волшебник сразу, как и всегда, неожиданно увидел ауру.
  Несколько секунд он не дышал от удивления, затем медленно выдохнул. Аура не пропала. Видел подобную картину Темный впервые, но приходилось о подобном читать. Аура пульсировала, свет то вспыхивал ярко и чисто, то почти угасал. Сам по себе признак крайне малоприятный, а еще и цвет. Вряд ли ауре Вечных полагалось быть алой, с темной каймою. Больше подошли бы светлые тона - белый, золотистый, серебристый, зеленоватый, наконец, а такая аура - в самый раз для упыря с наклонностями некрофила. И последний, самый нехороший признак, если только не померещилось, темный край ауры трепетал, шевелился и рос, поглощая алую полыхающую основу. Агония?
   - Колдун, ты заснул?
   - Молчи, не мешай ему!
  Аура пропала. Темный потряс головой, приходя в себя.
   - Артис, какого цвета аура у эльфов?
   - Не имею представления.
   - То есть, - ошарашено воззрился на нее волшебник.
   - Не знаю, не видела, а сами они не рассказывали. Ауру невозможно увидеть, пока ее обладатель того не захочет.
   - Что же, он, - кивок в сторону бездыханного эльфа, - хочет?
   - Ты увидел ауру?!
   - Да, больше нечему быть.
   - Так, - медленно произнесла Артис и опустила голову. - Так. Все ясно.
   - Что тебе ясно? - спросил неучтивый Огр.
   - Это конец. Он умирает, - голос звучал до ужаса бесстрастно и равнодушно.
   - Что же ты, колдун, сидишь?
   - А мне, что, отплясывать на радостях?! - взорвался Темный. - Не знаю я, не знаю, как эльфов лечить. Не знаю! Я и людей лечить не умею, а его я даже и убить побыстрее не смогу.
   - Успокойся, - неожиданно понимающе и совершенно спокойно сказала Артис, дотрагиваясь до руки волшебника. - Если Эллиадан сам себе не поможет, этого никто не сможет сделать.
   - Спасибо, конечно, - пробормотал Темный, - но хотелось бы ему помочь. Хотя бы ради себя самих.
  Плот, слегка накренившись, миновал поворот. Выровнявшись удивительно скоро, их транспорт вновь преспокойно поплыл ровно по центру канала.
   - Ты управляешь этой кучей топлива?
   - Да. Я все еще нервничаю.
   - Все бы так продуктивно нервничали... Знаешь, я все же попробую. Огр, Торн, согласны помочь?
   - Да, - ответил гном.
   - Чем? - спросил варк.
   - Собственной силой.
   - Что-о-о?!
   - Не той, Огр. Ту, о которой подумал, можешь оставить при себе, здесь в ней никто не нуждается. Я говорю об энергии.
   - А что же свою?
   - Ты за меня колдовать будешь?
   - Темный, я не думаю, чтобы перевод энергии что-нибудь дал, - тихо сказала Артис. - Здесь, в воздухе ее витает уже порядочное количество. Он и свою-то не в силах удержать, для чего ему еще чужая?
   - Но...
   - Хорошо, попробуй, - кивнула девушка, поняв чувства Темного. Легче делать нечто заведомо бесполезное, чем вовсе ничего не делать. Темный обернулся и оглядел Огра и Торна.
   - Ты похож на шлюху, которая никак не может выбрать из двух мужиков одного.
   - Уже выбрал. Дай руку, Огр.
   - Ну...
   - Да дай, идиот! - волшебник вцепился в ладонь Огра. - Не изнасилую же я тебя.
   - Вы совсем с ума посходили?
   - Огр - да.
  Темный подумал и за незнанием расположения энергетических каналов у эльфов приложил правую свою руку к сердцу Эллиадана.
   - Я ходить потом смогу?
   - Ходить - да, хотеть - нет.
   - Врешь?!
   - Да.
  Темный давно не делал перевода энергии, но это обычно давалось ему легко. Нужно было лишь нащупать энергетические пути донора и реципиента, а затем - свести воедино. Рука Огра больно сжала ему пальцы, Темный поморщился. Получается.
   - Ну как, Огр?
   - Странно, - помотал головой варк. - Вроде утекает что-то, а вроде и нет, - помолчав, он добавил. - Знаете, на что похоже?
   - Догадываемся, - фыркнула Артис. - Тебя хоть целуй, хоть на дыбе растягивай, тебе все на одно похоже.
   - Нет, правда. Колдун, скажи.
   - Что сказать? Я же не свою энергию трачу.
   - Врешь! У тебя аж рука вспотела.
   - Ты все-таки врожденный дебил. Определенные усилия с моей стороны все-таки требуются.
   - Как приятно вас слушать, - вздохнула Артис. - Высококультурное, приличное общество... Что с вами такое?
   - Молитвы архистенезиса вызвали обратное действие.
   - Твои действия, Темный, тоже вызывают обратную реакцию. Перестань уже вводить Огра в искушение.
  Действительно, свет только усилился. Казалось странным, почему сквозь Эллиадана не видно досок. Ярче всего светились волосы, чистым серебристым сиянием, очень напоминающим лунное. Энергия нисколько не задерживалась в теле, сразу же изливалась наружу. Получается, они только освещаются с помощью Огра.
   - Все, хватит, - вырвал руку варк. - Я вам не свеча.
  Сияние приугасло.
   - М-да, - проворчал Торн. - Дырявый мех легче порвать, чем наполнить.
  Артис вздрогнула.
   - Ох, прости, - переполошился гном. - Я не то хотел сказать.
   - То. И ты прав. Не стоит больше экспериментировать.
   - Не буду, - пообещал Темный.
   - Дай сюда, - Артис кивнула на серое монашеское тряпье Эллиадана.
   - Держи. Только зачем? - по мнению Темного, решительно не было разницы, как помирать - в одежде или без нее.
   - Доски неструганые. И мне все время кажется, что ему холодно.
  "А ему и в самом деле должно быть холодно. Перед смертью, говорят, чувствуется холод того мира. Хотя, если в аду жарко, а в раю тепло, откуда взяться морозу?". Волшебник на пару с гномом послушно выполнили просьбу Артис. Она села боком, бережно устроив голову Эллиадана у себя на коленях. Пальцы девушки гладили светящиеся серебристые рассыпающиеся волосы, но зеленоватые глаза были устремлены на примолкнувших спутников.
   - Темный, - вдруг спросила она. - Долго нам еще плыть?
   - Прилично, - ответил тот, разобравшись с картой. - А что?
   - Темный, а что с тебя спросили за эту карту?
   - Не поверишь, - усмехнулся волшебник.
   - Постараюсь.
   - Спасти эльфа и убраться из города.
   - Что-что?
   - Вот именно, - мрачно и гордо улыбнулся Темный.
   - Ты с кем это торговался? - резко повернулся к нему варк.
   - Не переверни нас. Если я скажу, что-то изменится?
   - Изменится. Мои подозрения изменятся.
   - Ага. Если я скажу, твои подозрения только подтвердятся.
  Взгляд Огра потяжелел и налился свинцом.
   - Говори, колдун. Во что ты нас втянул?
   - Я втянул? Ну, хорошо, допустим, я. И, допустим, втянул. Что ты хочешь от меня узнать? Что я куплен Орденом? Тогда вряд ли я показал бы карту и завел этот разговор.
   - Разговор завела она.
   - А я поддержал! Ты, Огр, несешь чушь. Не спорю, действия мои выглядят подозрительно, но для того, кто только что спас твою шкуру, я думаю, это простительно.
   - Ты спас мою шкуру!
   - Прости, если не спросил согласия.
   - Перестаньте!
   - Чего вы разорались.
  Темный оскорбленно замолчал. На скулах варка играли желваки.
   - Что вы, право слово, ровно дети малые...
   - В самом деле. Вы еще подеритесь, - поддакнула Артис. - Что сделано, того не переделаешь. И, кроме того, раз уж Темный договаривался... сами понимаем с кем, то не думаю, что оставался богатый выбор возможностей. Теперь ты считаешь, что наверху нас ожидают, чтобы потребовать платы за карту?
   - Да.
   - А почему они нас вообще отпускают?
   - Боятся. В Ордене наконец сообразили то же самое, что и мы с тобой, но слишком поздно.
   - Что за секреты?
   - Ты, Огр, опять лезешь не в свое дело.
   - Заткнись колдун. Объясни толком.
   - Мы с вами в данный момент находимся рядом с бочкой гномского огня, готового вспыхнуть.
  Огр и Торн, как по команде, оба отодвинулись от эльфа.
   - Правильно. Если он умрет, здесь станет очень жарко.
   - Чего же мы тут плаваем?
   - И зачем тогда Ордену ударять по нам? - резонно спросил Торн. - Зачем понапрасну силы тратить? И так умрет.
   - Они захотят наверняка. Верит считает, будто я хочу использовать получившуюся силу для колдовства. Вы представляете, что бы я мог, будь у меня столько энергии! Не-ет, далеко они нас не отпустят. Я бы на их месте не отпустил.
   - Но плавать здесь мы тоже до бесконечности не можем. Ордену тогда и делать ничего не придется. Правда, Ордена потом не будет... Но ведь и нас не будет.
   - Нас не будет еще вернее, если мы выберемся на поверхность. Все выходы, ручаюсь чем угодно, давно под наблюдением. Сразу, конечно, не тронут, не дураки. Но вот потом... Если все-таки случится... то нам лучше вслед за эльфом отправиться, чем дожидаться, пока за нами мериторы явятся.
   - Думаешь, за нами могут следить?
   - Уверен.
   - Но как?
   - Не знаю, - помотал головой волшебник. - Не имею ни малейшего представления. Могли, скорее всего, зацепиться за Элиадана, у них было время и масса возможностей.
   - А что они с ним вообще сделали? Ведь он же...
   - Тоже не знаю. То, что я видел в проекции, никакими словами не описать. Хм, артефакт остался у них...
   - Какой артефакт?
  Волшебник молчал, он даже не слышал вопроса. Он напряженно вспоминал. Итак, что было: разговор с эльфом, артефакт на месте, затем пришли архистенезис и конгестор, артефакт... где? Да все там же, на цепочке. Верит ушел. Архистенезис дотронулся до своей половины амулета, и началось... Темный вспоминал и сам не верил воспоминаниям. Он тогда испугался до такой степени, что не обратил внимания на невероятную, фантастическую вещь. Ведь когда все кончилось, и эльф лежал, словно труп - на нем вновь был этот диск. Вновь! Темный скрипнул зубами, он тогда почти не смотрел в нужную сторону, ему вполне хватало и криков. Но косой, случайный взгляд был. Волшебник изо всех сил воскрешал в памяти ту картину, о которой упорно забывал все эти дни. Сведенные судорогой мышцы, выгнутое дугой тело, широко раскрытые, совершенно безумные глаза и непрекращающийся крик, переходящий в визг, а затем в хрип. Цепочка должна была сползти! Не мог диск с непонятными символами лежать на груди, как приклеенный. Не подходил архистенезис к истязаемому, ничего не поправлял. Да он и не лежал! Не было никакого диска! Не было артефакта! На все время пытки он куда-то исчез, а затем появился, и истязание на тот момент закончилось.
  Волшебник ошутил, как клацают его зубы. Оказалось, Огр вовсю трясет его за плечи.
   - Хэй, колдун, очнись!
   - Темный, что с тобой? Какой артефакт?
  Волшебник поднял отчаянные глаза на Артис.
   - Я идиот. Кретин безмозглый. Да, впрочем, теперь уже все равно. То, что убивает Эллиадана, находится у него внутри. До сих пор находится.
   - Объясни, - одними губами прошептала Артис.
  Темный как мог, объяснил.
   - Хорошенькое у нас положение. Куда ни плюй, везде... - Огр споткнулся на ругательстве. - Вылечить его мы не можем, убить, чтобы не мучался, тоже не можем, поскольку за ним же отправимся. Просто ждать, пока помрет, тоже охоты нет. Оставить бы его где-нито попадется, и руки в ноги. Только на кой ляд мы его тогда спасали?!
  Плот, вдруг, скрипнув, отклонился от прежнего пути, прижимаясь к стене.
   - Не понял.
  Деревянный помост медленно вплыл в боковой рукав, выровнялся и бойко поплыл, все наращивая скорость. Темный схватил карту, повел пальцем.
   - Мать твою!
   - Нас выносит на поверхность? - быстро спросила Артис.
   - Да. Обещал же Верит открыть, что надо... Ох, не нравится мне это.
   - Темный, ты что-то задумал?
  Волшебник содрогнулся.
   - Можно и так сказать. Только... Не успею я, да и качает.
   - Одним словом, ты хочешь к воронке.
   - Хочу. Если правдивы твои слова насчет медленного движения.
   - Чего же лучше, - пожала плечами девушка и отобрала карту. - Видишь, - Темного почти ткнули носом в карту, - поворот.
   - Там же обратное течение.
   - Конечно, но ты волшебник или кто! Тебе же только через рукав провести, а там течение вновь попутное.
   - Я понял. Сделаю.
  Темный понимал, что сидеть и скулить бесполезно и вредно. Лучше чем-нибудь заняться, пусть почти столь же бессмысленным. Поворот так поворот. Плот через некоторой время вновь начало прижимать к стене током воды.
   - Колдун, ты чего ждешь! - заорал варк. Голос сырым эхом многократно отразился от стен.
   - Не ори.
  Темный опустился на четвереньки и зачерпнул горсть грязной, вонючей жидкости, при ближайшем рассмотрении водой не являющейся. Пробормотав заклинание, он аккуратно и медленно вылил "воду" по периметру скрежещущего, угрожающе раскачивающегося плота. Поток замер, течение исчезло, плот отделился от стены, затем его неудержимо поволокло в сторону зияющего напротив отверстия. Течение возобновилось, только теперь направлялось в обратную сторону. Похоже, Темный перестарался со скоростью. Треща и теряя щепки, транспорт их влетел в узкий боковой канал и с ходу стукнулся о стену. Артис вцепилась в Эллиадана, Торн прикусил язык, а варк едва не расшиб себе голову о кладку. Темного опрокинуло на спину, он ощутимо ударился затылком. "Нет, сегодня я точно что-нибудь отшибу".
   - М-мать твою!
   - Темный, ты ш ума шошел?!
  Как попало, боком, едва не распадаясь, плот проскочил канал и врезался в противоположную стену. Темный, пытающийся встать, вновь упал. В тот же миг действие заклинания кончилось.
   - И ведь даже вылечить не сможешь, - презрительно бросил варк, ощупывая голову.
   - Все целы?
   - Ты бы лучше спросил, все ли у нас цело.
   - Ты, Огр, повредил самую бесполезную для тебя часть тела. Так что не жалуйся.
   - Как бесполезную! Я же в нее ем!
  Друзья расхохотались - дико, взахлеб, до колик. Скорее всего, это был некий род истерики. Утерев глаза, Темный с азартом заправского алкоголика спросил:
   - Повторим?
   - Давай!
   - Девки дают, я дело делаю, - весело ответил Темный. - Сколько там еще поворотов?
  Вся компания собралась вокруг Эллиадана, словно бабочки вокруг свечи, и разгадывала загадку по имени "куда плыть?".
   - Сюда.
   - Дурак. Здесь шесть поворотов, а там только пять.
   - Сам то слово. Глянь, сколько придется против течения плыть - не вытерпит эта деревяшка, развалится.
  Наконец маршрут был выработан, предстояло еще шесть испытаний на прочность утлого транспортного средства. Друзья развеселились. Каждый поворот в боковой канал встречался восторженно, со смехом, шутками и прибаутками. Время летело незаметно, особенно - для единственного не только развлекающегося - Темного. Он не поверил словам Огра:
   - Приплыли.
   - Как приплыли?
   - Да так. Оглядись.
  Плот несло неведомо куда по воле течения, крутило, разворачивало. Стены впереди исчезли, одна сбоку быстро удалялась. Ни потолка, ни направления движения, а вокруг - плещущая вонючая сущность Мелона. Откуда-то веяло нестерпимо тухлым ветерком.
   - Есть выход на поверхность, - поморщила нос Артис. - Только не для воды.
   - И водоворот есть.
   - Как бы посмотреть?
   - У меня сегодня день исполнения чужих желаний?
   - У тебя сегодня день триумфа и нескончаемых возможностей.
   - Возможностей обрести жизнь вечную - это несомненно. Хорошо. Lux Flaminis! - без перехода заорал Темный, вскидывая вверх правую руку.
  Компания содрогнулась, а миг спустя все зажмурились от слепящего света.
   - Ты мог бы предупредить, - Артис моргала слезящимися глазами. - Слишком светло, - она помотала головой.
   - Вам не угодишь, - у Темного и самого резало глаза, он мало что видел, только показалось ему, что кожа Артис стала какой-то смуглой, странного оливкового оттенка.
   - Нет никакого выхода. Как Артис и говорила.
  Волшебник протер глаза. Что ему взбрело, нормальная кожа, слегка лишь смугловатая, до вирессийцев не дотягивает. Торн оказался прав. Вдалеке высились не то стены, не то залежи породы, но монолитные, это несомненно. Плот вращался, так что крутить головой не было нужды. Везде одно и то же. Одно отверстие, то, из которого они выплыли.
   - Ну, эксперт по кана... как там... что скажешь?
   - Скажу, что не знаю никаких экспертов. Ты хотел сюда попасть, вот и попал. Как тебе здесь?
   - Неплохо. А почему мы кружимся? Где-то отверстие есть, что ли?
   - Оно внизу, - уверенно сказал Торн.
   - Почему?
   - Да именно, потому что кружимся. Вода-то утекает, да потихоньку. Я бороду съем, если уровень ее не понижается. Вода уходит ниже, может, в подземные источники, может, еще куда.
   - Я же говорила - очищается.
   - Допустим. Но в любом случае, Темный, нас засосет вниз. В лучшем случае, если там решетка, мы останемся на ней. В худшем...
   - Сольемся с окружающим дерьмом.
   - Твоя правда, Огр.
   - Вот, Темный, теперь самое время сказать, что ты надумал.
  Волшебник глубоко вдохнул и выпалил:
   - Телепортация.
   - Ты можешь нас телепортировать?!
   - Вот в том-то и проблема, что не знаю, могу или нет. Формулу я знаю. Требуемые компоненты для обряда - найду. Но получится ли - не ведаю.
   - Средство на крайние случай.
   - Да. На такой, что больше ничего и не сделаешь. Как выразился Торн, в лучшем случае при неудаче мы не двинемся с места. А в худшем случае с дерьмом сольются наши разрозненные органы, да и то не здесь, а где-нибудь в Неведомых Землях.
   - Я уже говорил, какое у нас положение, - сказал Огр. - Повторять не стану.
   - Спасибо, - от души поблагодарила Артис.
   - Я за тело... в общем за то, чтобы перенестись. Вы как?
   - За, - немедленно ответила Артис.
   - Темный, - погладил бороду Торн, - скажи честно, есть у нас шансы?
   - Есть.
   - Тогда и я за.
   - Я же не сказал, какие.
   - И не говори. Молчи и делай. Мы нужны?
   - А если нет, спрыгнете, что ли? Нужны. Артис, это может быть опасно... для него - вдвойне. И, кроме того, я должен буду устроить кровопускание. Всем.
   - Я же согласилась, - пожала плечами девушка, хотя взгляд ее замер. - Делай все, что нужно.
   - Освободите мне середину.
  Просьба была немедленно исполнена. Темный неторопливо доставал из куртки свои сокровища, те, которые не променял бы и на тысячу империалов. Специальный мел для магических знаков, потрепанный "Modus valendi" в засаленной облупившейся обложке, огарки свечей и узкий серебряный стилет с точеной рукоятью. Артис удивленно смотрела на этот арсенал, Огр и Торн знали - Темный еще и не то с собой таскает.
   - Артис, ты в курсе, к какой стихии принадлежит Эллиадан?
   - К воде. Это совершенно точно.
   - А ты сама?
   - Жизнь. По эльфийской классификации.
   - Мне ее и надо. Ну, значит, хотя бы два квадранта совпадут, очень хорошо...
  Прикинув расстояние и остроту углов, Темный взял мел и отметил вершины будущей пентаграммы. Глубоко вздохнул несколько раз и оглядел спутников.
   - Я начинаю.
   - Удачи.
   - Ага, спасибо. Не отвлекайте меня и делайте все, что я скажу.
   - Хорошо, - вновь одна за всех ответила Артис.
   - Увидимся в другом месте, - попытался улыбнуться волшебник.
  Не вышло. Тогда он приступил к делу, потому что лучший способ избавиться от навязчивых мыслей - выполнение сложной задачи. Вбил рукоятью стилета в каждую вершину по гвоздю, натянул на них веревку, привязал и вновь взялся за мел. Чем ровнее линия и безупречнее пентаграмма, тем выше шансы на успех.
  Конечно, следовало пользоваться отнюдь не гвоздями и веревкой, любой профессиональный маг упал бы в обморок от подобной кустарщины, а специальными инструментами. Но взять таковых Темному было неоткуда, да он и не умел ими пользоваться и все равно не сумел бы высчитать ни направления, ни силы, ни кривизны телепортации. Единственное, что было доступно сейчас доморощенному магу - ненаправленное перемещение, самое рискованное и ненадежное из всех возможных. Они и в самом деле могли переместиться куда угодно, причем по частям. Ведь каждый представлял себе безопасное место по-разному.
  Эх, если бы только эльф был в сознании! С его-то способностями они наверняка переместились бы в эльфийский лес. Это был бы самый оптимальный вариант - там бы и эльфа вылечили, и Орден бессилен, и попросту очень интересно. А насчет того, будто эльфы убивают всякого, осмелившегося приблизиться к границе их государства - Темный считал такие слухи байками. Людям определенно рады не будут, да и гномам тоже, но чтобы сразу стрелять... Нет, в это Темный не верил. "Хочу телепортироваться в Таннерил!", - беззвучно сказал он пентаграмме, впервые произнеся истинное название леса. Впрочем, с эльфийского "Таннерил" и переводилось не то как "Лесной край", не то как "Лесное государство". Да и не все ли равно, местоположение не изменится, как ни назови.
  Темный оборвал собственные размышления и сосредоточился на деле. Ведя дрожащей рукой белую линию, он ритмично, нараспев произносил заклинание стабилизации, благо знал наизусть. Неведомые слова ничего не говорили волшебнику, он искренне надеялся, что произносит правильно. Язык заклинания стабилизации, как и некоторых других, наиболее сложных, разительно отличался от языка обыкновенно применяемых заклятий. Прочитав заклинание впервые, Темный был уверен, что это эльфийский. Изучив речь Вечных получше, засомневался. В том языке, что он изучал, не было ни одного слова из заклинаний. Может быть, он учит не тот эльфийский? Тогда вопрос казался резонным, но затем волшебник пришел к выводу, что это невозможно. Ведь понял он тогда эльфа, понимает названия на карте, те, что не успели переделать. Тогда, либо язык, на котором он говорит сейчас - не эльфийский, ибо в самом деле существует не один, а как минимум два языка эльфов. Один - разговорный, второй - магический. Что ж, раса, предпочитающая магию физическому труду, за несколько сотен тысяч лет вполне могла создать специфическую речь, предназначенную только для одного - колдовства.
  Повторяя заклинание, словно священник - молитву, Темный завершил пентаграмму. Как только белые линии соединились в кольцо, ритм речи сам собою изменился. Темный содрогнулся, он и понятия не имел, что теперь следует читать то же самое, но быстрее и с другими акцентами. За него это знало само заклинание, видимо, первую часть он случайно провел удачно. Теперь ни в коем случае, что бы ни случилось, нельзя было прерываться. Немногие вещи могут оказаться хуже неудачной телепортации, и одна из таких вещей - обрыв заработавшего заклинания.
  Убирая аккуратно веревку, Темный почти уже пел, хоть и не умел этого делать. Свечи он насадил на торчащие гвозди и только тогда выпрямился. Долго ли нужно читать? Темный не видел ничего вокруг, кроме белых вспухающий нитей. Пентаграмма оживала. И вновь без ведома Темного ритмика речи изменилась, звук повысился, приходилось напрягать голосовые связки изо всех сил. Пентаграмма вспыхнула и погасла, волшебник непроизвольно замолчал.
  "Все, инициация завершена, - мелькнуло у него в голове, - пора переходить к активным действиям". Во рту пересохло, горло саднило, все это пустяки по сравнению с предстоящим. В какой последовательности активировать стихии? Темный лихорадочно листал "Валендономикон". Ничего не сказано о порядке действий. "Волшебствующий читает заклятие стихий - громко и отчетливо и зажигает поочередно свечи в соответствующих секторах пентаграммы посредством окропления оных...".
  "Поочередно! Шутники долбанные. Или без разницы, в какой последовательности зажигать? Ох нет, не без разницы. В какой последовательности могут располагаться стихии - по значимости, по распространенности, по времени сотворения? Как там... вначале был Хаос - невидимый, неслышимый, неживой... И была Тьма... и Пустота... и сотворил Господь Свет и повелел сиять неугасимо. Свет - это огонь, номер первый. А вот дальше? Что сотворил Господь вторым: сушу, воду или воздух? Жизнь - последняя, это ясно и ослу. Суша, кажется, перед жизнью. И отделил, и населил... Да что второе-то?! Верита бы сюда или простого нормального человека.
  Нет, все равно не вспомню, - озлобился Темный. Нужно по-другому. Имеется огонь. Что остается, если он умирает? Зола. А-а, зола, земля... Уж никак не вода. А воздух? Дым. Так-так... огонь, воздух, земля, вода... Хотя, без воздуха огонь не горит... Воздух, огонь, земля... а земля и вода вместе дают возможность жить всяким тварям... Очень хорошо, я не философ, но, по-моему, правильно. Пусть так и будет. И пусть воздухом буду я. Да будет так".
  Темный утер пот со лба, открыл нужную страницу и приготовил стилет. Вновь потек мерный речитатив, Темный чувствовал себя певцом, придворным менестрелем, если такие где-нибудь еще водятся. Места, где следовало делать паузы, были отмечены в тексте косыми штрихами. Пентаграмма не двигалась. Логично, все секторы пока равноценны.
  Каким-то шестым чувством волшебник угадал нужный момент и перехватил книгу поудобнее. Ни за что он не сумел бы объяснить своего выбора времени. Если бы понимал текст, то, возможно, было бы легче. А, возможно, и нет. Смысл слов часто заслоняет их энергетику, лишает мозг возможности сосредоточиться на более важных, нежели построение фраз, вещах.
  Как бы то ни было, волшебник присел на корточки и, не переставая читать, резко полоснул по запястью лезвием. Подхватив книгу, стараясь не морщиться, волшебник позволил крови литься на свечу. Ничего не происходило, кровь просачивалась сквозь доски, рука болела, а в голову лезли несвоевременные мысли. "Как ты собираешься продолжать ритуал с таким кровотечением? Как! Почему ты раньше не подумал? А-а, все равно времени отвлекаться нет". Краем слуха Темный зацепил какой-то рваный треск.
  Свеча вдруг зажглась само по себе. Ровным, неколеблющимся пламенем, каким-то чересчур светлым для огня. Практически одновременно со свечой вспыхнул весь сектор, белые линии ярко засветились. Это продолжалось лишь миг, затем пентаграмма стала прежней, но она уже разбужена, она лишь ждет.
  Окончив чтение заклятия Воздуха, волшебник поднялся. В голове шумело, он словно во сне, указал на Огра. Варк послушно поднялся, плот закачался. До левой прижатой к груди руки что-то дотронулось. Артис ободряюще улыбнулась и приложила палец к губам. Темный держал книгу и листал ее одной рукой, вторую девушка быстро и заботливо бинтовала. Скосив глаза, волшебник увидел, откуда она взяла ткань на перевязку. Закончив, Артис вернула руку Темного в прежнее положение. Он благодарно кивнул девушке и начал читать следующее заклинание, утвердив "Modus..." на больной руке.
  Теперь было сложнее, слабость увеличивалась, несмотря на повязку, запястье дергало болью. Темный читал, не слыша собственного голоса, лишь понимая, что не молчит. И вновь он почуял нужный миг, кровь уроженца северного Загорья потекла на свечу. Сектор почти сейчас же обрел алую окраску, видимо, Огр подходил на роль огня лучше, нежели Темный - воздуха.
  Следующим на очереди был Торн. Здесь вышла заминка. Волшебник читал и читал, в каком-то забытьи и очнулся на последних фразах. "Пропустил нужный миг!". Внутренне похолодев, Темный ничем не выдал страха, а начал читать заново. Слова не вызывали нужной реакции, едва заметного сопротивления внутри. Ключ вхолостую проворачивался в скважине, не отпирая замка. "Эльфы и гномы не любят друг друга! Эльфийское заклинание не действует на гнома! Что же делать?". Читая в третий раз, Темный решил, если не сработает и на этот раз, все равно где-нибудь на середине возьмет у Торна кровь. Наугад. Но подобного необдуманного шага не потребовалось. Воздух в ответ на слова начал пульсировать, и дальше все пошло как по маслу. "Дело не во вражде эльфов и гномов, - догадался Темный. - Дело в малой, ничтожной магизации низкорослого народа. На них любая магия будет слабо действовать".
  Оставалось немного - еще двое. На Эллиадане у Темного едва не дрогнула рука, и от страха, и от жалости. Эффект превзошел все ожидания. Свеча, едва ее коснулась первая капля, выбросила такое пламя, что чуть не опалила Темного. Он отшатнулся. Сектор горел голубым светом, не угасая. На плоту стало очень светло. Волшебник торопился, он устал и начал задыхаться. Кроме того, и магический ритуал, и кровопускание отнимали и без того драгоценную энергию у эльфа.
  С Артис тоже не возникло проблем, зеленоватое пламя горело ровно, хотя и не так ярко, как у Эллиадана. В последний раз волшебник выпрямился не без труда. Все было готово. Почему-то стало страшно произносить последние, решающие слова. Темный оттягивая время, огляделся. Плот кружился, и видимые в голубом свете стены будто стали много выше. Все смотрят на него: Огр с усмешкой, Торн - со спокойствием фаталиста, Артис - с надеждой. Сделав несколько лунатических шагов, Темный встал напротив своего сектора. Друзья поняли. "Ох, дотаскаем мы его...". Торн взглядом спросил, не пора ли поднять Эллиадана. Темный отрицательно качнул головой.
  Напрягая осипший голос, он читал отворяющее заклинание. Все секторы вспыхнули одновременно, центр пентаграммы стал молочно-белым. "Пора". Темный шагнул вперед, стараясь не задеть свечу. Спутники сделали то же самое, за исключением, разумеется, эльфа. Того кое-как поднял Торн, и вместе с Артис они заволокли Эллиадана в круг. Затолкав эльфа в самую середину и тесно обступив его, друзья взялись за руки. Темный сунул на ощупь стилет в ножны, а "Modus valendi" в карман, к находящемуся там мелу. Он знал, что и как говорить. Закрыв глаза и обхватив обеими руками друзей, волшебник четко, выговаривая каждую букву, произнес:
   - Вайа даленэ! Вайа никтало! Вайа аридис! Элендэ инсайта!
  Ослепительная вспышка, сменяющаяся кромешной тьмой. Пустота под ногами. Темный изо всех сил вцепился во что пришлось и стиснул зубы. Пронизывающий холод. Воздух ледяной, набитый иголками и снегом. Стремительный смерч кружит их, быстрее и быстрее, воздух уплотняется до консистенции каменной стены. Рука болит, голова кружится, подступает тошнота. Легкие начинают гореть. Темный невольно начал хватать ртом воздух, открывать глаза не решился.
  Внезапный резкий толчок сбил всех с ног, Темный полетел и со всего маху влепился носом. В ноздри немедленно залезла пыль, волшебник от души чихнул, подскочил и открыл глаза. Он сидел на зеленой траве и чихал. Утирал слезы, осматривался, ничего не видя, и чихал. Чихал до тех пор, пока не пошла носом кровь. Тогда, дыша через рот, он огляделся.
  Его друзья сидели рядом, смотрели друг на друга дурными глазами. Волосы у Артис и борода у Торна торчали дыбом. Огр почесывал поясницу. Но все были здесь, все, включая эльфа. Все живы, все целы. Даже меч Огра по-прежнему висел за спиной хозяина. А над головами у них плескались листья и шумели миллионы ветвей.
  
  Глава 6. Широколесье: воскресение из мертвых.
  И конечно, лес этот не был эльфийским. Ни в малейшей степени. Более того, Темный, по-видимому, был единственным, кто хотел попасть в Таннерил. Остальные посмотрели на него таким взглядом, когда он упомянул о своей желаемой цели, будто сильно сомневались в психическом здравии говорящего.
  Темный сидел на траве и прислушивался к шуму в голове. "Тошно мне. Ох, как тошно". А, между тем, для рассиживания не было времени. "Еще место определять. Круг чертить, защиту ставить... Нет уж! Наплевать. Тошно мне". При мысли о заклинаниях Темный покрылся холодным липким потом, он физически чувствовал, что не сумеет выговорить ни одного слова, прежде чем его вывернет наизнанку.
  Голоса спутников доносились смутно, обрывками, шелестом. Голова стала тяжелой, Темный на что-то прилег, на что-то шершавое и твердое, но это было все равно. Спать не хотелось. Хотелось помереть. В животе ходили водовороты, завывали смерчи, проносились войны и революции, а голова гудела как литой колокол, и откуда-то всплывала строчка "башка как бидон, в котором варили чертям самогон". Какой самогон... если бы самогон... "А коли в утробе сквозжит и скворчит, и на блевоту тянет, и потливость одолевает, то есть сие... есть сие...". Плохо, в общем есть сие. Переутомление сие есть. Лечение... "... и в день шестой..." ... или в восьмой? Да какая разница, все равно не помню в какой день и что надо собирать. Все равно, не отличу я все эти травки-муравки-тошнявки. Ох, как мне плохо...".
  Мир поплыл куда-то вбок, Темный почувствовал, что падает. Хотел было сопротивляться - не вышло. Падал он, как показалось, очень долго. Наконец что-то мягко ткнулось в затылок. Тошнота усилилась. На губах вдруг появилась жидкость. Это было приятно, но глотать не хотелось. Как из погреба долетали обрывки фраз:
  "Пей, колдун! Пей, чтоб тебя!". "Не ори". "... с ним?". "Устал". "Отойди... сама...".
  Холодное, липкое касается переносицы и висков. Темный попытался качнуть головой. На самом деле он даже не шевельнул ею. Вновь губы его увлажнились. На этот раз волшебник смог сделать несколько глотков - чего, не понял. А еще через какое-то время понял, что может открыть глаза, не опасаясь, что череп разлетится вдребезги. Холодное и липкое оказалось листьями.
   - Лежи, - донеслось сверху. - Не двигайся.
  "Да я и не двигаюсь". Темный вновь закрыл глаза, просто для удовольствия. Спал - не спал, а, возможно, задремал, только, когда открыл глаза, был абсолютно здоров. Резко сев (мир поплыл было, но сейчас же пришел в равновесие), Темный огляделся. Лужайка, прогал меж большущих деревьев (на ствол одного волшебник и наваливался), пляшущий костер, над ним дымит котелок (откуда?!). Торн помешивает в нем что-то, такое впечатление, будто голой рукой. Артис возится с Эллиаданом, варка не видно.
   - А, - поднял голову гном и вытащил из котелка оструганную ветку. - Вот и очнулся. Ты как?
   - Да... вроде... в порядке, - пожал плечами волшебник.
   - Есть хочешь?
   - Не знаю... Хочу!
  Гном расхохотался, довольный, как именинник.
   - Точно, очнулся. Ну ты... это... ты молодец. А говорил, не выйдет. Смотри, - вышло, еще как вышло, - не зная, что еще сказать, гном подошел и в избытке чувств похлопал Темного по плечу. Волшебник окончательно пришел в себя, манящий запах сделал мысли кристально чистыми.
   - Артис, как Эллиадан?
   - Плохо, - девушка обернулась. - Хотелось бы другое сказать, но - плохо. Листья сними, - добавила она.
   - Что?
   - Листья с себя убери.
  Темный машинально поднял руку - точно, на переносице и на висках лежали, как приклеенные зеленые вяленые листочки. Волшебник несколько мгновений их рассматривал.
   - Это поручейник, - пояснила Артис.
  Волшебник передернул плечами. Хоть подорожник, ему без разницы. Не варить ему зелий, ни за что, никогда.
   - Я в этом не разбираюсь. Я траву от дерева с трудом отличаю, а уж траву от травы... нет уж, увольте. А что, этот поручейник, получается, помогает от магического переутомления.
   - Получается так. Не мешало бы тебе запомнить.
   - Не надо, все равно не отличу. Все равно что молитвы - сколько ни тверди, в голове ни пса не остается. А ты, значит, целительница.
   - Нет.
   - Как же нет, когда да.
   - Разбираюсь в травах, а в болезнях ничего не понимаю.
  Темный пожал плечами.
   - Все равно ведь получается. Спасибо.
  Артис отмахнулась и поморщилась.
   - Не надо. Каждый делал то, что умеет. Не ради благодарности.
   - И то правда.
   - Правда. Истина, - заявил гном. - Вы есть идете?
   - А где Огр?
   - Чем есть, пальцем?
   - Отчего же пальцем. Вот, я тут кой-чего настругал, - гном выудил из травы кривобокие разнокалиберные, но несомненные ложки. - А Огр сейчас придет, он-то уж обеда не пропустит, не было еще такого.
   - Откуда котелок?
  Торн остолбенел.
   - Шутки...
   - Нет уж, какие шутки. Серьезно, - Темный выбрал ложку, не глядя.
   - Вместе ж собирались.
   - Да? Вот, Тьма всемогущая, не помню, - Темный положил ложку.
   - Ты чего? Там рыба, коренья, э-э, листья какие-то.
   - Погоди, Торн, успеется.
  Волшебник решил еще раз проверить ауру Эллиадана. Со второго раза он увидел ее почти мгновенно, и она совсем почти уже почернела. Почернела, будто обуглилась и сморщилась, как съеживается сгорающая бумага. На лице эльфа лежали листья, но были ему, видимо, все равно что мертвому припарки. Обменявшись с Артис взглядом, Темный силой потянул девушку к костру. Та помотала головой.
   - Перестань, - посоветовал ей Темный.
   - Не мучь себя, - пробасил гном, вкладывая ложку в пальчики. - Не изводись. Никому оттого пользы не будет, ни нам, ни тебе, а эльфу твоему - меньше других.
  Сзади забухало.
   - Ого, колдун! Отошел!
  Хлопок пришелся промеж лопаток и едва не свалил Темного носом в костер.
   - Убьешь, остолоп.
   - О, и жратва поспела. Чего туда только не натолкали, - Огр схватил ложку и немедленно залез ею в варево. - Эх, хорошо! А чего такие лица, или пост сейчас?
   - Огр, с тобою все хорошо?
   - Со мною - да, а вы, я гляжу, опять за свое, - Огр отправлял в рот похлебку, ну дуя и не глядя. - Сколько ж вам твердить можно, или нравится вам себя изводить?
  Никто не ответил, варк невнятно продолжал:
   - Жнал я парня одного, так он все тоже к смерти своей готовился. Ходил и ныл, мол помру я, помяните, похороните. Его уже и били, и материли, чтобы не звал беду, нет, он свое.
   - И что же? Помер он?
   - А то. Только не убили его, не... Змея его укусила. И кровь будто пустили, и отсосали, а он все одно помер. Да только перестал он чего-то смерти-то хотеть. Ему бы радоваться, лежать тихонько... А он, гадюка, куда только нас не послал. Лекаря ему... Откуда же там лекаря, спрашивается, - Огр резко замолчал и только жевал.
  Остальные невесело переглянулись.
   - Огр, - тихонько сказала Артис, - я тебя никуда посылать не стану, обещаю.
  Трапеза прошла в молчании. Темный все думал, куда же их занесло, и скоро ли их найдет Орден. Во всяком случае, нечего горячку пороть, закрыться не так просто, и минуты, потраченные на еду. Не сыграют большой роли. Зато позволят собраться с мыслями и силами. Нужно перемещаться, так что ни о каких кругах и речи не идет. Мобильная защита. Вот бы еще знать, как она устанавливается. Или самое лучшее сейчас - захорониться во-он в тех кустах и ждать, пока... Очертить себя кругом, лечь, окопаться и ждать, ждать, пока аура не сожмется окончательно.
  Ложка проскребла по дну. Темный так и не распробовал, что именно было "натолкано" в похлебку. Похоже, все, что удалось поймать и собрать в окрестностях. Спасибо, жуков не сварили. Хотя, вроде врал кто-то, будто островитяне едят жуков, пауков, гусениц и прочих гадов за милую душу и ни капельки оттого не страдают. Да мало ли что не врут.
   - Э-эх, хорошо. Маловато только, - Огр облизал ложку так, словно собирался проглотить и ее, но воздержался. - Что думаешь делать, колдун?
   - А-а... м-м-м... Определять, где мы.
   - Ну-ну, давай, - варк флегматично улегся на спину и начал сладострастно ковырять в зубах.
   - Я тебе уже говорил, кто дает. Есть предложения получше?
   - Ты определяй-определяй. Потом проверим, хорошо ли наопределял.
   - Что-о-о?!
   - Ну и чего ты разорался, как дикий бык в охоте?
   - Ты, скотина, знаешь, где мы?!
   - Ну, знаю, - Огр копал в коренном зубе.
   - У тебя там что, залежи руды? - поинтересовался Темный. - Золото? Говори, что ты мне голову морочишь! - заорал он вновь.
   - Не ори, - Огр вынул палец изо рта и осмотрел его со всех сторон. - Северное Широколестье это, Одинокий Угол.
   - Откуда знаешь?
   - От... Я тебе кто?
   - Ты мне здоровенный и дурной варк.
   - Сам ты дурной, колдун. Был я здесь, давненько, правда. Только дурной я или нет, а помню, что деревья с пестрой корой растут только здесь. А еще - серые деревья.
   - Что-то не вижу я никаких пестро-серых деревьев.
   - Какие деревья? - встрепенулась Артис. - Повтори, Огр.
   - А, ты, поди, их знаешь. Пестрая такая кора, словно нарочно покрасили, здоровенные такие, и листья - во, в ладонь.
   - Так-так, а серое?
   - Серое и есть. Кора то есть серая, ровно и не дерево вовсе. Поглядеть - мрамор да и только, теплый разве что.
   - А листья? Листья тройчатые?
   - Какие?
   - Как у клевера, по три от одного центра расходятся.
   - А демон его знает, не помню я листьев. Вот внутри дерево, знаю - желтое, как мед и горит хорошо, жарко.
   - А вот этого я не знаю. Не устраивали мы костров из синдэлл.
   - Как? - переспросил Темный.
   - Синдэлла. Как будет по-имперски, не знаю. А пестрое - это ариэл. Этот лес, что же, с Таннерилом когда-то сообщался?
   - Да, - кивнул Темный, - только очень давно. Это что-то меняет?
  Артис смотрела в ручей, весело журчащий по поляне. Эльф лежал рядом и почти не дышал. Одна его рука бессильно лежала в воде. Кожа почти не светилась, хотя под солнцем заметить это было сложнее. Темный не знал, что делать. Рыться в "Валендономиконе", спасаться бегством или сесть и сидеть, ожидая конца. Наконец он вынул "Modus valendi" и уселся поудобнее.
   - Торн, Огр, вы бы отошли куда-нибудь подальше, - сказал он невыносимо фальшиво и слащаво.
   - Не понял, - выпятил челюсть варк.
   - Я поищу, как ставить защиту, но это займет время.
   - И что же?
  Темный глянул на Артис. Та вдруг тоже обернулась.
   - Огр, а ты не видел здесь деревьев со звездчатыми листьями? Больших, огромных деревьев.
   - Больше, чем те, пестрые?
   - Намного. Листья разной окраски...
   - Нет. Такого не было.
  Артис отвернулась.
   - Ну да, конечно... с чего я взяла, - и вдруг, не оборачиваясь, добавила совсем другим тоном, - Огр, Торн, вы бы на самом деле, отошли. Недолго осталось, по-моему.
  Варк хмыкнул и демонстративно уселся на траву. Торн оглядел всех, пожал плечами и отправился мыть котелок.
   - Ну как хотите, - пробормотал Темный, листая желтые шуршащие страницы.
  Все происходящее вновь казалось ему нереальным и выдуманным. Неправильная у них реакция на происходящее, не то они делают, не то говорят, не то думают. Огр сидит и смотрит в небо, Торн полощется в ручье, Артис будто что-то караулит у воды, а сам он лично читает всякие заклинания, вместо того, чтобы искать одно-единственное.
  "Дай мне сил, Господь, совершить то, я могу совершить. Дай мне смирения принять то, чего я не могу изменить. Но, прежде всего, дай мне, Господи, мудрости, дабы не спутать одно с другим". Кто сказал? Не помню, но хорошо сказал. Вот и мы - не можем ничего изменить, сидим и валяем дурака. Ждем.
  Темный отчетливо осознал, что не будет он ставить защиту, по крайней мере, сейчас не будет. Ему не хочется ничего делать. Ему бесполезно что-либо делать. Ему нельзя ничего делать. Как прекрасно, в сущности, сидеть и ничего не делать. Не всегда, изредка. Детерминизм, будь он неладен. Предопределение. Стремительный поток уносит их, и бесполезно дергаться и пытаться плыть против течения, - знай лежи себе на спине и смотри в небо с облаками. Отдыхай.
  Ради забавы и для очистки совести Темный все же в "Модусе..." искомое заклинание, да не одно и с удовлетворением отметил абсолютную их непригодность. "Волшебствующий берет треножник, кой устроен наподобие черного трона Неназываемого и устанавливает оный в лунном свете...". Ну и прочая ерунда.
  "Интересно, - подумал Темный, - все-таки интересно, что будет, если взять самый обыкновенный треножник? Если вместо кинжала из червонного золота взять стальной? Хорошо бы поэкспериментировать, проверить состоятельность всей этой псевдомагической мути. Кровь черного барана или кровь белого - есть разница? Для чего читать молитву в заклинании? А, молитву! Вот идиоты. Свят, свят, свят и сплюнуть через левое плечо... Кретины".
  Имперским заклинаниям Темный не верил. Его трясло от смеха всякий раз, когда он читал нечто вроде: "как трава зелена не клонится, как тростник стоит, не сгибается, как прут железа булатного не сломится, так чтоб стояли у раба Божьего такого-то сякого-то жила и семь жил...". Темному так и хотелось досочинить к этому речитативу пару-тройку строчек попошлее. "Чтобы всем девкам на деревне удружил". "Чтоб э-э орган сей заместо молота служил".
  Даже если и было что-то в этих словах, какая-то неуловимая сила, все равно, не подействуют подобные заклинания в устах подобного волшебника. Не заработает заклинание, если волшебник сначала будет скептически усмехаться, а где-нибудь на середине дико захохочет. "Нет уж, увольте, имперские заклинания - это все равно что домотканое полотно против вирессийского шелка. Все равно, что кое-как выкованный нож против клинка из гномьих горнил. Все равно что человеческая жизнь против эльфийской вечности.
  Да, самые лучшие заклинания - эльфийские". Теперь Темный убедился в этом окончательно. Причем ведь наверняка в "Модусе..." содержатся лишь копии, адаптированные варианты, переводы перевода. И даже копии эти работают, и как работают! Загляденье. От одних слов в дрожь бросает, а ведь это не для людей писано. Эльфийские заклинания - самые лучшие, но их так мало. Совсем почти нет. В "Модусе..." лишь около пятидесятой части всех заклинаний шло на этом странном непереводимом эльфийском.
  Львиная же доля была написана полузнакомым, часто слышимым языком. По слухам, альтинидийским. На этом самом языке в Империи были названы ранги священнослужителей. Большинству имперцев казалось, что в названиях этих нет ничего иноземного, до того к ним привыкли. Кое-кто считал, что это древнеимперский, а самые отчаянные повторяли шепотом, что и не имперский вовсе.
  Если сплетни оказались бы правдой, то интересная, по мнению Темного, получалась бы игра. Вера, выходило бы тогда - вовсе не имперское изобретение, а того хуже - альтинидийское. Те самые альтинидийцы, авторы всех ходивших в Империи магических и почти всех научных трудов, изобрели и их веру. Те самые люди, что придумали четкие, краткие, хорошо запоминающиеся заклинания, выдумали и их Бога. Темный считал само собой разумеющимся, что все альтинидийцы - атеисты. Выдумали философию для бедных, угнетенных и убогих да и сунули ее соседям. Во избежание конкуренции. Умно, ничего не скажешь.
  "Хорошо бы туда попасть. Маги - настоящие, непуганые, не выглядывающие еле-еле в щелку, а гордо разгуливающие меж покорных царей-королей-принцев и всевозможных правителей помельче. Ученые - не знахари, не шарлатаны, не впавшие в паранойю братья, - нет, настоящие. Алхимия - наука об элементах и веществе, их устройстве и превращениях. Астрология - наука о светилах, больших и малых и их управлении судьбами земных жителей. Философия - наука о мудрости, наука наук. Физиология - наука о природе вещей и явлений. О-о-о, какая прелесть.
  А у них что? У них теология - наука о Боге. Какая, к демонам, наука, если по всем канонам Бог непознаваем. А еще у них есть теофимология - наука (издевательство!) о сложении славословий Богу. На кой ему славословия, если он и так все знает и все может". Сколько ни встречал Темный людей, и хороших, и наоборот, но ни разу не видел сильного, уверенного в себе человека, любящего лесть. Более того, не отличающиеся никакими положительными качествами, кроме собственного достоинства, также не испытывали тяги к славословиям в свой адрес. Если люди так поступают, то что говорить о Боге.
  Весь образ Отца и Творца, созданный Орденом, казался Темному от и до фальшивым, до тошноты. "Отец, только и ждущий от детей, что раболепного поклонения. Отец, называющий своих детей рабами. Творец, слепивший кособокий, кривой, шатающийся мир и ждущий рукоплесканий по сему поводу. Как что хорошо и красиво - это Бог, как плохо, убого, жестоко, гнусно - так сразу ошибка творения. Отец, пеняющий новорожденному младенцу, что тот, дескать, пеленки пачкает. Воспитатель долбанный! Конструктор ненормальный! Да за такое любого другого давно повесили бы, да повыше, другим в науку. Понастроил. Нарожал".
  Нет, если Бог есть (а откуда-то мир, пусть и убогий, да взялся), то строил-творил-создавал он вовсе не из любви к тем, кого творил. Вспоминалась на этот счет Темному какая-то давняя, наполовину лишь читанная сказка, из которой он что и запомнил, так это состязания неких полоумных волшебников по созданию всевозможных страшилищ и небывальщин. "Выставка уродов. Чей смешнее. Вот так, зверинец. Вот вам и вечная любовь отца.
  Стоп - стоп, а эльфы? Они - тоже уроды? Совершенные - не болеют, не стареют, не умирают; безупречные внешне и внутренне. Умные, честные, достойные, неверующие. Ха-ха!". Темный подскочил и паскудно захихикал. Огр посмотрел на него подозрительно.
  "Боже мой! Чтоб я сдох! Эльфы, эльфы обречены на гибель свои отцом, которого они не признают. Слишком хороши вышли - не льстят, не юлят, зад с восторгом не лижут. Слишком умные - раскусили отцовскую подлость, вот и знать его не хотят. В расход их. Долой! Чтоб свет не застили. Землю - уродам, чтоб вечно звучало "Велик наш Создатель, и чудны дела его". М-мать твою!".
   - Ты, колдун, вовсе ошалел? - лениво спросил Огр.
  Темный дурными глазами оглядел поляну. Ничего не изменилось, и десяти минут, наверное, не прошло. "А они-то не знают!". Напряжение спало, Темный захлопнул "Валендономикон".
   - Ну?
   - Да мне подумалось, отчего этот мир такой паскудный.
  - Ну?
   - Потому что он создан по образу и подобию творца.
   - Думаешь? - Артис говорила, не оборачиваясь.
   - Имеешь, что возразить?
   - Имею. Если бы Творец был окончательно паскуден, ты бы до его паскудности никогда... - не окончив фразы, Артис издала невнятный звук и резко нагнулась к воде.
   - Что там?
  Молчание. Девушка медленно встала, держа что-то в руках.
   - Ну, что там, кусок золота?
   - Золота... золота... Золота! - девушка резко развернулась. Темный мигом решил, что бедняжка спятила на пару со своим эльфом, до того дикой показалась ее улыбка и странным - смех.
   - Кто мне говорил, что толонесы здесь не растут? А, кто!
  Огр приподнялся, Торн попятился.
   - Что не растет? - тупо переспросил Темный.
   - То-ло-не-сы. Да не смотрите же так на меня, я еще не сошла с ума. Видите? - Артис с торжеством протянула им мокрый, смятый лист.
   - Да, конечно. О-о-очень милый лист, - Темный медленно поднялся. - Только не волнуйся.
   - Не понимаете.
   - Понимаем. Конечно, понимаем.
  Артис закрыла лицо руками и расхохоталась. Темного пробрала дрожь. Отняв ладони, девушка посмотрела прямо в глаза волшебнику. В ее глазах блестели слезы, но и только.
   - Я еще не сошла с ума. Пока еще нет. Вот если и это не поможет, тогда - возможно, тогда я за себя не отвечаю. А пока - смотрите.
  В полнейшем молчании Артис повернулась к ручью. Мужчины напоминали жертв битвы с василиском. Любая статуя могла бы позавидовать их неподвижности теперь.
   - О, Свет, уплывает! - Артис мигом выловила из воды еще один лист и стала предельно серьезной. Выполоскав, расправив листья в воде, она положила один на лицо, другой - на грудь Эллиадана.
  Темный на негнущихся ногах приблизился. Артис смотрела в сторону, в воду, то ли ожидая следующей партии зелени, то ли просто не в силах была глядеть на эльфа, боясь не увидеть ничего. Темный смотрел на Эллиадана и не видел никаких изменений. И вдруг, сам от себя подобного не ожидая, загадал - если поможет, то была его версия о Творце этого мира неправильной и глупой. Ничего. "Ну, конечно, паскуда...". Додумать дальше Темный не успел, рот его открылся. Листья истончались, испарялись на глазах, а точнее - впитывались в кожу. Секунда, и от двух больших зеленых звезд остались лишь черенки да сеть красноватых жилок. Темный выдохнул и закрыл рот.
  По хрустальной воде, кружась, плыл целых хоровод листьев. И не только зеленых. Артис ожила.
   - Ловите листья, - скомандовала она. - Аккуратно.
  Темный кивнул и перемахнул ручеек. Огр сделал то же самое.
   - Что это за листья? - теперь можно было говорить.
   - Толонес, я же сказала. Царь-дерево, с которого должны облететь листья.
   - Какое царь-дерево, - соображал Темный крайне туго.
  В голове все вертелась дурацкая шутка - тонет человек и просит Бога: "Все отдам, если спасешь - пить брошу, по бабам ни-ни, в монастырь уйду. Спаси, Господи!". И тут же волна на берег утопающего - плюх. Тот отдышался, встал и думает: "вот надо же, экая хрень иногда в голову лезет".
   - Темный, с тобой все хорошо?
   - Не совсем, но ты объясни. Дойдет.
   - Тол-онес. Перевести?
   - Не... надо. Не надо переводить. Дошло. И в самом деле, царь-дерево, м-м, царь флоры... Так?
   - Примерно.
   - Я что-то не пойму, - вмешался тихонько и вежливо варк.
   - Я тоже не понял, при чем здесь облетевшие листья.
   - Поговорка такая есть - старая - "когда с царь-дерева листья облетят". В смысле, жди, пока зимой гром грянет.
   - А-а... Так ведь листья-то облетают.
   - Но не все сразу, - пояснила Артис, выполаскивая очередную партию выловленного лекарства. - Безлиственными толонесы не стоят, можете мне поверить.
   - Целебные?
   - Да. В них веществ - целая аптека. Запомни, слышишь, Темный. Толонес. Лучшее средство при всех видах душевных, психических, ауральных расстройств.
   - Ага, - Темный вновь перестал дышать. А вот эльф, напротив, начал. Сначала робкий, прерывистый вдох, словно пробует воздух на пригодность, а затем все глубже и глубже.
  Огр сказал что-то неясное - не то выругался, не то восхитился, а, впрочем, он мог сделать и то, и другое разом. Артис спросила:
   - А водные системы Таннерила и Широколесья нигде не сообщаются?
   - Нет, - пожал плечами Темный. - А что... Ты думаешь..., что эти приплыли сюда аж из Таннерила?
   - Да нет хотела убедиться.
  Артис решительно встала, глаза ее заблестели.
   - Ты далеко?
   - Не знаю. Этих листьев мало.
  Темный проследил взглядом ленту ручья, высверкивающего меж травинок. Мысль понятна.
   - Пойдем вместе.
   - А Эллиадан?
   - Унесу, - хмыкнул варк.
   - Да нет, помотала головой Артис. - Не нужно его сейчас носить. Мало ли по каким местам течет этот ручей. Вы сразу и не пройдете, может быть.
   - А ты...
   - А я - пройду, - в голосе зазвучало нечто новое, неслыханное прежде. В косом луче света, пробившемся сквозь листву, Артис показалась вдруг красивой необычайно. "Разорви меня демон, - ошалел Темный. - Что такое с ней произошло?". Он не узнавал Артис, ее нового взгляда и, особенно, улыбки. - Что ты так смотришь, а? - Темный заморгал. - Я старвен. Я дома.
   - Понятно.
   - Ничего тебе не понятно. Я старвен, понимаешь. Я в любом лесу - дома.
   - Да понял я. Что ж... Только как мы узнаем, что и нам можно идти, или ты вернешься?
   - Вернусь. Огр, листья плывут, лови. Ждите меня здесь. Я узнаю дорогу, поговорю... с кем надо и, думаю, путь вам откроется, - она вновь улыбнулась - ослепительно. Кожа ее не казалась странной в смешении тени и света. Темный вздохнул. - Все будет хорошо.
   - Я не о том. Я был несправедлив к Огру.
   - Ого, щас снег выпадет.
   - Не только Огр сошел бы с ума в вашем мире. Признаюсь, я бы тоже спятил.
  Артис звонко расхохоталась. Огр довольно хмыкнул.
   - Все, пока! Ждите!
  Девушка, подобрав мешающиеся юбки, скользнула за деревья. Темный широко раскрыл глаза, Торн охнул, Огр упустил лист. Стена кустарников сама собою раздвинулась навстречу стройной фигурке и немедленно сомкнулась следом. Мужчины переглянулись.
   - Старвен, - с малопонятной самому интонацией пояснил всем Темный. - Поняли?
  Ждать Темный не любил. Когда нужно - умел, но не любил. Некоторое время его веселила мысль, что Артис обязательно помешает ее длинная юбка и, вполне возможно, встретит она их в чем-то традиционной для старвенов длины. Затем надоело. После надоело лепить на эльфа листья - тот все никак не приходил в сознание. А еще после Темный понял, что все идет не так хорошо, как предполагала их зеленоглазая и зеленоволосая красавица.
  Эльф дышал, но теперь со всхлипами, по временам переходящими в стон. Кожа его заблестела от пота, снова часто-часто запульсировали жилки на прозрачной шее. Темный ощутил, как во рту становится сухо. Слишком это что-то напоминало. Очередной лист Темный приклеивал уже с сильным сомнением. Зеленая мякоть испарилась так же быстро, как и раньше, эльфа затрясла дрожь, сильнейший озноб. За плечом что-то сказал Огр.
  Дрожа и сам, трясущимися пальцами волшебник взял очередной лист и опустил на голую грудь эльфа. Он не замечал, что бормочет сквозь зубы: "Последний. И все. Этот последний. Последний". На миг неподвижное лицо эльфа исказилось от боли, дрогнуло в судороге, пальцы попытались зацепиться за травинки, но соскользнули. Темный отпрянул назад. Видел он уже один раз такое. Спасибо, от души благодарны, больше не надо. Листья исчезли.
   - Если хотите, можете продолжать, - невнятно сказал Темный. - Я не могу.
  Огр, огромный бестрепетный Огр, оглянулся на волшебника, как бы спрашивая разрешения. Темный прекрасно знал варка, этого великолепного бабника, не обидевшего, похоже, ни одной женщины, этого забияку и бретера, никого не убившего в многочисленных пьяных потасовках и лихих гулянках на загорский манер. Воин может бестрепетно и даже с удовольствием изрубить противника в капусту, но на бездомном котенке у него дрогнет рука. Бред. Но Темный знал, причинять боль тому, кто заведомо беззащитен и не может сопротивляться для Огра возможно, но очень противно, грязно и трудно.
  Торн, не замечая переглядываний друзей, вразвалку подошел к эльфу и сосредоточенно принялся укладывать на того мокрые листья. Реакцию Эллиадана на лечение гном воспринимал как должное.
   - Если лекарство сладкое, значит это не лекарство вовсе, - услышали человек и варк. - Настоящее лечение претерпеть надо, тогда и толк будет. Ни чё, парень, держись, - Торн с умилительной фамильярностью похлопал эльфа по руке.
  Темный вытер лоб. "Вот хорошо. Хоть Торн не сомневается, что это лечение. Потому как я сомневаюсь, ох как сомневаюсь. Не верю. Пакостник все же этот Творец. Вредитель". Темный намеренно твердил неласковые слова в адрес Создателя, не опускаясь все же до брани. Пусть возразит. Пусть ответит, пусть спасет свое создание. "Трус я все-таки, трус, - билось в висках. - Не могу. Вот так, спокойно, не могу. Да и неспокойно, все равно не могу. Мне и смотреть противно".
  А Торн, жуя губами, отчего борода комично задиралась вперед и вверх, менял листья.
   - Э-э, демоновы рога! Уплывают, чтоб их!..
  Огр очнулся и начал ругательствами созывать к себе плывущие листья, о которых они благополучно забыли. Темный стоял.
   - Колдун! Врос в землю, или ноги отнялись? Рвутся же, ублюдки зеленые.
   - Не ори, Огр. Иду.
   - Не ссы, колдун. Все будет нормально. Не помер он тогда, не помрет и сейчас, - прошептал варк в самое ухо волшебнику.
   - А-га, - Темный не оборачивался и старался дышать глубже. "Артефакт. Артефакт в действие привели".
   - Ох и чувствительный же ты...
   - Заткнись!
  Варк заморгал и покачал головой.
   - Наплюй. Наплюй и забудь.
  "Откуда он знает?".
   - Убьем мы его, - громко сказал Темный, вставая и выкидывая листья. - Убьем.
  Гном непонимающе обернулся и поднял мохнатые брови.
   - Баба, - негромко, но проникновенно сказал варк. - Дура истеричная.
  Темный круто обернулся. Варк, все так же сидя на корточках, повел широкими плечами и сказал, обращаясь не то к Торну, не то к самому себе:
   - Связать бы тебя, колдун. Чтоб не мешался. И пасть заткнуть. Да вот чем?
   - Давайте, придурки, - Темный в который раз уже сел на траву.
   - Торн, это он нам?
   - Уж наверное не себе. И не мешайте мне.
   - Ты лучше придуши его, - зло посоветовал волшебник гному. - Меньше возни будет.
  Торн покачал головой, но ничего не возразил.
   - Был у меня знакомец, дураков лечил, - издалека начал варк. - Ты, колдун, погляди по сторонам, а - солнышко, листочки, ручейки...
   - Эльфы полудохлые.
   - Не отвлекайся. Солнышко, тебе говорят. Травка, птички...
   - Какие, демон тебя возьми, птички!
   - Ослеп? Вон, обернись.
  Темный подумал было, что отвернись он, и Огр звезданет его чем-нито по голове, "чтоб не мешался", однако обернулся. "Птички" имели место, правда, в единственном числе.
   - Чего надо?
  Пичуга вспискнула, дернула длинным хвостом и принялась нарезать круги по поляне.
   - Гнездо, что ли?
   - Обалдел, колдун, рано еще. Да и две было бы, кабы гнездо охраняли.
   - А что тогда?
   - Не знаю.
  Серенькая птичка издала совсем ультразвуковой писк, захлопала крылышками и спикировала на Торна. Гном подпрыгнул.
   - Кыш, кыш!
   - Ты, борода, не махай руками. Не кусается она.
   - Да ненормальная какая-то. Больная, может быть.
   - Бешеная, - кивнул Темный, приходя в себя. - Ты, Торн, посмотри, пены у нее на клюве нету?
   - Нет, нету, кажется.
  Огр дико захохотал. Пичуга попрыгала на затаившем дыхание гноме - по плечу, перелетела на макушку. Дергая хвостом, склонила головку и внимательно посмотрела на притихшего эльфа. Темный облизал пересохшие губы. Всписк и, покинув свой живой насест, птичка запорхала над Эллиаданом. Темный поднялся. Он понял.
   - Или я последний недоносок, - прошептал варк, - или это нам девочка наша знак подает.
  Птичка поднялась повыше и не вспискнула, а почти по-человечески вскрикнула. Отлетела к кустам, и назад. Зависла в воздухе, прощебетала что-то и снова к кустам. Трудно не понять.
   - Пошли, - бросил Темный. "Целое дерево, миллион листьев. Что же, если и убьет, то быстро".
   - Нам же ждать надо, - возразил Торн, нехотя вставая.
   - Жди. С толонесов листья уже опадают. Авось, дождешься.
   - За птицей идти? С ума посходили. Птица же, глупая же...
   - Прямо как ты, - вставил Огр. - Не дуйся, борода, пошли. А то будет, как с тем мужиком, который ждал Божьей помощи.
   - Твоим знакомым?
   - Нет, - хохотнул Огр. - Байка такая. Тонет мужик и думает: "Нет, Бог меня спасет". Да не унесешь ты его, Торн, не корячься. Поднять - подымешь, но не унесешь. Ну вот, мужик тонет, - продолжал рассказывать варк, легко поднимая на руки Эллиадана, - а по берегу рыбаки идут. Хотят вытащить его, а тот им орет - идите вы, мол, меня Бог спасет. Ладно, тонет дальше. Плывет человек на лодке, весло протягивает. "Нет, Бог меня спасет". Утонул-таки этот придурок, попал прямо к Богу и спрашивает: "Как же так? Что за скотство? Где твоя любовь, чего ты меня не спас?". Бог ему и отвечает: "Дураком родился, дураком и помер. Рыбаков да лодочника кто же посылал, мерин сивый, что ли?".
   - Ну, спасибо на добром слове, - пробормотал Торн.
   - Не за что. Не дуйся, борода. Я ж не об тебе. Я ж так, ина...иска... А, Темный, как там?
   - Иносказательно, - бросил на ходу волшебник.
  Серый подергивающийся хвост мелькал впереди. Пичуга присаживалась на ветки, оглядывалась, негодующе вспискивала. Мол, что же вы, двуногие, копаетесь?! Демон знает, как такие птички называются.
   - Э-э, а ведь от ручья-то уходим.
   - Значит, там нам не пойти. Тебе же по-имперски сказали, дорогу откроют.
  После этого Торн уже не спрашивал ничего, только шумно вздыхал и постоянно оглядывался. Темный тоже оглянулся пару раз, - за их спинами громоздились какие-то ветви, стволы, кочки, пригорки, корни - словом все то, чего не было, когда они проходили здесь мгновение назад. "Что ж, если она дома, то все в порядке. Всякий вправе переставлять мебель в своем доме по своему вкусу. Как бы деревья ходить не начали".
   - Темный, прибавь шагу, - потребовал за спиной Огр.
  Волшебник подчинился, подивившись еще тому, что варк вот уже второй раз подряд назвал его по имени. Давно прошли те времена, когда Темный обижался на "колдуна" и требовал называть его... нет, не по имени, имя теперь помнят только в Ордене, а прозвищем. Давным-давно он понял, что "колдун" в устах Огра означает всего-навсего род занятий, профессию, а не оскорбление или наименование порока.
   - Что случилось?
   - Да что-то неладно с этим, с эльфом. Иди-иди, не останавливайся, авось, поспеем.
  Торн вздохнул на весь лес и что-то пробормотал на своем невыговариваемом языке. Птичка-проводник отчаянно запищала и возмущенно заносилась над их головами. Темному так и слышалось: "Да скорее же, дурачье! Скорее! Шевелите ногами, раз крыльев нет!".
   - Да идем, идем! Лети, показывай.
  Птичка чирикнула: "А я что делаю?!" и понеслась вперед. Тропа была узкой, и Темный все так же шел в авангарде. Лес начался какой-то совсем страшный, мохнатый, седой, душный. Со стволов свисали борода мхов и лишайников - ни дать ни взять - одеревеневшие гномы, кроны смыкались невысоко и плотно. Становилось темно, пахло подстилкой, болотом, гниющими листьями. "Ну и забрались".
  Внезапно вспомнились читанные отнюдь не в детстве сказки. О героях, нарочно заводимых в чащобу какой-нибудь тварью. О болотах, внезапно открывающихся под ногами и затягивающих любого путника. О ядовитых туманах, о нечисти, поджидающей завтрака-обеда-ужина где-нибудь под корягой. О корнях, бросающихся под ноги, о живых лианах, о временных петлях и прочих ловушках, что любит устраивать лес непрошенным гостям.
   - Завела, подлая, - от баса гнома Темный подскочил.
  Птичка чирикнула, будто выругалась по-своему и серой стрелой понеслась назад.
   - Пшла! Ах, ты!.. Кыш, кыш.
  Пичужка зависла над головой гнома. Тот почему-то покраснел.
   - Ну, ты... э-э... не серчай. Ну, прости. Хорошая птица, добрая.
  Лицо Торна постепенно приняло нормальный оттенок, а вот кончик носа так остался красным и вспухшим. Огр усмехнулся. Темный перевел дух. "Хорошая птичка, добрая. А, главное - умная. До удивления понятливая".
   - Долго нам еще? - наобум спросил он пичужку.
  Серая головка явственно мотнулась из стороны в сторону. "Недолго".
  Пичуга не обманула. Скоро где-то впереди забрезжил свет. Тиной и тлением уже не пахло, где-то журчала вода. Тропа расширилась, затем вновь сузилась. В двух шагах от просвета пичужка оглядела их, будто пересчитывала, все ли на месте. Темный, не решаясь говорить вслух, спросил мысленно: "Ты птица или нет? Кто?".
  Пронзительно свистнув, птичка резко оказалась прямо перед лицом Темного. Тот внезапно отшатнулся и ударился плечом о ствол. Вполне может быть, это наваждение, морок, что угодно, только... на мгновение, на один краткий миг неведомо как черные круглые бусинки птичьих глаз стали человеческими. Да не любого человека, а мудреца. А, скорее всего, и не человека вовсе. Темного зашатало. Сама Артис, что ли, превратилась в серый крылатый комок?
   - Что она тебе сказала?
  "Вот те раз. Вернее, вот те два. Откуда этот варк все знает?". Не отвечая, волшебник шагнул вперед, а просвет меж высоких, с растрескавшейся корой стволов.
  Ни в кого Артис не превращалась, она ждала их у подножия громадного, гротескного дерева, повергающего своими размерами в шок. Вся немалая поляна, окруженная деревьями, спрятанная за частоколом леса, как под крышей приютилась под гигантской кроной. Большие звездчатые листья шевелились высоко вверху, свободно пропуская лучи. Темный, разинув рот, стоял и таращился на буйство природы. "А ведь на таком дереве и впрямь можно жить. Да что там, и в нем можно. Причем, не худо". Артис обернулась на призывный свист птички и замерла.
   - Быстро мы, а? Хорошего проводника ты нашла, молодец, - улыбнулся варк, оглядываясь, куда бы положить эльфа.
  Серая пичужка уселась девушке на плечо, перебрала лапками, нежно пощекотала клювом растрепанные волосы.
   - Д-да, быстро. Я... не ждала вас... так быстро. Вы догадались, что это... м-м... проводник...
   - Как же не догадаться. Торн, вон, сомневался, так его живо вразумили. Что делать-то станем?
  Артис задумчиво поглядела вверх. Темному послышался будто бы подземный гул.
   - Мы - ничего делать не станем. Делать будет толонес. Огр, вот сюда, - Артис указала на траву возле ствола. - Спасибо.
   - Да пожалуйста, - Огр уложил Эллиадана и выпрямился. - Что-то ты странная...
   - Голова кружится, - еле улыбнулась девушка. - Ну, кроха, иди сюда, - птичка заплясала на протянутой ладони.
  Артис смотрела на присмиревшую вдруг пичугу, словно на ангела во плоти. Покачала головой и сказала что-то непонятное, на совершенно незнакомом языке.
   - Лети.
  Серый комок сорвался с ладони, пискнул и растаял в переплетении ветвей. Темный дал себе зарок расспросить Артис обо всем, но после. Потом. Когда можно будет спрашивать.
  Земля дрогнула.
   - Нет, это не я. Я так не умею.
  Друзья отошли к краю поляны, вернее, Артис отвела их чуть не за руку.
   - Что, снова ждем?
   - Да.
  Компания уселась под деревьями, окаймляющими поляну Артис оказалась между Огром и Темным. Юбка у нее осталась той же длины, что и была, до волшебника этот факт дошел только что.
  Гул нарастал, словно гудел где-то рой диких пчел.
   - Что это? - шепотом спросил Темный.
   - Не знаю.
   - Как - не знаешь?
   - Ну, знаю, наверное, но объяснить не смогу. Я слов нужных не найду.
  Темный осознал, что гудит внутри дерева. По ветвям вдруг прошелестел вихрь, сбросил горсть листьев. Зеленых. Земля пошла волнами, словно под дерном шевелились великанские змеи. Трава разом, вмиг пожухла и поникла. Дерево заскрипело, закачалось, будто хотело вырваться и убежать прочь. Торн испуганно вжался в ствол, отползая подальше от жутковатого зрелища. Артис, напротив, подалась вперед.
  Земля замерла, найдя нужное положение - под Эллиаданом образовалось небольшой углубление, как колыбель. Эльф почти скрылся из виду. Темный не выдержал и поднялся. Он хотел видеть, хотя бы сейчас. Откуда-то из-под травы быстро-быстро змеились, вытягивались зеленые гибкие...веревки, иначе не скажешь. Ловко захлестнувшись на щиколотках и запястьях, они намертво привязали эльфа к земле.
  Артис поднялась тоже, встала почти вплотную с волшебником. Дерево застонало, ветви затрещали, захрустели, листья стаями полетели вниз. Не только зеленые, а разные. Желтые, красные, с каймою, едва не полосатые. В кроне бушевал настоящий смерч, но до друзей не долетела ни единого дуновения. Постепенно красных листьев стало больше, затем появились темные, почти черные. Вся поляна была усыпана листьями, эльфа скрыло совершенно под целой их горою, а листопад продолжался.
  Темный вцепился в ствол, подсознательно ожидая крика. Но пока ничего, кроме скрипа древесины и шороха листьев не было слышно. Листья на земле катастрофически быстро распадались в труху, в прах, уступая место новым и новым. Ветви быстро обнажались, кора толонеса пошла трещинами, словно засыхала на глазах.
  Артис сделала шаг вперед.
   - Куда?
  Девушка замерла на полпути, на полушаге, словно готовясь прийти на помощь. Темный застыл за ее спиной. Огр флегматично навалился на ствол, он всегда знал, куда ему не нужно впутываться. Торн же замотал головой, словно его уже тащили на поляну волоком.
  От открывавшегося зрелища Артис вздрогнула, хотела подойти, но совладала с собой. "Чего же мы ждем? - задавал себе вопросы волшебник. - Чего?".
  Было не так страшно, как в проекции, но все же неприятно. Противно и гадко было смотреть, как зеленые змеи побегов, склизко поблескивая, забираются почему-то в ноздри Эллиадана. Тот уже почти вновь не дышал. Темный вспомнил по аналогии пытку муравьями, затем - кипятком, и наконец - расплавленным свинцом. Его подташнивало.
  Тьма, что-то копошится у тебя внутри, в голове, в самом мозгу! Что-то зеленое, змеиное, чужое. Тьфу, пропасть! А побеги не останавливались на достигнутом. Темный на спор укусил бы себя за локоть, что ему не мерещится. Тонкие, на грани видимости побеги проникали сквозь кожу на висках. Куда дальше? Да, эльф сошел все-таки с ума, а дерево поправляет. Тогда место выбрано верно. У него ведь и раньше, судя по словам Артис, до всей этой истории непорядок наблюдался с головой, а теперь, надо понимать, бедняга окончательно тронулся умом. Что ж, куда как логично. Люди и от меньшего с ума сходили. Можно ли вылечить сумасшествие? Легенды утверждали, будто - да, сам Темный ни разу не встречал ни одного исцеленного.
  Вопрос - что делают эти проростки внутри черепа? Темный видел, на что похож человеческий мозг, эльфийский, надо полагать, недалеко ушел. Это же немыслимо, как нужна эдакая серая студнеобразная масса. Немыслимо, чтобы эти ростки ничего там не повредили. Откуда они вообще взялись, что они такое? Продолжение дерева, самостоятельное растение или не растение вовсе? Может быть, это лишь внешний эффект мощной магии, так сказать, побочное явление? Вроде того, как энергия часто видится светом, хотя является им отнюдь не всегда.
  Листья, сухие и шуршащие, вдруг посыпались прахом с Эллиадана, словно их сдуло внезапным порывом ветра. Темный наклонился вперед. С тканью серого орденского одеяния что-то происходило, через миг стало ясно, что оно распадается. Очевидно, нужно было снять с Эллиадана одежду, но друзья об этом не подумали. Теперь препятствие устранялось независимо от них. Против ожиданий, рубище распалось не целиком, лишь обнажило грудь.
  Темный содрогнулся - простым глазом было видно, как под полупрозрачной кожей неровно бьется сердце. Зеленые стебли, опутавшие голову эльфа, покраснели, затем почернели. Эллиадан шевельнулся, стебли будто напряглись. Через мгновение его сотрясла первая судорога. Артис подалась назад. Волшебник понял, что она, если бы могла, убежала бы отсюда со всех ног, но она не могла. Не могла, и потому осталась стоять неподвижно.
  Для Темного, видевшего подобное, теперешний приступ не показался таким уж страшным, хотя где-то в глубине самого себя волшебник понимал - угасла не сила страдания, а силы вообще. Только поэтому Эллиадан вел себя тихонько, у него не осталось сил сопротивляться. Но теперь волшебник ничего не боялся, неизвестно почему.
  Сколько прошло времени - никто не считал, возможно, совсем немного, а Темный решил, что у него видения. Протер глаза, проморгался. Ущипнул себя за руку - нет, не помогло. Кожа над солнечным сплетением эльфа как-то то ли натянулась, то ли стала совершенно прозрачной, словом, видно было, как что-то черное бьется и пульсирует внутри. Темный ощутил, что волосы его шевелятся от ужаса. Чернота подступала все ближе, становилась больше и отчетливее, хотя никто и не приглядывался. Артис вцепилась, не глядя, в Темного, тот стоял, как столб. Варк лениво поднялся, приглядываясь.
  И даже Огра прошиб пот, когда что-то трепещущее, золотое с черным, извивающееся стало выползать из Эллиадана на свет. Артис вскрикнула, но не испуганно, а, скорее, удивленно и отпустила Темного. Волшебник, устав удивляться, смотрел, как выползающая, выталкиваемая бесформенная масса принимает вид диска с переплетающимися на нем символами. Впрочем, именно теперь темные линии напоминали не кабалистику, не неведомый алфавит, а извивающиеся щупальца животного. Постепенно сконденсировалась и цепочка, еще миг все шевелилось, не утратив связи с организмом, и вдруг оцепенело.
  Артис неуловимым, хищным движением бросилась вперед и сдернула цепочку. Амулет закачался в воздухе - безвредный, рассекреченный. И вновь показалось Темному, что черно-золотые щупальца шевельнулись и тотчас же замерли. Переведя взгляд на эльфа, волшебник увидел, что тот спит. Не умер, а спит. Все исчезло: и ростки, и листья, только до пояса разорванное серое полотно подтверждало произошедшее.
   - Что это такое? - от шепота и Темный, и Артис вздрогнули.
   - Ты!.. - не выдержал волшебник. - Чего за спиной прячешься!
   - Нервы у тебя, колдун, ни к бесу. Так что это?
   - Не что, а кто, - Артис осторожно, на вытянутой руке держала выпуклое застывшее изображение на диске. Осторожно встал Торн, он был багров от смущения и стыда за свой страх. Никто не обратил на муки гнома внимания. - Это животное, я видела подобных. Не в точности таких, но похожих.
   - Где?
   - Неважно. Там, где я их видела, это были дикие животные, а это... не знаю... домашнее, что ли... прирученное...
   - Как пчелы? Пользоваться - пользуемся, но домашними их не назовешь.
   - Наверное. Только это будет пострашнее пчел.
  Темный потер лоб. Что-то ему не давало покоя, что-то было не так, вернее, он прежде где-то ошибался. Но где и в чем?
   - Я же говорил, - обрел дар речи Торн, - это лекарство, а вы...
   - Не мы, а колдун.
   - Как ты сказал?!
   - А что? Лечение. Горькое лекарство - верное лекарство. Лучше поболеть, да потом быть здоровым...
   - Все, Торн, я понял, помолчи.
   - Ты понял, а я, к примеру, нет.
   - Артис, то, что я видел в проекции, то, что тебе снилось, было, по-видимому... только подготовкой. Я-то думал, что все дело и состоит... ну, ты же видела. А это, оказывается, защитная реакция, вроде рвоты. Я видел неудачу Ордена, у них тогда ничего не получилось. Артефакт, тварь эта, остался тогда снаружи.
  Молчание. Темному казалось, что он говорит не то и не так, неубедительно, что его не понимают. Он повысил тон.
   - Вы понимаете, что это означает! Если неправильная работа, то есть настройка артефакта производит такой эффект...
   - Да что о прошлом говорить, - пожал плечами Огр, - было да прошло. Чего нервы трепать?
   - Не понимаете.
   - Понимаем. Истерика у тебя, колдун. Ложись вон на травку, авось, и тебе полегчает.
   - Да ведь эта тварь была все-таки у него внутри...
   - Замолчи! - взорвалась Артис. - Хватит устраивать сцены. Ты за кого меня принимаешь? А то, что я соплями и слезами не исхожу, так просто не умею. То, что ты понял только что, - спокойнее добавила она, - я поняла, как ты сказал о смерти внутри. Ты видел настройку этого... предмета, а я видела, к чему приводит работа. Так что не нужно меня пугать.
  Темный словно услышал свои слова со стороны - истеричный мужик, что может быть хуже? "И в самом деле, не нервы, а дерьмо. Психом становлюсь".
   - Просто нужно ждать, - на силу улыбнулась девушка. Она взглянула вверх, в голую почти крону. Одна из веток наклонилась, Артис осторожно повесила цепочку, ветвь поднялась - с земли не достать.
   - А ветром не сорвет?
   - Смеешься!
   - Эк дерево-то угораздило, - внезапно проникся сочувствием Торн.
  Толонес стоял, вопреки всем поговоркам, почти без листвы, голый и сухой, с растрескавшейся огромными трещинами корою.
   - Что же оно теперь, засохнет?
   - Не думаю, - Артис приложила ладонь к шероховатому стволу. - Есть еще силы. Есть.
  Она уселась на траву, пожухлую и покрытую легкой перчащей в горле листвяной трухой, прислонилась к толонесу.
   - Что же вы стоите?
   - А ты что предлагаешь?
   - Для начала - сядьте, а там - поймете сами, - девушка улыбнулась мечтательно и сонно.
  Темный пожал плечами и уселся возле Артис, Торн сделал то же самое, но не прислонился к стволу, а Огр сразу лег на траву.
   - Где твой меч? - вдруг спросил Темный.
   - А там, - мотнул головой варк неведомо в какую сторону и потянулся.
  Темный понял, о чем говорила Артис. У него слипались глаза, не хотелось ни думать, ни говорить, ни слушать, ничего не хотелось, только закрыть глаза и забыть обо всем. Даже мысли о наведенном смертельном сне не пугали сейчас. Не хотелось бояться. Хотелось спать. Сквозь сонную пелену слышался будто шум, что-то вроде далекого шелеста листвы или шуршания дождя за окном. Шум этот убаюкивал быстрее всякой колыбельной, навевал сладкие и сонные мысли о теплом лете, солнце, о море, плывущем корабле и мерном плеске волн о крутой борт.
  
  Лениво открыв глаза и сладостно зевнув до ушей, Темный закрыл их вновь. Спать уже не хотелось, но им владела какая-то нега, блаженная истома, располагающая лишь к потягиванию и поиску более удобного положения. Сквозь смеженные веки грело теплое солнце, и волшебник вспомнил свой сон о море; где-то в листве кто-то щебетал и шуршало над головой оставшейся листвой. Отлежав себе ухо, Темный, лениво извиваясь, сел и тогда только открыл глаза.
  Видимо, со сна, волшебником овладело странное чувство - будто смотрит он на мир вокруг и не узнает. Смотрит через окно, как на что-то недоступное и неведомо откуда взявшееся. Сам он внутри, а вся эта зелень, солнце, птицы - снаружи. Невольно оглядевшись, Темный со всех сторон увидел тот же погожий майский день, но ощущение некой отчужденности покинуло его не сразу.
  Во имя его изгнания волшебник встал и сонно побрел умываться. Немедленно вслед за принятием водных процедур проснулся голод. Темный постоял, вспоминая что и когда ел в последний раз. На постоялом дворе в Мелоне? Нет. Уже в этом лесу, но когда это было, сутки назад? Двои? Сколько он спал - Тьма ведает. Под ложечкой сосало так, словно Темный был не евши неделю кряду.
  Растирая по лицу воду, волшебник вернулся к толонесу. Идиллия. Огр и Торн пропали в неизвестности, Артис свернулась клубочком у корней. Эльф... Темный медленно развернулся и чуть не упал, встретившись с внимательным взглядом. Жив. Какое-то время эльф и человек молча смотрели друг на друга. Ни тот, ни другой не знали, что сказать и как спросить. Наконец Темный выдавил:
   - Здравствуй, Эллиадан.
  Эльф, не двигаясь, улыбнулся:
   - Здравствуй.
  Волшебник подошел ближе и уселся на траву. Фиолетовые глаза, не отрываясь, смотрели на него. Хорошие вроде глаза, не безумные. Встать эльфу было, разумеется, не под силу.
   - Ты как... себя чувствуешь?
  Эльф помолчал, видимо, думал, как. Затем медленно ответил:
   - Ничего. Голова только побаливает.
  Говорили они по-имперски. В реальном мире Эллиадан зная язык не хуже, чем в проекции, а вслух говорил также ловко, как и мысленно, только тихо. "Голова побаливает", - подумал Темный. - Что ж, для его состояния это, наверное, чудо. Чудо, что у него вообще есть голова".
  Они помолчали. "Помнит ли он вообще, что произошло? Объясняй ему теперь". Темный не нашел ничего лучше, как чужим голосом спросить:
   - Тебя ничего не удивляет?
  Отрицательный жест. "Демон, я цитирую Верита", - понял волшебник.
   - Говори, - улыбнулся эльф. - Объясняй, рассказывай, все, что сочтешь нужным. Я не знаю, как и что спрашивать, так что говори ты.
  "Даже имени моего не спросил".
   - А я не знаю, с чего начать. Мы с тобой почти не знакомы.
  Эллиадан вздрогнул.
   - Почти? Так мне не мерещится.
   - Смотря что.
   - Лица твоего я не помню совершенно. Я тебя никогда не видел. Но вот голос твой... Я уверен, что слышал его раньше, правда, не могу вспомнить, где, когда и при каких обстоятельствах.
   - Этому нетрудно помочь. Я помню, - Темный задумался, а затем сказал. - Когда - совсем недавно... э-э-э... полмесяца назад; где - в цитадели Ордена Вседержителя; ну и при обстоятельствах, не слишком располагающих к подробной беседе.
  Эльф заморгал. Темный продолжил:
   - Ты меня не видел и видеть не мог, я не был в физическом теле. Как слышал, тебе лучше знать.
  Эллиадан с усилием потер виски. В глазах его появились растерянность и непонимание. Темный неправильно их истолковал.
   - Ты сказал тогда, что слышишь меня. Лично мне неизвестны способы, позволяющие слышать проекцию. Мы с тобой говорили о нашей... общей знакомой, и ты кое о чем попросил. Я обещал, но, как видишь, обещания не сдержал.
  Эльф молча, с отчаянием помотал головой.
   - Не понимаю.
  "Неужели он все-таки сошел с ума?".
   - Я не могу объяснить лучше, я и сам не все понимаю.
   - Нет-нет, я не о том, - глаза были устремлены на Темного, но и одновременно куда-то внутрь себя. - Я, наверное, сошел с ума, - в голосе послышались нотки, каких у сумасшедших не бывает.
  Темный уверился в мрачном предчувствии относительно ублюдочности всего Ордена в целом и Верита с архистенезисом лично. Теперь он не сомневался, они сделали что-то с душой эльфа. А сделать с помощью того очаровательного диска можно было многое: стереть память, повернуть ее наоборот, создать, в конце концов, новую, хотя последнее на грани могущества богов. Можно было так перемешать явь со сном, ложь с истиной, будущее с прошлым, что потом любой демон не только ноги себе сломит, но и рога с хвостом в том бардаке оставит.
   - Если ты думаешь, что сошел с ума, значит, до этого еще далеко.
   - По-моему, не очень. Еще один-два подобных поворотов, и все, меня можно станет демонстрировать на ярмарках.
   - Чего же ты не понимаешь?
   - Не понимаю, кто же из нас двоих лжет, если мы оба говорим правду. Только правды эти, мягко говоря, не совпадают.
   - Теперь я не понимаю.
   - Ты сказал правду, - констатировал эльф с таким видом, что Темного продрал озноб. - От первого до последнего слова. Что другое, а ложь я слышу, хотя и не всегда могу понять, в чем именно она состоит. В твоих словах лжи нет, значит, мы в самом говорили пятнадцать дней назад об Артис, - что-то в интонациях эльфа поразило Темного, как-то неправильно он сказал, не там сделал акцент.
   - Ты не помнишь этого разговора? Так это как раз неудивительно...
  Эльф не дал Темному договорить.
   - Нет. Разговор я вспомнил, могу хоть сейчас пересказать. Но, понимаешь, я помню его не пятнадцать дней, а по крайней мере, пятнадцать месяцев назад.
  Темный содрогнулся, он понял, что было не так в интонациях собеседника - тот выделил не имя Артис, как ожидалось, и не факт беседы, а временной промежуток. И сейчас он явно хотел сказать не "месяцев", а, по меньшей мере, "лет". Спутать время - это возможно?
   - Что же ты молчишь?
   - Что мне сказать. Поймать бы Верита с архистенезисом, да повесить за одно место. Я лично ничему не удивляюсь. Время тебе спутали.
   - Может быть.
   - Вот, к примеру, что было раньше - наш разговор или Мелонская площадь?
   - Площадь, - уверенно сказал эльф.
  Темный опустил глаза. Все было ясно. "Калека, на всю свою вечную жизнь калека".
   - А что, это не так?
   - Нет. Сначала мы говорили, а потом, пятнадцать дней спустя мы... Словом, Мелон, и храмовая площадь, и эшафот - все было после.
   - Ты меня пугаешь.
   - Нет, я говорю, как было.
   - И вновь ты не лжешь.
   - Зачем мне лгать?
   - Не знаю. Зачем обычно лгут? Но ты вновь сказал правду.
   - Конечно. Это было после разговора.
  Эльф горько рассмеялся.
   - Похоже, со мною хуже, чем ты предполагаешь. Я не помню никакого эшафота, ни до, ни после. Мелон был, правда, но в самом начале, до того, как началась путаница.
  Темный, не сдержавшись, облегченно вздохнул.
   - Все не так плохо. Лучше вообще не помнить, чем помнить наоборот. Я не подумал, на площади ты был в таком состоянии, что удивительно было, если бы вспомнил.
   - Стало быть, мелонская площадь... эшафот... Сжечь меня хотели?
   - Конечно, - Темный бросил взгляд на босые ноги собеседника, ни следа ожогов не осталось.
   - А вы не дали, - и вновь в голосе зазвучала какая-то странность, словно и не рад был Эллиадан и не благодарен спасителям. - Вы, кстати, это кто?
   - Я - Темный, - представился наконец волшебник. Эльф кивнул. - Мои друзья - гном и варк и твоя подруга Артис.
  Вновь повисло молчание.
   - И теперь... - тихо, еле слышно сказал эльф, словно чего-то опасаясь.
   - И теперь мы в Широколесье, за сотню миль от Мелона. Дрянь, что была в тебе, мы достали.
  Эллиадан вскинул глаза, и Темный неосознанно поправился:
   - Дерево, если быть точнее, этот самый толонес. Какой сегодня день, не знаю, я сам только что проснулся. Огр с Торном где-то бродят, искренне надеюсь, что не бесцельно, и в целях поиска пропитания, а Артис все еще спит.
  Темный думал, надеялся, что Эллиадан заинтересуется его словами, спросит "что за дрянь?" или захочет увидеть Артис, но эльф молчал. Смотрел в небо и молчал. Наконец он перевел взгляд на волшебника.
   - Ты так хорошо все объясняешь. Объясни, почему ничего у меня не болит, а я даже рукой пошевелить не могу.
   - Видел бы ты себя со стороны, не задавал бы подобных вопросов. На тебе сейчас хорошо эльфийскую анатомию изучать.
   - Надо же.
   - И голова у тебя болит не без причины. Сейчас я тебе кое-что покажу. Сесть сможешь?
   - Без помощи - нет.
  Волшебник помог эльфу сесть, повернулся, чтобы показать артефакт и замер с протянутой рукой. Никакого артефакта не было на ветке, не было диска с живым существом внутри. Сначала он даже подумал, что ошибся, и Артис повесила диск на другую ветку, но - вот трещина на стволе, вот изогнутый седлом сук, вот пара крапчатых листьев справа, а диска нет. Да и нет нужды сверять приметы, сквозь прозрачною крону темный круг был бы виден безо всяких примет. Темного затрясло, он с ужасом обернулся и всмотрелся в лицо Эллиадана. Тот молчал.
   - Его нет, - трясущимися губами сказал волшебник. - Нет диска.
  Взгляд эльфа пояснел.
   - Диск на цепочке из крупных желтых звеньев, сам черный с золотом?
   - Да.
   - И на нем... ну, если со стороны смотреть, то на вязь похоже, на переплетающиеся линии.
   - А на самом деле оно живое, - непонятно для кого сказал Темный, - щупальца, а не линии.
   - Совпадает. Не беспокойся, его во мне уже нет.
   - Это я знаю. Где же оно?
   - Не знаю. Может быть, уже объединилось со своим близнецом. Да и важно ли это?
  Глаза эльфа помутнели, взгляд стал рассеянным, он пошатнулся.
   - Что?
   - Голова кружится, - Эллиадан закрыл глаза. - Нет-нет, не надо, - остановил он попытку Темного уложить его вновь. - Сейчас пройдет. Только... пожалуйста, ты бы не мог... немного воды... Я слышу... недалеко...
  Темный кивнул и поднялся.
   - Сейчас, - тупо сказал он и бегом бросился к ручью.
  Вернувшись через десяток секунд, он увидел, что эльф все-таки лежит щекой в траве, а из носа его течет кровь. Тому было даже не под силу толком вытереть ее. Да и кровь ли? Темная, почти черная, тягучая... Наклонившись, Темный ощутил слабый запах, напоминающий о дегте. Отмывалась жидкость плохо, останавливалась еще хуже, но Эллиадан открыл глаза, ясные как прежде.
   - Спасибо, - прерывающимся голосом прошептал он и попытался взять фляжку из рук волшебника.
   - Осторожно, не спеши.
  Эльф едва не захлебнулся первым же глотком, его затрясло.
   - Не спеши. Воды много, всю не выпьешь.
  Темный только сейчас подумал, что за все время пребывания в Ордене эльфу и глотка не перепало. Возможно ли выдержать две недели без воды?
   - О, Свет, я, кажется, и реку выпил бы.
   - Пей.
   - Все, хватит, - Темный опустил почти опустошенную фляжку. - Спасибо.
   - Не за что. Что с тобой было?
   - Так, остаточные явления, по-видимому, - Эллиадан вдохнул полной грудью, он явно чувствовал себя лучше. Даже речь его изменилась, стала живее и ярче. - Это... животное, хм, наследило во мне.
  "Вот дьявол!".
   - Отвратительный же запах у его следов, - усмехнулся Темный и вдруг подумал, а выветрился ли с его одежды аромат "следов" человеческой деятельности, в коих они плавали под Мелоном. Сам он ничего не чувствовал, но он еще и там, под городом перестал что-либо ощущать.
   - Теперь мне намного лучше. А это что такое?
  Темный едва не расцеловал эльфа за проявление интереса хотя бы к своему удивительному одеянию.
   - А это тебе презент от братьев. А декольте - дело вот этого дерева, мешала ему одежда, как видно.
  Эльф и человек обменялись улыбками.
   - Помоги мне, пожалуйста, встать.
   - Какое тебе "встать", ты и сидишь еле-еле.
   - Пожалуйста. Не век же мне лежать или сидеть.
   - Ну хорошо, держись.
  Темный легко, без труда поднял эльфа и поставил на ноги. Эльф напоминал младенца, только-только учащегося ходить. Стоять - стоит, но лишь сделает малейшее движение - падает.
   - Держись крепче.
  Темный, словно любимую девушку, крепко обнял Эллиадана за талию. Тот оперся на волшебника, но так невесомо, будто и не существовал вовсе. Оглядевшись вокруг, эльф что-то тихо сказал на своем языке. Темный понял слово "потолок", но оно так решительно ни к чему не подходило, что человек решил, будто ошибся. Эллиадан повернулся к волшебнику, тот без слов все понял.
   - Пойдем к ней. То есть пойду я, тебе пока такой способ передвижения противопоказан.
   - Нет, - бесплотная рука обхватила шею Темного крепче. - Нет, я сам.
   - Сам, - передразнил эльфа человек.
   - Я попробую.
   - Мы попробуем.
  Со стороны они, должно быть, выглядели комично, но Темному было не до смеха. Шагов через пять эльф начал спотыкаться, еще через три - задыхаться. Волшебник почти дотащил его до толонеса, колени у Эллиадана подогнулись так резко, что оба едва не упали.
   - "Сам"...
   - Извини. Извини, но так дело пойдет быстрее, - еле переводя дух, ответил Эллиадан. - Быстрее, чем если я буду лежать на месте.
  Взгляд его был сосредоточен только на мирно посапывающей Артис. Волшебник почувствовал себя лишним. Эллиадан бессильно навалился на ствол и улыбнулся человеку. Темный сделал шаг назад. Артис повернулась на другой бок, зевнула и открыла глаза. Волшебнику стало очень неловко, но ноги будто приросли к земле.
  Девушка протерла глаза и, потянувшись, словно дикая кошка, села. Она еще не замечала. Темный ждал, пока она проснется окончательно. Эллиадан молчал, да и что можно сказать теперь. Артис мечтательно улыбнулась чему-то и только сейчас увидела Эллиадана.
  "Мелодрама. Сейчас будут слезы, а, возможно, и сопли", - цинично от смущения сказал сам себе Темный.
  Улыбка сбежала с губ Артис, напротив, ей как будто стало неприятно. Глаза ее расширились. "В театре это называется "немая сцена". Зашуршали ветки, Темный одним прыжком оказался рядом с вернувшимися не вовремя приятелями.
   - Ты чего?
  Волшебник жестом отправил Огра подальше.
   - А-а... - варк с интересом глянул поверх головы волшебника.
   - Два. Пошли, пошли отсюда.
   - Куда? - Торн ткнул в Темного какой-то болтающейся в его руке птицей.
   - Да, они тут еще долго будут... - рассудил варк.
  Темный обернулся. И Эллиадан, и Артис все так же молча и неподвижно смотрели друг на друга. Внезапно девушка судорожным движением обняла эльфа, вцепилась в него, словно боялась, что тот сейчас растает в воздухе. Темный смущенно отвернулся и кивнул в сторону зарослей. Он еще услышал голос Эллиадана, тихий и прерывающийся, спотыкающийся на каждом слове - "Как ты... как ты посмела..., - по-эльфийски спросил он, - ты как могла...". И по-эльфийски же ответила Артис, через паузу и сквозь всхлип: "Дурной пример заразителен".
  Далеко друзья отойти не успели.
   - Ну и как он? - спросил варк.
   - Да никак вроде. Видел же. В своем уме, только странный; на ногах еле стоит.
   - А ты чего хотел?
   - А ведь котелок-то там остался, - сказал вдруг Торн, и все остановились. - Я в пригоршне не мастак варить.
   - Жрать хочется, - начал вечную жалобу варк, да не закончил.
  Кусты раздвинулись.
   - Вы далеко собрались? - в зеленой арке стояла Артис.
   - Вы уже?
   - Мы еще, но вы не помешаете. Да и есть хочется.
   - И то правда.
   - А эльф-то твой будет? - озабоченно посмотрел на птицу гном. - Или он... того... венерианец?
  Артис улыбнулась ярко и весело.
   - Сейчас спросим.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 7. Сумасшедший среди безумных.
  Эльф оказался не только вегетарианцем, от чего, впрочем, обещал в меру сил отказаться. Гораздо хуже - он был сумасшедшим. Ничего не помог толонес. "А, может быть, и помог, кто его знает, - думал Темный, глядя на эльфа, - может быть, без толонеса он сейчас слюни пускал или от демонов отмахивался. А так - тихий, мирный, по-своему неглупый псих". Даже не псих, нет - дурачок, юродивый, блаженный. Такому милостыню бы по дорогам просить да за подателей молиться или утварь в храме перетирать. Верующий эльф - дикость, но почему-то Темный не сомневался в религиозности Эллиадана. Тот пока никак не подтвердил и не опроверг сие предположение.
  Сумасшествие же свое он подтвердил еще в первый день. О себе он говорил почти исключительно в прошедшем времени, но это еще как-то можно было понять. В конце концов, десять лет тому назад Темный сам долго не мог поверить, что жив и здоров. Последнее особенно шокировало тогда.
  И сомнения в реальности происходящего понятны, и внезапные паузы в разговоре, когда собеседники попросту не могли уловить, что Эллиадан хочет сказать. Все это естественно и все проходит. Не бесследно, конечно, но проходит. Остается след - память. Темный, к примеру, помнил как вернувшись в Исторн в свое время, он не выдержал там и недели. Как долго не мог общаться с людьми, обыкновенными нормальными людьми. Ему тогда казалось страшно досадным и мучительным несоответствие мира внутри и снаружи. Он, Темный, изменился и полагал, что изменится и весь мир. Все это давно прошло, но волшебник помнил, как в первые месяцы ему хотелось схватить первого попавшегося обывателя за грудки, долго трясти и орать во всю глотку: "Ты почему не изменился? Почему ты такой же, как всегда? Почему, сволочь?!".
  Если бы у Эллиадана наблюдались только эти симптомы, то никто не стал бы считать его ненормальным. Несчастным, но не сумасшедшим. Больным, но не неизлечимо. Эллиадан пошел дальше, ему было мало сомнений в реальности истинного мира, он настаивал на истинности и несомненности мира иллюзорного. Впрочем, большой его вины здесь не было. К тому времени Темный и его друзья уже поняли, в чем заключалась работа артефакта, и что сделал с эльфом Орден. Темный и раньше слыхал о подобных изощренных методах, правда, слыхал в форме легенд. Подходил такой метод, конечно, не всем, но для Эллиадана лучшего и желать не стоит. Идеальный способ внести сумятицу в и без того запутанное сознание.
  Казалось бы, чего проще - сон, пойми и забудь. Эллиадан не мог этого сделать. Сначала они думали, будто он не хочет, а все оказалось сложнее. Видимо, иллюзии настолько были мастерски сделаны, что казались реальнее живого мира. Что-то там происходило, в этом бреду, что-то такое, о чем Эллиадан не хотел ни говорить, ни забывать.
  Артис сначала не поверила, затем ужаснулась, после испугалась по-настоящему и, наконец, кажется, смирилась. Темный подозревал, что она начинает верить в бред Эллиадана.
  Четыре дня друзья провели на поляне под толонесом. Передвигаться не было никакой возможности. На следующий после извлечения артефакта день Эллиадану стало немного хуже. На третий день он всех перепугал - в дополнение к непрерывной головной боли открылось столь же непрерывное носовое кровотечение, затем сменившееся рвотой. Четвертый день Эллиадан почти полностью проспал, а в промежутках успевал высказывать свои параноидальные суждения. На пятый день он сам смог подняться на ноги.
  Проблема встала во весь рост - куда идти? Эльф не мог являться советчиком в важных вопросах, хотя пытался. После того, как он заявил, что в Вирессу не пойдет и Артис туда не отпустит, при нем перестали обсуждать подобные вещи. Темный искал возможности сообщить единственное по его мнению приемлемое решение - сопроводить эльфа до Леса и попутно потребовать (попросить, выклянчить) за то компенсацию от его сородичей.
  Мысль была, конечно, гнусная и вполне достойная Ордена; за такое можно было и стрелу в глаз получить - Темный не удивился, если бы так оно и вышло, но ничего иного придумать не мог. Ему претило идти к эльфам только для того, чтобы выпрашивать плату за собственный альтруизм (волшебник представил себе, что кто-нибудь является подобным манером и с соответствующими претензиями к нему и ощутил сильнейшее желание по меньшей мере плюнуть негодяю в лицо). Претило говорить Артис, собственно, из-за нее Темный и медлил. Но таскаться по просторам Империи с полоумным эльфом на шее хотелось менее всего прочего. Твердо решив во что бы то ни стало сказать все завтра утром, Темный вернулся к прерванному разговору ни о чем. Вот уже около получаса речь велась о родне Эллиадана и о нем самом.
   - Нет, я не могу перевести, - сказал волшебник. - Составные части понимаю, а вместе - нет.
  Эллиадан обернулся, в глазах его мелькнуло что-то новое, острое, мгновенно вспыхнувшее. Темный вздрогнул, настолько эльф не был похож на сумасшедшего теперь, но поспешно отогнал несвоевременные мысли.
   - Почему не понимаешь?
   - А потому что ерунда выходит - "свет сумерек", - Темный пожал плечами.
   - Ну, если дословно, то правильно. А что тебе не нравится в "сумеречном свете"?
  Темный оглядел эльфа. Если уж и сравнивать со временем суток, то более всего подошла бы лунная ночь, но и сумерки, вечерний полумрак - неплохо.
   - Мне не нравится то, что перевел я неправильно.
   - "Адан" означает не только время суток, - сказал наконец эльф, - но еще и состояние души, настроение.
  Волшебник помимо воли усмехнулся. "Ясно даже и ужу".
   - Меланхолия?
   - Да. Легкая печаль, хм - осень, вечер в душе... в общем, теперь переводи.
   - Теперь и переводить нечего. Ты прав, имя тебе подходит, но мне все равно кажется, что с луной было бы лучше.
  Эллиадан для чего-то посмотрел на Артис.
   - Есть и с луной. Сэлленнэ - так меня называли друзья.
  "М-да. Тонкий намек".
   - Это и переводить не нужно, если, конечно, снова подтекста нет.
   - Нет. Луна, серебро...
  Огр зевнул - демонстративно и вызывающе. Весенние сумерки (адан, демон его забери) перетекали в теплую и влажную ночь.
  
  Темный открыл глаза, не понимая, что же его разбудило. Темно, тихо. Часовых они не выставляли - зачем бы в такой глухомани. Все спокойно, но вместо того, чтобы вновь заснуть, Темный встал. Не спал не только он.
   - Случилось что? - сипло со сна спросил волшебник.
  Эллиадан молча отрицательно покачал головой и жестом позвал Темного подойти ближе.
   - Извини, что я тебя разбудил. Нам нужно поговорить, не откладывая до завтра.
  Темный похлопал глазами, прежде чем до него дошло. Он открыл было рот, но эльф неожиданным быстрым движением поднялся, взял волшебника за руку и повел за деревья.
   - Я не хочу говорить без слов, - пояснил он, отпуская руку человека и останавливаясь, - ты еще решишь, что это галлюцинации.
  Темный поморщился, он очень не хотел предстоящего разговора. Доказывать дураку, что он дурак - дело похуже наполнения бездонной бочки или закапывания тобою же вырытых ям. Тем более, что Эллиадан понимал свою ущербность и все дальнейшие перспективы своей судьбы. Темный молчал.
   - То, что ты задумал всем неплохо, за исключением двух. Во-первых, Артис не согласится. А во-вторых, даже если ты сможешь ее уговорить, у вас есть только одна возможность доставить меня в Таннерил - связать.
  Темный молчал, словно онемев. Эллиадан внезапно поднял голову, и Темный растерял все мысли. Он отшатнулся и чуть не закрыл глаза, настолько пронзительным стал взгляд эльфа. Словно удар кинжалом в сердце, и оттого сильнее, что удар пришелся неожиданно.
   - Как ты узнал? - только и смог спросить Темный.
   - Услышал.
  Темный мысленно проклял все на свете.
   - Нет, я не умею читать мысли без согласия их обладателя, но здесь... я не подслушивал. Ты просто так долго думал, что слышно было, словно ты сам мне сказал.
   - Что ты предлагаешь? - Темный не спрашивал, почему эльф не хочет возвращаться домой. Этого не объяснить. Подобное можно только пережить.
   - Ничего. Я не знаю, куда идти, я лишь знаю, куда идти не стоит.
   - В Вирессу, например.
   - Не хочешь - не верь, но в Вирессе нам делать нечего. Нам - означает и тебе тоже. По-моему, кому там будет относительно неплохо, так это Огру. Ему и только ему. А ведь ты сам в Вирессе не бывал.
   - Да и ты не бывал.
   - Не надо сейчас об этом. Я думаю, завтра нам стоит посоветоваться, но только всем. Я, может быть, и сумасшедший, но не настолько же, - в голосе эльфа слышалась горечь, как у любого нормального существа, которому не верят и которого считают ущербным.
  Темный не успел ничего ответить. Эллиадан вновь выдал неожиданную фразу:
   - Мне не хотелось бы лишний раз напоминать, но ведь и ты... - он запнулся, - ты должен меня понимать.
  Сглотнув, волшебник кивнул. Эллиадан бледно улыбнулся и вновь просветил волшебника взглядом. На этот раз Темный глаз не отвел. Да, взгляд эльфа был пронзительным, но уже не таким обжигающим и неприятным своей правотой, наоборот, появилось в нем что-то ласковое и доброе. Однако играть в гляделки с Эллиаданом Темный зарекся.
  Эльф давно исчез за деревьями, а Темный все стоял в ночи. Все выходило не так, совсем не так, как нужно, но у волшебника стало намного легче на сердце. Проблем появилось больше, но осчастливленная совесть самозабвенно пела: "Ты хороший. Добрый. Не подлец, не мерзавец, не гад". "Да нет же, - ответил ей вслух волшебник, - я не подлец, не гад и не сволочь. Я идиот. Успокойся".
  С утра началась катавасия. Эллиаданова болезнь оказалась заразной. Огр внезапно, после пяти суток зевания, проникся интересом к эльфу и его историям.
   - А где ты еще был, ну, или казалось, что был?
  Эллиадан пожал плечами, он вообще ничему не удивлялся, никаким вопросам.
   - Острова, Альтинидия, Энналонг, Белоград... много еще. А зачем тебе это знать?
   - Проверить хочу, - сознался Огр, - уж больно складно ты врешь. Не похоже... - что не похоже и на что именно, Огр не пояснил.
   - Проверяй, - хладнокровно разрешил эльф.
  Артис, став внезапно очень серьезной, подобралась и не отрывно смотрела на варка.
   - Из всего этого я был в Вирессе, но об Островах слыхал. Давно надо было проверить. Вот скажи мне, что есть на главной площади Алас-Амары?
   - Ратуша.
   - Точно. А как она выглядит?
   - Как ратуша. Уродливой здание из дикого камня, мне оно абсолютно не понравилось.
   - А внутри?
   - Кто же пустит меня внутрь? Ратуша, административное здание. Да и мне там делать было нечего.
   - Какого демона! - Огр сбился. - Не понял, ты, что, и в самом деле ратушу имеешь в виду?
   - Теперь я не понимаю. Если я говорю "ратуша", что это должно означать, не кабак же?
   - Угадал. Кабак там. "Ратуша" называется.
  Эллиадан захлопал глазами. Темный невесело усмехнулся. Артис ожила.
   - Подождите, давайте разберемся. Здание это, неважно, что там внутри, снаружи как выглядит? Кроме уродства.
  Эллиадан подумал.
   - Оно не подходит к окружающим домам и стоит не в центре площади, а смещено к востоку, если смотреть со стороны города. Как выглядит? Странно выглядит, будто сторожевую башню с крепостной стены сняли, поставили на землю и увеличили. Четырехугольное, нелепое, массивное.
  Огр тихо сказал:
   - Ну ни хрена себе. Опять в точку.
  Эллиадан продолжал, хотя и без видимого интереса:
   - В сторону порта располагаются бедные кварталы - Голый Город. На запад - Полотняный, за ратушей - Бархатный или Золотая Свитка, ну а в глубину, к дворцу - Шелковый.
  У варка поползли глаза на лоб.
   - Че-го ты сказал? Золотая Свитка? Ты, поди, и Червонный Круг знаешь?
   - Знаю, что это такое, - поморщился эльф. - Сам не был.
   - Охренеть. Ну ты даешь... - Огр с ошалелым видом повернулся к Темному. - Колдун, а ведь он не спятил.
  Улыбка Эллиадана не поддавалась никаким описаниям.
   - Золотая Свитка, Червонный Круг, ратуша в смысле именно ратуша - это же было все. Бы-ло. Лет сорок тому назад.
  В наступившей тишине Эллиадан спросил:
   - А теперь этого нет? Или лишь названия изменились?
   - А-га, ну "Ратушу" ты уже знаешь. Круг теперь называется по-разному в разных кварталах, я знаю только Большую Рыбную и Тупичок. А Свитка теперь Высокий Вал.
   - Так достроили, стало быть, дамбу?
   - Ну да. Лет двадцать будет. А что ты в Вирессе делал?
  Даже глядя на Эллиадана в профиль, Темный увидел, что глаза у того стали точь-в-точь как этой ночью, в них взблеснули кинжальные клинки и заледенело время.
   - Да так, ничего интересного.
  Артис неспешным, но каким-то судорожным движением прижалась к Эллиадану.
   - Бедный мой, - по-эльфийски. - Нет, ни о какой Вирессе и речь идти не может, - по-имперски.
  Эллиадан медленно освободился, лицо его застыло, словно театральная трагедийная маска.
   - А давайте к нам.
   - В Варкланд?!
   - А чего? Чего ты так переполошился, колдун?
  Эллиадан склонил голову, рассматривая Огра. Он уже отошел.
   - Ты начинаешь нравиться мне все больше и больше, - признался эльф варку. - Спасибо.
  Огр хмыкнул.
   - Ты смотри, ты же того... наполовину южный.
   - И что же?
   - Так. У бородатого спроси. Ну, чего?
   - Я не пойду, - решительно помотал головой Темный. - Ни языка не знаю, ни обычаев.
   - Выучишь.
   - Да и холодно у вас.
   - Я пока не умер. А, впрочем, я тебя не гоню.
   - Ладно тебе, Огр. Каждому свое, ты бы тоже в Исторне не стал жить.
   - А я бы, пожалуй, принял приглашение, - раздумчиво произнес Эллиадан. - Переждать суету, подумать без спешки - лучшего места найти сложно. В Варкланд не всякий сунется.
   - А и сунется - не высунется, - заявил Огр. - Нечем будет. Ты, поди, и у нас был?
   - Нет, но с твоими земляками общался.
   - С кем?
  Эллиадан подумал и сказал осторожно:
   - Я имен не знаю, только прозвища. Кривой зуб, Оселок, Гусь и... э-э-э... так скажем, Детородный Орган.
   - Орган? Это ж, это ж знакомец бати моего! У него одного такое погоняло было, не спутаешь. Ну-ка, скажи по-нормальному, а вы уши заткните.
  Эллиадан и впрямь сказал что-то, но не по-имперски. Варк едва не упал.
   - Точно, он. Не понимаю. Помер он, батин приятель, в прошлом годе, да и не в том дело. Погоняло свое он лет десять таскал, никак не больше, а полсотни лет назад у него не то что погоняла, а даже имени не было еще. Колдун, как такое бывает?
   - Не знаю, не бывает такого.
   - Что же, мы все психи?
   - Почему сразу психи. Мирные сумасшедшие. Коллективный бред у нас.
   - Коллективное знаешь что бывает! Ведь времени-то прошло - две недели.
   - Не начинай, Огр. Коллективный психоз - это невозможно, однако возможнее эдакой временной спирали. А объяснить я все равно ни того, ни другого не смогу.
   - И не надо, - заявила Артис почти в прежней своей манере. - Мало ли чего нельзя объяснить, вещи-то от этого не пропадают. Можешь ты объяснить ну хотя бы, как твои заклинания действуют? Вот и не мучайся.
   - Будем принимать то, чего изменить не в силах. И будем надеяться, что не перепутали невозможность с бессилием. Это цитата, это не я придумал.
   - Да, это Вернон Кивирский.
   - Да хоть Верит Мелонский, - отрезал Огр. - Ты откуда наш язык знаешь?
   - Все от тех же твоих земляков, от того самого знакомого отца. Они имперский плохо знали, тебе не чета, вот и пришлось выходить из положения.
   - Что-то не говорил Х... батин друг, что эльфов когда-то обучал.
   - Может быть, я ему тоже приснился. А что до языка, мне ведь несколько раз услышать.
   - Мы, кажется, отклонились от темы, - напомнил Темный. - Огр, твое предложение серьезно?
  Варк недвусмысленно фыркнул, но сдержался и сказал только:
   - Да.
   - Итак, кто согласен?
   - Я, - немедленно ответил Эллиадан.
   - А я не знаю, - сказала Артис. - Мне туда не хочется. Если там и вправду холодно...
   - Я пойду домой, меня жена ждет, - нашел отговорку гном.
   - То есть жаждущих попасть в Загорье, кроме Эллиадана и Огра нет. Можете меня побить, но я должен кое-что сказать. В Варкланд ты, Эллиадан, если и пойдешь, то, скорее всего, в гордом одиночестве. Нам по условиям игры нужно в три недели покинуть Перешеек и вообще Империю. Из Варкланда это затруднительно сделать.
   - Варкланд - это уже не Империя.
   - Понимаю, но мне недвусмысленно намекнули, что нужно убраться подальше. Сделать так, чтобы нас долго и безуспешно искали. Варкланд решительно не годится.
   - Тебя и впрямь хорошо бы побить, колдун. Шпион недоделанный, нашел когда в молчанку играть, пять дней нам мозги... морочишь.
   - Побей.
   - Да ну тебя, руки марать... Ну, предлагайте.
   - Что я могу предложить, - пожала плечами Артис, - я не знаю мира.
   - А я иду домой.
   - Кстати, Огр, ты можешь последовать примеру Торна. Вам двоим покидать Империю не обязательно.
   - Я что, совсем свихнулся?! Меня же знают! Мне ж потом в Империи разве что землю пахать.
   - Я предлагаю вот что, - сказал Эллиадан, - выйти к восточному побережью, а оттуда добраться до Островов.
   - Вплавь?
   - Нет. Снять, купить небольшую лодку. Самим сделать, в конце концов.
   - Ты умеешь?
   - Плот бы мы осилили без труда.
   - Вот еще осилил бы плот Восточный океан.
   - Наступает лето, пора затишья. Самые сильные бури на Ксаллароне заканчиваются с наступлением Нового года по нашему летоисчислению. В марте, если по-вашему.
   - И что мы станем делать на Островах? Миссионерством займемся? Этнографией?
   - С Островов можно добраться до Неведомых Земель, как вы их называете.
   - Что мы там забыли?
   - А что мы забыли в Альтинидии, Энналонге и прочих цивилизованных государствах? - парировал эльф. - Не знаю, как для тебя, а для нас там одна дорога - в зверинец или в кунсткамеру. А что касается Неведомых Земель, волшебники и воины нужны везде.
   - Это безумие.
   - Конечно. Как и то, что вы сделали. Как и вся наша жизнь.
  Торн яростно почесал бороду.
   - Может, кто знает... я попрошу, - бормотал он.
   - Чего-чего?
   - Да вот, вы как до Восточного Предела собираетесь добираться? Не через Фардон, верно. По горам придется, а горы наши.
   - Внутри, - тут же сказал Эллиадан.
   - Везде, что внутри, что снаружи. Над Фардоном и дальше к востоку и к северу наша территория.
   - Это мы знаем, - пожал плечами Темный. - Вы что, берете теперь дорожную пошлину? Или требуете разрешения Ордена?
   - Для всех нет, но...
   - Понял, - сказал Эллиадан.
  Наступило неловкое молчание, как когда-то в трактире Нижнего Кивира. Тогда гном так и не пояснил, где и почему разошлись пути его и эльфийского народов.
   - Я мог бы попросить убежища, ну... остановки у нас. Отдохнуть, подумать, да и не полезет никто...
   - Мог бы или попросишь? - спросил Темный, ему очень не нравился тон гнома.
   - Лучше не стоит, - покачал головой эльф. - Не надо обещать, - в интонациях были не то упрек, не то сожаление, не то жалость с грустью пополам.
  Темный взглянул на Артис, девушка недвусмысленно усмехалась, она явно знала, о чем идет речь.
   - Я всегда слово держу, - повысил голос Торн.
   - Но не станешь же ты решать за короля. Я не сомневаюсь, что ты можешь попросить помощи, но ты и сам понимаешь, нам - мне - надеяться на нее по меньшей мере глупо.
   - Но по верху нас, я думаю, пропустят, - заявила Артис. - Особенно, если Торн сначала вернется домой и расскажет об изменениях в эльфийском Совете.
   - Мы не боимся эльфов, не стоит нас пугать. Связываться с Филландиром, конечно, наши вряд ли захотят, с другой стороны, вы вне закона.
   - Нет, еще две недели.
   - Ты, я гляжу, трусишь, борода.
   - Следи за словами. За такое обычно на поединок вызывают, - Торн насупился, он был и сам не рад, что заговорил на тему пристанища. В последние дни он вообще странно изменился, стал нелюдимым, неразговорчивым и, похоже, истратил весь свой запас справедливости.
  Эллиадан всмотрелся в гнома, даже не всмотрелся, а как будто вслушался, слегка повернув голову и склонив ее набок.
   - Оставьте Торна в покое, - сказал он наконец. - Не его здесь вина, - гном шевельнул бородой, - у гномов очень сильная вертикаль власти, и идти против нее не рекомендуется. Водя дружбу с волшебниками, да еще и с эльфами, Торн уже сильно рискует. А привести настолько пеструю компанию домой - такой поступок вряд ли оценят. А у тебя, Торн, я так понял, семья.
   - Нечего меня пугать, - заворчал гном, но так тихо и неубедительно, что у всех стало нехорошо на душе. - Никто мне ничего не сделает, у нас не тирания. Последствия-последствия... Ничего, сойдет.
  Компания поняла, что гномы отменяются.
   - Итак, что решаем? Кто за восток?
   - Я, - хором сказали Артис и Эллиадан.
   - Ну, я.
   - Что ж, большинство, - констатировал Темный. - Присоединяюсь.
  Торн смотрел в землю.
   - Эх ты, борода, - хлопнул его по спине Огр. - Не вешай нос. Наплюй. Мы же не щас расстаемся, да и авось, еще встренемся.
   - Мир круглый, - кивнул Эллиадан. - Кто захочет, всегда встретится.
   - Какой мир? - не поверил Огр. - А, может, квадратный!
  "Самое главное сказано, - думал Темный, глядя в листья толонеса, - трепитесь. Одного с нами уже нет. Трепитесь".
  
  Физические силы Эллиадан восстанавливал на удивление быстро. Не обращая внимания на косые взгляды и плоские шуточки варка, эльф упорно на каждом привале и по вечерам устраивал себе тренировки. То по деревьям лазал, правда, пока без особого успеха, то бегал кругами, то через стволы прыгал. Над ним смеялись - поначалу, а на третий вечер Огр звучно сплюнул и взялся за свой громадный меч.
  Сталь то со свистом, то с сухим шорохом резала воздух, почтительную тишину нарушали только резкие хаканья Огра, сопровождающий очередной выпад. Эльф с интересом следил за варком, затем легко спрыгнул с поваленного ствола в траву.
   - Что, - усмехнулся Огр, - тебе слабо?
  Меч прошелестел над головой эльфа. Тот не вздрогнул, не отшатнулся. Только лукаво улыбнулся.
   - Меч не великоват?
   - Самый мой размер. Меч должен быть мечом, а не фигулькой, чтоб в зубах ковырять.
  Эльф рассмеялся. Огр опустил двуручник.
   - Ну-ка, ну-ка, мастер по мечам... Я тебя слушаю.
   - Да нет, просто в голову пришло.
   - Зуб даю, что пакость какая, - Огр внимательно оглядел Эллиадана с головы до пят. - Ты меч-то в руках держал?
   - Было дело, - серьезно ответил эльф.
   - От бабочек им, небось, отмахивался... Э-эх, нет второго... Колдун, сделай, а.
   - Нет. Не сумею.
   - Ну а... палку заколдовать сможешь? - варк отложил меч. - Убью еще.
  Эльф уже оглядывал поляну в поисках упомянутой палки. Артис, лежавшая на траве, села.
   - Зачем же их заколдовывать? - попытался отвертеться Темный, глядя на две увесистые ветки. - Так машите.
   - Нет, - покачал головой Эллиадан, - не интересно, не эстетично, да и глуповато выйдет.
   - Точно, - кивнул варк. Его ветка была почти вдвое больше, нежели выбранная Эллиаданом.
  Темный постарался, иллюзия получилась хорошей, только со звуком возникли неполадки. При столкновениях "мечи" сухо трещали.
   - Где ты так навострился? - удивленно спросил варк, когда и с третьего раза ему не удалось обезоружить эльфа. Тот ушел в защиту, понемногу отступая, но при его состоянии и это было подвигом.
   - Дома, - не сразу ответил Эллиадан.
   - Хреновый же учитель у тебя был. Что ж он тебя только обороне учил?
   - Скажи спасибо, хотя бы этому научил.
  Артис пересела на бревно.
   - Этому учителю нужно памятник поставить, - сказала она. - А если это тот, о ком я думаю, то два памятника.
   - Мне тоже, - вставил Огр. - Отлейте меня в золоте, поставьте в Мелоне, мне больше ничего и не надо.
   - Помрешь - поставим, - пообещал Темный.
   - Было бы за что ставить, - поморщился Торн, степенно оглаживая рукоять своего топора. - Машешь как мельница крыльями, а толку - чуть.
   - Так ведь зацепить боюсь.
  Эллиадан хихикнул.
   - Зря лыбишься. Я ведь не за тебя боюсь, за себя. Во-он твоя эльфочка сидит, - Артис скроила невозможную рожицу, - я тебя зацеплю, и меня тут же и похоронят.
  Артис и Эллиадан одновременно расхохотались.
   - Чё-то ты сегодня слишком веселый. Опять пакость выдумал?
   - Смотрю я на тебя, и мне смешно.
   - Ну-ну. Что же, хрен у меня на лбу вырос?
   - Я неправильно выразился. Не смешно, а весело. Чем дальше, тем больше ты мне нравишься.
   - Но-но... - меч едва не задел Эллиадана, - ты не у себя в лесу. За такое принято в морду бить, да только тебя ведь сразу и убьешь.
   - Вряд ли, - отскочил от очередного выпада эльф. - А весело мне по другой причине, хотя, ты прав, тоже достаточно неприличной.
   - Выкладывай.
  - Смотрю я на твой... хм... меч... Знаешь, это не я придумал, а один мой знакомый, он бывал по временам слегка не в себе... так вот он утверждал, будто оружие - мечи, шпаги и прочее есть не что иное, как олицетворение мужского достоинства.
  Огр резко отскочил назад и осмотрел свое бутафорское оружие. Затем кинул взгляд на настоящий меч и, видимо, остался доволен увиденным.
   - А что, неплохо, - сказал варк наконец. - Я всегда так думал, - Артис зажала себе рот ладонью чтобы не рассмеяться вслух. - Я всегда говорил, меч лучше шпаги, а тем более, кинжала. Мужчина с оружием женщинам нравится - неспроста.
   - Ты бы женщин сначала спросил, - ответила Артис. - А насчет размера - закаленный кинжал, по-моему, лучше наспех скованного меча.
   - А закаленный меч - лучше всего! Ну, продолжим, - Огр насмешливо оглядел Эллиадана и его "меч". - Это все, что ты хотел сказать?
   - Нет, - ушел от удара эльф. - Если сказанное моим знакомым - правда...
   - Правда. Истина, - Огр увлекся и начал наносить удары в полную силу.
   - ... то думай теперь сам, чем мы с тобою занимаемся, - задыхаясь, выговорил Эллиадан.
   - А-а, мать твою!
  Артис и Темный покатились со смеху. Эллиадан отпрыгнул, поставил блок, но не удержал.
   - Скотина! - варк одним ударом обезоружил эльфа и вдруг расхохотался. - Ну и куда ты теперь денешься? - отсмеявшись, спросил Огр, наступая на Эллиадана и крутя мельницу олицетворением своей мужской силы.
   - Ты сначала догони, а потом вопросы задавай, - эльф основательно запыхался, но улыбка его так и светилась.
   - Я щас помогу, - Торн стоял с секирой на отлете и загораживал эльфу путь к отступлению. Тот замер и нерешительно поглядел вверх, на дерево.
   - Эй, вы, так нечестно, - Артис вскочила на ноги.
   - Честно. Пусть не говорит всякой пакости, - напыщенно заявил Огр. - Интересно, твоя секира, Торн, тоже как будто... он... а по форме не скажешь.
  Оба противника сделали одновременный шаг вперед и выпад. Эльф перекувыркнулся через голову и тут же встал на ноги.
   - Не слабо, - одобрил Огр. - Тебе хорошо бы бродячим акробатом сделаться. Они, как, в Неведомых Землях нужны?
  Эллиадан сделал шаг назад и оказался прижатым к стволу дерева. Огр и Торн плотоядно переглянулись. Зеленая толстая ветвь наклонилась над эльфом, тот не заставил себя упрашивать и ухватился за нее.
  Огр прыгнул вперед и не достал эльфа на долю вершка. Тот исчез в листве. Варк выбросил "меч" и повернулся к Артис.
   - Мы так не договаривались.
   - Точно. Вдвоем на одного не договаривались, - радостно ответила девушка.
   - Ты так и будешь его всю жизнь защищать?
   - Если будут попадаться такие же негодяи, как вы, то придется.
  - Только слезь, - погрозил кулаком дереву Огр. - Голыми руками придушу.
  Сверху послышался смех.
   - Не придушишь, - Артис улыбалась, страшно довольная своей властью.
  Тонкая веточка по-змеиному обвилась вокруг торса варка, Огр рванулся и грузно плюхнулся на траву - ноги его по щиколотку были опутаны цепкими стеблями.
  Темный покачал головой, глядя на Артис со спины. Такой она вновь нравилась ему, но и проучить девчонку следовало. Простенькое заклинание, реализуемое одним только знаком, без слов - и Артис приподняло над травой. Она взвизгнула, попыталась повернуться, но поднялась выше и закружилась.
   - Эй, перестаньте! - послышалось с дерева.
   - Спускайся, дорогой, - оскалил белоснежные зубы Огр, - мы ждем, - Торн любовно огладил сначала бороду, затем - топор.
  Темного дернуло вниз, он взмахнул руками и сел, больно ударившись копчиком, но заклинания не отпустил. Девушку, зависшую в воздухе в двух вершках от земли, неожиданно перевернуло мало не вверх ногами.
   - Извращенец!
  Эллиадан спрыгнул с дерева, но умудрился сделать в воздухе сальто и приземлился шагах в десяти от гнома и варка, потирающих уже руки. Темный от неожиданности отпустил заклинание, Артис оказалась в объятиях эльфа, а оба они в свою очередь оказались на траве от толчка.
   - Ничья, - заключил волшебник под общий смех
  Они смеялись. Смеялись, потому что делать им больше ничего не оставалось, разве что плакать или ругаться. Но они смеялись.
  
  Миновал четвертый день пути по Широколесью. Если бы не Эллиадан, они бы вышли на опушку еще к полудню. А так им оставался не то день, не то полдня дороги назавтра.
  По выходе из леса друзья решили взять северо-восточнее, перейти Эльрон у самых истоков и взять еще к северу. Там, по горам выше Фардона, по гномьим владениям дойти до истоков Холодной или по-эльфийски Яр-Адона, Тайной и повернуть на юг, к побережью океана.
  Торн, по плану, оставался дома. Местность на востоке была почти безлюдной - две-три хилые деревушки да Дальний Ключ. О рельефе и погодных условиях можно было только догадываться. Эллиадан говорил о многочисленных хребтах и крохотных распадках, постоянных ветрах и частых дождях, Торн сообщал примерно то же самое, Артис соглашалась. При этом ни один из советчиков на востоке Перешейка лично не бывал. Гном ссылался на свои достоверные источники, Артис на неких советников, а Эллиадан - на неких военачальников.
   - Ты знаешь его, что ли?
   - Кого - его?
   - Этого... Фил... не помню дальше. Демона, в общем.
   - Кто же его не знает.
   - Ты не ври. Ты так говоришь, будто за руку с ним здоровался, а это же, если на наш переводить, генерал получится. А, может, и маршал. Ну откуда тебе знать, что у маршала на уме. Сам он тебе рассказал? Или вы с ним близко знакомы?
  Эллиадан улыбнулся абсолютно неподражаемо.
   - Можно и так сказать.
  Огр похлопал глазами, сцапал эльфа за грудки и рванул к себе.
   - Это что же значит?
   - А ничего, - спокойно ответил эльф, не переставая улыбаться. Он взглянул в глаза Огру, варк заморгал и отпустил эльфа. - Ну и взгляд у тебя, - сказал Огр, - прямо василиск... Ладно, плевать я хотел, что там у тебя с этим генералом было. Хоть что. Главное, ты его знал хорошо, так?
   - Так.
  Темный понемногу начал понимать. Огр обладал чудовищной сообразительностью и даже каким-то предвидением в вещах, касающихся интимной стороны жизни. Если он когда и ошибался, то Темный этих ошибок не видел.
   - Значит на востоке места и впрямь паршивые.
   - Для него были в самый раз, но нам может и не понравиться.
   - Это он учил тебя фехтованию?
   - Да.
   - Что же до конца не научил?
   - Огр, если бы ты видел меня с мечом до этого обучения, ты бы не спрашивал.
   - Ясно. Ты думал, это лопата такая, землю копать.
   - Почти.
   - Еще чему тебя научил твой генерал?
   - Продемонстрировать?
   - Давай, только не на мне.
   - На тебе и невозможно, наверное, - заметил эльф.
  Темного начало подташнивать.
   - Конечно, - кивнул варк, - я тебе сразу в глаз дам. Будешь его потом на затылке искать.
   - Зачем же сразу в глаз? Ну хорошо. Вот на Торне попробуем.
   - Что попробуем? - не понял гном.
   - Давай, - оживился варк, - я посмотрю, как он тебя в капусту покрошит.
   - Пошляк ты, Огр. Но таким, заметь, ты мне и нравишься, - и, прежде чем Огр успел возмутиться, эльф быстро сказал что-то на странном языке.
  Волшебник только по выпученным глазам Торна понял, что на гномском. Волшебнику было бы не под силу повторить брошенную фразу, а Эллиадан еще что-то добавил. Очень странно было слышать раскатистые, режущие с придыханием звуки из уст эльфа, родная речь которого напоминала звон весеннего ручья пополам с воркованием голубя. Торн взялся за бороду, дернул ее пару раз и коротко ответил.
   - Зачем же ты гномий учил? - поразился Огр.
   - На всякий случай, как и имперский.
   - Правильно делал, - вставил Торн. - Чужой язык никогда лишним не будет. И многие из вас наш знают?
   - Понимают почти все, а вот говорить могут немногие. Эль-хилари ведь теперь очень мало.
   - А кто есть? - для чего-то спросил Темный.
   - В основном эль-марди, процентов шестьдесят-семьдесят. Эль-эдани и эль-айдани почти поровну, раз в пять меньше. Эль-хилари несколько десятков. Эль-фендони в единственном числе.
  Темный потер лоб. "Нечего сказать, постарались". После ответа спрашивать что-либо волшебнику расхотелось.
  Уже ночью, в темноте, шурша постелью из веток, Огр прошептал:
   - Хэй, эльф, ты спишь?
   - У меня имя есть.
   - Длинное. Да ладно тебе. Скажи лучше, у вас и вправду никто не удивляется, не возмущается, если... ну, сам понимаешь?
   - Завидуешь?
   - Пошел ты.
   - А как еще объяснить твои вопросы среди ночи? Ну хорошо, допустим, интересно тебе. Ты прав, у нас не удивляются и не возмущаются. Это не принято. Не принято интересоваться чужой личной жизнью. У нас все достаточно взрослые, чтобы решать такие проблемы самостоятельно. Кроме того, для нас то, о чем ты думаешь, не является пороком.
   - Не считается, - ехидно поправил Темный.
   - Не является, - упрямо повторил эльф. - И хватит об этом.
   - Вот здесь ты прав. Меня уже тошнит.
   - Прямо монастырь на прогулке...
   - Молчи, извращенец, спи уже. И предупреждаю, еще один такой разговор, и я буду на ночь обводить себя охранным кругом. Идите во-он в те кусты и там выясняйте, где грех, а где порок.
   - Эк тебя забрало, колдун. Сам иди, я ж просто так спросил. Я, может, тоже боюсь.
   - Все, Огр, прошу тебя, перестань, - повысил голос эльф, впервые за эти дни. - Что было, того уж нет, - добавил он тихо.
  Варк услышал.
   - Это не генералу, это девочке нашей памятник надо ставить. Посреди вашего леса. А, эльф?
  Молчание.
   - Ты оглох?
   - Нет. Ты прав. И ради Света, спи уже. А когда проснешься, не зови меня по расовой принадлежности. Имя сократи, в конце концов.
  Спалось Темному плохо, а, вернее, и вовсе не спалось. Бывает так, вроде и устал, и спать хочется, и муравьи не кусают, а вот, поди ж ты, усни. Промаявшись полночи, волшебник не выдержал, встал и решил прогуляться. Но прогуливаться не пришлось, он увидел Эллиадана, который сидел под деревом, обняв колени руками.
   - Снова твоя работа?
  Эльф вздрогнул и поднял голову.
   - Что?
   - Ничего. Ты почему не спишь?
   - Не хочу. А ты?
   - Не могу. Завтра мы должны выйти из леса, наверное, в этом дело. Местность безлюдная, но ведь эльф - он и на безлюдьи эльф.
   - Ты же накладывал заклятие на ветки, на меня, наверное, не сложнее.
   - Ага, - Темный понимал, что оба они говорят ерунду. Не лгут, но и правды не говорят.
   - Темный, у вас опять со мной возникли проблемы.
   - Почему?
   - У меня будет инсайт.
   - Так-так, - Темный сел рядом с Эллиаданом. - Объясняй.
   - Что объяснять. У меня бывают инсайты, правда, последний был очень давно, - эльф осекся, - год назад. В этом состоянии я физически не могу двигаться.
   - Что это такое? Артис говорила, но как-то путано.
   - Она сама точно не знает, не видела, и хвала Свету. Инсайт - это приступ ясновидения. От меня ничего не зависит, я даже не помню ничего из увиденного.
   - Приступ ясновидения...
   - Да. Именно приступ. Я чувствую приближение инсайта за несколько часов, но точное время угадать сложно.
   - Вроде как эпилептики чувствуют наступающий припадок?
   - Не знаю. У меня же не эпилепсия, хотя некоторые утверждают, что по симптомам есть сходство.
   - И какой прок от инсайтов, если все равно ничего не узнаешь? Откуда ты вообще знаешь, что в них содержатся пророчества?
   - Их видели другие.
   - Как?!
   - Вот я и хочу предложить сделать одну вещь, - Эллиадан наклонился к Темному. - Ты умеешь делать магический экран - визор?
   - Знать бы еще, что это такое.
   - Это средство для наблюдения за кем-либо. Настраивается на ауру объекта наблюдения.
   - Нет, мне такого не сотворить.
   - А по-моему, еще как сотворить. Ты сделай основу, а настрою я сам.
   - Погоди, - Темный вытащил "Modus valendi", - я не знаю, есть ли здесь нужное заклинание.
   - Здесь - не знаю. Я заклинание наизусть помню.
   - Не понял. Если знаешь заклинание, почему этой основы еще нет? И для чего нужен я?
   - Знать слова - одно, а творить волшебство - совсем другое. Я не пользуюсь заклинаниями, они у меня не работают.
   - Как? У тебя же силы... как... как... неизвестно где.
   - Энергия есть, но нет... не знаю, как сказать - того, что преобразует ее в материю. Организующего начала нет. Я - только источник. Ну... вода сама по себе не будет зерно молоть, нужно мельницу строить. Вот строить-то во мне и нечему. Я любимец матери, сын Хаоса.
  Темный вспомнил, что у эльфов есть какое-то свое восприятие Хаоса и Порядка. Что-то там было о материи и энергии, о матери и отце, но такое запутанное, что и выяснять не хотелось.
   - Ну хорошо, убедил. Давай попробуем.
  Проснувшись поутру, Артис, Торн и Огр узрели замечательную картину. Над поляной, на высоте в половину роста человека висело нечто квадратное, плоское, напоминающее зеркало. Поверхность так же блестела, но, в отличие от зеркальной, ничего не отражала. Предмет обошли со всех сторон и только тогда заметили Темного и Эллиадана, мирно почивающих на траве, едва ли не в обнимку.
   - Во трезвенники-то наши, - нелепо от удивления заметил Огр. - Утомились. Интересно, чем ночь занимались.
   - А не видно? - спросила Артис.
   - Чего не видно?
   - Вот этой штукой они занимались.
   - Какой штукой? - Огр посмотрел в сторону, куда указывала девушка и пожал плечами. - Развратом они занимались, вот что.
   - Огр, подлец!
   - Да не я подлец. Неизлечимо это, видать. Чуть проворонишь, ан он опять с мужиком. Плюнь на него, айда со мной.
   - А ты, чуть отвернешься, сразу с женщиной. Не смешно, Огр. Надоело.
   - Это для чего? - Торн опасливо прикоснулся к "зеркалу" над поляной.
   - Что для чего, а, борода?
  Торн оглядел свой палец.
   - Что это такое?
   - Да где? Ты, борода, спятил, тычешь пальцем в пустое место - "что это, что это?". Воздух.
  Гном вздрогнул и долго смотрел на варка, не в силах понять, шутит тот или говорит серьезно.
   - Не обращай внимания, Торн, это Огр спятил.
   - Да вас лечить впору!
   - Вы чего разорались? - спросил Темный, со сна мутно оглядывая друзей.
   - Мерещится этим двоим какая-то хрень. Ты бы их проверил.
  Темный зевнул.
   - Ну тебя. Шутки у тебя с утра дурные. Да и днем не лучше, - он поднялся и снова зевнул, едва не вывихнув челюсть.
   - Спать хочется? - заботливо спросил Огр.
   - Иди к демонам, варк. Вы поесть нашли? Нет? Так чего же вы здесь бродите!
   - Люди после любви обычно добрые бывают...
   - Варк, я тебе сейчас по-доброму и от души голову отверну. Она тебе, я вижу, только мешает. Вот Тьма, не проснусь никак, - Темный протер глаза. - Что смотрите, у нас внеочередной привал. Будем заниматься ясновидением. Вопросы есть?
  Вопросы были. Темный ответил в том духе, что вот проснется наш провидец, его и спрашивайте. Он сходил умылся, а, возвратившись, застал на поляне костер и повторение их с Эллиаданом ночной беседы. Эльф объяснял, что такое инсайт, для чего нужен и чем чреват.
   - А что мы увидим?
   - Не знаю, все, что угодно. Там может быть и прошлое, и настоящее, и будущее, причем, вперемешку.
   - Нормально. И долго нам здесь сидеть?
   - Опять же не знаю. Бывают инсайты по полусуток, а один раз у меня был трехсуточный.
   - Неплохо! Трое суток здесь торчать!
  Эльф смущенно улыбнулся и опустил глаза.
   - С инсайтом ничего не поделаешь, - тихо сказал он, - его не предотвратить и не остановить.
   - Ладно, - смилостивился Огр, - нечего говорить. День-два нас от Ордена не спасут. Скоро у тебя начнется?
  Эллиадан помолчал, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям.
   - Достаточно скоро.
   - Поесть успеем?
   - Успеете.
   - А ты трое суток собрался голодом быть?
   - Так лучше.
  Артис молчала, она побледнела и стала чересчур серьезной. От еды она отказалась.
  Темный ел, не понимая вкуса, может быть, к лучшему. Путешествие с Эллиаданом открывало заманчивые перспективы - эльф, да еще припадочный - не самая лучшая компания для прогулок по Империи.
   - Это не опасно, - внезапно сказал Эллиадан ни к селу, ни к городу.
  Артис кивнула. Предыдущий разговор не предназначался для посторонних ушей.
   - Приготовьтесь. Скоро начнется.
  Все вскочили и замерли, не зная, что предпринять.
   - Не бойтесь. Я буду похож на мертвого - не бойтесь.
   - Было уже, - сказал Темный, - не испугались.
   - Огр, Торн, отойдите. Так нужно. Все-все, стойте там. Вы потом отойдите туда же, хорошо. И не шумите какое-то время, вы поймете, какое именно, - Эллиадан говорил быстрой скороговоркой, словно боясь опоздать.
  Темный жестом приказал экрану визора опуститься перед сидящим на траве эльфом. Тот закрыл глаза и положил на поверхность обе ладони. Твердая гладь заколебалась и облепила тонкие пальцы жидким металлом. Что-то вспыхнуло внутри экрана, эльф отстранил руки и открыл глаза. Экран потемнел, стал почти черным.
   - Ничего не бойтесь, - прошептал эльф. - Просто ждите, пока все кончится. Потом можно будет подойти, ты, Темный, коснешься экрана, и появится изображение. За то, что там будет, я не отвечаю. Предупреждаю, может быть достаточно жутко. Наверняка будет запутанно и непонятно. Постарайтесь не пропустить ничего, среди пустяков и видений прошлого неожиданно может промелькнуть что-нибудь стоящее о будущем. Когда инсайт закончится, я сам приду в себя, а экран попросту исчезнет. А теперь отойдите, - голос задрожал, Эллиадана затрясла дрожь. - И, ради всего святого, не шумите - недолго, пока не завершится проникновение.
  Эллиадан осторожно, словно боясь потревожить больную часть тела, лег на траву, закрыл глаза и для чего-то заткнул уши.
   - Все, до встречи. Артис, не бойся, от этого не умирают.
  Темный взял девушку за руку и отвел ее к ожидающим поодаль гному и варку.
   - Ну и...
  Артис зажала Огру рот ладонью, тот кивнул. Они затаили дыхание. С Эллиаданом происходило что-то неладное, странное, хотя не сказать, чтобы страшное. Он по-прежнему зажимал уши руками - зачем, для чего? И снова у него начались конвульсии, не сильные, но несомненные. Постепенно судороги стали отчетливее, лицо эльфа на миг исказилось от боли, и сейчас же все закончилось.
  Эллиадан застыл на спине - неподвижный, почти окоченевший, с широко раскрытыми глазами. Темный понял, что можно дышать и тут же ощутил, что в его запястье больно впиваются ногти Артис.
   - Что теперь? - тихо спросил Огр.
   - Что с ним? - испуганным эхом отозвался Торн.
   - То, что он и обещал. Инсайт. Не пойму только, зачем нам нельзя было шуметь?
   - Слух обостряется, - пояснила Артис. Отчего-то они говорили шепотом. - И не только слух, но и все чувства, как мне объясняли.
  Эллиадан выглядел мертвым - дыхания не было не видно, не слышно, Темный взялся щупать пульс и не нашел. Глаза остекленели, стали почти прозрачными и прибрели неестественный блеск.
  Не решаясь как-либо тревожить эльфа, друзья расположились кружком под деревом чуть в стороне. Темный установил визор в центре круга и наконец решился, коснулся кончиками пальцев темной глади. Она была холодной и словно бы покрытой пленкой. Пальцы начали погружаться против воли, Темный облизал пересохшие губы. Где-то в невидимой глубине разливалось тепло, что-то билось и жило и это что-то вытолкнуло руку волшебника назад. Темный вытер ее о рубашку. Экран становился все светлее, как стекло, которое постепенно отмывают от пыли и копоти. Возникло ощущение, что смотрят они в экран на белую пустоту с большой высоты, хотя ничего еще не различалось.
   - Отойди, колдун, не засти.
  Темный, пятясь, отошел и сел, скрестив ноги, рядом с Артис.
  В пустоте шевелилась жизнь, пустота обретала плоть. Цвета сменялись - черный, зеленый, пурпурный, белый, золотой, зеленый, черный, алый. Черный с алым. Цвета двинулись. Зрители ахнули. Алое оказалось лентой в черных волосах.
  Изображение отодвигалось, словно тот, кто все это видел, отходил назад. Медленно, не спеша. Темный ожидал чего угодно, но только не такого. Реальная жизнь, подсмотренная в замочную скважину. Не сказка, не сон - жизнь. И Филландир был совершенно живым, волшебника продрал озноб, когда военачальник повернулся.
  Компания вжалась в дерево. Глаза эльфа пылали ненавистью и плотно сжатые губы презрительно усмехались, казалось, он сейчас выйдет и покрошит непрошенных свидетелей в капусту.
  Изображение еще отодвинулось. Послышался дружный вздох облегчения - Филландир смотрел не на них.
   - Никто не обмочился? - поинтересовался Темный.
   - Пока нет. Но не по себе стало, - признался Огр. - Я подумал, вот он щас выйдет... Это и есть ваш генерал? - получив согласное молчание в ответ, варк продолжил. - Не-е, я вроде не трус, но с таким парнем связываться бы не хотел. Врал все наш эльф, нормальный он, ихний генерал. Не может такой мужик... не быть мужиком.
  Артис фыркнула.
   - Прекрати, - сказал Темный.
  Огр немедленно замолчал.
  Экран показывал впечатляющую картину: Филландир на фоне закатного неба, с развевающимися волосами, перетянутыми кровавой лентой, при полном вооружении, а впереди, там, куда был устремлен взор военачальника, простирались в вечерней дымке холмы, ложбины, купы деревьев. И где-то у горизонта шевелилась темная полоса, неразличимая почти, но даже здесь и сейчас навевающая горькие, безумные, отчаянные мысли.
  Так движется пена далекого разрушительного вала. Так далекий дым предупреждает о сокрушающем все пожаре. "Это войско. Это армия, - понял Темный. - Наша, имперская армия". Никогда он не видел приближающейся армии неприятеля, но каким-то инстинктивным, древним как самосохранение чувством угадал в шевелящейся полосе необъятные, неисчислимые мощь и силу.
  Сознание волшебника раздвоилось. С одной стороны, он испытывал гордость, какой-то героический подъем, он почти понял, как это - сжимать тяжелый эфес в ладони, как идти шаг за шагом навстречу собственной гибели или бесконечной жизни в песнях; с другой же стороны, и в этом были, наверное, повинны кровавый закат и серые сумерки, он ощутил горечь и отчаяние - не страх, не сомнение, только сожаление, что жизнь кончается, и ничего с этим не поделаешь.
  Темный знал, что эльфы не сдадутся без боя, что они вообще не сдадутся, потому что как невозможно, чтобы Бог поклонился человеку, так невозможно, чтобы покорился эльфийский военачальник.
  Закат пламенел, словно хотел сжечь всю прошлую жизнь, все минувшие тысячелетия, всю бесконечную историю эльфийского народа. Изображение начало падать, а наблюдатель - взмывать ввысь, все выше и выше. Это напоминало смещение проекций разных уровней, да по сути изображение на визоре и являлось проекциями разных времен.
  За спиной Филландира простирались холмы, равнина и кромка леса, но этого не заметили зрители. Они смотрели на стройные недвижимые ряды, сверкающие сталью мечей и кольчуг, ощетинившиеся рогами боевых луков и невиданными навершиями шлемов.
  Огр что-то прошептал, впервые за многие месяцы перейдя на родной язык. От эльфийского построения захватывало дух, но по-настоящему у Темного прервалось дыхание, когда он увидел, насколько эльфов мало.
  Имперское войско приближалось, вырастало, вышагивало у ломаной линии горизонта, заслоняя ее от края до края, а эльфы стояли как вкопанные. Только плескалось зеленое знамя со звездчатым листом и серебряными звездами.
  Изображение сменилось внезапно, прыжком. Закат сменился тьмою, куда-то исчезли холмы. Но Филандира и его собеседника было видно хорошо, словно их освещал источник невидимого огня.
   - Вот это и есть Ванадил, - Темный поразился своему голосу, тому, как громко прозвучал он в тишине.
   - Да? - Артис придвинулась к визору.
  Ванадил как нарочно повернулся лицом к зрителям, спиной к Филландиру. У него были бледно-голубые, прозрачные глаза и в отличие от своего друга, он был в шлеме.
   - Знаю, - негромко сказал Филландир. - Только умереть геройски несложно. Нам нужно геройски, а хотя бы и нет, дожить до определенного момента. Иначе все попусту.
   - А это и я знаю, - изображение сместилось, на экране возникло то, на что смотрел Ванадил - частоколы обугленных деревьев, а перед ними неживая черная равнина, усеянная чем-то, чрезвычайно напоминающим трупы.
   - У меня бред, или я их понял? - послышался голос. Темный не сразу понял, что из реального мира.
  "О Господи! О, Тьма! Ведь они по-эльфийски говорили!".
   - Нет, Огр, это не бред.
   - А я думаю, что за чушь - слова не знаю, а смысл понимаю.
   - Видимо, экран так работает.
   - Спасибо ему на том. Смелые ребята, только почему их так мало?
   - Сколько нашлось, - ответила Артис. - Здесь была почти вся регулярная армия, но ведь Таннерил атаковали с нескольких сторон одновременно, там тоже нужны были защитники. А южане в войне не помощники.
   - И эти ребята защищали всяких там...
   - А они должны были их на произвол судьбы бросить?! Эль-марди воевать не умели, что с этим сделаешь. Линтис говорил, они все равно сражались.
   - А правители где? Прячутся?
   - Дурак ты, Огр, разве в Толонесфеде спрячешься от войны. Они на севере.
  Изображение вновь сменилось, затем еще и еще. Живые картины прежней эльфийской жизни заслоняли одна другую, путались. Темный не знал никого из увиденных, Артис - лишь немногих, но они смотрели. Смотрели, хотя не всегда понимали, что перед ними, все еще прошлое или уже будущее.
  
  Огромный, сказочно красивый город на краю земли у океана. Мелон и в подметки не годится. Уносящиеся ввысь белые кружевные башни, дрожащие капли на шпилях, белая стена и синий, шитый серебром двухвостый стяг над нею. Ветер разворачивает полотнище - на нем серебряный парус между бушующим морем и взъяренным небом.
  
  Лес, поляна, костер, разбрасывающий искры, в поднимающемся горячем воздухе танцуют огненные мотыльки. Переливаются, трепещут крыльями, взблескивают и затухают. Пятеро эльфов, точнее, эльфиков, что ли (Темный запутался, не зная, как назвать эльфийских детей) - три мальчика и две девочки неотрывно смотрят на танец огня. Дети как дети, только уши острые, да и они видны только у двоих мальчишек: темноволосого, остриженного и каштанового с повязкой. Третий был ни то, ни се, ни мальчишка, ни девчонка. Явный, рафинированный, кристально чистый эль-марди. Вот из таких и вырастают "всякие там". У Темного создалось впечатление, что в компании кого-то не хватает, что детишки кого-то ждут.
  
  Серые неприютные скалы, снег, ветер, холод. Кое-как горящий костер на скальном карнизе, пламя то и дело ложится под свирепыми порывами. У огня эльфы. Никто и никогда не видел столь плачевно выглядящих Вечных. Обледенелые лохмотья, синие лица, почти все в окровавленных повязках.
  Ветер бросает пригоршни снега в эльфов, те даже не морщатся. Женщина прижимает к себе мальчишку, сына, не сказать, что маленького, но и не большого. В лице матери промелькивает нечто знакомое, а сына Темный разглядел плохо. К костру подходит статный эльф в плаще, откидывает капюшон.
  Темный с изумлением узнал короля или, как там, толиннэ. В лице бесконечные усталость и жалость, но осанка идеальная. Правитель и подданные обмениваются долгими-долгими взглядами, говорить им не о чем.
  
  Филландир, которого Темный узнал не сразу. Подросток. В мокром плаще, с мокрых волос на мраморный пол стекает вода, а на лице упрямая почтительность. Филландир стоит по стойке смирно перед столом в большой комнате со стрельчатыми окнами и, кажется, с колоннами. За столом помещается эльф, похожий как две капли воды на Филландира теперешнего. В глазах его неудовольствие, гнев, но с немалой долей гордости.
   - Раз ты сам это сказал, - небрежно бросает взрослый "Филландир", - то назови и срок.
   - От десяти до двадцати лет, - наклоняет голову Филландир младший и, по-видимому, истинный.
   - Почему?
   - Меньший срок не будет являться наказанием, а больший вызовет резонанс в личном составе.
   - Хорошо. Ты и сам, наверное, уже понял - пятнадцать. Не забудь снять знаки различия, я тебя знаю. Замену себе выберешь по своему усмотрению. Что ты хочешь сказать?
   - Как распределятся должности в случае непредвиденной ситуации, в случае, требующем вмешательства?
   - Не нахальничай, Филландир. Я сделаю все, чтобы за пятнадцать пошедших за этой минутой лет на нас не напали гномы и ничего не приключилось в Виринэлле. Так что на досрочное возвращение к должности не рассчитывай. Все устраивает?
   - Да, - вновь почтительный кивок-поклон.
   - Не все.
   - Как с "Вириаддом"?
   - Никак, - пожимает плечами отец. - Он твой. Ты же не так глуп, чтобы повторять подобные опыты, по крайней мере, до истечения срока.
   - Спасибо, - Филландир кланяется по-настоящему. Видимо, с "Вириаддом" могло выйти и по-иному.
   - Не стоит. Иди, мореплаватель.
  
  Дрожащий алый свет факелов... Прежде, чем зрители успели что-либо разглядеть, Торн вскочил на ноги и заорал:
   - Это же Королевские Чертоги! Убейте меня, если нет! Это же Нахар-Золаир!
  Темный флегматично пожал плечами. То ли еще будет. Торн, не дождавшись должной реакции, ворча, уселся.
   - Тихо, борода. Смотри. Вон ваш эльфов посол.
  По коридору на визоре двигалась процессия - впереди строй гномов, сверкающих драгоценностями и сталью, замыкающие тоже гномы. В центре - группа из семи эльфов, одетых, мягко говоря, странно. В некие помеси женской нижней рубахи и монашеского одеяния братьев.
   - Что за саваны на них?
   - Схаэнди, - сказала Артис.
   - Церемониальная одежда, - более вразумительно пояснил гном.
   - Обалдели. Я в такой и помирать бы не лег.
  Эльфы тем временем помирать также не собирались. Они разговаривали: то друг с другом, то с сопровождающими гномами. Но самое занятное состояло в том, что двое разговаривали без слов.
   - Сделаешь? - спросил Филландир.
   - Да, - ответил шедший в нескольких шагах сзади эльф, по всему видно, тот единственный пробившийся к гномам южанин. Интересно, поймет ли Торн на сей раз, кем является этот помощник посла.
   - Как погода?
   - Хорошая, солнечная. Были тучи со стороны Большого Кряжа, но до дождя дело не дошло.
   - Молодец, синоптик.
   - Стараемся.
   - Как самочувствие господина посла?
   - Так себе. Поясницу ломит по-прежнему. Голова не болит, но докучает левая пятка.
  Темный с искренним восхищением слушал эту галиматью. Это какую же силу воли и концентрацию мыслей надо иметь, чтобы вести две несвязанные между собой беседы одновременно, да одну еще мысленно и иносказательно. Темному и вычленить зашифрованную беседу было непросто, а понять - никакой возможности. Понятно лишь одно, военачальник и здесь поспел вовремя.
   - Ну, борода, влипли вы, - хохотнул Огр. - Эльф-то, по всему видать, дурак дураком. Только кем вы-то выходите?
   - Подлецы, гадюки... Пригрели змею на груди...
   - Зато умнее некоторых.
   - Умнее... Не ум, а подлость. Лиса тоже хитрая, а не скажи, что умная. Подслушивают, подглядывают, вынюхивают - тьфу.
   - Торн, а у вас разведка есть?
   - Есть, да не такая. Не один гном на предательство не согласится, хоть ты его засыпь золотом. А у эльфов ложь в крови.
   - Ой, Торн, достаточно комплиментов, - поморщилась Артис. - если эльфы применили шпионаж, значит поделом вам. И если ваше государство до сих пор существует, значит ничего сверхважного они не украли.
   - Их только пусти...
  Артис хотела ответить, Темный толкнул ее в бок. Его совсем не интересовали перипетии отношений эльфов и гномов, а изображение вновь сменилось.
  Огр наконец зевнул.
   - Надоело, ну и канитель.
   - Спи, - отозвался Темный.
   - А вы всю ночь здесь будете торчать как три совы.
   - Я не буду, я тоже спать хочу, - сказал Торн. - От безделья устаешь больше, чем от работы. Голова ровно как опухла.
  Темный понял, что его тоже тянет в сон. Видимо, Торн говорил правду.
   - А мне спать не хочется, - Артис с интересом смотрела в экран. - Вы спите, а утром я вас разбужу.
   - Не заснешь?
   - Стану засыпать, тебя разбужу.
   - Почему меня?
   - Остальных не добудишься. Все, молчите. Спите - не спите, но не мешайте.
  Темный молча кивнул, лениво глядя на визор. Какая ирония. В проекции вновь были отец и сын, и вновь, судя по виду, немалого ранга, и вновь сынок что-то натворил, но как небо и земля отличались эти двое от Филландира и его отца.
   - Нет, нет и нет, - сынок покачал ногой, возлежащей на подлокотнике кресла.
   - Почему нет?
   - Как почему?! Не хочу! Папа, ты мне вразумительно объясни, для чего мне эти тренировки? За-чем?
  Темный усмехнулся про себя. Хорош сын, да и папаша недурен. Кто же так сыновей воспитывает. По внешности родственные связи эльфов угадывались крайне смутно. Развалившийся в кресле в почти неприличной позе - ноги выше головы - юноша был... красивым... Нет, Темный никак не мог подобрать слова. Смазливый, это ближе, но все равно не то. Он был бы прекрасен, будь он женщиной. А так... Ничего, кроме странных и неприятных ассоциаций у Темного эльф не вызывал.
  Папа его выглядел прилично, достойно, но по сравнению с блеском сына как-то блекло, бесцветно и скучно. Обыкновенное для мужчины лицо отца, несколько простоватое казалось смешным рядом с ослепительной улыбкой и мерцающими глазами отпрыска. Темный наперед знал, чем обыкновенно заканчиваются подобные разговоры - невооруженным глазом видно, насколько сынок привык вить веревки из родителя.
   - И вместо того, чтобы заняться чем-нибудь полезным - а у меня светотени еще не всегда получаются - я как сумасшедший вынужден размахивать стальным прутом! Папа, это смешно, мне надоело. Я не Филландир.
   - При чем здесь он?
   - Как же при чем. Рассказывают, он едва не спит с клинком.
   - Рассказывают вообще много чего.
   - Но дыма без огня не бывает. Из меня не выйдет воина, да ты же этого и не хочешь, верно?
   - Конечно.
   - И полководца из меня не получится, темперамент у меня не тот. От случайного противника я как-нибудь отобьюсь, будь спокоен, но один против армии я выступать не намерен.
  Отец только покачал головой.
   - Папа, я и оружие - две вещи несовместных. Я дико выгляжу с мечом в руках, мне самому противно. И потом, я не убийца.
   - Это уже чересчур.
   - Нет, - сынок сменил тон. - Па-а-ап, прошу тебя, отмени все эти тренировки. Ты посмотри, на кого я стал похож.
   - Я не вижу, чтобы ты сильно изменился, - отец почти уже сдался, но решил прибегнуть к последнему средству. - Ты ведь знаешь, для чего я это делаю. Второго... подобного я не переживу.
   - О-о-о, - сынок скинул ногу с подлокотника и зажмурившись, потряс головой. - Папа, вот этого не нужно.
   - Нужно. Я уверен, если бы...
   - Замолчи! - завопил отпрыск, шустро вскакивая. - Замолчи, папа. Извини, - прошептал он тихо, падая в кресло, - но не упоминай, не говори, не думай, не вспоминай. Если бы... если бы... мы ведь не знаем, что было бы... А я и знать не желаю.
   - Почему? - спросил отец с таким выражением, что сын закрыл лицо руками.
   - Не хочу, - с усилием время спустя ответил юноша, отнимая ладони от лица. - Понимаешь?
  Отец наклонил голову. В его глазах Темный с безмерным удивлением увидел такие же живые картинки, что сейчас наблюдались на экране. Рисунок в рисунке... еще один способ общения, доступный только Вечным.
   - ... папочка! - навстречу отцу вылетает карапуз - по человеческим меркам лет пять - шести. - Папочка, ты вернулся! А где мамочка! - сыночек висит на шее папы, весело болтая ногами и не замечая, что родитель еле-еле стоит сам. - Ну где? Почему ты молчишь?
   - ... нет! Я хочу мамочку, ты слышишь! Сам ты вернулся, а мама где?! Вот уходи, уходи и не приходи без нее! Уходи назад, я ее хочу, ты мне не нужен! Я маму хочу, найди мне ее, верни! Кто братика обещал, кто?! Обманул, да. Все, все! Уходи! Я люблю только мамочку! А тебя не-на-ви-жу!
  Эльфик золотым вихрем исчезает. Отец его так и остается стоять на коленях, спрятав лицо в ладонях...
   - Па-а-ап, я не хоте-е-ел, - мальчишка, весь зареваный, прижимается к отцу. - Я не то хотел... Не уходи, пап, я боюсь один. Не уходи! - у эльфика, кажется, снова начинается истерика.
   - Не уйду.
   - Правда? Правда-правда?! Я так испугался... Ты не умирай, пап, только не умирай.
  Рука родителя, лежащая на золотых локонах, начинает мелко дрожать.
   - Можно ведь умереть, если сильно расстроишься, да? Ты не умирай, я не буду тебя расстраивать. Папа, я боюсь, скажи что-нибудь.
   - Не бойся, сынок. Пока я тебе нужен, ничего со мною не станется. Я все для тебя сделаю. Все. Ты единственное, что у меня осталось. Единственное... Я не уйду.
  
  Среди ночи Темного разбудил толчок.
   - Просыпайся, Темный. Вставай. Ну, вставай же.
   - М-м-м... Что такое?
  Послышался всхлип.
   - Артис! Что случилось?
  Девушка вытерла глаза и шмыгнула носом.
   - Я больше не могу на это смотреть. Не могу, слишком страшно.
  Темный в недоумении смотрел на ту, что не плакала над умирающим возлюбленным, но лила слезы по давно минувшим дням посторонних эльфов.
   - Что там такое?
   - Смотри.
  Нерасположенный со сна к эмоциональным излияниям волшебник сухо констатировал по себя: "Пожар. Все ясно. Паника".
  - Это еще ничего, это еще можно... а вот до этого было... - Артис разрыдалась по-настоящему.
   - Ты чего, чего? Это же картинки.
   - Это жизнь, только прошлая. Все это было по-настоящему.
   - М-да. Было да прошло. Ложись, спи, я посмотрю. Пророчеств не было?
   - Нет.
   - Ну и ладно. Спи.
  Артис и сама не знала, что на нее нашло. Скорее всего, она расслабилась, и все переживания прошедших дней вылились наружу, стоило дать толчок. Она не могла больше видеть кровь и смерть, на сегодня было более, чем достаточно.
  Теперь Артис знала многое из того, чего раньше не понимала. Знала, почему поссорились Линтис и Филландир; почему никто так и не узнал о случившемся в Аривэльде с королевской семьей; она видела, как Линтис согласился быть советником. Не знала Артис одного - является ли теперешняя внешность второго советника реальностью. Она могла оказаться искусной копией, иллюзией, как и вся показушно-спокойная жизнь эльфов.
  Они залечили или замаскировали раны, научились пользоваться увечными руками и исковерканными душами, научились жить со страшной памятью в сердце, но никогда почти начисто отрубленная рука не станет такой же ловкой, как и прежде. Никогда искалеченная, насмотревшаяся на гибель близких душа не сможет любить, радоваться, удивляться этому миру.
  Люди победили, безоговорочно и абсолютно. Эльфы мертвы, и осталось лишь дождаться соединения пока еще живых тел с давно покинувшими пределы мира душами. Ничего, что дожидаться придется несколько тысячелетий. Какое значение может иметь время для одержавших победу в битве за завтрашний день.
  
  Глава 8. Северные горы снаружи.
   - Не нравится мне здесь, - Артис со скорбной миной осмотрелась. - Не люблю я, видимо, горы.
   - Как же можно их не любить, - Торн был в своем обычном настроении; по выходе из леса он вновь разговорился и почти перестал ворчать. - Это кости земли! Это сила! Глянь, а, загляденье - сила, мощь, твердость; худому человеку, а хотя бы и гному, здесь делать нечего. Горы вмиг распознают, кто ты есть: трус, лжец, ленивец - они здесь долго не протянут. Нет, только сильный и умный найдет верную тропу, горы сами покажут...
  Артис странно взглянула на гнома, а Эллиадан даже на месте застыл от слов подгорного жителя.
   - А еще - небо. Мы не любители вверх смотреть, да облака считать, - это явно был камень в Эллиаданов огород, хотя Торн эльфа и взглядом не удостоил. - Но ведь вот оно - смотрит.
   - М-да, Торн... Ты и заговорил... Так можно всех жителей равнин и лесов в подлецы записать. Не знаю, как насчет "сами горы покажут", мы ведь в Вирессу так и не попали, но то, что трусам и глупцам по горам не ходить, это верно. И все-таки не мое это место, и не хотела бы я здесь жить. Не растет ничего, голые камни, снег почти что летом, вода противная... Извини, Торн, но ведь и тебе лес не по нраву.
   - Да уж конечно, чего сравнивать. А, впрочем, каждому свое. Для разного металла - разные горнила, так я думаю. А ты, Дан, чего молчишь?
  С легкой руги Огра теперь и гном звал Эллиадана сокращенно.
   - А нужно что-то добавить? Мне здесь, как ни странно, нравится. Разве что не жарко...
  Эльф, несмотря на близкий костер, поплотнее закутался в плащ, поменявший не менее десятка не слишком опрятных хозяев, прежде чем обрести недолгий покой на чучеле, охранявшем дальние запущенные поля. Более всего эльф походил теперь на нищего, ровно сейчас с паперти. Штаны коротки, все в заплатах; куртка драная, будто ее усердно боронили, про обувь и говорить нечего - эльф ее сам смастерил, благо помощников ему не нашлось. Темный был уверен, появись их пророк в таком виде перед гномьими вратами - пустят и слова не скажут. Убогим не отказывают. А вообще, странный эльф. Даже им, непривередливым в смысле гардероба путешественникам было поначалу странно и неуютно смотреть на такой красочный наряд. Артис же, увидав Элиадана в его теперешнем виде впервые, сначала истерически расхохоталась, а потом едва не расплакалась. Самому эльфу было явно и совершенно плевать, как он выглядит. Черта очень и очень чуждая его народу. Теперь вот горы - разве лесные эльфы любят горы.
   - Мне нравится такая близость к небу, - тихо говорил тем временем нестандартный вечный, - и одновременно немного страшит. Ты хорошо сказал, Торн, оно смотрит, и, более того, оно видит.
   - Эллиадан, ты в Бога веришь? - немедленно задал Темный давно просившийся наружу вопрос.
   - Да.
  Вот и еще. Верующий эльф... Волшебник вспомнил свой спор со Всевышним.
   - А эльфы в целом?
   - Тоже. Верующие, но не поклоняющиеся.
   - В кого верующие, во Вседержителя?
   - В нашем языке ему нет имени. Впрочем, Вседержитель, это тоже, скорее, титул, чем имя. Мы называем его Творцом или Отцом, да и вообще стараемся не упоминать понапрасну. Дословный перевод некрасив, но точен - Отец-Создатель.
   - Ага. А Хаос? Или это не оттуда?
   - Оттуда. Хаос - это мать, источник жизни. Я не понимаю, почему люди забыли о ней. Странно получается, отец есть, дети есть, а о матери ни слова.
   - И правильно, - ляпнул Торн. - Хаос - это смерть, это разрушение всего, он ничего не может сотворить, только уничтожает.
   - Хаос не может творить, это верно, но также он не способен уничтожать. Это не смерть, это просто нежизнь, там ее и быть не может. Хаос ни плох и не хорош, он не приносит ни зла, ни добра; это просто неупорядоченное, это неиссякаемый источник энергии. Задумывает и творит Порядок, но без энергии его замыслы так замыслами и остались бы.
  Торн покачал головой.
   - Я не заставляю тебя думать так же, - пожал плечами Эллиадан, - хотя то, что ты не веришь в положительную сторону Хаоса - лишний довод в мою пользу. Вы, гномы - любимцы Отца, в вас Порядок неизмеримо сильнее.
   - А вы, эльфы - маменькины детки?
   - Конечно.
   - А люди? - не выдержал Темный. Он вспомнил сказку о том, что одного брата любил отец, второго - мать, а третий им обоим нужен был меньше, чем собаке пятая нога.
   - А вы общий любимцы, в вас и Хаоса и Порядка поровну. Последние и самые удачные потомки.
   - Судя по твоим словам, варки и вовсе соседские.
   - Почему же, нет. Вы - как люди. Я не совсем понимаю, почему вы называете себя варками.
   - А и никто не понимает, - тихонько пробормотал волшебник.
   - Чего ты бормочешь, колдун! Как же нам еще зваться. Как люди, значит...
   - Да.
  Эллиадан замолчал, глядя в небо. Артис вдруг сказала, ни к кому в отдельности не обращаясь:
   - Значит наступит день, когда все несовершенные творения исчезнут. Так бывает всегда, это закон. Останутся только люди и варки.
  Никто не ответил, а Темный вспомнил Эллиаданов инсайт и то, о чем так и не спросил.
   - Эллиадан, если бы открылись Врата Энолиара, вы ушли бы?
   - Наверняка. Наши уже на все готовы.
   - А ты?
   - А что - я? Я пытался однажды, меня не пускает. Я ведь только потом понял, что могу Врата в межзвездную пыль разнести.
   - Это из-за каналов?
   - У меня все из-за каналов, это, наверное, тоже. Но ведь ты не то хотел спросить.
   - Верно, не то. Я хотел узнать, что такое Дэлвэ-Нор.
  Эллиадан вздрогнул и обернулся. Лицо его было серьезно.
   - Дэлвэ-Нор?
   - Да.
  Эльф опустил глаза.
   - Что ж, попробую объяснить. Это связь между душами двоих или реже нескольких разумных существ. Как и почему она возникает, мы не знаем.
   - Не понял. Любовь?
   - Не обязательно. Связь. Связать можно любящих, а можно и ненавидящих. Нет, это другое. Дэлвэ-Нор встречается крайне редко, еще реже, чем настоящая любовь, он невидим, не регистрируем практически никакими способами. Можно быть дэлвэ для кого-то, прожить всю жизнь и никогда об этом не узнать, хуже не будет. Но если дэлвэ встретятся, то не расстанутся уже никогда. Им может быть плохо друг с другом, они могут ненавидеть друг друга, но между ними связь - и она способна творить немыслимые, невозможные вещи. Дэлвэ, если действуют заодно и умеют распоряжаться своей силой, становятся практически всемогущими. Да, еще - Дэлвэ-Нор бывает разных степеней силы, но при более тесной связи дэлвэ сливаются воедино.
   - Вот это - бред.
   - Да нет. Не даром же существуют легенды о дву- и триединых богах.
  Темный на миг растерялся от такой очевидной галиматьи, чем немедленно воспользовался Огр, заявивший, что неизвестно, как всем присутствующим, а ему доподлинно известен способ слиться при близкой связи воедино, не будучи никакими дэлвэ. Варка хором попросили замолчать.
   - Откуда вы такое знаете?
  Эллиадан вскинул брови.
   - Ну да, ну да, сморозил. Тупею, заразился от некоторых... Вы, эльфы, сами, лично, этих дэлвэ видели?
   - Конечно, они и среди нашего народа встречались. Я и сам видел.
   - Это кто же? - быстро спросила Артис.
   - Феордал и Кириэль.
   - Так они же погибли, - не понял Темный.
   - И?
   - Как же может погибнуть всемогущий?
   - Может, - грустно улыбнулся Эллиадан. - Очень просто.
   - Ага. И послал Бог сына своего... Легенды.
   - Для нас - нет.
  Эльф помолчал и вдруг взмахнул рукой. Темный едва не упал в костер. Одно дело в проекции, а другое - вживую. Торн и Огр, проспавшие соответствующую картинку, дико заозирались. Перебор струн лютни (этот инструмент Темный мог отличить) был ясен как небо над головой, но самих струн не было.
   - Ч-ч-что эт-то?
   - Это я, - глядя куда-то вдаль машинально ответил Эллиадан. Не отрывая взора от чего-то невидимого пока, эльф негромко запел, по-имперски.
  Сквозь саван тысяч дней
  Под тысячи ветвей
  Не проникает звезд далекий свет.
  И снова, как сквозь сон
  Я слышу голос твой,
  И я кричу - лишь лес шумит в ответ.
  
  Среди лесных цветов
  И крыльев мотыльков
  Теряется мой разум без следа,
  Пытаюсь я опять
  Былую жизнь догнать,
  Но только явстственней становится беда.
  
  Твои шаги - обман,
  Твой стан - лесной туман,
  И словно призрак я скитаюсь в темноте
  Из тысяч дней и лет
  В надежде на рассвет
  На лучик света в этом страшном сне.
  
  Вот снова, как всегда
  Летит с ветвей листва,
  Я видел это сотни тысяч раз.
  Средь золотой листвы
  Ищу твои следы,
  Чтоб заглушить отчаяния приказ.
  Сквозь мертвые года
  Вслед за тобой - куда?
  Вокруг так пусто, страшно и темно...
  Лететь, бежать, идти,
  Чтоб там, в конце пути
  Бессмертье кончилось, а как - мне все равно.
  Под тихий голос растворялись северные горы, и вырастали на их месте другие, выше, круче, с обрывистыми скалами и острыми пиками в облаках. Странного, мутно-зеленого цвета скала, словно нарочно поставленная над волнами... Вода то обнажает острейшие бело-зелено-голубые обломки внизу, то скрывает их под пеной, взлетающей высоко в небо. И на краткий миг показалось, что пенная вершина ближайшего вала приняла розовый оттенок, а в бирюзовой толще качнулись алые полосы.
  Темный сморгнул, и иллюзия пропала. Впрочем, нет, виденное иллюзией не было, не было оно ни мороком, ни миражем, а чем - Темный не знал.
  Эллиадан, все такой же неподвижный и посеревший, сказал совсем тихо:
   - Он был моим отцом, хоть и не зачинал меня. Он был последним мудрецом нашего народа, последней надеждой. Он был дэлвэ, - добавил эльф после долгой паузы. - Им повезло, они любили друг друга, так что Дэлвэ-Нор не мешал, но он и убил Феордала.
   - Мне не понять, - жестко произнес Огр. - Это слабость, это бесчестие - лишить себя жизни, да и просто думать о таком. Надо было жить.
   - Как может жить тот, кого наполовину нет. Кириэль не стало, не стало и Феордала. Сначала умерла душа, он сошел с ума, а тело без души не живет. Я не видел его тогда, все очень боялись... но разве я не замечал слез, не слышал разговоров. Разве я не видел когда-то в Эрихэле то, что видели сейчас вы. А песню эту, последнюю, сложенную остатками всего существа, я знал прежде, чем услышал... ушами. Все кончилось, все кончилось еще тогда... Иногда мне кажется, что вместе с дэлвэ умерли и все мы.
  
  И вновь Темный не мог найти себе места, после инсайта он вообще плохо спал, словно все происходило с ним. Эллиадан не был сумасшедшим, да, он бывал странноватым и не всегда адекватным, но с психикой у эльфа серьезных проблем не наблюдалось. Зато сам волшебник едва не спятил, сидя перед экраном визора, особенно в последнюю ночь. Путаница во времени, событиях, в степени реальности мира вокруг теперь Темного не удивляли, поскольку имелось все перечисленное у него самого.
  Волшебник лежал неподвижно, глядел в небо и будущее представлялось ему таким же черным и недоступным для понимания. Сегодня живем, а завтра не видно.
  Эллиадан, как выяснил Темный, кажется, и совсем не спал. Несмотря на это, он делал вид, будто лег спать, может быть, не хотел досужих вопросов, а, может быть, надеялся, что сон все-таки придет. Волшебнику вспомнились упражнения по вечерам в Широколесье - не зря и недаром эльф старался к ночи вымотаться совершенно, так заснуть было легче. После инсайта же и усталость не помогала. Эллиадан сидел, прислонившись к камню и неподвижно смотрел в угасающий огонь и так всю ночь, и все ночи напролет.
  Они не разговаривали, хотя Эллиадан с его слухом, конечно же, понимал, что и Темный не спит. Не о чем было разговаривать, не за чем, да и попросту вредно. Но сегодня все было не так, волшебник уловил сначала шорох, а затем шепот, еле слышные слова.
   - ... опять не спишь.
   - Не могу заснуть.
  Эллиадан усилием воли заставил себя замолчать, чтобы не сказать лишнего. Две противоположности боролись в нем, страх против страха, ужас против кошмара, боль против боли. Держать все в себе не было уже сил, страшно было оставаться одному наедине с навязчивым ужасом перед этим миром, перед страшной памятью ни о чем, перед необходимостью засыпать и просыпаться (каждый раз он боялся, что проснется не там, где заснул), перед самим собой. Но рассказать... нет, нет, даже не рассказать, об этом и подумать жутко, а даже намекнуть, приотворить дверь в себя... нет, совсем немыслимо, и Эллиадан не знал, чего же он теперь боится больше.
  Пальчики Артис легли осторожно сзади на плечи, она и обнять его боится, боится сделать что-то не так, и ее он заразил... Легкие касания эти почему-то показались настолько мучительными, что Эллиадан едва сдержался, чтобы не вырваться. Тугой клубок в душе поднялся к самому сердцу, перехватывая дыхание; воспоминания о том, что не вернуть, о себе прежнем отчаянно боролись с пробивающейся надеждой. Слова рвались наружу, но ни за что, никак не выговаривались. Артис прошептала Эллиадану в самое ухо:
   - Ты боишься... я знаю, знаю, чего... Того, что все это, все вокруг, все мы и я тоже - все ненастоящее, только сон. Что однажды проснешься, и увидишь - ничего нет, увидишь, что ты снова... там.
  Эллиадан скрипнул зубами. Каждое слово падало на сердце каплей расплавленного свинца. Зачем она так говорит!
   - Ты боишься себя, потому что изменился за две недели больше, чем за всю предыдущую жизнь. Ты нас боишься, потому что не знаешь, сон мы или правда.
  Артис сама не знала для чего и почему говорит такие слова, она чувствовала, как дрожит Эллиадан, чувствовала его чудовищное напряжение, но не могла остановиться.
   - Ты не веришь ни словам, ни своим глазам, потому что слишком часто они обманывали тебя...
  Он то ли хмыкнул, то ли всхлипнул, Артис поняла - "если бы я еще мог верить или не верить... если бы я мог выбирать!".
   - Пропади пропадом все слова... иногда я сама думаю, а не сон ли, что-то слишком чудно получается... и тебя я порой совсем не узнаю... Я не могу сказать, что все будет хорошо, потому что не знаю. Я ничего не знаю, я даже не знаю, кто ты теперь, кто я сама... Я как-то сказала, что справлюсь сама с... ты помнишь? Я не смогла. Мне плевать, Эллиадан, сон ты или нет, я не хочу об этом думать. Пусть сон, пусть... Но сейчас-то можно о том не думать? Мы поменялись с тобой ролями, и я говорю - прости, прости, но я... Пусть это было давно для тебя, пусть ты плохо помнишь, пусть ты не можешь чувствовать того же...
  Эллиадан оцепенел, он не понимал того, что творилось у него внутри. А там все замерло, покрылось льдом и не двигалось, не билось. Умерло. Ему стало страшно по-настоящему.
   - Это не твоя вина, нет... не слушай меня... я никогда не понимала, для чего любить того, кто ответить не может... Не слушай меня, не думай...не заставляй себя вспоминать прежнюю жизнь, ничего нет хуже мертвого чувства, которое выдают за живое. Мне не нужно, чтобы ты меня любил, слышишь. Мне все равно...
  Этих слов Эллиадан уже не мог вынести, он помотал головой и закрыл лицо руками. Артис испуганно замолчала и даже отодвинулась. А эльф провел по глазам ладонью и повернулся.
   - Мне не все равно.
  Девушка опешила - Эллиадан улыбался, так, как умел только он один, но из глаз его капали слезы. Она не понимала, что произошло, но видела - он не вернулся еще, конечно, нет, но захотел вернуться. Не такой, как прежде, другой, знакомый лишь отчасти, но все равно ее, самый лучший во всей Вселенной.
  А Эллиадан понял, что тот комок в груди лопнул. Гнойник прорвался - это было больно, неприятно и грязно; осталась пульсирующая рана, обнаженное кровавое месиво души, но вся мерзость покинула ее. Грязь, что снаружи, отмыть нетрудно, и раны заживают. Он сам обнял Артис, зная, что теперь может это сделать. Ему было все равно, что Темный не спит и наверняка все слышал. И теперь слышит.
  
  Утром Темный едва сдержал улыбку, глядя на Артис с Эллиаданом. Девушка ничего не заметила, эльф смутился. Огр, моментально уловив витающие в воздухе амурные настроения, перевел разговор на интимные темы.
   - Слушай, Дан...
   - Слушаю, - обернулся "Дан", который, впрочем, был рад тому, что никто не зовет его "эльфом". И как-то само собою повелось в последние дни, что Эллиадан наравне с Торном стал ведущим. Мест он, разумеется, не знал, но на коварных заснеженных тропах чувствовал себя порою увереннее гнома.
   - Мы вроде как уже говорили, но все равно...
   - Так-так, - прервал Огра Эллиадан, - начались непристойные вопросы. О чем же еще ты забыл спросить?
   - Нормальные вопросы. Я просто понять хочу. Вот наш бородатый вещал как-то раз, что... э-э... забыл как у вас называется, что-то деревянное, у остальных - нация...
   - Ветвь.
   - Вот. Торн, ты же говорил, что эльфы разных ветвей различаются.
   - А если бы не различались, то и ветвей бы не было, - резонно заметил гном.
   - Истинная правда, - кивнул Эллиадан. - А то, о чем ты хочешь спросить... Да, различаемся, и по этому признаку тоже.
   - И самые такие - южане?
   - Разве? Ну, допустим...
   - Ну вот я и хотел узнать, отчего они все такие неправильные. Вы знаете и ничего с этим не делаете... Может, лето жаркое чересчур, или еще что... у вирессийцев, знаешь ли, тоже бывает... А вот кто на севере живет - мы, гномы ли, люди, да и ваши тоже - самые нормальные, мужики что надо.
   - М-да... План спасения эль-марди от тотального вырождения - переселить всех сюда. Ну да, в какой-то степени это снимет проблему, вырождаться станет попросту некому. А если серьезно, с чего вы взяли, что все эль-марди неправильные?
   - А как же иначе, - удивился Торн, - бездельники, развратники, шпионы...
   - Это кто шпионы, эль-марди?!
   - Они самые. Ты, может, не знаешь, а ведь один из них, этот, Аварион, был специально к нам подослан.
  Эллиадан резко обернулся.
   - Аварион!
   - Знаешь его, что ли? То есть, знал.
   - Нет, - потряс головой эльф. - Как я мог. Мои родители знали хорошо. И он был шпионом...
   - Да. Пока у тебя было предвиденье, мы увидели. Ты прости, конечно, но это подлость и предательство. И ведь не кто-то оказался соглядатаем, а именно южанин. Другому, поди, противно, стало бы...
  Эллиадан поморщился.
   - Торн, не говори так об Аварионе, - сказал эльф несвойственным ему твердым тоном. - Ты не знаешь и не можешь знать всего. А насчет предательства... прости, не хотелось бы напоминать.
  Огр резко сменил тему, как только глянул на вмиг ощетинившегося гнома.
   - Ну-ка, объясняйте, не тяните. Чего там у вас произошло, кто кого предал?
   - Никто никого, - фыркнул Торн. - Это эльфы напридумывали невесть чего, разобиделись.
   - Это, знаешь ли, объяснимо. Я не знаю, что у вас говорят по этому поводу, хотя догадываюсь, но эль-хилари, те, что перешли через Льдистый, рассказывали мало приятного. А эль-хилари, сам понимаешь, к преувеличениям не склонны.
   - Стоп, - Темный и в самом деле остановился. В памяти его вспыхнула картинка - снежные пики, ветер, огонь на карнизе и полумертвые, ободранные, окровавленные, окоченевшие эльфы.
   - Что? - не понял гном.
  Эллиадан пристально взглянул на волшебника и кивнул.
   - Да словами говорите, колдуны паршивые!
   - Видел я этот переход через Льдистый. Не стой столбом, Огр. Видел. Не знаю, что там произошло, Торн, а только эльфы, похоже, имели все основания обидеться. И надолго.
   - Это за что же!
   - Ну ведь полезли они зачем-то в эти скалы. А, Торн? Женщины, дети, раненые...
   - Ты на что намекаешь!
   - Не намекаю. Раненые, полагаю, встречаются после битвы. Только вот для чего тащить их в горы? Я прав буду, если скажу, что ваша с эльфами размолвка по времени совпадает с взятием Фардона?
  Огр не дал Торну и слова вставить.
   - Что, борода, помощи не оказали? Или убежища не предоставили? Или, того интересней, сторону людей приняли?
   - Замолчите! - рявкнул Торн так, что горы затряслись и все в испуге замерли. Борода гнома встала дыбом, а лицо побагровело. - Обманули, предали, слово не сдержали! Конечно, так про нас думают. А у нас тоже дети и женщины есть. Эльфы первыми нарушили договор, применили магию. Вы бы знали, что они сотворили, а потом нам пеняли. Выполнять свои обязательства по договору с лжецами! Нет, так низко мы еще не пали. Да! Мы закрыли Врата! Да, эльфы пошли через Льдистый! Не надо обманывать.
  Друзья переглянулись, точнее переглянулись Огр и Темный - оба поняли, что натворили гномы. Остальные и без того знали.
  Эллиадан помолчал, а затем сказал:
   - Я не представляю, о чем ты говоришь, Торн. Я не знаю о применении магии под Фор-Адоном, мы вас не обманывали, но ты говоришь правду.
   - Разумеется!
   - Я не о том. Правда правдой, но слышится в ней что-то... Не мне судить, Торн, я не был под Фор-Адоном, я как раз в тот год и родился, я не могу доподлинно знать, что там произошло. Но я видел тех, кто вернулся в Таннерил, видел уже многие годы спустя - они все еще не забыли... Мой друг, его теперь нет в живых, при битве за Эль-Хилар был еще ребенком, по человеческим меркам, наверное, лет десяти, он и рассказывал мне о том времени...
  Торн хотел возразить, Артис дернула его за рукав.
   - Эссалар? - спросила она эльфа.
   - Да, он. В той битве за город у него убили отца, и сам он впервые убил, но страшнее всего для Эссалара оказался тот самый переход, тот самый Льдистый Кряж, где осталась треть выживших в битве. Ты, Торн, тоже не видел битвы собственными глазами, ты не закрывал Врата своими руками. Ты лишь читал.
   - И что ты хочешь сказать?
   - Возможно, мы оба правы и оба ошибаемся. Нам рассказали не так. Не потому что хотели обмануть, а потому что сами обманулись.
   - Как это обманулись?! Как можно обмануться, если эта дрянь чуть в пещеры не полезла!
   - Какая дрянь? - опешил Эллиадан.
   - Ваша. Молот против гвоздя дам, эльфы сами ее и сделали, да от нее же и деру дали.
   - Торн, ты о чем? О Неведомом?
   - Неведомое - Непостижимое - Неизведанное... любите вы всякие слова. Сами сотворили, а совладать не смогли...
   - Мы сотворили!
   - Не мы же.
   - Торн, ты не сошел ли с ума, - не выдержала Артис. - Кто такое мог сотворить, ты понимаешь вообще, о чем говоришь.
   - Кто-кто... Болт в манто. Король ихний.
   - Очень оригинальное предположение. Эльдар настолько умен, что смог сделать эдакое чудовище, и настолько глуп, что не догадался о последствиях. И почему в таком случае люди заняли-таки Фор-Адон?
   - Не путай нас. Ты, Артис про это вообще ничего знать не можешь. Да и не женское это дело.
   - Где уж мне. Где мне понять такое сугубо мужское явление, как...
  Эллиадан не дал Артис договорить, прижал палец к ее губам, глаза у девушки вспыхнули.
   - Достаточно. Мы начинаем сходить с ума, ссоримся из-за того, чего никто из нас не знает наверняка. Абсурд.
  Артис окинула миротворца недовольным взглядом. Гном сопел не хуже горничного меха и, кажется, честил про себя эльфов всеми известными ругательствами.
   - А, ну вас, - сплюнул он наконец в снег и принялся обгонять друзей.
   - Да ладно, - сказал ему вслед Огр.
   - Провались ты.
   - Я-то почему?
   - Огр, только ты не продолжай, - попросил Эллиадан.
  Варк передернул плечами. Атмосфера вплотную приблизилась к кладбищенской. Все сосредоточенно увязали в снегу, мрачно смотрели друг другу в затылки и упрямо молчали. Только Эллиадан легко прыгал с камня на камень и поминутно озирался.
   - Что ты потерял? - спросил наконец Темный.
   - Пытаюсь вспомнить места. И запомнить.
  Волшебник пожал плечами. То Ли Эллиадан внезапно разучился говорить по-имперски, то ли он, Темный, отупел, то ли вновь сказывались издержки неординарности эльфа. Впрочем, иногда перевод с эльфийского бывал сильно затруднен и для вполне ординарных личностей. Некоторые слова, обозначающие, в частности, специфические эльфийские способы общения, не имели аналогов ни в одном другом языке.
   - Это окрестности Фор-Адона, - пояснил эльф и резво убежал вперед. Вскоре послышалось. - Идите сюда! Посмотрите!
  Эллиадан стоял на покатом, скользком на вид камне у самого края утеса и что-то высматривал внизу.
   - Навернешься, - предостерег его Огр.
  Эллидан молча помотал головой.
   - Отсюда видно Фардон, - мрачно уронил гном.
   - Только-то, - разочаровался варк.
  Артис же оживилась и возжелала посмотреть. Эллиадан втянул ее на камень и крепко прижал к себе, обняв за талию.
   - Во-он там.
   - Вижу. Как интересно, как будто игрушечное... домики словно из бумаги... - девушка стала серьезной. - Странно все это. Ведь дома из камня, а отсюда выглядят так, что дунь - и разлетятся. В них живут люди, но их не видно, и кажется, что город ненастоящий...
   - Дайте и мне посмотреть.
  Темный влез на валун и крепко вцепился одной рукой в Эллиадана, а другой в Артис. Далеко-далеко внизу, в распадке виделись черепитчатые крыши, башни, флаги, огни Фардона. Вид слева, к востоку заслоняла гора, та, на которой они находились сейчас; вид справа портил разломившийся надвое хребет, Лестница, как назвал его Эллиадан.
  Городок в распадке блестел, словно сладкий замок в богатой кондитерской лавке. Темный про себя усмехнулся. Если бы какому-то ни было могучему магу, спятившему чародею, взбалмошному демону или доморощенному недалекому божку пришло в голову взглянуть на Фардон с такой высоты и вот так же сравнить его с сахарным городком, судьба северной столицы была бы незавидной. Это там, в долине землетрясение предстанет светопреставлением - падающие камни, трещины в мостовой, трупы, крики, смерть, а отсюда виделись бы только легко складывающиеся карточные домики. Вот и нами так же кто-то играет: смял, скомкал, расправил, смял, порвал, выбросил... глаз не видит, сердце спокойно.
  Волшебник соскочил с камня, поймал Артис. Эллиадан спрыгнул следом и живо спросил:
   - Что думаешь?
   - Что людям с самомнением нельзя смотреть на других с большой высоты. Может плохо кончится.
  Эллиадан понимающе кивнул и ткнул куда-то вправо.
   - Там была битва, сейчас этого не видно, но камни еще помнят.
   - Земля ничего не забывает, - хмыкнул Торн.
   - Знаю, - серьезно кивнул Эллиадан.
  На том и порешили заключить мир. Времени было только-только за полдень, солнце слепило глаза, отражаясь от снега. Решили здесь же сделать привал, благо место выпало ровное. Но обед, даже и самый немудреный, мгновенно не сваришь. Вода едва закипела, когда Эллиадан начал присматриваться к небу, точнее - прислушиваться. Все уже привыкли к тому, что в спорные моменты эльф полагается не на зрение, а на слух. На протяжении приготовлений Эллиадан молчал, но как только все было готово, заявил, что им нужно поторопиться.
  Торн глянул на небо и возразил в том духе, что ничего непредвиденного не ожидается. Эллиадан не отставал. Артис почти мгновенно поверила, тем не менее потребовала более внятных объяснений. Эллиадан ответил, что объяснить не в силах, он слышит нечто, к тому неприятное, но что именно - не знает. Огр начал обстоятельно рассказывать, как принято поступать с теми, кто отрывает товарищей от еды и сам не знает почему, но Эллиадана и это не остудило.
  Обедать пришлось в таком спешном темпе, что Темный несколько раз чувствительно обжег себе язык. Огр, облизав ложку и засунув ее за голенище короткого сапога пообещал эльфу, что лично покажет тому все звезды при свете дня, если тот поднял панику понапрасну. Гном вознамерился присоединиться, причем немедленно.
   - Не хотите - оставайтесь, - заявила Артис, болезненно реагирующая на подобное обращение с ее эльфом. - А мне еще жизнь дорога.
  Эльф-провидец задал дикий темп, словно вознамерился попасть на побережье океана сегодня же. Намного обогнав друзей, он только нетерпеливо оглядывался, но темпа не сбавлял. Темному становилось не по себе, создавалось впечатление, будто они убегают, но от чего - непонятно. Понятно только, что пока до сих пор не убежали.
  Глянув случайно на небо, Артис испуганно вскрикнула. По низкому, не по-весеннему серому небосводу бежали облака, но бежали так жутко, что у Темного заныло сердце. Быстро (а ведь ветра нет!), очень быстро, полосами, рядами, ломаными линиями, чуть ли не по диагонали летели облака; волшебника взяло сильное сомнение, а облака ли это вообще - очень уж форма странная, да и цвет: темные, какие-то чуть не лиловые. А облака бежали и бежали, как рябь по поверхности озера.
   - Что это? - по возможности спокойно спросил Темный.
   - Не знаю, - ответил Торн, и голос его дрогнул.
  Прибавили шагу. Артис, и без того не жалующая горы, испугалась не на шутку. А небо вытворяло демоны ведают что. Облака ( а, может, и не облака, пес их разберет) разлетелись по всему серому фону - получилось нечто вроде гигантской кляксы - и вся она двигалась, меняла цвет и форму, темнела. Ветра по-прежнему не было, зато заметно похолодало. Торн что-то бормотал себе под нос.
  На ушедшего далеко вперед Эллиадана они наткнулись неожиданно, тот стоял неподвижно поперек тропинки и даже не сразу заметил друзей.
   - Нам нужно найти укрытие, - сказал Торн. - Немедленно. Идем, что ты стоишь.
   - Тише. Я ищу...
  Голос Эллиадана перекрыло басовитое гудение, нарастающий рокот где-то вверху и со всех сторон. Торн заозирался. Рокот перешел в грохот, удар потряс горы, и все стихло.
   - Уходим, быстро, - зашептал гном, вытирая лоб. - Живо!
  Эллиадан, не реагируя на Торна, очнулся и скомандовал:
   - Идем, у нас мало времени!
  Торн дико глянул на эльфа, но воздержался от комментариев.
   - Ты куда! - не выдержал он через минуту, когда Эллиадан свернул от основной тропы невесть куда.
   - К укрытию, - недоуменно пояснил тот.
  Друзья переглянулись. Пока пророческий дар эльфа мало чем помог, но ведь смог же он услышать опасность первым.
  Не обращая внимания на небо, путники увязали в неглубоком, но все же снегу, лезли на скользкие уступы и цеплялись за гранитные карнизы. Темный взмок и устал не на шутку: вверх и вниз, по каменным осыпям (шаг вперед - десять назад), над провалами и ущельями, под страшными небесами... Откуда брались силы у эльфа, оставалось только удивляться.
   - Эллиадан, - не выдержала Артис, - долго еще?
   - Нет. Совсем недалеко уже, - виноватым голосом сказал эльф, он тоже запыхался. - Нам нужно успеть, обязательно нужно успеть.
  Эллиадан взял девушку за руку и уже не отпускал, хотя сам начал оскальзываться и раз едва не упал. Вновь послышался нарастающий гул - со всех сторон одновременно. Откуда только прыть взялась - друзья побежали со всех ног. Оставалось лишь вскарабкаться по заснеженному склону до ровной площадки наверху, но склон этот был на диво скользким и крутым.
   - Быстрее! - Эллиадан почти преодолел препятствие. - Темный, осторожно!
  Волшебник почувствовал, что скользит назад. Окаменевшие, налитые свинцом ноги не слушались, он выругался, поскользнулся, ухватился за первый подвернувшийся камень и подтянулся. В следующий миг камень сорвался, едва не отдавив волшебнику руку, тот отшатнулся, оступился неловко, щиколотку пронзила резкая боль, и Темный очутился носом в неглубоком снегу.
  Ругаясь, отфыркиваясь, отплевываясь, волшебник приподнялся, вцепившись в протянутую Огром руку и собрался встать. Но вместо этого, едва ступив на левую ногу, чертыхнулся во весь голос и сел в снег. Огр с Эллиаданом живо втащили волшебника наверх и помогли встать. Темный преодолел искушение сесть, а того лучше лечь и замер, как цапля на одной ноге. Щиколотку, по всей видимости, вывихнутую, дергало болью.
  Эллиадан крепко сжал руку волшебника, тот хотел возразить, что в поддержке не нуждается, но слова замерли в горле. По двум причинам. Боль уходила сама собою, но это была лишь вторая, несущественная причина немоты. Опустив ногу, волшебник даже не заметил этого факта. На крошечном плато, где они оказались, не было решительно никакого укрытия. Темный осмотрелся внимательнее, словно мог что-то пропустить на клочке шириною едва ли в три десятка нешироких шагов. Оставалось гадать, кто сошел с ума - он сам или эльф. Плато было окружено страшной пропастью, а с одной стороны сливалось с каменной наполовину обваленной стеной.
   - Ты куда нас завел? - от удивления голос Огра звучал странно и бесцветно.
   - Куда обещал, - пожал плечами эльф. - Темный, теперь ходить можешь?
   - Что? Да, могу, пусти.
   - Я только боль пока снял, - оправдывался целитель, подталкивая волшебника к каменной стене. - Но ведь и пройти-то осталось десять шагов.
   - Да погоди, - вырвался Темный. - Ты хочешь сказать, мы здесь останемся?
   - Конечно. Это лучшее место во всех горах.
  Темный вытаращил глаза.
   - Ну и влипли мы, - бросил сзади Огр. - Придурки, нашли кому верить.
  Торн посмотрел на небо, на серый туман, стремительно заволакивающий провалы меж скалами.
   - Не успеем мы спуститься, не успеем. Что ж ты, гадюка, натворил?
  Эллиадан захлопал глазами.
   - Ты же на смерть нас привел, убийца.
  По губам эльфа пробежала неописуемая улыбка, он понял. Шаг за шагом отступал он к нагромождению камней, и скоро отступать стало некуда. Артис, наконец осознав, что сейчас произойдет, взвизгнула и заслонила собой Эллиадана. Торн перехватил секиру. Темный стоял, тупо глядя на спутников и не знал кому верить и что делать.
   - Отойди, девочка, - спокойно попросил гном. - Мы все умрем, но он - первым.
   - Вы, что с ума сошли!
   - Да, когда поверили этому остроухому отродью, - так же, не повышая голоса продолжал Торн, приближаясь к замершей паре. - Отойди, пусть он ответит.
  У Артис сделалось отчаянное лицо, она только потрясла головой. Торн пожал плечами. В следующий миг Эллиадан отстранил девушку и сделал шаг навстречу гному. Артис попыталась заступить дорогу, но ее поймал варк - одной рукой зажал рот, другой прижал к себе - не вырваться.
   - Друг, - обратился он к гному, - оставь и мне поквитаться. Один удар, ладно, не насмерть.
  Темного будто парализовало, он стоял, не двигался, ничего не говорил, только смотрел.
  Гном занес секиру для удара, Эллиадан понял голову и заглянул Торну в глаза. Удара не последовало. Гном заговорил:
   - Скажи напоследок, зачем ты это сделал, - в голосе Торна послышались какие-то неуместные нотки, которые он безуспешно пытался скрыть. - Нарочно ты или опять у тебя в голове повредилось. Скажи, я, может, и с первого удара убью.
   - Убей, - в голосе Эллиадана не слышалось страха вовсе, только горечь и обида. Что-то очень схожее слышал Темный в Широколесье, в ту ночь, когда впервые испытал силу Эллиаданова взгляда.
   - Торн, опомнись!
   - И убью, ты другого не заслуживаешь, - гном уже начинал оправдываться. - Тебе спасли жизнь, и вот она, благодарность.
  Темный сосредоточился и сложил пальцы в знак Огня.
   - Убей, - повторил эльф. - Можешь с первого удара, можешь нет. Верить я тебя не заставлю, доказать ничего не могу... Если ты считаешь меня способным отблагодарить... таким образом - руби.
  Глаза эльфа и гнома встретились - фиолетовые и карие, полные боли и все еще полыхающие ненавистью. Темный улыбнулся и потряс кистью, знак Огня не потребуется. Тон не убийца и не изувер, рубить, глядя в такие глаза, он не способен. Секира упала на снег.
   - Ты что творишь? - заорал Огр прежде, чем оружие коснулось земли. Он не видел взгляда эльфа и потому не мог понять поступка товарища.
   - Будь ты проклят, - пробурчал гном сквозь зубы. - Не могу я, Огр.
   - Да пошли вы все! - Огр отшвырнул Артис и одним прыжком оказался рядом с эльфом. Сверкнула сталь, выбросило огонь, заорал обожженный варк, и меч, почти уже опустившийся на голову Эллиадана, отлетел в сторону, высек из скалы тучу искр и упал рядом с секирой.
  Огр, оглушенный, на миг замер. Темный немедленно сложил пальцы в квадрант парализации, понимая, что варк и без меча способен прикончить эльфа. Эллиадан не сделал ни малейшего движения во имя спасения, он стоял, прислонившись к скале и смотрел на варка в упор. Артис, не без труда поднявшаяся, хотела броситься на выручку, но заметила предостерегающий жест волшебника и остановилась. Под заклинание парализации лезть не стоило.
  Огр хмыкнул, ухмыльнулся нехорошо, вдруг сгреб эльфа за грудки и приподнял его над камнями. Темный замер на полудвижении, направив знак в спину варка.
   - Издеваешься, зараза? - риторически вопросил Огр.
   - А не наоборот ли.
  Пальцы варка разжались, Эллиадан едва удержался на ногах.
   - Прямо василиск, - сплюнул Огр под ноги эльфу. - Змей. Ну ничего. Ничего. Если еще что утворишь, или нам тут не понравится - срублю тебе голову. Глаза закрою и срублю. И никто мне не помешает.
   - Мать твою, - громче, чем хотел сказал Темный, боль в щиколотке возвратилась.
  Тоскливый протяжный вой заглушил слова волшебника.
   - Прячьтесь за камни! - завопил Эллиадан. - Живо! Да не стойте же!
   - Легко сказать "живо", - пробормотал волшебник, опускаясь на четвереньки. Боль усилилась вдвое против прежнего, отзывалась теперь по всей ноге и даже где-то выше. Артис и подоспевший Эллиадан поспешно поволокли его к валуну, чуть отвалившемуся от основной груды камней.
  В спину Темному дохнуло холодом, щиколотку свело до искр в глазах.
   - Уберите оружие, не поможет! - крикнул в сторону Эллиадан, но, видимо, тщетно, потому что оставил волшебника и кинулся куда-то назад.
   - Отцепись, зараза! - и лязг меча о камни.
   - Отойди, а то и тебе перепадет.
  Темный не видел, что творится сзади и не понимал, для чего потребовалось варку и гному оружие. Тоскливый вой, с каким-то уже внутренним скрежетом застыл в ушах, отдался в ноге и во всем теле. Артис заткнула уши, Темный лег щекой на снег, а Эллиадан в трех шагах позади пошатнулся и упал на колени, сжимая ладонями виски, будто боялся, что череп его расколется.
  Темный, ничего почти не соображая, собрал остатки сил и пополз по оставшимся вершкам до валуна. Артис, конечно, кинулась выручать эльфа. До слуха волшебника долетал по временам чудовищный мат, но волшебнику сейчас было решительно все равно и наплевать, он дополз до камня, кое-как схоронился за ним и почти потерял сознание, уткнувшись лбом в холодный черный булыжник.
  Очнулся он от того, что его трясли и явным образом чего-то хотели добиться. Артис держала Темного за рубашку и что-то говорила.
   - А, что...
   - Очнись, Темный, слышишь! Сделай что-нибудь!
   - Что?
   - Да очнись же ты! - в лицо хлопнула пригоршня снега. - Мужчина называется, волшебник! Ты видишь, что происходит!
  Моргая и чертыхаясь вполголоса, Темный сел и выглянул из-за валуна. Зрелище, открывшееся ему, по всему напоминало конец света. Торн и Огр отмахивались от... чего? - тумана, сизого облака, сгустка дыма. Со стороны выглядело глупо и смешно, но посмотришь лишнее мгновение и волосы становятся дыбом.
  Почему они не бегут, не прячутся, для чего эти финты, повороты, выпады, ведь туман-то не движется. Может быть, мерещится им что-то, отряд отменных воинов, быть может... А, кто знает, может быть, это он, Темный что-то видит не так... Попались они, попались хуже, чем тот индюк, который много думал.
  Эллиадан лежал рядом, Темный про себя с досадой отметил, что его-то девушка пожалела приводить в сознание. Торн и Огр отступали понемногу, туман не двигался, но приближался, как-то ширился, неощутимо для глаза. Торн внезапно заорал и, вращая секирой, словно та была игрушечной, бросился в туман и начал его кромсать. Огр, помедлив миг, сделал то же.
  "Ну вот и все. Конец". И это было, по всей видимости, действительно так. Торн вдруг согнулся пополам, словно кто-то ударил его в живот, секира выпала из пальцев. Следующий невидимый удар заставил гнома упасть на четвереньки.
  "Вот сука", - равнодушно обругал про себя Темный подлое облако, которое явно и очевидно издевалось над дерзнувшими напасть на него глупцами.
  Меч варка, по инерции вращаясь еще, упорхнул от владельца как бабочка. Огр сплюнул, приосанился и начал перечислять нравственные и интимные характеристики тумана, не забывая его выдающемся происхождении и завидной должности на службе у Низвергнутого.
  Торн замер, уткнувшись лицом в снег и повернувшись на бок - Темный смотрел, будто со стороны. Каменный остров в океане тумана, у уступистой скалы за валуном сидят мужчина средних лет с темной неухоженной бородкой и всклокоченнеными стрижеными волосами и молоденькая девушка с копной черно-изумрудных локонов, в мокрой изодранной юбке. Под ногой у мужчины, почти касаясь ботинка светлой головой, лежит эльф в невиданном нищенском одеянии, бледный как покойник. Неподалеку висит нечто вроде низко опустившегося облака. Рядом с облаком лежит низенький квадратный гном, секира его выглядывает из-под камня. Огромный мускулистый варк стоит, уперши руки в бока и, вместо того, чтобы помочь другу или, на худой конец, бежать, осыпает отборной бранью округу.
  Туманное облако слегка приподнялось и вместе с ним оторвались от земли ноги Огра. Помедлив долю секунды, туман начал скручиваться спиралью, словно мокрой белье, выжимаемое прачкой - то же самое происходило и с варком.
   - Делай что-нибудь! - визг Артис перекрыл даже крик варка. - Не сиди!
  Но темноволосый мужчина не реагирует. Девушка трясет его за плечи, голова мужчины мотается, как бы говоря "нет, нет, нет".
  На щеку волшебника обрушилась пощечина, он ощутимо ударился виском о камень.
   - Делай что-нибудь, ублюдок! Иначе я тебя сама за Огром отправлю.
  Но морок уже прошел. Темный тряхнул головой, прицелился мимо Огра и выкрикнул:
   - Flamen mortalis!
  Огненная полоса, сорвавшаяся с ладони Темного, пропорола туман и исчезла искрами в неизвестности. "Сволочь", - не успел Темный подумать, как грохнуло. Камень, за которым они прятались, легко подняло, волшебник еле успел вытащить эльфа из-под многопудовой глыбы. Та подпрыгнула несколько раз (они только успевали отскакивать), перелетела через их головы и скатилась вниз, в пропасть. Темный, отскочивший в последний раз крайне поспешно и наугад, поскользнулся и всем весом придавил свою больную ногу. Перед глазами вспыхнули искры. Ругаясь вслух, чтобы не заорать, Темный кое-как перекатился на другой бок, вытянул ногу и приподнялся на локтях. Пелена перед глазами рассеялась - Огр лежал на голых камнях, раскинув руки в стороны, лицо его заливала кровь. Тумана как не бывало.
  Артис проворно вскочила на ноги.
   - Темный?
   - Я ничего, нормально, - просипел волшебник, силясь расположиться удобнее.
  Артис же огляделась, как бы проверяя, не спрятался ли где подлый туман, и направилась к Огру. Не пройдя и трех шагов, девушка дико взвизгнула и в один миг вновь оказалась у скалы. Она прижалась к Темному, словно надеясь, что он сумеет что-то сделать с зависшим совсем рядом туманом. Теперь у них не было даже сомнительной защиты в виде валуна.
  Темный скрипнул зубами, он готов был на спор укусить себя за локоть - туман злорадно ухмылялся. Чем - неизвестно, но ощущение насмешливого, злого, торжествующего взгляда не пропадало. Боль в щиколотке, притихнувшая было, усилилась многократно, ногу будто выворачивали раскаленными щипцами то в одну, то в другую сторону. Волшебник, плохо осознавая что-либо, хотел сложить пальцы в знак Огня (почему его тянет на огненные заклинания, пес разберет), но не смог. Не смог даже пальцем шевельнуть.
  Туман приблизился - или в глазах помутилось. Артис и Темный вжались в каменную груду, но надежная прежде опора стала податливой и коварной как подтаявший лед на реке. В воздухе закружились черные мухи и заклубились неопределенного цвета дымные сгустки; груда камней постепенно превращалась в осыпь.
  Артис кое-как оттащила Эллиадана, Темный ей помочь не мог, да и зачем помогать. Все одно - позади камни, впереди, всего в шаге - плотоядно облизывающийся туман. Волшебник начал подумывать, а не прибегнуть ли к способу, описанному в песне Феордала, когда каменная гряда вдруг выплюнула из своих недр тучу щебня и пыли.
  Темный и Артис мгновенно, как по команде, бросились ничком на снег, закрывая голову руками. Плато заходило ходуном, загрохотали прыгающие во всех направлениях камни, но страшнее и невыносимей всего был заунывный скрежет, нестерпимый вой, пробирающий до мозга костей. Темный сжал зубы, вой отзывался где-то в спине, в сердце, в пятках, рождал крайне неприятное чувство, сродни щекотке, но глубоко внутри.
  Камень ударил его по спине, волшебник отшатнулся, второй обломок, очень увесистый, угодил на долю дюйма мимо и вышиб крошку из основы плато. Начался каменный ливень, уворачиваться было бесполезно, тем более, что все равно ничего не видно. Камень угодил в затылок, и немедленно за тем - в темя. В голове у волшебника, и без того не ясной, помутилось окончательно.
  Как прекратился камнепад, Темный не помнил, понимал только, что его не убило все-таки (по чистой случайности, надо полагать) и даже не покалечило почти. Более того, с удивлением он обнаружил, что голова его перевязана, а ботинок на левой ноге отсутствует. Сустав распух чуть не втрое и поразительным казалось то, что он до сих пор в ботинке помещался.
  Волшебник полусидел, опираясь спиной на что-то твердое, но гладкое и смотрел в небо. Чистое, ясное небо, без малейших признаков тумана. Рядом Темный обнаружил Эллиадана, уже пришедшего в себя, но цветом еще чрезвычайно напоминающего снег, с тем отличием, что здешний снег имел более сероватый оттенок. Артис Темный не успел найти, потому что забыл решительно обо всем, глянув выше.
  Страшные лиловые облака собрались в зените, то и дело их прорезали светлые сполохи, чем-то напоминающие августовские зарницы. Пресловутый туман остался лишь при самых высоких пиках, жался к ним клочками и лохмотьями. Центр груды, у которой они сидели, был весь разворочен и из каменных недр била высоко в небо, прямиком в сизое облако длинная струя света.
  Облака корчилось, пыталось плыть прочь, но тщетно. Светлый столб достигал зенита и там, в чернеющем небе начинал расплываться. Поначалу фигура напоминала песочные часы, затем чайник без ручки и наконец - силуэт воина с занесенным клинком.
  Темный раскрыл рот и позабыл закрыть. Воздух разорвал скрежещущий вой, но теперь уже лишенный силы, агонизирующий, облако полыхнуло кровавым, последние островки тумана заколыхались. Фигура в небе сделалась ярче, клинок описал светящуюся дугу.
   - Теперь я понял.
  Темный вздрогнул от неожиданности и обернулся. Глаза Эллиадана, устремленные на него и в небо, светились, словно от радости встречи с давним приятелем. Призрачный воин вспыхнул так, что друзья зажмурились. В ушах зазвенело, заныло и стихло. Открыв глаза, они увидели горы прежними - и Лестницу вдали, и высокий гладкий пик неподалеку, и реку, прыгающую внизу по ущелью.
   - Что ты понял?
   - Я понял, что произошло. Где Артис?
   - Здесь я, - девушка вынырнула откуда-то из-за обломков. - Что это было?
   - Не что, а кто.
   - Не поняла, - помотала головой Артис. - Объясни толком.
   - После. Это не к спеху. К спеху сейчас другое, - Эллиадан подвинулся к Темному. - Сначала то, что получится наверняка. Не двигайся, я сам, - эльф сосредоточенно смотрел несколько мгновений на покалеченную щиколотку, затем положил на нее ладонь. - Нет, больно не будет.
  Эллиадан вздохнул поглубже, задержал дыхание, щиколотку окутало свечение, хотя тепла Темный так и не почувствовал. Зато он хорошо чувствовал, как что-то шевелится и передвигается в его суставе. Щелкнуло, и Эллиадан почти сразу убрал руку, свет угас.
   - Все, теперь можешь встать. Хотя, подожди.
  Эльф остановил Темного и принялся сноровисто разматывать повязку на голове.
   - Камень упал, - для чего-то пояснила Артис, будто и без объяснение не ясно было.
  Эллиадан кивнул и провел ладонью, едва коснувшись, по волосам человека. Тяжесть в голове, жжение и тошнота пропали, словно их и не было.
  Пока Темный соображал и осознавал свое чудесное исцеление, Эллиадан тем же манером вылечил Артис, несмотря на все протесты.
   - Ничего, - заявил эльф, - у меня энергии не убудет.
  Темный хмыкнул, глядя на все еще бледное, с синими кругами под глазами лицо Эллиадана.
   - Инфразвук? - непонятно спросила Артис.
   - Да, - кивнул Эллиадан, - но ничего страшного. Это пройдет. Теперь главное.
  Торн и Огр лежали там же и не шевелились. Темный подавил желание отвернуться, Эллиадан же, бросился к пострадавшим. То, что эти пострадавшие не так давно едва не заставили проститься с жизнью его самого, эльфа, по-видимому, не трогало.
   - Помощь нужна? - тупо спросил Темный.
  Эльф помотал головой. Начал он с Огра. Что вполне было объяснимо. Обе ладони на висках варка, по пальцам бежит свет - все ярче и ярче - Темный смотрел и теперь уже ничто не могло заставить его отвернуться. Ничего не получилось, Огр не открыл глаз, не встал, не задышал, а Эллиадан переключился на гнома. Методика лечения повторилась до мелочей, но с совершенно другим исходом. Не без труда перевернув гнома на спину, Эллиадан несколько раз провел ладонями вдоль тела, не касаясь - в следующую секунду Торн открыл глаза.
   - Ты?!
   - Я, - пожал плечами Эллиадан. - Встать можешь?
   - Могу! - Торн резко сел и тут же попытался ухватиться за воздух.
   - Не так быстро.
   - Торн, остынь уже, - посоветовал Темный. - Пора бы понять.
   - Темный, не учи меня. Ты ходишь? У тебя же нога...
   - У меня вообще-то их две. А в придачу голова на плечах и целитель неподалеку.
   - Погодите. Что было-то? Дрянь эта полезла вперед, мы вступили в бой... потом... ранило меня? - гном обвел долгим взглядом стоящих перед ним друзей.
   - Да.
   - И... эль... Дан меня вылечил? Волшебством?
   - Не знаю, - ответил Темный, - сам решай. Примочек он тебе, по крайней мере, не ставил и микстурами не поил.
  Эльф улыбнулся, гном потупился.
   - Ты встаешь, Торн? - Эллиадан протягивал руку гному. Тот помедлил, пожал протянутую руку, но встал сам.
   - Как чувствуешь себя?
   - Нормально. Ты...
   - Потом-потом, - замахал на гнома эльф. - После.
   - Огр?
   - Да.
  Эльф вернулся к варку и вновь опустился перед ним на колени. Закрыл глаза, прижал свои ладони к вискам Огра - все повторялось. Друзья ждали, непроизвольно подходя все ближе и ближе. Эллиадан не обращал внимания, он несколько раз прерывался, все начинал сначала, но безуспешно.
  Друзья столпились у эльфа за спиной, Артис даже присела рядом на корточки. Никто не догадался сопоставить тогда эти факты, сочтя их случайностью, но почти тотчас же Эллиадан перевел дыхание и чуть ослабил напряженные пальцы, а спустя еще минуту Огр начал дышать и открыл глаза.
  Эллиадан устало, но приветливо улыбнулся и почему-то слегка поклонился варку, как кланяются гостю или путнику издалека. Варк же лежал, рассматривал небо, а затем перевел взгляд на замерших друзей. Такого взгляда и такого лица Темный не видел у Огра ни разу за три года дружбы, если честно, не предполагал, возможности подобных аномалий.
   - Странный ты парень, Дан, - негромко сказал Огр. - Не пойму я тебя. Я ж убить тебя хотел.
   - Не убил ведь.
  
   - А я говорю, пустят! - горячился Торн. - Костьми лягу. Должны пустить. Прогуляться придется к северу, но зато и отдохнете.
   - Погоди, Торн.
   - Чего годить! Ведь помер бы я, честное слово, помер бы. Да и... неправ я был. В общем, я серьезно всех к нам приглашаю. Если только ты сам не против.
   - Я не против, а вот Огр...
   - Да что...
   - Заткнись, борода, дай сказать. Не пойду я к вам. Пасть закрой, мухи насрут. Я вообще с вами не пойду, какого демона я забыл на востоке, мне домой надо. Делов - выше головы. Чего смотрите, - продолжил Огр после продолжительной паузы, - думаете, я спятил? Взял с кое-кого пример и сбрендил? Нет, я соображаю. Перво-наперво я соображаю, что Дан у нас вовсе не спятивший, он просто объяснить не умеет. Я, к примеру, тоже объяснять не возьмусь. Знаю, помню, а расскажи-ка - полная галиматья выйдет. Ну, это ладно, вторым делом вот что - мне надо домой. Бардак полный, я ж еще ничего толком не сделал, все думал, успеется. Ни сына, ни дома... даже девки нет! Кто род продолжит, сосед?
   - Ты что, помирать собрался?
   - Когда соберусь, детей поздно будет делать.
   - Что-то мне не верится, что у тебя нет детей.
   - Дети-то есть, как ни быть, да только ведь мне нужен наследник, а это дело нескорое.
  Друзья переглянулись.
   - А почему именно сейчас? Не вчера, не месяц назад?
   - Потому что я понял кое-что, пока Дан меня с того света вытаскивал. Зачем он это сделал, я не понял, да, видно, уже не пойму.
   - Как же ты вернешься?
   - Ногами.
   - Самый хороший, ну, не самый, просто неплохой путь начинается от Старых Врат, - неохотно сказал Торн. - На север до отрогов Длинного, потом на запад, у Безрогого опять на север - и выйдешь в долину.
   - Старые Врата! - воскликнул Эллиадан. - Те самые!
   - Ну да, они.
   - Кстати, - напомнил Темный, - кто-то обещал пояснить происхождение потусторонних заступников.
   - Обязательно. У Врат и поясню. Пойдем?
  Перед тем как спуститься с уступа, Эллиадан поклонился - до земли развороченной груде камней, остальные подумали и повторили. Может быть, глупо выглядело со стороны, а только Темному было плевать, кто на них смотрит и что думает.
  
  Врат как таковых друзья не увидели. Торн ткнул в широкую гладкую плиту и сказал:
   - Здесь.
   - А нас видно? - поинтересовался Эллиадан.
   - Нет. Не видно и не слышно, наблюдение давным-давно снято. Изнутри Врата завалены породой, обрушили чуть не милю коридоров. Теперь понимаете, почему?
   - Да уж, - кивнул Темный что бы ни натворили гномы, чрезмерно осуждать их они не имели права.
  Эллиадан огляделся.
   - Вот здесь, на этом самом месте произошла последняя встреча наших народов.
   - У нас в Нахар-Золаире фреска такая есть. Только тебе, Дан, она вряд ли понравится.
  Повисло молчание, все смотрели на Огра.
   - Чего, - хмыкнул тот, - уйду я, уйду, я просто Данова рассказа дожидаюсь. Опять картинки станешь показывать?
   - Как получится. Ты аккуратнее там, особенно у Безрогого, не лезь на рожон.
   - Ни че, не помру, не дождетесь, - ухмыльнулся варк, хотя глаза его были серьезными. - Сами целыми доберитесь. А ты, борода, кончай эту... дурь и начинай уже делать парней, а то время пролетит, хватишься, а делать-то уж и нечем.
   - Разберусь. Разберусь с детьми без тебя.
   - И вообще... Темный, колдун, заделай себе колдунчика - другого, в Неведомых Землях с этим, поди, не так строго. И вы, двое... не все вам за руки держаться, пора и честь знать.
  Артис не возразила как обычно, а только улыбнулась. Огр наклонился и смачно поцеловал девушку в губы.
   - Покажи ему, - якобы прошептал, а на самом деле громко сказал Огр на ухо Артис, - как любит женщина, чтоб у него всю память, все мысли о... не о том отшибло.
  Артис кивнула. Эллиадан смутился, но ответил:
   - Память о чем, Огр?
   - Ладно, будет сопли лить, - заключил Огр. - Болтай, Дан. Ну или пой там.
  Эллиадан еще раз огляделся, а за ним и Темный. Странное место вообще и в особенности странное для эльфов. Серое свинцовое (и это почти что летом) небо, снег проплешинами и голые скалы - черные, серые, безжизненные.
  Это здесь, наверху, в распадке, несомненно, уютней. Там зеленеют деревья, светит солнце, щебечут птицы, там стоит Фардон, северная столица Перешейка. Первый город, отвоеванный у вечных, первая добыча Империи, первое звено в цепи потерь и обретений, в непрестанной войне эльфов и людей.
  Темный попытался представить себе то время, когда Эллиадан только-только родился (рога демона, это же сколько ему лет!), а, может быть, еще только планировался своими родителями. Когда здесь не было людей, а Врата были открыты. Когда Фардон назывался Фор-Адоном, Тайной, Хранимой Крепостью, когда в нем жили те, что построили в здешних суровых горах три города. Эль-хилари, из эльфов, наверное, самые близкие по духу смертным, эль-хилари, прожившие бок о бок с гномами не одну тысячу лет в мире и согласии, но в решающий гибельный час не сумевшие понять своих ближайших соседей и оставшиеся непонятыми ими.
  
   - Предатели! Будьте вы прокляты! - голос прыгал с камня на камень, эхом отражаясь от черных и серых заснеженных громад. - Недомерки паршивые! Будьте прокляты, трусы!
  Луч северного солнца нехотя отразился от выхваченного клинка.
   - Успокойся, Танарион. Бранью эти Врата не откроешь, - Эльдар устало потер лоб. - Снаружи они вообще не открываются. И убери меч, нас видят.
   - Пусть видят, трусы, - прошипел вне себя Танарион, но перечить не посмел, с лязгом вогнал оружие в ножны.
   - И что теперь? - тон Ванадила был как всегда спокоен и деловит. - Будем ждать, пока гномы передумают или...
  Он не успел договорить. Откуда-то сбоку и сзади послышался тихий, на пределе слышимости свист. Танарион ответил тем же, и спустя миг разведчик уже кланялся своему правителю. Эльдар же ощутил нехороший холодок, глядя на заляпанную кровью одежду и бледное лицо.
   - Толиннэ, - начал тот, - люди заняли перевал через Лестницу.
  Эльдар кивнул в знак того, что слышал.
   - К Фор-Адону пути перекрыты, к Эхел-Фенхилу тоже.
  "А до Эхел-Эдана нам и без того не добраться".
   - Сядь, - прервал свои мысли толиннэ, обращаясь к разведчику. - Ты ранен?
   - Нет, это не моя кровь, - голос дрогнул. - Толиннэ... серьезные потери... Ирридиль серьезно ранен.
  Эльдар мысленно застонал - "Какой чудовищный день!", а Ванадил еле слышно вздохнул.
   - Что случилось?
   - Не знаю, - покачал головой разведчик. - Никто не знает. Мы нашли дэллирэ у подножия Шпиля, он был единственным, кто еще дышал. Мы отнесли его в пещеры, но у Дэллирэ мало что получается. Раны странные.
   - Яд?
   - Не знаю, толиннэ, вряд ли. Мы не знаем, что произошло и как они очутились у Шпиля. Дэллирэ не приходил в себя.
  Эльдар помолчал, преувеличенно внимательно разглядывая блестящий камушек у своих ног.
   - Возвращайтесь, - сказал он наконец, вставая. Ванадилу стоило немалых усилий, чтобы не сорваться с места немедленно. - Подготовьтесь к переходу через горы. Да, гномы закрыли Врата, - пояснил толиннэ в ответ на недоуменный взгляд разведчика. - Идите, я скоро буду.
  Трое воинов растворились среди холодных камней, базальтовых скал и снега. Эльдар остался один под свинцово-серыми низкими небесами. Не совсем один. Прекрасно осведомленный об устройстве Врат, он знал, что сейчас его видно, как на ладони. Оставалось только надеяться, что лицо толиннэ не отражает тех чувств, что охватили правителя при словах разведчика.
  Толиннэ тревожился напрасно, что бы ни творилось в его душе - лицо было бесстрастно-спокойным, а в серых глазах виделись лишь решимость и твердость.
  Эльдар подошел к стене, совсем недавно бывшей двумя створками Врат.
   - Чего вы хотите? - негромко, но твердо и отчетливо спросил он. Молчание, а ведь его видят и слышат, без сомнения. - Я повторяю, чего вы хотите? Сколько вы возьмете за открытые - на очень недолгое время Врата?
  Вновь молчание.
   - У меня нет времени и желания торговаться, но я хочу спасти свой народ. Каковы ваши условия? Я готов опустошить сокровищницы Эль-Эрила до дна, если понадобиться.
  Молчание на сей раз не сразу, но через минуту прервалось низким вибрирующим голосом. Искаженный многочисленными приспособлениями, звук заметался по ущелью, отражаясь от скал и становясь еще более неудобопонятным, но кто хочет - всегда поймет.
   - Дешево же ты, ценишь жизнь своих подданных. Уходи, король. Врата не отворятся для вас - ни за какие сокровища.
   - Я прошу убежища лишь для раненых и детей, - вырвалось у Эльдара. - Никто, кроме них не переступит порога вашего царства.
   - Уходи. Врата закрыты и не отворятся, ни для кого из вас. Уходи, король (гномы почему-то упорно именовали толиннэ королем, хотя прекрасно понимали разницу), не унижайся. Иди, спасай свой народ, - даже в этом неживом голосе явственно послышалась издевка последней фразы.
   - Благодарю, - спокойно сказал Эльдар, собрав все свое самообладание. - Вы указали нам рубеж, который лучше не переступать и в погоне за жизнью. Мы уходим.
  Ответом было молчание. Свинцовые небеса, казалось, стали таковыми не только по цвету, но и по весу. Каменные стены ущелья, такие знакомые и привычные, оскалились челюстями капкана, в который загнала их судьба и собственная доверчивость. Эльдар шел, невольно повторяя про себя слова гномов, и каждое из них прибавляло не менее тысячелетия в и без того не пустую копилку лет.
  Как только он вошел, все стихло, даже стоны раненых. На правителя старались не смотреть, все, кто мог, поклонились, но волна отчаяния вперемешку с надеждой ударила сильнее океанского прибоя. Слова давались трудно, но голос звучал чисто и ясно.
   - Гномы закрыли Врата. Переговоры ничего не дали, перевалы перекрыты людьми, числом многократно превосходящими наши силы, и это с учетом раненых и детей. У нас только один шанс и только один путь - по неторным путям, без перевалов, через Льдистый. Спуститься к востоку от Эхел-Фенхила и по пустошам вдоль Гэлиннэ добраться до Таннерила. Другого пути я не вижу.
  Повисла тишина. Все, даже самые маленькие дети, знали, что такое Льдистый Кряж. И что словам "по неторным путям" означают - там, где никто не ходил и где пройти почти невозможно.
   - Нам отныне нужно уповать только на себя и свои силы, сейчас не время для отчаяния. Мы доберемся, я уверен; мы вернемся домой назло всем смертям и предательствам. Собирайтесь, братья и сестры, время не медлит.
  Речь была довольно глупая, но ничего более высокого в голову толиннэ не шло. Половина - раненые, хорошо, с помощью магии удастся что-то сделать, но лишь на время, все равно сейчас не вылечить, нет времени. Нет другого варианта, они даже сражаться не в состоянии, их попросту вырежут как скот. Если не хуже...
  С этими мыслями толиннэ подошел к дальней стене, взгляды на миг обратились ему в спину. И на Ирридиля, неподвижно лежащего на куче плащей и какой-то иной одежды. Рядом на коленях стоял Ванадил. Всегдашнее спокойствие изменило воину, он смотрел на брата со слезами на глазах и мукой в лице.
  Эльдар и сам почувствовал удар в сердце, взглянув на бело-синее лицо Ирридиля. Оно было спокойно, но капли пота на лбу и рука, судорожно сжимающая край плаща были откровенней стонов и обмороков. Толиннэ поднял глаза на стоящую рядом Дэлирэль - целительница едва заметно отрицательно покачала головой.
  И она была права. Защита с ауры Ирридиля слетела, и правитель тщетно искал в ней хоть какую-то нить, хоть один чистый уголок - ничего. Аура полыхала болью и близкой смертью. Эльдар вновь посмотрел на Далирэль.
   - Ничего нельзя сделать, толиннэ, - услышал он мысленный ответ. - Ни одно средство не действует. Поздно.
   - Что же произошло?
   - Я не понимаю. Говорить дэллирэ не в силах - никаким образом. Я таких ран никогда не видела... я ничего не могла поделать.
   - Не кори себя, не надо. Ты сделала все возможное и больше. Теперь я сам...
   - Толиннэ!
   - Да. Здесь ты уже ничего не сделаешь, помоги тем, кому еще можно.
  Целительница отошла. Очень хорошо.
   - Ирридиль, ты меня слышишь?
  Ответа на мысленный вопрос не последовало, но по ауре стало понятно, что - да.
   - Он все слышит и понимает, - услышал Эльдар голос Ванадила, - но говорить ему уже не по силам.
   - Ванадил, отойди. Я собираюсь дать дэллирэ эти силы. Понимаешь?
  В бледно-голубых глазах младшего брата Ирридиля мелькнул ужас, но разум возобладал.
  С рук правителя сорвались голубые и красные огненные змейки, заплясали вокруг раненого искры, запахло озоном. Ирридиль стиснул зубы и открыл глаза. Серо-стальные, как небо снаружи, теперь полные боли.
   - Спасибо, Эльдар, - голос был прежним.
   - Прости, ты должен понимать.
   - Я поэтому и благодарю. Эльдар, бегите отсюда. Бегите со всех ног, - голос, даже мысленный, начал срываться. - Я... не устоял. Бегите... Это не люди... Не знаю, что, не могу описать... с этим сражаться бесполезно и бесполезно прятаться. Не ждите, бегите.
  Эльфийский правитель встал и низко поклонился герою. Он понял наконец, что сделал Ирридиль и чем ему обязаны все эльфы во веки веков.
   - Уходите, Эльдар, немедленно. Тогда... спасетесь... Ванадил, слышишь, немедленно.
   - Мы выступаем, - сказал вслух Эльдар, отходя и давая братьям последнюю возможность побыть вместе.
  Отключив восприятие мысленной речи, чтобы невольно не подслушать, Эльдар оглядел подданных. Перед чем не устоял Ирридиль, дэллирэ, лучший из воинов севера, не уступающий Филландиру Аривэльдскому. Бесполезно гадать. Остается надеяться, что им это на пути не встретится. Толиннэ вновь посмотрел на братьев, Ирридиль умрет скоро, но задерживаться и на такое время хуже смерти.
  Лицо Ванадила вдруг оцепенело, коротко блеснул выхваченный из-за голенища кинжал и вонзился по рукоять в сердце умирающего. Воцарилась звенящая тишина. Эльдар стиснул зубы и опустил голову. А Ванадил, на миг застывший в неподвижности, уронил голову на тело брата и разрыдался.
  Навсегда запомнили северные горы прощание с Ирридилем и слова заклинания, что Эльдар направил на стену пещеры, когда поданные покинули ее. Белое пламя ударило в камень, горы потряс первый удар. Наверное, первый и последний раз эльфа погребали таким образом.
   - Свет да осияет твой путь, - громко сказал толиннэ сквозь грохот камней и стон древних гор. На месте пещеры осталась огромная груда камней - последнее пристанище Ирридиля из Фор-Адона.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 9. Северные горы изнутри.
  Темный потянулся и в сотый раз огляделся по сторонам.
   - Долго они еще?
   - Быстро бани не истопишь.
   - За такое время баню можно было уже и дотла спалить.
  Волшебник лениво скользил взглядом по широким лавкам, низкому потолку и стенам, обитым деревянными панелями - верх роскоши в подземном государстве. Баня для высокопоставленных (ха-ха) лиц. Никогда прежде не выпадало волшебнику возможности испытать какие-либо привилегии, особенно положенные кому-то другому.
   - По-моему, твое представление о бане не соответствует гномскому, - заметил Эллиадан.
   - Баня, она и под землей - баня. Что ты так паскудно ухмыляешься?
   - Да так, я кое-что слышал...
   - Ну?
   - Жарко там, в гномской бане, очень жарко.
   - Думаешь, нас хотят сварить? М-да, теперь понимаю, почему мало охотников ходить к гномам в гости. А верный расчет - отапливаться пришельцами, а нас еще и искать не станут.
   - Да я серьезно, - хихикнул Эллиадан.
   - Вижу.
  Боковая дверь отворилась - абсолютно бесшумно, и так же бесшумно возник на пороге широченный и высоковатый для своего народа гном с полотенцем на бедрах. Он низко поклонился и густейшим басом проговорил:
   - Все готово. Прошу вас, господа гости.
  Темный поднялся и присмотрелся к гному. Тот весь аж блестел от пота, а залысины на его макушке алели двумя розами. Преисполнившись нехороших предчувствий, волшебник нырнул в низкий дверной проем.
  За ним открылась еще не баня, а небольшое, вновь отделанное деревом помещение. Две лавки у стен и еще две в глубине, деревянный круглый стол - пустой, три двери, не считая той, в которую они вошли, запах воды, мокрого дерева и почему-то травяного чая. Подняв голову, Темный обнаружил знакомые уже хитрые светильники и... целые связки веток с вялеными пожухлыми листьями.
   - Это самая лучшая баня, - пояснил гном. - Раздевайтесь, господа.
  Темный кивнул и начал почему-то с обуви.
   - Я - Тронгорн, банщик.
   - Очень приятно, - выдавил волшебник, с какой-то стати чувствуя себя неловко.
   - Я должен предупредить вас, господа, - сказал банщик, опасливо глядя на полупрозрачного все еще эльфа, - наша баня с непривычки может показаться... тяжеловатой.
   - Не нужно так на меня смотреть, - попросил Эллиадан. - Не беспокойся, если я решу упасть в обморок, то предупрежу.
   - Извините, - хмыкнул гном, нисколько не успокоившись. - Вот, наденьте, иначе голову напечет.
  "В баню в шапке! Мыться в колпаке!", - Темный, не отделавшись от ощущения, что все это шутка, надел предложенный головной убор.
   - Ну, что ж, с Богом, - Тронгорн открыл дверцу слева от себя и посторонился, пропуская гостей.
  Темный, не желая опозориться предстать в худшем свете, нежели призрачный эльф, шагнул первым. В следующий миг он пожалел - и о том, что сделал шаг, и о том, что согласился на гномскую баню, и что не поверил Эллиадану и не сбежал отсюда сразу. Тот тоже хорош, мог бы и повнятнее объяснить. "Жарко". Жарко! Не просто жарко, а до безумия, до невероятности; так, наверное, ощущают себя пирога в печи или грешники в обители Низвергнутого.
   - Дышите только носом, - очень вовремя предупредил Тронгорн.
  Темный закрыл рот и утер пот со лба. Немного придя в себя и приспособившись дышать раскаленным паром, темный и здесь приступил к осмотру помещения.
   - Что вы стоите, садитесь, - Тронгорн указал на низкую лавку. - Попривыкнете.
  Сам банщик торжественно и злорадно, как показалось волшебнику, смотал свое полотенце, бросил его в угол и теперь стоял подобно памятнику посреди бани.
  Темный неудобно уселся на горячую (а ведь деревянная!) лавку, Эллиадан примостился рядом. Помещение было невелико, абсолютно квадратное. У противоположной стены также стояла лавка, сама стена была занята какими-то досками. "Откидная лавка", - понял волшебник, увидев железные рычаги, удерживающие доски у стены.
  В дальнем углу примостились два ушата с торчащими из них ветками и вьющимся парком от кипятка. Но самое заметное место занимала печь - огромная, белая, с чернеющей трубой и многочисленными дверцами и заслонками, от нее волнами расходился жар; воздух дрожал, клубился, плыл перед глазами.
   - И здесь вы моетесь? - выговорил Темный, утираясь уже обеими руками и все равно не поспевая.
   - Нет конечно, - пожал могучими плечами гном, расправляя коротковатую курчавую бороду. - Моются там, - он указал на незамеченную доселе Темным дверцу, - а здесь - парная.
  Волшебник кивнул, хотя ничего не понял. Если здесь, в этой душегубке не моются, для чего же их сюда затащили.
   - Вы как, попривыкли? Если честно, по правилам, то сразу в парилку с непривычки нельзя, да дурь это все, вы ребята, думаю, не такие хлипкие...
   - Какими кажемся, - закончил Темный.
   - Вот именно. Ладно, будет на первый раз, идемте, - гном отворил ту самую дверь между печью и лавкой.
   - Так, здесь все понятно, - Темный с облегчением обозрел воду в чанах, ушаты, ковши, вехоти, пену и прочие необходимые для помывки средства. Температура в мыльне была не в пример ниже, можно было дышать без риска спалить легкие, хотя печь имелась и здесь.
   - Нет, не трогайте пока воду, - гном проворно отодвинул ушат от Эллиадана. - Рано еще, еще не вся грязь из вас вышла.
  Эльф от такого заявления молча сел на лавку. Темный остался стоять, он решил все же спросить.
   - Послушайте, уважаемый, я Вас не совсем понимаю. Вот мыльня, здесь моются, а там - парная, она для чего?
   - Как? Париться.
  Эльф и человек переглянулись.
   - Э-эх, - хлопнул себя по ляжкам гном, - вы ведь и слова такого, поди, не знаете. А ведь когда-то парные, ох, в моде были у людей... Зато теперь, говорят, и мыльни-то из обихода выходят. Ладно, эльфы, вы, я слышал, все больше волшебством..., но люди-то как быстро позабыли.
   - А Вы напомните.
   - Да чего напоминать, идемте, теперь уж и попариться можно.
  Темный мысленно проклял гномов за их выкрутасы, он начал надеяться, что они не вернутся в ту жаровню. Во второй раз парная показалась не такой уж страшной.
   - Но какой все-таки смысл сидеть в этой жаре?
   - Великий, - отозвался гном.
  Эльф пояснил.
   - С потом выходят все вредные вещества, организм очищается.
   - Святая правда. Разве не чуете, как поры все отворяются. Дух-то какой, до костей пробирает! Вся грязь сойдет, все помыслы худые, унылость, печаль, все пройдет. После баньки, да с веничком, словно заново родишься.
   - После баньки с чем? - уточнил Темный.
   - Увидите, - радостно пообещал банщик. - Ну-ка, хватит внизу сидеть, вверху жар целебнее. Посторонись!
  От стены отделились, следуя прикосновению, одна за другой лавки, расположенные тремя уровнями. Гном ухватил ковш, зачерпнул им кипятку из пристройки у печи и окатил лавки.
   - Полезайте! Сперва на нижнюю.
  Вверху оказалось жарче, Темный понял для чего им выдали колпаки. Неизвестно, как он сам, а Эллиадан точно остался бы без ушей.
   - Ну как, хорошо? - риторически вопросил гном, сияя лысинами и щеками.
  Темный решил его не разочаровывать. Долго они сидели, молча плавились; волшебник всерьез предположил, что по выходе уменьшится по крайней мере наполовину. От Эллиадана же хорошо, если кости останутся.
  Наконец Тронгорн заявил, что, мол, посидели и будет, пришло время попарится по-настоящему. Не успели они подняться на вторую от пола лавку, как гном учудил - во всего маху плеснул в печку кипятком.
   - Ты с ума сошел! - заорал Темный, моментально слетая на пол.
  Эллиадан отстал ненамного, приземлился на нижнюю скамью. Гном расхохотался.
   - Эх, вы, а я хотел предложить наверх подняться.
   - По...го...ди, какой верх, я и низа не вижу. Ты обалдел, кто же так делает.
   - Все, - гном подтянул ушат и взгромоздил его рядом с Темным на лавку.
   - Это что еще за растительность?
   - Веник.
   - Того не легче... Что с ним делают?
   - Сейчас, увидите. Начнем с вас.
   - У меня, что, настолько располагающая внешность?
   - Конечно. Переселяемся выше. Париться внизу, все равно что ковать топором. А Вы, господин эльф, еще посидите.
  Эллиадан кивнул и вдруг шустро забрался на третью полку. Темный вздохнул.
   - Если ты испечешься, я буду не виноват. Тронгорн, сделайте милость, засвидетельствуйте потом, я сделал все, что мог, я его отговаривал.
  Гном фыркнул.
   - Вы не понимаете, я еще жить хочу, тем более вымытый. Но мне придется умереть в расцвете лет и сил, если Артис узнает...- Темный вздохнул еще картиннее, - спускайся, не дай мне умереть от руки женщины.
   - Смейтесь, жестокие, - продолжил паясничать волшебник, дождавшись, пока хохот стихнет, - смейтесь, я не выйду отсюда, так и останусь жить в бане.
  Гном полоскал ветки в воде, Эллиадан лениво рассматривал всех из-под потолка, Темного осенило.
   - А что, достопочтеннейший гном, женщины тоже ходят в баню?
   - Куда им, не мывшись живут.
   - Ага. Ну что ж, расценим ответ как положительный. Тогда, я думаю, у меня есть еще шансы выжить и прожить долгую и счастливую жизнь, не будучи искалеченным.
   - Нет у тебя таких шансов, - отозвался Эллиадан, - Артис здешний климат, я уверен, по вкусу придется.
   - Эх, а я надеялся, что нежный женский организм чувствителен к перепадам температуры.
  Эллиадан расхохотался, Тронгорн, потрясая связкой веток и ухмыляясь, объявил:
   - Ложитесь на живот. Э-эх, каждую косточку пропарим!
   - Да мне и так неплохо. Не все ли равно, каким помирать, - проворчал волшебник, поворачиваясь все же и прижимаясь к скользкому дереву щекой. При словах "каждую косточку" его вновь одолели смутные и неприятные подозрения.
   - Так, руки вперед... Расслабтесь теперь, о чем приятном подумайте... И дышите так глубоко... глубже, глубже, чтоб проняло... Эх, хорошо!
   - Мать-перемать! Демона тебе в печень! - Темного смело с полки. - Совсем из ума выжил!
  Гном непонимающе уставился на взбешенного человека, так и держа веник на весу.
   - Чего ты... я ж не сильно...
   - Не сильно, - Темный потер спину, - предупреждать надо. Я чуть не рехнулся, - он сел. Удар, конечно, не был сильным, Темный понял это только что, но он был совершенно неожиданным. - Вот, значит, для чего вам ветки... садисты...
   - Да мы их не садили, только срезали.
  Темный недовольно глянул на гнома и дико расхохотался - Тронгорн говорил серьезно. Гном насупился и сунул ветки в ушат. Темный резко вспомнил где они и у кого.
   - Ладно, не обижайся. Надо было тебе предупредить, я же не знал. Пожалуйста, продолжай процедуры, только аккуратно.
   - Сам знаю.
   - Только для чего... вот... это... нужно?
   - Не разговаривай, лежи, - голос гнома помягчел. - А все для того же, поры открывать, грязь выгнать. Да и для сердца тренировка, кровь гонит со страшной силой. Листья в воде распариваются, соки целебные отдают, все дурное забирают. Потому и нельзя одним веником две бани париться, а тем паче - чужим.
  Темный закрыл глаза и вжался в лавку, ощущения были не из приятных, хотя и не сказать, что совсем мерзкие. Веник гнал горячий воздух, и по временам волшебнику казалось, что у него вовсе нет кожи.
   - Ну, будет пока.
  "Пока!".
   - Лежи, не поворачивайся.
  "Да я и не смогу".
   - Вы как, господин эльф?
   - Я хорошо. Мне спуститься?
   - Нет.
  Лавка под Темный дрогнула, плеснула вода.
   - Не бойся, Тронгорн, веником меня трудно будет убить.
   - Ну что ж, приступим.
  Темный лежал и слушал мерные звучные хлопки и сопение гнома. Спустя время банщик начал бормотать сквозь зубы.
   - Если ты хочешь, чтобы кожа покраснела, придется постараться, - сообщил Эллиадан. - У нас кровеносные сосуды проходят глубже.
   - Ах, вон оно что... - хлопки стали резче и чаще. - Нормально?
   - Если станет ненормально, я скажу.
  "Шиш ты скажешь. Мазохист".
   - М-м, я, может, не в свое дело лезу, можете не отвечать, но правда то, что мне Торн насчет Ордена говорил?
   - Вот болтливая борода, - вклеил Темный. - Сплетник.
   - Да я сам из него вытянул, мне ж надо знать было, а вдруг вам в баню вообще нельзя. Стало быть, правда.
   - Да. Это что-то меняет?
   - Как сказать, не мерещится мне, значит. Много в вас скопилось... всякого, одним веником и не выгонишь. Есть одно средство - хорошее, отличное, можно сказать, да только... сдюжите ли...
   - Ты и насчет веника сомневался.
   - Ну, за веник, простите. Веник, он разве что по-первости покажется неприятным, а вот пластырь, как ни крути, что первый раз, что сто первый - все одно неприятно. Согласны?
   - Да.
   - Хорошо, подождите немного. Я сейчас.
   - Ну и зачем тебе это надо? - осведомился Темный, как только хлопнула дверь.
   - Ты же слышал.
   - Нашел время стойкость показывать. Удар тебя хватит от их лекарства, я не вылечу. Досамоутверждаешься.
   - Думаешь, я от нечего делать согласился?
   - Думаю, что такого мазохиста, как ты, еще поискать стоит.
   - Прекрати, Темный. Если бы я был таким, ни за что бы не согласился. А так, на душе с болотом... я уже почти на все согласен...
   - А сам? - опешил волшебник. - Ты же сам - целитель.
   - Не всегда и не для себя.
  Открылась дверь, в нее протиснулся Тронгорн с круглой шкатулкой, а за ним - еще один гном в полотенце.
   - Это Атрибарн, мой лучший ученик. С веником он не хуже меня управляется, а вот до пластыря еще не дорос.
   - И слава Богу, - заключил Темный и повернулся на спину. - Правильно я понял?
   - Правильно, - кивнул ученик и широко улыбнулся, мало не до ушей. - Парку поддай, а то застудимся ведь.
  Темный закрыл глаза - горячим веником в лицо, очень приятно.
   - Встаньте, - попросил Атрибарн через довольно продолжительное время целебной экзекуции. - На пол, - уточнил он миг спустя. - Боком и руки подымите.
  Сам гном встал на лавку и принялся охаживать волшебника с боков. Темный даже и не замечал, он смотрел на Тронгорна. Неизвестно чем занимался банщик до сих пор, но к делу он приступил только что. Из шкатулки белого камня пригоршнями вынимал желтоватую тягучую мазь - мед медом - и щедро намазывал спину Эллиадана. Затем, отложив банку, привстал и начал мыть эльфа, словно тесто месил. По мнению Темного, массирование костей являлось занятием бесполезным, да гномам виднее. Под ладонями Тронгорна медовая масса быстро приобретала белый молочный цвет и повышенную липкость, она с трудом отставала от кожи; Эллиадан поморщился.
   - Крепкий парень, - сказал Атрибарн одобрительно, - а по виду не скажешь...
   - Хватит издеваться, - ответил Эллиадан, - как выгляжу, так и сойдет. Моим сородичам нравилось.
   - Он еще и разговаривает! Повернитесь, дыра в боку будет.
  Темный успел отдохнуть, еще раз выпариться, вымыться, а Тронгорн все еще занимался эльфом. Вместе с Атрибарном волшебник сидел в одной из бесчисленных комнаток вкруг парной - чистый, розовый, замотанный в полотенце, довольный, частично высохший и слегка пьяный. Пиво у гномов было на редкость легко пьющимся, но действовало как-то особенно быстро.
   - А где Торн?
   - Не знаю, - оторвался от кружки ученик банщика, уже бывший с человеком на "ты". - Поди, уже дома.
   - Не умер бы там наш эльф.
   - Не умрет, он, видать, только с виду такой. Знаешь, с первого-то раза с пластырем так тихонько немногие лежат, бывает, орут, отмахиваются, а кто и ковшом заедет.
   - Да мазохист он попросту, вот и лежал. Ма-зо-хист - это тот, кому издевательства над собой доставляют удовольствие.
   - О-па как! Честно?
   - Честнее некуда.
   - Ну, тогда он еще нескоро выйдет, банка большая. Да, у Тронгорна там где-то клещи были... Клещи, они как, хорошо?
   - А я знаю, я нормальный. Говорят, кнутом неплохо, но врать не стану, не пробовал.
   - Слушай, как ты думаешь, - вновь отхлебнул пива гном, мало не полкружки разом, - а ежели ему в постель гвоздей набить - ему понравится?
   - Гвозди - это что-то не то, устарело, пошло и неинтересно, надо бы чего-нибудь поэлегантней, эльф как-никак.
   - Серебряных гвоздей, красивых... Стекла битого, разноцветного насыпать можно...
   - Мне можно войти или подождать, пока вы до дыбы на завтрак доберетесь?
  Темный резко обернулся, у открытой двери стоял Эллиадан собственной персоной, улыбающийся, с невероятным для себя цветом кожи - не белым, мраморным, а розоватым.
   - Я думал, тебе так понравилось, что ты жить в бане останешься.
   - А я вижу, тебе пиво так по вкусу пришлось, что ты им упиться решил.
   - Я, пивом!
   - Ну не я же, я пива и совсем не пью.
   - Ну вот, - вздохнул Атрибарн, - правду, значит, про вас говорят... Вина, да?
   - Нет, я алкоголь вообще не люблю. Воды, обыкновенной воды.
  Атрибарн так обалдел, что встал, споткнулся и, не говоря ни слова, вышел.
   - Что ты улыбаешься, как именинник?
   - Мне хорошо.
   - И кто из нас после этого пьяный, а? Кстати, где ты потерял Тронгорна, запарил вусмерть?
   - Темный, - Эллиадан сел рядом, - ты, я вижу, с успехом решил заменить Огра. О, Свет, ну и запах, - эльф откинулся на стену в подушках и блаженно улыбнулся, глаза его, даже из-под ресниц светились от радости.
   - Извращенец, - умилился Темный. - Его чуть не убили, едва насмерть не изжарили, а он улыбается.
   - Ты тоже не плачешь. Хорошее изобретение, только очень утомительное. Так бы и лечь здесь и не вставать...
   - Вот и хозяева наши...
   - Доброго здравия, - прогудел Тронгорн, уже одетый, но все еще багровый. За спиной его маячил помощник с ковшом.
   - Спасибо, - хором ответили Темный и Эллиадан.
   - Вот, одежда ваша, - на лавку упало нечто, чрезвычайно слабо напоминающее их прежнее одеяние.
   - Ты уверен, что наша?
   - Теперь - ваша.
  Темный встал, не веря ушам и поднял с лавки самую что ни на есть имперскую рубашку, белую, чистую, даже с отделкой какой-то.
   - Как вы успели?
  Гномы довольно усмехнулись.
   - Надевайте, - сказал Тронгорн, - должно прийтись впору.
   - У нас что-то еще намечается, - догадался Эллиадан, оторвавшись от воды.
   - А как же, не голодом же вас морить.
   - Да я, кажется, и не голоден.
   - Это тебе только кажется, - ответил эльфу Темный.
   - Оно и видно, Вас же несколько лет откармливать надо. Жена у Вас есть?
   - Нет, - поразился Эллиадан.
   - Оно и видно, - повторил Атрибарн. - Женитесь, господин эльф.
   - Попробую. Темный, ты оделся, отойди. Что вы на меня смотрите, отвернитесь же, дайте одеться.
  Гномы захохотали, Темный вновь смутился.
   - Вот теперь можете посмотреть. Если я в таком виде попрошу руки, меня не отправят на все четыре стороны?
  Темный хотел сказать, что Эллиадана не отправят никуда в любом случае, а лучший наряд для подобных случаев - это отсутствие всякого наряда, но слова замерли в горле. Эллиадан совершенно переменился. Не стало убогого странника, юродивого пророка, а появился вечный - такой, каким и должен быть. Эллиадан улыбнулся, довольный эффектом.
   - Я думал, тебе плевать на одежду.
   - Мне - да, но остальным - нет. Меня почему-то больше любят, когда я красиво одет.
  Вскоре выяснилось, что сказал Эллиадан сущую правду. Не успели друзья выйти как следует из бани, как наткнулись на Торна и Артис. Гном был в жилетке с блестками (а, может, и не блестками), в цивильном костюме, такие в ходу у имперских купцов, а Артис - в воздушном платье до пят.
   - Мы думали, вы утопли. Ну, чего же вы встали.
  А остановка вышла по причине того, что Артис и Эллиадан разглядывали друг друга, словно впервые в жизни. Гном и волшебник переглянулись. Артис вдруг ни с того ни с сего бросилась на шею эльфу, нимало не стесняясь присутствующих. Эллиадан, в первый миг замерший столбом, приподнял девушку на вершок от пола (благо, рост позволял это сделать) и принародно поцеловал.
   - Скажу, чтобы вам вместе постелили, - как бы про себя заметил гном. - Экономнее будет, да и вам не бегать.
  Артис и Эллиадан сделали вид, будто ничего не слыхали.
  
  Кровать, как и обещал Торн, оказалась одна на двоих - такая широкая, что проще и удобнее было спать поперек, нежели вдоль. Впрочем, даже и вдоль Эллиадан помещался вполне сносно.
  Артис нарочно долго раздевалась, старательно убивая время. Вот когда пришла пора сожалеть об отсутствии имперского наряда, ведь на ней было платье по эльфийскому образцу, снимающееся одним движением. Стянув платье, она продолжила шуршать им, дабы Эллиадан не догадался, что за ним наблюдают. Впрочем, он на сей счет и не задумывался, а тихо и мирно лежал и глядел в стену.
  На сердце у Артис вновь стало горько, Эллиадан, такой веселый и счастливый весь вечер, заново обретал свой прежний облик. Пальцы его скользнули по одеялу, словно не мог эльф поверить глазам. Артис неслышно вздохнула и отошла от ширмы. Отыскала ночную рубаху - до пят, с длинными рукавами, словно зимой, оделась и долго сидела в кресле, забравшись в него с ногами.
  Она ни о чем не думала, ничего не загадывала, она закрыла глаза и вспоминала Эллиадана. Кажется, ты знаешь кого-то хорошо и лучше некуда, но закрой глаза и попытайся воспроизвести в памяти каждую черточку, все до малейшей подробности, и сейчас же объявятся пробелы. То ни за что не вспомнить линию бровей, то точный оттенок глаз забывается... Неплохая тренировка для памяти, хотя с глазами все как раз обстояло проще простого - такого цвета Артис прежде ни у кого не видела и не знала, что он бывает. Всегда одинаковый, ровный, не меняющийся от освещения или одежды, напоминающий отчего-то небо... может быть, потому что разгорались иногда на фиолетовом фоне серебряный звездные искры...
  Артис вздрогнула и подняла голову, она задремала. Осторожно выглянув из-за ширмы, она увидела, что Эллиадан спит. Облегченно переведя дыхание, девушка осторожно подошла к постели и опустилась на корточки у изголовья. Наконец она видит его спящим. Не в инсайте, не в коротком, на несколько минут забытье, а во сне. До того Артис, засыпала, зная, что он еще не спит и открывая глаза, видела, что он уже проснулся. Может быть, эту ночь он проспит полностью. Может быть, хотя бы сегодня не привидятся Эллиадану кошмары и он не станет просыпаться снова и снова.
  "Спи, - мысленно прошептала Артис, - спи, без снов, без страхов... Спи".
  Она забралась но кровать и нырнула под одеяло, застонав от блаженства. Чистые, хрустящие простыни, мягкое одеяло, облачная подушка - и все это чудо после камней и корней под головой и листьев за шиворотом. Потянувшись не хуже кошки, Артис повернулась к Эллиадану. Его волосы, как и прежде, пахли дождем, были мягкими, шелковистыми и чуть светящимися, девушка преодолела искушение зарыться в них носом - так и разбудить немудрено.
  Долго рассматривала Артис серебристые пряди, не понимая, что же ее тревожит, но на сердце стало неспокойно. Цвет некоторых неуловимо изменился, словно бы потускнел, - Артис пригляделась, даже приподнялась на подушке. Игла в сердце повернулась и ушла глубже. Отличие, хоть и небольшое в силу природного светлого цвета волос, все же имелось.
  "Как же так, - спросила Артис саму себя, - разве такое бывает, разве могут седеть эльфы?". И сама же себе и ответила: "Могут. Видимо, могут. В определенных условиях". Артис понимала, что, будь Эллиадан брюнетом, седина была бы очень заметной - целыми прядями... "Бедный мой... Что же с тобой сделали...".
  Артис повернулась на спину и стала смотреть в потолок. Не стало прежнего Эллиадана, а этот, хоть и был похож, на самом деле был другим. Лучше. И относиться к нему стоило иначе. Это того, прежнего Эллиадана, наивного мальчишку, можно было ревновать к памяти, к глупой ошибке; его можно было слегка провоцировать и заставлять чувствовать вину; от него можно было убегать, думая, что возможно сбежать от самой себя - с этим Эллиаданом проделать то же самое становилось невозможным. Хотя бы потому, что, невозможно стало причинить ему боль, не испытав ее самой с удесятеренной силой.
  Положение, если подумать, хуже, чем у Филландира, но Артис это не пугало. Не пугали ее сравнения с клеткой и пленом, может быть, потому что в тех случаях любовь продавалась за благополучие, за спокойствие и надежность, а здесь какое спокойствие! И Филландир, если подумать хорошенько, здесь не при чем. Там была сделка, равноценный обмен и каждый в итоге получил свое, а у них - что на что они меняют, что могут предложить друг другу, кроме тревог и бессонных ночей. Нет разума в их действиях ни на грош, даже и эмоций нет, а есть... Артис остановила себя и решила никак не именовать причину их с Эллиаданом поступков, потому что знала она только одно слово, и было слово это слишком затасканно и пошло.
  
  Нахар-Золаиром, как выяснилось, называлось не все подгорное царство, а лишь его центральная часть, резиденция короля. Место сие располагалось где-то совсем глубоко, по пути гости и сопровождение не раз пользовались очень странными устройствами - клетушками с маленькими дверцами, двигающимися без посторонней помощи вверх-вниз. При движении вниз желудок воспарял как птица и появлялось чувство, что и сам сейчас взлетишь вслед за ним; когда сооружение неожиданно пошло вверх, Темного аж вдавило в стальной сетчатый пол.
  Артис вертелась от любопытства во все стороны, а вот эльф заметно поскучнел. После третьей, самой длительной поездки, он едва отдышался. Темный удивился было, но вовремя вспомнил, кому родственником приходится Эллиадан и почему эль-марди не бывали у гномов и до размолвки под Фор-Адоном.
  По выходе из самоездящих клеток начались такие чудеса, что провались Эллиадан на месте, Темный только бы пыль с ботинок отряхнул. Ботинки тоже были новые, тяжелые, с квадратными носками и плотным голенищем - не иначе кто-то из хозяев поделился своей личной обувью. Артис и Эллиадан были обуты во что-то невообразимое - порочные помеси сандалий и кожаных чулок, но все обувные изыски забылись при виде изысков природы.
  Огромные, нереально высокие пещеры, с колоннами, озерами и реками, сталактитами и дробящимся в каплях воды светом. Темный всю жизнь наивно полагал пещеры чем-то черным, низким, затхлым, иногда содержащим золото или там руду, страшным и опасным. Пещеры сменялись, шли анфиладой, как комнаты в богатом доме, но ни одна не оправдала надежд волшебника. Неясно каким образом, но воздух был свежим и чистым, а темнота таилась лишь в самых потаенных закоулках и на заоблачных высотах. И всегда неожиданно выскакивали из-за поворота, из-за громад колонн то сталагмит, один-в-один похожий на гнома с киркой, то пейзаж с деревьями и водопадами, запечатленный самим Творцом на выходе породы, то озеро с белыми безглазыми рыбами, а то и что-нибудь почудеснее.
  Шли молча, отчасти потому что язык отнимался от увиденного, отчасти потому, что не понимали ответов сопровождающих гномов - те, хоть и говорили на имперском, не опозорившем и жителя Белограда, употребляли настолько специфические термины, что любая беседа грозила вылиться в лекцию о типах пород и их свойствах. В пещерах, по которым проходили друзья, никто не жил; насколько смог сравнить Темный, они являлись чем-то вроде сада или парка, в общем, служили для прогулок и любования.
  Жилые этажи охранялись. У Темного пробежал холодок по спине от вида дюжих молодцов в полном обмундировании и вооруженных до зубов. Закованные с головы до пят в броню, с могучими боевыми топорами, гномы разительно отличались от привычной наземной человеческой стражи. "Доверяй, но проверяй", - решил волшебник, на негнущихся ногах шагая меж двух рядов охраны. Всегда ли подгорные жители так остерегались или после поражения эльфов начали? Да и какая, в сущности, разница.
  Нахар-Золаир оказался городом с коридорами-улицами, площадями, но домов, как их привыкли представлять на равнинах, конечно, не было. Скорее, весь город был огромным домом с бесчисленным множеством комнат. Здесь уже находилось место культурным памятникам - плитка, изразцы, барельефы, скульптурные группы встречались все чаще и чаще.
  Дворец, куда гостей провели незамедлительно, охранялся получше святилища в Белограде. Стража на всех уровнях, за каждым поворотом; доспехи полегче, поизящнее, секиры меньше, но все это искупалось невиданным числом стражников. Друзьям кланялись, на них смотрели с любопытством, интересом, неодобрением, опаской, с ними почти не говорили.
  Темный постепенно осознал степень ответственности предстоящего мероприятия. Многие ли люди могут похвастать, что побывали у гномов. Он - человек, не имперец, а человек, представитель своей расы и не опозориться - смысл и цель всего пребывания в Нахар-Золаире. Перед Эллиаданом стояла задача на порядок сложнее - восстановить доброе имя своего народа после шести сотен лет взаимных упреков и презрения. Впрочем, эльф мог поделить сие бремя с Артис, потому что никому из друзей и девушке менее всех хотелось объяснять происхождение старвенов. Да и Торн недурно попал, не понравятся гости, не приглянется и тот, кто их привел. И жена с дочкой не помогут. Хоть у них, слава Богу, ни семьи, ни детей.
  К моменту прибытия в гостевую дворца Темный взмок и запыхался. Отворились двери, напоминающие средних размеров ворота, друзья вошли в большую, абсолютно пустую комнату. Барельефы и фрески по стенам, светильники под потолком, больше ничего. Ни кресел, ни стола, никакой иной мебели. Сопровождающие дружно поклонились.
   - Королю сейчас же будет доложено о вашем прибытии.
  Створки дверей сошлись, захлопнулись снаружи, судя по звуку, бронированные телохранители встали на стражу. Друзья переглянулись.
   - У меня голова кружится, - сказало Артис.
   - А у меня озноб, - пожаловался ей Темный.
  Эллиадан невесело улыбнулся. Артис, помедлив, сказала:
   - Эллиадан, помнишь "Золотой якорь", как ты беседовал с Арнгольдом - вот у меня сейчас такое же чувство, как и тогда, только наоборот.
   - Можно не говорить загадками?
   - Тебе неинтересно будет, Торн, - ответил эльф.
  Темный сделал вид, что не слышал. Был, стало быть, Арнгольд... И что же такое было в том трактире или где там, дырка в стене - похоже на то...
   - Так-так, - заинтересовался Эллиадана одним из изображений на стене. - Об этом произведении искусства ты говорил, Торн?
   - Ну да, - несколько смущенно ответил тот.
  Фреска была незаурядной - она изображала приснопамятное закрытие Старых Врат, а, точнее, результат закрытия. Все было таким, как в рассказе Эллиадана: и скалы, и снег, и голая проплешина в гранитном утесе, а главное действующее лицо, эльфийский правитель, очень походил на оригинал. За исключением одной небольшой детали - фресочный Эльдар стоял перед закрытыми Вратами на коленях.
   - Богатая у вас фантазия, - заметил Эллиадан.
   - А, может, так и было, - неуверенно возразил гном. - То, что ты... показывал... поди, ты по его рассказам и знаешь...
   - Эльдар не сказочник - это раз, я показывал, то, что было - два. И три - готов спорить, что фреске не шестьсот лет, а гораздо меньше.
   - Я же сказал, что тебе не понравится.
   - А кто говорит, что мне не нравится, - улыбнулся эльф. - Живописно сделано, с творческим подходом к теме, с применением метафор и гипербол. А истина - она в произведениях искусства зачастую является лишней деталью. В наших - тоже.
  За дверью стукнуло, затопали кованые ботинки, друзья спешно обернулись и замерли. Створки разлетелись, повинуясь резкому движению руки, в комнату вступила пара стражников, затем еще две.
   - Его величество король Нахар-Золаира, Терел-Коша, Игранка и сопредельных земель Раинбарн.
  Друзья синхронно поклонились, створки стукнули, смыкаясь.
  Король был невысок даже по гномьим меркам, осанист и обладал сказочно белой и богатой бородой. Длинное его одеяние так и горело золотом и самоцветами, на шее помещалась внушительная цепь, а в короне сияло семь громаднейших бриллиантов, дробя свет на радужные блики.
  Гости и хозяин молча смотрели друг на друга. Темный понял, если сейчас, в этот самый миг они чем-либо не понравятся или внушат недоверие, в миг следующий их в лучшем случае вышвырнут за ворота. Пока не требовалось ни речей, ни представлений, ни заверений, ни излияний - все будет после, в официальной части.
  Король смерил взглядом каждого и остановился на Эллиадане. Темный незримо перевел дыхание. Только бы магическая сила наивного и всевидящего взгляда эльфа не подвела.
   - Ты и в самом деле был в плену у имперцев? - спросил гном и темный напрягся.
  "Начинается". Он даже не особенно удивился невежливости, если не грубости правителя. Эллиадан еще не официальный и желанный гость, а представитель враждебного народа.
   - Да, это правда, - просто ответил эльф.
   - Сколько?
   - Две недели в Ордене и две с половиной - до того.
  Взгляд гнома стал цепким и буравящим. Он медленно подошел к Эллиадану.
   - Месяц... И водишь компанию с человеком?
   - Он мой друг, он спас мне жизнь. Кроме того, он не может отвечать за дела всех своих сородичей.
   - Пусть так. Гном тоже не обязан?
   - Да. Он может поддерживать начинания предков, но отвечать за них не должен, равно как и я не могу держать ответ за промахи своего народа.
   - А кто же тогда может? До промахнувшихся не добраться, а потомки их открещиваются и говорят, что они не при чем.
   - Король, - спокойно сказал Эллиадан, - если ты имеешь в виду меня, то я действительно не при чем в былых обидах, а ты - тем более. Ни меня, ни тебя тогда на свете не было. Мы не имеем права обвинять друг друга, мы в праве лишь чувствовать ответственность - возложенную собственной совестью, а не кем-то сторонним - ответственность перед потомками. Наши народы, если кому-то и должны, то самим себе.
  Король сдвинул густые брови и долго молчал.
   - Мне не совсем по нраву Ваши речи, господин эльф, но в Ваших словах есть правда. Самое же главное - Вы искренни, я это люблю. Трудно сказать так, чтобы угодить мне и не унизиться самому... Эх, ну и компания: эльфы, человек, гном... Многое, очень многое мне не понятно и многого вы не договариваете, но об этом после. Мы умеем ценить чужую стойкость, запомните это.
  Эльф поклонился.
   - А месяц провести у людей и запросто называть одного из них другом, - король покачал головой. - Мы знаем, что такое Орден, поэтому, - король поклонился, - Вы достойны уважения.
  Друзья ответили на поклон.
   - Вас, господа, ждет официальный прием, сегодня вечером большой пир, а там, посмотрим - официальная аудиенция. Я от сердца приветствую вас в Нахар-Золаире: и Вас, уважаемый господин Эллиадан, и Вас, прекрасная госпожа Артис, и Вас, сударь Данэйк. И Вас, - король усмехнулся, - господин Торнбальд Золар-Хаиб. Располагайтесь, господа гости, мы сделаем все, дабы создать вам достойные условия. До вечера, господа.
  Король кивнул вновь склонившейся компании и направился к дверям, стража, гремя и бряцая, последовала за своим повелителем.
  
  Промежуток, отделяющий официальный прием от столь же официальной аудиенции оказался длиннее, нежели предполагал Темный, но жалеть о том не приходилось. Гномы оказались (надо же, опять это слово) славными ребятами, варящими славное пиво. Пиво разное: темное, светлое, горькое, мягкое, то, которое можно было пить бочками без особых последствий и такое, от кружки коего напрочь уносило рассудок и делалось хорошо и привольно.
  Темный решил попробовать все, над ним долго смеялись, а услышав название сотого сорта, волшебник едва не разрыдался. В результате с помощью Торна, у которого, оказывается (!) имелось продолжение имени, он дегустировал все, что успевал найти. В подобном виде к королю идти не рекомендовалось.
  На четвертый день, сидя на столе в пустой общей зале, попивая легкий, почти не ощущаемый напиток, Темный избавлялся от последних "оказывается" и решал, куда пойти. К Торну и его семье или к Эллиадану с Артис. В первом случае он рисковал нарваться на угощение, с чем пора было уже завязывать, во втором - на скуку, поскольку с их красавицей творилось нечто неприятное.
  Артис, как и Эллиадан, пива не пила совсем, только нос морщила, тем не менее, по утрам выглядела не лучше Темного. За три дня девушка умудрилась осунуться, побледнеть, погрустнеть, а самое интересное - она постоянно жаловалась на головокружение. Эллиадан, конечно, извелся, поскольку ничего, совсем ничегошеньки не мог поделать. Даже да волшебника, пребывающего не совсем в данном мире, начало доходить, а Торн, тот только многозначительно ухмылялся.
  Эллиадан ничего не понял, тогда Торн решил действовать в обход и познакомил эльфов со своими женой (о, демон, как же ее зовут?!) и дочкой. Все, что понял Эллиадан по завершении знакомства - гномы неправильно воспитывают детей. Очаровательное кудрявое создание, по счастью, лишь отдаленно напоминающее родного отца, робко поклонилось гостям, тихо отошло в угол и смиренно дожидалось, пока взрослые познакомятся с ее матерью. Эллиадан, мгновенно запомнивший длиннейшее зубодробительное имя девочки, захотел установить контакт с Торновой наследницей, что вызвало абсолютное непонимание со стороны ребенка и неодобрение со стороны родителей. Поняв, что от девочки он ничего не добьется, эльф пристал к Торну, почему, дескать, его дитя такое необщительное.
   - Она у меня знает, как вести себя, - был ответ гордого отца, - она не должна говорить со взрослыми. Все, иди к себе.
  Дитя растворилось. Эллиадан онемел, а Артис дико поглядела на чету гномов. Вскоре выяснилось, что взгляды эльфов и гномов на воспитание подрастающего поколения рознились не меньше неба и земли. Эльфы баловали своих детей и не стеснялись в том признаться, а гномы ограничивали и гордились этим. В итоге вышел поучительный для бездетного волшебника разговор.
   - Нельзя позволять детям того, что и взрослым не положено.
   - Но они еще...
   - Вот именно - еще слишком малы и глупы, чтобы решать самим, куда им идти и что делать. Они пока должны идти туда, куда пошлют и делать то, что укажут.
   - Не слишком ли напоминает каторгу?
   - Ну и что, - фыркнул гном, - наши дети хотят стать взрослыми - это главное. Они знают, что быть взрослым лучше, они стараются скорее набраться ума, чтобы стать самостоятельными. И никогда потом не страдают впадением в детство. А у вас - чем взрослее, тем хуже, у нас ответственность - дар совершенному, у вас - тяжкое бремя. Маленьким можно все, взрослым - нет... Не удивительно, что и прожив тысячи лет, вы хотите остаться детьми.
  Эллиадан помотал головой.
   - Нам, Торн, может быть, того и надо. Время идет, мир меняется, а мы нет, наши родители не в праве указывать детям дорогу, она может завести не туда. Хотя, конечно, кое-что мы переняли и от вас.
  Темный немедленно вспомнил инсайт и две королевские семьи.
   - Может быть и не зря, а то вырастают у вас всякие линтисы.
   - Чем тебе Линтис не по нраву? - Эллиадан даже не спросил, откуда Темный знает о существовании бывшего правителя южан. Не дождавшись ответа, эльф ответил сам. - Я, разумеется, не Линтис и не мне за него говорить, но одно я знаю - он не жил в постоянном стремлении стать взрослым и кого-то догнать, он просто жил - каждым днем. Разве не цель родителей - сделать ребенка счастливым.
   - Сам-то что только что говорил... Нельзя сделать счастливым, можно научить счастье добыть. А, вообще, болтовня это все, - Торн помедлил, благо Артис с его женой ушли, добавил, - вот будут у тебя свои дети - поймешь.
  Но эльф не понял. Ни тогда не понял, ни сейчас. Темный убедился в этом немедленно по появлении Эллиадана в зале.
   - Ты Артис не видел?
   - Нет. Разве что вчера...
   - Я ее уже и сегодня видел, но она нужна мне сейчас. А где Торн?
   - Не знаю, зачем он тебе?
   - Пусть проводит меня на женскую половину, меня не пускают. Может быть, она там...
   - Не психуй, успокойся, - посоветовал Темный, отставляя пустую кружку.
   - Не могу.
   - А ты не задумывался, что все может оказаться вполне нормальным?
   - Как же ненормальное окажется нормальным?
  Эльф совершенно не понимал, куда клонит волшебник, и у того возникли сомнения насчет осведомленности собеседника в вопросах продления рода.
   - А, вот вы где, - в дверь просунулась борода. - Поздравляю...
   - Ты Артис видел?!
  Гном неспешно вошел.
   - Вот я тебя и поздравляю. Когда только ты успел, не понимаю.
   - А я не понимаю, что я успел.
   - Сядь, а то упадешь.
  Эльф поспешно сел, Темный приготовился к спектаклю.
   - Ты знаешь, что с ней, а? Не знаешь, - гном не дал эльфу и слово вставить. - Голова у нее кружится, а по утрам тошнит...
  Эллиадан кивнул.
   - И ты не знаешь, что это означает? Да, парень... А, может, это не ты... Ну, все равно, возиться тебе... Артис у женщин, ей, понимаешь ли, ни с того, ни с сего плохо стало, в обморок она упала.
   - Что ж ты молчал!
   - Сядь. Дурак ты дураком. Это не болезнь, это наоборот.
   - Что же?
   - Сядь, говорю. Ты знаешь, откуда берутся дети?
   - Ты сошел с ума... знаю.
   - Не уверен. Ну, допустим, а что означают тошнота и обмороки у девчонки, которая была с тобой по ночам, не знаешь...
  Выражение лица Эллиадана не поддавалось описанию никакими словами. Он смотрел на Торна, не в силах ничего сказать.
   - Вот-вот, понял. Поздравляю.
  Эльф закрыл лицо руками.
   - Ты что же, не рад? Ну, и такое бывает, конечно, не вовремя... так ведь голову на плечах иметь надо...
  Эллиадан поднял голову.
   - Ты что, серьезно... - он перевел взгляд на Темного, волшебник ободряюще ухмыльнулся. - И ты тоже... тоже думаешь, что...
   - Пива тебе налить?
   - Какое пиво! - завопил эльф, вскакивая. - Вы оба что, разом с ума сошли!
   - Тихо. Тихо, не прыгай, - посоветовал Темный, наливая пиво из пузатого жбана - последнее пиво, - только не притворяйся, не одни вы по ночам бессонницей страдаете. Держи, помогает от нервов.
   - Что вы пристали со своим пивом!
  Эллиадан так резко оттолкнул кружку, что половина содержимого осталась на полу. Гном и человек опешили, Темный так вообще замер с кружкой в протянутой руке.
   - Вы сами ничего не понимаете! Я эльф! Эльф! Да и мне, наверное, лучше знать, что было у нас и чего не было. О, Свет, какие же вы дураки, нет, даже не то, не знаю, как и сказать... все мысли об одном... Нет, теперь уж вы молчите, а то наверняка и до короля дошло. Я эльф, - спокойнее добавил Эллиадан, - у нас все иначе, а, кроме того, я - это я. Если бы... если бы Артис... я узнал бы об это с раньше нее самой.
  Хлопнула дверь. Темный почти в забытьи допил пиво и теперь в изумлении смотрел на пустую кружку. Торн сказал что-то на своем языке, что-то, в переводе не нуждающееся.
   - Куда это он? - спросил гном, полностью очнувшись, по-имперски.
   - Куда... осаждать женскую половину. Спорю на тысячу золотых, на этот раз он пролезет.
   - Спятил, туда же нельзя.
   - Ему можно, - усмехнулся Темный, слезая со стола. - Ну, пойдем, спасем эльфа от ваших женщин. М-да, никогда бы не подумал, что наш пророк способен так вопить.
   - А я не знал, что он на другое способен. Эк он взбеленился... Чует вор, где наследил.
   - В тихом болотце кикиморы водятся, - заключил Темный.
  
   - Эллиадан! - Артис села на постели. - Эллиадан... как ты сюда попал?
   - Непросто. Ты...
   - Кошмарно выгляжу, - закончила Артис, - а чувствую себя еще омерзительнее. Не могу, голова кружится... но нет, ты знаешь, что они мне сказали!
   - Наверное то же, что и мне, - невесело улыбнулся Эллиадан, садясь рядом.
   - А! И тебе сказали! Это кто же?
   - Ну кто же - Темный с Торном. Надумали меня поздравлять.
   - Спятили. И что удивительно, ведь Огра-то с ними нет... Это они мужчины, я еще могу понять, - продолжала возмущаться девушка, - а вот сказать мне, будто я в этом еще мало смыслю! А, каково - не понять, беременна ты или нет - это какой же идиоткой нужно родиться! Невероятно, будто они лучше меня знают, с кем у меня и что.
   - Успокойся, - подмигнул ей Эллиадан, - такие, видимо, симптомы беременности у гномских женщин.
   - Да и у нас почти такие же, не в этом же дело... С чего?!
   - Так, - произнес Эллиадан и быстрым движением встал у кровати на колени. - Каюсь.
  Артис замерла, а затем рассмеялась.
   - Встань, сумасшедший.
  Эллиадан помотал головой. Артис лукаво улыбнулась и наклонилась вперед - она хотела поцеловать эльфа, а вместо этого судорожно к нему прижалась.
   - Вот, опять..., - она безропотно подчинилась жесту Эллиадана и опустилась на подушки. Взгляд эльфа помрачнел.
   - Не смотри на меня так, я догадываюсь, что со мной.
   - Даже я уже догадываюсь. Почему же ты сразу не сказала?
   - Ты думаешь, я знала? Я никогда не забиралась так глубоко под землю, я не понимаю, почему такое происходит: не душно, света достаточно, а все равно давит что-то, мешает дышать.
   - В таком случае мы завтра же уходим отсюда.
   - Как же аудиенция?
   - Пропади она пропадом. Если до завтра нас не вызовут, я сам к королю пойду.
   - Так тебя и пустили...
   - Сюда же пустили, хотя поначалу тоже сопротивлялись, значит и туда пройду. Не волнуйся.
  Эллиадан наклонился и поцеловал Артис раз, потом еще.
   - Да я и не... М-м, Эллиадан, не надо, не сейчас, даром все удовольствие пропадает...
   - Может быть, тебе лес показать?
   - Нет! Потом только хуже сделается.
   - Не буду, - Эллиадан прислушался. - По-моему, сейчас сюда явятся наши мнительные друзья.
   - Они тебе, что, так прямо и сказали?
   - Поначалу - намеками, потом - почти прямо. Кстати, они так и не поверили в то, что нет ничего.
   - Дурачье. Впрочем, здешние дамы не лучше.
   - Мне кажется, Артис, не нужно никого сильно разубеждать. Пусть себе думают.
   - Что?!
   - Кто знает, как еще гномы отреагируют, когда узнают, что нас ищет Орден. А если поймут роль Темного?..
   - И ты рассчитываешь, что мое... положение их остановит в случае чего?
   - Да. Это ненадолго, всего день.
   - Милый мой, по-моему, дело не в том - тебе просто нравится думать, будто я беременна. Сознавайся, так и есть.
   - Сознаюсь. Я хотел бы ребенка.
   - Ты сумасшедший, - резко сказала Артис, Эллиадан замолчал, - я уже говорила. Какие могут быть теперь дети! Мы сами не знаем, куда денемся завтра, что с нами будет... А ему ребенка подавай!
   - О, Свет, - сказал по-эльфийски Эллиадан, падая головой в подушку, - о, Творец мира, да я же не прямо сейчас... я вообще...
   - Прямо сейчас ты вообще ничего не добьешься, - сказала Артис совсем другим тоном.
  Эллиадан поднял голову, девушка зажмурилась от его улыбки.
   - Я не сказала, что ты и на "вообще" можешь рассчитывать.
   - Вот именно, - прошептал Эллиадан, - ты не сказала обратного.
  Артис открыла глаза.
   - Ты не излечим, Эллиадан, снова заводишь речи о детях... Сани вперед лошади?
   - Исправим. Только излечить меня не получится.
  Эллиадан не продолжил фразы, он как и Артис, отчего-то избегал называть вещи своими именами. Наверное, он был прав, не может то короткое слово, которого так часто ждут женщины, выразить душу лучше и честнее, чем взгляд глаза в глаза.
   - Ты прав, нет на нас лекаря.
  "Отойди, женщина!", - послышалось снаружи.
  "Торн, ты не пьян ли! Ты не имеешь права распоряжаться здесь!".
   - Все-все, - заторопилась Артис, отталкивая Эллидана, - все, уходи. Сейчас начнутся вопросы, замечания, поздравления... Иди.
  Эллиадан послушно чмокнул девушку в щеку и в один миг очутился за дверью.
  
  Уже в коридоре трое друзей остановились. Надо было что-то делать.
   - Пойдемте-ка, кое-что покажу, - сказал Торн, ни на кого не глядя. - Только ведите себя прилично, вопросов не задавайте. Все равно не поймете.
   - Это куда же ты хочешь нас завести - в секретную лабораторию или куда похуже?
   - Пошли, там увидите.
  К удивлению Темного, Торн вывел их за "город" и направился по бесконечным коридорам в неведомую сторону. Вскоре пещеры потемнели, впереди и с боков застучало, потянуло теплым воздухом.
   - Нас станут приучать к труду, - изрек эльф.
   - Бесплатная рабсила, - вздохнул человек.
   - Какая из вас сила, - фыркнул гном. - Вас кирка перевесит. Не-ет, вы пока смотрите, учитесь, как работать надо.
  Пещеры превратились в узкий коридор, впрочем, идеально отшлифованный и выровненный, как и все гномские коридоры. Посреди тоннеля через несколько шагов им встретилась стальная решетка и, конечно же, как можно обойтись без стражи. После недолгого разговора гномы раскланялись и подняли препятствие.
   - Удачной прогулки, - пожелал один стражник по-имперски.
   - Спасибо, - отозвались друзья.
  Коридор расширился, раздался и внезапно превратился в громаднейшую пещеру, заполненную гномами. У Темного разбежались глаза: горы породы, искры из-под кирок, пар из трещин, гномы с тачками и без, самобегающие тележки, блоки, веревки, подпорки - и все это на фоне скрежета, визга, свиста, перестука, начальственных окриков и какого-то басовитого гудения. С трудом закрыв рот, Темный поискал глазами какую-нибудь тропинку и нашел только провисающий подвесные мосты и протянутые высоко вверху канаты, по которым бегали груженые и пустые тележки.
   - Торн, а можно нам на такой прокатиться? - заворожено спросил Эллиадан, указывая на тележку, резво бегущую по канатам.
   - Я туда не полезу, - сейчас же сказал Темный.
   - А никто и не приглашает. Не положено на вагонетках кататься, это не прогулочные тарантасы. Мы здесь для того, чтобы посмотреть, а не за тем, чтобы смотрели на нас.
  Эльф вздохнул, скорбным взглядом провожая уплывающую вагонетку.
   - Идем.
  По склону друзья подошли к первому мосту - дощечки на двух толстенных канатах, веревочные перила - вот и вся конструкция.
   - Что же вы, нормального моста не могли построить?
   - Могли, - пожал плечами Торн. - Такой безопаснее.
   - Ага, любой враг в два счета руки-ноги переломает, а потом и в пропасть навернется.
  Торн как всегда не уловил иронии в словах человека.
   - И это тоже. А самое главное - они временные, эти мостки. Нужны - развернул, не нужны - смотал. Выработали прииск, убрали и ушли - просто и экономно, ни камню перевода нет, ни силе рабочей, ни времени.
   - Экономщики. Правду говорят, в душу каждый гном - ростовщик. Куда вам камень беречь - он повсюду.
   - А кончится, где жить станем, наверху? Надо хранить, пока есть, потом нечего будет.
  Темный вспомнил по этому поводу шутку о том, как человек просил у гнома снега зимой.
  Мост не составил никакой трудности для эльфа, Эллиадан прошел как по ровной земле. Собственно, у кого трудности и возникли, так это у Темного, которому все казалось, что он вернулся в незабываемое, но очень неустойчивое состояние двухдневной давности. Гном, в котором, исходя из телосложения, трудно было заподозрить акробатические способности, справился не хуже невесомого эльфа.
  Перебравшись через трещину, друзья вскарабкались по пологому склону непонятного происхождения и замерли, выпрямившись. Отсюда была видна страшная глубина пропасти внизу, провал представлялся бездонным, а тем не менее, в нем громоздились деревянные опоры и уходили вниз канаты. Казалось, что гномы работают вразнобой, кто где и как хочет: один долбил, второй возил, третий ползал по уступам, а четвертый стоял на карачках и высматривал что-то в полу пещеры.
   - Что он делает? - немедленно осведомился Эллиадан.
   - Смотрит и слушает, правильно ли работает помпа. Это Натри - великий гном. Любую неполадку за версту сердцем чует.
   - А что здесь вообще делается? - спросил Темный.
   - Руду добываем. Ну как, нравится?
   - Сильно, - ответил волшебник.
   - Страшновато, - возразил эльф.
   - Есть немного. Я как подумаю, что выйди из строя какая-нибудь фигулька - и все на воздух взлетит.
   - Ха! С чего бы взлетать. В имперских домах тебе не страшно - а ведь деревянная изба может сгореть, а каменная постройка - упасть на голову, чем же лучше? Бездельничать не надо и ничего не взлетит.
  Темный замолчал, ему едва ли не впервые подумалось - а с чего это гном бездельничает вот скоро год? Когда они познакомились, в конце лета - точно, тогда... что гному понадобилось в Вирессе и почему он так легко отказался от пути туда? Поначалу Темный считал Торна персоной non grata в его родной стране, таким же изгоем и лицом вне закона, как он сам. Версия не подтвердилась. Теперь волшебник не знал, что и думать. Торговый агент, разведчик, преступник - кто?
  Волшебник смотрел на промышленный пейзаж и думал о том, как дьявольски мало знают люди о своих соседях. Что об эльфах, что о гномах. "Демон меня забери, как же можно переделать мир, если взяться вместе. Вот они - человек, эльф и гном - они же уживаются, почему же не могут жить в мире их народы. Почему отдельно взятый человек может понять отдельного эльфа, и этот самый эльф в состоянии простить конкретному гному очень многое, а вместе люди, эльфы и гномы никак не договорятся? Теперь Темный не сомневался, дети Творца созданы одинаково талантливыми, одни не лучше и не хуже других - отчего же такая катавасия, такой разброд и раздрай?
   - О чем думаешь, Темный?
   - О несправедливости мира.
   - Чего! И тебе такое приходит в голову, когда ты глядишь на рудник?
   - Именно. Хорошее место для размышлений. Вы, Торн, пускайте сюда философов, поэтов, священников - за определенную мзду - очень, знаешь ли, способствует здешняя атмосфера вдохновению и размышлениям о суете сует. Мне за идею причитается, ну, скажем, тридцать процентов.
   - Здешняя атмосфера на другое влияет, - сказал Торн, - видишь, и ты уже подсчитывать начал.
   - Мать моя! - заорал Темный, хватаясь за подбородок. - Дайте мне нож, лезет, проклятая. Нож мне, нож!
   - Не дури, - предостерег гном, на человека заоглядывались.
   - Я не дурю, я слегка веселюсь.
   - Пойдемте-ка обратно, а то с вами нынче что-то не то. Одному покататься, другой шутом заделался... Остепениться пора, в особенности некоторым.
   - Торн, еще слово на эту тему, и я в самом деле пойду обратно. Причем один.
   - Ты чего такой злой сегодня? Вон Темный пил-пил и то добрее. Ты же вроде и совсем непьющий.
   - С вами скоро и пить начнешь, и закусывать позабудешь. Не будем больше об этом. Пойдем, Торн, вперед, а то, вправду, вид очень нерадостный, на душе нехорошо.
  Они бродили меж отвалов пустой породы, видели выходы руды - блестящие зигзаги, ни дать, ни взять - золото, обходили трещины и лапаны для выпуска пара. Внизу гудело, клокотало, исходило жаром. Торн торжественно выступал впереди и изредка оглядывался. Вторым поначалу шел Эллиадан, затем они с Темным поменялись местами. Эльф загрустил, перестал интересоваться окружающим и вставлять неподходящие замечания. Темный замедлил шаг и поймал Эллиадана за руку, тот невесело поглядел на него. Не стал бы будущий отец так изводиться.
   - Что случилось? С Артис что-то серьезное?
  Эльф прищурился.
   - Я не шучу, я тебя серьезно спрашиваю. Очень уж ты не похож на счастливого родителя.
   - Я и не родитель, вы сами... выдумали.
  Темный содрогнулся, впервые за все время настоящего общения с Эллиаданом испытав телепатию.
   - Ничего не говори, пожалуйста, на нас смотрят. Пусть все идет как идет, пусть все думают... что думают, - голос Эллиадана не изменился, но слышался теперь исключительно где-то внутри. - Нам нужно поскорее покинуть Нахар-Золаир, выбраться на поверхность. Для Артис здешняя атмосфера не подходит. Молчи, - быстро предупредил эльф человека, - это правда. Ей нужны леса, живая природа, а мы сначала бродили по горам, а теперь еще вглубь забрались... Помочь я не могу, ты прав был отчасти - это не болезнь, это нормально, нормально для ее расы. Поднимемся наверх - все пройдет.
  Темный не показал виду, но объяснение ему не понравилось. Сколько бродили они до того по Охранному кругу - ничего с Артис не делалось, да и причина внезапной хандры эльфа была в чем-то другом. Нет, нечисто здесь.
  Торн ушел далеко вперед, пришлось догонять. Хватаясь за перила и спотыкаясь, Темный осторожно преодолевал очередной воздушный мост. На той стороне компания гномов споро отвинчивала спусковой клапан помпы, напоминающий сахарную голову.
   - Отходи!
  Гномы посторонились. Послышалось шипение, затем свист. Мост дрогнул.
   - Торн! - у Темного заложило уши. - То-о-орн, отойди!
  Гном медленно оборачивался. Волшебника отшвырнуло на натянувшиеся перила, он судорожно ухватился за веревки, нога его провалилась меж дощечек, мост закачался, перед глазами поплыло.
  Только подняв голову, Темный понял, что произошло. Эллиадан был уже на той стороне и со всех ног бежал к Торну, так и стоящему вполоборота. Волшебник поискал причину такой паники и не нашел. Не успел он встать, как сзади послышался бодрый топот.
   - Уходите оттуда! Ребята, уходите!
  Обернувшись, волшебник увидел размахивающего руками Натри. Великий гном бежал, и очень быстро вперед, несмотря на то, что кричал об обратном.
  Гномы прыснули в стороны от клапана, Натри, пролетев по мосту, бросился к механизму. Темный наконец освободил ногу. В следующий миг произошло разом несколько событий и только потом волшебник расположил их в соответствии с причинно-следственными связями. Тогда же все они показались самостоятельными и независимыми друг от друга. Из клапана повалил пар, дико свистнуло, грохнуло, вместо стального конуса образовалась дыра, из нее взметнулась ввысь белая струя. Эллиадан сбил Торна с ног и оба, мелькая руками и ногами, покатились к ревущему пару и прыгающему им навстречу Натри. Вверху треснуло, громыхнуло и громаднейший обломок с торчащими острыми краями смял каменную плиту на том месте, где миг назад стоял Торн. Во все стороны прыснули каменные осколки, Натри упал, закрывая голову, остальные гномы - тоже, мимо уха Темного просвистело, он дернулся и вновь провалился. Самый большой обломок, прыгнув жабой, угодил в кучу-малу из эльфа и гнома, отчего те разлетелись в стороны. Волшебник выдрал ногу из расщелины и, не касаясь веревок, пробежал по мосту. Он даже и не заметил, как мост кончился. В горячем и влажном воздухе Темный прекрасно видел, как несколько раз перекувыркнулся Эллиадан, прежде чем упасть. Того, что на Торна пришелся основной удар, волшебник не заметил.
  Натри подполз к бьющему пару и, закрывая полой робы лицо, сунулся в зияющую дыру. Сейчас же отпрянул, но с веревкой в пальцах. Дернул раз, потом другой - изо всех сил, и горячая струя опала, осталась исходящая испарениями большая лужа.
  Против ожиданий Темного, Эллиадан быстро поднялся на ноги.
   - Торн!
   - А что... - начал удивленно волшебник и замер, видя, что гном лежит на боку неподвижно, раскинув руки и неестественно, страшно запрокинув голову.
  К ним бежали рабочие, но друзья опередили их. Темный с трудом отодвинул злополучный камень, Эллиадан с перекошенным лицом водил перед рукой с растопыренными пальцами вдоль тела Торна.
   - Что? - задыхаясь, спросил человек.
  Эльф не слышал, пальцы его напряглись и мгновенно стали почти прозрачными, будто остекленели. Темного отпихнули.
   - Ребята, подымай его! Посторонитесь, господин эльф.
  Эллиадан вздрогнул, поднял голову, но не двинулся с места.
   - Отойдите.
  Тот посторонился было, но, видя, что Торна собираются повернуть, быстро заступил его сородичам дорогу.
   - Не трогайте его, у него сломан позвоночник.
   - А вы как знаете? - насупился один из гномов. - Колдун?
   - Какая разница. Торна нельзя трогать, иначе он умрет. Позвонки смещены и сломаны, и вообще там ужасная каша... Нельзя.
   - И что Вы предлагаете? - гном еле сдерживался.
   - Отойдите, пожалуйста, не мешайте, - вежливо ответил Эллиадан, чем еще больше взбесил гномов. - Я вылечу.
   - А не отошел бы ты сам!
   - Ребята, полегче, - вмешался Темный. - Торну от подобного лечения хуже не будет, это я вам как испытавший говорю.
   - И ты туда же! Отойдите оба и не лезьте со своим колдовством, помрет или нет - не ваше дело.
   - Никуда я не уйду. Торн - мой друг, я вылечил его раз, вылечу и второй, только не мешайте.
  Гномы замолчали.
   - Ребята, чего вы там? Что с Торном? - послышался слабый голос Натри, которому обматывали ожоги промасленными тряпками.
   - Щас, Натри, не волнуйся. А ну, отойди! - Эллиадан еле увернулся от удара пудового кулака, чуть не упал. - Носилки!
   - Стойте, дураки! Убьете!
  "Что я делаю! Мать твою через тын и корыто, что я творю!". Темный ударил без предупреждения Знаком Воздуха. Ближайшего к Торну гнома отнесло волной в сторону. Прежде, чем подгорные жители успели опомниться, Темный раскидал по кругу всех. Эллиадан упал на коленях рядом с Торном, хлестнул свет. Не дав гномам времени подняться, волшебник в прыжок был рядом с эльфом и одним слитным движением, словно сдавал вступительные экзамены в Альтинидийскую Академию Чародейства, установил защитный круг.
   - Выходи, колдун паршивый! Дайте мне кирку!
  "Давай-давай, борода плешивая!".
   - Ребята, помогите мне встать. Да помогите же, идиоты!
  Темный демонстративно сплюнул и поставил звуковую завесу. У него вновь все получалось - быстро и четко. Воздух внутри сферы стал золотым, Темный отодвинулся к краю, спиной к гномам и смотрел.
  Свет исходил не только от рук, но и от всей фигуры целителя, особенно ярко светились волосы. Глаза Эллиадана были зажмурены, губы напряженно сжаты. "Ничего, - решил Темный, - справится. Если оживил Огра, то и Торна вылечил". А ведь, когда в горах Огр сказал, что его вытащили с того света, волшебник принял это за иносказание. Лишь перед самым прощанием варк в самых нелюбезных выражениях пояснил, что имел в виду то, что сказал. Он, Огр из Варкланда, умер и уже брел по Пустынной Дороге, когда его вернули обратно.
  Случай с Торном был не из легких, лечение покамест не давало результатов. Эллиадан обернулся, Темный увидел в его глазах далекие серебряные звезды.
   - Помочь?
   - Да. Торна нужно приподнять, но так, чтобы ни один позвонок не шевельнулся.
   - Хорошо.
  Знак Воздуха, сконцентрированный в малом объеме и заклинание левитации. Тело Торна, лежащее на воздушной подушке, поднялось.
   - Еще, - Эллиадан встал, - так, спасибо. Хорошо. Перевернуть его сможешь?
  Темный исполнил требуемое - сам не понял, как. Ладони целителя заскользили вдоль позвоночника, затем стали задерживаться на каждом позвонке.
   - Слушай, Эллиадан, - сказал Темный, - а мы можем быть дэлвэ? Что Низвергнутому на ум не придет.
   - Мы с тобой - что?!
   - Дэлвэ. У меня очень хорошо выходят заклинания в твоем присутствии.
  Эллиадан натянуто улыбнулся.
   - Должен разочаровать. Мне от твоих заклинаний ни холодно, ни жарко.
   - Э-эх, а так хотелось...
   - Не говори такого. С меня и без того довольно странностей, если будет еще Дэлвэ-Нор, от меня без оглядки разбегаться станут, - тон Эллиадана был странным, словно он чего-то не договаривал.
   - Ладно, молчу, не мешаю.
  Спустя некоторое время эльф щелкнул пальцами - у Торна дрогнула левая рука. Еще щелчок - дернулась нога.
   - Проверяешь на паралич?
   - Да. Пока все хорошо.
  Темный и сам видел, что неплохо, он наконец обернулся - рудник опустел. Сердце волшебника дрогнуло. "Затопят. Газом удушат. Обвал устроят. Куда они все подевались, мать их за ногу!".
   - Где все?
   - Вот бы знать. Я, если честно, и защиту боюсь снимать.
   - Звук хотя бы восстанови, я почти закончил.
  Темный убрал антизвуковой барьер, ничего нового не услышал.
   - Так гораздо лучше. Поверни, пожалуйста, Торна. Хорошо.
  Темный подошел поближе и пригляделся. Торн спал, мирно сопел, шевелил бородой.
   - Ну ты и молодец.
   - Не я. Это Торн молодец, выбрался. Смотри, кто идет.
  К защитной сфере спешил Натри. Один, в бинтах, с рукой на перевязи.
   - Все, - сказал эльф, Темный воспринял слова как приговор и как разрешение действовать.
  Торн медленно опустился на камень, сфера исчезла. Натри остановился шагов за пять.
   - Вы меня слышите?
   - Да, - Темный шагнул вперед и помахал рукой, показывая, что препятствия нет.
   - Как Торн?
   - Жив и здоров. Спит.
  Гном вздохнул.
   - Это лучше. Но все равно, вами очень недовольны.
   - Что решили? - спросил Эллиадан.
   - Ничего. Решает король. Вам приказано явиться немедленно.
   - Хорошо, - ответил эльф. - А Торн?
   - Я позабочусь. Дорогу найдете - вас проводят. Да не бойтесь, таких дураков, чтоб без королевского приказа, я у нас не встречал.
  Волшебник хотел сказать, что у старого гнома может появиться шанс расширить кругозор относительно сородичей, но сдержался.
   - Спасибо за сообщение, - Эллиадан, проходя, коснулся руки Натри. Когда гном отдернулся, эльф уже шел вперед, а Натри остался рассматривать свою перевязанную руку.
  
  И вновь друзьям не удалось побывать на официальной аудиенции. Плакали церемониальные схаэнди. Коридоры вымерли, только стражи прибавилось.
  Их проводили в ту самую гостевую, где происходила первая встреча. Вторая могла закончиться хуже.
   - Эллиадан, что случилось? - воскликнула Артис, едва увидев друзей. Те не удивились, что видят ее.
   - Ничего страшного. Нас, по всей видимости, выставят вон. Сбылись мечты...
  Выглядела девушка не лучшим образом, но улыбалась и позволила себя пожалеть. На лице Эллиадана отразились страх и усталость, но сейчас же пропали.
  Ждали долго. Темный демонстративно сел на пол, Артис помотала головой, хотя видно было, что ей нехорошо. Темный начал зевать и подумывать, а не лечь ли ему, когда появился король. Эльф лишь коротко взглянул на правителя, тот неожиданно потупился. Помолчали. Наконец Раинбар какой-то-там медленно сказал:
   - По нашим законам за применение магии без дозволения короля, да еще в руднике исход один - смерть. Закон един для всех. Вы спасли Торна, это хорошо, но это ничего не меняет. Вы вне закона в Империи, вас наверняка ищут. Но до сих пор никто не предъявил на вас прав, а я не хочу лизать Ордену зад, выдавая тех, о ком не просили. Я бы казнил вас двоих, но есть одно обстоятельство: женщина невиновна и, более того, носит дитя, которое и подавно не имеет вины. Отпускать ее одну за предела Врат, значит обрекать на верную смерть. Поэтому я решаю так, - при этих словах Темный мало сознание не потерял, - вы свободны, все трое. Вы уходите - немедленно и никогда не возвращаетесь в эти горы. Вас проводят до Врат, дальше идите, как знаете. Выпустят вас Пики Судеб - ваше счастье, нет - ваша судьба. Идите.
  У самых дверей Эллиадан обернулся.
   - Разреши вопрос, или просьбу, король.
   - Наглый вы народ, эльфы... Слушаю.
   - Что будет с Торном? Мне бы не хотелось умирать в горах с мыслью, что я послужил причиной его гибели. Он, если в чем и виновен, так это в повышенном чувстве долга. Он считал, будто обязан мне...
   - Ты всегда так заботишься о гномах?
   - Он мой друг.
   - Пусть так. Скорее всего, его ждет изгнание за то, что не уследил за своими друзьями. О смерти речи идти не может.
   - У него же семья! - воскликнула Артис.
   - О семье позаботятся, на них вины нет.
  Трое друзей поклонились королю.
   - Передайте Торну и его семье, - негромко, персонально ни к кому не обращаясь, сказал Эллиадан, - что я прошу прощения за то, что повстречался на их пути. Прощайте.
  Пока шли коридорами, Артис еще держалась, но стоило приснопамятной клетушке взмыть вверх, как девушка потеряла сознание. Эллиадан подхватил ее, поднял на руки и уже не отпускал, хоть Темный и хотел помочь, ни в следующих подъемниках, ни на канатной дороге, словно боялся чего-то. Так они и вышли наружу, под ослепительное белое солнце. Темный не обернулся ни разу, он не хотел смотреть на еще одни закрытые Врата. Эллиадан, наоборот, обернулся и долго смотрел вдаль. Затем перевел взгляд на волшебника.
   - Идем, Темный, - тихо сказал он. - Идем, если ты все еще намерен идти в одну сторону со мной.
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"