Мешков Александр Сергеевич. Летчик

Летчик

Я только раз видала рукопашный,

Раз наяву. И тысячу - во сне.

Кто говорит, что на войне не страшно,

Тот ничего не знает о войне.

Юлия Друнина

Терпеть не могу эту новую традицию - таскать ветеранов по школам. Живет себе человек, скрипит потихоньку, варится в котле эмоций, воспоминаний, забытый людьми и государством, а тут на тебе. Скрипишь старыми костями, приходишь, смотришь на этих великовозрастных балбесов и тошно делается. Это из них должны получаться великие люди - покорители гор и океанов. У них даже вопросы каждый год одинаковые: "А вы людей убивали?" "А что вам больше всего запомнилось?" Убивал, только не людей, а фашистов. Воспоминания, а кому они нужны? Один раз я пытался рассказать реальные воспоминания. Пока меня остановили, две школьницы упали в обморок, один очкарик выбежал в коридор блевать. Учительница потом меня журила: "это же дети, у них ранимая психика, им нельзя такое рассказывать". Конечно, нельзя, кому нужны эта кровища, грязь, пот, слезы. Самое страшное на войне видеть, как здоровый мужик воет в голос, держа в руках ногу товарища. Все что осталось.

Воспоминания... Первое военное воспоминание, которое до сих пор во снах является. Наш аэродром немцы разбомбили, я хоть и успел отбежать, меня все равно зацепило взрывной волной. Очухиваюсь постепенно, чувства как по одному кто-то включает. Сначала вижу маленький кусочек земли, рыжеватая пыльная земля, редкие травинки сухие торчат, муравьи ползают - комочки толкают туда-сюда. Потом боль пришла - мозглая такая, неприятная. Как будто лупили меня палками долго, потом бутылку водки влили и бросили. Ни рукой, ни ногой не пошевелить, лежишь как пенек гнилой. Я поначалу даже испугался, что позвоночник перебили, что лежать мне пока не найдут. Если будет кому искать. Но вроде ощущать начал себя, шевелиться потихоньку, повернулся неудачно, аж прострелило от макушки до пяток. Лежу возле дороги, в память прихожу, слышу моторы кругом, причем по звуку не наши. Едут мотоциклы, на них немцы расселись, мордатые, с автоматами. Остановился один возле меня, сошел один, наклонился надо мной, дулом потыкал, видит я совсем квелый, решил добить. К лицу мне дуло подносит, черное такое, бездонное, порохом пахнет - кисло так. Но потом петлички мои полуоторванные заметил, залопотал по своему, оттащили меня к дороге, бросили, мол еще сгодишься. А бросили то неподалеку от мотоцикла, от трубы выхлопной, мне нет-нет да в нос шибанет бензином этим. Так и потерял я сознание опять. Немцам позарез нужен был кто-то с аэродрома, информацию дать, да от меня они хрен что узнали. Списали на контузию, да и отправили в концлагерь.

В концлагере тоже воспоминаний хватало. Самое яркое, это "гонки за жизнь". Комендант лагеря, та еще сволочь арийская была, любил повторять: "Даже таракан пытается выжить. Что уж говорить о человеке". Зимой, бывало, выберет человек сорок с разных отрядов, выгонит всех на замершее озеро, тридцать впряжет в железный лист, а десяток на лист поставит. Потом на лист пяток эсесовцев загонит. И давай по озеру гонять, до середины добегут они, тут немцы сбрасывать на лед пассажиров начинают. И беги за этим листом, добежишь, вскочишь - выиграл гонку, отстал - шмальнут и дальше поехали.

Хорошее в войне? Да вы, что очешуели, как война может быть хорошей? Все, что можно было назвать хорошим, делалось, потому что вокруг была боль. Боль пропитывала все, до чего могла дотянуться, делала все со вкусом полынной горечи. Единственной каплей меда в этой горечи войны была Маша. Да, ее звали Маша, девушка с косами цвета спелой пшеницы, с глазами васильками, смешно припадавшая на левую ногу. Мы стояли тогда возле какого-то села со смешным названием, где-то в Воронежской области. Рядом, километрах в пяти, был перевалочный пункт для войск со своим штабом. Наши записные ухари-бабники уже успели туда наведаться. С молчаливого согласия комэска, танцы проводились у нас. Как сейчас помню, сидим ждем прихода наших дам, тут вбегает Петька с третьего экипажа, аж захлебывается: "Ребята, ребята, там такая куколка идет, даже комэск на крыльцо вышел!" Ну понятное дело, ломанулись мы все на выход. Вижу, идут лапушки наши, а посередине - такая куколка. Мужики слюной давятся, а она идет, прихрамывает, улыбается застенчиво. Подруги ее от зависти что ли, как цепные собаки вокруг нее крутятся, никого не подпускают. А я смотрю, как она идет, а в мозгу как кто-то гаркнул "Твое! Хватай!". Мигом друзьям моргнул: "Второй-второй, я первый, захожу на цель - отвлеките сопровождение!". Слава Богу друзья понимающие, один с одной стороны, другой с другой - дуэний под ручки и врассыпную. Дорога свободна, можно заходить на цель. Подхожу ближе, куда весь напор делся, только и сумел выдавить: "Пойдем, погуляем", потом как обухом по голове ударило, она же хромает. Но согласие получено, деваться некуда - жребий брошен. Дошли до речки, я там давно присмотрел местечко удобное от людей прятаться - обрывчик, сверху дерево нависает - романтика... Куртку летную расстелил, посадил ее, а сам дровишки в кучу да костерок мастерить принялся. Пока костер разгорался, слово за слово и разговорились. Узнал, как зовут, откуда она, туда-сюда. Пока сидели, разговаривали, слышу Валерка - техник мой, бежит. Танцы-то, уже закончились, спутницу мою уже ищут с собаками. Отвел понятное дело, к сборищу, по пути стребовал обещание приходить еще. Когда почти дошли, решил спросить, что ж она так хромает. Покраснев Маша призналась, что у нее слишком нежные ноги и сапоги ей сильно натирают, натоптыши там, трещины. Лечиться нечем, да и некогда - документов писать кучу, единственное на что отвлекались - на танцы к нам бегали. Ее долго не могли уговорить, помогли связисты, на машине ехавшие в нашу сторону. Проводили дорогих гостей, разошлись по землянкам. Второй и последний раз мы с ней встретились через три дня, у них опять получилось подъехать на машине. Опять пошли на старое место, там я торжественно презентовал ей баночку крема выменянного окольными путями в пехотной роте стоявшей неподалеку. Не успели поговорить хоть немного, слышим, сирена завыла - тревогу по аэродрому объявили. Только успел прибежать, комзвена карту дал, квадрат карандашом черкнул и вперед, в небо.

Когда вернулись, девушек уже не было. А через неделю их перевели на другой участок фронта и больше мы не виделись. А в памяти до сих пор остались пшеничные косы и глаза-васильки. Вот такие хорошие воспоминания о войне.

Времена сильно изменились. При СССР нас уважали а сейчас... Раз в год и ты кому-то нужен, как галочка для отчетности. Если помрешь к следующему празднику, тебя равнодушно вычеркнут из списков, достанут из картотеки адрес следующего "счастливца", и через пять минут забудут. Не за эту страну мы сражались...

Комментарии: 1, последний от 12/10/2013. © Copyright Мешков Александр Сергеевич (jonny_vi@mail.ru) Размещен: 10/10/2013, изменен: 10/10/2013. 7k. Статистика. Рассказ: Проза Рассказы, рассказики, размышления		Ваша оценка:
Аннотация: Этот сон преследовал меня три ночи пока я его не записал. Если, что-то не совпадает с реальностью, извините там не объясняли.

Мешков Александр Сергеевич : другие произведения.

Летчик