Профессор осторожно поправил очки. К слову, стекла в них были простыми, он носил их для солидности.
- Молодой человек, я вам уже двадцать раз говорил, скажу и в двадцать первый. Нечего забивать себе голову пустыми бреднями.
- Профессор, но мои вычисления...
Иван Иванович вздохнул, подошел к с надеждой взирающему на него аспиранту и протянул руку:
- Давайте свои расчеты.
Тетрадь, перекочевала из рук в руки. Так, интересно, интересно... Почерк мелкий, но очень разборчивый. А здесь у нас что?
- Вот, молодой человек, взгляните. Здесь у вас ошибка. Маленькая, почти незаметная. Вот, видите?
- Ну...
- Она отражается вот здесь, здесь и здесь, а дальше идет по нарастающей. И к концу погрешность начинает превышать сорок процентов. Очень много. И я не думаю, что ваш аппарат полетит. Поверьте, не вы первый и не вы последний, кто пытается разгадать эту головоломку. И у всех результат один и тот же - чрезмерно сложные вычисления и неизбежные рано или поздно ошибки. Никакой антигравитации у вас не получится.
Когда аспирант, понурив голову, ушел, Иван Иванович несколько раз глубоко вздохнул и помассировал виски. Вот так, он ни словом не соврал, просто не сказал всей правды. Из теории, которую вот уже столько лет мучают эти считающие себя непризнанными гениями мальчишки, и впрямь ничего не извлечь. Ошибки, которые аспирант сейчас начнет исправлять, ничего не решают - там не верна исходная предпосылка. Молодежь не видит главного, того, что ему когда-то удалось понять, едва взглянув на длинные ряды формул. Чрезмерная сложность, тогда как в природе все просто. И сумев упростить задачу, он легко нашел решение.
Иван Иванович выглянул в окно. Уже стемнело, никто не увидит. Распахнул тяжелые створки, впуская в кабинет вечернюю свежесть. Ковер под его ногами затрепетал. Усмехнувшись, профессор сел поудобнее, чтобы уже через секунду вылететь в окно. Ковер-самолет, мечта сказочников. Индивидуальный транспорт на антигравитационной тяге - это по научному. То, что принадлежало только ему - и никому другому. Не потому, что профессор был жадным. Просто ему нравилось вот так, одному парить в чистом небе, и не хотелось делить его с другими.