Тридцатилетний Алексей Козырев, журналист-фрилайтер, стоял у плиты и готовил омлет на двоих. На кухонном столе дожидалась горка нарезанного хлеба, открытая банка корнишонов, три помидорины, батон копченой колбасы и презентованный одним уважаемым дагестанцем не серийный одиннадцатилетний коньяк. Хороший магарыч и полученный этим же днем гонорар послужили причиной холостяцкого сабантуйчика в квартире Козырева.
Артур Фролов, приятель и напарник Козырева, стоял у невысокого холодильника и вертел в руках старые, испещренные царапинами наручные часы с потертым до желтизны хромированным браслетом.
- Смотрю я, Леша, на этот хлам и думаю: ты что, себе приличные часы позволить не можешь? - хмыкнул он.
- Верни, где взял, - наотмашь огрызнулся Козырев. - Тебе сыра потереть? Могу на полсковороды, если что.
Ответа не последовало. Козырев оглянулся. Фролова на кухне не было. Только что стоял и словно испарился.
- Ну, значит, обойдемся без сыра, - решив, что приятель отошел помыть руки, громко объявил Козырев.
- Э-э-эй, натирай, не филонь! - послышалось рядом.
- Фрол, ты где был?
- Нигде. Стою, как дурак, и жду твою хваленую яичницу.
Козырев лишь пожал плечами. Подыгрывать известному приколисту не хотелось. Начни допытываться - упрется и будет твердить, что никуда не отлучался.
После первой рюмки Фролов налег на омлет. Уплетал он его самозабвенно, как прошлым летом в Найбаде, после недели проведенной в джунглях с племенем тухеров, у которых деликатесом считались запеченные в пальмовых листьях яйца макаки, а обычным делом было жрать живых личинок и прикусывать тушеными бобами. Оба они тогда проклинали собственную алчность и "гео", посулившее немалый гонорар.
- Между первой и второй... сам знаешь, - сказал Козырев, опасаясь, что у приятеля закончится закуска и придется снова становиться к плите или бежать в магазин.
- Нет, мне достаточно. Что-то голова разболелась. Ты о перевороте в Тролленде слышал? - Фролов отодвинул рюмку.
- Угу, - кивнул Козырев. - Не тяни. Колись сразу, чей ангажемент?
- Софочка из "эр-ти" звонила. Готовы платить.
- Одного "эр-ти" маловато, - Козырев не отказал себе в удовольствии выпить хорошего коньяку. - Надо еще парочку агентств зацепить.
- Не вопрос, - хмыкнул Фролов. - Смута всегда в цене, а дураков, вроде нас с тобой, на пальцах сосчитать.
- Кстати, о пальцах, - прожевав колбасу, сказал Козырев. - Помнится, по итогам года ты оказался в рейтинге двадцать первым! - отплатил он за шутку с исчезновением.
Фролов не обиделся. Он усмехнулся одними глазами, прошелся пятерной, как гребнем, по своей черной с проседью курчавой голове, хмыкнул.
- Вот гаденыш! - беззлобно проговорил он, массируя пальцами виски. - Ты, кажется, таскаешь с собой анальгетики. Дай-ка мне таблеточку. Башка раскалывается.
В одноименную столицу Тролленда напарники прибыли к полудню. От аэропорта до центра добрались с частником. На вопросы "бомбила" отвечал неохотно. Он оказался ленивым, как сытый кот, и мало интересовался политикой. В этой стране перевороты случались так часто, что успели изрядно наскучить урбанизированному обывателю. Селяне их вовсе не замечали. Новые властители изгоняли старых, но ничего не менялось, кроме лоснящихся физиономий на билбордах и мониторах. Троллендские революции стали почти обыденностью, отчасти даже туристической достопримечательностью, эдаким карнавалом, но не без риска получить пендаля от беснующихся пропутчистов.
Впрочем, риск окупался с лихвой. Агентства не скупились. Платили, разумеется, не за голые кадры и глупые интервью с аборигенами. Этого добра хватало и в сети. Гонорар зарабатывался разговорным шоу, аналитикой, именами и рейтингами репортеров, их личной репутацией. Козырев и Фролов четыре года трудились на статус. Для этого приходилось заглядывать в жерла вулканов, ходить по раскаленным углям, мерзнуть в Арктике и изнывать от жары на экваторе, жрать всякую мерзость, не мыться неделями, пахнуть, как стоячий носок, но они добились своего. Только из-за личного обаяния русый симпатяга Козырев вошел в двадцатку лучших, опередив напарника на два пункта.
Гостиница у главной площади оказалась битком набита журналисткой братией. Многие были старыми знакомыми, обнимались при встречах, зазывали в гости. Здесь же собирались и местные - вольные и штатные, они слонялись по этажам, не отказывались от поднесенной гостями города чарки, балагурили и лобызались друг с дружкой, невзирая на редакционную антипатию своих агентств. Все выглядело обыкновенным. На зов очередной революции откликнулся даже Мераб Гогия, которого вовремя заметил Фролов, иначе бы на работе можно было поставить крест. Широта души коллеги не знала пределов, а обязательным атрибутом его командировок был бурдюк изумительного грузинского вина, которым он норовил угощать друзей до полной отключки. Гогия любили все, кто его знал, но перепить не мог никто. Даже старый алкаш - нормандец Эрне Бушар, впрочем, в этот раз, похоже, он не приехал.
В свой номер на четвертом этаже приятелям пришлось пробираться мелкими перебежками.
Достоверной информации о революции было скудновато, потому сценарий своего шоу набрасывали "на коленке" по опыту прежних восстаний. Формат вещания в разговорном жанре позволял импровизировать непосредственно на площади у президентского дворца. Погружение в атмосферу событий вместе с аудиторией давало преимущество неподдельной искренности, на которую чутко реагировали зрители.
Запись начали, едва вышли из гостиницы и вели потоком на сервер. Давали панораму баррикад и сцены, завязывали свой диалог и выбирали позиции для нескольких интервью со случайными аборигенами.
Вокруг ревела толпа, доносились отголоски ударов тяжелым по железному, трубили футбольные сирены, громыхали барабаны, пели горны - вскипал бардак, царил сумбур. Какой-то чудак выволок на балкон пианино и вдохновенно исполнял что-то величественное. На углу того же дома толпились ряженые в образах смерти с косой, дьявола, вампира, гоблинов и других неведомых зверушек со злобными рожами; усердно пачкались красной, имитирующей кровь, гуашью. По прилегающей улице надвигалась многолюдная колонна с пестрыми транспарантами, бейсбольными битами, матировками и горящими файерами.
Сумку с бутафорией, как всегда нес Козырев. Это устоявшееся распределение ролей. Фролов изображает из себя оператора, Козырев интервьюирует и скалится в пустую коробку от камеры, но таскает инвентарь тоже он: два пункта разницы в топ-листе приходится напарнику компенсировать. Съемка же все равно ведется бинокулярными имплантами, а весь этот маскарад лишь в угоду закону, защищающему ранимую душу обывателя от шока, растерянности, банального дискомфорта; да и репортера тоже - от труда всякий раз объяснять, как это происходит без видимого глазом оборудования. К тому же далеко не все могут позволить себе биогаджеты, поэтому бравирование ими в профессиональной среде считается выпендрежем.
У Фролова был дар выхватывать из толпы колоритных, владеющих темой и языком персонажей. В этот раз он увлек за собой девушку, лет двадцати пяти, с вплетенными в длинные русые волосы ленточками цветов нового знамени революции. Смотрелась она на фоне скандирующей лозунги толпы эдакой фиалкой, вздумавшей вырасти прямо у навозной кучи. Стройная и гибкая, с живой мимикой и горящими глазами, очень подвижная, со звонким голосом и задорной дикцией.
- А где меня покажут? - спросила она, едва Фролов вынул из сумки бутафорскую камеру.
- От Москвы до Лимпопо, где забавный гиппопо, - усмехнулся Козырев. - Мы стрингеры. В любой точке мира может возникнуть ваша очаровательная улыбка, милая барышня. Прошу прощения, как вас зовут?
- Ой, как здорово! - заверещала девушка и захлопала в ладоши. - Айри, - представилась она. - Айриша Бок.
- Что вы здесь делаете, Айриша? - спросил Козырев.
- Что, уже?! - воскликнула девушка и завертела головой. - Нет, постойте! Так не годится! Вы встаньте сюда, а вы сюда, - вдруг раскомандовалась она. - Я же должна говорить с вами, - ткнула она пальцем в Козырева, - а смотреть на него, правильно?
- Вовсе не обязательно, - хмыкнул Козырев. - Впрочем, пусть будет по-вашему. Как вам удобнее, так и нам хорошо.
- Так что привело вас на главную площадь страны, Айриша?
- Я должна была увидеть это своими глазами, - начала она, вытянувшись в струнку, словно отличница перед строем на школьной линейке; торжественно, с интонацией, с выражением.
Закончить ей не дали, раздавшиеся вдруг выстрелы. Айриша вздрогнула, лицо ее исказила гримаса ужаса. Она схватила Козырева за руку и потянула к выпирающему из стены подобию колонны. Место, на котором они только что стояли, тут же поглотила обезумившая вмиг толпа. Вопящая стихия, источающая из своих недр ругань, плачь и стоны, увлекла с собой Фролова. Еще минуту его кудрявая голова возвышалась над стрежнем людской реки. Он барахтался в этой стремнине, пытаясь вернуться, или хотя бы прибиться к берегу.
Поток редел, а выстрелы набирали интенсивность, становились громче и ближе. Козырев успел подумать, что пора и им уносить ноги. Ждать возвращения Фролова бессмысленно. Он найдется, позвонит, вернется в гостиницу.
Через арку вбежали во двор. Козыреву показалось, что эти тяжеловесные фасады старинных домов высечены из цельного камня, из монолитов скал, окруживших небольшой клочок плодородной земли, давший жизнь трем исполинским дубам. Серые громадины стен нависали со всех сторон над могучими кронами, бережно накрывшими своими зелеными лапами пеструю детскую площадку с башенками горок, турниками и лесенками, с грибками песочниц.
Здесь было тихо, будто в одночасье безмолвие воцарилось во всем городе; словно кипящие волны обезумевшей толпы были где-то далеко, в другом мире или только привиделись Козыреву.
Айриша вела его к одному из парадных. Возможно, у нее был ключ или вовсе жила в этом доме.
- Они сюда забежали! - донесся от арки мужской голос.
- Пеленгуй! Стрелять не вздумай! - послышалось откуда-то еще дальше.
Кого искали эти люди - неизвестно, но голоса их, пропитанные ненавистью, заставляли ежиться от страха и искать убежища.
Ключа у девушки не было, но и целью оказалась не дверь парадного, а соседняя, ведущая в подвал. Айриша дернула тяжелую створку на себя и уверенно ступила в неизвестность. Через мгновенье ее рука вынырнула из мрака, ухватила, застывшего в нерешительности Козырева за ремень, и потянула вниз.
Безлунной ночью на угольном складе бывает светлее, чем в подвалах старых домов. Яркий сгусток от чуть приоткрытой двери тут же размазался по каменной стене и не давал ни единого отблеска внутрь.
- Не бойся, иди за мной, - сказала Айриша.
- Я ни черта не вижу, - шепотом отозвался Козырев.
Темнота всегда заставляла его говорить тихо. Обычная речь во мраке казалась громогласной и даже кощунственной, способной надругаться над святыней, порвать тончайшие струны мира теней и безотчетных страхов.
- Здесь ступени, - сказала Айриша, крепко сжала его руку и, словно поводырь слепого, повела за собой.
Когда закончилась лестница, повернули направо. Айриша остановилась и безуспешно за что-то дернула.
- Надо же, ушел, - с явным негодованием, сказала она. - Неделями носа на улицу не высовывает, а тут ушел!
- Кто? - шепнул Козырев.
- Художник знакомый. Мастерская у него здесь.
Вдруг послышался скрип отворяющейся двери. Открывали грубо, не боясь сорвать с петель или что-нибудь повредить.
- Сигнал отсюда, - сказал кто-то уже знакомым голосом.
- А ты не знаешь, что с ними делают? - "командир" захохотал. - Сейчас научу.
- Лампочки, конечно, нет, - после нескольких щелчков выключателем донеслось сверху.
Айриша задрожала и прижалась к Козыреву. Ее острые ногти вонзились в его руку. Если бы не старые часы с металлическим браслетом, она надавила бы гораздо сильнее и из вен наверняка брызнула бы кровь. Было больно, но приходилось терпеть. Беглецы теснились к стене, пока не ввалились в крохотную нишу. На голову посыпалась колючие ошметки, в нос ударило тухлой сыростью и ржавчиной. Козырев нащупал трубу. Сухая и теплая, она выходила из стены на уровне макушки и устремлялась вверх. Неведомо, для каких целей на нее прицепили кусок ткани, на ощупь напоминающей брезент. Возможно, художник сушил тут старый плащ или отрез холста. Козырев прижал к себе девушку, и они укрылись этим пологом.
Луч фонаря скользнул по ступеням, наткнулся на стену, упал на пол и подполз к ногам. Козырев стиснул зубы и зажмурился. Он думал, что все кончено, что эти вооруженные люди искали именно их. Зачем - непонятно, но это лишь усиливало страх.
- Тут пусто, - вдруг объявил первый преследователь. - И гребаный сигнал пропал.
- А это что за дверь? Дерни.
- Замок. Амбарный. Заперто.
- Вот дерьмо! - выругался "командир". - Ушел, тварь!
Айриша все еще стискивала Козырева. Хватка ослабла, но оставалась достаточно крепкой. Козырев слышал, как девушка шмыгает носом и всхлипывает; чувствовал, как вздрагивает ее тело, как влажнеет от слез сорочка на его груди. Мысли, как тараканы от яркого света, рассыпались в разные стороны. Не угнаться, не поймать ни одной.
Внезапно Айриша отпрянула. Козырев, немного привыкший к темноте, мог различить ее силуэт. Она на миг замерла, словно хотела что-то сказать, но вдруг отшатнулась, отскочила, как от прокаженного, и бросилась к выходу.
Козырев деактивировал бинокуляры, отключился от сети. Ни снимать, ни делиться с миром впечатлениями ему не хотелось. Он плелся к гостинице по булыжной мостовой и чувствовал, что этот город изменился. Сразу, в одночасье. Вроде бы те же дома и тротуары, та же изуродованная вандалами остановка монорельса, неизменные билборды, афиши, реклама, анимированные подсветки. Все выглядело тем же, но ощущалось иным. Город утратил что-то важное, невидимое глазу. Он отказался подпитывать душу покоем, он стал безразличным и холодным.
Номер в гостинице был заперт. Фролов еще не вернулся, а свой ключ-карту вместе с бумажником Козырев либо оставил в сумке с бутафорией, либо потерял, когда удирал от преследователей. Пришлось объясняться с администратором. В конце концов, дверь открыли, и Козырев, приняв таблетку от мигрени, рухнул на кровать. В глазах рябило, мерцали звездочки, плавали темные кляксы. Он облил водой из графина полотенце, приложил ко лбу, снова улегся.
Он хорошо помнил, когда началась эта хворь. Ему исполнилось семнадцать. Оба родителя толклись на кухне - стряпали что-то вкусное; хотели накрыть стол, отпраздновать в семейном кругу. Они, наивные, продолжали видеть в нем великовозрастного карапуза, лишь сменившего подгузники на джинсы, а погремушку на планшетник. Но у Алексея были свои планы. В ситимолле его ждала компания и незабвенная Леночка Дробышева. Программа была оговорена заранее: боулинг, пиццерия, кинозал с местами для поцелуев.
- Мам, пап, я убегаю. Меня ждут, - едва уловив запах любимого пирога, объявил Алексей.
Родители наконец-то осознали, что воробушек оперился и готовится выпорхнуть из гнезда. Отец открыл шампанское прямо на кухне, мама сбегала в комнату за подарком.
- Круто! - воскликнул Алексей. - Какие вы у меня замечательные! Спасибо!
Мама пустила слезу. Отец обнял и похлопал сына по плечу.
Вечером, проводив Леночку до дома, Алексей нарвался на гопников. Эти недоделки хотели отнять родительский подарок. Козырев сопротивлялся, но от удара в челюсть свалился в кусты под дерево, сильно стукнулся головой, расшиб руку. Понимая, что станут бить ногами, он сжался в комок у самого ствола ясеня. Его бы били, если бы нашли. В потемках гопники обшарили все вокруг, но каким-то чудом не заметили.
В ту ночь голова едва не лопнула от боли. "Свинтил, ушлепок!", - вспоминал он всякий раз, когда начинался очередной приступ мигрени.
Прошло около получаса, прежде чем утихла боль. Начало беспокоить долгое отсутствие Фролова. Если где-то задержался, мог бы и позвонить.
Козырев вынул из кармана фрифон, включил визуализацию. Над устройством возникла крохотная голограмма джинна и вопросительно уставилась на хозяина.
- Набери Фролова, - дал команду Козырев.
Спустя секунду физиономию джинна сменила анимированная карикатура Фролова и заявила:
- Я не в сети, набери позже.
Обычно Козырев на это отвечал - "ну и дурак", но в этот раз его сильно потрепала мигрень, да и последние события не располагали ерничать в пустоту, поэтому он просто вернул джинна.
- Дай обзор файлов с сервера Фролова.
Если напарник не отвечает по мобильной связи, то оставалась возможность узнать о месте его нахождения по просмотру залитых им файлов потоковой записи. Выделенные линии одновременно обслуживает до десятка спутников, поэтому выпасть из сети там почти не реально.
- Нет доступа, - после секундной заминки ответил джинн.
- Не понял! - вырвалось у Козырева. - Что это означает?
- Сервер заблокирован, пароль не действителен.
- Исчезни, - раздраженно выпалил Козырев, и джинн тут же испарился.
Фролов сам куда-то сгинул и зачем-то сменил пароль сервера. За все четыре года совместной работы за ним такого не водилось. Впрочем, он никогда и не исчезал без предупреждения. Козырев подумал, что напарника в принципе можно вычислить по системе навигации. Диапазон "выделенки" и личный "айпишник" Фролова Козырев знал, нелегальную программу пеленга приятель сам "на всякий пожарный" и вопреки недовольству джинна, установил на фрифон Козырева. Однако занятие это незаконное и если провайдер засечет, может стоить немалого штрафа. К тому же старый холостяк Фролов вполне мог "зависнуть" с какой-нибудь кралей в любом из сотен здешних мотелей и, разумеется, отключиться на время от мирской суеты.
Козырев решил пока не паниковать, а спуститься на ресепшн, заглянуть в бар, узнать подробнее о стрельбе на площади и вообще о ходе революции в Тролленде. В холле гостиницы обычно собирался неформальный пресс-центр. Многие "штатники" вообще редко выбирались на место событий, а собирали информацию для своих агентств, сидя в мягком кресле бара и попивая кофе. Прежние смуты Козырев частенько загонял им по дешевке отбраковку своих записей, за что те охотно делились всеми около событийными сплетнями.
В баре за столиком у фикуса в дубовой кадке, в окружении коллег, по большей части женского пола, сидел Мераб Гогия.
- Кофе и Мераб - понятий несовместимый! - восклицал грузин. - Ты такой прелестный женщин пьешь кофе. Он такой черный, такой некрасивый. Смотри, какой восхитительный, божественный, изумрудный вино в моих руках! Отставь свой горкий напиток, я налью тебе чистый, как горный река нектар. Выпей звонкий родник букет блаженств. Вах, какой замечательный женщин! Мандарин! Персик! В-вах!
Заметив Козырева, Гогия высоко поднял свой бокал и громко позвал:
- Алеша! Сколько лет тебя не видел, дорогой! Иди к нам! Дайте лучшее место моему другу, Алеше.
Сразу двое мужчин с уже изрядно осоловелыми глазами с радостью уступили Козыреву кресло. Похоже, они давно искали предлога улизнуть от щедрого и болтливого коллеги. С ними ретировались и три женщины. Осталась только та самая "замечательный, аж в-вах!", которую, как вскоре выяснилось, звали Ксения.
Козырев расспросил о разгоне демонстрации на площади, на что получил удивительную историю о том, как "один уважаемый человек не смог проехать в свой лимузин на очень ответственный работ", поэтому "охран немножко пострелял резиновый пуль, побросал шумовой гранат, полил холодный вода". Ничего необычного для троллендских революций не случилось. Ксения вскользь упомянула о вооруженных людях в черных балаклавах. Их было пятеро или шестеро, и они что-то искали с приборами в руках. Гогия вспомнил, что рядом с гостиницей видел Фролова "с военный в шапка на лице". Они о чем-то спорили, но когда Мераб окликнул Фролова, тот отмахнулся, "сел в белий минивэн и уехал".
Не выпить вина с Гогия невозможно. Уйти из его компании "на своих двоих" тоже было делом непростым, но у Козырева имелся "туз в рукаве": молодость и неплохо подвешенный язык. Он принялся засыпать комплементами Ксению, атаковал ее своей сногсшибательной улыбкой. Вскоре Мераб сам захотел куда-нибудь спровадить конкурента и когда Козырев нарочито взглянул на часы, Гогия не упустил случая:
- Я вижу, ты спешишь, Алеша. Давай по чарке, как у вас говорят - на посошок.
Голова оставалась ясной, но ноги Козырева ощутили вкус собственной жизни. Они вихлялись, подламывались и норовили свильнуть с намеченного пути.
Номер оказался не заперт. Козырев толкнул дверь, в надежде увидеть Фролова, но с изумлением обнаружил Айришу Бок: ту самую девушку, с которой прятался в подвале. Она сидела в кресле и мерно постукивала бумажником Козырева по столешнице. Вид имела усталый, болезненный, лицо казалось бледным и строгим. Волосы собраны в хвост, из-под фисташковой толстовки выбивалась белая футболка, потертые джинсы плотно облегали ноги, носочек кроссовка ритмично покачивался из стороны в сторону. Козырев невольно вспомнил Гогия, с его эмоциональным - "замечательный женщин, в-вах!".
Спрашивать о том, как она сюда попала, было бы глупо - ответ она держала в руках. Козырев аккуратно прикрыл дверь, прошел в комнату и уселся на кровать. Он не отводил глаз с гостьи и молчал.
Первой заговорила Айриша:
- Как ты это сделал? - тихо спросила она.
- Что именно?
- Двое взрослых не могут спрятаться под старым детским плащом, - ее нога закачалась сильнее, а ритм постукиваний бумажником стал нарастать.
- Не знаю. Я ничего не делал, - пожал плечами Козырев.
В руке Айриши вдруг оказалась пластиковая визитка, которую она удивительно ловко, словно карточный шулер, повертела пальцами и запустила по столу в направлении Козырева.
- Такие, кому зря не раздают, - заранее прокомментировала она.
На vip-визитке красовалась надпись латиницей - "профессор, Фридрих фон Майер".
Имя показалось Козыреву знакомым, но он не мог вспомнить, ни самого человека, ни чем он занимается.
- Не понимаю. Кто это? - сказал Козырев.
- Не включай дурака, Алесей Кириллович, - хмыкнула Айриша.
Она вынула из сумочки, что покоилась тут же на столе, фрифон, навела его на центр комнаты. Возникла голограмма монитора, в котором замаячило лицо пожилого бородатого очкарика. Он что-то говорил по-немецки. Мгновение спустя появился дублированный перевод:
"...мы имели ошибочное представление о затратах энергии для стелс-технологии. Мне доподлинно известно, что командой русского профессора Кирилла Козырева был создан прототип с питанием от биопотенциала. К сожалению, и сам прототип, и вся документация оказались утраченными, из-за трагического инцидента в лаборатории разработчика, но мы приложим все усилия, чтобы повторить достижения русских...".
Судя по качеству голограммы, запись была сделана лет десять назад и лишь недавно адаптирована к новым реалиям. Козырев вспомнил и самого бородача. Он даже бывал у них дома по случаю маминого дня рождения. Принес огромный букет роз и, глядя на маму, говорил отцу, что завидует ему. Взрослые понимали, что это шаблонная лесть, но юный Алексей тогда едва не нахамил гостю.
- Чушь какая-то. Мои родители работали в лаборатории изучения времени. Ничего общего со стелс даже и близко не было, - ответил Козырев. - И вообще, откуда у тебя эта визитка? Откуда ролик с профессором? Что все это значит?! - вспылил он вдруг.
Айриша вынула из сумочки портмоне Фролова, небрежно бросила на стол.
- Визитка отсюда, - сказала она. - Ролик скачала в сети: достаточно набрать его имя и "стелс".
- Ты воровка?! - удивился Козырев.
- Жизнь заставила, - нехотя созналась Айриша. - А теперь заставляет вылезать из дерьма, в которое ты меня втянул.
Козырев вопросительно взглянул на гостью.
- У обочины стоит белая машина с затемненными стеклами. Это профи. Уж слишком быстро они меня нашли. Приехали на съемную квартиру, прикинь. Их интересую не я, а ты! То, что ты сделал там - в подвале. Может, выйдешь, сам им расскажешь?
- Что за ерунда! - воскликнул Козырев, но все же выглянул в окно. - Они что, привезли тебя со мной поболтать?! - он наиграно засмеялся.
- Понимаешь ли, я в цирке работала. С двенадцати лет.
- Клоуном? - продолжал ерничать Козырев.
- Не смешно. Эквилибристкой. Сбежала я от них. Пришла к тебе, а они тут как тут.
Козырев сел на кровать. Хмель как рукой сняло.
- Так что?.. - начала Айриша, но Козырев не дал договорить:
- Ты помолчать не пробовала?! - сказал он тоном, не терпящим возражений, после чего улегся, закинул руки за голову и прикрыл глаза.
- Я-а... - снова открыла рот гостья.
- Слушай, выйди отсюда! - осадил Козырев.
С минуту он лежал, не шевелясь, а Айриша наблюдала, как морщинится его лоб, как двигаются его желваки, и скачет кадык.
Козырев пытался сложить из множества пазл цельную картину.
Все это казалось какой-то ошибкой, глупой шуткой. Да, он убегал, когда почувствовал опасность - спасал свою шкуру. Но ведь там стреляли! Панике поддались тысячи людей. Он не лучше и не хуже других. Он такой же. И тоже имеет право на слабость.
Его не заметили в темном подвале. Но на то он и темный... Впрочем, Козырев понимал, что это как раз и есть одно из слабых мест его личного мира, который начал трещать по всем швам. Сегодня не увидели "эти", тогда не нашли гопники, хоть он и обнимал холодный ствол ясеня у самого их носа. Еще исчезновение Фролова, vip-визитка, слова бородатого профессора, стелс-технологии, отцовская лаборатория, люди в балаклавах... Все смешалось в голове в один клубок и не хотело распутываться.
"Сел в белий минивэн и уехал", - эхом пронеслись в голове Козырева слова Гогия. Белая машина под окнами - тоже минивэн. Фролов?! Четыре года назад этот человек писал для "гео" статью о погибших родителях Алексея. Его интересовало все - записи, личные вещи, семейная хроника. Он напросился на дачу Козыревых, ездил к деду в Новосибирск. Выспрашивал, вынюхивал, рылся в бумагах. После был первый совместный репортаж в разговорном жанре, успех, заказы, командировки - уйма работы и неплохие гонорары. Тогда это казалось оправданным, нормальным. Теперь выглядело иначе.
Козырева вдруг осенило. Он вскочил, схватил фрифон, набрал номер главреда "эр-ти".
- Сделай мне кодированную выделенку с выходом на ваш сервер, - попросил он после обоюдных словесных расшаркиваний.
- Ты задолжал провайдеру? - удивилась Софья. - Ладно, завтра поговорю с технарями.
- Сегодня! Сейчас! Немедленно! - завопил Козырев в трубку.
- Хорошо, - после недолгого молчания, выдохнула Софья. - Жди, пришлю данные своей - личной, понял! Надеюсь на твою порядочность.
Козырев взглянул на Айришу. Девушка понимала, что застряла меж двух огней, но в номере Козырева все же чувствовала себя в относительной безопасности, хотя бы потому, что те - из машины, явно не торопились вламываться в набитую журналистами гостиницу.
- Дай сюда фрифон, - Козырев протянул руку.
Айриша молча отдала аппарат.
- Ставлю свою выделенку, - пояснил Козырев. - Статус сети - vip. Запрешь за мной дверь, врубишь любую трансляцию и будешь наслаждаться. Поняла?
- Я же воровка, - съязвила девушка.
- Твои проблемы. Можешь уйти прямо сейчас.
- Нет уж, спасибо. Побыть какое-то время тобой, немного приятнее, чем объясняться с этими уродами, - догадалась она о своей роли. - Надеюсь, ты ненадолго?
Козырев не ответил. Он вышел из гостиницы через разгрузочный пандус, а пройдя два квартала, запустил программу пеленга по навигации.
Ресторан "Воля" располагался в особняке на самой окраине города. Сразу за кованой оградой начиналось безбрежное поле, а в километре дальше по трассе в низине у небольшой речушки ютились тюремные бараки. Такая география не позволяла однозначно трактовать название, но выглядела "Воля" вполне респектабельно.
Бармен за стойкой протирал бокалы и даже не поднял взгляда на раннего посетителя. Козырев прошел мимо, свернул к лестничному маршу, поднялся на второй этаж.
Двери у "Воли" оказались скрипучими, но человек в кресле у камина даже не повернул голову.
- Я знал, что ты придешь, - громко сказал он.
Козырев промолчал. Он прошел в комнату, сел в кресло напротив. Он понимал, что Фролов рассчитывал на установленную им же программу пеленга, поэтому появление напарника для него было лишь делом времени.
- Не поверишь, - хмыкнул Фролов, подбрасывая полено в огонь, - так и думал, что эти дегенераты тебя проворонят. Но ты правильно сделал, что подвесил выделенку в номере. Нам ведь не нужны свидетели, правда? Ты еще и фрифон выруби, пожалуйста.
На коленях Фролова лежал револьвер с длинным тонким стволом и инкрустированной костяной рукоятью. Напарник питал слабость к раритетному оружию. Покупал, реставрировал, любовался, иногда выезжал на стрельбище попалить по жестянкам. Этот, похоже, приобрел уже Тролленде: слишком неухожен для коллекционного экземпляра.
- Зачем ты устроил это шоу? - прямо спросил Козырев, демонстративно отключая фрифон.
- Чистое совпадение, - Фролов развел руками. - Эта дурацкая стрельба на площади... Все так не вовремя...
Фролов не лукавил. Не случись той паники, Козырева просто подхватили бы под руки два амбала в балаклавах и запихнули бы в минивэн.
- За столько лет ты мог бы откровенно со мной поговорить, но ты выжидал. Зачем? Смута спишет любые потери, да? Что тебе нужно, Фрол?
- Ты же у нас знаменитость, Леша! Девятнадцатый в рейтинге! Тебе нельзя просто взять и исчезнуть! Тебе была уготована смерть героя! Уйти на взлете карьеры, погибнуть в пучине событий мирового масштаба! Шикарно, правда? О тебе слагали бы легенды! Впрочем, все еще будет, - язвил Фролов.
- Ты не ответил, - напомнил Козырев, не впечатленный перспективой.
- Понимаешь, Леша, в твоей дубовой башке сокрыта информация, которая стоит состояние, а ты об этом ни сном, ни духом. Несправедливо, да? - Фролов усмехнулся.
- Фрол, тебе не кажется, что ты болен?
Фролов захохотал, вынул из папки, что лежала рядом на столе, рентгеновский снимок и протянул его Козыреву.
- А твой папенька, оказывается, был редкостной скотиной. Вживить в мозг собственному чаду экспериментальный чип - это!.. это!.. - он не смог подобрать подходящего эпитета.
- Поясни, - попросил Козырев.
- Что пояснять, Леш? Ты и сам должен был догадаться. Только на моей памяти ты трижды использовал стелс-эффект. Ты даже не замечал этого! Чип вшит в твою башку, парень, и включается сам на уровне подсознания, когда тебе грозит опасность. Соображаешь, как твоя голова дорога любому военному ведомству?
- Бредятина. Лаборатория времени и стелс-технологии... Чушь, - хмыкнул Козырев. Ему стал понятен спокойный, слащавый тон собеседника. Фролов старался не испугать, сделать все тихо и мирно - полюбовно, чтобы случайно не активировать предполагаемый чип.
- Ты тупица, Леша! Как репортер, ты обязан знать об эффекте удаленности - о лаге связи в прямом эфире. Настоящее - оно ведь одно на всех! Но всю информацию мы получаем с лагом. Мы лишь читатели теней действительности! На небе давно погасла звезда, а мы будем видеть ее еще сотни лет. Ее нет, Леша! Ее давно нет! Ты же способен сдвинуться в прошлое. Твоя тень оказывается сзади, за спиной реальности - всего на миг, на мгновение, но ее уже нельзя считать. Она дальше в прошлом, даже чем ты сам. Уловил?
Козырев снова хмыкнул и бросил снимок обратно на стол.
- Машина времени. Наивная мечта человечества, - проговорил он. - И что же ты собираешься сделать?
- Ничего выдающегося, - Фролов пожал плечами. - Всего лишь продам твою башку. А ты думал - для чего я потратил на твою никчемную жизнь четыре года? Я искал, Леша. И я нашел. Твой папенька тупо спер разработку. На пару с доктором, что тебя оперировал, хотели загнать этот чип и свалить за бугор - на Канары, на Гаити, да куда угодно с такими-то деньгами! Ты в курсе, что доктора нашли в Неве? Жлоб, твой папенька! Делиться не захотел.
- Знаешь, Фрол, а ведь это всего лишь титановая скрепка, поставленная по случаю проломленного в горах черепа, - указывая на снимок, усмехнулся Козырев. - Твоя теория - это бред больного человека. Ты спятил, Фрол!
Козырев следил за мимикой напарника. Незыблемая уверенность Фролова вдруг пошатнулась. Натужной улыбочкой он пытался скрыть зародившееся сомнение, отчего выражение его приобрело глупый вид. Блуждающий взгляд искал некую спасительную соломинку, за которую мог бы ухватиться разум, в попытке спасти тонущий в противоречиях путь к мечте.
Часы. Фролов уставился на старомодные часы Козырева и губы его растянулись в самодовольной ухмылке. Он расслабился, отвалился на спинку кресла, поднял с колен револьвер.
Осенило и Козырева. За одно мгновение в голове его пронеслись воспоминания: первая царапина после встречи с гопниками, пропавший из кухни Фролов, острые ногти Айриши, впившиеся в руку там - в темном подвале. Последний подарок родителей - вещь, которая хранила тепло маминых рук, помнила отца. Старые, потертые, исцарапанные, но все также безупречно отсчитывающие секунду за секундой наручные часы. Его любимый амулет, оберег - это и есть та самая пресловутая стелс - машина времени и причина его мигрени.
- Улыбнись, Фрол, - сказал Козырев, - мы в эфире!
Он смотрел в ствол револьвера, когда с силой вдавливал стеклянный панцирь циферблата. Он видел, как перекашивается от беспомощной ярости лицо Фролова, как плюет огнем раритетное оружие. Он слышал пронзительное "не-е-ет!", но думал и сожалел лишь о том, что зря не захватил с собой анальгетики.
Софья позвонила, когда Козырев уже поднимался по служебной лестнице гостиницы. Каждый шаг отдавался в голове острой болью, поэтому общение с главредом было совсем некстати.
- Да, - остановившись в пролете между третьим и четвертым этажами, отозвался Козырев.
- Скажи, что это был розыгрыш, - Софья как будто требовала.
- Не скажу.
- Ты понимаешь, что это не для эфира?! - объявила главред.
- Тебе решать.
- Не мне. Уже решают, кому положено. Второй материал передала в редакторскую. Клейменов взял в свою программу. Колоритная фактура, поздравляю!
- Какой материал? - растерялся Козырев.
- С девушкой, - напомнила Софья.
- С какой еще девушкой?!
- Странный ты, Алексей, - послышалась в трубке. - Сам перегнал, сам спрашиваешь. Ляг, поспи, чудак, - хмыкнула Софья и отключилась.
- Вот, чертова воровка! - проговорил Козырев, но тут же пожалел о всплеске эмоций - голову едва не расплющило от боли.
Когда Козырев вошел в номер, то еще успел заметить исчезающую голограмму поисковика с запросом "Лимпопо". Он улыбнулся. Айриша пыталась разузнать об африканской знаменитости подробнее.
- А каким ты представляла гиппопо? - проглотив таблетку, спросил Козырев.
Девушка не ответила. Козыреву показалось, что она стыдится и обижается одновременно. С "надутыми" губами и взглядом, буравящим пол, выглядела она смешно и казалась совсем еще ребенком. Козырев спохватился, когда понял, что любуется ею, а ему бы следовало ругать Айришу за самоуправство, требовать объяснений, грозить...
- Ну-у, - хмыкнул Козырев, - хвастайся своим первым репортажем.
Айриша вздрогнула. Она не рассчитывала на столь скорое разоблачение. Смущению ее не было предела. На щеках вспыхнул румянец, покраснели даже уши.
- Ладно, - Козырев взглянул на часы. - Скоро выйдет в эфир, там и посмотрим.
- В эфир?! От Москвы до Лимпопо? - сказала Айриша, и взгляд ее запылал восторгом.
- Где забавный гиппопо...
***
Козырев отключил сеть, потянулся. Первые впечатления от фьордов ушли на сервер "гео", теперь можно было позволить себе расслабиться, отдохнуть, надышаться чистым прохладным воздухом, наполненным ароматом цветов и хвои.
Алексей взобрался на большой, позеленевший у подножья ото мха, с зализанными волной округлыми боками камень. Туманная дымка стелилась над темными водами, даль обманывала зрение, окрашивая крутые склоны по обе стороны залива в синие тона. По утреннему небу ползли набухшие влагой темные облака с белыми завитушками по краям. Маленькой яркой кляксой виднелся у горизонта круизный лайнер. Козырев уселся, обнял колени. В душе царил покой, в голове поселилась пустота.
Теплые нежные руки опустились на плечи Козырева.
- С днем рожденья, - послышалось сзади и тут же, будто из ниоткуда возникла продолговатая коробочка, украшенная бантиком. - Это принадлежит тебе.
Козырев принял то, что посчитал подарком, снял крышку и с удивлением обнаружил внутри свои старые, испещренные царапинами наручные часы с потертым до желтизны хромированным браслетом. Сердце Козырева часто забилось, к горлу подступил комок.
- Вернули?! Целых три года... - проговорил Козырев. - А если нажать? - спросил он.
- Попробуй.
Алексей бережно нажал на стекло до едва ощутимого щелчка, и перед ним тотчас возникла голограмма мамы. Словно живая. Она смотрела на сына точно так же, как много лет назад. Вскоре ее черты размылись, а место ее занял отец. Его строгий взгляд никогда не вводил в заблуждение. Доброе папино сердце билось ради него. Отца вдруг сменил карапуз с пустышкой во рту. Он подполз на коленках по ворсистому ковру, остановился, пухленькие щечки его напряглись, розовые губки растянулись, пустышка выпала изо рта, но малыш не потянулся за ней. Он смотрел на своего папу и улыбался счастливо и непосредственно. Рядом появились сначала босые женские ноги, а после нежные мамины руки подхватили сына, прижали к груди. И теперь два любящих и любимых человека смотрели на Алексея - Кирилл и Айриша Козыревы.