Indilhin : другие произведения.

Маленький домик на краю вселенной

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    - Ваша жизнь в ваших руках, - продолжал оратор, - она - свеча. Вы вольны затушить ее, и вольны дать ей сгореть до конца, истратив себя. Что же вы сделаете? Что вы выберете жизнь или смерть? Берегите пламя свечи своей, если хотите жить. Помните, что вместе с пламенем угаснет и сама жизнь. Вас не станет, и все, что вы хотели совершить и не совершили, растает во мраке. Берегите свет своей жизни!

   ... Я поставил компакт диск группы Raison D'Etre и выключил свет. Моя любимая мылась в ванной. Я слышал, как шумит вода, слышал глухой стук бутылочек из под шампуня о раковину. Видел маленькую полоску света, пробивающуюся через щель ванной комнаты...
   Я отвесил шторы. В комнату проникли печальные огни уличных фонарей. Что-то тоскливо постукивало о подоконник. Тук. Тук. Тук. Я знал этот звук с самого детства. Словно кто-то просит впустить внутрь. Тук. Тук. Тук.
   Я отошел от окна, расстелил на полу байку и лег. Из магнитолы доносились мрачные звуки музыки в стиле Dark Ambient. Шум ветра... Грегорианский хор... Глухой звон колокола... Я закрыл глаза и попытался, как всегда расслабиться, начиная с кончиков пальцев ног. И тут мне стало страшно. Меня окутал необъяснимый страх. Казалось, что сам воздух, что вся атмосфера комнаты вдруг оказалась пропитана этим неожиданным чувством. Это был не тот страх, что мы испытываем в детстве, когда, насмотревшись фильмов ужасов, ожидаем появления чудовищ. Штора, диван, кресло - все это тогда кажется убежищем жутких тварей, которые только и жаждут того, чтобы схватить нас. В такие моменты я накрывался одеялом с головой и старался ни о чем не думать. Это может показаться странным, но я никогда не боялся чудовищ. Я страшился самого испуга - острой волны страха при неожиданном появлении мерзкого создания...
   Но теперь был не тот страх. Я не боялся чудовищ. Я... Я боялся нечто, что трудно объяснить словами. Я боялся "ничего". Да, именно "ничего", как бы это абсурдно не звучало. "Ничего" или "ничто" - это когда тебя нет, когда не существует мыслей и чувств и... возможно, даже страхов.
   Стоп. Запутался. Но ведь я боюсь. Есть страх, который говорит о том, что есть нечто. Или я боюсь себя? Мне страшно остаться наедине с самим собой.
   Эта неожиданная мысль, словно вспышка света, на мгновение ослепила мое сознание. Я замер. Все вдруг остановилось. Мысли, дыхание, бег крови по венам и, казалось, даже само время - все остановилось и потеряло смысл. Я увидел спокойную гладь озера. Но и это видение быстро растаяло в пустоте. Наверное, вот так выглядит смерть? Или точнее несколько мгновений перед смертью, когда ты осознаешь, что остался один, что все чувства и ощущения посещают тебя в последний раз, и ты радуешься даже самому страху, как свидетельству жизни.
   Смерть. Смерть. Смерть. До этого я много раз пытался понять смысл и значение смерти, но оно всегда оставалось для меня лишь словом.
   Почти каждое слово становится кусочком нашей жизни, нашего сердца. Я называю такие слова живыми. Они есть, и так или иначе связаны с нашей жизнью. Я бы сказал, что из них складывается пирамида нашей жизни.
   Что такое "весна"? Весна - это я склоненный над быстро бегущим ручейком. В моих руках кораблик. Я улыбаюсь. Со мной друзья. Мы счастливы и смеемся, а в воздухе летает некий волшебный запах. И мне кажется, что вся магия весны, вся ее прелесть и очарование, лишь в этом магическом запахе, который дурманит голову и пьянит сердце, вынуждая нас становиться безумными и счастливыми.
   "Весна" - это и лучики солнца, согревающие меня и мою любимую, когда мы гуляем по городу, держась за руки. Это и прикосновение... Легкое, как танец перышка. Это тепло от этого прикосновения.
   Странно, бывает, что одно слово впитывает в себя несколько мгновений жизни, несколько чувств и понятий. Как и слово "весна". Я могу говорить о нем до бесконечности. Улыбаюсь... Интересная штука жизнь. Она может длиться пять, двадцать, шестьдесят лет, но о ней можно говорить вечно. "Жизнь"... Я настолько сильно ощущаю это слово, что даже могу погладить его. Я могу слышать его, когда оно плачет или смеется, а особенно, когда поет. Я могу видеть его даже в мелком насекомом. Жизнь...
   Но существуют и мертвые слова. Это те, которые ничего не дарят и не принимают. Они просто звук. Звук, помогающий нам общаться друг с другом. У каждого есть свои мертвые и живые слова. Для кого-то слова "жизнь" и "весна" никогда не рождались или уже давно умерли. Но не для меня... Не для меня...
   Как бы это глупо ни звучало, но и слово "смерть" для меня является живым. Да, именно живым. И вот в такие минуты как сейчас, когда я остаюсь один, я могу прикоснуться к нему. Вы не поверите, но оно живо и у него есть сердце. Я могу слышать его печальный стук, могу чувствовать его. Абсурд. Голова начинает кружиться от этих запутанных и безумных мыслей.
   Слова. Слова. Слова. Это все великая глупость. Чушь! Нет мертвых и живых слов. Есть мы. И это мы живы. Мы сами связываем то или иное слово с нашими переживаниями и нашей жизнью. Мы сами оживляем эти пустые звуки. Мы - боги наших слов.
   Тишина...
   Опять я говорю как пророк. Улыбаюсь... Снова эта игра. Зачем? Разве я уже не перерос всех своих пророков?
   Нет. И никогда не перерастешь. Да и зачем? Зачем тебе бежать от этой игры. Ты хочешь узнать, что находится за приделами всех твоих игр, всего созданного тобой мира? Я скажу тебе. За пределами всего есть лишь ничто - смерть.
   Я заметил, что перешел с собой на "ты".
   Ничто? Или нечто?
   Не знаю. Придумай сам.
   Тихий смех...
   Это смеюсь я? Или тот другой?
   Не знаю. Придумай сам...

***

   Ева выключила воду и, обмотавшись полотенцем, вышла из ванны. В квартире было темно. Она на цыпочках дошла до коридора и, нащупав выключатель, включила свет. Дверь в зал была открыта. Опустив ноги в теплые тапки мужа, Ева протянула руку к дверной ручке.
   - С легким паром, "заинька", - услышала она спокойный голос.
   - Спасибо. Ты еще будешь медитировать?
   - Нет, - Никита сел, положив руки на согнутые колени. - Я уже закончил.
   Он встал и, приблизившись к Еве, нежно поцеловал девушку в губы.
   - Спасибо, - Ева прижалась к груди мужа.
   - За что?
   - Не знаю. Спасибо, что поцеловал меня.
   Никита нежно улыбнулся и прислонился щекой к волосам девушки.
   - Ты мокрая.
   - Ага.
   - Я тебя люблю.
   - И я тебя. Очень-очень, сильно-сильно, честно-честно. А ты?
   - И я очень-очень, сильно-сильно, честно-честно. Выходных так мало.
   - Что, любимый?
   - Выходных так мало. Я хочу никогда с тобой не расставаться.
   - Я тоже. Ты так приручил меня.
   Никита улыбнулся.
   - Завтра вечером, мы снова будем вместе. К тому же, - он постарался придать таинственность своему голосу. - К тому же у нас впереди целый вечер.
   - Здорово! - Ева обрадовалась так, словно только что открыла для себя эту маленькую истину. - Целый вечер.
   Она оторвалась от мужа и, встав у зеркала, принялась расчесывать свои ярко рыжие волосы.
   - Посмотри, я рыжая?
   - Да, хорошо покрасилась, моя огненная малышка.
   - Тебе правда нравится? Я уже и не представляю себя с другим цветом волос.
   Ева сняла полотенце и протянула Никите:
   - Повесь, пожалуйста.
   Тот аккуратно повесил влажное полотенце на вешалку в ванне и, вернувшись, облокотился о стену рядом с расчесывающейся девушкой. Она была полностью обнажена. Пышная подрагивающаяся в такт движениям грудь, узкая талия и округлые бедра - Никита тысячи раз видел все это и всегда испытывал некую таинственную радость и восхищение. Он любил это изящное тело, любил его так же, как и заключенную в нем душу.
   - Ты прекрасна, - прошептал Никита.
   Ева ничего не ответила, но он мог поклясться, что видел, как его любимая улыбнулась.
   - Может, выключим музыку? - внезапно предложила она.
   - И?
   - И посмотрим, что идет по телевизору.
   - Почитать не хочешь?
   - Не, начиталась в ванне. Книга интересная, но хочется разнообразия.
   - Ты не поверишь, но и мне тоже захотелось заняться чем-нибудь, что не требует погружения в себя.
   - От себя не скроешься, - с улыбкой проговорила девушка.
   - Это уж точно.
   Никита выключил музыку и, взяв пульт, включил телевизор.
   - Что ты хочешь посмотреть?
   - Не знаю. Может, фильм. А что идет по Animal Planet?
   Никита щелкнул на девятнадцатый канал. Там, какая-то женщина выхаживала неких животных похожих на летучих мышей.
   - Что-то про летучих мышей. Нет, постой! Про летучих лисиц, - поправился он, услышав слова диктора. - Ты только посмотри на это чудо!
   Девушка, закончив приводить себя в порядок, вошла в зал.
   - Ой, какие же они милые!
   Ева и Никита улеглись на диван и, обнявшись, уставились на экран телевизора.
   - Ты только посмотри на это! - девушка от восторга толкала плечом Никиту в грудь. - Посмотри.
   Передача про летучих лисиц шла около получаса. Супруги то и дело весело смеялись, глядя на проделки милых созданий и, отпуская по этому поводу меткие комментарии.
   - Хочешь загадку? - сказал Никита, когда по экрану забегали титры.
   - Какую?
   - Шахматную.
   - Это из книги, которую ты читаешь?
   - Да.
   - Этого... Артура Пресса...
   - Артуро Перес Реверте. Книга называется "Фламандская доска".
   - Ах, да. Вылетело из головы, - Ева виновато улыбнулась. - Так, что там за загадка?
   Никита подошел к книжному шкафу и, протянув руку к одной из стопок книг, не помещавшихся на полке, взял самую верхнюю.
   - Вот, она. Ты когда-то заняла первое место в своем городе по шахматам. Думаю, эта задачка покажется тебе интересной.
   Никита открыл книгу на нужной странице, и перед Евой предстал рисунок шахматной доски, с расположенными на ней фигурами.
   - Помнишь, я тебе вкратце рассказывал сюжет книги. Перед героями стояла задача вычислить, какая из представленных фигур ходила последней.
   - Пустяк, - девушка махнула рукой.
   - Пустяк? Может, ты гений? Давай посмотрим.
   Ева придвинула к себе книгу и, указав, на три черных пешки, сказала:
   - Эти пешки не могли ходить, так как они стоят на своих местах. И... - она указала пальцем на черного офицера. - И слон не мог ходить, так как он находится на своей позиции и зажат вот этими двумя пешками.
   - Это-то понятно. Что ты скажешь насчет остальных фигур? - Никита устроился поудобнее.
   Ева легла рядом и продолжила:
   - Этот конь тоже не мог ходить...
   Девушка подходила к разгадке шаг за шагом, а Никита щедро награждал ее поцелуями. Потом неожиданно книга была отброшена в сторону и, словно обидевшись, захлопнулась. Рубашка нелепым пятном валялась на полу. Комната наполнилась возбуждающим полумраком... Два горячих тела соединились в одно неистовое пламя. Осыпая изящную шею поцелуями, Никита чувствовал прикосновение рук любимой, чувствовал боль, смешанную с наслаждением, когда ее ногти в порыве страсти впивались в его спину. Он слышал ее прерывистое дыхание. Тихий звук жизни, искренности и чистоты. И этот звук был красноречивее, был живее каждого слова. Этот звук наполнял жизнь смыслом...
   Когда все кончилось, они лежали, обнявшись, словно боясь отпустить друг друга и тем самым утратить навеки. Их сердца бились рядом словно две птицы, желающие разорвать свои оковы, чтобы встретиться друг с другом. Постепенно пламя начинало гаснуть. Он тихо дышал, уткнувшись носом в ее волосы; она, спрятавшись в его объятиях, будто в поисках защиты от окружающего мира.
   "Я самый счастливый человек!". Никита понимал всю нелепость этой мысли, но ему так хотелось сказать себе это. Неважно. Пусть это и нелепость. Только бы сказать. Одурманить, обмануть себя этой нелепостью и жить ею. Он закрыл глаза и оказался в море покоя и тишины. Оно что-то шептало. Никита увидел себя и Еву. Он держал ее на руках, и они кружились. Воспоминание или иллюзия? Неважно. Он понял, что не желал бы сейчас оказаться ни в каком другом месте. Только здесь и с НЕЙ. Ему вдруг показалось, что жизнь слишком мала, что жизнь - это слишком ничтожная крупица времени для того, чтобы вместить любовь. От этого становилось тоскливо.
   - У нас так мало времени, - прошептал он.
   - Для чего? - казалось, Ева знает ответ на свой вопрос.
   - Мало времени, чтобы быть вместе.
   - Давай, не будем думать об этом.
   Молчание.
   - Давай.
   - Я люблю тебя.
   - И я.
   - Тоже себя любишь? - Никита улыбнулся своей шутке.
   - Да, - Ева щелкнула пальцем по его носу, а потом поцеловала и добавила. - И я тебя люблю.
   Во сне Никита видел себя бегущем по морскому берегу. Волны приятно ласкали ноги. В закатном ванильном небе кружили чайки. Он бежал навстречу заходящему солнцу и кричал: "Я самый счастливый человек в мире!".

***

   Красноречие, я отказываюсь от тебя. Мне дороже истинность моих чувств и переживаний, а не их красота. Раньше я пытался писать красиво, а теперь буду стараться писать правду. Буду писать даже нелепости, если они будут исходить из моего сердца. Потому что я пишу для себя. Да. Эта мысль, эта истина только недавно по-настоящему посетила меня, отбросив все сомнения в сторону. Я пишу для себя. Пишу то, что хочу видеть, что хочу слышать и чувствовать. Я бы соврал, если бы сказал, что не хочу, чтобы меня читали. Я хочу этого, но не для этого я пишу. Я пишу, чтобы сказать то, чего не могу сказать, чтобы почувствовать то, чего не могу почувствовать. Я пишу, чтобы коснуться невозможного, сделав его возможным в своем мире. Я пишу, чтобы узнать себя, чтобы проникнуть в самые нетронутые глубины своего сознания или подсознания. Я пишу, потому что не могу не писать...
   Вы когда-нибудь были богом? Нет? Возьмите ручку и положите перед собой чистый лист бумаги. Включите музыку, если нужно и пишите. Проклинайте и благословляйте, убивайте, сражайтесь, любите, радуйтесь и печальтесь, потому что лист бумаги - это мир, где все дозволено. Это мир, где вы творец, это мир, который подчиняется созданным вами правилам. Это ваш мир. Подарите себе свободу на белом листке бумаги, и вы узнаете, что такое быть богом.

***

   - Что ты пишешь? - Ева вошла в зал, держа на руках пушистого кота.
   - Да, так ничего, - Никита оторвался от своего занятия и повернулся к жене.
   - Ничего?
   - Записывал свои мысли. Ты же знаешь, когда они приходят, мне необходимо выплеснуть их на бумагу. Просто с ума схожу от этого.
   Кот увидел на полу шнурок от ботинка и стал вырываться из объятий девушки.
   - Тише, Бэнджи, - Ева нежно провела рукой по серой шерсти животного.
   На самом деле кота звали Ясень или Ясенька. Но после фильма "Говорящие с ветром" он неожиданно превратился в Бэна Яззи. Бэна стали ласково называть Бэнни. После Бэнни получил полноценное имя Бэнджамин, которое со временем переросло в Бэнджи. В настоящее время у кота было имя и фамилия, что помогало ему чувствовать себя полноценным членом семьи.
   - Он увидел шнурок, - Никита улыбнулся. - У меня опять порвался шнурок в одном ботинке. Этот кусочек, что валяется на полу, я отдал нашему зверю на растерзание.
   Ева отпустила кота, и тот, подняв хвост трубой, бросился к своей новой игрушке.
   - Кажется, Бэнджи к нему не равнодушен, - сказала Ева, подходя к мужу.
   - Еще как. Причем этот балбес не захотел с ним играться, когда я привязал к нему бантик. Мол, подавай ему девственный шнурок и все.
   Девушка хихикнула. Кот повалился на спину и принялся терзать игрушку.
   - Ты посмотри на эту мордашку! Он такой чудесный!
   - Да. Помнишь, Ева, что говорил нам тот дедуля, у которого мы его взяли?
   - Конечно, я помню его слова: "Элитный будет кот, несомненно, элитный".
   - Точно. И при этом от него разило перегаром. Наш ценитель животных был немного под градусом.
   Супруги рассмеялись.
   - Элитный кот, - повторила Ева, пытаясь изобразить голос пьяного.
   - А все-таки это очень интересно.
   - Что?
   - Ну, как складывается жизнь. Там же было четыре котенка. Помнишь? Два белых, один черный с белыми лапками и наш Бэнджи.
   Девушка кивнула. Никита продолжил:
   - А ведь мы хотели взять белого...
   - Это я. А ты вообще хотел полосатого. Мы пошли за белым, потому что не нашли полосатых котят.
   - Да, и там был наш Бэнджи. Помнишь, он был похож на чемоданчик с головой? Этакая тумбочка с хвостиком. Поэтому он мне и понравился. Он был таким смешным..., - Никита улыбнулся, - Таким необычным.
   - А ты ведь хотел взять кошку.
   - Я привык к кошкам. Мои родители держали и котов и кошек, но представительницы женского пола всегда были более чистоплотны и к тому же игривы. Не то, что коты. Играются только пока маленькие, а потом спят целыми днями. Но Бэнджи не такой. Уже здоровый, а носится что сумасшедший.
   - Видишь, - Ева наставительно подняла палец. - Никогда не стоит ставить "штампы". Мол, кот значит будет обязательно таким-то и таким-то. Жизнь полна сюрпризов, любимый.
   - Что верно, то верно. А эти котята, помнишь, как мы пытались определить кот это или кошка.
   Ева улыбнулась.
   - Да. Там у всех было все одинаково. И хозяин щупал и хозяйка, помнишь, они ведь даже соседку позвали - эксперта по животным.
   - И та не определила. Бедные котята. В тот день им там все измусолили, а мы так и не определили кто кот, а кто кошка. Взяли котенка наугад... и не ошиблись. Несомненно, жизнь полна неожиданностей.
   К тому времени, коту надоело баловаться и он, приняв львиную позу, пристально наблюдал за своими хозяевами.
   - Бэнджи, - обратился Никита к животному.
   Тот в ответ, что-то промяукал.
   - Опять сочинил новую песенку за наше отсутствие?
   Кот затянул свое "мяу", но, неожиданно зевнув, запнулся.
   - Бэнджамин, маленький котенок, - вступила в игру Ева.
   Бэнджи бросился к ней и стал тереться мордашкой об ноги.
   - Бэнджи.
   Устав ластиться, кот решил попробовать ногу на зуб.
   - Что? - Ева изобразила возмущение.
   Кот уставился на нее большими зелеными глазами. Девушка неожиданно дернулась и он, мурлыкая, рванул в прихожую. Оказавшись там, Бэнджамин принялся усердно точить когти о палас, готовясь встретить противника во всеоружии.
   - У меня есть для тебя одно задание, - сказал Никита.
   - Какое? - Ева носилась по квартире за ошалевшим котом.
   - Я сегодня начал новый рассказик. Хочу, чтобы ты оценила.
   - Давай. Там много?
   - Да, нет. Совсем чуть-чуть.
   - Тогда без проблем, - девушка поймала кота и принялась тискать.
   Пленник отчаянно сопротивлялся, используя весь свой арсенал: клыки и когти.
   - У тебя уже и так все руки расцарапаны, - Никита обнял девушку, когда кот, наконец, вырвался и умчался на кухню.
   - Да. Я бедная девочка, - Ева превратилась в маленького ребенка.
   Супруги часто играли в эту игру. Никита был отцом, тем человеком, в объятиях которого можно было укрыться от всех невзгод окружающего мира, а Ева - маленькой девочкой, которая жаждала любви и ласки своего покровителя. Эта игра была негласной, никто не устанавливал правила и никто думал о ней как об игре. Она была частью жизни. Или даже самой жизнью. Никита всегда умиленно улыбался, когда видел эту хрупкую малышку, которой для полноты картины не хватало только большого белого банта и сарафанчика в цветочек.
   - Бедненькая моя.
   - Да.
   Никита взял ее поцарапанную руку и поочередно поцеловал каждый пальчик.
   - Ой, спасибо, - девушка светилась от счастья.
   Никита не смог сдержать улыбки при виде этой искренней детской радости.
   - Ты прелесть, - сказал он и, наклонившись, по отечески поцеловал девушку в лоб.
   - Мне так хорошо с тобой. Ты у меня самый лучший.
   - Неправда. Мы просто подходим друг к другу, поэтому нам хорошо вместе.
   - Нет. Любой бы девочке было хорошо с тобой. Как же сильно я тебя люблю. Мне очень повезло.
   Появился Бэнджамин и тут же дал о себя знать, издав протяжное "мяу".
   - А, покушал, - Никита улыбнулся.
   Кот довольно облизывался.
   - Так, что ты хотел, чтобы я прочла?
   - Ах, да, рассказик.
   - Заводить компьютер?
   - Нет, не надо. Я распечатал текст на работе.
   - Здорово! Не придется торчать у компьютера. Может, пойдем в ванну?
   - Ты же вчера мылась, малышка?
   - Малышка?
   - Да. Малышка Ив - так называют тебя мои друзья.
   Ева улыбнулась.
   - В квартире холодно. Я совсем замерзла.
   При этих словах девушка вздрогнула.
   - Ты же знаешь, что я не люблю валяться в ванне по будням. Меня быстро разморит, и потом будет тяжело вылезать.
   Ева поджала губки и жалобно произнесла:
   - Ну, пожалуйста.
   Никита на мгновение задумался, потом его лицо озарилось улыбкой, и он сказал:
   - Ладно, была ни была. День хороший, заниматься спортом мне сегодня не надо. Пошли.
   Девушка ушла набирать воду. Никита расстелил кровать. Затем открыл шкаф, и, вынув оттуда подушки, тщательно взбил их. После он поправил одеяло и положил сверху теплый плед.
   - Вот, так, чтобы моей малышке было тепло.
   Затем Никита подошел к выключателю и погасил свет. Комната погрузилась во мрак. Никита не почувствовал страха одиночества, как это было в прошлый раз. Ему очень захотелось включить музыку и побыть одному. Внутри него словно распускался цветок. Никита видел его и вдыхал таинственный аромат. Ему хотелось наблюдать за цветком, чувствовать его, стать им. Никита сел на пол, приняв позу лотоса. Перед его лицом красной точкой горел индикатор телевизора. Он закрыл глаза и мгновенно очутился в царстве собственных мыслей и чувств. Они кружились и плясали, озаряясь разноцветными вспышками. Никита отпустил нити, связывающие его с этим царством и оно, словно гонимое сильным ветром, унеслось прочь. Наступил покой и тишина.
   - Ты идешь?
   Никита открыл глаза и, повернувшись, увидел Еву. Она была обнажена. Теплый свет из ванны ласково окутывал ее фигуру. На мгновение Никите показалось, что он видит ангела. Да, именно таким должен был быть ангел; ангел, не стыдящийся собственной наготы.
   - Да, иду.
   - Я жду, милый.
   Девушка скрылась в ванной комнате. Никита вошел за ней и сразу же почувствовал приятный аромат, исходящий от воды.
   - Ты добавила масла для ванны?
   - Да. После него не сохнет кожа, да и пахнет приятно.
   Никита кивнул и стал раздеваться. Ева легла в ванну, теплая вода ласково приняла ее тело. Девушка на мгновение закрыла от удовольствия глаза и провела рукой по волосам. В этом жесте было нечто волнующее, нечто магическое, что заставляло сердце биться чаще и сводило с ума.
   - Иди сюда, мой герой, - сказала она, когда Никита полностью разделся.
   Ева села, и он лег на ее место. Затем она легла сверху, положив голову ему на грудь.
   - Ты взял свой рассказ?
   - Да, конечно, - Никита приподнялся и взял с пола несколько листов бумаги. - Вот он.
   - Темнело, - начала Ева вслух, - Красный солнечный диск скрывался за горами. С Северо-запада медленно ползла огромная туча. Порывистый ветер играл с желтыми листьями у дороги. В воздухе пахло сыростью. Вдалеке слышались раскаты грома...
   - Можешь читать не вслух.
   - А ты?
   - А я буду читать вместе с тобой.
   Ева направила все свое внимание на рассказ, буквально растворившись в нем. Никита нежно гладил ее рыжие волосы и старался не думать о том, что она скажет, когда закончит читать. Он считал свою жену достойным критиком. И ее будущая профессия театрального режиссера, лишь укрепляла это мнение.
   Внезапно девушка улыбнулась.
   - Что такое? Какой-то ляпус? - забеспокоился Никита.
   - Да, нет.
   - А что?
   - Просто смешной момент.
   - Какой? - он сгорал от нетерпения в жажде узнать, чем же ему, а точнее, его рассказу, удалось вызвать у любимой улыбку.
   - Не знаю... Просто Таррин, твой герой... он такой колоритный.
   Во время чтения Ева несколько раз улыбалась, и каждый раз Никита просил пояснить, чем это вызвано.
   - Ты что, юморесочку пишешь? - наконец шутливо спросила она.
   - А что смешно? - Никита явно нарывался на комплименты.
   - Вот, слушай, - девушка начала читать. - Внезапно тишину нарушил низкий гул. Он слился с ночью и ответил где-то далеко таким же гулом. Кто-то трубил в рог.
   - Что это? - прошептал Таррин.
   - Что бы это ни было, нам это не сулит ничего хорошего. - Этэхимо достал из своей сумки арбалет и повесил на плечо колчан со стрелами. - У тебя есть окна на втором этаже, с которых можно было бы увидеть, что делается под дверью?
   - Да, конечно.
   - Тогда хватай свой лук и веди быстрей. Меллале, ты пойдешь с нами.
   Они взбежали вверх по лестнице. Пес остался у входной двери.
   Таррин ввел их в спальню родителей:
   - Вот это окно.
   Он открыл деревянные створки и в комнату ворвался запах ночи. Дождь почти закончился. Не гремел гром, не сверкала молния, капли падали все реже и реже. На горизонте чернела полоса леса, затянутая пеленой тумана. Время от времени из-за туч показывалась луна, окутывая дом бледным светом. Черная фигура стояла спиной к двери. В руках незнакомца был рог странной формы, похожий на большую морскую ракушку. Он дул в него, издавая тот низкий гул, что они услышали на первом этаже. Незнакомец был очень высок и худощав, что было видно, несмотря на черный плащ и окутывающую его ночь.
   Этэхимо прицелился и выстрелил. Стрела попала в то место, где у незнакомца должна была быть шея. Черная фигура выгнулась, выронив рог. Капюшон слетел с головы, открыв взору бледную лысину. Через мгновение незнакомец рухнул наземь.
   - Так то лучше, - Этэхимо убрал арбалет.
   - Ты убил его? - Таррин посмотрел вниз.
   - Не знаю. Надеюсь, что это так.
   - Ну и что? - спросил Никита после паузы.
   - Да нет, ничего. Парень замочил какого-то чудика да и все. Не знаю. Но этот и некоторые другие моменты, связанные с этим бравым Этэхимо и трусливым Таррином кажутся мне смешными. Что-то в стиле... Даже скорее в репликах героев... Не знаю. Мне пока не удается сформулировать мысль.
   Никита стал смеяться.
   - "Так-то лучше". Здорово придумано, правда?
   - Вот самодовольный, сам написал и сам смеется.
   - Перейдем к неприятной части разговора, - сказал Никита официальным тоном.
   - Ты про ошибки и нелепости? Их тут предостаточно.
   - Впрочем, как всегда.
   - Да ладно, я же шучу.
   - Я знаю. А зря. Ошибок у меня всегда хватает.
   - Вот послушай, что ты написал: ...Щеки и борода покрытые шрамами. Жуть какая! Как ты себе представляешь бороду покрытую шрамами?
   Никита представил себе такую бороду и залился хохотом.
   - А что ты посоветуешь написать?
   - Ну, не знаю. Ты ж писатель. Да и зачем тебе эта борода? Убери ее вообще.
   - Так... Значит: Щеки покрытые шрамами?
   - Это лучше. Согласен?
   - Ага. Что еще?
   - Ну, помимо неправильно расставленных запятых, вроде больше ничего... Хотя постой, - Ева провела тонким пальцем по листку. - Есть еще один момент...
   После ванны они улеглись в постель и тут же забылись крепким сном. В зал вошел Бэнджамин. Хорошенько вылизавшись, он тихо прокрался до подушки, на которой лежала голова Евы и, уткнувшись носом в ее волосы, быстро заснул.
   Ночь... Звезды... Тишина... От крана на кухне отрывается маленькая капелька; мгновение она летит и затем ударяясь о раковину, издаёт тихий звук - кап... Потом тишина... Кап... Снова тишина... Кап... Тишина... Кап... Бесконечность...

***

   В пятницу вечером позвонил мой приятель Юрий.
   - Здорово, "корч"!
   Юра всегда при приветствии использовал хитросплетенные словечки, и потому я уже давно на это не обращал внимания.
   - Привет, Юра!
   - Я по процедурному вопросу.
   Резкий переход к делу без излишней учтивости, Юрий считал своим коньком.
   - Да, слушаю.
   - Помнишь, ты просил меня достать пропуск на сатанинскую вечеринку?
   - Да, конечно.
   - Так вот приятель, можешь плясать от радости. Я выполнил твою просьбу. Сегодня вечером у "Церкви Света" какое-то собрание.
   - "Церкви Света"?
   - Да, эти кексы теперь себя так называют. Давно ушли те времена, когда сатанисты были злодеями, жаждущими лишь крови. Теперь эти ребята - интеллектуалы. У них свои идеи, и...
   - Спасибо за информацию, но я все это знаю, - перебил я впавшего в кураж приятеля.
   - Понимаешь, это закрытая вечеринка?
   - И?
   - Туда не каждый может попасть. Вход только по определенным флайерам. Фактически эти флайеры являются пропусками. На каждом из них указанно имя приглашенного. В общем, вам с Малышкой Ив придется прикинуться другими людьми.
   - Евы сейчас нет в Минске. Она поехала на выходные к родителям.
   - Так ты пойдешь один?
   - Не знаю, стоит ли вообще туда идти.
   - А как же психологический интерес? Как же чисто объективный подход?
   - Ты пытаешься давить на меня?
   - Нет, что ты? Ни в коем случае, Никки. Просто... Ну, не пропадать же пропускам впустую.
   - Ладно, я подумаю. А почему ты сам не хочешь пойти?
   - Я? За кого ты меня держишь? Что я мало с идиотами общался? К тому же я не встречал среди этих сатанистов ни одной привлекательной девчонки.
   - И много ты видел сатанисток?
   - Нет. Но представление об этих мегерах у меня есть. Хотя постой, возможно, проколотый пупок это сексуально. Надо подумать.
   - Ты думаешь только об одном.
   Юра похотливо хихикнул.
   - Да я такой! Хе-хе-хе...
   Мне этот разговор начинал надоедать, и я задумался, как бы тактично отвязаться от назойливого приятеля.
   - Юра, где мы с тобой встретимся?
   Юрий перестал хихикать и с наигранным недоумением спросил:
   - Зачем?
   - Чтобы ты мне передал пропуска.
   - А, ты об этом! Расслабься, кекс. Встречаться не нужно. Пропуска у тебя в почтовом ящике. Я к тебе заходил после работы, но тебя не было дома, поэтому, на всякий случай, я киданул их тебе в ящик.
   - Ну, спасибо.
   - Да не за что. Обращайся.
   - Так ты точно не хочешь пойти?
   - Ну, ты и зануда, приятель! Я же сказал, не хочу. Лучше пойду с корешами водочки попью.
   - Тоже не плохо, - сказал я, чтобы не расстроить товарища.
   - Ладно, счастливо! Мне нужно бежать. Родина, понимаете ли, зовет, - услышал я на другом конце провода.
   - Счастливо!
   Юра положил трубку.
   После разговора у меня было какое-то неприятное ощущение. Не предчувствие, а именно ощущение. Словно мне дали попробовать нечто ужасно горькое и эта горечь до сих пор у меня во рту.
   Я присел на диван рядом со спящим Бэнджи и погладил его. Кот замурлыкал сквозь сон и перевернулся на спину, вытянув задние лапки. В магнитофоне тихо играла музыка к фильму "Страсти Христовы". Лучик заходящего солнца проник в комнату и коснулся брюшка кота. В такие тихие моменты я очень часто погружался в себя, отдаваясь во власть своим фантазиям и силе музыки. Голос неизвестной исполнительницы песен, казалось, проникал в само сердце, наполняя его некой сладкой печалью. Я всегда любил печальную и мрачную музыку. Многих она вводит в состояние депрессии или просто-напросто раздражает, но только не меня. Не поверите, но такая музыка звучит для меня оптимистично. Когда моя мама первый раз услышала Лизу Джерард, она сказала, что после такой музыки остается только свести счеты с жизнью. Мне же от такой музыки наоборот хотелось жить. Она помогала мне погрузиться в самого себя и расправить крылья вдохновения. Все самые лучшие мысли и идеи рождались под музыку. Она была неким бальзамом для моего сердца, для моей слабости, для моей бессознательной печали.
   Когда заиграла композиция "Crucifixion", сопровождающая в фильме распятие Христа, я встал и начал собираться. Это было не похоже на меня. Я бы с удовольствием остался дома и провел бы время за прочтением какой-нибудь интересной книги, но мое сознание говорило надо идти. К чему сведутся все мои знания, если не будет опыта подтверждающего их.
   Я рассмеялся, услышав эту по-детски заносчивую мысль. Как приятно бывает посмеяться над собой.
   Когда я выбежал на улицу, было уже темно. Аккуратные улицы спального района Минска уютно кутались в теплом свету гудящих фонарей. Было тепло. Гуляла молодежь. Кто-то спешил после изнурительной работы домой, у кого-то наоборот работа только начиналась. Я достал из внутреннего кармана пальто пропуск на вечеринку "Церковь Света" и, развернув его, прочел напечатанное в левом нижнем углу имя:
   - Дмитрий Строгарев. Так... Значит я сегодня - Дима. Дима Строгарев.
   Я повторил неизвестные мне имя и фамилию несколько раз, чтобы как следует запомнить. Надеюсь, я не натолкнусь там на приятелей этого Димы. Рисковать я не любил. Во всех жизненных ситуациях я поступал разумно, а не бросался в омут с головой. По крайней мере, мне так казалось.
   Главное пройти внутрь, а там уже, что-нибудь придумаю. В конце концов, буду называться другим именем.
   В этом же пропуске, я нашел и время начала "вечеринки". Собрание сатанистов начиналось в 20:00. У меня оставалось около сорока пяти минут. Я быстро пошел в сторону остановки. По пути, я достал сотовый и набрал номер любимой.
   - Здравствуй, "зайка"!
   - Здравствуй, любимый!
   - Как дела?
   - Все нормально. Хорошо доехала. Сейчас сидим с мамой и папой - пьем чай. Потом пойдем разгадывать сканворды.
   - Передавай от меня всем привет.
   - И тебе привет, - Ева была в превосходном настроении.
   - Малышка.
   - Что?
   - Нам тут Юра достал билеты на сатанинскую вечеринку.
   - Да? Когда она будет?
   - Сегодня. Мне не хочется идти, но нужно узнать что это, черт побери такое! - я внезапно разозлился на себя за то, что иду туда против своей воли.
   - Это для твоей книги?
   - Да, будь она проклята!
   - Ладно тебе. Эта вечеринка легальна?
   - Судя по всему, да. Думаю, там будет даже охрана.
   - Будь осторожен. Обещаешь? - в голосе Евы слышались нотки волнения.
   - Обещаю. Если ты захочешь, я не пойду.
   - А чего хочешь ты?
   - Я не хочу идти, но надо. Мне кажется, что я не смогу писать об этом, не смогу понять этих людей, если сам не увижу их.
   - Ты пойдешь один?
   - Да. Юра отказался.
   - Звони.
   - Обязательно. Ты не расстроилась?
   - Нет, ни сколечко.
   - Я тебя люблю, Ив.
   - И я тебя люблю очень-очень, сильно-сильно, честно-честно.
   Я не мог сдержать улыбки.
   - И я тоже очень-очень, сильно-сильно, честно-честно.
   Ева тоже улыбнулась, и я представил, как далеко в другом городе, ее дыхание сталкивается с телефоном, ее черные глазки - пуговицы лукаво блестят, а ротик с острыми зубками, слегка растянут в обольстительной улыбке.
   - Я позвоню тебе сегодня.
   - Обязательно звони. Я буду волноваться.
   - Не волнуйся. Я уже большой мальчик.
   - Ну, ладно мне нужно идти. Хорошо?
   - Хорошо, любимая. Пока.
   - Пока, любимый.
   Она отключилась, и я услышал короткие гудки.
   В это время к остановке подъехало маршрутное такси. Оно было полупустым. Заплатив водителю за проезд, я устроился на заднем сиденье, и, опиревшись головой о стекло, наблюдал, как мимо меня проносятся огни большого города.
  
   Без пяти восемь я поднимался по ступеням, ведущим к одинокому дому на холме. Этот дом располагался в незастроенной части города. Неподалеку темнел лесочек, в котором зимой любили прогуливаться лыжники. В темноте он казался враждебным, словно в нем затаилась некая злая сила, готовая пожрать любого, кто приблизиться к ее убежищу. Эти архаичные страхи я списал на свое бессознательное.
   Этот дом был хорошо виден с дороги. Я часто проезжал мимо него по пути на работу, но никогда не думал, что он является официальным притоном последователей Антона Шадор ЛаВея, скорее местом встречи баптистов или так называемых "слуг Иеговы".
   Спереди здание казалось не очень большим, но стоило только попытаться обойти его и оно начинало казаться огромным. Лабиринты пристроек и переходов превращали его в некий запутанный маленький городок со своими центральными ухоженными "аллеями" и полузаброшенными поросшими мхом и лишайником "улочками".
   Вокруг было тихо и безлюдно. На мгновение мне показалось, что я единственный, кто решился явиться на эту вечеринку.
   Поднявшись по ступеням, я отворил большую дверь, издавшую громкий скрип, и вошел внутрь.
   Передо мной был небольшой холл. Слева гардероб, рядом дверь в другое помещение, справа мягкий "уголок", напротив входа зеркало, в котором я четко видел свое отражение. Ничего необычного. Я почувствовал разочарование.
   Внезапно, словно из ниоткуда, появился здоровый парень:
   - Здравствуйте. Ваше приглашение? - вежливо сказал он.
   Я посмотрел на его толстую шею и бугристые плечи и не позавидовал тому, кто решился бы проскочить мимо этой "гориллы" без билета.
   - Здравствуйте.
   Я доброжелательно улыбнулся и, засунув руку во внутренний карман пальто, достал приглашение.
   - Вот, пожалуйста, - сказал я, протягивая билет "горилле".
   Он взял его своими толстыми пальцами и, внимательно осмотрев, спросил:
   - Дмитрий Строгарев?
   - Да, конечно, - ответил я без запинки.
   "Горилла" обнажил в улыбке белые до ненормальности зубы и сказал:
   - Добро пожаловать. Верхнюю одежду снимайте в гардеробе.
   Я снял пальто и положил его на гардеробную стойку. К моему великому удивлению, вместо привычной бабули, появилась молодая девушка с черными волосами. Приняв мое пальто, она вместо номерка выдала мне медный кулон с кожаным ремешком, который я надел на шею.
   - Второй номерок прицепите сюда же, - сказала она, добродушно улыбаясь.
   - Спасибо, - ответил я в недоумении, о каком же втором номерке идет речь.
   Я вошел в следующее помещение и был удивлен. Комната была пуста: ни души. В этой тускло освещенной комнатушке были еще две двери. Я не знал, что мне делать и хотел было уже вернуться и спросить гардеробщицу, как неожиданно одна из дверей тихо приоткрылась, и оттуда вынырнул худой человечек с козлиной бородкой.
   - Здравствуйте, - проблеял он.
   - Здравстуйте.
   - Вы...?
   - Дмитрий, - не растерявшись, подсказал я.
   - Ах, Дима, превосходно! - незнакомец хлопнул в ладоши. - Следуйте за мной.
   Он вошел в ту же дверь, из которой появился, и я последовал за ним.
   Мы молча прошли по узкому коридору, освещаемому лишь тремя светильниками, выполненными в форме факелов.
   В конце коридора было еще две двери: одна спереди, а другая слева.
   Внезапно дверь слева отворилась, и из нее вышел некто в длинной мантии с капюшоном, накинутым на голову. Этот некто держал в руках блюдце с горящей свечой. Не обращая на нас никого внимания, незнакомец, исчез за другой дверью.
   Мой провожатый остановился и сделал учтивый жест, приглашающий меня войти в ту дверь, откуда до этого появился человек со свечой. Я вошел, он не последовал за мной. Теперь я увидел множество мужчин и женщин в черных шелковых мантиях, и у каждого была в руках свеча. Они один за другим молча скрывались за той дверью, в которую я только что вошел. Были и другие, которые, как и я не успели еще облачиться в этот наряд. Я присоединился к ним.
   Здесь был еще один гардероб. Когда я оказался рядом с одной из обслуживающих женщин, она взглянула на номерок, висящий у меня на шее и, утвердительно кивнув, протянула мне черную мантию и свечу. Далее я подобно остальным проследовал в маленькую кабинку, где как я понял, должен был полностью раздеться и облачиться в выданную мне мантию. Сначала я подумал накинуть мантию поверх одежды в надежде, что никто не заметит моей хитрости, но потом отказался от этого, боясь быть разоблаченным.
   Я разделся. Моя нагота в этом странном месте и при таких обстоятельствах подействовала на меня возбуждающе, дав место дерзким фантазиям. Собравшись с силами, я запихнул ожившего зверя подальше в самые сокровенные уголки сознания и накинул на голое тело шелковое одеяние. Ткань приятно ласкала тело, заставляя его ощущать жизнь, каждой своей частью, каждой клеточкой кожи. Я унял блаженную дрожь и, взяв аккуратно сложенную одежду в одну руку, а свечу в другую, вышел из кабинки.
   Сдав свою одежду в гардероб, я получил еще один номерок, который мне повесели рядом с первым. Потом мне зажгли свечу, и я, накинув капюшон на голову, последовал за остальными.
   Я снова очутился в коридоре, и теперь мне пришлось войти в то помещение, где я еще не был и, где до этого скрылся человек, облаченный в черную мантию.
   Войдя, я оказался в огромном зале, который был освещен сотнями свечей, собравшихся здесь людей. Стены зала были отделаны темно-красным бархатом, что придавало ему очень богатый вид. Высокий свод, подпирался двумя рядами толстых колонн, выполненных в готическом стиле. Стены были увешаны мрачными картинами. В некоторых из них я узнал репродукции гравюр Гюстава Доре к "Потерянному раю" Джона Мильтона и "Божественной комедии" Данте. Все картины, так или иначе, были связаны с дьяволом или с грехопадением.
   В тусклом свете я смог разглядеть несколько коридоров, уводящих из зала. Над ними были таблички с какими-то надписями. Некоторые из них мне удалось прочесть. Вот они: "Похоть", "Насилие и жертва", "Гордость", "Ненависть", "Мистерии" и "Мудрость". Куда вели эти коридоры, и для чего предназначались, оставалось для меня загадкой. Наряду с перечислением грехов здесь присутствовало и слово "мудрость", а также "мистерии", которые никак не вписывались в общую картину.
   Внезапно у дальней стены зала вспыхнули факелы, осветив высокую трибуну. Все замерли. Шум прекратился. Я слился с толпой и, надвинув капюшон на голову, воззрился вперед.
   На трибуну медленно поднимался высокий человек. Он, также как и все, был облачен в черную шелковую мантию, но свечи у него не было. Его голова была не покрыта капюшоном, и потому я смог разглядеть его. Длинные черные волосы, борода как у священнослужителя и серые глаза, пронизывающие тьму своим холодом - все это производило какое-то неприятное впечатление. Незнакомец еще не заговорил, но мне показалось, что я уже знаю его. И то, что я о нем знал, отталкивало меня.
   - Из сей бесплодной пустыни стали и камня я возвышаю свой голос, дабы смогли вы услышать его, - начал незнакомец властным голосом, который громким эхом разносился по залу. - Востоку и Западу я подаю знак. Северу и Югу я даю знать: Смерть слабым, богатство сильным! Откройте глаза, дабы видеть, о, люди, чей разум заплесневел; слушайте меня! Ибо я восстаю, чтобы бросить вызов мудрости мира; подвергнуть испытанию "законы" Человека и "Бога"! Я испрашиваю суть его Золотого Правила и хочу знать, зачем нужны его десять заповедей. Ни перед одним из твоих печатных идолов я не склоняюсь в смирении и, тот, кто изрек "ты должен", есть мой смертный враг! Я погружаю свой указующий перст в водянистую кровь твоего бессильного сумасшедшего Спасителя и пишу на его иссеченном терном челе: Вот ИСТИННЫЙ принц зла - царь рабов! Ни одна седая ложь да не станет правдой для меня, ни одна удушливая догма да не стеснит мое перо! Я освобождаюсь ото всех условностей, которые не ведут к моему земному благополучию и счастью. Я воздвигаю в неумолимом посягательстве знамя сильных! Я впериваюсь в стеклянный глаз твоего страшного Иеговы и тяну его за бороду; я воздымаю топор и вскрываю его изъеденный червями череп! Я выбрасываю содержимое философски отбеленных гробниц и смеюсь с сардонической яростью!
   Он рассмеялся и, казалось, что от его хохота у меня трясется сердце. В его словах я узнал строки из "Сатанинской Библии" Шадор ЛаВея, но незнакомец не произносил их, а словно был самими словами, что витали в воздухе, врываясь в сердца и мысли собравшихся.
   - Соберитесь же вокруг меня, о, вы, презревшие смерть; и сама земля станет вашей! - обладайте же ею и владейте! - продолжал незнакомец. - Слишком долго руке мертвеца дозволено было стерилизовать живую мысль! Слишком долго правое и неправое, добро и зло были извращены лжепророками! Ни одно вероучение не должно приниматься на основании его "божественной" природы. Религии должны быть подвергнуты сомнению. Ни одна моральная догма не должна приниматься на веру, ни одно правило суждения не должно быть обожествлено. В моральных кодексах нет изначальной святости. Как и деревянные идолы далекого прошлого, они - плод труда рук человеческих, а то, что человек создал, он же может и уничтожить!
   "Любите друг друга", - сказано в высшем законе, но что за смысл вложен в эти слова? На каком рациональном основании покоится этот стих любви? Почему я не должен ненавидеть врагов моих; ведь если я "возлюблю" их, не отдаст ли это меня в их власть? Естественно ли для врагов творить добро друг другу, и ЧТО ЕСТЬ ДОБРО? Может ли изорванная и окровавленная жертва "любить" омытые кровью челюсти, что разрывают ее на части? Не являемся ли мы все инстинктивно хищными зверьми? Если люди перестанут охотиться друг на друга, смогут ли они продолжать свое существование?
   Стань Ужасом для противника своего, и, идя путем своим, он обретет достаточно опыта, над коим следует поразмыслить - этим заставишь ты уважать себя во всех проявлениях жизни и дух твой, - бессмертный дух твой будет жить не в неосязаемом раю, а в мозгах и сухожилиях тех, чьего уважения ты добился.
   Жизнь есть величайшая милость, смерть - величайшая немилость. И, посему, надо прожить большую часть жизни - ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС! Нет ни небес в сиянии славном, ни ада, где жарятся грешники. Здесь и сейчас день наших вечных мук! Здесь и сейчас наш день наслаждения! Здесь и сейчас наш шанс! Выбери же этот день, этот час, ибо спасителя нет! Скажи сердцу своему: "Я - сам себе спаситель!"
   - Я - сам себе спаситель! - пронеслось по залу.
   Я сдержался, чтобы не улыбнуться. Такие люди как этот оратор, цитирующие других, и живущие мыслями своих гуру, всегда вызывали у меня смех. Невольно я чувствовал их ниже себя, ниже их учителей, которым они пытались подражать. Эти "подражатели" очень часто были прекрасными актерами, которые могли исполнить роль учителя, лучше его самого, но, по сути, они всегда пусты. Они как искусственный цветок в сравнении с живым. Они лишь удачная копия и всё.
   - Ваша жизнь в ваших руках, - продолжал оратор, - она - свеча. Вы вольны затушить ее, и вольны дать ей сгореть до конца, истратив себя. Что же вы сделаете? Что вы выберете жизнь или смерть? Берегите пламя свечи своей, если хотите жить. Помните, что вместе с пламенем угаснет и сама жизнь. Вас не станет, и все, что вы хотели совершить и не совершили, растает во мраке. Берегите свет своей жизни!
   Я удивился. Это было что-то новое. Аллегории со свечой я не встречал у ЛаВея. По-видимому, это было личным изобретением самого оратора. Где-то в глубине сознания, я почувствовал некую угрозу, словно моя жизнь и вправду зависела от пламени свечи, которую я держал в руках.
   - В этот вечер вы можете воплотить свои самые сокровенные желания. Вы можете дать волю своим чудовищам, которых вам приходилось все время держать на цепи. Вы можете позволить себе воплотить в жизнь свои самые запретные сексуальные фантазии. Вы можете испытать боль, если захотите, и сможете причинить боль, если пожелаете. Все, что вам запрещало общество, мораль и закон, вы можете реализовать здесь - на лоне Сатаны. Но не забывайте о пламени жизни вашей, которое не должно погаснуть, ибо вместе с вашей свечой померкнет и ваша жизнь. А теперь идите, друзья мои, и пусть каждый из вас следует за своим сердцем.
   После этих слов толпа оживилась, и люди стали расходиться по коридорам, которые я заметил ранее. Я решил обойти их все, для того, чтобы узнать об этом культе как можно больше. Для начала я направился к ближайшему коридору, над которым красовалась надпись "Похоть".
   Внезапно меня кто-то толкнул, и я чуть не выронил свою свечу.
   - Извините. Прошу прощения. Простите.
   Я обернулся и увидел невысокого молодого парня, который нечаянно налетел на меня и теперь извинялся. У него были светло-русые волосы и борода без усов. Ярко-голубые глаза умоляюще смотрели на меня.
   - Ничего страшного, - ответил я.
   - Простите...
   - Я же сказал: ничего страшного.
   - Вы должны помочь мне, - внезапно сказал он, схватив меня за руку. - Вы должны помочь мне.
   - Вы напуганы. Что с вами? Вам кто-то угрожает?
   - Я в опасности. Помогите мне. Я в очень большой опасности.
   Я взял его за плечи и попытался успокоить:
   - Все в порядке. Здесь много людей. Вам никто не причинит вреда. Вы в безопасности.
   - К черту все! - внезапно вспылил незнакомец, сорвав мои руки со своих плеч. - Вы не понимаете, о чем говорите! Все мы в большой опасности. Никто не видит... Все словно ослепли. Помогите!
   Неожиданно он запнулся и стал к чему-то прислушиваться, потом, достал что-то из складок свой мантии и протянул мне:
   - Возьмите это. Мне нужно уходить... Они рядом.
   Я принял из его рук какую-то металлическую безделушку.
   - Кто ОНИ? Кто вам угрожает?
   - У меня нет времени. Я в опасности. Я должен бежать. Помогите мне. Помогите всем нам. Помогите нам увидеть..., - сказал незнакомец и скрылся в коридоре с надписью: "Насилие и жертва".
   "Что за больной тип?" - подумал я и взглянул на то, что он мне дал. Передо мной была маленькая, по виду медная, безделушка в виде какой-то птицы. Внимательно присмотревшись, я понял, что это пеликан.
   "Что за чертовщина?"
   В недоумении я двинулся к выбранному мной коридору. Коридор был не длинным. За ним была довольно большая комната, выполненная в стиле барокко. Оказавшись там, я замер, пораженный увиденным. Как и главный зал, комната была выполнена великолепно, но не это так поразило меня.
   Первое, что я увидел это потное лицо темно-русой девушки с пустыми зелеными глазами, которая стояла, упершись руками в стену, и томно смотрела куда-то сквозь меня. Ее голое тело раскачивалось от толчков мужского тела сзади. Каждый раз, когда, довольно кряхтя, мужчина погружался в ее лоно, она издавала стоны удовольствия. Крепкими руками он массировал ее ягодицы, время от времени запуская между ними свои пальцы, от чего стоны женщины становились громче и она начинала царапать ногтями стену. Внезапно лицо мужчины исказилось, став похожим на оскал дикого животного, он грубо схватил девушку за талию, и его толчки стали глубже и резче. Она закричала от блаженства и принялась совершать встречные движения. Мужчина освободил одну руку и, не останавливаясь, стал гладить шею и лицо девушки. Найдя его пальцы, она взяла один из них в рот и, закрыв глаза, стала сосать его...
   Комната просто кишела обнаженными, преисполненными страсти телами, которые, находя друг друга, полностью отдавались во власть своих сексуальных фантазий. Кто-то, не желая делиться своей любовью с другими, уединялся в темном углу со своим партнером или партнершей, превращая этот угол в бездну страстных стонов и криков. Я видел мужчин, которые совокуплялись с мужчинами и женщин, которые своими языками и трепещущими пальцами доводили других женщин до исступления. Я видел, как трое мужчин, овладевают одной женщиной, и видел, как после, стоя на коленях, она с великим упоением пьет их семя. Эти сцены возбуждали и в то же время вызывали невольное отвращение. То, что я иногда видел в неожиданных фантазиях, в реальности выглядело ужасающе. Запах пота и семяизвержений, по животному судорожно дергающиеся тела, трясущиеся бедра женщин и хлюпкие удары тела о тело - все это напоминало мне оргии из произведений Маркиза де Сада. Все это притягивало, звало, обещая небывалые земные наслаждения, и в то же время отталкивало.
   Бесстыдно виляя обнаженными бедрами, ко мне подбежала молодая девушка с пухлыми чувственными губками и, не дав мне опомниться, страстно прижалась к моей груди. В то время как она целовала мою шею, я чувствовал, как ее рука проникает ко мне под мантию и касается бедра. По моему телу пробежала дрожь. Опомнившись, я отстранился, останавливая ее предупредительным жестом. Она удивленно уставилась на меня ничего не понимающим взглядом, а потом фыркнула и присоединилась к ближайшей группе голых тел.
   - Впечатляет, не так ли?
   Я обернулся и увидел того самого оратора, который около пятнадцати минут назад зачитывал с трибуны учение Антона Шадор ЛаВея.
   - Может быть. Напоминает фильм Стэнли Кубрика "С широко закрытыми глазами", - ответил я.
   - Почему ты не идешь к ним? - спросил незнакомец.
   - Мне это не нужно. У меня есть человек, которого я люблю. И мне не нужен никто кроме него.
   Незнакомец стрельнул в меня своими холодными глазами и сказал:
   - Вся прелесть свободного человека заключается в том, что он волен делать выбор. Мы не навязываем полигамной любви и разврата. Мы лишь даем этот разврат тем, кому он необходим. "Хочешь, люби одного человека, а хочешь, люби многих. Поступай, как велит тебе твое сердце" - так гласит одна из заповедей Сатаны. Кстати, меня зовут Александр, - незнакомец протянул мне руку.
   - Меня зовут Никита, - я ответил на рукопожатие и тут же вспомнил, что, утратив осторожность, назвал свое настоящее имя.
   - Тогда почему же ты здесь, Никита? Почему ты выбрал эту комнату, если любовь этих женщин и мужчин тебе не нужна?
   Я не решил врать и сказал правду.
   - Мне было интересно.
   - Интересно? - повторил Александр. - Любопытство - одно из самых веских доказательств жизни. Оно - двигатель прогресса.
   - Двигатель прогресса? Или же то из-за чего мы попадаем в мышеловку?
   - Хорошее замечание, - Александр потер длинными пальцами подбородок. - Какова же твоя комната, если не эта?
   - Не знаю. Разве человек не может быть нормальным? Разве каждому могут быть необходимы эти ваши комнаты.
   Я удивился своей неожиданной смелости.
   - Нормальным? - казалось, Александр с трудом прожевывает это слово. - А видел ли ты сам нормальных людей?
   Я задумался, перебирая в голове всех своих знакомых и не находил не одного, кто был бы полностью доволен жизнью и уравновешен, я не находил ни одного, в ком бы не скрывалась злая сила и тайные желания, отравляющие жизнь.
   - Нет.
   - А ты? Ты нормален?
   Я хорошо знал себя.
   - Нет.
   - А ты умен, Никита. Мне нравиться, что ты способен непредвзято мыслить.
   - В этом моя несвобода.
   - Тогда какова же твоя комната? Ответь мне, если ты не боишься обнажить свое сердце, подобно этим женщинам и мужчинам, которые не страшатся обнажать свое тело. Именно для этого и существует этот дом Сатаны, эта "Церковь Света", где каждый может обнажить себя и дать волю своей сущности. Всю жизнь, мы прячем глубоко в себе то, что не принято обществом и моралью, то, что запрещает нам Бог. И от этого страдаем, потому что чем глубже мы прячем своих чудовищ, чем меньше даем им свободы, тем они становятся сильнее и что хуже всего злее и извращеннее. Пойдем со мной, я кое-что покажу тебе.
   Я последовал за Александром, который вошел в следующий коридор с надписью "Насилие и жертва". То, что я увидел здесь, поразило меня еще больше, того, что я увидел в комнате похоти. В то время как там люди предавались сексуальному наслаждению, здесь они удовлетворяли порывы жестокости и получали удовольствие от боли. Я увидел мужчин и женщин, кого прикованного наручниками к стене, кого голого со связанными руками за спиной или привязанного к стулу. Все они стонали от вожделения, когда другие причиняли им боль всевозможными средствами, утоляя свою ярость и склонность к насилию. По лицам жертв текла кровь, а они смеялись, когда их палачи насиловали их, продолжая избивать и дергать за волосы. Самым ужасным было то, что как жертвы, так и их мучители испытывали сексуальное возбуждение от своей роли. Я видел, как какой-то мужчина извергал семя, в то время как другой продолжал бить его палкой по спине и ягодицам. Я видел, как обнаженные женщины садились на лицо связанных по рукам и ногам мужчин и, нанося им удары палками по животу и паху, доводили тех до исступления от удушья и боли.
   В воздухе смешался запах крови и семени. Он словно невидимый призрак носился по комнате, врываясь в раздувшиеся от вожделения ноздри насильников и их жертв. Кровь... Боль... Дикий смех... Крик страдания и удовольствия... И снова смех...
   Я не смог долго смотреть на это и отвернулся.
   - Ты испытываешь к ним отвращение? - сказал Александр, положив мне руку на плечо. - Но кто же виноват, что они рождены такими. Кто вложил одним из них жестокость, а другим жажду боли, которую они вынуждены подавлять? Кто? Бог? Космический разум? Если так, то Бог - самое жестокое существо во вселенной. Почему эти люди вынуждены подавлять в себе заложенные в них от рождения склонности, которые лишь крепнут и со временем обретают власть над человеком. Как же, по твоему, появляются убийцы и сумасшедшие? Они появляются, когда неудовлетворенное подавленное чудовище берет власть над человеком, превращая его в свое орудие. Но если бы людям позволяли давать выход своим так называемым аморальным склонностям, то было бы меньше этих зверей, потому что сытая собака никогда не озвереет и не нападет на хозяина. Эти люди созданы друг для друга. Садисты и мазохисты, кажется, так называет их общество? Почему же им не дают помочь друг другу?
   Взгляни вон на ту женщину, что бьет связанного мужчину ногой. Она очень любит своего мужа и потому не может проявлять свою врожденную склонность к насилию по отношению к нему. Знаешь, чем это чревато? Когда-нибудь она бы, возможно, убила бы своего мужа или сошла бы с ума. А теперь, удовлетворяя свою склонность здесь, она - любимая жена, добрая мать и уважаемый член общества. Она спокойна и удовлетворена. Она никогда не будет сгонять свою необъяснимую злость на детях и муже. После сегодняшнего вечера эта женщина вернется домой и будет той, кого нынешнее общество называет нормальной. Разве высокую цену она платит за то, чтобы быть нормальной? Скажи!
   Я промолчал.
   - Какова же твоя комната, Никита?
   - Я не знаю, - ответил я. - Здесь такой комнаты нет. Она там за стенами этого большого дома и никто кроме меня самого не может подарить мне ее.
   Я окинул взглядом потолок и стены комнаты "Насилия и жертвы" и сказал:
   - Здесь ее нет... Я только недавно понял своего зверя. Я перестал считаться со своим мнением, предав себя. Сознательно я делал все для других и ради других. Я молчал о своих чувствах тогда, когда боялся обидеть окружающих. Я очень часто поступался собой, обращая всего себя на окружающий мир и людей. Я прятал свои собственные желания глубоко в себе за толстыми стенами и делал все, чтобы исполнить желания дорогих мне людей. А теперь моя сущность мстит мне. Она восстает во имя равновесия и любыми способами пытается обратить мой взор, мои желания на себя самого. Поэтому я часто страдаю от необъяснимого чувства жалости к себе, поэтому все мои бескорыстные дела превращаются в красование собой, а вся моя любовь - в себялюбие. Я понял, что все мы ошибаемся, когда в заповеди: "Возлюби ближнего своего, как самого себя" обращаем внимание только на вторую часть. Потому что только из нормальной полноценной любви к себе может родиться любовь к другому человеку. Нет, Александр, моей комнаты здесь нет.
   - А где же твоя комната? Где она?
   - Она... - я приложил указательный палец ко лбу, почувствовав некое умиротворение, - она здесь.
   Внезапно, я услышал крик:
   - Мертв! Мертв! Он мертв. Убили!
   Кричала женщина, указывая на самый дальний угол дрожащим пальцем. Александр поспешил к ней. Я последовал за ним. Все присутствующие тут же прекратили свое занятие и испуганно замерли.
   - Успокойтесь, - оратор нежно погладил девушку по голове, - Объясните, что произошло?
   - Убили...Убили... Он мертв... Там... Мертв.
   Бедняжка вся тряслась от страха. Мы направились к темному углу, в сторону которого она продолжала тыкать колотящейся рукой.
   То, что мы там увидели, повергло меня в шок. На полу лежало тело с неестественно вывернутыми конечностями. В сердце торчала коричневая рукоять охотничьего ножа. Мертвому выкололи глаза, и теперь пустые глазницы плакали кровью. Но самое ужасное было то, что в распростертом на полу теле, я узнал незнакомца, который дал мне медный кулон в виде пеликана.
   - Смерть. За ним пришла смерть. Он затушил свечу... - услышал я чей-то шепот сзади.
   Присмотревшись, я нашел рядом с телом погасшую свечу.

***

   - Ты считаешь, что этого парня убили? - Ева стояла у плиты, добавляя соль в кастрюлю с кипящей водой, в которой плавал большой кусок мяса.
   Никита сидел неподалеку за кухонным столом и резал лук.
   - Думаю, да. Он был весь в крови. А его глаза... его глаза были выколоты. Это ужасное зрелище.
   Никита по природе был так называемым "слоном". Все окружающие считали его толстокожим и думали, что этого невозмутимого парня невозможно задеть или обидеть. Он скрывал свои страхи и впечатления настолько глубоко в себе, что иногда с трудом отыскивал их сам. Плохо знающие его люди могли бы сказать про него, что он слишком безразличен к окружающему миру, что его не затрагивает ничего происходящее вокруг. Никита мог говорить: "Это великолепно" или "Это чудовищно", но эти слова зачастую оставались лишь словами неприправленными искренними чувствами. Тогда окружающим людям казалось, что он говорит это из чувства учтивости, ради них и их переживаний, а, не следуя своим собственным впечатлениям. Но так только казалось. На самом деле Никита был очень чувственным человеком. Просто его дерево впечатлений впивалось своими корнями глубоко в его богатый внутренний мир, а не плавало на поверхности, как у многих рядовых членов общества. По настоящему Никиту знала только Ева. Ей он открывал все самые сокровенные глубины своих чувств и только с ней он был по-настоящему откровенен. Остальные же видели его актерские маски, которые он носил для того, чтобы защитить себя и свой внутренний мир от невзгод окружающего мира.
   - Не мог же он сам себе выколоть их..., - продолжал Никита. - Хотя, после тех извращенств, что я там видел, я начинаю сомневаться.
   - А что сказала милиция?
   Ева перемешала соль столовой ложкой и подошла к коробочке с приправами. Выбрав необходимые пакетики, она вновь вернулась к плите.
   - Милиция? Я даже не знаю, была ли она там.
   - Что? Смотри, как бы это дело тебе боком не вышло. Все так странно, - взволновано сказала Ева. - А то еще и тебя привлекут к этому делу.
   - Ты что? - Никита замер.
   - Да, так дурные мысли в голову лезут.
   - Шутница! - улыбнулся он. - Я понял, ты просто шутишь.
   - Я серьезно. Хотя... лучше посмеяться... да... тогда не так страшно.
   - Не переживай, малышка. Я думаю, все будет в порядке.
   - Я надеюсь... Не нужно было тебе ходить туда. И зачем ты назвал свое имя этому Александру?
   - Теперь уже поздно об этом думать. Что сделано, то сделано. Исправить дело можно, а вот прошлого уже не вернешь.
   Никита высыпал нарезанный лук в миску и спросил:
   - Столько хватит?
   - А? Чего? - вынырнула Ева из своих раздумий.
   - Лука.
   - А! Конечно. Даже много. Ник, почисти чеснока.
   - Будет сделано, старший суповар семейства Осиновичей! - Никита по военному отдал честь и полез в холодильник за чесноком.
   - Любимый, тебе не страшно? - вдруг тихо спросила Ева.
   - Нет. Я же мужчина! - ответил Никита, загоняя страх как можно глубже в самые темные коридоры своего сознания.
   - Врешь, - девушка тепло улыбнулась, но в ее глазах читалась тревога.
   - Не вру, ей богу! Я и в самом деле мужчина, - начал в шутку оправдываться Никита. - Могу доказать... Постой, ты обвиняешь меня? Я просто не могу вынести таких серьезных обвинений. Не потерплю...
   Ева рассмеялась и он увидел, что тревога на несколько мгновений покинула ее черные глаза.
   - Так то лучше! Выше нос! - он подошел к жене и щелкнул ее пальцем по носу. - Обещаешь?
   - Обещаю, мой мужчина.
   - То-то же, - он обнял девушку и поцеловал в лоб. - Ты так приятно пахнешь. Твой запах сводит меня с ума. Я бы нюхал и нюхал тебя. Ты - мой прекрасный цветок.
   - Ну, так нюхай, - надув губки сказала Ева.
   Никита еще раз поцеловал ее и демонстративно, издавая шипящий звук, втянул носом воздух.
   - Великолепно! Ты само совершенство!
   - Да, ладно тебе, старый дуралей, - она рассмеялась и поцеловала его в губы.
   Никита прижал одной рукой девушку к себе, а другую положил ей чуть ниже спины, нащупав волнующую округлость. Ева сделала чуть заметный выдох, неуловимый как легкое дуновение ветра, но он почувствовал его. Этот выдох, словно быстрая река, разнесся по всему его телу, и Никита почувствовал таинственное тепло.
   - Я люблю тебя, - сказал он, с трудом оторвавшись от ее губ.
   В кастрюле, что-то шумно булькнуло, и супруги вспомнили про суп.
   - Ой, надо уже засыпать картошку, - сказала Ева, не отрывая своих глаз от глаз мужа.
   Он улыбнулся и бодрым голосом сказал:
   - Тааак! А теперь вернемся к делу! И кстати..., - Никита остановился, - Я может и дуралей, но никакой не старый.
   - Само собой, - улыбнулась девушка.
   Он сел за стол и начал чистить чеснок.
   - Так что там с милицией? - возобновила прерванный разговор Ева. - Ты говоришь, что не знаешь, была ли она там.
   - Да. После того, как нашли тело того несчастного, некоторое время все посетители зала "Насилие и жертва" стояли, не смея пошевелиться, и воцарившуюся тишину нарушали только нервные всхлипы и причитания, обнаружившей тело женщины. Опомнившись, Александр хотел предупредить панику словами: "Спокойно. Не бойтесь. Все под контролем" и тому подобное. Но на людей это произвело обратный эффект. Женщины завизжали и бросились прочь. Мужчины же покинули комнату молча, стараясь не показывать своего испуга. Были и такие, которые остались рядом с телом. Кровавое зрелище их возбуждало. Кое-кто хотел приблизиться к телу; я даже боюсь представить с какой целью, но Александр приказал ничего не трогать. Не посчитай меня трусом, но я тоже решил скрыться, хотя это не в моих правилах.
   - Правильно, правильно, - успокоила мужа Ева. - А тот медный кулон, про который ты говорил, помнишь?
   - Да.
   - Ты показывал его Александру?
   - Нет! Ты что с ума сошла. Я даже не говорил ему, что этот парень перед смертью подходил ко мне. Помнишь, я рассказывал тебе?
   - Конечно, конечно, милый. Я все помню.
   Никита положил четыре очищенных зубика чеснока рядом с миской, наполненной луком и, взяв тряпку, принялся вытирать со стола.
   - Зачем Александру рассказывать? - ответил он. - Помнишь, какой бред нес этот бедняга. Про то, что он в опасности и все такое. Вдруг, сатанинский деятель причастен к этому ужасному убийству.
   - Но в то время, когда обнаружили тело, он был с тобой?
   - Да, но что мешало ему убить его раньше - до встречи со мной. Да и почему именно он должен быть убийцей. Может, кто-то из его приближенных, тот, кому он доверяет, исполнил злую волю своего предводителя. Не знаю... Мне кажется, что Александр что-то знает и не говорит. Возможно, он замешан в этом деле. К тому же мне кажется, что он не вызывал никакой милиции.
   - Думаешь? - Ева помешивала суп ложкой.
   - Не уверен. Но мне так кажется. Ведь если бы власти увидели, что твориться в этой комнате, вряд ли бы они закрыли на это глаза. Там помимо крови мертвого парня, было полно крови и семяизвержений этих извращенцев. Как Александр мог бы это объяснить?
   - Странно все это... и запутано.
   Положив кухонную тряпку на раковину, Никита встал рядом с женой. Та высыпала лук и тертую морковь в кастрюлю с мясом и, тщательно перемешав содержимое, сделала огонь поменьше.
   - Вот именно. Меня волнуют некоторые факты этого убийства. Я никак не могу их понять и объяснить.
   - Ты о чем?
   - Свеча... Помнишь, я говорил о погасшей свече?
   - Помню, но не очень то верю в то, что смерть парня как-то связана с этим обстоятельством.
   - Я не об этом. Свеча стояла на блюдце рядом с трупом. Словно кто-то аккуратно оставил ее там. Если бы была борьба, свеча вылетела бы из рук обороняющегося или, по крайней мере, если допустить, что убийца атаковал неожиданно, парень обронил бы ее, когда падал. Но она была цела и невредима, как и блюдце, к которому она была прикреплена. Понимаешь? Словно ее поставили на пол перед тем, как было совершено убийство.
   Ева, оторвавшись от супа, повернулась к Никите.
   - Возможно. А ты не думал, что сам убийца мог поставить ее для ужасающего эффекта... после того как совершил свое дело.
   - Не думаю. Если бы тот парень ее выронил, то при всем старании убийцы, она бы уже не выглядела такой целехонькой.
   - Тогда приходит на ум вполне логичный вывод: покойный сам поставил свечу перед смертью.
   - Вот об этом я и хочу сказать...
   - Подожди, любимый. Не спеши с умозаключениями. Вполне естественно, покойный поставил свечу для того, чтобы заняться каким-нибудь извращенством. Ты ведь сам говорил, что в этой комнате было полно извращенцев. Подумай сам: разве это удобно - заниматься истязанием со свечой в руке.
   - Может, ты и права, Ив. Но возникает еще один вопрос: почему никто ничего не слышал. Я, конечно, понимаю, что та комната была наполнена характерными для данного случая звуками, но не было даже элементарного: "Помогите". Если бы на того парня напали, он должен был позвать на помощь. В конце концов, ему выкололи глаза.
   - А ты не думаешь, что ему могли выколоть глаза уже после смерти? Глаза были рядом с телом?
   - Да. Они лежали в раскрытой ладони мертвеца, - Никита сморщил лицо, когда его мысленному взору вновь предстала жуткая картина того вечера.
   - Ситуация получается следующая: этот парень приходит в комнату "Насилие и жертва", зашивается в один из темных углов; далее он ставит на пол свою свечу, для того, чтобы заняться каким-нибудь извращенством; потом внезапно появляется убийца, поражает свою жертву в сердце, и потом спокойно выкалывает ей глаза. Вот так.
   - Тебе нужно было пойти учиться на следователя, "заинька". Но у твоей версии есть несколько минусов.
   - Какие же? - Ева удивленно подняла бровь.
   - Если убийца сначала убил свою жертву, а потом выколол ей глаза, то как же получилось так, что нож торчал у трупа в сердце. Неужели убийца сначала нанес решающий удар, а после, вынув нож, удалил глаза и потом вставил нож обратно. А ведь на голом теле жертвы не было других ран. Или же у убийцы был второй нож или какой-нибудь острый предмет? Тогда как он пронес его через всю комнату, когда выходил? И почему его никто не заметил?
   - Значит, он не покидал комнаты.
   - Если он не покидал комнаты, значит, у него не было и второго ножа, так как я видел всех находящихся в помещении - все они были обнажены и ни у кого не было при себе никаких предметов кроме толстых палок. Нет. Тут дело в чем-то другом. Или это все большой заговор, в котором замешен не только Александр, но и многие посетители этой злополучной "вечеринки".
   - Какая твоя версия?
   - Мне, кажется, тот парень убил себя сам.
   - Сам? Я понимаю они там почти все извращенцы, но не настолько же. К тому же это противоречит их мировоззрению. А как же: "Жизнь есть величайшая милость, смерть - величайшая немилость. И, посему, надо прожить большую часть жизни - ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС!"? - процитировала Ева строки из сатанинской библии.
   - Не знаю. Этот момент остается мне непонятным.
   - Какова же по твоему мнению общая картина?
   - После разговора со мной этот парень вошел в комнату с надписью "Насилие и жертва", именно потому, что только здесь его действия должны были привлечь меньше всего внимания. Далее он ушел в самый темный угол. Там он затушил свою свечу, для того чтобы скрыться во мраке и тем самым избежать ненужных свидетелей. После он поставил блюдце на пол, потому что в его деле нужны были обе руки. Затем он выколол себе глаза, а потом воткнул нож в сердце... Одно мне неясно.
   - Что же?
   - Мотив. Зачем он это сделал? И почему если решил покончить с собой, он, черт возьми, выколол себе глаза перед смертью?
   - Все это очень странно. Лучше не думать об этом.
   Но Никита будто не слышал ее:
   - И почему он дал мне этот кулон? Почему пеликан?
   - Не знаю, любимый. На нем есть какие-нибудь надписи или символы?
   - Ничего.
   - Ты уверен?
   - Я осматривал его много раз. Ничего нет.
   - Может быть, это какой-нибудь знак сатанинской культуры?
   Никита сдвинул брови в напряженном раздумье.
   - Никогда не слышал о таком. Надо посмотреть...
   Воцарилось молчание.
   Никита нарушил тишину первым:
   - Ладно, не будем больше об этом.
   - С удовольствием, - Ева счастливо улыбнулась. - Только ответь на один вопрос.
   - На какой?
   Девушка приблизилась к мужу и, обняв его, сказала:
   - Ты говорил, что там было много обнаженных женщин. Они были хороши? Ты хотел их?
   - А это уже два вопроса, - лукаво заметил Никита. - Хорошо отвечу на оба. Да, многие из них были хороши, просто великолепны, но я никого не хотел кроме тебя. Видя все эти оргии, я желал броситься домой и, найдя тебя в нашей постели, любить. Любить, как никогда не любил.
   - Жаль, что меня в это время не было в нашей постели, - расстроилась Ева.
   - У нас еще все впереди.
   Ева поняла намек мужа и сказала:
   - А как же суп?
   Никита легким движением руки выключил плиту.
   - Вот так. Доварим позже.
   - Ах, ты шалунишка, - Ева не могла скрыть улыбки.
   Никита поцеловал жену и, внезапно оторвав от пола, так что та от неожиданности вскрикнула, взял на руки и направился в зал. Ева обвила шею мужа руками и, прижавшись к его плечу, спросила:
   - Так ты говоришь, многие из женщин были хороши? Да?
   Никита улыбнулся и ответил:
   - Не так хороши, как ты, милая. Ведь ты у меня само совершенство! Ты - моя сексуальная богиня. Ты - сама Иштар. Я просто без ума от тебя и не могу устоять против твоих чар!
   Оказавшись в зале, он бережно положил ее на кровать и лег рядом.
   - Я люблю тебя, - произнес он, привлекая ее к себе.
   - И я тебя люблю, - сказала она, прежде чем окунуться в море дикой страсти.

***

   Автобус подъехал к остановке, и я вышел. Темнело. Улицы были заполнены людьми, спешащими по своим делам. У меня тоже было дело, и я тоже спешил. Вечер обещал быть не очень приятным, как и все вечера, когда мне нужно было мыть бабушку. Но мои мысли всю дорогу от работы до того места, где я теперь находился, были заняты происшествием на сатанинской "вечеринке". Я перебирал всевозможные варианты, выдвигал версии, и всегда они были полны недостатков, всегда разбивались о прочные стены логичных рассуждений, вынуждая меня перебирать все события того вчера вновь и вновь.
   Я обогнул стройку, которая началась еще в те времена, когда я жил здесь, и теперь была "заморожена". Осторожно оглядываясь по сторонам, я перебежал дорогу и нырнул в темную арку. На удивление здесь было тихо и спокойно; раньше же здесь обуреваемые неуемной жаждой профилактики строители постоянно бурили асфальт и выкапывали водопроводные трубы, от чего жители дома номер 30 страдали из-за отсутствия воды. Теперь все было спокойно. Времена меняются...
   Пройдя арку, я оказался во дворе. Здесь я, так сказать, родился и ходил в садик, сюда же я вернулся из Сибири после окончания школы и здесь жил пока учился в университете. Когда я жил в этом районе, мне казалось, что лучше его нет на свете. Он казался мне живым и жизнерадостным. Теперь же каждый раз, когда я приходил сюда, я видел лишь распад и нечистоту. Этот район стал казаться мне грязным. От него веяло некой нечистой тоской, которая была настолько сильна, что я мог уловить ее в местных запахах. Возвращение сюда было всегда испытанием для моего терпения и внутреннего равновесия, но, несмотря на это, я ходил сюда раз в три недели, чтобы сделать то, что должен был сделать.
   Подойдя к угловому подъезду длинного дома, который подобно китайской стене огибал весь двор, я снял с плеч рюкзак и достал оттуда ключи от квартиры. Раньше у меня не было своих ключей и для того, чтобы попасть в квартиру, мне нужно было договариваться с тетей Машей или с ее детьми - Верой и Антоном - о том, чтобы кто-то был дома. Это было очень сложно, так как дозвониться до них было настоящей проблемой. Тетя почти никогда не подходила к телефону, да и не было у нее нормального телефона... Хотя нет, конечно же, был - хороший телефон с определителем номера, но стоял он у Веры в комнате и попасть к нему было невозможно, потому что моя двоюродная сестра поставила замок на дверь и никого туда не пускала. В общем, они предложили сделать мне свои ключи, когда однажды я не смог попасть в квартиру и простоял у подъезда пол дня, пока не пришел Антон. Обидней всего было то, что в тот день тетя была дома, просто она лежала в постели, и ей было лень идти открывать дверь. Почему лень? Моя тетя была, как бы это помягче сказать, психическим ненормальным человеком. Ну, комплекс чистоты, понимаете? В день она смыливала на руки по большому куску мыла, ходила в туалет, не закрывая двери, в страхе, что упрется в нее головою. Она никогда не садилась на унитаз, а оправляла нужду на весу и поэтому часто не попадала в отверстие, из-за чего мне, как любителю порядка и уюта, приходилось всегда убирать ее "проделки".
   Комплекс чистоты проявлялся во многом, но самым ужасным было прикоснуться к тете или же к ее вещам. Вот тогда-то любой получал по первое число. За время, что я прожил в этом доме, я наслушался столько матов и оскорблений, сколько не слышал за всю свою жизнь. Если бы я не научился игнорировать их, то со своей склонностью к тишине и спокойствию сошел бы с ума. Когда я нечаянно задевал Машу или по забывчивости вешал свое пальто рядом с ее курткой, она начинала кричать и осыпать меня оскорблениями, утверждая, что я сделал это специально. Впрочем, касаться ее было и не обязательно, главное, что вы оказались рядом в неподходящий момент, и даже если вы уверены, что были далеко от нее, моя тетя будет утверждать, что вы просто хамски вытерлись об ее одежду. Маша будет просить вас повторить произошедшее, для того чтобы окончательно убедиться было прикосновение или нет. И в итоге будет восклицать: "Ты же коснулся! Ты что не видишь?! Болван, ты вытерся об меня своей грязной майкой!". В такие моменты я просто не слушал ее, моей тети не было, она становилась для меня простой мебелью, радиоприемником, который нельзя сделать потише. Я ходил по квартире и занимался своими делами, словно был один дома, а на Машу с ее глупыми проблемами мне было просто наплевать.
   Все время пока я жил в этой квартире, мне приходилось скрываться за толстыми стенами безразличия. Тяжелая жизнь не сломила меня, не сделала слабее и не нарушила мою психику. Нет, я нисколько не изменился. Но мне всегда было жалко Машиных детей, которых она никогда не взяла на руки, не приласкала и не погладила, а наоборот лишь отталкивала от себя. Поэтому Вера и Антон не испытывали привязанности к своей матери. Как говорится: "Что посеешь, то и пожнешь". Вера стала жестокой тираничной личностью, которую не раз уличали в воровстве; так же как и Маша, она была вспыльчива и скора на оскорбления. Она могла ударить свою мать и бабушку, она делала, что хотела и никого не слушала. Антон же свернулся в себя. Он стал слишком равнодушным к тому, что происходит в доме, тоже воровал и был жадным до денег. Поэтому моей маме приходилось платить ему для того, чтобы он смотрел за бабушкой. В этой дикой семье царили непонимание и жестокость. Я бы не смог разделить моих родственников на жертв и палачей, потому что каждый из них был одновременно для самого себя и палачом, и жертвой.
   А ведь я помню Машиных детей еще маленькими. Они были такими замечательными. Антон был веселым, а Вера очень предприимчивой и умной девочкой. Она подобно мальчишке любила что-нибудь мастерить и проявляла инициативу по устройству быта. Но здесь она сталкивалась с бабушкой, которая была настоящим семейным тираном и не могла терпеть, когда кто-кто кроме нее распоряжался домашним хозяйством. Из-за этого возникали постоянные конфликты, из которых Вера выходила униженной и озлобленной на весь мир. В тоже время в обществе моя бабушка была овцой. На ней ездили и ее использовали все, кто только мог, мою бабушку буквально пинали ногами. Но она, в силу своей набожности, всех прощала и сознательно позволяла себя использовать. Зато когда эта "овца" оказывалась дома, она превращалась в волка, который вымещал все свои обиды на родных людях. Больше всех доставалось Вере. Я помню один очень яркий случай...
   Была весна. Вера прибиралась на кухне. Я услышал, как она зовет меня:
   - Никита, Никита!
   - Да? - сказал я, появляясь рядом с ней.
   - Посмотри, что я сделала. Я повесила около плиты вешалочку. Теперь не нужно будет бегать за ложками и черпаками к умывальнику.
   - Ах, ты мастер! - я погладил сестренку и подошел, чтобы осмотреть конструкцию. - Довольно прочно и изящно. Хорошо.
   Тогда же мы перевесили весь кухонный инвентарь на новое сооружение и забыли об этом. Но вечером пришла бабушка и, заметив Верину вешалку, набросилась на девочку с оскорблениями. Кем она только тогда не обзывала ее: и проституткой, и дурой, и тупоголовой идиоткой. Я был еще маленьким, но все же попытался заступиться за сестру, на что бабушка сказала, что я в ее квартире никто и не имею права учить ее. В итоге она приказала сестре снять вешалку и выбросить. Когда Вера разрушала свой труд, я видел, как по ее щекам бежали слезы, видел, как она вздрагивала при каждом громком звуке, и как нервно тряслись ее беленькие ручки. Теперь мне кажется, что тогда бабушка нанесла очень сильный удар по любви маленькой девочки. И эту любовь уже не вернуть. Она безвозвратно исчезла в ведре для мусора вместе с маленькой поломанной вешалкой.
   Я приложил ключ к домофону и только тогда заметил, что домофон сломан. Табло не светилось, мелодии не было. Я потянул дверь за ручку, и она открылась. Оказавшись в темном подъезде, я поднялся по лестнице и, нащупав в нужный ключ, открыл дверь в маленький коридорчик. За ней царил беспорядок: поломанный велосипед, какие-то доски, множество окурков и всякого ненужного хлама. Я осторожно пробрался через груды мусора и, открыв вторую дверь, прошел в квартиру. Сразу же в нос ударил затхлый запах - помещение давно не проветривали. Я подошел к вешалке и, раздевшись, повесил свое пальто подальше от тетиной куртки. Из приличия я снял обувь, хотя пол был грязным.
   Затем я вошел в зал и сразу же увидел бабушку. Она сидела в своей инвалидной коляске, которую мы с тетей купили на мамины деньги, когда бабушке ампутировали ногу. Бабушка посмотрела на меня и не узнала. Она очень плохо видела и, к тому же зрячим у нее был только правый глаз, на левом же несколько лет назад была неудачно сделана операция, и теперь он помутнел и гноился.
   - Здравствуй, бабушка! - сказал я.
   - Что?
   Бабушка ко всему прочему плохо слышала, и говорящему постоянно приходилось кричать и повторять сказанное.
   - Здравствуй, бабушка, говорю! - громче повторил я.
   - А-а-а-а! Андрюшенька! - внезапно сказала она, расплывшись в улыбке.
   Я понял, что она узнала меня, хоть и назвала не мое имя. Два года назад бабушка перенесла инсульт и потому очень часто путала имена, к тому же ей трудно было выражать свои мысли, и она часто несла бессмыслицу.
   - Ой, Андрюшенька! - она сложила ладошки вместе от радости. - Анндрюшш... Никитушка!... Спасибо тебе!... Ты пришел!... А я тебя так ждала!...
   Я увидел, что бабушка вот-вот заплачет. Она всегда плакала, когда я приходил, всегда и по любому поводу. Ее всхлипы и причитания выводили меня из себя, но я продолжал улыбаться и успокаивать ее.
   - Ну, не плачь бабуля!
   - Я не плачу, - сказала она, вытирая слезы скрюченной рукой, и зарыдала вновь.
   - Купаться готова?
   - Нет, - всхлипнула она.
   - Как это - нет?
   - Сегодня большой католический праздник, - бабушка наставительно вытянула вперед руку.
   - Ну, и?
   - Нельзя ничего делать.
   - Я это знаю. Но ты же православная.
   - Нет, - бабушка твердо сжала губы. - Я - католичка.
   - Сколько я тебя помню, ты всегда ходила в православную церковь и... иконы у тебя православные, - я указал на книжные полки, где были расставлены образа Христа и нескольких святых.
   - Я - католичка.
   - Не понимаю.
   - Что? Что ты не понимаешь? - она активно жестикулировала руками, продолжая рыдать.
   - Я говорю, что не понимаю, как ты вдруг стала католичкой! Ты же всегда была православной! - я иронически улыбнулся.
   - Что ты юродствуешь! - произнесла бабушка обиженным тоном.
   - Я не юродствую. Я просто не понимаю, почему ты вбила себе в голову, что ты католичка?
   - Не, понимаешь? Ну... ну, меня и моего брата - Володю - крестили в католической церкви.
   - Так. А почему ты всегда ходила в православную?
   - А?
   - В православную, говорю, чего ходила то?!
   - Дык, она ж ближе была от дома, так я и стала туда ходить, а потом привыкла.
   - Это что ж получается? Ты у нас и католичка и православная.
   - Ай! - возмутилась бабушка и отвернулась.
   - Я еле нашел свободное время, чтобы помыть тебя, а ты мне выкидываешь такое...
   - Когда ты приедешь помыть меня? Завтра? - прервала меня бабушка.
   - В следующий раз я смогу приехать только через три недели.
   - Через три недели? Ай-ай-ай! Это мне еще столько ходить немытой?! Ай-ай-ай!
   - Давай мыться сегодня.
   - Нельзя праздник ведь. Ай-ай-ай!
   - Постой, бабушка. Я придумал. Давай я тебя полностью сам помою. Обещаю, ты не сделаешь ни одного лишнего движения - будешь только лежать и все. Меня крестили в православной церкви, следовательно, сегодня не мой праздник и мне можно работать. Ну, как?
   Перестав реветь, бабушка на мгновение задумалась, а потом бодро ответила:
   - Хорошо. Давай!
   - Значит, все-таки у тебя будет сегодня банный день?
   - Да.
   - Пойду с Машей поздороваюсь.
   - А? - бабушка сморщилась, напрягая слух.
   - Говорю, с Машей пойду поздороваюсь.
   - А! Иди, иди, - она помахала скрюченной рукой, разрешая мне идти.
   - А ты пока готовься.
   - Хорошо, хорошо, Андрюшечка.
   Я постучался и приотворил дверь в тетину комнату. Маша лежала на кровати с закрытыми глазами. Услышав скрип двери, она повернулась ко мне и страдальческим голосом произнесла:
   - Привет, Никитка.
   - Привет, Маша, - ответил я.
   - Пришел купать бабушку?
   - Ага. Вера дома?
   - Нет.
   - А Антон?
   - Побежал куда-то гулять. Никому я не нужна. Лежу больная, а жрать некому приготовить. Этот ушастый придурок убежал без спроса, и мне теперь придется все делать самой.
   Маша всегда чувствовала себя больной и всегда страдала. Сколько я помню тетю, она всегда говорила, что ей плохо. Муж бросил ее давно, когда дети были еще совсем маленькие. Он переехал в Москву и теперь живет с другой женщиной. Раз в полгода он приезжал навестить детей и дать Маше денег. Тогда Саша - так звали бывшего мужа - уходил с детьми в город, водил их в парк и покупал все, что они пожелают. Затем он оставлял деньги - по триста долларов на каждого ребенка - и уезжал. Он любил своих детей и даже хотел забрать их к себе, но когда столкнулся с буйным характером Веры - он разочаровался в своей дочери и перестал с ней общаться. Позже, дети преподнесли ему еще один "сюрприз", украв у своего отца семьсот долларов. Этот случай ожесточил его окончательно, и он вообще перестал приезжать. Теперь Саша пересылал деньги своим детям по почте. Маша не говорила своему бывшему мужу всей правды, касательно воровства Веры и Антона, иначе он бы вообще отказался помогать им.
   Моя тетя была совсем одинокой. В то время как остальные решали свои дела вместе с мужьями, она должна была бороться с жизнью одна. Из-за этого в ней родился инстинкт "паразита" (да простят мне это слово). Неосознанно она стремилась жить за счет других. Недостающего мужа, она находила в окружающих людях. Когда я жил в этой квартире, она буквально сидела у меня на шее, пользуясь моей жалостью и терпением. Я убирал в квартире, ходил в магазин, мыл посуду, стирал, готовил. Она не заставляла меня. Нет. Она просто пользовалась тем, что я не мог жить иначе. Я рос в чистоте и порядке и потому, когда оказался в этой квартире, то не мог выносить окружавшую меня грязь. Чтобы придать комнатам пристойный вид, мне приходилось пылесосить по два раза на день - утром и вечером. Конечно, сначала я хотел приучить это семейство к порядку, но ни Маша, ни ее дети не хотели меня слушать. Я терпеливо продолжал настаивать на своем, и, в результате длительных боев, мне удавалось заставить кого-нибудь из них помыть свою тарелку, застелить постель или снять обувь перед тем, как лечь на кровать. Но эти сражения изматывали меня. Я очень любил спокойствие; брань была неестественна для моего характера, а потому требовала больших усилий. В итоге я стал все делать сам. Так мне было спокойней. Мне было проще убрать за моими родственниками, чем заставить их что-то сделать. Я понимаю, что это жалкое решение проблемы, но такой я человек и благодаря этому я остался тем, кто я есть, а не сошел с ума.
   - Ладно, я пошел, - сказал я Маше.
   - Хорошо, иди.
   Я направился в ванну и, сполоснув ее, включил воду.
   Выбежала Жюля - маленькая собачонка. Она была вся черная, с большими коричневыми глазами и огромными ушами - локаторами. У нее совсем не было зубов, которые сгнили и выпали оттого, что дети и тетя кормили ее исключительно конфетами. Наверно, следует сказать о том, откуда взялась Жюля...
   Бабушка не любила держать животных в доме, и категорически была против всяких котов и собак. Но когда Вера и Антон стали воровать и сбегать из дому, она вместе с теперь уже покойным дедушкой принесла домой маленького и неуклюжего щенка дворняжки. Старики надеялись, что собака отвлечет детей от пагубного влияния улицы. Поначалу все так и было. Вера любила собаку больше всего на свете. Она спала с ней, ела с одной тарелки, водила на улицу и носила к ветеринару. Но прошли годы, Вера повзрослела и забросила своего питомца. Теперь у нее был большой ротвейлер, который сейчас был привязан к батарее в ее закрытой комнате и жалобно скулил от одиночества. На Жюлю перестали обращать внимание. Ее перестали кормить, и она, чтобы выжить была вынуждена питаться отходами из мусорного ведра. Собачка выглядела ужасно. На ее худом теле не хватало клочков шерсти, которая выпадала от недостатка витаминов. Ее перекошенный беззубый рот был похож на рот очень старого человека, и это сходство оставляло неприятное впечатление. Никто не гладил и не жалел Жюлю, а она всегда требовала внимания. Когда я приходил, эта жалкая собачонка вставала на задние лапки и начинала прыгать, словно приветствуя меня. А потом, виляя хвостом, она подбегала и утыкалась мне в ноги головой, прося погладить ее.
   - Жюля, ай Жюля, - я потрепал собачку за ухом и вернулся в зал.
   Бабушка сидела в своем кресле в одной ночной рубашке. Я поставил в ванную комнату табуретку, а потом подкатил к ней коляску с бабушкой. Бабушка, держась за стены, пересела с коляски на табуретку, и я снял с нее ночнушку. Откатив коляску, я сказал:
   - Так, теперь давай памперс.
   Бабушка наклонилась, и я аккуратно снял с нее памперс. Он был ужасно грязный - по-видимому, бабушка сходила в него несколько раз. Аккуратно завернув, я выбросил его в мусорное ведро в туалете. Затем я вернулся и, подняв на руки обнаженную старушку, посадил ее в ванну. От бабушки очень сильно пахло потом и калом. Ее тело походило на склизкий гриб и казалось неестественно мягким. Я подумал: мог бы я когда-нибудь попросить Еву помочь мне мыть бабушку, и мысленно ответил себе: нет. Я бы никогда не заставил мою любимую видеть те кошмары, к которым я уже давно привык. Одна только культя с большим розовым шрамом могла вызвать у впечатлительной Евы ужас. Нет, я не желаю своей любимой такого зла.
   - Я сделал тебе пенку, видишь?
   - Да.
   - Посидишь, погреешься? Или сразу будешь мыться?
   - Посижу немножечко. Спасибо тебе Никитушка. Спасибо что пришел покупать меня, - сказала бабушка и зарыдала.
   Бабушку купал только я. Маша и дети брезговали прикасаться к ней. Моя мама была далеко в Сибири и потому вся тягость этой ответственности ложилась на мои плечи. Я не знаю, почему я делал это. Это не было альтруизмом и самоутверждением, я не считал, что совершаю доброе дело. Хотя, иногда я хотел заставить себя думать так, чтобы потешить свое тщеславие. Хотел, чтобы это выглядело, как добрый и самоотверженный поступок. Но я быстро понимал насколько это все глупо. Ведь по-настоящему добрым делом было бы бросить все: Еву и свою жизнь, посвятив себя больной старушке. По-настоящему самоотверженным поступком было бы забрать бабушку к себе, отдав всё свое сердце ей и растратив всего себя ради ее счастья. Но я не сделал этого... и не сделаю. Так, какой же я тогда герой? На самом деле я заботился о бабушке как муравей, словно подчиняясь невидимому приказу некого существа. Интуитивно я знал, что поступаю правильно, а почему - объяснить себе не мог. Вся эта награда после смерти, которую обещают христиане за добрые поступки, меня нисколько не волновала. Да, собственно, я и не верил в эту чепуху. Да, и какая тут бескорыстность? В чем доброта, если ты делаешь все для того, чтобы очутиться на небесах и получить награду от своего Бога? Чушь! Я не собачка, перед носом которой можно махать костью. Я человек. Может, глупый и жестокий, но человек, черт возьми!
   - Да, ладно. Не плачь. Я же пришел, и все будет хорошо. Я пойду пока приберусь у тебя в зале, а ты позовешь меня, когда подойдет время мыть голову. Хорошо?
   - Хорошо, - бабушка кивнула и опустила руки в воду, - Позову.
   Я вышел из ванной комнаты и направился в зал. В коридоре был полный беспорядок, и пахло сыростью. Я все время удивлялся, как Маша, при всей ее склонности к чистоте, живет в таком гадюшнике. В зале дела обстояли еще хуже. Вульгарно отдернутые занавески. Вата из памперса на полу и на диване. Грязные тарелки; какие-то объедки и крошки. Использованные шприцы, которыми бабушке кололи моноинсулин для восстановления сахара в крови. В углу же гора скомканной одежды Антона, а рядом с ней несколько пар грязных носков.
   Первым делом я поправил шторы и открыл форточку. Благодаря этим двум маленьким вещам комната преобразилась. Дышать стало легче.
   Сначала нужно было поменять бабушке пастельное белье. Я аккуратно сложил грязную наволочку, пододеяльник и покрытую коричневыми пятнами простынь, под которой была резиновая подстилка, на случай если бабушка обмочится в постель. Затем я приоткрыл шкафчик с болтающейся на одном шурупе дверцей и вынул оттуда скомканное, но чистое, пастельное белье.
   Внезапно распахнулась дверь в Машину комнату, и я увидел свою тетю. Она прошагала мимо меня в трусах и лифчике в сторону туалета. Ни я, ни Вера с Антоном уже давно не обращали на эти странности внимания. Маше предстояла тяжелая процедура подъема. Первым делом нужно было помыть руки, затем зайти в туалет и, не закрывая двери сделать свое дело, после помыть руки снова и вернуться в комнату, чтобы надеть штаны. Далее нужно было снова сходить в ванную, чтобы помыть руки для того, чтобы надеть рубашку или кофту и так далее.
   - Никита выстави мое мыло, услышал я голос из туалета.
   Бросив все дела, я забежал в ванную и, взяв Машино мыло, положил его на кухне рядом с умывальником.
   - Спасибо, - сказала она.
   Я вернулся к кровати и услышал крик бабушки:
   - Никита, Никита! - звала она.
   - Что уже мыть голову? - сказала я, входя в ванную.
   - Да.
   Я включил дождик и направил его ей на волосы. Когда они были достаточно мокрыми, я налил шампуня и сказал:
   - Позовешь, когда нужно будет мыть голову второй раз?
   Бабушка кивнула, и я вышел.
   Стряхнув с постели вату от памперса, я постелил чистую простынь. После, хорошенько взбив подушку, я надел наволочку. Оставалось самое сложное и неприятное - возня с пододеяльником. Что-что, а уж это давалось мне с трудом. Одеяло было большим, а диван, на котором спала бабушка очень узким, что мешало раскинуть пододеяльник во всю ширину. Кое-как я справился с одеялом и, заправив постель, аккуратно сложил на нее бабушкину одежду.
   Потом я еще раз сбегал в ванную, чтобы смыть бабушке голову и налить еще шампуня. Когда это было сделано, я принялся за уборку. Пройдя по комнате, я собрал все объедки и выбросил их в мусорное ведро. Далее я взял пылесос, благо он был на месте, и хотел было приняться за чистку, как услышал ноющий голос Маши.
   - Ты специально это сделал! Кто тебе просил? - кричала она.
   - Ты о чем, - спросил я, пытаясь сохранять самообладание.
   - Это ты выбросил памперс в мусорку в туалете?
   - Ну, я.
   - Ты что своей головой не соображаешь? Я протерлась по нему. Теперь всю одежду стирать придется. И зачем ты приперся? Не мог прийти позже, когда я бы уже встала?
   Я включил пылесос и перестал обращать на тетю внимание.
   - Ты что не видел, что делаешь? Ай-ай-ай! Ну почему ты не выбросил его в мусорку в туалете?! Почему не на кухне? Бестолковый! Никита! Никита!
   - Что? - я выключил пылесос.
   - Памперс был очень грязный?
   - Нет, - соврал я.
   - Нет? Он был грязный! Конечно же, он был грязный! Ты просто врешь мне! Она носила его целую неделю! Он был грязный!
   - Тогда почему спрашиваешь, если сама знаешь, - невозмутимо сказал я и снова включил пылесос.
   Маша ушла причитать в свою комнату. Я передвинул бабушкин горшок - коричневое ведро со стульчаком - и обнаружил еще несколько использованных памперсов. Бабушка не выбрасывала их, а прятала здесь в углу, боясь, что Маша узнает о том, что ее мать опять обделалась. Осторожно взяв памперсы, я пошел на кухню и там бросил их в мусорное ведро. Потом я вернулся в зал и продолжил уборку. Выключив пылесос, я услышал, как меня зовет бабушка. Я вбежал в ванную комнату и спросил:
   - Ты звала?
   - Да, давно уже. Я уже помыла голову.
   Ополоснув бабушке волосы, я намылил мочалку и стал тереть ей спину. Бабушка кряхтела и вздыхала:
   - Ой, как же хорошо. Я такая грязная. Все чешется. Ой, ой, потри вот здесь еще...
   Когда я тер ее мочалкой, она часто шумно испускала газы, и каждый раз извинялась.
   - Прости, Никитушка. Прости, пожалуйста.
   - Ничего бабушка. Дело - житейское. Все нормально, - отвечал я.
   Мытье было довольно неудобным и тяжелым занятием. Приходилось долго стоять, согнувшись, и при этом работать мочалкой. В ванной было очень душно. Во время этого занятия у меня часто болела спина, и кололо сердце, но я не показывал виду.
   - Теперь еще разочек, - сказала бабушка, когда я закончил.
   Я намылил мочалку и повторил всю процедуру еще раз.
   - Спасибо, внучичек. Дальше я сама.
   - Я постригу тебе ногти. Где ты спрятала ножницы, которые я тебе дал?
   Раньше, когда я приходил купать бабушку, у нее не было ни ножниц чтобы постричь ногти, ни шампуня, чтобы помыть голову. Тетя и дети отказывались ей давать свои принадлежности, поэтому я стал приносить шампунь с собой, а вот ножницы оставил здесь. Бабушка спрятала их, боясь, что Вера приберет новую вещицу к рукам. Моя сестра тащила все, что видела. Особенно пользовались спросом: посуда, украшения, ванные принадлежности и ножницы. К этому времени в квартире, кроме как у Веры не осталось ни одних косметических ножниц. Она прикарманила даже столовые приборы, и Маше на свой день рождения, приходилось просить вилки у соседей.
   - Они в тумбочке...
   - В какой тумбочке?
   - Что? - бабушка как всегда не расслышала.
   - В какой тумбочке!?
   - Ну, в этой... в этой тумбочке.
   - Где? Рядом с окном?
   - Да. Там под тряпочкой.
   Я вышел и приступил к поиску ножниц. Перерыв все тряпочки на тумбочке у окна, я, наконец, нашел то, что искал и вернулся обратно.
   - Бабушка, дай руку.
   Бабушка протянула мне руку. Я осторожно обработал каждый ноготь. То же я сделал и со второй рукой. После я сел рядом с единственной бабушкиной ногой и скрупулезно обработал каждый ноготь и на ней.
   - Вот теперь все. Можешь, домываться, а потом зови меня.
   - Да, Никитушка, - бабушка терла мочалкой грудь.
   Я вернулся в зал и убрал пылесос. После моей уборки зал заметно преобразился. Я знал, что этого порядка хватит не надолго. Вернуться дети и комната снова превратится в мусорную яму.
   - Никита! - позвала Маша.
   - Да?
   - Твоя мать не звонила?
   - Звонила.
   - Что она себе думает?
   - А что такое?
   -Твоя мамаша собирается платить Антону деньги за то, что тот смотрит бабу? Анька уже два месяца не присылала моему сыну денег.
   - Не знаю. Мне мама ничего не говорила, - соврал я.
   На самом деле я говорил с матерью по этому поводу два дня назад, и она сказала, чтобы я передал тете, что мама больше не будет высылать Антону "зарплату". Она сослалась на то, что пора копить деньги на квартиру своему сыну - то есть мне. В этом то и была основная проблема. Если бы я преподнес эту причину Маше, она бы с этих пор смотрела на меня как, на врага, как на грабителя, который отбирает ее деньги. А ведь мне волей не волей приходится ходить сюда. Я предложил маме самой все объяснить своей сестре, на что она с большим трудом, но все-таки согласилась.
   Почему так получается? Это несправедливо... К чему это я? Почему мне вдруг хочется пожалеть себя? Какая несправедливость терзает мое сердце? Что я хочу себе сказать? А, квартира! Больной вопрос...
   Бабушка с дедушкой получали эту квартиру вместе с моими родителями. Маша в то время жила со своим мужем в Москве. Мама мне говорила, что бабушка любила свою старшую дочь Машу больше и всегда считала ее более обделенной жизнью. Я хорошо помню бабушкины слова, которые она произнесла, прогоняя мою мать из своего дома. Тогда я был маленьким и ничего не понимал, но не теперь. Не теперь...
   Бабушка прокричала:
   - Вон на х*й отсюда, твоего здесь ничего нет! Это все Машино. А ты пошла прочь! Везде выживешь! Тварь!
   На следующий день моя мама собрала свои вещи, и мы вместе с моим отцом уехали в Сибирь. В то время там осваивались новые места, и отчаянные головы вроде моих родителей были очень востребованы. Тогда мне было шесть лет. Первые четыре года мы жили в бараке. У нас была маленькая комнатка, в которой стояло две кровати и небольшой столик. Здесь была и спальня, и кухня, и зал. Ванной и туалета не было. Да собственно не было и воды. Три раза в день по поселку проезжала машина с холодной водой. Люди с ведрами высыпали на улицы и выстраивались в очередь. Каждый старался набрать как можно больше, ведь нужно было и посуду помыть, и есть приготовить, и самому умыться. К тому же набрать воды не всегда получалось - родители на работе, я в школе. То ли дело зимой. Снега было хоть отбавляй. Наберешь бочонок, и ждешь, пока растает. Так мы и жили.
   По нужде приходилось ходить в общественный туалет - деревянный домик с дырками, прорезанными в полу - который находился на улице. А чтобы помыться, нужно было отстоять очередь в баню. Я очень хорошо помню то время. Помню, как отец прибегал с работы и говорил:
   - Собирайся, сынуля, идем мыться. Я занял очередь в баню.
   Я быстро складывал банные принадлежности, и мы спешили к небольшому домику, от которого длинной вереницей тянулась очередь. Был мужской день. Из-за того, что баня была одна, а людей много пришлось установить мужские и женские дни. Они чередовались, и если тебе не удалось помыться в среду, то в следующий раз ты мог познать прелести очищения только в пятницу.
   Мы стояли в очереди около часа. Когда же нас запускали внутрь, мы оказывались в комнатке, которая собственно и была баней. Парилки и бассейна там не было. Баня представляла собой пять душевых кабинок и несколько скамеек с тазиками. Процесс мытья включал шесть стадий. Сначала берешь тазик и, набрав туда воды, трешься мочалкой. После становишься в очередь, чтобы попасть в душевую кабинку. Затем быстро обмываешься и возвращаешься к своему тазику, чтобы повторить всю процедуру еще раз.
   Со временем наш поселок стал городом, и в нем появилась настоящая баня, где не нужно было простаивать в очередях. Там было пусто, так как у доброй части жителей уже были собственные ванны, поэтому нас никто не подгонял и можно было сидеть под душем до одури. Я брал с собой пластмассовых индейцев, которых у меня было аж два набора и, усевшись по-турецки под теплыми струями воды, разыгрывал сцены из фильмов про монахов шаолинь. Все индейцы у меня знали кун-фу. Как и бравые монахи, они прыгали, бились ногами и руками. Главным героем всегда был один индеец, который и выходил победителем, отомстив за смерть своего брата-близнеца. Сидеть вот так под душем, играясь с солдатиками было настолько уютно и как-то по-доброму тепло, что я хотел, чтобы отец мылся подольше. Там под приятно ударяющими о голову каплями, в окружении блаженного шума, пара и запаха воды, я был по настоящему счастлив.
   Я никогда не задумывался над тем, что другие живут лучше, никогда жалел себя за то, что вижу колбасу и конфеты лишь тогда, когда получаю посылки от бабушек и дедушек из Минска. Наоборот я был самым счастливым мальчиков в поселке. Наверное, если бы я сейчас увидел себя тем довольным скудной жизнью мальчуганом, я бы подумал, что я просто сумасшедший. Помню, как однажды к нам приезжала бабушка, и я сказал ей, что покажу самое красивое место в поселке. Это место мы называли "Туалетной площадью", так как здесь - на бугристом, поросшем невысокой зеленой травой, пятачке - было сразу четыре туалета. Когда бабушка увидела эту "площадь", когда она услышала, с каким восторгом я рассказываю про каждый уголочек этого пятнышка земли, она почему-то заплакала. Я до сих пор не знаю, чем были вызваны ее слезы. Может, она жалела меня, а может, ей вдруг стало стыдно за то, что она совершила, за то, как поступила с моей матерью. Не знаю. Это останется навсегда для меня загадкой.
   - Спроси у своей мамаши, - Маша сделала ударение на слове "мамаша". - Собирается она платить или нет, чтобы я знала, как мне быть с Антоном. Он отказывается кормить бабушку, а я, сам знаешь, не могу. Надо работать, и к тому же я очень больна. Ты бы только знал как мне плохо.
   На Веру же никто и не рассчитывал, потому что она давно оторвалась от этой семьи и жила по собственным правилам. Когда хотела приходила и уходила, чем хотела тем и занималась. Ее законом была лишь она сама.
   Никто даже не мог предположить, работает ли она сейчас или бездельничает. По рассказам Антона все знали, что моя сестра уже сменила около десяти ресторанов, где по ее словам она работала официанткой. Вера была безответственным человеком и очень часто прогуливала школу. Часто? Это еще легко сказано. Ее рекорд не хождения в школу - год. Целый год она продолжала обманывать мать, уходя якобы в школу. Целый год она подговаривала друзей и подруг, чтобы те звонили, представляясь ее учителями, и говорили Маше, как ее дочь превосходно учится. Целый год... В итоге по окончании девятого класса, Вера не получила даже аттестата. Ей выдали справку, о том, что она посещала некоторые уроки и все. Сама же Вера говорила Антону - своему младшему брату:
   - Зачем тебе учиться? Это все глупость и несусветная чушь! Посмотри на нашу мать. Она окончила университет, а чего она добилась в жизни? Чего? Работает инженером за гроши! Я так не хочу! Мне не нужна эта чертова учеба, я и так вылезу в жизнь! Я вылезу, понимаешь, малой! Я буду лучше жить, чем наша мать. Лучше в сотни раз!
   Честно скажу, я и не сомневался в том, что Вера добьется своего. Я знал ее очень хорошо. Она была тем волевых человеком, который может без лишних угрызений совести идти к своему счастью по хребтам других людей, в ней было достаточно жестокости и холодности, чтобы сделать разумный выбор и выйти из любой ситуации победителем. Она была сильна... Не то, что я.
   - Я напишу маме письмо, в котором попрошу, чтобы она позвонила, - ответил я Маше.
   - Напиши, напиши обязательно. Как отправишь, дашь мне знать. Хорошо?
   - Да, конечно, - я кивнул.
   Моя тетя не была чудовищем, как могло показаться с первого взгляда. Несмотря на все ее недостатки и комплексы она с самого детства была мне другом. Да, именно другом. Не тетей, а тем приятелем, над которым я мог подшутить, с которым я мог сходить в кино и поделиться впечатлениями, тем приятелем, с которым я мог поспорить и даже поругаться на равных. Когда я жил в Сибири, и на лето родители отправляли меня в Минск, я с радостью ехал в этом дом. Тут я чувствовал себя свободным. Маша могла терпеливо ходить со мной по магазинам, ездить к черту на кулички за редкими книгами. Да, она очень часто ворчала на меня, но я никогда не воспринимал это всерьез. Знаете, для моей тети оскорбление всегда было обыденностью, я бы даже сказал способом самовыражения, и я принимал ее такой, какая она есть.
   - Хорошо. Я дам знать, - сказал я в уверенности, что забуду это сделать.
   Маша считала, что моя мама в Сибири отдыхает, развлекается и, как моя тетя любила говорить: наращивает жиры. Себя же Маша считала великомученицей, которой попались плохие дети и больная старушка.
   Пришло время забирать бабушку из ванны. Я дал ей полотенце, и пока она вытиралась, подкатил коляску. Затем я помог ей надеть чистую ночную рубашку и сесть в кресло.
   - Постой, бабушка.
   - Что, Андрюшенька?
   - Подожди, я одену тебе тапочек.
   Я нагнулся и, отыскав в ванне ее тапок, осторожно натянул его на единственную ногу старушки.
   - Ой, спасибо, внучичек! Как же я хорошо помылась! - она терла руки, проверяя не скатывается ли на них грязь. От трения чистой кожи о кожу слышался скрипящий звук.
   - Да, ладно тебе проверять. Ты же чистая как младенец.
   - Чистая как младенец, - поджав губы, повторила бабушка.
   Я вкатил коляску в зал и помог бабушке пересесть на кровать. После, я надел ей чистый памперс и, найдя крем для рук, который мы с Евой купили для бабушки, выдавил из тюбика содержимое на подставленные ладони.
   - Так, втирай крем. А я пока натру тебе ногу.
   - Хорошо.
   Бабушка принялась втирать крем, а я тем временем капнул на ногу другого крема и, закатав рукава рубахи, начал размазывать его. Бабушка кряхтела от удовольствия, когда я втирал крем между пальцев и массажировал пятку.
   Во всех бабушкиных болезнях, в том числе и ампутации ноги, Маша обвиняла меня. Точнее в перенесенном инсульте, тетя обвиняла Еву, которая в то время появилась в моей жизни.
   С самой первой встречи, я не мог оторваться от моей любимой и уже через две недели после нашего знакомства, я привел ее к себе домой. Мы стали жить вместе, как муж и жена. Для бабушки - женщины старых правил - это был сильнейший удар, и она была категорически против наших отношений, всячески стараясь изгнать Еву из моей жизни. Бабушка говорила мне про мою возлюбленную всякие гадости, как, впрочем, и моя тетя. Они вдвоем твердили, что я дурак, и что Ева использует меня, чтобы завладеть квартирой в Минске или для того, чтобы прожить на моих плечах до окончания университета, а потом, когда я буду ей не нужен, она меня бросит. Может, я и тюфяк по жизни. Возможно, меня можно оскорблять, бить, толкать и пинать ногами, не боясь получить сдачи, но мою любимую никто оскорблять и обижать не смеет. У меня, наверное, комплекс на этот счет. Это словно невидимая кнопка, что приводит меня в бешенство, делая нанесших Еве оскорбление моими личными врагами. Вот тогда-то разбегайтесь. Потому что на самом деле в гневе Никита страшен. Правду говорит пословица: "В тихом омуте черти водятся". В моем омуте водилось одно большое кровожадное чудовище и горе тому, кто посмеет выпустить его наружу.
   Тогда я рассорился ради Евы с тетей и бабушкой. Я стал к ним холоднее, хотя и продолжал помогать им по дому и выполнять свои так называемые обязанности мужчины и домохозяйки одновременно. Вот, Маша и говорит, что инсульт у бабушки случился из-за Евы, потому что она не могла терпеть мою возлюбленную у себя дома. Чушь! Я хорошо помню тот день, когда это произошло. Я помню...
   Бабушка себя плохо чувствовала. Ее лицо было красным, и она говорила, что у нее поднялось давление. Несмотря на это она решила прибраться на кухне. Я предлагал ей сделать все самому. Но она отказалась, так как была очень упряма и к тому же не могла сидеть на месте. Бабушка была из тех людей, что работают, не покладая рук, даже тогда, когда этот труд никому не нужен. Получив отказ, я стал исполнять роль помощника. Маша и дети тем временем собирались в деревню. Была весна - время капать грядки. Бабушка так плохо себя чувствовала, что не смогла доделать работу, и я взял это в свои руки. Тем временем она стала помогать складывать сумки. Все началось из-за того, что она положила тете и детям с собой два мешка с удобрениями, вместо одного. Вера сразу же подскочила к ней и сказала, что этот лишний груз, который они брать не намерены. Бабушка настояла. Тогда Вера схватила мешок и скрылась с ним в комнате, заперев дверь изнутри. Она кричала:
   - Ты не заставишь нас взять его. Я его спрячу и ты не найдешь свои удобрения. Дура!
   Бабушка в истерике дергала ручку двери, а потом внезапно остановилась и, медленно пройдя в зал, села на спинку дивана. Она молчала, и ее лицо было жутко перекошено. Первой это заметила Маша:
   - Никита иди посмотри, что это с бабой?
   Я увидел бабушку и, мне стыдно это теперь вспоминать, рассмеялся. Настолько смешной показалась мне ее безразличная гримаса. Этот тиран вдруг превратился в самую обыкновенную бабулю. Потом я испугался. Мы задавали бабушке вопросы, но она не отвечала, а тупо смотрела в стену. Маша вызвала скорую помощь и те, приехав, вкололи бабушке укол.
   Потом врач спросил, что ее беспокоит, на что бабушка невнятно произнесла фразу, которую, несмотря на всю ее банальность, я запомнил на всю жизнь. Она сказала:
   - Меня беспокоит то, что люди не делают добра друг другу.
   Не знаю, почему она это сказала. Врач говорил, что этот бред последствие инсульта, но для меня это не было бредом.
   После этого скорая помощь забрала бабушку в больницу. Я поехал с ней. Маша и дети уехали в деревню. Я помню, как я тогда долго мучался в приемном покое больницы, слушая бабушкин бред в ожидании врачей. Она несла всякую чепуху, смеялась и плакала. В тот день я вернулся домой около десяти вечера. Ева ждала меня в моей комнате. Я обнял ее, как никогда не обнимал, а потом, улегшись под теплым одеялом, мы смотрели фильм - "Сладкий ноябрь" с Шарлиз Тэрон и Киану Ривзом. Можете обвинить меня в бессердечии и жестокости, но тогда в объятиях моей любимой я был счастлив. Мне было тяжело, но я был счастлив. Я, наверное, эгоист, которого не волнует ничего кроме одной лишь Евы. Может быть... Но вы наверное не знаете, как это замечательно дарить всю свою любовь одному человеку. Мне кажется, что, разбрасываясь своей любовью на вымышленных богов, на недостижимые вещи, идеи и, в конце концов, на весь мир, мы лишаем кого-то одной большой любви и, возможно, настоящего счастья. Я не верю в сотни маленьких осколочков чувств. Они не приносят окружающим радости. Они делают нас терпимыми друг к другу, но не более. Вы видели когда-нибудь закат в море? Вот это моя любовь. Не знаю, почему именно эта аллегория пришла мне на ум. Не буду пытаться объяснить ее. Нет... Ум это скальпель, который, вскрывая, убивает всякое чувство... Когда же солнце приближается к морю, оно осыпает золотом его поверхность и тогда, даже самый бедный рыбак гребет золотым веслом. Тогда счастье сталкивается с бесконечностью и тонет в ней, освещая ее спокойную глубину своим теплым светом. Много тепла в холодной воде - это моя любовь.
   Что же касается ампутации ноги, то это случилось позже. Когда бабушка вернулась из больницы, восстановившись после инсульта, Маша выгнала нас с Евой из дому. Точнее был очередной скандал, и я ушел, потому что не хотел, чтобы моя любимая терпела это. Мы сняли квартиру на окраине города и были предоставлены самим себе. Тогда я обрел покой.
   Время от времени, я навещал бабушку. Однажды она мне пожаловалась, что у нее леденеют ноги, на что я посоветовал ей греть их в теплой воде. Но бабушка слишком рьяно взялась за это дело. Она просиживала в ванне по три часа. Причем она добавляла в горячую воду картофельные очистки, которые, как ей казалось, увеличивали эффект пропаривания. Это все привело к тому, что у нее на пятке появился нарыв, который стал разрастаться с неимоверной скоростью, и через пару месяцев это дошло до того, что у бабушки сгнила вся стопа. Когда ее лечащий врач - молодой парень - это увидел, он стал весь мокрый от пота и сообщил, что у бабушки гангрена и что ее нужно срочно отправлять в больницу. А до этого он говорил, что эта ранка - пустяк, призывая нас лечить ногу зеленкой. Вызвали скорую помощь и меня отправили с бабушкой.
   В итоге бабушке ампутировали ногу по самое бедро, потому что врачи были уверены, что только в этом месте, она сможет благополучно зажить и гангрена не пойдет дальше.
   Наученный горьким опытом, я берег единственную бабушкину ногу, тщательно натирая ее кремами и следя, чтобы нигде не появлялась даже царапинка.
   - Вот так. Твоя нога готова, - сказал я, натягивая бабушке чулок и одевая наверх тапок. - Дальше одевайся сама, а я тем временем вынесу твое ведро.
   - А где мой гребень?
   Я протянул ей пластмассовый гребень:
   - Держи. Вот и твой крестик.
   - Спасибо.
   Я осторожно снял стульчак и, взяв ведро с бабушкиными испражнениями, понес его в туалет. Там, стараясь как можно меньше брызгать, я вылил содержимое в унитаз и смыл.
   - Фууу! Ты чего развонялся?! - накинулась на меня Маша. - И дверь на кухню не закрыл. У тебя мозги вообще есть?! Потом, не забудь побрызгать освежителем.
   - Хорошо, - я оставался невозмутимым как слон.
   Далее я сполоснул бабушкино ведро и, набрав в него немного холодной воды, вернул на место. К тому времени бабушка уже причесанная и одетая сидела в коляске.
   - А теперь идем есть, - сказала она.
   Я не любил кушать в этом доме по двум причинам. Первая и самая главная: Маша, несмотря на то, что моя мама присылала ей деньги и что в ее власти была вся бабушкина пенсия, считала себя очень бедной и поэтому, когда она смотрела, как я ем ее пищу, у меня вставал комок поперек горла. Вторая причина: это жуткий беспорядок. Кухня была завалена мусором и немытыми тарелками. Пахло плесенью. Пол около раковины отсырел и провалился. Чтобы из подвала не прибегали крысы, Антон забил дырку доской. Я привыкший к чистоте и порядку не мог есть в таких антисанитарных условиях. У меня просто пропадал аппетит. Но бабушке, я, конечно же, не говорил об этом, боясь обидеть ее. На ее предложения, я всегда отвечал:
   - Я сыт, бабушка. Как раз перед отходом я очень плотно поел.
   Но бабушка очень ревностно подходила к вопросу питания всю свою жизнь - она сытно кормила всех своих гостей - и теперь, в старости, это дошло до маразма. Она начинала плакать, требуя, чтобы я нашел что-нибудь в холодильнике, а потом сам приготовил и съел. Это почему-то еще больше отталкивало меня, и я закрывался в себе, отказываясь есть напрочь. Тогда бабушка начинала рыдать и причитать, что жуткой болью отзывалось в голове, но я терпел. В этот раз она была как всегда упорна.
   - Нет, ты покушай, - на ее глазах начинали наворачиваться слезы. - Ты не хочешь совсем есть у нас. Ты не хочешь у нас есть, Андрюш... Никитушка! - уже рыдала она.
   - Я не хочу есть, я... - попытался оправдаться я.
   - Пойдем. Пойдем на кухню! Посмотри, что есть в холодильнике.
   Бабушка уже ехала на кухню. Я пошел за ней.
   - Бабушка, давай лучше поговорим о чем-нибудь. Мне ведь скоро надо уходить.
   - Нет. Идем есть, - рыдала она.
   На кухне бабушка сказала мне:
   - Посмотри, что есть в холодильнике, а то я плохо вижу.
   Я открыл дверцу холодильника:
   - Вроде ничего, - соврал я.
   - Как ничего? Дай я сама посмотрю.
   Она подъехала к холодильнику и стала там рыться.
   - Это для собаки? - спросила она, протягивая мне ливерную колбасу для Вериного ротвейлера.
   - Да.
   - А вот это сметана, посмотри? Налей себе стаканчик. Съешь!
   Это была действительно сметана, но я снова соврал:
   - Это майонез, бабушка.
   - Майонез?!
   Она хотела вновь расплакаться, но, увидев пакет с яйцами, остановилась.
   - Скушай яичко. Пожарь себе яичницу.
   - Бабушка, я не хочу. Я поем дома. Не мучай меня. Прошу тебя.
   - Скушай яичко. Скушай. Скушай! - она не могла развязать узел пакета. - Развяжи.
   Я взял пакет с яйцами и поставил на стол.
   - Не буду.
   Бабушка вновь заплакала и полезла за пакетом.
   - Дай нож, я разрежу его, - умоляла она.
   - Нет.
   Я встал и вышел с кухни. Ужасно болела голова. Настроение было ни к черту. Я слышал всхлипы и раздражающее шуршание пакета, доносящиеся с кухни. Господи, почему он шуршит так громко! Я закрыл уши ладонями. Терпение Никита. Ты можешь все это вытерпеть. Бабушка плакала все громче, и шуршание становилось все настойчивей и настойчивей. Я чувствовал, что начинаю сходить с ума.
   Не знаю, сколько я просидел с зажатыми ушами, но когда я вернулся на кухню, бабушка уже жарила глазунью.
   - Сейчас будешь кушать Никитушка. Я уже почти закончила. Три яйца тебе хватит или пожарить еще?
   - Я не буду есть, - твердо произнес я.
   - Будешь. Будешь! Будешь!!! - бабушка перешла на крик.
   Появилась Маша.
   - Что происходит? Чего ты, старая, орешь?
   - Хочет снова заставить меня есть, - обратился я к тете в поисках защиты. - Я сказал, что не хочу, а она не понимает. Вот и яйца достала.
   - Яйца?! - Маша метнула молнию в бабушку. - Нет, чтобы мне больной кто-нибудь приготовил есть, так она Никите. Вот настырная! Тебе же сказали, человек не хочет есть!
   - Хочет. Хочет. Хочет! - причитала бабушка. - Он совсем голодный.
   Она сняла с плиты сковородку и поставила на стол:
   - Ешь. Ешь! Прошу тебя! Умоляю! Ешь! Дай, я поцелую твою руку! Только ешь, прошу тебя!
   Маша пристально наблюдала за мной. Я понял, что так просто мне не отвязаться и решил перехитрить бабушку. Я взял тарелку и, воспользовавшись тем, что она плохо видит, положил на нее лишь одно яйцо. Быстро оприходовав его, я сказал, что мне пора бежать домой. Бабушка направилась к сковороде, чтобы проверить: пуста ли она. Я тем временем вышел в коридор и стал быстро одеваться.
   - Не съел! Ах, ты паскудник! Ты, почему не съел глазунью?! Вернись! Вернись, прошу тебя! Пожалуйста! - вся в слезах бабушка выехала в коридор.
   - Мне нужно бежать. Мне уже пора, - ответил я, натянув на лицо добродушную улыбку.
   Но на бабушку это не подействовало.
   - Ну, вернись! Вернись, пожалуйста! Умоляю тебя! - рыдала она; из ее правого мутного глаза сочился гной.
   - Чего ты престала, старая! Успокойся! - гаркнула на нее Маша. - Мне и так плохо, а еще ты здесь орешь. Замолчи!
   Потом тетя обратилась ко мне:
   - Иди куда тебе надо. С бабой все будет в порядке. Поревет и перестанет.
   - Думаешь?
   - Уверена.
   - Ну, все счастливо бабушка! Я пошел, - сказал я одевшись.
   - Не уходи! - она попыталась вцепиться руками в мое пальто, но я вовремя отстранился. - Иди, поешь! Пожалуйста! Внучичек, прошу тебя!
   - До свиданья и... не плачь, пожалуйста, - проговорил я и вышел.
   Я бежал и бежал. Бежал все дальше и дальше от этого проклятого дома. Бежал к моей любимой. Бежал в надежде скрыться от преследующего меня слез и боли. Обвиняющие мысли беспощадно хлестали мое сознание своей плетью. Всегда, когда я покидал это место, я чувствовал себя виноватым в чем-то, словно чувством вины была пропитана каждая вещь, в этом доме и я, прикасаясь к этим вещам, пропускал к себе в сердце беспощадный вирус вины, этого червя, что разъедает сердце любого сострадательного человека. Меня охватывала черная печаль, которая проходила, лишь тогда, когда я добирался домой и целовал Еву.
   Ева!
   Я набрал номер любимой на сотовом телефоне и получил сообщение о том, что абонент не доступен. Значит, она еще в театре. Дело в том, что один из ее преподавателей ставил в театре пьесу, и вся группа моей жены должна была присутствовать на премьере.
   Через час я был дома. Ева должна была вот-вот вернуться. Она целый день ничего не ела, и поэтому я быстренько принялся за приготовление ужина. Я очень любил делать своей возлюбленной подобные сюрпризы. Можно сказать, что я фанат ее улыбки и делаю все, что только можно, чтобы увидеть ее. Улыбка Евы - это маленькая радость в моей жизни, это закат солнца и спокойная гладь моря, это быстрый весенний ручеек и это старая липа возле нашего дома в деревне. Это шум листьев и запах свежескошенной травы, это густой ночной туман и тихое летнее утро. Эта улыбка - все самое прекрасное, что я когда-либо видел, слышал и ощущал. Это улыбка Исиды. Да, именно так должна улыбаться великая мать и великая любовница, так должна улыбаться сама жизнь.
   Я суетился, пытаясь всё успеть к приходу любимой. Когда я мыл посуду, я представил, как она заходит, а я предлагаю ей горячий ужин. "Поешь, милая". Как же это приятно заботиться о ком-нибудь! Я почувствовал, как по всему телу разливается блаженное тепло...
   Поешь...
   Поешь...
   Поешь?!
   Мои руки замерли под струей горячей воды. Беспощадная мысль пронзила мое сознание раскаленным лезвием. Мне стало очень грустно, необъяснимая печаль сжала мое сердце своей крепкой хваткой, и я чуть не взвыл от резкой боли. Руки задрожали...
   ...Я увидел себя маленькой сухой старушкой, которая сидела на инвалидной коляске у окна, высматривая заплаканными глазами своего Никитку. А рядом с ней на столе стояла сковорода с яичницей глазуньей...

***

   Вчера я задался простым вопросом: Кто я? Не знаю, почему этот вопрос пришел мне в голову. Был прекрасный весенний день. Ярко светило солнце. Над полем кружили птицы. Небо было таким ясным и чистым, что мне казалось, будто весь мир таков, как это небо. Я чувствовал некое умиротворение, тихий покой, какие испытывает человек, достойно проживший долгую жизнь.
   Закончив пилить дрова и, оттащив их под навес, я вышел в поле. Там я уселся на мягкую зеленую траву и, положив слегка ноющие от работы руки на колени, следил за аистами, которые дружно стрекотали в своем гнезде. Как правило, эти грациозные птицы сплетали свои гнезда на столбах и водонапорных башнях. Вот и теперь небольшая семья о чем-то беседовала на забытом покосившемся от времени и непогоде сером столбе. Внезапно, один из аистов расправил крылья и устремился в небо. Он кружился словно большое перышко, а я зачарованно следил за его полетом.
   Вот тогда-то мне и пришла в голову эта мысль: кто я? Мне показалось будто это не я, а кто-то другой спрашивает меня об этом.
   Я погрузился в размышления, продолжая следить за парившим в небе аистом.
   Кто же я на самом деле? Да, я понимаю, что человек. У меня есть руки и ноги, есть сердце, которое движет по сосудам кровь, снабжая все органы питательными веществами. Да, я - человек.
   Этот ответ нисколько не удовлетворил меня.
   Кто я? Если бы какой-нибудь психоаналитик задал мне этот вопрос, что бы я ответил? Я добрый и веселый? Но это неправда, я очень часто веселюсь, чтобы другим было весело, я поступаю хорошо, чтобы не обмануть ожидания других или чтобы избежать конфликта. Но это лишь внешние проявления. Кто же я на самом деле? Каковы же мои настоящие чувства? Чувства, не замутненные окружающими меня людьми, чувства, что исходят из самой глубины моего сердца?
   Я очень часто говорю не то, что думаю, и делаю не то, что более близко моим желаниям. Я, словно слепой, отправился в голодную пасть общества, которое проглотило меня, заставив позабыть о себе.
   Что я говорю? Это же я виноват. В порыве сохранить свой покой я растратил себя. Так кто же я?
   Я не веселый бодрый парень, каким меня знают на работе, и я не вдумчивый и погруженный в собственные мысли философ, каким знают меня близкие родственники. Я не безвольный "подкаблучник", как считают друзья, и я не талантливый писатель, каким кажусь моим читателям. Все эти маски, я надеваю, чтобы жить в этом мире, чтобы быть достойным членом общества, чтобы быть полезным и тем самым оградить себя от опасностей подстерегающих того, кто смеет плевать обществу в лицо. Кто я? Шарлатан, растративший себя ради того, чтобы избежать невзгод и горестей? Или, может быть просто трус?
   Когда меня обижают, я улыбаюсь обидчику в глаза и не признаю его злобы. Когда же он идет просить прощения, я с радостью прощаю его. Почему? Я прощаю его, потому что так надо. Потому что тогда я буду спокоен, буду плыть по течению и мне не нужно будет бороться. Я представляю себя невозмутимым небом, которое нельзя оскорбить или обидеть, которое нельзя замарать ни одним плевком. Но так ли это на самом деле? Кто же я? И что я думаю в такие моменты? Что думает тот, кто не дорожит своей умиротворенностью? Что думает тот, кто не боится конфликтов? Я посмотрел и увидел, что такого человека во мне нет...
   Меня нет...
   Я всего лишь та рубашка, которая подойдет каждому в этом мире, потому что она умеет быть и маленькой, и большой...
   Меня нет...
   Я лишь сгусток чужих эмоций и переживаний, я страх, я инстинкт самосохранения, я примитивный организм, который живет лишь для того, чтобы жить, который растрачивает себя в мире для того, чтобы мир не уничтожил его.
   Я!
   Я!!
   Я!!!
   Все это говорит о том, что меня нет. Я потерял себя...
   Не спорю, возможно, таких, как я общество называет полезными, добрыми и общительными. Таких, как я ценят за их бесконфликтность, за их сострадательность и порядочность. Такие, как я приятны в общении и очень часто уважаемы. Но, скажите мне, кто полезен? Кто добр и общителен? Кто бесконфликтен и сострадателен? Кто уважаем? Скажите, кто? Кто, если меня нет? Есть лишь доброта, любовь, сострадание, бредущие своим путем через мое сердце, но меня нет. Меня нет...
   Есть лишь муравей, что трудится не покладая рук, чтобы остаться в живых, но нет мотылька, который одиноко устремляется к свету, чтобы погибнуть, потому что так велит ему его сердце. Я - машина, робот, маленький винтик одного великого механизма, актер бесконечного спектакля, жертва беспощадного розыгрыша, но я хочу быть бесплотной идеей в голове мыслителя, хочу быть тем, кто стоит вне всякого спектакля и вне всякой игры. Я хочу быть завершенным, хочу быть одним целым, а не дополнением к чему-то.
   Я ищу себя и не нахожу. За каждым моим стремлением и желанием скрывается связь с миром, но где же я сам. За причиною моих действий всегда прячется ветхое "должен", но когда же я увижу прекрасное "хочу". Когда? Когда я буду поступать так, а не иначе, не потому что надо, а потому что того желает мое сердце? Когда?
   Аист, покружив над полем, приземлился в гнездо и о чем-то застрекотал своей возлюбленной. Я вслушался в этот звук, принесенный внезапным порывом теплого ветра. Неожиданно, я почувствовал некую легкость, словно моя душа покинула тело и устремилась в небо. Я улыбнулся и необъяснимая радость, словно пролитое молоко, заполнило каждую клеточку моего сознания. Это ощущение трудно описать, но мне кажется, что именно так чувствуют себя люди в ожидании чуда. Какими же смешными теперь я вижу свои проблемы. Кто я? Я еще раз улыбнулся той внутренней улыбкой, которая обращена не ко внешнему миру, а к себе - внутрь - в свой мир; улыбка, которая теплой волной опускается к сердцу и заставляет каждого человека почувствовать себя счастливым.
   Я почувствовал, как на меня снисходит озарение. Кто я? Моя душа уносилась все выше и выше, но мне казалось, что я падаю...
   "Я - песок у дороги" - пришел ответ. Да, маленький желтый песочек, что сочится между пальцев, когда его берешь в ладошки. Я этот маленький песочек, мимо которого за день проносятся десятки машин, спеша куда-то вперед и не замечая, что этот песок у дороги это огромный мир. Огромная вселенная...
   Я подошел к дороге и лег в песок так, что мои глаза оказались очень близко к золотистой поверхности. Я смотрел в эти желтые глаза и видел себя. Прополз какой-то жучок, а потом, расправив крылья, с громким жужжанием унесся в небо; подул ветер, и несколько песчинок сместились в сторону. Передо мной ползали какие-то мелкие букашки, для которых эта кучка песка была целой вселенной. Они рылись, что-то строили, закапывались в песок и уносились в высь. В своей суете, они так сильно походили на людей, что я рассмеялся. Да, наш мир это лишь одна маленькая кучка песка у дороги. Как же ты необъятна и велика вселенная, сколько тайн и мудрости заключено в тебе! Как же можно все это выдержать и не разорваться на части! Я закрыл глаза и медленно провел ладошкой по песку. Ощущение словно гладишь саму бесконечность... Я - песок у дороги...
   Я почувствовал невидимые вихри, которые подхватили мое эфирное тело и словно разбросали его по всему миру.
   Что я такое?
   Я - камень. Да, я камень лежащий в поле. Большой поросший мхом и травой булыжник, который служит креслом деревенскому пастуху и прибежищем множеству букашек.
   Я - маленькая травинка, что так умиротворенно колышется под дыханием ветра, и я - этот ветер, что носится по всему миру и секретничает с облаками.
   Я - тот покосившийся столб, на котором расположились аисты. Тише... Мне кажется, что я чувствую тепло их гнезда и слышу топот маленьких лапок.
   Я - птица, парящая в небе; я ощущаю как, расправив крылья, бросаюсь в объятия синей пустоты, и эта пустота несет меня вперед.
   Я - небо; не то, что безропотно сносит оскорбления и плевки, а то, что принимает в себя облака и птиц, то небо, что дает мечтателю на несколько мгновений соприкоснуться с его мечтой и что плачет вместе с плачущим. Я - то небо, что вмещает в себя грозные тучи, что бранится громом и карает молнией, я - небо по которому проносятся капли дождя, и в тихой пустоте которого, танцуют снежинки.
   Что же я такое?
   Я - те маленькие аккуратные домики у речки, что весной и летом выглядят такими жизнерадостными и веселыми, а осенью и зимой словно засыпают.
   Я - та речка, что играет с лучиками полуденного солнца, и где, нерестясь, танцуют рыбы.
   Я - тот одинокий дуб в поле, который в своей задумчивости похож на мудрого старца.
   Я - сама мысль, сама идея, что разносится по всему миру и прячется в умных головах и книгах.
   Я - чувство, что соединяет всех любящих и радующихся, скорбящих и плачущих. Я и есть любящий и радующийся, скорбящий и плачущий. Господи, что же я такое? Неужели я бог этого мира? Кто я?...
   Я лежал, устремив все свое внимание на золотистый песок перед глазами. Мимо меня проносились машины. Некоторые сигналили сумасшедшему, неизвестно почему улегшемуся в этом месте. Неужели, я и вправду сошел с ума? Я сумасшедший... Я сумасшедший бог этого мира...
   Был прекрасный весенний день. Ярко светило солнце. В небе медленно плыли белые гиганты - облака. Над полем кружили птицы. Ветер танцевал с ветвями одинокого старого дуба. Откуда-то доносилось журчание ручья, которое, сливаясь со стрекотом аистов и жужжанием насекомых, приятно ласкало слух. В сухой прошлогодней траве прятались маленькие белые цветочки. Мир оживал, а я был всего лишь маленькой кучкой желтого песка у дороги. Я был богом этого мира...

***

   ОН сел за компьютер. Пальцы уверенно забегали по клавишам, сливаясь со мраком, царившим в комнате. В адресной строке Интернет Эксплорера появилась запись: www.yandex.ru.
   Короткий щелчок указательным пальцем по клавише Enter и загрузка пошла...
   ОН был доволен. ЕГО игрушка, или марионетка, как ОН любил называть ее, когда испытывал величайшее удовлетворение от себя самого, оказалась довольно сообразительной и быстро перешла на следующий уровень игры. Точнее перешел...
   Неплохо для простого человека. Очень неплохо... ОН мысленно похлопал в ладоши, аплодируя своей марионетке.
   Ах да, ОН совсем забыл, что игрушка считает себя не просто человеком, а претендует на роль интеллектуального писателя и независимого мыслителя. Конечно, этот мыслитель, мучимый чувством вины, сомневается в себе и нисколько не чтит себя совершенством, но при всем при этом думает, что все в его жизни зависит от него самого и от его выбора.
   Интересно, что бы было, если бы этот умный, образованный, уважаемый людьми человечек узнал, что он всего лишь чья-то игрушка? Моя игрушка!
   Ехидная ухмылка и блеск глаз...
   Яндекс загрузился, и ОН запустил раздел открыток...
   Письмо должно быть отправлено именно с этого раздела. Тогда марионетка не сможет узнать обратный адрес и выйти на НЕГО. Этого допустить нельзя, иначе игра сможет обратиться против самого игрока, а этого ОН никак не мог позволить. Пока ОН поступал очень разумно, и ЕГО игрушка ни о чем не подозревала.
   На экране высветились первые картинки.
   ОН был очень доволен собой и своей новой идеей. В темноте под блеклым светом монитора его лицо было похоже на лик сатаны. Да, именно так, в сумраке, наедине со своими коварными замыслами, с такой же злобной улыбкой и хищным блеском в глазах, отец зла расставлял западни и ловушки людям... Именно так дьявол играл с людьми...
   И ОН играет. ОН и только ОН придумал эту игру. ОН тщательно продумал все до мельчайших деталей. ОН подобно шахматному магистру предугадал каждый ход своей игрушки и направил ее по нужному ЕМУ пути. ОН - великий режиссер театра жизни. ОН - творец и игрок. А люди, в том числе и этот молодой писатель, который думает, что сам решает свою судьбу, лишь ЕГО марионетки, фигуры, которые ОН умело передвигает по клеткам жизни в стремлении обыграть само бытие...
   Да, ОН - игрок.
   Дьявольская улыбка...
   На стене пляшут тени от бегающих по клавишам пальцев. Они напоминают беспощадные щупальца кровожадного чудовища, которое, почувствовав добычу, ползет из бездны. Темнота словно хищник следит за ночью голодными глазами. Внезапно она обнаруживает сидящего за компьютером и начинает медленно тянуть к нему свою костлявую лапу...
   ОН выбрал наугад открытку. На ней был изображен симпатичный мальчик лет пяти-шести; малыш смеялся, закрывая глаза руками. Ха! Пусть марионетка помучается в поисках значения этой картинки не имеющей смысла...
   Костлявая лапа медленно приближается к шее будущей жертвы...
   ОН принялся заполнять форму, необходимую для отправления открытки. Когда очередь дошла до адреса отправителя, ОН, не колеблясь, пропустил строку, оставив ее не заполненной. "Эта маленькая хитрость не даст МОЕМУ дорогому интеллектуалу никаких зацепок" - упиваясь собственной находчивостью, подумал ОН...
   Лапа алчно подрагивала в предвкушении добычи...
   Быстро введя в строку текстового сообщения открытки три слова и выбрав для них крупный шрифт, ОН злобно улыбнулся, и нажал кнопку: отправить...
   Лапа почти касалась ЕГО шеи...
   Лицо преисполнилось злорадного торжества, и ОН захихикал...
   Лапа отдернулась от НЕГО, словно обжегшись, и подобно избитому щенку попятилась обратно в ночь. Через несколько мгновений она полностью растворилась в темноте.
   Сделано! Ловушки расставлены, игра продолжается...
   ОН выключил компьютер - единственный источник света - и комната погрузилась во тьму.
   Несколько мгновений из ночи доносилось злобное хихиканье и шуршание, а потом стихли и они. Мир погрузился в сон...

***

   - Доброе утро! - Никита вошел в офис, здороваясь с коллегами.
   Две женщины лет сорока беседующие друг с другом молча кивнули и продолжили свое занятие. Никита прошел за перегородку, разделяющую комнату на два сектора, и, приблизившись к первому столу, пожал руку сидевшему за ним тучному начальнику.
   - Здравствуй, Виталий!
   - Здорово, Никита! - начальник на мгновение поднял свои серые с длинными ресницами глаза на своего подчиненного, а потом вновь утонул в своем ноутбуке.
   Никита не мог разглядеть, чем именно так увлечен Виталий, потому что экран был повернут в сторону, и никто кроме начальника не мог видеть, что на нем происходит.
   Второй стол был не занят, так как являлся рабочим местом самого Никиты.
   - Доброе утро, Анна! - сказал Никита девушке сидевшей за третьим столом.
   - Привет, Никки, - Аня добродушно улыбнулась.
   Она редко говорила и всегда улыбалась, потому никто из окружающих не мог понять, что у нее на уме.
   Никита пожал руки Сергею и Владимиру - программистам, а потом вернулся к своему рабочему месту. Поставив рюкзак возле стола, он включил компьютер. Машина скрипнула и начала загружаться. По экрану забегали числа. Никита всегда ходил с рюкзаком, а не с пакетом или дипломатом, как другие. Он был сторонником удобства и практичности. В такую сумку можно было положить и книгу, и собойку, и еще много чего. К тому же он помнил слова Дона Хуана - знаменитого персонажа произведений мистика и мага Карлоса Кастанеды. Шаман южноамериканских индейцев говорил, что при ходьбе руки должны быть свободными, так как являются очень важными энергетическими центрами. Этим изречением Никита оправдывал свою склонность к подобного рода сумкам.
   На экране монитора появилось окно для ввода пароля. Никита быстро набрал имя и фамилию Евы. Нажав ввод, он откинулся на спинку стула в молчаливом ожидании... Работать не хотелось. На улице было пасмурно, о подоконник бились редкие капли дождя, издавая печальные звуки. Из приоткрытого окна веяло свежестью. В такие дни Никита любил запереться дома с какой-нибудь толстой, не менее, чем на шестисот страниц, книгой, и провести весь день за чтением, слушая какую-нибудь грустную музыку.
   Когда система была загружена, он запустил Outlook для просмотра писем. Внизу экрана что-то замигало - пришло сообщение от Алексея, рабочее место которого находилось за перегородкой.
   "Здорово! Поиграть не желаешь?" - прочел Никита и хитро улыбнулся.
   Неделю назад он предложил Лёхе - так звали Алексея друзья и приятели - поиграть в шахматы по сети, чтобы внести в работу некоторое разнообразие и разогнать скуку. Почему в шахматы, а не, скажем, в морской бой? Дело в том, что незадолго до этого Никита закончил читать "Фламандскую доску" и был очень увлечен этой загадочной игрой, на основе которой был построен сюжет книги известного испанца Артуро Перес-Реверте.
   Приятели скачали с Интернета игру и, установив ее на свои машины, принялись за дело. Никита был не силен в шахматах. Он знал, как может ходить каждая фигура, знал основные правила и все. Практики у него не было никакой. Поэтому когда он увидел, как фигуры Алексея выполняют рокировку, он очень удивился.
   - Э, ты же говорил, что не умеешь играть, - сказал он, когда приятели столкнулись в коридоре.
   Лёха самодовольно усмехнулся и ответил:
   - Разве я умею играть. Было дело, баловался одну другую сотню раз.
   - А я вообще ни разу не играл.
   - Будешь учиться, - на лице Алексея вновь появилась самодовольная ухмылка.
   Раз за разом Лёха умело обыгрывал Никиту, жесткой атакой не оставляя ему никаких шансов на победу. Когда приятели выходили подышать свежим воздухом, и Никита видел ухмыляющееся лицо Алексея, ему становилось не по себе. Не то, чтобы он завидовал. Нет. Просто он никогда не видел своего приятеля таким самоуверенным. К тому же Никита любил выходить победителем из любого соревнования, к которому он прикладывал усилия. "Или победить, или вообще не брать оружия в руки" - таким был его лозунг. В результате он решил пойти на маленькую хитрость. Тайком, скачал с Интернета шахматы для профессионалов, где можно было устанавливать уровень сложности игры, и где компьютер играл настолько умно, что превзойти его было почти невозможно. Когда Лёха просил его поиграть с ним, Никита запускал сразу две игры: одну - для борьбы с приятелем, а вторую - ту, о которой Алексею не было известно. Когда противник делал ход, Никита делал аналогичное действие в другой игре, воспроизводя в игре для профессионалов ту же ситуацию, что и в игре с приятелем. Далее он смотрел, какую фигуру и куда перемещает компьютер, и поступал точно так же. В итоге получалось, что Алексей играл против компьютера, думая, что сражается с человеком.
   Когда Никита победил в первый раз, Алексей сказал:
   - Тебе повезло. Я просто не заметил одну из твоих фигур.
   Когда Никита выиграл следующую партию, его соперник говорил:
   - Блин, сегодня не мой день! Занят. Обложили делами, и поэтому не могу сосредоточиться. Все дело в этом... И только в этом!
   Когда же он выиграл в третий, четвертый, а потом и в пятый раз подряд, Лёха вообще отказался комментировать. С тех пор коллега кипел и пыхтел, прилагая максимальные усилия, чтобы обыграть своего приятеля. А Никита после каждой победы довольно улыбался. Когда-нибудь он расскажет Лёхе о своей хитрости, но даже тогда, когда его приятель поймет, что пытался победить компьютер, причем с установленным самым высоким уровнем сложности, даже тогда он будет доволен собой. Доволен тем, что нашел выход и вышел победителем.
   "Привет! Поиграем позже. Хорошо? Я пока просмотрю почту" - ответил Никита на Лёхино сообщение.
   "Не вопрос" - не замедлил с ответом Алексей.
   Писем было как всегда много. Кое-что по работе; большой список оповещений с сайтов, на которых был зарегистрирован Никита. Была также реклама, различные рассылки и прочая чушь. Внезапно, он заметил письмо с пометкой открытка, что незамедлительно привлекло его внимание. Гадая о том, кто же и с чем решил его поздравить в этот ничем не примечательный день, Никита запустил просмотр этого таинственного письма.
   Через несколько мгновений его взору предстала черно-белая картинка, на которой был изображен мальчик. Он заразительно смеялся, закрывая глаза пухленькими ручками. Справа от картинки была надпись, состоящая из трех слов, разделенных точкой. Слова были выполнены крупным шрифтом и потому сразу же бросались в глаза.
   ПЕЛИКАН. KREUZ. ROSE.
   Пеликан? Если бы не это слово, то Никита просто удалил бы непонятную открытку. Но...
   Пеликан?
   Никита поискал адрес отправителя; интересующая его строка была не заполнена. Значит, неизвестный отправил открытку непосредственно с сайта. Он и сам поступал так не раз, когда хотел подшутить над коллегами по работе, указывая их собственный адрес в строке отправителя. Получалось, что они сами шлют себе открытки.
   Никита огляделся. Все заняты своими делами. Начальник поглощен ноутбуком. Владимир куда-то вышел. Сергей разговаривал с Лёхой, о чем свидетельствовали обрывки диалога, доносящиеся из-за перегородки.
   "Тьфу!" - выругался в сердцах Никита. Его коллегам ничего не известно о кулоне, который всунул ему тот сумасшедший. Он никому, кроме Евы не рассказывал о нем. Никто из них даже не знает, что он ходил на сатанинскую вечеринку. Нет. Это не может быть шутка коллег. Открытку послал кто-то другой. Кто-то, кому было известно о медном пеликане. Может, Юра? Он знал, что Никита был на той вечеринке. Но тогда, откуда ему известно про кулон? Нет. Что-то к нему это не вяжется. Да и к чему вся эта муть на непонятном языке? Может, это просто случайная открытка, отправленная кем-то с сайта по ошибке? И слово "пеликан" случайно оказалось в тексте сообщения?
   Никита почесал затылок.
   "Что-то с трудом верится. Не похоже это на ошибку. Так выделить пеликана. Кто-то хотел, чтобы он обратил на этот текст внимание. Но кто? И почему? Что известно этому незнакомцу о том жутком убийстве?
   Может, Александр?
   Возможно. Тогда зачем это ему? Почему он отправил мне это сообщение? Надо выяснить, что означают два других слова. Так, посмотрим".
   Никита сосредоточился.
   "Первое: слово "пеликан". Написано по-русски.
   Второе: "Kreuz". Язык неизвестен. Значение не ясно.
   Третье: "Rose". Язык может быть и английским, и немецким и даже латинским. Значение предположительно - роза.
   Причем тут роза? Что за бредовая загадка?
   Роза? Роза...
   Имя? Цветок? Тогда какое отношение к розе имеет птица пеликан?
   Стоп! Нужно выяснить значение слова "Kreuz".
   Попробуем для начала найти ответ, используя стандартный электронный переводчик".
   Никита загрузил многоязычный словарь ABBYY Lingvo 9.0 и, набрав в строке поиска "kreuz", начал по порядку проверять все имеющиеся языки.
   "Английский - ничего нет. Так и ожидал.
   Испанский - ничего.
   Итальянский - снова не то.
   Немецкий - есть. В яблочко! Так, посмотрим".
   Никита нажал ввод, и на экране появилось окно, в котором были представлены все значения этого слова. Крест, бремя, мука, крестец, поясница, круп (лошади).
   Никита проверил французский и португальский языки, но там ничего не нашел.
   Да-а-а! Неоднозначно. Интуиция подсказывает, что уместней всего значения "мука" и "бремя". Ведь в центре загадки все-таки убийство. Ну, на худой конец - "крест".
   Крест? Ясная мысль молнией блеснула в сознании.
   KREUZ. ROSE.
   "Крест. Роза.
   Крест - немецкое слово. Слово роза пишется по-немецки как rose. Значит оба слова предположительно немецкие.
   Крест и Роза.
   Крест и Роза.
   Братство...
   Братство Розы и Креста! Точно! Почему у меня сразу не возникла эта ассоциация.
   Братство Розы и Креста зародилось на территории средневековой Германии. Основателем братства был легендарный Розенкрейц.
   Розенкрейц?
   Роза и Крест.
   Значит, неизвестный отправитель открытки хотел указать на Братство Розенкрейцеров. Но причем тут пеликан? Эта птица никак сюда не вяжется. Возможно, она является неким символом братства? А, может, я ошибаюсь? Слишком очевидно.
   А почему бы и нет!
   Слишком очевидно, что бы быть правдой? А, может, ловушка как раз и заключается в том, что правда очевидна и потому сразу же отметается ввиду своей простоты и очевидности? Или неизвестный рассчитывает на то, что я буду думать именно так и выберу то, что кажется очевидным? Как все запутано!
   Постой-ка! Я принял за данное, что неизвестный отправитель пытается заманить меня в ловушку. Но почему? Очевидно, что он помогает мне...
   Очевидно?
   Опять это долбанное "очевидно"!
   Помогает? Или подталкивает к какому-то неверному решению?
   В любом случае открытка есть. Я могу принимать ее подсказку, могу отвергнуть. Но факт остается фактом. Есть кто-то, кому известно про пеликана и, возможно, про то, что произошло на сатанинской вечеринке. Этот некто помогает мне или же наоборот запутывает. Так.
   Но никто не мешает мне посмотреть, к чему приведет использование этих подсказок. Постараюсь быть скептичным и не очень доверять очевидным выводам. А проверить это Братство можно. Думаю, ни к чему плохому это не приведет.
   Братство Розы и Креста... Откуда я знаю про него? Не могу припомнить книгу, в которой было подробное описание постулатов и основных символов братства. Вылетело из головы.
   Хорошо. Не буду этим морочить себя. Помню, у моего приятеля Вадима была книга оккультиста Мэнли П. Холла. "Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской символической философии". Кажется, так она называется. Нужно обязательно поискать там.
   Неясным остался еще один момент - картинка. Почему неизвестный отправил мне подсказки, назовем их так, именно с этой открыткой? Почему улыбающийся мальчик? А, может смысл не в этом? Может, картинка была выбрана случайно?"
   Никита еще раз просмотрел картинку и не нашел ничего необычного. Странно...
   "Ладно. Хватит ломать голову. Подумаю об этом позже, а пока нужно работать".

***

   Тишину мрака разрезал злорадный смех.
   ОН был доволен собой.
   Марионетка заглотила наживку. Игра продолжается...

***

   - Что этот бильярд? Толкание шаров палкой и все.
   Никита, Лёха, Сергей и Аня ехали в такси. Девушка сидела спереди, а парни на заднем сидении.
   - Позвольте с вами не согласиться, - в шутливой манере сказал Сергей Никите.
   - Позволяю, - подыграл Никита.
   - Я очень люблю бильярд. Я мог бы сказать, что я фанат этой игры.
   - Да, ну?
   - Да, да.
   - А мне не важен сам бильярд. Эта игра лишь дополнение к хорошему вечеру. Повод встретиться, попить пива и пообщаться...
   - Я тоже не согласен, - перебил Никиту Алексей. - Бильярд это круто! Игра меня затягивает. А посмеяться и пообщаться можно в другом месте.
   - Можно, - Никита обращался к обоим приятелям. - Но смогли бы вы одни ходить в бильярд? Играть ради самой игры?
   - Не знаю, - Лёха почесал затылок. - Нужно играть хотя бы вдвоем. Так интереснее.
   - А я бы с удовольствием играл один, - стоял на своем Сергей. - Было время, когда я хотел научиться забивать шары и ходил тренироваться в одиночку. Я люблю забивать, и потому ходил учиться это делать.
   - Забивать? - разом воскликнули Никита и Алексей, подумав об одном и том же.
   Сергей вопросительно взглянул на приятелей.
   - Забивать, говоришь, учился? Забивать на работу, торча в бильярде, - выразил Лёха шутку, что родилась у него одновременно с Никитой.
   Все трое расхохотались.
   - Чего вы гогочите? - Аня повернулась к коллегам.
   Она не слышала их легкого спора.
   - Да, так. Это мы о своем о женском, - пошутил Лёха.
   - О женском? Ладно, дамочки соберитесь. Мы подъезжаем, - шуткой на шутку ответила Аня.

***

   Зазвонил сотовый телефон. Никита отдал кий Сергею и, вынув телефон из кармана, вышел на улицу. Это был Вадим.
   - Да?
   - Привет, Никки!
   - Здорово, Вадик!
   - Как дела?
   - Да, так ничего. Вроде замечательно. Сейчас в бильярде отмечаем вливание трех новых сотрудников в коллектив.
   - Классно вам! А я хотел предложить пивка попить сегодня или завтра. Сегодня ты уже занят. Как насчет завтра?
   Никита задумался. Он бы с удовольствием предпочел провести вечер с Евой, а не шатаясь по барам с приятелями. Другое дело с коллегами. От них никуда не денешься. Корпоративная вечеринка - закон для всех. Идти надо. Что-то вроде маленькой неприятности. Это не означало, что Никита скучал на подобных мероприятиях. Если уже приходилось идти, то он отдавался вечеру полностью без остатка. В компании его считали очень веселым и находчивым.
   - Нет, завтра не могу, - изобразив сожаление в голосе, соврал он, - Есть одно дельце, которое нужно сделать.
   - Ладно, тогда как-нибудь в другой раз. Нужно обязательно встретиться, а то давно уже не виделись.
   За что Вадим нравился Никите, так это за то, что он никогда не выпытывал причину Никитиных отказов. Нет, так нет и все. Больше всего Никита не любил когда его уговаривают; в особенности в тех случаях, когда он выдавал ложную причину отказа, которую приходилось обосновывать, все больше и больше погрязая во вранье.
   - Юра предлагал, когда потеплеет съездить к нему на хутор на пару деньков, - продолжал Вадим, - Шашлычок поесть, да и просто отдохнуть на природе. Помнишь, как в позапрошлом году?
   - Конечно! Здорово тогда время провели. Даже покупаться получилось.
   - То-то же. Ну, ладно, иди играй. Увидимся!
   - Постой, Вадим! - Никита вспомнил про книгу. - Я хотел у тебя взять одну книженцию.
   - Какую?
   - Энциклопедия масонской, розенкрейцеровской и еще какой-то там философии. Ну, зеленая. Толстая такая. Автор - Мэнли П. Холл.
   - А, эту! Опять, понадобилась?
   - Что значит опять? - удивился Никита.
   - Ты же брал ее у меня недавно.
   - Я брал? Ты, наверное, что-то путаешь. Я видел у тебя эту книгу. Смотрел, хотел взять почитать, но так и не довелось.
   - Почему-то мне казалось, что я тебе ее давал. Ладно, может, я перепутал. Или ты.
   - Нет. Ты же знаешь, как я отношусь к книгам. Я бы такого не забыл.
   - Да, знаю, конечно. Не брал, так не брал. Когда ты ее хочешь взять?
   - Зайду как-нибудь на днях. Может, послезавтра.
   - Хорошо. Только звони предварительно, а то меня может не оказаться дома.
   - Само собой.
   - Ну, ладно. До встречи!
   - Да. Счастливо! Увидимся.
   Вадим отключился.
   Никита положил сотовый телефон в карман кожаной жилетки и вернулся в бильярдный зал. Сергей стоял с кием готовый для удара и целился в белый шар. Лёха и Аня напряженно следили за ним. Начальник и Владимир о чем-то оживленно разговаривали с тремя только что подъехавшими женщинами - остальными сотрудницами Никитиного отдела.
   Сергей ударил по шару и тот, покатившись беспрепятственно вперед, врезался в бортик и, оттолкнувшись от него, ударился о другой шар, который закатился в лузу.
   - Вот это да! Уже четвертый подряд! - воскликнул Алексей. - Мастер!
   Сергей тем временем сосредоточенно выискивал другой шар для удара, ходя вокруг стола.
   - Какие наши шары? - спросил Никита у Ани.
   - Полосатые. Сержи загнал уже четыре подряд. Мы выигрываем, - как всегда улыбнулась она.
   - Ого! А это парень умеет играть.

***

   Никита, Сергей и Лёха быстро шагали по песочной насыпи.
   - Ты посмотри, на что похожа наша обувь. Прямо, как бомжи какие-то, - Алексей обращался к Никите.
   Сергей услышал его слова и, выйдя из транса, в который он часто впадал после выпитой в этот вечер бутылки водки, громко залепетал:
   - Все не умеют играть... Никто не умеет играть в бильярд... Бьют куда попало... Махают кием! Меня это бесит! Хочу играть! Давай вернемся! Хочу еще играть! Хочу!
   - Тише, Сержи. Не буянь. Какая игра? Уже почти полночь.
   - А мне наплевать, хочу играть и все. Хочу! Ой...
   Сергей не совладал со своими ногами и чуть не зарылся носом в песок. Приятели помогли ему справиться с управлением и он, посмотрев на них, пьяно улыбнулся.
   - Вы не умеете играть... Не умеете...
   - Хорошо, хорошо. Только держись на ногах.
   Никита опасался за Сергея. Тот был сильно пьян, и, казалось, туго соображал. Конечно, и Никита пил, но он крепко держался на ногах и из троих был самым трезвым.
   В этот вечер водку пили все, даже женщины. Потому игра в бильярд, в конце концов, переросла в застолье, а застолье в пьянку. Когда они уходили, выяснилось, что начальник потерял свой номерок, и поэтому ему не хотели отдавать куртку в гардеробе. Он был настроен решительно и если бы Владимир вовремя не уплатил штраф - десять тысяч рублей - то дело, скорее всего, дошло бы до драки.
   Женщины, покинув мужскую компанию, быстро скрылись в первом попавшемся троллейбусе. Затем, уехал Владимир. Виталий вызвал такси. Он всегда возвращался домой на такси. В итоге Никита, еле держащийся на ногах Сергей и Лёха, проводив всех, остались на остановке одни. Как назло, транспорта в их сторону не было. Прождав около получаса, они решили добираться до Пушкинской площади своим ходом, а оттуда было намного проще уехать. Так они шагали, пока не забрели на эту поганую стройку, через которую, теперь, пыхтя и ругаясь, пробирались.
   - Вот, блин надо же! Достанется мне от жены! - пожаловался Лёха.
   - Это почему? - Никита посматривал за Сергеем, который то и дело отставал от своих более трезвых приятелей.
   - Скажет, напился, приперся поздно. Будет ворчать. Ай, ну ее! А тебе что, ничего не будет?
   - Мне? За что? Вроде, не напился. На ногах держусь. Да и не часто я выпиваю.
   - Повезло тебе. Ты - единственный из нас, кому не достанется сегодня.
   - А ему? - Никита, кивком головы указал на плетущегося за ними Сергея.
   - Ему-то? Ему достанется от родителей. Он ведь с предками живет. Но нашему Сержи, по-моему, сейчас на это наплевать.
   - Да, наплевать! - очнулся Сергей. - На все наплевать! Хочу играть в бильярд! Хочу!
   - Вот, видишь, что ты наделал! - Никита в шутку накинулся на Лёху. - Он опять за свое.
   А Сергей продолжал:
   - Как меня это все заколебало! Хочу играть! Все меня просто бесят! Не умеют играть... Не умеют...
   - Тише! - Никите показалось, что за ними кто-то идет.
   Он быстро обернулся и увидел, как какая-то тень скрылась за кучей металлического хлама. При этом, что-то лязгнуло и приятели от неожиданности замолкли.
   - Кто там? - шепотом спросил Лёха у Никиты.
   - Не знаю, не успел рассмотреть.
   - Может, придуривается кто?
   - Наверняка, этот кто-то не умеет играть в бильярд, - встрял Сергей. - Пойдем набьем ему за это морду.
   - Лучше пойдем отсюда, - предложил Никита. - Может, это сторож.
   - Сторож? Тогда какого хрена он прячется? - казалось, что Алексей начинает трезветь.
   - Пойдем отсюда, - повторил Никита, и приятели зашагали дальше.
   Сергей опять впал в транс и стал путаться в собственных ногах. Алексей хотел помочь ему, но тот вяло отстранился от него со словами:
   - Я сам.
   После этого он стал шагать более уверенно и больше не болтал чепухи. А когда приятели увидели, как подъезжает троллейбус, Сергей, не отставая от остальных, добежал до остановки. Через несколько минут, они были на Пушкинской площади, откуда их пути расходились. Никита с Лёхой заботливо усадили Сергея в маршрутку; тот не сопротивлялся и напоследок крепко пожал приятелям руки. Затем подошел автобус и Никита, оставив Алексея дожидаться своего транспорта, уехал...
   Он сел возле окна. Ноги сразу же стали ватными, голова слегка закружилась. "Все-таки и я немного пьян" - подумал Никита. Он решил, во что бы то ни стало, не закрывать глаза, чтобы не уснуть. Хоть ему и надо было ехать до конечной, так что пропустить ее было невозможно, все же он хотел не терять бдительности. Никите казалось, что за ним наблюдают. Он обежал глазами пассажиров и не нашел ни одного подозрительного лица. Этим наблюдающим мог быть любой из них, а мог и не быть никто.
   Может, это из-за того, что он выпил? Может, поэтому ему кажется, что за ним следят? Тогда как же та тень на стройке? Не знаю, как Сергей, но Лёха ее точно слышал. Слышал? В том то и дело? Только слышал. А слышать мы могли кого или что угодно. Может, это ползали крысы или от ветра обвалилась какая-нибудь железяка? Все так запутано. Нет, такие вопросы лучше решать на трезвую голову.
   Напоследок Никита все же решил хитрым способом выяснить, кто из пассажиров не сводит с него взгляда, а кто просто смотрит сквозь него, думая о чем-то своем. Он решил изобразить зевоту. Она, как известно, заразительна. И если кто-то будет смотреть на него, то обязательно тоже зевнет.
   Никита смачно зевнул, лениво закрывая рот рукой. Вместе с ним зазевало пол автобуса.
   "А, к черту все!" - в сердцах выругался он и демонстративно уставился в окно.

***

   Напевая "Вальс цветов" из балета Чайковского "Щелкунчик", Никита сел за письменный стол и положил перед собой толстую книгу в зеленой обложке. На лицевой стороне книги золотистым тиснением большими буквами было выведено Мэнли П. Холл. Энциклопедия, которую Никита, наконец-то, взял у Вадима, была из серии "Антология мысли". У Никиты тоже имелись книги из этой серии. Они были ему особенно дороги. Когда-то он почерпнул из них много полезных знаний. Этими книгами были: "Философия йоги", где публиковались труды великих гуру востока Рамакришны, Вивекананды, а также французского писателя Ромена Роллана; сборник литературы по буддизму, включавший работы профессора дзен-буддизма Судзуки; сборник трактатов даосских философов и два тома Агни-Йоги.
   С кухни доносился частый стук посуды о раковину, слышалось громкое шипение масла в сковородке и непрестанные завывания учуявшего пищу кота. Ева жарила рыбу. В зал стал быстро проникать соблазнительный аромат, который щекотал ноздри и мешал сосредоточиться.
   Этот день был замечательным для Никиты. На улице ярко светило вечернее солнце, готовясь спрятаться за горизонтом. Из открытого балкона веяло запахом весны. Он был дома с Евой, которая, как и ее муж прибывала в хорошем настроении. Это было превосходно и очень сильно отличало этот день от двух предыдущих. Никита не бежал от воспоминаний и потому быстро восстановил в памяти события вчерашнего дня...
  
   ...Ева была грустной и молчаливой уже второй день. Если вчера Никита еще не сильно беспокоился, так как на улице уже неделю держалась пасмурная погода, и его возлюбленная склонная к депрессии могла на некоторое время завянуть, то на следующий день, когда выглянуло солнышко, и улицы заполнились радующимися весне людьми, Никита забеспокоился. Они пошли прогуляться. Никита думал, что свежий воздух и волнующие запахи весны поднимут Еве настроение, но этого не произошло. Ева мрачнела с каждой минутой все больше и больше, пока полностью не ушла в себя, отдавшись во власть каких-то ведомых только ей мрачных мыслей.
   Никита несколько раз спрашивал жену о причине ее печали, прекрасно зная, что Ева время от времени беспричинно впадала в такое состояние. Но, несмотря на это, он отказывался верить в следующие за его вопросами чуть заметные движения головы из стороны в сторону, означающие, что причины никакой нет, просто у нее плохое настроение. Никита начинал сходить с ума. Надумывая себе различные причины, и не находя им подтверждения, он начинал раздражаться. Его бесило то, что все люди радуются и веселятся, бесило то, что так задорно светит солнце, и что так по-весеннему волнующе чирикают птицы, а он вынужден ходить с этой кислой миной, изводя себя в поисках причины печали Евы. Он посмотрел на осунувшуюся жену и впервые в жизни ее маленький рост, который Никита просто обожал, показался ему недостатком. Чтобы не закричать в бешенстве, он крепко сжал челюсти.
   Когда они заходили в метро, Никита сказал:
   - Ты больше не любишь меня? Да? Ты поэтому сегодня такая? Если не любишь, то скажи.
   Он знал, что все, что он сказал - неправда.
   Ева посмотрела на него, ее глаза сузились, и она произнесла:
   - Какой же ты жестокий.
   После этих слов она вновь погрузилась в себя, закрывшись от мужа стеной печали.
   Никита почувствовал себя виноватым и непонятым и потому захотел объясниться.
   - Ева.
   Она даже не взглянула на него.
   - Ева.
   Снова пустота.
   - Ева!
   Она подняла на него большие черные глаза и тихо сказала:
   - Не кричи.
   Никита, никак не прореагировав на ее слова, начал:
   - Ева, ты должна понять меня. Ты грустишь и почти не разговариваешь уже второй день. Понимаешь, я схожу с ума. Я просто схожу с ума от этого. Войди в мое положение. Нет, я, конечно, не против твоей тоски. У каждого бывает плохое настроение. Но я хотел бы знать причину или хотя бы, чтобы ты сказала: "Все нормально Никитка, просто у меня плохое настроение". Я бы все понял. А так я извожусь в поисках причины, думая, что я чем-то не угодил тебе. Если я виноват, то скажи. Я исправлюсь. Но только не изводи меня.
   - Разве, я не имею права на плохое настроение?
   - Имеешь. Имеешь, любимая. Но ты не должна забывать, что нас двое. Ты сделала свой выбор. Ты решила жить с другим человеком, а не одна и потому ты должна с ним считаться. Ты теперь не одна. Нас двое...
   - Почему же тогда, зная все это, ты сказал мне, что я не люблю тебя? Зачем было обижать меня?
   Подъехала электричка, и они вошли в полупустой вагон. Ева села, Никита опустился на сиденье рядом с ней.
   - Я не хотел обижать тебя. У меня и в мыслях такого не было. Я просто хотел докопаться до тебя. Хотел вынудить к действию. Хотел, чтобы ты начала защищаться и все рассказала мне. Это был хитрый ход, малышка. - Никита говорил дружелюбным тоном учителя, который разъясняет ученику его ошибки. В такие моменты Ева чувствовала себя ущемленной, потому что, что бы она ни возразила, ее муж переворачивал все так, что всегда оказывался прав. - Я хотел, чтобы ты, на худой конец, закричала, принялась бранить меня, но только не молчала. Только бы не молчала... Сегодня такой замечательный день. Все веселятся, а мы должны грустить. Не стоит портить такой замечательный день. Может, он последний в нашей жизни. - Никита всегда приводил этот довод в ссорах с женой. - Последний, понимаешь, может, я не доживу до завтра, попаду под машину и все. Или на наш дом упадет бомба, и мы не проснемся. Где мы будем тогда искать друг друга, чтобы попросить прощения?
   - Знаю, я все это. Не раз рассказывал. Только меня уже этим не возьмешь. Сначала обидит, а потом "не проснемся", "не проснемся", - саркастически улыбнувшись, сказала Ева.
   - Малышка, ты войди в мое положение. Вот, если бы я пришел с работы печальный, молчал бы и на твои вопросы отвечал бы только жестами и мычанием, как бы ты себя чувствовала? Но я не могу себе такого позволить, потому что я не один. Я с тобой. Так поступай и ты также. То, что ты делаешь - это не справедливо.
   - Да, я знаю, что ты у меня добрый и справедливый, а я у тебя дура.
   - Постой. Ты опять все переворачиваешь. Я не это хотел сказать. Я хотел тебе объяснить, хотел показать, как я поступаю в таких случаях...
   - Да, и показал, что я несправедливая дура.
   Никита замолчал и попытался отрешиться, чтобы не совершить чего-нибудь необдуманного. Да, что-то он сделал не так. Не ту тактику он выбрал в борьбе полов. Не ту. Но он знает, как поступить. Он знает...
   Электричка подъехала к конечной станции. Никита и Ева вышли. Поднявшись по ступеням, они миновали двери и оказались в подземном переходе, который был полон людей, толпившихся у киосков и маленьких лавочек. Ева сказала, что хочет купить витамины, и скрылась за дверями аптеки. Тем временем, Никита, подошел к ряду, где продавались цветы.
   - Помочь выбрать? - обратилась к нему цветочница - женщина лет сорока с крашеными под блондинку волосами, жующая бутерброд.
   - Да, - Никита потер подбородок. - Подскажите, какие у вас цветы с плотненьким бутоном.
   Он знал, что следует выбирать именно такие розы, потому что они дольше стоят и выглядят богаче.
   - Разрешаю потрогать, - цветочница медленно работала челюстями, поглощая колбасу со ржаным хлебом.
   Никита помнил, что Ева любит больше постельные тона. Ей не очень нравились яркие розы. Бардовые, алые, черно-красные с развалившимися бутонами - это все не для нее. Здесь нужно что-то чистое и изящное. Никита нашел цветок с легким розовым оттенком. Аккуратно сжав бутон двумя пальцами, он убедился в его прочности. То, что надо.
   - Давайте этот.
   Цветочница, быстро дожевав остатки своей трапезы, сказала:
   - Шесть тысяч.
   Никита вынул из внутреннего кармана кошелек и отсчитал деньги.
   - Спасибо, - сказал он, принимая цветок из рук женщины.
   - Вам спасибо.
   Никита нашел Еву в аптеке у витрины с витаминами. Она увидела цветок в руках мужа, но никак не прореагировала.
   - Ну что, нет ничего? - поинтересовался супруг.
   - Нет, - сказала девушка и направилась к выходу из аптеки.
   Когда они оказались на улице, Никита протянул жене цветок.
   - Это тебе.
   Ева бережно взяла розу. В ее лице ничего не изменилось. Она не улыбнулась и не повеселела, на что муж и не рассчитывал, но ее глаза были уже не такими пустыми, они больше не смотрели внутрь, а были обращены к цветку. Никита добился своего.
   - Вот блин! В подземном освещении эта роза смотрелась краше. Так всегда, - изобразив разочарование, сказал он. - Я думал, она будет выглядеть лучше.
   - Она красивая, - тихо сказала Ева. - Она самая красивая.
   - Кстати, малышка, как мы будем добираться домой? Может, на маршрутке?
   Ева флегматично пожала плечами, что означало "не знаю".
   - Конечно же, поедем на маршрутке, - продолжал Никита. - А все знаешь почему? Все потому что ты моя кто?
   - Королева, - тихо сказала Ева и улыбнулась.
   Вечером они уже забыли о том, что когда-то ссорились и ругались. Они смеялись, обнимались, любили друг друга с такой силой и страстью, словно этот день был последним в их жизни.
   Так было всегда. Их отношения были подобны морской волне, которая поднимается и, набирая силу и мощь, несется к берегу, чтобы там растаять и потом возродиться вновь в былой силе и мощи. Их любовь была полна подъемов и спадов. Когда Никита и Ева ссорились, они знали, что эта ссора лишь начало большого счастья, они знали, что скоро жестокое пламя погаснет и на его место придет теплота и нежность. Они умели быть друг с другом. Они любили, они ругались - они жили...
  
   Да, это было вчера. Пора раздора и печали миновала. Сегодня он счастлив. Прейдя с работы, он быстро порезал рыбу, предоставив жене дальше действовать самой, потому что никто не мог так вкусно готовить как она. Воспользовавшись моментом, он вынул из сумки книгу, которая теперь лежала перед ним на столе.
   Никита прочитал название: "Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской символической философии".
   Неплохая книга. Такую полезно иметь на своей книжной полке.
   Никита открыл оглавление и, быстро пробежав по нему глазами, нашел главу, которую он приметил еще когда перелистывал книгу у Вадима: "Братство Розы и Креста" страница 607. Вот оно. Вот Роза и Крест. Возможно, это те ROSE и KREUZ, о которых говорил в электронном письме неизвестный. Посмотрим.
   Никита открыл нужную страницу. Его глазам предстала черно-белая иллюстрация, на которой был изображен седой длинноволосый старец. Он сидел за столом в свете одинокой свечи и что-то писал. "Философ розенкрейцер" - прочел Никита надпись под картинкой. Он всмотрелся в старика и не нашел в нем ничего, что могло бы приковать его внимание. Ничего необычного. Никита перевел взгляд на другую страницу и принялся читать: "Кем были розенкрейцеры? Кто был тот таинственный человек, которого называли наш Прославленный Отец и Брат C.R.С.? Кто был основателем ордена? Нельзя считать достаточно достоверными ни одну из версий, связанных с происхождением и ранней деятельностью братства Розы и Креста. Такое заключение было вынесено после тщательных исследований и изучения документов герметической мудрости, накопившихся за время деятельности тайных обществ в Европе. К такому выводу пришли и исследователи, занимающиеся вопросами проникновения древнего Учения мистерий в просвещенные века..." Через несколько мгновений Никита утонул в книге.
   "Согласно записям Книги тот, кого впоследствии назвали Христиан Розенкрейц, появился на свет в 1378 году в Германии. В возрасте пяти лет он был отдан в монастырь, где изучал греческий и латинский языки, а также другие предметы по книгам, находящимся в библиотеке монастыря. В юности Христиан с одним из монахов отправился в Святую Землю. На пути к Иерусалиму его спутник умер, а Христиан направился в Дамаск, где неожиданно проявились его природные способности к целительству и медицине. Христиан со своим открывшимся даром привлек к себе внимание старейшин города, которые передали ему тайные знания по астрологии, математике, алхимии и фармакологии... Путешествуя по арабскому Востоку, он посетил столь же таинственный, сколь и мифический город магов и мудрецов -- Дамкар, изучил секреты арабских адептов, естественную историю, метафизические трактаты древних мудрецов Востока, познакомился с толкованием Библии, принятым в средневековом иудейском мистическом учении, известном под названием "Каббала". Христиан бывал в марокканском городе Фесе, где обучался магии - общению со стихийными духами природы. Во время путешествия он начал переводить на латинский язык древние манускрипты, которые чудесным образом ему попали в руки. Среди них и священная Книга Мунди и свитки, относящиеся к книгам Гермеса, которые избежали огня при пожаре Александрийской библиотеки. Так, в учении, прошло более пяти лет, после которых Христиан решил вернуться на родину".
   Далее говорилось, что Христиан вернулся в Европу, где преподнес ученым мужам приобретенные им интеллектуальные сокровища древних мистерий и новые знания. Те отказались их принять, высмеяв его и пригрозив покарать как еретика. После этой неудачи Розенкрейц переехал в Германию, где в 1400 году вместе с тремя сподвижниками провозгласил рождение братства Розы и Креста. Из устава братства следовало, что:
  -- лечение должно было проводиться не за плату, а руководствоваться велением сердца и гуманными принципами;
  -- каждый должен подготовить себе достойного ученика с тем, чтобы в случае ухода из жизни наставника ученик продолжил бы служение братству;
  -- братья ордена не должны иметь никаких внешних отличительных знаков и специальных одеяний, чтобы ничем не выделяться среди других;
  -- все члены ордена должны ежегодно приходить в Дом Святого Духа. Их отличительным символом стала монограмма R.C.
   Члены братства должны оставаться неизвестными миру, а все знания, приобретенные и накопленные орденом, сохраняться в тайне сто лет.
   Для ускорения написания основных документов братья привлекли еще четырех человек, которые обязались чтить законы ордена и работать на благо получения знаний Природы. Так их стало восемь.
   Окончив постройку дома, который они назвали Домом Святого Духа, братья завершили создание секретного шифра, которым записывалась трактовка Книги Мунди. Затем они решили разойтись по свету, чтобы сравнить свое учение с другими и исправить возможные ошибки, существующие внутри их системы.
   Братья свято чтили законы ордена. Они продолжали собирать сокровенные знания, делились ими друг с другом, пополняя тем самым новые страницы Великой Книги Природы. Учились преодолевать ограниченные возможности материального мира, овладевали сверхъестественными способностями, которые позволяли им пребывать одновременно в двух мирах: их физические тела были материальны, в то время как сами они обитали в астральном, не подверженном ни временным, ни пространственным ограничениям. Именно в таком теле они могли проникать в неведомый мир Природы, и именно там, в духовном воздухе древних -- археусе, они, не доступные для непосвященных, находили свой Храм...
   По истечении получаса Никита разочаровано отодвинул книгу. Здесь описывалась история братства, его основные принципы и постулаты, теории и мистерии, но о пеликане ни слова. В другое время он был бы доволен, почерпнув такое количество интересных знаний, но не теперь. Сейчас у него была иная цель. И он ее не достиг. Возможно, те слова и вправду были посланы незнакомцем лишь для того, чтобы запутать его. В то же время Никита не исключал возможность своей ошибки. Может, подсказка была верной, а он просто неверно истолковал ее или не там искал.
   Никита в задумчивости теребил пальцами подбородок.
   Неужели он что-то упустил. Возможно, если незнакомец и указывал на какую-то книгу, то она не обязательно должна быть именно этой. Мало ли книг существует о розенкрейцерах и их философии. Но с другой стороны, если "пеликан" - это некий символ, используемый этим братством, то в книге по символической философии он должен хотя бы упоминаться.
   Никита еще раз терпеливо просмотрел оглавление. Его внимание привлек раздел, в наименовании которого не было ни слова о розенкрейцерах, зато упоминались птицы. Наименование раздела гласило: "Рыбы, насекомые, животные, рептилии и птицы".
   Никита открыл этот раздел и начал просматривать. В первой главе говорилось о мифическом ките, который проглотил библейского пророка Иону, о рыбьих символах Христа, о жуках скарабеях, о мухах, змеях и крокодилах, и он быстро пролистнул ее. Когда же Никита открыл первый лист второй главы, он невольно замер. Перед ним была иллюстрация, центральную позицию которой занимало большое гнездо. В этом гнезде сидел один большой пеликан, а вокруг него было семеро детенышей. Птенчики смотрели на родителя, разинув клювы, словно прося пищи. Из гнезда, воздымался белый крест, который был опутан кустом розы с одним большим цветком. Над крестом возвышался циркуль, который упирался ногами в противоположные края гнезда. Верхушка циркуля была увенчана короной. Под гнездом была изображена, развевающаяся на ветру ленточка с начертанными на ней латинскими буквами I N R I. Иллюстрация была подписана как "Философский камень Розы и Креста".
   Никита принялся за текст и почти сразу же наткнулся на то, что искал. "Жестокость символизируется птицей канюк, храбрость - орлом, самопожертвование - пеликаном...". И далее: "...в Средние века христиане считали, что пеликан от безвыходности вырывает из своей груди сердце, чтобы накормить им своих голодных детенышей. Эту птицу отождествляли не только с самопожертвованием, но даже и с самим Христом".
   В зал вошла Ева.
   - Что ты читаешь?
   - Я нашел, Ив.
   - Что ты нашел? - девушка склонилась над мужем.
   - Я нашел значение "пеликана".
   - Да? В этой книге?
   - Да. Хотя признаюсь, благодаря некоторой случайности. "Пеликан" - это символ самопожертвования. Христиане считали, что эта птица разрывает себе грудь и отдает свое сердце на съедение голодным птенцам. Это о многом говорит, Ив. Ты понимаешь?
   - Кажется, да. Ты хочешь сказать, что это доказывает твою версию о самоубийстве? Тот парень покончил с собой? Принес себя для чего-то в жертву?
   - Все указывает на это. Он отдал мне этот кулон специально. Видимо, самоубийца хотел, чтобы хоть кто-то знал о его жертве.
   - О жертве? Но ради чего? Ради кого? И почему он выколол себе глаза?
   - Я пока не знаю. Это предстоит выяснить.
   - Будешь искать ответ, милый? - с опаской спросила Ева.
   - Да. Раз эта смерть не дело рук кровожадных убийц, мне нечего бояться? Ведь так?
   - Не знаю. Может, ты ошибаешься. Как ты нашел это значение "пеликана"? А, да, помню, ты говорил. Тебе пришло электронное письмо от неизвестного, и по тем трем словам, что там написано ты вышел на эту книгу. Да? А может, тебя подталкивают к неправильному решению? Может, тебя хотят запутать?
   - Я тоже думал об этом, - мрачно произнес Никита, уставившись в стену напротив. - Но не исключена возможность, что этот неизвестный помог мне, и теперь я на верном пути.
   - На верном пути к чему? Неужели для тебя так важно знать ответ?
   - Да, я хочу знать, почему он сделал это, - твердо сказал он. - Я часто вижу его лицо, его безумные глаза с некой неведомой мольбой. Я хочу знать ответ. Не знаю почему, но хочу.
   - Я с тобой, - тихо сказала Ева на ухо мужу.
   - Спасибо.
   Девушка бросила взгляд на зеленую обложку книги и спросила:
   - Это в этой книге ты нашел ответ?
   - Да.
   - А в прошлый раз ты его упустил?
   - Я тебя не понимаю. - Никита удивленно посмотрел на Еву. - О чем ты говоришь?
   - Ну, ты ведь уже брал эту книгу недавно.
   - Я? Да, не брал я ее. Вы что с Вадимом сговорились? Он доказывал мне тоже самое. Я взял ее первый раз. Это я знаю точно.
   - Ты уверен? Мне казалось, что ты уже просматривал ее около двух недель назад? Ты искал в ней значение "пеликана" после сатанинской "вечеринки"? Помнишь?
   - Ты, наверное, что-то путаешь. Вы с Вадимом что-то путаете. Эту книгу я взял первый раз. Тогда я просматривал другую: "Историю магии и оккультизма".
   - А мне кажется, у тебя была именно эта книга. Я запомнила обложку. Ты и название мне зачитывал. Оно было очень длинным и этим въелось в память. Это та самая книга.
   Никита сдвинул брови. Казалось, он отчаянно пытается что-то вспомнить.
   - Если я ее брал, то почему же я тогда этого не помню? Ничего не понимаю.
   - Не знаю, как у тебя могло вылететь это из головы. Хотя, я уже начинаю сама сомневаться. Может, это я ошибаюсь...
   - Ладно, - внезапно сказал Никита бодрым голосом. - Черт с ней с этой книгой! Скажи лучше, как там наша рыба.
   - Получилось очень вкусно. Будешь есть? Я и Бэнджамину дала небольшой кусочек.
   В дверном проеме появилась облизывающаяся мордочка кота. Он что-то промяукал хозяевам и, как ни в чем ни бывало, прошел мимо. Плюхнувшись посередине зала, Бэнджи начал тщательно вылизывать себя языком.
   - Похоже, нашему коту понравилось, - Никита обращался к Еве.
   - Да. Пойдем и мы поедим.
   - Пошли.
   Никита встал из-за стола и последовал за женой. Когда она накладывала, источающую приятный аромат, рыбу, он нежно поцеловал ее в шею и сказал:
   - Я тебя люблю, малышка.
   - И я тебя люблю, - услышал он нежный голос своей возлюбленной.
  
   После сытного ужина Никита надел тапки, и собирался выйти на лестничную площадку для того, чтобы выбросить мусор. Когда он открыл дверь, к его ногам упал клочок бумажки, который, по-видимому, торчал между дверью и косяком до тех пор пока, человек не потревожил его. Никита удивленно поднял листок и, развернув его, прочел: "Настоятельно не советую вам лезть не в свои дела". Там же была и подпись: "Ваш недоброжелатель". Текст записки был распечатан с компьютера, а не написан от руки. Наверное, этот самый недоброжелатель опасался быть узнанным по подчерку.
   Никита позвал Еву и показал ей листок.
   - Ты посмотри только. Уже любовные письма пишут.
   Девушка прочла текст, и он увидел, что ей не до смеха.
   - Тебе угрожают, - дрожащим голосом сказала она.
   - Нет, малышка, не угрожают. Пока только советуют, - Никита осматривал лестничную площадку. - Пока только советуют.
   - Может, это какая-то шутка?
   - Не исключено, - он отогнал все мрачные мысли - Это вполне может быть просто чья-то шутка.
   Никита взял записку у жены.
   - Наш шутник не очень осторожен. От записки так и разит какой-то туалетной водой. Видимо, ее очень долго продержали в кармане. Не бойся, мы найдем этого шутника.
   Он выбросил мусор, и они вместе с Евой вернулись в квартиру. Никита вымыл руки и осмотрел записку еще раз. Никаких зацепок кроме запаха. А запах-то знакомый! Только Никита не мог вспомнить, откуда он его знает. Ничего он то уж точно вспомнит. Потому что в запахах он хорошо разбирался с самого детства. Хорошо запоминал и распознавал даже самые легкие и чуть ощутимые ароматы. Он вычислит этого недоброжелателя по запаху, если ему когда-нибудь доведется столкнуться с ним. Обязательно вычислит.
   Ах, да, и еще одно! Недоброжелатель обращался к нему на "вы", что означало проявление некоторого уважения. Это же говорило и об эстетичности незнакомца. Он явно человек обходительный, даже со своими врагами. Конечно это все: и стиль записки, и запах могли не означать ровным счетом ничего или вести по ложному следу, но это можно проверить.
   Никита улыбнулся. Он тоже не лыком шит.
   Оставшуюся часть вечера они провели у телевизора. Шел фильм: "Дом из песка и тумана". Ева лежала, спрятавшись в объятиях мужа. Никита ощущал приятный запах, исходящий от ее волос и время от времени нежно целовал ее шею. Бэнджамин тихо сопел, развалившись на кресле. Несмотря ни на что, они были счастливы.
   А затем пришла тихая весенняя ночь, и тени двух влюбленных растворились в темноте.

***

   (из дневника Никиты Осиновича)
   Недавно встретил на одном из сайтов творение одного из молодых писателей. Оно впечатлило меня своей простотой и легкостью. И тогда я подумал: "Почему я никогда не писал ничего подобного?" Все мои произведения наполнены тоской страданиями и иронией. Невольно задумываюсь: "А не мазохист ли я?" Ведь жизнь не может быть такой. Она совсем не такая. В ней хватает не только горя, но и радости, не только боли, но и удовольствия. Я пишу в произведениях "Я", но мне нужно научиться быть богом своих творений и писать "он", "она", "они". Какой же силой нужно обладать, чтобы не привносить в свои творения себя?! Все мои рассказы подобны философствованию молотом, но я устал от этих маршев. Хочется сотворить нечто подобное танцу маленького перышка; такое же легкое, изящное, красивое. Нужно быть законченным глупцом или очень мудрым, чтобы писать такие вещи! Но и тот и другой счастливы. Стремление к истине - это также толстые прутья, отделяющие нас от свободы. Нужно быть очень свободным, чтобы превозмочь даже свою свободу.
   До этого я слишком много уделял внимания внутреннему миру, пытался осветить самые глубокие бездны, взглянуть в самые темные места мира. Но сколько же мудрости в том, чтобы уметь вовремя закрывать глаза и гасить все свечи. Я слышу, как Moristimar смеется над Эареном, и я смеюсь вместе с ним, потому что и я научился слепоте. Плох тот писатель, которому для того, чтобы выразить любовь нужно употребить слово "любовь". Это относится и ко всем остальным чувствам. Как же ты хитра жизнь! Ты любишь посмеяться и поводить таких как я за нос. Знай же моя подруга, что нет в мире ничего слабее человека, но нет и ничего ужаснее его.
   Посмотри мне в глаза! Видишь там блеск! Видишь я смеюсь! Посмотри! Видишь, сколько чудовищ и прекрасных созданий собрал я вокруг себя. Взгляни сколько цветов здесь, и мы достаточно мудры, чтобы не срывать их.
   Посмотри на тучу, что движется с Запада! Она мое творение и если я захочу, то смогу залить весь мир слезами неба. А вон солнце, оно тоже мое дитя! Смотри, как луч света пронзает тучу! Разве это не прекрасно!
   Ты улыбаешься? Я тоже. Ведь я твое зеркало. Если разобьешь его, то больше не увидишь себя. Поэтому береги тех, кто может отражать тебя. Ты придумываешь очередную хитрость? Давай! Ведь из того, чтобы быть обманутым тобою, я сделал цель моей жизни. Твою цель. Разве не абсурдно это звучит? Но я полон абсурда, как и ты, потому что я полон тобой.
   Ты считаешь меня сумасшедшим? Но разве может кто оставаться в здравом уме, познав прелести твои.
   Постой куда ты? Не беги же от меня! Приблизься ко мне, и я поцелую тебя. Узнай же, как может быть горек и сладок поцелуй человека. Я создам огромный прекрасный мир и буду его богом. Не печалься, в нем найдется место и для тебя, ведь пуст и безжизнен каждый мир, где нет тьмы и света. Дай же мне руки, жизнь моя, и мы будем танцевать, и в нашем танце родиться новая вселенная. Но только смотри, будь осторожней, чтобы твои ноги не примяли ни одного цветка, ни одной травинки, потому что не нужны мне танцоры, которые, создавая, топчут.
   Что? Ты говоришь нет музыки для танца? Но прислушайся. Разве ветер не играет в деревьях, разве гром не взрывает сердце лучше всяких барабанов? Разве не поет старая дверь печальнее всякой скрипки? Вслушайся и ты услышишь, как подпевает нам бог этого мира тихим голосом. Ибо и он устает от всяких правил, и он любит совершать всякие нелепости. Посмотри ведь и он сумасшедший! Куда ни глянь, везде вместе с великим разумом, ты найдешь великое безумие. Прижмись ко мне сильнее, я хочу чувствовать, как бьется твое сердце, хочу согреться твоим теплом. Положи мне голову на плечо, чтобы я слышал твое дыхание и ощущал твой аромат. Коснись меня своими горячими губами, я хочу напиться твоими поцелуями.
   Почему ты грустишь? Ты удивлена, что я называю тебя жизнью? Улыбнись, ведь я не слеп и вижу, что теперь твои волосы черны, а кожа бледна. Ты боялась, что, став такой, напугаешь меня? Не бойся, ведь только глупец может любить свою жизнь. Я люблю тебя смерть моя! Ты не обманешь меня, вы и жизнь едины!
   Продолжение следует...
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"