1)Большое спасибо (и если что - извинения) тем, чьи ролевые имена я использовал: Алхору (Ирдолиану), Корху, Дингору, Бенедикту и мне любимому (Тималу).
2)Не посчитайте меня эльфом-расистом после прочтения данной повести! Я вообще по жизни khazad!
3)Эх, чтобы я еще хоть раз написал про этих гребаных эльфов!!!
Камрад Михаил Живой akaKomaro.
Черный ворон, что ж ты вьешься над моею головой...
Народная песня
Печатается с высочайшего разрешения Ее Королевского Величества.
Печатается с высочайшего разрешения Его Императорского Величества.
Друзья мои!
Все мы помним бесконечную череду страшных войн между Великой Империей и Королевством Востока, закончившуюся лишь двадцать лет назад благодаря мудрости и дальновидности правителей наших стран. Ненависть к врагу прочно укоренилась в сердцах простого народа по обе стороны границы. Прекратить многовековую войну, ставшую чуть ли не кровной враждой оказалось почти невыполнимой задачей, но добрая воля и разум восторжествовали. Теперь два наших народа живут в мире и согласии и если где-то остались еще старые противоречия, то они, в конце концов, все равно будут разрешены, но на этот раз мирным путем.
Но сколь бы ни были черны воспоминая о мрачных годах и десятилетиях войн, мы не имеем права забывать уроки, которые преподает нам история. И саму историю мы тоже не вправе забывать. Избранная мною стезя историка требует любою ценой докопаться до истины, фактов! Даже самое мизерное знание о минувших летах заслуживает внимания. Мы обязаны знать историю своей Родины, ведь лишь совершенные ошибки прошлого помешают нам повторить их вновь.
И все же, как бы мы ни любили историю Королевства, где родились и живем, но не стоит забывать о том, что Империя - на сегодняшний день наш добрый сосед и союзник - тоже проделала немалый путь в веках. Таких истых ученых, как я нем может оставлять равнодушным государство со столь богатой историей. Именно стремление к знаниям побудило меня совершить путешествие в самое сердце Империи - славный город Хавесс, дабы изучить хранящиеся в его богатейшей библиотеке манускрипты и хроники. Нужно признать, колоссальный объем знаний, обрушившийся со страниц книг, привел меня в состояние ошеломления и благоговейного трепета. Много исторических сведений я почерпнул в выдающейся библиотеке Хавесса, но рукопись, заинтересовавшую меня больше всего, я обнаружил вовсе не в Хавессе.
Итак, можно с достоверностью сказать приведенная ниже рукопись (а вернее, выполненный мною ее перевод) относится к 210 - 240 г.г. от Соединения по имперскому летоисчислению или к 1490-1520 г.г. по восточному. Любопытно то, что события, описываемые в ней, происходят в 150-х годах по имперскому летоисчислению, когда на востоке еще не существовало современного единого Королевства, а на западе только рождался процесс становления Великой Империи. Данный манускрипт был обнаружен мною в библиотеке провинциального городка Травень, что находится неподалеку от крупного имперского города Армигга. Страшно даже подумать, что такой бесценный памятник истории просто-напросто пылился и портился на полке захолустной библиотеки. Я нашел его случайно, когда просматривал свитки в поисках жизнеописаний св. Ирения Гибирского, сыгравшего в свое время немалую роль в развитии Империи. Поскольку рукопись не относилась к предмету моих поисков, то я практически уже отложил ее в сторону, когда вдруг обратил внимания на то, что дряхлый вид манускрипта вызван вовсе не дурным обращением, а большим его возрастом. Заинтригованный, я временно оставил свои поиски и внимательно прочел рукопись (благо, она была не слишком большая). Дело осложнялось тем, что она была написана на староаммеирском, которым я владею не слишком-то хорошо. Каково же было мое удивление, когда я понял что лежащая предо мной рукопись - не историческая хроника, а художественное произведение. Изложенная в вольной форме история настолько ошеломила меня, что я почувствовал своим долгом донести ее до общественности. Да, когда я, наконец, закончил чтение, мне стало очевидно - ценность этой рукописи огромна.
Что самое странное, автор не подписался под рукописью и не проставил названия. Не было также никаких признаков, что подпись и название когда-либо присутствовали в манускрипте. Для печатного издания я взял на себя смелость сам озаглавить сие произведение как "Клятвы паломника", а его автор до сих пор остается неизвестным.
С помощью местных переводчиков мне удалось переложить рукопись на современный имперский, а затем уж и на восточное наречие. Мы старались переводить как можно ближе к оригиналу по смыслу и духу, и если что и не получилось - то вина полностью наша. Получившийся перевод под моей поздней редакцией я привожу ниже.
Многие мои коллеги и просто знатоки истории по достоинству оценят сделанную мной находку, но я думаю, что вольный стиль, которым ведется повествование, сделает чтение приятным даже для неподготовленного читателя.
Владыка Западных Лесов и Вод, Пресветлейший и Премудрейший эльфийский Государь Аммеирский Иммерит сидел на заднице и глупо хлопал глазами. Он пребывал в полнейшей растерянности - никогда еще на него не поднимал руку верноподданный. Иммерит на своем веку однажды повидал даже государственную измену - он не мог вспоминать об этом без содрогания - но подобной непочтительности к власти и непозволительного презрения не видел ни разу. Ничего, нахал будет примерно наказан!
Королевский гвардеец протянул ему руку, чтобы помочь подняться на ноги, но этот жест вызвал в Иммерите лишь новую вспышку раздражения. Как будто он сам неспособен встать! Нетерпеливо отмахнувшись, Владыка поднялся с земли и с сожалением принялся осматривать безнадежно испорченный плащ. С огромным трудом Иммерит подавил в себе желание зарычать от ярости. Наверное, это единственная лужа во всем Вечном Лесу, и именно в нее проклятый дуралей умудрился толкнуть Владыку! И ведь не просто так - с применением оружия!
Чуть-чуть недотягивает до государственной измены.
"А с утра было такое замечательное настроение! И чего меня дернуло отправиться в эту проклятую прогулку? Сидел бы сейчас во дворце и винцо молодое потягивал!"
Прогоняя от себя постыдные для эльфа мысли, Иммерит поправил грязный плащ, пытаясь сохранить остатки достоинства. Впрочем, чего уж там говорить, Владыка умел держать себя как подобает монарху. Вообще-то любого эльфа весьма непросто представить жалким и потерявшим достоинство, такова уж особенная стать, присущая этой расе в любых условиях. Не отличаясь ни ростом, ни красотой, Иммерит даже среди своих соплеменников выделялся каким-то величием и был заметен издалека.
По крайней мере, он сам так считал.
Можно родиться неловким и неприглядным, но высокий пост, так или иначе, сделает тебя истинным эльфом. Владыка должен красноречиво говорить, грациозно двигаться и держаться с соответствующей гордостью. Иногда стоит придавать своим движениям и взглядам определенную надменность. Конечно, все эльфы равны друг с другом в правах и перед Великим Светом, но Владыка все равно не имеет права терять лица. Правитель целого народа - это не только некто, несущий большую ответственность за жизни и благополучие других, но и символ. Особенно если он занимает этот пост вот уже свыше шести столетий.
Владыка ведет и направляет тысячи и тысячи подданных. Народ видит в нем единство и нерушимость общества, такой лидер является своеобразным цементом, который скрепляет блоки государственного строя. Что-то может меняться, но только не Владыка - он всегда должен оставаться олицетворением нерушимости и стойкости. Стоит только ему оступиться в каком-то важно деле, сразу поползут ненужные слухи и домыслы, а там уж и недалеко до паники.
Конечно, эльфы значительно легче на подъем, нежели, скажем, те же гномы в их каменных чертогах, но все же главное в жизни, считал Иммерит, сохранять степенность и чувство собственного достоинства. Суетящийся эльф, а уже тем более эльф, ругающийся с досады, в глазах Владыки мало чего стоил.
Поэтому Иммерит поспешил принять свой всегдашний невозмутимый вид. Вокруг уже собралась немалая толпа зевак. Конечно, всем было интересно, почему это Владыка стоит посреди леса в грязном плаще, а рядом кого-то берут под стражу. Приказать им разойтись Иммерит, конечно, мог, но это вызовет нежелательные толки и вряд ли прибавит ему репутации. Лучше уж разобраться на месте, благо, нарушитель спокойствия и не подумал скрыться.
В Вечном Лесу - столице великого эльфийского государства Аммеир, раскинувшегося от восточных гор и до западных степей - стояла жара. Солнце палило вовсю, но сплетающиеся в невообразимой вышине кроны вековых деревьев заботливо прикрывали тенью приютившиеся у их подножий небольшие ажурные домики. Вечное лето, поддерживаемое эльфийскими чарами, не располагало возводить дома, в которых будет душно и жарко круглые сутки. Кроме того, эльфам было приятней жить среди никогда не расстающейся с листвой зелени, нежели в четырех стенах, сложенных из толстенного камня.
Стройные летящие конструкции зданий органично вписывались в окружающий лес, переплетались с толстенными стволами деревьев, каскадами спускались с ветвей на землю. Вечный Лес нельзя было назвать городом, но это была и не дикая чащоба. Определить четких границ поселения было практически невозможно, взгляд, скользящий по стене леса, то тут, то там выхватывал среди стволов аккуратные эльфийские домики. Улицы заменяли узенькие тропинки и мостики.
Кучность жилья и большая плотность населения были эльфам ни к чему - у них не было денег и торговли, над которыми так тряслась раса людей или глубоких шахт и карьеров, весьма любимых гномами. Их вечные жизни текли легко и неторопливо. Мир лишь изредка прерывался защитными войнами против орд неугомонных гоблинов, а тягучий сонный порядок - происшествиями вроде сегодняшнего.
Да, обычный летний денек с утра не предвещал ничего экстраординарного, но на то она и неожиданность. Ничего, скоро все вернется на круги своя.
А случай действительно из ряда вон выходящий. Страшно сказать: напали на самого Владыку, да еще и с оружием! По крайней мере, так уже перешептывались в собравшейся толпе. Сам факт преступления был весьма и весьма редким в сообществе эльфов, где преступности не существовало как таковой. Иногда случались смерти во время дуэлей, но это, как правило, были лишь несчастные случаи. Ведь в подобном случае убийца нес наказание не только за лишение другого эльфа жизни, но и за саму дуэль, кои в Аммеире были строжайше запрещены.
Но в данном случае дело оказалось несколько посерьезней, чем дуэль.
Преступника уже взяли под стражу и теперь за ним внимательно следили четверо Королевских гвардейцев с копьями. Еще два десятка солдат находились поблизости на всякий случай. Наверное, гвардейцы только и ждут, чтобы преступник выкинул что-нибудь этакое, и они могли бы проявить перед Владыкой свое рвение и доблесть. Иммерит усмехнулся. Нет, пленник стоял спокойно и не делал попыток побегу. Магическим даром он тоже судя по всему не обладал.
А толпа между тем уже собралась огромная. Наряженные в разнообразные, но неизменно изящные и броские одежды, эльфы негромко перешептывались между собой, обсуждая случившееся на поляне. Хотя кроме личной охраны Владыки свидетелей больше не было, но подробности уже передавались из уст в уста. Интересно, кто из солдат распустил язык?
Иммерит то и дело ловил встревоженные взгляды - эльфы беспокоились за своего Государя, и это радовало. Но в основном общее внимание привлекал заключенный под стражу преступник. Иммериту стоило огромного труда, чтобы тоже зло не коситься на обидчика.
Им был высокий молодой - если не сказать юный - эльф, горделиво стоящий меж бдительных гвардейцев. Спокойные красивые черты его лица смутно напоминали Иммериту кого-то, но кого конкретно - понять не было возможности. Гибкое стройное тело выдавало скрытую силу и ловкость, даже находясь под охраной, эльф напоминал готовую к броску кошку и казался опасным. Крайне опасным. Чрезмерная строгость и монолитность позы говорила о недюжинной воле и дисциплине преступника. Если бы не явно юный возраст - лет сто пятьдесят - его можно было бы принять за солдата и, причем солдата бывалого, видавшего множество битв.
Но это, разумеется, не так.
Больше всего Иммерита в молодом эльфе смущало его непробиваемое спокойствие. Он даже и не попытался скрыться с места преступления, но вовсе не оттого что его ноги от страха приросли к земле. С невозмутимым видом он стоял и дожидался, пока его окружат гвардейцы. Ни тогда, ни сейчас по выражению его словно бы высеченного из камня лица ничего нельзя было прочитать. Взглядом, в котором сквозило равнодушие, он скользил по собравшейся толпе, окружающему лесу, гвардейцам. Глаза, смотревшие из под нависающих черных волос, были карими, но отчего-то казалось, что они отливают сталью. Несколько раз эльф смотрел на Иммерита, но взгляда на нем не задерживал, будто Владыка был всего лишь одним из собравшихся зевак.
Это задевало.
--
Что здесь происходит? - толпа почтительно расступилась перед мелодичным женским голосом. На поляну грациозно вступила Гиммет - Советница Владыки по делам Правосудия. Дева Гиммет по праву считалась прекраснейшей из всех дев и жен Аммеира. Высокая и стройная, сейчас она была в ослепительно белом платье. Лишенное каких бы то ни было украшений, изысканное в своей простоте, оно туго облегало грудь и бедра, подчеркивая красоту и изящество ее фигуры. Ниспадающие до талии слегка вьющиеся темные волосы, колеблемые ветерком, словно ласкали деву потоком жидкого шелка. Тонкое чувственное лицо казалось высеченным из белоснежного мрамора. Глядя на Гиммет, любой мужчина, будь он холост, серьезно задумывался: не пора ли переменить образ жизни, а женатый начинал сомневаться в правильности сделанного им выбора. Да, деву нельзя было лицезреть без замирания сердца. Но бездонные серые глаза, смотрящие из-под длинных ресниц, всегда блестели холодом.
Гиммет уже долгое время занимала высокий пост Советницы по делам Правосудия при Владыке Иммерите. Преступления среди эльфов - вопиющая редкость. Нарушив какую-нибудь заповедь своего народа, они обрекают себя на позор и порицание длинною в вечность. Четкие правила поведения и неукоснительное их выполнение - единственный гарант стабильности эльфийского общества. Они давно поняли эту истину, и это знание с поколениями уже успело впитаться в их кровь. Именно поэтому среди эльфов почти нет бунтарей и нарушителей спокойствия. Именно поэтому у эльфов нет преступности. Стыд и раскаянье, длящиеся века - нечто большее, чем может пережить любое живущее существо.
Чаще всего Гиммет приходилось разбирать дела каких-нибудь молодых гвардейцев, ухаживающих за одной и той же девой. До дуэли, разумеется, не доходило, но драки изредка случались. Причем зачастую объектом ухаживаний являлась сама Гиммет. Никто не знал, было ли это ей неприятно или напротив - забавляло, но любое дело она разбирала с одинаковой беспристрастностью. Непонятно также на что рассчитывали юнцы, добивающиеся благосклонности прекрасной Советницы, ведь она еще никому не оказывала даже малейшего знака внимания. Говорят, она даже не имела друзей среди мужчин.
Не проходило и месяца без того, чтобы какой-нибудь глупец не делал Гиммет предложение руки и сердца, но она всякий раз отвергала их с холодной усмешкой. Казалось, она ждет кого-то определенного, но вот только он все никак не появлялся.
Иммерит порой и сам жалел, что уже женат. Но это случилось еще задолго до рождения Гиммет. Владыка, конечно, любил свою жену, но, глядя на деву... Интересно, если бы он был холост, согласилась бы она стать Владычицей?
--
С тобой все в порядке, Владыка? - встревоженно спросила Гиммет, так и не дождавшись ответа. Если бы Иммерит немного хуже знал Советницу, то, возможно, пришел бы в трепет от такого участия в ее голосе. Но он не питал иллюзий потому что совершенно точно знал: он Гиммет не интересует нисколько.
--
Со мной все хорошо, спасибо.
--
Покушение на убийство Владыки! Этот нечестивец напал на Государя с копьем! Он должен быть предан смерти! - возбужденно завопил один из отирающихся поблизости солдат, какой-то молодой лучник.
Преступник тем временем без видимого интереса изучал носки своих сапог.
--
Закрой свой рот, Дингор! - его одернул Бенедикт, Старший Чемпион Королевской Гвардии и ее командир никогда не отличался особой обходительностью. Старый воин с украшенным множеством боевых шрамов лицом как всегда появился словно бы из ниоткуда незаметно для всех. На поясе Бенедикта неизменно висел добрый меч гномьей работы в изящных посеребренных ножнах. Поговаривали, он не расставался с оружием даже во сне, кладя клинок под подушку. Вообще-то мирные жители Аммеира косо посматривали на носящих оружие в пределах Вечного Леса, но для Бенедикта делали исключение. Все знали: Гвардия охраняет их сон и покой, а потому и ее командир - левая рука Владыки - должен всегда быть настороже, пусть опасности и нет.
Гвардеец обвел толпу глазами, на мгновение задержав суровый взгляд на смутившемся лучнике, отчего тот еще больше залился краской. Когда Бенедикт увидел взятого под стражу эльфа, глаза его полезли на лоб. Он уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но его опередили:
--
Тимал! Что ты тут натворил?
Иммерит оглянулся: позади него стоял Ирдолиан, лидер всех аммеирских рыцарей, опытнейший эльфийский генерал и правая рука Владыки. Если Бенедикт был моложе Иммерита почти на сотню лет, то Ирдолиан - значительно старше. Он рубился с врагами еще задолго до рождения нынешнего Владыки. Пожелай он в свое время, он сам без труда смог бы стать Государем - его все знали и очень уважали. Но Ирдолиан почему-то поддержал Иммерита и с тех пор был его близким другом и соратником. Генерал, кстати, тоже повсюду носил с собой меч.
--
Тимал? Сын пришельца с востока? - Иммерит начал кое-что понимать. И Бенедикт и Ирдолиан, похоже, знали преступника лично.
--
Точно так, Владыка. Это его единственный сын. И мой внук. - Отвечал генерал. Иммерит, наконец, понял, почему лицо эльфа показалось ему таким знакомым - он узнал в нем черты своего друга Ирдолиана.
Тимал тем временем не выказывал никакого интереса к тому, что говорят именно о нем. Он задумчиво рассматривал собственные ладони, словно разыскивая там что-то.
Иммерит задумался, припоминая все, что он знал о странном эльфе, пришедшем в Аммеир чуть больше ста пятидесяти лет назад. Именно от него обитатели Вечного Леса узнали, что очень далеко на востоке тоже живут высокие эльфы. Что развратных грязных людей там очень мало, и эльфы могут дышать свободно. Эглинг - именно так его звали - рассказал Иммериту и его подданным о прекрасных городах и дворцах, воздвигнутых восточными эльфами. Он и несколько его соплеменников покинули родные края, обуянные тягой к неизведанному. Многие месяцы пробирались они на запад от Купели Мира (так они называли крупнейшее свое поселение), делая путевые заметки, записи и зарисовки. К несчастью для смельчаков в здешних краях обитали многочисленные племена зловредных гоблинов, кои не замедлили атаковать путешественников. На востоке эти отвратительные твари не обитали, поэтому несчастные не ожидали подвоха. Среди ночи группа гоблинов напала на мирно спящий лагерь и перебила всех. Одному лишь Эглингу, который отлучился в кусты по нужде, удалось скрыться. Он хотел спасти собранный отрядом научный материал, но боялся вернуться назад, потому что, как оказалось, гоблины способны видеть в темноте не хуже эльфов. Придя в лагерь на следующее утро, Эглинг обнаружил его полностью разоренным. Не найдя чем поживиться у простых путешественников, гоблины жестоко издевались над ними, а затем убили, свалив трупы в кучу. Все записи, сделанные эльфами, были похищены. Эглинг долго не мог понять, зачем им бумага, пока наученный опытом Иммерит не объяснил ему.
Гоблины заворачивают в клочок бумаги специальным образом засушенные листья одной местной травы с острыми стрельчатыми листьями, которую для них выращивают рабы-люди. Затем они берут один конец получившейся трубочки в рот, а другой поджигают. Вдыхая дым тлеющих листьев, гоблины дурманят свой разум, вызывая видения и галлюцинации. В таком состоянии они способны совершать любые зверства и бесчинства даже над своими соплеменниками. Как-то во время одного из рейдов аммеирским эльфам удалось захватить немного этого странного зелья. Рыцари доставили его в Вечный Лес. Движимые научным интересом, несколько добровольцев согласились проверить его на себе. Оказалось, что эльфы подвержены действию дурмана не меньше, чем гоблины. Он пьянил не хуже человеческого алкоголя. Некоторых из добровольцев начало сильно тошнить, другие впали в задумчивость, но большинство словно бы сошли с ума: они истерично хохотали над своими невероятно глупыми шутками и вообще над всем вокруг. Судя по всему, в подобном опьянении им было очень хорошо. Но через некоторое время дурман оставил эльфов, и они вновь стали самими собой. Позже, вспоминая свое поведение во время эксперимента, добровольцы краснели и стыдились. Впрочем, по честному признанию участников, в будущем они бы не смогли отказаться от его повторения.
Опасаясь падения эльфов и уподобления их ненавистным гоблинам или людям, Иммерит запретил ввоз, хранение, а тем более и использование проклятого зелья на всей территории Аммеира. Вот только все оставшееся после эксперимента зелье он прикарманил и в последствии изредка поднимал себе настроение, запершись в своем кабинете. Никто этого так и не узнал, а зелье через некоторое время кончилось. Иммерит был этому даже рад, опасаясь пристраститься к нему.
Глубоко опечаленный жестокой смертью своих товарищей, Эглинг решил повернуть обратно на восток и поведать своим соплеменникам о западных землях хотя бы на словах. Он похоронил тела своих спутников и пустился в обратную дорогу. Однако, пробираясь по лесу неподалеку от места трагедии, он вдруг почувствовал светлую ауру, которая всегда окружает эльфийские поселения. Для него она показалась светом во тьме. Пойдя на этот свет, Эглинг, в конце концов, наткнулся на аммеирский патруль, который доставил его в сердце Аммеира - Вечный Лес. Там он предстал пред очами Владыки Иммерита и поведал ему свою историю.
Тот попросил Эглинга быть его гостем. Пришелец решил ненадолго остаться в Вечном Лесу, чтобы порасспросить эльфов о здешних краях. Через несколько недель он планировал отправиться домой. Но его планы были сломаны в одночасье. Как-то он случайно повстречал прекрасную Илиандис, дочь того самого Ирдолиана - одного из знатнейших рыцарей Аммеира. Говорят, что они полюбили друг друга с первого взгляда. Ее отец дал согласие на брак, вскоре сыграли веселую свадьбу. Еще через год у Эглинга и Илиандис родился сын. Иммерит не помнил, как его назвали, а теперь вот оказалось что Тимал. Очень странное имя: на эльфийском "тим" - это восток, а "ал" - запад. Видимо, родители мальчика хотели этим обозначить единство эльфов. Мальчик рос красивым и очень умным, рано научился ходить и говорить.
В радости и счастье прошло десять лет, вроде бы пора Эглингу успокоиться. Но нет, его сердце разрывалось на части: одна половина хотела остаться здесь, а другая рвалась на восток, на родину. Наконец он не выдержал и решил предпринять путешествие к Купели Мира, где он родился и вырос. Его отговаривали многие, за десять лет он устал стать своим в Вечном Лесу, даже Иммерит снизошел до разговора с ним. Но Эглинг был неумолим, он говорил, что не смотря ни на что должен донести до своих соотечественников результаты экспедиции. К тому же родные и друзья его погибших товарищей были в полном неведении об их судьбе, но ведь кто-то все-таки должен принести горестную весть. Тогда Илиандис заявила, что в это опасное путешествие отправится вместе с мужем, так как не сможет вынести долгой разлуки. Ее отец Ирдолиан, опасаясь за жизни дочери и зятя, выделил им в охрану пятьдесят своих воинов. Несколько рыцарей добровольно присоединились к отряду. Малолетнего Тимала оставили в Аммеире на воспитание деду.
В одно злосчастное утро процессия покинула Вечный Лес и направилась на восток. Спустя месяц в Аммеир вернулись лишь четверо простых воинов и один рыцарь. Они смертельно устали и страдали от ран, их одежды и доспехи были покрыты засохшей кровью гоблинов. Они поведали о том, что в пути встретились с целой армией этих отвратительных тварей. Вырваться из окружения удалось лишь пятерым, остальные погибли, либо попали в плен. Что сталось с Эглингом и Илиандис - они не знали. Узнав о смерти дочери, Ирдолиан сначала не находил себе места от горя, а затем замкнулся в себе и сделался молчаливей камня. Тимал долго плакал, поняв, что мама с папой уже не придут, а затем замолчал как дед. Он перестал играть со своими сверстниками, вместо этого он целыми днями в одиночестве бродил по лесу вдали то обжитых мест. Никто так и не смог помочь мальчику, никто так и не узнал, что творится у него в душе.
Эльфы Аммеира разом возопили о мести проклятым порождениям мрака. Предлагали выследить и перебить всех гоблинов на сотни миль вокруг, чего бы это ни стоило. Еще хотели все-таки послать весть своим восточным собратьям, пусть даже для прохода через земли гоблинов и потребовалась бы целая армия. Но армия вдруг потребовалась для другого - гоблины впервые за много лет осмелились напасть на сам Аммеир. Несметные полчища этих существ хлынули на земли эльфов, уничтожая все на своем пути. Иммерит повел свои войска на врага, две могучие силы встретились в решающей битве. Посреди кровавой сечи Иммерит вместе с Ирдолианом и Бенедиктом, а также еще несколькими эльфами сумел прорубиться к предводителю гоблинов, омерзительному вождю-шаману. Главный гоблин пал от меча Владыки и его рати в ужасе бежали от разгневанных эльфов Аммеира. Много славных воинов пало в той битве, но гоблинов погибло раз в пять больше. После изгнания врагов со своей земли, эльфы исполнили задуманное: уничтожили всех гоблинов в землях, окружающих Аммеир. Перебили всех, даже женщин и детенышей. Людей, которых гоблины держали в рабстве, тоже пришлось большей частью убить. Но уже из милосердия - многие были доведены до абсолютно скотского состояния и вели себя как животные. Тех немногих, что сумели сохранить рассудок, потому что были в рабстве недолго, отпустили, и они ушли на север, к поселениям людей. Из гоблинского плена также удалось освободить несколько эльфов, но Эглинга и Илиандис среди них не было.
Еще несколько лет спустя удалось наладить связь с соплеменниками Эглинга. Начался культурный и научный обмен, дружба между двумя народами крепла, заключались браки. Немало прекрасных статуй и памятников было воздвигнуто в светлую память Эглинга и Илиандис, немало щемящих сердце поэм написано. Восточные и западные эльфы рука об руку шли в завтрашний день, все были счастливы. Население и границы обоих государств росли, искусства и ремесла расцвели буйным цветом.
А вот о Тимале, который, по идее, мог бы стать символом единения двух народов, как-то забыли. Да и не годился он в символы: молчаливый, мрачный, нелюдимый. Поначалу думали, что он недоволен жизнью в доме своего деда Ирдолиана, восточные родичи Эглинга даже хотели забрать его к себе. Но тут и Ирдолиан, и Тимал в один голос сказали "Нет!" Это, кстати, было первое слово, произнесенное мальчиком после смерти родителей.
--
Я очень хорошо помню Эглинга. Он был отличным ученым, хотя и никудышным воином, что, в конце концов, его и погубило. А вот про их с Илиандис сына я к своему стыду позабыл. Но насколько я знаю, смерть родителей очень сильно на него повлияла. Может ли его сегодняшний поступок объясняться... некой оторванностью Тимала от общества?
Иммерит и в самом деле так считал. Если парень сумасшедший, так что с него взять?
--
Позволь спросить тебя, Владыка, чем же провинился Тимал.
--
Ты знаешь, Ирдолиан, что твой внук только что ударил меня древком копья?
Рыцарь опешил. Преступление, за которое грозит серьезное наказание, если только оно не результат простого досадного недоразумения или случайность.
--
Наверное, это произошло ненамеренно?..
--
Он ходил по Вечному Лесу вооруженным? - Гиммет удивленно приподняла изящную бровь. Это, разумеется, не запрещено, но неэтично.
--
Когда погибли моя дочь и зять, мы оба были убиты горем, - не обращая внимания на ее вопрос, начал объяснять Ирдолиан, - особой дружбы между нами не получилось, не до того было. А потом на меня навалились военные дела, мне было просто некогда с общаться с мальчиком. А мальчик тем временем вырос, бродя по лесам и полям. В полном одиночестве, в моем доме он почти не ночевал. А я не препятствовал его прогулкам. Конечно, сто шестьдесят четыре года - не возраст для эльфа, он еще юн, он еще не повзрослел, но кто же знает, что творится в этой измученной душе? Тимал вряд ли доволен своей судьбой, но у него нет причин ненавидеть ни тебя, Владыка, ни кого-либо из эльфов в целом. Он оскорбил тебя, но он не виноват. Виноват я, что пустил его на самотек. Если хочешь, накажи меня! Но его не трогай, прошу тебя.
Иммерит вновь задумался, с одной стороны, юноша и впрямь не виноват, что не такой как все. Сто шестьдесят четыре года - действительно небольшой возраст для эльфа, он еще не совсем взрослый, но уже давно не ребенок. В сто шестьдесят многие уже имеют семью и детей. Тимал глуп, но со временем поумнеет. Пожалуй, его и впрямь стоит простить.
--
А что все-таки здесь произошло? - Гиммет с интересом посматривала на Тимала. Конечно, она тоже слышала историю Эглинга и Илиандис. Происшествие находилось в ее ведении, ведь это она по большей части вершит Правосудие. Но нападение было на Владыку, так что тут уже затронута политика! А значит Иммерит в стороне не останется.
--
В утренний час я прогуливался по лесу и на этой вот поляне встретил Тимала. - Иммерит постарался придать голосу силу. - Вооруженный копьем, он, казалось, что-то высматривал в кустах. Я подумал, что, вряд ли он охотится посреди города. Мне стало интересно, что же делает этот юноша. В конце концов, я ведь как Владыка обязан следить за всем происходящим в Аммеире. Поддерживать порядок - моя прямая обязанность.
Владыка сейчас произносил речь, словно оратор перед аудиторией. Собравшая толпа зевак слушала его с заметным интересом.
--
Я спросил этого юношу, чем он занят, но он только отмахнулся.
Толпа ахнула. Бенедикт насмешливо хмыкнул. "Мне только так кажется, или он одобряет действия этого Тимала?" - Иммерит впервые задумался: а так ли уж хорошо он знает Старшего Чемпиона?
--
Интересно, - пробормотала Гиммет.
--
Интересно, но не это, - вставил Ирдолиан, - интересно, где это ты, Тимал, научился так непочтительно обходиться с Владыкой.
Тимал на миг скосил взгляд на деда, но тут же принялся изучать шишки на деревьях. Кажется, его нимало не волновало, что решается его судьба. Бенедикт вновь хмыкнул.
--
А когда я потребовал у него ответа во второй раз, он вновь отмахнулся. Все это не на шутку меня встревожило. Я подумал: если эльф так себя ведет, значит, на то есть причина. Я посчитал своей опасностью узнать ее. Направившись к этому юноше, я тронул его за плечо. В тот же самый миг он обернулся и нанес мне удар своим копьем в грудь.
В воздухе повисло ошеломленное молчание. Молчали, стараясь переварить услышанное, даже привычные ко всякому Ирдолиан и Бенедикт. Казалось, даже птицы перестали петь. НАМЕРЕННО ударить Владыку - все равно, что совершить убийство, это не просто нанесение телесных повреждений, это посягательство на саму структуру власти. До сих пор на Иммерита с оружием нападали только гоблины.
--
Вопиющий случай, - покачала головой Гиммет. - Требует всестороннего рассмотрения. Я займусь этим вплотную.
Молчание было ей ответом. Какое уж тут рассмотрение - если наглец не поплатится головой, то ему сильно повезет.
--
Бенедикт, - внезапно обратилась прекрасная Советница к Старшему Чемпиону, - ты тоже знаком с Тималом?
--
Да. Я ведь отлично помню всех, кто носит оружие в пределах Вечного Леса. Кроме того, в свое время я давал ему уроки владения копьем. Юноша попросил меня, как же я мог отказать внуку моего товарища? - он имел в виду Ирдолиана. - Весьма способный, сказать, юноша. Силы и ловкости ему не занимать.
--
Вероятно, тем самым копьем, - пробормотал Иммерит себе под нос. Теперь, оружие, конечно, было у преступника отобрано и находилось в руках одного из гвардейцев.
"Да уж, - поморщился Владыка, потирая ушибленную грудь, - силы ему не занимать".
--
Давайте сначала все же узнаем, что он там выслеживал в зарослях, - предложила Гиммет и послала откровенно скучающему Тималу долгий-долгий взгляд. Иммерит опешил. Что бы это могло значить?
--
Что же ты там высматривал, Тимал? - обратилась она к юному эльфу.
Преступник обратил равнодушный взгляд на деву, и тут с ним произошло нечто странное. Лицо его исказила совершенно непонятная гамма чувств, он отшатнулся словно от удара. Гвардейцы насторожились, но Тимал и не собирался бежать. Он неотрывно смотрел на Гиммет, смотрел, будто только что увидел. Он былой невозмутимости не осталось и следа.
Иммерит только усмехнулся, он вполне понимал, что сейчас происходит с Тималом. Не у него одного прекраснейшая из эльфийских дев похитила сердце. Владыка слышал, что люди, к примеру, не верят в любовь с первого взгляда, но среди эльфов это штука обычная. Особенно если рядом находится Гиммет.
--
Зло, - прошептал эльф и, справившись с собой, тут же добавил уже более твердым голосом, - Тьму.
--
Зло? Тьму? - Ирдолиан выглядел растерянным. - Какое же Зло и какую Тьму ты искал здесь, в обители Света?
Тимал не отвечал, продолжая неотрывно смотреть на Гиммет, а та почему-то избегала его взгляда. Дева казалась какой-то растерянной, тоже растеряв свою обычную невозмутимость. "Да что же сегодня происходит с моей Советницей?"
--
Все это дурно пахнет! Он что-то замыслил, это точно! Он хочет убить Государя! - все тот же молодой лучник.
--
Молчи, пока тебя не спросят, Дингор!!! - Бенедикт снабдил свои слова подзатыльником. Да, на редкость глупый молодой гвардеец этот Дингор.
А Тимала сотрясала дрожь.
Если бы сейчас кто-нибудь оторвал свой взгляд от виновато потирающего затылок Дингора и злого Бенедикта и обратил его на Тимала, то ему бы стало ясно, чего тот в данный момент хочет на самом деле. Желает больше всего на свете. Прежняя невозмутимость вмиг слетела с него, а лицо исказила смесь эмоций, прекрасно характеризующаяся словом "жажда". Глаза его были устремлены на Гиммет, он пожирал ее взглядом. Пронзал. А Гиммет смотрела на него. Прямо ему в глаза. Если бы здесь в этот момент присутствовал искусный эльфийский бард, он, несомненно, сочинил бы об этом моменте и взгляде минимум целую поэму. Но барда как назло поблизости не случилось, так что можно просто сказать, что Тимал влюбился. Влюбился в деву Гиммет всей душой и телом. Намертво.
Впрочем, как и многие эльфы до него. Но никому еще Гиммет не отвечала таким взглядом. Мало того, в повисшем ошеломленно молчании она неспешно приблизилась к Тималу. Все взоры были прикованы к ней, ее какому-то вдруг еще более грациозному стану, еще более притягательно покачивающимся бедрам под тонким шелком платья, еще более безупречным чертам лица. Она остановилась в каком-то полушаге от Тимала, так близко и так далеко. Так близко, что он мог сейчас чувствовать ее немного взволнованное дыхание, видеть, как вздымается ее грудь, чувствовать запах ее тела, настолько прекрасный, что он один доставлял наслаждение и невыносимую муку притяжения плоти. Так далеко, что не мог сейчас прижать ее к себе, впиться губами в эти губы. Не мог. Это испытание, решил он. О, за что же ему это?! Да, плоть бунтует, плоть горит, плоть тянется к плоти. Он уже чувствует тепло ее тела. Нет, жар! Ее жар, как его жар! О, небо, он спалит их обоих. На его лбу выступает испарина. "Дева, будь моей или убей меня! Здесь, прямо на этом месте!" А Гиммет, похоже, решила совсем погубить его. Медленно-медленно движется ее рука к его лицу, "словно убийца поднимает нож над своей жертвой, она целится точно в сердце, да, прямо в самое сердце". "Убей..." - хочет сказать он, но из стиснутого неизведанным доселе чувством горла вырывается лишь слабый стон. И эхом отдается в толпе собравшихся зевак. Каждый из собравшихся здесь почтенных мужей, воинов, зодчих, великих деятелей застыл сейчас статуей точно как Тимал. Каждый из них отдал бы все, чтобы оказаться сейчас на месте этого мальчишки, не то, что толкнул бы Владыку древком копья, избил бы его. Убил бы. За одно лишь ее прикосновение. Женщины хмурятся, но молчат.
А рука все ближе к лицу, изящные пальцы вот-вот коснутся гладкой кожи. Тимал уже не чувствует себя, он растворяется в ней, он тает, он истаивает как дым. Он задерживает дыхание, но его вновь начинает бить дрожь. И вот - прикосновение. Он дергается, как будто от укола иголкой, судорожно сглатывает, и вслед за ним сглатывают все мужчины на поляне. Он видит ее лицо, оно как будто светится, губы дрожат в странной полуулыбке, в глазах он тонет, тонет, не имея желания спастись. Ладонь медленно ползет по щеке, спускается по шее, вновь поднимается и застывает на подбородке. Он чувствует, как ноги подгибаются, как он падает на колени перед ней. "Раб... раб навеки", - проносится в его мозгу. Откуда-то из поднебесных высот звучит голос... или это музыка...
Никто из собравшихся мужчин не расслышал, что она сказала, все застыли в немом оцепенении. Гиммет повторила вопрос, и теперь ее голос звучал уже твердо, а не срывался и дрожал от волнения, как в первый раз. Может, это и к лучшему, что первый раз ее слова не были услышаны Владыкой.
--
Государь... не наказывай его. Я тебя прошу.
Иммерит не сразу пришел в себя. Еще мгновение назад он стоял, ошеломленно глядя на разыгрывающуюся сцену. Если бы сейчас кто-нибудь спросил Владыку, что же произошло, он бы не смог дать вразумительного ответа. Даже очнувшись от оцепенения, он некоторое время был не в силах выговорить ни слова. Мысли Иммерита путались и разбегались, все попытки поймать за хвост хотя бы одну оканчивались неудачей.
Произошедшее оказало огромное впечатление на эмоциональных эльфов, поляна застыла в немом шоке. Да, такой накал страстей увидишь не каждый день.
--
Поднимите Тимала с колен, - голос Владыки звучал слабо, но он все-таки первым из всех пришел в себя. Завороженные гвардейцы не расслышали его, и Иммериту пришлось повторить свой приказ.
Очнувшись, солдаты бросились к нарушителю - теперь, похоже, уже дважды - спокойствия и рывком поставили его на ноги. Тимал не обратил на это никакого внимания, кажется, он даже не заметил схвативших его рук. Юный эльф стоял не в силах оторвать взгляда от Гиммет. Да, если парень и до этого был нездоров рассудком, то сегодняшнее происшествие ему ума определенно не добавило.
По очнувшейся толпе побежали полные удивления шепотки, постепенно набиравшие силу и, в конце концов, переросшие в гвалт. Всем без исключения была известна бесстрастность Гиммет и ее прохладное отношение к мужчинам. Теперь же дева стояла без движения у всех на виду, прикрыв глаза. Ее лицо выражало крайнюю растерянность и волнение, из-под закрытых век текли слезы. Было совершенно ясно: Советница только что пережила не меньшее потрясение, чем Тимал, а может быть, еще даже и большее. Ее обуревали чувства, чувства которые были ей незнакомы, чувства которые она не могла обуздать.
Неужели нашелся тот, кто пробил броню, которой дева оберегала свое сердце?
Поначалу Иммерит лишь рассмеялся такой мысли: юнец, который только-только вступил во взрослую жизнь, полусумасшедший, не имеющий никакого веса в обществе. Да, он красив, глупо с этим спорить, но ведь... ущербен, что ли. Девы зачастую швыряют сердца к ногам прославленных воинов, искусных зодчих, отважных исследователей, но не тронутых умом отшельников!
Может, Гиммет не такая? В конце концов, она совсем ненамного старше этого юнца. Совсем ненамного.
Дева открыла полные слез глаза и одарила Тимала ТАКИМ взглядом, что у Иммерита пропали всякие сомнения. Похоже, этот юнец своим копьем не только опрокинул Владыку в грязную лужу, но и выбил себе неплохой приз! Иммерит почувствовал, как в нем закипает негодование. Мгновение спустя эльф понял: это не негодование, а ревность.
"Постойте, как же я могу ревновать ту, которой никогда не обладал?"
И, тем не менее, Иммерит ревновал, ревновал всей душой, а еще ненавидел этого проклятого выскочку и люто ему завидовал. Черной завистью.
Наверняка Иммерита в этом чувстве поддержали бы все мужчины Аммеира. Владыка читал на лицах собравшихся неприкрытое изумление. Молодые эльфы - особенно те, кто самолично увивался вокруг Гиммет - возмущенно хмурились и гневно сжимали кулаки. Те, кто постарше улыбались, но как-то неуверенно, возможно, до сих пор не смели поверить в произошедшее.
Окрыленный взглядом Гиммет, Тимал шагнул к ней, но четверо гвардейцев тотчас преградили ему путь. Сперва он словно бы их не заметил, не отрывая взгляда от девы, но выставленный наконечник алебарды заставил его остановиться. Эльф налег грудью на острие, толпа ахнула - вот-вот брызнет кровь. Перепуганный гвардеец невольно отдернул алебарду, но Тимал и не подумал воспользоваться этим, он стоял на месте.
"Ну, нет, преступник! - злость кипела в Иммерите, едва не выплескиваясь наружу. - Ты ее не получишь! Найдутся многие достойней тебя, но ты ее не получишь! Слава Великому Свету, я в силах этому помешать!"
Владыка быстрым шагом пересек поляну, встав лицом к лицу с Тималом. И чуть не зарычал от досады, осознав, что чуть ли не полголовы ниже молодого эльфа. Тот, казалось, и не замечал Иммерита, глядя сквозь него - в глаза Гиммет.
--
Зло?! - негодующе возопил Владыка. - Зло? Какое Зло, ты искал здесь, в Аммеире? Какую Тьму? Ты напал на меня, своего законного Владыку и Государя, напал с оружием! И это не была случайность, ты преднамеренно пошел на преступление! Жестокое преступление! Если где-то здесь и есть Тьма, есть Зло, то только в одном месте - в тебе! Ты будешь подвергнут справедливой каре, и не надейся ее избежать!
Гиммет слабо вскрикнула и бросилась к Тималу. Иммерит краем глаза заметил, как насупившийся Ирдолиан схватил деву за локоть и удержал ее на месте.
Тимал нехотя оторвал взгляд от Гиммет и перевел его на Владыку. От презрения и ненависти, бившихся в его глазах, Иммерит чуть не вздрогнул.
--
Ты понял меня, изменник? Ты будешь наказан! Ты понял?
Усмешка, исказившая лицо Тимала, бросила Иммерита в дрожь. Медленно, очень медленно, его голова опустилась в притворно-почтительном поклоне. Сорвавшийся с губ Тимала плевок угодил Владыке аккурат на сапог.
Нет, этот парень положительно сумасшедший.
Толпа вновь замерла от ужаса. Если тычок древком копья еще можно было как-то списать на случайность, то плевок на обувь Владыки - отвратительный и, что самое главное, абсолютно неприемлемый для эльфа жест - никак. Он приличествовал бы какому-нибудь грязному человеку или даже гоблину, но уж никак не эльфу! Если Тимал хотел выразить свое презрение к Иммериту, то мог бы сделать это и на словах.
В живот Тималу обрушился сильнейший удар ногой - один из гвардейцев решил защитить честь своего Владыки, не дожидаясь его приказа, но Иммерит его не остановил. Захрипев, молодой эльф согнулся и упал на землю. Брезгливым жестом Иммерит обтер сапог о его одежду, а затем бесцеремонно утвердил ступню прямо на виске Тимала.
--
Вы все только что увидели, что на самом деле представляет из себя этот недостойный! - обратился он к толпе. - Воплощение бунтарства и презрения ко всему лучшему, что есть в нашем обществе! Верно, Зло свило в нем свое гнездо! Тьма избрала его для исполнения своих гнусных планов! Он преступник и понесет наказание! Строгое наказание!
Гиммет испустила стон, исполненный отчаянья. Казнь или изгнание - вот единственно возможные наказания в этом случае. Толпа слушала своего Государя, затаив дыхание.
--
Мне жаль, что я не смог разглядеть эту опасность, тающуюся внутри самого Аммеира, занятый внешними угрозами. Но, возможно, Свет еще не до конца покинул сего юношу. Я не хочу казнить его, но и изгонять его прочь из нашего общества тоже было бы чересчур жестоко. Итак, я, Владыка Аммеира, провозглашаю свой приговор: Тималу, сыну Эглинга, внуку Ирдолиана, будет даровано прощение, если он поклянется совершить паломничество к Источнику Света и немедленно отправится в путь. Если он вернется в Аммеир, не коснувшись благодати Источника - его ждет смерть. Ну так что, Тимал, каково твое решение?
--
НЕТ! - разом вскричали Гиммет и Ирдолиан, в ужасе вцепившись друг в друга. Бенедикт застыл с каменным лицом. Многие в толпе печально молчали, иные сокрушенно покачивали головами. Владыка только что миловал Тимала и одновременно отправил его на казнь. Источником Света называлась величайшая из святынь аммеирских эльфов, но находилась она далеко-далеко на западе и была покинута более тысячи лет назад. Чтобы добраться до нее, нужно было преодолеть сотни миль по голой степи, кишащей гоблинами - злейшими врагами эльфов. Эльф, попавший в лапы гоблинам, через некоторое время начинал мечтать о быстрой смерти как о величайшем из благ. Пожалуй, существовал лишь один шанс из ста пробраться через гоблинские степи незамеченным, но ведь надо еще и вернуться! Еще никто из отправившихся в паломничество к Источнику Света эльфов не вернулся. Даже целой армии не хватило бы, чтобы пробиться туда. Но прикосновение к благодати Источника по преданиям и старым хроникам давало невероятную чистоту души и ясность ума. Испивший святой воды из Источника, пожалуй, уже не мог бы считаться эльфом, он становился существом, наполовину состоящим из Света. За последние столетия многие аммеирцы жаждали совершить паломничество, но это было просто невозможно.
Одним словом, Иммерит послал Тимала на смерть и одновременно проявил милосердие. Он был доволен.
Прижатый к земле ногами Владыки и гвардейцев, Тимал не мог повернуть головы, но никто и не сомневался, куда сейчас он бы устремил свой взгляд. На рыдающую и заламывавшую себе руки Гиммет.
--
Светом клянусь, жизнью своей и посмертием, - прохрипел Тимал, - я не вернусь в Аммеир, пока не совершу паломничества к Источнику Света и не коснусь его благодати.
--
Я слышал твою клятву, Тимал, сын Эглинга, внук Ирдолиана, - торжественно провозгласил Иммерит, - и все присутствующие здесь слышали. И Великий Свет слышал ее. Ты не имеешь права нарушить ее или не будешь более иметь права называть себя эльфом! Ты понял?
--
Понял. Я готов идти немедленно.
--
Да будет так. Поднимите его, как можно быстрей доставьте на западную границу Аммеира и выдайте все необходимое для путешествия. Прощай, Тимал, я не буду тебя провожать.
В полной тишине, нарушаемой лишь бессильным всхлипами Гиммет, Тималу подвели коня. Эльф молча взобрался в седло, охраняющие его гвардейцы тоже сели на лошадей, чтобы конвоировать "паломника".
Всего лишь один раз уезжающий Тимал оглянулся на Гиммет. Казалось, их краткий обмен взглядами заменил им целый разговор. Тимал успокаивающе улыбнулся, и дева вдруг перестала плакать, встала прямо, сжав кулаки.
Но как только всадники скрылись за поворотом тропы, она бросилась к ногам Иммерита и принялась слезно упрашивать его:
--
О, Владыка, позволь мне отправиться с ним! Позволь! Освободи меня от клятвы Советницы, прошу тебя! Позволь мне уйти с ним!
Иммерит отлично понимал, что она имеет в виду. Клятва советницы, данная Гиммет Владыке, навечно привязывала ее к нему. Она обязана была повсюду кроме поля боя сопровождать его, если он никуда не посылал ее отдельным повелением. Нарушить клятву она не могла - это означало бы бесчестье для нее и для всего ее рода, это лишило бы ее права называться эльфийкой. Клятва была нерушима.
--
Нет, Гиммет, - мягко сказал Иммерит, поднимая деву на ноги, - я не могу позволить такой ценной Советнице рисковать собой. Ты нужна народу Аммеира. Ты нужна здесь.
Не обращая внимания на ее рыдания, он развернулся и зашагал прочь. Глупая женщина! Разревелась будто дитя малое! Иммерит был доволен, он все-таки обставил молодого мерзавца, выскочку. Тималу ни за что не пройти через гоблинские земли! "Он оскорбил меня, так путь его смерть будет максимально жестокой!"
Лишь одно беспокоило Владыку: толпа вокруг начала медленно рассасываться, но никто не возносил милосердие Иммерита. Эльфы расходились по своим делам, скорбно качая головами.
Интересно, что бы это могло означать?
Уходя, он не видел, как позади него Гиммет мягко повисла на руках Ирдолиана, лишившись сознания.
Не оборачиваясь назад, Тимал бодро шагал по степи. На одном его плече покоилось верное копье, на другом - заплечный мешок с малым количеством провизии и воды, на поясе болтался старый нож из доброй гномской стали. Мешок ему выдали эльфы из пограничных отрядов, когда гвардейцы привели его на границу Аммеира. Они гнали лошадей так, будто хотели как можно быстрей избавить эльфийское государство от Тимала. На границе резвого эльфийского скакуна отобрали, видимо, не желая терять ценное животное. Уходя, эльф ни разу не оглянулся, да и зачем - Гиммет не пошла провожать его.
Весь день в лицо Тималу дул сильный ветер. Продвижению он не препятствовал, да и жару сдувал, только вот неприятно сушил лицо и губы. Тут-то эльф и пожалел, что не захватил с собой какой-нибудь тряпки или платка, чтобы замотать голову. Да и когда было? Ему сунули в руки копье, мешок и фляжку, проводили до границ Аммеира. Даже коня не дали, да это и понятно - зачем губить эльфийского скакуна ради обреченного на гибель безумца? Все были уверены, что Тималу не вернуться живым из гоблинских земель. Что ж, сам он тоже не питал разного рода иллюзий. Но не меньше этого эльф был уверен в том, что непременно вернется. Возможно, кому-то это показалось бы противоречивым, но только не Тималу. Отчаянье и решимость сплелись в его душе.
К вечеру ветер стих, но жара уже не грозила одинокому путнику. Когда зашло солнце и стало совсем темно, Тимал остановился на ночлег. Днем он ориентировался по светилу, но теперь в небе сияли лишь звезды, даже луна куда-то подевалась. По звездам эльф ориентироваться не умел. Вообще-то он не очень сильно устал и сперва хотел выбрать себе какую-нибудь звезду поярче с тем, чтобы двигаться на нее.
Пройдя таким макаром несколько сот шагов, Тимал вдруг вспомнил, что звезды движутся по ночному небу. А значит, он неизбежно должен сбиться со строгого курса на запад. От этой мысли он встал как вкопанный и почесал затылок в раздумье. С другой ведь стороны, корабли как-то ходят ночью по звездам. "Ну и Тьма с ними, с этими кораблями", - думал Тимал, устраиваясь на ночлег в ближайшем распадке.
Эльф знал, что, в конце концов, собьется с пути, и выйти прямо на Источник ему не удастся никак. Однако он надеялся, что врожденное эльфийское чувство Света не даст ему пройти мимо.
Ночная трава приятно холодила ноющие ноги. Тимал не считал шагов, но по своим прикидкам отмахал не менее двадцати миль. Неплохо, особенно если считать, что шел он не с самого утра. Хотя и завтра придется несладко - заболят ноги. Слава Свету - хоть сапоги были как раз по ноге и не натирали мозолей. Слегка перекусив сухим вяленым мясом, Тимал сделал несколько глотков воды из фляжки. И с неудовольствием отметил, что она наполовину пуста. Завтра придется потратить время на поиски воды. Но это завтра.
Он улегся прямо на голую землю, свернувшись калачиком, как спал всегда. Никакого одеяла постелить или накрыться ему, разумеется, не дали. Не дали также и огнива, но разводить костер все равно было не из чего - не траву же жечь.
Заснуть сразу эльф не смог - его все-таки настигли сумбурные и непонятные мысли, которые он отгонял от себя весь день. О, да, Тимал в свое время в совершенстве освоил эту невозможную для многих способность - не думать ни о чем.
Сумасшедшим Тимал себя не считал, просто он не любил разговоров. Не любил обличать чувства в слова и жесты. Если он, к примеру, любовался красотой родных лесов, то он просто ей любовался, купался в волнах восхищения, даже не пытаясь ее осмыслить. Именно поэтому из него никогда не получилось бы писателя или художника. Тимал почти не читал в детстве книг, а потому и говорить красиво не умел.
Кроме того, любая толпа, любое сборище живо напоминали ему тот злополучный отряд, увезший его родителей в смерть. Тималу было больно разговаривать с другими эльфами, в их словах ему слышался смех самой жизни, а сам он был пропитан болью потери. Он очень любил своих родителей, и вот теперь душа его разрывалась.
Точнее, разрывалась до последнего времени. Боль вдруг куда-то ушла, словно благословенная дева Гиммет своим прикосновением погасила выжигающее его изнутри пламя. Все свое детство, а затем и юность эльф провел почти в полном одиночестве. Чего он хотел, уходя в леса? Чего он искал под сенью деревьев? Он не знал и сам. Просто там, среди листвы и стройных стволов боль немного притуплялась, отступала вглубь. И вот теперь ее вытеснило какое-то новое чувство, непонятное и щемящее. Тимал знал, как оно называется, но не хотел слов. Сегодня утром темноволосая дева Гиммет стала его вторым сердцем, теперь он не мог бы выжить без нее, как без сердца. Именно поэтому ему следовало, презрев обычную эльфийскую неторопливость, стрелой мчаться к Источнику и обратно, пока тоска не сгубила его. И, судя по тому, как на него смотрела Гиммет, и ее тоже.
Отсюда мысли Тимала перетекли в несколько более практическое русло. Для быстрого передвижения ему нужен был конь, а коня теперь можно приобрести только в каком-нибудь из людских поселений. Там же следовало достать еды в дорогу, но все это покупалось за чисто человеческое изобретение - деньги. А денег Тималу не дали. К тому же он немного боялся этих внешне похожих на эльфов, но столь чуждых им внутренне существ. Он никогда в жизни не видел людей и не знал, как они его воспримут. Не опасно ли ему вообще заходить в их города? Какие у них отношения с этими отвратительными гоблинами (кстати, где они?)? Так и не придя ни к какому решению, Тимал провалился в глубокий крепкий сон.
Разбудил его предрассветный холод и выпавшая роса. Стуча зубами, эльф вскочил и принялся прыгать, надеясь согреться, благо ноги, против ожиданий, не болели. Но это помогло лишь немного - высокая трава так и норовила стряхнуть на него ледяные капельки воды. Сапоги намокли снаружи и изнутри и начали противно хлюпать. Тимал лег обратно в сырую траву и попытался вновь уснуть. Куда там, холодно как у Тьмы за пазухой!
Горизонт на востоке алел, и точно так же отчего-то алел горизонт на западе. Солнце еще не взошло, и поэтому Тимал не мог точно определить направление. С трудом дождавшись восхода, он двинулся в путь. Светило поднималось все выше и выше, лучи его становились все жарче. Вскоре роса испарилась, затем высохли одежда и сумка путника. Только сапоги не желали сохнуть изнутри, и ноги в них парились. Пришлось сапоги снять и идти босиком. Так было гораздо приятней, хотя с непривычки сухая трава и колола ступни.
К полудню он наткнулся на колодец. Тот находился почти на линии движения, так что сбиться с курса эльфу не грозило. Тут-то он и наткнулся на первые следы гоблинов. Когда-то возле колодца росла пара деревьев - теперь они превратились в золу на кострище, оборудованное неподалеку. Земля вокруг него была сильно утоптана множеством ног и завалена гоблинским дерьмом. Среди золы валялись чьи-то обглоданные кости. Тималу изо всех сил хотелось верить, что они принадлежали какому-то животному. Он вернулся к колодцу, на ходу вспоминая то немногое, что он знал о степных гоблинах.
Эти мерзкие создания Тьмы обитали в здешних краях с незапамятных времен. Поначалу их дикие племена жили лишь скотоводством, да междоусобными грабежами. Нападать на соседей-эльфов они не осмеливались. Жестокий естественный отбор и постоянная грызня между стаями не давали популяции гоблинов разрастись. Но однажды в эти земли неизвестно откуда пришли люди, стоящие на более высокой ступеньке развития, чем гоблины. Они построили на северной границе степей города и форты, начали возделывать землю, постепенно вытесняя прежних ее владельцев. Степняки уразумели, что для противостояния вооруженным железным оружием людям нужна большая сильная армия, что привычные кремневые и костяные топоры здесь не годятся. В землях юго-западных редколесий они принялись сажать рожь, овес, а затем и дурь-траву. Сказалась близость Источника Света - урожаи всегда были невероятно большими. Таким образом часть гоблинов привыкла к оседлой и мирной жизни. Но большинство все же не желало мириться с таким попранием памяти своих предков. Короче говоря, работать им не хотелось, им хотелось резать, насиловать и грабить. Они заставляли оседлых гоблинов менять излишки зерна на железное и бронзовое оружие. Такие сделки заключались с некоторыми из независимых людских городов, и неизменным их атрибутом являлся договор о ненападении. Неопытные в подобных делах гоблины плевали на все договоры и, бывало, разоряли поселения, принадлежащие своим торговым партнерам. Однако после того как некоторые из этих городов оскорбились подобным поведением и разорвали все связи с гоблинами, те все же усвоили урок, научившись четко отделять союзников от добычи.
В конце концов, гоблинами было создано нечто, напоминающее примитивное монархическое государство. Примерно половина всех гоблинов жила на постоянном месте и занималась земледелием, остальные кочевали по степи и разводили скот. Если возникала надобность - объявляли мобилизацию. Периодически собиралась крупная армия для совершения серьезного набега на людские земли. Люди пытались сопротивляться, но в голой степи у них не было ни единого шанса против несметных орд гоблинов. Им оставалось только укрываться в укрепленных городах и ждать, пока гоблинам не надоест грабить, а затем выходить наружу и отстраивать заново свои разоренные хозяйства. Во время набегов степняки угоняли в плен большое количество людей, делая их своими рабами для работы на земле.
Гоблины нападали избирательно, не трогая своих союзников, что только раздувало вражду и неприязнь между так называемыми независимыми городами. Никак им не удавалось сколотить достаточно прочный альянс для противостояния гоблинам. Так бы они наверняка и вымерли бы, если б их враги сами не вырыли себе могилу. Гоблины настолько осмелели, что попытались напасть на эльфов Аммеира.
Эльфы тогда поняли, что проморгали растущую на глазах угрозу собственной безопасности. В строчном порядке был собран бронекаток, и последовал ответный удар. Воинское искусство эльфов было на порядок выше, чем у людей, а быстроногая эльфийская конница чувствовала себя в степи как дома. В считанные недели полчища гоблинов были частично перебиты, частично изгнаны далеко на запад. Эльфы заодно еще немного порубились с людьми, а затем с победой вернулись в Аммеир. И правильно - в голой степи им делать было больше нечего.
Прошел десяток лет, и обнаглевшие гоблины стали потихоньку возвращаться в редколесья и степи. Все началось по новой. Государство гоблинов возродилось, и люди вновь почувствовали себя неуютно. Тогда наученные опытом эльфы атаковали первыми и вновь вышибли гоблинов на запад.
Подобная карусель повторялась почти четыре сотни лет, во время которых политически независимые друг от друга города людей худо-бедно развивались и росли. Гоблины не потеряли ни своей кровожадности, ни жестокости, иногда они даже пробовали войти армией в Аммеир, а эльфы все так же успешно их били. Последний раз эльфы сошлись в битве со степняками чуть больше сорока лет тому назад, но неугомонные гоблины не желали признавать поражения. Вот уже лет десять как их вновь можно было встретить на южных равнинах. У них случались короткие стычки с эльфами и людьми, но до большой драки еще не дошло. И все же эльфы теперь опасались путешествовать по степи маленькими группами.
Но на изгнанника, конечно, всем плевать.
Для всех будет даже лучше, если его где-нибудь задерут гоблины.
Все эти сведенья Тимал прочел в летописях Аммеира, кои выборочно пересматривал в свое время. Никаких особых деталей поведения или привычек гоблинов эльф не знал, за исключением того, что те являлись крайне жестокими, неутомимыми, неприхотливыми и нечистоплотными тварями. Впрочем, эти их особенности были известны всем, включая Тимала. С весьма своеобразным их способом метить территорию своих кочевий эльфу еще только предстояло познакомиться. И способ этот был связан с источниками воды.
Осмотрев покинутое стойбище гоблинов, Тимал вернулся к колодцу - наполнить свою флягу водой. Еще когда он вытаскивал наверх рассохшееся деревянное ведро, ему показался подозрительным запах, витавший в скважине. Но вот ведро оказалось наверху, и жуткая вонь подтвердила худшие опасения. Загадив стойбище, гоблины не обошли своим вниманием и колодец.
Раздосадованный Тимал в сердцах запнул ведро обратно в колодец. Брезгливость требовала от него немедленно покинуть оскверненный оазис и поискать воды в другом месте. Но опять же могло оказаться и так, что колодца не предвидится еще на протяжении многих миль. Тогда следовало брезгливость преодолеть и воды во фляжку набрать. Потому что пить ее, конечно, противно, но в степи ему реально грозила гибель от жажды, и тут уж выбирать не приходилось.
Тимал внимательно оглядел ровный горизонт вокруг себя, но не сумел разглядеть ничего напоминающее колодец. Со вздохом он взялся за веревку и потянул наверх полное ведро.
--
Я бы все же не советовал вам пить эту воду.
Копье словно бы само прыгнуло в руки эльфа. Он резко крутанулся на месте и занял боевую стойку. Лицо эльфа вмиг превратилось в завсегдашнюю невозмутимую маску.
Перед Тималом стоял, несомненно, человек, хотя и говорил он по-эльфийски. Среднего роста мужчина, коренастый, взгляд цепкий, оценивающий. На вид ему было лет сорок пять-пятьдесят (Тимал, правда, этого не знал, он еще не умел определять возраст людей по внешнему виду), но в длинных иссиня-черных его волосах не просматривалось ни одного седого. И это притом, что все лицо человека было иссечено старыми и явно боевыми шрамами. Что-то в его облике смутно напоминало ворона. Да-да, старого мудрого ворона. С полутораручным мечом за спиной.
Копье своим острием смотрело прямо в грудь человеку, но тот, казалось, нисколько не испугался или смутился. Столь же беспечным голосом он продолжил:
--
Извините, что подкрался со спины, но издали я принял вас за человека. А среди людей у меня есть множество врагов, среди эльфов - нет ни одного. Ох, я не представился... люди зовут меня Корх. - Он согнулся в шутливом полупоклоне. - Я странствующий натуралист, изучаю новые виды растений и животных.
"Прямо как мой отец!" - промелькнуло в голове Тимала, но виду он не подал. Только молча смотрел на Корха. Тот, не дождавшись ответа, опустился на землю, скинув с плеча увесистый бурдюк. Наконечник копья последовал за человеком.
--
А вы, я вижу, не любите незнакомцев, подкрадывающихся со спины. Хе-хе, я тоже! Ну же, опустите свое копье, меня не нужно бояться!
Тимал немного поразмыслил: незнакомец не являлся гоблином, но и разбойником, похоже, тоже не был. Иначе он ударил бы в спину. Осторожно Тимал опустился на землю рядом с Корхом, на всякий случай сжимая рукоять ножа. Он молчал.
--
И неразговорчивы, как я погляжу. Интересно, что делает одинокий эльфийский копейщик в этих Светом забытых степях? Неужели ищет гоблинов на свою голову? - и он сам расхохотался своей неуклюжей шутке.
--
Тимал, - ледяным голосом произнес эльф. О того, что человек в своей речи помянул Свет, а не Тьму, немного отлегло от сердца.
Корх ухмыльнулся.
--
Это ваше имя? Очень приятно! Ну вот, уже наметился прогресс. Могу я поинтересоваться, куда вы держите путь? Может, наши дороги совпадают? Сейчас в этой части степей чрезвычайно опасно путешествовать в одиночку. То и дело натыкаешься на кочующие племена гоблинов. Некоторых людей они терпят и меня в том числе. Но вот эльфа убьют, как только увидят, ненавидят они вас. Я ума не приложу, как вам удалось зайти так далеко в земли гоблинов и остаться в живых. Как бы то ни было, дальше на запад вам не пройти точно - поймают. Соваться туда - чистой воды самоубийство даже для меня. Из этого я делаю вывод, что вы, Тимал, направляетесь прямиком в Аммеир. Я прав?
--
Что, неужели на север, в наши земли? Сам-то я иду в благословенный Аммеир, просить Владыку Иммерита о разрешении исследовать чудесные эльфийские травы, произрастающие в Вечном Лесу.
Тимал ученых уважал, Иммерит тоже. Но в Вечный Лес Государь ни за что не пустит человека, если только он не посол. Так что натуралист надеялся зря. Тимал хотел было сказать человеку об этом, но передумал.
--
Нет, нам с вами не по пути, прощайте.
Он поднялся, чтобы вернуться к колодцу, но Корх удержал его за рукав.
--
Говорю вам, не стоит пить эту воду! Как вы уже наверно догадались, гоблины насрали в колодец. Таким способом племена отмечают принадлежащие им колодцы. Ну, почти что как собаки метят территорию! Только этот гоблинский обычай обусловлен постоянной нехваткой воды в сухой степи. А этим жестом племя показывает, мол, у вас воды мало, а у нас - много, и что мы делаем с ней все, что захотим. Сами они потом без проблем набирают эту воду, чувства брезгливости гоблины лишены начисто. Но вот лично я пить из этого колодца не собираюсь - кто знает, что там в гоблинском дерьме может водиться?
Тимал на миг задумался об этом и внутренне передернулся от отвращения. Внешне же он остался столь же бесстрастным.
--
Если хотите, можете взять немного воды у меня. Она чистая, набрана из другого колодца. Берите хоть всю, по моим данным до Аммеира должно быть не больше двух дневных переходов. Я обойдусь малым. Если хотите, я могу набросать вам простенькую схему степных колодцев. Только для этого мне нужно знать, куда вы пойдете - все колодцы вам ни к чему, только запутаетесь.
Тимал задумался. С одной стороны, не хотелось раскрывать незнакомцу направление своего движения. С другой же, подобная карта была ему просто необходима.
--
Я иду строго на запад. Там есть вода?
Физиономия Корха расплылась в хитрой улыбке. Эльфу стало не по себе.
--
А, я все понял! Вы - паломник к Источнику Света.
Если бы на лице Тимала сейчас дрогнул хоть один мускул, эльф никогда бы себе этого не простил.
--
Жители вольных городов рассказали мне, что иногда из Аммеира уходят на запад эльфы. Иногда поодиночке, иногда группами. Они ищут древнюю эльфийскую святыню - Источник Света. Но, так или иначе, назад не возвращался еще никто, верно?
Тимал упрямо молчал. Корх усмехнулся.
--
Истинно говорят, что эльфы даже гномов скрытней. И упрямей. Вот возьмите это, - он протянул Тималу увесистый бурдюк, - у меня есть еще малая фляга, мне хватит.
Эльф принял бурдюк без возражений. Вода ему была действительно нужна. Еще бы еды где достать.
--
Я, разумеется, не был у Источника, но один знакомый гоблинский шаман открыл мне его примерное местоположение. Вы двигаетесь в верном направлении, но вам придется куда-то заходить, дабы пополнить запасы продовольствия. Ясное дело, к гоблинам вам лучше не соваться, идите в город людей. Ближайшее наше поселение - форт Нитрид - всего в неделе пешего ходу отсюда. Но это на северо-западе, и думается мне, что вы не захотите отклоняться от курса. Тогда - хутор Травень, это почти прямо на западе, но две, а то и три недели пути. Хватит у вас припасов? На охоту не рассчитывайте - все, что в степи было съедобное сожрали гоблины, а к своим стадам они вас не подпустят. К сожалению, ничем не могу с вами поделится, сегодня утром я доел последнюю лепешку, что у меня была. Теперь мне не на что надеяться, кроме милосердия Владыки Иммерита. Так вы говорите, что Государь эльфов не пускает людей в свои владения? Великий Свет, будет обидно оказаться ни с чем, проделав столь дальний путь! Впрочем, я же обещал вам карту...
Он принялся сосредоточенно возить извлеченным из костра угольком по клочку невесть откуда взявшейся бумаги. А в мозгу Тимала все билась паническая мысль: ведь я же не говорил ему про паранойи Иммерита! Не говорил! Не говорил! Так откуда же он узнал? Может, знал и до этого? Но тогда бы не пустился в дорогу. Или пустился бы? Тьма этих людей разберет! Истинно, не из Света вышли эти странные создания - люди. Так значит прочь, прочь отсюда, от этого загадочного и непонятного человека, может быть, колдуна.
Он принял из рук Корха весьма схематичную, но довольно таки полную карту расположения колодцев и людских поселений к западу отсюда, и второй раз поднялся на ноги.
--
Спасибо вам, добрый человек. Ничего не могу вам сказать насчет того, что вам ответит Владыка, но в любом случае желаю удачи. Прощайте.
--
Я надеюсь, что мы видимся не в последний раз. Удачи и вам также. Избегайте встреч с гоблинами, будьте осторожны в разговорах с людьми, они не очень-то любят ваших соплеменников. - Слова Корха прозвучали уже в спину уходящему Тималу.
"Очень странный человек, - думал эльф, ускоряя шаг, - водится с гоблинами, но помог эльфу. И к эльфам же идет. Не хотелось бы встречаться с ним впредь".
Что подумал Корх, осталось загадкой. Он долго-долго смотрел вслед удаляющемуся эльфу, пока тот не превратился в трудноразличимую точку на горизонте. Затем он еще некоторое время потоптался на месте, словно ожидая чего-то. Наконец раздался шелест крыльев, и на подставленный человеком локоть сел здоровый черный ворон, прилетевший со стороны Аммеира. Птица и человек несколько мгновений неотрывно смотрели друг другу в глаза, потом Корх кивнул, словно выслушав донесение, и подбросил ворона в небо. Ворон сделал несколько кругов над человеком и улетел куда-то на юг.
Корх следил за его полетом, пока не заслезились глаза. Затем он в последний раз оглядел засранное гоблинами стойбище, брезгливо поморщил нос и бодрым шагом двинулся в путь. Но отнюдь не к Аммеиру, а в том направлении, куда ушел Тимал.
Строго на запад.
Не решаясь отклониться на северо-запад, Тимал решил, что попробует достать еды в хуторе Травень. Как он это сделает, эльф еще не знал. Во всяком случае, вяленого мяса и лепешек с натяжкой, но должно было хватить дотуда. Это если есть один раз в день. Но большего Тималу и не нужно.
Вот уже почти две недели эльф шагал и шагал на запад, никуда не сворачивая. "Это ирония судьбы, - думал он, - ведь меня зовут "Тимал", дословно: "восток и запад". Сейчас я двигаюсь на запад, а потом буду возвращаться на восток. Вроде как круг замыкать, или... подводить черту под жизнью?! Что же ждет меня в Аммеире? Что за механизм запустил я неосторожным ударом древка?" Ответ на эти вопросы могло принести лишь время.
Ночами ему снилась прекрасная Гиммет. И, нужно сказать, эти сны вовсе не радовали Тимала. Они бередили его сердце и... смущали его. А ведь поначалу все было нормально. Первое время во снах ему являлось ее печальное лицо, но все же оно было полно надежды. Иногда дева тихо беседовала с Тималом, но, проснувшись, тот ни разу не смог вспомнить темы разговора. Эльф терялся в догадках - вещие ли это сны или просто плоды его воспаленного воображения.
Время шло и, по мере того, как растягивалась разлука, ночные грезы приняли несколько другой оттенок. Теперь дело не ограничивалось неторопливыми беседами. Во сне Тимал занимался с Гиммет, скажем так, несколько другими вещами. По утру эльфу становилось невыразимо стыдно, и он не раз краснел, вспоминая свои грезы (даром, что на многие мили вокруг не было ни одной живой души). Но во сне он ничего поделать с собой не мог.
Гоблинов Тимал так еще и не встречал, хотя постоянно находил их следы. Не раз на пути ему попадались обширные пространства, затоптанные скотом. Порой эльф натыкался на колодцы. Возле каждого было насрано, но сами по себе загажены оказались не все. То ли их принадлежность какому-либо племени не вызывала вопросов, то ли наоборот - никто не решался заявить свои права на эту воду. А может быть странный человек по имени Корх просто выдумал этот нелепый обычай сам, а гоблины срут в колодцы из элементарного желания досадить ближнему своему. Из загаженных колодцев эльф воду не брал, так как большой бурдюк Корха позволял запасаться ей надолго.
Но, в конце концов, ему так и не удалось избежать встречи с гоблинами. Она произошла на третьей недели пути, в двух днях ходу от Травня, ближе к вечеру. Разъезд одного из кочующих поблизости племен, видимо, решил заночевать в неприметной лощинке меж двух холмов. Тимал не видел ее до самого последнего момента, пока чуть не полетел вниз головой, оступившись на склоне, и в него разом впились пять пар удивленных глаз. Как оказалось, гоблины сами только что пришли сюда, и один из них как раз пытался зажечь маленький костерок из сухих коровьих лепешек. Если бы он действовал чуть побыстрее, то в этом случае эльф даже в сгущающихся сумерках заметил бы гоблинов по дыму и обошел опасное место стороной. К тому же ветер дум Тималу в спину, относя прочь зловоние гоблинов и их голоса, по которым их тоже можно было заметить.
Некоторое время гоблины просто тупо смотрели на невесть откуда взявшегося в их землях эльфа, а тот, как оказалось, подвернул ногу и не мог никуда бежать. Вместо этого он грозно накренил копье в сторону кочевников и приготовился подороже продать свою жизнь. Страх, усталость, боль - все мысли и чувства разом вылетели у него из головы. Там остался только ясный образ Гиммет. Эльф посмотрел на пламенеющий закат и увидел в нем ее печальную улыбку. И улыбнулся ей в ответ.
Затем он перевел глаза на гоблинов: уродливые тела и сморщенные землянистые лица - жалкая пародия на человеческие. Но уши острые, как у эльфов. Правда, гораздо длинней. От них отвратительно воняло: точь-в-точь как из выгребной ямы.
Один из гоблинов очень не спеша вытащил из ножен на поясе бронзовую шашку и начал медленно приближаться к Тималу. "Вожак", - решил эльф. И действительно, этот гоблин отличался от остальных тем, что помимо вонючего тряпья - обычной одежды гоблинов - на нем была надета еще и старая ржавая кольчуга, покрытая пятнами запекшейся крови и грязи. Эльф попытался ткнуть вожака кочевников копьем, но тот ловко увернулся, отпрыгнул в сторону и мерзко загоготал. Вслед за ним засмеялись и остальные гоблины. Тимал еще несколько раз попробовал достать вожака копьем, но тот всякий раз проворно уходил от удара. Гоблины тем временем выкрикивали какие-то фразы на своем языке и громко хохотали. Наконец гоблину наскучило играть с эльфом, он резко бросился вперед и схватился рукой за древко, отводя его немного в сторону. Неопытный в бою Тимал не сообразил, что тут нужно просто-напросто бросать копье и встречать врага ударом ноги или пробовать выхватить у него оружие. Он застыл на месте и даже зажмурил глаза в ожидании удара.
Но вожак почему-то не стал рубить эльфа шашкой сразу, а сначала пнул его ногой под колено, опрокинув на землю. Именно этот странный поступок и спас Тималу жизнь. Как раз в тот момент, когда гоблин занес оружие для последнего удара, откуда-то сверху и сзади донесся властный окрик:
--
Стоять!
Это было произнесено на человеческом языке. Тимал учил его в Аммеире, он понимал большинство фраз, и сам неплохо разговаривал на этом языке.
Он открыл глаза и удивленно оглянулся назад. Прямо над ним, держа в руках меч, стоял - эльф не поверил собственным глазам - Корх. Не участвовавшие в потасовке гоблины вдруг испуганно заверещали: "Магир! Магир!" Было совершенно очевидно, что ни один из них не собирается вступать с человеком в бой. Корха они явно знали и боялись. Да, воистину странный человек этот Корх.
Видно было, что вожак гоблинов разделяет страх своих соплеменников, но не желает этого показывать. Не сильно, впрочем, преуспевая в последнем. Храбрясь, он самодовольно подбоченился и ответил на ломаном человеческом, так, что Тимал с трудом его понимал:
--
Наша добыча. Ты не забирать. Мы забирать. Мы есть.
При этих словах эльфа чуть не вырвало - есть представителей любой разумной расы - это ведь чистой воды каннибализм.
--
Тарр гирр та! Катн'т да! Даог так! Тарр гирр! - отвечал Корх на гоблинском наречии. Единственное слово, понятное Тималу было "даог" - эльф. "Даог данд! - кричали гоблины, вторгаясь в Аммеир, - Смерть эльфам!"
Вожаку кочевников ответ человека не понравился, и он отчаянно завопил в ответ, временами срываясь на визг: