Аннотация: Домыслы, древнеримская история. "...Мерным шагом, гремя запыленным, раскалившимся на солнце железом, по затерянной в степи дороге двигался отряд из неполных двух сотен вооруженных людей..."
...Похмельный цезарь с утра
Глядя в багровую даль
Идущим на верную смерть
Скажет: "Heil!"...
/А. Григорян/
Последний легион
Эта история хрестоматийна. О ней сложено несколько песен, написано десятка полтора рассказов и, даже, кажется, один роман (автора я, увы, запамятовал). Но, как не смущает поэтов истоптанная тема любви, так и меня не останавливает длинная череда предшественников - может быть, я надеюсь открыть что-то до сих пор не известное? Смешно, право слово.
Однако, назойливый звон в темени и зуд в пальцах правой руки не дают мне спокойно заснуть этим вечером, и я вынужден начать рассказ от чьего-нибудь лица... да, пожалуй, пусть героем будет всадник. Обычный конный воин из отряда флангового прикрытия. Чтобы скрыть свою неосведомленность в исторических деталях, опущу описание одежды и прочие, несущественные подробности...
...Мерным шагом, гремя запыленным, раскалившимся на солнце железом, по затерянной в степи дороге двигался отряд из неполных двух сотен вооруженных людей. Историки и барды грядущих веков превратят эту тощую когорту в легион, но, если подумать, откуда в Империи было взяться десяти... нет, пусть даже пяти тысячам сумасшедших? Сто восемьдесят семь человек - вот их точное число. Из них тридцать два всадника, сто пятьдесят три пехотинца и один безногий калека, постоянно чихающий в своих носилках.
Пыль стояла над дорогой плотной стеной, долго не оседая, и от того казалось, будто гигантская змея песчаного цвета ползет, извиваясь, с запада на восток. Бескрайняя сухая степь, в четырех днях пути впереди переходившая в пустыню, была неподвижна - в этот день ветер решил отдохнуть, не мешая солнцу превращать земную поверхность в дно адской сковороды. Перегретый воздух дрожал и искажал погруженные в него образы, удлинял и искривлял ноги лошадей, превращая верховых животных в каких-то диковинных зверей. Однообразие пейзажа, монотонность движения и жара усыпляли людей, и те прямо на ходу погружались в тяжелую дремоту.
Через некоторое время с левой стороны дороги показалась деревенька. Равнина обрывалась к внезапно открывшемуся глазу сухому руслу реки с переброшенным через него узким деревянным мостом. Рядом - невысокий форт из скрепленных глиной неотесанных камней различного размера, бревен и бочек, набитых песком и галькой. Ни людей, ни собак. Несколько маленьких серых ящериц греются на солнце. Это - покинутое приграничное селение, старый забытый форпост, в котором больше нет нужды.
Не замедляя шага, первая центурия ступила на мост и вскоре успешно перешла на другую сторону. Время было послеполуденное, до привала оставалось около трех часов, и легионеры, не оглядываясь, продолжили движение на восток.
Всадники задержались перед мостом, пропуская вторую (и последнюю) центурию. Один из них, молодой, смуглолицый и невысокий, отъехал немного назад и, прикрывая глаза от солнца раскрытой ладонью, замер, вглядываясь в горизонт. Там, где-то очень далеко на западе, стоял Вечный город. Мудрые люди говорили, что если очень-очень долго скакать по любой дороге, то в конце пути обязательно встретятся его ворота.
Всадник никогда не был в столице и не видел императора, воля которого незримо присутствовала здесь, посреди бескрайней степи, воплощенная и одушевленная сто восемьдесят семь раз - воля, направленная в непокоренные земли, туда, где восходит Солнце.
Всадник не размышлял о долге и чести, неизбежном и скором крушении Империи, безумии цезаря, собственной глупости... Почти все прочие в этой обреченной когорте были ветеранами, потрепанными в боях и пиршествах, умудренными и обремененными опытом. Ему же едва исполнилось семнадцать, но дело даже не в возрасте - просто не в его характере было задумываться.
Раскрытые окна заброшенной деревни застыли неподвижно, покосившиеся ворота пустого форта не нарушали тишины. Здесь проходила формальная граница Империи, дальше начиналась чужая земля, но всадник не знал этого. Он молча смотрел на запад, в то время, как конь его нетерпеливо поглядывал на восток.
Вскоре последние из отряда перешли на другой берег, раздался свист, и молодой воин обернулся... Видение, поражающее своей отчетливостью, промелькнуло перед удивленными глазами: на миг ему показалось, что все его товарищи мертвы, что это вовсе не безвестная пересохшая речушка, и даже не Рубикон, что позади в красном предзакатном мареве пылает Империя, а впереди ждет только тьма...
На этот короткий миг ему стало страшно. Он оказался один в безмерной и безликой пустоте, где не было ни верха, ни низа, где крик, вырвавшийся из сжавшегося горла, не порождает звука... Но видение промелькнуло, как черный силуэт летучей мыши в ночном небе, и осталось в прошлом. Вдруг откуда-то налетел ветер, конь под всадником заржал, рванулся вперед, и они галопом пересекли заветную черту, отделяющую эту историю от забвения.