Как-то утром Та Панга пришел к Акселю с корзиной полной плодов. Следом за ним семенили жена Та Панги, Та Танга и трое чумазых ребятишек, Та Па, Та Та и Та Тапа. Каждый нес небольшой съедобный презент.
- Прости меня, Высокий Бледный брат. Я и моя семья пришли к тебе просить прощения. Сегодня во сне я обошелся с тобой очень дурно.
Аксель с интересом рассматривал живописное семейство туземца. День начинался презабавно.
- Как же такое случилось?
- Я и сам не знал как, пока не превратил тебя в ящерицу, - радостно улыбаясь, поведал Та Панга.
Волшебник в недоумении уставился на отца семейства. Он не привык, чтобы с его сиятельной персоной осмеливались обращаться таким образом, даже во сне. Между тем Та Панга с воодушевлением продолжал:
- Очень хорошую, жирную ящерицу, - Акселя при этих словах аж передернуло всего, - Та Танга приготовила из нее прекрасную пищу и мы съели тебя на ужин, - глаза туземца при этом подернулись мечтательной дымкой.
- Возьми, Бледный брат, - попросила Та Танга сунув остолбеневшему магу какой-то сверток, завернутый в солому. Сверток оказался толстощеким младенцем, который брыкался и выкручивался в руках Акселя, норовя укусить его за палец.
- А этот чем провинился? - поинтересовался он, - Неужели он тоже ест ящериц?
Туземец отрицательно замотал головой:
- Нет, младенцы питаются только молоком, - охотно пояснил он, - Но я отдал ему твой хвост поиграть. Очень полезно, когда режутся зубки.
Волшебнику надоело сражаться с ерзающим младенцем, и он позволил ему захватить свой палец. Карапуз тут же усердно присосался к нему. Его родитель одобрительно кивал головой, приговаривая: "Точь-в-точь, как с вашим хвостом!" Как следует поступать в такой ситуации Аксель себе не представлял, и кажется, впервые в жизни растерялся. Та Панга пришел ему на помощь.
- В знак того, что ты не сердишься, ты должен отведать дары, которые мы тебе принесли, - радушно сообщил туземец, указывая на корзины и сверток.
Аксель пришел в ужас, заподозрив, что дикарь от всей души предлагает ему съесть своего новорожденного сына.
- Что вы такое говорите? - попятился волшебник, крепко стискивая младенца, который, видимо, почувствовав, что он сильно нервничает, отпустил палец и забился на руках в истерике, став в миг из коричневого пунцовым.
Трое чумазых ребятишек, взявшись за руки, стали прыгать вокруг волшебника, издавая победоносные кличи, от которых младенец завизжал еще громче. Аксель с несчастным видом пытался укачать карапуза. Похоже это подействовало, потому что малютка замолк и принялся сосредоточенно запихивать в рот свою правую ногу.
- Покажи, что не сердишься, Бледный человек! - семейство Та Панги все еще выжидательно смотрело на него.
Аксель осторожно взял из корзины ягодку.
- Очень вкусно, спасибо, я больше не сержусь, - уверил он туземцев.
- Продолжай, худосочный Бледный человек, прощение так быстро не может быть даровано, - упорствовал Та Панга. Волшебник проглотил по фрукту из каждой корзины, с ужасом размышляя, что еще вздумает сейчас предложить дикарь для своего помилования. Но тот, казалось, остался доволен и растроганно произнес.
- Так-так, я верю, что ты нас прощаешь. В знак нашего примирения мы подарим тебе нашего Тата Матата - он совсем особенный младенец!
Матата выразил свое согласие, описавшись до ушей. Сам волшебник, спеша спровадить миролюбивую семейку, был согласен нянчить хоть дюжину младенцев. Когда все племя собралось вокруг костра, для обсуждения ночных сновидений, он уже так ловко управлялся с "подарком", будто всю жизнь только этим и занимался. Сидя у своего шатра, он кормил Матата из рожка козьим молоком и жаловался Лали:
- Если так и дальше пойдет, то съестными припасами и орущими младенцами я буду обеспечен до конца жизни.
Лали лакомилась сладкими фруктами, ей было не до хныканья мага. В конце концов племя жило по своим, совсем иным обычаям. Поднимаясь утром, они усердно припоминали все, что увидели за ночь, а затем все племя собиралось вместе и вокруг костра обсуждало свои сны. Каждый член племени верил, что проживает свою вторую жизнь во сне и приобретает ценный опыт в сновидениях. А поскольку они были очень сознательными людьми, то ответственность за их деяния в снах распространялась и на обычную жизнь. И если один из племени, в сновидении, каким-то образом обижал другого, то проснувшись, он дарил и требовал взамен подарок. Но если они продолжали и дальше вредить друг другу, на помощь призывались осознанные сновидения, и противники сражались друг с другом по законам сна, а примирившись, вновь обменивались подарками.
Здесь Лали проводила очень много времени в беседах с шаманом. Аксель в этих мероприятиях не участвовал. Его попросили не беспокоить лес своими магическими заклятьями. И здесь заниматься ему было практически нечем. Когда жители племени изредка отправлялись на охоту или порыбачить в лесном пруду, он с готовностью увязывался с ними. Когда же охота не залаживалась или рыба не шла, валайцы пожимали плечами, имея в виду, что "духи леса сегодня не в духе" и возвращались обратно к любимому занятию - обсуждением снов. И волшебнику несолоно хлебавши, приходилось снова скучать в одиночестве.
Курчавый младенец немного скрасил ему досуг. Он смотрел на Акселя во все глаза и почти непрерывно просил есть. Аксель просто выбился из сил пытаясь надоить козу. Та глупо блеяла и едва завидев его тощую фигуру удирала, сверкая копытцами. Голодный младенец ревел не переставая. Аксель в сильном раздражении пихнул орущий сверток Лали, та что-то проворковала и младенец тут же послушно уснул.
- О чем только его мать думает. Завтра же подарю ей его обратно!
А затем, махнув рукой на все запреты, он быстренько наколдовал бутылочку с молочной смесью, подгузники, резиновое кольцо для десен и самое главное - соску пустышку. Весь остаток дня Матату было не слышно. Он с аппетитом уплетал детское питание, а остальное время послушно грыз кольцо, сладко спал и шевелил щеками, когда сосал соску. В общем, производил впечатление самого обычного милого, упитанного младенца, так что Акселю даже стало где-то жаль с ним расставаться.
Первым кого увидел маг, едва продрав глаза наутро, был Та Панга. На сей раз он притащил с собой огромную рыбину, которая лежала на пальмовом листе, пока туземец терпеливо дожидался его пробуждения.
- Святые угодники, в кого этот дурень превратил меня на этот раз? - хмуро думал про себя волшебник, вероломно помышляя и дальше притворяться спящим. Младенец мирно посапывал рядом
- Доброе утро, Бледный Брат, - тут же поприветствовал его Та Панга.
Волшебник нехотя приподнялся на своем ложе из соломы и пальмовых листьев.
- Если ты снова ел меня на ужин, ничего не хочу об этом знать, - предупредил он Та Пангу.
- Нет, Заботливый Родитель Моему Сыну, - обратился к нему Та Панга, - Мне приснился сон и я принес тебе подарок!
От слова подарок, волшебника тут же пробрал озноб.
- Вот ересь! - рассердился он, - Это становится невыносимым! Может завтра тебе еще приснится отдать мне свою беззубую бабушку, и ты предложишь мне усыновить всех своих детей.
- Не сердись Бледный Брат, подарки надо принимать с радостью, - уговаривал его туземец.
Волшебника разобрал смех от складывающейся абсурдной ситуации.
- Ладно, продолжай, - милостиво разрешил он.
- Вижу, твой дух стал добрее, - просиял Та Панга, - Так вот, во сне ко мне пришел Матата и попросил взять его назад. Воля младенца священна. Если ты не против, я отнесу его обратно к его матери. Но, если ты против, - тут он нахмурился и его бронзовое лицо с круглым носом приняло воинственное выражение, - то мне придется вызвать тебя на поединок, сразиться с тобой и победить!
Тут уж маг совсем развеселился.
- Скажи-ка, а если в поединке все-таки я одержу победу? - поинтересовался он из праздного любопытства. Младенца он по любому собирался вернуть.
- Тогда я подарю тебе подарок, и мы будем с тобой сражаться день за днем, пока я тебя не одолею, либо Матата не изменит своего решения, - разъяснил валаец правила.
- Бери своего младенца, не хочу перечить его желанию, - с улыбкой позволил он Та Панге.
- Ты добрый, Тощий Брат! - похвалил его туземец, - И правильно понимаешь законы нашего племени. Только напрасно ты опять взялся колдовать, - укорил он волшебника, увидев во рту у ребенка круглую пустышку, - Моя жена этому предмету не обрадуется.
С этими словами он выдернул у спящего младенца затычку изо рта и тот немедленно огласил округу возмущенным плачем. Аксель поспешил его уверить, что это доброе колдовство было совершено лишь с разрешения лесных духов. Та Панга недоверчиво уставился на колдуна.
- Надо спросить мнение шамана.
- Как знаешь, - пожал плечами Аксель, - Но я сам могу тебе это доказать.
Он осторожно вставил пустышку обратно в ревущий рот, младенец тут же умолкнул и старательно задвигал щеками.
- Видишь, ты сам говорил, воля младенца - закон!
Та Панга сегодня был на редкость покладист. Обнажив в улыбке остро заточенные зубы, он торжественно изрек.
- Ты великий колдун, Тощий человек!
Матата, однако, не пришел в восторг, когда родной отец изъявил желание заключить его в объятия. Вновь раздался неистовый крик. Угомонился он лишь, когда оказался на руках у Акселя. Волшебник взялся сам отнести его к матери. Та Панга растерянно разводил руками, семеня за ними. Та Танга уже сама спешила им навстречу. Младенец жадно протянул пухлые ручонки к материнской груди и забыл обо всем на свете. На этом инцидент был исчерпан.
В остальном, дни в джунглях тянулись для Акселя довольно уныло. К тому же начался сезон тропических ливней и непрерывная стена воды, а также вечная сырость действовали на него угнетающе. Валайцы казалось, впали в спячку, как медведи. Теперь большую часть суток они проводили во сне. Лали отвели покои рядом с палаткой шамана. Оттуда тянулся хмельной запах кипящих смол и сжигаемых благовоний. Казалось этот шаманский дым, окутывал весь лес, погружая племя в долгий сон, похожий на транс. Акселя это обнадеживало, поскольку, наблюдения в осколке магического зеркала за происходящим в остальных уголках мира наводили на совсем не веселые мысли. Постепенно город за городом охватывала бессонница. Он путешествовал по отражениям и всегда возвращался с неутешительными известиями. Они беседовали об этом с Лали, но в последнее время она сама была довольно отстраненной. Казалось у нее был какой-то план, которым она пока не желала с ним делиться. Чтобы чем-то себя развлечь он стал заниматься живописью. Он делал наброски с племени, рисовал валайцев, сцены из их жизни, изображал описания их снов. Эти картины получались у него невероятно красивыми и порой словно оживали и начинали двигаться. Но вскоре и это ему прискучило. Дождь не прекращался, и его стало одолевать искушение снова попытаться проникнуть в промежуточный мир. Хоть он и знал с какими опасностями это сопряжено. Но тут, к великому своему гневу, он обнаружил, что не может здесь пользоваться своими чарами в полную силу. Это не было похоже на полное лишение власти над своей магией, и он знал, что сила все еще при нем. Но словно вместе с впавшим в спячку селением метафорически засыпала и его сила.
В то же время в промежуточном мире заснула и Мия. А проснулась она окруженная стаей волков. Их вожак - огромный волк с красными огоньками глаз подскочил к ней и зверски оскалился. Волков было шестеро, и все они казались одинаковыми, и все же страшно реальным был лишь Лупус - их предводитель, остальные же, казалось, были его шестикратным повторением. И тем не менее одного его хватило для того, чтобы Мия пришла в холодный ужас. Сущности поблизости не наблюдалось. Она была одна. Пятеро волков принюхиваясь, кружили вокруг нее, а шестой заговорил.
- Братья, вот кого мы ждали так долго, - он издал то ли долгий скулеж то ли хрипло рассмеялся, - Кто бы мог подумать. Давайте сейчас же заполучим ее.
Мия, похолодевшая от страха, не в силах выносить больше этой жуткой картины крепко зажмурилась. Она простояла так довольно долго. Но ничего не происходило. Может волки не спешили нападать и выжидали, чтобы добыча открыла глаза и смогла наблюдать, как они с ней расправятся? Мие этого вовсе не хотелось, она все отодвигала момент, когда почувствует острые клыки на своем теле. И вскоре хриплое дыхание волков совсем стихло. Даже с закрытыми глазами Мия смогла заметить, что вокруг нее будто бы посветлело. Она наконец медленно открыла глаза. Волков не было, но вместо них к ней приближались странные люди, очень высокие, несущие на плечах большие ковши. Люди молча стали рядом с ней и принялись лить на нее потоками воду, как будто так и надо. От неожиданности она сразу же захлебнулась. Такое невозмутимо-беспощадное обхождение было даже хуже, чем стая разъяренных зверей. Пятеро крепко держали ее, а шестой стоя сзади, регулировал напор воды. А дальше потоки превратились в капли, которые стучали по голове, будто свинцовые градины. Вода опрокидывалась на нее не прекращаясь, ее уже начинал бить озноб.
- Дрожит, - хладнокровно произносили великаны, - Бросим ее с обрыва в пучину, - предложил тот, кто стоял сзади. И земля под ногами превратилась в водоворот. Мия в панике забилась в цепких руках и они с журчащим хохотом ее отпустили. Водоворот увлекал, затягивал ее, она пыталась биться, но лишь еще быстрее уходила на глубину. На свое счастье она вспомнила, что где-то говорилось, как поступать если окажешься затянутой в воронку. Она расслабилась и позволила водовороту полностью утянуть ее под воду. Добравшись до его эпицентра, где сопротивление было минимальным, она шагнула за водяную стену и перевела дыхание. Вода исчезла. Она вышла в жаркую местность прямо под палящее солнце. Градусов было 50, а то и все 60 по Цельсию. Воздух плавился и красиво переливался, дышать им было тяжело, похоже то была радиоактивная зона. Во рту сразу же пересохло. Вдобавок ко всему, в этот раз к ней направлялись, какие-то ползучие твари, которые, то взвивались и начинали походить на лавровые деревья, то ширились вьющимся кустарником с множеством остролистых, кудрявых, ветвистых побегов, промеж которых распускались алые цветы маков.. Сквозь извилистое сплетение корней раздавались истошные младенческие вопли, от которых она едва не потеряла сознание. Твари одуряюще пахли У Мии в ушах загудело, голова отяжелела и она почти перестала что-либо соображать. Ей хотелось то смеяться, то плакать и похоже она делала все это одновременно. Сладкий запах окутывал ее мешая мыслить, не давая пошевелить онемевшим телом. Она стояла и смотрела на них осоловелыми глазами, а растения нашептывали.
- Вернись, вернись... скажи, скажи, как она к тебе попала... отдай, отдай...
Ей было уже все равно куда идти, что говорить и она бесспорно отдала бы все на свете, если б знала что им надо, лишь бы избавиться от этого непрекращающегося наваждения. Все же она попыталась сопротивляться, хоть это и было тяжело, она была как пьяная.
- Вас нет, вы не существуете! - сделала она последнюю попытку овладеть собой.
Впрочем Мия не особо надеялась, что твари исчезнут, как по мановению, и вместо них не возникнет еще кто-нибудь желающий ее уничтожить. Этого и не произошло. Масса мягких упругих побегов с усиками тянула к ней огромную лапу со стеблями связавшими ее по рукам и ногам. Хватка была не сильной, а скорее скользкой, влажной и выжидающей. Мия знала, что если пошевелится, жгуты мгновенно затянутся и задушат ее. Из последних сил она призвала защитный круг. Слабое синее пламя заставило растения немного съежится отступить. Она знала, что это ненадолго, она была слишком слаба, чтобы долго удерживать видение. Шелестящие растения сладким шепотом стали что-то напевать, окончательно убаюкивая ее сознание, и в тот момент, чья-то сильная рука подтолкнула ее со словами "Пора!", и забросила куда-то очень далеко.