Мичи Чиби : другие произведения.

Шагни в Огонь (общий файл)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    общий файл, updated on 18.09


Шагни в Огонь

Часть первая

  
  

37 год Рейки, 4754 всеобщий год

Цусаки - май

Тенки: Путь в Йокола

  
   - Ты куда! Немедленно вернись! - истеричный женский голос стал неслышен, когда мальчишка с силой захлопнул тяжёлую дверь.
   - Да двести раз же сказал, успокойся, старая дура, - пробормотал он и поправил съезжающую с плеча сумку. Одарил дверь злым взглядом, презрительно сплюнул на деревянное крыльцо. Коснулся лямок ещё раз и вышел со двора.
   За рваными облаками висел тонкий обломок луны, на деревенской улице неровной цепью горели фонари. Лампы поновее были оборудованы заклинанием, включавшим свет при появлении человека, и стоило мальчишке вступить в зону действия магии, как тощую фигурку заливало огнём. Похоже, пацану изрядно надоела подобная услужливость: при каждой новой вспышке он машинально вскидывал ладонь к светлой чёлке и шипел под нос что-то явно нелестное.
  
   Полуоткрытую калитку в окружающем деревню заборе подросток приметил сразу же и весьма обрадовался удаче, словно хорошей примете - значит, дорога принимает.
   - Хой, Тенки! - внезапный возглас донёсся сверху.
   Мальчишка остановился, поправил котомку, задрал голову.
   На заборе сгорбилась тень. Озий. Озий вечно околачивался рядом с воротами: в них сторожем сидел его отец.
   - Ты куда? - с любопытством поинтересовалась тень. - На ночь глядя...
   - Да так, - пожал мальчишка плечами и снова поправил сумку, стараясь, чтобы жест выглядел независимым.
   - Чё, всё-таки решился? В Йокола?
   Тенки молчал, вглядываясь в чёрную фигуру верхом на заборе.
   - Ты чё ночью-то! С ума сбрендил?
   - А что делать? - зло ответил пацан. - Она ж днём с меня глаз не спускала, я сумку два дня собирал.
   - Мать, да? Ну она же беспокоится.
   - Иди ты! Беспокоится. Ей важно, чтоб рабочие руки не ушли, вот и всё.
   - Не, я думаю, она всё-тки беспокоится, - с сомнением покачал головой Озий. - Матери все беспокоятся. Моя вон тоже, всё время спрашивает, где меня носит. Хоть я и с отцом постоянно. А у тя и... - парень на заборе осёкся.
   - Да вы достали уже все! - взорвался подросток. - Утоп, ну и утоп, хрен с ним! Что я теперь, всю жизнь у юбки должен сидеть и его заменять? Да идите вы все...
   Оборвав на полуслове гневную тираду, мальчишка жёстко сощурился и мотнул головой. Снова поднял глаза на невидимого собеседника. Добавил, смиряя голос:
   - Да ну на фиг.
   - Ты тока магию не кидай. Я ж не со зла.
   - Да не кидаю я. Не стал бы, даже если б и умел, - слова прозвучали одновременно резко и устало.
   - Ну теперь-то тебя научат. Если дойдёшь до магика, - сказал Озий, словно утешая.
   - Ага. Если дойду, - светловолосый криво усмехнулся и размашисто утёр нос рукавом. Стоять на месте было холодно.
   - Твёрдо решился?
   - Ага.
   - Медведей, волков, пятнистых не боишься?
   - Я берегом пойду.
   - Эх. Что ж ты до лета не подождёшь, раз уж ночью идти приспичило? Летом хотя б тепло.
   - Дурак ты, что ли, Озий? Я до завтра выждать не могу, а ты - лето. Поскорей бы уж убраться отсюда.
   - Чё те не нравится в деревне? - кажется, мимолётные слова обидели парня на заборе. - Море рядом, чем заработать на кусок хлеба, всегда найдётся. Не гнался бы ты за птицей в небе, а? С неба дерьмо часто валится, а проку с него немного!
   - Пошёл я, Озий, - мальчишка поправил сползшую с плеча лямку. - Пойду, а то зябко мне тут с тобой балакать. Мне ещё немало топать.
   - Твёрдо, значит, да? - повторил ещё раз Озий, уже не ожидая ответа. - Эх...
   - Ага, - Тенки усмехнулся. - Ну, бывай!
   Дёрнул плечом ещё раз, уже машинально, поправляя сумку, шмыгнул носом и шагнул к воротам. В сторожке рядом с ними всегда похрапывал немногословный отец Озия - одноногий после встречи с медведем старик Вяльма. Невысокий рост мальчишки отлично позволял ему пробраться как раз под окошком, откуда доносилось громкое неровное дыхание: всего-то сгорбиться и шмыгнуть в узкий проём меж сторожкой и брёвнами ворот.
   Хорошо, что Озий приглядывал за отцом: по пьяни старик не заметил бы и десятка бешеных медведей. И частенько оставлял открытой калитку для пешеходов, весьма на руку Тенки, отнюдь не мечтавшему лезть через забор.
  
   Морской ветер, от которого уже не укрывали ворота, крепко ударил в лицо, заставляя мальчугана поёжиться. Сопли, казалось, только и ждали момента, чтобы устремиться из носа с новой силой. Тенки утёрся, глубоко вдохнул знакомый с детства запах тины и остановился, услышав из-за спины негромкий оклик Озия:
   - Эй, Тенки. Слушай, а что если магик тот налажал тебе?
   - В смысле, - бросил Тенки холодно, не оборачиваясь.
   - Ну, ошибся там, когда сказал, что у тя есть сила, или просто... пошутил, типа.
   - Пошутил? - зловеще усмехнулся мальчишка, вскидывая голову к забору. - Давай и я тогда... пошучу, а? И спалю всю вашу гнилую деревеньку на хрен морской, а?
   Из яростных глаз разве что искры не летели. И Озий, видимо, почувствовав всю неуместность своего вопроса, замолчал, сглотнул как-то по-особенному ощутимо и поспешил исправиться, добавляя дипломатичное:
   - Не, ну я-то верю, ты чего...
   Чёрная тень исчезла с забора, Тенки услышал мягкий звук прыжка на другой стороне. Из открытой калитки донеслось последнее:
   - Ты там поосторожнее, ага?
   Тенки снова усмехнулся, поправляя сумку и устремился прочь от ворот, в холодящую ветром ночную тьму.
  
   Первый раз мысль о переоценке своих сил появилась в сознании Тенки в районе полуночи.
   Дорога мягко стелилась под ноги, ветер овевал разгорячённое лицо, море шелестело с правой стороны, а слева высилась чёрная стена гор. Казалось бы - знай себе иди, топай по нахоженному тракту. Но на исходе второго часа - а может, и третьего? - наличием часов-то он и не озаботился, неизменный пейзаж приелся, однообразная линия моря по правую и нескончаемая громада поросшего лесом утёса по левую руку не давали понять, сколько он уже прошёл и сколько ещё остаётся.
   Колени оледенели - стоило прикоснуться к вытертым на коленных чашечках штанам горячей ладонью, как становилась заметна разница. Наверное, от холода они гудели. Или холод был вовсе ни при чём...
   Странно, что коленки на ощупь казались такими ледяными: сам Тенки холода вовсе не чувствовал, совсем наоборот, за ветер, бьющий в лицо несильными порывами, был благодарен, а на лбу даже выступил пот.
   Месяц висел впереди над утёсом, по левую сторону, довольно высоко. Чёрные облака клочьями бежали в вышине, опутывая узкий, похожий на обломок ногтя, изогнутый дельфиньей спиной серп. Вроде как на эльфийском древнее название луны и значило что-то типа "дельфины света", по крайней мере, от кого-то Тенки это слышал - сам-то он эльфийского не знал.
   Да и не нужен был ему эльфийский - с кем болтать-то? В горной Валиссии эльфы, считай, не жили, оставляя почти целую восьмую материка во владение "безухих" - хотя, конечно, находились чудаки, предпочитающие городскому веселью забытую всеми глушь. Когда-то и в деревне Тенки обретался взявшийся невесть откуда эльф: как все они, высокий, с сумасшедшим взглядом, видно сразу, не от мира сего. Потом ушёл куда-то, ещё когда Тенки был совсем малявкой, и отец был ещё жив. Значит, по привычке подсчитал мальчишка, больше, чем семь лет назад.
   А магик приехал в деревню три года назад, если считать от нынешнего момента, - отец уже погиб к тому времени, мать вконец одурела, запрягла их с сестрой в работу, чтобы как-то сводить концы с концами. Да нет, работать надо было, это ясно, жратва с неба не свалится, да Тенки и не возражал особо.
   Только когда магик...
  

***

  
   Магик раскинул шатёр на площади, у общего колодца. По указанию старосты молодые парни поставили рядом длинный шест, а к шесту приколотили деревянную табличку: "уважаемый господин магических наук Ралло-иль Макущим". Эту табличку, кажется, уважаемый господин везде таскал с собой, уж очень потрёпанный она имела вид.
   Сначала народ толпился по краям площади, жался к домам, никто не смел подойти первым, магика не видели в деревне с десяток лет. Потом выскочила какая-то тётка, завела что-то задорное, залихватское, непонятное - залётный гость аж покраснел. И площадь захохотала.
   Этот общий грозный смех собравшегося народа Тенки помнил до сих пор: тогда он стоял между взрослыми, мелкий, десятилетний, озирался с раскрытым ртом, ища глазами Алли, сестру. И когда народ захохотал, он тоже, сам не понимая, в чём дело, засмеялся, и день вдруг показался ясным, и страх потерять в толпе сестру пропал, и окружающие словно вмиг подобрели.
  
   Магик жил на площади с неделю, за чары его и кормили, и развлекали, и всячески пытались услужить. Сестра Тенки вечно крутилась неподалёку, в стайке таких же, как она, девчонок по пятнадцать-шестнадцать лет, привлечённых магией и продажей любовных напитков. Деревенские девки на время позабыли даже богиню любви Иливу, поражённые батареей бутылочек с афродизиаками и приворотными настоями. Каждое утро с рассветом прибегали на площадь и заигрывали с магиком, пытаясь своими пусть совсем не магическими чарами добиться его внимания.
   Вместе с сестрой на площадь ходил и Тенки. Глазел заворожённо на мешочки с амулетами, свитки защищающих дом заклинаний, магические перья, пузырьки, баночки, бутылочки, коробочки.
   Магик, со своей стороны, приметил в пёстрой девчачьей толпе светлую лохматую макушку и любопытные глаза. И как-то заговорил, появляясь внезапно перед мальчишкой, в очередной раз околдованным игрой света на амулетах:
   - Ну что, интересно?
   Тенки сглотнул, попятился испуганно от прилавка - на всякий случай, чтоб не приняли, чего доброго, за воришку.
   - Ты тут чуть ли не кажный день околачиваешься, - выговор у магика был не рыбацкий, скорее горный, чуть картавый, неразборчивый.
   Ребёнок молчал, уставясь в глаза взрослого, карие, с желтоватым ободком у зрачка. Магик первый раз говорил с ним.
   - Нравится магия, а?
   Тенки кивнул - действительно, слова магика эхом отозвались в сердце: нравилась магия, сама магия, наука магии. Те искры её, что воплощались в материальные предметы - амулеты, настойки, механические поделки; часть, остававшаяся энергией - боевая магия, заклинания, магические поединки; и совсем невидимое - знания, покрытые пылью пергаменты с древними словами, необъяснимая сила, которой веяло от чужака.
   - Смотри, - поспешил Тенки сказать, пока магик не потерял интереса к деревенскому пацану, - смотри, что умею.
   Вытянул ладошку к взрослому, сосредоточился, собирая крупицы энергии, стягивая отовсюду и почти видя тоненькие струйки, потёкшие от амулетов, развешанных над головой.
   На ладошке вспыхнул и заметался крошечный жёлто-зелёный шарик, неправильной формы, полупрозрачный, неустойчивый.
   Этому номеру Тенки научился, когда увидел представления заезжего фокусника, тут же, на центральной площади, с полгода назад. Фокусник, правда, творил чудеса помощнее, и магией не пахло от них ни капли, словно волшебство какое, но Тенки научился только так, и оттого, наверное, выходил шарик всегда неказистым. Хотя за полгода мальчишка добился немалых успехов, жёлто-зелёное его творение уже не лопалось сразу.
   Магия Тенки произвела впечатление на мужчину: тот широко раскрыл глаза и нервно облизнул губы. Подставил широкую ладонь под распахнутую детскую руку, и мальчуган почувствовал, как увеличивается приток силы, увидел, как разгорается шарик, светлеет, круглеет, становится твёрдым, почти ощутимым. На мгновение медленное, спокойное течение энергии изменилось, словно сила пошла огромными водяными пузырями. Зеленоватое свечение на ладони съёжилось, вобралось в шар. И тот - уже настоящим, гладким на ощупь камнем опустился на середину руки. Тяжёлый.
   Тенки поднял восхищённые глаза на магика. Горло перехватило - ни слова не произнести.
   - Вот так так, - услышал задумчивое, - вот так так...
   Улыбка сбежала с губ, рука сама потянулась спрятать круглый зеленоватый камень за спину. Похоже, магик был не рад - во всяком случае хвалить не собирался.
   Мужчина вышел из-за прилавка, присел перед мальчишкой на корточки.
   - Послушай, - начал серьёзно, всматриваясь в детские глаза. - Ты молодец.
   Ага. Кажется, плохого Тенки всё-таки не натворил.
   - Тебя кто-нибудь учил?
   Пацан помотал головой - кому учить-то? Магика он видел первый раз в жизни.
   - Сам научился?
   Может, рассказать про фокусника?
   - Ну, я это... - начал Тенки, - видел представление, там большие шары из воздуха делали.
   - Какое представление?
   - Фокусника, - терпеливо объяснил мальчуган. - Приезжал весной, с караваном. Ещё у них лесное чудовище было, только оно громадное, такие на зов не идут.
   - Ого, ты и призывать умеешь?
   - Ну а как же, - с превосходством сказал Тенки, - мы с отцом когда ходили на рыбалку... - и осёкся, ожидая неминуемого: "А сейчас где твой отец?"
   Но вместо этого магик спросил о другом.
   - Тебе сколько лет-то?
   - Десять, - может, надо было соврать, что хотя бы двенадцать?
   - Десять... - магик смешно подвигал ртом. - Слушай, а ты ведь у нас юный талант.
   - Чего?
   - Молодец, говорю. Маленький, а хват. Вот только десять лет...
   Точно, надо было сказать "двенадцать".
   - Скоро одиннадцать, - насупился мальчишка - хотя на самом деле оставалось ещё почти полгода.
   - В столицу бы тебе, в Валисс. Там из тебя сделают человека. Да только кто ж тебя туда отвезёт. Отец есть?
   Ну вот он и прозвучал, этот ненавистный вопрос. Отвечать Тенки не стал, только помотал головой.
   - Подрастёшь - езжай в Валисс, - вставая, мужчина потрепал ему волосы. - Найдёшь в тамошней магической школе старика Мака, скажи ему, что Ралло прислал. Повтори.
   - Старик Мак, - послушно произнёс Тенки, - сказать, что прислал Ралло.
   - Ага, - чему-то улыбаясь, подтвердил магик, - смотри сюда, - и постучал указательным пальцем по табличке на шесте. - Читать умеешь?
   - Умею, - несколько обиженно сказал ребёнок. Обижаться причины имелись: читать Тенки научился лет в пять, по сестринскому букварю, ещё перед тем, как пойти в школу.
   - Ну вот, Ралло меня звать, запомнишь?
   - "Уважаемый господин магических наук Ралло-иль Макущим", - прочёл мальчишка старательно выведенные буквы.
   - Ну, про господина можешь не запоминать, - закашлялся магик, сделал рот куриной гузкой. - Запомни "Ралло" - эт моё имя, и "иль Макущим", эт значит "ученик Макущима", старика Мака, стал-быть.
  

***

  
   - Ралло, ученик Макущима, - повторил Тенки вслух слова из солнечного дня трёхгодичной давности. Сейчас, в зыбком ночном мраке, перемешанном с рокотом моря, воспоминания о том лете казались почти что сном.
   Валисс. Отсюда, с побережья, до сердца страны и в политическом, и в географическом отношениях, столицы людского мира, пешком не добраться - во всяком случае не за одну ночь. Да и дороги, если честно, Тенки не знал: на пути были горы, а это тебе не топать ногами по однообразно унылой, зато знакомой с детства линии моря.
   Валисс, магическая школа, сказал тогда магик. "Подрастёшь - поезжай".
   Тенки усмехнулся бьющему в лицо мягкому ветру. Чтобы попасть в Валисс, сначала надо дойти хотя бы до Йокола. В Йокола есть магик, живёт там уже больше года, к нему и надо идти. И только потом - если тот не откажется помочь, - в столицу. Если магик сочтёт, что Тенки достоин туда попасть, если найдёт в нём достаточно силы.
  
   Горы слева начали уступать, забирая назад с побережья, открывая широкое лесное пространство. Это место Тенки знал: треть пути до Йокола пройдена. Всего треть - а ступни уже устали шаркать по дороге, ноги тяжёлые и гудят. Смертельно хотелось отдохнуть, спрятаться от ветра среди деревьев и сделать привал, может, поспать пару часиков. А там, глядишь, и до рассвета недалеко, и силы снова появятся.
   Но Тенки упорно шагал вперёд.
   В Йокола Тенки уже бывал, давно, правда, дело было, ещё до приезда магика, лет пять где-то назад. Ходили с матерью и сестрой на ярмарку, тогда от деревни шли целым караваном, весело шли, с песнями. С привалами.
   Может, прав был Озий, и зря он дня не подождал, чтобы при солнце топать. Соснул бы в тепле, перетерпел бы изрядно надоевшую материнскую брань и попрёки малыми заработками, а наутро, едва поднялось бы солнце, прочь из дома - и след простыл. Правда, пойди Тенки днём, мать не пустила бы, догнала, вернула б в деревню. А ночью - кто же выходит ночью за ворота, лесным зверям да чудовищам на добычу, кому жизнь не дорога? Хотя главная причина состояла, разумеется, вовсе не в этом - а в ежевечерней чарке с горячительным, которую мать уже опрокинула в себя, разомлела и потому, верно, и не побежала.
   В башмаки словно песок набился - при каждом шаге ступни саднило. Тенки, однако, старался не обращать на это внимания, как и на усталость в мышцах, тупую тянущую боль в бёдрах и голенях. Механически передвигал ноги, зная, что до Йокола ещё далеко. А стоит присесть, как он уже не сможет потом встать и идти дальше, снова войти в помогающий сейчас продвигаться вперёд машинальный ритм. Шёл, пытаясь не думать о физических ощущениях.
  
   О том, что может призывать мелких животных и птиц, глупых рыбьих мальков и насекомых, Тенки знал с самого детства. Сказать вернее, не помнил иного. Сначала окружающие считали его просто удачливым, соседи-рыбаки наперебой зазывали на ловлю, а стоило им с отцом выйти в море, как без хорошей добычи не возвращались. Потом, когда у ребёнка обнаружились и другие способности, сообразили: а мальчик-то, похоже, нескупо одарён Огнём.
   Но, конечно, в магики его не прочили: денег отсылать сына в город не имелось, хотя отец задумывался о будущем. Ну а потом пришла та буря, после которой мать вперемешку с проклятиями то благодарила огонь за ниспосланное в ту ночь стремление во что бы то ни стало удержать возле себя Тенки, то негодовала на море за то, что отняло мужа.
   Тенки порой задумывался, как случилось бы, окажись он тогда на лодке с отцом и остальными рыбаками, помогли бы ему те жалкие зачатки магии, что он только начал ощущать и которыми ещё не в состоянии был управлять. И каждый раз приходил к выводу, что нет, не помогли бы, и море, всесильное и равнодушное, поглотило бы лодку всё с той же безразличной лёгкостью.
  
   Далеко справа, над морем, небо начало светлеть. Горы отошли в сторону, теперь по левую руку шёл тёмный, шумящий листьями лес. Тенки с удовольствием спустился бы с дороги, двигаясь по самой кромке моря, подальше от однообразной негостеприимной тени деревьев, но по песку идти было невозможно, ноги вязли и скорость упала бы вдвое.
   Сколько часов он уже идёт? Сколько ещё до деревни?
   Теперь, вздумайся ему бросить это дело и вернуться, - сама по себе невозможная мысль - кто знает, может, дорога назад уже больше остатка пути до Йокола.
   Скоро рассвет, значит, сейчас часа четыре утра. Четыре часа - а вышёл он в девять вечера, и ещё болтал у ворот с Озием, как будто делать больше было нечего.
   Получается семь часов. Примерно семь.
   Но как же по-собачьи холодно!
  
   Отца Тенки помнил уже плохо, ведь море забрало того почти семь лет назад. Оставались только ощущения: тепло, жёсткость загорелых до черноты рук, запахи пота и рыбы от отцовской рубашки.
   Алли помнила больше, но спрашивать Тенки не любил, да и вообще не привык считать сестру авторитетом, уж слишком сильный ветер гулял у неё в голове. Мать тоже не поощряла девчонку, а один особенно сильный скандал, устроенный сестре, когда та заявила, что бросает школу и едет в Валисс, Тенки помнил и сейчас. Мать таскала Алли за волосы и клялась, что из дома дочь выйдет только через материнский труп, а блажь бросить школу пусть забудет сразу же, иначе не миновать порки отцовым ремнём - широким, кожаным, с тяжёлыми металлическими бляхами, старинное пугало в семье Ли.
   После этого скандала мальчишка долго не решался заговорить о себе, о том, что тоже хочет оставить и школу, и вообще деревню, ехать в Валисс. Но слова магика: "подрастёшь - езжай", не забывались.
   Втихомолку от родных Тенки учился управлять своей природной, своевольной магией. Толкнувшее в грудь ощущение чужой силы, подаренное магиком, просыпалось в воспоминаниях, наполняло сны. Алли не раз жаловалась, что брат бредит чудесами, что после отъезда магика из деревни днём ходит сам не свой, а ночами бормочет непонятное.
  
   На востоке родилась первая яркая полоска, рассекла небо и море сверкающей розовой линией. Только что казавшийся сплошной чёрной громадой лес посветлел, разбился на древесные стволы и ветви, погнал волны ветра по траве.
   Тенки покосился влево, не убавляя шага. Саднящая боль в подошвах стала уже постоянной, ноги гнулись плохо, словно судорогой сведённые. А впереди всё продолжалась линия моря, тянулась бесконечно.
   Что будет, если он ошибается, и до цели ещё долгие часы пути?
   Уже совсем скоро ноги откажутся его нести, уже сейчас с трудом приподнимаются.
   Может, надо остановиться и отдохнуть? Светлеет, днём обитатели леса не покажутся на побережье, можно и соснуть, подложив котомку под голову.
   Спать.
   Зевота подкралась неожиданно, заставила широко разинуть рот, набирая в лёгкие воздух со слабым тинистым привкусом.
   Глаза слипались.
   Наверное, от подступившей вместе с солнечными лучами дремоты Тенки не сразу сообразил, что лес по правую руку уже не такой густой, а кое-где в изумрудной траве между гордо топорщащими игольчатые ветки кедрами даже виднеются рыжеватые тропинки.
   Сердце встрепенулось, ударило изнутри грудную клетку. Неужели?
   Мальчишка свернул с дороги и быстро, как только позволяли измученные ноги, углубился в лес.
  

***

  
   Кейла кинул ленивый взгляд на часы с отломанной ножкой, что кособочились на заляпанном столе. Самое начало шестого, до смены ещё почти два часа. Скукота.
   Надо бы уговорить старшого, пусть побеседует со старостой. Сделали бы магическую охрану, чего зря людей сна лишать-то, чай, не зря магик в деревне уж больше года обретается. Вот и использовали бы его по надобности, а не их, защитников деревни, дёргали по мелочам.
   В конце концов, разве ж дело отряд на сторожей пускать? Зачем тренируемся-то, рубимся друг против друга каждый день на околице? Чтобы по ночам ветры пускать да ждать, пока смена закончится? Кейла в военное дело не для того пошёл. Дождётесь, уйдёт, прямиком в столицу. Там, небось, молодые крепкие парни всегда нужны, авось, и золотишка подзаработать удастся. Пусть и нету сейчас ни с кем войны - у богатеньких-то всегда война, своя, внутренняя. Вот там жизнь и кипит, а не в Йокола. Тут всё ж деревня, хоть и вымахала почти что с город.
   Кейла испустил протяжный тоскливый вздох и потянулся на скрипучем стуле во весь рост. Обойти, что ли, сторожку, дрёму отогнать? Ворота открыты уже, первые повозки с рыбой да прочими товарами уж покатили в столицу, деревня просыпается. Обойти - а потом можно будет и прикорнуть, никто не обвинит, небось.
   Кейла поднялся и, стянув со стены казённый палаш, пинком отворил дверь. Солнце встало и теперь заливало деревню новорождённым ярким светом.
   Спрыгнув через лесенку в три ступеньки, Кейла остановился и, жмурясь, принялся озираться.
   Мальчишку он заметил не сразу - на фоне луга, кустов и зелени, узких лесных вертикалей тощая фигурка, ростом едва ли доходящая стражнику до пояса, сливалась с окружающим. Кейла чертыхнулся. Пацан выглядел измученным, а в глазах горел упорный огонь. Мальчишка пришёл через лес, со стороны побережья, и обитателем деревни он не был - Кейла видел такого в первый раз.
   Неужто оборотничий щенок? Такие попадались редко, но всё же, бывало, любопытство приводило глупцов к деревенским воротам. Некоторым даже удавалось потом убежать.
   Хотя погодите-ка.
   Пацан был одет.
   Бывали, конечно, оборотни, что заявлялись в одежде - но те уже постарше. И даже такие не додумывались надеть башмаки: то ли не могли справиться с шнуровками-застёжками, то ли не переносили обувь вовсе.
   А ещё за плечами у пацана висела сумка.
   Всё-таки человек.
   Кейла снял руку с палаша, двинулся к мальчишке.
   - Ты чей тут? - крикнул повелительно.
   Пацан, не спуская с охранника круглых зелёных глаз, утёр нос рукавом. Спросил:
   - Это Йокола?
   - Ну дык, - Кейла осторожно вглядывался в мальчишку.
   - У вас тут, говорят, магик... да? - под усталостью в его голосе прослушивались нотки нетерпеливого ожидания.
   - Ну, говорят.
   - Мне надо к нему. Покажи, куда идти.
   - Ишь ты, шустрый какой. Магик-то спит, небось. Ещё и шести нет.
   Мальчишка сморгнул, снова упорно уставился на сторожа. Хороший взгляд, твёрдый, волчий.
   - Покажи тогда, где его дом. Буду ждать, пока встанет.
   - Успеется ещё, куда торопиться, - Кейла приблизился к пацану почти вплотную, с высоты своего роста уставил взгляд в зелёные глаза. Мальчишка отступил на полшага, повернулся левым боком, недобро прищурился.
   - Меня Кейла зовут, - чтобы не пугать малолетку, охранник присел. Теперь лица их находились примерно на одном уровне.
   Волосы на лбу пацана слиплись, губы были крепко сжаты. Цвет глаз у него был примечательный, зелёный и прозрачный, как море у самого берега, с пропущенным насквозь солнцем.
   - Охранником я здесь. Охраняю, то бишь, деревню. Пользительное дело-то, да больно скучное, потому как таких бравых молодцев, как наша бригада, любые разбойники за версту обходят.
   Мальчишка слушал, не раскрывая рта и не сводя со стражника взгляда.
   - Пост покинуть не могу, - Кейла выпятил грудь, - а одного тебя, забрёдыша чужого, в деревню пускать не хочу. Потому предложу-ка тебе скоротать время в сторожке, пока моя смена не придёт. А там уж, так и быть, отведу тебя к магику.
   Вот и случай посмотреть на магика поблизости, а то прежде Кейла видел его только издали.
   - Согласен? - спросил для проформы, потому как ясно было, что деваться мальчугану некуда.
  
   - Ну вот моя берлога, - произнёс расхожую фразу Кейла, открывая перед пацаном дверь.
   Тот шмыгнул вовнутрь, остановился, осматриваясь. Сторожка была тесной: два нешироких окна, стол, покрытый испачканной скатёркой, на нём хромоногие часы, пустые, засиженные мухами стаканы, тарелка с остатками ужина. Посередине комнатки старый рассохшийся стул.
   Кейла повесил палаш на стену: даже если пацану, вопреки его безобидной внешности, придёт в голову дурацкая мысль атаковать взрослого и сбежать, до оружия малолетке не дотянуться.
   - Ну, может, чаю налить? - спросил у неожиданного гостя. Вот теперь можно и гостеприимство показать.
  
   - Так ты откуда? - охранник поставил перед пацанёнком кружку с горячей тёмной жидкостью.
   Тот неопределённо дёрнул плечом, приникая к посудине.
   - Язык обожжёшь! - засмеялся Кейла.
   Мальчишка глотал обжигающий чай и морщился.
   - Аксе, - бросил, отставляя кружку.
   - Аксе? С юга, что ли? Рыбацкая деревушка?
   Пацан кивнул.
   - И что тебя в Йокола принесло-то? Как звать-то?
   - Зовут - Тенки.
   - Ты один, что ли, пришёл?
   - Один.
   - Что, всю дорогу один прошёл? - Кейла не смог скрыть удивления. - Тебе лет-то сколько?!
   - Тринадцать, - отрывисто бросил пацан, хмуро сдвигая брови.
   - Тринадцать?! - эта цифра Кейлу тоже удивила: он не дал бы мальчишке больше десяти.
   - С половиной, - подчёркнуто добавил мальчуган.
   - А зачем тебе магик-то? Плохо кому? Так лучше к доктуру...
   Пацан поморщился:
   - Хочу, чтобы... Чтоб посмотрел меня.
   - Ты сам, что ли, болен? - Кейла взглянул на мальчишку по-другому: упорные глаза, худое тело, мокрые, словно от пота, слипшиеся волосы. Уж не заразный ли, чего доброго?
   - Да нет, - Тенки раздражённо мотнул головой. - Пусть посмотрит мою магию.
   - Ма-агию? Ты магией умеешь, что ли? - охранник расхохотался. Уж очень не походил заморыш на обладающего Силой.
   Тот насупился:
   - Ну.
   - Не, правда, что ли? И что умеешь-то?
   - Что я, дурак совсем, представления устраивать? - разозлился пацан. - Отведи к магику, покажу. Тогда узнаешь.
   - Ха-ха, мелкий ещё, а уже такой горячий. Мамка не учила с взрослыми вежливым быть? - пацанёнок всё-таки Кейле понравился. Целе... как там старшой говорил... целевоустремлённый, вот. - Наш магик-то, говорят, шибко вежливость в других уважает.
   Заморыш внимательно слушал.
   - Хоть я-то с ним беседы не беседовал, куда нам, рядовым. Эт я тебе по доброте своей всё говорю, чтоб ты знал, когда будешь перед ним навытяжку стоять. Обращайся вежливо. "Господин", там... "Ваше благородие"...
  
   Тенки не спускал с Кейлы глаз, но вдруг - неожиданно для самого себя - широко зевнул, не успевая закрыть рот отяжелевшими от тепла руками. Сказалась бессонная ночь.
   Охранник тут же замолк, смерил его взглядом.
   - Так ты всю ночь шёл? - наконец догадался.
   Тенки только кивнул, не находя сил ответить подробно.
   - Ну так поспи тут, - засуетился парень, вытаскивая из угла изрядно погрызенную молью шерстяную куртку.
   Постелил на пол, приглашающе мотнул головой.
   Тенки не заставил себя ждать, растянулся на жёстком даже через куртку полу, под щёку сунул котомку. И заснул, едва закрыв глаза.
  

***

  
   Магик оказался молодым, высоким. Длинноволосым.
   Тенки стоял перед ним, жмурясь от бьющего в глаза солнца, лица магика разобрать не мог, разглядел только выдающийся нос. Кейла, оробев, подпирал стену дома неподалёку, - старательно делая вид, что просто так, гуляет и дышит свежим воздухом.
   - Ты, магией? - голос молодого магика звучал высоко, пронзительно. Чуть-чуть высокомерно.
   Тенки молча кивнул.
   - Ну-ну. Сколько лет? - небрежно.
   - Тринадцать.
   - А не врёшь?
   - А зачем? - и осёкся, вспоминая наказ стражника: быть вежливым.
   - Ну-ну, ну-ну, - до каких пор он собирается "нунукать". - Зарегистрирован?
   - А? - о чём это он?
   Магик холодно усмехнулся:
   - Ну-ну. Давай-ка, покажи, что у тебя за магия.
   На мгновение мальчишка задумался - что из его немногочисленного арсенала произведёт впечатление на этого человека.
   Звать птиц, наполняющих деревню переливистыми трелями, не хотелось - уж больно глупо, да и незрелищно совсем. Творить безделушки-амулетики отвратительного качества - тоже, Тенки до сих пор не научился делать их так же, как тот магик Ралло на деревенской площади три года назад.
   Не созидание, не призыв - оставалось одно. Разрушение - то есть атака.
   Мир затих, замедлил ход. Птичье пение исчезло, магик возвышался совсем рядом, распущенные его волосы приподнимал ветер, плавно, как течение ласкает водоросли под водой.
   Тенки опёрся на правую ногу, выставил вперёд левое плечо. Энергия потекла по телу, по рукам, собираясь в податливый упругий шар света между пальцами.
   Увидел сощуренными в узкие щёлки глазами, как магик отшатывается, открывает рот, медленно, очень медленно взмахивает руками.
   И со всей силы, со всей мощи, чтобы не упустить момента, метнул шар энергии в тёмное горбоносое лицо.
  
   Вспышка ударила в глаза, заставляя зажмуриться, ветер откинул назад. Кувырком летя по пыли, Тенки углядел встревоженное лицо Кейлы с забавно перекошенным ртом. Стражник хватался за пояс, позабыв, что палаш остался висеть на стене домика.
   Проехав щекой по земле, Тенки остановился. Приподнялся, опираясь на руки, закашлялся от набившейся в лёгкие пыли. Сзади послышались шаги, быстрые, как будто негодующие.
   - Восхитительно, - жёсткая рука схватила мальчишку за шиворот, взметнула вверх, ставя на ноги. - Боевая магия, чтоб тебя Огонь подрал. Ты, щенок ты эдакий, откуда взялся?
   - Господин магик! - услышал Тенки голос Кейлы. - Ты мальчишку-то не забижай, не со зла он!
   Здоровяк подбежал к ним, корча тревожную гримасу. Тенки криво усмехнулся, ощущая твёрдую хватку на загривке. Ноги отчего-то дрожали.
   - Такого обидишь, - бросил магик, нагнулся и заглянул Тенки в глаза, тёмные бесцветные волосы рассыпались занавеской.
   Взгляд у магика оказался чёрный, жгучий. Горбоносая лошадь. Существуй такие в природе, наверняка признали бы своим.
   Мальчишка поёжился, не переставая чувствовать на шее чужие пальцы.
   - Ты откуда? Сам этому научился? - спросил магик бесцеремонно, сверля его узкими глазами.
   Тенки кивнул. Только тогда рука исчезла с шеи, магик выпрямился.
   - Ну-ну, - раздалось над головой. - И свалилось же чудо мне на голову, в этой-то Огнём забытой деревушке.
   Кейла сжал губы, хмурясь. Ему явно хотелось сказать пару слов в защиту Йокола - как-никак самое большое на здешнем побережье поселение, но перечить магику деревенский охранник не посмел.
  
   - Говоришь, ты из Аксе? - безразлично спросил магик, когда Тенки, отоспавшийся, сытый и переодетый в большой ему наряд, спустился на первый этаж магикова домика. Тело ломило, а подошвы горели, но всё же мальчишка чувствовал себя почти счастливым.
   Длинноволосый сидел прямо на полу, у камина, следя за языками пламени. Май на дворе, холодно ему, что ли? Он точно нездешний...
   - И хочешь в Валисс? - зачем переспрашивать одно и то же? - В магическую школу?
   - В Валисс, - сказал Тенки упрямо, - в магическую школу.
   - Ты что же думаешь, она одна там? - холодно произнёс магик.
   - А сколько?
   - Ну, штук десять будет. Общего профиля. Специализированных - ещё где-то с десяток.
   - Ну ни фи... - мальчишка заткнулся. Исправился: - Немало.
   Со стороны камина раздался смешок.
   - Иди сюда, - велел магик. - Садись.
   Интересно, сколько ему лет, подумалось Тенки. Сколько лет вообще надо, чтобы выучиться на магика?
   - А на магика долго учиться?
   - Ну, - магик неопределённо качнул головой, - в зависимости... Смотря по какой специальности пойдёшь. Учёные - так те вообще всю жизнь учатся.
   Ох ты, всю жизнь. Нет, это точно не подходит.
   - А самое простое? Чтобы учиться меньше всего?
   - Ты, парень, если хочешь магиком стать, - назидательно произнёс мужчина, - заранее готовься, что учиться придётся долго, и будет это мучительно больно. За бесцельно прожитые... тьфу ты.
   Тенки озадаченно молчал.
   - Ну, - начал магик неохотно, - скажем, на техника, или там, повара, учиться немного. Лет трёх хватит. Год общих наук, потом два - специализация.
   Через три года ему будет шестнадцать. Уже в шестнадцать - магик?
   В груди разлилась блаженная дымка мечтаний.
   - Если хочешь стать мастером на все руки, тогда, ну... года четыре, просто учишься управляться со всеми сторонами магии понемногу. Но магом тогда уже не станешь, маги всё-таки специализируются.
   - А маг - это... это совсем много учиться, да?
   - Маг? Ну, маг первой ступени особо от магика не отличается. Вот я, например, посижу тут ещё пару лет, книжки почитаю, а потом поеду в столицу, буду сдавать экзамен на мага, - магик говорил монотонно, словно о совсем будничных вещах.
   - А сколько ты учился? - Тенки сглотнул.
   - Ты, если в Валисс поедешь, запомни, к старшим обращаются на "Вы". Тыкать невежливо.
   - Ага.
   - И "ага" тоже лучше не использовать. Лучше - и безопаснее во многих отношениях просто поблагодарить.
   - Э-э. Спасибо.
   Магик усмехнулся:
   - Ты, похоже, быстро учишься, долго в учениках ходить не придётся. Я - пять лет. Общие науки плюс специализация.
   - А какая у... Вас специализация?
   - Библиотекарь, - длинное лицо магика вновь рассекла усмешка. - Копаться в старых книжках.
   - А это не скучно? - вопрос вырвался сам собой.
   - Не скучно, - магик не разозлился, ответил беззлобно. - Вовсе наоборот, очень и очень занятно. Знания вообще - ключ ко многим сторонам силы.
   - Хм-м... - чтобы не молчать невежливо, Тенки понимающе покивал, хотя прелести "копания в старых книжках" всё-таки оставались ему неясны.
   - Ну, значит, - магик неожиданно хлопнул ладонями по бёдрам. - Завтра утром я сплавлю тебя под опеку старшины каравана, ты согласен?
   Мальчишка утвердительно кивнул. Ещё бы он был не согласен.
   - Мамочку звать, плакать, проситься домой не будешь? - мужчина глядел испытующе.
   - Что я, ребёнок, что ли? - свысока ответил Тенки. - Я за себя сам отвечаю.
   Магик снова усмехнулся, глянул насмешливо.
   - Ну-ну, - произнёс любимое, - давай тогда дуй наверх, спать. Подъём в четыре утра, и чтобы выспался как следует.
  

Намицу - июнь

Ацу: Сорэнарэ

  
   - Подойди сюда, сын мой, - красивая стройная женщина подняла руку, подзывая темноволосого подростка. - Моя будущая драгоценность народа элхэ, - в её захватывающем сердце, как древняя песня, голосе звучала лёгкая насмешка.
   - Мама, не говорите так, - откликнулся мальчишка, повинуясь жесту, - мне не хотелось бы обмануть Ваши ожидания.
   - Вот уже третий год, как ты вошёл в Королевскую школу, - задумчиво произнесла женщина, ероша волосы присевшему у её кресла подростку. - Завтра заканчивается срок твоих каникул... и ты вновь оставляешь нас с отцом.
   - Вас поддержит мой брат, - тихо возразил мальчик - на вид не больше пятнадцати лет. - Вы же знаете, он обожает Вас. Впрочем, я не уступлю ему в этой страсти.
   - Вот уже третий год, - она словно не слышала.
   Задумчиво улыбнулась собственным мыслям, повернулась, чтобы взглянуть на сына. Встретила твёрдый взгляд чёрно-голубых дымчатых глаз, всмотрелась в лицо, черты которого так напоминали любимого мужа - и одновременно собственное отражение. И снова улыбнулась, ласково, нежно.
   - Расскажи мне, как там живётся? Чему вас учат?
   - К сожалению, ничему существенному, - он выглядел огорчённым, - мало из того, о чём говорят достопочтенные учителя, является полезным. Пока же нам рассказывают о выдающихся магах прежних времён, заставляют по многу раз переписывать философские изречения да учат составлять настои. Право же, иногда...
   - Иногда? - женщина ласково заглянула подростку в глаза.
   Тот сжал губы, словно сомневаясь, стоит ли продолжать, но всё же сказал:
   - Вы знаете, мне кажется порою, что это так скучно.
   И застыл в изумлении, услышав весёлый, ничем не сдерживаемый смех: мать откинулась на спинку кресла и хохотала, будто давно уже не слышала настолько забавной шутки.
   - О, прости мне эту слабость, - сказала она, отсмеявшись, но всё ещё сохраняя в уголках рта следы веселья.
   - Неужели я сказал что-то поистине забавное, - мальчик ответил недовольным взглядом.
   - Прости меня, сын мой, - повторила женщина уже серьёзно. Он опять напомнил ей мужа - и времена больше тридцати лет назад, когда будущий глава семьи, так же приезжая в замок на летние каникулы, жаловался им, своим кузинам, на учителей. Разве что тогда, тридцать лет назад, подвергаемые презрению преподаватели входили в состав не Королевской магической школы, а Университета Вэннье, главного учебного заведения столицы, Хиэй, Огненного Города.
   - Твой отец учился в Вэннье, - произнесла она задумчиво, захваченная воспоминаниями.
   - Вы хотите сказать, что сожалеете о моих магических способностях? - кажется, мальчик обиделся. - Я стыжусь, что не оправдал Ваших надежд и не смогу всегда охранять Вас, как подобает примерному сыну и как сможет это мой старший брат.
   - Мы очень гордимся Вашими магическими способностями, - она опять засмеялась его преувеличенной обиде и пригладила тёмные волосы сына. - Вэннье - хорошее место для простых дворян, но твой путь - путь мага. И мы очень тобой гордимся.
   - Но отец не простой дворянин, - тщательно пытаясь скрыть удовольствие от слов матери, зардевшийся подросток потупился. - Отец - глава рода Мурасе-Ито. Нам не должно забывать о древности нашего рода.
   - Родной мой, иногда меня беспокоит твоё стремление забивать голову древностью рода и кровными узами. История с геральдикой - хорошие науки, но "старый" не всегда значит "лучший". Люди - не вино, - в продолговатых чёрных глазах плясала усмешка.
   Мальчик склонил голову, но убеждённым не выглядел. Однако женщина не стала развивать тему.
   - Скажи мне, нравятся ли тебе твои сокурсники? Много ли у тебя друзей?
   - А, все они приятели, не более того, - отмахнулся сын. - Среди них мало поистине достойных, хотя многие происходят из знатных родов. Но встречаются даже, поверите ли, вовсе плебеи... - увидев выразительно изогнутую материнскую бровь, подросток оборвал фразу. - Простите, - сказал он сокрушённо. - Я знаю, Вы не любите подобные разговоры.
   - О да, - со вздохом произнесла женщина, - и я была бы так рада, если бы твой отец тоже помнил об этом.
   - Но отец очень прислушивается к Вашему мнению.
   - Иначе я бы не связала с ним свою жизнь, - мягко улыбнувшись, женщина встала. Двигаясь неторопливо, плавно, отошла к высокому, в два человеческих роста, окну с переплетённой мозаикой тонких решёток, каждая ячейка своего оттенка, разница меж которыми едва заметна глазу.
   Длинные блестящие чёрные кудри матери спадали на спину, убранные просто - только серебряным венком искусно выделанных веточек. Мать не любила драгоценности, и сейчас на ней красовался минимум подобающих статусу украшений: к венку на чёрных волосах серебряные длинные серьги, на красивой шее два ожерелья, и свадебные браслеты на левом запястье.
   - Нижайше прошу простить, - одна из створок двери в залу отворилась, вошёл замковый лакей, поклонился. - Её юная сиятельство умоляют юного господина о возможности перемолвиться парою слов.
   - Ацуатари? - вопросительно повернулась мать. - Ллия, твоя кузина?
   Подросток переадресовал вопрос слуге, переводя на него взгляд.
   - Поистине так, - снова поклонился лакей. - Её юная сиятельство изволили прислать вызов.
   - Кристалл, да? - Ацуатари поднялся, направился к выходу.
   Лакей услужливо нагнулся, придерживая дверь, подождал, когда подросток выйдет.
   - Поистине так, - донеслось в спину привычное.
  
   Ллия. Эллиния Ито-Хиносе, кузина уже неизвестно в каком колене родства, а также наречённая с самых ранних лет. Вместе росли, вместе ходили пешком под стол и учили буквы. Порой, бывало, вместе сбегали от опекунов и учителей, водили за нос слуг, прятались в лесах и с визгом летели в ручьи, поскальзываясь на крутых берегах.
   Года три назад, когда Ацу поступил в Королевскую школу, Ллия вместе с родителями уехала на Водный, получать образование там. Отец твердил, что это глупости, что незачем девчонке какое-то особое образование, да и на Огненном материке полно хороших учителей, - но Ито-Хиносе всё равно уехали.
  
   Ацу вошёл в комнату связи, закрыл дверь. Строго говоря, изначально тут располагался кабинет отца: огромный письменный стол из коричневого полированного дерева, кресло с высокой спинкой, заполненные книгами шкафы. Два больших окна сейчас были тщательно занавешены: для создания необходимого при сеансе связи полумрака.
   Кристалл сиял мутновато-молочным светом, сигнализируя о вызове.
   Ацу упал в кресло, попутно посылая необходимый для контакта импульс - привилегия магов, способных управлять схемами напрямую. Кристалл разгорелся, создавая изображение: хорошенькая кудрявая девочка в пышном платье, с кокетливо-задумчивым ожиданием на лице.
   - Ах, Ацуатари! - воскликнула девочка, замечая оживление кристалла. - Как давно мы не виделись!
   Ацу сухо кивнул. На летних каникулах Ллия присылала вызов чуть ли не каждую неделю, пользуясь шансом пообщаться с кузеном, прежде чем тот снова пропадёт в недоступной для светской болтовни Королевской школе. Прошлый разговор состоялся как раз дней пять тому назад.
   - Как Ваши дела, что нового? - когда это у неё, интересно, появилась эта манера обращаться на "Вы", ведь они тыкали друг другу с детства. Может, считает, что это очень по-взрослому?
   - Всё по-старому, - нехотя ответил подросток. - Завтра уезжаю в Хиэй.
   - Вот как, - девочка перед другим кристаллом надула губки. - И мы снова не сможем поговорить вплоть до Ваших следующих каникул, не так ли?
   - Как ни жаль, - неискренне сказал Ацу.
   - Вы знаете, - Ллия вдруг оживилась, - недавно мне сделали комплимент, и я была так польщена!
   - Неужели? - поддакнул подросток без малейшей искры интереса.
   - О да! - Ллия хитро улыбнулась. - Сказали, что у меня талант к арифметике! - она расхохоталась. - И всё! Вы ведь не подумали, что я могу увлечься кем-то другим, ведь правда же?
   - Нет-нет, что Вы... - как ей ещё не надоели эти бессмысленные разговоры.
   - Я уже давно зову Вас сюда, на Водный, - девочка переменила тему, - может, Вы наконец уже назначите определённую дату? Это было бы так замечательно!
   - К сожалению, порядки в Королевской школе весьма строги, - Ацу начал привычные оправдания, - ученикам не позволено путешествовать без сопровождения взрослых, тем более так далеко. А мой отец, увы, постоянно занят.
   - Может, её сиятельство соблаговолила бы? - Ллия приблизила к кристаллу лицо, состроила умоляющую рожицу.
   - Мне очень жаль, но я боюсь, положение не позволит ей оставить отца, - поспешил возразить Ацуатари, пока Ллия не потребовала позвать мать.
   - Вот как, - кузина снова капризно надула губы. - Но я хочу с Вами увидеться! Последний раз мы пожимали друг другу руки в прошлом году!
   - Да, я разделяю Ваши чувства, - вынужденно поддакнул Ацу. - Но увы, скорее всего, придётся подождать до будущего лета. Я уже перейду в последний младший класс, и кое-какие послабления непременно появятся, - подросток осёкся, сообразив, что невольно говорит правду, и это, без сомнений, сполна отзовётся на нём через год.
   - Ах, ну тогда придётся ждать лета, - Ллия разочарованно выдохнула и сжала руки.
   - Простите, - сказал Ацу, стараясь реалистично, не слишком воровато оглянуться. - Кажется, меня зовут. Видимо, я понадобился отцу.
   - Ну вот! - локоны её метнулись волной, когда она картинно качнула головой, выказывая негодование. - Ах, право же, иногда мне кажется, что родителей ничуть не интересует наше мнение! Они обращаются с нами хуже, чем со слугами!
   - Простите, - повторил подросток, вскакивая с кресла. - До следующей связи. Передайте моё нижайшее почтение Вашим достойнейшим отцу и матери. Скажите, что я скучаю по дядюшке с тётушкой.
   - А по мне? - кокетливо спросила девочка, устремляя на кузена хитрый взгляд.
   - Да, разумеется, и по Вам тоже, - привычно солгал Ацу, сгибаясь в прощальном поклоне. Огонь бы побрал эти треклятые обычаи говорить истасканные вежливости на прощание.
   Не дожидаясь, когда Ллия ввернёт ещё что-нибудь, подросток потушил кристалл. Выпрямился, с опаской посмотрел на письменный стол - не остались ли следы мысленной связи. Вздохнул облегчённо.
   Как всё-таки хорошо, что завтра его здесь не будет, и кузина не сможет больше надоедать бессмысленными беседами.
   Ацуатари отнюдь не ненавидел Ллию, вовсе нет. Дело было только в её любви к этим долгим разговорам ни о чём - подобное он никогда не понимал.
  
   Сегодня последний день в родительском замке. Завтра утром с помощью портала Ацу отправится в столицу материка прямиком отсюда. Испытанный и успевший приесться способ путешествия. За два года обучения сколько раз уже приходилось младшему отпрыску семьи Мурасе-Ито возвращаться домой и снова покидать Сорэнарэ, пользуясь именно этим порталом. А ведь когда-то, подумать только, поджилки тряслись и не покидало лихорадочное возбуждение при одной лишь мысли - проход через магический зев.
   Как быстро приедается новое.
   Тогда, два с лишним года назад, когда отец позвал его к себе и сообщил, что с июня Ацуатари отправляется в Огненный город, учеником Королевской магической школы, Ацу не мог поверить своему счастью. Изучать магию - да не где-нибудь, а в самой Королевской школе, туда не берут кого попало!
   О том, что младший сын семьи Мурасе-Ито обладает незаурядными магическими способностями, за пределами замка стало известно лишь после отъезда Ацуатари. Но и члены семьи, и слуги, и весь род знали об этом издавна: впервые мальчик продемонстрировал своё дарование задолго до одиннадцати лет, момента, с которого маленький маг официально считается несущим ответственность за свои действия.
   Сам Ацу не помнил уже, когда обнаружил в себе Силу, - она просто всегда была с ним, дремала, как огонь дремлет под земной корой, чтобы в нужное мгновение выплеснуться неудержимой природной мощью.
   Мать рассказывала, что в шесть лет Ацуатари пользовался магией, чтобы заморочить головы многочисленным нянькам и гувернанткам, отводя глаза и самым прозорливым, - но подросток этого не помнил и даже под пытками не смог бы объяснить, как ему удавались подобные трюки. Даже сейчас, после двух лет обучения.
   Или, может, лучше сказать "особенно сейчас"?
   Обучение в Королевской школе, как ни грустно было бы признаться, мальчика разочаровало.
   Он ожидал зрелищных чудес, рассказов о смертельных заклинаниях и невероятных историй о магах древности, и, самое главное - феерических поединков, ибо лучшие выпускники Королевской школы испокон веку становились боевыми магами Её Величества Хиэлие, Огненной девы, а какие боевые маги без магических поединков? Вместо этого им преподают никому не нужные науки, всякую арифметику и литературу, и дисциплины вроде стихосложения на древнеэлхеском. Всё это с таким же успехом можно изучать, и не будучи магом.
   Право же, как он жаловался недавно матери, порой Ацу и впрямь казалось, что преподаватели Королевской школы - все сплошь выжившие из ума учёные прежних веков, и ни одного, ну буквально ни одного выдающегося боевого мага среди них не найти, как ни старайся.
  
   Подросток недовольно хмурил брови, продвигаясь по тенистой, напоенной густыми цветочными ароматами аллее, вдыхая влажный воздух богатой водою южной провинции Сорэнарэ. Ацу шёл к Пруду белых лилий, любимому месту для уединённых размышлений. В начале июня у пруда расцветало множество лилий, не только белых, как следовало бы из его названия, но и тигровых с фиолетовыми крапинками, оранжево-алых, светло-жёлтых, наполняя воздух тяжеловатым, но приятным запахом.
   Ацуатари остановился у поворота, приподнял виноградные лозы, укрывавшие вход в беседку для любования. Уже отсюда были видны зелёная гладь и яркие цвета лилий.
   Подросток прикрыл глаза, отдаваясь природе, впитывая шёпот растений, пронизывающие грудь песни южных птиц, родные ароматы родительского сада. Уже завтра Ацу попрощается с дорогими сердцу местами, не увидит лилий до будущего лета, не услышит уже этих птиц, до следующих каникул не вдохнёт влажного воздуха Сорнэнарэ.
   Глубокий вздох вырвался сам собой.
   Нет, Хиэй тоже прекрасное место, это бесспорно. Живое доказательство могущества Огня, город-цветок, столица материка.
   Но всё-таки не Сорэнарэ.
  
   Извивающуюся на полу беседки огромную гусеницу подросток заметил не сразу.
   Плотное, с большой палец толщиной коричневато-бежевое тельце судорожно изгибалось, повторяя одно и то же движение, словно маятник. Из одного конца у гусеницы торчало что-то отвратно белое, кремовидное. Насекомое дёргалось и тащило за собой это кремовидное выделение, нитеподобными кляксами размазывая по дощатому полу.
   Видно, какая-то ревностная служанка, подметая беседку, наступила и не заметила.
   Ацу не колебался. Стремительно присел рядом с насекомым, протянул руку. Заклинанию лишения жизни их не учили на практике, но как убить магией паука или муху, знал любой из третьеклассников. Послать импульс, затушая всю энергию в гусенице, - дело мгновения.
   Одна мысль, и тельце перестало извиваться.
   Отведя ладонь, Ацу с огорчением посмотрел на гусеницу. Надо сказать этим служанкам, чтобы смотрели, куда идут. Гусеницы - и им подобные - тоже живые существа, и смерть их - такая же смерть, как любая другая.
   Как тот крысёныш...
   Несколько лет назад Ацу увидел, как умирает крысёныш. В замковых подвалах завелись крысы, которых, конечно, тотчас же вычистил замковый магик, но один молоденький совсем крысёныш ухитрился выбраться из пут магии, вылезти из гибельных подвалов наружу. И свалился у стены замка, не в силах двинуться дальше, уже смертельно затронутый творившейся в подвалах магией.
   Там его и увидел Ацу.
   Мелкий, с ладонь, желтовато-серый крысёныш щурил тускловатые глазёнки, кончик носа не останавливаясь шевелился. Видимо, магия ослепила зверёныша, затягивая бельмами тёмные обычно крысиные глаза, и он непрерывно дрожал.
   Умей тогда Ацу убивать, он бы, не задумываясь, прикончил крысёныша. Тому не выжить было всё равно, приближающаяся смерть уже веяла над телом крысы. Магия уничтожила что-то важное внутри зверька, отравила какие-то органы - и крысёныш умирал, подрагивая то ли от боли, то ли от предсмертных судорог.
   Но Ацу не умел тогда ничего. Ровным счётом ничего, и, когда не смог больше смотреть, попятился, не спуская глаз с грязно-жёлтого мехового тельца, повернулся и убежал. Забрался в заросли сада и долго сидел там, переживая увиденное.
   Его не искали: младший сын семьи Мурасе-Ито нередко пропадал в замковых лесах, предаваясь размышлениям и любованию природой.
   Лет пять назад это было - жёлто-серый крысёныш со слепыми белёсыми глазами.
   С той поры Ацу научился лишать жизни тех, помочь кому уже не мог.
  
   Почтительным взглядом отдав гусенице дань уважения к смерти, Ацу поднялся, обращаясь лицом к зелёному зеркалу воды. Ступил на деревянный настил ведущих к пруду подмостков; облокотился о перила, отдаваясь созерцанию восхитительных лилий на заросших изумрудными растениями берегах.
   Пруд белых лилий он увезёт с собой, всегда напоминающей о родине живописной картиной перед внутренним взором.
  

Хиэй, Огненный город

  
   Ацу оказался в школе одним из первых - многие прибудут к вечеру, некоторые не появятся вплоть до завтрашнего утра. Торопиться не к чему, занятия начнутся лишь через день, но отец Ацу всегда настаивал на том, чтобы отпрыск досконально подчинялся требованиям школы. А оные гласили: с первым днём намицу, июня, заканчиваются летние каникулы.
   Пустынные стены Королевской школы гулко повторяли эхо шагов подростка. В этих коридорах, тёмных, прохладных, казалось странной мысль о заливавшей сейчас город солнечной жаре.
   Впервые отзвуки разговора коснулись слуха Ацу, когда он, пройдя насквозь учебное крыло младших курсов, по длинному переходу устремился в здание общежития для учеников. Похоже, собравшиеся в школе сокурсники предпочли пустым классам не очень просторную, но зато уютную общую комнату на первом этаже.
   - Ацу! - раздалось приветственное, когда ученики увидели вновь пришедшего. - Как обычно, ты из ранних!
   Подросток оглядел собравшихся. Так и есть, Виллиэ, Тардис и Сельви - привычная компания.
   Виллиэ вообще не возвращался на каникулы: его семья жила тут же, в Огненном городе, и он мог посещать родительский дом чуть ли не каждые выходные, чем умело пользовался, чтобы прикрывать свои похождения в цветочных районах столицы. Тардис и Сельви тоже каждый раз появлялись в числе первых: оба они жили в северной Щинге, и, верно, жаркое лето кипящей жизнью столицы казалось им предпочтительней прохлады родной провинции.
   Все трое, как и Ацуатари, успешно перешли в третий класс, и в общении друг с другом могли не использовать вежливую речь.
   - Что нового? - Ацу хотел занять место в одном из кресел, как заметил необычное возбуждение на лицах сокурсников.
   Тардис бегал глазами с Виллиэ на Сельви, словно едва сдерживался, чтобы не выпалить взрывную новость, Сельви же, наоборот, смотрел в окно с до странности небрежным выражением лица.
   - А у нас новенький, - как и следовало ожидать, первым заговорил Виллиэ, старший по возрасту.
   Ацу ждал, удивлённо приподняв бровь: новенькие появлялись каждый год, дело обычное.
   - Ты когда-нибудь видел нинъе? - Виллиэ начал издалека.
   - Живое - пока не приходилось, - осторожно ответил Ацу. - Только изображения.
   Нинъе - почти четверть населения страны, конечно, они должны быть и в Огненном городе. Неуклюжие, коренастые, грубоголосые, со странной формой ушей и маленькими, спрятанными под надбровными дугами глазками - учебник мироведения достаточно подробно о них рассказывал, с детальными иллюстрациями. Одних только иллюстраций хватило бы, чтобы пробудить презрительную жалость к обиженным Огнём, но настоящее нинъе Ацу ещё не встречал - кто знает, может, на него и смотреть нельзя без отвращения.
   - Я видел. Правда, никогда с ними не разговаривал, - вмешался Тардис. - В Умане их полно.
   - Лезут во все щели, словно тараканы, - нехотя поддакнул Сельви. - Некрасивы, грубы, зачастую плохо образованны. Но с некоторыми можно общаться.
   Ацу с интересом уставился на Сельви - неужели ему приходилось общаться с каким-нибудь нинъе?
   - Так вот, - веско проронил Виллиэ, снова приковывая к себе внимание, - с этого года на первом младшем будет учиться нинъе.
   Комнатой завладело молчание.
   Нинъе? Нинъе в Королевской школе?
   - Виллиэ как раз сидел в читальной комнате, когда его привели, - заговорил Тардис. - Его и ещё троих, обычных элхе, но Виллиэ сразу понял, что это нинъе. Оно, понимаешь, совсем другое всё-таки, совсем. И оно...
   - Не части, Тардис, - Виллиэ лениво махнул рукой, останавливая сокурсника. - Дай мне самому объяснить, уж слишком бестолково у тебя получается.
   Взгляд Виллиэ обратился к Мурасе-Ито.
   - Так вот, Ацу, я уже рассказал Тардису и Сельви, как ты понимаешь; скажу и тебе. Он, этот нинъе, совсем карлик - хотя лицом выглядит лет на пятнадцать. Оглядывался по сторонам, как зевака-провинциал на столичном фестивале. Пялил глаза на убранство школы, небось, ручонки так и чесались что-нибудь стянуть, ты же понимаешь, у нинъе это в крови. Его отвели в канцелярию, оформлять документы, всё как полагается.
   - Я и не заметил, - с изумлением произнёс Ацу. - Прошёл через главный холл, а в канцелярию и не заглянул.
   - Ой, так пойдёмте посмотрим на него сейчас! - от возбуждения Тардис вскочил. - Я тоже хочу посмотреть на нинъе вблизи!
  

***

  
   Он сидел в кресле, забравшись с ногами, и зыркал по сторонам затравленным взглядом. Маленький, тощий, но, как и свойственно нинъе, ширококостный, что создавало странный диссонанс в облике. Виллиэ был прав, новенький был похож на карлика - низкорослое непропорциональное тело и взрослое лицо.
   Кроме него в комнате находились ещё трое ребят, обычные дети; они тесным рядком сидели на диване. Надзиратель школы разговаривал с посетителями в официальных костюмах, незнакомыми, верно, теми, кто привёл новичков.
   Ацу, замерев, смотрел на нинъе.
   В груди просыпающейся от спячки змеёй вяло шевельнулось, разворачиваясь, смутное чувство узнавания. Человеческий детёныш, вжимающий голову в плечи, лихорадочно сверкающий дикими глазами, съёжившийся в кресле - кого-то, что-то напоминал.
   Подобное уже происходило.
   Нечто совсем чужеродное, иное.
   Не должно существовать.
   Крысёныш.
   Оцепенев от неясного ощущения случившейся беды, Ацу смотрел на нинъе и вспоминал умирающего крысёныша. Серо-жёлтый мех, дрожащее тельце, пронизывающий взор ослепших глаз.
   Из милосердия, из жалости, ради справедливости в мире - кто-нибудь, подарите ему смерть.
  

1990 год от Рождества Христова

Каннаши - октябрь

  
   Из тёмной комнаты башни окно казалось вырезанным прямоугольником серо-голубого вечернего неба, с паучьим перекрестьем тонких решёток. Солнце уже село, снаружи выл ветер, но небо не темнело, сияя холодной далёкой голубизной.
   Высокий мужчина постоял у окна, задумчиво глядя вверх. Звёзды ещё не начали зажигаться, ещё лишь ранний вечер осеннего месяца каннаши.
   В прошлый раз мужчина заходил сюда две с половиной недели назад: посещение башни дважды в месяц значилось в его расписании, и изменять написанному мужчина не любил. Сегодня тринадцатое число, там - суббота, у них - так называемый выходной.
   Что-то сегодня покажет хрустальный шар?
  
   Огромный, в две человеческих головы, круглый прозрачный шар затеплился матовым светом, когда мужчина сел в кресло перед столом и откинулся на длинную жёсткую спинку. Осветил колеблющимся сиянием продолговатые стальные глаза, тонкий нос, суровую линию губ и длинные изящные уши.
   - Посмотрим, - прошептал мужчина, и медленно, вязкой лавой, текучим пламенем в шаре стала проступать картинка.
  

Хиден, Тайо: Таллинн

  
   Осень рвала с деревьев красно-жёлтые листья, взметала, разбрасывая по зелёной ещё, яркой, сочной траве. В этом году осень выдалась тёплая, сухая, продолжительное "бабье лето". Видимо, поэтому в ранний этот вечер на дорожках Кадриорга гуляло немало людей.
   У Лебединого пруда, опираясь на металлические решётки перил, стояли двое: мужчина и женщина. Как иногда бывает у пар, эти двое, казалось, были полностью противоположны друг другу. Он высокий, с едва наметившимися морщинками на лбу и в уголках глаз, отрешённый, похожий на бродячего художника; светлые волосы касались плеч. Она маленькая, смешливая, при разговоре любящая жестикулировать, досконально описывая свои чувства. И в то же время эти совсем непохожие двое с одинаковым выражением абсолютно разных лиц смотрели на воду, на отражение неба в пруду, поддакивали словам другого в те самые единственно правильные моменты, когда и надо поддакнуть, замолкали, давая собеседнику право голоса, и заговаривали, понимая, когда настаёт миг говорить. В каком-то смысле эти двое составляли замечательную, идеальную пару - идеальную невозможно, таких не бывает.
   Но они были.
   - А вот хотелось бы в Ирак или на Янцзы, или в Египет, - мечтательно произнёс мужчина.
   - В Египте вовсю копают, - подхватила женщина. - А хорошо бы. Только пустят ли?
   - И детей не оставишь, - согласился он. - Значит, только по Союзу.
   - В Пскове мне понравилось, хоть и не наш профиль. Да и недалеко было, удобно.
   - И какие находки...
   Недалеко от пары, на краю пруда, занимались неким важным делом двое детишек, мальчик и девочка, по виду одногодки. Сторонний человек сразу провёл бы параллель между ними и взрослыми: девочка походила на отца, тоненькая, изящная, а мальчик был портретом матери, крепкий темноволосый пацан с серьёзным взглядом.
   На родителей они, самостоятельные личности, внимания не обращали.
   - Дай булку, - скомандовала девочка, кинув взгляд на водную гладь, - будем кормить уток.
   Мальчик послушно начал рыться в карманах куртки, достал аппетитную горбушку с жёлто-коричневой шкуркой. Протянул сестре.
   Та, присев, стала крошить булку в воду, приманивая в изобилии плавающих в пруду птиц. Мальчик смотрел.
   Взрослые совсем рядом продолжали неспешную беседу.
  
   - Хиден-эли, - прошептал длинноухий мужчина, нежно любуясь девочкой в хрустальном шаре. - Потерпи, малютка, скоро я тебе всё расскажу. Вытащу тебя оттуда.
   Девочка развивалась хорошо, обгоняя многих своих ровесников. Поначалу он наблюдал за ней через каждые три дня: когда она ещё младенцем лежала в колыбели и вопила, требуя внимания; потом, убедившись, что всё обстоит благополучно, стал заглядывать в шар не чаще раза в месяц, а то и в два месяца. Был даже период, когда он, полностью уверенный в успехе дела, не пользовался хрусталём около полугода; и вот, в последнее время снова начал наведываться в башню дважды в месяц.
   - Уже скоро, - повторил мужчина сам себе.
   Ей уже девять, через годик-полтора девочка будет поддаваться обучению. Тогда и наступит время открыть ей правду.
  
   - Когда Хиден только родилась, - сказала женщина, наблюдая за целеустремлённым выражением на лице дочери, - я по первости напугалась, что девочка у нас больна, да и врачи качали головами: она такая беленькая. Подозревали альбинизм.
   - Я помню. И эти диагнозы, что-то про отсутствие пигмента, да?
   - Как ты запомнил? - засмеялась она. - С твоей-то катастрофической рассеянностью?
   - Любимая, она же всё-таки моя дочь.
   - А дело-то было в тебе, твоя наследственность. Но я-то всегда понимала, что никакая она не альбиноска - глазки у неё ясные, голубые.
   - Я тебя люблю, - невпопад сказал мужчина.
   - И я тебя тоже, - развеселилась жена. - Куда же я без тебя, горе ты моё луковое.
   - Иногда мне кажется, - интонация была серьёзной, - что я не существовал до встречи с тобой. Знаешь, всё, что было до, - словно покрыто туманом, и только с твоим появлением моя жизнь обрела краски.
   - Скажешь тоже, - живо возразила женщина, смущённо улыбнулась.
   - Но это правда. Я помню, конечно, своё детство, первое сентября и школу, университет; помню, как решил заниматься археологией, но знаешь - это всё так плоско и бессмысленно по сравнению с яркостью моей жизни после встречи с тобой.
   Слегка зарумянившись, она прильнула к нему, утыкаясь в складки пальто, вечно нечищеного пальто - он всегда забывает сказать ей, чтобы почистила, никогда не замечает. Муж обнял её, лёгким движением погладил по макушке, прижался губами к тёмным волосам.
   Дети на краю пруда, окружённые стаей голодных уток, что-то бурно обсуждали.
  
   Мужчина в тёмной комнате досадливо поморщился, кинул взгляд на окно. Прямоугольник казался чёрным, прутья решётки поглотила ночь - стемнело быстро.
   Снова посмотрел в хрустальный шар, на пруд в чужом мире, на обнявшуюся пару.
   С коротким вздохом прошептал:
   - Несчастные слепцы...
  

Сомицу - ноябрь

Азраэль: Таллинн

  
   В узком коридорчике "сталинской" квартиры с высокими потолками задребезжал телефон.
   Женщина средних лет, в фартуке, с руками в мыльной пене, выглянула из кухни. С опаской посмотрела на приоткрытую дверь в комнату, быстро вытерла ладони о висящее на ручке кухонной двери полотенце, побежала в коридор. Зашелестела занавеска из деревянных нитей, составляющих порядком выцветшую мозаичную картинку.
   Хозяйка квартиры сняла трубку, шепнула:
   - Ало?
   - Светланпетровна? - спросила трубка знакомым голосом.
   - А, Валентина Яковлевна! - обрадовалась женщина. - Как ваши дела? Какие новости?
   - Ой, да у меня-то всё по-старому, муж да дети, верчусь, как белка в колесе, - собеседница словоохотливо пустилась в разговор. - У младшего-то, Семёна моего, представляете, в школе порядки какие-то новые завели, денег требуют!
   - На что?
   - Ой, я даже и не знаю, питание - не питание, а Сёмочка мне так невнятно объясняет! Хотела спросить у старшего, он же в той же школе учится, так тот плечами пожимает, мол, ему на питание денег не надо, ты, мамка, на расходы побольше давай! Ой, кстати!.. - тут в голосе Валентины Яковлевны прорезалось плохо скрываемое стремление скорее поделиться. - Моему старшенькому-то! Девицы так и названивают, так и названивают!
   - Да вы что. Ему же только пятнадцать вроде.
   - Да-да, а звонят уже такие девушки, взрослые такие - я же по голосу слышу! Спрашивала его на днях: "А девочка-то тебе какая-нибудь нравится?" - а он отмахивается, да ну, мол, надоели! - собеседница хихикнула.
   Из вежливости Светлана Петровна заохала.
   - А ваш-то как? - поинтересовалась знакомая. - Большой, небось, мальчишка-то уже?
   - Десять исполняется, - Светлана Петровна понизила голос, прильнула к трубке: - Да странности с ним какие-то творятся, Валентина Яковлевна, и говорить-то страшно.
   - Да вы что, - озадаченно отозвались на другом конце провода. - Какие-такие странности?
   - Я даже не знаю, как назвать... Лунатизм не лунатизм... По ночам-то он не ходит, - женщина докладывалась и поминутно старательно оглядывалась на незакрытую дверь, очертания которой проглядывали сквозь занавеску, - ходить-то по ночам не ходит, но снится ему что-то, бормочет всякое непонятное, и ведёт себя странно.
   - А что бормочет?
   - Глупости какие-то бормочет! Азраила какого-то призывает, несёт что-то про бога на земле и воплощение в человеческое тело. А сам ведь ребёнок совсем!
   - Кто это Азраил такой?!
   - Кто его знает, ангел вроде с огненным мечом. Из Священного Писания. Я сама не знаю, слыхала где-то.
   - Ой, подождите, у мужа спрошу, он у меня всё знает, - трубка издала гулкий стук и невнятно зашелестела.
   Светлана Петровна оглянулась ещё раз, прислушалась, но в квартире царила тишина. Племянник, похоже, не интересовался тёткиной болтовнёй.
   Трубка снова ожила, пошуршав, выплюнула возбуждённые слова:
   - Бог смерти, говорит! Принимает души в Божье царство!
   - Ох ты, в наш-то век безверия и атеизма! - Светлана Петровна с трудом подавила желание перекреститься. - И откуда у мальчика такое в голове только берётся?
   - Вы, Светланпетровна, - посоветовала Валентина Яковлевна, - отведите его к психиатру. Там скажут, что делать.
   - Ох, и правда, и правда, - согласилась женщина. - Но вы подумайте, столько лет ничего не было, а тут вдруг началось!
   - Да вы что...
   - И рисовать начал. То есть рисовать-то он и раньше рисовал, хорошо рисовал, ещё родители живы были, а тут словно одержимый стал. Только и делает что рисует, ничего кругом не слышит. А ночами - сны эти странные, кошмары. Я уж думаю, может, родителей вспоминает? Ведь никто ж не знает, как они умерли, милиция дело так и забыла. То ли самовозгорание какое, то ли воры подожгли. То ли, грех сказать, маньяк забрался. Хорошо, мальчик сам жив остался.
   - Вы молодец всё-таки, Светланпетровна, - посочувствовала трубка. - Не всякая бы решилась в такой ситуации ребёнка взять.
   - А что же делать? - вздохнула она. - Как его одного оставишь.
   И снова оглянулась на приоткрытую дверь.
  

Суваши - декабрь

Дарина: Токио

  
   Девочка-подросток в тёмно-синей школьной юбке, длинном свитере, форменных чёрных гольфах, цветом сливающихся с ботинками, возвращалась домой. По улице гулял ветер, подхватывал волосы, хлестал по лицу. Поёживаясь, девочка шмыгала носом.
   Солнце садилось. Дарина задрала рукав, прикрывающий кончики пальцев: защита от зимнего холода, замена перчаток, - посмотрела на часы. Пять вечера - дневное светило неторопливо катилось за черепичные крыши домов. На востоке уже изгибался неподвижный месяц, ещё почти невидимый, одного цвета с плывущими высоко в голубом небе облаками.
   Тяжёлая сумка неудобно била по боку, девочка остановилась, устраивая содержимое поудобнее.
   Всё в порядке? Всё в порядке?..
   Дарина тревожно оглянулась, потом опустила глаза, застыла, стискивая ледяными пальцами перекинутый через грудь ремень. Землетрясение? Показалось, земля под ногами чуть заметно дрогнула, готовясь подбросить. В ушах звенело.
   Что-то надвигалось. Что-то опасное.
   Школьная сумка показалась предательски тяжёлой, мёртвым грузом, тянущим ко дну. Нельзя здесь стоять! На дорогу, подальше от домов - рядом со зданиями слишком опасно, здесь - опасно, Дарина знала, чувствовала каждым волоском.
   Она скинула через голову ремень, сумка беззащитно шлёпнулась на асфальт. Бросить тут? Дарина снова застыла, растерянно смотря на истёртую коричневую кожу. Там же все вещи, учебники, кошелёк...
   Быстрее!
   Девочка шагнула на проезжую часть. Позади набухало, наливалось силой что-то ужасное. Что-то охотилось на неё, на Дарину.
   Не медли!
   Она побежала. Помчалась стремглав, не понимая, от чего спасается, наперерез через дорогу, краем глаза едва успев удостовериться, что она пуста.
   Нельзя!
   Сердце взвизгнуло испуганной собачонкой. Дарина затормозила посреди проезжей части, оглянулась, судорожно дыша. Позади не было ничего, лишь брошенный портфель лежал сиротливой тушкой. Закатное солнце, длинная тень столба рядом с коричневым улиточным горбом, тишина, и внутренним набатом стучит предчувствие: нельзя, нельзя, возвращаться нельзя, уходи, уходи! Немедленно!
   Дарина попятилась и вздрогнула, пронизанная насквозь высокоголосым рёвом. Обернулась.
   Слева нёсся небольшой грузовик, за рулём перекашивал рот водитель. Лицо его, свирепое и слегка испуганное, однозначно предупреждало девочку: шаг вперёд, и она попадёт под колёса.
   Но стоять на месте было нельзя.
   Дарина бросилась наперерез грузовику, раскидывая руки, словно собиралась лететь.
  
   Идиотка, очутившаяся на самой середине проезжей части, девчонка в школьной форме, от гудка не только не убралась в сторону, но и, как сумасшедшая, метнулась вперёд. Самоубийца, проклятая малолетняя самоубийца, как много их развелось в последнее время, но кто ж мог предполагать, что Икэгами сам напорется на одну из них?!
   Шофёр ударил по тормозам, выворачивая руль влево, на безлюдный тротуар. Развевающиеся волосы, рвущий форменную юбку ветер, непропорционально длинные ноги в чёрных гольфах, бледное решительное лицо. Девчонка была совсем близко, метрах в трёх, он не успеет, он заденет её в любом случае, чокнутая добьётся своего. Что за дура, что за мода бросаться под машины?!
   Справа вспыхнул свет. Ослепительный белый круг с девчонкой в центре, разбухающий снежно-молочной сферой. Да что ж это такое, взрыв?!
   Водитель грузовика выкрикнул проклятие и, бросая руль, закрыл голову обеими руками. Его кинуло вперёд, ремни впились в тело, рулевое колесо больно ударило в грудь. Что-то где-то взвыло, скрипнуло страшно и протяжно, тряхнуло, переднее стекло осыпалось звонким дождём.
   Мир затих.
   Дрожащими руками человек в кабине нащупал защёлку пристежного ремня, с трудом смог высвободиться. Справившись с дверью, вывалился наружу.
   Вдалеке послышался вой сирены.
   С ужасом водитель оглянулся вокруг, ища тело школьницы. Всё плыло в глазах, хотя земля уже успокоилась, перестала качать. Всё плыло, и, видимо, от этого он никак не мог разглядеть, где девчонка.
   На непослушных ногах подбежал к капоту, покорёженному, засыпанному белыми осколками. Затуманенным, непослушным разумом сообразил, что машина врезалась в дерево, огромный крепкий вяз, растущий на краю тротуара.
   Девчонки не было.
   Шофёр оглянулся ещё раз, обошёл весь грузовик, раз, другой, не в состоянии сообразить, подействовала авария на его зрительные и умственные способности, или же - школьницы и в самом деле здесь нет.
   Сирены приближались.
   Девчонки не было.
   Водитель остановился, в сердцах плюнул, смиряясь с участью психически больного, и сел на край тротуара - дожидаться "скорую".
  
   Под ладонями был тёплый шероховатый камень. Воздух ласково обнимал за плечи, в зимнем свитере стало жарко. Волосы рассыпались перед лицом, заграждая зрение.
   Дарина несмело подняла голову, убрала за уши длинные пряди.
   Перед ней стоял храм. Небольшое сооружение из светлого камня, с колоннами у входа, с лестницей из нескольких широких ступеней. С резными дверьми, готовыми распахнуться. С узорами витых листьев, гроздьев винограда, прожилками лиан на стенах.
   Девочка не знала, откуда пришло понимание - но перед ней действительно возвышался храм: простой, уютный и родной, как ничто иное в мире. Она сидела на коленях посередине вымощенной ровными плитами аллеи; деревья по обеим сторонам приветственно шумели, шелестели листьями. Многочисленные птицы, затаившиеся в ветвях, невидимые, тоже щебетали, пели для неё - мелодию возвращения домой.
   Домой.
   Она дома.
   Дарина неуверенно поднялась на ноги и застыла посреди аллеи. Впилась взглядом в белые плотные колонны храма - отныне её храма.
   Закрыла глаза, продолжая видеть сквозь веки, ощущать всем телом, утопая в потоках то ли знаний, то ли воспоминаний, в мелькающих перед внутренним взором картинах: отражение круглой лимонно-бежевой луны на синей глади озера; струи водопада, с высоких скал бьющие в озёрное зеркало; священная роща, в ней ритуальный круг колонн; сад лекарственных трав, где часто пропадала мать; любимая с детства тёмная пещера в дальнем уголке храмовых лесов; улыбка отца...
   Как могла она позабыть?
   Как ей удалось прожить без памяти о храме, без этой наполняющей воздух энергии, как она существовала в другом мире, не понимая, почему у неё есть такая странная Сила: излечивать животных, говорить с камнями и растениями, слушать ветер; откуда уверенность в существовании иного пространства, смутные сны о других родителях, не о теперешних, не о супругах Такаси?
   Конечно. Пришло время.
   Ветер приветственным толчком ударил в грудь, закружил длинные тёмные волосы, школьную юбку, охватил бурным вихрем. Образ храма огненным ореолом загорелся в сознании Дарины и дрогнул, расплываясь, дробясь, растекаясь до самых уголков её существа. Междумирье принимало её, красило в свои цвета, давало новую жизнь и новые силы.
   Ветер успокоился, смиряясь, преклоняясь, повинуясь; тёмные с фиолетовым отливом волосы опустились на плечи. Дарина открыла жёлто-оранжевые глаза.
   Вздохнула, глубоко-глубоко, так, словно хотела бы вобрать в себя весь мир.
   Всё закончилось, и новое, неземное спокойствие поселилось в груди.
   Храм принял новую жрицу.
  

37 год Рейки, 4754 всеобщий год, ноябрь

Хиэй, Огненный город

  
   Королевская школа опустела: зимние каникулы. Почти все разъехались по домам, возвращаясь к семьям; впереди ждали праздники окончания года, шумные фестивали Инея.
   В Валиссии, в Аксе, сейчас, писала мать, деревенские готовятся к заморозкам. Оно и неудивительно, ноябрь на дворе. Море у берегов, наверное, замёрзло уже, солнце встаёт поздно, и по утрам холодный, засыпанный снегом берег кажется владениями Ледяной девы, как будто не страна Огня вовсе, а суровый северный материк Воздуха, что стоит в снегах большую часть года. Небо такое бледное, что режет глаза, а горы высятся на его фоне чёрной тенью.
   Здесь совсем по-другому.
   Хоть и ноябрь уже, снега нет. Всё время идёт только мелкий надоедливый дождь, почти каждый день, за окнами серо. Огненный город готовится к зиме, объяснили Тенки, это ежегодный сезон дождей, неизбежный при смене времени года. Дожди шли и в июне, когда Тенки привезли в столицу материка. Но тогда с неба лились тёплые, на удивление ласковые струи, словно приветствуя впервые очутившегося в Хиэй нинъе.
   Точно, поначалу стояла жуткая жара, но через несколько дней погода испортилась - так говорили они, но для Тенки она, наоборот, "исправилась", давая возможность привыкнуть к новому окружению.
   А в тот день, когда Тенки в первый раз ступил под крышу Королевской школы, снаружи оглушительно стрекотали неизвестные насекомые, и сперва он даже принял этот звук за необычный шум волн.
   "Что это?" - хотел было спросить Тенки у провожатого, под опеку которого перешёл сразу же по выходу из портала. Шум был странный, непривычный, похожий на накатывающие на берег волны, то затихая, то возобновляясь с новой силой; но волнами это не являлось: в Хиэй нет ни моря, ни больших озёр, и это Тенки знал.
   Хотел спросить, но не осмелился: надменное лицо эльфа пугало.
  

Полгода назад, Валисс

  
   Последние дни летели стремительно, как никогда раньше. Тенки даже опасался, что ещё чуть-чуть, и он перестанет запоминать события, происходящие с ним, запутается в ярких впечатлениях.
   Магик из Йокола - своего имени мальчишке он так и не сказал - снабдил Тенки сопроводительным письмом с описанием дара и перечнем у Тенки же выспрошенных личных сведений и, как обещал, сдал на руки старшине каравана, идущего в Валисс. Старшиной оказался неразговорчивый, но добродушный на вид мужчина с густой коричневой бородой; впрочем, добродушие своё он, похоже, предпочитал тщательно скрывать, то ли дело властно покрикивая на подчинённых и на подброшенного ему мальчишку заодно. Старшина даже не спросил, за какой вдруг надобностью малолетний пацан в одиночку собрался в Валисс. Наверное, счёл правильным не вмешиваться в магиковы дела, незачем.
   Ехать Тенки понравилось; ему отвели место на самой первой повозке, мальчишка сидел на козлах и оживлённо вертел головой, разглядывая незнакомые места: так глубоко в горах бывать ему раньше не приходилось.
   Дорога сначала шла по лесу, потом влилась в широкое изъезженное ущелье, потянулась между скалами. Пару раз проезжали деревеньки, дома в которых кое-где причудливо лепились к этим скалам, словно птичьи гнёзда.
   - А чего они в таком месте дома строят? - не стерпев, Тенки обратился к молчаливому водителю, длинному парню с красными глазами и носом, который он постоянно сморкал в огромный полосатый платок.
   - А, чего? - парень оторопело посмотрел на него, глаза слезились.
   - Чего, спрашиваю, они прямо на скалах живут?
   - А где ж им ещё, - безразлично двинул плечом водитель. - Тут же сплошные горы. Валиссия-то знаешь, почему так называется?
   - Название как название...
   - Название-то названием, да всё ж не просто так. По-эльфовски это ж Уэллисс звалось, а Уэллисс значит "Клыки", Ириддьяс Уэллисс, "Голодные Клыки", стало быть.
   - Ух ты! - таких подробностей о родной стране Тенки раньше не знал. - А чего это так?
   - Ну потому как похоже, - неопределённо ответил парень. - Особенно если с моря смотреть - видел когда-нить?
   - Видел, конечно, - ещё бы не видеть, да только... Да только ему самому берег никогда никакие клыки не напоминал, хоть название и в самом деле клёвое.
   - Но наши "Клыки" - не единственные, - парень устроился поудобнее, словно на сходке бывалых путешественников, когда рассказчик усаживается у костра и заводит истории о своих приключениях, глянул свысока. - В море есть ещё одни, и уж те-то точно "Голодные", и немало душ они поглотили.
   Возница и впрямь будто вознамерился сказку рассказывать, даже интонации поменялись.
   Тенки обеспокоенно глянул вперёд: как бы не втюхариться им во встречные обозы, или же, что ещё лучше - в те же скалы, грозно подступающие к дороге.
   - Слыхал, небось, легенду? Если выйти в море в глухую ночь, когда буря подходит к земле, да поплыть прямиком на восток, по звезде Окари ориентируясь, тогда, если милостив будет Огонь, пройдёшь сквозь сердце бури и окажешься у чёрных скал, что острыми клыками вздымаются в небо.
   Мальчишка послушно кивнул, чтобы парень не сильно огорчался, - легенды легендами, но в подобное самоубийство в бурю он не очень-то верил. Это ж каким дураком надо быть?
   - Но вечное проклятие лежит на горах тех, - продолжал возница, стараясь подражать напевным интонациям эльфийских баллад - да из-за гнусавого голоса не шибко получалось. - И обречены добравшиеся до них вечно жить там, и никогда уже не суждено им вернуться до дому. Разрываются сердца их об оставленных дома жёнах да детишках малых, но велико проклятие на горах тех, и не родился ещё тот, кто снимет его.
   Горло сжало вдруг тугим жгутом, от неожиданного спазма Тенки даже закашлялся.
   Отец.
   - Фигня это всё, сказки ваши, - грубо бросил Тенки и полез назад с козел, под навес. "Коли дремота одолеет - сказал старший, - залезай туда да прикорни, коли уж совсем невмоготу станет". Дело было не в дремоте, но сидеть на козлах Тенки больше и правда не мог.
   Внутри повозки свободного от теснившихся ящиков с рыбой места оставалось немного, но тощий мальчишка расположился даже с комфортом.
   - Не скажи, - донёсся снаружи насморочный голос, - сказки сказками, да в них руководство нам, теперешним, как жить да куда стремиться. Подрастёшь - поймёшь ещё, мал ты, вот что скажу.
   Кажется, слова Тенки возницу обидели.
   Ну и сам виноват.
   Тенки подложил ладонь под щёку, лениво глядя на зазор между навесом и бортом повозки: виднелась убегающая назад земля. Дурацкий вздох вырвался сам собой. "Руководство", скажет тоже... Что теперь ему, брать лодку и плыть на восток, да? Надеясь, что приплывёт к идиотским каким-то "клыкам", а там отец, обросший порядочно за семь-то лет, взмахнёт, значит, руками радостно и велит править домой.
   Ага. Конечно.
   Все семь лет стоял на берегу и дожидался, ага.
   Да есть ли там ещё берега эти-то, скалы ведь всё же...
   Да ну и хрен с ними.
  

***

  
   В Валиссе он жил несколько дней.
   Старшина каравана отвёл его в большой просторный дом, аж в несколько этажей, с собственным садом, примыкающим к заднему выходу. Дом принадлежал магу - это Тенки сообразил потом, а поначалу даже не увидел хозяина; им занималась полная домоправительница, властная, строгая. Ещё довелось глазком взглянуть на хозяйку - красивая, высокая, волосы спадают пшеничной волной, но та в основном находилась в своих комнатах, особенно по дому не расхаживая, и голос её Тенки услышал только один раз:
   - Мальчик? Пусть подождёт тогда Овера. Накорми его, если голоден.
   Его накормили. Показали, где можно ждать, на второй и выше этажи забираться не велели, да ему, впрочем, не особо-то и хотелось.
   Местечко себе Тенки нашёл быстро - больше всего мальчишке полюбилось сидеть на кухне, наблюдая на сноровистыми движениями домоправительницы; на плите пыхтели глубокие кастрюли, плыли аппетитные запахи, от огня веяло теплом, и неизвестно откуда перед пацаном вдруг появилась вазочка со сластями. И можно было покачиваться на стуле с кривой ножкой, тащить в рот лакомые кусочки и блаженно щурить глаза от такой приятной возможности ничего не делать, никуда не бежать, просто быть. Ждать.
   Маг, учитель одной из магических школ Валисса, достопочтенный господин Овер Верьес, появился к вечеру.
   Распахнулись двери где-то вдали от кухни, зашумели слуги, зазвучали голоса. Домоправительница сунула поварёшку девчонке с волосами, прилежно убранными под косынку, велела мешать не переставая и, повелительно кивнув Тенки, степенно выплыла из кухни, вытирая руки о фартук. Мальчишка последовал за ней, поспешно дожёвывая только что положенное в рот.
   Овер Верьес оказался невысоким, чуть полноватым мужчиной, на голове намечающиеся залысины, на носу очки, вид почтенный, вызывающий уважение.
   - Вот тут мальчика привели, - сообщила женщина хозяину, указывая на Тенки. Мальчишка держался поодаль, не зная, как надо приветствовать настоящего мага.
   От мужчины ощутимо веяло силой, словно дыханием моря, и почему-то Тенки представились глухо, ритмично бьющие берег волны.
   - Да-да, - сказал маг, поправляя очки мизинцем правой руки - странный жест.
   Он смотрел прямо на Тенки, и подросток сошёл за лучшее поклониться, пусть неуклюже, но старательно.
   - Мне сообщали, - ни к кому в особенности не обращаясь, произнёс господин Верьес. - После ужина пусть поднимется в мой кабинет. А ужин сервируйте мне на втором этаже, в библиотеке.
   - Будет исполнено, - поклонилась домоправительница и поспешила назад, на кухню, не обращая более на Тенки внимания.
   Овер Верьес тоже не смотрел на мальчишку, и Тенки растерялся, не зная, как поступить. Уходить не осмелился, так и застыл в углу, рядом с широколистным деревцем в большой кадке, ростом едва ли не больше его самого. Маг прошёл мимо, бросил на него единственный небрежный взгляд.
   Чувствуя себя последней деревенщиной - собственно, он им и был, Тенки поплёлся на кухню - уж там не станут пытать этими закрученными обычаями вежливости.
  
   - Значит, так, - маг по-прежнему не глядел на него, шелестя бумагами. На письменном столе в кабинете скопилось немало документов, грамот с завитушками на непонятном языке, чистеньких пергаментов - что ни говори, было чем пошелестеть. - Имя? Возраст? Происхождение?
   - Э-э, Тенки Ли, тринадцать лет, деревня Аксе на побережье.
   Огни свечей причудливо играли на прикрытой реденькими волосами лысине. Маг скрипел пером.
   - Магический талант когда обнаружил?
   - Не помню.
   Мужчина поднял голову, смерил Тенки суровым взглядом.
   - Я правда не помню, - поспешил сказать подросток. - Наверно, ещё когда маленький был. По-настоящему, может, где-то в десять...
   - Что умеешь?
   Тенки замялся. Умел он немногое, да и тому научился не по книгам, не у знающих людей, а на своём опыте, пробами-ошибками. Да и как сказать об этом, ведь он даже слов подходящих не знает?
   - Умею призывать, - неуверенно начал мальчишка, - рыб мелких, птиц, белок, там. Могу амулеты делать на продажу, только они не вечные. Могу человеку отвести глаза, но ненадолго, может, минут на двадцать. Но зато он тогда уже совсем будет как неживой, ничего не заметит. Правда, надо, чтобы он смирно сидел...
   Овер Верьес ничего не сказал, но Тенки осёкся. Разболтался. Чушь какую-то несёт, ей-ей. Ещё чуть-чуть, и этот маг его выставит.
   Наступила тишина.
   - Ясно, - подытожил наконец мужчина, отрываясь от пергамента, на котором безостановочно что-то черкал. - Будешь в моём доме две ночи, послезавтра соберётся комиссия. Там покажешь, что умеешь. Свободен.
   Тенки поклонился. Разогнувшись, снова увидел поблёскивающее в свечном огне темечко и поспешил ретироваться. Больше ему ничего не скажут.
  

***

  
   - Тенки Ли, тринадцать лет, - прозвучал над головой нечеловеческий голос, усиленный многократно и от этого подобный свисту ветра в горах, так что Тенки с трудом разобрал слова. - Войдите.
   Тенки схватился за круглую металлическую рукоятку, повернул её, толкая тяжёлую дверь. Комната открывалась по частям, сперва показалось - узкая, маленькая, потом увидел - просторная. В середине длинный стол, поставленный поперёк помещения, за столом в ряд - люди, несколько.
   Овер Верьес сидел вторым от окна, взгляд выхватил его лицо и сосредоточился на знакомых чертах. Но заговорил с Тенки другой:
   - Тринадцать лет, да? Деревня Аксе?
   Подросток метнулся глазами к говорящему, увидел благородного вида старика с белыми коротко подстриженными волосами. На лбу у старика красовалась кожаная лента с повторяющимся красно-зелёным узором, на груди, на бежевой просторной блузе - оранжевато-жёлтое ожерелье. Это ожерелье сразу притянуло взгляд Тенки, заставив нечаянно сглотнуть: крупные переливающиеся бусины были живыми, в оранжевой глубине мелькали коричневые тени, заманивая и завораживая.
   - Да, - усилием воли выдернув себя из отупляющего созерцания, поторопился ответить Тенки.
   - Вы знаете, что для поступления в магическую школу необходимо сдать экзамен, - старик, похоже, не ждал ответа, говорил привычные формулы. - Вы подтверждаете, что уже два года несёте ответственность за возможное выполнение магических действий, могущих нанести вред окружающим. Вы желаете развивать ваши магические таланты на пользу королеве и государству.
   Не зная, что ответить, Тенки ограничился подтверждающим кивком.
   - Итак, - старик откинулся на спинку кресла. - Мы начинаем экзамен.
   В ту же секунду раскрылись двери в стене слева - а он и не заметил, что там были двери, - вбежали двое молодых парней, втащили столик, покрытый белой скатёркой.
   Столик прикатили к Тенки, установили перед ним, опуская опоры на ножные колёсики. Подросток с любопытством вытянул шею, стараясь, однако, чтобы действие это не было сочтено невежливым, на всякий случай сделал почтительный вид.
   На столе в полном беспорядке лежала куча вещей: длинное переливчатое перо неизвестной птицы, тупой на вид, но симпатичный кинжал, красивых оттенков камешки - вот бы Алли сюда, за шиворот не оттащили бы, - два серебряных браслета, невзрачная статуэтка в виде ящерицы из неизвестного материала и ещё добрый ворох других безделушек.
   Статуэтка выглядела загадочной. Тенки бы с удовольствием рассмотрел её поблизости, но в следующий миг заметил кое-что поинтереснее.
   - Задание первое, - начал старик, - вам надо...
   Тенки слушал вполуха, привлечённый ясно различимым пульсированием от простого, обыденного на вид медного ключа на самом краю столика. Биение ключа отдавалось в висках, медленное, размеренное; успокаивало.
   - ...среди предметов перед вами такой, каковой обладал бы магической сущностью, - скучным голосом продолжал старик, но Тенки уже почти не слышал.
   Не думая, он протянул руку и коснулся ключа; пальцы пронзил резкий, дёргающий удар и тут же сменился обжигающим покалыванием, будто приветствуя.
   Зажав в ладони ключ, Тенки поднял глаза на старика и впервые встретил его взгляд: молодой, заинтересованный.
   - Задание выполнено, - произнёс старик звонко.
   С правой от него стороны зашевелились, послышался негодующий шёпот:
   - Вы забыли спросить, уверен ли он, Председатель.
   - О, - сказал старик, сверля взглядом Тенкины глаза, - право же, это ни к чему.
  

***

  
   - Говорят, ты магом будешь, да? - девчонка с любопытством глядела на Тенки.
   Подросток ещё не успел опомниться от экзамена, казалось, тот закончился только что, хотя прошло уже несколько часов, и он давно сидел на кухне Овера Верьеса. Девчонка-помощница, подчинённая грозной полной домоправительницы, заговорила с пришельцем сама и заговорила довольно-таки неожиданно, улучив момент, когда женщина удалилась с кухни.
   Тенки смерил взглядом девчонку: возраста она была примерно одного с Алли, лет на пять старше него. Пожал плечами:
   - Смотря как повернётся.
   - Ну, тебя хозяин хвалил, - она облизнула ложку, которой только что мешала суп. - Я слышала, как он рассказывал хозяйке. У тебя же сегодня экзамен был, да? Здорово...
   - Ты только не мешай теперь этим, - предупредил Тенки, пренебрежительно смотря на ложку. - А то я такое есть не буду, - дома, в родной деревне, ему и в голову бы не пришло ничего ляпнуть, но тут хотелось щегольнуть. Словно он знатная персона, которой облизанная ложка может испортить весь аппетит.
   - П-фи, как будто тебя спрашивать кто станет, - фыркнула девчонка, но ложку бросила в раковину. - Ты расскажи, что было?
   - Зачем тебе? Тебе ж всё равно магия на х... - с опозданием Тенки вспомнил о хороших манерах, - совсем не нужна, в смысле.
   - Ну интересно! Хозяин, между прочим, маг, и я разбираюсь!
   - Много будешь разбираться, ведьмой станешь, - мальчишка с превосходством посмотрел на неё. Отсюда, с подоконника, где, скрестив ноги, сидел Тенки, очень удобно было смотреть с превосходством: подоконник располагался высоко от пола.
   - А ты будешь много выпендриваться, по лбу получишь, - отпарировала девчонка, доставая из ящика чистую ложку.
   - От тебя, что ли, да? - после всех этих крутых магов Тенки с удовольствием пикировался с почти что сверстницей. Ну, по сравнению с остальными.
   - А хотя бы!
   - Не дотянешься.
   - Это до тебя-то, малявка? - она расхохоталась, показывая мелкие зубки.
   Тенки вскочил на подоконнике, радуясь, как послушно ему тело - после всего, что случилось на экзамене, - застыл, балансируя, рукой опёрся о стекло. Высокое окно вполне позволяло выпрямиться в полный рост - наглядное доказательство правоты язвы-девчонки.
   - Я вырасту, - сказал он уверенно, - а ты - уже нет.
   - Эй, не вывались там, - смех сменился испугом. - Мне ж за тебя по шее надают.
   - Ага, - с удовольствием поддакнул Тенки, - так тебе и надо.
   - Слезай давай.
   - Чего ты боишься? - Тенки прижался носом к стеклу. Даже если он и навернётся наружу, что маловероятно само по себе, падать тут - расстояние кот наплакал, первый этаж. - Тут до земли два шага.
   - Ой, ну слезь уже! - притопнула девчонка ногой. - Видеть не могу!
   Пожав плечами, Тенки сел, спустил ноги:
   - Ты чего такая нежная? Первый этаж!
   - Первый не первый, - бросила она, возвращаясь к помешиванию, - смотреть страшно. Я, конечно, понимаю, что вы, маги, все немножко ненормальные...
   - Хе-е, слышал бы тебя хозяин, - насмешливо протянул Тенки.
   Она независимо дёрнула плечом.
   "Вы, маги", она сказала. Фраза эта приятно царапнула сердце.
   Тенки обернулся через плечо, на темнеющее, но светлое покуда небо. Неподалёку снаружи росло дерево, по виду слива, протягивая вверх зелёные ветки. Уютно, мирно. Хорошо.
   Скоро будет ужин, после того, как хозяева, как выразилась домоправительница, "откушают". А потом - спать, и наутро... наутро...
  

***

  
   Одним заданием дело не кончилось.
   После столика принесли клетку с двумя чёрными желтоклювыми птицами - кажется, дрозды. Не проронивший ни слова взрослый парень распахнул дверцу клетки, выпуская птиц. Но лететь те не желали, и парень попытался прогнать их, просовывая сквозь прутья клетки пальцы и отчаянно ими шевеля. Только после того, как прислужник, плюнувший на все усилия, просто вытряхнул дроздов наружу, птицы взлетели и метнулись прочь от клетки.
   Старик с лентой на лбу велел экзаменуемому подозвать их к себе, заставить сесть на руку.
   Тенки попробовал. Однако на руку усадить не получилось: бойкие дрозды летали над головой и упорно не желали утихомириваться.
   Мальчишка залился потом, с ужасом думая, что провалил экзамен. Теперь его точно вышвырнут обратно в Аксе. Хорошо ещё, если не станут доводить прямо до деревни - тогда он сможет остаться в Валиссе, тренироваться и через время попробовать в другой школе, ведь магик сказал же, что их несколько. От вихрем круживших в голове мыслей зов выходил всё более и более неправдоподобным, наконец птицы и вовсе отлетели от Тенки и принялись метаться по всей комнате.
   Тогда старик махнул рукой, человек, сидевший ближе всего к двери, зачмокал, засвистел, похлопал в ладоши, и дрозды слаженно спикировали к нему, словно нитью притянутые.
   Тенки остался стоять со взмокшим лбом - и бесповоротной уверенностью, что провалил всё дело.
  
   После клетки с птицами настал черёд пергамента, который велели сдуть со стола - бумажка полетела славно, после недавнего поражения Тенки не скупился в стараниях; после пергамента принесли свечу и велели зажечь - это тоже вышло легко.
   Старик веселел с каждым заданием, да и остальные четверо посветлели, посматривать стали благодушно.
   Тенки приободрился: может, неудача с птицами окажет не такое уж сильное влияние?
   - Наконец последнее задание, - слова главного прозвучали неожиданно.
   Последнее? Уже всё?!
   - Творение магии на свободную тему. Выбор за испытующим, - и пять пар глаз выжидательно уставились на тощего светловолосого мальчишку.
   Свободная тема?! Что они от него хотят?
   Тенки ошеломлённо водил глазами по лицам, показавшимся вдруг совершенно одинаковыми. Все мужчины, все, кроме старика, средних лет, примерно ровесники его матери. И у всех пятерых во взгляде это слегка пугающее настойчивое любопытство.
   Что они хотят?! Что ему делать?!
   "Боевая магия, чтоб тебя Огонь подрал".
   Всплыло внезапно в памяти длинное носатое лицо магика из Йокола, вспомнилась жёсткая хватка на шее.
   "Боевая магия", сказал тогда магик. А ведь Тенки всего лишь пустил шар энергии, какая там боевая магия... Но если это произвело на магика такое впечатление, значит...
   Ладно.
   Тенки сконцентрировался, умерил дыхание. Вздохнул глубоко-глубоко, чувствуя, как медленно течёт энергия по жилам, сходится, сбегает вниз, накапливается в ладонях, заставляя запястья пульсировать. Руки становились тяжёлыми, каменными, неподвижными, словно валуны на горной дороге.
   Выдохнуть. Поднять голову. Посмотреть на важных мэтров.
   Энергия вырвалась словно без спросу. Полетела, увлекая за собой кончики пальцев, выкручивая тело. Ринулась к неподвижным лицам длинными сине-зелёными молниями, глухо бухнула в уши.
   Комната вспыхнула, вздрогнула от грохота: сине-зелёные лучи, трепеща, вонзались в белую, неизвестно откуда взявшуюся стену между Тенки и экзаменаторами, змеились и разлетались в стороны.
   Тенки оторопело закрылся полегчавшими ладонями, но не успел: сине-зелёный свет мелькнул перед глазами и вдруг закружило, повело, мир стал нечётким.
   - Что с ним?! - услышал он чей-то встревоженный голос, заваливаясь на пол - ноги не держали. - Уберите защиту!
   Последней ему запомнилась яркая картинка: качающиеся перед лицом оранжевые горящие бусины, а в глубине их плавится, переплетаясь, нечто ужасное и одновременно безумно привлекательное.
  
   Голоса доносились глухо, в уши словно залилась вода, мешала слушать. Сквозь эту плёнку проходили только непонятные обрывки фраз:
   - ...Королевская школа.
   - ...уровень для Королевской школы...
   - ...самородок, ха-ха...
   - ...боевая магия...
   Потом туман в голове рассеялся, Тенки почувствовал, что кто-то его приподнимает, помогает сесть. Очумело мальчишка оглянулся. Поддерживал его один из проверяющих, невзрачный мужчина с серыми волосами, тот, который приманивал дроздов. От него тоже исходило сильное дыхание магии, в глаза Тенки предпочёл не смотреть - почему-то казалось, стоит взглянуть - и его увидят насквозь.
   Вместо этого посмотрел вокруг: у окна стоял Овер Верьес с другим мужчиной из экзаменаторов, а два парня-прислужника намывали пол - с чего вдруг такая страсть к чистоте?
   Ужасно хотелось сплюнуть, во рту чувствовался противный кислый привкус. И ещё хотелось пить.
   - Воды? - очень кстати спросил сероволосый мужчина.
   Тенки кивнул, жадно приник к протянутому стакану.
   - В порядке он? - спросили от окна. - Его так неожиданно вытошнило.
   Мальчишка оторопел. Его? "Вытошнило"?
   Это ж надо, как ему, получается, досталось. Случая, когда бы Тенки одолела рвота, он припомнить не мог, стало быть, это первый раз.
   Надо же, какая гадость. Его ведь не вышвырнут из-за этого?
   Словно отвечая его мыслям, Верьес приблизился, глянул свысока:
   - Здесь тебе не место.
   Сердце захолонуло.
   - Отправишься в Огненный город, там тебя посмотрят маги Королевской школы. Завтра утром я отведу тебя к порталу.
  
   - Разве не все магические школы - королевские? - осторожно спросил Тенки у мага, когда они возвращались домой по узким улицам города.
   На экзамен шли пешком, но после инцидента с отразившейся от щита магией - так вот что это было! - ноги у мальчишки ослабели, да и мир ещё не перестал слегка кружиться в глазах - и Верьес взял повозку. И теперь они сидели бок о бок в тесноте открытой колымаги, трясясь по вымощенной крупными булыжниками дороге.
   - Большинство, - ответил маг равнодушно.
   - А зачем тогда ехать в Огненный город?
   Мужчина кинул на Тенки надменный взгляд.
   - В Огненном городе, - вздохнул маг, - находится Королевская высшая магическая школа, - и замолчал, как будто одним уже этим изречением всё сказал.
   Тенки решил выждать и за терпение оказался вознаграждён.
   - Магию можно изучать, бесспорно, во многих местах, - продолжил Верьес через пару минут, - но если дело касается боевой магии, традиции Королевской школы неоспоримы. В данный момент она не только ведущая - можно сказать, это единственная школа, поставляющая боевых магов на службу Огненной девы.
   Тенки молчал, слушал.
   - На экзамене ты показал определённые способности к боевой магии, - Верьес говорил монотонно, будто нехотя, - и по результатам совещания было решено направить тебя в столицу. Там много специалистов именно в этой области. Они тобой займутся.
   Сердце сладко сжималось в предчувствии неизвестного.
   - Боевая магия - не так уж и плохо, - проронил маг скорее себе под нос. - Королевские маги хорошо зарабатывают, хоть и часто рискуют жизнью.
   Боевая магия - не так уж и плохо?! Много он понимает!
   Значит, Тенки отправляется в Огненный город!
   В груди билась сумасшедшая жар-птица.
  

***

  
   - Ну, я пойду спать, - с удовлетворённым вздохом мамаша Вейзерг откинулась от стола. - Вы двое уберите тут всё. Мальчика оставляю на тебя, поняла, Калли?
   Калли махнула тяжёлой косой, наскоро заплетённой перед тем, как сели за ужин: мамаша Вейзерг не любила распущенные волосы.
   - Поняла я, тётя Галлия, - с едва заметным раздражением ответила девчонка. - Всё сделаем, - и кинула заговорщический взгляд на Тенки - благополучно тем не замеченный.
   Домоправительница тяжело поднялась, прошествовала мимо, задевая Калли широкими рукавами. Мамаша Вейзерг занимала достаточно места в пространстве, чтобы иметь хороший шанс задеть не одно, так другое, так что, можно сказать, Калли повезло, что это оказались только рукава.
   - Завтра уезжаешь, да? - проследив, как за Галлией Вейзерг закрылась дверь, девчонка обратилась к Тенки.
   - Ага, - кивнул тот и потянул в рот пирожок с блюда - кулинарное произведение кухарки-домоправительницы.
   - В Огненный город?
   - Угу, - подтвердил мальчишка, запихивая пирожок в рот целиком.
   - Прям как хомяк, - насмешливо хихикнула Калли.
   Тенки старательно жевал, разглядывая опустевшую тарелку.
   - Может, тебе ещё положить? - на правах хозяйки спросила девушка.
   - М-м-м, - казалось, он всерьёз задумался. Наконец, проглотив то, что находилось во рту, бросил: - Нет, пожалуй. Хватит, а то я сегодня блеванул.
   - Фу-у! - Калли взглянула на него с негодованием. - Как можно употреблять такие слова за столом!
   - А чего? - мальчишка нагло ухмыльнулся. - Я и пострашнее слова знаю. Научить?
   - Нет уж, благодарствую покорно, - отрезала она и встала, демонстративно начиная убирать со стола.
   - Слышь, а ты тут всю жизнь живёшь?
   - Я тут не живу! - удивлённо откликнулась Калли. - Я тут прихожу, помогаю, а ночую дома.
   - А-а...
   - Но тут недалеко! Соседняя улица. Вообще тётя Галлия - моя крёстная перед Огнём, она меня сюда и устроила.
   - Крёстная? Так ты, - мальчишка усмехнулся, - когда вырастешь, тоже такая будешь? - Тенки растопырил руки, показывая объёмы домоправительницы.
   От возмущения Калли замахнулась на паршивца грязным кухонным полотенцем.
   - Молчал бы, малявка! Какая связь, она же мне просто крёстная по Огню, а не родная!
   - Ха-ха! А злишься, как будто совсем родная!
   - Огня на тебя не хватает, вот чего!
   - На воре шапка горит, - ответил он невпопад, вскочил. Зелёные глаза сверкали. - Меня-то не крестили, и Огонь надо мной не властен.
   - Не кощунствуй, - ахнула Калли, - Огонь поглотит!
   - Я-то думал, в городе все как люди, - мальчишка кривлялся, - а они такие же глупые, как в деревне, во всякую чушь верят.
   Не раздумывая, девушка подняла руку, собираясь шлёпнуть святотатца по губам, - но пацан ловко перехватил другой конец застиранного полотенца, сильно дёрнул, заставляя Калли пошатнуться, и шмыгнул к двери.
   - Ты куда это?! А убирать?
   - А кто тут звонкую монету получает? - наглый паршивец показал ей язык, и в тот же момент дверь за ним захлопнулась.
  
   Кипя гневом, Калли принялась выстраивать в раковину грязные чашки и тарелки. Что за нахала пригрел хозяин?! А ведь она ещё собиралась рассказать пацану о подслушанном разговоре, о лестных словах, которыми хозяин осыпал забредшего мальчишку. Ну уж нет, ничего теперь она ему не скажет! Даром что хорошенький, много о себе думает! Негодник!
   А хозяин говорил...
  

***

  
   - Майта, это нечто, а не ребёнок, - сказал хозяин после ужина, набивая трубочку шеньеским табаком, привезённым аж с далёкого материка Земли.
   Калли застыла перед дверью с подносом в руках: обязательный ежевечерний кофе. Прислушалась: о ком речь?
   - Ты не поверишь, что он вытворял сегодня, - продолжал хозяин. - Атаковал комиссию "ветвями Пойскавы - Милого". А ведь, я бы головой поклялся, - никто ему принципа не растолковывал. Бесспорно, "ветви" у него получились не самые совершенные, но ведь сам факт! Безродный мальчишка, в жизни магию не учил.
   Хозяин покачал головой и сунул трубочку в рот. Проговорил неразборчиво:
   - Хотел бы я видеть лица этих элхеских пижонов из Королевской школы. Такой изумруд - и, как они выражаются, "нинъе"! Ха-ха!
   Королевская школа? Та самая, которая в Огненном городе? Так мальчик тут не останется?
   Калли разочарованно надула губы и тут же спохватилась - надо поторапливаться, пока кофе не остыл. Тронула пальцем бок кофейника - горяченный, всё хорошо. И собралась войти, когда из комнаты раздался голос хозяйки, красивый, равнодушный.
   - Овер, ты ведь не жалеешь, что не стал боевым магом?
   Хозяин молчал. Калли осторожно заглянула в щель приоткрытой двери: хозяева сидели в потёмках, видны только силуэты и лишь кольца дыма поднимаются над одним из кресел.
   - Овер, я думала, ты покончил с сожалениями, - красивый голос хозяйки бил по ушам холодным металлом.
   Хозяин молчал.
   - Прошу простить меня, - не стерпев, Калли неуклюже затопала за дверью, делая вид, что только что поднялась с лестницы, - ваш вечерний кофе.
   Сервируя на столе лёгкие чашечки, девушка с ненавистью посмотрела на хозяйку - зачем она мучает хозяина?
   Но жена мага Овера Верьеса, бездетная красавица Майта Верьес, не заметила этого взгляда - да и к чему обращать внимание на прислугу.
   - Ты сделал правильный выбор, Овер, ты не ошибся. Быть боевым магом - почётно, но редко кто из них доживает до старости.
   Майта смотрела на мужа больными, безумными глазами.
   - Ты не ошибся, Овер, ты не ошибся. Они все умирают.
  
   Калли тихо закрыла за собой дверь, оставляя позади гробовую тишину. На мгновение даже пожалела о минутной ненависти, вызванной вздорностью хозяйки. Как она могла забыть, что рассказывала тётя Галлия?
   Ведь наречённый госпожи Майты был боевым магом. Говорят, последним боевым магом в Королевской школе, происходящим из рода людей.
   Интересно, госпожа Майта его сильно любила?
  

Ноябрь, Огненный город

  
   Первый младший курс по домам разъехался поголовно; кроме Тенки, не осталось никого.
   Неудивительно: родители новичков горели желанием приласкать детей, которых не видели полгода, повозить по гостям в преддверии праздников, похвастаться способным чадом.
   Тенки, наверное, тоже мог бы отправиться домой, какие-то деньги у него имелись, государство не жадничало, выплачивая нуждающимся небольшую стипендию. Заявление на эту стипендию Тенки подал ещё в первый день в школе, когда их, новичков, привели в канцелярию - регистрироваться. Но деньги деньгами, а поедь он домой - времени на учёбу не останется, мать не преминет воспользоваться физической силой единственного сыночка, - уж чего-чего, а сладких мечтаний о ласковой встрече Тенки не питал.
   На эти каникулы он поставил перед собой цель и собирался приложить все усилия по её достижению.
   Выучить, наконец, этот идиотский эльфийский.
  
   Тенки окопался в библиотеке - выбираясь отсюда только по естественным надобностям. Облюбовал глубокое удобное кресло у окна: на расстоянии протянутой руки шкафы с учебниками младших курсов, совсем рядом - низкий полированный стол. Всё чёрное - от кожи кресла до столешницы, - даже школьная форма чёрная, и, помнится, поначалу Тенки изрядно поразила эта малопонятная страсть к отсутствию цвета.
   На первом уроке, когда учитель, приведя его в класс, что-то долго и заунывно объяснял будущим соученикам, Тенки обвёл взглядом класс - и обомлел. Все они - глазастые, длинноухие, пестроволосые - были одинаковыми. Куда ни посмотри, одно и то же лицо, размноженное на добрый десяток, сплошной чёрный цвет формы с жёсткими стоячими воротниками и белые полоски рубах из-под них. И одинаковая заинтересованность в чужих непривычно огромных глазах.
   Тенки понадобилось немало времени, чтобы свыкнуться с ними, а им - чтобы начать считать его не то чтобы своим - просто хотя бы равным. Таким же живым и мыслящим существом.
   На первых порах всё общение между ними сводилось к одной схеме: Тенки сидел молча, а когда кто-то считал нужным к нему обратиться, твердил одно: "а эйени веле" - "я не понимаю". Потом, когда словарный запас чуть увеличился, подросток научился понимать и строить самые простые фразы вроде: "что это" и "куда идти". Узнал вопросы "кто", "где" и "когда". Понял, что его называют "нинъе" - "иной человек", а они - "элхе". И выучил главное слово для каждого ученика Королевской школы - "махиэ" - магия.
   Через пару-тройку месяцев безмолвия Тенки вдруг понял, что вполне сносно может общаться. Откуда-то сами собой вылезали подходящие слова, грамматика связывала их в предложения, и даже переливистым интонациям эльфийской речи он, кажется, научился подражать. Соученики привыкли к "паршивой нинъеской овце в порядочной элхеской стае" и порой спрашивали совета по математике - единственному предмету, где Тенки не то что не отставал, а вовсе и опережал свой класс - во многом по той простой причине, что математика не требовала знания эльфийского. Словом, всё шло хорошо, пока...
   Пока не начались каникулы.
   Сокурсники исчезли вмиг - кое-где по школе ещё бродили призраками старшие ученики, но все новенькие уже уехали домой, сопровождаемые внимательными взглядами родителей. Говорить стало не с кем: учителя тоже проводили отпускное время где угодно, но не в школе, а оставались тут разве что молчаливые смотрители да приходящие раз в три дня уборщики.
   Тенки чувствовал, что эльфийский выветривается из головы бешеными темпами.
  
   - Хм, как-как? "Удвоение согласной основы глагола с последующим твёрдым "э" даёт повелительное наклонение", - склонясь над учебником, который притащил ему один из сердобольных преподавателей - старое издание на языке нинъе, Тенки попробовал прочесть написанное вслух. - Что за хренотень?! Ага, вот примеры...
   Почти разлёгшись на столе, Тенки принялся увлечённо переписывать правило: так верней запомнится. Эльфийские каракули из того же цирка - чем больше пишешь, тем лучше получается. И зачем у них такие непонятные буквы, чем им всеобщий не нравится? Зачем вообще всеобщий придумали, если они тут его не признают?
   - Лейе-са, - незнакомый голос раздался внезапно.
   - Лейе-са, - оторопело откликнулся мальчишка, поднимая голову.
   Рядом стоял эльф из старшей группы, третий, кажется, курс. Тоже одетый в школьную форму - но ворот чёрного "илерам", который по правилам школы полагалось тщательно застёгивать, небрежно раскрыт, торчит белоснежная рубаха. Как все они, элхе, появившийся старшекурсник тоже высокий и большеглазый, длинные узкие уши прижаты к черепу.
   - Что ты тут делаешь? - спросил старший со свойственной местным небрежной невозмутимостью.
   - Так, решил позаниматься, - уклончиво ответил Тенки: не хотелось признаваться, что корпит сейчас над эльфийским языком.
   - Ты же в этом году приехал? Почему не возвращаешься домой? - по тону спрашивающего никак нельзя было сказать, что ему интересен ответ, но Тенки знал: старшие всегда говорят так с младшими - чтобы уважали.
   Дурацкие обычаи.
   - Здесь заниматься лучше, - Тенки подобрал обтекаемую формулировку, которую мог выговорить без проблем.
   - Уши? - элхе не понял.
   - Лучше! - повторил Тенки, кляня про себя дурацкие четыре тона эльфийского языка: не так скажешь - не дойдёт.
   - Как твоё имя? - не заостряя внимания на произношении, эльф сменил тему.
   - Тенки. Тенки Ли, младший первый курс, - общепринятая формула самопредставления.
   - Сколько тебе лет? - ага, всё-таки Тенки его жутко интересовал, в почти непроницаемых эльфийских глазах бегали огоньки жаркого любопытства.
   - Тринадцать, - нехотя произнёс мальчишка. Эти дурацкие правила, по которым нельзя было игнорировать вопрос старшего, его раздражали.
   - Тринадцать?! - собеседник основательно удивился, чуть не потеряв свой так старательно оберегаемый авторитет.
   Поначалу они все удивлялись - только не так, как в Валиссии. На взгляд нинъе Тенки всегда выглядел младше своего возраста, и это порой весьма его донимало, но тут - тут они поражались другому, узнавая цифру, - по их меркам Тенки дали бы как минимум лет пятнадцать-шестнадцать.
   По своим соученикам Тенки заметил то же самое - почти все они были старше Тенки, но вели себя как десятилетние, как будто совсем ещё младенцы. "Долгие, - язвительно твердила нинъеская гордость, - замедленное развитие".
   - Язык элхе! - эльф всё-таки разобрал среди букв нинъеского языка в учебнике родные закорючки. - Ты учишь язык элхе?
   Тенки независимо двинул плечом - и наплевать, если этот придурок примет его жест за оскорбление. Отвечать не стал - и так же ясно.
   - Сложно, да? - старший оторвался от учебника, взглянул на нинъе. В его голосе слышалось противное превосходство.
   - Так, обычно, - безразлично ответил Тенки и не удержался от шпильки: - Конечно, нелогичный язык, что поделаешь.
   - Да, говорят, нинъе он нелегко даётся, - с невозмутимым лицом подтвердил парень. - Редко кто говорит без акцента.
   Ох, этот эльфийский переросток у него дождётся.
   Пусть только подождёт, через полгода Тенки заткнёт его за пояс с этим их "языком элхе".
   Достал уже пялиться в учебник.
   Мысли сменяли друг друга.
   - Я тебя где-то видел, - неожиданно для себя вымолвил нинъе и тут же мысленно выругался: употребил форму обращения к равным, а надо было - к старшим.
   Эльф, однако, не стал кочевряжиться.
   - Да, - сказал он, снова всматриваясь в Тенки. - Мы видели тебя в канцелярии, когда ты только появился в школе.
   В канцелярии... в тот день, когда он появился в школе...
   - А! - воскликнул Тенки, вспоминая: четыре чёрных грача, заглядывавших внутрь комнаты через широкое прозрачное окно, разделявшее помещения. Четыре одинаковых башки, отличавшиеся разве что цветом волос. Хотя нет - был среди них парень со странными ушами, таких Тенки ни у кого не видел. - Там был ещё этот, короткоухий!
   Парня с маленькими ушами, в отличие от обычных длинноухих рож, Тенки запомнил, сам даже не зная почему. Может, запомнился взгляд, которым одарил его короткоухий через стеклянный барьер канцелярского окна - смесь отвращения и любопытства, - может, именно эти короткие уши, формой близкие к равностороннему треугольнику, а не обычному вытянутому равнобедренному.
   Не раз за эти полгода Тенки встречал короткоухого в коридорах школы - благо классы их располагались в одном, младшем, корпусе - и при встрече вежливо кланялся, получая в ответ высокомерный взгляд.
   - Короткоухий! - повторил эльф, выкатывая глаза.
   И начал сдавленно ржать. Склонившись над столом, неудержимо, заразительно, ни капли не заботясь о драгоценном авторитете. Разве что кулаком по столешнице не стучал.
   Тенки чувствовал себя полным дураком.
   - Ты очень забавный, Тенки Ли, - эльф наконец отсмеялся. - К слову, меня зовут Виллиэ.
   Руки, конечно, он не протянул - всё-таки старший, не положено, но уже то, что эльф назвал своё имя, говорило о многом. Теперь Тенки имеет право называть его "Виллиэ-оодиэ" - по имени с суффиксом общепринятого обращения к старшим.
   Только не хочется.
   Подросток ограничился кивком, не стараясь быть особо вежливым.
   - Ну тогда занимайся, Тенки Ли, - похоже, этот Виллиэ с удовольствием пробовал на вкус непривычное звукосочетание. - Ещё увидимся.
  

38 год Рейки, 4755 всеобщий год

Январь, Огненный город

  
   - Как же мне надоело это ремесленничество! - мученически шептал Тардис.
   Ацу молчал, хотя мнение соученика разделял безоговорочно. Уроки бытовой магии были хуже даже целительства или животноведения. Ходить по подсобным помещениям школы, разбираясь в хитросплетениях труб, кристаллов и магических паутин, пачкаясь сажей, протирая дырки на коленях, пытаться определить, какое заклинание наложено и что в нём пошло не так, - и практические занятия, и длинные нудные лекции с различными толкованиями технических чар и планами соединения кучи разрозненных элементов в единое целое - нет, это точно не относилось к любимым предметам Ацу.
   Ну скажите, зачем боевому магу знать, как используется магия, скажем, в кондиционировании? Зачем ему разбираться в сантехнических подробностях? Ацу достаточно того, что летом в школе приятная прохлада, а зимой тепло, и туалеты, Огонь их выжги, работают, как должно. Это всё, что требуется боевому магу от технической магии.
   Но преподаватели Королевской школы, похоже, это мнение не разделяли.
   - Ох, - вздохнул Тардис, - скажите мне кто-нибудь, почему эта штука не хочет работать? Я не могу решить эту наиглупейшую задачу! У неё просто нет решения!
   - Тише, Тардис, - бросил Сельви, - учитель услышит.
   Тардис не смирился, картинно заламывая брови, но негодовать продолжил неслышным шёпотом.
   Учитель Астеаки, важный мужчина средних лет, с коротко подстриженной узенькой бородкой - редкость среди элхе, - ходил между рядами, сурово поглядывая поверх опущенных над тетрадями голов. Учитель был скор на руку, а ученики младших курсов ещё не освобождались от возможности оказаться телесно наказанными, и бамбуковая палка, прислонённая к доске, иногда находила себе жертву.
   Надо напомнить об этом Тардису: стоит учителю заметить выражение его лица, как не миновать тому пары ударов по плечам.
   Впрочем, никто не рискнёт напомнить - особенно сейчас, когда Астеаки-илиэ стоит в двух шагах.
   Может, Тардис ещё спохватится?..
  

***

  
   - Послушай, Ацу, - небрежно позвал Виллиэ, когда ученики третьего младшего класса, разбившись на кучки, спускались по широкой лестнице главного корпуса в школьную столовую.
   Тардис шёл впереди, ёжась и подёргивая плечами, и не переставая жаловался на вздорность учителя Астеаки, а благоразумный Сельви успокаивающе кивал, не забывая смотреть по сторонам, чтобы никто Тардисовых излияний ненароком не услышал - а то достанется всем, даже самым невинным.
   - Почему ты не стараешься? С твоей интуицией ты бы щёлкал эти задачи, как фисташковые орешки. - Виллиэ внимательно на него взглянул.
   Ацу почувствовал лёгкое раздражение. Зачем Виллиэ лезет не в свои дела?
   - Да нет у меня никакой особой интуиции, - сухо ответил он. - Так же, как у всех.
   - Я не сказал бы, - Виллиэ покачал головой. - Всё, что касается боевой магии или просто даже управления чистой энергией, тебе как на флейте гимн Огню сыграть.
   - Преувеличиваешь.
   - Прости, что интересуюсь твоими делами.
   - Ничего. Но повторяю, ты преувеличиваешь.
   - Пусть будет так.
   Голос Тардиса разбил упавшее между ними молчание.
   - Смотрите, вон тот нинъе! - от возбуждения чуть ли не пальцем тыча в сторону устроившихся в столовой первоклашек, воскликнул однокурсник. - Первый раз вижу его после каникул. Слушайте, вам не кажется, он как-то больше стал?
   - Дети растут, - снисходительно сказал Виллиэ, - дети нинъе - тоже.
   Светловолосый нинъеский крысёныш и впрямь будто подрос слегка за два месяца каникул. Он по-прежнему был ниже всех своих соучеников, но уже не настолько, чтобы это бросалось в глаза. Издали первый младший класс не составляло большого труда принять за однородную группу элхе.
   Ацу поморщился.
   - Кстати! - снова воскликнул Тардис: похоже, палка учителя Астеаки подарила ему массу энергии, молчать соученик просто не мог. - Этот нинъе же назвал тебя, Ацу, короткоухим!
   Время остановилось.
   Тардис побледнел, проклиная себя за болтливый язык, - на лице его был написан ужас. Сельви попятился, взглянув на Ацу. Виллиэ молчал.
   - Что? - спросил Ацу, не слыша своего голоса.
   И повернулся, ища глазами крысёныша.
   Кровь стучала в ушах.
   Это отродье, эта пародия на элхе, низкая тварь, как она осмелилась?! Это жалкое существо, обречённое в муках доживать последние дни, - этот сын народа, в древности презрительно называемого "безухими", обнаглел настолько, что пытается иронизировать над чистокровным элхе?!
   - Ацу, держи себя в руках, - сквозь монотонный шум прорезался голос Сельви. - Нинъе наверняка не хотел ничего плохого. Кто тебе это сказал, Тардис?
   - Виллиэ, - растерянно ответил сокурсник. - Только он просил молчать.
   Ацу перевёл тяжёлый взгляд на Виллиэ. Значит, тот слышал оскорбление и не убил наглеца на месте? Не всадил в его зловонную пасть энергетический удар?
   - Ты замечательно выполняешь просьбы, мой дорогой соученик, - издевательски произнёс Виллиэ.
   Посмотрел на Ацу, пристально, серьёзно.
   - Он - всего лишь глупый маленький нинъе, - сказал с расстановкой. - Но за каникулы он научился говорить на языке элхе так, что его оценки полетели вверх - до невероятности стремительно. Мы думали, что он глупец, в первые три месяца, когда все знали о его плохой успеваемости. Но с начала января о нём жужжит вся школа - говорят, что нинъе изучает сейчас книги третьего года. Самостоятельно.
   Ярость не прошла, сжимая сердце длинными когтями. Но гневный туман перед глазами рассеивался, давая словам Виллиэ беспрепятственно вливаться в сознание.
   - Мы только что говорили об учёбе, и я сказал тебе, что ты способен на большее. Ты и правда способен, и я вполне объективно считаю, что у тебя есть все шансы стать лучшим на курсе. Если ты поставишь перед собой такую цель. Если справишься с неприязнью к технике и животноведению.
   Виллиэ, не смотря уже на сокурсника, сел на стул, небрежным жестом подхватил меню. Положил ногу на ногу.
   Ацу стоял, сжимая кулаки, мечтая встретить когда-нибудь нинъе в безлюдном месте - и хорошенько вдарить ему за пережитые эмоции.
   И слушал. Слушал дальше.
   - Но ему не надо справляться с никакой неприязнью, - продолжал Виллиэ словно сам себе, - по этим предметам его уровень - первоклассника! - уже опережает, скажем, мой. А мои оценки лучше твоих, Ацу. И он прирождённый боевой маг, в отличие от меня, потому что я ещё не решил, по какому пути следовать. Но он - боевой маг, как и ты, Ацу. Вам сражаться на одном поле.
   Виллиэ пробежался взглядом по строчкам меню, хлопнул кожаной книжечкой о стол. Крикнул официанту:
   - Номер пять! - и снова обратился к Ацу, застывшему безмолвной статуей, произнёс тихо, безлично:
   - Я бы поберёгся на твоём месте, Мурасе-Ито.
  

Март, Огненный город

  
   Сейчас Ацу уже не мог бы сказать себе, когда именно понял, что Виллиэ прав.
   Нинъеское отродье делало успехи, поражая всех: и старших, и младших; с февраля крысёнышу официально разрешили посещать лекции второго курса. Говорили, что тот требовал перевода на третий - что за наглость? - но общий совет преподавателей решил повременить.
   Тардис, как нарочно, не оставлял разговоров о нинъе и даже на уроке мироведения ухитрился задать учителю потрясающий наивностью вопрос:
   - Ониреи-илиэ, почему нинъе такой умный?
   Ониреи-илиэ погладил узкий острый подбородок, отошёл к окну: видимо, любопытство ученика застало его врасплох; а остальные заинтересованно притихли: втайне эта мысль беспокоила всю школу.
   Учитель начал издалека.
   - Вы знаете, что нинъе живут намного меньше элхе, - не отнимая ладони от подбородка, проговорил мужчина. - Скажи мне, Эвисто, среднюю продолжительность жизни нинъе.
   Поднятый с места Эвисто замялся, копаясь в воспоминаниях о прошлых занятиях. Наконец вымолвил неуверенно:
   - Шестьдесят лет?
   - Ну, примерно, - Ониреи-илиэ отошёл от окна, повернулся к классу лицом. - Можешь сесть. Средняя продолжительность нинъеской жизни - около шестидесяти пяти лет. У нас, на Огненном материке, они живут около семидесяти, точнее, шестьдесят девять, комма, семь, а, скажем, на Воздушном, где общие условия жизни весьма тяжелы, только пятьдесят три, комма, три.
   Класс молчал. Кое-кто даже записывал в конспект, хотя Ацу презрительно поморщился: всё это они уже проходили, проходили едва с месяц назад.
   - По сравнению с этим продолжительность жизни элхе... - учитель заметался глазами по лицам учеников, выискивая новую жертву, - Химилиэ.
   - Примерно сто двадцать? - Химилиэ никого не смог бы обмануть - ответа он явно не знал.
   - Плохо. Садись, - ученики опускали глаза под взором Ониреи-илиэ, никто не питал желания отвечать.
   Уткнулись в конспекты - все.
   Ацу упорно сверлил взглядом тонкие очки на переносице учителя. Не убегая от соприкосновения глаз.
   - Мурасе-Ито.
   С шумом отодвигая стул, Ацу поднялся. Отчеканил:
   - Сто три целых семь десятых года.
   Цифры стояли в сознании, как начертанные огненными письменами.
   Ониреи-илиэ сделал пометку в классной книге. Захлопнул чёрную обложку из кожи.
   - Верно. Садись.
   Заложив руки с чёрным журналом в них за спину, Ониреи-илиэ пошёл по рядам. Медленно, важно ступая, неторопливо говорил:
   - Итак, элхе живут в общей сложности более ста лет. Нинъе - почти вполовину меньше. Элхе видят на своём веку пять, а то и шесть поколений нинъе. Что же из этого следует? Орувери.
   Заскрежетал стул Виллиэ.
   - Чтобы успешно конкурировать с элхе, нинъе вынуждены быстрее развиваться, - процитировал сокурсник строчку из учебника.
   - Верно. Садись. Итак, нинъе вынуждены за свои шестьдесят лет пробегать полный цикл жизни элхе, чтобы успеть возмужать, наплодить потомство и вырастить его. В связи с этим среди них распространены ранние браки: в двадцать, двадцать два, ранние беременности и роды. Ребёнок нинъе достигает половозрелости к пятнадцати-шестнадцати годам, дети элхе - к двадцати, двадцати одному. Общепринятый возраст для браков у нинъе - около двадцати лет, у элхе - после двадцати пяти. Однако мы живём в одном государстве, и поэтому наши законы относятся к обоим народам. Как то: ребёнок признаётся магом с одиннадцати лет, находится под опекой родителей до семнадцати и свободен вступать в брак по собственному желанию с двадцати.
   - Однако же, - продолжал учитель, возвышаясь над притихшим, старательно записывающим его слова классом, - хоть наши народы и уравнены в правах государством, физиология берёт своё. И дети нинъе взрослеют раньше, а в детстве обладают большей силой к сосредоточению и склонны вдумчиво оценивать обстановку вокруг себя. Разница между народами больше всего заметна именно в детстве - взрослые особи отличаются уже не так сильно. За исключением мелких физиологических признаков, разумеется.
   Ацу посмотрел на бесстрастное лицо Виллиэ. Вот в чём секрет успехов нинъе. Эта тварь так же недолговечна, как ночная бабочка, и торопится скорее узнать жизнь. Вот и всё. Жалкое существо всего лишь тщится прожить отведённый ему срок.
   Паршивое отродье.
   - Опять же вернёмся к точке зрения государства. Вы, без сомнения, знаете, что браки между народами запрещены. Кто сможет сказать почему?
   Взгляд Ониреи-илиэ вновь забегал по ученическим макушкам. Остановился рядом с Ацу.
   - Намари? - интонация была приказательно-вопросительной: Сельви не искал случая ответить.
   - Говорят, что от элхе и нинъе рождаются чудовища, - голос соученика звучал неуверенно.
   - Это знание, трансформировавшееся в поверие, - кивнул учитель. - Если ребёнок и появится на свет, что само по себе сопряжено с немалыми трудностями, то вероятность полного отсутствия у младенца каких-либо уродств - не более десяти процентов, а гарантии о его благополучном развитии не может дать никто. По ряду физиологических признаков пара элхе и нинъе практически неспособна дать здоровое потомство. Они несовместимы.
   Да они изначально уроды. Как Огонь позволил таким появиться?
   - Поэтому, чтобы обезопасить страну от нежизнеспособных мутантов, законом и запрещаются браки между народами. И процент выживших полукровок в населении Огненного материка составляет не более четырёх целых, трёх десятых. Девяносто девять процентов из них - стерильны. Впрочем, мы углубляемся в весьма объёмистую тему. Боюсь, мой урок не в состоянии дать вам исчерпывающие сведения о физиологии нинъе. Попробуйте спросить на лекции животноведения.
   Последние слова Ониреи-илиэ упали в тишину - и сразу вслед за ними, словно момент этот тщательно выверили, раздалась мелодия: первые ноты гимна Огню, сигнал об окончании урока.
  
   Класс, превратившийся в шумную нестройную толпу, вывалился из аудитории. Ацу оглядел соучеников, выискивая кого-нибудь в попутчики и сотрапезники: после урока мироведения наступал обеденный перерыв.
   К Ацу подбежал Тардис и, не теряя обычной своей живости, ещё издалека воскликнул:
   - "Спросите на животноведении", ты слышал? Ха-ха, как будто нинъе - птица, там, или мышка для опытов!
   - Крыса он, - грубо бросил Ацу, сам не ожидая от себя подобной вспышки.
   Повернулся, чтобы идти вперёд, замечая золотоволосую макушку Сельви совсем рядом - нагонит.
   И увидел нинъе.
   Тощий мелкий крысёныш появился из дверей соседней аудитории, где только что, Ацу знал это точно, закончился урок второго младшего курса.
   Значит, это правда. Нинъе и в самом деле суёт нос на лекции старших.
   Маленькое ничтожество.
   - Смотри, вот и он! - Тардис дёргал Ацу за плечо, беспокойно кривясь и подмигиванием указывая на нинъе.
   - Вижу, - холодно отозвался подросток.
   Жёсткая ледяная злость трепетала где-то в горле, жгла, заставляя голосовые связки сжиматься. Перед глазами расплывалось всё, утекая за поле зрения, только в центре удивительно чётким и ясным виделось лицо мелкой крысы.
   Нинъе смеялся, разговаривая с каким-то глупцом из второго младшего. Смеялся. Разговаривая с элхе. Грязная тварь.
   - Эй, ты, - Ацу не заметил, как изо рта вырвалось презрительное обращение.
   Нинъе удивлённо поднял глаза, уставился на подошедшего.
   - Смотрите-ка, грязная крыска, - прошипел Ацу сквозь зубы, смеривая взглядом недоростка. - Замешалась среди избранного народа, думает, что сможет притвориться элхе, видит сны о признании и могуществе.
   В тусклых зеленоватых глазках нинъе мелькали огоньки. Мальчишка щурился, глядел исподлобья, дышал тяжело. Но молчал.
   Ацу усмехнулся.
   - Несчастное отродье, - сказал, словно сплюнул. - Отживай скорее свой жалкий срок, сдохни и избавь наш мир от своего присутствия. И от своих сородичей заодно, пропадите вы все. Голодные тощие крысы.
   Бешеный огонь в глазах крысёныша грел душу. Яростным пламенем растоплял ледяную хватку злости.
   - Жалкая тварь, - почти нежно произнёс элхе. И улыбнулся, утопая в свирепом блаженстве.
   Нинъе молчал.
  

***

  
   Вдох. Глубокий, медленный. Руки поднимаются вверх. Выдох. Остановились. Вдох, плавный, неторопливый. Нацелиться. Выдох. Остановиться. Вдох. Вечный, нескончаемый, мир вливается в лёгкие. Мишень несётся навстречу, застывает в глазах чётко очерченным кружком. Тетива дрожит от напряжения. Ствол стрелы плотно прилегает к щеке. Воздух... мир... вдох...
   Выстрел.
   Удар. Ответ поражённой мишени - эхом по сердцу.
   Ацу опустил руки. Вернул лук в ритуальное положение - левая ладонь у бедра, сошёл с места, поклонился мишени. Несколько шагов, ещё один поклон - символу Огня.
   И выход - за пределы стрельбища.
   Всё.
   Теперь можно расслабиться.
   - Тренировка к празднику весеннего равноденствия? - его встретил голос Сельви, как обычно, тихий и флегматичный.
   Вместо ответа Ацу кивнул.
   Сокурсник тоже пришёл тренироваться - чтобы понять это, достаточно было взгляда на его наряд: белый ворот запахнутого на правую сторону "инги", длинные просторные штаны ритуального одеяния "самайе".
   Тот же костюм, что на Ацу, - одежда для тренировок в стрельбе. И высокий изогнутый лук в левой руке - красавец "Листе", верное оружие Сельви.
   - В этом году наша очередь предстать перед Огнём, - продолжал сокурсник. - Должен признаться, меня весьма беспокоит наше выступление. Не хотелось бы опозориться.
   - Чем больше времени уделять тренировкам, тем легче будет впоследствии, - философски пожал плечами Ацу. Двинулся мимо Сельви, вернул лук в стойку, присел на колено - расшнуровать перчатку на правой руке. Пора сходить за стрелами, последнюю Ацу только что всадил в мишень.
   - Ацуатари, - услышал снова бесстрастные слова соученика, - в празднествах нам будут помогать первый и второй классы. Как мы сами помогали старшим ранее. Среди них и тот самый новенький.
   Стаскивая с ладони кожаную перчатку - скорее просто напалечник, чтобы тетива не резала большой палец, Ацу молчал, предоставляя Сельви высказаться до конца.
   - Тебе не кажется, что ты безосновательно строг к нинъескому ребёнку?
   Ноздри шевельнулись, словно в лицо ударила вонь. Ацу бережно положил перчатку на низкий столик поблизости, стремительно поднялся. Глаза сами по себе сузились, наполняясь презрением.
   - Я не стану мешать ему выполнять своё дело, - сухо произнёс элхе. - Пусть ведёт себя как должно первокурснику.
   - Он не делает ничего недостойного.
   - Он должен знать своё место.
   Сельви замолчал, словно не находя слов для ответа. Бросив короткий взгляд на лицо сокурсника, Ацу воспользовался этим молчанием, чтобы идти за стрелами.
   Длинные тонкие стволы холодили ладони. Вытаскивая стрелы из плотной клеёнчатой ткани, натянутой на деревянный обод мишени, Ацу невольно вспомнил злые глаза нинъе.
   Неделю назад...
  

***

  
   Нинъе заявился на урок технической магии. Практические занятия - их вёл Лестани-илиэ, добродушный немолодой мужчина, спокойный и приветливый, словно взрослый Сельви.
   Лекции Лестани-илиэ служили истинным отдохновением для бездельников: учитель никогда не обращал внимания на спящих или занимающихся своими делами - лишь бы вели себя тихо. Полная противоположность своему грозному коллеге - Астеаки-илиэ с его безотказной бамбуковой палкой.
   С утра всё шло как обычно. Отслушав уже пару лекций, третий младший собрался у дверей аудитории практических занятий. Неспешно беседовали, смеялись, ругали теорию: опять Астеаки-илиэ задал непомерное количество сложнейших вопросов, а ответы велел предоставить через три дня.
   Тогда и появился нинъеский крысёныш. Подошёл неизвестно откуда, остановился в двух шагах от плотной толпы, независимо прислонился к стене. Повозился, доставая учебник, с шелестом полетели переворачиваться страницы.
   - Ацу, - довольный смех и болтовню Тардиса оборвал голос Виллиэ. - Ты ведь не станешь устраивать тут скандала? - издёвка проступала в его интонациях.
   Ацу грубо двинул плечом: какая тебе разница? Продолжал смотреть на нинъе, тяжёлым тёмным взглядом.
   Светловолосое отродье делало вид, что ничего не замечает.
   - Бедный нинъе просто не может поступать по-другому, - издёвка сменилась преувеличенной жалостью, будто Виллиэ и впрямь сочувствовал крысёнышу. - Он же не понимает, что нарушает обычаи. Прости неведающему.
   Ацу взглянул на соучеников. В глазах Сельви застыла укоризна - к кому она обращена? Тардис смотрел то на Виллиэ, то на Ацу, явно не зная, что сказать и надо ли вообще говорить. Виллиэ, как всегда, непроницаем.
   - Да и что ты можешь сделать? - сокурсник усмехнулся. - Пойти против правил школы и выставить нинъе вон? Невозможно. Если он тут, значит, это согласовано.
   - На прошлой неделе он вышел из аудитории второго курса, - медленно проговорил Ацу. - Теперь эта крыса осмелилась приползти к нам?!
   Краем глаза Ацу посмотрел на нинъе - тот читал учебник, словно не было вокруг ничего, могущего его заинтересовать.
   - Да, ты прав, - мысль, пришедшая в голову, заставила дыхание ускориться. - Ты прав, я не могу повлиять на учительский совет. Но на нинъе - да. Всё исключительно просто...
   Пренебрегая возмущением, родившимся во взгляде Сельви, Ацу повернулся к крысёнышу.
   - Надо только заставить нинъе самого отказаться от посещения наших уроков, - задумчивый голос Виллиэ продолжил недосказанное. - Что ж, попробуй...
   Ацу больше не слушал.
  
   Нинъе съёжился, втянул голову в плечи, когда элхеский подросток вырвал учебник из его рук. Гневно блеснул глазами, прижимаясь к стене, зубы ощерились. Ни дать ни взять загнанная в угол крыса.
   - Не знаешь своего места, глупое животное? - пользуясь преимуществом в росте, Ацу отвёл руку с книгой вверх - нинъе при всём желании не достать. - Здесь урок у третьего класса, похоже, ты заблудился?
   Попыток вырвать учебник нинъе не делал, а жаль. Прыжки дрессированной крыски могли бы весьма повеселить третий младший.
   - Ты ещё не понял, что находишься здесь по нашей милости? Не можешь ограничиться тем, что дают, всё норовишь сожрать побольше?
   Страх и бешенство нинъе плясали в воздухе, подогревая Ацу.
   - Отдай, - гадко прищурив глазки, тявкнула крыса с грубой нинъеской интонацией.
   - Что-что ты там пищишь? Не знаешь, как надо обращаться к старшим? Где твоя вежливая речь?
   - Пожалуйста, отдайте, - сквозь зубы выдавил нинъе на элхеском с ужасным акцентом.
   - Просить принято, встав на колени, - зелёные глаза человеческого детёныша сверкали - забавно. - Ну, чего же ты медлишь?
   Только теперь он рванулся вперёд, то ли пытаясь поймать воздетую руку Ацу, то ли норовя просто толкнуть мучителя и выхватить книгу, пользуясь замешательством. Однако Ацу ждал этого заранее - уйти от соприкосновения, оказываясь за спиной у мальчишки, труда не составило. Быстрый пинок, и светловолосый полетел на пол. Развернулся, как кошка, вскочил, ринулся к обидчику.
   Но было поздно.
   Книга вертелась в воздухе над раскрытой ладонью элхе. И пылала.
   - Вот тебе и практическая магия, - растерянно прошептал кто-то из сокурсников - лица в тесной толпе сливались в неразличимую тень. Третий младший класс затаил готовые вырваться возгласы: зажечь книгу с такой лёгкостью, настолько походя, словно не прилагая ни малейшего усилия - задача экзаменационного уровня.
   Управление чистой энергией с самого детства давалось Ацу лучше всего. А теория, как бы ни не хотелось этого признавать, только помогла его способностям развиться.
   Нинъе застыл, щуря на огонь глаза.
   Не сделал попытки погасить пламя, хотя Ацу видел, как дрогнули его ладони, сжимаясь, и вспышка магической энергии, не родившись, растворилась в полумраке коридора. Не отрываясь смотрел, как сгорает его учебник, не оставляя даже пепла, целиком превращается в огненный жар. И когда пламя стало утихать, сжирая последние страницы, перевёл взгляд на Ацу. Упорный немигающий взгляд.
   - (Я принимаю твой вызов), - вторжение в разум, грубое, жестокое и неумелое, - (посмотрим, за кем из нас останется победа).
   Между ними упала мертвенная, почти мучительная тишина. Казалось, они вечность стоят в полутёмном коридоре, меряя друг друга ненавидящими взглядами.
   Их освободила лишь мелодия сигнала на урок; ударила внезапно, полоснув по натянутым сознаниям.
  

***

  
   Когда Ацу вернулся со стрелами, Сельви уже повязывал на руку перчатку. Незаметно для сокурсника Ацу испустил облегчённый вздох: кажется, Сельви оставил мысль упрекать его по поводу нинъеского мальчишки. Тем более что все усилия стали бы напрасными. Ацу не собирался признавать себя виноватым.
   Любопытно только, что руководит Сельви. Почему он интересуется чужими делами, да ещё и вступается за абсолютно далёкого ему первокурсника.
   Вопрос чесался на кончике языка.
   - Сельви, - не выдержал подросток, - позволь мне спросить тебя о личном.
   Соученик оглянулся, в руке лук, вторая перебирает стрелы. Удивлённо поднял брови:
   - Я слушаю тебя.
   - Почему ты защищаешь нинъе?
   Сельви поставил лук обратно. Подошёл к Ацу, сел на деревянный, до блеска отполированный пол, скрестил ноги. Сказал медленно, тщательно выверяя каждое слово:
   - Мне кажется, он не совершает недостойных поступков.
   - Но он выскочка. Он заявляется на лекции старших. Не знает своего места. Даже вежливую речь не может использовать как следует, - чтобы не заставлять Сельви смотреть на него снизу вверх, Ацу присел рядом.
   - Ты слишком строг. Язык элхе ему неродной, нельзя ожидать, что его речь будет идеальной. Он говорит, как может.
   - Неужели все нинъе так скверно говорят?
   - Нет, не все, но он родился и был воспитан в глухой деревне. Я не думаю, что там жило много элхе. Надо простить ему акцент и проблемы с вежливостью. Я думаю, он научится.
   - Если не сдохнет раньше, - вырвалось в сердцах. - Но до его появления в школе я не знал, что нинъе так глупы!
   - Они вовсе не глупы, - возразил Сельви, - и разве ты не помнишь слов Ониреи-илиэ? Он говорил чистую правду - они и впрямь развиваются немного быстрее нас.
   - Ты знаешь много нинъе?
   Сельви замялся. Бездумно подёргал завязки напалечника, который облегал его правую руку.
   - Нет, немного, - ответил наконец. - А достаточно близко, чтобы можно было судить, и вовсе одного.
   - Кого? - вопрос вырвался раньше, чем Ацу сообразил, что, возможно, заходит за дозволенные рамки. Подросток тут же поспешил исправиться: - Прости, если я задаю слишком личные вопросы.
   - В Умане много нинъе, - сказал Сельви вроде бы без особого смысла. - Нельзя жить там и не встречаться с ними. У меня есть... один знакомый. Он, правда, безумен.
   - Сумасшедший? - Ацу широко раскрыл глаза.
   - Обычно-то он вполне нормален. Сразу и не заметишь, - или виновато было воображение, или в голосе Сельви и впрямь проскальзывали нотки горечи.
   - А что с ним?..
   - Он влюблён в мою сестру, - вымолвив эти невероятные слова, Сельви грустно усмехнулся.
   - Нинъе!! - никакая интонация не могла выразить изумления Ацу, изумления почти невежливого. - Как это?! Как он смеет?! А твоя сестра...
   - Нет, она этого не допускает, - Сельви договорил за него. - Разумеется, это невозможно. Да он и не требует уже, нам кажется, он смирился. Только не знаю, что будет, когда ей настанет пора уходить в другую семью.
   - Вы же можете пожаловаться на него!
   - Он не делает ничего предосудительного. Поначалу он преследовал Элие - так зовут мою сестру - теперь уже оставил попытки. Они общаются как друзья.
   - Друзья?! Но он же нинъе!
   - Ну и что? - теперь Сельви усмехнулся ему в глаза. - Нинъе - такие же люди, как и мы. Они давно дружат, уже несколько лет.
   - А сколько лет твоей сестре?
   - Элие двадцать шесть. Она вполне здравомыслящий взрослый человек. Теоретически она может сама устраивать свою жизнь. Хотя, конечно, сбежать из дому с нинъе моя сестра себе не позволит.
   Ацу молчал, ошеломлённый услышанным. Мысли тяжело ворочались в голове, не желая укладываться. Сестра Сельви общается с нинъе! Более того, как сказал соученик, - "дружит"!
   - Они... только дружат? - Ацу почувствовал, как краска заливает лицо, и едва удержался от соблазна зажмуриться. Вылетевшие изо рта слова хотелось схватить за отсутствующий у них хвост и скорее водворить обратно. Зачем он вообще спрашивает такую глупость?!
   Сельви метнул на него короткий острый взгляд.
   Ацу закусил губу, сожалея о реплике. Такого нарушения личных границ сокурсник не простит. Но и извинения не исправят дело, только ухудшат.
   Оставалось сидеть молча, терзая правой рукой ненадетую перчатку.
   - Для блага наших семей предпочитаю думать, что да, только дружат, - Сельви всё-таки разомкнул губы, но тон его отдавал металлическим холодом.
   Опустив голову, Ацу невидящим взглядом впился в доски пола.
   В голове бешеным водоворотом крутились самые разные мысли.
   Надо срочно найти подходящую тему для нового разговора. Продолжать спрашивать Сельви о его семье не представлялось возможным.
   - Послушай, нинъе говорил со мною мысленно! - остановилась наконец одна картинка из мелькавших в сознании: наполненные злостью глаза крысёныша и чужой ледяной голос в своей голове. Вторжение.
   - Мысленно?! Но это невозможно!
   - Я и сам удивился. Но это точно был он.
   - Что он сказал? Как? На каком языке? - любопытство Сельви выдавало его неосведомлённость в мыслепередаче.
   Ацу задумался. И в самом деле, на каком языке говорил крысёныш? Мысль звучала, как элхеский чистой воды, красивая правильная речь. Крысёныш при всём желании не смог бы так чётко сформулировать.
   - Н-не знаю. Я думаю, он говорил по-элхески.
   - Но ведь мыслепередачу изучают на старших курсах! - в интонациях Сельви прорезался настоящий восторг. - Не раньше чем третий старший, а то и четвёртый!
   Эти слова заставили Ацу недовольно нахмуриться. Опять крысёныш показывает свои способности. Наглый маленький выскочка.
   - Может, это зависит и от того, кому направлено сообщение? Тогда понятно, почему вы поняли друг друга, у тебя ведь тоже хорошо обстоят дела с практикой.
   Похвала Сельви звучала бы весьма приятно. Если бы не мимолётное "тоже".
   - Говорят, чем ближе магические профили, тем легче передавать информацию. Тогда, если вы оба, как говорит Виллиэ, ярко выраженные боевые маги, может быть, это и не так удивительно.
   Ацу презрительно фыркнул. Зачем они с Виллиэ так стремятся засунуть его в одну категорию со светловолосым?
   - Тем не менее, он ведь всего лишь первокурсник! - Сельви восхищался нинъе будто соученику назло.
   - Ладно, я совсем позабыл - ведь я пришёл тренироваться! - подросток вскочил на ноги.
   Сельви задумчиво посмотрел вслед сокурснику. Неудивительно, что Виллиэ не может порой подавить усмешку. Иногда Ацу понятен настолько, как не всегда бывают понятны чёрные строки на белом листе. Захватывающее наблюдение.
   Лишь бы не дошло до беды.
  

***

  
   До равноденствия оставалась неделя, и Королевская школа кипела приготовлениями. Старшие расхаживали павлинами: они пережили своё в бытность младшими, теперь можно было лениво ступать по взбудораженным коридорам и разглядывать суету, не принимая в ней участия. Младшие же говорили только о приближающемся празднике - в день равноденствия главная роль принадлежала им.
   Уроки третьего младшего превратились в тайное обсуждение предстоящего выступления. Как из года в год свершалось и прежде, этой весной третий младший "предстанет перед Огнём", иначе говоря, стрельбой вознесёт славу стихии. Результат - количество стрел, что поразят мишени, - предскажет будущее Королевской школы на целый год. Чем меньше окажется промахов, тем меньше вероятности, что Огонь взбунтуется и покарает за пренебрежение; чем меньше окажется промахов, тем счастливее станет год и тем больше уважения заслужат лучники. И пусть стрельба в день равноденствия - всего лишь дань традиции, в размеренной жизни Королевской школы праздник играл немалую роль.
   - Ну и как? Бойцы уже отобраны? - небрежно поинтересовался Виллиэ.
   Виллиэ стрельбу не привечал, на тренировки являлся нечасто. Тем не менее участие в празднествах обязательно для всех, и Виллиэ тоже будет сидеть в зале перед Огнём, пристально обводить взглядом стреляющих и помогать выступлению пройти как следует.
   Сельви кивнул.
   - Великое пламя - я, - сокурсник начал перечислять бойцов - долг капитана, - второй всполох - Мурасе-Ито, дым - Эвисто, пепел - Дени-эльви.
   - Четверо, значит?
   Сельви снова кивнул:
   - Тебя я попрошу быть смотрящим.
   Виллиэ слегка наклонил голову.
   - Поджилки трясутся, - смущённо и одновременно радостно признался Тардис, - ведь перед всей школой выступать.
   Ацу разделял его чувства, при мысли о стрельбе у всех на виду его грудь словно захлёстывали тугие змеиные кольца. Сельви же казался спокойным, как камень.
   Виллиэ барабанил пальцами по краю стола.
   - О, - произнёс он вполголоса, всматриваясь во что-то за спиной Сельви.
   Столовая шумела, перекликиваясь ребячьими голосами, отдельные группки из первого и второго младших клеили на столах какие-то плакаты, макеты, то и дело в зал забегали одни и выбегали прочь другие.
   Невольно все трое: и Сельви, и Тардис, и Ацу - обернулись, выискивая, что вызвало интерес Виллиэ.
   Конечно.
   Опять этот нинъе.
   Светловолосый мальчишка забился в угол столовой, сидел, отгородившись от шума раскрытой книгой, свободной рукой подносил ко рту кружку.
   - Как мило, что Хиэлие предоставляет беднякам стипендию, - благодушно сказал Виллиэ, разваливаясь в кресле. - Иначе неимущие не смогли бы здесь учиться.
   - Виллиэ, - предостерегающе вымолвил Сельви.
   - Я вовсе не против нинъе, что ты, - удивлённо взглянул соученик. - Даже наоборот, мне нравится, что в Королевскую школу путь доступен всем: и бедным, и богатым, и знатным, и не очень. И элхе, и нинъе. Да чего там, скоро сюда и полукровок станут брать.
   - Виллиэ, прошу тебя, остановись, - Сельви выглядел безмятежным, но в его голосе слышались опасные нотки.
   - Ты что-то имеешь против полукровок? - раздалось в ответ беспечное.
   Сельви встал.
   На одно ужасное мгновение Ацу показалось, что он ударит Виллиэ, но Сельви лишь смерил собеседника ледяным взглядом, повернулся и зашагал прочь.
   - Ой, - пискнул Тардис.
   На лице Виллиэ проступила тень раскаяния.
   - Огонь, и чего это он так взъелся? Он или помешан на этих нинъе, или ненавидит их всей душой. Знаешь что-нибудь? - вопрос был обращён к Ацу.
   - Нет.
   - Вот ведь, - Виллиэ смотрел мимо Ацу, в самый угол столовой, - надоели уже эти нинъе.
   Поворачиваться не хотелось, но тело действовало по своей собственной воле. Ацу взглянул назад, на спрятавшегося в углу крысёныша.
   - Жуёт себе, - раздался тихий голос Виллиэ, - на казённые деньги.
   Сокурсник коротко хохотнул. Холодное веселье его подхватил неуверенный смех Тардиса:
   - Ха-ха.
   Светловолосый и впрямь жевал. Набивал щёки.
   Знакомая злость дохнула в лицо. Сельви обиделся на них из-за крысиных соплеменников, а этот жуёт себе как ни в чём не бывало. Да ещё и книгу читает, прямо как настоящий элхе.
   С грохотом отъехал стул - Ацу поднялся.
   Направился к нинъе, ступая очень медленно. Маленькая фигурка светловолосого приближалась рывками, с каждым шагом становясь всё отчётливее.
   Когда ж он почувствует приближение?
   Словно услышав эту мысль, крыса вскинула голову.
  

***

  
   Школа гудела ощущением предстоящего праздника. Весеннее равноденствие - шептались везде, - не посрамить! сделать тщательно! стараться! - и Тенки казалось, что весь мир вдруг сошёл с ума - хотя, помнится, что-то похожее творилось и осенью. Тогда, правда, он ещё не настолько вжился в этот эльфийский уклад, ещё не до конца понимал, что происходит вокруг. Теперь же, увы, сполна.
   Третий младший будет выполнять церемониальную стрельбу перед Огнём. А они - первый и второй - должны помогать старшим, выполняя мелкую рутинную работу: бегать за стрелами, менять пробитые мишени, подбадривать стрелков ритуальными возгласами.
   Муть какая-то, ей-ей.
   Занятия стрельбой считались обязательными. Для всех, с первого младшего курса до половины четвёртого, до октября. После зимних каникул четвёртый курс с головой погружался в учёбу, а в конце марта наступало время переводных экзаменов.
   После них Королевская школа лишалась одной пятой бывших младшекурсников. Кто поступал в другую школу, кто бросал обучение, кто, потеряв надежду стать боевым магом, выбирал более мирную профессию; причины, по слухам, были разные. И только после перехода на старшие курсы в Королевской школе начиналось истинное обучение боевой магии.
   Туда Тенки и хотел попасть. Как можно скорее.
   В феврале ему удалось уговорить преподавателей разрешить ему посещения старших: второго, третьего, четвёртого курсов. Несколько месяцев он сидел в углу тихонько, слушая лекции. Теперь - каких трудов ему стоило этого добиться! - неповоротливая машина эльфийской бюрократии медленно катилась в нужную сторону - Тенки подал заявку на перевод в третью младшую группу.
   Эх, ему хотелось, на самом деле, попытаться сдавать экзамены уже в этом году, вместе с нынешними четверокурсниками - но, как ни жаль, шансы пройти были слишком малы. И так уже учительский совет скрипел мозгами, рассматривая его заявление, и проклинал, небось, тот дурацкий день, когда дал согласие пустить в школу безродного нинъе.
   Опустив голову над учебником, Тенки усмехнулся.
   Они ещё посмотрят.
   Главное сейчас - попасть на третий курс. Если ему позволят, через год он станет старшим и сможет сам выбирать: заниматься ему всякими глупостями вроде стрельбы из лука или посвятить свободное время более полезным делам. Не надо будет слушаться идиотов-старшеклассников.
   И только одна маленькая проблема...
   В третьем младшем учится тот, короткоухий.
  
   И чего эльф к нему привязался?
   По правде говоря, выходки короткоухого начали переполнять чашу терпения Тенки. На днях этот придурок сжёг учебник - школьный, между прочим, учебник, в библиотеке потом пришлось плести несусветную чушь. Пожилой мужчина смотрел на Тенки с явным подозрением, хотя треклятая элхеская вежливость не позволила библиотекарю ничего сказать.
   Ну и на том спасибо, в кои-то веки есть польза и от их вежливости.
   И всё-таки, чего тому дикому эльфу от него надо?
   И что это за дурацкое ощущение...
   Как будто кто-то на него сейчас глазеет...
  
   Первой реплики нинъе не понял. Слишком неразборчивой оказалась интонация, слишком смятым - произношение. Очень быстрая, скомканная фраза.
   Но ясно одно - недобрая.
   Неизвестно откуда взявшийся короткоухий подлетел к его столику, остановился, сжимая челюсти, кидая на Тенки угрожающие взгляды.
   За спиной темноволосого элхе виднелись лица его друзей: один с перепуганной рожей, но в глазах светится жадный интерес, а другого Тенки знал - тот самый Виллиэ-"оодиэ", встречать приходилось. И даже разговаривать - не раз.
   Виллиэ смотрел со странным любопытством, словно изучал загадочную жизненную форму.
   - Приятно проводишь время? - прошипел нависший над Тенки короткоухий. Теперь слова его звучали разборчиво: видно, эльф ухитрился взять себя в руки.
   Отвечать, это ясно - глупо.
   Тенки презрительно дёрнул плечом.
   - Всё ещё не знаешь своего места, щенок? - гнев в голосе непонятного старшеклассника угасал, интонации становились ледяными.
   Плохой знак, лучше бы орал и плевался огнём.
   Тенки оторвал глаза, прилипшие к одной строчке в учебнике, искоса взглянул на короткоухого. Лишь бы и эту книжку не сжёг в припадке буйства. Второго визита библиотекарь не простит.
   - Хотя откуда тебе знать? - эльф говорил почти что ласково. - Ведь никто не станет тратить своё время, чтобы научить тебя вежливости.
   В воздухе чуть ли не молнии сверкали. Пахло пылью, как перед грозой.
   - Кроме меня. Запомни и будь благодарен, - как они могут излагать так певуче?
   Тонкокостная длиннопалая рука выхватила из-под носа у Тенки тарелку.
   - Эй! - вырвалось невольное.
   Тенки вскочил, оказываясь лицом к лицу с короткоухим. Рука сжимала позабытую от злости книгу - до боли в пальцах.
   Короткоухий смотрел на него и улыбался.
   Лупоглазый придурок.
   - Я покажу тебе твоё место, животное, - ласково произнёс эльф. Изящно наклонился, опуская тарелку на пол. - Жри.
   В ушах зазвенело.
   Ну уж нет. Хватит с него.
   - Козёл, - сказал Тенки громко. По-нинъески, не утруждая себя подбором правильных тонов эльфийского языка. - Сам жри. Яйца свои сожри, придурок.
   На красивеньком лице старшеклассника махровым цветом расцвело недоумение. Непонимание.
   - Да пошёл ты, - добавил Тенки для острастки - что взять с Огнём обиженного? - Пошёл-ка ты, слышишь, ты, эльф хренов!
   С трудом удержавшись от желания шваркнуть парню книгой по роже, Тенки вильнул между столиками и вылетел в коридор.
   Какая жалость, что этот идиот не понимает нинъеского!
  

Празднества Весны

  
   - Приветствие Огню! - раздалась команда, и более тридцати человек качнулось в едином ритме, становясь на колено.
   - Очищение! - глаза на ребячьих лицах закрылись одновременно.
   - Прекратить! - выражения лиц не меняются, только поднялись веки. - Поклон!
   Головы склонились, плечи почти касаются отполированных досок пола. Ладони лежат перед лицом, разведённые на тщательно отмеренное расстояние. Выдохнуть.
   Медленно, вместе со всеми, вернуться в прямое положение.
   Вместе со всеми, одним и тем же движением вытянуть перед собой руки. Развести ладони на ширину плеч. Вместе со всеми.
   Хлопок.
   Ещё один.
   И вновь склониться в поклоне, почти доставая лбом до пола. Тут можно сжульничать, краем глаза покоситься на соседа: правильно ли лежат руки, не опоздаешь ли подняться.
   Тихий шорох "самайе" и шуршание рукавов "инги" по отполированным доскам - головы поднялись.
   Намари, третьекурсник, капитан, повернулся к своим воинам. За спиной его пылал огонь - символ стихии.
   - Итак, - начал было капитан, а возглас получился смешным: горло пересохло. Откашлявшись, Намари продолжил: - Вот и пришло время весенних празднеств.
   Взгляд капитана просвечивал каждого насквозь.
   - Имена бойцов уже известны. Остальные воины подарят им свою помощь. Мы должны не посрамить оодиэ-старших. Многие из них придут сегодня смотреть на церемонию. Давайте же сохраним боевую славу Королевской школы. Да будет милостив Огонь!
   - Да будет так! - грянул мощный хор.
  

***

   - Надо разделиться на пары! Перед тем, как начнётся расстановка мишеней!
   - Зачем перед? Можно и после.
   - Постойте, а где обувь для выхода на поле? Её хватит?
   - Зачем ритуальная обувь? Сегодня можно в своей, всё равно на общем поле!
   - Скоро расстановка!
   - Дени-эльви-оодиэ ищет стрелы! Кто-нибудь, сбегайте посмотрите в зале!
   - Не в зале, на стрельбище! Там, где всё время тренируемся!
   - Так мы будем делиться на пары?!
   - Да зачем же? Потом!
   - Времени нет!
   Ох, чего же всё так бестолково-то?
   Тенки стоял в тесном коридоре в кругу одноклассников. Первый младший шумел и волновался. Никто не знал чётко, что делать. И поблизости не вертелся никто из второкурсников, чтобы можно было спросить указания, а без указаний эти элхе действовать не умели.
   - Так давайте всё-таки разделимся на пары! - да когда ж ему надоест?
   Тенки с неодобрением взглянул на неуёмного - парень с первой парты, как же его зовут... все эти эльфийские имена длинные, как хвост морского змея, и путаются, будто сети в бурю. Нага... Тага... Савага...
   - Расставить мишени! - полетел над головами голос Намари-оодиэ, обрывая споры.
   Первый и второй младшие вылетели на траву, двумя рядами выстроились вдоль "пути стрелы" - широкого поля, сквозь которое просвистят выпущенные лучниками снаряды.
   - Ра-аз-два! - дал сигнал второкурсник, стоящий в начале цепочки, ближе всего к земляным насыпям, где надлежало устанавливать мишени.
   Прокатились два отзвука - хлопки в ладоши, и вслед за ними общий крик:
   - К расстановке готовы!
   Рутина - церемония расстановки проводится перед каждой общей тренировкой, когда собирается вместе курс. Но с таким размахом, с подобной торжественностью, с участием всех трёх курсов - для Тенки это оказалось впервые.
   Намари отдавал указания, стоя под крышей зала для стрельбы, его голос звучно разносился по полю. Повинуясь словам капитана, стоящие впереди ныряли к насыпанной валом земле и поправляли лежащие на ней мишени, пытаясь добиться идеального расположения. И один за другим бежали в конец цепочки, чтобы снова ждать своей очереди.
   - Поставить мишени!
   Уложенные на земле кружки мишеней теперь установят вертикально.
   - Опустить "великое пламя"!
   "Великое пламя" - первая по счёту мишень, самая правая, если смотреть с точки зрения стрелков. Прежде всего пытаются поразить её. "Опустить" - значит, цель установлена слишком высоко, выделяется из ровной линии, и это надо исправить.
   - "Дым" - немного вперёд!
   "Дым" - всегда предпоследняя мишень, сразу перед "пеплом".
   - Всадить колья!
   "Колья" - бамбуковые насадки, придерживающие мишень, чтобы та не упала от попадания стрелы.
   - Порядок! Сбор!
   Единодушная толпа ринулась в зал, протекла по полю, влилась под крышу через тесный вход.
   Начало уже скоро.
  

***

  
   - "Великое пламя" - Сельвисте Намари, - громким бесстрастным голосом объявлял Виллиэ.
   Зрители, набившиеся по обеим сторонам "пути стрелы", плескали волнами аплодисментов при звуке каждого имени.
   - "Второй всполох" - Ацуатари Мурасе-Ито.
   Тенки покосился на короткоухого идиота. Тот стоял с прямой спиной, по вороту белого "инги" шла вышивка из зелёных побегов. "Самайе" тоже парадные, с вышивкой. С того места, где сидел первый курс, бойцы виднелись только в полупрофиль, глаз короткоухого Тенки разглядеть не мог.
   Вот и ладно.
   - "Дым" - Реикаэ Эвисто, - продолжал Виллиэ, с удивительной точностью выбирая именно тот миг, когда аплодисменты стихали, давая словам говорящего свободно лететь в прозрачном воздухе. - "Пепел" - Тардис Дени-эльви.
   Последняя волна аплодисментов.
   - Да будет милостив Огонь! - прозвучала обязательная фраза, и Виллиэ, поклонившись, отошёл назад, опустился на колено, пальцами ног упёрся в скользкий пол. Ему предстоит провести так всю церемонию.
   Ужасная поза, ещё хуже чем сидеть среди первокурсников, сзади, со скрещёнными ногами. Виллиэ - "смотрящий", сегодня он будет наблюдать за стрелками, выполняя роль секунданта между бойцами и Огнём.
   В руках Виллиэ придерживал пузатые бутылочки: с серым порошком - для левой ладони, чтобы ствол лука не выскальзывал; с желтоватым - для перчатки на правой руке, чтобы не подвели сомкнутые пальцы. В перерывах между стрельбой бойцы будут втирать в ладони содержимое бутылочек.
   Позади "смотрящего" - помощник-второкурсник, на коленях доска с плетёными колечками. На этих колечках намотана запасная тетива, по числу стреляющих. У каждого лука тетива своя.
   Подумать только, Тенки тут всего десять месяцев, добрую половину из которых прогуливал тренировки напропалую - а как врезались в память эти знания, говоря объективно-то - лишние.
   Или постойте - уже десять месяцев?
   Быстро летит время.
  
   Четыре стрелка собрались в круг, вытянули обтянутые перчатками руки с зажатыми в них стрелами. Ладонь к ладони, все четверо. Намари говорил что-то, тихо, не услышать. Донеслось лишь ожидаемое:
   - Ра-аз-два!
   И стрелки испустили боевой возглас:
   - "Соле!"
   Интересно, что означает это "соле". Тенки спрашивал у второкурсников - никто не смог ответить. Говорят, у каждой школы возглас свой, а где-то вообще ничего не кричат.
   Бойцы разошлись, заняли места напротив своих позиций. Качнулись на носках в поклоне, в едином ритме сделали три шага, отсалютовали мишени вытянутыми луками, встали в церемониальную позу: ноги расставлены на длину стрелы, ладони прижаты к бёдрам. Плечи расправлены, локти широко разведены в стороны.
   Жаль, что не видно лиц.
   Тишина. По залу плыла жуткая, почти смертельная тишина.
   Даже зрители молчали, словно затаили дыхание.
   Намари поднял лук над головой. Медленно направил его в сторону мишени. Остановился.
   И растянул - плавным, быстрым, текучим движением.
   Кисть правой руки застыла над ухом, непоколебимо, как железная. Левая вытянута вперёд и направлена в мишень, сжимает ствол лука. Стрела лежит недвижимо, словно приросла к тугому дереву и щеке стреляющего. И кажется, что времени больше не существует.
   Намари - "великое пламя", первая стрела за ним. "Великое пламя" обязано попадать, пламя открывает церемонию. Зажигает.
   Попадёт ли?
   Выстрел.
   Тенки метнулся взглядом за стрелой - в школе не используются улучшенные магией снаряды, поэтому их скорость невелика. Тонкий ствол блеснул в солнечных лучах.
   Хлопок. Попал!
   Правая мишень раскрылась огненным цветком.
   - Верно!! - грудь заболела, то ли от крика, то ли от восторга. Ритуальный возглас подхватила толпа зрителей - огромное поле взорвалось единоголосым подбадривающим воплем.
   "Второй всполох". Теперь очередь этого, как его, Мурасе-Ито.
   Короткоухий уставился в мишень. Руки с зажатым в них луком поднялись над головой. Плавное нежное движение - и наконечник стрелы нашёл мишень, провёл прямую линию между стрелком и целью. Ничтожная, едва заметная пауза.
   Натяжение.
   Короткоухий хорошо стоял - даже с небольшим опытом Тенки это было заметно. Красиво - и расставленные в ритуальной стойке ноги, чуть наклонённое вперёд тело, прямое, как доска, и руки, натягивающие лук. Стрела параллельна земле, смотрит в мишень.
   Наверняка попадёт.
   Выстрел.
   Хлопок!
   Вторая мишень расцвела оранжево-алым пламенем.
   - Верно! - заорал зал.
   Быстрое, почти не уловимое взглядом движение - и лук в левой руке стрелка возвращается в церемониальное положение, стиснутый кулак прижат к бедру.
   Поднялся третий лук. Этого парня Тенки видел от силы пару раз - даже имя не запомнилось. Интересно, как у него со стрельбой?
   Натянутый лук дрожал в руках бойца, отражённое полированным стволом солнце слепило глаза. Тенки с трудом подавил желание прижать ладонь ко лбу: среди первокурсников шевеление во время церемонии не одобрялось.
   Выстрел.
   Хлопок.
   Огненный всполох. Тенки набрал в лёгкие воздуху для крика:
   - Верно!!
   Молодчина "дым"!
   Остался последний, "пепел". Попади он - будет горизонтальный "венец", так называется заход, если никто из стрелявших не промазал. И давящая на уши тишина снова разорвётся оглушительными аплодисментами.
   "Пепел" смотрел прямо в мишень, губы сжаты в линию, поверх неё легла стрела. Руки тверды, плечи расправлены. Сила течёт по мышцам, циркулирует по замкнутой цепи человеческого тела и лука, соединяя в одно целое. С каждым кругом набирает обороты, пока стрелок не выдержит, и лук не распрямится, посылая стрелу в короткий стремительный полёт.
   Выстрел.
   Попади!
   Хлопок.
   - Верно!! - вместе с огненной вспышкой единым хором прокричал зал.
   И - яростный шквал аплодисментов.
   "Венец"!! Все стрелы достигли своих мишеней!
   Первый раунд против Огня! Без промахов!
   Тенки чуть не отбил ладони, захваченный общей радостью. Грохотало всё поле.
   И затихло вмиг, как по сигналу невидимого дирижёра, когда "великое пламя" Намари поднял свой лук.
   Начало второго круга.
  
   С каждым выстрелом нарастало напряжение. Промахов не было. "Не может же всё идти хорошо так до самого конца?" - билась мысль в сознании Тенки, равно как и, без сомнений, в головах многих десятков зрителей. Ведь не может?
   Каждый боец сделает двадцать выстрелов, всего бойцов четверо: получается восемьдесят. В прошлом году из восьмидесяти стрел было шестьдесят восемь попаданий - замечательный результат, лучший за последние пять лет. Он стал негласной целью для третьеклассников этого года. Прославить родную школу, добиться нового показателя, оставить свои имена на школьной памятной доске и поднять планку для лучников последующих классов - вне всякого сомнения, каждый из бойцов мечтал об этом. И мечтания должны были будоражить грудь, спутывать мысли, увеличивая возможность ошибки - Тенки знал по себе: чем больше хочешь попасть, тем больше вероятности промахнуться. Дело за силой духа.
   Пока что попадали все. Так не может продолжаться вечно.
   Кто-то обязательно промахнётся.
   Не то чтобы один-другой промах имел большой вес. Промажет, скажем, "великое пламя", и это станет всего лишь одной стрелой из восьмидесяти, подобную дыру с лёгкостью залатают стоящие позади.
   Но случается, что промах ударит по сердцам стреляющих, и словно проклятие упадёт на бойцов - они перестанут попадать вовсе.
   Поражение мишени, учили Тенки, достигается путём слияния. С луком, с мишенью, со стрелами. С самим залом и мёртвым молчанием за спиной, со взглядами соратников.
   Четыре стрелка превращаются в один механизм, сражаются не друг с другом и даже не с огнём. Сами с собой. Бойцы не смотрят по сторонам, только перед собой.
   Невидящий взгляд пробегает по перекрестью лука и стрелы, проверяет, в порядке ли тетива. Двигаясь по стреле, направленной в сердце мишени, находит цель. И не отпускает.
   Пока продолжение взгляда - стрела - не поразит маленький бело-красный кружок.
  
   Снова пришла очередь короткоухого. Последний круг первого захода, четвёртая стрела. Только что отзвенели хлопки в честь "великого пламени": Намари, как и подобает капитану, уложил все свои стрелы в центр мишени, аккуратно, безупречно, словно не стоял в шестидесяти шагах от цели.
   Теперь он, плавно сойдя с места, отошёл назад, исчезая из ряда, встал прямо, в левой руке лук, в правой уже нет стрел. Подбородок опущен, шея вытянута, складки "самайе" не шелохнутся - капитан застыл, как каменная статуя.
   Выпустив свою последнюю стрелу, к нему должен присоединиться "второй всполох" - короткоухий Мурасе-Ито.
   Темноволосый элхе натягивал лук.
   Сердце стучало, как нанятое. Попадёт? Промажет?
   Солнце крутилось на полированной коже лука.
   Когда же он выстрелит...
   Почему так медлит...
   Ну же...
   Выстрел-хлопок!! Огонь!
   Мать твою, он попал!!! Этот придурок эльф с куцыми ушами попал!! Что за молодец!
   - Верно!! - прогремел зал, взвыло поле.
   "Второй всполох" выдвинулся из линии, плавно, изящно, без лишних движений поравнялся с бесстрастным капитаном. Двое застыли на три шага позади остальных стрелков. Ни малейшего следа эмоций на лицах, ни намёка на радость, на улыбку. Вот же поганцы эльфы!
   Теперь - "дым". Тоже четвёртая стрела. Если попадёт - "венец".
   Предпоследний боец повернул к мишени лук в воздетых руках.
   - Ли! - кто-то осторожно дотронулся до плеча Тенки.
   Эвите Ллайне, сокурсник. Тенки определили с ним в пару - наблюдать за мишенями и вытаскивать стрелы. Их черёд приходился как раз на второй заход.
   - Наша очередь сразу после этого, - громким шёпотом напомнил Эвите.
   Тенки кивнул и поспешил вернуться к наблюдению.
   "Дым" уже застыл в напряжении, прямым телом образуя вертикальную сердцевину своего лука. Руки его чуть заметно дрожали.
   Не замечая боли, Тенки закусил нижнюю губу.
   Выстрел.
   Тихий глухой удар.
   Песок.
   Стрела вонзилась в песок, в землю, насыпанную валом. Гневно дрожала, успокаиваясь.
   Промахнулся...
   Тенки опустил глаза, уставился в пол. Почему-то казалось невежливым смотреть сейчас на бойца. Словно этим смакуешь его огорчение от провала.
   Послышался шорох, двинулись тени - "дым" сошёл с позиции, встал рядом с соратниками.
   Зашевелился "пепел", вытягиваясь стрункой. Натянул лук.
   С промахом "дыма" почти кожей ощутимое напряжение в зале чуть спало. Полного "венца" не будет, и можно уже не надеяться. Не бояться неизбежного промаха, не ждать его.
   И "пепел" действовал красиво, ловко. Облегчённо. На нём больше не лежала ответственность обязательно попасть, ведь всё равно полного "венца" не достичь.
   Выпустил стрелу, пронзил натянутую ткань мишени. Заставил пламя вылететь и опасть ярко-рыжими лепестками.
   Грянули аплодисменты.
   - Верно! - крикнул зал.
   Эх, всё-таки это было прекрасно. Даже если "венец" не получился идеальным.
   Но это только первый заход. Всего их пять.
   - Ли, пойдём!
  
   Быстро, пока стрелки не подготовились к новому выходу, Эвите и Тенки помчались по узкому коридору с натянутой вдоль поля сеткой - необходимая предосторожность во избежание несчастных случаев при стрельбе.
   Устроились в тесном закутке кабинки наблюдений.
   Эвите пошарил в углу, вытаскивая наполненный энергией жезл: если что-то пойдёт не так и наложенное на мишени заклинание не сработает, при попадании школьникам придётся вызывать пламя вручную.
   Тенки вытянул шею, заглядывая в маленькое прямоугольное окошечко, прикрытое толстым слоем стекла: отсюда видны были фигуры стрелков.
   Бойцы уже занимали свои места. Поклонившись, повернулись вбок к мишеням, одинаковым движением поднесли стрелы к лукам, вдевая в тетиву.
   - Красиво, - выдохнул Эвите, тоже приникая к окошку. - Представляешь, через пару лет там будем мы.
   Тенки криво усмехнулся. Лучше уж ему там не быть, готов отречься от возможности подобным образом покрасоваться. Зато - если удастся поступить в третий младший - жалеть о потерянном шансе он не станет. Даже если и так "красиво".
   Поднялся лук Намари.
   Тенки оторвался от окошка, присел на корточки. В проёме выхода виднелся длинный земляной вал с четырьмя кружками мишеней в профиль. Деревянные ободы, насаженные на бамбуковые колышки. Ткань истыкана попавшими в первом заходе стрелами, зияют круглые прорехи. После пятого мишени поменяют - для заключительной церемонии.
   Эвите коротко выдохнул - и в тот же миг стрела вонзилась совсем рядом - хлопок! - в центр первой красно-белой мишени. Задрожала, ещё не растратив до конца боевую энергию, а пламя уже расцветало вокруг деревянного обода.
   Тенки отпрянул невольно, но пламя не жглось. Иллюзия!
   - Верно! - раздался далёкий хор.
   - Молодец, Намари-оодиэ, - одобрительно заметил Эвите. - Бьёт без промаха.
   - Слушай, - Тенки решил дать волю любопытству, в кои-то веки можно раскрыть рот, не опасаясь шиканья со стороны старших, - а этот, Мурасе-Ито, хорошо стреляет, да?
   Одноклассник захихикал:
   - Мурасе-Ито? Ну ты даёшь...
   - А в чём дело?
   - Прямо по фамилии, без никаких суффиксов? Мурасе-Ито-оодиэ!
   Ох, опять эта их вежливость! Тенки с трудом подавил досадливую гримасу.
   - Ну да, короче, он. Хорошо стреляет ведь, а?
   Хлопок! Пламя.
   - Верно!!
   - Как видишь, - ухмыльнулся Эвите, жмурясь на языки прозрачно-алого огня вокруг второй мишени.
   - Да-а...
   - На празднества Весны плохих бойцов не поставят, - небрежно заметил одноклассник, снова заглядывая в окошечко.
  
   Объективно говоря, второй заход оказался неудачнее первого. Чуть больше промахов, чуть дальше расстояние между всаженными в мишень стрелами. Даже хвалёный Мурасе-Ито пропустил свою третью стрелу, не говоря уж о "дыме" и "пепле" - и только Намари втыкал стрелы в сердце мишени, впритык друг к дружке.
   - Пять промахов! - ужаснулся Эвите. - В первом заходе был только один!
   - Скоро нам выходить, - негромко предупредил напарника Тенки. - Кто докладывает?
   - Давай я, - сокурсник с сомнением посмотрел на нинъе, видно, не доверяя его произношению. - Ты тогда, когда закончу, начинай собирать стрелы от "великого пламени".
   Тенки кивнул.
   Свист стрелы, хлопок! Третья мишень выплюнула иллюзионный огонь. "Дым".
   Следующая стрела - последняя.
   Эвите протиснулся к выходу, ненавязчиво отодвигая соученика.
   Мальчишки замерли.
   Смотреть в окошко Тенки уже не полез: вот-вот послышится звон высвобождаемой тетивы - и свист.
   Хлопок! "Пепел" расплылся в огненной занавеси.
   - Верно!! - вопль из зала потонул в аплодисментах. "Венец"?
   А - и правда, горизонтальный "венец", попали все стрелки в одном кругу.
   - Прошу подтверждения! - донёсся до них крик.
   - Произвожу подтверждение! - Эвите выскочил из кабинки, остановился справа от мишени, лицом к стрельбищу. - "Великое пламя" - "венец"! "Второй всполох" - три есть! "Дым" - половина! "Пепел" - половина!
   - Принято!
   - Есть! - вместе с этим возгласом Эвите нырнул к мишеням, нагнулся над "дымом", вытаскивая стрелы.
   Тенки поспешил присоединиться к сокурснику, оставил кабинку, склонился у "великого пламени". Стрелы вонзились неожиданно глубоко, приходилось прилагать ощутимые усилия, чтобы вытаскивать тонкие бамбуковые стволы. Как назло, в голову полезли посторонние, совершенно идиотские мысли.
   Короткоухий Мурасе-Ито промазал один раз, его третья стрела торчала совсем рядом с краем мишени: чуть влево - и попадание оказалось бы засчитано. Но - не повезло.
   С таким умением стрелять, захоти темноволосый подбить его, Тенки, небось, хватило бы одной стрелы. И выпускать эту стрелу надо было бы как раз сейчас, когда нинъе маячит на поле, согнувшись перед мишенью. Даже не стоит особо напрягаться - всё равно что пытаешься попасть в свой обычный "второй всполох".
   Иррациональный страх холодил загривок.
   Тем более иррациональный, что Тенки отлично понимал - это невозможно. Бойцы располагают всего четырьмя стрелами - и все они сейчас торчат здесь, ждут, пока их вытащат младшие и вернут хозяевам, для продолжения церемонии. Хотя, конечно, у них есть и другой комплект...
   Но это всё равно было невозможным - да и кто даст вдруг короткоухому стрелять? Да и не похож он на любителя действовать исподтишка, да и готовности рисковать местом в школе у него не наблюдалось, да и разве мыслимо нарушить таким образом праздник? Нет уж, для помешанных на церемониях элхе подобное точно должно считаться невозможным.
   И всё же, невзирая за все попытки призвать здравомыслие, страх не оставлял Тенки до самого конца - пока они с Ллайне не покинули поле и быстрый взгляд, брошенный в зал, не сказал нинъе, что опасения его и впрямь напрасны: бойцы сбились в кучку и, похоже, вовсе не интересовались происходящим на поле.
   Только тогда получилось вздохнуть спокойно и поразиться выступившему под мышками поту.
   Собранные стрелы первокурсники вытерли специально предназначенными полотенцами, стряхивая влажный песок, приставший к бамбуку. Мимо метнулись два элхе - следующие наблюдатели.
   - Сразу не понесём, - предупредил Эвите. - Они уже пошли на третий.
   - Угу.
   Они остановились в коридорчике рядом со входом в зал, уселись на скамеечку, бережно придерживая ладонями стрелы. Отсюда лучников видно не было, только мишени и вздымающееся вокруг них пламя.
   - Хорошо стреляют, - отозвался о старших Эвите, - заглядеться можно.
   Тенки молчал, уставившись в сторону мишеней.
   - У тебя сколько рекорд? Больше всего попаданий?
   - У меня? - нинъе усмехнулся. - Два.
   - Из двадцати?! - Эвите вылупил глаза.
   - Тише ты. Услышат - по ушам надают. Ага, из двадцати. Что, много? - Тенки откровенно смеялся.
   - Мало! - Эвите то ли принял насмешку всерьёз, то ли действительно изумился настолько, что забыл о вежливости. - У меня - восемь, почти половина!
   - Ну молодец, что тут скажешь, - философски ответил Тенки.
   Сокурсник замолчал, словно не находя подходящих для дальнейшей беседы выражений. И вовремя - из зала выглянул старший, второкурсник.
   - Тихо! - строго оглядел младших. - Ли!
   Тенки невольно выпрямился. Вскинул глаза на второкурсника.
   - Когда ты выскочил стрелы собирать, ты к залу спиной повернулся. Это невежливо, постарайся так больше не делать.
   Мальчишка застыл. В голове заметались красочные эпитеты, подходящие к ситуации.
   - Понял?
   Через силу сглотнув, Тенки кивнул - иначе не отстанут.
   Второкурсник исчез, скрываясь в зале. Эвите сидел как пень.
   Какого хрена?! Огонь бы их всех побрал, какого хрена их не устраивает обычная человеческая задница?! Не в лицо же он им её суёт?! И всего-то мельком, небось, увидели, всё остальное время он на корточках сидел и ощущал лопатками воображаемый удар!
   Идиоты... Безнадёжные эльфийские идиоты...
  
   - Три промаха, три промаха, - шептал Эвите, провожая взглядом предпоследнюю стрелу. - Если Дени-эльви-оодиэ попадёт, три... плюс пять... плюс...
   - Один, - подсказал Тенки, сам удивляясь, что помнит цифру. - Всего девять промахов.
   - В прошлом году было шестьдесят восемь попаданий, - считал Эвите, - значит, двенадцать промахов... Ещё есть шанс!
   Зал взревел: стрела "пепла" вонзилась в мишень.
   - Жаль, не "венец", - удручённо вздохнул сокурсник. - Был бы, если б не Эвисто-оодиэ.
   - Прошу подтверждения! - крикнули из зала.
   Маленькая фигурка выскочила на поле:
   - Произвожу подтверждение! "Великое пламя" - "венец"! "Второй всполох" - три есть! "Дым"...
   - Пойдём! - велел Эвите. - Надо отнести стрелы.
   Только вступая под крышу зала, темноватую после залитого солнцем поля, Тенки сообразил, что принёсшие стрелы сами вручают их бойцам - а значит, ему придётся собственноручно передать их Намари и - придурку Мурасе-Ито.
   Мальчишка глянул из-под чёлки на непроницаемое лицо темноволосого элхе. После того как на поле перед мишенями на Тенки нашло временное помрачение, он ощущал себя так, словно и вправду был под угрозой, словно короткоухий и в самом деле целился в него и сжалился, убрал лук, оставляя Тенки жизнь. Словно теперь элхе окончательно признал его равным, стоящим соперником, и дал обет подождать случая встретиться лицом к лицу, не стараясь ударить в спину.
   Понять придурка-старшеклассника у Тенки никогда не выйдет. Никогда, но, может быть... Может быть, темноволосый и правда окажется достоин уважения. Хотя бы за меткость. За невозмутимость. И за клятое их элхеское умение разделять личные эмоции и чувство долга.
   Не ведающий о Тенкиных мыслях старшеклассник принял стрелы небрежно, но - надо же! - соблаговолил ответить снисходительным кивком. Снова четверо стрелков сбились в кучу, кулак к кулаку, затянутые в перчатки руки, крикнули громко: "Соле!". И снова пошли зажигаться мишени.
  

***

  
   Последний, пятый заход. Сколько времени Тенки сидит уже на этом полу?!
   Звенели продолжительные аплодисменты.
   "Второй всполох" не изменил себе до самого конца - исправно оставляя "венцы" в два последних захода. Шагнул назад, влился на своё место рядом с капитаном. Из двадцати стрел - Тенки подсчитал - Мурасе-Ито промахнулся два раза, всего лишь два.
   Впрочем, капитан вбил в свою мишень все.
   Все двадцать.
   Не наблюдай это Тенки собственными глазами, возможно, и не поверил бы. Даже на тренировках, в те редкие дни, когда нинъе уделял внимание эльфийским соревнованиям, такого видеть не приходилось. Знал бы раньше - последил за этим Намари.
   "Дым" выпустил стрелу, всадил в красно-белую ткань.
   - Верно! - ритуальным воплем ответил хор.
   - Верно, - прошептал Тенки, следя, как плавно движется, уходя с позиции, предпоследний стрелок.
   Ноги затекли сидеть в одной позе уже второй заход, задница жаловалась на жёсткий пол. Последняя стрела. Осталась одна последняя стрела.
   Пусть он попадёт... Пусть закончится, как и начиналось - торжественно и красиво, горизонтальным "венцом".
   "Пепел" поднял лук. Тщательно выдохнул, примерился к цели.
   Застыл, врастая в лук, перекрещиваясь со стрелой.
   Зал затаил дыхание.
   Руки стрелка не дрожали. Солнце, переместившись за крышу, красило удлинившимися лучами "путь стрелы". Мишени увиделись Тенки вдруг неожиданно близкими, кроваво-серыми под тенью занавеса.
   Выстрел!
   Огонь.
   - Верно! - и гром сотен ладоней.
   "Пепел" опустил лук, вернул в изначальное положение, покинул позицию. Встал рядом с "дымом" и, снова вытянувшись на носках, все четверо, как по сигналу, качнулись в поклоне.
   Новая буря аплодисментов.
   Вот всё и закончилось.
   Тенки потёр зудящие ладоши, заосматривался. Кто-то мимоходом шлёпнул нинъе по макушке: рано вертишься, подожди команды.
   Бойцы отходили в глубь зала, ставили луки в высокие деревянные стойки, негромко переговаривались. Кажется, "дым" сокрушался о чём-то, может, просил прощения, что подвёл остальных, попал меньше всех.
   Виллиэ окончил перекличку с первокурсником-наблюдающим, просматривал тонкую тетрадку на коленях: результаты боя.
   Тенки невольно вытянул шею: как там, как они выступили? Перебит ли рекорд прошлого года, те впечатляющие шестьдесят восемь стрел, о которых гудел первый младший? Но отсюда, разумеется, тонкие красные каракули в тетради Виллиэ прочитать было невозможно. Да он, к тому же, наверняка писал на древнем языке, с этими их совершенно не поддающимися расшифровке иероглифами.
   Старшекурсник наконец отложил тетрадку, окинул взглядом зал, младших, сидевших позади в несколько рядов, замерших впереди третьекурсников и бойцов, застывших в церемониальных стойках. Встал, сузил глаза. Ровным голосом скомандовал:
   - Сбор!
   Единым движением зал поднялся.
  

***

  
   - Здравствуй, сестра.
   - Здравствуй.
   - Как родители? Здоровы ли все... дома?
   - Все здоровы.
   - Спасибо, что приехала. Я был рад знать, что ты смотришь.
   - Вы замечательно выступили. Огонь теперь надолго будет усмирён.
   - Не хватило лишь одной стрелы...
   - Что ты говоришь? Вы поддержали честь школы. Продолжили славу старших. А уж тебя точно не в чем упрекнуть, больше тебя не смог бы сделать никто.
   - Шестьдесят восемь стрел... ещё бы одну - и мы прославили бы третий класс.
   - Друг мой, ты полон самомнения. Желание самосовершенствоваться - хорошее дело, но не стоит забывать о сохранении здравого мышления.
   - Твой смех режет мне сердце.
   - Твоя серьёзность заставляет меня смеяться!
   - ...ты права. Я поистине смешон.
   - Вот так лучше. К цвету твоих глаз подходит лёгкая самоирония. Не забывай улыбаться.
   - Не буду... все ли здоровы дома?
   - Ты уже спрашивал. Все здоровы.
   - Прости.
   - Не надо.
  
   - Расскажи, как течёт твоя жизнь в школьных стенах? Твои соученики вытянулись за этот год и не похожи уже на тех детей, что смотрели прошлую церемонию стрельбы с открытыми ртами.
   - Забавно, прошёл всего год... Прошлой весной ты произвела впечатление на Дени-эльви, он потом месяц твердил нам, что хочет подобную старшую сестру.
   - Мне это очень льстит. Дени-эльви-диэ повзрослел и замечательно стреляет. И, конечно, Эвисто-диэ и Мурасе-Ито-диэ тоже.
   - Последний меня беспокоит.
   - Что-то случилось?
   - Я сообщал вам, что в прошлом году в первый младший пришёл валиссиец.
   - Юный гений? Да, я помню. С ним что-то не так?
   - С ним - нет. Но он ухитрился задеть Мурасе-Ито - по незнанию. И теперь тот злится и нападает на младшего при каждой встрече.
   - Вот как.
   - А Орувери умело подогревает конфликт. Ослеплённый же обидой Мурасе-Ито ничего не замечает.
   - Вот как...
   - Ты хладнокровна. Детские раздоры ничуть тебя не беспокоят.
   - Не упрекай меня. Младший Мурасе-Ито неглуп и со временем поймёт свою неправоту. Тебе не стоит беспокоиться об этом.
   - Мне кажется, ты слишком просто смотришь на обстоятельства. Одно дело, если бы младший был элхе, но он - нинъе.
   - И что же?
   - Тебя не пугает возможный конфликт между расами?
   - Ни капли. И не смотри на меня с таким ужасом. Словно я кощунствую перед Огнём.
   - Но Мурасе-Ито действительно злится.
   - Это пройдёт. А был ли тот мальчик на выступлении?
   - Нинъе? Конечно, среди первокурсников. Сейчас они чистят зал.
   - Покажи мне его.
   - Сейчас... А, вон он. Посмотри на поле, они снимают мишени. Он - тот светловолосый, самый маленький, с башней мишеней в руках.
   - Из-за них не видно лица.
   - Да и дорогу ему сейчас вряд ли видно. Подожди, сейчас отдаст другому, пойдёт обратно.
   - А. Похож на элхе.
   - Разве? Вблизи он самый настоящий нинъе, никакого сходства.
   - Целеустремлённый взгляд.
   - Как ты углядела на таком расстоянии? Соколиные глаза.
   - Это у нас семейное, дорогой братец. От тебя не убегает ни одна мишень, от меня - человеческие лица.
   - Ты разбираешься в нинъе лучше, чем в элхе.
  
   - Прости.
   - Я не обиделась.
   - Прости.
   - Не надо.
  

Апрель, Огненный Город

  
   - Ацу, Ацу! - Тардис запыхался и дышал тяжело. - Ты слышал, ты слышал?
   Соученик стоял на пороге, возбуждённый, жадно глотал ртом воздух. В глазах плескалось лихорадочное желание сообщить новость.
   - Можно войти?
   - Пожалуйста, - Ацу небрежно повёл рукой. - Что случилось?
   Выпускные экзамены четвёртого младшего курса закончились.
   Сегодня по этому случаю для будущих старших устраивали праздничный вечер. Кто-то из оодиэ просто перейдёт в западный, "взрослый", корпус, но кто-то покинет Королевскую школу навсегда - и для них сегодняшняя ночь станет последней из проведённых здесь.
   Поэтому школа гудела в предвкушении вечера, а служители и надзиратели сбивались с ног, пытаясь даже не уследить за почуявшими дух свободы четверокурсниками - просто принять с комфортом их родителей и родственников. Полюбоваться на своих отпрысков сегодня приехали многие. Чужими людьми полнились коридоры школы и классные помещения: взрослые разговаривали, делились успехами детей и ахали, выслушивая истории других; младшие в семье мальчики глазели на гордых адептов, представляя себя на их месте, а их сёстры, пользуясь шансом, который не представился бы девочкам никак иначе, разгуливали по школе и наблюдали за жизнью будущих королевских магов изнутри.
   До начала вечера оставалось несколько часов.
   - Нинъе! - выпалил Тардис.
   В ярко освещённом коридоре жилого корпуса за спиной Тардиса появился Виллиэ. Глянул свысока, прислонился плечом к дверному косяку. Ворот "илерам", как всегда, беззаботно расстёгнут, но сегодня никто не станет придираться к форме одежды.
   - С июня нинъе перейдёт в нашу группу! - не скрывая эмоций, сообщил Дени-эльви.
   Вот как.
   Что же, нинъе всё-таки добился своего.
   Ацу не удивился. Словно знал: рано или поздно нинъе был обречён появиться в их классе, у него на пути, впиться в противника злыми зелёными глазами, и не уступать, пока не выяснится, кто сильнее. Кому суждена победа.
   - Вот как, - повторил Ацу вслух.
   - Ты не сердишься? - Тардис выглядел изумлённым.
   - Сердиться? - нет, он не сердился. Все ощущения вообще будто ушли куда-то, пропали, и в сознании оставалось одно лишь рутинное "надо". Что надо? Не понять.
   - А сейчас он в зале на первом этаже. Флиртует с какой-то мадемуазель, - слова Виллиэ слышались тонкой издёвкой, ледяной насмешкой - над кем?
   Лицо Тардиса медленно проплыло мимо - с расширившимися глазами, рот приоткрылся. Виллиэ выпрямился, блеснул глазами, сжал губы. Отодвинулся, освобождая путь.
   - Ты куда? - сзади раздался крик Тардиса.
   - Пойдём за ним, - и холодная интонация Виллиэ.
  
   Опять наступило молчание. Тенки не знал, о чём с ней говорить. Ему никогда раньше не приходилось разговаривать с эльфийкой.
   Кажется, она испытывала похожие трудности. В лицо ему не смотрела, всё больше оглядывалась по сторонам. Вдалеке слышались оживлённые голоса. У дальней стены весело смеялись и звенели бокалами.
   - Я думала, здание школы гораздо больше, - вежливо сказала девочка.
   - А-а... - протянул нинъе, проклиная себя за идиотизм.
   - Я здесь впервые.
   - М-м... Э-э... Нравится? - он ведь правильно говорит?
   - Что нравится? - огонь, неужели слямзил что-то не то? - Школа?
   Она наконец-то посмотрела на мальчишку, с удивлением приподняла брови.
   - Мне здесь не учиться. Королевская школа это Королевская школа.
   Разговор опять издох.
   Тенки уставился на свои руки, вывернул ладони линиями наружу. Как назло, в голову не приходило никакой хорошей темы. О чём вообще полагается беседовать с эльфийскими девами?
   Украдкой он глянул на девчонку. Она сидела на самом краешке стула, чинно выпрямив спину, рыжевато-жёлтые волосы заплетены в высокую причёску. Большие эльфийские глаза, со складкой века, что начиналась прямо от внутренних уголков глаз - ещё одна расовая черта, - медленно двигались, осматривая зал.
   Она, верно, сейчас жутко злится, что в собеседники ей попался неотёсанный нинъеский болван.
   Надо срочно что-нибудь сказать.
   - Э-э, - неопределённо пробормотал Тенки, с ужасом вдруг понимая, что не знает, как к ней обратиться - забыл имя!
   Большие глаза - тёплого тёмно-карего цвета - повернулись к нему, взглянули вопросительно-высокомерно.
   - Скорей бы начался вечер, не правда ли? - промямлил Тенки, теряя малейшую нить смысла в страшном кошмаре, что по недоразумению звался светской беседой.
   - Вам надоело моё общество? - она усмехнулась краешками губ, а глаза оставались равнодушными.
   - Что вы, - поспешил мальчишка ответить ходовой фразой - благо помнил её до малейших смысловых интонаций, - мне очень приятно с Вами беседовать.
   - Говорят, Вы - настоящий гений? - спросила вдруг рыжая, и на бесстрастном лице появился наконец проблеск живой эмоции - слабого интереса.
   - Э-э-э... - опять растерялся нинъе. По эльфийским правилам прямую похвалу надлежало отрицать, но как назло в голову не лезла ни одна подходящая формула отрицания. - Что вы, - сил хватило лишь повторить недавнее выражение.
   - Да-да, - настаивала она, - даже мой кузен упоминал Ваше имя. Да и когда меня представляли Вам, было ведь сказано, что с июня Вы переходите на четвёртый младший курс? Это потрясающе.
   - Что вы... - ох, чтоб огонь тут всё пожрал! Когда же эта пытка кончится?
   Видимо, из-за его невразумительных ответов не в состоянии придумать, как ещё продолжить разговор, она снова замолчала.
  
   Время таяло в ладонях, как осенний снег. Леттине исподтишка поглядывала на сидящего напротив мальчика - и, незаметно для него, пряча руки под персиково-белыми кружевами, нервно сжимала кулачки.
   Она была ему неинтересна, это ясно.
   Мальчик отвечал малословно, сам почти не заговаривал. Смотрел куда угодно, только не на неё - за всё время разговора их глаза встретились едва ли раза два, и ей стало понятно, что он тяготится беседой.
   Из вежливости Леттине пыталась не дать ему сообразить о её догадке, но всё же такое откровенное пренебрежение огорчало.
   Перед девочкой сидел единственный не элхе в Королевской школе. Кузен не раз упоминал об успехах новичка-нинъе - да и сказал же один из здешних учеников, когда представлял их друг другу, что с нового учебного года светловолосый мальчик переходит на четвёртый курс. Забавно, это значит, кузен, третьекурсник с июня, теперь станет младшим для недавнего новичка.
   Однако Леттине представляла себе знаменитость Королевской школы немного иначе. Более, как бы это сказать... впечатляющим. Перед ней же находился невысокий, на вид совершенно обыкновенный нинъеский подросток. И к тому же не проявлял к собеседнице ни малейшего интереса.
   Чтобы не смущать нинъе непрерывным глазением, Леттине безразлично осматривала зал. Оттого и целеустремлённо приближающегося к ним темноволосого элхе она заметила первой. Вскочила, хотела было склониться в приветствии, адресуя его и двум следовавшим за темноволосым, но все трое, казалось, её словно не заметили.
   Элхе - теперь она его узнала, Мурасе-Ито-диэ, по характерной форме ушных раковин, семейная черта, - остановился перед ними, посмотрел на молчаливого нинъе, который тоже вскочил и как будто подобрался.
   Леттине непонимающе взглянула на Ли-диэ. Тот не спускал глаз с пришедшего.
   Ни поклонов, ни приветствий, ни даже дружеских междометий - что-то случилось?
   Орувери-диэ и ещё один, незнакомый, юноша, остановились, не подходя ближе, и тоже хранили молчание.
   Леттине решила выждать, пока не заговорит кто-то из окружающих - в конце концов, она девушка, а тут и вообще - гостья, и ей не подобает брать на себя ведущую роль. Скромно свела руки перед грудью, сцепила ладони.
   Кто же заговорит первым?
   Что-то происходит, но неясно что, и тишина рвёт барабанные перепонки, накаляя воздух меж собравшимися.
   Что-то происходит, но неясно что, кто же заговорит первым?
   - Что тебе надо?! - резким, пугающим возгласом взвизгнула уничтоженная тишина.
   Нинъе.
   Это было страшно. Почему-то очень страшно - мелькнула непонятная, безэмоциональная усмешка в глазах Мурасе-Ито, дёрнулся уголок его рта, застыл воздух, словно готовясь к непоправимому.
   Леттине не сразу поняла, что произошло.
   Мелькнула рука элхе, сжатая в кулак, нинъе вдруг пошатнулся, разворачиваясь вполоборота от полученного удара, и в ту же секунду, как кошка, распрямился, оказываясь совсем рядом с ледяным лицом Мурасе-Ито, и теперь уже тот попятился, ладонь прижата к щеке, в глазах жуткое пламя.
   Мир раскололся вместе со звонким голосом:
   - Дуэль!
   Кричал незнакомый ей элхе, стоящий рядом с Орувери-диэ темноволосый молодой человек. Кричал, будто радость и ужас попеременно раздирали его на части.
   Словно повинуясь этому крику, Мурасе-Ито-диэ распрямился, отнял от щеки руку и холодным, мёртвым голосом произнёс:
   - Пусть будет так.
   Нинъе молчал, грудь его тяжело вздымалась.
   - Пусть будет так, - повторил элхе. - Я, Ацуатари из рода Мурасе-Ито, предлагаю тебе сразиться и этим решить все разногласия между нами. Пусть Огонь рассудит нас.
   Брови светловолосого шевельнулись, но он ничего не отвечал.
   - Пусть вызванный назовёт время и место! - крикнул спутник Орувери-диэ.
   Нинъе метнул взгляд в сторону кричавшего, коротко кивнул.
   - Послезавтра... нет, завтра, за час до заката. За полем для соревнований, - выговорил ровно.
   Леттине с испугом взглянула на Мурасе-Ито-диэ. Вызов на дуэль? Ужас бешеным замкнутым кругом вращался в груди, проблёскивая невообразимым, каким-то диким восторгом. Вызов на дуэль?!
   - Ещё надо выбрать вид оружия! - не унимался стоявший поодаль.
   Не сводившие глаз друг с друга двое одновременно повернулись, одаряя крикуна долгим взглядом.
   - Магия, - два голоса слились в один.
  

***

  
   - Леттине, Леттине!
   - Да, мама?
   - Леттине, детка моя, неужели это правда?!
   - Что?
   - Ну как же! Что два адепта устроили дуэль - из-за тебя?!
  

Боевая магия

  
   Для поединка выбрали заросшую травой площадку, спрятанную далеко за полем соревнований, за подсобными помещениями, чтобы не видно было из окон школы.
   С лёгкой руки Тардиса, заявившего о дуэли на весь главный зал, слухи разбежались по всем курсам. Разумеется, о вызове узнали и учителя. Хорошо ещё, что нинъе говорил тихо, поэтому о времени и месте никто из посторонних осведомлен не был - кроме светло-рыжей элхеской девочки. Но девчонка или умела держать язык за зубами, или тщательно выбирала поверенного для секретов, и поэтому в тени за сараями сейчас стояло только трое.
   Беспрестанно оглаживающий волосы, стреляющий глазами по сторонам, невыспавшийся Тардис Дени-эльви из Щинге.
   Невысокий, светловолосый, упрямо нагнувший голову валиссийский нинъе с плебейским именем Тенки Ли.
   Равнодушный, с непроницаемым взглядом, бесстрастным красивым лицом - Ацуатари, отпрыск древнего рода, родом из провинции Сорэнарэ, младший сын Мурасе-Ито.
  
   Проклятый эльф выглядел до отвратности спокойным. Лицо - безмятежное, прям как вот это предзакатное небо - Тенки глянул в голубую вышину - ни единого облачка, словно короткоухий всего лишь вышел прогуляться по случаю хорошей погоды.
   Впрочем, и то ладно - хорошо хоть не стал ритуально краситься.
   В учебнике истории Тенки видел изображения древней элхеской боевой раскраски - полностью закрашенная чёрным область глаз, у некоторых воинов - начисто выбритые брови; чёрным ставились и полоски на виски и скулы - до самых кончиков ушей. Взгляд от этого кажется нечеловеческим, словно сверлит противника из чёрного колодца. Не самое симпатичное личико.
   Учебник упоминал о межрасовых войнах довольно скупо, без подробностей, но когда-то эльфы с такой раскраской убивали его предков.
   Но уж этому конкретному лупоглазому он не даст себя убить. Не так легко.
  
   Противник засунул руки в карманы и выпрямился, меряя Ацу зелёным взглядом. Элхе холодно усмехнулся в душе: нинъе нервничал. И руки в карманы запихнул потому, что иначе просто не знал, куда их деть. Нинъе не знакома культура ожидания боя, наслаждение последними минутами до схватки.
   Что ж, жаль, он многое теряет.
   Косая чёрная тень от сарая накрыла заросшее травой поле, ветер налетал пробирающими до костей порывами. Солнце медленно двигалось к западу.
   Вся ненависть Ацу к оскорбившему его когда-то нинъе сейчас незаметно истаяла, пропала, не оставив следа. В душе царило спокойствие, глубокое чистое спокойствие - и ветер, вымораживающий сердце, становился крыльями.
   Первокурсник топтался на месте, не умея застыть и отдаться холоду. Косился то на Ацу, то на безмолвного секунданта, нетерпеливо ожидал сигнала к началу боя.
   Отвращения к крысёнышу больше не было. Ничто не возмущало покоя.
   Полное, хладнокровное равнодушие, сродни ледяному ветру апреля, кружило вокруг, стирая эмоции.
  
   Тардис переминался с ноги на ногу, украдкой то и дело поглядывая на часы. До начала оставалось три минуты, и он уже чувствовал, что жалкое это время растянется на столетия.
   В ушах слышался и замолкал, замолкал и вновь слышался голос Виллиэ, произносящий одну и ту же фразу: "Я не такой дурак, чтобы идти смотреть. Ты заварил эту кашу, ты и расхлёбывай". Заявив так, Виллиэ с ухмылкой отправился в общую комнату, где в любое время суток толпились ученики.
   Тардис понимал, в чём дело: Виллиэ просто озаботился для себя алиби. Не повезёт тому, кого застанут на поле боя, - ни противникам, ни секундантам, ни даже распялившим рты зевакам. Законы школы строги - хорошо ещё, если виновного просто выкинут вон.
   "Я не такой дурак, чтобы..."
   Дурак он, Тардис, - какого пламени ему вздумалось повторять слова Виллиэ, брошенные словно невзначай: "Это же формальный повод, дуэль!"
   Какого пламени он тоже вскрикнул "Дуэль!", да ещё на весь зал?
   Теперь получается, что виноват только он.
   Поскорей бы всё это закончилось!
  
   Чего он лупится сюда, эльфийский хрен.
  
   Как восхитительно холоден ветер.
  
   Ещё минута... ещё мгновение... Время!
  
   Поначалу оба двигались осторожно, медленно, обходили поляну по краю, не сводя друг с друга глаз. Сосредоточенно следили за руками: не мелькают ли пальцы, плетущие заклинание.
   Тардис с беспокойством оглянулся - вокруг по-прежнему не появился никто посторонний, царствовала тишина, но Тардис отнюдь не чувствовал себя в безопасности. На миг показалась соблазнительной даже идея забраться на крышу сарайчика, раз уж долг секунданта не даёт ему удрать куда подальше.
   Первым атаковал Мурасе-Ито - нинъе замешкался лишь на долю секунды. Элхе махнул рукой, и с пальцев его слетел чёрно-фиолетовый феникс, издал гневный вопль, стремительно ринулся к нинъе. Тардис уважительно покрутил головой: вынутая соучеником из пространства сила мягко бухнула в уши.
   Нинъе скользнул в сторону, уходя из-под удара, увернулся, словно от пущенного камня. Согнувшись, бросился наперерез высокому элхе, складывая ладони в - Тардис невольно ахнул - символ направленного огня. Это заклинание изучают на старших курсах! И, захваченный действиями нинъе, упустил из виду сокурсника - а тот тоже не терял времени даром.
   Два потока пролетели рядом, рассыпая искры от соприкосновения.
   Яркий зеленовато-рыжий прозрачный огонь - удар нинъе - полыхнул рядом с элхе, почти задевая его, прошёл по коже обжигающей волной. Тардис аж закусил губу, представив боль. Мурасе-Ито отпрянул, путаясь ногами в коварной траве, едва удержался от того, чтобы схватиться за предплечье.
   Нинъе повезло меньше. Переливистый чёрно-фиолетовый феникс, пусть сформированный гораздо хуже, нежели огонь светловолосого, - нашёл цель безошибочно. Разбился пламенем о грудь и правую руку нинъе, жадными языками полыхнув вниз и вверх - до шеи. Ли повалился на колени с искажённым лицом, но не закричал, замер, опустив голову - и через мгновение силой выдернул себя из пут травы. Поддерживая левой рукой непослушную правую, сосредоточился.
   Опять из сомкнутых ладоней полыхнуло рыже-зелёным - видно, направленный огонь удавался нинъе лучше всего. Пламя устремилось к замершему на месте элхе. Мурасе-Ито, кажется, получил больше, чем казалось на мимолётный взгляд: его правая рука висела плетью. И от удара он ушёл едва ли не в последний момент, опять оставляя жадному огню лишь слегка лизнуть живое тело.
   Только теперь обе его руки повисли неподвижно.
   Светловолосый нинъе заметил проблемы противника, удовлетворённо ощерился. Медленно двинулся по краю площадки, заставляя противника пятиться, чтобы сохранять дистанцию.
  
   Руки словно отнялись: видимо, огонь нинъе был нацелен не сколько на внешние повреждения, сколько на внутренние. Ацу не чувствовал ничего от предплечий до кончиков пальцев - как бывает иногда, если долго держишь руку в неудобном положении, - конечность затекает, теряется чувствительность.
   Нинъе и впрямь оказался опасным противником.
   Плести сложные заклинания Ацу уже не может, и не может точно нацелиться - значит, остаётся простая грубая сила. Схватка чистой энергии.
   Или...
  
   Тенки следил за высоким эльфом, двигавшимся от него с той же ледяной, бесстрастной маской вместо лица. Не хотелось признаваться себе - но он вымотался. Не хватало энергии, чтобы нанести последний, решающий удар - хоть и, конечно, не такой, чтобы убить. Убивать эльфа он не станет, и дело даже не в страхе перед смертной казнью - кажется, оная не распространялась на убийство на дуэли, просто... Одно дело - убить, если враг угрожает жизни, а другое - если вот так вот пятится от тебя, не в силах пошевелить руками.
   Он не будет убивать.
   Впрочем, всё уже сделано.
   Эльф сам загонит себя в западню.
  
   Нинъеский крысёныш всё не атаковал. Чего он ждёт? Почему продолжает двигаться по краю площадки, не спуская с Ацу прищуренных глаз?
   Хотя это время, лишнее время, пара мгновений, которые могут решить ход...
   Боль вонзилась в тело неожиданно. Ацу даже не сразу понял, что случилось, - ведь светловолосый не шевелился, ни двигал руками и от него не шло волн магии.
   Против элхе обратилась земля.
   Из травы хлынули обжигающие белые лучи, обвили Ацу, пронизывая насквозь, заставляя колени подломиться. Воздуха не хватало, лёгкие не желали работать, и ослепительные молнии метались перед глазами. Свело судорогой.
   Ловушка. Нинъе поставил ловушку.
   Когда упал в траву - якобы от полученного удара - оставил плетёнку заклинания, а потом - оставалось только заставить элхе шагнуть в неё. Вот почему он не атаковал...
   Ацу запрокинул голову, ища взглядом противника. Накатывалась стремительная тьма, сужая поле зрения в узкую воронку. На дне её неясным рисунком виднелось лицо нинъе. Тот, замерев, смотрел на поверженного элхе.
   Нинъе и впрямь оказался достойным соперником.
   Но нет...
   Не празднуй победу раньше времени...
  
   Остановившись, Тенки смотрел на упавшего элхе в хватке белых молний. Ловушка сработала, как надо. Расцветшая в траве "звезда Юрисаэ" - это заклинание он опробовал на живом существе в первый раз - вела себя аккуратно, как по книгам. Лишив жертву сознания, она опадёт и растворится, не мешая подойти к телу никому - ни возможному убийце, ни спасителю.
   Эльф проиграл.
   Дуэль окончена.
   Но куда это он смотрит?
   Тенки впился взглядом в теряющего сознание противника. Ему не кажется? Этот ненормальный - улыбается?
   Чёрная тень сорвалась из-под кроны ветвистого дерева, метнулась к светловолосому. Кинулась в лицо, метя острым жёлтым клювом в глаза - словно с ума сошла. Отбиваясь от птицы, Тенки закрыл глаза ладонью, и бешеное пернатое тут же застучало клювом по раскрытой стороне - ожгло болью, будто кипятком хлестнули.
   Что за хренотень?
   Отбиваясь от птицы, Тенки глянул на опутанного молниями противника - тот ещё находился в сознании, ловушка не погасла. Блеснули глаза - зло, по-издевательски.
   И птица перед лицом нинъе взорвалась алым пламенем.
  

Свет - это белые перья

  
   Не раскрывая глаз, темноволосый подросток брезгливо поморщился, скривился. Во рту было противно, горько и склизско, словно некто заставил Ацу тщательно разжевать пару сырых слизняков. Элхе нахмурил брови, запрокинул голову назад, насколько позволяла плоская подушка. И только тогда поднял веки.
   То, что находится в больничном крыле, он понял сразу. Голубоватый тускло светящийся потолок, неудобная подушка, хрусткая простыня, накинутая на тело. Попискивание приборов и мягкое гудение технической магии. И - самый явный признак: запахи целительских трав и снадобий, переплетающиеся в один незабываемый аромат - больница.
   Пару раз бывать здесь ему приходилось, но в качестве пациента Ацу очутился тут впервые.
   Подросток снова поморщился: по телу волнами ходила какая-то противная, неглубокая боль. Прислушался к себе, сообразил - ныли руки.
   Обеспокоенно взглянул на свои плечи, прикрытые простынёй. Отсюда - то ли всё плыло у элхе в глазах, то ли по другой причине - казалось, что ниже плеч у него лежат большие белые колоды, два бревна, закутанные в ткань. Пошевелить руками не удалось, и это тоже не стало для подростка приятной вестью.
   Хотя, если судить по этим двум большим буграм по обеим сторонам от тела, всё же конечности остались при владельце.
   Горло пересохло, но обращать внимание на мелочи элхе не стал. Гораздо сильнее его интересовало раздающееся в комнате мерное дыхание. Ацу перекатил голову по плоской подушке, глянул вправо.
   Так и есть.
   На него смотрели зелёные глаза нинъе.
   То ли виной этому стал голубоватый полумрак в больничном покое, то ли состояние владельца, но глаза эти, казалось, потеряли свойственный им чуть пугающий блеск, потускнели слегка, чуть угасли. И тем не менее, нинъе смотрел твёрдо.
   Нахлынувшая тишина поглотила и дыхание, и пищание приборов.
   Губы светловолосого мальчишки чуть дрогнули.
   Испуская едва заметный вздох, Ацу отвернулся, вновь уставился в потолок. Нинъе славно досталось - сознание этого согрело элхе душу. Раны, оставленные клювом птицы, слились с ожогом от взрыва её тушки, - и лицо светловолосого хорошо опухло, а глаза, и без того не слишком большие, превратились в щёлочки. Ещё пара дней - и эта красота бы засинела, зафиолетовела, наглядно свидетельствуя о силе оставившего её, - хотя теперь уже вряд ли. Вылечат.
   - У тебя получилась хорошая ловушка, - нехотя произнёс элхе, не глядя на бывшего противника.
   Молчание.
   - Твоя птичка тоже была ничего, - слабый отзвук усмешки.
   - Это ведь была "звезда Юрисаэ"?
   - Ты знаешь о ней? Ага...
   - Думаешь, ты один умеешь читать книги? - во фразе проскользнула тщательно отмеренная доля пренебрежения: удивление в голосе нинъе задело Ацу.
   - Эм-м. А, ясно. Просто нам же не преподают ещё ничего толком, вот я и...
   - Верно. Настоящая боевая магия начинается лишь после поступления на старшие курсы.
   - Какого хрена они так тянут.
   Забавно. Негодование в словах нинъе было так созвучно его сердцу. Ацу бы усмехнулся, если бы положение это позволило.
   В комнату вернулась тишина.
   - Слушай, - на этот раз первым заговорил нинъе. - Я, это...
   - Да? - холодно произнёс Ацу, созерцая голубоватое мерцание потолка. Что он хочет спросить, этот любопытный сын нинъеских деревень?
   - Ну... Я... Давно хотел узнать, вообще-то...
   До каких пор он собирается мямлить?
   - Какого... В смысле, с чего вдруг... То есть я тебе вообще-то чего сделал?
   Пришлось снова перевалить голову на правое ухо, приподнять бровь, показывая, что не понял слов собеседника.
   - Прости?
   - Чего я тебе вообще сделал-то? - повторил нинъе. Судя по голосу, он и впрямь любопытствовал, а не пытался устроить в больничной палате продолжение дуэли. - Ну, у тебя ведь были причины... Это из-за того, что я пришёл к вам на уроки?
   А... Нинъе интересуется изначальным поводом к неприязни.
   Как это сложно объяснить.
   - Ты назвал меня "короткоухим".
   И снова ударило в уши молчание. На этот раз недолгое.
   - И всё?! А-а, то есть извини, конечно. Но ты ведь и впрямь короткоухий?!
   Ацу долго наблюдал за глазами нинъе. Долго - пока любопытный блеск в них не сменился лёгким намёком на раскаяние. Слабое, еле заметное раскаяние. Тогда сказал небрежно:
   - Слово "короткоухий" звучит как оскорбление. Наш род - один из древнейших родов народа элхе. Форма ушей - семейная черта. Тебе понятно, круглоухий?
   - Никогда не думал, что это так важно, - светловолосый отозвался откровенно.
   - Это важно - для нас. Ты теперь среди нас, а не в своей глуши. Теперь ты должен подчиняться нашим законам, - чего ради он тут распинается перед нинъе, уча того правилам элхеской знати?
   - Это точно.
   Ацу показалось, или с соседней кровати и впрямь раздался тихий вздох?
   Мерный писк приборов снова залил комнату, оставляя каждого наедине со своими мыслями.
   - Я слишком поздно сообразил, - само собой вылетело из уст Ацу.
   - Что? - откликнулся нинъе.
   - Виллиэ.
   - Твой однокурсник?
   - Да. Виллиэ Орувери. Мне интересно, чего он хотел добиться. Ты перешёл ему дорогу?
   - Я? Почему я? Это же он показал мне, где можно найти "звезду Юрисаэ", как её делать.
   - Виллиэ?! - вместе с возгласом вырвалось неподобающее моменту изумление. Виллиэ научил первокурсника? Виллиэ?!
   - Ага. Он вообще много чего мне рассказал, помогал по-всякому. С февраля.
   Темноволосый подросток закрыл глаза. В темноте под веками плясали голубоватые тени. Чего хотел Виллиэ, чего он добивался? Это его сокурснику нинъе обязан своими успехами, его помощи. И в то же время Виллиэ подталкивал Ацу, чтобы...
   - Он сталкивал нас, - элхе снова взглянул на соседа по палате. От ясности вставшей перед внутренним взором картины хотелось вскочить, опереться локтями о кровать, яростно рассуждать, помогая словам жестами.
   Но тело не слушалось. Оставалось только говорить, тихо и ровно, в одной позе лёжа под простынями.
   - Он сталкивал нас, - повторил Ацу. - Он с самого начала этого хотел. Как я сразу не понял. Он нас растил, дабы однажды мы встретились как соперники. Помогал тебе, чтобы ты, ещё совсем неумелый, только явившийся в школу первокурсник, научился управлять собой и своей магией. Влиял на меня, чтобы я занимался больше, чтобы не стал для тебя лёгкой добычей. Пусть Огонь падёт на его голову, Виллиэ!
   Ли не смотрел на него. Отвернувшись, упёрся взглядом в потолок. Слушал. И когда элхе окончил речь, хищно вдруг усмехнулся. Отчаянно.
   - А он мне нравится.
   Что несёт этот нинъе?!
   - Ну наконец-то я понял, какого хрена он со мной возился. Я-то думал сперва, это ты его ко мне прислал, каждый миг ожидал какой-нибудь подлянки.
   - Почему же? - возмутился Ацу.
   - Ну... вы же все вместе ходили, дружной четвёрочкой. Про тебя он сказал, мол, ты зовёшь меня крысой.
   - Крысёнышем, - какого пламени Виллиэ... А, Огонь с ним. - Ладно, я...
   Ли молчал.
   - Я не стану звать тебя крысой, - с лёгким вздохом выговорил элхе. - Ты хорошо сражался.
   Слабый смешок.
   - Ну тогда я не стану звать тебя короткоухим, так уж и быть. Твоя птичка мне в кошмарах сниться будет.
   - Её было несложно поймать. К тому же у меня не оставалось другого выхода, когда ты лишил меня возможности пользоваться руками, - не хотелось в этом признаваться, но слова нинъе звучали приятно.
   - Как ты ухитрился нашпиговать её заклинанием? - да уж, он и впрямь истинный боевой маг, и в больничном покое жаждет новых знаний.
   - Когда ты гнал меня к ловушке. Мысленно.
   - Слушай, ты осознаёшь, что ты совершил невозможное?! - Ли выглядел возбуждённым.
   - Твоя "звезда Юрисаэ" тоже не образчик творчества младших курсов, - Ацу негромко усмехнулся. - Такой мог бы гордиться и настоящий маг.
   - Э-э, - донеслось с соседней кровати смущённое. И новым вопросом: - А что ж теперь будет?
   Ацу отлично понял, что беспокоит светловолосого. Только ответа он не знал.
   - Может, - невольно в интонацию пролилась пара капель горечи, - Виллиэ пытался избавиться от конкурентов. Ведь на старшие курсы берут не всех.
   На этот раз Ли молчал так долго, что показалось - уснул. И только тогда, когда дремота начала уже овладевать и элхе, когда тело смирилось с неудобством несменяемого положения и тупой болью в руках, наконец пришёл тихий и словно потерявший все интонации от чрезмерного изумления голос светловолосого:
   - Ну вы, эльфы, и интриганы.
  

***

  
   Наутро - хотя Тенки мог лишь предполагать, что наступило утро: в больничном покое не было окон - появились целители.
   Первым в комнату вошёл мужчина, длинноволосый светлоглазый врач. За ним - двое в голубых с зелёной вышивкой полумантиях - одежда практикантов целительства.
   Мальчишка поспешно закрыл глаза, притворяясь спящим. Не хотелось встречать сейчас осуждающие взгляды врача и приговор, который мог читаться в его зрачках.
   Дышать было трудно, словно зверь какой-то забрался под дых и впился изнутри острыми клыками.
   Оставят ли Тенки в школе?
   Что будет, если...
   - Доброе утро, почтенные, - голос целителя разбил надежду избежать разговора. - Просыпайтесь и расскажите мне, как вы себя чувствуете, мои дорогие вояки.
   Издевается. Подонок.
   - Доброе утро, - эльф с соседней кровати ответил как ни в чём не бывало. А только что посапывал тут, уткнувшись в подушку. - Простите, что мы доставили Вам столько хлопот.
   Пошёл закручивать свои многоэтажные вежливые словоформы.
   Тенки чуть приоткрыл веки, подглядывая из-под ресниц.
   - Ничего-ничего, - целитель принял поданный помощником табурет, ловко поставил его меж кроватями, уселся. - Вам ещё успеют отодрать уши.
   Приподнимаясь - притворяться спящим больше не было смысла, - Тенки поморщился. Правая рука слушалась плохо, будто отлёжанная. Щеки горели. За ночь лицо покрылось словно засохшей коркой, отзывавшейся болью при каждой гримасе.
   - Какие вы у меня красавцы, - целитель по очереди посмотрел на обоих. - Особенно ты, - кивнул он Тенки, - хоть прямо сейчас жени.
   - Не надо, - Тенки неуклюже усмехнулся, - мне ваши эльфийки не нравятся.
   Сказал и осёкся - отвесил грубость? Сейчас этот бешеный с соседней кровати как накинется на него с кулаками, а желания сражаться у нинъе сейчас не больше, чем у снятой с тигра шкуры.
   Однако темноволосый молчал, а целитель и вовсе даже рассмеялся, подхватил:
   - Гляньте-ка на него, наши девушки ему не по нраву. А каких ты тогда предпочитаешь?
   - Ну, наших, - неразборчиво буркнул мальчишка - разговор стремительно улетал куда-то в тартарары, - нинъеских, типа. - "Они понятнее", - добавило сознание.
   - Вот как? А чего тогда из-за элхеских девочек в драку лезть? - льноволосый мужчина на табурете посмеивался, но в строгих глазах плавала суровость.
   - А?
   - Простите? - ученики среагировали в один голос.
   - Я слышал, дуэль вы устроили из-за элхеской девочки? - повторил целитель, и в голосе его появилась неуверенность.
   Неудачливые дуэлянты переглянулись.
   - Э-э, собственно, - начал было Тенки, но темноволосый его перебил.
   - У нас были другие причины. Скорее вызванные внутренними, а не внешними факторами.
   - Факторами, - усмехнулся целитель. - Внутренними, говорите? Ну-ну.
   Тенки не совсем сообразил, что рассмешило врача, но тот, словно посчитав беседу оконченной, придвинулся к нинъе и тонкими прохладными пальцами стал ощупывать корку, в которую превратилось лицо.
   - Простите, - не выдержал снова эльф, следящий за манипуляциями врача.
   - Да?
   - Я предполагал, что, возможно, частью наказания явится непредоставление нам целительского лечения?
   Тенки сглотнул. Ходить с маской на роже добрых полмесяца, а правой рукой шевелить только в самых необходимых случаях? Огонь на язык этому эльфу, а если сейчас целитель уйдёт?
   - Ну что ты, друг мой, - кажется, однако, тревоги Тенки беспочвенны, - совет Королевской школы - не звери какие. Мы вылечим вас на славу. Так, чтобы члены комиссии, побереги Огонь, не позволили бы вкрасться в свои сердца преступной жалости. Нет, вы будете стоять перед ними навытяжку, целенькие и здоровенькие, - тут врач усмехнулся поистине погано.
   - Комиссия... - голос нинъе вдруг охрип.
   - Комиссия, друг мой, - подтвердил целитель. - Вот там вам и придётся рассказать обо всех ваших факторах и всех мотивах, и внешних, и внутренних. А теперь помолчи-ка. Халлиэ, подай мне сумку.
  

***

  
   Созыва комиссии не пришлось ждать долго.
   После трёх дней в больничном крыле, перемежаемых визитами целителя и чтением библиотечных книг - каждая из них виделась теперь последним в жизни сокровищем, один из зелёно-голубых помощников объявил ученикам, что завтра в девять утра их ждут в главной экзаменационной аудитории.
   "Плохо дело", - подумал Тенки, взглянул на темноволосого. "Плохо дело", - читалось отражением в чужих чёрно-голубых глазах.
   За несколько дней в палате никто, кроме целителя и его подчинённых, не появился. То ли посещение малолетних нарушителей запрещалось советом, то ли все разъехались на каникулы - ведь близился конец апреля, то ли по ещё какой причине, но дни летели однообразно, и бывшим противникам пришлось свыкаться с постоянным обществом друг друга.
   Тенки не мог заглянуть в разум темноволосого, но - как ни удивительно - для него самого пребывание в одной комнате с элхе не стало нестерпимым.
   - Слышь, ты что будешь делать, если из школы вытурят? - оторвавшись от книги, Тенки взглянул на пол.
   Благодаря усилиям целителя, пусть при лечении порядочно цокавшего языком и проклинавшего "безумную магию безумного нинъе", чувствительность в руках темноволосого восстановилась. И теперь, радуясь вернувшейся силе, элхе не упускал момента заняться физическими упражнениями. Вот и сейчас он, старательно пыхтя, отжимался на тесном пространстве между двумя кроватями. Всё бы ничего, если бы при этом он не напевал - на однообразный мотив, помогающий не сбиться со счёта.
   Обращённый к нему вопрос темноволосый словно не услышал, продолжал ритмично опускать тело вниз и вновь выпрямлять руки, подкидывая вверх.
   Тенки прислушался к песенке, послышалось что-то вроде: "шесть десятин восемь... семь десятин..."
   Похоже, ненормальный эльф пошёл до ста. Не иначе, выёживается.
   Закончив, темноволосый привалился к стенке. Лицо его вспотело, покрылось крупными каплями. Тенки следил за ним поверх книги, не скрывая язвительности во взоре. Подумаешь, сто отжиманий.
   - Прости, что ты спросил? - вежливо отозвался элхе, придя в себя.
   - Да не, я уже понял. Готовишься идти в гладиаторы.
   - Гладиаторов уже много столетий как нет.
   - Не волнуйся, ты восстановишь древнюю традицию, - успокоил Тенки ненормального.
   - Мне скучно лежать целыми днями в постели, - эльф пожал плечами. - Тебя и впрямь ничего не интересовало?
   - Я спрашивал, что ты будешь делать, если нас отсюда вытурят, - неохотно повторил Тенки и сделал вид, будто уткнулся в книгу.
   Эльф вздохнул. Довольно тяжко.
   - Не знаю, - раздалось с пола. В словах слышались нотки отчаяния. - Не представляю себя кем-то иным, помимо боевого мага.
   - Хм-м... - задумчиво протянул мальчишка, переворачивая страницу.
   - Не знаю, какого пламени я с тобой так откровенен, - раздражённо вымолвил темноволосый.
   - Хм, может быть, потому, что мы с тобой в одинаковом положении? - откликнулся Тенки, по-прежнему не глядя на собеседника.
   - И позволяю тебе обращаться ко мне, как к равному! - продолжалось бухтение внизу.
   - Ну так вызови меня опять и прикончи.
   - И прикончил бы, - эльф поднялся. - Если бы ты стоял смирно.
   - Смирно - это не для меня. Не в тех случаях, когда меня пытаются убить.
   - А жаль, тогда убить тебя было бы так просто, - в интонациях собеседника безошибочно чувствовался слабый привкус сожаления.
   - Завтра в девять утра, - вспомнил Тенки слова целительского помощника. - Аж целую комиссию ради нас созовут. Сегодня мне точно будут кошмары сниться.
   - Приятных снов. Я в душ, - кажется, эльф не горел желанием продолжать безрадостный разговор.
   Закрылась дверь в узкую душевую кабинку - уже несколько дней вся их жизнь заключалась в передвижении между кроватями, душем и туалетной комнатой. Неудивительно, что темноволосому не хватает свободы.
   Тенки её тоже не хватало. Только позволить себе отжиматься на полу он не мог: при малейшей нагрузке кожа на лице, натянутая, как на спелом помидоре, грозила лопнуть. Руку целитель поправил, а вот рожа заживала медленнее.
   Славное заклинание всё-таки эльф запихнул в птицу.
   Если повезёт остаться в школе, надо будет потребовать исходники.
  

Причины и следствия

  
   Высокие тёмно-коричневые двери главной экзаменационной аудитории были плотно закрыты. В комнату ожиданий не доносилось ни звука.
   Губы пересохли, и нинъе то и дело нервно их облизывал. Впрочем, это не помогало. Смертельно хотелось что-то сказать, нарушить жуткую тишину. Тенки опасался даже сглотнуть, и от этого горло казалось ещё более сухим.
   Сюда их привёл практикант-целитель, велел сесть на стулья у стены и ждать, пока не позовут. И отправился восвояси, оставляя притихших младших на попечение надзирателя.
   Взгляд эльфа, одетого в форму школьных прислужников, казалось бы, вовсе не следил за нинъе, но стоило неловко повернуться, как зрачки наблюдателя возвращались, ощупывали Тенки с ног до головы и снова скрывались под приспущенными веками.
   Темноволосый бывший противник застыл неподвижно на краешке соседнего стула. Спина выпрямлена, глаза направлены в пустоту перед собой. Непроницаемое лицо.
   Тенки снова облизнул губы.
   Что за приговор ожидает провинившихся?
   Что будет, если...
   Двери ожили, негромко заскрежетав.
   Повернулась металлическая ручка; отступила назад, открываясь, одна из створок. В проём неспешно просочился невысокий старец с длинными белыми волосами. По обеим сторонам лица качнулись две тонких коротких косички, перевязанные тёмно-зелёными ленточками. Знакомая причёска и знакомый сочный цвет лент - к нарушителям школьных устоев вышел секретарь.
   - Встать, - ровным голосом приказал он.
   Синхронно ученики поднялись.
   Не удостаивая их взглядом, старец повернулся к двери и небрежно толкнул вторую створку, открывая вход в экзаменационную аудиторию. В глубине её на помосте для экзаменаторов возвышался стол, за ним в застывших позах ожидали члены совета. Плотный директор со всегда насмешливым взором, рядом с ним его заместитель, "второй директор", с другой стороны - заведующий канцелярией. Вот он - школьный совет.
   Начинается, - буркнуло сердце.
   Приплыли... - отозвался разум.
   - Займите места перед комиссией, - казённым тоном велел секретарь.
   На полу красовались два тщательно и заблаговременно вырисованных круга с надписью древним эльфийским, тянувшейся по периметру. Разобрать написанное Тенки не смог, слишком замысловато вились знаки.
   Мальчишка шагнул к правому кругу. Элхе, чуть помедлив, встал в левый.
   Секретарь обошёл учеников и устроился за высоким пюпитром, по левую руку от комиссии и правую - от провинившихся. Откашлялся, пошуршал бумагами. В действиях его Тенки не видел смысла - похоже, старик или тянул время, или просто нагнетал атмосферу, чтобы хорошенько пробрать мальчишек.
   Тихонько нинъе вздохнул.
   - Начинаем, - вопреки предположениям Тенки, ожидание не слишком затянулось. - Сегодня, в тридцать восьмом году эпохи Рейки, пятом месяце... - секретарь еле слышно бубнил положенные фразы, - ...предстают двое нарушителей... - слова его доносились глухо, как сквозь плотную ткань, а всё внимание нинъе оказалось вдруг приковано совсем не к помосту и не к членам совета, важно откинувшимся на своих креслах.
   В углу комнаты, спрятавшись в самую тень, верхом на деревянном стуле с высокой спинкой, сидел черноволосый мужчина. Руки его были сложены на спинке стула, подбородок уткнулся в руки, а глаза следили за учениками с равнодушным, почти незаметным интересом, как сытый леопард следит за клюющим остатки его добычи стервятником, - и в больших этих карих глазах горело кровавое пламя.
   Это был он.
   Красноглазый Йисх.
   Обрывки слышанной где-то, вычитанной, слухами донесённой информации взвились в голове. Йисх. Легендарный боевой маг. Натаскивает старшие курсы. Прозвище это - Йисх - взято из нинъеских легенд: "рубиновоокий" Змей, мудрый, жестокий и своевольный.
   Красноглазый Йисх - здесь, в этой аудитории, сейчас, сегодня, в день, когда решается их судьба. Хорошо это или плохо?
   Маг молчал, наблюдая за ними. В глазах смеялось пламя.
  
   Секретарь откашлялся, возвещая конец вступления. Кинул на дуэлянтов недовольный взгляд, требуя внимания, и снова посыпал скороговоркой канцелярских формулировок. Тенки опустил голову, всматриваясь в пол, в узор древних эльфийских букв по краю вычерченной линии. Секретарь бубнил своё. "Вы совершили неположенное". Голос его гулко отдавался от стен. "Нарушили правила школы". Фразы лились нескончаемым потоком. "Конфликты запрещены". Вон та букашка похожа на букву "эсте". "Хотите ли вы что-нибудь сказать". Что тут скажешь...
   На уши надавила тишина.
  
   Шорох слева послышался неожиданно. Темноволосый сделал шаг вперёд, наступая на жемчужную линию круга, склонился перед возвышением.
   Тенки неловко дёрнулся, метнулся взглядом по лицам комиссии - не ждут ли и от него поклонов? Но все смотрели только на темноволосого. Молчали.
   - Ответственность полностью лежит на мне, - раздался звонкий голос элхе. Эльфийские слова текли, как их же музыка, странная, необычная, но красивая. - Вызов был сделан с моей стороны, я принудил младшего к нарушению.
   Оторопев, Тенки смотрел на говорящего. Челюсть едва не отвисла от изумления, язык не повиновался. Что мелет этот придурок?!
   Элхе продолжал:
   - Как старший по возрасту и ответственный за произошедшее, я признаю свою вину и прошу надлежащего наказания.
   Комиссия перешёптывалась, секретарь застыл на месте, как седая птица, острыми глазами сверлил стоящего на одном колене подростка. На Тенки не смотрел никто. Кроме Йисха.
   Тонкие губы исказились в усмешке. Кровавые радужки сверкали.
   Красноглазый Йисх наслаждался.
  

***

  
   - Ты чокнулся? - набросился Тенки на идиота, когда двери закрылись за ними, оставив комиссию размышлять.
   Эльф смотрел незамутнённо. В чёрно-голубом взгляде не прослеживалось ни доли раскаяния, ни капли сожаления.
   - Ты хочешь, чтоб они тебя выбросили?
   Темноволосый молчал.
  

***

  
   - Ну-с, глубокоуважаемые, что вы предлагаете? Да не сидите там, Йисх-ирхе, подойдите. Освободите место, господа, будьте любезны.
   Мужчина встал; не раздалось ни шороха. "И впрямь змея, - мелькнуло в уме секретаря, - опасная, текущая по земле, сильная, взрослая, ядовитая змея". Приблизился к стулу, на который указывала широкая ладонь директора Юстеддия, послушно опустился на сиденье.
   - Позвольте мне подытожить, - продолжал Юстеддия-илиэ, - что мы имеем? Двое своевольных мальчишек, вообразивших себя взрослыми, устроили драку, опрометчиво решив, что могут называть это дуэлью.
   Секретарь презрительно наморщил нос. Неизвестно, что ослушники втемяшили в свои головы, одно несомненно: никто не задумался не только о подаче дуэльного заявления, но и о том, что никакое разрешение не будет даровано несовершеннолетним. Без разрешения же - хоть заколют друг друга противники, хоть зубами загрызут, хоть магией сожгут - никакая схватка не станет дуэлью, и выживший, буде таковой останется, понесёт наказание по всей строгости, как простой убийца.
   Ну а в случае несовершеннолетних понятно, кому отвечать - Королевской школе.
   - Хорошо, что у так называемого секунданта сохранились остатки здравого ума и совести - чтобы прибежать сломя голову в школу и сообщить о двух идиотах. В каком виде их обнаружили, ну-ка... - директор похлопал ладонью по столу, разыскивая доклад целителя.
   - Значит, Мурасе-Ито... задеты энергетические связи обеих рук, слабый шок от использования "звезды Юрисаэ". Ли - правая рука, открытые раны на голове, лице и шее. Малолетние идиоты, - секретарь поперхнулся - директор не стеснялся в выражениях.
   Йисх не сводил внимательного взгляда с главы совета.
   - Простите, - секретарь вздрогнул, как от укуса змеи: Красноглазый вдруг заговорил. Свистящим шёпотом, словно нарочно пытаясь придать себе ещё больше сходства с пресмыкающимся. - Нельзя ли позвать сюда целителя? Я хотел бы спросить его мнения по поводу ранений.
   - Целителя? - директор взглянул на мага, поднял брови. - Вересаати, прикажите, пожалуйста, позвать Иневееле.
   Секретарь поднялся с места, испепеляя боевого мага негодующим взглядом. Почему к нему директор обращается с уважительной частицей? Не достоин. Пусть даже Йисх - всего лишь прозвище, а не фамилия.
   Иневееле появился быстро, будто ждал неподалёку. Коротко поклонился собравшимся, устроился на табурете рядом со столом, замер, ожидая обращённых к нему слов.
   - Иневееле, не могли бы вы чуть подробнее рассказать нам о ранах, которые ученики нанесли друг другу?
   - Вас интересует что-то конкретное, помимо написанного мною в докладе? - уточнил целитель.
   Юстеддия-илиэ переглянулся с боевым магом. Заговорил Красноглазый:
   - Нас интересует, насколько сильным вам показалось воздействие этих двух друг на друга. Если бы вы не знали, что это результат детской драки, что бы вы подумали?
   Целитель задумчиво сложил кончики пальцев, опустил взгляд.
   - Да, я понимаю, - сказал наконец. - Я бы сказал, что это почти вторая ступень.
   - Вторая ступень, - Йисх обвёл присутствующих прикипающим к лицам взором. - И они пока ещё не мои ученики. Они - младшие.
   Разлилось молчание. Секретарь смотрел на красные огоньки в глазах мага.
   - Собственно, я заинтересовался этим, - Йисх говорил плавно, почти лениво, - как только услышал, что один использовал "звезду Юрисаэ", а другой - впрочем, не боевому магу это мало что скажет - заклинание "иггима", совмещённое с управлением животным. Птицей, если я не ошибаюсь.
   - В школьной программе младших нет боевой магии, - вставил заведующий канцелярией. - И в школе нет других учителей по этому предмету, кроме Вас, Йисх-ирхе.
   Красноглазый медленно кивнул:
   - Конечно, и я утверждаю, что мальчишки не могли узнать методику на моих уроках. Впрочем, даже если кто-то из старших и похвалялся своими знаниями перед младшими... Сила и искусность, с коими были использованы заклинания, превышают уровень любого из третьекурсников на сей момент. Адепты же четвёртого и пятого курсов уже вышли из подобного ребяческого возраста и отлично понимают ценность магии - и жизни.
   - Что вы хотите сказать, Йисх-ирхе? - нахмурился директор. - Простите меня великодушно, но я потерял нить ваших рассуждений.
   Секретарь еле скрыл усмешку.
   - Вчера я побывал на месте так называемой "дуэли", - Йисх не смутился. - Как я и думал, земля там ещё хранила слабые следы. Остались и следы "звезды", и останки использованного животного с обрывками наложенного заклинания. А ведь прошло несколько дней.
   Директор нетерпеливо кивнул.
   - Мальчишки - прирождённые гении боевой магии. При надлежащем обучении и тщательном надзоре они прославят нашу школу, - Йисх усмехнулся, будто сам не верил своим словам.
   - Э-э, - протянул Юстеддия-илиэ, - и что же, на основании их гениальности вы предлагаете оставить обоих без наказания?
   - Нет, господин директор, - тонкий язык облизнул такие же тонкие губы, и секретарь на миг поразился его обыкновенности - а как же раздвоенный кончик? - Это было бы непедагогично.
   Директор собирался что-то сказать, но невежа-маг остановил его коротким движением пальцев. Придвинулся на стуле, чёрные волосы упали на лицо.
   - Элхеский мальчишка, - произнёс он, накалывая Юстеддия-илиэ на свои зрачки, - очень кстати выступил с признанием ответственности и просьбой о наказании. Пусть получит своё наказание. И оба они успокоятся, воображая, что избежали худшего.
   - Какое же наказание вы предлагаете?
   - Осмотр воспоминаний.
   - Осмотр воспоминаний... Вот как, - директор Юстеддия отвёл взгляд в сторону, пожевал губами, скользя глазами по разложенным на столешнице бумагам.
   - Практика широко распространённая, даже полицейские маги уже начинают её применять. Вместо нудных допросов подозреваемых, затяжных пыток воришек и ведьм... Очень быстро, очень результативно и немножко... отрезвляет пациента, ибо является вторжением в личные пределы.
   - И всё?
   - Я бы не отказался заглянуть в их головы. Было бы немаловажно узнать, как они использовали заклинание, как добивались контроля над силой. Увидеть изнутри эту их дуэль. Не сомневаюсь, результаты наблюдения станут весьма ценными - и для боевой магии как науки прежде всего.
   - Вы убедительно говорите, - покачал головой директор. - Нельзя не прислушаться. А вы что скажете, господа?
  
   Посмотрев на лица собравшихся, директор поморщился. Что они могут сказать? Единственный боевой маг здесь - Йисх-ирхе, а остальные - пусть во всех отношениях хорошие работники - увы, всего лишь канцелярские крысы. Да и сам Юстеддия уже позабыл всю магию, ведь школу он закончил раньше, чем этот Красноглазый Йисх и на свет появился.
   Делать нечего.
   - Позовите детей, Вересаати.
  
  
  

Начало мая

  
   - Всё собрал? - Тенки исподтишка следил за темноволосым.
   - О себе побеспокойся, - ответил тот хмуро, затянул ремни на сумке.
   Портал уже настроили на Сорэнарэ, и рама его разгорелась молочной голубизной. Первым отправится элхе, потом работники переведут коридор на Валисс. От Валисса до Аксе придётся взять попутную тележку или присоединиться к каравану.
   Тенки побренчал в кармане мелкими монетками - звучало приятно. Остальное он попрятал заранее, надёжно распихал по укромным местам. Денег за год скопилось не ошеломляющее количество, но, с точки зрения бывшего деревенского жителя, приличное. Мать с сестрой обрадуются.
   Уже почти год миновал с тех пор, как майской ночью он отправился в Йокола. Изменилось ли что-то на берегу? Не снесло ли забытую огнём Аксе в море одним из нередких весенних штормов?
   Хотя по крайней мере в марте деревушка ещё стояла на месте - мать присылала письмо.
   - Время, - шепнул темноволосый словно себе под нос. Глянул на плывущую перламутровую дымку. Коснулся сумки.
   - Постой, - Тенки чуть не зажал рот руками - ведь не собирался же ничего говорить.
   Эльф обернулся, посмотрел свысока. Приподнял бровь. Это значило: "Слушаю".
   - Я... - начал было нинъе и заткнулся. Продолжать было жутко неудобно.
   - Ты? - с вежливым интонационным подъёмом на конце слова спросил элхе.
   - Спасибо, что ли, - если этот лупоглазый будет продолжать так на него смотреть, Тенки не выдержит. Или двинет в рожу, или намного хуже - покраснеет от идиотской неловкости, словно девица элхеских кровей.
   - М-м, - кажется, неуместная Тенкина благодарность ввела темноволосого в ступор. - Собственно, за что?
   - Да морской... огонь! Говорят тебе "спасибо", скажи "пожалуйста", не ясно разве?!
   Эльф флегматично пожал плечами.
   - Ну, если хочешь. Пожалуйста, - ответил невозмутимо. - Только должен заметить, если ты имеешь в виду моё поведение на комиссии, я поступал согласно традиции. Я был виноват и сообщил об этом.
   - Ты взял на себя наказание, - буркнул Тенки, остывая.
   - Оно оказалось гораздо мягче, чем я ожидал, - темноволосый задумчиво почесал за ухом. - Просмотр воспоминаний и две недели наедине с тобой.
   - Тогда меня наказали уединением с тобой вовсе ни за что, - огрызнулся мальчишка.
   Элхе нарочито безразлично посмотрел в глубь портала.
   - Осмотр воспоминаний всё-таки, - Тенки помялся, - ну, они же заглядывают внутрь тебя?
   - Физически неприятных ощущений не было, - ответил собеседник. - Просто заклинание, просто... воспоминания.
   Лицо его оставалось непроницаемым, но Тенки решил, что осмотр воспоминаний доставил бывшему противнику больше некомфортных ощущений, чем тот признавался. Каким бы ровным голосом эльф ни говорил, вряд ли ему особенно приятно было вспоминать тогдашнее... и вновь испытывать ту же боль и безысходность, позволяя сознанию угасать в ловушке.
   - Время, - повторил темноволосый, словно подслушав мысли нинъе. Поднял сумку, закинул на плечо.
   Тенки дорого дал бы за возможность независимо сплюнуть, но в зале телепорта об этом нельзя было и заикнуться, понятное дело. Глянул на высокую фигуру эльфа, вставшего перед голубоватой дымкой.
   Темноволосый обернулся.
   Встретив его упорный взгляд, Тенки напрягся, свёл брови. Чего?
   - Меня зовут Ацуатари Мурасе-Ито. Можешь называть меня Ацу.
   Темноволосый словно ждал чего-то.
   - Э-э, если рассчитываешь, что я стану звать тебя Ацу-оодиэ, обойдёшься, предупреждаю заранее, - на всякий случай Тенки решил сразу расставить акценты.
   Элхе вздохнул. Покачал головой, будто отчаялся вконец.
   - Неужели все нинъе не имеют ни малейшего понятия об элементарной вежливости? - возвёл глаза вверх, словно небесный огонь узрел. - Услышать от тебя обращение "оодиэ" - уж лучше заколоться.
   - А ты заранее заколись, облегчи мне жизнь, - с вызовом бросил Тенки.
   - Как мне звать тебя, Тенки Ли? - похоже, темноволосому надоели словесные игры.
   - Ну, Тенки и зови. Моё имя, как-никак, - хмуро ответил мальчишка. - Ты отчалишь, в конце концов? До каких пор портал собираешься занимать?
   - Ладно, - элхе чуть заметно усмехнулся. - До встречи в новом учебном году, Тенки.
   - Отваливай уже, как тя там. Ацу. И не торопись обратно, я от тебя хоть отдохну!
   Ещё не отзвучали последние слова, как темноволосый, повинуясь забегавшему по раме сигналу, шагнул в перламутровый туман.
   - У него ещё и скверная привычка не дослушивать до конца, - философски объяснил себе Тенки. Посмотрел на свою сумку.
   Следующим в портал войдёт он.
   Учебный год завершился.
  

Пацу - август

Хиэдди

  
   Сегодня храм чуть слышно ласково гудел. Подбадривал. Птицы тоже щебетали особенно задорно, словно хотели сказать: "Не унывай, держись, мы с тобой". Даже деревья опускали руки, чтобы погладить по макушке: "Всё хорошо". И тем не менее Дарина волновалась.
   Сегодня новоиспечённой жрице предстояла первая встреча с правительницей земель, на которых находился единственный официально признанный вход в храм. Разобраться в территориальных хитросплетениях девочка ещё не успела, знала лишь, что там, в "Верхнем мире", её храм называют Огненным.
   Настоящее же его название гласило: "Храм Пяти элементов". Охранитель пограничного пространства между мирами, средоточие энергии, ствол дерева, породившего бессчётное количество плодов. Мир-шлюз, препятствующий изменению уровня жизненной энергии там, где это означало бы гибель.
   Дарине не хватало знаний, чтобы вместить в себя всё, чем был Храм. Необъятное, практически всемогущее, не имевшее чёткой физической формы существо - нечто мудрое и бесконечно древнее. Храм существовал, пока существовал мир, или мир существовал, пока был Храм. Она, призванная и признанная его жрица, была его частью. Частью самостоятельной, имевшей право на собственные чувства и решения, способной при необходимости прервать связующую их нить. Но всё же частью.
   Если Храм предсказывал беду, жрица могла сообщить о ней. Если извне просили о помощи, могла помогать. Пользуясь силами Хиэдди, как звучало название Храма на языке Огненного материка, могла влиять на потоки энергии.
   Таковы были когда-то обязанности матери Дарины. Охранять и лечить, следить за порядком и равномерным течением потока жизни. Следуя просьбам королевы Огненного материка, жрица помогала жителям её страны.
   Теперь наступила пора Дарине принять эти обязанности. Почти год прошёл со времени, когда храм призвал её. Уже почти год - и через три месяца снова придёт декабрь.
  
   Внутренний голос - или голос храма? - шептал о необходимости парадной одежды. "Жреческой", - говорил он, и Дарина повторила, тихо, себе под нос, чтобы просто послушать, как шелестят и опадают слова:
   - Жрица. Я жрица храма.
   Закутаться в эту одежду оказалось неожиданно сложно: каждый раз девочка забывала очередную мелкую деталь, и приходилось начинать по новой. Наконец все складки легли как надо, волосы смирились с необычной причёской, ожерелья тяжело придавили ткань. Дарина глянула в зеркало: на неё смотрел симпатичный ребёнок женского пола, сияющий оранжевыми глазами. Непривычное, но красивое одеяние с длинными, до полу, юбками в несколько слоёв не прибавляло ребёнку солидности, скорее вовсе наоборот - её умаляло.
   - Этак меня никакая властительница всерьёз не примет, - озабоченно шепнула девочка отражению. Но изменить свой возраст Дарина не могла. Ей пятнадцать, что же тут поделаешь. Пусть королева увидит это сразу и примет новую жрицу такой, какой она является. Если же скажет, что пятнадцати лет слишком мало...
   Хрустальными трелями рассмеялись птицы. Над Дариной, над её нарочитой серьёзностью. Жрицы Храмов не зависят от земных правителей, ни Верхнего мира, ни Нижнего. Жриц не избирают и не свергают, вернее, это делает не человеческая сила, и над ней не властны политики.
   Достаточно помнить об этом, и в разговоре с королевой Дарина не потеряет уверенности. Лишь бы не забыть случайно, не проиграть чужому величию.
   В том, что королева одного из материков Верхнего мира будет величественна, девочка не сомневалась. Память храма твердила ей, что Хиэлие - таков был титул королевы, Хиэлие, Огненная дева, - правит материком Огня уже почти сорок лет. Как и в случае большинства её народа, внешность королевы отличается от привычного Дарине вида обитателей Нижнего мира. Впрочем, с некоторыми из подданных Хиэлие Дарина успела познакомиться: в быстрых исследовательских вылазках в плохо знакомый ещё мир.
   Внешне они и впрямь отличались, внутренне - ничуть.
   Знаний о новом мире по-прежнему недоставало, но за девять месяцев жизни в храме Дарина успела многое понять.
   - Ладно, - со вздохом сказала себе малоопытная жрица, - пусть смотрит.
   Кивнула, решительно уселась перед хрусталём. Повинуясь движениям девочки, по краям огромного, едва обхватишь руками, прозрачного шара поплыли жемчужно-белые тени, скручиваясь в ничего не значащие узоры. Храм вливал в камень жизнь, осторожно и медленно, по капле. Громадный шар, наполняясь энергией, звал далёкого близнеца.
   Сейчас хрусталь в королевских покоях так же пульсирует, постепенно наливаясь бело-молочным сиянием.
   Изображение появилось внезапно, совершенно неожиданно. Перламутровая белизна хрусталя мигнула, устанавливая соединение между двумя камнями, вспыхнуло трепетное пламя, и над гладкой поверхностью шара отражением в зеркале высветилось женское лицо.
   Разумеется, оно не было отражением.
   Большие глаза на тонкокостном лице, выдающиеся скулы, узкий подбородок с маленьким ртом - необычная, непривычная красота, усиленная нечеловеческой яркостью цветов: красные, почти ало-оранжевые длинные волосы, брови оттенка чуть потемнее, кроваво-бордовые, резко выделяющиеся на белой коже. И сами глаза - снова нельзя не удивиться - огромные, невозможные, цвета дождливого неба, живые и смотрящие. Прямо на оторопевшую Дарину.
   - Я, благосклонностью Огня, - она говорила по-элхески, очень певуче, очень завораживающе и очень быстро, Дарина едва успевала мысленно переводить, - хранительница Огненного материка, Хиэлие, рада приветствовать Храм великой стихии, - глаза цвета дождя опустились, заставляя новоиспечённую жрицу вздрогнуть.
   - Я... - шепнула Дарина, в свою очередь опуская глаза, не из-за требований ритуала - от смущения, - жрица Храма... - слова вышли неразборчивыми, неслышными, переливистая интонация не удалась.
   - Молчание, - вновь заговорила собеседница, слегка замялась, - длилось почти десять лет. Мы начинали волноваться.
   Кажется, она сказала не "волноваться", что-то другое. Что-то непонятное. Неважно.
   - Теперь...
   - Отныне...
   Их голоса слились, и Дарина осеклась, испугавшись, что нарушила ритуал. Но Хиэлие тоже молчала. Выжидательно.
   - Теперь храм буду представлять я, - докончила девочка.
   Собеседница склонилась в неглубоком поклоне, показывая, что принимает сказанное к сведению.
   - Поэтому я, - Дарина снова запнулась в поиске подходящих слов, - я хотела бы... нет ли чего-то, что я должна сделать, чего-то в вашем... в королевстве?
   Ресницы женщины дрогнули в лёгком непонимании. Огненная дева молчала.
   - Я хотела сказать, - попробовала жрица сказать по-другому, - какие-то ритуалы, церемо... цемеро...
   - Церемонии? - лицо собеседницы казалось непроницаемым. Ни улыбки, ни следа эмоций. - Жители страны были бы счастливы лицезреть Хиэнне на больших празднествах несколько раз в год.
   Хиэнне, Хиэнне... А, это же её титул, её, жрицы храма. "Огненная жрица".
   - А когда эти празднества? - осторожно осведомилась Дарина. Наверное, о них мог бы рассказать и храм, но лучше услышать сейчас. Сведениями храма она воспользуется потом, когда будет расшифровывать сообщённое Девой - нет никакой надежды, что девочка поймёт всё сказанное с одного раза.
   - Зимой проводят фестивали Инея по случаю уходящего года. В конце сомицу, через два с половиной месяца. Помимо этого присутствие Хиэнне успокоит и обрадует народ на празднествах весеннего и осеннего равноденствий, происходящих, соответственно, в середине янацу и канацу. И, разумеется, летнее и зимнее солнцестояния: месяцы намицу и суваши. Ещё...
   - Простите! - перебила Дарина, чувствуя, что потерялась среди кучи незнакомых месяцев. - Сейчас август, не так ли? Когда ближайшие празднества?
   - Канацу, - вежливо сообщила Дева. - В следующем месяце. Осеннее равноденствие.
   Кажется, Хиэлие поняла, как тяжело даётся жрице разговор на элхеском. Фразы её стали обрубленными и чёткими. Не то чтобы это сильно помогло.
   - И что нужно делать?
   - Ничего. Просто присутствовать.
   Неужели всё так просто. Празднества? И только? Не верится.
   Дарина шевельнула губами, но ничего не произнесла. Ей хотелось спросить о лечении. Может ли она, Хиэнне, лечить? Не запрещено ли ей оказывать помощь? Хотелось сказать, что королева в состоянии ею располагать. Что силами Храма жрица постарается следить за благополучием подданных Огненной девы.
   Хотелось, но Дарина не знала нужных слов. Не хватало ничего: ни понимания элхеского, ни сведений об устройстве Верхнего мира, ни опыта в беседах с такими высокими персонами. Не сделала ли жрица ошибки, послав такой внезапный вызов? Королева, кажется, её появлению не обрадовалась. Позволено ли Дарине навязываться?
   Пожалуй, лучше подождать. До следующего раза, до момента, когда жрица станет лучше разбираться в дворцовых обычаях.
   - Э-э, Вы позволите мне снова удостоиться ауди... адие... разговора, когда подойдёт время?
   - Да, конечно, позвольте мне просить об этом, - собеседница вежливо опустила голову.
   - Спасибо, - с облегчением вымолвила жрица. Теперь надо попрощаться. Как у них следует прощаться?
   Хиэлие ожидала. Молча.
   - Большое спасибо, - повторила Дарина.
   - Благодарю вас за восстановление связи, - королева, будто поняла её затруднения и перешла на ровный тон без эмоциональных подъёмов и спадов, явный призрак завершения беседы. - Огненный материк счастлив вновь обрести возможность общаться с представительницей Храма, - дождливые глаза опять нащупали лицо Дарины, и та поспешила тоже кивнуть, глубоко и старательно. - Мы позволим себе побеспокоить Храм, когда приблизится срок празднеств.
   - Да, пожалуйста!
   - Благодарим за восстановление связи, - Дева опять склонилась перед хрусталём.
   Медлит. Не исчезает. Хотя... Пусть не исчезает! Ещё один вопрос! Об этом Дарина не может не спросить, как плохо бы ни говорила по-элхески.
   - Простите!..
   Лицо собеседницы приподнялось.
   - Вы не... не знаете, случайно, ничего о той жрице, которая была раньше?
   - Простите? - в серо-синих глазах мелькнуло то ли удивление, то ли смущение, словом, какая-то эмоция - первый раз за весь разговор.
   - Я хотела сказать... что с ней случилось? Десять лет назад.
   - К сожалению, мне это неизвестно, - тень исчезла очень быстро.
   - Понятно... Спасибо.
   - Мы благодарим за восстановление связи, - да что это она всё повторяет одно и то же?
   - Да, я то... - а!
   Внезапное понимание жаром согрело щёки. Королева ждала, пока хрусталь потушит Дарина!
   Требования вежливости: первая беседа с новой Хиэнне, очевидная любезность к представительнице Храма. В следующий раз, если между ними установятся ранговые отношения, где королева станет приказывать, а Дарина - выполнять, завершать связь будет её величество. "Приказывать", конечно, слишком громкое слово, Огненная дева скорее будет просить, но внешний мир увидит их отношения именно так.
   А пока что - подать сигнал к завершению обязана Дарина.
   - Спасибо за разговор, - следуя примеру отражения, жрица согнулась в глубоком поклоне и оборвала энергетическую нить. Краем глаза проследила, как исчезло изображение, а белая дымка в хрустале стала растворяться, возвращая камню прозрачность. И тогда уже выпрямилась и устало положила локти на стол:
   - Фууух...
   Ничего Хиэлие толком не сказала. Хорошо хоть в этом месяце нет никаких обязанностей и можно оставаться в храме. Или королева просто пожалела новоиспечённую жрицу? Или посчитала, что слишком рано выставлять такую под взгляды горожан?
   Впрочем, это не так важно.
   Хиэлие ничего не знала про родителей Дарины. Жрица, как бы то ни было, не питала особенных надежд: отец и мать её погибли в Нижнем мире, вряд ли королева Верхнего могла быть осведомлена в обстоятельствах этой гибели.
   Память о них, как и о многих поколениях предыдущих жриц и их супругов, жила в храме. Память о них? Скорее, их сознание, их духи; дочь ощущала их присутствие. В храме был уголок, который, возможно, в другом месте вернее было бы назвать кладбищем, и Дарина не раз гуляла между табличками с выгравированными именами. Отец и мать. Бабушка и дедушка. Прабабушка и прадедушка, прапра... бесконечная линия назад во времени.
   Храм действительно был почти всесилен. Не в состоянии сохранить жизнь своей жрице и её избраннику, Хиэдди принял в себя их души. Создал место памяти, сотворил якорь в виде вытравленных на камне букв, подарил своей новой жрице возможность приходить к родителям, разговаривать с ними, не слыша ответа, и, порою... плакать.
   Дарина вздохнула. Помотала головой, поднялась.
   Королева, Её Огненное Величество. Она совсем не выглядела на свои... уже точно больше пятидесяти. Будь Дева человеческой женщиной, Дарина дала бы ей не старше тридцати пяти-сорока. Даже Тэцуко-мама смотрелась пусть молодо для своих сорока восьми, с Хиэлие ей не сравниться.
   Тэцуко-мама. Дарина давно не навещала приёмных родителей. В Токио стояла жара - наведываться туда не хотелось. Вместо этого жрица предпочитала знакомиться с Верхним миром, выходя на недолгие, не больше нескольких дней, прогулки по Лиссе и соседней с ней провинции Щинге. Август на севере Огненного материка палил гораздо терпимей изнурительного токийского солнца.
   Но сегодня - сегодня Дарине захотелось в Нижний мир. Пройтись по ставшим за десять лет родными узким улочкам, раскрыть чёрный кружевной зонтик, прячась от горячих лучей, прогуляться до ближайшего супермаркета и купить пирожных на карманные деньги, которыми родители продолжали её снабжать.
   Невзирая ни на какие странности и враз изменившуюся жизнь.
   После того как Храм, Хиэдди, призвал свою жрицу, стало иным многое. Но многое, что удивительно, осталось совершенно прежним. Теперь она жила в храме - но каждый месяц по нескольку раз отправлялась домой, в Токио. Школу уже не посещала - но усердно корпела над учебниками чужого ей певучего языка, над географией и историей внезапно разросшегося мира, благо библиотека храма хранила в себе подавляющее количество книг.
   Только с друзьями встречаться уже не приходилось: бывшие одноклассники считали, что девочка погибла - в прошлом году Дарине даже удалось побывать на собственных похоронах.
   Церемония оставила след в душе, и поныне жрица слегка поёживалась, вспоминая мрачный день. Пережить его было тем более тяжело, что фальшивую смерть Дарине пришлось инсценировать самостоятельно.
   По своей воле девочка на это не пошла бы: слишком жалко было родителей, бессовестным казалось обманывать их так жестоко. Но внутренний голос шептал, что мистификация необходима, что привычная Дарине жизнь завершилась и единственно правильным станет завершить её в глазах всех, знавших девочку прежде. Жрица воспользовалась помощью Храма, чтобы внушить нужное полицейскому из маленькой будки на углу квартала, и, когда испуганные звонком родители пришли по вызову, навела аккуратный морок, убеждая их в смерти дочери.
   Созданные пусть неопытной ещё жрицей, чары сработали безупречно.
   В день похорон дом Такаси притих, словно придавленный; чёрные люди чинно сидели на скамьях, а многие школьные друзья, не скрываясь, плакали. По одному прощающиеся подходили к большому чёрно-белому портрету девочки среди цветов, шептали ей каждый что-то своё и снова отходили, уступая место следующим.
   На похороны пришло немало народу: Дарину любили. Спрятавшись в соседней комнате и наблюдая за происходящим через щель в фусума, девочка чувствовала себя последней негодяйкой и вздрагивала при малейшем звуке неподалёку: не ровён час, засекут ожившую покойницу, поднимется скандал; страшно подумать, как подействует такое появление на слабых сердцем. Поэтому связь с храмом держала, не прерывая, готовая в любое мгновение раствориться в междумирье.
   Родителей было жалко. Одноклассников тоже, но родителей - больше всего.
   Остановившийся мамин взгляд Дарина помнила до сих пор. На церемонии мама уже не плакала; одетая в чёрное кимоно, сидела прямо, как будда, как статуя, как будто сама умерла, и только белые пальцы стискивали ладонь мужа. Дарина кусала костяшки правой руки, еле сдерживая слёзы: выходить было нельзя, нельзя было кричать, нельзя было издавать ни звука, но сердце всё-таки кричало. "Мама, я живая! Я здесь!".
  
   Хорошо, что сейчас всё позади.
   Против ожидания, явление "призрака" перед родителями - спустя несколько дней после похорон - не окончилось новой трагедией, и отец с матерью не стали хвататься за сердце. Вовсе наоборот: поняв, что приёмная дочь действительно находится в добром здравии, оба на удивление спокойно приняли рассказ о храме и обязанностях жрицы, о существовании другого, совершенно отличного от родного им, мира. Дарину даже не стали упрекать за бессердечные игры с чувствами родителей.
   - Рина-тян, - совсем обычным голосом сказала Тэцуко-мама, - с того дня, как мы встретили тебя, мы знали, что однажды ты уйдёшь.
   Отец молчал и только водил глазами по лицам жены и приёмной дочери.
   - Мы никогда не говорили тебе, как ты появилась в нашем доме, а ты не спрашивала, - когда-то память о случившемся около десяти лет назад была тщательно спрятана в дальние уголки сознания, но наступил день рассказать обо всём - так говорили мамины глаза.
   - Мы, - Тэцуко-мама переглянулась с отцом, - встретили женщину, красивую женщину-иностранку, она несла на руках девочку. Не старше четырёх, совсем ещё малышку. Удивились... Первый раз, наверное, видели иностранку, да ещё с ребёнком.
   - И что? - жадно спросила Дарина.
   - Она попросила нас посмотреть за тобой. Недолго. На каком языке она говорила, а, папа?
   - На японском, - уверенно ответил отец. - Я ещё удивился, хотел сказать, что по-английски не понимаю, когда понял, что понимаю. Она прямо как настоящая японка говорила.
   - На японском... - задумчиво повторила мама. - Я даже её голоса не помню, он раздавался словно сразу внутри головы. Может, и на японском, на английском мы с папой и впрямь не говорим.
   - И что тогда?
   - Оставила тебя и ушла.
   - Куда? Куда ушла?
   Родители опять переглянулись.
   - Ушла... помогать твоему отцу, мы думаем, - наконец заговорила Тэцуко-мама. - Потом мы... мы их видели.
   - Кого?
   - Понимаешь, одно дело - пережить что-то странное, а совсем другое - рассказывать о нём, как будто оно было на самом деле, - мама говорила тихо и заглядывала в глаза Дарины, будто извиняясь. - Когда чувства превращаются в слова, кажется, истинность куда-то уходит.
   Отец рьяно закивал, подтверждая.
   - Не получится рассказать, Рина-тян. Они умерли - почти на наших глазах. Тайфун был и землетрясение - в тот день всё как-то случилось вместе, будто земля, море, небо одновременно разгневались. Сильный ветер дул. Были другие люди ещё, они потом исчезли куда-то, почти все, - мама, казалось, с трудом находила слова. - Много людей погибло. А нас тогда, - женщина взглянула на мужа, словно искала поддержки, - как будто боги охраняли.
   Мама помолчала и продолжила:
   - А когда закончилось, когда самый пик бури миновал, я глянула на тебя и ахнула - твои волосы становились чёрными, а глаза - карими. И иностранная девочка у меня на руках вдруг превратилась в японочку.
   - Мама тебя едва не выронила, - добавил отец с шутливым упрёком.
   - Тогда мы поняли, что они точно не вернутся, твои родители. Оставили тебя на наше попечение.
   - А потом?
   - Вернулись домой. Стали думать, что с тобой делать. Японского ты не понимала. Мы тогда позвали соседа-студента. Он с тобой по-английски, а ты ему не отвечаешь ничего, словно не понимаешь. Он уж на нас рассердился, подобрали, мол, слабоумного ребёнка, какая из неё иностранка?
   - Документы, документы, - подсказал отец.
   - Да, документы мы нашли в твоей сумочке. Оформлены честь честью, имя, фамилия, возраст, место рождения. Так по ним получалось, что ты в Тиба родилась, совсем рядом. В семьдесят шестом году, в марте. Тогда уже пошли потом и удочерили тебя официально. Долго с чиновниками бились... Да про родителей твоих потом ясно стало, что погибли. А никто из родственников не объявился.
   - Имя, - снова вставил отец.
   - Ах, да! Фамилия у тебя была написана: Танака. Там среди погибших тогда... Танака Кунихиро-сан и Танака Эри-сан... такие имена были. И мы думаем, это они, твои... настоящие родители. А тебя потом не искал никто, ни один родственник не объявился... Ой, ты прости меня, старуху глупую, что я тебе всякое рассказываю.
   - Всё нормально, мама, - от излишних усилий голос получился деревянным. - Спасибо, что рассказала. Больше неоткуда узнать.
   Нельзя было утверждать, что мамин рассказ много прояснил. Одно было ясно: настоящие родители жрицы погибли тогда, в Японии, почти десять лет назад. Погибли - и отец, и мать - оставив храм без хранителей.
   И через десять лет храм потребовал себе новую жрицу.
  

1991 год от Рождества Христова

  

"Маргарите Ярве

Таллинн, июнь

Привет, Ритуля!

   Давно не слышались, не виделись. Как ваши дела? Решила вот написать письмо, а то звонить дорого, а мы с Индреком сейчас копим денег, чтобы осенью ехать на раскопки. Детей надо будет оставить одних, так хоть наймём им няньку, а то ведь у меня отец старый уже, да и тот - на Сааремаа, хутор не оставить. А детям в школу ходить. А про родителей Индрека ты знаешь.
   Вот, к слову, раз уж заговорила.
   Не прими, пожалуйста, мой вопрос за вопрос ненормального человека.
   Ты помнишь, как мы с Индреком познакомились?
   Сейчас поясню. Дело в том, что в последнее время у меня странные провалы в памяти. В один момент я прекрасно знаю: встречалась с ним пару лет до свадьбы, потом мы поженились, появились дети. В другой же мне кажется, ты представляешь, что я вернулась домой с двумя свёртками, а там меня встретил абсолютно незнакомый человек, который вдруг заявил: "Я твой муж".
   Ну вот, я уже вижу, как на этом месте ты многозначительно стучишь карандашом по бумаге и угрожаешь выбить из меня всю дурь.
   Ну, выбивать будешь потом, когда наконец приедешь, а сейчас уж ты вынуждена будешь выслушать всё, что я имею тебе сказать. Вот в чём прелесть писем! Ты разозлена? Негодуешь? Ха-ха, отлично! Приезжай скорее, и я дам тебе задушить меня в объятиях.
   Так вот, на чём я остановилась.
   Бывают такие странные моменты, когда я роюсь, роюсь в своей памяти и никак не могу ничего найти, всё словно тонет в колышущейся серой массе. Не вспомню ни нашего первого свидания, ни даже знакомства, ни его друзей, ничего. Родителей у него нет, родственники где-то далеко, уехали то ли в Россию, то ли в Америку. Друзей тоже немного, и все - наши общие, так что даже непонятно, кто с кем раньше познакомился. Впрочем, Индрек по природе рассеян, не слишком людим. Ой, так говорят - "людим"? Ну ладно, раз написала, не вымарывать же.
   Так, опять я убежала в сторону. Так вот, я отлично знаю, что замуж вышла по любви, и после замужества эта любовь ещё более окрепла и сплотила нас (прямо как партия). У нас растут хорошие детки, хорошенькая дочка и умненький сын, у нас с мужем одни увлечения, и понимаем мы друг друга с полуслова. (Прости, я тут ударилась в патетику.) В общем, мы счастливы.
   Если бы не один момент!
   Мне снятся кошмары. Начали сниться не так давно, ты первая, кому я о них рассказываю. Даже Индреку не говорила. Вот один из них.
   Я сижу в какой-то неосвещённой комнате на полу, прижав ноги к груди. В углу, рядом со мной, высокая кровать, это моя комната. Та самая, где я жила до замужества. Я знаю, что мой любимый (не знаю, кто это, но точно не Индрек) меня оставил, потому что не хотел на мне жениться, а я жду от него ребёнка. И вот я реву одна в этой комнате, не знаю, что делать, к кому бежать, у меня нет никого, кроме этой новой жизни в пузе, и я понятия не имею, как буду жить, как найду денег, чтобы прокормить будущего ребёнка, как пройду через всё это в одиночестве... Бр-р.
   Потом есть ещё другой. Тоже себе кошмаристый.
   Я в больнице. Обшарпанные зелёные стены, на высоте моих глаз начинается исцарапанная побелка. Коридоры полны женщин, никто не глядит по сторонам, все как мёртвые. Захожу в кабинет. Врачиха смотрит на меня с презрением, потому что у меня нет обручального кольца на пальце. Когда осматривает, будто специально делает мне больно. Все её жесты, все слова словно специально нацелены на то, чтобы сказать мне, какая я низкая тварь, какая сволочь, шлюха, забрюхатевшая невесть от кого. Она даже прямо так и говорит кому-то при мне: "Расходились тут всякие, спят с кем ни попадя, заразу распространяют".
   Это обо мне-то? Я в первый раз с мужчиной в постели оказалась в двадцать три! И было их у меня всего двое! И забеременела я лишь после замужества!
   Потом ещё один. Тебе не надоело? Потерпи...
   Мне снится, что у меня только один ребёнок. Так говорят и мой постоянный врач, и акушерка, и другие врачи, медсёстры. Все знают, что я жду одного ребёнка, вроде как мальчика. Никто, понимаешь, абсолютно никто ничего не говорит о втором! Как будто Хиден и не рождалась, как будто не пинала меня изнутри! И тут приходят люди, их несколько, но лица туманятся, и я никак не могу разглядеть их черты. Они все высокие, тонкие, худощавые, двигаются с одинаковой грациозностью, как будто не люди, а какие-то биомашины. У одного из них на руках младенец-Хиден. Я протягиваю к ней руки, она открывает глазки. Смеётся. Я хочу коснуться её, но окружившие меня люди не дают. Хиден плачет. И наступает тьма.
   И эти три повторяются с завидной постоянностью. Чуть ли не раз в неделю просыпаюсь со слезами на глазах.
   Ты, верно, спросишь, почему я с Индреком не поделюсь, ведь муж - опора каждой женщины.
   А я не могу. Мне жалко на него это взваливать. Ведь у него и самого...
   Понимаешь, каждый раз, когда я спрашиваю его о друзьях, о девушках, которые у него были до меня (ведь была же хоть какая-то? Индрек у меня красавец-мужчина!), у него делается такое растерянное лицо... Он, конечно, рассказывает, если сильно припереть к стенке, но постоянно сам твердит, что эти воспоминания кажутся ему неживыми, какими-то пыльными. Отец с матерью погибли, когда он был маленьким, он уж и не помнит, что с ними случилось. Воспитывала бабушка, и та умерла, он едва в комсомол вступил. И всё - никаких больше родственников, никаких старых знакомых, дядек, тёток, нянчивших его на коленях в далёком детстве. Гол как сокол.
   Вот так мы с ним и живём: один предпочитает не думать о прошлом, вторая видит в кошмарах его фальшивые призраки.
   Понаписала я тебе, Ритуль, да? Ну, ты не бери близко к сердцу, у нас всё хорошо, а кошмары... у каждого человека должны быть свои ларцы-шкатулочки, иначе в этого человека заглядывать неинтересно. У нас, значит, такие вот шкатулочки, с кошмариками.
   Ну хватит мне уже о себе рассуждать. Я ведь хотела тебе ещё о Хиден рассказать.
   Ты ведь уже годика два как обоих не видела, а детки растут быстро. Хиден, чувствую, будет высокая, в папу, у неё уже ноги, как две каланчи. Тайо, конечно, в меня, но говорят, это хорошо, когда мальчик похож на маму, а дочка - на отца. И знаешь, когда я вижу их вдвоём, каким-нибудь поздним вечером, таких одинаковых, он - с книгой в руке, она - сидит на его колене и заглядывает в ту же книгу, - так тепло на душе становится, не поверишь! Никакие кошмары не страшны.
   За Хиден, знаешь, я поначалу очень беспокоилась. По сравнению с другими детьми она была такая маленькая, хрупкая, словно не от мира сего. Опять же это её отсутствие пигмента, беленькие волосики. Когда она младенчиком была, так это в глаза не бросалось - детки многие маленькие светленькие да голубоглазые, но стоило шевелюре её отрасти, как все ахнули! И давай наперебой: "Девочка больна, девочка больна, отведи к доктору, она альбинос". И ещё её ушки, они же слегка заостряются, - так все тоже в один голос, мол, болезнь какая, и давай рыться, придумывать её названия. Соседка мне с нижнего этажа аж медицинскую энциклопедию притащила и давай тыкать. А там картинки-то какие! Фотографии заболеваний! Хоть прямо на месте в обморок вались.
   По врачам ходили, а как же. Да ты помнишь, наверное, это время, я тебе всю жилетку прожаловалась. А врачи только руками разводят. Да и лекарства прописывают, а Хиденка потом от них животом мается. Потом уже и пить отказалась, и правильно поступила, скажу я. И нормально всё, тьфу-тьфу-тьфу, до сих пор, живы-здоровы, а проблема-то на генном уровне, нам в Москве сказали. Всё Индрекова наследственность. Я как узнала, так рукой махнула: если уж муж мой вырос вполне себе чудесным человеком, то и с дочерью ничего страшного не будет.
   Ну вот, потому что взрослые такие неразумные, я уж думала, задразнят мою малышку в школе, дети-то всему от взрослых учатся. Тайо постоянно твердила: "Защищай сестру, ты старше". Но знаешь, страхи оказались напрасными! Никто особо к цвету волос не придирается, и про уши дразнилок не сочиняют, нашли они с Тайо себе компашку, гуляют вместе, дружат.
   Вот, кстати, был один случай.
   Я заметила, что у Тайо начала перетираться ленточка с ключами, которую он должен бы таскать на шее, а носит в портфеле. (Тайо - наш ответственный хранитель дома: мы с Индреком целыми днями на работе, и детям приходится возвращаться в пустую квартиру, самостоятельно замок открывать.) И, значит, взяла я эту ленточку, хотела подшить, а Тайо сказать забыла. И наутро дети отправились в школу без ключей, потому как ленточка осталась лежать на моём столе, в спальне. Я же, балда этакая, вспомнила об этом только в конце дня, незадолго до того как домой идти. Картинка перед глазами встала, как живая: лежат ключи на столе, лента свисает, я ещё подумала, не смахнуть бы, да и забыла. Подшить подшила, а в портфель ребёнку всунуть забыла.
   Бегу я, ворона, домой. Стремглав мчусь, думаю только о детках своих голодных, озябших, на часы посматриваю, пытаюсь вычислить, кто раньше вернётся, я или Индрек. Прибываю к дому, бегу к подъезду, поднимаюсь, наконец, на наш этаж - и что же? Никого перед дверью. Открываю - навстречу Тайо выскакивает: "Мама пришла!" Все дома, и дети, и Индрек.
   Я, конечно, подумала, это он им дверь открыл, даже спрашивать не стала. А потом смотрю - а ключей-то и нет. Посмотрела на столе, на полу, везде порылась - нет, как будто не было никогда. Тогда уже спрашиваю у Индрека, вечером, когда дети спать пошли, мол, это ты им дверь открыл? Он на меня глаза удивлённые: нет, мол, уже дома были, когда я вернулся.
   А ключей-то и нет.
   Каково, а?
   Я только потом сообразила: верно, Тайо вспомнил о ключах и перед уходом зашёл в нашу комнату, взял. А мне сказать и забыл. Я потом у него спросила, так и оказалось. Но напугал же он меня - я уже столько всего передумала: как дети могли достать ключи из запертой наглухо квартиры? Да ведь Тайо и не знал точно, куда я их подевала, разве что случайно заметить мог...
   Похоже, сумбурным получился мой рассказ. В общем, так мы и живём, как я рассказываю: сумбурно, но зато весело. Тайо порой хулиганит, Хиден общается с воробьями (ну, это я так называю её дружбу с птицами, порой кажется, что они и впрямь понимают один другого), Индрек по уши в своих книгах, а я бегаю между всеми ними и ставлю всё с ног на голову.
   Короче, живём весело - приезжай скорее и окунайся в нашу атмосферу!
   Индрек передаёт привет, дети кричат, чтобы ты привозила Ксюшу.
   Жду! Отговорки не принимаются!
  
   Неля Кеваде"
  

Таллинн, 28 августа 1991 года

  
   Воробей нахохлился, склонил голову набок, рассматривая булку, затем смело спорхнул с ветки прямо на ладошку и начал клевать. В то же мгновение гам и чирикание заполнили солнечную тишину школьного сада: ещё с десяток пугливых пичуг устремились к детской руке. Беловолосая девочка рассмеялась, протягивая к птицам вторую ладонь. Старый рыжий кот посмотрел осуждающе: опять его оставили без добычи.
   - Здравствуй, Хиден, - раздался незнакомый голос.
   Девочка недовольно огляделась: ну вот, сейчас всех птичек распугает. Но вокруг не оказалось никого, только шумные воробьи да потрёпанный полосатый кошак. Выбросив странности из головы, Хиден поискала взглядом очередного воробья. Поманила, заставив приземлиться на ладонь.
   - (Хиден-эли), - голос позвал вновь, и беловолосая вдруг сообразила. Кто-то обращается к ней мысленно, как может только Тайо. Но брат с мамой в здании школы, смотрят там расписание. Да и голос явно чужой.
   Девчушка подозрительно покосилась на кота. Тот зевнул, всем видом показывая, что считает разговоры с человеческими детёнышами ниже своего достоинства. Нет, её точно звал не этот полосатый зверь.
   - (Хиден-эли), - третий раз зазвучал в голове голос.
   Девочка ещё раз осмотрелась. И тут наконец заметила незнакомца по ту сторону витой выкрашенной в бледно-зелёный цвет решётки, обозначающей территорию школы. Высокий, чем-то похожий на папу, он улыбнулся:
   - (Здравствуй)!
   - Добрый день, - Хиден ответила вслух, подходя к забору. - Откуда вы знаете, как меня зовут?
   - (Я друг. Твоих родителей).
   - Мама скоро выйдет. Она смотрит, во сколько нам в понедельник в школу приходить.
   Друг родителей? Это неинтересно.
   Девочка отвернулась, присела на корточки, опять подзывая птиц.
   Мамин знакомый - ещё один из тех взрослых, которые приходят в гости, гладят их с Тайо по головам и называют миленькими детками. А потом на кухне цокают языком, сетуя, какая Хиден хрупкая да бледненькая, и советуют разных врачей. Мама расстраивается, папа сердится, а дочь снова начинают кормить разными лекарствами.
   - (Пришёл. Не к маме), - он говорил странно. Не как Тайо, не словами. Сообщения незнакомца были обрывисты, и каждое вспыхивало в голове небольшим фейерверком. Непрерывные залпы мутили мысли.
   Хиден поморщилась.
   - (Хочу говорить. С тобой).
   - (Мне нельзя разговаривать с незнакомыми), - вспомнив о запрете, девочка перешла на мысленную речь. - (Вдруг вы на самом деле маньяк, а не мамин товарищ. Сегодня утром по радио передавали про маньяка, он детей ворует).
   Мужчина за решёткой явно удивился. Хиден не знала, как поняла: внешне в облике незнакомца ничего не изменилось. Но чужое резкое удивление толкнуло её в висок изнутри. Неприятно.
   - (Хиден-эли), - голос и глаза темноволосого лучились укором. Как можно подозревать его, лучшего друга семьи, в подобной низости? Даже воробьи зачирикали осуждающе.
   - (Извините), - мысленный разговор с похожим на папу дяденькой отнимал много сил. Внутренняя энергия исчезала капля за каплей.
   Девчушка села, совершенно не заботясь о том, что платье может испачкаться травяной зеленью. За испорченный наряд мама отругает потом, а сейчас надо было сесть. Очень кружилась голова, и ноги перестали держать.
   - (О чём вы хотите со мной говорить?)
   - (Ты необычна. Другая. Не такая, как все).
  
   - (Я знаю), - десятилетняя малютка по ту сторону забора едва заметно кивнула, утомлённо прикрыв веки. - (Папа всегда так говорит).
   "Папа"... Мужчина невольно поморщился. Но девочка, похоже, этого не заметила: именно в этот момент она зажмурилась и потрясла головой, отгоняя усталость. Нехорошо. Кажется, телепатическая беседа отнимает у Хиден-эли слишком много внутренней энергии, восстанавливать которую девочка пока не научилась. Может, стоит подождать ещё пару месяцев, не рассказывать сейчас? Хотя, пожалуй, два месяца ничего не изменят...
   Она действительно была необыкновенна. Кто иной способен овладеть мысленной речью в этом возрасте? Передача фраз у этой девчушки была настроена чудовищно умело, впору ставить в пример. Разумеется, Хиден-эли не изучала языка мыслеобразов, и послания девочки звучали невнятной абракадаброй, но техника потрясала.
   Впрочем, не время восхищаться.
   - (Хиден-эли), - мужчина послал очередной импульс-прикосновение. Но продолжить не успел, девочка его опередила.
   - (Вы пришли, чтоб сказать мне только это?) - бодро, как ни в чём не бывало.
   Девчушка вскочила с травы, отряхнув платьице, наморщила носик. Испуганно глянула в сторону школы.
   - Мне к брату надо, простите! - извинилась малышка уже на бегу.
   Мужчина остался стоять, не сводя взгляда с резво удаляющейся девочки. Что произошло? Как она восполнила потраченные на разговор запасы энергии? Что вообще?..
   Хорошо, если этим побегом малютка не надеется от него избавиться. Избавиться от него ей никак не удастся: на Хиден у него большие, очень большие планы. Наконец-то она повзрослела достаточно, чтобы некоторые из них начали становиться реальностью.
   Подожди, девочка. Уже скоро то, что тебе предстоит узнать, перевернёт твой маленький мирок. Перевернёт и снова поставит на ноги, но уже по ту сторону реальности. И наконец всё пойдёт так, как идти должно.
  

***

  
   - Айвар, привет! - мальчик отпустил мамину руку и помчался к сидящему на подоконнике другу. - Как лето провёл?
   - Привет, Тайо! Я в лагере был, в Вяана-Йыэсуу, - похвастался рыжий, - три смены подряд! Змею видел, настоящую! И лису!
   - Ух ты! - искренне восхитился Тайо. - Везёт же тебе! А мы...
  
   Каск Анне, Кехва Тыну. А вот и они - Кеваде Хиден и Тайо. Пятый "А" класс. Неля поискала глазами сына - тот по-прежнему стоял возле окна, разговаривал с рыжеволосым мальчиком. Подумать только, уже пятиклассник! Как быстро летит время. Кажется, ещё только вчера им с Хиден было по шесть лет и они первый раз пошли в школу, и вот уже пятый класс...
   Значит, пятый "А". Женщина вернулась к доске объявлений. Второго сентября все ученики собираются в полдень в актовом зале на линейку, а тридцать минут спустя начнутся уроки. Подумать только, Хиден и Тайо уже пятиклассники!
   Поначалу Неля сомневалась, правильно ли они с Индреком поступили, отдав детей в школу так рано. Может, стоило подождать год? Многие дети начинают учиться с семи лет - больше половины того первого класса оказалось семилетками. Но потом близнецы втянулись: Хиден подружилась с трудом и арифметикой, а Тайо, поверив уговорам сестры о том, что книжки - это интересно, подтянул оценки по чтению и родному языку.
   Четвёртый класс сын с дочкой закончили практически на одни пятёрки, приходя на выручку друг другу: Хиден писала за брата сочинения, а он объяснял ей математику.
   Просто идеальные детки - никогда не ссорятся, всё делают вместе, во всём друг другу помогают. Неле даже иногда начинало казаться, что они могут читать мысли друг друга - так слаженно действуют, так вовремя оказываются рядом...
   Неожиданный шум заставил её обернуться. Стук, невнятный шорох - как будто кто-то упал...
   - Тайо! - темноволосый мальчик неподвижно лежал на полу. Неля бросилась к сыну. - Кто-нибудь, позовите врача!
   - Тайо! - хлопнула входная дверь, в помещение вбежала беловолосая девочка. - Мама, что с ним?
  
   Школьная медсестра отошла к шкафчику в дальнем углу кабинета: поставить на место бутылочку с нашатырём. Неодобрительно покосилась на кушетку, на медленно приходящего в себя парнишку. Его сестра вот уже пять минут как держала мальчика за руку и тихонько плакала. Мать тоже выглядела очень напуганной. И поделом.
   Женщина вернулась к столу, села и принялась читать медицинскую карту. Странно, но оказалось, что за все четыре года учёбы этот Тайо Кеваде ни разу не обращался во врачебный кабинет с жалобами на здоровье.
   - Обморок, - сухо и безразлично сообщила сестра вердикт, - банальный обморок в результате переутомления. Лучше смотреть надо за детьми, дорогуша. Спать вовремя укладывать, кормить хорошо, гулять с ними у моря побольше, витаминов давать. Мальчик и не будет терять сознание.
   - Не понимаю, - всхлипнула Неля, - они у меня всегда режим соблюдают и едят хорошо... Болеют очень редко.
   - Не знаю, не знаю, - женщина в белом халате презрительно скривила губы: что за матери нынче пошли, совсем за детьми не следят! - Вы бы сводили его в поликлинику да проверились, может, у него малокровие, лёгкая утомляемость - первый признак. Про девочку я уж молчу, у неё-то явно какая патология - до чего бледная, - медсестра снова заглянула в медицинскую карточку, на этот раз Кеваде Хиден, - и вес у неё ниже нормы почти на четверть.
   - Мы её в Москву возили, к профессору. Он подтвердил, что девочка здорова. У неё просто конституция такая.
   Мать-ехидна, ребёнка проворонила. Вступаться ещё будет.
   - Дело ваше, - медсестра устало пожала плечами, - но я бы прямо сейчас хватала мальчика да бежала в поликлинику, будь я на вашем месте. Хотите, позвоню? Вас без номерка прямо сегодня примут.
  

***

  
   - Мама, а можно мне не ходить в больницу? - каким-то внутренним чутьём поняв, что с братом всё в порядке, Хиден совершенно успокоилась. - Тайо уже большой, он без меня справится.
   - Да, мам, пусть Хиден нас дома ждёт, - с вялым упрямством попросил мальчик. - Чего ей зря невни... нери... невничать, - так и не справился с трудным русским словом. - Мы с тобой сами с доктором поговорим, он тебя успокоит.
   - Я даже не знаю, - женщина немного растерялась. Конечно, зачем лишний раз тащить Хиденку в поликлинику, у бедной малышки, похоже, уже выработалась аллергия на медицинские заведения. Но ведь и не оставишь родную дочь вот так, посреди улицы - до дома ведь на автобусе ехать да ещё дорогу переходить с четырёхполосным движением, и трамвайные рельсы. Конечно, последние полгода они с Тайо добирались домой сами, но всегда вместе, под присмотром друг друга. А вот так отпустить девочку одну...
   - Я провожу, - высокий мужчина со стальными глазами показался смутно знакомым. И вдруг словно вложили в память - это же Георг, дальний родственник и лучший друг Индрека, шафером на свадьбе был. Как она могла забыть!
   - Спасибо! - Неля улыбнулась и затараторила, быстро вводя друга-родственника в курс дела. - Ты как нельзя вовремя подоспел. Тайо упал в обморок, вроде от переутомления, медсестра послала нас в поликлинику, доктор через двадцать минут нас примет. Никак не успеваю Хиден домой завести, а больниц она не любит - с нами идти отказывается.
  

39 год Рейки, 4756 всеобщий год

1992 год от Рождества Христова

Июнь - начало августа

  
   Это было первое лето, которое они проводили не вместе. Самое длинное, самое тоскливое - оно всё тянулось и тянулось, никак не желая заканчиваться. А ведь казалось бы, у деда на хуторе было всё, что нужно мальчику для счастья: настоящий щенок овчарки, велосипед, речка, домик на дереве, воздушный змей, море малины и клубники, спутниковый канал мультфильмов и сам дедушка, с которым можно пойти на рыбалку и покататься на тракторе. Но без Хиден всё это счастье казалось каким-то незаслуженным, неправильным. Тайо скучал, грустил без сестры, особенно первый месяц. Как она там в своей летней школе для девочек? Почему не звонит? Почему до неё не получается дотянуться мысленно?
   А в конце июня Тайо начал видеть чудные сны. Мальчику снился то ли замок, то ли дворец, зелёный парк с душистыми цветами и странные люди - все сплошь остроухие и большеглазые, как Хиден. Они говорили на непривычном слуху чирикающем языке. Чаще всего в этих снах появлялись дядя Георг и какой-то улыбчивый темноволосый парнишка в тёмно-зелёном пиджаке. Они словно опекали Тайо, не давали ему потеряться в странном мире ночных грёз. В этих снах Тайо был подмастерьем колдуна: учился повелевать огненными шарами, зажигать огни-светляки, делать камни-талисманы, разговаривал с птицами и читал волшебные книги.
   Сновидения приходили к мальчику нечасто - только если он очень-очень сильно, до головной боли, до потери сознания старался дотянуться до Хиден. Она словно бы отвечала на зов, успокаивала брата необычными снами, как сказку на ночь рассказывала - так, по крайней мере, считал сам Тайо.
  
   Это было первое лето, которое они проводили отдельно друг от друга. Самое короткое и самое насыщенное - дни мелькали яркими вспышками, как-то совсем незаметно приближая каникулы к завершению. Это лето несло мириады новых впечатлений, которыми очень хотелось поделиться с Тайо - но его не было рядом. Так хотелось рассказать брату о Верхнем мире, похвастаться, что здесь Хиден не дразнят остроухой и бледной - здесь все такие же, как она, под страшным секретом сообщить, что огненные искры получаются теперь в три раза больше, чем те, которыми Хиден баловалась дома, и птиц даже не надо звать, потому что играть с девочкой они прилетают сами.
   Жаль, что Тайо не должен всего этого узнать. Таково было условие, на котором дядя Георг взял её в сказку Верхнего мира: хранить тайну, ничего никому не рассказывать. В самую первую очередь в неведении обязаны остаться брат и родители, для них, как сказал дядя, Хиден проводит каникулы в летней школе в финском городе Эспоо.

***

  
   - (Идём), - высокий остроухий мужчина по-отечески ласково подтолкнул девочку к порталу. - (Пора).
   Как же трудно решиться на этот шаг - оставить брата-близнеца, с которым никогда раньше надолго не расставалась, и на всё лето отправиться в неизвестность, что ждала за дверным проёмом, полным лилового перламутра. Но отказаться от этого шанса Хиден не могла: мир, который она впервые увидела в день своего одиннадцатилетия, звал, манил её, словно свет фонаря - мотылька.
   Глубокий вдох, решение принято - детская ладошка уцепилась за руку мужчины, соглашаясь на путешествие в иную действительность, и дверь комнаты самой обычной квартиры-малометражки открылась для беловолосой девчушки и её спутника в светлую залу аристократического особняка.
  
   Льядда Орриэ-лаэ неспешно вышел на террасу вслед за девочкой, любуясь неприкрытым весельем и интересом, с которыми малышка исследует окружающий мир. Хиден уже успела дважды обежать обнимающий три четверти фасада широкий балкон, заглянуть во все выходящие на него окна и двери и теперь пыталась забраться на перила, чтобы удобнее было смотреть на раскинувшийся внизу парк.
  
   Верхний мир оказался совсем родным, словно Хиден вернулась домой после очень долгого отсутствия. Необъяснимая радость распирала девочку изнутри, вырывалась смехом, блёстками чистой энергии слетала с кончиков пальцев. Словно тяжёлый груз упал с плеч и выросли крылья - стоит только подпрыгнуть, и бабочкой вспорхнёшь в яркую синеву.
   А что если? Что получится если?.. Хиден сложила ладоши домиком и резко их развела. Вместо обычной слабой искорки из рук вывалился настоящий огненный шар, медленно полетел вниз, несколько раз подпрыгнул по дорожке, словно мячик, и потух. Девочка рассмеялась и вознамерилась повторить фокус, но в голове зазвучал строгий голос дяди Георга.
   - (Хиден-эли, нельзя!) - даже мысленная речь, так тяжело звучавшая дома, здесь не отбирала много сил, не приносила с собой головной боли и утомлённости - так, слегка неприятные ощущения, вполне себе терпимые после нижнемирских.
   - Почему? - Хиден удивилась вслух.
   - (Страшно. Опасно. Могут увидеть. Запомни. Магия запретна, будет плохо. Показывать запретно. Девочкам запретно).
   - Почему?
   Что значит "запретно"? Пусть дядя Георг объяснит понятнее. Девочкам нельзя использовать магию? Нельзя, чтобы кто-то это увидел? Почему?
   Хиден знала, что дядя слышит её мысли. Пусть не так, как Тайо - но ведь наверняка видит и любопытство, и упрямство. Должен понимать: надо разложить всё по полочкам, иначе девчушка продолжит создавать огненные шарики.
   - (Хорошо), - Орриэ-лаэ улыбнулся, но взгляд его блеснул холодом стали. - (Узнаешь. Позже. Магия нельзя. Без разрешения - запрет).
   - (Нет!) - хмурые бровки, упрямо вздёрнутый носик. Хиден топнула ножкой. - (Когда захочу, тогда и буду!)
   - (Отправлю обратно. Сюда не вернёшься).
   - (Нечестно!) - губы девочки обиженно задрожали.
   - (Очень честно), - мужчина потрепал девочку по голове. - (Или ты слушаешься, или Нижний мир).
  

***

  
   - Какая хорошенькая! Кто она? Его дочь?
   - Нет, племянница. Хозяин привёз её с Воздуха. Так я слышала.
   - Чудная она. Бродит везде, глядит на самые простые вещи так, словно никогда не видела. Дикари эти Воздушные!
   - Ты чего говоришь-то! Сейчас хозяин услышит...
   - Я вчера её встретил на кухне, спросил, может, она хочет чего. А она молчит, только глазами хлопает. Напугалась.
   - Да не, она всё время молчит. Этина с ней вон сколько раз говорить пыталась. А она не отвечает.
   - Может, она немая?
   - Нет, с хозяином она разговаривает, я слышала. На каком-то странном языке...
  

Начало августа

  
   Беловолосая отложила флейту и обернулась на чуть слышный скрип двери. Неужели ещё один посетитель пожаловал в зверинец, главным экспонатом которого Хиден себя ощущала? Нигде не найдёшь покоя!
   Похоже, все обитатели особняка сочли долгом хоть одним глазком, но взглянуть на ребёнка, привезённого Орриэ-лаэ из очередного путешествия - к ней относились, как к необычному зверьку, диковинной птичке. Не то чтобы подобное внимание девочку раздражало...
   Сначала она отвечала всем этим людям не меньшим любопытством: пристально наблюдала за ними, пытаясь понять, кто есть кто и чем занимается, дивилась тому, как легко они воспринимают настоящие чудеса частью быта. А теперь, почти месяц спустя, непрестанное внимание слуг успело порядком поднадоесть. Особенно на нервы действовал лакей, с преданностью собаки следующий за Хиден повсюду, услужливо открывающий двери и отодвигающий для девочки стул за столом - как будто она сама не может этого сделать. Ещё приелось всё время ловить на себе взгляды служанок, постоянно норовящих начать уборку именно в том помещении, куда пришла Хиден. Девочка даже провела эксперимент: если прийти в какую-либо комнату и подождать, пока горничные начнут уборку, а потом перейти в соседнюю, то они справятся с вытиранием пыли за пятнадцать минут, но если остаться, то процесс наведения чистоты растянется часа на полтора.
   Самое обидное, что Хиден не может даже попросить этих людей оставить её в покое: недостаточно знает язык, научилась говорить лишь с равными. А со слугами нельзя говорить, как с равными - почти такой же проступок, как мысленная речь, так сказал дядя Георг. Или нет, господин Орриэ-лаэ? И как его называть?
   Опытным путём Хиден удалось выяснить, что спрятаться от ненавязчивого, но постоянного внимания можно либо в своей комнате, либо в ещё нескольких помещениях особняка - по сути своей маленького замка. Одним из таких убежищ оказалась зала с порталом, та самая, через которую Хиден попала в Верхний мир.
   В ней девочка и обосновалась, когда надоело сидеть в своей комнате.
   Тем не менее укрытие оказалось не совсем надёжным, и насладиться одиночеством в полной мере Хиден не удалось. Видимо, привлечённый звуками флейты, в залу проскользнул элхе - высокий, пухлощёкий мальчишка в тёмно-зелёной форме. Вошёл и сразу начал тараторить, размахивая руками, указывая на дверь. Из всей его длинной, пламенной, богатой жестикуляцией речи девочка поняла только одно слово - "нельзя".
   Похоже, это и есть та речь - на которой не говорят с равными.
  
   Дани закончил говорить и, вопросительно хмуря брови, замер в ожидании ответа. Беловолосая нахалка целую минуту разглядывала вошедшего, а потом со скучающим видом отвернулась. Похоже, она не собиралась не то что оправдываться, но и вообще говорить. Возмутительно! Да кто она такая, чтоб вести себя подобным образом?
   - Ты кто такая? - элхе озвучил своё негодование.
   - Ты кто? - тут же отозвалась беловолосая, точно повторяя интонацию.
   - Я первый спросил!
   - Первый спросил! - она отбивала слова, словно мячик.
   - Не дразнись!
   - Не дразнись! - девочка вновь повернулась к Дани, улыбнулась, словно нашла новое развлечение.
   Она это специально! Или совсем глупая? Ведёт себя словно пятилетний ребёнок! Неужели ей не сказали, что в эту комнату нельзя? Она вообще чья? Вот дядя разозлится, когда найдёт её в своих покоях. Надо бы увести отсюда эту дурочку, пока не поздно.
   - Здесь нельзя играть, - элхе ещё раз попытался втолковать это девочке. - Дядя не любит, когда шумят. А в его покои вообще не разрешается никому заходить, только госпоже Мару. Пойдём играть в другом месте.
   А беловолосая, как будто не слушала, вновь потянулась за флейтой. Глупая! И что он с ней возится? Вот придёт дядя, тогда эта дурочка узнает...
  
   Ситуация становилась всё забавней. Пухлощёкий начинал злиться - до сих пор не взял в толк, что Хиден его не понимает, - уже покраснел до самых кончиков ушей, засопел паровозом. Интересно, что же дальше? Сорвётся на крик? Начнёт топать ногами? Уйдёт?
   Мальчишка снова застрекотал словами. Громко. Девочке даже пришлось закрыть руками уши, чтобы его голос не так действовал на нервы.
   И не надоело ему? Ведь Хиден же явно даёт понять, что не слушает.
   - Может, хватит уже. Разве не видно, что я не понимаю, - беловолосая просто по привычке продублировала фразу родного языка мысленно.
   Мальчик мысль услышал, замолчал удивлённо, потом спросил, отступая к дверям:
   - (Ты говоришь мысленно?!)
   И снова этот взгляд - словно Хиден диковинный зверёк, кусачий и ядовитый. Как же надоело! Девочка поморщилась.
   А элхе всё мялся у дверей. Казалось, что он хочет уйти, но любопытство не позволяет ему этого сделать. Наконец он решился, нахохлился, словно воробей, сделал пару шагов обратно от дверей в сторону Хиден и серьёзно так спросил:
   - (Ты ведьма?)
  
   Даниэль - конечно, по-настоящему его имя звучало не совсем так, но достаточно похоже, чтобы отзываться на предложенный Хиден вариант, - оказался жутким болтуном и непоседой. Они быстро перешли с мысленной речи, вызывавшей у него приступы сильной головной боли, на язык, которому обучал Хиден дядя Георг, благо по положению оказались равны - но даже малый словарный запас собеседницы не заставил мальчишку молчать.
   Уже через пару десятков минут девочка знала всю родословную Даниэля - "Даниллен, меня зовут Даниллен! Но если хочешь, можно Дани. Не надо звать меня этим... как его? Поняла?" - также знала, что он вырос в небольшом городке на западе Лиссы - чем бы эта Лисса ни была. Он выходил дальним родственником семейства Орриэ-лаэ: внучатым племянником троюродного брата или чем-то подобным. Удивительно, как в Верхнем мире цепляются даже за самые призрачные родственные связи!
   По возрасту Дани оказался старше девочки на три года. В мае он начал учёбу в королевской школе травников - пойти в школу в четырнадцать, не поздновато ли? - и по её окончании собирается стать учеником и помощником алора, занимающего важный пост при дворе Её Величества Хиэлие.
   - Что ещё за алор? - спросила Хиден и тут же вспомнила, что не собиралась потакать мальчику проявлением интереса.
   - Ну ты даёшь! Откуда же дядя тебя привёз, если ты не знаешь, что он алор?
   Вот как теперь выкрутишься? На прямо поставленный вопрос нельзя не ответить. А разговоры о Нижнем мире под запретом. Врать Хиден не умеет и не желает. Что же ему сказать? Девочка потупилась, наморщила нос и тяжело вздохнула.
  
   Беловолосая как-то поникла, отвернулась - наверное, накопилась усталость от недавнего мысленного разговора. У самого Дани голова уже просто раскалывалась - всё от беззвучной речи, сегодня он точно перестарался. А эта девчонка только бы в обморок не упала от перенапряжения!
   И как можно было даже предположить, что она ведьма?! Маленькая, толком ведь и не говорит пока, слабенькая девчонка. Дядя, скорее всего, увидел, что у неё есть магический дар, и по доброте душевной привёз в Хиэй - на жрицу учиться. Да какая из этой малявки преступница?! Нет, точно не ведьма. Ведьмы - они сильные и, говорят, страшные очень. А девочка вон какая миленькая да беззащитная...
   Почему у неё лицо такое страдальческое? Неужели ей совсем плохо? Может, позвать кого?
   - Таллинн, - вдруг выпалила беловолосая ни с того ни с сего.
   - Чего?! Кого позвать?
   - Я из Таллинна, - пояснила девочка. - Дядя меня оттуда забрал.
   А! Так она на вопрос отвечает! А Дани уже и забыл, что спрашивал.
   Талин. Какое-то смутно знакомое название. Талин - Таалин - Таадин... Точно! На страноведении говорили! Таадин - древняя столица Воздуха! Так вот о ком слуги шептались. О ней! Ну ни фига себе! Воздушная! Это даже ещё интереснее, чем ведьма! И в школе можно будет похвастаться, что дядя живую воздушную в дом взял!
  

***

  
   - Хи-тиэ! Хи-тиэ, ты где? - размеренное течение урока было нарушено громким мальчишеским голосом и хлопаньем дверей. - Я такую штуку принёс! Готов поспорить, у вас на Воздухе таких нет. Не прячься! Ну Хи-тиэ, выходи уже!
   Хиден заёрзала на стуле, глянула на наставника сначала виновато, потом просительно:
   - Лягушонок пришёл.
   - Лягушонок? - Орриэ-лаэ иронично поднял бровь.
   - Да, - девочка кивнула.
   - Почему? - вопрос скорее из любопытства, чем из желания продолжить урок. Даниллен своими криками уже сорвал весь настрой.
   - Зелёный, - Хиден начала загибать пальчики. - Форма зелёная. И щёки, - девочка надула щёчки.
   - Круглые? Пухлые? - новые для беловолосой слова наставник, как всегда, продублировал мысленно.
   - Пуклые, да, - обрадованно улыбнулась.
   - Пух-лы-е, - ещё раз по слогам сказал Орриэ-лаэ. - Пухлые.
   - Пух-лы-е, - Хиден послушно повторила, загнув второй пальчик. - Говорит много. Быстро. Непонятно. Всё время не на месте... Не сидит на месте, как в песенке.
   А ведь действительно было дело. Пели песню про лягушонка, когда звуки ставили. "Непоседа-лягушонок побежал за солнцем". Даниллен - получивший не слишком-то аристократическое воспитание, с его манерой резко двигаться и при разговоре широко размахивать руками, со всей его почти деревенской жизнерадостностью, что мальчишке не всегда удавалось скрывать - похоже, пришёлся по нраву Хиден-эли. Что ж, это не так плохо.
   Дверь шумно распахнулась, пропуская в кабинет Дани. Орриэ-лаэ осторожно поставил магическую ширму, скрывающую его от постороннего взгляда: было любопытно, как ведёт себя мальчик, думая, что хозяина поблизости нет.
   - Вот, значит, где ты прячешься!
   Алор с интересом посмотрел на девочку. Исчезновение учителя не сбило её с толку: она бросила на ширму быстрый взгляд и повернулась к ворвавшемуся.
   - Смотри чего у меня есть, - мальчик протянул Хиден раскрытую ладонь, на которой лежала продолговатая пластинка прозрачного камня.
   Беловолосой явно очень хотелось посмотреть, что особенного в этой стекляшке. Но урок пока не закончен. Ещё целых полчаса предстоит выводить в тетрадке слова элхеского языка, а потом рассказывать текст, который она вчера вечером читала. Только потом наставник её отпустит.
   Хороша девочка. Молчит, терпит. Хорошо держится: ни жестом не даёт мальчишке понять о наблюдении.
   Пожалуй, на этом можно завершить.
   Орриэ-лаэ вышел из укрытия, не стараясь скрыть движения. Одарил Даниллена ледяным взором.
   - Ой! Дядя! У вас занятие? Извините, я не хотел мешать. Я тогда потом... - мальчик поспешил исчезнуть за дверью, закрыв её не в пример тише, чем открывал.
   - Ладно уж, закончим пораньше, - Орриэ-лаэ улыбнулся, наблюдая за борьбой любопытства и гордости на личике ученицы.
   Хиден не попросит отпустить её с урока - умрёт от любопытства, но до конца занятия досидит. Упрямый характер. Королевский. Не любит ни о чём просить, не любит показывать слабость. В этом она похожа на мать.
   - Позанимаемся чуть дольше завтра. Иди!
   - Спасибо! - девочку не пришлось уговаривать дважды. Она мигом вскочила со стула и, радостно улыбнувшись, убежала вслед за Дани.
   Хорошо, что дети поладили. И Хиден-эли не так скучает по так называемому брату, и Даниллен стал самостоятельней - почувствовал себя старшим. Начав общаться с девочкой, он даже освоил мысленную речь. Как раз когда алор было оставил всякие старания научить мальчика безмолвному общению.
   Любая попытка послать Даниллену мысль заканчивалась тем, что он начинал хныкать и говорить, что у него раскалывается голова. Язык мысленного общения мальчик не жаловал: отлынивал от изучения служебных образов, не пытался понять грамматическую структуру. Орриэ-лаэ, решив, что психика ребенка недостаточно сформирована для восприятия безмолвных посланий, оставил предмет для изучения в школе. Когда оно там по программе положено? На втором-третьем старших курсах, лет в семнадцать-двадцать? Что же, года три алор был готов подождать: главный талант мальчишки - лечебная магия, а безмолвная речь в этом деле вопрос не столь принципиальный.
   Даниллен заговорил мысленно, когда появилась Хиден-эли, - словно плотину прорвало, просто не заткнуть, и головная боль, и незнание образов перестали быть помехой. Оказалось, что мальчику просто нужен был наглядный пример и ситуация, в которой иные способы общения окажутся невозможными.
   Да, дети влияют друг на друга исключительно положительно. Знакомство со сверстником пошло на пользу и Хиден-эли. Девочка оживилась, больше не прячется от обитателей особняка. Да и её обучение элхескому пошло гораздо быстрее - можно оставить интенсивные методики, не терзать сознание ребёнка магическим влиянием: теперь она закрепляет пройденный за неделю материал и увеличивает словарный запас при помощи Даниллена. Орриэ-лаэ уже начал подумывать, а не забрать ли мальчишку на лето из школы, чтобы он мог проводить с девочкой не только выходные.
   Хотя нет, тогда в доме станет слишком шумно.
  
   - Ну! Показывай! Что там?! - Хиден нашла Дани в саду. Он сидел в тени, на скамейке возле маленького пруда, старательно делая вид, что читает книжку. - Ну?!
   Вместо того чтобы показать стекляшку, мальчишка виновато спросил:
   - Дядя очень рассердился?.. Ну, что я помешал.
   Девочка фыркнула. Неужели обязательно так лебезить перед взрослыми? Даже если наставник рассердился, свет ведь на этом не кончится.
   - Забудь про него. Показывай прозрачный камушек! - Хиден сложила руки на груди, недовольно сморщила нос.
   - Здорово! У тебя все эмоции на лице написаны! - Дани забыл выглядеть виноватым, затараторил. - На Воздухе все так открыто чувства выражают? Здорово! У нас так не принято - настоящие эмоции в себе надо держать...
   - Ты говоришь быстро. Не понимаю, - беловолосая дернула мальчика за рукав формы, прерывая словесный поток. - Что ты хотел показать?
   - Ах да, извини, - лягушонок достал из кармана пиджака прозрачную пластинку размером чуть меньше ладони, осторожно протянул её девочке. - Это мана.
   Хиден повертела пластину в руках. Стекляшка и есть! Тяжёлая, прохладная хрусталина. Что в ней особенного? Линза, увеличительное стекло? Девочка посмотрела через пластинку на кленовый листик - да нет, не увеличивает вроде, - подставила её под луч света - тот преломился, запрыгал по земле солнечным зайчиком. Стекляшка! Фу!
   - Мана, - повторил Дани, на всякий случай и мысленно тоже: - (Око).
   - Знаю, - Хиден кивнула, показывая, что слово ей знакомо, и недоверчиво сощурилась. - (Это у тебя вместо очков?)
   - Ты чего! - мальчик осторожно выхватил из рук беловолосой пластинку. - Мана - это для книжек. Картинки смотреть.
   Значит, всё же линза. И стоило из-за увеличительного стекла такой шум поднимать? Глупый лягушонок!
   - Смотри, - Дани тем временем открыл книгу - учебник - где-то на середине и аккуратно положил хрусталик на одну из иллюстраций.
   Несколько секунд ничего не происходило, а потом изображённый на рисунке цветок вдруг стал как настоящий - появился над пластинкой, расправил маленькие острые листики, раскрыл бутоны. Хиден даже показалось, что он источает тонкий пряный аромат.
   - Ниера, цветок забвения. Произрастает на границе Валиссии и Сорэнарэ, цветёт в сезон дождей. Стебель и листья используются для приготовления обезболивающих настоек, из цветов валиссийцы делают хмельной напиток, - мальчик зачитал надпись под картинкой вслух.
   - Красивый, - произнесла Хиден чуть слышно и попыталась коснуться нежно-лиловых лепестков. Цветок вновь спрятался в книгу, оставив лишь тонкое пощипывание магии на кончиках пальцев.
   - Интересно, а почему цветок забвения?
   - Не знаю, - девочка пожала плечами. - Слушай, а при помощи этой пластинки можно любые картинки так смотреть?
   - Нет, - Дани убрал хрусталик в карман, закрыл учебник. - Только в книжках, на которые специальное заклинание наложено, для других не сработает.
   - А что за заклинание?
   - Какая-то ремесленная магия. Не знаю, - лягушонок пристально посмотрел на Хиден, усмехнулся. - Забудь. Не женское это дело - заклинаниями интересоваться.
  

***

  
   - Огонь растапливает лёд, - из-за неплотно закрытой двери раздавался детский голос, неуверенный, но старательный, - огонь отбрасывает тени.
   Орриэ-лаэ остановился, прислушиваясь. Улыбнулся: баллада была из любимых. Предсказание-пророчество, вплетённое в стихотворные строки - о защитнике Огненной девы, хранителе её, наставнике и верном помощнике. Баллада, написанная давно, столетия назад, оживала новыми красками, выводимая неумелой ещё в элхеском языке девочкой.
   Пение - неплохая тренировка. Неплохая тем более в изучении языка анедве-ми, высота тона в котором определяла порой малейшие смысловые различия. Чем чаще Хиден будет петь, тем чище, тем красивее станет её обычная речь.
   - Шагни в огонь! - мелодия сменила тональность, ударила силой. - Не выбирай дороги длинной, проторённой. Шагни в огонь! И сильным стань в огне, никем не покорённом.
   Захваченный музыкой, алор тряхнул головой. Слишком хорошо известные ему слова терзали сердце.
   Никто не знал, о ком именно повествует баллада. Никто не догадывался, какой из Огненных дев она посвящена. Это было пророчество без указания срока. Возможно, оно относилось к давно ушедшему. Возможно, говорило о будущем. Возможно, воспетый в балладе герой принадлежал миру сегодняшнему.
   Орриэ-лаэ был знаком с различными версиями толкований баллады. С давних пор немало поэтов и сказителей пыталось вложить своё в простые строчки. Каноническое толкование гласило: когда-то появится человек, на роду которому написано воспитать новую королеву. Тот, кто разрушит глиняного колосса издряхлевшей политической системы. Кто возродит иную страну, милостивую ко всем своим обитателям.
   К сожалению, слова пророчеств туманны и подходят к чересчур многим знамениям.
   - Шагни в огонь! Забудь себя, отбрось печали и тревоги. Шагни в огонь! Ведь для тебя давно уж нет другой дороги, - урок пения продолжался.
   Алор вздохнул, снова улыбнулся - на этот раз невесело. Медленно отошёл от двери, за которой упражнялась девочка, свернул на балкон - бездумно, не замечая окружающего. Жаркий воздух ударил в лицо, воскрешая в разуме слова песни.
   Шагнуть в огонь. Оставить всё, с пустыми руками, с холодной головой и горячим сердцем броситься в пламя.
   Баллада, как свойственно стихотворным произведениям, обыденнейшее преображала в великое.
   Шаг в Огонь. Для Орриэ-лаэ этим шагом стала присяга. Клятва королеве, Огненной деве Рейки. Алор был молод, полон надежд и намерений послужить во славу королевства. Один взгляд Девы вознаграждал за любые лишения. Одна её улыбка освещала жизнь.
   Но маг никогда не смог стать для неё кем-то большим, нежели советником. Верным, спору нет, драгоценным, важным советником, умным, не раз помогавшим другом. Завидный пост канцлера государственной безопасности, заслуженная награда за годы жизни, отданной на благо страны, казалось бы, красноречиво свидетельствовал, как сильно необходим был Орриэ-лаэ королевству.
   Но не королеве.
   А ведь знатность его семьи, чистота крови, наконец, магический дар! - вполне допускали претендовать на звание консорта. Но повелительница его души, его тела, сердца и разума, всего его существа - этого не захотела.
   Что ж, значит, так распорядилась судьба.
   Теперь у алора есть другой объект для изливания непригодившихся чувств. Ребёнок, которого он может воспитать по своему желанию. Человек, роднее которого уже, пожалуй, не будет никого, маленькая девочка, зерно, что он должен прорастить. И ответственность за юную жизнь затмевает другие хлопоты.
   Хиден. Хиден-эли. В Верхнем, чужом ей мире, она находится уже больше двух месяцев. Радуется, бегает по дворцу, похожая на удивительную белокрылую бабочку; то пытается со всеми говорить на безмолвной речи, то норовит обратиться к слугам как к высшим по положению - маленький ребёнок, воспитанный в совсем иной культуре.
   Алор опасался поначалу, что Хиден не сможет прижиться в Верхнем мире: кто знает, как подействовали на организм девочки тяжёлые условия Нижнего. Опасался, что ей не суждено будет использовать магию, талант к которой непременно должен был таиться в глубинах её существа - наследственность, даже подпорченная низкой кровью, не может не проявиться. Боялся, что разлука Хиден с названым братом сильно повлияет на стремление девочки постигать новое, что сам Верхний мир будет к ней неласков, покажется злым.
   К счастью, тревоги были напрасны.
   Огненный материк пришёлся девочке по нраву. После густого, убивающего магию воздуха Нижнего мира жизнь в Верхнем стала настоящими каникулами, отдыхом не только от школы, но и от невозможности дышать свободно. Хиден-эли, кажется, даже не очень тосковала по семье.
   Орриэ-лаэ недовольно хмыкнул. Семья. Люди, что воспитывали девочку. С ними пришлось обойтись без лишних церемоний: новые разработки отдела душевных универсалий позволяли избавить заклинаемых от ненужных эмоций. Отныне воспоминания о дочери не будут задерживаться в их памяти, и беднягам не придётся беспокоиться из-за её долгих отлучек. Археология - любимая специальность, хобби, ставшее жизнью, займёт всё.
   Летний жар нельзя было терпеть долго, и Орриэ-лаэ поспешил вернуться в прохладу. Стоило прикрыть балконную дверь, как голос девочки снова ударил в уши: упражнение продолжалось.
   На сей раз мысли алора приняли иное направление. Хиден-эли, словно маленький ребёнок, весенняя пташка, легкомысленна и беззаботна. Она, впрочем, и не является ничем иным кроме как маленьким ребёнком - но в этом мире даже детям необходимо быстрее взрослеть. Магия, которую алор позволил воспитаннице изучать, накладывает обязанность не только на учителя, но и на ученицу. Оба должны понимать свою ответственность. И оба должны понимать, к чему может привести неосторожность.
   Малышке Хиден нужно многое узнать. И это многое обязан дать он, алор - больше некому. Предоставить девочке сведения о том, каков истинный мир, который она так просто приняла.
  
  

Середина августа, Аррие

  
   - Куда мы едем? - Хиден пыталась раздвинуть ткань и выглянуть то с одной, то с другой стороны транспортного средства. Паланкин. Да. Оно называется паланкин - почти такое же девочка видела на картинке в учебнике истории. Только там было нарисовано, что его несут рабы, а этот плыл в воздухе сам по себе. - А где невольники?
   - Где кто? - переспросил Орриэ-лаэ. Беловолосая умела задавать странные, ставящие в тупик вопросы.
   - Ну невольники. Рабы, слуги, которые должны нести эту штуку. Я на картинке видела... Они невидимые?
   Мужчина рассмеялся. Ох уж эти узкие нижнемирские представления о способах передвижения!
   - Их нет. Паланкин движет магия. Многие повозки и кареты тоже - видишь, в них никто не впряжён.
   - А лошадки? - Хиден указала на всадника. - Лошадки тоже ненастоящие?
   - Нет, лошади самые обычные.
   - А почему мы не поехали верхом? - грустно, надув губки, заглядывая прямо в глаза.
   Алор почувствовал попытку вторжения в разум, стремление навязать чувство вины - обидел ребёнка, не дав покататься на лошади, - автоматически закрылся, стряхивая наваждение. А девочка молодец! Он ведь ещё не учил её влиять на разум людей, так что она пытается играть чужими чувствами интуитивно. Вот что значит порода!
   - А ты умеешь? - он ласково потрепал девочку по голове.
   - Разумеется, - Хиден поспешила отстраниться, выскользнуть из-под руки наставника, гордо поясняя свой ответ: - Я с десяти лет каждые выходные на ипподроме занималась. Мама... мама Неля сказала, что это для здоровья полезно.
   - Вот как. Тогда я подарю тебе лошадь, и мы будем ездить на прогулки по утрам.
   Девочка милостиво кивнула, принимая обещание подарка, и вновь высунулась из паланкина разглядывать окрестности.
   - Куда мы едем? - повторила вопрос, интересующий её с самого начала пути.
   - В Аррие. Я же обещал показать тебе, почему опасно пользоваться магией у всех на виду.
   Первый раз так далеко за пределами особняка! Даже не в Огненном городе! И хотя окружающий пейзаж довольно однообразен: фруктовые сады, редкие маленькие домики, поля, на которых пасутся овечки и коровки, с одной стороны дороги, и высокий, красивый лес - с другой - всё равно было интересно выглядывать из паланкина, чуть отводя занавеску рукой, словно какая-нибудь восточная принцесса.
  
   Аррие оказалось деревней часах в трёх езды от Огненного города - аккуратненькой, с похожими на кукольные деревянными домиками. На удивление пустынной деревней или на удивление нелюбопытной: ни один её обитатель не вышел посмотреть, кто же приехал. Странно!
   - Они на площади перед домом старосты, - ответил Орриэ-лаэ на незаданный вопрос. - Сама сейчас увидишь.
   Уличная жара опустилась на девочку тяжёлым одеялом. После мягкого полумрака паланкина солнечный свет до боли резал глаза, не позволяя в деталях разглядеть, что же заставило крестьян столпиться перед домом старейшины. Всё происходящее казалось представлением театра теней. Разноцветные спины - публика, и появившийся на помосте черный силуэт - конферансье.
   Неужели наставник привёз сюда Хиден, чтобы спектакль посмотреть? Зачем тогда встали так неудобно? Так, что солнце оказалось прямо за спинами лицедеев. Ничего толком не разглядишь!
   Площадь вдруг загудела, захлебнулась шёпотом. Неразборчиво тихие, подхваченные толпой слова конферансье-старейшины побежали сквозь пространство гулкими волнами - от центра к краям, словно круги на воде.
   Начинается!
   Человек на сцене, уступая место выросшим у него за спиной актёрам, отошёл на край помоста. Толпа затихла - страшной искусственной тишиной, словно кто-то отключил звук, - замерла, затаив дыхание.
   Актёров было четверо: две передвигающиеся странными рывками, сгорбленные тени и пара высоких грациозных силуэтов - две женщины и два мужчины. Они вышли на середину помоста, остановились. Фигуры, представляющие слабый пол, ещё больше сгорбились, осели, словно из них выпустили воздух, олицетворяющие сильный пол актёры - наоборот, вытянулись в струнки, наливаясь магией.
   Хиден прищурилась, пытаясь разглядеть подробности. Захотела было протиснуться поближе к сцене, но наставник не пустил, придержал за плечо, покачал головой: не лезь туда, задавят.
   Действо тем временем продолжалось. Один из мужчин - тот, что повыше, - заговорил. Голос его - холодный, безэмоциональный - разнёсся над площадью, заставив толпу отхлынуть от сцены:
   - Аленэ Таппи обвиняется в преднамеренном убийстве человека с помощью магии.
   - Вина доказана, - в голосе второго явно слышалась брезгливость.
   - Также Аленэ и Таире Таппи вменяется в вину неповиновение властям, отказ сотрудничать и нападение на мага...
   - Я защищала дочь! - выкрикнула одна из согбенных теней, выплюнула слова. - Я лишь защищала от вас дочь! Не нападала!
   - Вина доказана, - пасс рукой, и женщина закашлялась, начала ловить губами воздух.
   - Старейшина Аррие, достопочтенный Матин Дикке, ставит этим жительницам деревни в вину порчу чужого имущества, наложение проклятий, приманивание чужих животных.
   Толпа зажужжала, как пчелиный рой. "Таира всегда с моим котом игралась". "А у меня сын заболел после того, как сходил с ними в поле". "У моей жены зубы уже вторую неделю болят. Теперь понятно, кто виноват. Аленэ нам всегда завидовала!"
   А ведь это не спектакль! Хиден испугалась. Суд! Публичный процесс над двумя женщинами. Вернее даже не так, картинка сделалась до ужаса чёткой: судят взрослую женщину и девочку, что едва ли старше самой Хиден, - мать и дочь. Судят за магию.
   Сероволосый элхе - теперь, когда солнце спряталось за облаком, Хиден смогла рассмотреть "лицедеев", - тем временем продолжал с неизменным безразличием в голосе чеканить обвинения. А его напарник всё твердил, как заведённый: "вина доказана, вина доказана". Мать с дочерью даже не пытались оправдываться.
   Девочка, Таира, низко опустив голову, спрятавшись за каскадом золотистых волос, надрывно всхлипывала, жалась к матери. Женщина, наоборот, старалась от дочери отстраниться, пустым взглядом всматривалась в толпу крестьян, словно ища поддержки, сострадания и не находя их.
   Хиден вдруг показалось, что она стоит рядом с этой женщиной, заглядывает прямо ей в душу - усталую, наполненную безумием отчаяния, страшную, - тонет в пустоте, захлёбываясь безнадёжностью.
  
   Аленэ не оставили ничего. Отобрали всё, что ей дорого, что давало смысл жизни. Сначала ушёл муж: сказал, что не может жить с ведьмой, - бросил жену и дочь, ушёл в соседнюю деревню к другой семье. Но ведь Аленэ не виновата, не виновата, что в ней живёт магия! Таира плакала ночи напролёт, звала папу. А он, подлец, говорил только, что яблочко от яблоньки недалеко падает, - девочка такая же ведьма, как мать, и он не желает иметь с ними ничего общего.
   Да, Аленэ грешна в том, что посылала вслед Ранеки проклятия! А кто бы сдержался, если его предал самый близкий человек? Но она не думала, что её злость может его убить, не желала смерти этому подлецу. И Таира не виновата! Нельзя винить девочку за то, что ей тоже передался этот треклятый дар. Девочка ведь не пользовалась магией!
   Когда Ранеки умер, та, другая позвала магов и обвинила в его смерти Аленэ. Соседи, которые ещё вчера разделяли Огонь с женщинами Таппи, тут же от них отвернулись. Жители деревни припомнили все случаи, когда у них кто-то болел или что-то ломалось, и обвинили в этом Аленэ, запретили детям даже подходить к Таире. Так за один день исчезли добрососедские отношения, оставив лишь испуганное шушуканье за спиной да охранные знаки, отгоняющие ведьм. А вечером прибыли маги, схватили Таиру, сначала услышав её дар. Женщина не могла не попытаться освободить дочь, тогда они сковали и магию Аленэ.
   Надежды не осталось. Вокруг только пустота. Внутри только пустота. И жить больше незачем.
  
   Хиден отшатнулась, спряталась за спиной наставника, словно бы он мог защитить её от холода и безнадёжности мыслей несчастной женщины, и продолжила наблюдать. Маги закончили свою изобличительную речь. Вновь зашелестела толпа, и солнце вылезло из-за облака, ударило жаром, больно резануло светом по глазам - происходящее опять показалось лишь спектаклем теней, злой сказкой для взрослых.
   Старшую из женщин куда-то увели, и на помосте остались только сгорбленная детская тень и один из магов, поплотнее. Он вскинул руку, тихо прошептал несколько слов, и крестьяне вновь отхлынули от сцены, полностью загородив обзор.
   Беззвучный то ли крик, то ли всхлип отдался головной болью. Незнакомый голос причитал, плакал, скулил, просачиваясь в мысли всех, кто мог его услышать. Хиден присела, закрыв уши руками. Она не хотела, не хотела чувствовать этот незнакомый детский голос, не хотела знать боль этой девочки - Таиры. Но разве можно укрыться от мысленной речи, просто заткнув уши?
   Голос всхлипнул ещё раз - громко, надрывно, словно прощаясь, - и затих. Совсем. По спине Хиден побежал холодок. В глазах потемнело. Мир закружился и исчез.
  
   Огонь негасимый! Орриэ-лаэ не ожидал, что Хиден-эли окажется такой впечатлительной и упадёт в обморок. Или сказалась августовская жара? Воспитанная в холоде Нижнего мира девочка с трудом переносила летнее солнце Хиэй. А алор даже не подумал захватить зонт, словно забыл, что имеет дело с хрупкой маленькой девочкой.
   Хотя, возможно, так даже лучше. Воспитательный эффект будет сильнее. Алор аккуратно уложил беловолосую на подушки и направил паланкин прочь из деревни, обратно в Огненную столицу.
   - Я хочу домой, - первое, что сказала девочка, очнувшись.
   - Уже едем.
   Хиден-эли села, закрыла лицо ладошками, ушла в себя.
   Больно, когда радужные витражи разбиваются, да? Страшно понимать, что добрых сказок не бывает? Добро пожаловать в реальный мир, девочка, мир, полный несправедливости. Все когда-то через это проходят - Орриэ-лаэ невесело усмехнулся, - и чем раньше, тем легче сложить из осколков новую иллюзию.
   - Что с ними будет? - тихо, очень тихо, осторожно, всё ещё тая в сердце надежду, спросила беловолосая.
   - С ведьмами? - мужчина переспросил, хотя прекрасно понял, чьей судьбой интересуется Хиден-эли.
   - Да, - девочка кивнула. - С Аленэ и Таирой?
   - Старшую обвиняют в убийстве, её отвезут в Хиэй и казнят, - Орриэ-лаэ не прилагал усилий, чтобы заставить голос звучать равнодушно. Всё едино, в чём виноваты конкретно эти женщины и что с ними станется. Происходящее - лишь урок для одной маленькой беловолосой элхе, необходимая часть образования. - А младшую отпустили. Поставили клеймо и отпустили. Ей всего тринадцать, и она не попадалась раньше.
   - Клеймо?
   - Клеймо ведьмы, попавшейся на мелком преступлении. С таким клеймом девочка не проживёт долго. Её будут гнать отовсюду: кто захочет жить рядом с преступницей? А попробует защититься, каким-либо образом ответить, так вызовут мага... или убьют сами.
   - Но она ведь ничего не сделала! Никому не причинила вреда! - Хиден-эли возмущённо взглянула на наставника.
   - Откуда ты знаешь? - Орриэ-лаэ чуть приподнял бровь. - Она дочь своей матери-ведьмы. И у неё есть дар. Этого вполне достаточно.
   - Это нечестно! Так нельзя!
   - Почему? Обычно клеймо получают те, кто действительно совершил правонарушение.
   - Но...
   - Конечно, стоило бы не клеймить ведьм, а направлять на исправительные работы, сковывать их магию. По сути дела, государство само толкает женщин, обладающих даром, на преступление. Само существование подобных женщин является преступлением, что есть неправильно. Нужны реформы, но об этом как-нибудь в другой раз, - алор спохватился. Какой смысл обсуждать государственную политику с маленькой девочкой?
   - Значит, я тоже ведьма? - Хиден-эли умеет делать выводы. - И мне поставят клеймо за то, что я делаю огненные шарики?
   - Нет, не поставят, - Орриэ-лаэ потрепал девочку по голове. - У тебя есть документ, подтверждающий, что ты не пользуешься магией.
   - Откуда? - Хиден-эли подозрительно сощурилась.
   - Я зарегистрировал тебя как обладающую даром. Под свою личную ответственность.
   - Я вас не подведу, - пообещала беловолосая. - Я не буду пользоваться магией. Совсем-совсем не буду.
   - Ты не сможешь, девочка моя. Если бы всё было так просто... Магия - это часть тебя, и ты не сможешь от неё отказаться. Ты ведь не захочешь добровольно лишиться рук или ног, стать инвалидом? - Хиден-эли отрицательно мотнула головой. - Отвернуться от магии значит убить часть самой себя. Никто не способен на такую жертву.
   Алор внимательно следил за сменой эмоций на лице маленькой элхе. Непонимание - обида - недовольство - озадаченность. Слишком явно, невежливо. Ещё не совсем умеет скрывать свои чувства. Надо будет не забыть этим заняться.
   - А как тогда? Что делать?
   - Магический дар активно проявляется у процентов восьми девочек. Некоторые из них становятся жрицами - помогают Хиэнне и Хиэлие удерживать Огонь, предсказывают будущее, заглядывают в прошлое. Другие становятся монахинями - живут в монастырях, тратя свой дар в смиренных молитвах Огню, учась забывать о магии...
   - Я не хочу быть монахиней! - Хиден-эли надула губки. - Не хочу жить в монастыре и забывать волшебство!
   Орриэ-лаэ рассмеялся:
   - Ты непоследовательна, дорогая моя. Десять минут назад ты грозилась никогда не пользоваться магией, а теперь не хочешь её забывать.
   - Молиться - скучно, - девочка неприязненно дёрнула плечами. - Мы с Тайо однажды целый день провели в монастыре, когда папа с мамой под Пихква раскопки вели. Там были монашки. Они только молитвы читали. Даже когда кушали. И когда работали тоже. Рассказывали нам про бога. Брр-р! А настоятельница у них в панталонах ходит - мама специально для неё в Таллинне покупала.
   - Тебя никто не заставляет становиться монахиней. Так вот, некоторые девочки впоследствии становятся жрицами, некоторые - монахинями, и лишь небольшая часть обладающих даром обращает его во зло. Ведьмы - бунтовщицы, ренегатки, которые не пожелали подчиниться правилам, пошли против Огня и закона. Именно они, озлобленные, причиняющие вред, лишающие обычных людей благополучия и жизней, бросают тень на женщин и девушек, обладающих даром. Именно из-за них пострадала сегодня эта деревенская девчушка, и именно из-за них тебе придётся прятать свой дар.
   - Так значит, мне придётся стать жрицей? - Хиден-эли нахмурилась. - Я не умею предсказывать будущее... И огонь в руках держать не могу...
   Орриэ-лаэ улыбнулся словам девочки. Порой она совершенно серьёзно говорит такие глупости!
   - Наставник, - после нескольких минут молчания беловолосая спросила: - а Огненная дева?
   - Хиэлие, милая моя, вне всяких категорий. Она удерживает Огонь. Если не будет Хиэлие, не будет Огненного континента: его поглотит неуправляемое пламя. Хиэлие - спасительница, хранительница жизни, защитница народа. Мы же с тобой уже проходили роль Хиэлие в истории Огненного континента.
   - Эта волшебница... которая Хиэлие помогает. Она же не монашка и не жрица, а магией пользуется, - элхе нахмурила бровки, пытаясь сообразить, в чём же подвох. - Почему тогда её не клеймят? Она же ведьма, получается, да?
   - Госпожа Цую? - алор потёр подбородок. Как там в официальной версии было? - Лет десять-пятнадцать назад Огненной деве понадобился личный помощник или помощница, маг во всех отношениях непредвзятый и незаинтересованный, беззаветно преданный своей повелительнице, готовый исполнить любой её приказ, - мужчина метнул короткий взгляд на слушательницу. Вряд ли Хиден-эли понимает хотя бы половину его слов.
   Тем не менее девочка слушала внимательно. Орриэ-лаэ продолжил:
   - И придворные маги начали поиск. Все расклады и предсказания указали, что это будет существо не нашего мира. Тогда начали искать в других мирах и нашли госпожу Цую. Она не является дитём Верхнего или Нижнего миров, не принадлежит ни к расе элхе, ни к нинъе. У неё нет прошлого, нет семьи, нет никаких собственных интересов. С учётом недюжинного магического дара - идеальная кандидатура.
   - Здорово! - в глазах девочки заплясали огоньки, которые Орриэ-лаэ уже научился квалифицировать как упрямую целеустремлённость. - Я тоже хочу стать помощницей Хиэлие.
   - Исключено. Девочек не берут в маги.
   - Но Цую же взяли! - Хиден-эли насупилась. - И меня возьмут!
   Опасная надежда. Неудобная. Льядда Орриэ-лаэ задумался о доводах, которые заставят беловолосую от неё отказаться. Это должны быть очень, очень серьёзные доводы, которые вынудят забыть о подобных мечтах раз и навсегда.
   - Ты готова выполнять любые указания Огненной девы? Мгновенно и беспрекословно?
   - Да, - ответ девчушки прозвучал уверенно, но во взгляде скользнула настороженность, словно она ожидала какой-то каверзы.
   - Королевские маги умрут за свою повелительницу, стоит ей только рукой махнуть, - алор заглянул девочке прямо в глаза. - А ты сможешь броситься в огонь, если она этого захочет?
   Ответа не последовало. Хиден-эли опустила взгляд, принялась разглядывать свои коленки.
   - А убить сможешь? - мягкие, обволакивающие интонации. Приторно сладкий, удушающий шепот: - Вспомни сегодняшних ведьм. У тебя хватило бы сил привести приговор в исполнение?
   - Они не виноваты, - очень тихо, обращаясь к своим коленкам.
   - А вот это не тебе решать. Королевские маги следуют букве закона, исполняют приказы, - равнодушная жёсткость в голосе. О том, что Орриэ-лаэ утрирует, девочке знать совсем не обязательно. - Если закон гласит, что преступница должна умереть, они служат палачами. Если Хиэлие посылает их в пасть к чудовищам, они идут, не задавая вопросов, не высказывая недовольства.
   Алор замолчал, давая маленькой элхе время обдумать свои слова. Дождался, пока она поднимет взгляд, ласково потрепал по щеке:
   - У Огненной девы уже есть госпожа Цую. Ей не нужно больше помощниц. Так что забудь эту идею. Ладно?
   - Но не все же маги такие кровожадные? - Хиден-эли словно бы и не слышала последней реплики наставника. Она размышляла вслух. - И Дева ведь не всех хочет на смерть послать?
   - Разумеется, ты права. Среди магов есть те, кто специализируется на мирных профессиях: ремесле, создании произведений искусства, сочинении новых заклинаний, исследовании прошлого, собирании трав и прочем. Охотой на ведьм и других врагов государства занимаются только боевые маги, - Орриэ-лаэ откинулся на подушки. - И Хиэлие, как любая мудрая, заботящаяся о своем народе правительница, не направляет никого в опасные для жизни предприятия просто от скуки или из чистого интереса, не разбрасывается чужими судьбами и жизнями. Но ведь речь не об этом.
   - А о чём тогда?
   - Каждый королевский маг, чем бы он ни занимался, служит Хиэлие и государству, являясь им опорой и защитой. Хиэлие, в свою очередь, является залогом спокойствия Огня, от неё зависит существование целого народа, его процветание и благополучие. На Огненной деве лежит ответственность за жизнь всего континента, всех людей - и элхе, и нинъе. Это великое бремя. Принося клятву верности, - алор закрыл глаза, вспоминая присягу: слова-обещания, тонкую красноволосую и сероокую фигурку тогда ещё совсем молоденькой Огненной девы. - Принося клятву верности, маг добровольно соглашается пожертвовать всем, шагает в Огонь, доверяет свою судьбу повелительнице стихии. Он умирает, если этого потребует Хиэлие - потому что одна жизнь не важна по сравнению с жизнями миллионов, а одна смерть может служить благополучию всего государства. Если ты не готов отказаться от себя, пожертвовать жизнью ради Хиэлие, если ты не веришь в её мудрость и в её силу, то никогда не сможешь ей служить.
   - А это обязательно? Разве нельзя быть магом просто для себя? Не умирая за непонятные идеи и никому не причиняя вреда?
   Куда-то не в ту сторону повернул этот разговор. Хиден-эли ещё слишком маленькая, чтобы интересоваться подобными темами и задавать столь серьёзные вопросы. И выражений-то таких знать не должна: "умирать за идеи". Что она читает в этом своём Нижнем мире?
   - Мы пытаемся, милая моя, пытаемся, - Орриэ-лаэ улыбнулся лишь самыми уголками губ. - Мы, теоретики магии, пытаемся. Исследуем взаимодействие магии и мира, учимся и учим, как не причинять вреда.
   - Но я же не могу быть теориком... те-о-ре-ти-ком? - девочке всё же удалось выговорить незнакомое слово.
   - Ты можешь изучать магию для себя. Я буду тебя учить.
   - Честно? - в глазах Хиден-эли робко вспыхнула радость. - Правда научите?
   - Обещаю, - алор кивнул. - А путеводный огонёк и дорогу, по которой идти, ты выберешь, когда вырастешь, когда будешь готова.
  

40 год Рейки, 4757 всеобщий год

Март, Хиэй

  
   Еле слышно скрипнула дверь, в кабинет воровато заглянул темноволосый мальчик. Огляделся; никого внутри не обнаружив, собрался было уйти, но тут раздался знакомый голос.
   - Дани, заходи быстрее. Закрой дверь, а то госпожа Мару заметит! - из-за стеллажа с книгами позвала Хи-тиэ.
   Имя ключницы возымело должное влияние: мальчик мгновенно заскочил в комнату, беззвучно закрыл дверь и прислонился к ней ухом - послушать, не раздаётся ли мерная поступь. К великому его счастью, было тихо: госпожа Мару своими шагами разбивала спокойствие где-то в другом месте.
   - Слушай, - сказал Дани громким шёпотом, - что бы ты ни задумала, ещё не поздно отказаться. Дядя разозлится, если найдёт нас в своём кабинете.
   В памяти воскрес прошлогодний эпизод: холодный голос алора, отчитывающий за неумение вести себя и вторжение в кабинет посреди урока, жаркий румянец, желание сгореть на месте от стыда - подвёл, опять подвёл его сиятельство.
   - Ты сам, - девочка подвинула скамеечку для ног вплотную к стеллажу, - изъявил желание присоединиться, - взобралась на неё и потянулась достать что-то с верхней полки. - И раз уж пришёл, то помогай, а не хныкай.
   Нет, не дотягивается. Хи-тиэ тяжело вздохнула и спрыгнула со скамейки, оглядела кабинет. Взгляд её остановился на фигуре старшего товарища, метнулся к полкам. Девочка довольно улыбнулась:
   - Достань-ка мне вон ту книжку!
   - Какую? - Дани безропотно полез исполнять приказание.
   Спорить бесполезно. Если Хи-тиэ чего-то хочет, она это получает. Даже если Даниллен откажется участвовать в её авантюре, девочка не отступится. И потом, интересно же выяснить, что именно она удумала.
   - Вот ту, с синим корешком.
   - Стой, так это же не сказки и не история! - мальчик чуть не слетел со скамеечки. Пришлось ухватиться свободной рукой за полку. - Тебе нельзя её читать!
   - Как не история?! - притворно удивилась беловолосая и, воспользовавшись неустойчивым положением Дани, выдернула у него из руки книгу. - "Погодная магия", - прочитала название. - Очень даже история: тут под каждым заклинанием написано, когда и кто его составил.
   - Хи-тиэ!
   - Дани, не мешай. Я только посмотрю, как дождик делать, - девочка углубилась в изучение книги. - Всего одно заклинание.
   - Хиден!
   - Будешь так громко кричать, госпожа Мару придёт, - водя пальцем по странице. - Подай лучше карандаш и бумагу.
  

***

  
   - (Даниллен, поднимись в мой кабинет, пожалуйста!) - мыслепередача застала мальчика в саду, заставила замереть, наполнила голову тупой болью.
   Лейка выпала из рук, подмяла едва проклюнувшиеся зеленые ростки. Вода расплескалась, затопила грядку, окончательно загубив эксперимент. Не видать теперь хорошей оценки за домашнюю работу. Но не это самое страшное.
   Дядя позвал в кабинет.
   Надо идти. А так не хочется. Дани лучше бы сейчас получил от учителя гербологии выговор за погибшие растения, чем поднимался в башню к дяде. Всё потому, что стыдно. Мальчик не оправдал возложенного на него доверия, нарушил запрет.
   И дядя всё знает! Он знает, что Дани и Хи-тиэ были в магической башне без разрешения, без спросу брали книжки. Надо было сразу признаться. Если бы мальчик совершил проступок в одиночку, он бы безотложно пошел к дяде с повинной ещё две недели назад, но Хи-тиэ... Друзей ведь не выдают. Дани молчал, чтобы не наказали Хи-тиэ.
   Ой! Если дядя всё знает, он наверняка рассердился и на девочку тоже. Может, взять вину на себя? Сказать, что Хи-тиэ не читала книжку, что Дани доставал "Погодную магию" для себя? Но врать тоже нехорошо, тем более врать дяде. Что же делать?
   Что делать? Врать? Говорить правду, выдавая Хи-тиэ?
   Шаги сами собой замедлились. Дани остановился, не решаясь потянуть за ручку, открыть дверь.
   Что выбрать? Дружбу или правду?
   Ведь Дани всё равно виноват больше Хи-тиэ: он старше, и он мальчик. Надо было отговорить её от той авантюры. Ведь знал же, что в помещения магической башни можно заходить только с разрешения дяди. Надо было сразу понять, что в кабинете не может быть книг, которые предназначены для Хи-тиэ. Дани ведь мог сказать ей, что в кабинет нельзя. Она бы тогда не пошла... наверное. Но он ведь даже не попытался.
   Нет, Хи-тиэ не может нести никакой ответственности за произошедшее. Она же совсем ребёнок, к тому же девочка - ей можно глупости делать. А вот Дани уже должен думать о последствиях. Но не подумал. Значит, виноват.
   - Дядя, я... - мальчик наконец решился войти.
   Кабинет оказался пуст. Ни за столом, ни в кресле у стеллажа с книгами дяди не было.
   Может, показалось? И не приглашал никто в кабинет на самом-то деле? Хотя нет: если бы мальчик не получил мысленного вызова, голова бы не болела.
   Значит, надо ждать.
   Дани встал около окна, руки вытянул по бокам, чтобы входящий сразу увидел, что мальчик ничего не трогает - ни магических кристаллов со стола, ни непонятных флаконов, колб и бутылок, запертых за стеклянными дверцами шкафа, ни книг. Взгляд сам собой скользнул по стеллажу, остановился на верхней полке. Там из ровного ряда других фолиантов чуть выпирал корешок темно-синей книги с золотым тиснением. "Погодная магия".
   И зачем только Дани согласился достать Хи-тиэ эту книгу? И главное - зачем беловолосой читать про заклинания? Она же всё равно ничего не понимает: девочкам не дано понять магию. По определению не дано. Магия - удел мужчин.
   С другой стороны, можно хотя бы не волноваться, что Хи-тиэ воспользуется прочитанным. Вот если бы она действительно могла устроить ливень...
   Дани поморщился. Надо бы запихнуть книгу поглубже, чтоб не выдавалась так предательски вперёд. А ещё надо предупредить Хи-тиэ, придумать общую версию.
   Элхе сосредоточился, представил себе девочку, позвал её мысленно, как учил дядя. Ответа не последовало. Совсем. Абсолютно. Словно Хи-тиэ никогда не было в Хиэй, не было на Огненном континенте и вообще нигде. Может, Дани что-то перепутал? Мальчик ещё раз глубоко вдохнул, не обращая внимания на тупую височную боль, закрыл глаза, вообразил улыбчивое личико, белоснежные волосы, светлый взгляд:
   - (Хи-тиэ! Хи-тиэ, пожалуйста, отзовись!)
   Не дотянуться. Не достать.
   Что же случилось? Неужели... неужели дядя так рассердился, что отослал девочку обратно на Воздух?
   Нет. Надо попробовать ещё раз.
   - (Хи-тиэ!) - и вновь призыв остался без ответа.
   В кабинет вошёл Орриэ-лаэ.
   - Д-дядя, - темноволосый элхе вздрогнул от неожиданности. - Вы меня звали?
   Мальчик уставился на свои туфли, ожидая, что алор начнёт немедля его отчитывать. Только бы не отправил к родителям в Тэйе, в провинцию, а остальное Дани переживет.
   - Будь добр, отнеси это, - перед глазами появился небольшой свёрток, - господину Йисху. Вот адрес.
   Так дядя ничего не знает! Облегчение навалилось ватным одеялом - тяжёлым и удушающе-тёплым. Алор не заметил того, что дети были в кабинете в его отсутствие, и не в курсе, что Хи-тиэ читала книгу погодных заклинаний. Слава Огню! Не придётся оправдываться и врать.
   Но что же тогда с Хи-тиэ? Куда она делась? Почему её не дозваться мысленно?
   - Даниллен! - Мальчик поднял глаза: дядя стоял рядом, протягивая свёрток и лист бумаги с адресом. - Мне нужно, чтобы ты отнёс это сейчас. Помечтать успеешь, когда придёшь обратно.
  
   Хи-тиэ вернулась! Вернулась! Словно и не уходила никуда. Дани пришёл из школы, а она здесь. Как обычно, сидит на веранде, рисует. Как обычно, хмурит брови и морщит нос, если у неё что-то не получается. Как обычно, гонит слуг, если они появляются в поле зрения. И как обычно, просит Дани принести ей чай, вместо того чтобы поприветствовать. Здорово!
   - Хи-тиэ, можно спросить? - мальчик разлил чай по чашкам, снял крышку вазочки со сладостями.
   - Да, конечно, - девочка отложила карандаш и альбом. - Спрашивай.
   - Где ты была на прошлой неделе? - Дани потупился, захлюпал чаем, чувствуя себя неловко из-за того, что приходится выражать интерес к чужим делам так явно. Не дождавшись ответа, пояснил вопрос: - Я пытался звать тебя мысленно, но тебя словно не было нигде.
   - Дома. Я была дома, - ответила беловолосая как-то нехотя. - С родителями. У них был отпуск. Нам с Тайо так редко удаётся побыть с ними вместе.
   Значит Хи-тиэ уезжала в Таадин, на Воздух. Тогда неудивительно, что до неё было не дотянуться.
   - Это ведь не дядя тебя обратно отослал? Из-за того, что мы в кабинет в магическую башню без спросу ходили.
   - Что значит "без спросу"?! - Хи-тиэ возмущённо сощурилась, со стуком поставила пустую чашку на стол. - Может, тебе дядя и не разрешает там бывать, а у меня даже ключ от кабинета есть. Мне наставник позволил в нём заниматься.
   - Я так боялся, что ты не вернёшься, - Дани зашуршал конфетными обёртками.
   - Глупый лягушонок! - девочка улыбнулась.
  

Гроза

Май, Хиэй

  
   - Твой вердикт? Рекомендации? - спросил алор Орриэ-лаэ, устало усаживаясь в кресло.
   - Сильное энергетическое истощение. Очень сильное, - целитель оторвался от чашки с травяным настоем, посмотрел прямо в глаза бывшему однокашнику. - Я сделал всё, что в моей власти, но боюсь, этого будет недостаточно, чтобы она пришла в себя.
   - И ничем больше нельзя помочь?
   - Если бы я знал точнее, что произошло... Она же почти "сгорела". И за энергией тянется непонятно куда - я не смог определить и помочь зачерпнуть. Талисманы совсем не пьёт. Что ты с ней сделал, Льядда?
   - Ничего.
   - Ладно, дело твоё, - мужчина пожал плечами, снова отхлебнул из кружки. - Не хочешь говорить, не говори. Только и помощи не жди.
   - Серьёзно, Эвите, не делал я с ней ничего. Я ещё не настолько спятил, чтобы ставить эксперименты на детях.
   - Ну а что тогда произошло?
   - Вот очнётся, тогда и спрошу, - Орриэ-лаэ потёр лицо руками. - Грозу она устроила. По рецепту Виста-иле Саэте. Старенькое заклинание, неуклюжее. Где только откопала?
   Эвите Майре присвистнул:
   - Это вчерашнюю? Неуклюжее неуклюжим, а гроза на полуторный уровень тянет. Сколько же лет твоему юному дарованию? На вид не больше двенадцати, если не меньше, но я уже начинаю сомневаться.
   - Двенадцать пару месяцев назад исполнилось. Уровень у неё едва-едва единица. Ноль восемь и три был по результатам недавних тестов. Уметь толком ничего не умеет, только птиц подзывать... Каким образом у неё гроза получилась, не понимаю.
   - Ну-ну, - целитель усмехнулся. - Слушай, а зачем тебе эта маленькая ведьма, если не для экспериментов? Где ты её добыл?
   - С Воздуха привёз год назад. Она моя племянница.
   - Хм, вот оно что. Тогда понятно, куда она за энергией тянется - на родной континент.
   - Думаешь?
   - Это ведь естественно. Если она здесь всего год, то Огонь ещё должен быть ей немного чужд. Пытается достать то, к чему привыкла. Все мы тянемся к тому, что роднее.
   - Хм... - алор поднялся с кресла. - Ты не возражаешь, если я тебя оставлю?
   - Я уже сам должен бежать, - Майре тоже встал. - Пациенты ждут. Уже не рад, что перевёлся от вас тогда на старшие курсы к целителям: ни минуты свободного времени теперь.
   - Спасибо за помощь. Позволь тогда проводить тебя.
   - Нет нужды провожать меня лично. Твои слуги, думаю, вполне справятся со своими обязанностями. А ты лучше иди к племяннице, - улыбнулся эскулап, но тут же посерьёзнел. - Льядда, на правах старого друга я дам тебе совет, ладно? - и не дожидаясь согласия: - Как поправится девочка, сдай её в храм или в монастырь отправь. Не играй с Огнём - добром не кончится: и себе нервы попортишь, и ей жизнь искалечишь.
  
   Бедная маленькая хозяйка. Кайри поправила девочке одеяло, сменила чуть потускневший огненный камень. Хотя целитель говорил, что камни нужно менять, только когда они станут из золотисто-красных бледно-жёлтыми, этот вот четвёртый час всё не желтел - испорченный, наверное. Бедняжка: почти двенадцать часов без сознания лежит. Такая маленькая, хрупкая и белая - аж с простынями сливается, - и дышит тихо-тихо, почти не слышно.
   Хозяин из-за девочки весь извёлся, хоть виду и не показывает. Так ведь и не ложился со вчерашнего вечера, когда принёс госпожу Хиден-эли всю мокрую, чумазую. И как умудрился найти-то в такую грозу? Целителя позвал - не посмотрел, что время неурочное, ночь, - до утра над девочкой вместе колдовали.
   - Госпожа Мару, переоденьте, пожалуйста, Хиден-эли в платье.
   Кайри вздрогнула. Как хозяин умудряется так тихо передвигаться? Каждый раз пугает. Хоть Кайри и служит в его доме уже больше двадцати лет - до ключницы дослужилась, а привыкнуть к таким вот бесшумным появлениям никак не может.
   - Но господин целитель сказал... - Кайри попыталась возразить.
   - Быстрее. Я тороплюсь, - лёд в голосе, усталость в глазах. Вышел из комнаты.
   Отдохнуть бы ему надо. А он опять за своё - куда-то уходит, ещё и с девочкой. Кайри неодобрительно покачала головой, но спорить не решилась - принялась выполнять приказание. Достала платье попроще: маленькая госпожа не любит, когда много рюшей и бантиков, да и одеть в него девочку будет легче.
   Красивая она вырастет! Это сейчас косточки да угловатости во все стороны торчат - в платье не запихнуть, - а через годик-другой округлится, где надо, и глаз будет не отвести. Ножки длинные, личико хорошенькое - от кавалеров отбоя не будет. Ой! Чулки забыла. Ключница как могла быстро натянула на девочку недостающий предмет туалета.
   - Туфли ей надевать? - позвала хозяина.
   - Необязательно, - Орриэ-лаэ подхватил Хиден-эли, словно куклу. - Будьте добры, идите вперёд и открывайте мне двери.
   В зал Перехода - длинной анфиладой через весь особняк, потом направо и вверх по лестнице, на второй этаж башни. Так хозяин хочет просто переместиться с девочкой в дом к какому-нибудь врачу или даже сразу в королевский госпиталь. Какой молодец! Сама бы Кайри до такого никогда не додумалась. В госпитале уж точно смогут помочь!
  

Нижний мир, Эстония, Таллинн

  
   Тяжело. Словно ты на дне океана, а над тобой километровый слой воды. И дышать тяжело. Словно ты под водой, и до воздуха не дотянуться. Так тяжело, так тихо. Даже глаза не открыть - веки словно чугунные, неподъёмная тяжесть. Голос не слушается, а может, его просто не слышно - под водой.
   Холодно. Но одеяло не поправить. Руки - тяжёлые, длинные, неповоротливые - не желают слушаться. Как и всё тело. А тепло утекает тонкой невидимой ниточкой. И становится так трудно дышать, думать. Воздух тоже уходит - пусть. Он холодный и пахнет пылью.
   Не проснуться!
   Вокруг темно и пусто. И тяжело. И холодно. Очень-очень. Тепло - всё, что осталось, - тонкой светящейся змейкой уползает в темноту. Далеко. К Хиден.
   Хиден! Вместо беззвучного крика - хриплый кашель разрывает грудь, лёгкие.
   Тяжело. Глаза не открыть. Змейка уползла. Совсем. Оставила после себя только один светящийся шарик. Маленький, как капля. Зелёный. Только его не поднять - руки не слушаются. Полежи здесь, зелёный шарик. Рядом. Не исчезай пока.
   Хиден!
  
   - Тайо, - девочка открыла глаза, прошептала едва слышно, одними губами. - Тайо?
   Лицо. Взрослое, усталое, с холодным взглядом. Наставник.
   - Очнулась наконец! - голос. Громкий, колючий.
   Тёплые руки помогли сесть, поправили подушки за спиной, поднесли к губам кружку:
   - Пей!
   Оттолкнуть почему-то было очень тяжело. Глотать тоже было тяжело - и невкусно. Вообще всё тяжело. И говорить тоже. Голова болела.
   - Тайо? - тревожная мысль не желала уйти. - Тайо меня звал?
   Стук. Кружка встала на стол. Шелест. Занавески раздвинулись, раскрывая окно. Свет больно ударил по глазам. Тонко скрипнул диван. Наставник сел рядом.
   - Что же ты творишь, девочка? - усталое любопытство, ласковый упрёк. А затем ледяной гнев, словно шипение змеи: - Жить надоело?!
   О чём он? Хиден нахмурила брови. Что случилось? Почему так тяжело думать? Где Тайо? Что произошло?
   А наставник тем временем продолжал говорить. Колко, холодно. Не на эстонском. Чтобы понять его речь, нужно сосредоточиться. Хиден ведь знает этот язык. Элхе-ми.
   - ...не твой уровень! У тебя не хватает ни сил, ни знаний, чтобы применять подобные заклинания. Ты могла умереть, если бы я не подоспел вовремя. Никакой больше самодеятельности!
   Заклинания? Умереть? Самодеятельность?
   Что происходит? Что произошло? И при чём здесь Тайо? Мозаика никак не желала складываться в единую картину. Мысли не ворочались. Глаза стремились закрыться - требовалось неимоверное усилие, чтоб не дать им этого сделать. Только всё равно не получалось. И понимать Хиден перестала. Почему наставник злится? Что говорит?
   - Спи пока, - голос снова стал ласковым. Плед мягко обнял плечи. - Потом поговорим.
  

***

  
   Дождь должен сначала появиться внутри Хиден. Она сама должна стать дождём - тёплыми струями, бьющими по плечам и лицу, шелестящими в кронах деревьев, питающими иссушённую землю. И тогда, только тогда можно звать тучи. Иначе они не услышат. Иначе они не поймут. А так безмолвную песнь дождя поддержат уставшие от солнца растения; сухая земля даст крупицу своей силы, поделится энергией, поможет достать до неба - потому что это и её мечта тоже; ветер подхватит мотив, и они придут. Сперва белыми барашками примчатся любопытные облака, потом, переваливаясь и рыча, придут грозовые тучи - и начнётся ливень.
   Осторожно, робко уронит небо первые капли. Но, почувствовав радость земли, увидев воздетые к себе руки деревьев, разверзнутся хляби небесные. И можно будет радостно смеяться, бегая босиком по лужам, или слушать шелест капель из-за окна, сидя на подоконнике. Пойдёт дождь.
   Но это только в Нижнем мире. В Верхнем подобная медитация не работает. Хиден несколько раз пробовала - совершенно безрезультатно.
   Верхний мир несёт в себе слишком много магии, слишком много энергии. И слишком много жара. До туч не дозовёшься так легко. Может, они просто не такие любопытные, как их нижнемирские товарищи. Может, просто давно устали играть или игра кажется им слишком примитивной. В Верхнем мире тучам нужно приказывать. Их нужно заклинать. Тучам нужно скармливать свою силу - энергия земли и деревьев не кажется им вкусной.
   А грозы так не хватает.
   Ну ничего. Теперь у девочки есть заклинание, и тучам придётся подчиниться магии. Дождь пойдёт сегодня - сейчас.
   Хиден старалась выбирать заклинание попроще - короткое и с меньшим количеством непонятных слов, без которых, впрочем, не обошлась ни одна плетёнка из "Погодной магии". Выбор остановился на сочинении какого-то Виста-иле Саэте - всего на страничку. Остальные заклинания были, как минимум, на две или три, с детальным описанием, куда и что класть, где и как стоять, что говорить, и прочими запутанными подробностями. А Вист писал просто и чётко.
   Конечно, и в его плетёнке было много лишнего: зачем нужен талисман-накопитель, если складывать в него всё равно придётся свою энергию, - можно же послать импульс силы напрямую. И предохранительная часть заклинания совершенно не нужна - Хиден не передумает, не остановится на полпути, не свернёт грозу, так её и не начав, а закончиться ливень может вполне самостоятельно, как всегда и делает, хочешь того или нет. Вот громоотводящий элемент просто необходим: будет совсем не весело, если в девочку ударит молния. И ограничивающий элемент можно оставить, чтобы гроза прошла только на территории поместья Орриэ-лаэ. Насылать вместе с грозой видения или болезни Хиден не собирается - что она ведьма, что ли? - а значит, и последнюю часть плетёнки вполне можно опустить. Вот теперь заклинанием вполне можно пользоваться! Осталось только дождаться вечера и выбраться на ту полянку в глухой части парка, которую девочка приглядела для своих экспериментов.
  
   Хиден сосредоточилась, закрыв глаза, представила себе сферу, заполнила её силой. Всё ещё не открывая глаз, сложила ладони чашечкой, тут же почувствовала, как магическая сфера опустилась к ней в руки, став реальной. Лиловый! Бледно-лиловый искрящийся магией мячик. Нет, воздушный шарик! Девочка прошептала слова заклинания, подбросила шар вверх, отпуская его в небеса.
   Некоторое время ничего не происходило. Потом шар начал увеличиваться в размерах, становясь при этом всё прозрачней и прозрачней, пока окончательно не исчез. Лишь тонкая "ниточка" энергии, утекающей в небеса, подтверждала что сфера не лопнула - продолжает расти.
   Небо заурчало, нехотя наливаясь тучами.
   Получилось! Дождь пришёл!
  
   Капли. Холодные, колкие капли жалят так больно. Небо мстит за то, что его потревожили, тяжёлыми струями бьёт по земле, рвёт листья. Оно ревёт, воет, рычит, сверкает глазами молний - злится, что его заставили выпасть дождём. Небо не любит подчиняться.
   Злой, хмурой стаей нависают тучи. Голодные тучи. Они тянутся к Хиден, облизываясь, темнея от напряжения. Им недостаточно той энергии, что даёт им девочка. Они хотят ещё. Они хотят всё.
   - Прекратите! Прекратите! Хватит! Я больше не буду вас кормить, поэтому, если хотите жить, успокойтесь! - прокричала тоненькая светлая фигурка ввысь, срывая голос.
   Небо хрипло рассмеялось в ответ.
   Хиден вдруг осознала, что уже не убежать. Не вывернуться из холодных объятий ливня. Уже не получится остановить игру. Теперь не девочка питает грозу. Теперь гроза питается энергией девочки.
   Небо рассмеялось ещё громче. С новой силой зарядил дождь.
   Детская фигурка упала в мокрую траву.
  

***

  
   Хиден снился сон.
   Ей снилось, что она заклинает тучи, зовёт грозу. В этом сне тучи пришли на её зов, и дождь начался. Но вместе с дождём на Хиден опустилась пустота. Тяжелая, тёмная, удушающе-ледяная. Пустота, в которой эхом холодного ветра звучали слова: "Тебе жить надоело?". Бесконечная пустота, в которой нет времени. Пустота, из которой не уйти самой. Пустота, затягивающая куда-то глубоко-глубоко, туда, где выхода быть не может.
   Несколько раз в пустоте загорались огоньки, но тут же гасли. А потом вдруг пустоту разрезал яркий солнечный луч, и Хиден побежала, хватаясь за него, пьянея от счастья, от возможности выйти на свет.
   Но свет вдруг закончился: не погас - иссяк. Девочка выпила его. Выпила весь свет - осталось всего несколько капель. Одна капля. Всего одна капля света. Маленькая зелёная капля, которая шептала: "Хиден"...
  

Часть вторая

41 год Рейки, 4758 всеобщий год

Конец декабря - Огненный город

  
   - Ли! Ты в комнате? Можно зайти? - после нетерпеливого стука за дверью раздался столь же нетерпеливый голос.
   Дени-эльви.
   - Открыто, - лениво отозвался Тенки: от неуёмного сокурсника не спасут никакие двери, заперты они или нет.
   - Послушай, Ли, - Дени-эльви остановился на пороге, - у тебя не сегодня день рождения?
   - Через месяц только.
   Глаза сокурсника блестели. Что на этот раз?
   - О! - обрадовался Тардис. - Так пойдём в город, отметим! Ты же не занят?
   - Не то чтобы занят...
   А-а, ясно. До начала занятий остаётся два дня, и Дени-эльви очень жаль тратить их на пребывание в тихой и пустой Королевской школе. А из адептов-второкурсников никого, кроме Тенки, выбор в наперсниках небольшой.
   Вот драгоценный соученик и припёрся ловить рыбку на добрый уговор.
   - Так пойдём, завалимся в нарайю! Я знаю хорошее местечко, и денег много не берут, и девочки все любезные и умные. Естественно, красавицы.
   - К сожалению, - усмехнулся нинъе, - денег у меня в обрез. Я б предпочёл, чтобы мне заплатили, и даже готов для этого быть любезным и умным. Только с "красавицей" туговато.
   - Ну пойдём, слушай, а то скукота какая! Скоро вообще учёба начнётся, никуда не выберешься!
   - Прости, - мотнул головой Тенки. Видно, Дени-эльви и впрямь невмоготу: не в привычках элхе повторять приглашение несколько раз.
   Сокурсник испустил явственный вздох. Смотри-ка, пытается сыграть на нервах. И зачем ему Тенки? Так нужен предлог?
   - Да тебе там одному больше обрадуются, - способ избавиться от Тардиса оставался один, и Тенки встал, захлопывая книгу, - или погоди до завтра, Ацу должен вернуться. Позови его.
   Сокурсник ловил взгляд нинъе, молчал.
   - А мне в библиотеку надо, ты извини. Астеаки, сволочь, опять велел на шесть листов доклад писать, а у меня конь не валялся.
   Похоже, Дени-эльви понял, что дело безнадёжное. Посторонился, пропуская Тенки, грустно посмотрел, как тот запирает дверь. Но сказать больше ничего не осмелился - и так уже был достаточно назойлив.
   Уходя по коридору старшего общежитского корпуса, Тенки лопатками чувствовал разочарованный взгляд.
  
   Библиотека, ясное дело, была пустынна и мертва. В отсутствие учеников выключены даже световые панели, а библиотекарь до самого начала занятий будет наслаждаться заслуженным отдыхом.
   Подросток провёл ладонью по гладкой пластинке кристалла, почувствовал лёгкое щекотание магии. Технической магии - незадолго до каникул их научили определять видовую принадлежность заклинаний.
   Медленно в зале разгорелись светильники.
   В самой библиотеке хранилось не больше одной десятой от истинного количества книг. Подавляющее большинство находилось в подвале школы, огромном, на два подземных этажа, помещении. Вход ученикам туда запрещался, и Тенки внутри не бывал, хотя нельзя скрыть, очень хотелось.
   Особенно заманчивым казалось посмотреть на шкаф с фолиантами, таящими в себе самые могучие из заклинаний прежних времён. Такие книги, разумеется, не выдавались на руки, и шкатулка, доставляющая из хранилища заказы, их непреклонно игнорировала, сколько ни заказывай.
   Однако способ добраться до таких заклинаний всё же наличествовал. У каждого заклинания когда-то был создатель, а добросовестные хронисты старательно делали свою работу. Толстенные тома с жизнеописаниями магов же никто не думал упрятывать от глаз любопытных адептов, и получить их на руки не составляло труда. Охотнику за знаниями оставалось лишь перелопатить кучу этих томов, сопоставляя написанное в разных источниках, а потом дело за мозгами и знаниями, чтобы связать обрывки заклинаний воедино. Занятие весьма долгое и трудоёмкое, но что поделать, если самые интересные вещи на уроках не преподают.
   Привычно достав из шкатулки, по габаритам скорее ящика, очередной фолиант, Тенки бухнул его на стол. Рядом легла тетрадка, заблаговременно раскрытая на нужной странице. Три страницы уже были исписаны - результаты прежних исследований.
   На первой - заклинание, которое, по идее, могло уничтожить враз полматерика, придуманное в далёкое Смутное время и убившее во время испытаний собственного создателя. По причине изрядной давности, к сожалению, не все элементы удалось установить, и Тенки порой с тоской думал, что в подвале наверняка нашлось бы полное описание. А так - увы: приходилось восстанавливать по частям, самостоятельно комбинируя разрозненные сведения.
   Это увлекательное исследование подросток начал с ноябрьских каникул, однако невзирая на два месяца упорного труда в заклинании по-прежнему зияли лакуны. Иной раз Тенки охватывал соблазн додумать и испытать плетение самостоятельно, и лишь воспоминания о кончине прежнего создателя останавливали любопытство.
   Вторую страницу занимало заклинание, по преданию, дарующее магу невидимость. Полную и абсолютную - не чета полотнищам и сеткам, что проходили на уроках практической магии.
   Это заклинание не только скрывало мага от чужих взглядов - объект нельзя было определить и на ощупь. В одной из книг кратко говорилось о предполагаемой возможности проходить сквозь твёрдые предметы, в другой писали, что "при снятии заклинания в момент, когда какой-либо из членов объекта находится внутри иного объекта, повреждается слабейшая энергетически суть". Это означало, что, фактически, заклинание невидимости можно было использовать и в боевой магии.
   Пользуясь невидимостью, подойти к противнику вплотную и засунуть одетую в металлический покров руку тому в голову. И снять заклинание.
   Про себя Тенки называл плетёнку "Мозги в кулаке".
   Жаль, что невидимость тоже пока не работала. Впрочем, книги об этом и твердили: легенды ходили разные, но доказательств, что хоть одному из магу удалось довести заклинание до ума, ещё не нашли.
   Третьей места в тетради удостоилась "маска вора".
   Усиление зрения, скорости реакций, мускульной силы, обоняния и слуха - с таким заклинанием не нужна и невидимость. Маг превращался в боевую машину - тихую, неслышно крадущуюся пантеру, снаряжённую парой острых клыков вдобавок к идеальным пяти чувствам.
   Тратить такое на банальное воровство - безумная расточительность. Правда, создавший заклинание маг был всего лишь безобидным теоретиком. Проверял изобретённое на своих учениках: в то время маги не делились по областям, и каждый разбирался и в технической магии, и в целительстве, и в боевой, поэтому практики под началом теоретиков не были редкостью.
   "Маску вора" Тенки нашёл полностью - как раз в биографии мага-создателя, написанной одним из проверявших заклинание на себе бывших учеников. Библиотека Королевской школы обладала действительно впечатляющим набором книг.
   Недостаток у "маски" обнаружился лишь один - непомерный расход энергии. И во времена создателя маги, обвесившись всевозможными накопителями, могли находиться под действием заклинания не более десяти минут; и теперь тоже, пусть роль многих накопителей с большим успехом выполнял один-единственный, настроенный на носителя амулет, - заклинание жрало энергию со страшной силой.
   Поэтому сейчас Тенки искал "противоядие". Рецепт, могущий замкнуть на себя "маску вора" и дать необходимое количество энергии без лишения оной собственно мага. Искал уже которую неделю и до сих пор - безуспешно. Вот и сегодня...
   Устроившись за широким столом, подросток распахнул книгу.
  
   Треугольник часов показывал в районе трёх, когда глаза Тенки начали уставать разбираться в хитросплетениях букв и запутанных фразах хронистов - любителей красиво выразиться.
   - Ну-ка! - неужели наконец улов?
   Тенки придвинул к себе тетрадку и лихорадочно заводил глазами по элхеским строчкам.
   "Энергетический щит", гласило название. Параметры худо-бедно перечислены. Использовать в качестве источника энергии нельзя - но поддерживать наличествующее на постоянном уровне заклинание способно. Похоже, предполагается, что маг заполнит свои ресурсы до максимума, применит заклинание и... и? Эх, вряд ли оно сработает вместе с "маской вора". "Маска" жрёт, не переставая, - а эта штука просто мешает утечке, то есть не будет работать или "маска", или "щит".
   Жаль.
   Похоже, он не там ищёт. Тенки встал, потянулся, разочарованно глянул на раскрытую книгу. Пока что единственная находка по сохранению энергии - этот "щит". Надо сменить тактику.
   Зря Тенки взялся за тома с историей. Все заклинания тут дряхлые и протёрты от древности. Плетёнку, которая может замкнуть на себя "маску", надо искать среди новейших. Не неиссякаемый родник энергии, а просто... просто возможность неограниченно её восполнять. За счёт внешних источников.
   Эх, да только... только, будь такое заклинание кем-то придумано, давно стало бы известно на весь магический мир.
   Хотя погодите-ка.
   Ведь было же. Было же какое-то заклинание, дарующее подключение к даровой энергии.
   На уроке истории магии - точно, точно! - говорили о каком-то безумце, помешанном на пополнении энергии. Мужика осудили, а труды, как они выражаются, "преданы забвению", но ведь головастый парень был! Потому и поторопились осудить, что больно много дельных вещей придумал. Как там его звали?! Эль... Эль... Иль-эль?
   Ни хрена нет в памяти.
   Оставляя книгу распахнутой, Тенки подхватил лишь тетрадку - чтобы не дай пламя, не попалась никому на глаза, - и стремглав бросился в свою комнату.
   Конспект по истории!
  
   Безумца звали Ириэсте-иле Эллгине. Его жизненная история была одной из тех, на лекции о которых не клонило ко сну: маг успел достаточно натворить, пока его не признали, что называется, "социально опасным".
   В начале карьеры Эллгине заслуженно считался юным гением, постигающим науки с поражающей быстротой - казалось, для него не существовало преград ни в одной области. Потом - бытовало мнение, что виной тому стала пережитая магом личная драма - что-то отвратило молодого таланта от мира и заставило удариться в отшельничество. За долгие годы отречения Эллгине изобрёл множество заклинаний и написал массу философских трактатов: как-то, именно ему принадлежала теория о том, что каждая женщина по умолчанию ведьма и ей не место не только в практической магии, но и в теории, целительстве и монашестве. Женщина, по мнению философа, была создана лишь в качестве инструмента для продолжения рода - и от таковой цели не должно было отвращать её ни на миг.
   Впрочем, философом Эллгине был куда более безобидным, нежели магом - написанные им труды повлияют лишь на потомков, порождая массовые казни ведьм и просто заподозренных в ведьмовстве женщин, - но созданные им заклинания находили своих жертв уже при его жизни. К слову, вопреки проповедуемому им женоненавистничеству, эксперименты маг проводил исключительно на мужчинах. Подобной выбор он мотивировал утверждением, что женщина слишком низкое существо, чтобы служить способом доказать его теории.
   Тенки мельком пробежался по нацарапанным собственной рукой корявым строчкам. Да, у мага и впрямь была куча интересных идей. Жаль только, все они посыпались из него лишь после этой самой "личной драмы" - то есть, фактически, являлись всего лишь местью. Забавный, верно, парень был.
   Но время бедняги кончилось.
   А вот и записи о его самых важных исследованиях. Энергия.
   Умный мужик Эллгине и тут пошёл вопреки общественному мнению. Издавна магическая традиция предписывала использовать в качестве источников дополнительной энергии камни: обладающие строгой, геометрически правильной структурой, плохо поддающиеся разрушению, - и природные, и созданные магически; или же собственноручно сделанные предметы из дерева и металла, обработанные и настроенные исключительно на владельца; словом - неживую природу. Однако существовали течения, рассматривавшие в качестве источников живых существ - некоторые предпочитали крупных животных: собак, волков, порой даже лошадей, коров и овец; некоторые - мышей, жаб, белок и прочих мелкогабаритных тварей; кто-то и вовсе проводил эксперименты на птицах.
   Ириэсте-иле Эллгине пошёл дальше. Нельзя сказать, что ему первому пришла в голову мысль использовать в своих опытах человека, - но он первый добился поистине впечатляющих успехов.
   Собственно, за то и пострадал - магический мир смотрел на эксперименты сквозь пальцы, пока не понял, что творит отшельник. Пока не осознал, что маг - не просто безобидный сумасшедший учёный.
   Разумеется, в конспекте о достижениях старикана упоминалось лишь вскользь. Только самое важное, самое яркое - квинтэссенция жизни Эллгине и его исследований.
   Остальное - самое главное! - состав заклинаний - следовало ещё найти.
  
   Том с очередным жизнеописанием Тенки взял с собой в столовую. Жевал, рассматривая старые гравюры: Эллгине расчленяет младенца, Эллгине приказывает ученику выпить отравленную воду, Эллгине ставит некромантические опыты на трупах собственных родителей.
   Похоже, даже хронисты не любили чокнутого мага.
   Аппетита, впрочем, гравюры не портили - изображённое скорее казалось продуктом воображения художников, нежели тщательным запечатлением реальных подробностей. Взгляд Тенки скользил, почти не останавливаясь.
   "Дабы установить связь, иле Эллгине пьёт кровь из горла ученика".
   Замечательно. Тенки хлебнул пахнущий крыжовником горячий чай.
   "Иле Эллгине вытягивает энергию из подчинённого тела".
   Подчинённое тело, гм.
   "Иле Эллгине разрывает на части..."
   Погодите, что там было про кровь из горла? Зачем ему кровь из горла?
   Тенки вернулся на пару страниц назад, вчитался в текст.
   "Путём необратимых изменений... через кровь получает контроль над волей... маг становится хозяином своей жертвы..." Так вот откуда взялось подчинённое тело? А поподробней?
   Забыв о еде, Тенки впился в чёрную вязь строчек.
  

Январь

  
   Одним томом с жизнеописанием удовольствоваться не пришлось. И одним днём исследований тоже, Эллгине пришлось уделить почти неделю - но в конечном итоге тетрадка получила в своё владение четвёртое заклинание.
   Уединившись в библиотеке за самым дальним столом, подросток переносил на бумагу результаты исследований. Название, придуманное создателем - "Алый бутон" - Тенки не понравилось, и, недолго думая, нинъе вывел на заголовке четвёртого листа размашистое "Кровососка".
   Предпосылкой к созданию заклинания была мысль о том, что в каждом живом существе наличествует энергия. Неважно, обладает ли объект магическими способностями или является полным в этом отношении ничтожеством, - энергия необходима, чтобы жить, поэтому она по умолчанию есть у каждого. Мало того, эта энергия, в отличие от неживых предметов, находится в активном состоянии и просто самим пламенем рассчитана на прямое использование. Отсюда и отталкивался старый маг.
   Следовательно, оставалось найти способ отобрать эту энергию в пользу мага, и тут Эллгине воспользовался старой доброй мыслью о текущей в жилах каждого живого существа жидкости - крови.
   Действие заклинания было недолгим - создатель позиционировал своё детище как способ мощной подпитки за малое время. Плетёнка замкнута на простой фразе - а можно обойтись и без слов, главное - заполучить определённое количество крови. Через неё идёт подключение к владельцу, к его энергетическому щиту. И - дело сделано, энергия поступает. Исключительно просто - и первенство тут принадлежит вовсе не помешанному магу.
   Основная заслуга Эллгине состояла в другом. "Украсть" чужую энергию через кровь владельца - а можно воспользоваться не только кровью, заклинание сработает и через другой принадлежащий объекту предмет - мысль об этом будоражила многие умы. Добыть энергию - дело одно. Надо было уметь её "переварить".
   И старикан блистательно справился с задачей. Маг придумал способ привести полученную энергию в соответствие с энергетическим контуром самого заклинателя - вот до этого никто никогда прежде не додумывался. Книга не зря упоминала о "необратимых изменениях": Эллгине нашёл возможность настраивать личный энергетический контур мага. Изменять согласно желанию, лепя близнеца по образу объекта. Тут и действовала кровь - организм вычленял отпечаток профиля, разный у всех, и менял контур заклинателя, добиваясь максимально возможного сходства.
   Короче говоря, Эллгине не зря слыл гением.
   Тенки поставил в конце страницы задумчивую жирную точку и поднял глаза.
   "Кровососка", "Маска вора", "Мозги в кулаке" и не до конца восстановленное смертельное заклинание - перечень богатств Тенки. Его предстоит продолжить и довести до ума.
  
   С началом занятий, пусть отсчёт им пошёл лишь с сегодняшнего дня, библиотека перестала быть единственной собственностью светловолосого нинъе. В углу за стойкой обосновался библиотекарь, а над столами появились склонённые над книгами головы - принадлежащие, в основном, старшекурсникам: младшие ещё не познали на своей шкуре насущную необходимость библиотечных знаний.
   Приехал из своего провинциального захолустья Мурасе-Ито и сразу же подвёргся мощной атаке Дени-эльви, охотника шляться по нарайям.
   Теперь и Тенки мог бы соблазниться на развлечение - надоели поиски. Но Дени-эльви больше не звал.
  

***

  
   - Тенки, ты все каникулы так и пропадал в библиотеке? - мягкий голос застал нинъе в общей комнате второкурсников.
   - О, - отозвался светловолосый, опуская руку с распечатанным письмом. - А я думал, ты по городу шатаешься.
   Ацу присел в кресло, небрежно перекинул ногу через широкий подлокотник:
   - В городе сейчас тихо. Фестивали Инея давно прошли, до равноденствия ещё много времени. Пора празднеств миновала.
   - Потому-то Дени-эльви и зачастил по нарайям? - Тенки не удержался от подковырки.
   - Дени-эльви, - ему кажется, или элхе и впрямь слегка покраснел? - У него личные дела.
   - Что-что? - неаккуратно запихнув письмо в карман, Тенки присел напротив сокурсника. - Ты хочешь сказать, наш Тардис завёл шашни с нарией?
   - Я не должен был этого говорить, - с лёгкой досадой ответил Ацу.
   - Уже поздно, - ухмыльнулся светловолосый. - Ну так? Что, неужто правда? Чего молчишь, твои принципы тебе уже зад начесали. Проговорился - так говори до конца.
   - Когда ты оставишь свои жаргонные подобия? - риторический вопрос Ацу растворился в вечернем полумраке. - Дени-эльви и впрямь... похоже, питает некоторые чувства к кому-то из нарий.
   - Вот болван! - кажется, слова Тенки прозвучали в унисон с мыслями сокурсника: темноволосый согласно и слегка раздражённо тряхнул головой.
   - Мне лишь не нравится, что он считает это судьбою.
   - Вот почему он туда зачастил. А куда именно? Их же вроде несколько штук.
   - Пять или шесть. Кажется, то место называется "Вессевен".
   - "Природа"? Не слышал.
   - Что ты вообще слышал? - приподнял брови темноволосый.
   - Я-то слышал, - с превосходством парировал нинъе. - В отличие от тебя я кое-где и побывать успел.
   - В нарайе?!
   - В нарайе.
   - Ты, нищий нинъе? - изумление в голосе Ацу мешалось с неверием.
   - На четвёртом младшем, - свысока усмехнулся Тенки. - Два года назад.
   - Как ты туда попал? И как тебя туда пустили?
   - Орувери привёл.
   - Виллиэ?!
   - Ага.
   Ацу замолчал - и Тенки молчал тоже; в комнате сгустилась тишина.
   Орувери ушёл из школы незадолго до переводных экзаменов - ушёл навсегда и без малейших колебаний.
   После истории с дуэлью Орувери практически перестал общаться с замешанными в ней: и с Тардисом, и с Ацу, и с Тенки; он не делал вид, что ничего не случилось, просто... просто ничего не делал. Тем сильнее удивился Тенки, когда в марте два года назад Орувери вдруг позвал его "прогуляться по городу".
   Приглашение нинъе не смог отклонить. Не позволило любопытство. Тенки отправился вместе с элхе и ожидал, соглашаясь сопровождать его, неких откровений, возможно, разговора о произошедшем год назад. Каких-то слов, объяснивших ему причины поведения Орувери. Его рассказа.
   Но бывший оодиэ не сказал ничего. Притащил нинъе в нарайю - кажется, место называлось "Сад" или как-то так, угощал на свои деньги, представлял элхеских девочек. Все они, с искусно разукрашенными лицами, скорее похожими на лица кукол, подчёркнуто вежливые и услужливые, с нежными голосами, - больше смутили пятнадцатилетнего подростка, нежели понравились ему.
   И после того похода Орувери исчез. Совсем исчез.
   Ходили слухи, что родители нашли ему место в другой школе; кто-то говорил, семья Орувери уехала на Водный; любопытноглазые младшекурсники шептались, что оодиэ взяли на королевскую службу - враньё, разумеется, всё враньё. Но истины не знал никто.
   - Я думал, - начал Ацу снова, но замолчал на половине фразы. - Ладно.
   - Опять? - с нарочитой тоской вопросил нинъе. - Начал - так договаривай. Что ты думал?
   - Неважно. Нам не стоит влезать в чужие дела.
   - Ага! - кажется, Тенки сообразил. - Ты хочешь их свести?
   - Ты с ума сошёл?!
   - Нет? А с чего такая благородно-напыщенная гримаса?
   - Прошу тебя, Тенки, - недовольно поморщился Ацу.
   - Это я тебя прошу! Что тебе вздумалось? Да говори же! Ты же уже был там? Вместе с Дени-эльви. Видел её?
   - Нет, - со вздохом признался сокурсник. - Он звал меня, но я отказался.
   - Почему?!
   - Я не знал, что для него это не просто забава.
   - Так ты не был в нарайе?!
   - Что мне там делать?
   - Ну как, - Тенки не сразу нашёлся, - ну, любопытно же...
   - Ни капли.
   Тенки уставился в чёрно-голубые глаза. Не иначе, врёт. Не может быть ни капли не любопытно. Ну хоть убейся, не может. Просто не хочет показывать. Так и есть, опять прячет эмоции за этой своей элхеской невозмутимой маской. Так бы и дал по ушам.
   - Ну ладно, предположим, - начал нинъе медленно. - Ты там не был, Дени-эльви вешает тебе на уши свои откровения, ты...
   - Давай сменим тему, - беспокойно развернулся в кресле элхе. Убрал ногу с подлокотника, отвернулся.
   - Ты, значит, тревожишься, - беспощадно продолжал Тенки, - и в задницу тебя колет весьма ощутимый гвоздь.
   Ацу молчал.
   - Ну так пойдём и смотаемся туда! Только учти, все расходы - за твой счёт.
   - Что ты несёшь, - бросил элхе. - С какой стати нам туда идти?
   - Ну как же! Помощь драгоценному сокурснику, о чём ты? - с придыханием изобразил Тенки, подражая манере школьного секретаря. - Это наш святой долг и обязанность! Перед пламенем!
   - Оставь, - этот элхе ещё протестует!
   - Это ты оставь! Хватит кочевряжиться! - Тенки вскочил. - Вперёд, на борьбу за праведное дело!
   - Под каким предлогом мы туда пойдём? - ага, он уже начинает сдаваться.
   - Ну-у, - подросток на мгновение задумался, вспоминая Дени-эльви, последний разговор с ним. "Послушай, Ли, - прозвучало в памяти, - у тебя не сегодня день рождения?" - Точно! - Тенки щёлкнул пальцами.
   - Что? - настороженно спросил сокурсник.
   - Мой день рождения! Ты пригласи его, скажешь, хочешь устроить мне праздник!
   - Тебе-е? - протянул элхе.
   - Ага. Ты ведь горишь от нетерпения сделать мне приятное, не правда ли, любезный друг? - Тенки пригнулся, всматриваясь в тёмные глаза сокурсника. Растянул губы в широкой улыбке. Деваться Ацу некуда - а как приятно наблюдать за этой моральной борьбой: вмешиваться нетактично, но и оставлять Дени-Эльви на произвол судьбы Ацу тоже явно не хотелось.
   - И как мы заставим его привести нас именно в "Вессевен"? - отлично, он уже почти сдался.
   - Да он сам полетит туда, как ошпаренный, что ты, - отмёл Тенки несостоятельное возражение. - Он же рад будет воспользоваться любым шансом, чтобы...
   - Тихо! - Ацу встрепенулся.
   Тенки замер. Они сидели в потёмках, снаружи невозможно было понять, кто в комнате, хоть дверь и зияла открытым проёмом. Однако возбуждённые голоса мог услышать всякий.
   По коридору кто-то шёл. Двое или трое: доносились звуки разговора.
   - Это Химилиэ, - шепнул Ацу, - и, кажется, Эвисто.
   - Короче, мы решили, - заторопился нинъе, - ты говоришь с Дени-эльви, ага? Я делаю вид, что ничего не знаю. Ты понял?
   Элхе словно ничего не слышал. Сидел в кресле, повернувшись к двери. Слегка покачивал носком ботинка.
   - Короче, ты понял! - со значением повторил Тенки, бросая взгляд на открытую дверь.
   Химилиэ и Эвисто прошли мимо, не заходя. Мимолётный быстрый взор, кивок сидящему в кресле Ацу - затаившегося в глубине комнаты нинъе не заметили - и сокурсники скрылись. Остались слышны только голоса, продолжающие беседу. Беззаботный смех.
   Тенки тоже усмехнулся. Хищно, как гончая, почуявшая след. Уж очень приятно было это ощущение контраста - между их тёмной комнатой и освещённым коридором, между тайной беседой и весёлым разговором в полный голос.
   Отлично. Отлично.
   - Пошёл-ка я, - кинул нинъе молчащему Ацу, получил в ответ короткий кивок и выскользнул прочь. Пусть моралист-элхе теперь сполна насладится сражениями с совестью - итог ясен. Ацу предстоит проиграть в любом случае.
  
   О письме от матери, всё с теми же тягостными требованиями денег, Тенки вспомнил лишь перед сном, когда, разоблачаясь, нащупал бумагу в кармане школьной формы.
  

Конец января - нарайя

  
   Здесь владела музыка. Тихая, приглушённая музыка, льющаяся неизвестно откуда. Она заполняла всё вокруг, ласкала слух, успокаивала, касалась пальцев, заставляя бездумно постукивать в такт мелодии, нежно массировала плечи.
   Тенки оказался прав, Тардиса не нужно было уговаривать. Более того, стоило Ацу лишь заикнуться о поводе для праздника, как однокурсник сам предложил "Вессевен". Дени-эльви ничуть не подозревал о "заговоре" и на пути сюда лучился искренней радостью. Для него всё выглядело исключительно просто: у одного из соучеников день рождения, почему бы не отметить это дело в тесной дружеской компании, не посидеть за накрытым столом, не поболтать с ласковыми девочками-нариями?
   Наивность сокурсника заставляла Ацу отводить глаза.
   Тардиса здесь знали, и встретили адептов любезно. Проводили в небольшую комнату с низким столиком, старательно убранную по правилам искусства украшения - разве что в чуть непривычной манере. В левом от входа, восточном, углу вместо обычного знака пламени стояла кадка с роскошной домашней пальмой; окна были задрапированы до полной неразличимости, или же, Ацу не разобрал, отсутствовали вовсе; пол покрывали мягкие ковры.
   Хозяйка, велевшая называть себя "мамой", длинной витиеватой фразой сообщила, что подобна дереву, на котором произрастают ягоды и листья - и "скоро они придут развлечь прекрасных молодых господ". Ацу скрыл небрежное удивление: ещё чуть-чуть, и такая манера разговаривать покажется бредом сумасшедшего.
   Мельком темноволосый взглянул на нинъе. Ли, державшийся до сих пор так бодро и постоянно шутивший, еле удерживаясь на опасной грани между юмором и пошлостью, вдруг утих, сдулся, словно из него выпустили воздух. Видно, сокурсник почуял, что тут не место беднякам - да и какого-то жалкого подростка-нинъе вряд ли приняли бы с распростёртыми объятиями, если бы не Тардис. Каковы бы ни были порядки в той нарайе, куда водил Тенки Виллиэ, тут явно царил иной уклад.
   Двери с чуть слышным шорохом раздвинулись.
   Их было трое. Все в длинных ярких одеяниях, метущих рукавами пол; все в полумасках, волосы уложены так затейливо, что кажутся одновременно и сложной причёской, и распущенными локонами. Из-под масок виднелись лишь накрашенные кроваво-вишнёвой помадой губы - сложенные в улыбку, особенную улыбку с сомкнутыми губами, безошибочный признак нарии.
   - Мы рады приветствовать милостивых гостей, - мелодично пропела одна из них, средняя.
   Все трое единым движением скользнули внутрь, средняя, мелко перебирая ногами, приблизилась к столу, уселась справа от Тардиса, наклонила голову; лицо застыло в улыбке. Оставшиеся две втащили наполненные подносы, затворили двери, придвинулись к столу и принялись суетливыми, но очень женственными движениями расставлять блюда с угощением.
   - Позвольте мне сыграть для вас, пока старшие подруги не осмелятся нарушить ваш покой, - произнесла средняя и, теперь Ацу разглядел, одетая ярче, чем другие две, ярче и... откровеннее. Взгляд невольно спустился с лица на открытую длинную шею, бесстыдно оголённые ключицы, сбежал вниз, упал на тоненькую лодыжку, выставленную из-под подола.
   В бок толкнули.
   Ацу возмущённо обернулся, встретил зелёные глаза нинъе. Кажется, тот вернул себе часть природной наглости - по крайней мере, глаза его хитро щурились.
   - Ты как рак красный, - ехидно прошептал нахал. - Куда ты сейчас лупился, а?
   Элхе не нашёл слов для ответа, лишь гнев шевельнулся в груди - и помог сбросить морок. В конце концов они тут по делу: выяснить, что представляет из себя пассия Тардиса. Нет ли её среди этих троих?
   На этот раз Ацу постарался взглянуть на девушек объективно. Возраст определить не удавалось: верхняя часть их лиц скрывалась за масками; ясным казалось лишь то, что средняя нария, без сомнений, старше прочих. Об этом говорила и уверенность, с какой она держалась, и ловкость в обращении с гостями, безошибочно указывающая на опыт.
   Пока элхе рассуждал, девушка быстрым грациозным движением выудила из складок одеяния маленькую четырёхструнную лютню, небрежно устроила её на коленях. Лёгким кивком попросила разрешения начать.
   Стоны лютни смешались с постукиванием плектра по обтянутому кожей дереву; тонкие мяукающие звуки поплыли по помещению - нария запела. Ацу взглянул на пальчики девушки, умело управляющиеся с инструментом, напряг память. Баллада оказалась знакомой, вот только название никак не выплывало, вертелось в голове, ускользая от сознания.
   На помощь лютне и девичьему голосу пришли звуки флейты - одна из девушек, устроившаяся рядом с нинъе, поднесла к губам искусно вырезанную трубочку. Другая незаметно возникла за спинами посетителей, извинившись, втиснулась между Ли и Ацу, стала наполнять стоящие на столе неглубокие чашечки. Судя по кувшинчику в её руках - прозрачной струйкой в чашечки текло вино материка Земли.
   Только тут в голове сложилась картинка: и пальма в углу вместо знака огня, и слегка непривычное убранство, и баллада, живо исполняемая нариями, - конечно, "Вессевен" давал своим гостям ощутить атмосферу Земли. Далёкий для жителей Огня материк, таинственный и экзотически притягательный - неплохая задумка, чтобы не заставить посетителей скучать.
   - "Далёкие окна, изумрудный склон", - не отдавая себе отчёта, произнёс Ацу.
   Девушка между ним и Ли хихикнула; но поющая радостно кивнула, заставляя лютню повторить музыкальный проигрыш без слов.
   - Как замечательно! Вам знакомы баллады Земли?
   - Немного, - нехотя кивнул Ацу. Не то что знакомы, его собственный учитель когда-то настаивал, что каждый образованный элхе должен знать классику всех четырёх материков, и потратил немало времени, чтобы ученик оказался в состоянии наконец с грехом пополам воспроизводить на лютне те же "Далёкие окна, изумрудный склон".
   - Вы умеете играть на лютне? - начинается, он так и знал. Сквозь прорези маски сверкали любопытные глаза нарии.
   Тардис тоже взглянул на сокурсника с безразличным интересом.
   Нет, среди этих троих его возлюбленной не было. Иначе Дени-эльви не сидел со скучным лицом на месте и не потягивал бы равнодушно горячее вино из предложенной младшей нарией чашечки.
   А придёт ли та девушка вообще? Может, соученик надоел ей? Может, она занята с другими посетителями? Не думает ли Дени-эльви сейчас именно об этом?
   - Вы не откажетесь спеть вместе со мной? - нария придвинулась, чуть наклонилась - показалось, что ещё немного, и Ацу увидит её грудь. Элхе поспешно отвёл взгляд. - Листочки, милые, принесите ещё одну лютню.
   - Не надо, - элхе поспешил поднять руку, останавливая девушек. - Простите, я слишком долго не уделял внимания лютне.
   - О, я уверена, Вам не составит труда!
   - Не составит труда! - подхватили две другие. Ацу еле удержался от желания затравленно оглянуться. На миг показалось, его окружают, чтобы припереть к стенке.
   - Давай, валяй, музыкант! - подбавил огня нинъе, ехидно улыбнулся.
   - Простите, мне жаль вас огорчать, но я не настолько искусен, - быстро возразил Ацу, надеясь, что на этом упрашивания завершатся.
   Однако девушка словно не собиралась отступать, по-прежнему заглядывала в лицо и просительно улыбалась. Темноволосого бы не спасло, скорее всего, ничто, если бы тут не появились ещё две нарии, прерывая разговор. Теперь уже не только нинъе затаил дыхание - все в комнате приумолкли, устремляя взгляды на вошедших.
   Их оказалось двое: высокие, стройные, очень похожие друг на друга девушки. Вместо масок на лицах искусные узоры, стилизации на тему сил природы. Глаза большие, с тяжёлым частоколом ресниц, у нарии повыше - пронзительно алые, необычные. У той, что пониже - тёпло-коричневые, по-сестрински ласковые. И обе - живые, свободные, ворвались в помещение, будто долгожданный ветер.
   И сразу что-то неуловимо изменилось.
   Девушка с лютней быстрым движением уступила старшей подруге место, сдвинулась в тень, но инструмент не убрала, продолжая пощипывать струны. Зашумела весёлая беседа, полился разговор, застучали чашечки; младшие застыли рядом с гостями, готовые в любой момент поймать требовательный взгляд и подлить ещё.
   Пропали и неловкость, и неуверенность, и напряжение в общении. Нарии, казалось, не нуждались в собеседниках, а просто развлекали их - непринуждённо, без назойливости, почти не заметно. Умело.
  
   - Где она? Где она? Приведите Облако! - над ухом нудил Тардис.
   - Облако, - хихикнул слева нинъе, - он бы ещё на небо взлетел.
   Реплика Тенки предназначалась не Тардису, скорее одной из нарий. Или учениц - им объяснили, что в нарайе своя иерархия, но кто из девушек кто, Ацу не запомнил. Кажется, маски оказались ученицами, девушки с узорами на лицах - старшими, полноправными нариями; но чем отличалась, скажем, лютнистка от флейтистки, элхе так и не сообразил.
   - Позовите Облако! - снова капризно крикнул Дени-эльви.
   Ацу взглянул на соученика с опаской: не слишком ли много тот выпил? Земное вино шло легко, слегка кружило голову и грело грудь, а нарии подливали одну чашечку за другой, и кувшинчики сменялись на столе. Да и сам Ацу чувствовал, как поднимаются по телу беспричинные пузырьки радости: забудь тревогу, забудь чужие проблемы, веселись! Нария в маске навалилась на него, вцепилась в левую руку, что-то выспрашивала - но Ацу не вслушивался, не до неё.
   - Облако сейчас с посетителями, она придёт, как только освободится, - донёсся высокий музыкальный голос алоокой нарии. Она обращалась к Тардису, но Ацу почему-то услышал её слова так близко, словно девушка пропела фразу ему на ухо.
   - Вы все сговорились! - капли вина из чашечки Тардиса лёгким веером легли на лицо: соученик неловко махнул рукой. Ацу поморщился; тут же девушка в маске коснулась его щеки, рукавом стирая жидкость. Немного пьяная, она хихикала, позабыв крепко сжимать губы - и раскрытый кровавый рот обнажал мелкие зубки.
   - Пошлите немедленно! - Дени-эльви продолжал бушевать.
   - Листики уже не раз ходили, - вдобавок к алым глазам волосы у собеседницы однокурсника тоже оказались необычны, Ацу только сейчас разглядел, что яркая смесь белого, оранжевого и жёлтого в её причёске - не ленты и не украшения, а природные цвета. - Прошу Вас, господин, не обижайте меня - так грустно сознавать, что не могу скрасить Вам ожидание.
   Интересно, сколько в её словах правды, а сколько - обычного, характерного для нарий кокетства?
   Интересно, почему Ацу решил, что для нарий характерно кокетство, - если сегодня он первый раз в жизни очутился в нарайе?
   - Э-эй, - слева зашевелился нинъе, уставился на соседа через плечо прилипшей к тому девушки. - Ты э-то...
   - Не наливайте ему, - распорядился Ацу, видя, что чашечка Ли опять пуста. - Он несовершеннолетний.
   - А в-вот и нет! - Тенки усмехнулся, фривольно подмигивая девушке в маске. - Уже н-нет! Вчера ещё да, а сегодня - уже нет!
   - Семнадцатилетие не делает тебя совершеннолетним, - сухо ответил элхе. - Ты можешь не жить с родителями, но по законам ты ещё не окончательно самостоятелен.
   - Ты, Ацу, - произнёс Тенки неожиданно чётко и разборчиво, - слишком часто оглядываешься на законы. Это ты - несамостоятелен.
   - Помолчи, - элхе смерил наглеца долгим взглядом.
   - Вот Орувери - другое дело, - кажется, вино ударило Тенки в голову - мальчишка не соображал, что нёс.
   - Орувери?!
   - Ты чё шипишь? Орувери... Орувери, в отличие от нас, не просто так... он же смотрит в жизнь... выбирает... думает, понимаешь? Понимаешь, элхе фигов?
   - Что он думает и выбирает? Говори членораздельно!
   - Ха-ха! Интересуешься? Заживо берёт, ага?
   - С тобой бесполезно сейчас разговаривать, - Ацу высокомерно отвернулся от нинъе. Нарочито высокомерно.
   - Хе-хе, кто ж тебя заставляет! - Тенки замолк.
   Он бы непременно продолжил - вино не позволяло долго хранить молчание, - но двери снова тихо зашуршали.
   - Облако! - вскинулся Тардис.
   В первый миг Ацу не увидел в ней ничего примечательного. Нария как нария, с макияжем на лице, лишавшим её малейшей индивидуальности, одета, как и остальные, в яркие длинные ткани, пояс подвязан высоко, почти под самую грудь, плотно охватывая тело. В складках ткани при движении показывается стройная ножка. От подруг её отличал разве что рост - Облако оказалась маленькой, наверное, ниже даже нинъе; и причёска - волосы спереди были подстрижены так, что падали на лицо, и только со спины становилось заметно, что гладкие шелковистые на вид пряди не обрезаны напрочь, а, как и надлежит, спадают ниже пояса.
   Нария плавно опустилась на колени, ловко подогнула край одеяния, чтобы потом не споткнуться. Согнулась в поклоне.
   - Прошу снисхождения, что не могла присоединиться к Вам ранее, - голос у неё был глубокий, богатый, с тщательным соблюдением интонации.
   - Брось, хватит! - нетерпеливый возглас Тардиса прервал девушку. - Иди скорее сюда, садись, - и сокурсник повелительно похлопал по подушке рядом с собой. Мгновением раньше там сидела алоокая, но вместе с шуршанием дверей она незаметно оставила своё место, скользнула в тень.
   Теперь Ацу ощущал её присутствие сзади, чуть справа. Казалось, что взгляд её скользит по щеке - хотя кто знал, куда на самом деле смотрела нария.
   Не выдержав, элхе несмело обернулся. Встретил привычную улыбку, яркие глаза девушки взглянули в лицо и снова спрятались за ресницами: этикет не позволял долго смотреть в глаза вышестоящему.
   - Господин желает ещё вина? - похоже, она приняла его движение за приказ.
   Ацу мотнул головой.
   - Как тебя зовут? - пассию Тардиса называли Облаком, ещё кто-то представился как Ручей - Ацу и раньше слышал, что в нарайе девушкам дают новые, значимые имена, но никогда не интересовался подробностями.
   Губы нарии слегка изогнулись - в едва заметной, призраком мелькнувшей на накрашенном лице хитроватой улыбке.
   - Осень, - ответила она.
   Глаза, как листья осеннего клёна, волосы - жёлто-оранжевым пламенем лип и "утиных лапок" гинкго. "Осень". Осень - прохладный ветер слабой насмешки, серое дождливое платье с редкой голубизной. Ей действительно шло это имя.
   - Эй, алорский сынок, - в мысли Ацу ворвался наглый голос Тенки. - Кончай любезничать, послушай, что я скажу.
   Элхе медленно повернулся к сокурснику, уставился на его лицо. Против ожидания, на губах нинъе не плясала усмешка.
   - Ты хотел знать про Орувери? - опьянение с него словно слетело.
   Ацу промолчал.
   - Он сказал, что не способен на королевскую службу, - Тенки не спускал взгляда с собеседника. - "Верность Хиэлие? Ха!!" - смеялся, будто ни в грош её не ставил.
   - Орувери?!
   - Ага. Он спросил меня, зачем мне Королевская школа. Хочу ли я служить Хиэлие.
   - И ты?
   Тенки пожал плечами.
  

***

  
   Через несколько дней наступал февраль, а ветер дул холодный, совсем январский. Может, конечно, в том виновата была и ночь, не только холод - но на улицах столицы адептам Королевской школы в этот вечер почти никто не встречался.
   Вино выморозило холодом, выдуло ветром, и подростки посерьёзнели, умерили голоса, подняли воротники, пряча уши. Тардису приходилось легче всех: его грели мысли о любви, перед глазами, небось, так и плавало в прозрачном зимнем воздухе милое личико Облака. Эта девушка, стоило ей улыбнуться - да не с сомкнутыми губами, как другие, а открыто, весело, прямо глядя в глаза, наперекор всем правилам - как тут же хотелось улыбнуться в ответ, и даже Ацу с трудом удерживался. Ему стало ясно, почему Тардис выбрал её объектом своей страсти - маленькая, хорошенькая, живая и близкая - в отличие от других нарий она казалась младшей сестрёнкой или девчонкой из соседнего поместья, знакомой с детских лет.
   А вот нинъе, идущего по левую руку, не тешили воспоминания о прекрасных девицах, достаточно было взгляда на его задумчивое лицо, чтобы это понять. Нинъе опять над чем-то размышлял, брови под светлой чёлкой хмурились.
   - Опять выдумываешь что-то несуразное? - осведомился Ацу.
   - Что? - встрепенулся Тенки, бросил на сокурсника вопросительный взгляд. - А... Думаю вот...
   - Положим, я это заметил. И что же терзает тебя, друг мой?
   - Ты меня достанешь скоро своей вежливой речью.
   - Ах, прости. Но, право же, образованному человеку не пристало говорить невежливо, пусть даже собеседник является всего лишь плохо понимающим малейшие оттенки речи невежей-нинъе.
   - Ага-ага.
   Кажется, назло Ацу светловолосый решил замкнуться в гордом молчании, раз уж поддерживать беседу на надлежащем уровне ему не удавалось.
   - Так о чём ты думал? - решил снизойти элхе.
   - Хрен я те скажу, если станешь отвечать в этой верхнеуровнехреновой манере.
   - "Хрен" два раза - повторяешься, - Ацу не удержался от последней колкости: после выпитого язык упорно не желал держаться на привязи. И поспешил добавить, глядя, как застывает в презрительной гримасе лицо нинъе. - Ладно, прости. Можешь говорить, я слушаю.
   - Про Огненную деву я думаю, вот чего. Сколько раз мы её видели? Один? Два?
   - Я - раза четыре-пять, - задумчиво проговорил Ацу. - Три-четыре раза в детстве. Когда приезжал в Хиэй на празднества. Один - уже после поступления в школу, когда она появлялась на вступительной церемонии для старших. Два года назад.
   - Да, - кивнул Тенки. - Тогда я тоже её видел. И совсем не разглядел.
   - Я тоже, - Ацу пожал плечами, - обычное дело.
   - Но смотри, - Тенки обратил взгляд на него. - Мы ведь будем ей служить?
   - Ну да, поэтому она и приветствует всех, кто попадает в старшие. Адепты как бы приносят ей клятву, пусть ещё не настоящую, вроде репетиции. Но не все же потом станут боевыми магами. Кто-то останется адептом, кто-то...
   - Но все выпускники будут служить ей. Хоть адептом, хоть светлым-тёмным. Боевым магом или учёным-исследователем. В королевском дворце или где-нибудь в провинции.
   - К чему ты клонишь?
   - Когда я... сбежал из затхлой Аксе, я совсем не думал, что стану служить королеве. Думал добраться хотя бы до Валисса, поступить в какое-нить захудалое училище. Разумеется, на боевого. А вышло... - Тенки замолчал.
   - А оказался ты в Огненном городе, - подытожил Ацу. - В Королевской школе, что поставляет ко двору будущих королевских магов.
   - Ага, - подтвердил нинъе.
   В сухом воздухе шаги разносились далеко, шуршали по асфальту. Тардис шёл молча, смаковал воспоминания. Облако он сегодня увидит во сне, никаких сомнений.
   - И что же? - подтолкнул Ацу собеседника. - Ты не хочешь служить королеве? Передумал становиться боевым магом? Что тебя беспокоит?
   - Да не, дело не в королеве, наверное. Не то чтобы я конкретно не хочу ей служить. Почему бы и нет. Но знаешь, мне ведь вообще всё равно, кому служить, королеве, какому-нить алору-эххоо или себе самому. Лишь бы денег дали побольше.
   - Ого, как ты просто мыслишь, друг мой, - хоть разговор и получался вполне серьёзным, Ацу не удержался от иронии.
   - Это для тебя всё просто, богатенький ты наш, - огрызнулся Тенки. - А мне вот - нужны деньги. Я бы даже к твоему папаше на службу пошёл.
   - О нет, во-первых, в замке уже есть магик, во-вторых, в качестве боевого отец не погнушается использовать сына, в-третьих, не представляю, что заставило бы его нанять нинъе. Мне жаль огорчать тебя, но, увы, это невозможно.
   - Ага-ага, - Тенки не принял вызов. - Слышь, а ты как в школу попал?
   - Обычно. Наш магик сказал, что у меня есть способности, пригласили учителей, подвергли меня тестированию. Я хотел быть боевым, поэтому послали письмо в Королевскую школу, ведь она лучшая на Огненном.
   - Ну?
   - Потом приехал сюда на экзамен, потом снова - оформлять документы. И с июня началась учёба.
   - Хе-е...
   Ацу пожал плечами. Чего ожидал этот светловолосый? Он же сказал, всё как обычно, таким путём в школу попадают девяносто девять целых и девять десятых процента. Кроме всяких разных невесть откуда взявшихся нинъе.
   - Чего ты ожидал? - намерения показывать своё недоумение у Ацу не было, но голос сам по себе недовольно дрогнул.
   - Да не...
   - О чём вы там болтаете? - неожиданная реплика Тардиса чуть не напугала собеседников. Любовная горячка то ли оставила Дени-эльви, то ли скрылась в глубинах его существа до поры до времени, и сокурсник выглядел вменяемым.
   - О школе, - Ацу повёл глазами на нинъе. Тот кивнул.
   - А вот и она, - объявил Тардис, задирая голову на фасад огромного семиэтажного здания. Даже если не вспоминать о невидимых снаружи подземных этажах, каменная громадина Королевской школы производила впечатление. Два высоких крыла по обеим сторонам от входа, посередине, между ними, перемычка общих помещений в три этажа: первый - с канцелярией и комнатами приходящих лекторов, второй - просторная столовая, третий - зал общих собраний и выступлений. Два года назад, когда адепты были младшими, все уроки проходили в правом крыле, теперь - только в левом. За каждым из учебных крыльев тянулись невидимые с фасада низкие этажи-коридоры - они вели к общежитским помещениям.
   - Прямо не пойдём, - Тардис повернул налево, ступая вдоль высокой ограды.
   - Понятное дело, - вздохнул нинъе, устремляясь следом.
   Ацу завершил цепочку, бросив внимательный взгляд во двор: не вышел ли какой из надзирателей в ночь, подышать свежим январским воздухом.
   Пусть троица уже считалась старшими, вполне взрослыми - даже не достигший ещё двадцатилетия Тенки, получив звание адепта, автоматически получил и равные с сокурсниками права, - пусть вольны были сидеть в нарайях до утра, главные ворота Королевской школы, как и прежде, закрывались с наступлением девяти часов. Каждый вечер, секунда в секунду, с неумолимой точностью. Старшим оставался путь в обход - как будто и без этого забот не хватало.
   Надзиратели тоже представляли собой весьма ощутимую докуку. Встреча с кем-нибудь неминуемо вела за собой длинные лекции о необходимости подавать приличный пример и тщательно соблюдать правила школы.
   Будь Ацу убеждён в резонности и необходимости подобных правил, ничто не заставило бы его поступать вопреки, но нудное пережёвывание одного и того же лишало устав последнего смысла.
   На территорию адепты попали без проблем, привычно и спокойно. Надзирателей тоже посчастливилось не встретить, но, чтобы не вызывать подозрений к дружной кучке, в здание школы решили входить поодиночке.
   Лёгкое опьянение оставило Ацу, желание задирать светловолосого нинъе пропало. Более того, задумчивость сокурсника оживила смутное беспокойство - серьёзное выражение на этом легкомысленном лице появлялось нечасто.
   - Минут через десять, - повторил Тардис. - Все согласны?
   - Поняли, иди уже, - подтолкнул его Тенки.
   Тёмная фигура сокурсника лёгкой тенью пробежала вдоль каменной стены и исчезла за поворотом.
   - Ты следующий? - глянул вопросительно светловолосый.
   - Ты, - поправил Ацу. Всё-таки Тенки был младшим.
   Возражать нинъе не стал. Однако, казалось, ему есть, что сказать: в глазах читалось неясное сомнение.
   Ацу посмотрел на сокурсника, показывая, что готов слушать, но Тенки молчал. Молчал, пока всполох пламени не коснулся девятой минуты из отмеренных десяти, и тогда наконец открыл рот:
   - Пойдём посмотрим на Огненную деву, ага?
   Ацу приподнял бровь, выражая удивление. Интересоваться подробностями не имело смысла, Тенки расскажет сам, если захочет рассказать. Однако этому беспокойному нинъе не сидится на месте.
   - На весенние празднества. Дворцовые.
   Ацу ждал.
   - Хочу её увидеть, - выдохнул светловолосый. - Кому стану служить, кто будет располагать моей жизнью.
   - Ты можешь не приносить клятву.
   Нинъе покачал головой.
   - Нет, наверное. Уже не могу, - Тенки глянул на тёмную громаду школы, потом перевёл взгляд на элхе, усмехнулся. - Да ведь и ты не можешь.
   На мгновение их зрачки связала невидимая нить, связала накрепко, слила, соединила нерушимой силой. И исчезла, возвращая свободу.
   Ацу мотнул подбородком в сторону школы:
   - Время. Иди.
  

Март - весенние празднества

  
   Казалось, сегодня здесь собрался весь город. Просторную каменную набережную диаметром в несколько километров, вплотную прилегавшую к Малому огненному кольцу, сейчас заполняла плотная, двигающаяся, постоянно что-то жующая, глазеющая по сторонам неоднородная толпа. Мелькали служанки богатых домов, посланные вместе со старшими на рынок и ухитрившиеся сбежать; под ногами шмыгали шустрые дети обоих полов и рас; тесными группками держались ученицы жреческих и монастырских школ; виднелись понятные издали костюмы моряков, ремесленников и богатые одеяния купцов, любителей роскоши.
   Знать держалась поодаль - крыши, террасы и балконы окрестных домов тоже кипели людьми. Дворяне-то знали, как устроиться, и Тенки на миг даже позавидовал компании, с удобством расположившейся на площадке дома неподалёку: уж им-то не отдавливают ноги пьяные соседи. Над столиками там, наверху, были распахнуты лёгкие белые зонты, и богачи попивали кофий с чаем, коротая время до начала церемонии в спокойной приятной беседе.
   Ничего, Тенки ещё найдёт способ забраться повыше всех этих толстопузов. Дайте только школу окончить.
   Подросток оглянулся, ища в толпе однокурсников. Чёрная форма Королевской школы удобно выделялась на фоне пёстрых праздничных одежд цивильных, установить местонахождение кучки "воронов" не составило труда.
   - Пойдёмте к Восточным! - подходя к остальным, Тенки вычленил из шума толпы голос Эвисто.
   - А что там? - спросил кто-то.
   - Водные! Выступления послов.
   - Что, прямо послы и будут выступать? - не поверил Дени-эльви.
   Эвисто пожал плечами:
   - Не пойдём - не узнаем.
   - А когда появится Хиэлие? - вклинился Тенки. - Сколько ещё времени осталось?
   - Не только Хиэлие, и Жрица тоже, - Ацу взглянул на часы, - говорят, впервые за десять лет. Ещё полтора часа.
   Тенки недовольно скривился. Они и так околачивались тут с самого утра. Желудок крутил фиги, и если бы не в изобилии расставленные по внешнему кругу лотки с едой, Тенки не выдержал бы уже несколько часов назад.
   - Отлично, времени хватает, - удовлетворённо кивнул Эвисто. - Так пойдёмте?
   - А Огненные? Хотелось бы и наших увидеть, - Тардис оглянулся с сомнением.
   - Так они же после Водных! Ответное выступление. К тому же везде расставят экраны, откуда хочешь увидишь.
   - Хочешь не хочешь, увидишь, - шепнул Тенки себе под нос.
   На экраны, вообще-то, тоже было бы неплохо посмотреть, хоть и не боевая магия. Венец совместной работы учёных-теоретиков и практиков технического дела - экран, передающий изображение откуда угодно. Почти как хрустальный шар для связи, только лучше: мощь хрусталя ограничивается его массой, а размер экрана на количество требуемой энергии не влияет. Астеаки мимоходом упоминал об этом на лекции; впрочем, в своё время новость облетела весь магический мир Огненного материка, и почти наверняка заставила скрежетать зубами полчища магов других стран.
   Эту штуку хотелось увидеть.
   - Все согласны? - Тардис оглядел четверых.
   Эвисто с готовностью кивнул, и остальные тоже, пусть не проявляли особого энтузиазма, не протестовали.
   Восточные ворота находились минутах в десяти-пятнадцати ходу, но сегодня понадобится больше: набережная Малого рва кишела народом. Пробираясь по толпе, протискиваясь между теснящимися друг к другу телами, Тенки приметил любопытное зрелище.
   Сегодня здесь оказались люди, пришедшие не только ради любования представлениями, пожирания продаваемых бойкими купчиками угощений и лицезрения высочайших личностей государства. Сюда также, как мухи на мёд, слетелись все карманники и мелкие воришки, все попрошайки, что только обретались в Огненном городе. И не только они.
   На губах подростка появилась ухмылка.
   Недалеко от прокладывающих себе путь среди людей адептов Королевской школы стояли две девушки в костюмах служанок, что называется, "приличного дома". Стояли и оживлённо болтали - видимо, подружки служили в разных семьях, или же просто представился случай почесать языки вволю, тем более праздник, шум, веселье. Одна из девушек стояла вполоборота ко рву и резной решётке, отделяющей толпу от реки огня, другая - лицом к подруге, и по спине её прыгали длинные рыжие волосы, схваченные лентой у затылка, прыгали в такт оживлённой жестикуляции хозяйки.
   И её обращённую к миру задницу щупала чья-то посторонняя рука.
   Лапала настойчиво, увлечённо, со знанием дела, ухитряясь залезать девчонке между ног и чуть ли не полностью скрываясь в складках юбки. А занятая болтовнёй служанка, верно, думала, что в попу ей тычется чужая сумка или корзина, и то и дело, не прерывая разговора, поправляла платье.
   Вот разиня.
   Тенки засмотрелся на идиотку и целеустремлённую руку, высунул кончик языка, пытаясь разглядеть между людьми, кому принадлежит резвая конечность. Однако Тардис с Эвисто живо двигались вперёд, увлекая сокурсников за собой, и - с вящим сожалением, но - Тенки пришлось оставить наблюдение. Следуя за Ацу, он ещё раз оглянулся: хотелось увидеть, чем кончится сценка, но увы - разиня-служанка всё так же одёргивала юбки, не замечая, в чём дело; а владельца конечности закрывала толпа.
  
   - Пришли! - объявил Эвисто, когда чёрная стайка влилась в кучу людей, скопившихся перед Восточными воротами. Сейчас на широком мосту через Малый ров была устроена просторная площадка, очевидно, приготовленная для выступления, но пока что там никого не было.
   Адепты Королевской школы сгрудились неподалёку от решёток, пересекающих мост - все они были опущены, чтобы преградить путь, если возбуждённая толпа ринется к площадке. Видно, опасались возможных несчастных случаев с представителями иностранной делегации. Здесь тоже находилась уйма народу и так же люди теснились, отдавливая друг другу ноги.
   - Смотри, - Тенки подтолкнул Тардиса, - вон там нарии, может, и Облако с ними?
   - Нет, - сокурснику хватило одного взгляда, и он ответил безразлично: - Они вообще не из "Вессевена". Да и не нарии ещё, ученицы.
   - Как ты определяешь? - восхитился нинъе. Для него все они были на один глаз, а при большом скоплении народа и нарии прикрылись бы масками, не только ученицы. Да и стояли они все далеко, в стороне от толпы, под охраной старших товарок и откровенно выставляющих оружие хмурых людей.
   - Это, скорее всего, "Хоко", - коротко ответил Дени-эльви. - У них на одежде птицы.
   Тенки оглянулся ещё раз, посмотрел внимательней. И правда, у многих подолы и длинные спадающие рукава были украшены рисунками птиц. Самых разных: у кого-то щингеские снегири, у кого-то знаменитые яркие попугайчики с материка Земли, у кого-то третьи, совсем неизвестные пичуги. И связь между рисунками и нарайей понятна без объяснений: "Хоко" на элхеском означает "гнездо".
   - Ну и когда твои послы? - поинтересовался Химилиэ у Эвисто.
   Тот поднялся на цыпочках, приложил ладонь ко лбу и принялся всматриваться вдаль над головами окружающей толпы - туда, на мост, пытаясь различить что-то определённое среди установок непонятного назначения.
   - Смотрите, экран! - крикнул совсем рядом Тардис и вытянул руку, указывая на огромное белое полотнище, которое медленно опускалось за площадкой.
   - Да видим, - буркнул Тенки, - и так видим.
   Он с жадным любопытством уставился на людей рядом с экраном, пытаясь определить, кто из них маг. Но на таком расстоянии сказать с уверенностью не представлялось возможным: вокруг экрана суетилось как минимум человек десять, а магической энергией от полотнища шпарило, как от добрых пятнадцати магов. Ну, разумеется, магов второй-третьей ступени, не самых крутых, и всё же.
   Чужие головы и плечи, мешающие смотреть, раздражали. Хотелось забраться повыше.
   - Говорят, - вдруг подал голос Ацу, - через несколько лет такие экраны планируют начать продавать. Повсеместно.
   - Откуда ты знаешь? - Тенки вскинул на сокурсника удивлённые глаза.
   - Отец интересовался. Вроде как собирался купить.
   - Они же бешеных денег будут стоить, - в интонациях Тардиса чётко прослушивались нотки зависти. Ему-то, тратящему всё на нарий, постоянно не хватало денег.
   Тенки, впрочем, тоже, хоть и по другой причине.
   Ацу небрежно двинул плечом. В этой небрежности читалось: "Мне-то что, это отцова блажь и отцовы деньги".
   - Да и огромный он, куда такой влезет, - Тардис снова глянул на полотнище. - И что с него пользы? Что кому показывать?
   - Разве не слышали лекции Астеаки-илиэ? - прохладно удивился Ацу. - Да и новости магического мира каждую неделю вывешивают в холле.
   - Кто ж их читает, - теперь плечом дёрнул Эвисто.
   - Я, - Ацу не потерял невозмутимости.
   - Ну и что ты там вычитал? - Тенки тоже хотелось узнать, каково практическое значение такого полотнища. Зачем помещать его в частном доме - ну пусть даже родовом замке?
   - Во-первых, конечно же, размеры на продажу будут много меньше. Во-вторых, покупая подобный экран, с его помощью рассчитывают не показывать кому-то что-то, совсем нет.
   - А что?
   - Что?
   Кажется, Ацу удалось завладеть общим вниманием.
   - Смотреть, - чёрно-голубые глаза сокурсника глядели так, словно одним этим словом всё уже было сказано.
   - Что смотреть? - не выдержал Тардис. - Пялиться на белый экран?
   - Не спрашивайте меня как, - снова начал лекцию Ацу, - я не до такой степени осведомлён, но все экраны будут соединены и направлены на один, центральный. Этот центральный экран установят во дворце. И то, что будут "отводить" на этот центральный экран, автоматически появится на всех экранах в любых уголках Огненного материка. Хоть на севере Щинге, хоть на юге Сорэнарэ. На западе Лиссы или востоке Валиссии.
   - Ну, положим, на востоке Валиссии никому не по карману такой экранчик, - не выдержал Тенки.
   - Хм, звучит интересно, - признал Эвисто. - Неудивительно, что сейчас только об экране и говорят. Это же получается, наподобие "ауга-сети", только с картинкой? Стоит Хиэлие встать перед экраном, и её увидят по всей стране? И не надо ехать в столицу? - Ацу кивнул, и Эвисто с одобрением подытожил: - А эта штука и впрямь может стать вполне полезной.
   - А пока что налицо полезность доски новостей, а? - усмехнулся Тардис.
   - А потом и вместо доски новостей появится такой вот экранчик.
   - Смотрите, начинается! - разговор прервал Химилиэ. Рука его указывала на помост: люди с площадки перед экраном исчезли, оставляя одного, пёстро одетого человека в цветах Водного материка.
   Водный подошёл к переднему краю площадки, и голос его, многократно усиленный заклинанием "аитэ", разнёсся над толпой.
   Тенки слушал вполуха: Водный говорил с лёгким акцентом, да ещё и, как принято, до предела закрученными фразами, и смысл доносился до нинъе с пятого на десятое, общими чертами.
   - ...рады воспользоваться дарованной нам возможностью, - вещал элхе с площадки, - ...много лет суровых тренировок, отобраны лучшие... ради возможности доставить удовольствие народу Огненного... связанные столь тесной дружбой... я буду краток...
   Подросток поморщился. Обычно все речи только приближались к апогею, когда звучала реплика о краткости. На худой конец, "краткость" с огромным трудом получалось отнести к вступлению - а за ним всегда следовала основная часть.
   - ...необыкновенное зрелище... - так и есть, мужик и не думает закругляться, - ...прошедшие самый строгий отбор... сегодня перед вами эти танцы... юные таланты...
   Ну так покажи наконец свои таланты, старый хрыч.
   - ...принести благодарность всем, кто... - ага, нудное перечисление титулов и поклоны в адрес высших лиц, - а также...
   Тенки глянул на каменное лицо Ацу - тот стоял как ни в чем не бывало, устремив неподвижный взор на площадку. Вот статуя хренова.
   Однако и лицо у этого элхе. Иногда кажется, на нём вообще не способны отражаться эмоции, и приходится приложить немало труда, вызывая из памяти давний гнев в этих глазах, уязвлённую гордость, боль и даже призрак беспомощности.
   Ведь это было, всё было, было всего лишь три года назад.
   Тенки помнил.
   Они никогда об этом не говорили. Никогда не вспоминали. Но иногда Тенки казалось, что подстроенная Виллиэ дуэль связала их крепче любого каната. Его, безвестного упрямого нинъе из забытой всеми валиссийской деревушки, и этого отпрыска дворянских кровей, младшего сына алорской семьи с родословной чуть ли не в сотню поколений, молчаливого обычно элхе с красивеньким бледным лицом.
   - ...прощения, что заставил столь долго ожидать... - с помоста донеслись слова, похожие на плавный переход к окончанию. Наконец-то. - ...позвольте представить! Када Мирель! Када Сьюнев!
   Под бурные хлопки собравшихся на помосте появились две абсолютно одинаковые девушки. Обе стройненькие, длинноногие и одетые в самый необходимый минимум ткани. Волосы их были туго стянуты на затылке и убраны, так что тоненькие шейки казались ещё беззащитнее. Сине-зелёные костюмы, облегающие, как натянутая на женскую руку перчатка, и узоры на этих костюмах только подчёркивали то, что обычно принято скрывать. Особенно обнажёнными смотрелись ноги - от горлышка до бёдер тела девушек закрывала ткань, но длинные голые ноги позволяли любоваться на себя всем желающим, и ни малейшего намёка на смущение не было на лицах представленных.
   - Чего-чего? Что сейчас будет? - не спуская глаз с площадки, Тенки заехал локтём в бок стоящему рядом элхе.
   - "Танцы под водой и на воде", - ответил тот, обратив на сокурсника слегка удивлённый взгляд. - Не слышал разве?
   - А где вода-то?!
   Словно отвечая недоумению Тенки, белый покров площадки неожиданно стал светлеть и растворяться, будто повиновался плавным размеренным шагам покидающего помост человека. На краю полупрозрачной площадки застыли в сложных позах две девушки, переплетая руки и ноги так, что казались единым целым; и одинаковые костюмы ещё более усиливали впечатление однородности.
   За помостом зашумело.
   - Ух ты! - Тардис озвучил восклицание Тенки: из четырёх углов ставшей окончательно прозрачной площадки - или нет, уже ясно, в высоту больше человеческого роста внушительной коробки - хлынули струи голубоватой, блестящей в солнечных лучах воды. Уровень жидкости стремительно повышался, а девушки всё так же неподвижно стояли на краю бассейна, словно вырезанные из желтовато-белой слоновой кости статуэтки в сине-зелёных нарядах.
   Толпа восхищённо загудела: экран за спинами девушек замерцал.
   Тенки сощурил глаза, пытаясь разглядеть колеблющееся изображение, наконец сообразил: экран показывал поверхность воды, тот же самый бассейн, только сверху. Голубая жидкость плескалась, закручиваясь маленькими воронками, по дну разбегалась рябь солнечных зайчиков.
   Прозрачная коробка наполнилась быстро, за считанные минуты. Девушки разогнулись, выпрямились, глянули на толпу - и обратили лица друг к другу.
   - Эй! - раздался сложенный их голосами общий вопль, и, изогнувшись, абсолютно одинаковыми движениями представительницы Водных полетели в бассейн.
   Теперь Тенки понял, к чему были "танцы под водой и на воде". И слова Водного о "юных талантах". И упоминание многих лет "суровых тренировок", и фраза о "строгом отборе".
   То, что творили две девушки в воде, не удалось бы изобразить больше никому. Никому и никогда, потому что не могла же природа снова создать два таких одинаковых, таких равных, угадывающих каждое движение друг друга, синхронных до малейшего жеста существа? Ведь не могла же повториться, вдыхая жизнь в подобные совершенно ничем не отличающиеся тела?
   Девушки не плавали - они жили в воде, казалось, не нуждаясь даже в воздухе, чтобы дышать. Ткань костюмов отливала под водой серебром, и Тенки на миг показалось, что перед ним никогда не существовавшие люди-рыбы, персонажи древних морских легенд, которыми в изобилии полнилось его детство. Водные танцевали, то опускаясь в глубину, то снова появляясь на поверхности, выделывали ногами немыслимые пируэты и били ладонями по воде, прицельно поднимая изящные всплески. И даже брызги тоже летели одинаково, синхронно.
   Действо длилось недолго. Казалось, не успело пройти и десяти минут, как лёгкая мелодичная музыка остановилась - только тогда Тенки понял, что с самого начала представления в такт движениям танцовщиц играла музыка - и толпа, выдержав миг молчания, дань восхищению, разразилась оглушающим хлопаньем.
   Девушки снова выбрались на край бассейна и застыли, обрадованно заулыбались. Эти улыбки вмиг смыли величие танца, заставили забыть о достоинстве страны, которое они должны были поддерживать, - и водяные танцовщицы вдруг стали совсем девчонками, едва ли не ровесницами Тенки.
   - Здорово, - выдохнул кто-то из адептов - и нинъе молча согласился.
   Интересно, что за жизнь вели девчонки там, у себя дома, на Водном материке? Наверное, каждый день ныряли в бассейн и разучивали до последних мелочей движения этого танца и других, множества других - ведь, без сомнений, сегодняшнее выступление было для них всего лишь одним из ряда прочих.
   - Они, небось, даже по-элхески не говорят, - Тенки не заметил сам, как подумал вслух.
   - Ну всеобщий-то должны понимать, - пожал плечами Тардис. - Хотя неправильно говорить "по-элхески", они ведь тоже элхе. Только язык другой, не анедве-ми.
   - Ты, что ли, хочешь поболтать с ними? - обратился к нинъе Эвисто. - Невозможно, к ним же не подойдёшь так запросто.
   - Больно надо, - Тенки независимо отвернулся. Соврал - конечно, хотелось с ними поговорить, узнать вообще о жизни в чужой стране, о том, как у них относятся к нинъе, и спросить, сколько лет они занимались, прежде чем научиться так чувствовать друг друга и воду, и ещё... Да, Тенки и впрямь не отказался бы от возможности засыпать жительниц Водного материка вопросами. И разглядеть поближе, действительно ли они настолько похожи. И вообще разглядеть поближе.
   - Так что? Возвращаемся к Южным? Там будут наши, - напомнил Тардис.
   Толпа вокруг потихоньку начала рассасываться. Кто отходил к лоткам, подкрепляясь после духовной пищи физической, кто-то, ведомый тем же соображением, что только что высказал Тардис, спешил скорее занять удобное местечко у Южных ворот.
   - Сколько ещё времени до появления Хиэлие?
   - Она всё равно не появится раньше выступления Огненных, - Ацу тем не менее вытащил часы из-за воротника "илерам". - Ещё пятьдесят минут.
   - А представление-то недолго длилось, - подсчитал Химилиэ. - От силы минут двадцать пять. Огненные тоже должны быстро закончить.
   - Пойдёмте? - Тардису не терпелось скорее тронуться с места, он сучил ногами, будто очень хотел в туалет.
   - По-маленькому? - издевательски осведомился Тенки.
   Тардис одарил соученика возмущённым взглядом. Но связываться не стал: деревенское прошлое весьма обогатило словарь Тенки, пусть даже большинство изощрённых словечек теряло при переводе на элхеский... ах да, "анедве-ми"... некую пикантность.
   - Вперёд, - согласился Эвисто и двинулся первым, подавая пример.
   Тенки отстал, умерив шаг, пристроился в конец цепочки, сразу за Ацу. Лицо темноволосого элхе ничего не выражало, навевая мысли о безмятежности булыжника.
   - Эй, - тихонько позвал Тенки. Дождался, когда Ацу обернётся, и тогда зашагал рядом, благо поредевшая толпа позволяла.
   - Ты, это, - начал было и запнулся - показалось глупым лезть не в своё дело.
   Лезть не в своё дело.
   Ну вот, всё. К нему прилипли дурацкие эльфийские церемонии.
   - Да? - вежливо посмотрел на сокурсника Ацу.
   Тенки чуть мотнул головой, отмахиваясь от идиотского видения: он в пышных дворянских одеждах раскланивается с кем-то жутко важным, а приклеенные длинные уши грозят вот-вот отвалиться.
   Лучше зарезаться.
   - Слышь, мне кажется, или ты сегодня не в духе? - чтобы последний призрак унизительного смущения сбежал, испугавшись, с поля боя его духа, Тенки включил улыбку на мощность в два раза выше обычной.
   - Прости? - нет, вы только посмотрите, эта милая чуча так невинно хлопает ресницами.
   - Ещё чуть-чуть, и я поверю твоим прелестным глазкам.
   - Тенки, я отказываюсь понимать тебя.
   - А ты не отказывайся, - отрезал подросток. И снова продолжил, пытаясь спародировать элхеские интонации, преувеличенно тревожно заглянул в лицо собеседнику: - Мне так грустно видеть тебя в печали.
   - "Грусть" и "печаль", - усмехнулся Ацу. - Слова с одинаковым значением - использовать их в короткой фразе неизящно.
   - Слуш, ну хватит уже чепухой страдать, - взмолился нинъе, стараясь не ослаблять морального напора. - Из тебя, конечно, и в лучшие дни слова с трудом выходят, но сегодня приходится аж клещами вытаскивать.
   - Вот как? - рассеянно осведомился Ацу и глянул на спины ушедших вперёд соучеников.
   - Ага. Может, не будешь уже ломаться?
   - Но я вовсе не ломаюсь, почему...
   - Тогда чего у тебя вид нездешней принцессы, которую выдают замуж против воли?
   Тенки сам не ожидал такого эффекта от безобидной реплики. Глаза Ацу сузились. Он остановился, опустил руки, и нинъе заметил, как под манжетами школьной формы они сжимаются в кулаки.
   - Ты чего? - чтобы не дать чокнутому повода наброситься, Тенки отодвинулся на полшага, показывая свои миролюбивые намерения.
   Толпа обтекала их, стремясь к Южным воротам.
   Ацу глубоко вздохнул. Тенки подозрительно проследил за кулаками - жилы на руках ещё напрягались, словно ногти владельца впивались в ладони.
   - Извини, - сказал темноволосый кратко.
   Только теперь кулаки разжались.
   - Но ты вмешиваешься в чужие дела, - продолжил элхе. Брови его хмурились.
   Тенки почувствовал яркий, неожиданный прилив злости. Какого хрена?
   - Слушай, а не пошёл бы ты? - предложил он Ацу и отстранённо удивился: похоже, на пике нахлынувшей эмоциональной волны ему до идеала удалось воспроизвести все вежливые интонации их треклятого языка.
   - Что? - глухо произнёс элхе. Ноздри шевельнулись, словно вдыхая, не пьян ли собеседник, не бредит ли, перебрав вина.
   - Надоела мне ваша песенка про "чужие дела"! Я сую нос, куда хочу, понял, надутый болван?
   Слова сами прыгали на язык. Лицо Ацу казалось выпуклым белым шаром с чёрной макушкой и нарисованными глазами.
   - Если я вижу, что какой-то много воображающий о себе идиот таскается с вытянутым лицом, когда все вокруг веселятся, то я, морской хрен, суну нос в его дела! И если я это делаю, радуйся, пламя хреново, потому что это значит, что идиот мне не по этому месту! - Тенки выразительно чиркнул ладонью по воздуху рядом с ширинкой. - Ты понял, огонь на твою голову, хреновое твоё дворянское племя?
   - Я понял.
   Тенки прервался на полуслове, уже набрав дыхания для новой тирады.
   - Я понял, ты и впрямь любишь слово "хрен".
   Интонации придурка-эльфа были загробно серьёзны. Значит, точно - прикалывается.
   - Да ну тебя, - махнул нинъе рукой, шагнул, сливаясь в движении с толпой. Где-то в груди странно саднило, и очень хотелось долбануть элхе по глупой темноволосой башке.
   Ацу нагнал его, пошёл рядом.
   - Скоро каникулы, - обронил он словно бы без малейшей связи.
   - И что? - буркнул Тенки, невольно умеряя скорость. Не хотелось подойти к ожидавшим в сторонке однокурсникам слишком рано.
   - Ллия заканчивает обучение. Возвращается на Огненный.
   - Кто это - "Ллия"?
   - Разве я не говорил? Моя кузина.
   - Да ты вообще ни хрена не говоришь! Ну, и что?
   - Летом будет официальная помолвка.
   - Чего?!
   - Помолвка.
   - Ты ж только что сказал, она твоя кузина?!
   - Да, - Ацу отвечал с таким видом, будто говорил сами собой разумеющиеся вещи.
   - Помолвка - это же значит, что вы потом поженитесь?
   Темноволосый утвердительно качнул головой.
   - Двоюродные брат и сестра?!
   - На самом деле наша родственная связь гораздо дальше... и запутанней. Её отец - племянник моего деда, а мать из рода Ито-Ине, их ветвь отделилась почти десять поколений назад. И наш брак должен послужить ещё одной ниточкой к упрочнению, как, собственно, и связь самих родителей Ллии.
   - Ни хрена не понимаю.
   - Я не удивлён.
   - Ты достанешь меня ржать втихомолку.
   - Т-сс, я не хочу продолжать этот разговор при всех.
   - Может, всё-таки скажешь? Чётко, с толком и расстановкой? - Тенки покосился вперёд - от тройки в чёрной форме их отделяло полминуты хода.
   - В нашей семье издавна заключают браки среди кровных родственников, - Ацу задумчиво коснулся мочки уха. - Чтобы сохранить древний уклад. Обычаи, культуру. Род.
   Нинъе не нашёлся, что ответить. Как-то не придумывались подходящие слова. Вместо этого попробовал спросить:
   - И чё, ты не можешь сам выбрать, на ком тебе жениться, что ли? Тебя это мурыжит?
   Ацу качнул головой. В этом движении промелькнула тень то ли недоумения, то ли беспомощности.
   - Я, по большому счёту, не имею ничего против Ллии, - выговорил он медленно. - Мы росли вместе, хорошо друг друга знаем. И всегда понимали, что когда-то поженимся.
   Тенки молчал, не мешая говорить.
   - Как наши родители. И как мой брат и его невеста. Это традиция.
   - И что же ты тогда...
   - Ничего, - ответ вернулся очень быстро. - Всё в порядке. Это ведь традиция.
   Тенки больше не спрашивал. Было ясно, что Ацу не в восторге от перспектив, но в то же время у него не промелькнуло ни единой мысли воспротивиться решению родителей.
   Понятие "воспротивиться старшим" вообще, похоже, не входило в моральный кодекс элхе, даже самых либеральных - что тут говорить о семье Ацу, одной из старейших среди элхеской аристократии.
   Деревенщине-нинъе не стоит советовать. Не в этом случае.
   Это другой мир, и так оно и останется.
  
   К началу представления они чуть не опоздали. На такой же площадке, как у Восточных ворот, только покрашенной в тёплый глубокий жёлто-оранжевый, уже вертели факелами по пояс обнажённые парни с впечатляющей мускулатурой, двигались девушки в колоколом стоящих соломенных юбках. Тенки на мгновение забыл всё вокруг, уставившись на сцену: широкие пояса танцовщиц сидели глубоко на бёдрах, и то место, где спина переходит в нижнюю часть, только девушкам свойственный чудный изгиб попросту не позволяли оторвать взгляда. А они ещё и танцевали, извивались, крутили бёдрами, заставляя пробегать мурашки по позвоночникам зрителей.
   Да, если выступление Водных было покойным течением, безбрежной величественной красотой, то Огненные зажигали в толпе пламя. Раздували огонь, символу которого поклонялись. Настоящий, не придуманный жар охватывал тех, кто наблюдал за вызывающими движениями пляски.
   Девушек было пять, мужчин - трое. Волосы танцовщиц распущенными пышными облаками прикрывали спины - впрочем, ритм барабанов не позволял стоять на месте, и выкрашенные в одинаковый медно-бронзовый цвет гривы летели в танце, развеваясь в такт движению. Грудь девушек прикрывали два треугольника золотой ткани, и золото это сливалось с обнажённой загорелой кожей. В противоположность послам Водных, у которых было прикрыто тело, но выставлены на обозрение ноги, Огненные танцовщицы прятали под длинными юбками ноги, зато без малейшей застенчивости открывали всё туловище, от треугольничков нагрудника до пупка и завораживающих до потери дыхания углублений у бёдер.
   Тенки не замечал течения времени, вместе с остальными пойманный в ловушку пламенного танца. Порой ощущение пляски так захватывало его, что грезилось: он сам стоит на сцене; и толпа вокруг тоже подчинялась несмолкающему стуку бамбуковых палок по натянутой коже барабанов.
   Закончилось всё враз, в секунду, словно на костёр выплеснули бочку воды: парни прошлись ярким огненным колесом, мелькнули в воздухе обвязанные соломой ноги; брошенные в воду факела зашипели, потухая; девушки закружились и рассыпались, спрыгивая со сцены в заранее приготовленные вокруг маты, лишь на мгновение показались голые икры из-под взметнувшихся юбок.
   Площадка опустела, ритм барабанов исчез.
   Не помня себя, Тенки захлопал - уж на что не любил бессмысленно отбивать ладони, тут не удержался. Хотелось ответить чем-то в благодарность за представление. И люди перед сценой, испытывающие те же чувства, заставили греметь Южные ворота отголосками пережитых эмоций.
   - Молодцы всё-таки наши, - одобрительно отозвался Эвисто. - Показать бы это Водным, пусть знают.
   - Может, они смотрели, - предположил Тардис. - На их экране, верно, тоже показывали.
   Помолчали.
   - Что теперь? - Эвисто огляделся - зрители потихоньку рассеивались.
   - Откроют ворота. Хиэлие появится на главной площади, там, во дворце. Будут освобождать проход по мосту.
   Тардис был прав - и рабочие за решёткой уже начали по-муравьиному копошиться среди установок.
   - Наверное, минут пятнадцать понадобится, - прикинул Дени-эльви. - Так и будем торчать тут и ждать?
   - Пойдёмте пожрём, - Тенки хитро и одновременно мечтательно улыбнулся.
   - Опять? Куда в тебя лезет, Ли...
   - Пойдёмте...
   - А ещё и Хиэнне, говорят, выйдет к народу.
   - Жрица храма Огня? Та самая, которая десять лет где-то пропадала?
   - Наверное. Посмотрим.
  
  
  

***

  
   Правительница Огненного материка, высший одновременно и политический, и магический, и духовный символ государства, сорок первый год носящая титул Хиэлие, Дочери Огня, красивая женщина с чуть заметной усталой морщинкой меж бровей, откинулась в кресле на одном из балконов королевских покоев.
   До выхода к народу оставалось около получаса.
   Сейчас где-то готовят к церемонии жрицу Храма. Причёсывают, красят, надевают ожерелия и прочие ритуальные драгоценности... А впрочем, сейчас заниматься этим уже поздно, и, верно, с девочкой проводят последнюю беседу, удостоверяясь, что та до мелочей поняла предстоящую роль.
   Забавно, прошло всего три года с момента первой встречи Хиэлие с новой жрицей - но за эти три года едва понимающая элхеский язык девчонка превратилась в уверенную молодую женщину. В подобном скором взрослении сказалась, не иначе, нинъеская кровь.
   Хиэлие не знала причины, но Жрицы всегда были нинъескими женщинами, или, по крайней мере, выглядели таковыми.
   Кто-то из учёных предполагал, что причина этого - в равновесии, необходимом для отлаженного функционирования мира, и если Девы четырёх материков - чистокровные элхе, то Жрицы должны быть нинъе. Когда-то Хиэлие даже читала эти соображения, забавная вещь. Изложенная, впрочем, слишком сухим научным языком, чтобы сохранить забавность надолго.
   - Дева, о чём ты думаешь?
   Единственное существо на Огненном материке - да что там, во всём мире, которому позволено было обращаться к Хиэлие на "ты", разумеется, не грубоватое просторечное "ирдиэ", а принятое в обращении к вышестоящим изысканное "илло", - верная наперсница королевы вот уже более шестнадцати лет, маленькая маг Цую подняла к Огненной деве детское личико.
   - Ни о чём, мой маленький друг, - отозвалась королева с лёгким вздохом. - Любуюсь прекрасной погодой и столь ласковыми солнечными лучами. Природа радуется вместе с нами в праздник равноденствия.
   - Ты сегодня очень красивая, - девочка неуловимым жестом подставила макушку под лежащую на подлокотнике кресла руку Хиэлие, и та бездумно начала перебирать шелковистые чёрные волосы.
   - Только сегодня? - рассеянно улыбнулась женщина.
   - Нет, конечно, ты всегда красивая, - убеждённо ответила Цую.
   - Ты тоже, - мягко откликнулась Хиэлие. - И уже скоро я стану завидовать твоей неизменности. Вот уже шестнадцать лет, как ты сопровождаешь меня, но облик твой постоянен. Ах, я тоже не хочу стареть.
   Лицо Цую - девочки лет двенадцати - повернулось к королеве вполоборота. Тёмные бровки слегка дёрнулись: то ли девочка чуть заметно нахмурилась, то ли смутилась, не зная, что ответить.
   Огненная дева продолжала созерцать Цую с задумчивой ласковостью. Шестнадцать лет назад она взяла неизвестно откуда появившуюся девочку под свою опеку: ребёнок не помнил ничего о прошлой жизни, не говорил по-элхески и не знал дворцовых обычаев, однако энергетическая аура девочки подавляла. Придворные маги, обследовавшие её, заявили, что по расе найдёныш не принадлежит ни к элхе, ни к нинъе, - это же стало понятно впоследствии и само собой, когда обнаружилось, что облик маленькой девочки неизменен: ребёнок просто застыл в одном возрасте.
   Поначалу Хиэлие не обращала большого внимания на черноволосую малышку: ею занимались маги, и королева лишь изредка читала доклады о происходящем; через несколько лет по приказу Огненной девы к найдёнышу приставили учителей. Так на Огненном материке появился первый маг женского пола, официально признанный государством.
   Кто-то из Государственного совета отговаривал Хиэлие от подобного шага: признание одной женщины магом могло спровоцировать волнения среди ведьм и дорого обойтись государству; но всё обошлось. Впрочем, другие советники считали это самим собой разумеющимся, ведь Цую попросту не была обычной женщиной, ни элхе, ни нинъе.
   По-настоящему королева начала привязываться к безродной девочке примерно десять лет назад - тогда она по собственной оплошности потеряла доверие одного из самых старых друзей, и Цую стала единственной поддержкой, духовным отдохновением Хиэлие от государственных дел. А также поистине родным существом, терпеливо выслушивавшим все усталые глупости, которые так своевольно рвались с уст королевы после очередной нудной церемонии.
   - Скоро время, да? - огромные синие глаза вновь обратились на лицо королевы.
   Хиэлие кивнула. Ещё несколько минут, и посланник прибежит сообщить ей, что приготовления завершены. Жрица ожидает, и народ уже заполнил главную площадь.
   И тогда две женщины, две стороны одной силы: шестидесятилетняя элхе, королева Огненного материка, Хиэлие, и восемнадцатилетняя девушка с текущей в жилах кровью нинъе, носительница силы Огненного храма, Хиэнне, - выйдут к народу, которому обещана их защита.
  

***

  
   Вот теперь Тенки почувствовал, что прежние испытания - сардельки на палочках по сравнению с этой толпой. Люди жали со всех сторон. Справа, слева, спереди и сзади - это, пожалуй, было неизбежно, а с неизбежным подросток был готов примириться; но ведь ещё непременно находился какой-нибудь прохвост, пролезавший под ногами, и идиоты элхе, вымахавшие выше нужного, всё норовили влезть Тенки на голову.
   Убил бы всех на хрен.
   И даже Дени-эльви, даже Эвисто, даже этого придурка с рожей неземного спокойствия Мурасе-Ито: они хотя бы могли что-то видеть. А вот Тенки с Химилиэ оставалось разве что любоваться физиями друг друга, и Тенки не могло утешить даже это, потому что и Химилиэ был выше него.
   Убил бы на хрен всех этих эльфов.
   - Теперь ясно, отчего наши любоваться на Деву редко ходят, - прошипел Эвисто. - Пожалуй, меня тоже сюда больше не затащишь.
   - Тут сегодня весь город, огонь его пожги, - откликнулся Тардис и безуспешно дёрнулся, пытаясь высвободить зажатую чужими телами руку.
   - Видели ж мы её два года назад, зачем сюда припёрлись, - продолжал сетовать Эвисто.
   - Тут не только наши, тут и с других материков народу хватает, - пока однокурсники не вспомнили, кто стал инициатором дурацкой идеи, Тенки попробовал сменить тему.
   - А когда наследницу начнут показывать? - кажется, на наживку не клюнули, но уловка тем не менее удалась - Химилиэ спросил совсем о другом.
   - Наследницу?
   - Что за наследница? - удивился Тенки. На этот раз фраза вырвалась сама собой, без притворства.
   - Ли, ты откуда свалился? - раздражённо отозвался Эвисто.
   - И правда, Ли, ты же постоянно книжки лопатишь, - в голосе Тардиса слышалось лёгкое недоумение.
   - Ну и что?
   - Не слыхал разве?
   Тенки напряг память. Ничего не отзывалось, будто голова в пустую коробку превратилась.
   - А когда она родилась-то? - нинъе решил зайти с другого края.
   - Наследница?
   - Ага.
   Дени-эльви переглянулся с Эвисто, залез свободной рукой в волосы и сказал, ероша чёлку:
   - Да вот когда ты в Хиэй приехал, в тот год.
   - Да, точно, в тот год в сентябре она не появлялась на празднествах, об этом весь город шумел, - подтвердил сокурсник.
   - Ещё бы, наконец-то появление долгожданной наследницы. Одно время Огненный материк на ушах стоял. У Девы же и официального консорта никогда не было.
   - А кто отец наследницы? - снова вмешался Тенки. Подвохи памяти объяснились - ещё бы, в тот год нинъе было не до новостей столицы, он и эльфийский-то едва понимал.
   - Тише ты, разлюбопытничался, - шикнул Тардис, неизвестно на кого оглядываясь. - Так и мечтай, так тебе и скажут.
   - На блюдечке преподнесут, - поддакнул Эвисто. - "На, драгоценный Ли, удовлетворяй своё любопытство. Вот тебе генеалогия, вот родословная".
   - А это не одно и то же? - смутился Тардис.
   Эвисто замолчал с полуоткрытым ртом, как прерванный на полуслове. Ирония на его лице сменилась лёгким замешательством.
   - В любом случае, уж будущего отца наследницы явно отбирали с учётом всех факторов, возможных и невозможных, - утешающе добавил Дени-эльви, обращаясь то ли к Тенки, то ли к оплошавшему Эвисто. - Такое дело на самотёк не пустят.
   Нинъе усмехнулся и устремил взгляд на ослепительно белеющую под ярким солнцем дворцовую террасу. Она возвышалась над площадью, и за подобное расположение невысокий Тенки был весьма благодарен. Появись королева на одном уровне с народом, нинъе не светило бы увидеть ничего. А так - ещё есть шансы.
   - Идут! - а вот это было понятно и без слов Эвисто - толпа ахнула и сдавила их ещё сильнее, уже явно превышая предел возможности.
   Тенки выругался по-нинъески, изобретательно и длинно, и упёрся руками в чужие спины. Земля ушла из-под ног; кажется, нинъе ухитрился поставить ступню на чью-то голень, а владелец уже потерял возможность следить за своими конечностями. Зато голова нинъе вынырнула на простор.
   Визжали женщины. Тенки мельком глянул в сторону самых истошных криков - тут если какая тёлка лишится сознания, мигом затопчут, дуру. Не лезла бы.
   И сразу же метнул взгляд на площадку - не до баб.
   Или, вернее, не до простых баб - когда самая главная женщина страны выходит перед тобой на небольшую прямоугольную площадку.
   На таком расстоянии он никак не мог разглядеть её лицо - да чего там, даже рост прикинуть не мог, хотя выглядела она, как и положено королеве, - впечатляюще.
   Одета в длинное платье, блестящее на солнце и похожее на волны текучего света, ало-золотое, как пламя в окружающем дворец огненном кольце. Ало-золотое, как пламя - и Тенки неожиданно пригрезилось, что ткань, как и огонь, прозрачна, и тело королевы попросту пылает; а пламя сжимает её в объятиях, защищая и одновременно безраздельно ею владея.
   Или нет.
   Это было не платье. Что-то помимо него.
   Ярким огненным столбом, жадно горящим пламенем к небу поднималась её сила. Покровительство Огня, магия Огня, наглядное свидетельство мощи Огня. Её по праву называли Хиэлие, и Огонь признал её своей дочерью.
   Морской хрен, сколько всего можно сотворить, владея хотя бы одной сотой долью такой силы!
   Дева остановилась у самого края, казалось, ещё шаг, и фигурка с длинными красными волосами упадёт вниз, сгинет, проглоченная толпой. За спиной королевы двумя линиями, сторонами равнобедренного треугольника, расходящимися от самой дальней точки к краю площадки, вытянулись тоненькие жрицы, за ними рядом чуть плотнее - жрецы, хранители Огня.
   - Я так рада видеть здесь сегодня столько детей Огня и гостей из других стран, - голос королевы показался Тенки таким родным, каким не слышался даже материнский - хотя куда там материнскому. Дева обращалась именно к нинъе, смотрела ласковыми глазами, и пламя, живым вихрем обнимавшее её плечи, обдавало нежным теплом.
   - Сегодня замечательный день для праздника. Солнце одаряет нас своей милостью. Понравились ли вам представления?
   Тенки кивнул, не сводя с королевы жадных глаз, площадь согласно зашумела.
   - Я рада, - она снова тепло улыбнулась. - Сегодня равны ночь и день, и свершается церемония коронования весны. Огонь наполняет моё сердце, и счастьем дышит воздух. Тёплым ветром весна несёт нам своё благословение.
   Смысл доходил до нинъе с пятого на десятое, но он не обращал на это внимания, просто слушал, просто наслаждался звуком её мелодичного голоса, просто чувствовал в груди огонёк спокойного блаженства. Слова лились мимо ушей, баюкали, как баюкает колыбельная на незнакомом языке. Тенки забыл, что стиснут толпой и с трудом удерживается, чтобы не свалиться под ноги окружающим, да и вся площадь словно присмирела. Женские визги, брань, требования подвинуться утихли. Люди молчали, внимая голосу Хиэлие.
   Очнулся нинъе только тогда, когда королева чуть качнулась в сторону, протягивая руку в приветствии. Рядом с ней появилась невысокая женская фигурка в ритуальных жреческих одеждах.
   Это была Хиэнне, Жрица Храма Огня.
   Тенки видел её в первый раз - уже почти десять лет Хиэнне не являлась народу. Её сила тоже подавляла, хоть и не так, как аура королевы.
   Нинъе прищурился, стараясь разглядеть Жрицу - но, к сожалению, площадка располагалась слишком далеко, чтобы позволить увидеть подробности. Даже возраст Хиэнне не удавалось определить, а спускающаяся с головы накидка скрывала цвет волос. Только впечатляющая энергетическая аура и сила, спокойная сила - вот и всё, что мог чувствовать будущий маг.
   Жрица говорила медленно, сдержанно, будто тщательно взвешивала слова. Элхеские фразы округлыми камешками опускались в толпу и тонули, не производя ни малейшего всплеска. Слушатели внимали в полном молчании.
   - Я - Хиэнне, я представляю Храм, что известен вам как Храм Огненной Стихии. Больше тринадцати лет прошло с того дня, когда представительница Храма последний раз появлялась публично, но всё это время Храм не переставал наблюдать за своими детьми и хранить их.
   Хиэнне помолчала, словно собираясь с мыслями. На миг Тенки показалось, что она немногим его старше - что-то было в её фигурке от растерянной девчонки, - но адепт сразу отмахнулся от странной иллюзии: перед ним стояла жрица Храма, существо из легенд, и никто не знал ни возраста её, ни происхождения.
   - Я новая жрица, - снова рассыпались негромкие, но удивительно значимые в полной тишине слова. - С помощью Храма мне предначертано хранить Поток Жизни. Покуда милость Его с нами, не страшен гнев природы, не опустошат наш мир болезни. Покуда милость Его с нами, вечно будет благосклонен Огонь, богаты будут урожаи, счастливы потомством наши отцы и храбры сыновья.
   Она всё говорила, отмеривая фразы, говорила ровным, тёплым голосом, застыв на самом краю площадки. Она всё говорила, а Тенки невыносимо захотелось оказаться рядом, сдёрнуть с её головы нелепое покрывало, всмотреться в лицо, узнать цвет глаз.
   Нинъеский мальчишка в огромной многотысячной толпе, зачем тебе такие желания, шептал разум. Разве возможно для тебя когда-то оказаться на подобной площадке, встать под взглядами молчащего, жадно внимающего твоим словам народа?
   Жрица Храма, Хиэнне, и Огненная дева, Хиэлие, - два величайших существа государства. Две властительницы, вечно повелевающие своим народом, вольные использовать жизни своих слуг, как будет нужно, как укажет Огонь. Единственное, на что может рассчитывать жалкий нинъе - это служить им.
   Но хотя бы это счастье не отнимет никто.
  

***

  
   После заполненной народом площади улочки казались приятно пустынными, когда уставшие от долгого дня адепты возвращались в школу. Подростки не торопились, шагали, лениво перебрасываясь репликами.
   Тенки глазел по сторонам, наблюдая за спешившими домой прохожими. Парочки, одиночки, небольшие, как и группа адептов, компании - все выглядели удовлетворёнными и смакующими впечатления; увиденное сегодня, похоже, не забудется быстро.
   Мимо прошелестела стайка нарий. Даже не нарий ещё, девчонок совсем, все элхе, не старше пятнадцати лет. Вспомнив недавние слова Тардиса, нинъе заинтересовался их одеждой, нашёл на белой ткани рисунки маленьких синих птиц - значит, эти тоже были из "Хоко".
   Девчонка, одетая в птицы, словно почуяла наблюдение, обернулась, посмотрела на нинъе свысока - как это удалось такой мелочи? Впрочем, среди своих товарок она была самой высокой - и самой заметной: длинные, белые почти волосы, высокомерный светлый взгляд, тонкая талия, обвитая плотным высоким поясом их нарийского одеяния. Лицо девушки украшали обычные для нарий узоры - но это тоже отличало её от прочих, прятавшихся под масками, подружек.
   Нинъе пригляделся - и ухмылка сама поползла к ушам. Нарии, верно, задержались на празднике и сейчас почти бежали, торопились вернуться, чтобы не досталось: и беловолосая, подхватив обеими руками полы длинного платья, целеустремлённо двигалась вперёд, не обращая внимания на удивлённые лица прохожих и сконфуженные гримасы товарок. Ткань задралась почти до коленок, и адепт с удовольствием проследил за движениями красивых ног. Потом ещё раз глянул на накрашенное лицо - девочка была симпатичная - и получил в ответ убийственный взор из рода "чего уставился?"
   Нинъе хихикнул про себя, вскинул глаза на Ацу - тот шёл, будто крепко над чем-то раздумывал, не видя ничего вокруг.
   - Слышь, Ацу, - шепнул адепт, хитро щурясь. Поймал небрежно брошенный взгляд. - Глянь, - и красноречивым движением бровей указал на высокую девицу. - Чем не твой тип?
   Тенки хотел Ацу смутить, возможно, даже растормошить немного - тем более что элхе поразительно легко заливался краской, наблюдать за ним было забавно. Но в этот раз нинъе не повезло.
   Ацу глянул на стайку, ушедшую вперёд, скользнул равнодушным взглядом по волосам, украшенным яркими заколками с изображениями цветов и птиц. Нинъе следил за его лицом, не желая пропустить ни малейшего изменения.
   Однако Ацу не дрогнул. Посмотрел на длинноногую в синих птицах, снова на соученика. Приподнял одну бровь - опять его дурацкая манера.
   - Жаль, малолетка, ага? - подначил его нинъе.
   - Ничего, - подчёркнуто холодно ответил сокурсник, - это временный недостаток.
   И отвернулся опять, придурок.
   И почему Тенки показалось, что темноволосый насмехается? Кто кого обвёл вокруг пальца?
   Спереди донёсся смех Эвисто.
   В ночной тишине шум шагов разносился далеко.
   - Слушай, а откуда берутся Жрицы? - не выдержав долгого молчания, Тенки снова обратился к Ацу.
   - Ну ты нашёл, чего спросить, - рассмеялся Тардис, среагировав раньше погружённого в раздумья темноволосого. - "Откуда Жрицы берутся", хех...
   - Да я знаю, что они как бы из Храма, - нахмурился Тенки - раздосадовало непрошеное вмешательство, - но откуда они там появляются? Они вообще кто?
   Во взгляде Тардиса читалось красноречивое изумление, он чуть ли рукой у затылка не повертел: совсем, мол, нинъе с катушек спятил?
   - Может, тебе рассказать, как Земля вокруг Солнца крутится? - усмехнулся щингеец.
   Тенки ожёг сокурсника презрительным взглядом, пожал плечами. Промолчал.
   - Ты такие вопросы задаёшь, - пошёл тот на попятную, - кто ж знает? Жрицы всегда были, новые появляются, старые уходят.
   - Ты видел прежнюю?
   Тардис отрицательно качнул головой:
   - Она давно исчезла, ещё когда я маленький был, перестала участвовать в церемониях. Может, у неё жизненный цикл к концу подошёл.
   - Ну ты и выражаешься, - фыркнул нинъе, - как будто они и не люди вовсе.
   - А с чего ты думаешь, что люди? - удивился Тардис. - Кто их знает, может, это всё время только одна и та же жрица, и когда приходит срок, она запирается в Храме и...
   - Засыпает, - подсказал Тенки - кажется, ему удалось проследить ход Тардисовой мысли.
   - Ну хотя бы. И через пару десятков лет выходит наружу, свеженькая и бодренькая, как огурчик.
   - Зелёненькая и в пупырышках, - задумчиво добавил Тенки.
   На время адепты замолчали, шли, тихо меряя шагами тротуар. Рассеянный взгляд Тенки упирался в спины идущих впереди Химилиэ и Эвисто. Едва слышно доносились звуки их разговора.
   - А вот ещё насчёт Девы, - снова начал подросток.
   - М-м?
   - Она сегодня совсем другая была, чем когда на церемонии поступления.
   - Это как?
   - Ну, ты разве не заметил? На церемонии она обычная была... то есть насколько только могла бы быть обычной Дева, конечно. Но сегодня прямо вообще.
   - Магия?
   - Ты заметил?
   - В ней купалась вся площадь, мудрёно было бы не заметить.
   Тенки глянул на Тардиса с невольным уважением - почему-то привык расценивать познания сокурсника в магии ниже своих, но тут понял, что совершенно зря.
   - Ага, магия, - кивнул.
   - Ну неудивительно, - Тардис взглянул на дорогу, - там столько народу было. Удивительней оказалось бы, не воспользуйся они вообще магией, тем более успокаивающей. И привязывающей. Ты почувствовал? Как прямо захотелось сделать всё, лишь бы заслужить хоть один взгляд?
   - Это ведь из приворотной магии, ага? Слушай, как же всё-таки много она даёт возможностей.
   - Магия?
   - Угу. Представь, магия бы вдруг пропала?
   - Мир развалится...
   - Это точно.
  

Июнь - Валиссия

  
   Желудок ворчал, сурово намекая об обеде.
   Наскоро подсчитав наличные и прикинув, что непритязательные блюда в какой-нибудь деревенской харчевне по пути не подорвут бюджета, Тенки перегнулся через высокий борт повозки, отделявший сиденья пассажиров от козел:
   - Слушай, парень, подскажи, где на твоей трассе пожрать местечко поприличней?
   Как приятно всё-таки не задумываться над словами, шпарить на родном!
   Уже столько времени Тенки безвылазно просидел в столице, посвящая занятиям всё свободное время и сажая глаза над старыми манускриптами, - удивительно ещё, что нинъеский не вылетел напрочь из головы. Даже в эти летние каникулы полтора месяца подросток провёл в Королевской школе, чувствуя себя полноправным хозяином пустых коридоров. А ведь, казалось бы, надо было пользоваться возможностью - не зря же каникулы старших увеличиваются на целый месяц - но ехать домой Тенки никогда не хотелось.
   - А "Белый куст" скоро проедем! - возница отозвался без промедления. - Тама неплохо кормят, как с берега еду, завсегда тама заправляюсь!
   - Сбрось меня там, будь любезен, - заручившись готовным кивком парня с козел, Тенки примерно ровесника, - будущий маг откинулся обратно под навес.
   Повозка шла хорошо, быстро - за час они уже одолели треть пути до морского берега, и даже если Тенки потратит на еду кучу времени, всё равно прибудет в деревню к середине дня - отлично.
   Два года прошло с того лета, как он последний раз возвращался в Аксе, - и два года мать, не уставая, засыпала его письмами с одной и той же просьбой - прислать побольше денег. Десяти мен в месяц, которыми он исправно снабжал семью, матери явно не хватало, да и неудивительно - разве прокормиться двум женщинам на такую сумму, ведь ещё и за домом надо следить. Чтобы нормально питаться, Тенки приходилось тратить не меньше пятнадцати - и пусть в Огненном городе цены выше деревенских, стипендия Королевской школы не подразумевала суммы, достаточной на пропитание семьи из трёх человек.
   Но мать не желала верить.
   - Господин! - раздался голос с козел, и в треугольном проёме занавеса появилась взъерошенная возничья голова. - Сейчас подъедем, как заказывали, "Белый куст".
   - Уже? - мимоходом удивился Тенки и стал шарить по карманам в поисках кошелька.
   Когда два года назад он проделывал тот же путь, дорога вовсе не показалась будущему магу такой быстрой - хотя тогда он ехал напрямик, без привалов и обедов в придорожных забегаловках. А может, дело именно в этом?
   Во всём надо находить удовольствие, философски сказал себе Тенки, расплатился с извозчиком и вошёл в шумный зал таверны.
  
   - Господин заказывал печёную сёмгу? - около стола остановилась светловолосая девчонка с подносом в руках.
   Место в самом углу Тенки облюбовал сразу при входе - и тише, и спокойнее, и мало кто будет обращать внимания на странного подростка, путешествующего в одиночестве. Уложил мешок на соседний стул, сел, с трудом удержавшись от желания забраться с ногами - несолидно, всё-таки свежеиспечённый третьекурсник, пусть жителям валиссийских деревень это ничего и не скажет. Достал книгу с историей погубленного демонами мага Ирьте-иле Авийе-Лассе и даже успел изрядно углубиться в написанное.
   И наконец-то рядом со столиком выросла эта девчонка в холщовом платье, то ли дочь хозяина, то ли работница.
   Сёмга? Тенки поспешно кивнул, убирая книгу.
   Девчонка принялась расставлять принесённое. Пользуясь возможностью, Тенки исподволь её разглядывал. Волосы, пышные, светлые, льняные, были безжалостно обрезаны под корень, так, что лёгкие прямые пряди топорщились на затылке. Верхняя губа забавно, по-кошачьи вздёрнута. Годами немногим младше его, а может, и вовсе ровня. И она туда же: "господин" да "господин".
   С тех пор как Тенки покинул Огненный город, никто не обращался к нему иначе. А ведь, казалось бы, обычный пацан, никакой не дворянский сынок, не богач, на лице написано. И уж точно никому не известно, что он маг. Ну пусть даже пока ещё ученик.
   Ан нет, всё-таки "господинничают".
   - Не будет ли других распоряжений? - она спрятала поднос за спину и внимательно взглянула на гостя - верхняя губа вздёрнулась, открывая два крупных белых зуба.
   Тенки даже пожалел, что не кошачьи клыки, для полноты образа.
   - Спасибо, - он отрицательно покачал головой, - это всё.
  
   Она снова пришла, уже когда Тенки закончил есть, отодвинул опустевшие тарелки на край стола, вытер жирные пальцы гостиничной салфеткой и снова вцепился в книгу - уж больно захватывающими оказались приключения Авийе-Лассе и демонов, тщетно пытавшихся со своевольным магом совладать.
   Девчонка околачивалась неподалёку, по уши захваченный книгой, Тенки её сперва не замечал. Потом уже стало смешно: она явно хотела убрать со стола, но медлила, опасаясь помешать гостю.
   "Что за эльфийские церемонии, - подумал студиозус, переворачивая страницу, - подошла бы, покашляла, что ли, многозначительно..." - и метнул ещё один взгляд исподтишка на застывшую в растерянности гостиничную прислужницу.
   Кажется, она тоже его разглядывала.
   Круглое личико и такие же круглые глаза - Тенки невесть от чего опять стало смешно - чего она лупится-то?!
   Оторвавшись от книги, он нахально показал девчонке язык. И чуть не покатился с хохоту, увидев её изумлённую рожу. Она словно Огненную деву в притоне узрела, круглые и без того глаза расширились до размера двух мен и забегали, обращаясь то на Тенки, то на возвышавшегося за стойкой полного мужчину-хозяина.
   - Ну, чего? - не переставая скалить зубы, спросил Тенки. - Убрать тебе надо? Так и скажи!
   Девчонка, помедлив, кивнула, несмело тронулась с места. Подошла к столу, начала укладывать на поднос тарелки, стараясь не встречаться взглядом со странным посетителем. И в то же время, не умея сдержать любопытства, шарила глазами по столу, мешку на стуле, раскрытой книге и тенкиным рукам на страницах.
   - Тебя как звать? - решил гость воспользоваться моментом, поговорить со сверстницей-нинъе - такого шанса в Королевской школе ему не выпадет никогда, даже если забыть о том, что она девчонка.
   - Юнха, - коротко ответив, девчонка таки осмелилась посмотреть ему в глаза, заострённым язычком облизнула губы. Всё же она до ужаса смахивала на кошку.
   - Юнха? Это же "любовь" по-элхески, - Тенки приподнял брови. Чего-чего, а страсти валиссийцев к использованию элхеских слов в качестве имён он до сих пор не замечал.
   Девчонка фыркнула. Опять по-кошачьи.
   - А тебя?
   - Тенки, - как же это замечательно - никаких уровней вежливости, никаких реверансов и многоэтажных конструкций!
   - Тебе сколько лет?
   Новоиспечённый третьекурсник Королевской высшей школы слегка замялся. Показалось, стоит признаться, - и всерьёз его уже не воспримут.
   - А тебе? - решил он прежде поинтересоваться возрастом собеседницы.
   - Шестнадцать, - ответила она то ли с превосходством, то ли с небрежением.
   - Хе-е, - с удовольствием протянул Тенки, - мне семнадцать.
   - Велика разница! - она снова фыркнула, на этот раз точно - с пренебрежением.
   - Велика-невелика, но она есть, - с достоинством ответил адепт магических наук.
   Девчонка, Юнха, продолжала собирать тарелки, теперь молча. Тенки тоже замолчал, вернулся к витиеватым элхеским фразам на раскрытых страницах.
   - Ты что, по-элхески понимаешь? - она заглянула в книгу.
   - Немного, - расплывчато ответил будущий маг.
   - Ты откуда?
   - Из Аксе, - не говорить же, что из Огненного города, из Королевской школы.
   - Аксе? Это где вообще?
   - На берегу, недалеко от Йокола, - надо будет когда-нибудь наведаться и в Йокола, полюбопытствовать, обретается ли там ещё магик, служит ли тот парень-сторож, как же его звали...
   - А-а! Такая глухомань?!
   - Сама ты глухомань, - обиделся Тенки за родную деревню. - Ты лучше скажи, кто тебе волосы обкорнал!
   - Сама обрезала, - девчонка насупилась, взялась за поднос обеими руками. Бросила на гостя независимый взгляд. В ответ Тенки ещё раз показал ей язык, чтобы не сильно задиралась. Она снова фыркнула.
   - Ой, кто это такой хорошенький? - высокий девичий голос раздался неожиданно.
   У стола остановилась красивая девушка с длинными светлыми волосами, концы которых завивались крупными полукружьями. Та же вздёрнутая верхняя губа, то же - симпатичное - круглое личико, только глаза продолговатые, с длинными пушистыми ресницами, и от этого взгляд слегка пугающий, будто просвечивает насквозь. Старшая сестра, без сомнений.
   - Проезжий, - буркнула Юнха.
   - Откуда? - полюбопытствовала девушка, загадочно улыбаясь Тенки.
   - Аксе вроде. Да? - Юнха оглянулась на будущего мага, тот поспешил кивнуть.
   - Вот как, - безразлично произнесла сестра, окидывая Тенки взглядом, от которого сильнее забилось сердце. - Какой миленький!
   И, ещё раз улыбнувшись, ушла, оставляя за собой едва слышный аромат лаванды.
   - Это чем я ей миленький, - пробурчал студиозус себе под нос, тщательно пытаясь согнать со щёк только элхе подобающий румянец, и уткнулся, как в единственное спасение, в книгу.
   Юнха вроде не расслышала, гневно смотря вслед сестрице. Подняла нагруженный поднос, бросила в воздух, словно ни к кому не обращаясь:
   - Опять начинается...
  
   Следующая повозка подкатывала, по приблизительному деревенскому расписанию, минут через пятнадцать, и, чтобы не пропустить не столь уж частый транспорт, Тенки устроился на крыльце.
   Солнце взбиралось в зенит - скоро полдень, времени ещё предостаточно. Может быть, он успеет даже съездить в деревню и к темноте вернуться в столицу. В Аксе не хотелось задерживаться надолго.
   Сегодня ночью деревня захлебнётся в празднике святого Йани, древнего монаха, приручившего, по преданию, огонь. В его честь зажжётся множество костров, деревенские усядутся вокруг пламени и станут травить байки, страшные сказочки о сверхъестественных существах.
   В ночь Йани, считается, можно найти клад. К нему приведёт легендарное существо хейва, маленький зверь, похожий на движущуюся травяную кочку. Если последовать за хейвой - только обязательно в полном одиночестве - и найти его нору, то клад в твоих руках - достаточно лишь раскопать жилище зверька.
   Только никакого хейвы не существует, и Тенки это знал - в Королевской школе не зря читали лекцию о придуманных человеком сущностях.
   - Ждёшь повозку? - на крыльцо незаметно ступила Юнха, избавившаяся от передника и подноса.
   - Угу, - утвердительно качнул головой Тенки. - По расписанию минут через десять.
   - А она вечно опаздывает! - Юнха явно колебалась, присесть ли рядом или не надо.
   - Жаль, хотелось бы скорей до Аксе добраться.
   - Боишься к началу праздника опоздать? - она всё-таки решилась, аккуратно поддёрнула длинную юбку, опускаясь рядом. - Не терпится хювика поймать?
   - Кого-кого поймать?! - это слово он первый раз в жизни слышал.
   - Хювика! - Юнха взглянула как на идиота, грозно шевельнула бровями.
   - Хейву, что ли?
   - Кого? - настала её очередь пожимать плечами.
   - Хейву. Зелёный такой зверёк, с длинной шерстью дыбом.
   - Хювик он, никакая не хейва!
   - Хейва он, никакой не хювик! - забавляясь её яростным протестом, Тенки гадко смеялся. Он уже понял, в чём дело - всего лишь в разнице диалектов. Но было смешно наблюдать за девчонкиным упрямством.
   - Хювик!
   - А вот и повозка, - пылящее облако Тенки углядел издалека.
   Встал, подбирая мешок, поправил ремень на бёдрах. Юнха тоже поднялась. Её голова едва доставала Тенки до плеча - и почему-то это приятно пощекотало самолюбие. В Огненном городе и девушки элхеские по большей части смотрели на подростка сверху вниз: мало того что нинъе, так даже среди своего народа невысокий.
   Повозка приближалась. Тенки закинул мешок за плечо, пощупал левый карман - с кошельком.
   - Ну, желаю тебе поймать твоего "хювика", - взглянул на девчонку с показным превосходством.
   Она не ответила, независимо дёрнула плечом, отворачиваясь. Тенки сбежал с крыльца навстречу повозке.
   Ещё пара часов тряски, и он - "дома".
  
   Как будущий маг и планировал, прибыть в Аксе удалось ещё засветло. Тележка остановилась у поворота к деревне, спрыгнул один лишь Тенки - больше желающих навестить ничем не примечательную мелкую деревушку не нашлось. Да и вообще народу в повозке было мало: многие сошли у Весты, станции на развилке двух дорог - оттуда каждые полчаса отправлялась телега в Йокола.
   Впрочем, малой популярности родной деревни Тенки был обязан возможностью без помех вытянуть ноги в повозке. Из пассажиров, кроме него, оставался только хмурый мужик лет сорока, едущий куда-то далеко на юг. Единственный этот попутчик молчал, по сторонам не глядел и после поворота у Весты вообще начал заваливаться на бок, чуть слышно посвистывая носом. Погружаться в размышления и созерцать проплывающие мимо полузабытые пейзажи Тенки никто не мешал.
   Покинув транспорт, адепт немного постоял. Летний ветер доносил запахи моря, раскрытые нараспашку деревенские ворота представлялись раскинутыми в объятиях руками. Всё здесь, буквально всё, до яркой зелени последней травинки казалось знакомым с детства. Родным.
   До дома подросток добрался быстро. Да и расстояние было недалёкое: всего-то пройти по главной улице, отвечая на кивки взрослых, чьих лиц уже почти не помнил, усмехаясь взглядам, которые бросали на него дети, перешёптываясь между собой: "Маг!! Из столицы!".
   Не прикладывая к этому усилий, Тенки сам не заметил, как из отпрыска бедняков Ли, голозадого мальчонки с сопливым носом, превратился в глазах обитателей Аксе в молодого господина, столичного франта, наведывавшегося в родные места не чаще чем раз в два года. Во взорах жителей деревни почтение мешалось с завистью, приветственное узнавание - с неодобрением. Чужие эти эмоции нахлёстывали слабыми, неглубокими волнами и вновь откатывали, заставляя беззлобно усмехаться.
   Знакомое крыльцо Тенки увидел издалека и сам удивился: сердце отчего-то дрогнуло. Странно, некогда он на полном серьёзе был уверен, что живёт в высоком, большом доме, а тут вдруг посмотрел - и это двухэтажное строение когда-то казалось ему высоким? Даже дверь будто просела, уменьшилась в размерах, хотя как может уменьшиться дверь?
   Перед тем как поставить ногу на деревянное, прогнувшееся под тяжестью лет крыльцо, Тенки невольно сглотнул. Ручка двери ушла вниз, сползла, словно осела, как сам дом, и крыльцо тоже будто вдавилось в землю, почернело от старости. Краска на стенах облезла, проглядывавшее в облупинах коричневое дерево казалось гниловатым. Но перед Тенки по-прежнему стоял дом, его родной дом, место, где появилась на свет сначала Алли, потом он сам, где жили молодые отец и мать, где умерла старуха-бабка, когда младенец Тенки ещё вопил в колыбели.
   Дверь подалась с трудом, пришлось приложить силу, резко дёрнуть на себя.
   Внутри было темно.
   - Мать! О-ой, - нерешительно окликнул подросток. Вместе с лёгкой прохладой, пахнувшей из сеней, причудилось вдруг, что дом давно заброшен, мать с сестрой уехали из деревни, а письма... а письма приходят неизвестно от кого.
   Но стоило глазам привыкнуть к темноте, как слегка пугающая мысль исчезла: в сенях висела одежда, на полу нашлось несколько пар раздолбанных женских туфель, а из глубины дома лился слабый свет - была открыта задняя дверь.
   Передумав заходить, Тенки закрыл дверь, вернее сказать - с размаху вбил в косяк, и направился в обход, на задний двор. И по-прежнему - стена дома по правую руку виделась непривычно низкой, тёмной, словно весь дом ссохся и уменьшился.
   Мать и впрямь нашлась на заднем дворе. Стирала, встав к миру задом, согнувшись в три погибели, только мыльные хлопья летели во все стороны.
   Тенки остановился у самого угла. Сердце колотилось, как сумасшедшее, и едва помогал рассудочный шёпот: "подумаешь, каких-то два года тут не был, с чего вдруг такие эмоции?". Чтобы превозмочь это странное состояние, подросток старательно прочистил горло, облизнул губы.
   И позвал снова, негромко, будто опасаясь напугать склонившуюся над тазом женщину:
   - Мать...
   Сначала она не отреагировала, только коснулась рукой в мыльной пене волос, заправила выбившуюся прядь за ухо. Потом, решив, видимо, что не послышалось, обернулась. Как-то медленно, будто неуверенно.
   И увидела его.
   Тенки неловко, чуть вымученно улыбнулся.
   Она постарела. Тени пролегли под глазами, по лицу побежали морщины. Неровно, клочьями подстриженные волосы потемнели, покрылись словно земляной пылью.
   И она была маленькая, такая маленькая.
   В руке она держала мокрую тряпку - вытащила из таза, машинально, не успев задуматься. Второй ещё раз заправила волосы за ухо - почему-то движения казались медленными, будто вокруг колыхалась стоячая вода.
   - Тенки, что ли? - мать сощурилась.
   Подросток кивнул. Спросил, едва выталкивая слова из горла:
   - А где Алли? - против ожидания, голос не дрожал.
   - Кто ж её знает, шастает где-то, - сообразив наконец, что в руке у неё не выстиранное ещё белье, женщина кинула тряпку обратно в воду. - А, я же её к Мирехе послала.
   - Зачем? - Миреха - деревенская портниха, если Тенки помнил верно.
   - Ну так мы ж ей вышиваем всякое. Алли вышивает, у меня-то глаза уже не те. Ты чего, будто не знаешь ничего?
   - Ты разве писала?
   - Все глаза тебе исписала! - мать сердито поджала губы, двинулась в дом.
   Мыльная шапка на поверхности воды осталась колебаться, пена тихо истаивала, лопаясь мелкими пузырями.
   Из тёмного проёма раздался материн голос:
   - Ну а чего ты, будто не тутошний? Чай, не в гости приехал, складывай сумку, скидавай одёжу, городская небось? Неча её пачкать.
   Тенки невольно усмехнулся. И шагнул в дом, стягивая с плеча сумку.
   - Вымахал там, на ихних харчах-то, а силёнки прибавилось? - после солнечного света темнота ослепила, вместо лица матери он видел только чёрный силуэт. Но интонация её была знакомо испытующей, требовательной.
   - Что делать-то надо? - ответил подросток привычно и снова усмехнулся.
   Вот теперь он точно - дома.
  

***

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
  
   - Тут тебе не столичные ресторации, ешь чего дают, - мать довольно усмехнулась, ставя перед ним миску с отбитым краешком - знакомую миску, сколько лет он хлебал из неё суп.
   На сей раз в миске исходила паром картошка - крупные жёлтые картофелины, присыпанные укропом, - мать всегда сыпала на картошку укроп, по-другому не ели. В маленькой кастрюльке не единожды подогретое мясо, видно сразу, приготовленное впрок, много ли надо двум женщинам. Мясо, не привычная в морском посёлке рыба - стало быть, сегодня роскошный пир.
   - Где ж эта дрянь, куда её морские юдья носят? - для приличия мать поворчала, пройдясь по кухонке, потом уселась и, не скрываясь, стала смотреть, как он ест. Подпёрла рукой голову, притихла.
   - Чёй-то за слово, "юдья"? - улыбнулся Тенки с набитым ртом.
   - Ха, поглядите на него, чему его там учат? Эльфийским штучкам, небось? А родного языка не знаешь, - она с превосходством хмыкнула.
   - Не знаю, - признал сын, - чую, я там всё забуду. И раскланиваться начну на их манер.
   - Так я тебе столько лет твержу! Чего тебе там, мёдом намазано? Поучился уже, хватит! - мать завелась с полуслова, будто не сидела только что задумчивая и даже какая-то умиротворённая. - Давно пора домой вернуться, работать, как все порядочные люди. Что ты? Взрослый ведь уже мужик.
   Отвечать было рискованно, Тенки это отлично понимал. Уткнулся в картошку, словно не слышал ничего.
   - Чего молчишь? - не успокаивалась мать. - Ухлестал в город, развлекается там, на девок деньги транжирит, в семью жалкие гроши шлёт! Подачками отделывается!
   Мясо потеряло вкус. Тенки тем не менее тщательно пережёвывал, языком разминая получившуюся массу. Глянул на мать - похоже, зря.
   - Чего? - в её глазах полыхнула ярость, самая настоящая, неподдельная ярость. - Я тебя родила, я тебя вырастила! Думаешь, отослал нам пару сотен, так и хватит?
   - Чего ты взъелась? - не выдержал подросток. - Ты думаешь, на меня там тыщи с неба валятся?
   - А ты думаешь, я не знаю, куда ты деньги тратишь? Только попробуй мне в дом притащить девку длинноухую, посмотришь у меня! - она погрозила сыну кулаком.
   Тенки не успел ответить, не придумал ещё - как вздохнула задняя дверь, открывая начавшее темнеть небо и невысокий силуэт на пороге. Вернулась Алли.
   Мать замолчала. Тенки тоже опомнился от скандала, от больно хлестнувшей, детской обиды, с жадностью уставился на сестру.
   Алли была на пять лет его старше, значит, в этом году ей сравнялось двадцать два. Средней комплекции, обычная деревенская девушка, с ничем не выделяющимися светлыми глазами - Тенки никогда не доводилось смотреть на сестру как на постороннего человека, и, уж чего доброго, пытаться оценить её достоинства как женщины. Никогда - но сегодня, сейчас, когда она вошла в дом и прищурилась, пытаясь в тусклом свете разглядеть нежданного гостя, Тенки на миг - может, из-за двухлетней пропасти - удалось увидеть её совершенно иной.
   Милой. Привлекательной. И почему-то - поразительно беззащитной. Жест, которым она поправила длинные русые, светло-серые, волосы, - выглядел до того женственным, что у брата ёкнуло сердце.
   Тенки опустил глаза, растерялся, скользнул взором по её платью.
   И понял, почему сестра показалась настолько беззащитной. Понял вдруг с неумолимой ясностью.
   - Тенки вернулся, что ли? - слова её прошли мимо ушей, растаяли, невоспринятые.
   Под лёгким летним платьем выпирал живот. Выпирал важно, основательно, по-хозяйски натягивая ткань.
   Алли оказалась беременна.
   - Ты не... - голос подвёл его, когда Тенки обратил растерянные глаза на мать. - Ты не говорила... Алли что, замуж вышла?
   Мать презрительно фыркнула, сестра застыла.
   - Замуж вышла, вот ещё! В подоле принесла! А ты чего думал, - и она снова напустилась на сына, - ты чего думал, когда я говорила, нужны деньги??
   - Что вы... что... собираетесь делать? - от неожиданности Тенки стал запинаться и разозлился. Помогло. - Что ты всё к этим деньгам привязываешься?
   - Закрой рот! - мать вскочила, подбоченилась. - Вот, смотри на неё! - она ткнула пальцем в сестру. - Кто её такую возьмёт, дуру дурой?
   Алли молча стояла у порога, длинные волосы закрывали опущенное лицо. Сестра словно не хотела встречаться с ним глазами.
   - Сколько надо-то? И для чего? - ох, ему совсем не хотелось слышать ответ. Наверное, поэтому на мать Тенки не смотрел, впился взглядом в тихую сестру.
   - Для чего, для чего, - неохотно пробурчала мать. - Что с ней уже, ничего не сделаешь. Заплатить тому парню, пусть женится. Без денег он её брать не хочет.
   - И сколько? - как ни странно, услышанное его успокоило. Самую малость - но успокоило. Значит, жизнь всё же не такая непоправимо жуткая штука.
   Мать двинулась к шкафу, резким движением распахнула дверцы, схватила бутылку. Не глядя на сына, приложила к губам, запрокинула голову.
   Она по-прежнему любила выпить.
   - Тыща, - бросила мать наконец, оторвавшись от стеклянного горлышка. - Одна тысяча охреневших до зелёных осьминожек мен.
   Хотелось улыбнуться. То ли от "зелёных осьминожек", то ли от невозможности прозвучавшей цифры.
   - Откуда я возьму вам эти деньги? - не выдержал, губы сами сложились в сухую усмешку.
   - Ты же маг, небось, зарабатываешь, - мать ответила глухо и устало, будто проиграла схватку с кем-то намного более сильным.
   - Запрещена нам практика. Мы же ученики ещё, адепты, - Тенки пожал плечами.
   - Врёшь, - обернулась мать, накинулась, как злобная, старая сука кидается на молодого дурня-щенка, пошла выплёвывать слова сквозь искривлённые губы: - Небось, жалко денег для родных. Не дашь - так она замуж не выйдет, кому она нужна такая, без денег.
   - Пойми ж ты, нет у меня денег!
   - Возьми у кого-нибудь, - теперь плечами пожала она, дёрнулась, как сломанная кукла, и снова потянулась к бутылке. - Если и впрямь нету, у тебя в знакомцах, небось, эговы всё да алорья, - её голос сменился бульканьем жидкости.
   "Эговы да алорья" - откликнулось в груди. Толкнуло изнутри, требовательно, приказующе, и сознание тут же подсунуло картинку: белокожее изящное лицо, голубоватый гематит глаз, волосы переливчатого эльфийского цвета, непонятные, то ли чёрные, то ли нет.
   Ацу.
   Младший сын огонь знает насколько древнего рода, родился и вырос в отцовском замке. Живёт в Сорэнарэ - провинции, любимой самыми богатыми семьями материка. Носит по своей эльфийской моде серьги и обручи, браслеты и ожерелья - и среди них вещи из серебра с фиолетовым оттенком - хрень, известная на весь мир. Производство этого металла - или добыча? - тоже секрет рода.
   "Ацу, не одолжишь мне тысчонку-другую?"
   Тенки мотнул головой, избавляясь от наваждения. Поднял глаза на мать, и показалось, что та видит его насквозь: она словно сжалась, готовая прыгнуть, повалить жертву и вцепиться в горло, сверлила его яростными глазами, жидкость в бутылке плескалась - руки дрожали.
   - Это невозможно, - холодно усмехнулся подросток. Попытался собрать всё спокойствие, всю силу воли, чтобы не отвести глаз. Не проиграть. - Нет ни у кого таких денег, они ведь все ещё дети, пойми.
   Но мать справилась с ним играючи, одним словом.
   - Врёшь.
  
   Тенки выскочил из дома - "дома"? - проклиная всё на свете, и себя самого в первую очередь. Нёсся по деревне, не разбирая дороги, движимый одним лишь желанием - скорее добраться до ворот. Добраться до ворот, прыгнуть в тележку и укатить, забыть всю эту рыбой пропахшую деревушку, стереть из памяти материнский взгляд и её беспощадные упрёки. Привалиться к бортику, закрыть глаза, отдаваясь убаюкивающей тряске, и не вспоминать никогда, не ощущать, не чувствовать этой скручивающей неумолимой обречённости.
   Эмоции подвели адепта: с расписанием он не сверился, повозка ещё не подошла.
   Оставив ворота за спиной, Тенки зашагал по дороге. Телега подберёт в пути, а остановиться он физически не мог, тело требовало движения. Приходилось переставлять ноги, чтобы не взвыть от бессилия. Тенки знал: он не может оставить родных без помощи. Замершую, пряча глаза, у порога сестру, мать, вылаивающую обидные слова. Не может отвернуться и с лёгкой душой исчезнуть, вычеркнув из жизни существование Аксе. Не может - хотя бы просто потому, что речь идёт о его матери и сестре, единственных людях одной с ним крови.
   Любой ценой - ему нужны были деньги.
   Нет, не Ацу. Нет, он и правда не мог просить у Ацу. Только сам.
   И сейчас уже другого выхода не оставалось. Выбор сделала за Тенки мать.
   Вечерний морской воздух бил в лицо, трепал волосы, деревья беззаботно перешёптывались. Тенки шёл, не останавливаясь, и буря в душе постепенно утихала. Отчаяние и злость сменяло спокойствие, а к нему примешивались страх и одновременно будоражащий интерес.
   Подросток никак не мог добыть тысячу мен законным путём - пусть этого не понимала мать, сам Тенки сознавал отлично. А чтобы действовать незаконно... и не оказаться пойманным, необходима была сила, которой адепт пока ещё не обладал.
   Пока ещё.
   Значит, её следовало добыть. Добыть единственным способом, которым Тенки располагал. Не зря он столько лет просиживал штаны в Королевской школе - заведение дало ему многое, очень многое. И вполне способно дать ещё чуть больше.
   "Маска вора".
   Попробовать, каково это на самом деле - быть магом. И уже не надо рассуждать, можно только действовать. Лететь вперёд, без оглядки, с замирающим сердцем.
  

***

  
   К "Белому кусту" подъехали уже в темноте, часы горели на половине десятого ночи. Уже из повозки слышны были шумные крики, поднимались в ночное небо столбы костров, деревенский народ гулял.
   Разговор с матерью заставил Тенки совсем позабыть о ночи святого Йани. Это же значит, что вряд ли удастся сегодня выспаться. Наверняка народ будет гулять до утра, ведь этот праздник - раз в году. Нынешней ночью по всей Валиссии вряд ли найдётся местечко, где не отмечали бы, не жгли костров, не толпились вокруг огня, ожидая своей очереди выступить с рассказом о необычных событиях. Даже в Валиссе, без сомнений, сейчас горело пламя, собирая вокруг себя говорливых.
   Возница предупредил заранее, что ночью по горам не поедет - небось, боялся оборотней. Тенки не настаивал: днём позже он вернётся в Хиэй, днём раньше - роли не играло.
   Тележка остановилась у знакомого, освещённого по-ночному крыльца. Тенки выскочил, привычно подхватывая мешок, кинул вознице две уговорённые монеты.
   Взбежал на крыльцо и чуть не столкнулся с выходившим - узнал сразу же. Та девушка с продолговатыми глазами и длинными светлыми прядями, завивающимися на концах.
   - Вернулся? - она тоже его узнала, улыбнулась приветливо и немного равнодушно.
   - А-а... - ответил Тенки междометием, опять отчего-то смутился и одарил себя замысловатым проклятием. - У вас ведь можно остановиться?
   - Конечно, - ответила она легко, повернулась назад, снова юркнула в слепящую яркость общего зала.
   Тенки последовал за девушкой.
   Она двигалась быстро, юбки только вихрем кружились вокруг ног. Стучала деревянными каблуками по полу. Каблуки были горазды, больше длины указательного пальца. Вот почему она кажется такой высокой.
   Разговор с хозяином - сёстры точно были его дочерьми, мало того что Тенки услышал, как старшая называет мужчину "отец", об этом говорило и явное сходство всех троих - завершился быстро, комнату Тенки получил без проволочек.
   Юнха удивлённо посмотрела на него: откуда, мол, опять взялся? - наваливая на поднос всякой снеди, верно, для пировавших на заднем дворе гостей. Будущий маг нахально ей подмигнул. Получил в ответ презрительное фырканье, опять эта её кошачья привычка, и девчонка гордо отвернулась.
   - Элья, проводи молодого человека, - велел хозяин, и старшая дочь послушно взяла свечу.
   Поднимаясь вслед за девушкой по лестнице, едва освещённой колеблющимся огнём, Тенки вслушивался в звонкий стук каблуков. Дробь выбивала мелодию, настраивая на необычный покойный лад - и забывались беззастенчивые слова матери, упрёки во лжи, просящий, жалобный взгляд сестры.
   "Элья", сказал хозяин. Похоже на элхеское имя Элие - "девушка, дочь". Похоже, в этой семье и впрямь любят элхеский язык, раз и Юнха, и Элие.
   - Вот, - негромко произнесла девушка, отворяя перед ним дверь в тёмную комнату. Пропустив гостя вперёд, зашла следом, показала, где свечи, огниво. В столе обнаружилась даже стопка чистой бумаги - дочь хозяина выдвинула ящик, показывая содержимое, - но Тенки помотал головой - писать сегодня ночью он ничего не намерен.
   Она ловко двигалась по комнате, привычно объясняя, где что находится. Сказала, что бельё свежее, показала, как открыть окно, если захочется подышать лесным воздухом: задний двор выходил на опушку леса. Правда, сейчас идея открывать окна не казалась мудрой, в комнату сразу же ворвались шумные вопли пирующих во дворе.
   Тенки наблюдал за ней, пользуясь сумраком. Высокая на своих каблуках и тоненькая, в длинном холщовом платье, сером, однотонном, она ни минуты не стояла на месте. Юбка вилась у щиколоток. Из деревянных туфель-колодок торчали голые пятки.
   - Вот и всё, - наконец сказала она, улыбнулась.
   Будущий маг тоже улыбнулся - получилось как-то глуповато, - признательно ответил:
   - Спасибо.
   Реакция застала Тенки врасплох - Элья вдруг расхохоталась.
   Подросток сжался, пытаясь понять, что брякнул такое смешное. Выходило, что ничего особенного. Но девушка смеялась.
   Потом замолчала. Окинула его хитрым взглядом, подняла брови домиком, словно едва сдерживая новую усмешку. Вышла из комнаты, чуть задев Тенки краем платья.
   В воздухе остался слабый запах лаванды.
   - Морской хрен, - пробормотал адепт магических наук, опускаясь на кровать.
   За окном горланили песню. По потолку плясали оранжевые всполохи, переплетались тени.
   Ночь святого Йани только начиналась.
  
   Сидеть в своей комнате и слушать хвастовство рассказчиков Тенки быстро надоело. Прикинув, что празднующие не успокоятся ещё часа три-четыре, он решил, что с большей пользой проведёт это время внизу, в общем зале, откуда все как раз удалились - именно на задний двор.
   Авийе-Лассе поднимался по извилистым путям к вершинам магического искусства; демоны пытались ему помешать, но Огонь хранил смельчака. Удачливый наглец придумывал и претворял в жизнь всё новые и новые заклинания, пользуясь ужасающей смесью магических традиций всех четырёх материков. Ночевал в горах с целью познать аскезу и напивался в знатных домах, дабы проверить свою стойкость к мирским развлечениям.
   Словом, веселился, как мог.
   Мимо то и дело бегала Юнха: во двор - с заставленными полными кружками подносами, со двора - с угрожающими вот-вот рассыпаться стеклянными пирамидами. Элья не появлялась: видно, девушка прислуживала пирующим во дворе, и оттуда её не отпускали.
   Хозяин совсем будто не волновался за судьбу старшей дочери. Неужели настолько уверен, что ничто не может грозить ей на заднем дворе родного дома?
   Авийе-Лассе... что там Авийе-Лассе?
   Тенки уставился в книгу, разбирая вьющиеся перед глазами строчки. Дробный весёлый стук каблуков заставил его вздрогнуть.
   Пахнуло лавандой.
   - Чего читаешь? - она вдруг склонилась перед ним, заглядывая прямо в лицо - от неожиданности Тенки отпрянул. Это движение снова заставило девушку захихикать.
   От её волос шёл запах костра и хмеля.
   - Книгу, - ответил Тенки, видя перед собой тёмно-голубые глаза, прикрытые просто невразумительным количеством длиннющих ресниц.
   - Какую книгу, глупый? - она выглядела слегка пьяной. И насмехалась.
   - Тебе не понять, умница, - ядовито ответил Тенки, выразительно приподнимая одну бровь - этому трюку он научился у Ацу.
   Девушка снова захохотала - свободно, заразительно, пробирающим до корней волос смехом.
   Выпрямилась, глянула сверху вниз, приказала:
   - Дай руку!
   Тенки послушно протянул ладонь, недоумевая, зачем ей. Вокруг кисти обвились тёплые тонкие пальцы, потянули повелительно:
   - Иди сюда.
   Ведя его за собой, она толкнула незаметную дверь в широком коридоре гостиницы, втащила подростка внутрь.
   Тут пахло то ли крысами, то ли кошачьей мочой - впрочем, если не принюхиваться, не так шибало в нос. Тенки увидел мельком какие-то инструменты, похожие на черенки лопат, составленные друг на друга вёдра, непонятные мешки.
   Элья закрыла дверь, и Тенки вмиг ослеп. Прислушался, пытаясь определить, где она. Прошуршала юбка, и на плечи ученика Королевской высшей школы легли горячие девичьи руки.
   Её дыхание пахло вином.
   Её губы отдавали вином.
   Она долго его целовала, не произнося ни слова. Только целовала, как-то жадно и в то же время по-взрослому, вела за собой. Распустила шнуры Тенкиной рубашки, запуская внутрь руки. Пальцы её прохладно щекотали кожу.
   Тенки коснулся длинных застёжек холщового платья, неумело справился с воротом. Обнажил грудь, потянув вверх облегающую маечку.
   Её поцелуи стали ещё более будоражащими - оказывается, это было возможно.
   Одной рукой она обхватила его за шею, другой ерошила волосы. На каблуках она была выше Тенки, а так - прижимая к стенке, заставив опуститься под лавандовой тяжестью на узкую полочку, тянущуюся вдоль стены, - и вовсе вынудила задрать голову, чтобы отвечать на прикосновения губ.
   - Элья! - приглушённый крик из глубин таверны раздался внезапно. - Элья, мать твою, ты чего гостей оставляешь?!
   - Отец! - она отстранилась, ужаснулась жарким шёпотом: - Меня ищет!
   Тенки молча смотрел на неё, в хмельные глаза, на вздёрнутую губу, приоткрытый рот с двумя крупными передними зубами, на обнажённую в разрезе платья полную грудь с маленьким тёмным кружком.
   Элья опустила ткань майки, пряча кружок, быстро, ловко застегнула ворот. Раздражённый голос отца слышался неподалёку сквозь тонкие стены. Девушка замерла, прислушиваясь, не отрывая рук от шеи подростка, склонив набок голову. Длинные светлые волосы щекотали лицо.
   Голоса стихли, удаляясь.
   Она снова хихикнула. И опять приникла к его губам, заставляя тонуть в запахах лаванды и дыма.
   Вновь раздевать её Тенки не стал, ограничился прикосновением к груди сквозь ткань - было приятно ощущать в пальцах живую мягкую тяжесть.
   - Элья!
   Дверь распахнулась, бросая на пол четырёхугольник света.
   - Да! - Элья бросилась навстречу зову, выскочила из комнаты.
   Свет исчез. В коридоре послышались голоса:
   - Ты чего там пропадала, Огонь тебе в глотку?!
   - Ведро с картошкой искала, забыла, куда поставила!
   Тенки усмехнулся. Медленно затянул ворот. Кожа ещё хранила следы прикосновений. Завязал шнуры небрежным узлом. Опустил руки, коснулся ладонями узкой полочки, на которую опирался.
   Ещё чуть-чуть подождать... и можно выйти.
  
   После темноты каморки яркий свет в коридоре ослепил.
   Тенки зажмурился, яростно заморгал - аж по глазам ударило. Пошёл по коридору, возвращаясь в общую комнату - между прочим, он оставил там свою книгу.
   На пороге стояла младшая, Юнха.
   - Где ты был? - спросила она обвиняюще.
   - Слегка заблудился, - ответил Тенки, нахально глядя в её зрачки.
   Прошёл мимо, вынуждая освободить дорогу. Подобрал никого не заинтересовавший мешок, засунул книгу внутрь.
   Полежи, славный друг, старый добрый Авийе-Лассе.
   - Ты куда? - осведомилась Юнха с интонацией судьи.
   - Прогуляться.
   - Пойдёшь искать мою сестру? - ого, как грозно это звучало.
   - Вот ещё, - Тенки пренебрежительно усмехнулся.
   - Она меня достала! - суровость внезапно сменилась беспомощностью. - Она меня всё время достаёт!
   - Чем же? - поинтересовался Тенки равнодушно.
   Юнха насупилась, замолчала. Стояла тихо, не спуская с него взгляда из-под нахмуренных бровей.
   - Она тебя на два года старше! - крикнула девчонка вслед будущему магу, когда тот поравнялся с открытой нараспашку дверью на улицу.
   Тенки в ответ только ухмыльнулся, не оглядываясь.
  
   На небе горели острые колкие звёзды. Ночь святого Йани оказалась безоблачной - хорошая примета.
   С заднего двора доносились возбуждённые пьяные вопли вперемешку с девичьими визгами. Там праздновали.
   Элья, наверное, тоже...
   А, неважно.
   Тенки перемахнул через ограду, углубился в лес. Кажется, через задний двор можно было срезать дорогу, но появляться там не хотелось. Ещё подумают что-нибудь... или, того хуже, усадят в круг и заставят пить.
   Да ни в жизнь.
   Хватит и матери.
   Перед глазами снова встала её яростная гримаса, в ушах послышался скрипучий голос: "Врёшь!" Взгляд сестры, взгляд забитого животного. Её выпирающий под платьем живот.
   Фу, гадость.
   Тенки поморщился, хотел было сплюнуть - передумал. Всё равно ничего не исправишь.
   Ночной лес молчал.
   Темнота и тишина.
   Забыть бы обо всём.
  
   Тенки потерял счёт времени, бродя среди высоких прямых деревьев. Часы доставать не хотелось, да и ни к чему было торопиться: если прислушиваться, можно было уловить отзвуки пьянки у костра. Веселье ещё не кончилось.
   Шорох в траве донёсся внезапно, прогоняя по позвоночнику холодную дрожь.
   Подросток застыл, насторожился.
   Дикий зверь не подойдёт так близко к человеческому жилью, да и оборотень не такой дурак, чтобы переть в деревню. И шум для оборотня слишком тих, едва заметное шуршание.
   Впереди слева на чёрной земле что-то двигалось.
   Что-то маленькое, поросшее длинной шерстью, живое.
   Хейва?!
   Тело двигалось само, независимо от воли хозяина. Ледяная энергия скатилась в почти невидимый маленький шар, Тенки развернулся и прицельно метнул шар в тёмный шерстистый комок.
   Он попал. Животное застыло, как и должно было после удара "арссе" - парализующего жертву.
   Будущий маг приблизился, раздвинул траву, жадно всматриваясь в зверька.
   Морской хрен!
   Перед ним лежал ёж. Обычный лесной ёжик со стеклянными после удара глазами.
   Идиотизм. Горе-кладоискатель, огонь побери.
   Со стороны деревни послышался шорох. Кто-то пробирался по лесу, путаясь в высокой траве. Отблески костра пылали сквозь ветви.
   На корточках Тенки затаился у тела зверька.
   Узнал её скорее по силуэту - тонкая фигурка, длинные волосы с завивающимися концами.
   Элья приблизилась, взглянула на него, не удивляясь. Тенки видел пляшущее в её глазах опьянение, лихой огонь, зажжённый на ночь святого Йани. Девушка подошла поближе, присела, схватилась за плечо адепта, чтобы не упасть.
   - Что это? - спросила, слегка заплетаясь в словах.
   - Ёж, - ответил Тенки.
   - Что с ним? - в её волосы и платье впитался запах дыма, уничтожив лаванду.
   - Не знаю, - будущий маг задумчиво наклонил голову. - Может, дохлый?
   Она нетрезво захохотала, закинула обе руки ему на шею, опрокидывая в траву.
   Земля твёрдо распростёрлась под его телом. Лёжа на спине, Тенки увидел среди чёрных ветвей тёмно-голубое небо.
   Элья опёрлась о его грудь, поднялась над ним, заслоняя небо.
   - Тебя как зовут? - спросила вдруг вполне осмысленным голосом.
   - Тенки, - отозвался подросток.
   - Надо будет запомнить.
   - Много у тебя таких запомненных?
   - Ревнуешь? - Элья усмехнулась.
   - Интересуюсь...
   - Таких хорошеньких, - она снова хихикнула, - ты один.
   Тенки не нашёлся, что ответить. Лежал, придумывая, пока она не потянулась к его губам, сначала ткнувшись куда-то в щёку, то ли по хмелю, то ли от темноты.
   Вкус вина на этот раз чувствовался сильнее.
   Они целовались в темноте, пока Элья не легла рядом, обнимая его, спрятала лицо на его груди. Тенки не шевелился. Не двигался, пока не услышал, что она задышала ровно, размеренно.
   Заснула.
   Тогда повернулся на бок, устраивая на сгибе руки её тяжёлую голову с длинными волосами, обхватил непослушное спящее тело.
   Прошептал на ухо:
   - Девчонки... с вами даже, - подбирая слово, замешкался, - и мужчиной как следует не станешь.
   В траве недалеко от них зашевелился ёж - действие заклинания проходило. Поднялся и побежал, шурша чуть слышно.
   В синее небо далёкими иголочками впивались звёзды.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"