Миклашевский Ян : другие произведения.

Куклы (S.T.A.L.K.E.R фанфик)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Можно ли раскрыть все тайны? Следует ли раскрывать все тайны? А может, некоторым тайнам лучше оставаться нераскрытыми? Где та граница, которую, стремясь познать неизвестное, не стоит переступать? Пролегает ли эта граница где-то в сознании, или же у неё есть и реальный прототип, называемый Периметром, перейдя который, каждый начинает строить свою реальность сам? Действительно ли ты хозяин своей судьбе, или же просто выполняешь волю неведомого кукловода, дёргающего за ниточки?
  Ян Миклашевский.
  
  Куклы.
  (редакция Августы Миклашевской)
  
  
  Аннотация:
   Можно ли раскрыть все тайны? Следует ли раскрывать все тайны? А может, некоторым тайнам лучше оставаться нераскрытыми? Где та граница, которую, стремясь познать неизвестное, не стоит переступать? Пролегает ли эта граница где-то в сознании, или же у неё есть и реальный прототип, называемый Периметром, перейдя который, каждый начинает строить свою реальность сам? Действительно ли ты хозяин своей судьбе, или же просто выполняешь волю неведомого кукловода, дёргающего за ниточки?
  
  От автора.
  1) Если у Вас 'не пошла' предыдущая часть - эта 'не пойдёт' стопроцентно, особенно если учесть, что они тесно связаны сюжетом. Поберегите своё время.
  2) Первая глава повествования может показаться совершенно нереальной в плане описания... эээ... коллектива, даже с поправкой на фантастичность этой писанины. Некоторые 'критики' наверняка скажут, что такого вообще не может быть, и автор ни хрена не смыслит в том, о чём пишет. Но, невзирая на всю её абсурдность, и как бы невероятно это ни звучало, факт остаётся фактом: взаимоотношения некоторых персонажей писались с реального армейского подразделения. Хотите верьте, хотите нет - мне без разницы.
  3) Чего я точно не собирался делать ни тогда, ни теперь, так это давать ответы на все загадки, даже несмотря на то, что вполне мог бы их раскрыть. Попробуйте найти эти ответы сами, благо наводки по их поводу в тексте есть.
  
  Пролог.
  
   - Якушев, хорош портки протирать, дуй к командиру, - в голосе майора Бородюка сквозили злорадные интонации, предвещавшие как минимум хорошую взбучку от начальства, а как максимум...
   - И что на этот-то раз? - Артёму, знавшему суровый нрав командования, а также то, что требовать от Бородюка каких-либо объяснений бесполезно, оставалось лишь гадать о причинах и грядущих последствиях вызова к начальнику отдела. - Может, ну всё это нафиг? Послать эту чёртову службу в задницу, вот только где ж ещё такие деньги платят, да и куда тебя потом возьмут-то такого?
   Задумывался ли он год назад, насколько высокое значение в его жизни может иметь фактор случайности? В былые времена таких, как он, называли отличниками боевой и политической. Кое-кто, правда, несколько иначе - детством, завёрнутым в шинель, но на то они и завистники и злые языки. Выпускник с отличием сначала кадетского корпуса, а затем - Академии Гражданской Защиты, с блестящими карьерными перспективами. Но неожиданно для него самого, аккурат к середине первого контракта, его накрыло разочарование в службе. Захотелось чего-то такого, что служба дать не могла, но чего конкретно - сформулировать не получалось. Хотелось на волю, хотелось ощутить себя свободным человеком.
   Дослуживал он уже через силу. Сняв погоны и став гражданским, Артём некоторое время упивался обретённой свободой, пока не осознал, что все его умения и знания в обычной жизни малоприменимы, а вот кушать всё же что-то надо. Гуляя по интернету в поисках приемлемой для себя работы, он в какой-то момент промахнулся мышкой, кликнув на баннер, преисполненный военной символикой. На экране открылась страница с текстом, предлагавшим тем, кто считает себя настоящим мужчиной, заняться мужской профессией за хорошие деньги. Артём задумался: предложение выглядело слишком хорошим, чтобы быть правдой. Подвох обнаружился достаточно быстро, едва Якушев наткнулся на слово 'Аномальные Территории'. Однако весомый размер обещанного служебного оклада сделал своё дело, перевесив доводы разума, и на следующий день Артём позвонил по указанному на сайте телефону, понимая, что скорее всего наступает на уже известные ему грабли. Его плечи, не слушая голову, готовились к примерке погон другого цвета. Судьба снова показывала Артёму его место в жизни.
   В хорошие места, как известно, по объявлению не набирают. Отдел, в который попал Артём, занимался охраной объектов Института, и ко всем новичкам в нём относились с недоверием. А если учесть, что состоял отдел в основном из людей, многое в своих жизнях повидавших, то клеймо "желторотика" Якушеву было обеспечено надолго. Артёма сложившаяся ситуация не устраивала, и однажды он созрел до визита к командованию с просьбой о переводе в более 'молодой' коллектив. Командование Артёма выслушало и просьбу удовлетворило, но только совершенно не так, как того ожидал Якушев: в результате ему пришлось сменить не особо пыльное местечко с Калужской базы Института на непонятную бывшую воинскую часть, расположенную между старым и новым Периметрами Аномальных Территорий. По мнению командования, ему там, якобы, будет самое место, поскольку 'там все такие будут'. Какие такие 'все', командование уточнять не стало, но тон, каким это было сказано, оптимистическому настрою не способствовал. А насчёт аномалий и прочего - дополнило оно - можно не беспокоиться. Периметр-де просто отодвинули на всякий случай, и фактической угрозы для жизни там нет. Всё это воспринималось шитым белыми нитками, но перечить командованию Якушев не решился - как не крути, а напросился-то он сам, да и выглядеть трусом не хотелось.
   Дыру, куда привезли Артёма с его 'такими' сослуживцами, действующей частью язык назвать не поворачивался. Старые облупившиеся казармы с призрачным запахом кирзовых сапог в коридорах и заросшие бурьяном газоны, наводящие тоску одним своим видом. Но близость Периметра завораживала, а не к месту разбушевавшееся воображение рисовало картины, где преисполненный отваги лейтенант Якушев, выряженный в серьёзный бронекостюм, отстреливает различное зверьё из суперсовременной вундервафли, и не страшны ему ни аномалии, ни прочие особенности Аномальных.
   Какие пламенные речи перед отправкой толкали - любой агитатор обзавидовался бы! Вы, мол, передовой форпост, молодое подразделение с ценными специалистами, без которого человечеству кранты. Угу, вот только почему-то командовать этим ценным подразделением поставили такого же, как и он, стажёра, по всей видимости, так же на чём-то проколовшегося. Да и подразделение-то курам на смех: несколько вояк, рулей, медик, повариха, ещё какого-то непонятного народа по мелочи, зато под блистательным командованием гвардии лейтенанта ФСБ Гаврилова, несокрушимого покорителя Аномальных Территорий. По-крайней мере, так это подавалось. Ценность каждого представителя как специалиста тоже прояснилась достаточно скоро. Можно даже сказать, бесценность. В том плане, что никто из коллектива чего-то значимого продемонстрировать в самый подходящий для этого момент не сумел. Да и не смог бы, говоря по правде, но это было уже потом. Бред, полный бред. Кто-то потом хохмил: "Инновационные нанотехнологические методы работы с наноперсоналом".
   И что в результате? Сиди, дежурь, пялься в экраны, на которых, в какое время не взгляни, всё одно и то же. Даром, что внутри Периметра - не зная этого, и не догадаешься, где эта часть находится. До ближайшей аномалии идти километра два, ближе они не нарождаются почему-то. А чему удивляться, если ещё не так давно Аномальными тут и не пахло. И причём не факт, что им это место принадлежит сейчас - кто знает, какими причинами руководствовались там наверху, когда отодвигали Периметр. Может, знали что-то, а может, просто на всякий случай. Был Периметр в километре с одной стороны, а стал в километре с другой, вот и все перемены. Старый демонтировать не стали, потому вообще не поймёшь, где Зона начинается. То ли у нового Периметра, то ли за старым. Он, кстати, по сию пору номинально действующим считается. Пока, по-крайней мере, хоть от него одно название осталось и не следит за ним никто. Аномалий нет, Выбросы не доходят, очагов радиационных загрязнений тоже не наблюдается. Из зверья только крыски, да цикады эти, или кто там вместо них, из-за которых не уснешь. Офигеть работа для бывшего спасателя. Тут если кого и спасать вдруг придётся, так это бравых наших воинов, да и то - от похмелья на вторые сутки после наряда. Или повариху эту взбалмошную, которая чуть ли не с половиной части перетрахалась, от мозолей в причинных местах. Поговорить даже толком не с кем - вояки как на паркетных манёвров офицера смотрят и за человека не держат, у рулей своя кухня, медик по жизни вообще смурняк и колдырь, а Гаврилов в каких-то иных материях живёт, думами тяжёлыми гнетомый, судьбами части озабоченный, мордой в ноутбук уткнувшись. Радио не ловит, телевизора так вообще нет, интернет - только у того же Гаврилова, да и то непонятно, каким образом и за счёт чего. Всего досуга только что книги читать.
   Как бы парадоксально это ни звучало, но библиотека части стала, пожалуй, за всё то время единственным светлым пятном, той самой отдушиной, которая не давала ему сойти с ума в атмосфере психологической несовместимости с остальными. Приятное совмещалось с полезным: Гаврилов, по настойчивой и неоднократной просьбе Артёма, мотивировавшим её жаждой к самообразованию, выписал с Большой земли множество литературы различной степени секретности по теме Аномальных Территорий. Пусть нехотя, пусть с пренебрежением и комментариями из серии 'Как тебя такого сюда вообще направили?', но выписал. Якушев, не желая ссориться с ровесником-самодуром, дорвавшимся до власти, благоразумно эту тему развивать не стал.
   "Твоё какое свинячье дело, кто меня сюда взял? - рассуждал он позже на дежурстве. - Раньше надо было против моей кандидатуры возражать. Раз взяли - значит, так надо. Сам сюда, небось, тоже не за отличную службу попал".
   В какой-то момент он не выдержал и вызвал Гаврилова на задушевный разговор. Впрочем, сказать, что вызвал, было бы не совсем правильным: заприметив пару раз в кабинете того слабый запах чего-то горячительного, Артём, на свой страх и риск, в один из свободных от дежурства вечеров предложил тому на пару распить беленькой. Укрепления знакомства и офицерского взаимопонимания для.
   Не прогадал. Гаврилов достаточно быстро набрался и стал куда более разговорчивым, нежели в своей трезвой ипостаси. Много лишнего выболтать он не успел, но и услышанного Артёму хватило, чтобы окончательно запутаться, при этом сделав для себя несколько немаловажных выводов.
   - Ты п-пойми, - вещал Гаврилов, уставившись мутным взором на что-то за спиной Якушева, - мы в жопе. По всем статьям. Д-декабристов так не ссылали, как нас сюда засунули. В-вот ты свою з-задачу знаешь? Я свою нет. Ах да, п-п-поддерживать тут порядок и дисциплину. Это задача, да? Да с ней любой из наших вояк справится. Мы с тобой эти, как их... о, кинологи. А чё, у нас тут тоже собаки бродят. Так о чём я... а, да - оба смотрим кино. Ты в дежурке - с системы наблюдения, я же с командованием - селекторы. А на хрена? Ты много за этот месяц высмотрел? Я не больше, поверь. Где все эти ужасы Зоны, от которых новобранцы на Кордонах только что в штаны не ложат? Точно - мы же усраться какие ценные специалисты, нас берегут. Вот только чем мы настолько ценны?
   - А может, отдел...
   - Да какой отдел. Чего "отдел"? Мы же вообще непонятно кто. Да, нас курирует ФСБ, но точно знаю, что мы к ним не относимся. Вернее, вы к ним не относитесь, но это не важно. Типа, Институт...
   На следующее утро выяснилось, что операция по спаиванию командования имела лишь временный успех, да и то исключительно в процессе мероприятия: Гаврилов упорно делал вид, будто бы вчера ничего такого-эдакого не было. Знакомство, может, и укрепилось, а вот с офицерским взаимопониманием подвижек явно не наблюдалось. Но Артёму это было уже не важно - сослуживец разбудил в нём желание порыться в истории Института поглубже.
   История этого учреждения читалась как хороший фантастический роман. Герои-исследователи, в сопровождении мастеров искусства войны, подобно персонажам мифов и блокбастеров, сражались с Аномальными Территориями, возвращаясь оттуда только что не на щите, с богатым уловом, при том. Фауна этого места воспринималась хтоническими чудовищами, а артефакты, вкупе с некоторыми интересными штуками производства военпрома некогда великой державы, по своей ценности уделывали сундуки с золотом былых времён на раз. Необычные, имеющие спорное происхождение в плане принадлежности этому миру штуки, да ещё и антиквариат, наследие великой в прошлом державы, в рабочем, что немаловажно, состоянии - просто сказка не только для учёной братии, но и для искателей приключений на свою задницу, ведомых жаждой лёгкой наживы. И об этих кадрах тоже говорилось, поскольку порой, благодаря своему участию в номинации на премию Дарвина, им удавалось невольно сделать вклад в копилку знаний человечества. Зачастую посмертно, впрочем. Основная масса этих жаждущих, по словам ветеранов, скорее экспериментировала в разнообразных способах переправки себя в мир иной, начиная с банальнейших отравлений неизвестного происхождения и сомнительного состава продукцией, имеющей отношение к спиртовой промышленности, заканчивая преобразованиями своей физической ипостаси в различных аномалиях. Даже если учесть, что некоторым удавалось войти в историю, и о них даже порой упоминалось в предоставленной литературе, то делалось это так себе, походя и вскользь. Упомянуть вроде надо, но так, чтобы желания у народа к сталкерёжке не особенно появлялось. Хотя смысла в этом было немного, поскольку иллюстрации и фотографии заставляли замирать дыхание, пробуждая желание немедленно сорваться с места и отправиться путешествовать тропами героев прошлых дней. Ну или тропами тех, кто хотел стать героями.
   Но в реальности всё было куда как прозаичнее: обрыдлые уже мониторы, на которых отображался двор, периметр части, а также несколько комнат и коридоров внутри комплекса зданий. Изредка кто-то куда-то уезжал, кто-то приезжал, да вояки в свободное от нарядов время гоняли во дворе мяч. Артём ощущал себя лишним в этом месте, хоть и понимал, что по большому-то счёту напросился он сюда сам и если уж кого и винить, то только себя самого.
   Незаметно появилось какое-то подобие уклада. Комиссий и высоких чинов не наезжало, показаний к тому не было, жизнь текла неспешным чередом. Поклав на все инструкции, Якушев притащил на пост пепельницу. К его удивлению, Гаврилов возражений не высказал. Может, понимал, что с поста Артёму лучше отлучаться как можно реже, но духу на устранение возникшей проблемы в приказном порядке не хватало, а может, потому, что ему на это вообще было пофиг, и никакой проблемы, на его взгляд, не было вовсе. Порой после дневных дежурств Якушев выбирался на крышу, откуда любовался закатами в компании алюминиевой кружки с горячим чаем и неизменной сигаретой, затем шёл в свою комнату, где наливал себе стопку коньяку, выражая этим протест псевдовоенной рутине, и заваливался в кровать, погружаясь в литературные описания минувших дней этих мест. Мысли о том, чтобы с кем-то пообщаться, больше не приходили. Страхи перед возможными опасностями замылились, уступив место военно-философским постулатам о солдатском сне и идущей службе. На мозг никто не капает, пялься только в мониторы, вот и все дела.
   И тогда, когда стало казаться, что это заросшее ряской болотце вряд ли что-то или кто-то в состоянии потревожить, на пост неожиданно вломился Гаврилов в полной боевой экипировке, с автоматом на плече, держа в руке лист бумаги со сканом фотографии какого-то забора из колючей проволоки, на которой висел какой-то мужик.
   - Якушев, ты тут ещё пылью не зарос? - В голосе Гаврилова скользило плохо прикрытое злорадство. - Вставай, давай. Нас ждут великие дела.
   - Ничего, что я на дежурстве?
   - Считай, что я тебя с него снимаю, - мотивы такого решения Гаврилова Артёму были непонятны. - Давай шустрее. Автомат не забудь. Машина во дворе, увидишь.
  Гаврилов вышел из помещения.
   "Чтоб я с тобой, мудаком, ещё раз водку пить сел - не дождёшься", - во мнении по поводу качеств характера своего сверстника, по воле судьбы ставшего командиром, Артём уже утвердился, и было это мнение не слишком-то уж позитивным. Но приказ оставался приказом, потому, оставив своего помощника бдить, не смыкая глаз, Артём направился в оружейку. Переодеваться нужды не было - инструкция в категорической форме требовала постоянного ношения бронекостюма. Выйдя во двор, он заметил стоящий там странного вида транспорт, видом своим напоминавший плод порочной страсти бигфута с инкассаторским фургоном, в котором на одном из пассажирских мест уже восседал Гаврилов.
   - Шустрее лейтенант, шустрее.
   - И куда едем? - пропустив колкость мимо ушей, и забираясь на свободное пассажирское сидение, поинтересовался Якушев.
   - На север Периметра, - в голосе Гаврилова сквозило нездоровое веселье. - Жмура там интересного на колючке нашли. Наш клиент. Снимать будем. Лишних глаз нам не нужно.
   "Вот значит, какие мы специалисты", - подумалось Артёму.
   Машину он мысленно окрестил жмуровозкой.
  
  ***
  
   - Значит Вы, лейтенант, продолжаете утверждать о своей непричастности к случившемуся? - взгляд прищуренных глаз полковника Бердяева, казалось, прожигал насквозь.
   - Как я уже говорил ранее, в мою компетенцию не входили полномочия, на основании которых я мог бы повлиять на принимаемые командиром части, в лице лейтенанта Гаврилова, решения, - Артём нервно сглотнул. Этот вопрос уже обсуждался неоднократно, и Якушев силился понять, с какой целью его подняли в очередной раз. - Должен напомнить, что все решения в отношении существа принимались Гавриловым единолично.
   На лице Бердяева не дрогнул ни один мускул, но Якушев мог поспорить, что возразить по данному вопросу тому нечего. Как и во время предыдущих бесед по теме того случая, впрочем. Сделать из Артёма стрелочника упорно не получалось.
   "Обосрались вы тогда, ребята, по полной, когда ему это задание скинули", - злорадствовал про себя Артём. Бывшего сослуживца ему было не жалко ни капли. К командованию сочувствия он также не питал, и их проблемы были ему до одного места.
   А вообще, получилось тогда хреново. Гавённо даже, можно сказать, получилось. Кто бы мог предположить, что привезённый жмур умудрится непонятным образом трансформироваться в подобие "контролёра", превратить половину персонала базы в безмозглых придурков, сделать командира своей марионеткой и с его помощью скрыться на где-то на просторах Аномальных. Артёму нечеловечески повезло: тварь, в которую превратился Максим Нимов, лаборант опального Института, по одной ей известной причине не стала делать его своей марионеткой, а только лишь усыпила. Когда "шоу" закончилось, проснувшийся Якушев обнаружил полную столовую жрущих от пуза сырую неочищенную картошку громил, в глазах которых не прослеживалось ни капельки разумности, а также нимфоманствующую парочку на третьем этаже. К тому моменту голова дежурного уже буквально раскалывалась, однако у него хватило сил добраться до тревожной кнопки. Когда вернулась машина Гаврилова (что водителя, что лейтенанта иначе как роботами язык не поворачивался назвать), на территории части уже была пара БТРов с ближайшего кордона. Спустя некоторое время приехали ребята, имевшие отношение к отделу, и приняли пострадавших под белы рученьки. До Якушева наконец-то дошло, чем на самом деле является это место.
   Потом была пара месяцев реабилитации, обследований... и "волчья метка" в досье, благодаря которой всем мечтам о карьерном росте и командировках в район Аномальных Территорий было суждено остаться только мечтами. Текущей свое вялой бумажной деятельности Артём с радостью предпочёл бы то, чем он занимался на теперь уже Аномальных, но про это уже можно было смело забывать.
   - Товарищ полковник, - Якушева прорвало. Подобные беседы с психологами, а также следователями по тому случаю, его уже порядком достали, - Я же не один раз рассказывал - Нимов меня вырубил сразу. Что он там себе вколол, я не в курсе. В аптечку к нему я не лазил, и почему Гаврилов решил её ему оставить, я тоже не знаю. О чём они говорили, я тем более знать не мог - он меня в допросную не звал. Всё это есть в записях системы наблюдений...
   - Остынь, лейтенант, - казалось, всплеск Артёмова откровения Бердяева не тронул совершенно, - сказать по правде, я тебя по другому поводу вызвал, но раз ты такой торопливый... хочешь ещё раз прокатиться туда?
  
  
  Глава 1.
  
   Бронетранспортёр неспешно пробирался по дорогам Аномальных. Впрочем, невзирая на небольшую скорость, машину порой прилично потряхивало. Потенциальные собеседники, в лице остальных пассажиров броневика, оставались лишь потенциальными, и Якушеву не оставалось ничего другого, как в очередной раз вспоминать и обдумывать судьбоносный разговор со своим командованием.
   А предложило оное командование, ни много ни мало, но чуть ли не искупление грехов. Несмотря на то, что Артём был твёрдо уверен в своей непричастности к случившемуся полгода назад, ему так и не удалось до конца убедить в этом своё начальство. Пусть даже и непричастен, но вот вопрос: что могла та тварь зашить ему в мозги? И своё нынешнее назначение он воспринимал как второй шанс доказать свою полезность и верность. Бердяев, ничтоже сумняшеся, с его, Артёмова, формального согласия, назначил того на должность командира той же самой части, где Якушев подвизался год назад. Артём поначалу воспринял назначение с ехидством: где теперь Гаврилов - и где теперь он, Артём, однако внешне этих мыслей никак не выдал. И теперь Якушев трясся в бронемашине, порой отпуская крайне нелитературные выражения по поводу качества местных дорог, давно не видавших мастеров дорожно-строительных дел. Будущие подчинённые, ехавшие в этом же транспорте, на контакт идти категорически не желали, и Артём всерьёз подумывал о том, чтобы по прибытию устроить общее построение в целях поддержания дисциплины и демонстрации, кто тут является альфа-самцом. Военные заморочки ему были противны ещё со времён учёбы, но другого способа показать, кто тут главный, в голову не приходило.
   "Ну вы тупые, - глядя на молодых вояк, предводителем которых являлся сурового вида дядька, возрастом лет на восемь-десять старше Артёма, и попутно вспоминая, что сталось с предыдущей группой силовой поддержки, думал Якушев. - Задрочу ведь на раз, не посмотрю на вашего атамана. Салаги, Зоны не нюхали". О том, что его персональное "нюханье" Зоны сводилось к таращенью на мониторы, он предпочитал не вспоминать.
   Однако по прибытии в часть, к его неожиданности, старший от военных доложился как положено, по форме, будто и не было того игнорирования непосредственного командования по пути. Артём выслушал доклад, попутно осознав, что если кого силовики и будут слушаться, так это только своего старшего, носящего многообещающую фамилию Караваев, но никак не его, пусть и номинально главного в этом месте. Ребята оказались явно не настолько простыми, хоть и выглядели умом небогатыми.
   "Ну вот, опять как прокажённый, хоть и главный", - сложившаяся ситуация Якушева выбешивала, но повлиять на неё он не мог никак.
   Впрочем, всё оказалось не так печально, как грезилось поначалу. Вояки в склонности к атомному алкоголизму, что было своеобразной нормой для этих местностей, замечены не были, более того - всячески демонстрировали трезвость мышления, своего рода серьёзность и готовность к выживанию в неопределённых условиях, не то что прежние разгильдяи. Спустя пару дней в часть доставили обслуживающий персонал, за счёт чего незаметно наладилась и личная жизнь: командование посчитало нужным выписать Якушеву ни много ни мало, а целую секретаршу. Девушку симпатичную, исполнительную, излишне ориентированную на карьерный рост, более того, комплексами и личными отношениями не обременённую.
   Артём расслабился: пусть и в этой жопе мира, но своя часть, где он главный - целый командир. Насколько же приятно порой накатить спиртного в компании Натальи (той самой секретарши) на крыше главного здания, любуясь осенним закатом, а после предаться с ней же плотским утехам. Понятное дело, что о серьёзных отношениях речи не было: сущность, а точнее сказать сучность своей секретарши в плане готовности лечь под любого ради карьерного роста, он просёк сразу, но какая разница? Сейчас - это сейчас, а что будет потом - дело десятое. Планов на тему женитьбы Артём не строил, Наталья, понятное дело, тоже, ну а секс - он и есть секс, пусть и по служебной необходимости. Служебная романтика, мать её. Народа в части немного, мордобой не практикуют, да и отчёты только что к селекторам сводятся. С документацией полный пипец, и любая проверка... Хех, проверки - не нашлось ещё тех проверяющих, готовых рисковать ради инспекции своими жизнями. Без вопросов - приезжайте, если не боитесь угробиться в аномалиях. Один упёртый, и, по всей видимости, не очень умный крендель в чине генерал-лейтенанта попробовал, так его Козёл теперь и стоит напоминанием об этом подвиге в Пыльном Мешке километрами четырьмя севернее. Вместе со всем экипажем, само собой. И стоять так и будет - нет в части желающих вытаскивать различных придурков с большими погонами из аномалий, паче чаяния - мёртвых. Захотелось чудаку экскурсии, называется. Людей и так не хватает, да у нас тут и не жмур-команда всё-таки.
   Но с общением всё же снова вылезли вилы: вояки категорически не желали признавать командира за 'своего', от Наташки, как от собеседницы, толку было мало, и если бы не Михалыч...
   Личность эта заслуживала отдельного рассказа. Артём не без оснований полагал, что этого пятидесятилетнего застарелого алкоголика подсунули ему довеском, как напоминание о прошлом, чтобы жизнь мёдом не казалась. По немыслимой случайности, медик оказался одним из немногих, кто без последствий для своих мозгов выдержал практику молодого "контролёра". Хотя было б странно, если бы не выдержал - в тот момент, когда Нимов взгрел полчасти, Михалыч изволил дрыхнуть пьяным сном и проснулся он лишь тогда, когда тот покинул эту местность, уйдя неведомо куда. До Михалыча комиссия по расследованию произошедшего особенно не докапывалась, благо знала его как облупленного ещё со времён Института, более того, два члена комиссии были ему обязаны жизнями.
   И вот теперь этот колдырь стал единственной отдушиной. С ним можно было поговорить за жизнь, пофилософствовать на пьяную голову и спросить совета по особенностям этого места. Михалыч, хоть и обладал крайне склочным характером, но знал об этих краях более чем дофига, и потому как источник информации был бесценен. Медиком он был от Бога, в чём Якушев сравнительно скоро убедился, когда на территорию части непонятным образом забрела подранная химера. То, что существо было смертельно ранено неизвестно кем, выяснилось позже, но даже в этом состоянии с неё сталось прилично покромсать ногу одному из бойцов. Якушеву довелось затем присутствовать при операции, когда Михалыч зашивал рану пострадавшему. Боец орал, несмотря на приличную дозу обезболивающего, Михалыч матерился, но дело своё делал, порой приговаривая, что если бы не деньги, то работал бы он сейчас с неким Витальичем. Якушев с вылеченным бойцом, после того случая, накрыли поляну. Боец искренне желал выразить свою благодарность, однако Артём имел на ту попойку более куда более практичные виды. Задачей своей он ставил разговорить медика, поскольку нутром чувствовал, что тот много чего знает такого, что могло бы пригодиться в дальнейшем. Михалыч с радостью выпивал, Артём подливал. Однако, невзирая на все расспросы, пусть и по пьяной лавочке, Михалыч держался кремнём и о некоторых моментах своего прошлого предпочитал не вспоминать, отмахиваясь общими и ничего не значащими фразами.
   Незаметно прошла осень, наступила зима. Якушев, в порыве приступа командного самодурства, устроил торжественное построение на День Конституции. Вроде как положено, да и с боевым духом по приходу пусть и лёгких, но холодов, в части стало совсем туго. Толкнул пафосную речь, преисполненную штампов, сорвав жидкие, но положенные в таких случаях аплодисменты. Двадцать вояк, под хрип древних матюгальников, старательно пытавшихся воспроизвести "Триумф Победителей" ("Славянку" Артём суеверно не признавал) с подключённого к системе оповещения мобильного телефона, прошлись не в ногу мимо импровизированной трибуны торжественным маршем, порой поскальзываясь на подёрнутых льдом от ночного заморозка лужах. Галочка о проведении воспитательной работы была поставлена. Видимость несения службы наличествовала, а любая инспекция была бы довольна если уж не качеством оной работы, то хотя бы фактом её наличия.
   Рутина незаметно затягивала. Артём удивлялся, как из пылкого нрава юноши он превратился даже не в штабную крысу, а в некое подобие каптёрщика, которому от жизни не нужно ничего, кроме возможности поспать в служебное время. Решив бороться с тотальным расслабоном в части, он начал сам заступать на ночные дежурства, дабы доказать всем остальным делом, что он именно боевой офицер, а не что-то такое бумажно-паркетное.
  На свою голову.
  
  
  ***
  
   - Михалыч, ну хоть ты, как ветеран, объясни.
   Зимние вечера, несмотря на мягкость этого времени года в этих краях, нагоняли тоску и уныние. За весь прошедший ноябрь не было ни одного солнечного дня. Туманы и сырость от постоянной мороси полностью пропитали всю жизнь части. Бороться с душевным упадком Артём решил прогулками перед сном, завуалированными под вечерний обход, но достаточно быстро ему это надоело: мокро, промозгло, и сапоги потом от грязи отчищать приходится. Душа требовала общения, вот только подходящих собеседников по-прежнему не наблюдалось: почти все как один демонстрировали замкнутость и отчуждённость, когда дело не касалось служебных моментов. Исключением всё так же являлся медик, однако вся его общительность прорезалась исключительно в его же нетрезвом состоянии; Артёму же хотелось нормальной беседы, а не пьяного базара и демагогии, но на безрыбьи, как говорится...
   - Тём, ты задрал уже. Я тебе в сотый раз говорю: у меня контракт. Мне сказали к тебе в подчинение идти, я ответил 'есть', хоть и гражданский. Сказали бы идти к кому другому - пошёл бы к нему. Мне эти ваши субординации и кадровые заморочки до одного места. Я своё дело делаю, а на всё прочее мне посрать, лишь бы деньги платили...
   Где-то на первом этаже кто-то из вояк насиловал гитару. Судя по нетрезвому рёву, сдавший дежурство наряд отдыхал. Изрядно поддатый голос вещал про суровую армейскую жизнь, строгое мужественное командование и верный автомат. Звенели стаканы, кто-то подвывал, пытаясь выставить это подпевками. С прискорбием пришлось констатировать факт, что понятия 'трезвость' и 'группа силовой поддержки' в этом месте снова несовместимы, в точном соответствии анекдоту про приснопамятный автозавод и проклятое место. Меньше всего Якушев хотел сейчас проводить воспитательную работу, понимая, что будет попросту послан, невзирая на звание и должность, потому предпочёл, по старой памяти, завалиться на пост мониторинга. Какими судьбами туда же занесло Михалыча, оставалось загадкой, хотя Якушев заподозрил, что тому банально нечем заняться, а, скорее всего, попросту скучно. Дежурный тупо пялился в экраны, с чавканьем поглощая быстрорастворимую лапшу, Артём курил, Михалыч раскачивался на стуле.
   - Тём, я тебе как старый человек скажу, не засирай себе мозги. Вспомни, чем закончилась наша "Гаврилиада": служил, твою мать, Гаврила командиром. Всю часть Гаврила задолбал. Точнее сказать, продолбал. Классика вечна. И где сейчас наш Гаврила? В дурке, мля. А всё почему? А потому что не хрена лезть в то, о чём имеешь поверхностное представление. Теория - это хорошо, но практика... - Михалыч, с выражением занудства на лице, продолжал качаться, стул печально поскрипывал. - Ты думаешь, что я алкаш? Допустим, ты прав. Но ведь живой, в отличие от всех тех трезвенников. И, заметь, что если бы Гаврилов не занимался самодеятельностью, а позвал для консультации хотя бы меня, то был бы он сейчас в полном ажуре, а не пускал бы слюни, сидя в инвалидном кресле, замотанный в смирилку что та мумия. Всего-то стоило ему проверить, что у того жмура в аптечке было, а не положиться на её описания в документации. Ну конечно - Михалыч же алкоголик, чего он там дельного-то по пьяни насоветует. А я, между прочим, эту документацию вдоль и поперёк изучил, только что-то не припомню в ней таких вот капсул, на которых цифры разные нацарапаны, и под которые места отдельного в аптечке не выделено. Но так он же у нас типа командир, целый офицер ФСБ - не хрен собачий. Нету, говорит, там у него ничего такого, и быть не может. Я ему, придурку, говорил, что жмура того обшмонать надо с головы до пят, и не важно, какой он разговорчивый и адекватный, но так Гаврилов же у нас лучше всех знает, что к чему и как. Мужик шатался по Аномальным чуть ли не месяц, что у него в мозгах творилось - в страшном сне не приснится. В результате вколол себе какой-то дряни, а наш дикорастущий чекист вещает мне за психологию. Мол, разговорю его, сам всё расскажет. Знаток человеческих душ, ядрён батон. И где теперь этот знаток? Тём, вот только ты таким не становись. Я понимаю, вояки на тебя хрен кладут, но тебе с ними детей не крестить. Приказы выполняют, а другого от них не требуется.
   Якушев молча встал и поставил чайник, про себя размышляя, что проводить границу между описаниями жизненного опыта Михалыча и его же пьяным бредом становится всё труднее. Но дело было вечером, и делать было совершенно нечего.
   - Пойми ты, - продолжал Михалыч, - пусть и перспектив здесь нет никаких, но даже в этой ситуации есть плюсы. Нам платят за высиживание здесь задниц неплохие деньги, опять же, у тебя идёт выслуга. Более спокойного места на Аномальных ещё поискать надо, и, если не строить из себя героя, то до пенсии дожить труда не составит. Иную базу каждый день всякая живность атаковать стремится, либо кусачая, либо в погонах, а у нас тут почти курорт, да ещё и отопление работает. Что там армейская мудрость про излишнюю инициативу глаголет? Гаврилов про неё забыл, в результате мало того, что сам обосрался, так ещё и всех нас за собой потянул. Но, опять же, невзирая на случившееся, нам дали второй шанс. А могли бы и не дать. За себя ничего не скажу, но на твой счёт более чем уверен: "волчья метка" и неблагонадёжность. И не говори, что это не так - знаю я, как они наверху дела делают. По части отработал "контролёр", в результате все вояки пускают слюни, командир вообще видом своим дебила напоминает, а оператор мониторинга типа проспал всё шоу и типа не пострадал. Да хрена лысого. Им проще перестраховаться и записать тебя в неблагонадёжные, причём небезосновательно - шут его знает, может, тварь тебе в мозги какую-нибудь установку записала. Мы же ни черта не знаем, что эти порождения Аномальных могут на самом деле, а уж про их цели и говорить нечего. Вот сейчас мы сидим с тобой на посту, а через минуту ты возьмёшь ствол и порешишь всю часть. А что, скажи ещё, будто такого быть не может?
   Якушев слушал, как закипает вода в чайнике. Не согласиться с тем, что Михалыч даже в своей нажравшейся ипостаси говорит дело, он не мог. Рациональное зерно в рассуждениях почти пенсионера отвергать было сложно - всё же тот в жизни повидал поболе Артёма.
   - Может, ещё как может. Ты же читал дела всех тех, кем сейчас эта часть укомплектована. Нет ни одного, по кому бы Аномальные не прошлись, и совершенно неважно, что по тестам и врачебным комиссиям у всех нормальные показатели. Ты думаешь, чего это у нас тут все настолько замкнутые и необщительные? А вот как раз потому, что на Большой земле на всех здесь находящихся смотрели как на ущербных, ожидая в любой момент чего-то такого экстравагантного. Отвыкли люди от доброго к себе отношения. Вот давай по головам посмотрим, кто здесь сейчас есть. Пятеро вояк, несколько подвинутых рассудком после разных нехороших ситуаций с различными нехорошими последствиями. С кабанчиками или Кровососами познакомились близко, но не настолько, чтобы фатально, или башкой, после попадания в "трамплин", приложились крепче, чем следовало. Тут всё просто и понятно: прописали курс реабилитации, вот только покажи мне того командира, который возьмёт к себе такого реабилитированного, особенно при отсутствии личного с ним знакомства. Приказы - приказами, но решающее слово в плане вопросов формирования кадрового состава на Аномальных уже давно закреплено непосредственно за самими командирами и является священным. Так что хоть обспускайся из столицы этими приказами и прочими указивками, но если командир говорит, что не возьмёт, то так тому и быть. Причём, ему даже причин для этого никаких приводить не надо. И это, я считаю, правильно, поскольку тут и более адекватные порой чудить начинают, а уж что эти выкинуть могут, так того ни один врач не предскажет, хоть тестами и обследованиями никаких проблем после реабилитации не выявлено. Несправедливо, антинаучно, но разумно и практично.
   Михалыч, не прекращая качаться на стуле, достал сигарету из кармана своего замызганного халата, который, по виду, стирки не знал никогда.
   - Смотрим дальше. У шестерых других вояк были различной тяжести попадания в пси-аномалии, откуда их вытаскивали волоком, скорее всего. Тут даже говорить не о чем. Ещё двое, кстати, наши с тобой собратья по несчастью - тоже пообщались с "контролёром". Что он им в мозгах навертел - науке то неведомо, но их теперь Неразлучниками зовут. Как близнецы друг без друга не могут. Кто у нас на очереди... ах да, ты наверняка слышал, как год назад угробилась комиссия где-то у Кордона, когда какой-то тамошний приезжий чин возжелал экскурсии на Аномальные. И что единственной, кто в той экскурсии выжил, была секретарша. Сам догадаешься, где она сейчас? Ведь по ней не скажешь, что ей сутки пришлось в искорёженной машине просидеть рядом с высокопоставленными жмуриками. А также тремя воронками под боком, которые машину ту поделить между собой не могли. Как новенькая теперь, вот только почему-то тоже здесь. И опять же, замечу, по тестам всё чисто. В сортир бы эти тесты спустить, так ведь других-то нет.
   Дежурный оператор отправил пустой одноразовый стакан из-под лапши в мусорное ведро и снова уткнулся в мониторы своим мутным рыбьим взглядом. Якушев наполнял кружки кипятком. По дежурке разносился аромат дешёвого чая, плавали клубы вонючего табачного дыма.
   - И вот так со всеми, - Михалыч курил, уставившись мутным взглядом в потолок, - кого тут ни возьми, даже из гражданских, у любого что-то подобное в биографии найдёшь: то просто климата местного не выдержал, то что-то весомее, а то и от Выброса плохо укрылся. И куда нас таких девать, что с нами такими делать? Для дурки показаний вроде бы нет, а к нормальным людям подпускать всё же боязно. Подозреваю, что именно поэтому нас всех сюда и собрали - хоть какая-то польза и демонстрация социальной ответственности, опять же забота об инвалидах. А там, глядишь, и до естественного отбора дело дойдёт. Психотстойник, скотобаза. Креативные они там наверху, заразы, с фантазией.
   Не сказать, чтобы Артёма этот монолог Михалыча сильно удивил. Что-то неладное он заподозрил ещё с самого начала, в первые дни вступления в нынешнюю должность, когда знакомился с личными делами тех, кто попал к нему под командование - записи о прохождении курса реабилитации были у всех. Тогда Якушев, сопоставив написанное в своём личном деле со своим же самоощущением, не придал этому внимания, но теперь, после михалычевых рассуждений, ситуация обрисовалась в ином свете, и это Артёма не радовало, поскольку за боеспособность части в таком случае нельзя было бы дать и ломаного гроша, а впору было начинать отращивать на затылке глаза. На душе стало мрачно.
   - Так что, Тём, не сношай себе мозг за метафизику, высокие цели и смысл жизни. Если уж так неймётся - пошарь в компе Гаврилова. Знаю же, что тебе его ноут передали. Вот и займись восстановлением всего удалённого, поиском всего скрытого. Всяко ведь веселее будет, да вдруг пригодится ещё. Наташку отдери опять же, чтобы смурь из башки ушла, даром что ли она у тебя секретутствует.
   "В говно набрался ведь, - Артём с жалостью смотрел на изрядно поддатого медика. - Шёл бы ты, Михалыч, спать".
   Михалыч всё так же качался на стуле и спать идти явно не собирался.
   "Нда, с дисциплиной у меня тут полный швах, - констатировал про себя Якушев. - Строевую бы вам всем зарядить, но так вас же половина гражданских, да ещё и инвалиды на голову, как выясняется. Хотя вот этот совет на счёт отодрать Наташку..."
  
  ***
  
   Спалось отвратно. То ли переусердствовал на полях любовных сражений, то ли имело место что-то погодное, но встал Якушев с гудящей головой. Из душевой доносился плеск воды и тихое женское пение, на полу расположилась инсталляция, сочетавшая в себе черты бронекостюма и дамского нижнего белья. Из-под забрала шлема загадочно выглядывали женские трусики, а бюстгальтер кокетливо облегал собой сурового вида сапог. Глянув на часы, он с неудовольствием констатировал факт, что проспал утренний селектор. Выговора от командования он не страшился - очереди из желающих ехать в это Богом забытое место не было, ну а начальство... а что начальство? Оно далеко. Максимум - выговор влепят, но скорее просто поругают для профилактики. Как-нибудь отболтаемся, не впервой.
   Хотя, как позже выяснилось, даже если бы Якушев и не проспал, то участия в совещании принять всё равно бы не смог - задёргавшись предыдущим вечером, он совершенно забыл про прогноз Выбросов, а ведь на прошедшую ночь одно из этих бедствий как раз и анонсировалось. По словам дежурного, как внешнюю связь рубануло в районе четырёх утра, так до сих пор она и не восстановилась. Хоть волны аномальной энергии и не докатывались до части, но последствия от них ощущались и здесь - отсутствие связи с внешним миром, а также скверное самочувствие были тому явным подтверждением.
   Артём с лёгкостью вздохнул: по его опыту, связь с Большой землёй из этого места после Выбросов восстанавливалась не раньше следующего дня. Календарь говорил, что сегодня 'день после пятницы', и Якушев не видел причин к тому, чтобы не устроить себе выходной. Послать всю эту службу к чертям и расслабиться. Или хотя бы просто расслабиться: в этом месте службу посылай, не посылай - всё равно она никуда не денется.
   Наташка засела утром в душевой кабине капитально, потому умываться пришлось из рукомойника в столовой. С той стороны зеркала на Якушева смотрела бледная небритая рожа с красными глазами, во рту наличествовал букет вчерашних несвежих ароматов чайно-табачной группы.
   За окном стоял низкий туман, шуршал поздний осенний, хотя точнее было бы его назвать ранним зимним, дождь. С улицы, сквозь щели в окнах, тянуло промозглым сквозняком. В столовой на завтраке было немноголюдно даже по меркам здешней численности народа: за одним из столов сидело двое вояк (присмотревшись, Якушев увидел, что это были те самые Неразлучники, о которых предыдущим вечером ему рассказывал Михалыч), за другим - кто-то из водителей. Вспомнив о вчерашнем концерте пьяной военной песни, Артём подумал, что, как обычно, всё веселье прошло мимо него.
   "Вот скоты, даже не позвали, - рассуждал он, лениво ковыряясь в тарелке. - Хотя правильно сделали, что не позвали. Сам бы не пошёл. Они когда трезвые и так непредсказуемые, а уж когда выпьют... к слову - подлечиться не мешало бы. Что ж за свинство-то такое - пьют одни, а голова на утро болит у других".
   Рядом возникло что-то массивное.
   - Чего грустим, мон женераль? - Сержант Караваев, бывший у местных вояк за негласного лидера, в силу непонятных причин решил позавтракать в компании Артёма.
   - Да так. - Якушев отодвинул пустую тарелку. - Настроение дерьмовое.
   - Наташка не дала, что ли? - хохотнул сержант. - Или не встал?
   - Караваев, ты ко мне по делу, или просто потрындеть? - Не сказать, чтобы Артёма смущал кирзовый юмор своего собеседника, пусть даже и в свой адрес. Другое дело, что превалирующая в этом жанре тематика межполовых отношений Якушеву уже порядком надоела.
   - Ну вот, уже оживать начал, - на лице Караваева возникла гримаса, означающая собой улыбку. Артём поморщился - выглядело это жутковато. - А то захожу в столовку, а тут типа мертвяк за столом сидит. Ну думаю, распустил мон женераль всю часть, раз уже зомбей прикармливать начали, а потом смотрю - так это ж мой полководец собственной персоной! Я, собственно, чисто по делу потрындеть.
   Артём насторожился. Прежде Караваев никогда не шёл на контакт первым, предпочитая получать от своего нынешнего командира приказы, попутно всем своим видом демонстрируя пренебрежение как к нему самому, так и к его командам. Впрочем, хоть и без энтузиазма, а также весьма неспешно, но, однако, неведомым образом в срок, эти приказы выполнялись, так что подкопаться формально было не к чему. При других обстоятельствах Якушев смог бы избавиться от строптивого подчинённого достаточно быстро, но ещё перед отбытием на Аномальные Артёму ясно дали понять, что про численное уменьшение кадрового состава дисциплинарными методами он может даже не думать. Дескать, кого могли, тех и дали, а других нет. Как повлиять на этого детину, изменив его в более комфортную для своей психики сторону, Якушев не знал, и ему оставалось лишь радоваться, что Караваев не выказывает явного неподчинения, попутно держа всю свою стаю на коротком поводке. Манера обращения того к своему командованию тоже не отличалась соблюдением субординации, но хотя бы не была явно оскорбительной.
   - И так что у тебя ко мне за чисто дело? - Артём откинулся на стуле. Интуиция подсказывала, что вопрос у того и впрямь серьёзный.
   - Вот прикинь, мон женераль, тут к нам на огонёк сегодня ночью Михалыч заходил, вопросы разные интересные задавал...
   "Ах, вот оно что,- промелькнула в голове у Артёма догадка.- Вот урод, наверняка ведь растрепал про то, что мы тут все что те ссыльные. А ведь поначалу кремнем казался".
   Заметив перемену в лице Якушева, Караваев ещё раз плотоядно улыбнулся, демонстративно достал пачку сигарет и жестом показал Артёму, что тот может угощаться. Якушев благодарно кивнул, однако всё же полез в карман за своими - снисходить до полного панибратства с подчинёнными он был ещё не готов. Оба закурили.
   - Но ты не ссы, командор, - сержант пустил дым в потолок. - Если ты думаешь, что я не знаю, по какому принципу сюда сгоняли народ, то ошибаешься. И так же ошибаешься, если полагаешь, что я к тебе пришёл с чёрной меткой.
   На столе появилась, в нарушение всех правил, запретов и регламентов, початая бутылка водки. Якушев посмотрел на неё с неодобрением, но вслух ничего не сказал. Судя по всему, Караваев знал, что даже этот манёвр пройдёт для него безнаказанно.
   - Ты думаешь, как я до всего этого допетрил? А тут не надо быть семи пядей во лбу: большую часть своих ребят я знал ещё до знакомства с закордонными коновалами и мозгоправами. И про то, как и за что "волчью метку" выдают, и как с ней красиво потом живётся на Большой земле, тоже знал, благо, старшие товарищи рассказывали. Так что, по всем пунктам, вход на Аномальные мне был закрыт, только если не самовольно да в качестве вольного сталкера. А тут на тебе - официальное продление контракта, вместо комиссования, да ещё командиром отделения. Только когда я тебя да нашу богадельню, увидал, а потом ещё и с мужиками своими за нежданную встречу перетёр, то понял, что не один такой, и возникла у меня идейка, что устроили нам своего рода пансион, чтобы на гражданке дел не начудили.
   "Вот так, - подумалось Артёму. - С высоты командной-то, оказывает, много не видно того, что на грешной земле творится. Воспитательная работа ни к чёрту".
   - Да вот только не срастается что-то, - продолжал Караваев. - Дюже дорогой пансион получается. Тем более, нам же оружие по определению давать нельзя, особенно нашим контролёрнутым. Я бы, к примеру, точно не дал, однако дали же. Значит, имеем мы - что? Что не пансион это никакой, и даже не клуб смертников, а имитация реальной части. Версию, что мы друг друга тут по смури перестреляем, не рассматриваю - проще было бы нас на Поле аномалий загнать всем скопом. Так оно дешевле.
   - Что ещё ты заметил? - Якушев никак не мог понять, к чему ведёт сержант.
   - Люсю в небесах с алмазами точно не видел, железно говорю, - снова съюморил Караваев. - А вот то, что наша богадельня хоть стоит и внутри Периметра Аномальных, но при этом сюда не доходят Выбросы, практически не забредает зверьё и не нарождаются аномалии, не заметит только безмозглый. Я мог бы понять, будь здесь активная, или хоть какая-то, движуха в плане переправки различных грузов, но ведь и этого нет. Возникает резонный вопрос: на хрена мы здесь торчим?
   - Так вот, - продолжил он, забычковав окурок, - я не первый день топчу Аномальные и, в общем-то, знаю, как тут делаются дела. Просто так здесь никто никого кормить не будет. А теперь скажи мне, военачальник, было ли что-то такое реально серьёзное для нашего санатория за прошедшие полгода?
   Якушев нахмурился. Кроме инцидента с химерой, на серьёзное более не тянуло ничего.
   - Скажи, Караваев, - Артём решил взять быка за рога, - ты сейчас это всё к чему излагал? Думаешь, я этого без твоих умозаключений не знал? Или тебя не устраивает твоя служба?
   - Вот что ты за человек такой? - притворно обиделся сержант, - к нему с душой идёшь за пониманием и разъяснением, а он тебя вот так без разгону мордой в устав. Сразу видно, что зелёный совсем, раз ещё не понял: случись тут что-то серьёзное, так все эти звания, регалии и прочая мишура окажутся тем, чем они и являются, то есть железными побрякушками и записями в бумажках. Ты ещё не допёр, где мы находимся? Тебя учили командовать ТАМ, но там - это НЕ ЗДЕСЬ. Думаешь, Михалыч мне не рассказал, как вас тут год назад "контролёр" вздрючил? Сильно тебе звание тогда помогло? А должность - твоему тогдашнему начальнику?
   - Устрою-ка я этому синюшнику пару недель сухого закона, чтобы знал, о чём можно трепать, а о чём не стоит. Не посмотрю на возраст. - Якушев понимал, что вся его власть в этой части была сплошной видимостью. Впрочем, знал он это и раньше, вот только признавать этот факт не хотелось никак.
   - И о чём я тебе только сейчас говорил? - усмехнулся Караваев. - Мудрого старого человека, опытнейшего профессионала, к тому же, ты задумал лишить, быть может, единственной радости в его непростой и суровой жизни посредством грязных приёмов в виде использования своих звания и должности, причём. О времена, о нравы.
   - Хорошо, - Артём не без усилия над собой был вынужден признать, что и впрямь погорячился, - убедил. Был неправ. Я сам не понимаю, для чего меня, как не имеющего опыта полноценной командной работы, поставили сюда главным. Но к делу: что ещё ты думаешь по поводу происходящего?
   - Во, вот теперь вижу в тебе человека, а не солдатозадрачивательный станок, - Караваев держался в своём репертуаре. - Есть у меня идейка, что поставлены мы тут, даже при всей кажущейся нелогичности, очень даже по делу. Сдаётся мне, что мы кого-то ждём. Причём этот кто-то очень важный, но вот о сроках его прохождения не знает никто, возможно даже и он сам. Может быть и такое, что пойдёт какой-то груз, но никто из нас и не догадается, что это именно то самое, ради чего мы здесь уже полгода околачиваем болтами груши. Теперь смотри - если бы в эту часть загнали простых ребят, а не Аномальными покорёженных, то замута эта вся рухнула бы через месяц-два, когда народ сначала стал бы тесно общаться друг с другом, а потом, от вынужденного безделья, начал бы искать себе развлечений. И что характерно, он бы их нашёл - тут такого хватает. Только вот от плана того осталось бы одно название...
   - Приличную ты себе паранойю нагулял, - усмехнулся Артём, - у тебя точно тесты норму показали?
   - Ты дослушай сначала, - неожиданно посерьёзнел Краваев, - теперь посмотри на нас. За артефактами даже по приколу никто не ходит. Синьку пьют, но опять же без экстрима и последствий, за полгода ни одного мордобоя не было даже. Как думаешь, начнись тут буча, сумел бы ты её разрулить?
   Не без сожаления Якушев был вынужден признать, что и в данном случае прозорливый сержант снова оказался прав.
   - Вот и я так думаю. А знаешь, почему всё так? А потому что нет у нас сплочённости. У нас каждый сам по себе, потому, как ни старайся, а нормального общения, с естественным путём вытекающими из него разногласием и конфликтами, не получается. Каждый живёт как рак-отшельник в своей раковине, в каком-то своём мирке, довольствуясь тем, что вновь оказался нужен тогда, когда шансов на то вообще не было. А это дорого стоит - пять раз подумаешь ещё, прежде чем на сослуживца начать баллоны катить, или тому же сослуживцу в репу выписать. Вот и стараются не провоцировать. Это мы с тобой знаем, что нам билет в один конец выдали, а остальные залупаться боятся - очень им назад не хочется. Там такой халявы и за такие деньги не найдёшь. Ткни пальцем в любого из тех, кто сейчас находится на этой базе, и увидишь, что нет ни одного, кто бы во всей мере не ощутил своей ненужности и ущербности на Большой земле. А при таком раскладе желания почудить, ой, как убывает - нужность эту, вновь обретённую, терять дураков нет. И вот именно эта наша разобщённость позволяет мне утверждать, что мы, хоть и действующая часть, но отнюдь не боевая, хоть и с вооружением - для боевой такой расклад будет фатальным. Вопрос: что такое мы должны сделать? Вероятно, что-то такое, о чём мы сами не должны знать.
  Караваев достал ещё одну сигарету.
   - Идём дальше: много ли тут желающих проявлять инициативу? Пожалуй, ни одного, кроме только что твоей секретарши, да и у той, скорее всего, установка на то, чтобы отбивать это желание у тебя самого. Чтобы власть, к примеру, в голову не ударила, или в ненужную сторону копать не начал. Чтобы самодеятельностью не занимался, да внимания к нам не привлекал. То есть, опять же, ожидается что-то такое, замаскированное под совсем обычное, а может, даже и вида незначительного, но при этом достаточно серьёзное. Вот только на фоне всех прочих странностей не возникнет даже желания об этом задумываться.
   - Подводя итог, - Караваев достал из кармана две маленьких стопки и плеснул в них водки. - Нам создали условия, чтобы до какого-то момента мы были на этом месте, и важно именно само наше присутствие здесь. Мы не боевая часть, и я уже объяснил, почему. Вглубь Аномальных нам дорога закрыта - у нас в снаряжении ни у кого нет не то что компов, но хоть какого детектора аномалий. Угробимся там все достаточно быстро. Вывод - нам судьбой и начальством предначертано торчать именно тут. Транспорта у нас кот нассал, то есть если через эту часть что-то и пойдёт, то за перевалочный пункт нас примут в последнюю очередь. Мы не эвакуационная точка, по крайней мере, явная. Мы - муляж, имитация, в лучшем случае - просто промежуточное звено. Сраное прикрытие, только непонятно для чего. Возможно, кто-то из нас выступит курьером, но и он об этом вряд ли догадается. Ну, за знакомство.
   - За знакомство, - поддержал его Якушев.
   "Откуда ж вы такие рационалисты на мою голову свалились?" - подумалось Артёму, но вслух он этого высказывать не стал. Водка прокатилась по горлу расплавленной лавой, и ему стоило больших усилий не дать ей вырваться назад.
   - Есть ещё более хреновый вариант, - Караев нахмурился ещё больше. - Мы приманка, вот только не знаю для кого. В таком случае у нас тут каждый второй может оказаться с потайным дном, но тут уже ни ты, ни я на это повлиять не можем. Разыгрывают нас втёмную, и мы с тобой в этой игре даже не пешки. И не только мы.
   Сержант замолчал и задумался. Артёму показалось, что эта мысль пришла к тому только что озарением. Однако тот продолжил.
   - А знаешь, командир, почему я с тобой откровенничал? - настолько серьёзным Якушеву видеть сержанта ещё не доводилось. - Тебе приятно, когда с тобой играют без твоего ведома? Мне лично - нет. А с нами явно играют именно так. Кто за наши шкуры поручится, когда в нас отпадёт потребность? Очень, знаешь ли, не хочется становиться жертвой несчастного случая, и если я прав в своих догадках, то конец нам уготовлен именно такой. К гробу карманы не пришьешь, так что думай, начальник, думай, как вылезать из этого всего будем.
  
  ***
  
   В душевой после наташкиной утренней помывки витали ароматы шампуня и прочей косметики. Якушев стоял под струёй тёплой воды, его рвало: где Караваев достал это пойло, бутылку которого они раздавили за завтраком в нарушение всех регламентов, уставов и правил, было уже не важно, равно как и состав этого зелья. Важным было лишь желание извергнуть из себя весь этот яд, который хоть и дал организму кратковременное благостное состояние, но чуть позже накрыл сознание и тело мутной пеленой. Артёма трясло. В голове как будто возили связкой арматуры по бетону, а в желудке, судя по ощущениям, плескался 'холодец'.
   Чем закончились эти посиделки, и как он ушёл из столовой, Якушев не помнил. Единственное, что осталось в сознании, так это были столовские часы, на которых отображалось полпервого и вроде бы дня, судя по серому свету в окнах. Надежды на то, что этого позора никто не видел, не было никакой - в столовой всегда кто-то был, потому наверняка уже по части пронёсся слух, что старшой нажрался с самого утра. Проносились мысли, что истинной целью Караваева было полностью дискредитировать своего командира, выставив его слабовольным пьяницей, а весь тот монолог являлся всего лишь средством ослабления бдительности. Оставался небольшой шанс, что на самом деле это было не так, но состояние организма орало об обратном.
   Сорок минут издевательств над бренным телом и попыток привести себя в порядок отняли все силы. Артём на подгибающихся ногах добрался до дивана, где и рухнул, полностью выпав из реальности.
   - Не бережёшь ты себя, командир, не бережёшь, - усмехнулся рядом кто-то голосом Михалыча. - Сорвался, или тяжести общения с вояками не вынес?
   Якушев с трудом продрал глаза. В голове гудело, во всём теле ощущалась слабость. Одна только мысль о том, чтобы пошевелиться, навевала ужас.
   - Ты не дёргайся, - продолжил медик, - спешить всё равно некуда.
   - Михалыч, фигли ты здесь забыл? - Артём пытался подняться, но тело упорно отказывалось слушаться.
   - Кто ж тебя, болезного, кроме меня вылечит-то? Ты лежи, отдыхай, - в районе стола раздался плеск неизвестной жидкости обо что-то стеклянное, - всё равно ты в своём состоянии на другое неспособен.
   Следующие полчаса Михалыч вводил Якушева в курс дела, попутно вливая в того непонятно где раздобытый огуречный рассол. Артём слушал, изредка, скорее рефлекторно, кивая головой, что подразумевало собой полное внимание к повествованию. Совесть истошно выла, в мыслях рисовались нехорошие последствия, вызванные постыдным и безрассудным поведением. Однако, как следовало из слов Михалыча, и каким бы парадоксом это не являлось, но на утреннюю командирскую выходку внимания никто не обратил. Всем, к артёмову величайшему удивлению, было на это действительно пофиг. Более того, те, кто по-опытнее, отнеслись к данной выходке даже с пониманием.
   - Вот ты ещё всё же зелёный, лейтенант, - Михалыч расстегнул свой весьма потёртый и, явно повидавший за свою жизнь многое, древний портфель. - Любой другой на твоём месте уже две недели назад заметил бы, что все здесь присутствующие чего-то ждут. Как будто случиться должно что-то, притом нехорошее. Не инспекция с Большой земли, а похуже. Думаешь, ты один такой, кто при исполнении напиться додумался?
   - А кто ещё? - Якушев попробовал пристально взглянуть на врача.
   - Ага, разбежался. Визит к медику, особенно если за похмелом, сродни походу к священнику на исповедь, а тайну оного ритуала ещё никто не отменял, - усмехнулся Михалыч. - Ты дальше слушай. Если говорить проще, то все мои посетители, среди которых есть, в том числе, и те, кто на Аномальных уже не первый год, сходятся во мнении, что наша богадельня в скором времени перестанет быть таким уж спокойным местом, каковым она является в настоящий момент. Причины того, равно как и предпосылки к этому, они назвать не могут, ссылаясь на своё чутьё, никак иначе это не аргументируя. И я их прекрасно понимаю, более того - с ними солидарен.
   - Михалыч, не держи меня уж совсем за желторотого, - Якушев поморщился, узрев появившуюся из портфеля врача бутылку чего-то явно палёного, однако с наклееной коньячной этикеткой. - Наслышан я историй про сталкерскую чуйку. А ты уверен, что это точно надо?
   - Надо, Тёма, надо, - тон Михалыча возражений не предусматривал.
   Врач своё дело знал. Похмельную хмарь куда-то унесло вместе с дрожью, принеся взамен лёгкость, бодрость и приятный шум в голове. Михалыч поведал, что рецепт этого зелья попал к нему от некоего Тенёва, с которым ему ещё не так давно доводилось достаточно тесно сотрудничать, и что, невзирая на вкус и градус, это скорее всё же лекарство, нежели очередное пойло для приведения себя в скотское состояние. Якушевский организм со словами медика демонстрировал своё полное согласие.
   Картина вырисовывалась и впрямь нерадостная. Почти половина тех же вояк регулярно прикладывалась к бутылке, но особенно напрягал мотив этого: как угодно, чем угодно, но задавить в себе непонятно откуда возникавшее состояние безнадёги и ужаса, подступавшего порой по ночам. Ужаса тихого, в компании предчувствия, что должно случиться что-то неправильное, и от этого ещё более невыносимого. Списать данные ощущения на простой гнёт атмосферы Аномальных было бы слишком просто - среди тех, кого накрыло этой напастью, были люди тёртые, в жизни повидавшие немало и из многих передряг вышедшие самими собой на своих двоих.
   - Я, говорит, Михалыч, - продолжал врач, - такого за всё своё бытие здесь не припоминаю. Всегда как-то чувствовал источник угрозы, а тут понять не могу. Со всех сторон как будто наваливается. И не угроза это, а как поступь судьбы, неотвратимость. Хоть беги, а всё равно не убежишь. Проклятое здесь место.
   - А и впрямь странно, - рассуждал Якушев, - аномалии не появляются, хотя мы и внутри Периметра, пусть до него всего лишь километр. Зверьё не заходит: может, сторонится, чувствует, что тут нечисто? Что, если нас сюда поэтому и поставили, как подопытных?
   - Но вот я тебе ещё такую вещь скажу, - Михалыч разливал очередную порцию, - не всех это дёргает. Меня вот не дёргает. Наташку твою, скорее всего, тоже - по-крайней мере, ко мне она с этим вопросом не обращалась. А теперь подумай, с какой это стати Караваеву с тобой приспичило пообщаться?
   - А как же тайна исповеди? - съёрничал Якушев.
   - Можно подумать, что ты бы и сам не догадался, - снисходительно посмотрел на него врач. - Вот теперь расскажи мне, командир, на что такое нас на самом деле подписали?
   Якушев задумался. Отсутствие прямых указаний свыше, кроме как 'чётко соблюдать регламент дежурств', смущало его с самого начала. Вместе с тем в документации не было ни слова про то, каких возможных опасностей или внештатных ситуаций можно ожидать в этом месте. Ждите, мол, ребята у моря погоды. Сами поймёте, когда время придёт.
   - Тут ещё такое дело, - нахмурился медик, - не спрашивай только, откуда я это знаю, но в плане пси-аномальных дел у нас всё чисто. Никто на нас эту смурь не нагоняет, чтобы быть совсем уж конкретным. Копни ты ноут гавриловский. Может, прояснится что.
   Якушев глянул в окно. Ночная темень недвусмысленно говорила о том, что этот день почти закончился.
   Проводив врача, Артём сделал себе чашку горячего чая. Завалившись в кресло, он окидывал взглядом комнату, размышляя о тех, кто командовал здесь до него. Чем жили эти люди, какими они были, почему уходили и как уходили. Когда он наткнулся взглядом на сейф, где лежали документы и прочие вещи, хранить которые следовало в строжайшей тайне, он достал сигарету и задумался. В дельности совета Михалыча он не сомневался, но только сейчас понял, что боится. Боится узнать то, что сможет пролить свет на происходящее, поскольку после этого игнорировать всё то, что творится вокруг, уже не получится. Боится потерять это спокойное неведение служаки, позволяющее не задумываться о разных высоких материях: командованию виднее, а наше дело - выполнять. Кто-то из древних полагал, что правду говорить легко, но вот почему-то мало кто решался на рассуждения о том, насколько трудно решиться узнавать ту правду, которая может перевернуть всю твою жизнь с ног на голову. Особенно если знаешь, что лучше от этой правды тебе не станет. Вот уж действительно: многие знания - многие печали.
   - Была не была, - Артём открыл сейф и достал оттуда ноутбук предыдущего командира.
   Ночь обещалась быть насыщенной тайнами.
  
  ***
  
   Одним весенним утром Якушева разбудил звонок дежурного по внутренней связи. Из доклада следовало, что едет некий господин Борщевский ("Господа у нас в Париже", - съязвил про себя Артём), по поводу визита которого ранее поступало указание, и, дескать, теперь к лейтенанту Якушеву как к командиру этой части у оного господина имеет место быть неотложное дело. Быть Борщевский обещались в районе обеда, а в остальном, помимо этого, каких-либо происшествий за ночь не случилось.
   Только по окончании доклада до Якушева дошло, что, во-первых, уже утро, а во-вторых, он уснул за компом. Ноут, даже будучи не подключен в розетку, работал до сих пор, хоть и погасил экран. Затёкшая спина ныла. В кружке, кроме вчерашних чаинок, не было более ничего.
   Про Борщевского Артём был не то чтобы проинструктирован, скорее - наслышан, причём не только со стороны местного населения, но и со стороны своего командования. Пусть не в мельчайших подробностях, но всё же. Вспомнился давишний разговор с Караваевым, и подумалось, что либо сержант слишком прозорлив, либо не хочет раскрывать все свои карты. Предчувствия молчали.
   За завтраком Артём раздумывал над всем тем, что было восстановлено с гавриловского ноута. Техники перед тем, как отдать компьютер новому владельцу, явно отнеслись к чистке халтурно: огромное количество удалённых ранее, но успешно восстановленных документов являлось ярким тому доказательством. Впрочем, некоторая часть всё же была либо уничтожена безвозвратно, либо же зашифрована, но даже оставшейся было более чем достаточно.
   Ближе к полудню окрестности огласил рёв двух древних 'восьмидесятых', известивший всю часть о том, что пожаловали упомянутый ранее господин Борщевский со свитой. Артём стоял на крыльце штабного здания в обществе других невольных встречающих и задумчиво курил, размышляя на тему, чем вызван этот визит и какие у него могут быть последствия. Принимать гостей он решил в своём кабинете, где Наталья уже заканчивала сервировку праздничного стола.
   Две бронемашины вырулили на заснеженное подобие плаца части и гордо направились к главному зданию - по всей видимости, их водителям доводилось бывать тут ранее и они знали, что тут и как. Немного не доехав, машины внезапно остановились и начали вращать башнями, как будто что-то вынюхивая или осматриваясь. Убедившись, что ничего угрожающего не наблюдается, водители заглушили двигатели, и из открывшихся дверей начали выскакивать мужики в разномастных защитных костюмах с разномастным же вооружением. У Якушева эта сцена не вызвала ни капельки волнения, хотя, казалось бы, появление посторонних непонятных и, что самое главное, вооружённых людей спокойствию точно не должно было способствовать. Последним вышел среднего роста человек в летах, интеллигентного вида и с характерной внешностью, позволявшей заподозрить у него наличие одесских кровей.
   - Борщевский, - коротко, но ёмко, представился он. - Рад знакомству.
   Свита Борща Якушева не то чтобы насторожила, скорее обескуражила своим разномастным внешним видом. Отрядом эту компанию назвать было невозможно, но и на бандформирование они не походили совершенно. Казалось, что каждый из них сам по себе, и не было в них того невидимого, но подсознательно осязаемого нечто, что объединяет одиночек в группу. Собрать-то их собрали, а вот сплотить не удосужились. Больше всего Артёму не понравился худощавый очкарик, которого Борщевский представил как своего нового ассистента - казалось, что очки этот субъект нацепил больше для виду, чтобы не так сильно был заметен его равнодушный, но в то же время холодный и недобрый острый взгляд.
   Разговор с администратором бывшего институтского форпоста хоть и прояснил ситуацию по основным моментам его визита, но больше оставил загадок и непонятностей. Борщевский демонстрировал свою открытость и искренность, всячески пытаясь вызвать к себе доверие. Это как раз было понятным - по его словам, некоторое время назад ему сверху передали недвусмысленное указание обращаться в случае чего к некоему лейтенанту Якушеву, с которым следовало дружить и поддерживать хорошие добросердечные отношения. Но вот непонятным оставались мотивы руководства: неужели на кордонах не смогли найти кого-то более авторитетного и высокопоставленного, а самое главное - осведомлённого о том, что тут и как?
   И вот это самое 'в случае чего' случилось буквально пару дней назад, причём в нескольких экземплярах. Первой ласточкой стало частичное исчезновение связи. То ли этому кто неизвестный поспособствовал, то ли проложенные в лучшие и давние годы коммуникации сгнили окончательно, но восстановить связь с внешним миром не удалось, а радио попросту не добивало в силу известных аномальных факторов. Второй причиной стало окончательное и бесповоротное оставление этого бренного мира неким Семёном Владиславовичем Тихоновым, также известного как Гвоздь. Причём покойный хоть перед смертью и потел, но в сознание так и не пришёл, что Борщевского почему-то сильно опечалило. А третьим стала необходимость передать вышестоящему руководству комп ранее указанного покойного, якобы там наверняка может быть что-то интересное, да и положено, опять же. Артём знал, что уж это-то Борщевский вообще должен был сделать ещё тогда, когда покойный только попал к нему на базу, то есть почти полгода назад, но указывать на косяк, скорее всего намеренный, он не стал - всё же предстояла совместная работа, а портить отношения в самом её начале явно не стоило. Тем более, что всё и так было понятно без лишних слов - хитрый администратор наверняка планировал покопаться в блоке памяти компа, но тот оказался заблокирован своим предусмотрительным владельцем. Средств для разблокирования таких устройств на Базе, скорее всего, не было. Покойный, по всей видимости, вёл с указанным ранее администратором какие-то тёмные делишки, ну а теперь, после смерти владельца, попутно и единственного человека, знающего код разблокировки, для Борщевского это устройство стало не намного ценнее кирпича. Понятным было также и то, что информация, содержащаяся в устройстве, коль скоро потребовалось прибегать к его блокировке, явно имела если уж не важность, то ценность, но вот что это за информация и какая от неё могла бы быть польза, было, опять же, непонятно.
   Постепенно разговор перешёл на более обыденные вещи. Выпивали, закусывали, рассуждали о делах насущных и вопросах снабжения. Сошлись во мнениях, что в перспективе неплохо было бы организовать канал в обход кордонов - так оно проще, да и для секретности полезнее. Как ведомственной, так и индивидуальной, в которой есть особая необходимость, когда преследуются цели личной наживы и достойной пенсии. Договорились об ответном визите вежливости, на чём и распрощались.
   Проводив гостей, уехавших ещё засветло, Артём вернулся в кабинет. К тому моменту Наташка в сопровождении одной из кухарок уже успела навести там порядок, потому созерцать последствия застолья ему не пришлось, хотя были у него идеи и на этот счёт, а именно - виды на разговор с Караваевым по теме Первой Базы. Но тот по непонятной причине оказался вне пределов досягаемости, потому разговор пришлось отложить на потом.
   Комп покойного Гвоздя, который оставил Борщевский, сиротливо лежал на подоконнике в нарушение всех норм секретности, пуская по комнате блики от экрана, куда падали лучи заходящего весеннего солнца.
   - Вот дурак, - выругался Якушев, - ведь ты его даже не проверил. Мало ли, какую заразу могли притащить. Вот это уже точно паранойя: этот Борщевский его же лично в руках держал. А ну-ка, - Артём достал из сейфа ноутбук Гаврилова.
   Через час его поиски увенчались успехом. Либо Гаврилов был не так прост, каким казался, а точнее, пытался казаться, или, может, покойный и с ним имел какую-то связь, но среди восстановленного нашёлся файлик с фамилиями и многозначными номерами, число цифр в которых подозрительно совпадало с тем, какое хотел получить комп для своей разблокировки. Якушев с великим трудом поборол в себе искушение проверить истинность своей находки (за такое вышестоящие по головке точно не погладят), но на всякий случай решил выписать возможно подходящие номера - мало ли что, вдруг пригодятся. А не пригодятся - ну значит, не судьба.
   Отпив коньяка из бутылки, оставшейся после дневного застолья, он не раздеваясь завалился спать тут же на диване, решив не нервировать Наташку своим поддатым видом. Визит Борщевского почему-то пробудил мысли о том, что даже в этих краях можно оставаться сравнительно культурным.
  
  ***
  
   Что может заставить человека проснуться в одно мгновение и в ужасе даже не выпрыгнуть, а вылететь из кровати? Надрывающийся рёв сирены? Да полноте - в подобном случае он означает, что время ещё есть, как бы идиотски это ни звучало. Пусть немного, но есть. Вот раздаётся грохот спрыгивающих с коек вояк, и менее чем через минуту здание сотрясается от топота их сапог, а воздух - от коротких, но ёмких фраз. Стрельбы не слышно, значит ещё есть время на относительно нормальную оценку оперативной обстановки. Медлить не стоит, но и повода для паники тоже нет. Как в анекдоте: "Мы медленно спустимся с горы...". И потом, тревога может быть вообще учебной. Не для командира, само собой.
   Только в этот раз получилось всё не так. Вместо сирены ночную тишину разорвал истошный поросячий визг дежурного, от которого подпрыгнула вся часть, но по-настоящему Якушева передёрнуло тогда, когда где-то в районе первого этажа раздался удар мощного электрического разряда. В здании вырубилось электричество и потянуло горелой проводкой. Внизу раздался беспорядочный топот. Якушев, к тому моменту сообразивший, что дела совсем плохи, надел шлем, включил прибор ночного видения, выглянул в окно, но тут же об этом пожалел - всполох пламени на третьем этаже соседнего здания ударил по глазам похлеще солнца. Здание занялось.
   Что произошло дальше, Артёму затем вспоминалось урывками, про большую же часть случившегося и вовсе оставалось только догадываться. Очевидным было лишь то, что Аномальные Территории наконец-то определились с принадлежностью 'спорной' местности, взяв её в свои владения. Здания в считанные мгновения оказались облюбованы различными аномалиями, в которые попадали бегающие в панике люди. Большую часть вояк выкосило народившееся прямо в спальном помещении гнездо молодых 'электр'. Чудовищной силы разряды пронизывали влажный воздух, не оставляя своим жертвам ни малейшего шанса. Здание, где жил гражданский персонал, стало крематорием: от сработавших 'жарок' полыхнули обои, паркет и вообще всё, что могло гореть.
   Снаружи взревел автомобильный двигатель - кто-то из дежуривших в гараже водителей пробовал спастись бегством. Еле заметная 'давилка', очень некстати оказавшаяся на пути у транспортного средства, поставила на этой попытке крест, сплющив машину как жестяную банку. Ещё через десять секунд стало понятно, что в ассортименте присутствуют 'мясорубки', и что во дворе далеко не всё так радужно, как казалось поначалу.
   Хуже всего было то, что коридор, ведущий к лестнице, перегородили несколько 'каруселей', вращавших внутри себя то, до чего они могли дотянуться. Пути вниз не было.
   Где-то за окном кричали, кто-то зачем-то стрелял. Ревело пламя, охватившее всё соседнее здание, да изредка хлопали и грохотали срабатывающие аномалии. Якушев ощутил себя капитаном тонущего корабля. Он никак и ничем не мог помочь тем, кто ещё не так давно находился у него в подчинении. Спасение себя любимого также стало практически невыполнимой задачей: аномалии в коридоре и узорчатые решётки на окнах превратили его в невольного узника, отрезав все пути для выхода.
   "Эхх, мне бы сюда детектор аномалий... А ведь это идея", - сверкнула мысль.
   Комп Гвоздя по-прежнему лежал на столе. "Секретность секретностью, но жизнь дороже", - рассудил Якушев. Спустя пять минут устройство было успешно разблокировано и даже частично перенастроено на нового хозяина. Полчаса, на протяжении которых крики и звуки срабатывания аномалий становились всё реже, потребовалось на то, чтобы разобраться с его возможностями и управлением. Датчик аномалий пиликнул и отобразил на экране расположение найденных объектов в радиусе двадцати метров.
  Всё оказалось не так плохо, как казалось раньше: 'карусельки', перегородившие коридор, оставляли небольшое пространство между собой и стенами. Изрядно взмокнув и едва не оказавшись затянутым в одну из аномалий, Артём добрался до лестницы.
   По первому этажу разносился дым и запах палёной шерсти. Непривычно пахло озоном и горелой изоляцией, а с улицы, сквозь распахнутую дверь, несло жареным мясом и чем-то ещё непонятным, однако от этого не менее тошнотворным. На полу и стенах виднелись бордового цвета кляксы. Дежурный, а точнее будет сказать, его верхняя половина, валялся на полу. По всей видимости, аномалия возникла у него под ногами, в доли секунды отхватив как их, так и некоторую часть того, что было выше. Попутно 'мясорубка' наполовину сгрызла стол и стул, на котором нёс свою вахту теперь уже мёртвый бедолага. Далее по коридору валялось ещё несколько тел, но изредка проскакивающие между ними дуги электрических разрядов красноречивее любых слов говорили о том, что живых там нет.
   Только в этот момент до Артёма дошло, что уже достаточно давно он не слышит криков и прочих характерных звуков возникшей внезапно паники. Сорвав с пояса рацию, он нажал на тангенту и едва не отбросил прибор в сторону - истошный, искажённый помехами вопль, вырвавшийся из динамика, не столько оглушил, сколько нагнал ужаса.
   - Помогите нам, - прорвался сквозь помехи чей-то дрожащий голос, - спасите нас. Мы заблудились. Здесь повсюду аномалии и.. и...
   - Да где вы, где? - заорал Артём в рацию.
   - ... Мы не знаем, где сейчас находимся. Со мной Иванов и Петров. Когда всё началось, мы потеряли ориентиры. Кажется, в пяти километрах к северу от южной границы. Меня кто-нибудь слышит?
   - Слышу, слышу, - Якушеву показалось, что дрожь в голосе собеседника передалась и ему самому. - Я попробую к вам пробиться. Ждите там. Дождитесь меня, я уже иду.
   Ответом ему был треск помех.
   "Иванов и Петров", - задумался Артём. Вроде бы у вояк был кто-то с такими фамилиями, хотя странно - там же всю казарму сразу 'электрами' пожгло. А может, повезло мужикам просто. Ладно, на месте разберёмся.
   К великой радости Якушева, оружейка оказалась не только не пострадавшей, но и сам путь к ней был чистым, без единой аномалии. Уже через полчаса Артём был готов не только вывести неизвестных заблудившихся из зоны бедствия, но и при необходимости дать отпор тем, кто этому мог бы помешать. Перед тем как покинуть место, ещё недавно бывшее небольшой воинской частью, он попробовал поискать живых, но спустя некоторое время понял, что если кто-то и выжил во внезапно обрушившемся бедствии, то искать их точно следовало не здесь. На месте здания, где жили гражданские, уже красовалась гора битого кирпича вперемежку с обгорелыми брёвнами, а из окон другого уцелевшего лилось неестественно фиолетовое свечение. Поорав во дворе и не получив ни одного отклика, Артём попробовал ещё раз установить связь с неизвестным потерянцем, но затея успехом не увенчалась. Поправив на плече автомат, он направился к северному КПП.
   "Как ты там, Караваев, говорил, на Аномальные нам ходу нет? - съязвил про себя Якушев, - Так вот, они к нам сами пришли".
  
  ***
  
   Ранняя весна, она и на Аномальных ранняя весна. Можно даже сказать, самая хреновая из всех вёсен. Промозглый ветер, пожухшая, мерзко чавкающая под ногами прошлогодняя листва и назойливая морось, сыплющаяся с низкого серого неба. Не разберёшь, то ли ноябрь сейчас, то ли... И так с начала марта. Солнце выйдет ненадолго, и снова эта серость. И сырость. Всё, что может стать сырым, становится сырым. Всё, что может гнить - гниёт. В воздухе порой такие миазмы проносятся, что в нос хоть пробки вбивай - даже противогаз не всегда помогает. Тропинки расползаются в липкую грязь, повсеместно возникают мутные лужи и остаётся лишь гадать, какую из них перейти возможно, а какая только и ждёт, как бы затянуть в себя неосторожного путешественника. И над всем этим стоит всепоглощающая атмосфера тотального уныния и такой безнадёги, что впору только голову совать в петлю. Кстати о петлях: те, которые дверные, скрипят с осени по весну нещадно, хоть смазывай их, хоть не смазывай. Некоторые, причём, настолько гнусно, что аж в костях нытьём отдаётся. Кровать холодная, да вечные эти сквозняки, как щели не конопать. Зимой, и то теплее было. Сырость, это всё сырость. Помнится, Наташка от этих сквозняков шла мурашками и на ощупь становилась подобна ощипанной курице. Вроде, и смешно с одной стороны, но если поразмыслить...
   И от всего этого на душе становится даже не плохо, а не по-весеннему серо, безразлично и тоскливо. Не жизнь - существование сплошное, с перспективами полурастительного, если попробовать начать лечиться местным пойлом. Есть, правда, ещё один вариант, а именно - сбежать на Большую землю, но Михалыч полагал, что там не лучше. Тут, конечно, всё говно, но хотя бы нет такого количества любителей смотреть на других как на говно, коими Большая земля издавна славится.
   Через некоторое время показался старый Периметр, вид имевший ещё более печальный, нежели артёмовы мысли. Представить, что эти два ряда покосившихся столбов с лопнувшей или провисшей ржавой колючкой, местами поросшей 'рыжей волоснёй', защищали мир от тех самых ужасных порождений Аномальных Территорий, если верить различной наглядной агитации на кордонах, было сложно. Хотя тот же Михалыч вообще обзывал Периметр материальной формой самовнушения и полагал вещью не столько ненужной, сколько, скорее, бесполезной. Из его рассуждений следовало, что если бы зверьё с Аномальных захотело поглазеть на Большую землю, дабы отведать тамошней свежей пищи, то возможностей для реализации этой задумки у него было предостаточно. А коль скоро оно в массе своей подобного желания не выказывает, если, конечно, не брать в расчёт редких заблудших особей, то и смысла в Периметре особого нет. Ну только если поменять полярность, а именно - представить его не как границу для тех, кто внутри, а как для тех, кто снаружи.
   - Вот куда этих умников потянуло, хотел бы я знать, - продолжал рассуждать Якушев, - почему на север-то, когда, наоборот, южнее надо было забирать? Может, запаниковали настолько, что не сразу и сообразили, куда дёрнули?
   Через полчаса пути в глазах началось мельтешение, как если бы в воздухе висела пыльная взвесь. Комп пиликнул и отобразил зелёного цвета иконку, впрочем, Артёму непонятную. Датчик радиоактивного фона, однако, показывал приемлемую для этих мест цифру, детектор аномалий светил только небольшой 'сковородкой', да и та находилась метрах в пятнадцати в стороне, потому Якушев решил неизвестное предупреждение проигнорировать.
   Спустя полчаса мельтешение перед глазами усилилось, иконка сменила цвет на жёлтый, однако другие показатели состояния окружающей среды остались без изменений. Ухудшения самочувствия, однако, не наблюдалось. Якушев насторожился, полез было в справочный раздел компа, но к своему неудовольствию обнаружил там отсутствие инструкции по эксплуатации прибора. Оставалось лишь гадать, о чём же комп предупреждает своего нового владельца.
   "Что-то я наверняка сейчас хапаю, - рассуждал Артём, - Неизвестно что, но хапаю. Скорее всего, в не полезных, но всё же не в критических дозах, иначе бы иконка эта, по логике вещей, должна была гореть красным".
   К тому моменту, когда он заметил стоящий в стороне от дороги древний УАЗ, к мельтешению перед глазами добавился и шум в ушах, но его Якушев списал на переутомление и прошедшую безумную ночь. Попытка установить связь снова успехом не увенчалась.
   Ещё на подходе Артём заподозрил неладное. С привалившимися к колёсам машины телами было что-то странное и неестественное. Их неподвижность можно было бы объяснить тем, что люди вымотались и почему-то заснули на улице, или же... Якушев пожалел о том, что не захватил в оружейке бинокль, и на всякий случай взял автомат наизготовку.
   Что бы ни случилось в этом месте с машиной и её экипажем, но произошло это никак не несколько часов назад. Произошло это не нынешней ночью, да и не прошлой тоже. Колёса уазика были безнадёжно спущены, даже успели порядком врасти в землю, а саму машину изрядно побила ржавчина. В том, что сидящие около машины люди мертвы, сомнений не имелось, тем более весь их вид говорил о том, что сидят они тут уже далеко не первый год. Сквозь забрала шлемов просвечивали черепа, одежда местами истлела. Третий покойник сидел в салоне, но сквозь стекло было видно, что вид у него не лучше, чем у тех двух, что находились снаружи.
   Первой мыслью Артёма было, что это какая-то ошибка. Всякое бывает. Где-то не там свернул, куда-то не туда вышел. Вот случилось такое совпадение, и скорее всего, те ждущие помощи кукуют сейчас где-нибудь в километре в стороне. Он даже почти поверил в это, но ощущение того, что он упускает из виду что-то важное, исчезать и не думало.
   К величайшему его удивлению, у покойных оказались при себе документы, закатанные в многослойные герметичные пластиковые пакеты, с честью выдержавшие испытание временем и непогодой. К не менее величайшему же своему ужасу, а также убеждению в полнейшем непонимании происходящего, Артём обнаружил, что покойники при жизни своей носили фамилии Иванов, Петров и почему-то Бронштейн, хотя Якушев в момент распечатки пакета с документами этого третьего предположил, что оный член погибшей команды наверняка должен зваться Сидоровым. Бронштейнов в списке личного состава части точно не было, но теперь это уже не имело никакого значения.
   "И вот что мне теперь делать, а?" - Якушев смотрел на инсталляцию из трёх несвежих жмуров и одного 'козла'. Идей не было никаких, кроме как послать всё это по известному адресу, вернуться в часть и завалиться спать, вот только вспомнилось, что возвращаться-то ему и некуда.
   "А сношайся оно конём!" - Артёма охватила злость. Злость на всё случившееся прошедшей ночью, злость на всё, что случилось в последние полгода, злость вообще на всё, что связано с Аномальными. На их загадки, на их непонятности и, до кучи, на гнусную погоду. Вытащив из салона машины третьего покойника и усадив его рядом с двумя другими, Якушев залез внутрь, опустил передние сиденья и закрыл дверь, попутно удивившись отсутствию неприятных запахов. То ли автомобиль неплохо проветривался, то ли господин Бронштейн отошёл к праотцам настолько давно, что амбре успело выветриться естественным путём.
   "Что тут у нас? - Артём проводил инспекцию содержимого салона. - О, водочка. Уже не так всё печально. Ну, за тех, кто не дождался помощи".
   Горячительное пошло легко. Тут же обнаружилась выцветшая початая пачка каких-то старых, и скорее всего, дешёвых, сигарет.
   После третьего глотка шум в голове не изменился, мухи не исчезли, однако начало клонить в сон. Укутавшись найденными в салоне двумя пыльными шерстяными одеялами, непонятно почему там оказавшимися, он закрыл глаза. Стало тепло. Последней его мыслью было, что если куда теперь и идти, так только на паперть. Неизвестная иконка на экране компа несколько раз моргнула и сменила свой цвет на красный.
  
  Глава 2.
  
   - Вот такая фигня опять, Борис Филлипович, - Дима, ещё некоторое время назад известный под кличкой Хендрикс, пил крепкий чай вприкурку. Борщевский явно уже составил своё мнение о происходящем, однако пока что делиться им со своим заместителем не спешил.
   Борщ уже который раз пытался сопоставить нынешнего Диму с тем отвязным сталкером Хендриксом, каким тот был некоторое время назад, но снова и снова убеждался, что общего у этих людей практически ничего нет, хотя, без сомнений, это был один и тот же человек. Спустя три месяца после "возвращения" Гвоздя, Борщевский однажды утром обнаружил в своей электронной почте письмо, отправленное через какой-то совершенно левый почтовый сервер, находящийся чуть ли не в Африке. Писал некто Михалёв, и из его слов следовало, что у него к Борщевскому есть дело, которое обсуждать следует исключительно в приватной обстановке. Вызванный в качестве придворного консультанта по делам особой мутности Витальич, прочитав то письмо, ни секунды не медля сходу заявил, что ехать надо, поскольку такую возможность упускать нельзя. Правда, что это за возможность, он уточнять не стал.
   Михалёва Борщ не то чтобы знал лично, но наслышан о нём был предостаточно. Даже при таком шапочном знакомстве администратор Первой Базы полагал, что нежного к себе отношения со стороны профессора ждать не стоит, поскольку неоднократно получал от Завадского указания подогнать тому некоторое количество биологических объектов. Но в результате, то ли по молодости, то ли по неопытности, а скорее, по нежеланию, слал объекты даже не второй свежести, либо же вовсе не реагировал никак, используя весь доступный ему бюрократический арсенал. Тем ещё более Борща удивил радушный приём с, хоть и диетического вида, обедом по случаю приезда гостей, где самым вредным напитком был чёрный чай, впрочем, весьма оригинального вкуса, позволявшего предполагать в нём наличие интересных трав, возможно даже, местного происхождения.
   Борщевский рассказывал о том, что случилось на Аномальных и вне их за последнее время. Выяснилось, что профессор крайне плохо переносит информационный голод, образовавшийся вследствие гибели институтского комплекса серверов, к которому у него в прежние времена был практически полный доступ. Профессору стало скучно: происходящее в мире больше походило на какой-то нелепый розыгрыш, и без этого можно было прожить. Отсутствие информации об оперативной обстановке на Аномальных являлось неприятной, однако также не особенно существенной проблемой, но вот утрата доступа к информационной базе по институтским наработкам пагубно сказывалась на научной работе. Так продолжалось до того момента, пока...
   - И вот, что самое удивительное, дорогой мой Борис Филиппович, - Михалёв не скрывал своей радости, - тот молодой человек, которого мы с Вениамином выхаживали не так давно - его вроде бы Максимом звали - выполнил-таки мою просьбу. Я бы даже сказал, что теперь ещё и у меня перед ним образовался должок. Однажды утром, представьте себе, в ворота нашей Базы кто-то начал долбить. И как вы думаете, кого мы там обнаружили? Всё, как я заказывал: первейшей свежести мертвяка с запиской от некоего Макса. Вот уж не знаю, почему этот достойный птенец гнезда Завадского не пожелал почтить нас своим визитом лично, но подозреваю, что у него к тому были весомые причины. Собственно, что я всё хожу вокруг да около? Дмитрий, выходите к столу.
   - Ах, ты ж ёп... - вырвалось было у Витальича, но под неодобрительным взглядом Камышевского фраза продолжения не получила.
  Удивляться было чему. Меньше всего и Борщевский, и Витальич ожидали увидеть одного из членов группы Гвоздя, тем более в живом состоянии. Михалёв всем своим видом показывал гордость за старую научную школу.
   - Вы только представьте, - продолжал профессор, - наше сотрудничество с Дмитрием оказалось более чем продуктивным. Мы вернули его к жизни - он же вернул нам связь с институтской базой данных. Понимаете, да? С той самой, по поводу которой я сокрушался как о невосполнимой утрате для всего человечества. Не спрашивайте только, как и где она находится физически - я этого сам понять не могу, - а по его словам выходит, что сетевой адрес просто крутился у него в голове. Эта новая база содержит все наработки Института за прошлые года, некоторые разделы регулярно обновляются, но при этом в ней нет никакой оперативной сводки и текущих замеров излучений. И это, на мой взгляд, вполне объяснимо - вследствие всего произошедшего за последнее время этим просто некому заниматься. Да и незачем, наверное. Также мне доподлинно известно о наличии внутренней сети Института на Аномальных, и я подозреваю, что сервер находится где-то здесь внутри Периметра. Скорее всего, на одной из Баз, а может, быть даже...
   Чем больше Борщевский слушал профессора, тем больше убеждался, что скорее всего Институт не то что не мёртв, а наоборот, живее всех живых. Возможно, уйдя в тень и став недосягаемым для недоброжелателей с Большой земли, он не просто сохранил своё существование, но и избавился от массы проблем.
   - Так вот, Борис, - Михалёв доливал гостям чай, - Дмитрию более нужды оставаться у нас нет. Не поймите меня превратно, я не пытаюсь его прогнать или сбагрить, но поверьте, с возрастом начинаешь понимать, что нужно тому или иному человеку. Я в курсе, что вы недавно потеряли своего заместителя, и как мне кажется, лучшей кандидатуры вы вряд ли сможете подобрать...
   "Хендрикса ко мне в замы? - чуть не вырвалось у Борщевского. - Да он же тупой, как пробка. Большего разгильдяя ещё поискать надо".
   Михалёв, казалось, прочитал его мысли и загадочно улыбнулся.
   "Что ж ты старый хрен знаешь-то такое? - Борщ старательно изображал неспешные начальственные думы. - Интригами ты точно не баловался в молодости, тем более нет причин тебе подобным образом развлекаться в старости. Или, может, седина в бороду - бес в ребро..."
   - Борис, я понимаю, вам трудно принять это на веру, но могу точно сказать, что тот Дмитрий, которого вы знали некоторое время назад, и Дмитрий, какого вы видите перед собой сейчас, это два разных человека. Вы не пожалеете.
  
  ***
  
   "А ведь не соврал тогда профессор", - Борщевский пристально смотрел на Диму и снова убеждался в правоте михалёвских слов почти полугодичной давности.
   Сказал бы кто Борщу полгода назад, что Хендрикс обладает не только талантом, знаниями и навыком ремонта электронного оборудования, но также и бульдожьей хваткой в административно-хозяйственных вопросах, то послал бы Борщевский этого человека похмеляться, поскольку фантастика - это, конечно, хорошо, но не до такой же степени. Для начала он определил Диму в помощники врачу Базы, с целью присмотреться, что за кадр, благо в медблоке было некоторое количество оборудования требующего ремонта. Однако же, когда через некоторое время к нему прибежал взъерошенный Витальич, чьи глаза походили на два блюдца, и с порога заявил, что новый помощник починил в медблоке всё, что можно было починить, более того, вернул к жизни какие-то совсем уж непонятные приборы, оставшиеся там ещё от предыдущего владельца, о назначении коих не было известно ровным счётом ничего, Борщевский крепко задумался. Подходящих кандидатур на должность заместителя по-прежнему не наблюдалось. "Эх, была не была", - решил Борщ.
   И не прогадал. Витальич вот только как будто немного обиделся, но его можно было понять: в кои-то годы в медблоке появился толковый человек, и вот на тебе. Вид лежащего в коме Гвоздя на Диму не произвёл ровным счётом никакого впечатления. "Да, знаю этого человека, да помню почти всё то, что с нами случилось. Ничего не помню после того, как мы спустились по лестнице в том подвале. Совершенно ничего. Сам хотел бы вспомнить, но как будто выключился тогда. Когда включился? Скорее уж где - у Михалёва на столе. Почему на себя прежнего не похож? А шут его знает, почему не похож. Вроде такой же, какой всегда был. Тогда было одно интересно, сейчас - другое. Понимание некоторых вещей приходит с возрастом, ведь так? Постарел, наверное".
   В том, что в мозгах Димы кто-то порядком покопался, сомнений у Борщевского не было. Впрочем, подобная разительная перемена в характере могла быть вызвана и тем курсом лечения, который прописал склонный к мудрёным экспериментам Михалёв обретённому в кои-то годы свежему мертвяку. Борщевский некоторое время пытался докопаться до истины, подкатывал к своему новоиспечённому заму с провокационными вопросами, но в конце концов сдался - Дима, как заместитель, был выше всяких похвал.
   И только лишь однажды Борщевский напрягся, когда подловил Диму в курилке со странным взглядом в сторону кунга, в котором некоторое время назад пытались вернуть к жизни Васю.
   - Каждый раз, когда на эту штуку смотрю, возникает ощущение, будто вспомню сейчас что-то из забытого. Но воспоминания, они как бабочки. Хватать надо осторожно, чтобы не раздавить, а у меня так не получается. Всё время давлю.
   - Дим, ну хоть что-то вспоминается? Может, мелочь какая? - Борщевского разбирал нешуточный интерес.
   - Только что глаза. Большие глаза. Вроде бы человеческие, но у людей таких не бывает. Кажется мне, что с Васькой, пока я был в отключке, у меня точно встреча была, иначе с чего бы мне так дёргаться?
   Каждый раз, когда Борщевский вспоминал Васю, его начинала грызть совесть. Думалось ему, что гораздо более гуманным было бы Ваську хлопнуть ещё тогда, когда Витальич вынес свой вердикт, нежели любой ценой пытаться сохранить ему жизнь. Уверенность в том, что он поступил правильно, и что Васька доволен своей новой ипостасью, за прошедший год так и не появилась. Даже понимая, что сделанного не исправить, Борщ продолжал терзаться мыслями по этому поводу.
   Но это было несколько дней назад. Сейчас же Дима докладывал обстановку на местности, а также рассказывал все слухи, подцепленные в столовой, курилке и прочих социально значимых местах на Базе.
   - До сих пор не могу поверить в то, что Аномальные так изменились, Борис Филлипович, - продолжал он. - Никаких группировок, никаких войн между ними, да и желающих покопаться в кучах разнообразного дерьма с целью поиска уже аномального дерьма тоже заметно поубавилось. Недавно тряхнул с мужиками стариной. Прогулялись по окрестностям, даже до Пустой Деревни дошли, так не поверите - мне стало страшно. Нет, вспоминая, каким я был хотя бы год назад, смельчаком меня назвать и тогда вряд ли можно было, но в этот раз я испытал какой-то непередаваемый ужас, с каким раньше не сталкивался.
   - В пси-пятна не вляпывались? Артефактов никаких не находили? Или, может, зверьё какое на мозги давило? - оживился Борщевский.
   - Тоже про это подумал сначала. Вроде бы всё так, как оно обычно на Аномальных, но в то же время что-то не то, а потом дошло - тишина. За всё время, пока мы до деревни шли, я не услыхал ни единого выстрела, ни крика, ни какого другого звука, имеющего отношение к людям. Если бы один шёл - точно с катушек съехал бы.
   - А у "Свободовцев" что? Вы же их лагерь проходить должны были, если до деревни шли.
   - Пусто там и грустно. Если я правильно понимаю, то с того момента, как весь их кагал снялся с той точки, на их место никто прийти не пожелал. Ночевать, кстати, я бы там побоялся.
   - А что так? - Борщевский сощурил глаза.
   - Может, я и мнительный, но место там дурное стало. Тихо там... как на кладбище.
   Последние слова он произнёс так, что у Борщевского по спине побежали мурашки. Дима не был первым, кто высказывал ему мнение о том, что Аномальные стали какими-то уж слишком аномальными, но только он сумел сделать это так, что Борщу стало не по себе.
   - Что ещё заметил? - не то чтобы Борщевский надеялся узнать что-то уж совсем новое, но, по его мнению, у Димы вследствие вынужденного его выпадения из череды событий, был незамыленный взгляд, а значит, существовала вероятность того, что он мог подметить нечто до него неподмеченное.
   - Запустение это какое-то... неправильное. Свято ж место пусто не бывает...
   - Ну ты нашёл Святую землю в степях Украины, - расхохотался Борщ. - Места для грешников в аду, если сравнивать с нашими гребенями, окажутся между пятью звёздами и совсем уж люксами. Ну рассмешил.
   На лице Димы возникла как будто небольшая ухмылка, и он продолжил.
   - Вот вы зря смеётесь, Борис Филлипович, поскольку мнение это не только моё. Неоднократно в нашей столовке высказывалось предположение, что люди ушли не сами, а их выдавило нечто, пришедшее им на смену. Природа не терпит пустоты. Посмотрите же вы, - взвёлся Дима, - Ушли все, кого можно было назвать свободными, а кто остался? Я же не слепой и не глухой, я же знаю, что снялись все сталкеры, не имевшие отношения к Институту, причём даже те, кто неплохо зарабатывал на артефактах. Вплоть до перекупщиков. Особенно меня насторожило, что эти-то снялись чуть ли даже не самыми первыми. Им-то какой смысл терять источник дохода, если учесть, что свои каштаны они таскали из огня чужими руками? Я навёл справки: спрос на некоторые виды артефактов не падал, то есть должны вроде бы быть желающие на этом подзаработать, ан нет. Вернее, было несколько групп, да вот только закончилось всё плохо. Но в сети на некоторых... эмммм... интересных форумах появились душераздирающие, причём почти в прямом смысле, фотографии и истории про то, как одна из этих групп нашла останки нескольких первых, после чего её состав благоразумно решил, что жизнь всё-таки дороже. Дайте сигарету, пожалуйста.
   Борщевский за всё время, сколько Дима ходил у него в замах, ещё ни разу не видел того настолько возбуждённым. И что особенно поражало, так это клятая в очередной раз его непохожесть на того Хендрикса, которого Борщ знал прежде. Прежний Дима не мог так говорить. Не стал бы он называть Борщевского по имени-отчеству, да и в выражениях стесняться также не счёл бы нужным.
   Борщ открыл ящик стола и выложил на стол пачку. Дима распечатал её дрожащими руками и не с первого раза прикурил.
   - Военные за последние полгода дальних рейдов не делали ни одного глубже трёх километров от Периметра, - продолжил он. - Нового Периметра, если уж быть особенно точным. Конвои наши - не в счёт, тут дорога накатана. Это же курам на смех. Да и то, сдаётся мне, что от рейдов у них там было одно название, на самом же деле их командование прятало на Аномальных какие-то концы в какую-нибудь воду. Очень, знаете ли, удобно - аномалии всё сожрут, не подавятся. Да и без аномалий многое можно на учения списать. Горючку, боеприпасы, технику... да что я вам это рассказываю, вы и так это всё знаете.
   Дима затянулся, и собрался было продолжить, но в коридоре раздался топот, грохот роняемой мебели и звуки борьбы. Сквозь дверь донеслись обрывки фраз вроде '...Да ты ж в нулину пьян...', 'Проспись, завтра расскажешь...', а также '...Это важно..' и '... А вы меня пустите, пусть он решает...'. Кто-то явно пытался пробраться в кабинет администратора Базы, но ему, в свою очередь, сделать это почему-то не давали. Борщевский почесал нос и нацепил очки.
   - Хватит там уже барагозить, - начальственно гаркнул он. - Запускайте человека, может, у него действительно что-то важное.
   Дверь со скрипом отворилась, и на пороге возник невысокого роста мужичок в изрядно поношенном защитном костюме. Вид у него был взъерошенный, лицо же - красным от недавней борьбы. За ним стояли ещё двое сталкеров, один из которых держал мужичка за шкирку.
   - Борщ, мы предупредили, если что, - произнёс хрипло один из них, - он в стельку. До "белочки" допился небось, почудилось ему там что-то, типа.
   - Разберёмся. - Борщевский оглядывал всю компанию.
   Мужичок остался на пороге, дверь в кабинет закрылась.
   - Кузьмичёв, - строго молвил Борщ, - сразу говорю, что здесь тебе не нальют. Только если чаю и в твою посуду.
   - Филлипыч, веришь или нет, но уже само в глотку не лезет, - мужичок дрожал, его маленькие глазки нервно бегали. - Я опять ту бабу видел...
   У Кузьмичёва, также известного как Кузя, являвшегося на этот момент единственным оставшимся специалистом в институтской лаборатории на Базе, было три качества, делавшие его если не авторитетом, то весьма уважаемым специалистом среди остальных 'ходоков в поля', а именно - умение мыслить нестандартно, в сопровождении с гремучей смесью безбашенности и параноидальной же осторожности. Из мест, куда боялись лазить все остальные, Кузя выходил живым и почти всегда невредимым, да ещё зачастую не с пустыми руками. Даже после того, как База перешла из объятий почившего в бозе Института в ведение какого-то непонятного 'отдела', Кузя в дальние выходы ходить не перестал, хотя при том окладе, который ему положил 'отдел', мог бы спокойно торчать у себя в лаборатории, поручив добычу образцов тем, кому это положено по должности. Борщевский неоднократно ставил это ему на вид, но требования руководства Кузя упорно игнорировал, ссылаясь на необходимость для себя, как специалиста, в получении образцов непосредственно на местах, дабы максимально подробно оценить все возможные факторы их возникновения. В конце концов, Кузю перестали воспринимать лишь как специалиста лаборатории, что ему оказалось только на руку.
   Зазвонил телефон внутренней связи. Борщевский, собравшийся уже было услышать продолжение истории, выматерился.
   - Ленин у аппарата, - рявкнул он в трубку.
   - Кузя у тебя? - голос Витальича, казалось, не выражал никаких эмоций.
   - Так вот он от кого сбежал, получается.
   - От меня, от меня. Только на этот раз, кажется, он действительно не с байками пришёл, да и не с пустыми руками. Я к тебе на огонёк загляну?
   - Заходи, только не тяни.
   Витальич появился спустя пять минут. К тому моменту Борщевский успел вскипятить чайник и даже заварить чай, который Дима хлестал только что не вёдрами. Помещение заполнилось приятными ароматами иноземных трав, но до тех, что Борщ обонял у Михалёва, эти ароматы не дотягивали. Врач пришёл не с пустыми руками: в принесённой им бутылке прозрачного стекла плескалось что-то мутное. Борщевский скривил лицо, Дима презрительно поморщился, Кузьмичёв же вовсе никак не отреагировал, уставившись пустыми глазами в стену.
   - Я тогда сразу к делу, пока у нас клиент опять в прострации находится, - Витальич подошёл к буфету, и не спрашивая разрешения, достал оттуда два гранёных стакана. - Заявился ко мне вчера под вечер этот добрый молодец в крайне взволнованном состоянии, дрожащий, что осинка на ветру. Сразу замечу - трезвый, только двух слов связать не мог, настолько впечатлений сильных набрался, как я понимаю. Вколол я ему хорошего успокоительного, так он полночи орал разный бред, видать, хорошо приложило его чем-то. Спал он затем, к слову, почти весь день. И вот стоило мне отлучиться на ужин, как этот умник рванул к тебе. Нет, чтобы в "Спортлото" для начала написать, так сразу начальство тревожить. Кузя, держи стакан, - обратился врач к сталкеру, - Пей, зараза, это полезно. Да не водка это. Нос только заткни, очень уж оно вонючее.
   Кузьмичёв махнул стакан залпом, закашлялся, и слезящимися глазами гневно сверкнул в сторону Витальича.
   - Гад, что ж ты делаешь? - прохрипел он.
   - Ну извини, извини, - Витальичу мнение Кузи, судя по всему, было по барабану, - галоперидол не завезли, а других успокоительных у меня для тебя нет. Рассказывай давай.
   - Баба. Белая. Снова, - выдавил из себя Кузя и испуганно заскулил.
   - Ну вот, опять началось, - скривился Витальич. - Повторяем процедуру и приступаем к сеансу занимательной психологии.
   С той, которую Кузя звал Белой Бабой, Борщевскому и Витальичу сталкиваться уже доводилось. Явление это стало чем-то средним между легендой о Чёрном Сталкере и плохим предзнаменованием. Вот только если Чёрный Сталкер действительно был легендой, то с Белой Бабой дела обстояли совершенно иначе, если не сказать, что хуже. В реальности существования данной особы на Базе не сомневался никто, благо события примерно полугодичной давности с разгромленным неизвестно кем конвоем, в составе которого находилось несколько иностранных учёных, в том числе и сама виновница, помнили все. Если бы Борщ мог предположить, что та барышня, с которой Васька познакомился перед своим изгнанием, начнёт спустя некоторое время терроризировать Базу своими визитами, то извели бы её ещё тогда, но кто ж знал, что так оно всё обернётся? Девушка, омертвяченная, без оружия причём - чего бояться-то?
   Оказалось, что есть чего. Примерно через три месяца после Васькиного ухода, почти под Новый год, из планового выхода вернулся отряд, состав которого Витальич потом долго приводил в чувство. Взрослые мужики, ходившие по Аномальным не первый год, дрожали, как зайцы под дождём, и утверждали, что Зона показала им своё лицо. В процессе расспросов выяснилось, что всё на выходе шло гладко до той поры, пока не вышли к железнодорожной платформе, где на одной из скамеек мужики заметили нечто странное, а именно - виновницу торжества, будто бы ждавшую чего-то. Случайность ли, но в тройке оказался один из бойцов, узнавший в девушке ту, которая с Васькой играла в куличики. С памятью у него было нормально, а вот самообладание подвело, впрочем, не его одного, особенно когда девушка поднялась и обернулась в сторону в их сторону.
   Мужиков охватила паника. По их словам выходило, что из всех мыслей, промелькнувших в тот момент в их головах, была только одна - бежать прочь, без оглядки. Что незамедлительно и сделали. Говорили они также, что порождение Аномальных шло за ними чуть ли не до ворот Базы.
   Борщ в эти сказки поначалу не поверил и решил, что сталкеров угораздило вляпаться в пси-аномалию, однако же на всякий случай расспросил тех, кто стоял в тот день на воротах. Выяснилось, что один из караульных действительно видел нечто, шедшее следом за тройкой, вот только видимость к тому моменту стала совсем никакой по причине поднявшейся снежной бури, так что подробностей разглядеть тому не удалось.
   По Базе поползли слухи и выдумки. Явление поначалу нарекли Снежной Королевой, но уже ближе к весне, когда на одном из выходов пропал последний участник той злосчастной тройки, переименовали в Белую Бабу. Новоиспечённая легенда гласила, что данное порождение Зоны уводит сталкеров за собой, как она сделала это ранее с Васькой, а затем - и со злополучным отрядом. Возникло было множество версий о том, куда же она их уводит, но подтверждения не получила ни одна, поскольку никто из уведённых не возвращался, равно как и не находился. Зима закончилась, наступила весна. Белая Баба не появлялась, и про неё стали потихоньку забывать, решив, что приходила она конкретно за той тройкой, ну а раз она всю её за собой увела, так и дел у неё тут больше, вроде как, и нет.
   А теперь у Борщевского сидел дрожащий Кузя, которого Витальич отпаивал самогоном, попутно устраивая ему разнос, совершенно не смущаясь того, что непосредственным начальником Кузи он не является.
   - Допрыгался, мечтатель херов, интеллигент несчастный? - холодным тоном вещал врач. - Я же тебе, мудаку, говорил - накличешь ведь. Образцы ему, хренозцы. Думаешь, я не слышал, что ты в столовке про мечту со Снежной встретиться трепал? По бабам соскучился, женского тепла захотелось? Так сгонял бы с конвоем на большую землю до ближайшего борделя, оторвался бы там. Но ведь нет, обычные девки - не твой уровень, тебе дворянку или там княжну подавай. А может, тебе простые бабы не интересны? - голос Витальича лязгнул железом, - Может, тебя на мертвячинку потянуло на почве поехавшей крыши? Так ты скажи, мы тебя быстренько к воякам в госпиталь определим. Я серьёзно. Лечат там нормально, к нашим относятся с пониманием, даже с некоторым пиететом. Вернёшься огурцом, - если захочешь, конечно же. Ты хоть понимаешь, чудило, во что влез? Не понимаешь. Если бы понимал, то о такой невообразимой фигне, как встреча с Белой, даже не мечтал бы.
   - Да я...
   - Что 'да я'? - Витальич прерывать свой монолог не собирался. - Ты же не первый год на Аномальных, должен же знать, что подобного непотребства здесь ещё не наблюдалось. И это я говорю тебе не как сталкеру от самодеятельности, а как специалисту лаборатории, у которого мозги должны думать о чём-то большем, нежели о деньгах и приключениях на свою жопу. Ну что, доволен? Сбылась твоя мечта? Пей, скотина.
   Кузя обречённо дрожащими руками поднял стакан.
   - Витальич, - подключился Борщевский, - ты вроде сказал, что он не с пустыми руками пришёл.
   Врач вытащил из кармана модуль памяти.
   - Борис, ты уж мне прости некоторую вольность, но не так часто ко мне в руки попадают наши молодцы в подобном состоянии. Особенно такие двинутые на голову, - Витальич зло посмотрел в Кузину сторону, - которые ходят в одиночку, игнорируя все требования личной безопасности, не говоря уж о регламентах. У меня же, как ты понимаешь, есть академический интерес к тому, что их в подобное состояние приводит. Покопался я в его компе... Представляешь, оказывается, зарубежные гости снова почтили своим посещением наши недружелюбные места: этот деятель набрел ни много ни мало, а на две свежих бронемашины. Мужики, которые к упавшему китайскому самолёту лазили, говорят, что в феврале их там ещё не было, да и этот красавец за то же вещает. Там-то он Снежную и увидел, когда блок памяти выдирал. Тоже, небось, к самолёту лазил.
   - Я эта... - Кузя попробовал вклиниться в разговор, - короче, хард выкручиваю, а потом чую, как будто холодом пахнуло. Смотрю в окно, а там она стоит.
   - И вот это он мне битые полчаса долдонил, - перебил его врач, - пока я от него не добился, кто эта самая она, и в какое конкретно окно он смотрел. Но всё же он молодец, - смягчился Витальич, - Другой бы на его месте прихабариваться начал, а этот сразу смекнул, что ценнее чёрного ящика там вряд ли что найти можно.
   Дима притащил ноутбук и переходники. Из его слов следовало, что если хитрые забугры не забавлялись с шифрованием, то проблем возникнуть не должно - в противном же случае придётся отправлять экспедицию за той машиной, из которой ушлый Кузя вытащил этот модуль памяти. Впрочем, хозяйственный Борщевский и так собрался это делать - не пропадать же добру.
   К великой удаче, ничего такого зашифрованного там не оказалось. Присутствующие смотрели видеозапись, сделанную неизвестным конвоем с момента въезда его на Аномальные. Видеоряд сопровождался строчками служебной информации на английском. Машины двигались не торопясь, объезжая аномалии, что позволяло предположить наличие установленных в них весьма неплохих детекторов. К сожалению, понять, о чём говорил экипаж, возможным не представлялось, поскольку общался он на каком-то из скандинавских языков, из присутствующих неизвестном никому.
   - Вот, началось, - прокомментировал Борщевский, когда на экране возникли помехи.
   Изображение несколько раз моргнуло. Голоса экипажа зазвучали ощутимо взволнованнее. Камера высветила размытый человеческий силуэт, стоящий на пути конвоя.
   - А ну-ка, - Борщ нажал на паузу, - читайте.
   - Да я в этой писанине ничего не понимаю, - насупился Витальич, - не томи. Что ты там углядел?
   - Анне Дюссельмаер, - произнёс Борщевский, ткнув пальцем в низ экрана.
   - Чего ты материшься-то? - врач был озадачен.
   - Я не матерюсь, - загадочно ухмыльнулся Борщевский. - Её силуэт подсветило, а потом внизу выдало это самое имя и ещё какую-то служебку. Если я прав,- а я уверен, что прав, - то Васькину подругу звали именно так. Фамилию её я ещё тогда запомнил, а от имени у неё на нашивке только инициал был. Теперь вот и имечко узнали.
   - Ну и память у тебя, - проворчал Витальич, - Повезло ребяткам. Дня на Аномальных не пробыли, а уже Снежную встретили.
   - Понять не могу, почему ты её всё Снежной зовёшь?
   - А потому что с Белой у меня только горячка ассоциируется, и вот такие молодцы, - врач с недовольством покосился на Кузю, - эту ассоциацию исключительно укрепляют. Запускай кино дальше.
   Изображение несколько раз подёрнулось. В звукоряде появились звуки выстрелов; фразы, выкрикиваемые экипажем, приобрели крикливость. Машина остановилась. Некоторое время не происходило ничего, затем кто-то истошно заорал. Изображение покрылось рябью.
   Запись продолжалась ещё некоторое время, показывая подсвеченные фарами деревья, но кроме идущих строчек служебной информации на ней больше не менялось ничего. Изображение оставалось статичным, звука не было.
   - Может, у них микрофон с камерой сломались? - высказал предположение Кузя.
   - А стоят они, потому что поспать решили, - процедил Витальич. - Некому там орать, вот потому и тихо. Отъездились.
   - Хреново то, что я эти места знаю, - произнёс Борщевский. - Кузя, твою мать, ты не офигел туда забираться? К Трёхе зачем попёрся? Ладно бы, самолёт - это я понимаю, но в эту-то жопу мира зачем лезть?
   - Ну я эта...
   - Я вот сейчас скажу тебе умную вещь, а ты меня послушаешь, и сделаешь всё в точности с моими словами, - в голосе Борщевского прорезалась жёсткость, - Если ты решил угробиться, то совершенно необязательно за этим ходить так далеко. Даже если бы ты дошёл до Трёхи, то шансов проникнуть внутрь у тебя не было бы никаких. Эта база, как я понимаю, законсервирована полностью, и пси-излучение рядом с ней чуть ли не как у Радара. Но хуже другое: те места с некоторых пор стали совсем дурными. Всё ценное там по округе уже давно выбрали, а на артефакты та местность богатой не была никогда. Мне посрать, что там забыла эта чухня, но у меня сейчас каждый человек на счету, особенно специалисты. Ты меня понял?
   Кузя закивал головой.
   - Молодец. Но я тебя сейчас обрадую, - продолжал Борщевский, - когда за тачками их поедем, тебя с собой возьмём. Может, завтра или послезавтра. Бабу, как правило, под вечер видели, да и эти деятели на неё уже затемно налетели, так что выйдем с утреца. И завязывай со своими одиночными выходами. Теперь иди, лечись дальше.
   - Тебе не боязно его в таком состоянии одного оставлять? - поинтересовался у Борща Витальич после того, как за Кузей закрылась дверь.
   - Совершенно нет, - ответил Борщевский. - Даже наоборот: от этого всем будет только польза. Кузя не буйный, но заводной. Ставлю сто к одному, что он направится сейчас в столовку за продолжением банкета. А там, вместе с необходимым лекарством, его ждут благодарные слушатели, гнетомые вопросом о причинах вызова нашего горе-Робинзона на ковёр к начальству. В результате получится оттаявший в процессе нормального человеческого общения Кузя и зашуганные слушатели с неимоверно поднявшейся бдительностью. Те же из них, кто поедет завтра за машинами, будут смотреть в оба, а не прохлаждаться на лоне природы, поскольку Белую помнят все. К слову - не факт, что завтра с вами поеду. Дел невпроворот.
   - Стратег, ой стратег, - усмехнулся Витальич, - Давай ещё разок кино это посмотрим. Кто знает, может, ещё что приметим.
  
  ***
  
   - Прям как с дедом, когда я совсем малой был. Вот так же он меня иногда на бэтре покататься брал, - вещал Камаз - огромный детина, в чьи обязанности входило обеспечение безопасности Борщевского в ходе различных поездок того по делам внутри и вне пределов Периметра. - Эхх, деда бы моего сюда, он бы тут жару задал.
   Привычку Камаза во время выездов задвигать пространные речи на тему своих суровых детских и юношеских дней знали все присутствующие - на Аномальных каждый сходит с ума по-своему. Знали они также, что ему свойственно затыкаться, как правило, минут за пять до наступления события Ж, потому кто-то даже полагал его ходячим детектором неприятностей, а сам Камаз объяснял это не иначе как великолепной наследственностью потомственного военного. Дед его был служил в танковых, отец - в РХБЗ, Камаз же неведомым образом прибился к институтской эвакуаторке, а впоследствии осел на Первой. Прозвище своё он получил после одной из редких на Базе драк, в которой ему, по стечению обстоятельств, выпала роль миротворца: внимание добродушного здоровяка, случайно проходившего мимо гаража, привлекли звуки борьбы, доносившиеся из-за дверей. Увидев двух сцепившихся мужиков, катающихся по полу, его естественным порывом стало их разнять, но, зная суровые нравы на Аномальных, делать это нужно было максимально обезопасив себя самого. Взгляд его упал на сиротливо приютившийся в углу глушитель от какого-то грузовика.
   'По мне будто Камаз проехал, как он меня глушаком приложил...' - рассказывал позже один из пострадавших от камазовой миротворческой деятельности. Так, с его подачи, эвакуаторщик Толя Трофимов обзавёлся прозвищем, одноимённым марке производителя известных грузовиков.
   - На полигоне у деда всё так же, как и здесь, было, - продолжал здоровяк. - Только поля, лес, говно всякое и ни души. От дорог - одно название, а оно и правильно. Танку дорога не нужна, танку нужно направление.
   - Камаз, ты ничего не чувствуешь? - поинтересовался бледноватый после вчерашнего Кузя.
   - Да вроде нет, - неохотно ответил ему Камаз, - А что?
   - Холодновато стало будто бы.
   - Это тебя со вчерашнего совесть гложет, - усмехнулся здоровяк. - А даже если и не она, так, может, поддувает из какой-нибудь щели. Машинка-то старая.
   - Фигово, если так, - присоединился к разговору Витальич, вызвавшийся в поездку добровольцем. Дел у него на Базе последнее время было немного, а так хоть какое-то развлечение. - Эдак попадём в какое газовое облако...
   - А не надо нам в газовое облако попадать, - перебил его Камаз. - Тут системы регенерации воздуха отродясь не стояло, да и не для нашего климата эта броня делалась. Она для правильного климата создавалась, а не для такого безобразия.
   - Кузя, ты мне лучше скажи, как ты догадался, где в машине у буржуев чёрный ящик находился? - вклинился в разговор Дима, до того демонстрировавший крайнюю степень задумчивости.
   - Что там было думать, если оно в глаза само бросалось, - голос Кузи стал спокойнее.- У них броня либо "левая", либо переделка из старья. Я как влез, так первым делом увидел системник с парой крэдлов. Один только вынуть успел, а вот тут она и пришла, так что второй там и остался. То, что это чёрный ящик, уже позже выяснилось.
   - Дим, что надумал-то? - поинтересовался Витальич.
   - Странные какие-то эти иностранцы, вот что я думаю, - Дима почесал нос, - на этот модуль памяти писалось видео только с одной камеры, установленной где-то на носу их броневика. И кроме видеофайлов там больше нет ничего. Телеметрия только что, но проку от неё немного.
   - Может, что-то новое обкатывали? - высказал предположение Витальич. - Уж больно лихо у них там аномалии высвечивались.
   - Что-то мне не по себе, - хмуро подал голос Камаз.
   - Стопори, - отдал приказ водителю Дима, назначенный старшим по первому броневику. - Что на приборах?
   - Пси-фон шалит, - отозвался водитель. - Чуть выше нормы, но всё же. До цели где-то километр ещё. Глянь в перископ, начальник.
   Те, кто готовили к той злосчастной экспедиции доставшиеся Борщу броневики, являлись, по всей видимости, людьми не только практичными, но и с фантазией. Одним из проявлений этих качеств проектировщиков были телескопические перископы, позволявшие осматривать всё пространство вокруг машин тогда, когда вылезать из них не было ни нужды, ни желания.
   За бортом стояла всё та же ранняя весна. На деревьях не было и намёка на молодую листву, пожухлая прошлогодняя трава лежала подёрнутая изморозью. Где-то вдалеке на востоке виднелись контуры каких-то строений, но утренняя дымка не давала возможности рассмотреть их в деталях. Пара 'сковородок', находившихся в поле на западе, да стая собак южнее, вряд ли могли насторожить Камаза. Пейзаж был мертвенно спокоен, и скорее можно было заподозрить бывшего эвакуаторщика в излишней мнительности, если не знать, что по пустякам тому дёргаться несвойственно.
   - Задрай-ка ты форточки и езжай по камерам, - Дима опустил перископ, - второй машине то же самое передай. Вроде бы всё тихо, но сам понимаешь.
   - Я вот что думаю, - Витальич поправил очки, - не стоит нам там отираться долго. Машины на буксир подцепить, а разбираться с ними будем уже на Базе. Само собой, предварительно убедимся, что никого внутри нет. Что скажешь?
   - Добро, - согласился Дима.
   Две обнаруженные Кузей бронемашины, прилично заляпанные грязью, сиротливо стояли на обочине старой дороги. Дима знал, что судить по внешности такую технику не стоит: сверкающая новой краской машина в этих краях может оказаться показушным старьём после неизвестно какого по счёту капремонта, а замызганное нечто - спецмоделью, с усиленной бронёй и оборудованное по последнему слову техники. Прежде чем отдать приказ на выход из броневика, он пять минут наблюдал в перископ за происходящим снаружи, но лишь убедившись в том, что видимых угроз не наблюдается, опустил забрало шлема и направился к люку.
   Лёгкий морозный ветерок холодил даже сквозь защитный костюм. Диме вспомнилось, как ещё в бытность свою студентом гулял он со своей девушкой аккурат в такую же погоду, вроде бы даже в это же время года. Девушка романтично тупила глазки, Дима же ощущал себя натуральным мачо. Незадачливый студент ещё не знал, что через полгода девушка предпочтёт унылому ботанику более успешного... Впрочем, кем был этот более успешный, Дима так и не узнал. Не знал тогда он также, что по прошествии пяти лет женится, а затем, спустя три года, разведётся. Немногим позже, отчаявшись в реалиях городской жизни, он рванёт на Аномальные, прибьётся к одной из сталкерских группировок, и тогда...
   И тогда Димы не стало в первый раз. Достаточно быстро он заметил, что между тем скромным юношей, носившим неприлично длинные для мужчины волосы, и сталкером Хендриксом общего практически не стало. Теперь же ситуация была ещё более забавной, поскольку между Димой-ассистентом администратора Первой Базы и Димой-Хендриксом общего было ещё меньше. Между Димой нынешним и Димой-студентом общего не было ничего, кроме имени.
   Тем временем Камаз сотоварищи, держа автоматы наизготовку, подошли к броневикам, стоявшим с открытыми люками. Через две минуты машины были прозвонены детекторами, прицеплены к тем, на которых приехал отряд, и готовы к транспортировке на Базу. Наука приготовилась было заглянуть внутрь трофейной техники, кабы не досадная неожиданность.
   Две фигуры, возникшие как будто из ниоткуда сотней метров южнее, караульные заметили не сразу. Сказать по правде, так и не заметили бы вовсе, если не округлившиеся в какой-то момент димины глаза и его же яростный рёв, переходящий в истеричный визг, который двусмысленно истрактовать было невозможно.
   - Ложись!!!
   Над броневиками и отрядом что-то прошелестело, и чуть в стороне в воздух взметнулись комья земли. Ударная волна от взрыва обдала присутствующих тёплым воздухом.
   - Мочи их!!!
   Второй раз повторять необходимости не было. Первый выстрел грохнул ещё на первом слоге, а ко второму же в сторону фигур ударили все, не жалея боезапаса.
  Обе фигуры повалились на землю, но ручаться за то, что этому поспособствовал шквальный огонь застигнутого врасплох отряда, никто поручиться не мог.
   - Не стрелять, не стрелять! - вместо зычного командного рыка у Димы вырвался истеричный фальцет.
   - Димон, ты чего? - лежащий на земле, как и все присутствующие, Камаз одарил Диму недоверчивым взглядом, в котором читалось неудовольствие от обломанного веселья.
   - Нечего патроны переводить почём зря, - процедил Дима. - Нам ещё возвращаться надо.
   - Гусь, а Гусь, - где-то в стороне вкрадчиво раздался голос Витальича. - Ты ж у нас с подствольником, да?
   - Есть такое дело, - хрипло отозвался Гусь, - а что предлагаешь?
   - Да есть тут у меня идейка одна. Если положишь рядом с ними вот этот заряд, то возьмём их тёпленькими, с пылу, с жару.
   - Витальич, ты что задумал? - Витальич и Гусь находились где-то за вторым броневиком, потому увидеть, на какую авантюру подбивает хитрый медик сталкера, Дима, залёгший рядом с первой бронемашиной, не мог.
   - А не вопрос, - задорно усмехнулся Гусь.
   В наступившей тишине хлопок подствольного гранатомёта прозвучал подобно звуку открывания пивной бутылки, а спустя несколько мгновений Диме и всем присутствующим в головы как будто вогнали по спице. Окрестности залило голубоватым свечением. Камаз взвыл раненым вепрем, а в стороне, схватившись за голову и извергая проклятия, начал кататься по земле Гусь. Остальные участники экспедиции также всем своим видом демонстрировали охватившие их неприятные ощущения: кто-то бился в судорогах, кого-то рвало. Впрочем, закончилось всё это так же внезапно, как и началось.
   - Твою мать, - Гусь, вид имея крайне недобрый, пытался подняться, опираясь на автомат. - Это что сейчас такое было, а?
   - Да так, эксперимент небольшой, - отозвался врач. Лицом он был бледен, но его глаза лучились удовольствием. - Сработало же, вот что главное.
   - Да я тебя... - но договорить Гусь не успел. Судя по донёсшимся звукам возни, кто-то решил удержать его от расправы над медиком.
   - Ты когда в следующий раз поэкспериментировать захочешь, то предупреждай, лады? - голос Камаза звучал спокойно, но на его лице явно читалось желание от души накостылять врачу-экспериментатору.
   - Витальич, - подал голос Дима, - ничего, что меня главным назначили? Ты про подобную самодеятельность на этот выход забудь, я тебе серьёзно говорю. Не посмотрю ведь на возраст и заслуги.
   - У нас есть минут десять, от силы пятнадцать, - медик, казалось, пропустил димину реплику мимо ушей. - Потом они оклемаются, а второго такого заряда у меня нет. Если уж нас так накрыло, то им сейчас там, ой, как хорошо должно быть.
   - А пошло оно всё, - сплюнул Дима. - Гусь, Камаз, выдвигаемся, да пошустрее. Витальич... А ну тебя в одно место. Предупредил бы хоть. Идём.
   Неспешно выдвинулись. Камаз, держась за голову, высказал предположение, что господа, оставшиеся у броневиков, в отсутствие командования не замедлят провести ревизию содержимого машин в целях поиска чего либо ценного, на что Дима отмахнулся фразой, что до возвращения оного начальства никто туда внутрь и носу не сунет, благо, Кузя на этот счёт был заблаговременно проинструктирован ещё на Базе. Гуся начало отпускать, и он полез с расспросами на предмет рассказать про хитрый заряд для подствольника к Витальичу. Врач поначалу его просто посылал, потом начал посылать весьма грязными и обидными словами, но тот был неугомонен. К сталкеру присоединились и Дима с Камазом, причём если второй был гнетом, подобно Гусю, любопытством, то первым двигало также чувство вредности - в голове всё ещё порой покалывало, и просто так спускать это медику-экспериментатору Дима не желал.
   Из рассказа Витальича следовало, что некоторое время назад, занимаясь от нечего делать ревизией всей той кипы макулатуры, которую сталкеры натаскали откуда только не, он наткнулся на описания экспериментов с 'лунным светом'. Артефакт, обладавший свойствами подавления пси-фона, впрочем, весьма скромными, был известен достаточно давно, порядком изучен, и область его применения была определена ещё много лет назад, но только явно сумасшедшему автору этого манускрипта пришла в голову идея развернуть свойства артефакта в противоположную сторону, и небезуспешно. Описания экспериментов ужаснули даже много повидавшего на своём веку медика: во время первого же испытания 'образца' в кому впали все подопытные (кем были эти подопытные, в документах не уточнялось). Второй эксперимент обеспечил устойчивой двухдневной головной болью весь персонал лаборатории, а третий - попросту отправил всё живое в том месте к праотцам.
   - Я таких долбаньков за людей никогда не держал, - врач сплюнул. - Попался бы мне этот упырь сейчас, я бы его в васькин кунг лично загнал в качестве наглядного примера, когда можно идти на крайние меры, а когда не стоит. Можно было бы понять, если б от его опытов зависели чьи-то жизни, но чтобы вот так просто, да ещё и в целях эксперимента... Хотя, на мой взгляд, Аномальные здесь были ещё до того, как появились в реальности. В мозгах местных ботаников они прорастали, аномалиями в башках, промеж учёных извилин, гнездились, на психике дурно сказываясь, такими вот извращениями во внешний мир порой вылезая. Иносказательно говоря, если кто не понял. Странно звучит, да? Был бы я религиозным фанатиком, так закатил бы проповедь про кару Господню в общем, звезду Полынь в частности и наказание безумием до кучи, вот только точно знаю, что всё это дерьмо, которое здесь творится уже больше полувека, является делом исключительно человеческих рук, ведомых далеко не всегда адекватным, порой попросту сумасшедшим, разумом. А точнее, всё здесь происходящее есть ни что иное, как плод научного безумства. Вот и такие деятели тут тоже бывали, безумно-разумные. Этих , кстати, особенно ценили. Аномально-условно-чрезмерноразумные, превратившие это место в то, чем оно является последние полвека. Рыба гниёт с головы, особенно если там - разруха. Мотайте на ус, или что там у вас вместо него, молодёжь. Ну налажал я с пропорциями, виноват. Там же счёт на доли миллиграмов идёт, а когда моё оборудование калибровалось последний раз, я уже и забыть успел. Хотя, может, тут ещё какой фактор неизвестный вылез. Характерный, так сказать, для этого места.... Эхх.
   О дальнейшем он рассказывать не стал, а ведь самое интересное началось как раз после обнаружения им вышеупомянутых отчётов.
  
  ***
  
   У Витальича проснулся много лет спавший до этого интерес исследователя, а несколько найденных неточностей и неучтённых факторов в расчётах неизвестного экспериментатора его только подстегнули. Врач уже собрался было рвануть к Борщевскому с докладом по находке, попутно прикидывая, как бы выбить у администратора людей под выход на место обнаружения документации, но реестр учёта найденных документов поставил на этих грандиозных планах крест: в графе 'где найдено' стоял прочерк, а в 'кем найдено' было вписано имя сталкера, бесследно пропавшего ещё несколько лет назад. Однако, к Борщу Витальич со своей находкой всё же заглянул, и как впоследствии выяснилось - не зря. Борщевский заинтересовался. Пусть и с практической стороны, но заинтересовался, объясняя это чем-то вроде '...Если уж он с 'лунным светом' такое учудил, то какие секреты у нас другие артефакты могут таить?'.
   И вот тогда Витальич по-настоящему испугался. Относительно стройная картина мироздания Аномальных Территорий открывалась доселе неведомой ему стороной.
   - Что ж мы на самом деле об этом месте знаем-то? - сигарета прикуриваться упорно не желала. - Сколько лет мы уже тут. Кажется, пора бы уже все тайны пооткрывать, но каждый раз, стоит только увериться, что секреты все закончились, это место подбрасывает такое, от чего волосы на голове встают дыбом. Вот прям как с артефактами сейчас: свойства их за полвека якобы изучили полностью, а тут выясняется, что какой-то двинутый на голову урод учудил такое, что нашим ботаникам даже в пьяном угаре не грезилось. И ведь когда учудил, а? Этим бумагам лет тридцать, не меньше, а скорее всего и больше. И это - с 'лунным светом'. А что этот деятель из 'бусиков' или 'пузыря' смог бы выжать? Но знаешь, что больше всего меня в этом пугает? Не то, что наши ботаны про такое не знали, и даже не то, что до этих отчётов руки у нас дошли только сейчас. А то, что где-то там, на Большой земле, есть некто, кто про такую вот кандибобрию в курсе, но держит это в секрете. И вот когда придёт время, то мир про неё узнает, да только не факт, что этому знанию он обрадуется.
   - Ты знаешь, - Борщевский радостным не выглядел, впрочем, как и всё последнее время, - а может, оно и к лучшему, что эти бумаги нашлись только сейчас, когда Институт прекратил своё существование? Так бы пришлось их туда отправлять, ну а теперь до них, кроме нас с тобой, никому нет дела. Сколько им, говоришь, по возрасту, лет за тридцать? Я тебе честно скажу, что даже будь в реестре точное указание места находки, я бы тебе людей всё равно не дал. Не смотри на меня так удивлённо. Сам подумай: где тогда была граница Аномальных, и где, соответственно, может находиться эта лаборатория? Туда если кто и пойдёт, то очень не забесплатно, да и то, если решит, что жизнь ему не мила. Хочешь дальше копать эту тему - твоё право, но тут помочь я вряд ли чем смогу.
   Интересу исследователя подрубили крылья под корень, однако так просто Витальич сдаваться не спешил. Через некоторое время был готов опытный образец, который предполагалось испытать на стае слепых собак, облюбовавших развалины неподалёку от Базы, однако жизнь рассудила иначе.
  
  ***
  
   - Какие интересные ребята, - прервал поток воспоминаний Витальича Дима. - Кто что имеет сказать?
   Но никто из присутствующих своё мнение высказывать не торопился, и причиной тому являлся странный вид валявшихся на земле двух человек, а точнее, их бронекостюмы, испещрённые множественными пулевыми попаданиями. При взгляде на особо крупные выщерблины Диме подумалось, что если что-то и свалило этих двух, так только витальичев снаряд, поскольку даже ручной пулемёт Камаза оказался, по всей видимости, не способен пробить эту странную защиту.
   - Фронтальная броня, - насупил брови Камаз, глядя на необычные массивные защитные костюмы нападавших. - Штука древняя, в наших краях редкая, но не потому, что дорогая или стоящая, а потому, что нафиг никому не нужна. В атаку с ней идти - одно удовольствие, только вот незащищённая спина может плохо сказаться на общем самочувствии. Это если просто по Аномальным в ней гулять, поскольку штука тактическая, для такого не предназначавшаяся. По сути, это хитрая модификация сапёрной защиты, но в такое у нас даже по пьяни никто не вырядится. Вязать их надо, пока не очухались.
   - Я бы так не спешил, - внёс свою лепту врач, - И близко к ним подходить тоже не советую. Внимательнее присмотритесь.
   На швах у защитных костюмов нападавших то тут, то там проглядывали похожие на ржавого цвета плесень наросты, образуя порой причудливые пятна. Где и когда эти двое умудрились влететь в 'ржавые волосы', было уже не важно: разросшаяся внутри их тел аномалия лишала своих носителей малейшего шанса на возможную дальнейшую жизнь.
   Дима, не говоря ни слова, достал пистолет и направился к лежащим на земле телам, на ходу меняя магазин.
  
  ***
  
   - Я теперь понимаю, почему тебя Борщ главным на этот выход поставил, - произнёс Гусь на обратном пути. - Мне так слабо. То есть, не слабо, но чтобы вот так молча просто подошёл, сделал пах-пах, и пошёл назад... Не, у меня так не получится. Только одного понять не могу - зачем ты им сквозь стёкла бил?
   - Там броня такая, что её хрен пробьёшь, - ответил за погружённого в какие-то свои думы Диму Витальич, - вот и получается, что если бить, то только через стекло. Повезло мужикам, спор 'ржавки' надышались, где ещё их найти умудрились. И бил бронебойными, причём не простыми, как я понимаю, поскольку это стёклышко обычным патроном не возьмёшь.
   - Погоди, как это спор 'ржавки'? - удивился Гусь. - Она что, цветёт?
   - Что-то вроде того. Ты не знал что ли, что 'ржавые волосы' это что-то вроде грибка, только рыжего, дурацкого, и за Периметром не встречающегося? И есть у этого грибка период, когда он начинает разбрасывать свои споры. Мы вот все привыкли, что волосья эти растут на железе, но мало кто в курсе, что эта хрень может прорасти даже в человеческом теле. Если я ничего не путаю, то таких дней в году всего два, и это как-то завязано на климатические условия, но это не повод для расслабления: если обычная 'ржавка' только очень больно жалится, то её споры в состоянии превратить живой организм в ходячую грибницу, а тут оно даже броню насквозь проело. Теперь прикидывайте, что там у них могло быть под бронёй. Мужикам этим очень не повезло. Очень сильно не повезло. Так что Димон всё правильно сделал.
   - А обыскать...
   - Я ж тебе только что сказал, - нервно перебил его Витальич, - шут его знает, что у них там под бронёй творится, и как там 'ржавка' разрослась. Не хватало ещё эту заразу на Базу приволочь, выводить её потом замучаемся. Покойных, по уму, кремировать бы надо, да вот нечем.
   - Всё-то ты, Витальич, знаешь, - буркнул сердито Гусь.
   Но даже правильность поступка не отменяла факта, что от Димы чего-то подобного не ожидал никто. Ассистент администратора вновь умудрился удивить присутствующих, считавших его с некоторых пор скромным и отчасти нерешительным парнем. Не то, чтобы они были с его поступком несогласны, но пугало их то хладнокровие, с каким он поставил точку в существовании двух совершенно незнакомых ему, пусть и омертвяченных, людей.
   - Здесь нам делать больше нечего, - отвлёкся от свои мыслей Дима. - Быстро проверяем машины на предмет загрязнений, переводим их на нейтралку и валим на Базу. Там уже досконально в них покопаемся.
   По возвращении выяснилось, что Кузя, приставленный к охране транспортных средств, времени даром решил не терять, а потому, в нарушение приказа, устроил им проверку, обосновав это тем, что её предстоит делать в любом случае если не сегодня, так уж точно завтра. Смысла задерживаться в этом месте у отряда больше не было. Обратно ехали молча, каждый думал о чём-то своём.
   - Слышь, Камаз, - нарушил тишину голос Гуся, - ты про ту броню явно в курсе, да? Расскажи, а? Я такую не то что не видывал, но даже и не слыхивал. Интересно же.
   - Что рассказывать-то, - подбоченился тот, - Бронька, как я уже говорил, хороша, только вот не для того её делали, чтобы по нашим краям лазить. Точнее сказать, при её создании не до конца отдавали себе отчёт в том, где конкретно в ней придётся лазить. Прикинь, я тоже её до этого дня не видывал, только слыхивал, а это всё же не то, - передразнил он Гуся, - так что тут мы с тобой почти равны. В общем, за что купил, за то и продаю. Мужик один несколько лет назад мне рассказывал, что когда тут всё только началось - ну в смысле после Второго взрыва, - то возникла у кого-то где-то там наверху потребность что-то отсюда вытащить. А как вытаскивать, если во всех местных подземельях тогда творилось нечто невообразимое, уму непросвещённому непонятное? Это уже потом, когда прочухали более-менее, что тут к чему, так народ сюда и рванул, а поначалу желающих лезть в эти места не очень-то и было. И вот, значит, пришла кому-то там мысль о формировании спецотрядов под местные спец, так сказать, условия. Ещё раз напомню: за достоверность не ручаюсь, всё же давно дело было. Принцип предполагался простой и очевидный: зачищается всё, что мешает продвижению на точку, точнее сказать всё, что активно препятствует спокойному к ней движению, по выходу на неё берётся всё нужное, затем отряд сваливает. Но мы-то люди тёртые, понимаем, что гладко оно только на бумаге бывает. Вот и те, кто всё это продумывал, явно либо что-то знали про то, с чем тут можно встретиться, либо же людьми были опытными и знавшими, что в хорошей команде ценен каждый, и у этого каждого есть своя конкретная задача. Короче, предполагалось это следующим образом: впереди основного отряда движется "сладкая парочка" серьёзного вида ребят с неслабыми ручными пулемётами, снаряжёнными соответствующим боезапасом, в этой самой фронтальной броне, задачей которых является выкашивание всего того, что может представлять собой угрозу тем, кто идёт за ними. Вы скажете: оно же весит ого-го сколько, дисбаланс, все дела. Вот внимательнее присмотрелись бы, так увидели, что у этой броньки все элементы между собой соединены, образуя что-то вроде щита. Так и защищённость лучше, нагрузка, как бы смешно это ни звучало, меньше, да и шансов повалить этот ходячий танк шквальным огнём с фронта практически нет, хотя это являлось уже приятным дополнением. Собственно, оно и делалось на тот случай, если впереди что-то рванёт, почему сапёрку за основу и взяли. Вот сами прикиньте, кого здесь в те времена повстречать можно было? Только что ожмуревших, да всякое беглое из вивариев, так по их души ручные пулемёты и предназначались. Это уже потом экзоскелеты шагнули в массы, и всё стало гораздо проще, а поначалу ещё и не так выкручивались. За этими красавцами следуют остальные, то есть парни в броне полегче, но более манёвренные, задачей которых было прикрывать спину тем, кто идёт спереди, да и не только им, наука, медицина и кого ещё тогда до кучи брали. С тыла этот парад прикрывается ещё одной такой же парой. На бумаге вроде всё гладко, а на практике про аномалии и прочие местные особенности тогда мало кто знал... Алё, машинист, хорош смолить там, не продохнуть уже, - выразил своё неудовольствие Камаз в адрес водителя, решившего закурить.
   - Слышь, пИхота, - скабрезно сделав акцент на первом слоге отозвался водитель, - сам за руль садись, раз умный такой. Помни - твоя жизнь в моих руках.
   - Ты чего нервный такой? - занял сторону Камаза Гусь.
   - Противогазов не выдали, что ли? - водитель был упрям, и просто так отказываться от вредной привычки не желал. - Давай дальше рассказывай, мне тоже интересно.
   - Не, я не понял, - не унимался Камаз.
   - Мужики, а что у меня есть, - Витальич, поняв, что грызня на борту является весьма неуместной, достал из своего рюкзака бутылку с чем-то мутным.
   - Убери, - мрачно процедил Дима, - как человека тебя прошу, убери. Вот вернёмся, тогда хоть ужритесь, а сейчас...
   - Да ладно тебе, Димон, - медик старался говорить непринуждённо, однако в его глазах недвусмысленно читалось, что назревающую ссору лучше задавить в зародыше любыми способами. - По чуть-чуть-то можно. Да и профилактика простудных заболеваний нелишней будет, всё же весь день на холоде ошивались. Руль, тебе на Базе налью. Камаз, что там дальше-то было?
   К Базе конвой подъехал почти затемно. По мере приближения, лица в отряде становились всё менее напряжёнными, но полностью расслабленным, даже после употреблённого мутняка, выставленного Витальичем, назвать нельзя было никого - возвращаемся назад, живые, это хорошо. Выпили малость по дороге, но бдительности не теряли. Вот когда на территорию въедем, тогда и расслабимся по полной, а сейчас пока хватит. Каждый был наслышан историй о том, как отряды гробились на обратном пути только по причине собственного безрассудства, ошибочно полагая, что чем ближе к дому, тем безопаснее.
   Дима, выйдя из бронемашины, вздохнул полной грудью.
   "Дома, наконец-то дома", - радовался он про себя, глядя на пронзительные, но в то же время глубокие фиолетово-красные краски весеннего заката и редкие островки снега, оставшиеся от прошедшей зимы. Морозный воздух, подобно игривому коту, мягко царапал лицо.
   - Вернулись, живые. Молодцы, - Борщ тепло встречал отряд во дворе. - Броневики в отстойник, завтра ими займёмся. Димон, Витальич, вы ко мне. На доклад, так сказать.
   Ветер носил по двору снежную пыль, перемешанную с пылью обыкновенной. Дима почему-то обернулся в сторону ворот, и подумалось ему, что являются они чем-то большим, нежели просто два куска толстого железа. Почудилось ему, что не столько отгораживают эти ворота Базу от остального пространства Аномальных, сколько разделяют мир на две части, одна из которых является привычной своей, в какой-то степени даже домом, другая же - чуждая человеку своей непредсказуемостью, потому заведомо враждебная. Представилось, что База является островом посреди океана, коль скоро уж мир за Периметром принято называть Большой Землёй.
   И этот океан был пугающе молчалив. Если бы вдруг там, за воротами, где-то вдалеке завыла 'собака' или захрюкала 'свинка', это жутковатое ощущение беспричинного страха возможно в миг исчезло бы, но коварное пространство, казалось, знало, чего от него ждут, потому не торопилось открывать все свои карты людям просто так. Оно умело ждать, поскольку все те, кто попал на его территории, уже всецело принадлежали ему, сами того не подозревая. Ему было некуда и незачем спешить. Дима поёжился.
  Незаметно дошли до борщёва кабинета. По пути Витальич рассказывал сокращённую версию их дневных приключений.
  
   - Твою мать, - вместо приветствия вырвалось у медика после того, как Борщевский открыл дверь, и врач увидел гостя. - Филлипыч, как к тебе этот коновал попал?
   - Дим, знакомься, - ехидно произнёс Борщевский, - Сергей Михайлович Ковалёв, он же Михалыч, он же врач той самой воинской части, куда мы не так давно катались. Ну где ещё командир - такой молодой лейтенант. Ты тогда всё удивлялся, как такому молодому целую часть в наших краях в подчинение дали.
   - Не, Филлипыч, ты погоди, - перебил его Витальич, - пусть объяснит для начала, как он мимо нас проскользнул, поскольку мы его ни по пути туда, ни по пути оттуда не встречали, а другой нормальной дороги...
   - Есть, уже есть, - ухмыльнулся Борщ, - и вот об этом он нам сейчас и расскажет. Я уже слышал, а вам будет интересно.
   Диме на какой-то момент почудилось, что между двумя врачами есть некая связь, как если бы им довелось побывать в какой-то передряге, из которых люди выходят, становясь при этом намного более близкими, нежели могут являться даже кровные родственники, но странное ощущение пропало так же быстро, как и появилось.
  
  Глава 3.
  
   Возвращение сознания стало для Артёма чем-то вроде выныривания с большой глубины. Вот слышны нечёткие приглушённые звуки, перед глазами мелькают пятна света, к которым ты стремишься, потому что жизнь может быть только там, ведь внизу её точно нет, и ты это прекрасно знаешь. А затем внезапно вырываешься на поверхность, и мир наваливается на тебя всеми своими красками, громкими звуками и запахами, при этом оглушая, ослепляя и всячески дезориентируя. Первый глоток воздуха обжигает, пьянит и сводит с ума. Ты барахтаешься, пытаясь обрести хоть какую-то устойчивость, силишься понять происходящее вокруг тебя хотя бы вблизи, но тело и сознание уже радостно орут о том, что ты живой, что ты вырвался. Им плевать на то, что в следующую секунду ты можешь стать мёртвым - сейчас, в это мгновение, ты живой, и это главное.
  Только вот схожестью ощущений дело и ограничилось, поскольку вместо пронзительно голубого неба над морем глазам Артёма явилась мутная облачная хмарь Аномальных. Вместо шума волн навалился свист мартовского холодного ветра, а вместо морских брызгов в лицо ударило колючим мокрым снегом. После первого же сознательного вдоха Артём закашлялся - холодный воздух обжигал нещадно.
   - Живой, - произнёс в стороне кто-то, - и то хорошо.
   Якушев попробовал приподняться, но к своему неудовольствию обнаружил, что это не так-то уж и легко сделать - тело хоть затёкшим и не ощущалось, но повиноваться не спешило.
   - Ну-ну, не так быстро, - прокомментировал артёмовы попытки неизвестный голос. - Полежи пока, в себя приди. На вот, глотни.
  В горле полыхнуло огнём, принёсшим с собой тепло и некоторое количество бодрости.
   - Ты.... Кто? - выдавил из себя Артём.
   - Дед Пихто, - с ехидцей отозвался неизвестный, - Спаситель твой, кто ж ещё. Представляешь, этот вопрос так же беспокоит меня последний час, только вот по поводу тебя.
   - Я.... Я... - артёмов язык повиноваться категорически не желал.
   - Цепочка от буя, - именующийся дедом Пихто почему-то полагал себя вправе глумиться над им спасённым. - Подсказка у тебя на груди и на шее, если вдруг сам вспомнить не можешь.
   - Якушев, - наконец-то у Артёма получилось произнести свою фамилию, - Артём. Мужик, не смешно.
   - Хорошо, что помнишь хотя бы, как тебя зовут. Значит, точно живой. Меня, кстати, Колей зовут, на самом деле.
   - Где я?
   - Когда-то в этом месте столовались свободные сталкеры, но это было давно, года два с той поры точно прошло. Если повезёт - ночь грядущую переживём. Тебя, военный, как сюда занесло-то?
   Артём приподнялся и присел. Глазам его предстала заброшенная и порядком заросшая различной растительностью деревенька, по виду которой можно было смело говорить о том, что люди из этих мест ушли достаточно давно. И, хотя кое-где ещё были заметны следы их жизнедеятельности в виде различного мусора, проглядывающего порой из-под лежащего то тут то там снега, иллюзий по поводу частоты пребывания здесь живых не оставалось: место, вне всяких сомнений, полностью принадлежало Аномальным. Вот там 'сковородочка' виднеется, где-то 'электра' потрескивает, а характерный кислый запах может говорить лишь о том, что какой-то из подвалов прилично залит 'киселём'. Ещё вот это еле слышное металлическое полязгивание напрягает сильно - точно 'шампур' где-то поблизости притаился. Гнусная аномалия - если вовремя его не заметить, то можно очень легко оказаться насаженным на невидимые шипы.
   Якушева передёрнуло: воспоминания той ночи, когда его часть в одночасье стала полем аномалий, нахлынули грязным потоком. Вспомнилось и то, что было затем, а именно его сольный спасательный рейд на север тогда, когда любой другой отправился бы на юг, прочь от центра Аномальных, в сторону Периметра.
   - Слушай, а мы далеко сейчас от той машины, из которой ты меня вытащил, находимся?
   - Какая машина? - удивился Коля. - Ты по дороге брёл, я тебя вообще за мертвяка поначалу принял. Пристрелить тебя хотел даже, а потом присмотрелся и понял, что ты живой. Пусть и умотанный прилично, но живой. Хотя, понимаю, тут не всё так просто, да?
   Артём попытался осознать услышанное, но получилось это у него не очень. Тем временем, Коля, вооружённый детектором аномалий, подошёл к небольшой, крепкого вида бетонной будке, взял наизготовку автомат, и со всей силы зарядил ногой по железной двери, находящейся на одном из её торцов. Удовлетворённо хмыкнул, когда ответом стала лишь тишина, и потянул дверь на себя.
   Порядком поржавевшая, как и всё металлическое в этих краях, лестница вела вниз, в небольшой бункер с двумя древними солдатскими койками, несколькими ящиками, явно обозначавшим собой стол со стульями, и подвешенной к потолку банкой со 'светляком'. Являлся ли этот бункер отдельным помещением, или же был он частью чего-то находившегося над ним ранее, сказать было сложно. Коля по этому поводу высказываться явно не собирался, Артёму же это было безразлично. Всё, чего сейчас хотел Якушев - это лечь и не вставать, а ещё лучше, чтобы его вообще никто не беспокоил. Коля жестом показал Артёму, чтобы тот выбирал понравившуюся койку, а сам присел за импровизированный стол и достал из своего рюкзака бутылку.
   - Прошу к столу.
   Артём, только прилёгший, нехотя поднялся с неожиданно уютной кровати.
   - Вот я и дома, - тост, произнесённый Колей, Якушев вроде бы понял. Не понял он только той нежности, с какой это было сказано.
   - Ты не смотри на меня так, - заметил артёмов недоверчивый взгляд его спаситель. - Я когда на Аномальные первый раз забрасывался, так это моё первое пристанище было. Вот не поверишь, уже два раза на Большую землю возвращался, думал, с концами отсюда ухожу, а всё равно обратно тянет. Видно, есть у меня тут ещё дела. Ну, рассказывай.
   - Вот какое дело...
   Якушев рассказал Коле всё. Как чудесным образом избежал гибели в момент возникновения поля аномалий, как прорывался за пределы части. Как отправился спасать якобы взывающих о помощи, чей сигнал он перехватил ранее, и чем всё это закончилось. Коля слушал и изредка кивал головой.
   - Вот с рацией ты облажался по полной, - прокомментировал он артёмов рассказ.
   - Это почему?
   - Сразу понятно, что в Зону ты не лазил, а толковых людей у тебя там не было. Если же и были, то про Эхо они тебя в курс дела не ввели.
   - Не тяни жилы.
   - Привет из прошлого ты услышал, и это тебе ещё повезло. А то после таких спиритических сеансов у некоторых крышу срывало напрочь. Порой в прямом смысле, если в состоянии помутнённого рассудка у них вдруг просыпалось желание пострелять по сторонам. Эхо - не то чтобы редкое явление, просто на Аномальных уже давно все в курсе, что радио в такие моменты лучше не включать. Хорошего там точно ничего не скажут. Наливай.
   Выпили ещё по одной, и Якушеву заметно потеплело. Закурили, и каждый задумался о своём. Бункер уже не казался Артёму такой уж дырой, а перспектива ночлега в нём перестала быть чем-то носящим мазохистский характер.
   "Ну и что, что бельё не стирано явно несколько лет? - думал Якушев, глядя на скудную обстановку в помещении. - Раздеваться я и так не собирался, а клопов тут и вовсе быть не может. Они здесь с голоду давно перемёрли, а скорее всего, их раньше холод прогнал".
   - Но мне интересно другое, - прервал наступившую тишину Коля, - ты сказал, что тебе твой новый комп Борщ передал, причём заблокированным. Как ты его разблокировать смог, мне без разницы, но вот как к Борщилле эта железка попала, тот не уточнял?
   - Ничего особенного он про него не рассказывал, - даже невзирая на всё то хорошее, что за последний час ему сделал Коля, Артём режим секретности нарушать не собирался. - Ты к чему это спросил?
   - Машинка эта подозрительно похожа на ту, что носил один из моих напарников, - Коля выглядел заинтересовавшимся. - Причём разошлись мы так, что я до сих пор понять не могу - то ли он меня ухайдокать хотел, то ли наоборот, от смерти спас.
   - Мужик, я бы с радостью, но секретность, сам понимаешь.
   - Понимаю, - вздохнул Коля с сожалением, - Чего уж тут не понять. Но можно сделать по-другому: я отвожу тебя туда, куда ты скажешь, а ты взамен даёшь мне почитать то, что у неё в блоке памяти. Всё не нужно, достаточно лишь персональных заметок. Подумай: без меня ты угробишься достаточно быстро, а так задёшево получаешь проводника. Даже задаром, я бы сказал, - информация-то у нас бесценна. А можем ещё проще сделать: я доведу тебя до Первой Базы, откуда ты с комфортом первым же конвоем отправишься на Большую землю и забудешь про это место как про страшный сон. Ты подумай, я тебя не тороплю.
   Якушева почему-то накрыло равнодушием.
   "Подумаешь, какой-то комп, - размышлял он. - Ты несколько дней проваландался неизвестно где, но беспокоишься о секретности, до которой, по ходу, дела нет никому, кроме тебя самого. Да ты же сам её нарушил в тот момент, когда блокировку с этого компа снял. И хоть сделано это было исключительно ради спасения собственной жизни, потому что детекторов аномалий у нас на базе было всего два, да и те никакие, но факт остаётся фактом. Может, лучше вообще эту штуку выбросить и про неё забыть? Поощрить-то поощрят, но при этом вздрючат так, что поощрение это нафиг не будет нужным. Ну а так, глядишь, хотя бы живым отсюда выберусь".
   "А ведь вариант, - продолжал размышлять Якушев, - Сливаем с неё все данные, доходим до Первой, а там отправляю железку в первую же аномалию. Кто знает, что я с неё блок снял? Да никто. А кто мог догадываться, так те уже спят вечным сном, и что в ней залито было, так и вовсе кроме владельца никому неведомо. И потом, по идее этот комп сейчас вообще на моей базе лежит, возможно, даже в виде запчастей в какой-либо аномалии... ох, не запутаться бы потом во вранье".
   - Лады, - согласился без особого на то желания Артём, - но с одним дополнением. С тебя рассказ о том, зачем и почему ты вернулся на Аномальные, и до кучи про владельца этого компа.
   - Вот уж запросто, - усмехнулся Коля, - Гвоздь у нас главным был, да ещё и из ваших. Что он тут нашпионить собирался, то мне неведомо, но завёл он нас в такую жопу...
  
  ***
  
   Лучи фонарей разрывали тьму, ступеньки уводили вниз. Матрас шёл первым, Гвоздь в середине, Хендрикс прикрывал позади. Дверь закрывать не стали на случай, если вдруг придётся очень-очень быстро убегать обратно.
   Лестничные пролёты сменялись друг за другом, и казалось, что им не будет конца. Тени, отбрасываемые поручнями, спокойствия не добавляли: порой чудилось, что шевелятся не только они, но и нечто за ними, как будто прячущееся. Несмотря на то, что идти старались как можно тише, но нет-нет, да попадались под ноги кусочки облетевшей со стен штукатурки и прочий хрустящий мелкий мусор.
   Определённо, в этом месте нога человека не ступала очень давно. Пыли почти не было, но это объяснялось периодическими затоплениями, как бы смешно это ни звучало, находящегося выше подвального помещения. В пользу этой версии свидетельствовали многочисленные подтёки, плесень и чёрные пятна грибка на стенах. Сырость прописалась тут на постоянное жительство - хоть система очистки воздуха и не давала возможности насладиться влажной затхлостью подвальной атмосферы, но висящая в воздухе лёгкая дымка свидетельствовала об этом нагляднее всего иного. Подумалось Коле, что ниже их вполне может ждать небольшой бассейн, если, конечно, конструкторы этого подземелья не предусмотрели что-то водоотводное.
   Матрас подземелья Аномальных не любил никогда. Более того, тщательно их избегал, полагая, что если на открытой местности, случись чего, можно от этого 'случись чего' отмахаться хотя бы подручными средствами, то в подземельях риск оказаться загнанным в угол вырастал до неприличных величин, и вот это Колю уже не устраивало. Но в те нечастые случаи, когда Матрасу лезть в подземелья всё же приходилось, он предпочитал идти одним из первых, дабы, случись что, принять бой лицом к лицу, поскольку некоторый романтизм был ему не чужд.
   Так оно было и в этот раз, вот только первым он пошёл скорее по привычке. Коля, даже зная, что на этом выходе имеет такой бронекостюм, о каком раньше мог только мечтать, ощущал себя начинающим сталкером, причём в плохом смысле. Проскальзывали гнусные мыслишки по поводу возможных печальных перспектив идущего первым, разбивавшие всю романтичность момента на корню.
   И всё-таки это был аварийный выход - лестница привела к закрытой гермодвери. Как и в случае с первой возникло гадкое ощущение, что за ней в принципе не может скрываться ничего хорошего, но Матрас знал: Гвоздю на ощущения команды сейчас плевать. А лезть туда Коле, ой, как не хотелось, хотя даже самому себе причины этого ему объяснить не получалось. Предчувствие того, что там их ждёт что-то страшное, возрастало с каждой секундой.
   Штурвал двери порядком проржавел от времени и сырости, и перспективы на счёт его рабочего состояния вырисовывались не самыми радужными.
   "По идее, - снова подумалось Матрасу, - тут всё затоплено должно быть, а так - подтёки только. Куда-то же вода уходить должна".
   Разгадка в виде небольшого водоотводного зарешёченного отверстия в полу обнаружилась под лестницей. Ответ же на то, что находится за дверью, получить можно было только одним способом. Матрас жестом призвал на помощь Хендрикса, и через некоторое время скрип проворачивающегося штурвала уже вознёсся по лестнице вверх.
   "Ну зачем, - внезапно появившиеся панические мысли заметались в его голове подобно мухам, - зачем я вообще на всё это подписался? Таскал бы себе, как и раньше, артефакты, горя бы не знал, так ведь нет, приключений захотелось. Вот что там внутри, этого же никто не знает. Нашли-таки на свою жопу подземелье, в которое с момента возникновения Аномальных не ступала нога человека".
   Вспоминались Коле нехорошие истории про различные колбочки и про их нехорошее содержимое. Остроты добавляли легенды о печальных последствиях пребывания в помещениях, где эти колбочки находились в разбитом состоянии. Попутно вспомнилось про более банальные проблемы в виде скапливающихся порой в подвалах различных газов. Матрас, хотя и понимал, что назад дороги нет, определённо не хотел лезть в это подземелье. В другое бы полез, но вот в это...
   Дверь открывали уже втроём. Поначалу Матрас и Хендрикс натужно дёргали штурвал на себя, но упрямая конструкция упорно не желала открываться ровно до того момента, пока им на подмогу не пришёл Гвоздь. Хрустнула и отлетела ржавчина, наросшая на стыке двери, заскрипели петли, и глазам сталкеров предстало всё то же самое, что они видели наверху. То есть темнота и тишина.
   Вне сомнений, это место не видело людей уже очень давно, о чём свидетельствовал толстый, покрывавший все предметы ровный слой пыли. Письменные столы со светильниками, ставшие традиционными для подобных мест валяющиеся на полу какие-то бумаги, непонятные древние приборы - ещё одно научное что-то с неизвестным предназначением. С лабораториями проще: там хотя бы кафельная плитка красноречиво говорит о том, что к чему, но вот в плане предназначения таких, как будто вырванных из обычных конструкторских бюро комнат, определённость появлялась далеко не всегда. Коля был наслышан про подобные подземелья: вроде бы ничего в них интересного нет, чем в них занимались - тоже неясно. Да и не так уж и интересно, сказать по правде: за свою сталкерскую карьеру Матрас пришёл к твёрдому убеждению, что некоторым тайнам лучше оставаться тайнами, хотя порой нет-нет, да просыпалась тяга к дешёвому романтическому первооткрывательству. Но для чего-то же их создавали, причём отдельно и порой совсем никак не связанными с какими-либо другими объектами.
   То, что случилось затем, до Матраса дошло не сразу: вспышка выстрела на мгновение окрасила стены оранжевым цветом, и Коля ощутил мягкий, но сильный удар в спину, швырнувший его на пол. В воздухе густой завесой повисла взметнувшаяся пыль, видимость упала до нуля. Ещё не осознавая, что смерть чудом прошла стороной, не понимая, что вообще произошло, и зачем кому-то из партнёров понадобилось в него стрелять, Коля, движимый инстинктом самосохранения, в поисках возможного укрытия припустил на четвереньках куда-то вперёд, опрокидывая скудную мебель, попадавшуюся у него на пути. Сначала спрятаться, потом стрелять, - Матрас в герои не рвался, опять же было непонятно, кто из приятелей решил прописать ему лечение свинцом.
   По стенам метались отблески фонарей, где-то позади раздавались звуки борьбы. Завеса из поднявшейся пыли скрыла происходящее полностью. Коля боролся с желанием дать туда очередь, но останавливало его полное непонимание случившегося. Иллюзий по поводу своих 'друзей' у него не было изначально, благо знал, как Аномальные могут менять людей, да и общее дело, по его мнению, всё же не являлось достаточным поводом к возникновению доверия, тем более, что биографии у его попутчиков были ещё те.
   Пару раз что-то стукнуло об пол, а затем помещение залило ярким светом и яростным свистом светошумовой гранаты. Кто-то, по всей видимости - неудавшийся убийца, рванул вверх по лестнице. Матрас собрался было выйти и помочь тому, кто остался здесь, но тот вскочил и резво отправился следом за своим противником. Стало тихо.
   Сколько Матрас просидел напротив двери, держа пространство за ней на прицеле, он не знал. Пыль постепенно оседала, видимость становилась лучше с каждой минутой. Кто-то, причём неважно кто - хоть убийца, хоть невольный спаситель, - но должен был вернуться назад, и вот тогда-то можно уже было бы устроить разговор по душам. Но время шло, а кроме Коли других живых в этом помещении не прибавлялось. В конце концов Матрас не выдержал, встал и закрыл дверь, для вящей безопасности её заблокировав. Кто бы ни был там наверху, но попасть сюда он уже не мог. Дразнить Костлявую поисками своих теперь уже бывших попутчиков у него не было ни малейшего желания.
   Коля, не желая признаваться самому себе в том, что боится выйти наружу, проторчал в подземельи полтора дня, на протяжении которых его не потревожила ни одна живая душа. Мёртвая, впрочем, тоже. Что запитывало лампочку, находящуюся наверху, оставалось загадкой - ни один выключатель в бункере не работал. Впрочем, вопрос отсутствия света остро не стоял, благо с некоторых пор у каждого уважающего себя сталкера помимо фонаря-налобника в экипировке обязательно наличествовал 'светляк', а Матрас себя уважал. В целях собственной безопасности, Коля обследовал непонятный бункер на предмет других ходов, но всё, что он нашёл, была лишь ещё одна гермодверь, как две капли воды похожая на им заблокированную. Возможно, это и был ход в то самое метро, о котором упоминал Гвоздь, но лезть туда одному, по мнению Матраса, было верхом безрассудства. Прикинув на тему возможных 'гостей' с той стороны, он на всякий случай завалил её несколькими столами - если и не остановят, то хотя бы грохота будет изрядно. Вопрос безопасности был худо-бедно решён, и Коля решил перекусить. Ел от пуза, объясняя себе самому напавший жор постстрессовым состоянием, пытался разобраться в первых попавшихся под руку бумагах, но быстро запутался, а затем и вовсе перестал понимать в них написанное. От нечего делать он решил ещё раз пройтись по комнатам и в результате наткнулся на массивный сейф, о вскрытии которого подручными средствами не могло быть и речи. Пошарил по ящикам столов, нашёл связку ключей, но ни один из них к сейфу не подошёл. Коля расстроился: напарники кинули, как назад добираться тоже неизвестно, так ещё и без добычи. Сброшенные напарничками рюкзаки Матрас за добычу не считал, хотя не преминул по ним немного пошарить. О том, чтобы искать пропавшего лаборанта одному, по понятным причинам речи уже не шло.
   "По одному сук переловлю и по полной взгрею. Хотя бы за то, что за мной ни один из этих уродов не вернулся", - с холодной расчётливостью, вдоволь выспавшийся, но совершенно от этого не подобревший, Коля прикидывал свои дальнейшие планы, поднимаясь на поверхность. Однако, оказавшись наверху, до него дошло, что он совершенно не представляет, где искать своих бывших напарников, и более того, по всем раскладам выходило, что искать ему предстоит в лучшем случае лишь одного, да ещё и не факт, что увлечённые охотой друг на друга бывшие 'друзья' не полегли в аномалиях оба. Возвращение на Первую также было чем-то неопределённым, поскольку у некоторых живущих там общих с напарничками знакомых несомненно возникнет некоторое количество вопросов и далеко не на все из них у Коли были ответы. Жажда возмездия под доводами разума неспешно начала превращаться в желание куда-нибудь спрятаться. И с каждым шагом появлялась уверенность, что делать это лучше всего вне границ Периметра.
  
  ***
  
   - И как ты с Аномальных выбрался? - Якушев подозревал, что Коля рассказал ему далеко не всё.
   - Э нет, - усмехнулся тот, - я тебе сейчас про бреши в Периметре расскажу, а потом окажется, что твои друзья их перекроют. Про это уговора не было.
   - Моим друзьям это безразлично, у них тут другие дела. Вернулся-то зачем?
   - Знаю я, как вам это безразлично, - проворчал Коля. - Теснота городская достала, работку тут интересную подбросили, да и не вижу я себе применения в обычной жизни. Когда в первый раз уходил на Большую землю, так вообще думал, что сюда больше ни ногой, однако ж вернулся, так что и в этот раз иллюзий не строил. У кого-то из тех, кто попал на Аномальные, они похищают жизни, но у всех без исключения - души. Не сразу, но гарантированно. А без души жить оно как-то неправильно. Что ещё осталось? Про бывшего владельца этого компа - ничего я о нём особенного рассказать не могу. Знаю только, что он из ваших был и с Борщём какие-то дела вёл. Шмот его, если что, в том бункере остался. Я по нему не шарил особо, только еду и боезапас забрал, но тут уж сам понимаешь. А может, и не его это шмот был, а другого моего напарничка, я не разбирался. Так что, если есть желание, можешь туда прогуляться и сам посмотреть, - усмехнулся сталкер. - Я свою часть уговора выполнил?
   Когда Якушев уснул, Коля закурил и задумался. Несколько лет пребывания на Аномальных научили его тому, что доверять не стоит даже проверенным людям, а уж о незнакомцах и вовсе речи быть не может, особенно, если незнакомцы эти не могут вспомнить того, что происходило с ними ещё не так давно. Коля нисколько не стыдился, что скормил лейтенанту упрощённый вариант, лишённый подробностей, а по некоторым моментам и вовсе расходящийся с реальными событиями. Дверь, якобы ведущая в метро, действительно была им забаррикадирована. Но чуть позже, подстёгнутый некоторым количеством алкоголя, попутно изнывая от противоречивой смеси хмельного любопытства и остатков осторожности, он не удержался и баррикаду разобрал. То, что его догадки оказались неверными, он понял сразу же, увидев перед собой просторное помещение с ходами в пока ещё неизвестность. Возможно, вход в метро действительно был где-то там, но искать его Коля не стал, предпочтя для начала, на всякий случай, заблокировать все двери, попавшиеся ему на пути, дабы разобраться с ними позже и по одной. И всенепременно поступил бы именно так, если бы не обнаруженная им лаборатория. Некоторое время спустя Коля с оторопью смотрел на странного вида операционный стол, рядом с которым находилась стойка с закреплённым на ней непонятным и неизвестным ему прибором. От устройства к столу тянулись металлические стержни, похожие на ноги гигантского насекомого, а их концы венчались блестящими в мертвенном свете 'светляка' иглами. Какие бы опыты тут ни ставили, но удовольствия их объекты, судя по наличествующим в конструкции стола фиксаторам конечностей, явно не испытывали. Хотя, может и испытывали, но поди разберись теперь. Стол и стойка с неизвестным прибором, казалось, излучали ужас, и на их фоне весь прочий антураж терял для возможных исследователей интерес, не говоря уж о том, что был он обычным для подобных мест. От стеклянных ёмкостей толку и так было не много, древняя электроника могла заинтересовать только лишь коллекционеров антиквариата, но вот этот стол... Матрас направился дальше.
   В соседнем же помещении, как выяснилось в дальнейшем, интерес представляли и стекляшки: часть из них содержала жидкости неизвестного состава, разнообразием же цветов эта экспозиция походила на витрину отдела газированных напитков в каком-либо универмаге, причём содержимое трёх пробирок явно содержало какой-то люминофор, а две совсем уж маленькие пробирочки стояли в небольшом прозрачном кейсе толстого стекла, явно призванном не дать их содержимому вырваться наружу, случись что. По-прежнему, без специалиста разобраться в мутных формулах и обрывках отчётов возможности не представлялось, тягой же к занимательной экспериментальной химии с элементами членовредительства Матрас не страдал.
   Слукавил Коля и по поводу того, что по вещам своих бывших напарников он полазил совсем немного. По виду лейтенанта было понятно, что если он сейчас чего и желает, так это точно не вояжа в заброшенную лабораторию, находящуюся непонятно где, и до которой добираться неизвестно как. А коли так, то и всех подробностей ему знать необязательно. Вот спать лейтенант хотел наверняка, возможно, что и жрать тоже. На Большую землю, горячего душа там, женщину... А потом водки и опять женщину, но никак не в пыльный бункер, количество посетителей которого за последние полвека можно было пересчитать по пальцам одной руки. Преисполненный гаденьким чувством мелочной мести, Коля устроил сброшенным в процессе драки рюкзакам Гвоздя и Хендрикса натуральный шмон.
   Грёбаный стол, вкупе со всей остальной конструкцией, упорно не шёл из головы. Всем своим монументальным видом он говорил о своей исключительности относительно прочего научного хлама бункера. Матрас чуял, что нашёл нечто уникальное, чего вряд ли кто до него находил на Аномальных вообще, но объяснить причину этого ощущения не мог. В мертвенном свете уже трёх 'светляков' Коля смотрел на вышеозначенный предмет меблировки, цедил из найденной в рюкзаке Хендрикса фляги какую-то настойку, курил и думал. С этой инсталляцией определённо было что-то не так, но вот что конкретно...
   Впрочем, разгадка оказалась насколько простой, настолько же и невероятной, когда выяснилось, что на приклёпанных к столу, стойке и прибору металлических табличках, подобных старым инвентарным биркам, нет ни слова на русском языке, зато есть очень даже на немецком. К вопросу о функциональном предназначении конструкции добавился ещё один, более философский, а именно: какого лешего под степями Украины забыл немецкий комплекс непонятного предназначения производства 1940го года? Мысль о кровавых нацистских экспериментах была отброшена сразу же, поскольку за всё время скитаний по лаборатории Коле не попалось ни одного мало-мальски похожего на хирургический инструмента, и это лишь подстегнуло буйство фантазии касательно функционала комплекса в целом, но, в частности же, тех игл на концах стержней, тускло мерцавших в бледном светлячьем свете.
   'Резака', найденного в вещах Хендрикса, хватило на два сейфа из пяти обнаруженных в бункере. Увидев содержимое первого, Матрас пришёл в ярость: являло собой оное содержимое материалы одного из партийных съездов, ни научной, ни букинистической ценности не имеющее, а качество бумаги наводило на мысль, что даже с гигиеническими целями его использовать будет сложновато. Промелькнула робкая надежда, что книжка содержит какой-нибудь секрет, но при более детальном осмотре выяснилось, что является она именно тем, чем является.
   Но вот второй сейф с лихвой компенсировал неудачу на первом: два журнала экспериментов и жутковатого вида чёрная папка с серебряного цвета нацистской символикой на обложке. Коля почувствовал азарт, впрочем, исчез он также быстро, как и появился - хотя по всем прикидкам выходило, что эти документы стоили не просто много, а ОЧЕНЬ много, но для этого их ещё нужно было кому-то сбагрить, а вот с этим была проблема. Ещё недавно, имея подобное в рюкзаке, Коля смог бы открыть ногой дверь любого из институтских научных комплексов на Аномальных, но из рассказов Нимова следовало, что в настоящее время потенциальных покупателей в пределах этой местности нужно ещё поискать. Оставался, правда, вариант толкнуть находку Борщу, но его Матрас собирался рассматривать в самую последнюю очередь.
   Коля уже решил, что в ближайшее время его первостепенной задачей является 'залечь на дно', и делать это лучше всего за Периметром. Опыт подсказывал, что по дороге может случиться всякое, потому ценную информацию нелишним будет продублировать. Пересъёмка найденного заняла три часа.
   Через несколько дней, не по-летнему хмурым и дождливым утром, на автобусную остановку, находящуюся в окрестностях Чернигова, вышел мужик, одетый в знававший лучшие времена армейский камуфляж. Видом он был похож на похмельного грибника, облазившего все окрестные говны, а древний рюкзак системы 'колобок' мог говорить как о своего рода приверженности своего владельца старым традициям, так и о банальном отсутствии у него денежных средств на покупку более практичной и современной альтернативы. Водитель подошедшего через некоторое время автобуса презрительным взглядом окинул пассажира, проворчал что-то про грязные сиденья и разных бомжей, но всё же принял оплату проезда, пусть и не без брезгливого выражения на лице. Впрочем, Коле подобное к себе отношение было безразлично - к его великой радости, в салоне было ещё несколько пассажиров, выглядевших схожим образом, а одно из правил на Аномальных гласило, что не следует выделяться без крайней на то необходимости. В воздухе витали ароматы дешёвого курева, коровника и перегара от употреблённого по случаю окончания рабочей недели вчерашнего. Подгулявшие работяги ехали по домам, где их ждали семейные скандалы, истерики жён и прочие неотъемлемые части скромного пролетарского быта. Матрас плюхнулся на одно из сидений в конце салона, протёр запотевшее от утренней сырости окно и уставился на хмурый лесной пейзаж. Он, как и основная часть пассажиров, тоже ехал домой, хотя с некоторых пор его одолевали сомнения, где же у него всё-таки на самом деле находится дом.
   Выйдя на окраине Чернигова, Коля проводил автобус усталым взглядом, закурил и направился к ближайшему ларьку. Проверять, пустят его в магазин в таком виде, или нет, у него не было ни малейшего желания, а вот пива хотелось зверски, да и сигареты заканчивались. И, если коммунальщики ничего не начудили с оставленной им на несколько лет предоплатой, то дома его ждал горячий душ, чистая одежда, а также возможность вдоволь выспаться в мягкой кровати, не опасаясь при этом не проснуться вовсе.
   Спустя какое-то время, Матрас, уже облачённый в банный халат, сидел на кухне, смотрел в окно, курил и пил холодное пиво. Качества напиток был весьма сомнительного, но после аномальной 'диеты' воспринимался амброзией. Первым делом Коля проветрил квартиру - затхлый воздух пусть и не шёл ни в какое сравнение с некоторыми 'аномальными' ароматами, но подобно им также не являлся элитным парфюмом - и теперь, разгорячённый после душа, он быстро хмелел. Предстоящая зимовка казалась ему заслуженным отдыхом и воспринималась на уровне поездки по курортам юго-восточной Азии. До весны на Аномальных всё равно делать нечего, тем более, что многое нужно было обдумать, а 'толстый слой подкожного жира', как Матрас именовал свои сбережения, образовавшиеся ещё во времена его первого захода, позволял ему беззаботно прожить то ли два, то ли три года. Пусть и не расточительно, но всё же не в режиме жёсткой экономии. Хотя, даже учитывая последние события и накопившуюся усталость, нет-нет, а проскакивали мысли о том, чтобы прошвырнуться на Аномальные ещё разок - всё же осень пока не наступила, а артефактов и на окраинах можно насобирать.
   Шедший за окном дождь нагонял тоску. Коля праздно размышлял о разнице между этим дождём 'тут' и аналогичным 'там'. Думалось ему, что тамошний вообще раздражителем не воспринимается, попади ты под него даже на открытой местности, хоть и комфорта от него никакого, мягко говоря, но вот от здешнего тянет выть только от одного осознания того, что он идёт. Где-то этажом выше разгорался семейный скандал и уже прозвенела первая разбитая тарелка. Откуда-то доносилась нехитрая попсовая мелодия, из вентиляции тянуло готовящейся где-то внизу жареной картошкой. Утро субботы здесь мало чем отличалось от прочих дней недели и, казалось, подпевало непогоде. От всей этой атмосферы вселенского уныния Коле резко захотелось водки. "Как же вы живёте-то тут?" - обратил он свой вопрос к неизвестным соседям, докурил и неспешно начал собираться в магазин. Холодильник предстояло забить едой капитально.
   Следующим днём, подлечившись после отмечания своего возвращения и от безделья вогнав найденную документацию в электронный переводчик компьютера, Матрас начал клясть себя последними словами за то, что вообще полез в это подземелье. Информация о подобного рода исследованиях стоила слишком дорого, можно даже сказать, она была бесценной для всех продавцов уровня Матраса. Им за эти документы заплатить могли только одним способом - пулей в голову или прогулкой до ближайшей аномалии, как нежелательным свидетелям. Безумный тевтонский гений, влекомый идеей создания идеального человека, планировал одарить того не только идеальной внешностью, но и идеальным разумом, для чего и были начаты работы по созданию стимулятора мозговой активности. По иронии судьбы, работы были продолжены идеологическим врагом оного гения, но уже с другими целями. То ли часть документов была утрачена, то ли они находились в каком-то из не вскрытых Матрасом сейфов, но по окончании перевода у Коли сложилось впечатление, что продолжателям был важен не столько результат, сколько возможность поиграться с иноземным прибором.
   "Значит всё-таки Гвоздь, - озарила Колю догадка. - Такие устройства мимо его ведомства пройти никак не могли, да и попутчики в подобных делах хороши ровно до того момента, пока не становятся нежелательными свидетелями. И к папочкам таким у его коллег всегда особо повышенный интерес был, про методы работы даже говорить не стоит. А что, складно выходит - Хендрикс-то послабее меня, его можно на десерт оставить, меня же, как шедшего, к тому же, впереди, валить надо было первым, чтобы за мебелью укрыться не успел. Пипец тебе, Сеня. Мир тесен, встретимся с тобой ещё".
   Дверной звонок разорвал тишину в квартире подобно корабельному ревуну. Матрас от неожиданности вздрогнул - про его жилище не знал никто ни из его немногочисленных родственников, ни, тем более, из знакомых 'с той стороны Периметра'. Оставалась робкая надежда, что кто-то ошибся номером квартиры, но опыт, полученный на Аномальных, предписывал на всякий случай приготовить какой-нибудь аргумент, по-возможности стреляющий. Коля про себя выматерился: "Ты же не за Периметром, тут - это не там". Может, это кто из жилконторы пришёл, а может, кто-то из соседей решил поклянчить денег на 'подлечиться'. Да хотя бы соль у соседки закончилась.
   Звонок требовательно зазвенел снова. Посетитель, даже если и ошибся квартирой, был явно настойчивым. Матрас достал из тайника в ванной древний ПМ, притащенный в своё прошлое возвращение с Аномальных, положил его в карман халата и нажал на кнопку ответа домофона.
   - Кто там? - хриплым голосом произнёс Коля.
   На экране домофона отображался типчик, одетый в скромную троечку, потрёпанный плащ и держащий в руках портфель. Видом гость походил на мелкого ранга чиновника и Матрас мог поклясться, что видит этого кадра впервые.
   - Господин Бузыкин Николай Михайлович? - поинтересовался гость. - Я из домоуправления. Возникло несколько вопросов по внесённой вами предоплате за коммунальные услуги.
   Коля облегчённо вздохнул: посетитель, по всей видимости, к Аномальным отношения не имел никакого, а Матрас точно помнил, что своей фамилией там не светил.
  Гостя он провёл на кухню, где тот, смущаясь и краснея, поинтересовался на предмет 'Не угостит ли радушный хозяин чаем?'.
   - Вас так тяжело было найти, вы не представляете, - жаловался он Коле, ставившему на стол кружки с горячим напитком, благо вода в чайнике вскипела аккурат перед его столь неожиданным визитом. - Мне главный все мозги проел. Хорошо, что с вашей соседкой у нас была договорённость... кстати, а где вы пропадали?
   - Лес валил, - мрачно буркнул Матрас заранее заготовленное объяснение своему длительному отсутствию. - Тут же у нас с работой туго, вот и приходится вахтовым методом, да в чужих краях.
   "Вот ведь старая карга, - подумал он про соседку, но вслух произносить этого не стал. - Скромненькая такая, тихонькая, а к стукачеству, однако, склонна. Граждански, мать её, ответственная - суток не прошло, а уже с потрохами коммунальщикам сдала. А ведь, случись что, может и ещё кому-нибудь сдать. Будем иметь в виду".
   - Что есть, то есть. Вернее, чего нет, того нет, - добродушно отшутился жилконторский клерк по поводу колиных способов зарабатывания на жизнь. - В наших краях найти хорошо оплачиваемую работу, ой, как непросто. Можно, я закурю?
   'Можно Машку за ляжку...', - чуть не вырвалось у Матраса, но кивком головы он показал, что не возражает.
   На столе возникли бумаги с какими-то таблицами и счетами. Жилконторщик рассказывал про то, что три месяца назад вышло какое-то новое постановление по поводу оплаты коммунальных услуг, якобы электричество подорожало, а водоснабжение наоборот подешевело, в связи с чем потребовался перерасчёт, и до кучи надо будет перезаключать договор по предоплате....
   Матрас внезапно осознал свою чуждость этому миру.
   "Вот у вас важные дела - офигеть не встать, - думалось ему в процессе попыток разобраться во всех премудростях коммунальной бухгалтерии, подкладываемой ему жилконторщиком. - Неужели это ковыряние в циферках вы считаете не просто чем-то главным, но смыслообразующим в своих жизнях? Там на десять гривен за полгода подешевело, тут на пятнадцать подорожало, но ради этого вы готовы тратить несколько часов своей жизни, по-большому счёту, впустую. Закорючку свою мне поставить - две секунды, но из-за неё вот этот клерк угробил, предположим, час своей жизни. Может, конечно, и меньше, но точно не меньше двух секунд. А ведь на Аномальных и эти две секунды порой решают всё. Сколько же решает час... уххх..."
   В какой-то момент перед одуревшим от всех тонкостей коммунальной высшей математики Колей возникла папка с якобы договором об оплате услуг, открыв которую он на автоматизме прочитал свои фамилию, имя, отчество... а также прозвище на Аномальных.
   - Бузыкин, не дёргайтесь, - голос собеседника уже не походил на голос клерка. Отвлёкшись на попытки понять всё то, что было написано в коммунальной документации, Коля упустил момент, когда тот убрал свою правую руку в карман. - Мне понадобится одно движение, вам же - минимум два. Руки на стол положите, чтобы я их видел. Да не собираюсь я вас убивать, мне важнее, чтобы вы меня не убили.
   - А зачем мне вас убивать? - Матрасу не хотелось признавать, что прикинувшийся жилконторщиком типчик его переиграл, но вариантов перехвата инициативы не было. Втёрся в доверие, ослабил внимание, взял на прицел. Красиво сработал, ничего не скажешь.
   - Хотя бы ради сохранения конфиденциальности вашего убежища, но вы не можете не понимать, что это иллюзия. Кроме того, есть и другие причины: некоторое время назад вы отправились в компании господина Тихонова, известного как Гвоздь, а также господина Арефьева, который вам известен как Хендрикс, на один из объектов 'старой' инфраструктуры... Впрочем, это не важно. И вот вы, спустя пару недель, объявляетесь здесь, в то время, как господин Тихонов в крайне тяжёлом состоянии обнаруживается в окрестностях Первой Базы, а местонахождение господина Арефьева до сих пор установить не представляется возможным.
   "Ба, да ты, дружок, совершенно не в теме, что твой коллега пытался завалить своих напарников, и теперь наверняка сгораешь от нетерпения узнать, что же мы там такое нашли, - со злорадством подумал Матрас. - Был бы ты в курсе, то не устраивал бы весь этот балаган, а я бы уже неспешно остывал".
   - Но видите ли, какое дело, - продолжал вещать типчик, - господин Тихонов в своих отчётах писал о том, что из того выхода вернуться могут не все и не вместе, и попутно рекомендовал вас как человека, с которым мы могли бы рассчитывать на взаимовыгодное сотрудничество...
   - Это сейчас к чему было сказано? - насторожился Коля.
   - К тому, что я пришёл предложить вам высокооплачиваемую работу, нежели... Как вы там сказали - лесоповал, кажется. Полноте вам, вы уже всё поняли.
   "Попал по полной", - Коля не знал, кем является его гость, но уже осознавал, что от таких предложений не отказываются.
   - А если я откажусь? - Матрас решил на всякий случай прощупать почву.
   - Не поверите, но вам за это ничего не будет, - усмехнулся гость. - Ни постоянной работы, которой вы грезите последние несколько лет, ни хорошего снаряжения, ни, что немаловажно, легального прохода на Аномальные. Вам не надоело входить по приграничным подземным коммуникациям? Может, пришла пора делать это более человеческим образом?
   - Почему я? - Коля пребывал в полнейшем недоумении. То, что предлагал ему посетитель, было слишком хорошо, чтобы быть правдой. - И как вы меня нашли?
   - Как я и сказал ранее, вас сдала ваша соседка. На всякий случай скажу, что подобного рода информацией мы владеем и относительно господина Арефьева, равно как и по другим потенциальным сотрудникам.
   - Погоны дадут? - съязвил Матрас.
   - Разве я что-то сказал про погоны? - парировал собеседник. - Откуда им взяться в гражданской организации, не признающей всю эту уставщину?
   - Так вы не из органов? А агентурную работу, однако ж, хорошо поставили. Чем бабку купили-то?
   - Охх, - тяжело вздохнул гость, - это долгий разговор. Прошу прощения, я так и не представился. Моя фамилия Удальцов, но она вам вряд ли о чём-то скажет.
   - Мужик, - нахмурился Коля, - ты пришёл ко мне в выходной день, запудрил мозги, взял на прицел, посулил то, о чём мечтает каждый второй сталкер. Должен же я знать, куда и на что подписываюсь.
   Гость закурил ещё одну сигарету, почесал переносицу и, вздохнув, полез в портфель, откуда извлёк и поставил на стол бутылку неплохого коньяка. Матрас без лишних слов намёк понял, и на столе появились дешёвая шоколадка в компании двух гранёных стопок - другой подходящей посуды в скромном сталкерском жилище не было.
   - Буду краток, - Удальцов наполнил посуду. - Вы бы хотели стать полноценным сотрудником Института?
   - Это того, который разогнали не так давно? - насторожился Коля.
   - Его самого, только информация касательно его расформирования несколько... ээээ... устарела. Подумать только, как много смог наворотить один дурак за столь короткое время. Так хотели бы, или нет? Тихонов в своих отчётах писал о вашем безоговорочном согласии в случае получения подобного предложения.
   - Если сотрудником того самого Института, то да.
   - Тогда за взаимовыгодное сотрудничество, - поднял стопку Удальцов. - Ну, и за знакомство заодно.
   Выпили. Собеседник курил и, по всей видимости, думал, как бы ему начать. Коля терпеливо ждал начала повествования.
   - Не мне вам рассказывать про разницу во взглядах на жизнь у людей, побывавших за Периметром, и тех, кто там не бывал, либо пробыл недолго, - начал наконец-то Удальцов. - То, что для нас, пробывших там достаточное количество времени, кажется несущественным, для них может являться жизнеобразующим, и наоборот. Чтобы вы были в курсе: я пробыл на Аномальных достаточное количество времени, чтобы разочароваться в жизненных ценностях Большой земли. Тем более странным мной воспринимается то, что обязанности по принятию решений, касающихся чуть ли не всей существовавшей ещё полгода назад совокупности организаций, имевших прямое отношение к Аномальным, было возложено на дурака. Я не вношу в эту оценку ни толики эмоций, но если судить именно по упомянутым мной решениям с позиций рациональности, то приняты они могли быть только полным дураком.
   - Вы так со всеми будущими работниками откровенничаете? - поинтересовался Коля.
   - Только с теми, которые будут под моей ответственностью, - с полной серьёзностью ответил Удальцов. - И потом, вы же уже, по сути, дали своё согласие.
   Налили ещё по одной.
   - Чем опасны дураки? - продолжил Удальцов. - В принципе, ничем, если не влияют на что-то, касающееся других. Исполнительный дурак это даже хорошо - тупо делает своё дело, лишних вопросов не задаёт. Хуже, когда перед дураком встаёт необходимость принимать какие-либо решения, особенно, если по служебной необходимости. Хорошо, если этот дурак покажет всю свою сущность достаточно быстро, но хуже, если в точном соответствии с указами вышестоящих он начнёт демонстрировать свою бурную активность. Ещё хуже, если вопреки здравому смыслу, но каким-то невероятным образом и благодаря умным подчинённым, на которых он плевал с высоты своей должности, дело у него будет получаться, точнее сказать, будет создаваться видимость того, что оно получается. Замечу, что под дураком я подразумеваю не просто неосведомлённого руководителя, а именно дурака, который слушать никого не желает, тех, кто ниже его по должности, считает глупее себя, но при этом бесспорно уверен в своей правоте. Что характерно для подобных индивидуумов, так это их упорство и настойчивость. Они не думают, они делают, более того, они знают, как должны делать другие. Стоит ли говорить о том, что доводы разума в подобном случае бессильны. Когда же подобный дурак, в довесок к своей глупости, убеждённости в собственной правоте и неведомым образом полученной высокой должности является ещё и истово верующим...
   "Начал издалека", - усмехнулся про себя Матрас, но перебивать Удальцова не стал.
   - Решение о расформировании Института было продавлено подобным уникумом. Каким образом он получил должность в парламентской комиссии по экологии мне, лично, непонятно, но результатом стало то, что стало.
   - Как-то это всё быстро, - задумчиво произнёс Коля. - За пару месяцев разнести в пух и прах организацию такого масштаба - это надо сильно постараться.
   - Подозреваю, что всё было намного сложнее, но это, как говорится, не моего ума дело. Чтобы у вас не осталось ни малейших сомнений по поводу адекватности и объективности упомянутого мной политического деятеля: Институт и связанные с ним организации он не почтил своим визитом ни разу, более того - в категорической форме отказывался от общения с его руководителями. Было подозрение, что ему хорошо проплатили, либо же нашли иной способ воздействия, скажем так, заграничные недоброжелатели, однако эти версии не подтвердились. Но, скорее всего, меня об этом просто не поставили в известность - всё же не такого уж высокого полёта я птица, да и не по моему профилю деятельности. Теперь же это всё в прошлом: не далее как пару недель назад упомянутый господин отправился в мир иной вследствие внезапного отказа кардиостимулятора. Вокруг Аномальных крутятся большие деньги, и я больше чем уверен, что развал Института сильно ударил по чьему-то карману.
   - И всё же я возьму время на подумать, - Матрас, невзирая на то, что в спешке брякнул про своё согласие, уже ругал себя за поспешность. Каким бы соблазнительным предложение ни выглядело, но жизненный опыт предписывал с принятием подобной значимости решений не торопиться. - Сами понимаете, насколько это всё неожиданно.
   - Безусловно, - Удальцов посмотрел на часы и начал собираться, - я даже поначалу удивился, насколько быстро вы согласились. Только не тяните - до холодов нам уже желательно восстановить работу одного из лабораторных комплексов.
   - Где, на Аномальных? - удивился Коля. - Да там же зимой...
   - Конечно же, нет. В приграничье тоже работы хватает. С вашего позволения, откланяюсь - дел по горло. Когда примете окончательное решение, просто позвоните.
   Удальцов поднялся, откланялся, поблагодарил радушного хозяина за оказанное ему гостеприимство и отправился на выход.
   - Да, чтобы вы не мучались вопросом, почему я не спросил вас о том, что с вами там произошло, - произнёс он уже в дверях. - Мне достаточно рекомендации вас Тихоновым, а прочее вы расскажете сами, когда и если сочтёте нужным.
   После ухода Удальцова на столе остались его визитка, несколько листов с примерными должностными обязанностями и описанием работ, а также наполовину опустошённая бутылка коньяка.
   "Слишком всё это хорошо, чтобы быть правдой, - впечатление от неожиданного визита у Матраса осталось двоякое. - Где много дают, там много и спрашивают. Опять же, доверие это непонятное. Вот откуда ему знать, - может, я Гвоздя с Хендриксом грохнул, а сам лыжи навострил, пока не поймали. Протекция - протекцией, а верить нельзя никому, тем более сам ведь проговорился, что на Аномальных порядком поторчал. Хотя, с другой стороны, желающих лезть туда и впрямь поубавилось - как в сеть начали ролики в стиле лайв экшн выкладывать, так всю эту романтику неизвестности у народа из голов и повыдувало. Что-то тут не так, определённо. Не, хватит размышлений - я сегодня отдыхаю".
  
  ***
  
   Когда мировая общественность увидела истинное лицо Аномальных территорий, Коля был ещё студентом-второкурсником одного из университетов гуманитарной направленности. То, что в тех краях порой пропадают люди, секретом не являлось, и об опасностях Аномальных ходила масса слухов, которую кто-то полагал преувеличениями, а кто-то - и просто страшилками. Цензура много лет работала, не покладая рук, и из сети беспощадно удалялось всё, имевшее отношение к проклятым землям. Многое изменилось, когда налаженная система дала сбой, и в сеть неизвестными начали выкладываться видеоролики, самым мягким из которых был бой между кабаном и 'свинкой'. Количество желающих попытать счастья за Периметром резко уменьшилось, и это было с какой-то стороны даже хорошо: уровень бандитизма в тех краях сошёл почти на нет, но тут подняли голову различные правозащитные организации, генерирующие идеи одна бредовее другой. Кто-то требовал огородить Аномальные полностью и даже порывался сделать это самолично, как только ему дадут какую-то астрономическую сумму денег, а кто-то и вовсе ратовал за закрытие всех проектов, связанных с исследованиями аномальных образований. Особо же больные на голову, напротив, порывались устанавливать контакт с антропоморфами и пытаться отстаивать права мертвяков как разумных существ. Впрочем, Коле эта суета была безразлична: Аномальными Территориями он на тот момент не интересовался, будущее же своё видел на ниве филологии, порой пописывая небольшие статейки для сайтов различной тематики.
  К тридцати годам Коля имел язву желудка, геморрой, мизерную зарплату контент-менеджера на паре сайтов, заполучил комплекс неполноценности, вызванный уходом жены, и осознал свои ненужность и никчемность как в отношении всего человечества, так и себя самого. Бывшая даже после ухода не выпустила Бузыкина из поля своих интересов и периодически названивала ему каждый раз, когда у неё возникало желание поведать Коле о том, какое он ничтожество. Коля слушал, не находя в себе сил бросить трубку, и с каждым подобным звонком убеждался в её правоте.
   Без последствий это продолжаться не могло, и в какой-то момент он запил. Через три дня в его голове что-то перемкнуло, и он захотел смерти, но не простой, а героической. Смерть в сражении с чудовищем, по его мнению, была бы в самый раз, поскольку просто умереть, опять же по его мнению, было бы мелочно и неромантично, но на тот момент из чудовищ в его окружении наличествовали только лишь бывшая жена и администраторша одного из модерируемых им сайтов. Гуляя по сети, находящийся в алкогольном угаре Бузыкин наткнулся на один из роликов, снятых на Аномальных, и...
   Уже гораздо позже он удивлялся не столько тому, как не погиб сразу, сколько чудесному своему выходу на Первую Базу. Зверья на его пути не попадалось, про аномалии он был наслышан, но шёл настолько беспечно, что близкого знакомства с ними избежал лишь непостижимым чудом. И даже умудрился один из Выбросов, сам того не ведая, банально проспать в каком-то подвале, хоть и заполучив на утро гудящую башку. Его обогрели, дали немного оклематься, а затем у Коли началась новая жизнь. Первые робкие выходы на окрестности Базы с инструктором, потом несколько выходов средней дальности, потом средней дальности, но уже без инструктора. Имей Коля хоть какое-то техническое или же естественно-научное образование, он, вероятно, сумел бы сделать карьеру непосредственно на самой Базе, но судьба решила, что быть ему суждено простым сталкером. Пусть и неплохим, за счёт своей необъяснимой везучести, но сталкером.
   Вполне ожидаемым было и его наречение, точнее сказать, весь комизм этой ситуации. Как-то раз после очередного выхода измотанный Коля переборщил со спиртным, потому выключился прямо за одним из столов. По старой традиции, окружающим было безразлично происходящее с их коллегами до того момента, пока коллеги не начинали бузить или пытаться отдать концы, и Колю просто оттащили в один из углов, где оставили до утра. И ходить бы ему без прозвища дальше, кабы бы не один из этих самых коллег, по той же причине пожелавший улечься в том же самом углу.
   - Халдей, - пьяно мычал тот, взывая к бармену, - вот у тебя тела разные по углам валяются, а должно бы что-то мягкое, чтобы было куда упасть, не отходя от кассы. Матрасов накидал бы, что ли.
   - А этот тебе чем плох? - поинтересовался кто-то в зале, ткнув пальцем в сторону лежащего в углу Коли.
   - Костляв он для матраса слишком, - парировал коллега.
   Поутру, протрезвевший и мучимый всем спектром ощущений от вчерашнего, теперь уже свеженаречённый Матрас собрался было набить своему нарекателю морду и, возможно, даже попробовал бы это сделать, однако реализации экзекуции препятствовали провалы в памяти, а также нежелание невольных свидетелей оного нарекателя выдавать. Коля, поразмыслив, пришёл к выводу, что жить ему с этим прозвищем теперь придётся долго, потому решил попробовать изменить своё отношение к свершившемуся, в чём преуспел.
   Так бы и ошивался он вокруг Первой, покуда однажды не погнало его на восток, в сторону реки, какое-то непонятное ощущение. Коля списал это на сталкерскую чуйку, и хоть результат его вояжа совершенно не походил на ожидаемое, но в конечном итоге Матрас остался в приличном плюсе.
   - Помоги, сынок, - раздался из кустов надломленный старческий голос тогда, когда Коля ожидал этого меньше всего. Коля вздрогнул, вспомнив байки об Изломах, перепугался, но тут же взял себя в руки.
   Хрыч валялся на земле. Одного из старейших и опытнейших сталкеров накрыло не попаданием в аномалию, равно как и не подвергся он нападению зверья - старика свалила неизвестная хворь, лишив его возможности передвигаться на своих двоих. Рядом с ним лежала выжатая 'душа', пара 'яблочек' и одна 'завитушка'. Матрас, оценив разбросанный набор целебных артефактов и состояние Хрыча, понял, что дела у того действительно хуже некуда.
   - Время моё подошло, видно, - откашливаясь, хрипел тот. - Вытащи, милок, озолочу. Не хочу тут подыхать.
   Старик не обманул. Всю дорогу, пока Коля тащил его на спине, он рассказывал об особенностях известных ему артефактов, малохоженных тропинках и лазейках под Периметром. Он как будто чувствовал, что осталось ему коптить воздух не так уж и долго, потому стремился передать накопленные знания хоть кому-то, лишь бы они не пропали впустую. Позже, когда Матрас дотащил его до той автобусной остановки, он понёс что-то совершенно невероятное, и Коля решил, что тот просто бредит. Втащив Хрыча к нему в квартиру, Матрас наспех попрятал по шкафам всё, что имело отношение к Аномальным, и вызвал врача.
   - Старик плох, - вынес свой вердикт приехавший медик, оценив состояние пациента. - Госпитализировать однозначно.
   В больнице выяснилось, что помимо опухоли в позвоночнике, лишившей старика возможности ходить, старый сталкер имел ещё несколько болячек. Названий их Коля не запомнил, Хрыч же и вовсе не стал стесняться, прямо спросив у врача, сколько ему осталось.
   - Ты пойми, сынок, - хрипел он, - я же чувствую, что время моё пришло. Скажи, как есть.
   Врач оказался понимающим, и скрывать ничего не стал. Из его слов следовало, что остался старику от силы месяц, а потом... Хрыч от госпитализации отказался, заявив, что хочет отойти в мир иной в своей постели.
   - За стариком нужно постоянно присматривать, - напутствовал Колю врач. - Вы же, как я понимаю, его родственник. Справитесь?
   - Можно подумать, у меня есть выбор, - мрачно ответил ему Матрас. Его пребывание вне Периметра затягивалось на неопределённый срок, но оставлять Хрыча одного-одинёшеньким он считал подлостью, и делать этого не собирался. Родственников у старика, если верить его же словам, не было.
   Следующий месяц Матрас совмещал приятное с необходимым. Под приятным он подразумевал ощущение жизни без нужды постоянно смотреть себе под ноги с целью определить наличие какой-либо аномалии, и сном в человеческих условиях. Под необходимым же - уход за прикованным к кровати Хрычом. Старик, невзирая на весёлый настрой, вызванный уколами обезболивающих препаратов, иногда всё равно ворчал на то, что молодёжь нынче уже не та, однако не уставал говорить про непринадлежность Коли к этому социальному классу, попутно повествуя о своих годах, проведённых на Аномальных. У Матраса создалось впечатление, что Хрыч пытается выговориться напоследок, поскольку при жизни за ним ходила стойкая слава молчуна. О родственниках Хрыч говорить почему-то упорно не желал, будто их у него действительно не было.
   Когда старика не стало, Матрас с удивлением узнал, что как наследник является владельцем скромной однокомнатной квартиры. Когда старик умудрился оформить на него завещание, оставалось загадкой. В полицейском участке на Колю при регистрации посмотрели подозрительно, но получив ответ: '...Шабашили с покойным на строительстве дач', нехотя отстали. В жилконторе же и прочих необходимых для посещения заведениях его и вовсе не удосужили не то, что словом, но даже взглядом, молча сделав необходимые пометки в документах. Как и прежде, Коля был никому неинтересен.
   На похороны Хрыча не пришёл никто.
   Тем же вечером Коля сжёг кровать покойного на пустыре. Глядя на тлеющие угли, он давился дешёвым коньяком, курил и смотрел в осеннее небо, по которому лениво ползли холодные облака. Мысли его были мрачны и думалось ему, что кроме своих родителей и покойного Хрыча, за всю свою жизнь нужен он, на самом деле, не был никому.
   Некоторое время после похорон Коля опасался, что прочие наследники, не пожелавшие при этом принять участия в последних днях старика, всё же объявятся, движимые жаждой обладания недвижимым имуществом. По здравому рассуждению выходило, что завещание Хрыча в суде можно было оспорить на раз, апеллировав к тому, что старик, в момент его написания, был ограниченно дееспособен из-за действия обезболивающих и мог вообще не понимать, что он говорит и что подписывает. В этом случае перспективы вырисовывались преотвратные: потерянная жилплощадь, в которой Коля уже начал постепенно обживаться, и всё то время, какое он ухаживал за покойным. Но время шло, других претендентов на новый колин дом не объявлялось, а потом начался 'сезон' и Бузыкин свалил на Аномальные - другие способы заработка себе на хлеб были ему уже неинтересны.
  
  ***
  
   Отдых не задался. Визит Удальцова упорно не шёл из головы, и Бузыкину начало казаться, что не согласившись на озвученное предложение он упустит, возможно, самое главное событие в своей жизни.
   - Хрыч, вот что мне делать, а? - обратился Коля к висящему на стене портрету бывшего хозяина квартиры. Портрет этот Бузыкин сделал на четвёртый день после похорон старика, руководствуясь смутным ощущением, что так будет правильно. За основу была взята одна из фотографий в фотоальбоме, найденного при разборке вещей на антресолях. С некоторых пор Коля повадился советоваться с портретом в затруднительных моментах своей жизни, и особенно тогда, когда предстояло делать какой-либо выбор.
   - Нутром же чую, что ерунда какая-то с этим контрактом, - не унимался слегка поддатый Бузыкин. - Эх, был бы ты живой, наверняка бы что-то дельное подсказал.
   Старик, как обычно, ехидно ухмыляясь, смотрел на Колю и что-либо советовать не торопился.
   На пятый день Коля не удержался и позвонил по указанному в визитке телефону. Собеседование, на которое он был приглашён спустя некоторое время вместе с другими претендующими на трудоустройство, на таковое походило менее всего и являлось чем-то средним между собранием какой-то секты и дружеской попойкой. Через несколько дней позвонил Удальцов с известием о зачислении Коли в штат. Попутно, теперь уже начальник, обрадовал, что комната в общежитии выделена и ждёт не дождётся своего постояльца. Коля смутно вспомнил, что вроде бы в процессе 'собеседования' об этом что-то говорилось, и он вроде бы даже по этому поводу не возражал. Оставалось только вежливо поинтересоваться о местоположении места работы, сославшись на мнимую забывчивость, вызванную большим количеством полученной в процессе собеседования информации.
   На следующий день Коля собрал всё то, что, по его мнению, могло бы ему пригодиться в новой жизни, забросил денег на коммунальный счёт и отбыл в точку сбора, где его вместе с другими новоиспечёнными сотрудниками должен был забрать автобус.
   Частности, о которых Удальцов не счёл нужным упоминать, вылезли сразу же: предоставленный им список с должностными обязанностями касался работы внутри Периметра, но вот вне его Коле предполагалось быть всего лишь сотрудником архива. Бузыкин собрался уже было послать учёного по известному адресу, когда тот с лукавой улыбкой уточнил, с какого рода материалами придётся работать сталкеру, да и образование у него, дескать, для постановки именно на эту должность весьма подходящее. Коля почесал лоб и начал торговаться на предмет увеличения зарплаты по причине предстоящего совмещения должностей.
   Бузыкин зарылся в документы, большая часть которых была испещрена грифами разной степени секретности, причём происхождение этой документации к Институту отношения не имело. Уже через неделю он понял, что даже если вдруг его и вышвырнут по какой-либо причине из этой непонятной организации, то полученной информации будет более, чем достаточно для успешной и результативной сталкерёжки: подробные описания аномалий, редких артефактов и артефактных спаек, а главное - упоминания об объектах, про которые до этого ему слышать не доводилось вовсе, причём часть этих объектов находилась в знакомых ему местах. Попутно он обнаружил материалы по той папочке, которая была им вытащена из 'подвала со столом', её копию, вкупе с переводом, а до кучи - научными данными, в ней отсутствующими. Вопросы о том, что делать с находкой, отпали сами собой, ценность её сменила свой знак на противоположный, и тем же вечером древний манускрипт, от греха подальше, был сожжён в ванной.
   Через месяц ему захотелось конкретики, поскольку поставленная Удальцовым задача 'выискивать всё странное' была слишком размытой, а этого странного уже набралось более чем предостаточно.
   - Начальник, ты конкретно скажи, что мне искать? - прицепился Коля к Удальцову однажды вечером в курилке. - Я за прошедшее время столько для себя нового узнал, что теперь и не знаю даже, что из этого можно назвать странным, а что так, мелочи и обыденность.
   Удальцов нахмурился, вздохнул и поведал историю о некоем объекте. Был тот объект, по его словам, расположен достаточно близко к центру Аномальных, засекречен донельзя и вроде как даже в Институте о нём были ни сном, ни духом. Якобы, творили там такое, что человеческому разуму и представить-то сложно, не говоря уж о том, чтобы осознать. Коля понял, что таким образом он от начальника многого не добьётся, и потащил того к себе в кабинет, дабы зачитать список найденных странностей.
   - Что за База "0"? - насторожился Удальцов, увидев один из пунктов.
   - А леший её знает. Я её и выписал-то только потому, что про неё раньше не слыхивал. Может, одна из институтских? Были же у них Первая, Вторая, Третья. Почему бы нулевой не быть?
   - И где она находится?
   - А не указано. Вскользь упомянуто, что дескать поступили какие-то материалы с неё на Третью Базу. Что за материалы - тоже не указано.
   Удальцов о чём-то задумался. Коля терпеливо ждал. Думалось ему, что в данном случае речь, скорее всего, идёт о какой-либо из первых попыток Института осесть на Аномальных, скорее всего неудачной, с дальнейшим вывозом чего-то ценного.
   - Не припоминается мне что-то База с таким индексом, - прервал своё молчание Удальцов через некоторое время. - Хотя, кто знает. Может кодовое обозначение, но... не похоже, не похоже. Копни в этом направлении.
   Многого накопать Коле не удалось. Точнее сказать, не удалось накопать вообще ничего - кроме того документа, упоминаний о Базе с номером 0 более не встречалось. Удальцову он заявил, что либо имеет место неполнота архива, либо же, и что скорее всего, это банальнейшая опечатка. Ну шмякнул кто-то ноль вместо единицы или двойки, а переправить не удосужился. Удальцов почесал переносицу и выдал, что нелишним было бы прокатиться до Третьей Базы. Дескать, может там что по этому поводу есть. Коля упомянул, что вообще-то зима на носу, и если ехать, то по весне, потому что с дорогами там сейчас даже не плохо, а совсем никак. Однако, невзирая на колину контраргументацию, Удальцов отдал команду на подготовку к экспедиции, и в начале декабря колонна из трёх бронетранспортёров вошла на Аномальные Территории.
   Вот только уже на подходе к Третьей Базе колонна была вынуждена остановиться - фон пси-излучения, исходящего со стороны одного из бывших институтских форпостов, вырос до неприличных величин, и дальнейшее пребывание в этих краях становилось небезопасным. Удальцов был вынужден отдать команду на возвращение.
   Уже при выезде с Аномальных Коле подумалось, что коль скоро Удальцов так зацепился за эту идею, то, возможно, он что-то знает, но делиться информацией не спешит. Попутно промелькнула мысль, что, по большому счёту, ему вообще ничего не известно о целях своего руководства, но её Бузыкин отмёл как вредоносную: придёт время - всё узнаем. Спешка в этих краях до добра редко когда доводит.
  
  ***
  
   Поутру спящего с компом Гвоздя в руке Колю растолкал Якушев, из слов которого следовало, что за дверью бункера явно слышны голоса и шум каких-то транспортных средств. Коля выматерился: незаметно для себя самого он умудрился уснуть, так и не прочитав заметок, оставленных Гвоздём в своём дневнике. Времени на перекачку данных в свой комп уже не оставалось, да и не было у них с Артёмом такого уговора.
   Деревенька преобразилась. Вчерашние заброшенность и тишина исчезли, а на их месте возникли суета и весь тот гвалт, который способна производить научная группа, вставшая на привал. Кто-то даже развёл костёр и повесил над ним видавший виды чайник, от чего происходящее стало напоминать утро на туристической стоянке.
   - Ну хотя бы отоспались? - глумливо поинтересовался у вышедших на свет Коли и Якушева Удальцов, гордо восседавший на башне броневика с походным котелком.
   Матрас демонстративно зевнул.
  
  Глава 4.
  
   Дима сидел на скамейке, смотрел на васькин кунг и курил. Рядом с ним стояла наполовину опорожненная бутылка местной настойки, и на этом он останавливаться не собирался. Делать было нечего. Общение стариков, в какой-то момент перешедшее в воспоминания о прошлом, наскучило достаточно быстро, а нажираться с компаниями вернувшихся из выхода и вновь прибывших у него не было никакого желания. Впрочем, это не означало, что нажираться не хотелось вовсе: увидев среди прибывших того, кого не видел больше полугода, а именно - Колю Матраса, в сознании Димы как будто вспыхнуло солнце, и забытые воспоминания хлынули мутным потоком. Поняв, что сейчас его накроет, он изобразил из себя перебравшего, и под этим благовидным предлогом убрёл к себе в комнату, откуда так же быстро переместился уже на улицу - чем был вызван приступ непонятно откуда возникшей клаустрофобии, он не знал, знать не хотел, однако в помещении при подобных обстоятельствах находиться было невозможно - как и куда можно убежать от воспоминаний и себя самого?
   Начиналось-то всё весьма пристойно: главный от прибывшей научной группы, назвавшийся Удальцовым, увлечённо рассказывал, сколь долго планировалась эта первая за долгое время экспедиция и в какую цену она встала. Борщевский неподдельно удивлялся, что при выделенных материальных средствах на снаряжение и оборудование, весьма значительных причём, вышестоящие столь безответственно отнеслись к созданию перевалочной базы, сформировав её персонал исключительно из прошедших курс реабилитации. Впрочем, - добавил затем Удальцов, - если верить словам её бывшего начальника, - Дима про себя отметил, что сидевший рядом лейтенант заметно напрягся, - то результат был бы тот же самый, даже если б там стояла видавшие виды элита этих мест.
   Присутствующие в знак согласия закивали головами. Удальцову оставалось в своё окончательное оправдание добавить, что погибшая часть вообще формировалась не им и без его участия вовсе, и его просто поставили перед фактом, что дали, дескать, кого могли. Застолье явно задавалось. Абсурд торжествовал.
  
  ***
  
   Михалыч, когда всё началось, в отличие от ушедшего на север Якушева, рванул на юг, где и был подобран удальцовскими. Сам же Удальцов, оценив в бинокль то, что осталось, а точнее сказать, возникло на месте Перевалочной, принял решение следовать дальше, при этом не забыв передать по радио указание выслать 'спасателей'. Впрочем, даже увиденное не повлияло на характер отповеди, устроенной им Михалычу, который в момент своего спасения был вдрызг пьян. Перебранку, плавно переросшую в состязание двух нашедших друг друга демагогов, прервал Коля, заявив, что впереди он видит бредущее тело, и якобы что-то с этим телом не так.
   - Начальник, а пусти-ка меня одного, - обратился Матрас к Удальцову.
   - Коль, ты с ума сошёл, или молодость вспомнить захотел? - нехотя отвлёкся от диспута с медленно, но неуклонно трезвеющим медиком Удальцов.
   Матрас пальцем ткнул в экран своего компа, где обозначалась зелёного цвета точка, в графе имени у которой стоял прочерк, но в комментарии было обозначено 'Гвоздь'. Удальцов нахмурился. Коля хищно сощурился.
   - Один пойду, - тоном, не приемлющим возражений, заявил он. - Нутром чую, так лучше будет.
   - Может, парочку людей всё же с собой возьмёшь? - отпускать Бузыкина одного Удальцов не хотел.
   - Не, тут мне именно что одному надо идти, - Матрас был непреклонен. - Заодно местность разведаю. Знаю я, куда его тянет - всех туда по первости ведёт, живых-то точно. Утром вот сюда подъезжайте, - ткнул он пальцем в точку на карте, где когда-то давно находилась небольшая деревенька.
   Удальцов, пусть и нехотя, но согласился: вопрос о возможной спонтанной матрасовой самодеятельности на выходах был обсуждён ещё в самом начале их сотрудничества.
   Утро показало, что Коля не ошибся. Выиграли от этого все.
  
  ***
  
   Будь Борщевский не так увлечён прибывшими гостями, то заметил бы, что с его помощником творится что-то неладное, однако заселение экипажей трёх броневиков, а до кучи - и банкет для их главных, полностью забрали на себя всё администраторское внимание.
   Диму и происходящего с ним как будто вообще никто не замечал. Вот из столовки вывалилась поддатая компания, состоящая наполовину из 'удальцовских', а другой половиной - из аборигенов, причём было заметно, что и местные, и прибывшие друг с другом познакомились явно не сегодня. Чуть позже в стороне появились два сигаретных огонька, и по тихим голосам, донёсшимся с той стороны, Дима определил, что Удальцов расписывает все возможные перспективы тому самому лейтенанту, чью часть сожрало поле аномалий. Фамилия лейтенанта вылетела у Димы из головы, да и было это, сказать по правде, не настолько уж и важно. Предлагал Удальцов... точно - Якушеву... отправиться вместе с ним неведомо куда, потому что за Периметром, как следовало из состоявшегося ранее разговора по дальней связи с командованием господина военного, ждут лейтенанта комиссование и нищенская пенсия, благо послужной список, возможное недавнее попадание в пси-аномалию, а также небольшой срок выслуги тому способствуют весьма. Но вот буде господин военный решат жизнь свою положить во благо науки, то светят ему уважение и почёт, обильно сдобренные материальным вознаграждением за работу в условиях повышенной опасности для жизни. Якушев некоторое время мялся, затем оба удалились к удальцовскому броневику, откуда через некоторое же время и вышли, причём господин военный неподдельно удивлялся лёгкости процедуры демобилизации и зачислению в штат. Удальцов хорохорился - оборудование дальней связи не подвело. У входа в административное здание эта парочка столкнулась со светилами местной и понаехавшей медицины в количестве двух человек - Михалыч и Витальич тоже выползли на свежий воздух. Собравшийся консилиум прямо там, не стесняясь, начал обсуждение вопроса 'Что же это такое приключилось с бравым лейтенантом и какое от этого может быть не комильфо'.
   Скамейка скрипнула и малость пошатнулась, когда кто-то молча подсел рядом. Вжикнуло колёсико зажигалки, раздалось лёгкое шипение прикуриваемой сигареты. Неизвестный выдохнул дым, но начинать разговор пока что не спешил. Диме происходящее рядом было безразлично: хоть ему и стало легче, но всё же ещё слегка потряхивало, и он подозревал, что трясти будет всю грядущую ночь.
   - Ну здравствуй, - обратился к нему неизвестный. - Полагаю, что забыть меня ты бы вряд ли смог. Как сам-то?
   - Здравствуй Матрас, - этот голос Дима вряд ли смог бы не узнать. - Хреново, как видишь.
   - Что так? - насмешливо поинтересовался Коля, - Бухло поганое попалось, или пережрал?
   - Пошёл ты, - огрызнулся Дима. - Сам не догадываешься, или тебе тоже память отшибло?
   - Представь себе, что отшибло, - произнёс Матрас уже серьёзным тоном. - Ищу вот теперь того, кто бы рассказал, что в том бункере произошло... Э, Димон, ты чего побелел-то?
  
  ***
  
   Свет приближался. В голове носилась единственная мысль, что нужно бежать только вперёд, к этому свету. Назад пути нет - нельзя, неправильно, незачем. Упал - подымайся. Медлить нельзя, нужно бежать. Ничего более, только бежать.
   Страх, ужас, паника. Паника губительна, но попробуй-ка ей воспротивься, когда она полностью захватывает разум, и бегство начинает казаться единственным выходом. Сознание Димы отказалось воспринять увиденное и попросту вычеркнуло это из памяти. Где-то там позади произошло что-то неправильное, и туда никак нельзя возвращаться, потому что лучше от этого не будет, да и не изменит это возвращение ничего. Только вперёд, только вперёд. Нет, назад никак нельзя.
   "Откуда это, почему?" - остатки трезвомыслия подсказывали, что происходящее является последствием какой-то сработавшей установки, которую, скорее всего, ему в сознание записал тот неизвестный, что довёл их до подвала, находящегося рядом с бывшим полем аномалий. Но вот понять, в чём заключается суть установки, мешали животный страх и паника.
   Некоторое время спустя пришли усталость и безразличие. Было ли одно вызвано другим, или же между ними вовсе не было никакой взаимосвязи, Дима не знал и знать не хотел. Завидев на горизонте комплекс каких-то построек, он было побрёл к нему, но на полпути остановился - что-то внутри него заорало, что туда нельзя, что там смерть.
   Краски дня начали тускнеть, уступая место ночным тёмным полутонам. Диме стало казаться, будто бы что-то внутри него само указывает неведомый ему, но в то же время такой желанный путь. Куда, зачем, почему именно туда - это его не волновало. Он просто знал, что ему нужно идти именно туда. Порой по сторонам возникали ослепительно белые пятна разных форм и очертаний. От некоторых веяло холодом, от иных - нестерпимым жаром. Какие-то создавали ощущение тяжести, от других же возникало странное чувство лёгкости. Были и прочие, с непередаваемыми человеческими словами ощущениями, однако Дима откуда-то знал, что всех этих пятен следует сторониться, но вот почему... Это уже было ему безразлично. Спустя некоторое время усталость накрыла его полностью, и он, на ходу сражённый бессилием, просто упал.
  Утро так и не наступило.
   Когда Дима открыл глаза, вокруг него всё было раскрашено в те же чёрно-серые полутона, изредка перемежаемые красным и фиолетовым цветами. Усталости не было, да и вообще тела как будто не чувствовалось. Возникло ощущение, что вся его предыдущая жизнь осталась где-то там, позади. Теперь же наступила новая, полная спокойствия, в которой нет ни тревог, ни волнений, ни вообще чего-то значимого. Всё тщетно, а все ценности мелочны, низменны и нет ни одной достойной того, чтобы к ней стремиться, потому что на самом деле нет никаких ценностей. Прошлого уже нет, будущего - ещё нет. Есть лишь здесь и сейчас. Что будет потом, не имеет значения. Надо вот только дойти куда-то, неизвестно куда, а потом... Какая разница, что будет потом?
   Дни и ночи исчезли, оставив вместо себя серость и темноту. Вслед за ними ушли ощущения и чувства, эмоции же ушли ещё раньше. Испарились воспоминания, оставив после себя пустоту. Не осталось ни одной мысли, кроме привычной уже назойливой: 'Туда, туда...'.
   - Иди ко мне!!! - неожиданно громыхнуло в сознании.
   Диму накрыло ощущением непередаваемого блаженства.
   "Вот оно. Вот оно то, чего я так долго ждал и к чему стремился", - мыслями это назвать было сложно. Не находилось тех слов, которыми можно было бы описать возникшее у Димы чувство. Противиться же этому призыву у него не было ни малейшего желания - вся его сущность орала, что это стало бы самым неправильным поступком во всей его жизни.
   - Я иду, я иду к тебе!!! - закричал он.
   - Иди за мной! - величественным и добрым голосом произнёс неизвестный, стоящий чуть поодаль.
   Дима осознал, что только что ему наглядно предстало доказательство существования Бога, поскольку человеческое воображение слишком бедно для того, чтобы представить себе увиденную им красоту.
   "Кто это может быть, как не Бог?"
   На фоне окружающей серости фигура блистала красками, испуская лучи света, доброты и любви.
   Серость с тьмой схлынули, и на Диму обрушилось доселе невиданное им великолепие всех красок мира. Многообразие оттенков зелёного в траве и листьях на деревьях, пронзительная белизна облаков, бездонная голубизна неба, переходящая в синеву. То, что раньше виделось ему мутными пятнами, превратилось в радуги, диковинные растения, родники и фонтаны различных цветов. Вокруг бурлила жизнь. Та жизнь, о которой он до этого момента не имел ни малейшего представления вовсе. И через всё это великолепие его вёл ни много, ни мало, а сам Бог. Вёл туда, где Диму ждало вечное блаженство, к которому стремится каждый, но какое никто не в силах вообразить.
   Бог привёл его к величественного вида зданию, которое, по мнению Димы, не могло быть ни чем иным, как райскими чертогами.
   - Я вернулся, - произнёс Бог.
   Изобразить ту, что вышла встречать Бога, не смог бы ни один художник. Красоту её не смог бы выразить словами ни один поэт.
   "Кто, кто может встречать Бога в райских чертогах, если не Богиня?"
   Даже воздух, казалось, лучился светом, добротой и любовью. Ни одному художнику в мире не удавалось и не удастся передать всю ту божественную красоту, которая предстала диминым глазам. Всё его существо ликовало - кому ещё при жизни доводилось увидеть то, что увидел он?
   Ворота Третьей Базы с лязгом закрылись.
  
   - Маш, посмотри, кто к нам пожаловал, - Нимов тяжело опустился в кресло, - Ну и намаялся же его вести. Всё же далеко мне ещё до тебя пока.
   - Успеешь ещё, - прозвучало у Макса в голове. - И кого же ты опять привёл? - В её эмоциях промелькнула брезгливость - Маша терпеть не могла брать под контроль мертвяков, не говоря уж о том, чтобы копаться в жалких остатках их сознаний. По её мнению, управление данным типом существ было сродни перебиранию крупы в поисках мусора, то бишь занятием нудным, неинтересным, да ещё и по времени затратным.
   - Маш, это же Дима Хендрикс, - Макс мыслями попытался выразить всю радость от встречи со старым знакомым. - Я тебе про него рассказывал. Как думаешь, получится привести его в порядок?
   - Не хочу тебя расстраивать, но шансов у него немного, - скепсис в машкиных эмоциях Макс научился определять, пожалуй, раньше всего. - У него на лице написано, что он несколько недель в таком виде гулял.
   - Но мы же можем попробовать? - Нимов произнёс это заискивающе, но не словами. С некоторых пор Маша начала требовать от него общаться исключительно посредством ментальной связи, и он знал, что его успехи в этом плане доставляют ей удовольствие.
   - Если регенератор не поможет, - а я уверена, что он не поможет, - тогда к Михалёву твоего друга отправим, - Маша всё же заинтересовалась. - Отмоем его, приведём в порядок хотя бы, для начала. Не пропадать же материалу. Небольшой шанс, конечно, есть, но если не получится, - а я уверена, что не получится, - то старика ждёт достойное его ума развлечение. Веди своего друга вниз, Катя про него уже в курсе. В таком состоянии я его в капсулу не пущу.
   Окажись в тот момент в том месте невольный свидетель, обвешанный защищающими от пси-фона артефактами с ног до головы, то увидел бы он двух массивных существ, вида страшного, с блёклыми глазами, мертвенного цвета кожей, и услышал бы тишину. Увидел бы он и третье существо, вида не только страшного, но оборванного и грязного, пошатывающееся и красотой также не блещущее. Рассказал бы затем, возможно, невольный свидетель благодарным слушателям что-то вроде '...Делят, значит, баба-"контролёр" и мужик-"контролёр" жмура, которого мужик-"контролёр" привёл'. И засмеяли бы невольного свидетеля благодарные слушатели, потому что где это видано, чтобы от двух "контролёров" кому-то убежать удалось и рассудком при этом не повредиться.
   Дима смотрел, как Бог и Богиня общаются друг с другом. Более прекрасных голосов он не слышал прежде никогда. Он не понимал ни слова из того, что они говорят, наслаждаясь одной только музыкой их голосов. А потом Бог препроводил его к чудесному фонтану, где ангел смыл с него всю мирскую грязь и нечистоты. И когда Бог уложил его спать, Диме подумалось, что вероятно не таким уж и грешником он был при жизни. В церковь вот только почаще заглядывать надо было, но чего уж теперь-то. Его глаза закрылись, и он уснул тем сном, каким способны спать только младенцы.
   Створка капсулы-регенератора с шипением опустилась.
  
   Спустя две недели стало понятно, что чуда не произошло. На Третьей стало одним здоровым телом больше, только вот здорового духа это тело было лишено напрочь. Сознание Димы, обильно накормленное галлюцинациями на религиозную тематику, уснуло вместе с его телом в момент погружения в капсулу-регенератор и просыпаться категорически не желало.
   - Мы в ответе за тех, кого приручили, да? - язвила Маша, несмотря на подаренный ранее букет цветов, который Макс достал непонятно где. - На что ты надеялся, можешь объяснить?
   - На чудо, - с лёгким намёком на грусть в эмоциях ответил Макс. - То самое чудо, которое произошло со мной.
   - Для того, чтобы это чудо случилось и с ним, не хватает всего лишь одной вещи, - в эмоциях Маши проскользнула усмешка. - Тогда разговор был бы не о чудесах, а про необъяснимый, но подтверждённый практикой феномен. Зачем ты тогда этот артефакт разбил, не понимаю?
   Виновник торжества присутствовал здесь же в комнате подобно манекену. Чистому, ухоженному, прилично и подобающим для данной местности образом одетому манекену. Было ему, уже привычно, совершенно безразлично, что с ним было ранее, что происходит сейчас, и что ждёт его впереди. Скажи ему кто-нибудь, что в настоящий момент решается его судьба, никакой реакции не последовало бы. Манекены не чувствуют, манекены не думают. Они просто стоят там, где их ставят.
   - Как я и предполагала, - в машиных интонациях прорезалась практичность, - Другу твоему помочь было нельзя. Садись, пиши письмо Михалёву, а я пока ещё кое-что сделаю с нашим гостем. Хуже ему не будет, но если старику всё же получится вернуть его в мир живых, то приобретённое наверняка не окажется лишним.
   В спящем сознании Димы зажглась маленькая звёздочка.
   - Сколько ангелов можно уместить на кончике иглы? - раздался в его голове насмешливый женский голос, - Но представь, какое количество знания можно уместить там же.
   Звёздочка взорвалась, вонзившись мириадами игл в каждую клетку тела.
   Если бы Дима мог закричать.
   Если бы он помнил, как кричать.
  
  ***
  
   - Устал, наверное, - прохрипел Дима, усаживаемый Матрасом обратно на скамейку, - Денёк тот ещё выдался, да и перебрал на радостях.
   Рассказывать Коле о том, ЧТО с ним сейчас произошло, у Димы не было ни малейшего желания, а будь оно, то встал бы вопрос о подборе верных для описания слов.
  В сознании Хендрикса смешались два видения мира: то, которое показывали ему два существа, ранее казавшиеся Богом и Богиней, и реальное. В одно мгновение забытая ранее, но теперь увиденная вновь, иллюзия рассыпалась осколками стекла, и вместо небожителей Дима увидел трёх... Не хотел бы Дима жить в мире, созданном такими Богами и с таким ангелом. Белоснежные стены райских чертогов превратились в мрачные грязные коридоры, фонтан стал обычной душевой, покрытой кафелем с пятнами ржавчины и грибка, а кровать и вовсе обернулась чем-то непонятным. Потом перед глазами возникла бесплотная нить, держась за которую ему следовало идти туда... Куда? Дима ужасался тому, по каким местам он шёл, ею ведомый. В конце концов нить упёрлась в ворота, которые он видел будто бы не в первый раз - Вторую Базу не узнать ему было бы сложно, вот только откуда взялось это воспоминание?..
   "Что, что случилось со мной до всего этого? - сокрушённый возвращением памяти Дима изо всех сил сдерживался, чтобы не закричать. - Что произошло в том бункере?"
   Матрас жестом показал кому-то, что всё в порядке, и обернулся к Хендриксу.
   - Ты б остановился на сегодня.
   - Не, мне сегодня останавливаться никак нельзя, - недобро ухмыльнулся Дима. - Коль, поверь, действительно нельзя, иначе с катушек слечу.
   - По мне, так ты к этому подошёл уже вплотную, - Матрас думал, стоит ли отобрать у бывшего напарника бутылку, или же оставить всё так, как есть. - Видел бы ты себя в зеркало сейчас.
   - Ты вот спросил, помню ли я о том, что произошло в том бункере, - отрешённо произнёс Дима, - Честно - не помню, но, кажется, знаю того, кто поможет мне вспомнить.
   - И кто же это?
   - Нимов.
   Коля поднялся.
   - С тебя на сегодня хватит, - прокряхтел он, отбирая у Димы бутылку и поднимая того со скамейки. - Отведу-ка я тебя в твою комнату. В таком состоянии ты, пожалуй, прямо тут спать завалишься, а оно для здоровья не полезно. Идём, говорю.
   Дима, поддерживаемый с одной стороны Матрасом, плёлся по коридору, вяло перебирая ногами. Потеря бутылки его не страшила: в комнате было ещё минимум три ёмкости витальичева пойла, а своим сном сегодня он засыпать не желал.
   Уже на выходе из диминой комнаты Матрас столкнулся с Борщём. Вида тот был мрачного, сулившего перспективы не самого приятного разговора. Коля закрыл дверь и жестом показал, что шум и громкие голоса здесь и сейчас неуместны. Борщевский кивнул, и оба направились обратно в курилку.
   - Ты что с Димоном сделал? - спросил Борщ Матраса уже на улице. По его голосу можно было утверждать, что он явно не испытывал радости по поводу возвращения блудного сталкера.
   - Не поверишь - ничего, - ухмыльнулся Коля, - только поздороваться с бывшим напарником успел, да указать ему, что столько много пить не стоит. Или это теперь нельзя?
   Борщевский смотрел на него пристально и отвечать не торопился. Взгляд его был изучающим, будто ищущим неизвестный подвох.
   - Вернулся зачем? - так же мрачно проворчал он. - И где пропадал столько времени?
   - А тебе Гвоздь с Хендриксом не рассказывали, что ли? - Коля старательно держал дружелюбность в голосе. - Дела за Периметром возникли, вот и ушёл. Потом Удальцов работу предложил, вот и вернулся. Или не должен был?
   - Идём-ка ко мне, побеседуем наедине.
   До этого момента чести удостаиваться подобной аудиенции у Борща Коле не доводилось. Нет, бывали, конечно, визиты, в ходе которых рюкзак с набранным хабаром пустел, а в карманах существенно прибавлялось денег, но вот чтобы на 'побеседовать'... Каких-то экстравагантных поступков со стороны администратора Базы Коля не боялся - всё же теперь не какой-то там безродный сталкер, а целый сотрудник архива, да ещё и в подчинении у Удальцова. А вот с ним Борщ, судя по всему, портить отношения вряд ли станет. Почему бы и не поболтать?
   Борщевский прикрыл дверь, со вздохом сожаления окинул взглядом стол с остатками яств, оставшихся от прошедшего празднества, и плюхнулся в своё кресло. Жестом предложил Коле присесть на любой из стульев, стоящих по другую сторону стола. В кабинете повисла гнетущая тишина.
   - Так о чём поговорить хотел? - не выдержал Коля.
   - А то ты сам не догадываешься, - Борщевский смотрел на него всё так же пристально. - О вашей шайке-лейке и том месте, куда вас затащил Гвоздь.
   - Сам он тебе про это рассказать не удосужился, как я понимаю, - усмехнулся Коля, - Димон вон тоже на немого не очень-то похож. Неужто они оба в молчунов решили поиграть?
   - Я тебе так скажу, - Борщ помрачнел и придвинулся ближе к столу, - мне без разницы, что вы тогда между собой не поделили, но сегодня один из вас, пообщавшись с другим всего пять минут, почему-то слёг с недомоганием и с совершенно чумными глазами. Что ты ему сказал? Во что вы такое вляпались все трое?
   Коля взял сигарету из забытой кем-то на столе пачки, и рассказал примерно то же, что рассказывал сутками ранее Якушеву.
   - Теперь понимаешь, почему я за Периметр рванул? - поинтересовался он по окончании рассказа у Борщевского. - Если бы не мой шмотник, то валялся бы я там сейчас грудой тряпья с дырой в спине. Вот теперь ты, как ветеран, скажи: кто из этих двоих на такое способен?
   Борщевский морщил лоб и отвечать не торопился. Сомнений по основным моментам в рассказе Матраса у него не было, благо, про то, что тому свойственно на выходах ходить одним из первых, ему было известно. Но вот придумать хотя бы одну мало-мальски объяснимую причину, зачем кому-то из этой троицы понадобилось открывать огонь по своим, не получалось. Не того склада эти люди, не того. Можно было предположить, что у кого-то из них просто взыграли нервы, и он пальнул неприцельно, пусть и попав в Матраса, но последовавшая драка и бегство в это объяснение не вписывались совершенно.
   - Я больше даже скажу, - Коля плеснул в стакан какой-то жидкости, - ещё не так давно я думал о мести. Мне казалось, что стоит только встретиться хотя бы с одним из них, как всё тут же станет понятно. И только сегодня до меня дошло, что нужды в ней теперь никакой: Гвоздя уже нет, а Хендрикс... В общем, это не он. Точнее сказать, не тот он. Мстить-то, получается, мне теперь некому.
   - Да и ты сам на себя прежнего не очень-то похож, - уже добродушно произнёс Борщевский, ковыряясь в остатках салата. - Был бродяга, а теперь сразу видно - человек. Заматерел. Дальше что думаешь делать?
   - Дальше, говоришь? Ну раз уж так оно всё разложилось, то для начала расспросить тебя о своём начальнике, и о том, на что такое я на самом деле подписался. Есть у меня смутная уверенность, что ты его знаешь. Что он за человек, этот Удальцов?
   Борщевский, казалось, собирался с мыслями. Коля терпеливо ждал. Наконец Борщ домучал несчастный салат, встал и пошёл ставить чайник кипятиться. Там же закурил, не торопясь возвращаться в своё кресло.
   - Мутный он, - произнёс Борщ, не оборачиваясь к столу.
   - В смысле? - подобной рекомендации своему начальнику Коля услышать не ожидал.
   - В прямом. Ты с Институтом старым связан не был, многого не знаешь... Да ничего ты, по большому счёту, про эту контору не знаешь. Разнообразный там народ обретался. Старики, в основном, все энтузиасты и образцово-показательные были. Что профессура, что силовики. Приятно работать, приятно общаться. Матюгами обложить могли, но никогда по пустякам и никогда без повода. Старая школа.
   - Гнуса разного тоже хватало, - Борщ курил, уставившись в потолок. - Дикорастущие специалисты, мечтами о карьерном росте томимые, да и просто хитрожопые выскочки. Самых умных, впрочем, лечили командировками к нам сюда, да не всем помогало. В общем, всё то же самое, как у нас тут некоторое время назад было - много Аномальные разного сброда к себе притягивали.
   - А ещё были вот такие мутные ребята, вроде твоего нынешнего начальника. По виду не скажешь, да и в разговоре люди приятные. В делах, к слову, тоже. Но вот чувствуешь, что не то с ними что-то, а объяснить не получается. То ли не договаривают чего-то, то ли в заблуждение окружающих вводят. И задачи какие-то непонятные у них всё время были, не по артефактам и аномалиям. Причём известно, что железно из научников человек, не из спецслужб, а всё равно - мутняк мутняком. Чем занимается и что ищет - не поймёшь. Куда и зачем лазит по Аномальным - тоже. Гвоздь тот же, даром, что спецслужбист, а мутным не был, хотя, казалось бы, при его работе прилипло бы к нему это звание сразу же по пересечении Периметра. Твой же вот что-то мутит, а что конкретно и зачем - я так и не понял. Думаешь, я поверил в то, что перевалочная без его участия формировалась? Да хрен. Я его ещё по прежним временам помню, довелось пару раз пересечься - не такой это человек, чтобы подобные рабочие моменты пускать на самотёк. А вот о том, что реабилитированные категорически не желают совать нос в чужие дела, знаю не по наслышке, так что я скорее сделаю вывод, что между условной надёжностью и неболтливостью персонала он сделал выбор в пользу второго. А вот почему и для чего он так сделал - дело, как ты понимаешь, опять же мутное.
   Чайник вскипел. Борщевский кинул два чайных пакетика в эмалированные кружки и залил их кипятком.
   - Так а кем раньше-то был мой командор? - Колю подобный поворот в развитии беседы несколько обескуражил.
   - Как я и сказал - учёным, - Борщевский поставил кружки на стол, - но не простым. Эти мутные ребята обретались парой отделов, якобы связанных с экологической безопасностью, только вот чем конкретно эти отделы занимались на самом деле, мне неведомо. Вроде бы, и не секретили их явно, однако желающих соваться в их дела как-то не находилось. Знаю только, что тамошних исследователей порой и военсталы побаивались, потому что когда доходило до дела, пощады от них ждать не стоило. У них, как говорится, любые средства были хороши. Ходила какое-то время байка по Институту, что один гробанувшийся отряд, тащивший опять же что-то мутное... Как ещё можно назвать штуку, которую иначе как 'объектом' они между собой не называли, а про её предназначение и вовсе ничего известно не было? Короче, мутняки этот отряд нашли в полуживом виде, выкосили его без сантиментов полностью, забрали свой 'объект' и ушли обратно. Заметь, не стали звать военсталов, что на той же Трёхе было принято в порядке вещей чуть ли не по каждой мелочи, а сами сделали всю грязную работу. То есть, универсалы, своего рода. Теперь подумай, что будет твориться у учёного в мозгах, когда ему помимо обретания в высоких материях приходится порой делать то, о чём девушкам за ужином рассказывать не принято.
   - Лично я считаю, что именно этим ребятам принадлежит честь открытия всяких новых штук в наших краях, - продолжил Борщ. - Не суть важно, как к ним отношусь я, ты, прочие, но, по факту, лезли они туда, куда другим путь был заказан. Прям как ваш брат сталкер. Только тот лезет наобум, а эти - с головой. И сейчас твой начальник так же лезет куда-то и зачем-то конкретно, вот только я больше чем уверен, что лезет он совершенно не за тем, о чём он тебе там на Большой Земле рассказывал. Много ты там у себя в архивах нарыл?
   - Не то чтобы так уж много. Да ты сам всё слышал - он же про эту Базу Ноль целый тост забабахал. Потерянный форпост науки, утраченное знание...
   - Что и требовалось доказать, - усмехнулся Борщевский. - Если не веришь, можешь сам пойти в местный архив. Разрешение я дам, мне даже самому уже интересно, вот только больше чем уверен, что не найдёшь ты по этой Базе Ноль ничего конкретного, и я даже знаю почему. Всё гораздо проще, чем ты думаешь: эта База просуществовала всего пару дней, на ней отряд даже толком закрепиться не сумел...
   В дверь постучали. Оба рефлекторно замолкли и посмотрели друг на друга. Коле расписание визитов к администратору Базы было неизвестно, но по виду того напрашивался вывод, что ночных гостей в настоящий момент он не ждёт.
   - Не заперто, - придал своему голосу хозяйских интонаций Борщевский.
   - Не спится что-то, - возникший на пороге Удальцов вид имел скучающий. - Иду по коридору, а тут слышу, что кому-то тоже сон не идёт. Дай, думаю, зайду. Не помешал?
   Коля напрягся. Хотя начальник и прервал непроизвольно их беседу с Борщём на самом интересном месте, но подумалось ему, что с появлением нового собеседника у неё есть все шансы стать ещё более интересной. Промелькнула шальная мыслишка, что не случайно начальника занесло именно в этот коридор и именно к этой двери, но так же быстро она и исчезла - меньше всего Матрас хотел сейчас примерять на себя роль детектива. По виду Борща было сложно сказать, что ему пришло в голову по этому поводу, но у Коли почему-то возникла уверенность, что это было нечто схожее.
   Борщевский наполнил чаем третью кружку. Удальцов открыл одну из бутылок, оставшихся на столе после банкета, и налил из неё стопку, которую затем вылил в предложенный администратором Базы напиток, прокомментировав это тем, что чай с коньяком, или заменителем оного, является его слабостью, особенно по ночам и особенно после насыщенного трудового дня.
   - Мне вот удивительно, господа, - взял он слово, - как народ на Аномальных любит впадать в мистификации и выдумывать легенды. Походил я сейчас по Базе, разговоры послушал... Столько всего накопилось, а поделиться-то и не с кем. Хотите про Явления расскажу?
   Это было что-то новенькое. Коля мог поспорить, что про такое ему слышать не доводилось, да и по лицу Борщевского пробежало лёгкое выражение удивления, впрочем, так же быстро исчезнувшее без следа - выказывать эмоции и мысли администратор Базы считал недостойным. Но оба в знак согласия кивнули - профессор, вероятно, немножко не в себе. А ну, как что-то ценное выболтает?
   - Про аномалии наслышаны все, но что меня всегда поражало - так это нежелание общественности пытаться критически оценить непонятные им явления. Причём, каждый второй на Аномальных с Явлениями в той или иной форме сталкивался, но почему-то у этих столкнувшихся даже мысли не возникало о том, чтобы хоть чуть-чуть попытаться понять, с чем же таким им довелось встретиться. Взять, к примеру, те же Выбросы... Впрочем, с ними как раз всё понятно: их не классифицировать надо, от них прятаться положено. А вот как только речь заходит, к примеру, о Радаре, так всё - мистический Выжигатель Мозгов, работающий непонятно как и почему.
   - А что с ним непонятного-то? - перебил Удальцова Коля. - Его же уже выключали один раз. Комплекс антенн, питающийся, по всей видимости, от собственного реактора. Настроил его какой-то добрый человек так, чтобы по мозгам бил, может, что дополнительно подключил для большей убойности, да так и оставил. Где тут мистика-то?
   - Именно так, мистики нет никакой, - загадочно ухмыльнулся Удальцов. - Только есть у меня достоверная информация, что Радар перестал тогда работать не от того, что его выключали, а очень даже наоборот - от того, что его включали.
   - Это как? - Коля уставился на начальника с недоверием.
   - А так. Активация рабочего контура явилась причиной искажения или изменения характера излучения, что привело к потере им своих мозговыжигательных, как принято говорить, свойств. Позже, когда питание пропало, излучение вновь восстановило свои прежние качества. Вопрос: почему?
   - Что-то слишком уж масштабно и долго для аномалии, - вымучил из себя Коля.
   - Примерно об этом я и говорю, - продолжил Удальцов. - Сколько Выбросов было и до и после, сколько аномалий зачахло и народилось, а Радару всё нипочём, хотя ни один реактор без обслуживания столь долго проработать не сможет. Налицо имеется нечто, обладающее отчасти признаками аномалии, но ни по масштабу, ни по протяжённости во времени ей не являющееся. Супераномалия? Банально. А назвать-то как-то надо, без классификации в нашем деле никуда. Вот и пришло кому-то в голову обозвать подобное явление Явлением. Радар в этом плане ещё безобиден.
   - Ничего себе безобиден, - хмыкнул Коля. - К нему на пару километров без последствий не подойдёшь.
   - Безобиден он уже хотя бы потому, что его местоположение и свойства известны и неизменны. Достаточно всего лишь не подходить, или же при подходе учитывать особенности ландшафта - по овражкам там, по канавкам ползком, да с артефактами соответствующими. А вот представьте, что однажды приходит с выхода ваш друг. Вроде бы с ним всё в порядке, но в то же время что-то не так. Как будто не он это, а кто-то другой. Но нет, он помнит всё, что касается его личности и жизней тех, с кем вы оба связаны. По всем признакам - это тот же самый человек, а всё равно на душе неспокойно. Вы с ним едите, пьёте, и потом на одном из выходов он попадает в аномалию. Случайно ли, намеренно ли, не суть важно. Вроде бы радостного мало, но на душе у вас почему-то становится легче. По инерции вы ещё пытаетесь притянуть факты за уши, вроде того, что друг попросту вляпался в пресловутую пси-аномалию и немножко поехал рассудком, придумываете ещё массу объяснений... Лишь бы не признаваться себе самому, что это погибшее в аномалии существо было кем угодно, но не человеком, который когда-то был тем самым вашим другом. Как правило, местная общественность о подобных случаях предпочитает быстренько забывать и очень не любит впоследствии вспоминать, потому что, на первый взгляд, объяснения нет, да и на второй тоже ничего дельного в голову не приходит. Но вот что удивительно - объяснение-то есть. Повезло этому другу столкнуться с редким, - а они, по-большому счёту, все редкие, - Явлением, именуемым "Зеркало". Висит себе эта штука где-нибудь в поле, визуально незаметная вовсе, детекторами неопределяемая в принципе. Пройдёшь сквозь неё и не заметишь. А вот фигуру, которая за тобой пойдёт следом через буквально несколько минут, ты заметишь даже на радаре компа. Р-раз - и человек встречается сам с собой. Тут друг от друга порой с ума сходят, а при таких обстоятельствах и не спрогнозируешь, как поведёт себя разумное существо, встретив свою точную копию, вплоть до образа мыслей. В общем, далеко не всегда выживают оба, и при этом не всегда выжившим оказывается оригинал. Но вроде как есть такой момент, что копия после гибели оригинала на этом свете тоже долго не задерживается. В теории объясняется это зависимостью от ментальной связи с оригиналом, но тут сами понимаете, стопроцентного объяснения не существует, слишком уж это всё за грани привычного выходит. И, что особенно пикантно, от копии не остаётся ничего. По свидетельствам очевидцев она как будто растворяется, причём никаких следов не остаётся вовсе. Даже образцы исследовать не удавалось. Взять их получалось, но не более - через некоторое время от них одно название оставалось.
   - Неслабо, - в голосе Борщевского промелькнуло удивление. - Почему же это не афишировалось?
   - Всё проще некуда, - Удальцов, казалось, ожидал этого вопроса. - Чтобы это подать как находку по-научному, необходимо подтверждение опытным путём, надлежащим образом запротоколированное и задокументированное. А как это подтвердишь и задокументируешь, если подобное Явление встречается крайне редко, живёт недолго, и желающих в него лезть не сыщешь вовсе? Доказательной базы, говоря иначе, никакой, одни только догадки и теоретизирования. Засмеют и будут правы. Можно, конечно, запустить подобную информацию в народ, но сами догадаетесь, насколько быстро она обрастёт домыслами и фантазиями. Получится как с "Монолитом" - людей к нему ушло несчитанное количество, но что-то не слышал я о тех, чьи желания исполнились. Да и о судьбах этих ушедших тоже потом известно, скажем прямо, немногое было. Пользы мало, вред лишь сплошной.
   - И что же такого аналогичного очевидного невероятного у нас тут ещё встречается? - Борщевский своего удивления уже не скрывал.
   - У вас, вроде, ассистент в прошлом году покинул свою должность по состоянию здоровья, - скорее утвердительно, нежели вопросительно произнёс Удальцов. - Насколько я в курсе, все полагают, что он стал жертвой "контролёра", да вот только сдаётся мне, что тут случай несколько более сложный. Из нескольких человек по мозгам проехались только одному, да и результат...
   - Знали бы вы, профессор, как мы его выхаживали.
   - Не поверите - знаю, только не спрашивайте, откуда. Так вот, у меня есть все основания полагать, что ваш Вася попал в зону действия некоего Явления, только не могу сказать ничего о его качествах. Уверен лишь в одном: подобных описаний последствий встречи с "контролёром" в известной мне документации не встречается. После общения с этим чудищем у человека есть два варианта дальнейшей жизни: либо в качестве себя почти прежнего, но с большей вероятностью - всё же в качестве мертвяка. "Контролёр" не способен создать "контролёра". Никак. Не могут они этого, только не спрашивайте почему. А ведь Вася, по описаниям, не походил ни на мертвяка, ни на себя прежнего.
   - Но артефакты...
   - Артефакты не меняют людей. Безусловно, часть из них в той или иной мере лечит, подавляет вредные воздействия разного характера, даже может давать на время новые качества, но, во-первых, всё же на время, а во-вторых, для этого необходимо постоянное присутствие артефакта рядом со своим владельцем. Артефакты могут помочь человеку остаться человеком, но никак не стать чем-то иным.
   - То есть Явление - это нечто такое масштабное и совсем уж для нашего понимания запредельное? - решил уточнить Коля.
   - В том-то и дело, что не совсем. То есть Явления бывают как большими, вроде тех же 'слышно' и 'райка', а бывают и компактные. 'Огоньки', 'большая-маленькая капелька', 'коза'... Какие ещё уникальные артефакты, способные изменяться, нам известны? Но для нашего понимания это всё действительно пока запредельно, факт. Равно как и простые аномалии тоже: то, что за всё время существования Аномальных мы привыкли к их существованию настолько, что стали считать их чем-то обыденным, вовсе не означает, что от этого природа их возникновения стала нам более понятна. Даже то, что мы научились часть из них использовать, ещё не свидетельствует о нашем понимании их природы.
   - Я и про эти-то не слыхивал, - в голосе Борща прорезалось удивление. - За всё время, сколько тут работаю, только про 'хромую козу' слышал, хотя полагаю, что там больше выдумок. Да и мужики про что-то подобное тоже не распространялись.
   - И это лишний раз доказывает, что даже стремясь к познанию неизвестного, человечество, зачастую, пасует практически всегда, когда сталкивается с этим неизвестным лицом к лицу, особенно если оно, на первый взгляд, противоречит здравому смыслу. Нет тех слов, чтобы объяснить, а тех, какие есть, хватит лишь на создание у слушателей впечатления, что рассказчик свихнулся напрочь. Это я к тому, что может поэтому и не спешат рассказывать. 'Слышно' и 'раёк', пожалуй, можно назвать масштабными: в первом случае при попадании под воздействие Явления можно услышать то, о чём говорят где-то вдалеке, причём пределами Аномальных это не ограничено, во втором же случае это визуально заметно и больше всего похоже на небольшой оазис. Только возникает почему-то этот оазис в таких местах, куда в здравом уме никто не полезет, потому и получило это явление статус одной из легенд. Опять же, если верить легендам, 'раёк', при всей своей внешней идилличности и красоте, весьма небезопасен. В частности, спать в нём не рекомендуется категорически - очень велика вероятность не проснуться вовсе. А вот с 'пальчиками' уже совсем непонятно: ложатся люди спать, а поутру обнаруживают у себя синяки на конечностях, как будто их кто-то за эти конечности хватал руками. Само собой, никто ничего не чувствовал, никто не просыпался. И последствия тоже разные: у кого-то конечности начинают после этого сохнуть, а у кого-то наоборот - из них уходят хвори.
   - Слышал я про что-то такое, - вставил свою реплику Коля, - только потом было всё, как вы и сказали: не додумались ни до чего путного. Фантазии только на название хватило, что-то вроде 'Мертвяк схватил', а позже и вовсе разговоры об этом в разряд табу возвели, чтобы не накликать ненароком.
   - О чём я и говорил, - с выражением торжества на лице произнёс Удальцов. - Необъяснимо, но место имело. Со свойствами компактных явлений тоже изученности нет практически никакой. Известно только, что предположительно они способны на многое, но вот поди выжми из них это многое. Вроде как у компании Завадского был инцидент с 'козой', но о подробностях этого я не осведомлён. Наши над 'огоньками' бились, но так и не поняли, что эта штука может. Казалось бы, по виду - небольшой прозрачный шар с вплавленным в него светящимся чем-то. Вроде как светлячки внутри играются, попутно балуясь цветами. Причислили бы его к простым артефактам, однако то, что за всё время пребывания человека на Аномальных подобных штук было обнаружено всего две, косвенно говорит о том, что это процентов на девяносто всё же именно Явление, а не редкий артефакт, тем более, что и связь с какой-либо аномалией не прослеживалась. 'Капелька', 'Кружка' - туда же. Как можно объяснить то, что в визуально небольшом отрезке пространства умещается весьма немаленький объём жидкости, причём при неизменности веса ёмкости, которую этой жидкостью заполняют? 'Цветочная клумба' так и вовсе больше на растение похожа. Прозрачное, почти незаметное, если водой не поливать, или фонарём на неё не светить.
   - Вы сейчас, вероятно, думаете, зачем он всё это нам рассказывает? - продолжил Удальцов. - При этом у вас наверняка уже готов очевидный ответ.
   - Мы приехали сюда искать не Базу Ноль, - смело брякнул Матрас. - То есть, её поиски хороши как повод и прикрытие, а на самом деле вы хотите найти что-то, что в графу 'цель' вписать будет сложновато. И возможно даже знаете, где это следует искать.
   - В общем-то да, - согласился Удальцов. - Нынешнее руководство Института с происходящим на Аномальных знакомо, в основном, шапочно. Они неплохие администраторы и хозяйственники, но стоит заговорить с ними об 'образцах', как всё - полнейший ступор и непонимание. Это всё временно, но в настоящий момент - это данность, и с ней приходится мириться. У прежнего руководства была идея. Нет, не так - Идея. Нынешнее же, как мне кажется, не вполне отдаёт себе отчёт, зачем всё это нужно. Дух исчез, осталась лишь Буква. Определённые подвижки есть, но это уже вопрос времени.
   - О да, как это всё знакомо, - вальяжно произнёс Борщевский. - Один подобный деятель, помнится мне, требовал с меня двадцать 'пузырей', и ни в какую не желал понимать, что у нас тут не конвейер, а за каждым артефактом может стоять чья-то жизнь. Допёк он меня конкретно, что аж к Завадскому его отсылать пришлось, и вот уже тот этому хозяйственнику зачитал лекцию про невозможность предсказания даже места возникновения аномалии, не говоря уж об её качестве. И ведь сюда с экскурсией тот господин ехать упорно не хотел, что характерно.
   - В общих чертах, где-то так, - кивнул Удальцов. - Теперь представьте, что руководителя отряда ставят на руководителя группы, а это, считай, заместитель начальника отдела, наделяют властными полномочиями, и говорят что-то вроде 'занимайтесь тем же, чем занимались ранее', попутно подёргивая на предмет результата. Всё бы было ничего, если бы не тотальная неукомплектованность штата отдела в целом, не говоря уж об отдельных группах...
   "То есть всё-таки при погонах, - подумалось Матрасу. - Был бы гражданский - послал бы их лесом, при таких раскладах-то. Хотя, кто его, этого Удальцова, знает - он же Аномальными болен почище всего местного зверья".
   - И вот мне в кратчайший срок нужно сформировать даже не отряд, а чуть ли не отдел, то есть несколько отрядов. Тут-то я им и припомнил их 'занимайтесь тем же': ограничился одним отрядом под предлогом, что мне будущих командиров необходимо обкатать в поле, а там уже посмотрим, кто нам подходит, кто нет, и что делать дальше. Но постоянно же на учениях торчать тоже не дадут, нужно и результат какой-нибудь показать. Оно проще, когда ставят тебе задачу, а ты уже её планомерно выполняешь, но ведь там наверху сами не знают, какого рода им нужен результат. Достойный для отчёта, говорят. А вот чем наш отдел занимался прежде, они в расчёт упорно брать не желали, иначе бы поняли, что в нашем случае возвращение с выхода живыми - это тоже может быть результат. Закончилось всё тем, что мне дали полную свободу выбора: сами себе нарежьте задачу, выполните её, а мы это всё уже в отчёты запишем и наверх подадим, как свидетельство того, что вы даром свой хлеб не едите.
   - Много я сказок про ваш отдел слышал, - Борщевский водил ложкой в кружке. - Что-то вроде разведчиков, да?
   - Что-то вроде. Как только с какой-либо из Баз поступал сигнал о чём-то 'странном', происходящем по соседству - вызывали нас, с военсталами на подхвате, если нас кто-то обижать вздумает. Это же только на словах местная профессура грезила тягой к исследованию всего нового и необычного, а на практике лишнюю пару шагов от Баз сделать боялась. Простым сталкерам за редкости платить - денег не напасёшься, да и не все ценности этот контингент к учёным тащить спешил. Вот и сделали что-то вроде 'сталкеров на окладе'. Так оно и дешевле, да и подконтрольность какая-никакая.
   - Кажется, теперь я понимаю, почему перевалочную формировали из столь интересных личностей, - проворчал Борщ.
   - Угу, - хмыкнул Удальцов, - тоже потом пришёл к этому выводу, хотя поначалу ругани с вышестоящими было прилично, особенно в свете того, что перевалочная к отделу напрямую не относилась, а являлась отдельным подразделением, ещё и военизированным частично. 'Ужаленные' Аномальными хотя бы какое-то представление имеют о том, с чем они могут столкнуться, и кто-то там наверху об этом явно знал, когда меня ставили перед фактом, что либо штат перевалочной состоит полностью из прошедших реабилитацию, либо - из никого. В результате все оказались в плюсе: я получил людей, которых хотел, люди эти снова ощутили свою нужность, а государство вместо нескольких десятков пенсионеров приобрело несколько десятков вполне работоспособных граждан. Судьба вот только у этих граждан незавидная получилась, но тут уж ничего не поделаешь.
   "И ты туда же, - злобно подумал Коля. - Знаем мы эти разговоры про 'Вас никто не заставлял и силой сюда не тянул'. Я-то думал, ты человек, а ты, оказывается, такая же сволочь, как и все. Там же почти все полегли, а теперь оказывается, что это у них судьба такая была. Небожители, мать вашу, вершители судеб".
   - Обычное дело, в общем-то, - поддержал Удальцова Борщевский. - У меня тут половина таких, кто из Института уходили было на вольные хлеба, а потом прыгали от радости, что их назад взяли. На местных вольных хлебах не очень-то зажируешь, хотя некоторым удавалось. Не отпускают Аномальные, привязывают к себе так, что не отцепишься.
   - Так всё же, - вклинился в беседу Матрас, - какое наше настоящее задание? То, зачем вы меня на полгода в архив загнали, я уже понял: найти хоть что-то достойное того, чтобы быть найденным. То, что База Ноль является просто предлогом, я тоже понял. Но теперь-то мы что ищем?
   - Как я и говорил, - усмехнулся Удальцов, - Базу Ноль. Причём не важно, найдём мы её или нет, и даже не важно, существует ли она вообще. Мне важнее то, что мы найдём в процессе её поисков.
   "Что-то ты, сволочь, знаешь, - думалось Матрасу, глядя на улыбающееся лицо начальника. - Что-то ты точно знаешь, но не говоришь. Слишком уж всё просто у тебя получается, как будто мы сюда на прогулку выехали. Что-то вы тут с Гвоздём мутили, это точно, вот только что? Кто и какую наводку тебе скормил, что ты последнее время такой радостный и готов нестись неведомо куда непонятно зачем? Не, начальник, не верю я тебе, хоть мне пока повода сомневаться в твоей честности не было. Не просто так тебя Борщ мутным назвал, а уж он в людях разбирается. Эх, поживём - увидим".
  
  ***
  
   - Вернутся они не все, - Витальич выпустил клуб сигаретного дыма.
   - К гадалке не ходи, - кивнул в знак согласия Борщ. - Шебутной у них командир, такие куда только не лезут.
   Витальич, Борщевский, Кузя, Гусь и ещё несколько сталкеров смотрели вслед уходящей на север колонне. Подобное они видели уже не один раз, но гораздо реже им доводилось встречать потом тех, кто возвращался обратно. Относилось это не к своим, которые окрестности Базы излазили вдоль и поперёк, а к таким вот случайным ребятам, что останавливались на Базе ненадолго и затем отправлялись куда-то дальше.
   Когда последняя бронемашина скрылась за поворотом, все отправились по своим делам, которых у каждого было предостаточно. Кузя, прихватив Гуся, отправился в гараж, где его ждали пригнанные давеча бронетранспортёры, Витальич же, что-то бурча под нос, убрёл к себе в медблок. Борщевский неспешно докурил и отправился проверять состояние своего ассистента, которое, по словам Матраса, этим утром обещалось быть преотвратным. Какой-либо воспитательной работы Борщ не планировал, поскольку за всё время знакомства с Новым Димой это был первый раз, когда тот целенаправленно нажрался. Причины данного поступка интересовали администратора куда больше, нежели текущая неспособность подчинённого выполнять свои рабочие обязанности. Прикинув вероятное состояние того, Борщевский захватил на всякий случай бутылку дистиллированной воды - хоть и не минералка, но что имеем.
   Диму он застал уже проснувшимся, но вид имевшим до крайности мрачный. Ушлый ассистент, как оказалось, уже успел принять таблетку 'чистюли', которую ему поутру занёс сердобольный Витальич, но и от народных методов лечения больной головы Дима отказываться не собирался.
   - Э, нет, - Борщевский отодвинул бутылку с пойлом подальше, поставив на её место ёмкость с водой, - сначала дело, потом веселье.
   - Очень смешно, Борис Филлипович, - с издёвкой произнёс Дима, - мне сейчас жуть как весело. Можете увольнять - работник из меня сегодня никакой. И завтра, по всей видимости, буду такой же. Ничего не хочу, кроме как нажраться и не думать.
   - Когда тебя нужно будет увольнять - это я сам уже решу, - холодно процедил Борщ. - А будешь ерунду молоть, загоню к Витальичу на процедуру клизмирования 'киселём'. Говорят, дурь хорошо из головы выгоняет.
   Дима хмыкнул и приложился к бутылке с водой. Борщевский терпеливо ждал.
   - Пожалуй, до Витальича мы с тобой всё же прогуляемся, причём не откладывая, - идея эта, казалось, возникла у него только сейчас, - От него у меня тайн нет, состояние твоё мне очень не нравится, а две головы...
   - ...Уже мутант, - с усмешкой докончил за него фразу Дима. - Идёмте, мне всё равно. Один хрен нажрусь, раньше или позже.
   Медик встретил их своим фирменным хмурым взглядом из-под очков. Взгляд этот был недобрый, оценивающий, и красноречивее любых слов говоривший об отношении врача к пожаловавшему к нему пациенту. За долгие годы пребывания в этом месте, Витальич обзавёлся скверной привычкой относиться к посетителям, нуждающимся в его помощи, как к объектам с некоторыми проблемами, от которых эти объекты нелишним было бы избавить. Человеческие качества и особенности этих объектов его не волновали. Борщевский, хотя и был уверен, что подобное отношение является своего рода защитной реакцией, поначалу, движимый заботой о морально-психологическом климате на Базе, от которого и так было одно название, пытался с этим бороться, но врач оказался упорнее.
   - Ещё один сломался? - прокомментировал он состояние гнусно ухмыляющегося и прилипшего к дверному косяку Димы. - Филлипыч, у тебя пойло кончилось, я так понимаю? У него же диагноз на лице написан здоровенными буквами. И, если присмотреться внимательнее, то там же написано, что с этой болезнью вы на пару прекрасно справитесь и без моих услуг...
   - Ты не спеши, - перебил его Борщевский. - То, что ты видишь - это следствие. Причина же лежит гораздо глубже, и ты мне сейчас нужен как умудрённый жизнью человек, а не как местный коновал. Куда у тебя его тут положить можно?
   Витальич жестом показал следовать за ним. В приёмном покое Дима был усажен на кушетку, Борщевскому же врач указал в сторону ряда стоящих у стены стульев, а сам полез в шкаф, где начал грохотать каким-то стеклом.
   - На исповедь, значит, питомца своего привёл? - на столе возникли три стакана, бутылка с чем-то тёмным, а в углу зашумел чайник. - Он у нас, если мне не изменяет память, амнезией страдал в особо извращённой форме. Неужто излечился?
   - Хуже, - проскрипел Дима. - Вспомнил, но не всё. Хотя и вспомнившегося хватает, особенно если оно в двойном размере.
   - На вот, подлечись, - тёмная жидкость наполнила стаканы наполовину. - Это лекарство, а не то, о чём вы оба сейчас подумали. С местной флорой невозможно не заделаться в знахари. Весёлая мята у нас в прошлом году у северного забора в углу выросла, душистая, а валериана-то... Витаминов масса, и на нервной системе хорошо сказывается. Лучит малость, правда, но у меня для этого 'ежей' ящик есть.
  
   Дима поведал об играх своей памяти, начавшихся после того, как он увидел на Базе вернувшегося Колю Матраса. В процессе повествования он всячески пытался хохмить, поскольку '...Смеющийся оживший мертвяк - это гораздо прикольнее, чем унылый мертвяк'. Юмор этот достаточно быстро пресекался Борщевским, в основном матерными выражениями, и рассказ возвращался в положенное русло. Витальич так же с серьёзным видом слушал, изредка кивая головой, будто делая у себя в мозгу какие-то ему одному понятные заметки, при этом воздерживаясь от комментариев.
   - В принципе, с чем-то подобным мне уже доводилось сталкиваться, - вынес он свой вердикт по окончании диминого рассказа. - Сталкиваться, а не лечить, - дополнил он, предвидя возможный вопрос Борща. - Наше сознание - слишком хрупкая штука, и повредить его легче лёгкого. Если уж взрослого мужика можно парой правильно подобранных слов превратить в тряпку, то что говорить о методах, используемых "контролёрами". Учитывая, что их у тебя в башке оттоптался даже не один, то полагаю, что расслабляться тебе пока ещё рано. Говоришь, Тенёв вас мало того, что под свою опеку не взял, так ещё и до безопасного места чуть ли не лично проводил? Могу только предполагать, что к тому моменту он ещё не до конца стал нелюдем, и по какой-то причине не посчитал вас за врагов. За заблудших перепуганных представителей пока ещё своего вида - вполне. Но это так, предположение навскидку.
   - Хотя в случившемся есть определённый плюс, - продолжил он, разливая по стаканам чай, - достоверно ручаться не могу, но вроде как есть такой момент, что каждый "контролёр" ставит на свою... жертву, если так их можно назвать, что-то вроде маркера, призванного показать другим пси-мутантам, что у этого тела есть хозяин. Причём, более слабый пси-мутант взять это тело под свой контроль уже не сможет. Более сильный - без вопросов, а вот у слабого шансов нет. Так что можно тебя поздравить, - улыбнулся Витальич, - определённый иммунитет к пси-воздействию у тебя наверняка появился.
   - По поводу лечить... - продолжил он несколько отстранённо, - нет у медицины в настоящий момент метода лечения, потому что даже определить, от чего конкретно лечить, наука не в состоянии, а та масса теорий, имеющихся в отношении подобных случаев, либо слишком невероятны, либо же и вовсе абсурдны. Тут, по всей видимости, затрагиваются такие природные механизмы, о которых наука представления не имеет вовсе. Но как Михалёв тебя к живым вернул, хоть в ученики к нему записывайся.
   - Кстати, с днём рождения. Какой он у тебя по счёту? - внезапно сменил тему врач. - Сохранить свои мозги в мыслящем состоянии после встречи с двумя "контролёрами" - редкая удача, но ты это и сам понимаешь.
   Далее болтали о мелочах. Дима незаметно оттаял, Витальич традиционно начал травить байки, но тут Борщевскому приспичило подискутировать на предмет 'Во что же такое превратился тот лаборант, которого почти год назад притащил на Базу Гвоздь?'. Витальич высказал мнение, что попал тот лаборант в какую-то очень нехорошую переделку, раз из человека превратился в подобное чудовище, но если верить новорожденному, - покосился он в сторону Димы, - то каких-либо кровожадных планов в отношении Первой Базы у него нет, иначе бы мы давно уже были об этом в курсе, как непосредственно в этом безобразии задействованные. Борщевский напомнил про Белую Бабу, но был тут же заверен Димой в том, что этой персоны он на Трёхе не встречал. Из слов Димы также следовало, что население Трёхи вообще старается за пределы своей берлоги не вылезать, ну только если совсем уж по необходимости.
   Позже Витальич заявил, что за состоянием Диминого организма нелишним было бы понаблюдать, а самому организму - отоспаться. Заметно повеселевший пациент с врачом согласился, потому, получив для верности дозу успокоительного, уже через полчаса начал смотреть седьмой сон в одной из палат, обвешанный датчиками с ног до головы.
   - Да, дела, - прокомментировал всё услышанное Витальич, стоя с Борщевским в курилке. - Ты парня из вида не выпускай. Сам понимаешь, нет никаких гарантий, что он рассказал нам всё так, как оно на самом деле было, но есть у меня предположение, что и вспомнил он далеко не всё.
   - Боишься, что как с Васькой получится? - в голосе Борщевского вновь появилась та мрачная задумчивость, с какой он утром вёл Диму в медблок.
   - Как бы хуже не вышло, хотя за полгода уже наверняка прорезалось бы. Я так понимаю, не встреться он со своим бывшим напарником, мозги бы у него и не вскипели. Вероятность этой встречи была ой как невелика, да и не похоже, чтобы у него с этого в мозгах какая-то установка запускалась. Неопытный ему "контролёр" попался. Сильный, но неопытный.
   - Развелось их что-то за последний год в наших краях. Одной Белой, можно подумать, нам мало было, так теперь и Тенёв с лаборантом, оказывается, в их племя подались. Лаборанта, конечно, особенно угораздило. По виду такой скромняга был, а тут на тебе - пси-мутантом стал, причём неслабым, если верить твоим словам.
   - Доигрались институтские, железно тебе говорю. Не нужно людям во всё это соваться, не получается из этого ничего хорошего, как ни крути. Огородить бы, по-хорошему, все Аномальные, да залить здесь всё разной гадостью, выжечь всё к чертям, чтобы и в мыслях ни у кого не возникло сюда лезть.
   - Эвона как, - с удивлением хмыкнул Борщ, - а что ж ты, такой правильный, тогда тут делаешь с такими-то взглядами?
   - То же, что и ты, - пропустив подколку мимо ушей, ответил Витальич. - Нам с тобой с этой подводной лодки никуда не деться. Прикипели уже за всё время, сколько тут живём, да и возраст не тот. Но чем дольше я тут торчу, тем сильнее убеждаюсь, что всем местным чудесам лучше всё же Периметра не покидать - редко, когда из этого что-то хорошее выходит. А если и выходит, то цена у этого порой не одной жизнью встаёт. Не, прорыв-то в науке, безусловно, место быть имеет, но что-то это всё не выглядит так радужно, каким лет тридцать назад расписывали. Выродилось это всё, может, и не в уродскую форму, хотя при взгляде на местное зверьё по-другому и не подумаешь, но во что-то чужеродное всей людской природе. Не должно так быть, неправильно это.
   - А как должно? - неожиданно для себя самого, начал заводиться Борщевский. - Какое оно, это твоё правильно? Без Аномальных, без всех их причиндалов и спецэффектов? Ты же сам прекрасно понимаешь, что уже ничего не изменить. Они есть, и с ними приходится считаться, нравится это нам или нет. Возможно, на их возникновение можно было повлиять тогда, когда какому-то высокоидейному пришла мысль, что неплохо бы было ввалить кучу денег и материальных средств в создание всей той инфраструктуры, в которой, по мнению местного большинства, можно найти много разного интересного, чтобы это интересное потом продать за приличные деньги, обеспечив себе счастливое будущее. Человеческая природа, говоришь? Вот она тебе, человеческая природа: ради звонкой монеты или дурной идеи, отдающей мракобесием, лезть неизвестно куда, зачастую даже не представляя, что там и как, рискуя собственными здоровьем и головой. Все эти легенды про булыжник, исполняющий желания, оазисы-хреназисы, артефакты, дающие железное здоровье, устойчивость к местной экологии и только что не вечную жизнь... тьфу. Выдумки. Мракобесие и выдумки. Но всё равно находятся такие, кто готов ради этих выдумок, не имея ни малейших доказательств, что особенно пикантно, лезть в неизвестное им пекло, ставя на кон свою жизнь. Где все эти полчища тех, чьи желания исполнил "Монолит"? Где все эти миллионеры, обогатившиеся на артефактах? Где эти вечномолодые и вечноживущие? Нет их. Сколько я уже видел этих покорителей Аномальных Территорий, не счесть. Глаза блестят, дым из-под хвоста идёт, упёртости как у 'цыплёнка', почуявшего добычу. Очарованные какими-то великими идеями о всеобщем благе, одержимые последней надеждой найти здесь то, чего на Большой земле нет по определению, и само собой - жаждущие набить свой карман потуже. Только объединяет их всех одна общая черта - все они заблуждаются. Врут всем, но себе самим - в первую очередь. Ты говоришь, выжечь здесь всё нафиг и залить отравляющими веществами? Всё равно полезут и будут также гробиться, только что в этом случае уже в больших количествах и в более дорогих защитных костюмах. Вот она, эта твоя человеческая природа. Курево, бухло, жратва непонятная, чем только не набитая, наркота, химия разная, лечащая одно, но калечащая другое. И смурь. Отборнейшая смурь, которая на Большой земле не приживается, но здесь вылезает во всей своей красе. На Большой, впрочем, не лучше: заводы, машины с их выхлопами, города те же самые, где понятия чистого воздуха в принципе не осталось. Войны, само собой, и прочие региональные конфликты. Но в первую очередь - собственная дурь. Всё от неё идёт. Заразит один урод своей блажью других и всё, приплыли: жизнь свою сами ни в хвост собачий не ставят, но вот положить её даже не ради себя, а во имя чужого бреда готовы только в путь. На протяжении всего своего существования человечество занималось многими вещами, стремясь сделать себя лучше, но при этом оно ни на секунду не останавливалось в одном - в убиении себя самого, кто бы и что там ни говорил. Причин много, все они разные, но результат один и тот же. Так что вопрос возникновения Аномальных был делом времени. Не возникли бы они, появилось бы что-то другое, куда точно так же ломились бы толпы паломников с целью поиграть в игру, где ставками являются деньги и жизнь. И над всем этим гордо реют домыслы и дурные идеи. Кто-то просто умирает, кто-то хочет умереть в обеспеченной старости, кто-то хочет жить вечно, но в силу собственных заблуждений умирает молодым - на выходе получается всё одно. Прочее же - только лишь нюансы и частности.
   - И хоть общество, по-большому счёту, нас отвергло, но мы с тобой в этом плане от прочих по-прежнему ничем не отличаемся, - продолжил Борщ, вытянув из пачки ещё одну сигарету. - Два старых пердуна, очарованные местными чудесами, надеющиеся на какое-то чудо, при этом ни один не в состоянии сказать, что же это за чудо-то такое. У человека есть потрясающая особенность - он до чёртиков не хочет походить на других людей. Каждый мнит себя уникальными, полагающим, что мир вертится именно вокруг него, а остальные это так, статисты и массовка. Каждый стремится выделиться, хочет быть не таким, как все. И вот на Аномальных некоторым эту мечту наконец-то реализовать и удаётся, правда, результат зачастую получается не тот, которого мечтатель ждёт. Нам с тобой в этом плане повезло: непыльная и хорошо оплачиваемая работа, хоть и связанная с определённым риском. В твоём случае - ещё и интересная. А вот мертвякам и тем, кто свои кости разбросал по местным ландшафтам и шедеврам архитектуры, судя по всему, повезло не очень.
   - А лаборант со своей бабой? - съехидничал Витальич. - Он ведь, по твоей логике, счастливее всех. Не такой, как все, живой, обеспеченный. И другими управлять может, как я из димкиных слов понял, что тоже порой в этих местах очень полезно.
   - Вот хрен тебе, - Борщевский сдаваться не собирался, - он теперь не человек, а значит, человеческие критерии в его оценке не приемлемы.
   - Уел, старый демагог, - усмехнулся врач, - уел.
   День был в самом разгаре. Весеннее солнце топило редкие, оставшиеся с прошедшей зимы снежные кучи, где-то уже показалась молодая поросль местной флоры. Над разогретой солнцем кучей беспорядочно сваленных труб вился воздух, и создавалось впечатление, что где-то между этими трубами притаилась 'сковородка' или 'жарка'. Из-под крышки люка системы водоотвода доносилось громкое журчание воды, напомнившее Борщевскому, что проверить крыши на предмет протекания было бы нелишним. Природа всем своим видом показывала, что настало то время, которое надо проводить с пользой. Борща ждала инспекция кузиной лаборатории, Витальича же - новообразовавшийся пациент. Окурки полетели в урну и каждый отправился по своим делам.
   Где-то у южных ворот ухнули несколько раз тяжёлые дробовики - у слепых собак начался брачный сезон.
  
  Глава 5.
  
   - Всё приехали, - произнёс водитель шедшего первым бронетранспортёра, ткнув пальцем в экран бортового детектора аномалий и излучений. - Дальше не поведу, не поеду и не пойду.
   Вышедшие из машины Удальцов, Коля и Якушев смотрели на перегородившую дорогу колонну военной техники. Десяток грузовиков, несколько бронетранспортёров и танков, а также три "козла" всем своим видом говорили, что стоят они тут с незапамятных времён, возможно, ещё с момента Второго взрыва. Машины стояли вразнобой, будто их бросили внезапно, спеша убраться от неведомой опасности как можно скорее. Покрышки автомобилей давно сдулись и рассыпались, а благодаря мелкому мусору, скопившемуся за долгие годы около колёс, создавалось впечатление, что транспортные средства вросли в дорогу. Однако, машины явно собирали на совесть, а их создатели могли бы собой гордиться - за всё то время, сколько транспорт стоял в этом месте, краска на нём только лишь выцвела, но не облупилась, а ржавчины и вовсе почти не было. Коле подумалось, что машины очень даже могут быть до сих пор способны к работе. Колёса только заменить, да горючки залить, а танки и вовсе лишь заправить - если они снаружи не сгнили, то внутри у них наверняка всё целое.
   Колин Комп старательно подтверждал эту мысль сердитым потрескиванием: фонило от колонны нещадно, потому сложно было представить, что у кого-то могло настолько не хватить благоразумия, чтобы снимать с этой техники детали. И хотя расстояние, вкупе с защитными костюмами, уровень излучения сводили до почти нормального, но всем было понятно - в кузовах грузовиков нет ничего такого настолько ценного, из-за чего стоило бы в них лезть.
   - Гнилое место, - проворчал один из сопроводителей, - много народа оно на тот свет отправило.
   Сопроводителя этого Коля знал ещё с того времени, когда ходил в новичках, сам же сопроводитель уже тогда был опытным и уважаемым сталкером. Звали его Бормоглотом, но тесного знакомства у них как-то не сложилось - нужды не было, да и тропинки не пересеклись. Теперь же Коле это было неинтересно, равно как и то, какими посулами Удальцов заманил сталкера к себе в отдел.
   - Это когда колонну эту тут накрыло? - высказал предположение Якушев, для которого всё увиденное и услышанное за последнюю пару дней было чем-то невероятным.
   - Не только, - буркнул Бормоглот. - Мне Хохол рассказывал, что когда банда Кривого пронюхала про груз, который эта колонна везла, то чтобы не подставляться самим, стали они отлавливать сталкеров-одиночек и под прицелом отправлять их вытаскивать из кузовов хабар, то есть оружие и боеприпасы. Это давно было. Тогда и дозиметры батарейки как семечки жрали, и дурачья разного, которое только на удачу полагалось, тут стада ходили. Да и про подавляющие излучение артефакты ещё не знали толком. А там же всё только что не светилось - автоматы, патроны, гранаты... да вообще всё. Одно хорошо: кривовские передохли почти быстрее всех прочих, но сколько народа по их милости доз нахватало, не перечесть. Сталкеры, которые в кузова лазили, увяли быстро, понятное дело, но кривовские же, поняв, что хабар оказался с паршивой такой изюминкой, добытым ещё и приторговывать начали. Кому автоматик, кому пистолетик, кому-то патрончиков, а кому-то и бронежилетик. Кто с дозиметрами был - быстро просекал, но попробуй скажи бандюкам, что товарчик у них палёный. Использовать или нет - это уже потом, а вот купить - будьте любезны. Типа всё честно. И ведь находились даже такие дурни, которые ни в какую не хотели расставаться с фонящими стволами: типа, мы деньги за них заплатили, а радиация - это всё выдумки яйцеголовых. Хохол ещё говорил, что стрелковский укорот-перевёртыш тоже из этой колонны достали, так когда Стрелок про это узнал, он его в какую-то аномалию запулил с горя, а в какую, потом не говорил. В результате с оружия не только радиацию сдуло, но ещё и наоборот вывернуло.
   - Это как? - удивился Якушев. - И что за Стрелок?
   - А так, что если раньше у того ствола рукоять затвора была справа, как и положено, то после попадания в аномалию стала слева. Типа, эксклюзив для левшей. А Стрелок - это такой легендарный сталкер, который до "Монолита" дошёл. Ну, так говорят. Это давно было.
   - Чего ж он другим про рецепт не рассказывал? - подключился к разговору Коля. - Это ж сколько оружия отчистить можно было. А к разборке по-новому приноровились бы. Один хрен только тем тут и занимались всю жизнь, что приноравливались.
   - Там такая фигня получилась, - продолжил Бормоглот, - что ствол тот уникальным оказался. Вроде, как Стрелок потом на радостях в эту аномалию ещё фонящих автоматов штуки четыре отправил, но на выходе получил просто куски железа. Корёжила она их только, а 'выворачивать', как тот первый, не хотела.
   - Закончили перекур, - прервал беседу Удальцов, - все по машинам.
   - Начальник, - с дрожью в голосе произнёс водитель, - я тебе ещё раз говорю, что вперёд не поеду. Если хочешь, сам садись за штурвал.
   - А мы вперёд и не поедем, - усмехнулся Удальцов. - Отойдём метров на двести назад, там уже и будем решать о своих дальнейших действиях и обходных путях. Нечего нам тут под жёстким излучением загорать и "дозы" хапать.
   Многого, однако, нарешать по поводу обходных путей не получилось. Дорогу строили на совесть: даже за столь долгое время отсутствия ухода и ремонтных работ асфальт на ней максимум, что потрескался, а её насыпь практически не расползлась. Раскинувшиеся по сторонам от дороги поля также не выглядели для бронетранспортёров источником проблем. В то же время придорожные канавы были обильно заполнены талой водой, и все три водителя только что не хором заявили, что испытывать судьбу, рискуя словить какой-нибудь притаившийся под водой сюрприз, они категорически не желают и другим не советуют. Удальцов мрачнел, остальные ждали его решения.
   - Артём, Матрас (памятуя о сталкерских традициях, Удальцов решил не называть Колю по имени), Бормоглот, Завьялов. Берите шмотки как в последний поход. Выходим по готовности. Остальные дожидаются. Как мы скроемся из виду, ждут здесь ещё час, и, если ничего не происходит, отправляются вот в эту точку, - Удальцов ткнул пальцем в экран планшета, где отображалась карта местности с какой-то дорогой. - Объезд найдёте. Там ждёте нас в течение двух суток. Если связь не добьёт или сами не придём - отходите назад на Первую. Что делать в этом случае дальше, вы все в курсе. Если кто забыл, что делать в такой ситуации - инструкции есть в бортовых компьютерах.
   - Командир, ты насчёт последнего-то не шути, - голос у того, кого Удальцов назвал Завьяловым, был низким, а по тому, каким спокойным и холодным тоном это было сказано, можно было предположить достаточное количество опыта хождения по Аномальным у сказавшего. - Здесь так шутить не принято.
   - Суеверия? Понимаю, - недобро ухмыльнулся Удальцов. - Тоже по первости за языком следил, словечки всё выгадывал, словесные конструкции строил так, чтобы лишнего чего не сболтнуть. А потом один умный человек мне рассказал, что по его наблюдениям суеверные гробятся не в пример чаще, нежели те, кто своё внимание использует более подобающим образом. У аномалий уши не растут, а зверьё человеческих слов не понимает.
   Коле подумалось, что там, на Большой земле, случись подобный разговор между Удальцовым и им, он бы, возможно, решился с профессором серьёзно по этому поводу поспорить, но не вовремя, или же наоборот - очень даже вовремя - проснувшаяся сталкерская чуйка подсказала, что единственным, кто здесь знает что, как, почему и для чего нужно делать, является только Удальцов. Да и вообще, не время сейчас для споров. Получивший отповедь Завьялов видом своим ничего не показал, но при взгляде на него Коле почудилось, что думает тот схожим образом.
   Невзирая на весь свой сталкерский опыт и заблаговременно собранный сталкерский же комплект, Коля всё же оказался вторым: Удальцов, оперевшись на тяжёлый рюкзак и положив на колени странного вида оружие, сочетавшее в себе черты автомата и снайперской винтовки, сидел на обочине дороги, курил и смотрел на виднеющийся вдалеке лес. Матрас последовал его примеру, но несколько в стороне - надо будет, позовёт. К предстоящему выходу Коля чувствовал себя вполне готовым: тяжёлый бронекостюм, автомат с комбинированным прицелом и подствольным дробовиком. И крупным мутантам есть что сказать, и из 'крысок' фарша быстро наделать можно при желании. А если учесть, что у предоставленного автомата в комплекте имелась ещё пара сменяемых стволов... Их Коля поначалу посчитал за запасные, но при более внимательном осмотре заметил, что каждый из них выточен под определённый калибр. Поинтересовавшись на эту тему у кого-то из удальцовской команды, он получил ответ, что сделано это на тот случай, если по пути попадётся боезапас, не подходящий под основной ствол, благо иностранных якобы научных групп в эти края забрасывалось прилично, но возвращалось куда как меньше. Глушители на стволах выглядели чем-то естественным, даже само собой разумеющимся, и Коля сильно бы удивился, если бы столь нужная и практичная в этих краях часть у оружия отсутствовала: шум всегда привлекает внимание, а на Аномальных это редко когда ведёт к приятным последствиям. Вспомнились слова Удальцова про вбуханное в восстановление Института количество материальных средств вообще, и в эту экспедицию в частности, и подумалось, что в этом вопросе начальник точно не соврал - оружие явно делалось под конкретное место и условия знающими людьми, причём под руководством опытных консультантов. В период своей жизни вольным сталкером Коля о подобном снаряжении мог только мечтать, а сейчас мало того, что ему такую снарягу забесплатно выдали, под роспись, правда, так ещё и деньги за прогулки в ней платят. Сколько сталкеров чуть ли не за спасибо стали бы работать, дай им подобный бронекостюм и ствол... Много, но недолго: аппетит, как известно, приходит во время еды. По-любому денежный вопрос возник бы, и не раз.
   Третьим, вполне ожидаемо, оказался Завьялов, при виде которого у Коли мелькнула догадка, что подвизался обладатель сурового голоса, до попадания под крыло Удальцову, на ниве военного сталкерства. Слишком уж суровый был у него этот вид: тяжёлый многофункциональный стрелковый комплекс, от одного только вида которого вся окрестная живность должна была разбегаться в страхе, а также не менее массивный защитный костюм, хотя на лице Завьялова читалось, что будь его воля, предпочёл бы он костюмчик посерьёзнее. Коле подумалось, что экзоскелет на этом терминаторе смотрелся бы куда более естественно и органично.
   Якушев и Бормоглот оказались последними. Бормоглот, матерясь сквозь зубы, на ходу помогал Артёму с бронекостюмом, подсказывая, где для удобства и правильности нужно что-то подтянуть, где застегнуть, а где, наоборот, ослабить. По виду Якушева было заметно, что с подобным снаряжением он сталкивается впервые. Оружие у обоих было одинаковым, и Коля заподозрил, что бывший сталкер невольно взял теперь уже бывшего военного к себе на воспитание. Мелькнула недобрая мыслишка, что с Удальцова, учитывая некоторые открывшиеся особенности его биографии, сталось бы использовать офицера как отмычку, но её Коля отмёл как вредную - чай не сталкерский сброд, а научные работники. Не все, но...
   "Во дурак, ну что ж я такой дурак-то? - осенило Колю. - Дубина, надо было Борща подробнее расспросить про то, как эти мутные свои отряды формировали. По какому принципу, сколько человек. Традиции, обычаи, прочие повадки. А ты мифологией всякой заслушался, как будто от неё здесь толк есть. Ну не может Борщилла этого не знать, через его Базу половина Института точно прошла, и наверняка эти ребята в том же числе. Какая у нас тут, на хрен, научная экспедиция? Из Бормоглота учёный как из говна - пуля, у Якушева на лице написано, что ему в детстве строевой устав вместо сказок на ночь читали, от одного только вида Завьялова у встретившихся ему на пути 'цыплят' медвежья болезнь будет накатывать свирепыми волнами, а про себя ты и так всё знаешь. Удальцов вот у нас только на учёного смахивает, хотя..."
   Наступил момент прощания и раздачи последних указаний. Ограничились рукопожатиями: члены группы Удальцова, идущие на выход, за всё время экспедиции так и не перезнакомились толком с остающимися. С некоторых пор Коля полагал, что чем знакомиться от нечего делать, лучше уж не знакомиться вовсе. Само собой - минимального уровня знакомства, необходимого для решения различных рабочих моментов, избежать невозможно, но главное - не допустить возникновения той дурной формы человеческих отношений, которую он называл 'дружбой поневоле'. Коля в душу к другим лазить не любил и считал, что другим в его душе делать уж точно нечего. Мотивы остальных ему были неизвестны, да и неинтересны, по большому счёту.
   Затягивать с прощанием не стали, и уже через три минуты группа Удальцова давила тяжёлой обувью прошлогоднюю высохшую траву, выйдя на поле по замеченному ранее почти размытому съезду на него с дороги, где Якушев, не до конца освоившийся с новой одёжкой, по неловкости чуть не улетел в придорожную канаву. Шли молча, каждый думал о чём-то своём, не забывая следить за выводимым на внутреннюю сторону защитных стёкол шлемов изображениями с детекторов аномалий компов. Якушев, поначалу, пытался о чём-то расспрашивать Бормоглота, но тот в ответ на него лишь цыкнул: следи за детектором, на привале поболтаем. Для офицера Артём, по мнению Коли, смотрелся несколько жалковато, но это было простительно - сразу Гераклом на Аномальные ещё никто не приходил. Те же, кто по собственному недомыслию себя причислял к полубогам и супергероям, достаточно быстро таковыми быть переставали. Живыми, впрочем, нередко тоже.
   Гаденькая мыслишка, промелькнувшая перед уходом, неожиданно привела к нехорошим домыслам и предположениям. Подумалось, что хоть Удальцов и строит старательно из себя научного работника, но по сути каких-либо подтверждений этому Коле видеть и слышать не доводилось. Да, знает он, судя по всему, много, явно побольше местных старожилов, но знания и намерения - вещи совершенно необязательно пересекающиеся. Вот даже на его снаряжение посмотреть - не военсталовское, но вояки с такого точно кипятком уссаться должны. Не встречал Коля учёных в подобных одеяниях и с подобным вооружением. Вот в хрупких и нежных научных комбинезонах, почти не пропускающих радиацию с прочими гадостями, и некоторые модели которых, по слухам, даже 'кисель' с 'рыжей волоснёй' не берут, встречал. Есть, правда, у этих комбинезонов один существенный недостаток, делающий их абсолютно неприменимыми для окормляющихся вольными хлебами: очень уж эти защитные костюмы пули не любят, потому и ходили господа учёные всё больше в сопровождении военных и прочих лиц, к ним приставленных для охраны, дабы и мыслей ни у кого не возникло попробовать учёных светил на зуб и всё в таком духе. В руках у этих учёных господ всё больше разные мудрёные приборы были, а при одном упоминании о том, что мужику в этих краях и автомат в руках порой подержать не зазорно, у обладателей больших знаний и интеллекта только что нервный тик не начинался, плавно переходящий в нудные лекции про мирный атом, благо для человечества, знание для мира и мир во всём мире вообще. Поголовье пацифистов и гуманистов среди учёных, невзирая на все особенности Аномальных Территорий, держалось своих принципов с завидным упорством. Исключения встречались, но редко, очень редко.
   "А вот взглянуть на Удальцова, - продолжал свои измышления на ходу Коля, попутно отметив, что термоизоляция у бронекостюма весьма неплоха, - Ну ведь не скажешь сейчас, что учёный. Ты ж с ним как познакомился: пришёл он к тебе типа тихоней, чинушей мелким вырядился, да ещё и скромно-вежливый весь из себя такой. А ты, типа, покоритель Аномальных, матёрый волчара, на кухне пивас хлещешь, отдыху заслуженному предаваясь, крутостью своей неимоверной упиваясь, самомнение попутно раздувая. Встречают-то у нас, традиционно, по одёжке, вот он тебя на это и купил. Хмырёк, типа, к Папе за одолжением пришёл. А пожаловал бы он к тебе в том виде, в каком сейчас, ты бы из окна, только что в штаны не наложив с перепугу, так бы в одном халате и сиганул, не глядя на этажность. В глазок дверной как посмотрел бы, так затем сразу же с разбегу - в окно. Ласточкой, чтобы наверняка. Ты его научную деятельность видел вообще? Если его рассказы для тех, кого он на этот выезд готовил, считать за лекции, то да, а так то же самое любой сталкер, потоптавший Аномальные хотя бы полгода, рассказать будет в состоянии. Больше же ты не видел ничего, поскольку в архиве торчал, дела былые вороша и плесенью покрываясь. Борщу он, кстати, пыль в глаза пустил знатно... А ведь действительно: не похоже, чтобы он про эти Явления выдумывал, очень уж всё складно по его рассказу выходит. Странно, что до этого тут раньше никто не додумался. Хотя, может и додумались, но языками на эту тему чесать побоялись. Так что, факт есть факт - провёл он Борщару, скорее всего. Сначала саму открытость из себя изобразил, как дело до попойки дошло, потом сказочку рассказал, в стилистике соответствующей. А что: по документам у него всё шито-крыто, да и с институтским руководством Борщ по его душу наверняка общался, причём уж точно не по своей инициативе. Не левый дядя-то, иначе встретили бы наш конвой не хлебом-солью, а чем-то гораздо менее приятным. Помнится, есть у Борща странные прожектора. Очень уж вид у них недобрый, да и желающих их таскать по тревоге всегда с трудом находилось".
  
   Коля смотрел в спину идущему впереди начальнику, высматривая доказательства верности своих догадок. Походка у того и впрямь смахивала не на осторожно-трусливую, орущую о готовности в любой момент сорваться и драпануть с низкого старта, какой обычно ходили учёные, а на хищно-крадущуюся, как будто кошачью. Если учесть, что вся группа шла в не самых лёгких бронекостюмах, то выводов напрашивалось несколько, и далеко не все они были приятными. В любом случае выходило, что традиционно принятые критерии оценки человеческих качеств к нему неприменимы, а Коля непредсказуемости не любил. В фигуре Удальцова ему чудилось, что случись, к примеру, им попасть под обстрел, то начальник вместо того, чтобы подобно основной массе деятелей от науки начать прижиматься к земле, прикрывая голову руками, попутно загаживая памперсы и истерично вереща, среагирует на ситуацию быстрее всех прочих членов группы, открыв ответный огонь без раздумий и промедления, возможно, даже из положения лёжа, в которое переместится, опять же, быстрее остальных.
   "Палишься, начальник, ой палишься. Скрытничал ты долго, таился всячески, но вот на дороге показал себя во всей красе. Вернее, не так - показал случайно, что ты не тот, кем стремился казаться ранее. Или же наоборот - неслучайно показал, чтобы все поняли, кто тут альфа-самец. Не встречал я у учёных такого взгляда. Вроде и улыбочка эта наивная осталась, да и строгость он скорее напускает, будто стремясь палку не перегнуть. Но в глазах нет-нет, а что-то такое проскальзывает. И ведь мне это знакомо, вот дерьмо-то. Видел я уже у кого-то такой взгляд, вот только у кого?"
   За размышлениями Коля не заметил, как их отряд подошёл почти вплотную к кромке леса, которым Удальцов любовался с дороги.
   В голове раздался звук, будто по стеклу провели алмазным резцом. Окружающий пейзаж подёрнулся рябью. Колю пробил холодный пот.
   - Стой, - хрипло прозвучал в наушниках голос Удальцова. То ли проявилась ещё одна начальничья особенность, то ли подстыл он где-то, а может, просто динамики в шлем поставили не самого высокого качества. Как бы там ни было, но момент для размышления об этом был не самый подходящий.
   Команда остановилась как один, замерев на месте и превратившись чуть ли не в каменные изваяния. Даже Якушев, которого, по ходу, кто-то успел проинструктировать на тему того, как надлежит вести себя на Аномальных. Мерзкий звук возник снова. Коля отметил, что возникал он не в ушах, а будто в самой голове, хотя и слышали его при этом все.
   Звук этот Матрасу был знаком прекрасно: мало кому на Аномальных посчастливилось не сталкиваться с 'собачками'. Порой среди них попадались совершенно гнусные особи, обладающие способностью подчинять себе своих сородичей, что делало встречу с собачьей стаей похожей на партию в шахматы на выживание, нежели на банальный расстрел охамевшего вконец зверья. Малая часть этих уникумов была отморожена настолько, что пыталась провернуть манёвр подчинения с представителями человеческого рода, и хотя им это и не удавалось, но ощущения от этих попыток приятными назвать было сложно: вид бегущей на тебя призрачной стаи собак душевному спокойствию не способствовал. Услышанный же ранее звук, по мнению старожилов, был чем-то вроде ментального сигнала, своего рода командой, предназначенной пси-доминантой для своих подчинённых. Те же старожилы утверждали, что при особой сноровке и опыте можно даже распознать те команды, которые пси-доминанта отдаёт простым собакам - звук варьируется, а значит по его звучанию и отслеженному результату можно сделать соответствующие выводы о характере команд, а также их последствиях. Сомнений на тему того, с кем они встретились, у Коли не было.
   - Наизготовку, - голос Удальцова из хриплого превратился в жёсткий командный. Коля в очередной раз убедился в правоте своих догадок - этот человек был таким же учёным, как он, Матрас, порноактёром. У начальника явно был боевой опыт, которым мало кто из очкариков мог бы похвастаться. - Не шумим. Бить прицельно одиночными, боезапас впустую не тратить. Я бью первым. Подсказка для тех, кто не в курсе, - покосился он на Якушева, - прицелы в режим тепловизоров переведите.
   "А хитёр, - невольно восхитился Удальцовым Коля. - Если псюха иллюзиями морочить начнёт, то в тепловизоре они уж точно не высветятся, а это значит..."
   Мерзкий звук проскрежетал ещё раз, окружающий ландшафт окрасился в радужные тона, а у кромки леса возникло несколько призрачных силуэтов. Коля закрыл левый глаз и прильнул правым к прицелу, в котором во всех спектрах серого отображалась лесная граница, но пока не было заметно ни малейшего признака какой-то теплокровной живности.
   "Слабаки мы, - подумалось ему. - Слабаки и самодеятельность. Борщ ведь Америки не открыл, про мутных ты и до его рассказа слышал. А ведь они тоже гробились, и не раз. Заметь, гробились с подобного рода снарягой, но, что более важно - со знанием того, что и как тут происходит. Чего уж о нас, простых сталкерах, говорить. Сколького ты ещё не знаешь, а ведь не один год по этим местам ходишь".
   Удальцов водил стволом, будто выцеливая что-то конкретное. У Коли возникла уверенность, что начальник не просто знает, что надо делать в подобных ситуациях, но, судя по его спокойствию, попадал он в подобные переделки не один раз. Спокоен, не паникует, подсказка опять же эта про тепловизор.
   Удальцовская винтовка тихонько хлопнула. Хлопок был так себе, затвор винтовки и то лязгнул громче, но через доли секунды гнусный звук, слышанный ранее, усилился многократно, принеся с собой боль. Коля собрался было схватиться за голову, но вдруг осознал, что звук вместе с призраком боли уже исчез, а по виду начальничьей спины стало понятно, что опасность миновала - не бывает у людей такой расслабленности перед лицом возможной смерти, кто бы что ни говорил.
   - Вот и всё, ты замужем теперь, - схохмил Удальцов.
   - Всё, что ли? - у Якушева, судя по дрожи в голосе, начался отходняк.
   - Всё, теперь всё, - Удальцов постарался произнести это как можно более добродушно.
   В кустах взвыли несколько собачьих голосов, и их обладатели со своим появлением решили не тянуть. Три особи, вышедшие из кустов, вид имели пришибленный и дезориентированный. Не было никаких сомнений, что если их сейчас что-то и волнует, то никак не четверо сталкеров, во власти которых находилась их нехитрая собачья судьба. К подобному Коля был готов, благо более опытные товарищи про такое рассказывали, но Якушев, завидя придавленную последним криком своей доминанты живность, вновь поднял винтовку.
   - Опусти, - процедил Удальцов, - им сейчас не до нас. Побереги патроны, пригодятся ещё.
   Хоть лицо Якушева и было скрыто светонепроницаемым стеклом шлема, но Коля готов был поручиться, что офицер терзается между тем, чтобы расстрелять недружелюбную живность и тем, чтобы выполнить приказ начальства. Последнее, судя по всему, возобладало: Артём, хоть и нехотя, но ствол опустил.
   - Мощно, - прокомментировал произошедшее Коля. - Я бы так не смог.
   - Оружия у тебя такого не было, вот ты и не знал, - усмехнулся Удальцов. - Решение само же ведь напрашивается. Продолжаем.
   Матрас невольно согласился с тем, что начальник, невзирая на всё отношение к нему, в очередной раз оказался прав: мало кто из вольных сталкеров мог позволить себе подобное снаряжение. Некоторым, правда, удавалось выбить подобное у научников, но цена такой снаряги, зачастую, была весьма немалой. Впрочем, кому-то доводилось разжиться такими причиндалами банальным мародёрством, но случаи этого были редки до крайности: военсталы и схожие с ними личности гробиться не любили, равно как и не было у них привычки бросать тела своих погибших товарищей.
   Почему Удальцов направил свою группу на запад, не заходя в сам лесной массив, вопросов ни у кого не возникло - он главный, ему виднее. А направил бы в лес, так стопроцентно получил массу вопросов, хотя бы от того же Бормоглота, который не мог не заметить в глубине чащи густые заросли различного кустарника, покрытого 'рыжей волоснёй'. Листва ещё не распустилась, трава тоже толком не поднялась, но на аномалию, имевшую, судя по всему растительное происхождение, времена года не влияли вовсе. И если вопрос с 'волоснёй' был в принципе решаемым, будь у группы огнемёт, то тонкий свист, чем-то похожий на пение, однозначно говорил о том, что помимо поганой висячей рыжей поросли где-то там протянулась 'ниточка', способная резать материал практически любой прочности. Уже одного факта её наличия было достаточно для того, чтобы отбить всякое желание не то что лезть в этот подлесок, но даже и близко подходить к нему. 'Закрутку', 'фонтан', да 'сковородку' ту же заметить несложно, равно как и 'пыльный мешок', которого тут быть не может, или ещё какую гадость, но вот 'ниточку'.... Не будь ветра и начальника, у Коли, возможно, хватило бы дури углубиться в лесной массив, но, скорее всего, этот поход стал бы для него последним. Вспомнились удальцовские ночные сказки, и подумалось, что если пробуриться сквозь этот лес, то наверняка в его глубине можно найти пресловутый 'Оазис', вот только зачем? Какой смысл искать место потрясающей природной чистоты, высасывающее жизненные силы в считанные часы? А ведь некоторые искали, ошибочно полагая, что там на них и исцеление от всех хворей снизойдёт, а то и вечную жизнь до кучи выпишут. Бонусом, типа.
   Через некоторое время пейзаж стал узнаваемым. Коле начало казаться, будто бы он уже ходил по этим местам, но тот факт, что от общепринятых тропинок, проложенных севернее Первой Базы он в своих выходах стремился не отступать, уверенности в том, что он здесь бывал ранее, не способствовал. Сомнений, что вдоль кромки этого лесного массива он не хаживал, у него не было, хотя окружающий пейзаж всё равно казался до безобразия знакомым.
   Ощущения Колю не обманули: в скором времени он заметил уходящую в лесную чащу потрескавшуюся дорогу, покрытую прошлогодней осенней листвой. От сомнений не осталось и следа - дорога эта однозначно вела к тому самому пансионату, где группа Гвоздя почти год назад сначала потеряла злополучного лаборанта, а затем и вовсе вляпалась вообще непонятно во что.
   - Перекур, - добродушный голос Удальцова совершенно не походил на то хриплое рычание, какое его группа слышала перед встречей с 'собачками'. Повторять не пришлось - все как один скинули рюкзаки, присели не землю и полезли по карманам за куревом. Приверженцев здорового образа жизни в группе не было: места не те, да и обстоятельства не способствуют.
   "Проверяет, или что? - размышлял Коля. - Я ж ведь не рассказывал, где мы год назад с Гвоздём... Ах ты, сука...".
   Колин взгляд упал на комп Якушева. Сомнений не было никаких: офицер так и не решился расстаться с устройством, чей предыдущий владелец в этих местах бывал не один раз. Вывод напрашивался сам собой: не важен предлог, но важно то, что с Удальцова наверняка сталось надавить на лейтенанта, чтобы тот сам отдал ему комп. "А может, и давить не пришлось, - рассуждал Коля. В умении начальника убеждать людей он не сомневался ни на йоту. - Устройство главный брал не насовсем, само собой: ценна эта железка была не своей начинкой, а содержащейся в ней информацией, и особенно - треком маршрута, который наверняка ей писался на протяжении всех странствований Гвоздя. Сколько нужно времени, чтобы слить все данные? Минут двадцать, если память забита под завязку, но, скорее всего, меньше. Потом машинку от лишнего почистить, переконфигурировать и отдать новому владельцу, пусть он, в некотором роде, и прежний. В результате же довольны все: кто-то на шару получил неплохую железку с неслабым детектором аномалий, а кто-то - приличной ценности информацию, возможно, даже и цель. Дневники можно и на досуге почитать, ночью, например, если не спится, а трек вот он - бери, да используй. То-то тебе карта, в которую начальник пальцем тыкал там на дороге, такой знакомой показалась. Он же, сучий потрох, неспроста такой весёлый стал, как на Первую приехали, наверняка уже тогда по слитым данным пробежался, Якушева предварительно охмурив, и прикинул, куда и зачем ему дальше идти. И особенно добивает, что этот дурачок с погонами свято уверен в том, что для Удальцова он имеет какую-то ценность. Да уже того, что ему Бормоглот одеться помогал, достаточно для понимания, какого полёта эта птица. Невысокого, весьма невысокого. В команде железно были ребята посерьёзнее, но почему-то Удальцов предпочёл им этого желторотого. Не, может он там на своей перевалочной и неплохим командиром был, да только слепой не заметит, что он сейчас бесполезный прицеп. Вот не удивлюсь, если на сложном участке его начальник "отмычкой" пустит. А что - коль скоро он даже с такой снарягой осторожничает, то тут и до крайних мер недолго".
   Предполагаемый же кандидат в "отмычки" в это время общался с Бормоглотом, совершенно не подозревая о том, какая участь, вероятно, его ждёт в дальнейшем. Бормоглот, без явного удовольствия, но всё же удовлетворял любопытство согруппника, хотя весь его вид говорил о том, что с большей радостью он бы сейчас просто послушал тишину. Удальцов и Завьялов курили молча, будто бы любуясь пейзажем и полностью игнорируя прочих.
   "Но самое дерьмо даже не в этом, - Коле почудилось, что здравые рассуждения плавно перерастают в прогрессирующую паранойю. - При таком раскладе он ведь наверняка знает, кто уже тогда Гвоздю составлял компанию. Знает, но молчит. Ждёт, пока я заору что-то вроде 'Драть ту Люсю, да ведь я ж тут год назад был!'? А может, всё проще: ни хрена он не знает пока ничего, иначе Хендрикса того же, как ещё одного непосредственного участника того вояжа, только что за яйца не подвесил бы, буде тот в молчанку играть задумал. И пофиг начальнику было бы, что Димка теперь протеже Борща. Кто для него Борщ - не авторитет, а так, только что не первый встречный. Для таких ребят вообще авторитетов не существует, кроме разве что ещё более отмороженных. Хотя, если подумать, от Хендрикса нашего лишь тело осталось. Чужой он совсем стал, на себя былого не похожий. Что ж ты, гад, задумал-то?"
   Удальцов затушил и тщательно втоптал окурок в землю. Якушев от Бормоглота отцепляться не желал категорически, и Коле подумалось, что через некоторое время у офицера есть все шансы услышать в свой адрес весьма нелицеприятные выражения, а может, и кое-что похлеще. Завьялов достал вторую сигарету.
   "Странный тип этот Завьялов, - Коля переключил мысли на другого участника группы. - Та ещё тёмная лошадка. Что-то не припоминается, чтобы он с начальником по пути тесно общался, да по ним и не скажешь, что они от общества друг друга испытывают восторг. Странный выбор: обычно с собой принято брать тех, кого знаешь и кому доверяешь, а тут не разберёшься: то ли они уже всё что можно давно обсудили, то ли говорить им попросту не о чем. Слишком уж они разные, хотя есть что-то такое общее... Хладнокровие какое-то. Только вот доверия и близко между ними нет - один для этого слишком хитрожопый, как я понимаю, другой же - и вовсе волчара нелюдимый. Гвоздь, что ли, напоследок сглазил, что меня так угораздило - не команда, а не пойми что. Хоть к "Монолиту" иди - кто-то да по чужим головам до него дойдёт. Не, профессор, не я к тебе на работу нанимался, а ты сам меня пригласил. Надо будет, сам же и спросишь. Ты не священник, чтобы я перед тобой исповедовался о своих делах".
   - Матрас, а не доводилось ли тебе бывать в этих краях? - будто прочитав колины мысли, поинтересовался у него Удальцов.
   "Точно, в железке якушевской покопался". Сомнений в этом у Коли не осталось никаких, но вслух он ответил, что было дело, дескать, год назад, только в конце этой дорожки не ждёт их ничего хорошего. Удальцов внимательно выслушал краткий пересказ о том, в какую неприятность с элементами непонятности влипла группа Гвоздя у Пансионата, и о чём-то задумался.
   - Полагаю, что пришло время развеять некоторое взаимное недопонимание, обусловленное недостатком информации о наших целях, имеющееся в группе в настоящий момент, - задумчиво произнёс Удальцов. - Некоторые члены группы, в силу обстоятельств, уже в курсе, что цель, декларированная мной ранее, является скорее предлогом для организации этой экспедиции, а также - беспрепятственного прохода на Аномальные Территории, но теперь скажу по правде: к реальной моей цели она отношения не имела и не имеет никакого. В некотором роде мне дан карт-бланш, и им я собираюсь воспользоваться в полной мере, а именно - пройти тем маршрутом, которым год назад шёл мой ээээ.... скажем так, близкий знакомый. Но если до недавнего времени я мог только предполагать этот маршрут, руководствуясь теми данными, которые он оставил перед своим последним выходом, то в настоящий момент я обладаю точным треком его пути, в том числе и планируемым, что несомненно облегчает мою задачу. Меньше знаешь - крепче спишь, слышали про такую поговорку? Поверьте, вам не то что необязательно, но скорее даже нежелательно знать о той цели, к которой стремился он, и к какой теперь стремлюсь я.
   Группа слушала молча. Кроме как у Якушева, никаких эмоций на лицах не отобразилось более ни у кого. Удальцов окинул группу взглядом, ожидая обратной связи.
   - Да как-то пофиг, - равнодушно изрёк Бормоглот. - Я этими тайнами уже по горло сыт. Мне деньги платят, а чужие секреты не моего ума дело.
   Коля почесал подбородок, молчаливо продемонстрировав, что с Бормоглотом он якобы солидарен, Завьялов равнодушно хмыкнул, Якушев же как будто и вовсе ничего не понял.
   - Начальник, только давай мы у Пансионата гробиться не будем, а? - Коля попробовал изобразить в своём голосе опасение сталкера, попавшего в большую неприятность, чудом выбравшегося из неё живым и не желающего ещё раз испытывать судьбу подобным образом.
   - За это не беспокойтесь, - уверенности в голосе Удальцова было в избытке. - Я знаю, что, - а точнее, кто - нас там ждёт. Что и как с ним делать, я тоже знаю.
   "Сколько вас таких знатоков было и скольких не стало", - язвительно подумалось Коле.
   - Ладно, передохнули и хватит. Пора дальше, - Удальцов произнёс это как можно более дружелюбно, но сомнений в том, что с большим удовольствием он бы скомандовал что-то вроде 'подъём', у Коли не было. Возможно, и остальные думали так же, но чужая душа - потёмки, а Коля и в своей с некоторых пор копаться не особенно-то любил.
  
  ***
  
   В точности, как почти год назад, Матрас лежал на обочине дороги почти в том же месте, направив винтовку в сторону видневшегося сквозь лес здания пансионата. Часть деревьев за зиму попадала, листва ещё толком не распустилась, потому обзор был вполне приличным. Рядом с ним почти неподвижно лежали остальные, каждый старательно выцеливал в том же направлении что-то известное лишь себе самому, и только Удальцов менял на своем огневом комплексе ствол. Была эта деталь вооружения длиннее уже снятой, а при взгляде на намертво приделанный к ней необычный прибамбас, более походивший на какой-то обтекаемой формы нарост, Коле вспомнился чей-то рассказ, будто бы додумались-таки наконец учёные мозги сделать винтовку со сменным стволом, которую пристреливать надо всего лишь один раз. Вроде как в наросте этом скрывался хитрый излучатель, по типу лазерного, который достаточно было однократно откалибровать пристрелкой, и впредь к этому вопросу уже не возвращаться.
   Заменив ствол, Удальцов поменял прицел, поставив на место прежнего комбинированного другой, явно предназначенный для ведения прицельного огня с дальних дистанций, и отстегнул от рюкзака железяку, на которую Коля внимания до этого момента не обращал. Железяка в разложенном виде превратилась в сошки, которые затем Удальцов прикрепил к преобразившейся винтовке.
   - Ну-с, - задорно произнёс он, присоединившись к остальным в наблюдении за зданием пансионата, - что у нас тут? Матрас, посмотри-ка, - обратился он уже к Коле, протягивая ему свою винтовку. - В окна только не направляй, для этого другой режим есть.
   "Солидная штука, - подумалось Коле в процессе рассматривания в прицел удальцовской винтовки прилегавшей к зданию территории. - Видно далеко, а в руках-то как лежит... Надо было такую же выклянчить, да кто-ж знал?"
   Догадка насчёт странного нароста на стволе оказалась верной: лиловая точка скользила по элементам пейзажа подобно маленькому солнечному зайчику. Коля смотрел на виденную им здесь же год назад искорёженную военную технику и странную воронку в центре двора, возникшую будто бы от попадания снаряда, теперь же присыпанную пожухшей листвой, гоняемой по двору редкими дуновениями ветра. Следов чьей-то жизнедеятельности не наблюдалось напрочь: прилегавшая к зданию территория вид имела совершенно заброшенный, впрочем, как и год назад. Если уж и на Первой Базе вопросом уборки территории никто не занимался, паче чаяния - заниматься не желал, то что говорить о прочих местах, особенно таких, которые и живых-то видели крайне редко.
   - А теперь фокус, - Удальцов подсоединил к прицелу какой-то шнур, другой конец которого воткнул в коммуникационный порт своего компа. Потыкал в экран, что-то там выбрал, и изображение в прицеле преобразилось. Точка целеуказателя пропала, а само изображение стало походить на негатив рентгеновского снимка, где смутно угадывались очертания останков транспорта и прочего антуража.
   - Вот теперь можно смотреть в окна, - прокомментировал Удальцов то, что Коля видел в прицеле, а сам же руководитель группы - на экране компа. - Эх, далековато залегли. Были бы ближе, можно было б и сквозь здание смотреть, а так только две стены от силы просвечиваются.
   - А почему ближе-то нельзя? - почему-то шёпотом поинтересовался у Удальцова Бормоглот.
   - Чтобы преждевременно не выдать своего присутствия, - сухо произнёс Завьялов. - Если там есть кто-то с компом, то мы у него на радаре точно засветимся. Не местоположением, так присутствием. А там точно кто-то есть, и не один.
   - Сдаётся мне, что там есть кто-то, кто и без радара нас определит, - отозвался Удальцов.
   Коля, глядя в прицел, наглядно убеждался в правоте военного сталкера: часть человеческих фигур, находящихся в здании, сидели, привалившись к стенам. Выглядело это неестественным, поскольку обычным людям свойственно так сидеть либо под воздействием сильнодействующих препаратов, либо же при отсутствии жизни в их телах. Другая часть фигур пребывала неподвижно в стоячем положении, уткнувшись в стену головой. Были и те, кто просто стоял, при этом слегка покачиваясь, будто под дуновением ветра. Увиденное походило на гротескный театр кукол, и у Коли по спине пробежали мурашки: двадцать мертвяков - это, всё же, не шутки. Оставалось надеяться лишь на то, что выглядящие технически продвинутыми снаряжение и вооружение настолько же хороши и в деле.
   - Что-то дофига мертвяков в одном месте, - Бормоглот, как оказалось, тоже наблюдал за изображением на экране удальцовского компа.
   - Несомненно, но это пока не наши клиенты, - Удальцов оценивающе присматривался к каждой потенциальной цели, на которую Коля наводил прицел. - Это куклы, а мне нужен кукловод. Уберём его - этих голыми руками можно будет брать.
   Бормоглот немного побледнел, но тут же взял себя в руки, буркнув себе под нос что-то матерное.
   - На что хоть внимание обращать? - Коля пытался высмотреть фигуру с хоть каким-то признаком, делающим её кардинально отличной от остальных, но такой ему пока что не попалось. - Я так понимаю, что мы столкнулись с кем-то похуже обычных "контролёров"?
   - Скорее всего. Смотри на строение тела, на поведение... на всё, - Удальцов по-прежнему всматривался в каждую потенциальную мишень. - Двадцать тел. Это плохо. Это очень плохо.
   - Чем плохо? - подал голос Якушев.
   - Тем, что это ненормально, - с раздражением, будто говоря что-то очевидное, ответил ему Удальцов. - Обычный "контролёр" подчиняет себе до десяти, максимум - до тринадцати особей, причём три из них в подобном случае будут низкоранговые. 'Собачки', 'свинки', 'крыски' и всё в таком духе. На большее у него попросту не хватает, скажем так, сил. Этот же подцепил на крючок двадцать тел. Дальше продолжать?
   Якушев промолчал.
   - Хуже, если наш клиент, предвидя подобный расклад, спрятался где-то в подвале, - продолжил Удальцов. - В этом случае проще будет сровнять здание с землёй, нежели выкурить его оттуда. Ищи его, Матрас, ищи.
   "Легко сказать - ищи, - проворчал про себя Коля. - И вообще, с какого это перепугу его должен искать именно я? Ствол твой, сам бы и искал, раз такой умный", - но вслух высказать это всё же не решился.
   Фигуры в прицеле выглядели ирреально. Влияние формируемого прицелом изображения вносило немалый дискомфорт в восприятие действительности, но всё же люди не могут так сидеть и так стоять. Коле не раз доводилось сталкиваться с мертвяками и прежде, потому он был уверен, что все осмотренные являются именно ими. Кукловод, как назвал его Удальцов, не обнаруживался, но он явно был где-то здесь: из опыта Коли, а также из рассказов более опытных коллег следовало, что подобное поведение мертвякам несвойственно. Причин же сомневаться в словах Удальцова не было никаких - всё свидетельствовало исключительно в пользу его версии.
   - Свеженькие, не иначе, - высказал предположение Бормоглот. - Зима недавно закончилась, как бы они её пережили?
   - Ни о чём это не говорит, - в голосе Удальцова появилась задумчивость. - Человеческий организм весьма интересная штука, особенно если учесть то, во что он со временем трансформируется при ээээ.... омертвячивании. Было подмечено, что мертвяки при холоде могут впадать в своего рода анабиоз. Метаболизм замедляется, расход энергии, соответственно, становится минимальным. Кукловод вполне мог раскормить их перед зимовкой, а затем попросту погрузить в спячку.
   - Но не так, - возразил Бормоглот. - Провести всю зиму в спячке в продуваемом всеми ветрами здании, да ещё и стоя - гарантированно от ног ничего не останется.
   - Эти могут быть уже проснувшиеся. Те же, которые сидят, находятся в процессе выхода из спячки. Но это всё домыслы. Признаюсь, я сам подобное вижу первый раз.
   - Ты же сказал, что знаешь, кто нас тут ждёт, - усмехнулся Завьялов.
   - Я от своих слов не отказываюсь, - Удальцов постарался произнести это как можно мягче, но по обострившимся скулам на его лице присутствующим стало понятно, что вопрос Завьялова задел его за живое. - Я знаю, кто всем этим верховодит, но не знаю, во что он превратился за последний год. В чём я уверен - нам с ним договориться не получится.
   - Объяснишь, почему? - Завьялов будто бы поставил себе задачу расшатать начальничий авторитет до его безусловного крушения.
   - Если бы он был человеком, - будто бы нехотя начал Удальцов, - то, скорее всего, мы сейчас не собирали бы бронекостюмами придорожную грязь, а сидели в тёплом помещении, душевно ведя с ним разговоры за жизнь. Но у меня есть веские основания полагать, что уже достаточно длительное время он человеком не является, и увиденное это подтверждает как нельзя лучше. Рисковать кем-либо из группы я не собираюсь, поэтому мне проще устранить предполагаемую угрозу.
   - Так ли уж обязательно её устранять? - Завьялов определённо имел отличными от Удальцовских не только мнение, но и взгляды на происходящее не Аномальных. - Они нас не трогают и трогать не собираются. Почему нельзя просто обойти?
   - Тебе напомнить, как ваши с Лабораторией Генетики обосрались? - Коле показалось, что эту фразу Удальцов не произнёс бы вовсе, если бы не обстоятельства, а также необходимость задавить вероятный бунт в зародыше.
   - Урод ты, - выдавил из себя Завьялов, - бессердечный урод. Хуже местного зверья.
   - Знаю, - усмехнулся Удальцов, - нас по этому принципу и подбирали. Другие у нас и не приживались. Видовые интересы, они всё же более важны, нежели наивные гуманистические заблуждения, тем более употребляемые не к месту.
   - Э, мужики, - вклинился в назревающую ссору Бормоглот, - вы чего, забыли, где мы сейчас? Лучшего места для выяснения отношений найти не судьба была?
   - На привале продолжим, - будто бы с пренебрежением сказал Удальцов, - если захочешь. А сейчас, будь любезен, выполняй мои приказы.
   - Есть, - недобро хмыкнул Завьялов, - твои слова.
   Удальцов отобрал винтовку у Матраса, отсоединил и убрал весь коммуникационный обвес и сам взялся за наблюдение за зданием.
   - Задача проста, - глядя в прицел обратился он к группе. - Я валю кукловода, затем устраняем всё шевелящееся, что есть в здании. Сначала с дальней дистанции, потом зачищаем возможных оставшихся и подранков. Мне понадобится время на то, чтобы поменять ствол, и в этот момент от вас потребуется меня прикрыть. Сложностей возникнуть не должно: мертвяки, как я понимаю, ещё не до конца отошли от спячки, потеря кукловода их дезориентирует, и им будет не до нас.
   - Гладко было на бумаге, - ухмыльнулся Бормоглот, будто перехвативший эстафету у Завьялова. - А если они на нас ломанутся всем скопом?
   - Тем проще для нас. Я знаю, о чём говорю, - как можно спокойнее ответил ему Удальцов. - Даже если и ломанутся, то всё невероятно упрощается: будете прицельно валить их на выходе из здания. Стараемся не шуметь, но если у них есть оружие и они откроют огонь - бейте, чем удобнее.
   Коле почему-то безумно захотелось начать планируемую Удальцовым бойню. Ожидание угнетало, и он желал, чтобы всё это закончилось побыстрее. Он водил прицелом по видневшимся в оконных проёмах застывшим в разных позах мертвякам и представлял: вот его палец плавно нажимает на спусковой крючок, в плечо мягко отдаёт прикладом, а затем за головой мертвяка на стене возникает размазанное пятно. Почему-то только сейчас Коля обнаружил, что вся его ненависть к этим порождениям Аномальных произрастает всего лишь из одного простого и очевидного чувства - чувства страха. Страха перед их чуждостью. Они выглядят как люди, но можно ли назвать их людьми? Коля осознал, что он до жути боится стать таким же, как они. И особенно он боится попасть под контроль такого же чудища, которое подчинило себе всех тех, кто находится сейчас в здании и даже не догадывается о том, что счёт их персонального времени существования уже идёт на минуты, если не на секунды. В чём-то Коля всё же был солидарен с Удальцовым - это не жизнь. А коли так, то здесь человеческие критерии оценки неприемлемы. Не проявляй мертвяки агрессию к людям, ещё можно было бы о чём-то говорить, а так... С чего бы Завьялов решил за них вступиться, Коля не понимал. Единственным объяснением напрашивалась только личная неприязнь к начальнику, причины которой были Коле были неизвестны. Мотивы кого-либо другого ещё можно было бы попробовать объяснить иначе, но только не в случае военного сталкера, а в том, что Завьялов является именно им, у Коли сомнений почти не осталось. И это было плохо: ещё классик писал: 'Когда в товарищах согласья нет...'. С другой стороны, Завьялов этого не понимать не может, однако же всё равно решается перечить начальству. Что ж они не поделили-то такого, и что сподвигло Удальцова взять к себе в команду такого бунтаря? Это же риск не только для них обоих, но и для всей команды в целом.
   Коля практически не помнил, как застрелил свою первую слепую собаку, непонятно каким образом пробравшуюся на территорию Базы: когда однажды ночью на него из темноты вылетело яростно сопящее нечто, он только и успел, что выхватить пистолет и высадить весь магазин, надеясь, что хотя бы одна из пуль достигнет цели. Комендант тогда устроил ему головомойку, и только то, что кроме собаки никто более не пострадал, спасло Колю от изгнания - стрельба на территории Базы не поощрялась. На будущее комендант посоветовал использовать другие методы самообороны, попутно подсказав, где можно за недорого взять телескопическую дубинку.
   Смутно помнил он свою первую 'свинку', к встрече с которой, к тому моменту, был уже готов: залп обоих стволов из обреза видавшей виды двустволки снёс животному бугор отвратительного вида, бывший у его прародителей головой, при этом отдача едва не выбила незадачливому стрелку руки из суставов. Обрывая жизни порождений Аномальных Территорий, он, к своему удивлению, не испытывал ни малейшего сострадания или угрызения совести - подобной чужеродности не место в этом мире. Позже он обрёл было стойкую уверенность, что, отнимая жизнь у местных страховидл, он совершает правильный поступок, но при встрече со своим первым мертвяком от этой уверенности не осталось и следа, даже несмотря на всё то, что до этого ему про них рассказывали ветераны. Эту встречу Коля запомнил на всю жизнь и до сих пор полагал её самой страшной, невзирая на то, что в дальнейшем ему случалось попадать в переделки и посерьёзнее.
   "Это же человек! - разрывался Коля от противоречивых чувств, держа на прицеле запутавшегося в пучке ржавой колючей проволоки мертвяка. Защитный костюм существа был разорван колючкой, но боли от вонзившихся в его тело шипов жмур как будто не чувствовал вовсе. Антропоморф завывал, крутил бледными бельмами и тянул к сталкеру руки, силясь вырваться из ловушки. - Он же чей-то друг и родственник. Ещё недавно он так же, как и ты сейчас, лазил по всему этому дерьму в поисках другого дерьма, за которое можно выручить денег. Он мог ходить с тобой одними тропами, есть в той же столовке у Борща, может, даже сидеть за теми же столами и на тех же стульях, на которые садишься ты. Наверняка друзья его уже обыскались, а где-то там, за Периметром, его любят и ждут, не зная, что с ним стало. У него есть имя, у него не может не быть имени. Он же человек, его наверное можно как-то спасти. Его нельзя не спасти!"
   - ЕДА!.. - взвыл вырвавшийся-таки из колючки мертвяк.
   Коля нажал на спусковой крючок.
   Несколько дней затем он был сам не свой. Лежал на кровати в сталкерской общаге, уткнувшись лицом в стену, и размышлял о неправильности всего происходящего. Кто-то из ветеранов, заметив, что с молодым происходит явно что-то не то, поинтересовался о его плохом настроении, а узнав, что послужило причиной, поделился достаточно простой, но в то же время жутковатой мудростью.
   - Пойми одну простую вещь, - сказал тогда ветеран, - Они не мы. Никто не отрицает того факта, что они когда-то были людьми. И если бы у них не было дурной привычки кидаться на живых, их бы и пальцем никто не тронул. Но поверь, никогда, никогда встречи с ними хорошим не заканчивались. Они не слышат, не понимают наших слов, и им без разницы, кто мы есть, равно как им до одного места, что когда-то они были такими же, как мы. Они видят в нас только еду. Так что вопрос простой - либо они, либо ты. Выбирай, кто для тебя важнее.
   Некоторое время после, Коля полагал, что причиной его подобного отношения к мертвякам является страх ошибиться и отправить на небо кого-либо живого, но достаточно скоро до него дошло, что количество любителей изображать этих порождений Аномальных с целью пошутить над остальной общественностью равняется нулю: шуточка изначально выглядела не смешной, тем более и опасной для самого шутника. Постепенно он вытравил из своих мыслей все размышления на эту тему, а страх перед мертвяками и вовсе загнал куда-то вглубь, убедив себя, что данное чувство применительно к этим существам является проявлением слабости. Слабаком Коля выглядеть не хотел, особенно перед самим собой.
   Одно из тел, видневшихся в оконных проёмах, неожиданно повернуло голову в их сторону. По колиной спине пробежался холодок, в ушах заложило. Возникло смутное ощущение того, что нечто подобное он уже испытывал.
   - Это он, - выдавил из себя Коля. - Тот, который на нас уставился. Второй этаж, центральное окно.
   - Быть того не может, - усомнился в его словах Удальцов. - Никаких характерных признаков, обычный мертвяк.
   "Я один что ли это чувствую?" - Коля окинул взглядом остальных. Не было похоже, чтобы кто-то из них испытывал нечто подобное.
   "Да вы что, ослепли все? - заорал он про себя. - Или он до вас даже с такой дистанции дотянулся? Он же единственный, кто пялится в нашу сторону. Другие валяются, шатаются, но только этот смотрит на нас".
   Глядя на этого мертвяка, Коля всё больше убеждался, что это именно тот, кого силится высмотреть начальник, при этом не замечающий, что искомое находится у него буквально под носом. Словами это не передать, и пусть внешне этот мертвяк не отличается от прочих, но есть в нём что-то неуловимое, делающее отличным от остальных. Почему смотря на остальных возникает уже привычная для подобных встреч тоска, но только при взгляде на этого по коже пробегает мороз, хочется всё бросить и припустить как можно дальше отсюда?
   - Извини, командир, - произнёс Коля.
   Выстрел прозвучал подобно хлопку открываемой бутылки шампанского. Голова существа резко дёрнулась, а в следующую секунду в головах у всей группы пронёсся беззвучный крик боли. Якушев и Бормоглот, бросив винтовки, зажали руками уши, лица же Удальцова и Завьялова скривились в жутких гримасах. Крик оборвался так же внезапно, как и возник.
   - Кажется, ты не ошибся, - мрачно произнёс Удальцов, глядя в прицел на засуетившихся мертвяков, неожиданно оказавшихся полностью предоставленными самим себе, и теперь не знающих, что с этим делать. - Но впредь всё же так поступать не нужно. Твоя ошибка или промах существенно усложнили бы нам выполнение задачи. Надеюсь, это был первый и последний раз.
   - А это уже как получится, - почти беззвучно прошептал Коля.
   Рядом хлопнули винтовки Бормоглота и Якушева, и по ступенькам у входа сползли два показавшихся из здания тела, одетые в изрядно поношенные армейские бронекостюмы. Через мгновение к ним присоединился Завьялов, начавший выбивать мертвяков в окнах. Удальцов с ледяным спокойствием начал менять у своей винтовки ствол, Коля же не замедлил составить компанию остальным.
  
  ***
  
   Когда стало понятно, что больше в зоне видимости двигающихся мертвяков не наблюдается, Удальцов отдал команду выдвигаться к зданию. Большая часть группы в лице Коли, Бормоглота и вполне ожидаемо - Якушева, тяготилась тяжёлыми думами: что, если выбили не всех, что, если внутри ещё остались те, кого с нашей стороны не было видно?
   В скором времени из здания донеслись тихие хлопки: Удальцов и Завьялов, с пистолетами в руках и равнодушием на лицах, добивали оставшихся подранков. Недобитые хрипели, сучили конечностями, силились дотянуться до своих палачей, но с каждым выстрелом их становилось всё меньше. Коле, глядя на это, думалось, что окажись на месте мертвяков живые, то это не изменило бы ровным счётом ничего. Точно так же эти двое прошлись бы по зданию, неся смерть тем, кто попадался бы у них на пути. Видно было, что делать подобное им доводилось и ранее. Коля представил себя на их месте и понял, что он бы так точно не смог. По крайней мере, не с таким спокойствием и хладнокровием.
   По иронии судьбы, последней при обходе здания оказалась та комната на втором этаже, где лежал самый первый подстреленный. По идее, её бы осмотреть надлежало в первую очередь, но Удальцов явно был уверен, что главному хватило и единственного выстрела Коли. Может, в прицел увидел что-то, незамеченное остальными, а может и по реакции других мертвяков пришёл к такому выводу.
   - А ведь действительно, - ожидаемо хлопнул выстрел, - этот не такой простой. Есть в нём что-то неуловимое, - Удальцов сменил магазин. - Вроде бы мертвяк, как мертвяк, издалека не отличишь, но вблизи видно, что не из их породы он. Явно что-то новое, и это плохо.
   Завьялов, ничего не говоря, вышел из комнаты. Коля было дёрнулся, но был остановлен жестом начальника - мол, оставь его, он знает, что делает. Стало тихо, только за окном доносилось какое-то шуршание. Матрас было подумал об очередных глюках, но оказалось, что это просто начался дождь. Удальцов, в компании Якушева, тем временем приступил к изучению обнаруженных в комнате ящиков - судя по их виду, содержали они наверняка что-то ценное. Коля сплюнул, выматерился, присел к стене и закурил.
   - Коль, уверен, что посмотреть не хочешь? - лукаво поинтересовался у него начальник. - Вот залепил бы ты в ящик с боезапасом, а не в кукловода...
   - И всё ещё проще было бы, - нервно перебил его Коля. - Ему тогда уж точно хватило бы с довеском. Кто они все?
   Честного ответа он не ожидал. Ему стало интересно, как Удальцов начнёт выкручиваться, юлить, скорее всего придумывая наспех историю, что это, дескать, банда или наёмники. А бронекостюмы у них такие приличные, потому что покойные образ жизни вели серьёзный и пустяками не занимались. Тем более странным было, когда начальник поведал, что являлись эти ребята одним из институтских отрядов военных сталкеров, пропавшим без вести год назад, и если Матрас желает пролить на загадку их исчезновения луч света, то время для этого сейчас самое подходящее: трофеи надо бы осмотреть по-внимательнее, да и покойных обыскать, в общем, тоже. Коля затушил сигарету об пол.
   Вернулся Завьялов и с порога заявил, что в здании всё чисто. Под пристальным взглядом Удальцова, он нехотя продолжил, что да, дескать, знал он часть этих ребят, но так, на уровне 'привет-привет'. Удальцов, выслушав его, на некоторое время задумался, затем одобрительно кивнул головой.
   Через некоторое время снаружи донеслось тихое урчание двигателей бронемашин, усланных Удальцовым ещё днём на заданную точку. Когда начальник успел с ними связаться, Коля не заметил, да и не до того ему сейчас было. В здании стало людно, и под чутким руководством Удальцова прибывшие начали таскать обнаруженные ящики. Часть контейнеров явно содержала что-то интересное, но не предназначавшееся для чужих глаз, и их начальник опечатывал, другой же частью, в основном боеприпасами, машины попросту догружали. Какие-то ящики, впрочем, интереса у начальника не вызвали. Может, пустые были, может и содержимое их ценности особой не имело. Впрочем, открыв несколько длинных ящиков, начальник посерьёзнел и велел оттащить их в сторону от остальных. Вокруг сновали люди, Коле что-либо таскать не хотелось напрочь, а после того, как он присел в один из углов комнаты, ему и вовсе почудилось, будто бы он стал невидимкой, настолько всем окружающим не было до него дела.
   От всего этого выхода веяло явно чем-то нехорошим. Там, на Большой земле, Коле думалось, что всё будет так, как это принято у научников, то есть - осторожный поиск чего-то интересного, заброшенного или забытого. Без ненужных риска и жертв. Но теперь, глядя на то, куда их загнал Удальцов, он понимал, что искомое может встать им очень большой ценой. Все те иллюзии, возникшие ранее при виде снаряжения и техники удальцовской команды, начали исчезать, а на место им приходило понимание того, что при таком руководстве хоть в броню закованным иди хоть голым, всё одно. Края, находящиеся к северу от Первой, добрым словом не поминались никогда, и промышляющие сбором артефактов обычно туда соваться не очень-то любили: гораздо проще и безопаснее было заниматься этим промыслом южнее. Пресловутый пансионат и вовсе носил славу места дурного и странного, причём второе было гораздо хуже первого. И хотя сам по себе комплекс построек в чём-то плохом замечен не был, но с теми, кто решался погулять в его окрестностях, в дальнейшем нередко случалось что-то непонятное и с трудом объяснимое. Впрочем, до известных недоброй славой 'Детского Сада', 'Ящика', являвшего собой полуразвалившийся научный комплекс и прозванного так из-за таблички у входа, на которой читалось только лишь 'а/я' и полустёршийся номер этого самого абонентского ящика, 'Электролеса' и 'Лабаза с люлями' Пансионат не дотягивал. Про 'Детский Сад' Коля слышал и до приснопамятного выхода с Гвоздём, про 'Электролес' и 'Лабаз' он толком не знал ничего, но старожилы утверждали, что нормальному человеку делать там точно нечего. А вот в 'Ящик', у которого рекомендации были такими же, как и у упомянутых ранее объектов, он даже по глупости однажды сунулся, но вовремя понял, когда наступил момент возвращаться назад: из тамошних подвалов тянуло чужеродностью и первобытной жутью. Не то чтобы он струсил, но в тот момент у него отчётливо возникла мысль, что сейчас ему предстоит делать выбор между 'идти дальше' и 'жить'. И именно тогда Коле открылась та простая и очевидная истина, что чем серьёзнее бронекостюм, тем больше шансов у его обладателя, пребывающего в плену иллюзий о собственной неуязвимости, угробиться бесповоротно и окончательно. В простой броне ещё пять раз подумаешь перед тем, как куда-то сунуться, но вот в серьёзной некоторым порой начинало казаться, что та тонкая грань, делающая невозможное возможным, смещается в пользу человека. И почти всегда ничем хорошим это не заканчивалось: впавшие в эйфорию сталкеры пёрли напролом туда, где до них вряд ли кто бывал, а если и бывал, то далеко не факт, что оттуда вернулся, и тем самым пополняли собой статистику погибших и пропавших. Ладно, если бы на это покупался только молодняк, но порой и старики по непонятным причинам теряли выдержку и благоразумие, впадая в соблазн покорения Аномальных.
   До их приезда на Первую Базу Коля предполагал, что причиной вырядить отряд подобным образом является исключительно забота об участвующих в этом выходе, но только сейчас он понял, что Удальцовым двигала исключительно практичность - так хоть какая-то защита, а без неё совсем туго придётся. Поблажек своим подчинённым Удальцов давать явно не стремился, и у Коли не осталось сомнений, что там, куда их гонит буйное начальство, их может ждать что-то похуже Кукловода (странного "контролёра" Коля решил называть именно так) и его свиты из двадцати мертвяков.
   - Слышь, Матрас, - отвлёк его от мрачных мыслей появившийся рядом Бормоглот. - Пойдём, прошвырнёмся по зданию. Прикинем, что тут за фигня случилась, заодно и за жизнь погутарим. А то сколько лет друг друга знаем, так толком и не общались ни разу. Я нас у начальника уже отпросил, если что. Он вроде не возражает.
   - Вот это номер, - удивился Коля. - Уже и на прогулку у него отпрашиваться надо?
   - Я не так выразился, - ответил Бормоглот. - Не столько отпросил, сколько поставил в известность. Вон, и стажёра с собой возьмём, - кивнул он в сторону мнущегося в стороне Якушева, - Он молодой, ему полезно, а может, что и дельное подметит. Ты как, с нами?
   Коля посмотрел в сторону Удальцова, занятого ковырянием с компом Кукловода. Блеск в глазах лучше всего говорил о том, что начальника в настоящий момент если что и волнует, так это содержимое железки, но никак не планы своих подчинённых по поводу прошвырнуться по зданию.
   "А почему бы и нет?" - подумал Коля и, будто нехотя, поднялся.
   - В принципе, если не брать в расчёт количество прихваченных мертвяков, тут у нас классическая ситуация, - начал выкладывать свои соображения Бормоглот, когда их компания спустилась на первый этаж. - Повстречались как-то раз четырнадцать человек...
   - Откуда четырнадцать? - удивился нестыковке в цифрах Коля.
   - Оттуда, что у остальных шести броня не такая, - ответил Бормоглот. - Чем-то похожая, но другая, да и опознавательные знаки сохранились. Странно, что ты это не подметил. Эти шестеро вообще иностранцы, и по виду они более свежие, чем наши соотечественники. В цифрах, сам понимаешь, мог быть и другой расклад. Может, забугров больше было, да только кому-то из них удалось сбежать, а ещё они и сопротивление могли оказать, прихватив с собой часть контролёрских, но в результате сложился вот такой интернационал с представителем мирового правительства во главе. А что, - усмехнулся сталкер, - политики на мозги тоже порой неслабо давят.
   - Новый руководитель у этих жмуров был толковый, точно говорю, - продолжал выкладывать свои соображения по поводу увиденного следопыт. - Мертвяки ухоженные, но явно несвежие, где-то около года им. Хоть у них образ жизни и не самый подвижный был, как я вижу, только жрать им всё равно что-то надо, особенно, если хозяин их перед зимовкой раскармливал, а в этом я не сомневаюсь. Могу поспорить, что в здании есть комната с костями.
   - Ничего себе диетка, - скривил лицо молчавший до этого момента Якушев. - Они что, своих жрали?
   - Заметь, студент, - Бормоглот поучающе поднял указательный палец вверх, - я не сказал, чьими костями. Но, насколько я знаю, мертвякам свойственна неразборчивость в рационе, так что такой вариант тоже не исключён. Опять же, не они решают, что им жрать.
   Троица, невзирая на зачищенность здания, двигалась осторожно. Под ногами похрустывала отлетевшая от стен извёстка, бетонная крошка и осколки стекла. Изредка попадались ржавые гильзы.
   - Ни черта они вообще не решают, - голос Бормоглота прозвучал потерянно. - Они, кроме того, чтобы жрать, без команды вообще ничего не могут. Даже спать. Удальцов говорил про спячку, так не могут они этого без приказа. А дальше - уже дело техники и умений их хозяина. Я когда-то считал, что "контролёр" своим жмурам просто приказы отдаёт, а что там у них в организме происходит, так его не касается. Оказывается, что очень даже касается, и существенно больше, чем кажется на первый взгляд. Он видит их глазами, слышит их ушами, наверняка даже чувствует запахи. Если проводить аналогии, то отдача "контролёром" приказа больше похожа не на 'сделай то, сделай это', а на управление своим собственным телом, только в существенно большей степени, чем это делаем мы.
   - Следуя этой логике, он и умирать должен каждый раз, когда его марионетка ловит маслину в жбан, - мрачно прокомментировал услышанное Коля. - Вот только не происходит этого почему-то.
   - Матрас, я тебе что, дока в этом деле? - недовольно отозвался Бормоглот. - За что купил, за то и продаю. Кто знает, может, у них взаимопроникновение ограничено, или же у "контролёра" в мозгах есть какой-то барьер специально для таких случаев.
   - И откуда же тогда у тебя такие познания по их физиологической части? - продолжил подначивать Бормоглота Коля. - Часто с ними общался?
   - Матрас, - сплюнул Бормоглот, - ты, хоть Аномальные топчешь не первый год, но как был салагой, так им и остался, уж извини. Зимы-то ты на Большой земле проводил, сюда не совался, а я вот как-то по зиме налетел в одном из выходов на подобное мертвячье зимовье. То есть пяток мертвяков и "контролёр". Вариантов, сам понимаешь, никаких, только что сваливать, а вот с этим к тому моменту возникла проблема - мутант просыпаться начал. И знаешь, как я спасся? Высадил в него в упор весь рожок. От грохота сам чуть не оглох, хотел напоследок оторваться. Только хочешь верь, а хочешь нет, но ни один из жмуров после того, как я "контролёра" ухайдокал, не проснулся. Повезло, просто повезло. Вот и думай, как они друг с другом ладят, а мне врать тебе незачем.
   Разговор явно не заладился. Бормоглот, судя по накрывшему его желанию пообщаться, был готов сорваться в истерику, а от людей в таком состоянии Коля предпочитал держаться подальше. Из Якушева собеседник был так себе, да и говорить, по-большому счёту, не хотелось ни о чём. Вот посмотреть на бормоглотью находку почему-то хотелось, а общаться...
   Следопыт не соврал и в своих предположениях не ошибся: шесть тел сидели у стены в одной из дальних комнат в здании. В соседнюю же с ней комнату достаточно было просто заглянуть лишь для понимания того, что в следующий раз заглядывать в неё имеет смысл исключительно с огнемётом: кости с остатками плоти были перемешаны с обрывками защитных костюмов. Над всем этим витал невыразимый смрад разложения, пробивавшийся даже сквозь воздушные фильтры. Бормоглот молча развернулся, Коля, с трудом сдержав рвотный позыв от увиденного, последовал за ним. Дольше всех задержался Якушев, взгляд которого с каждой секундой становился всё жёстче.
   - Идём, студент, - позвал его вроде бы уже успокоившийся Бормоглот, - ты тут ничего не сделаешь. Прими это как данность.
   Пока Бормоглот копался в жмурьих рюкзаках, Коле вспомнилась поговорка про 'То, что меня не убивает...'.
   "Формально, ожмуревшие как бы и не мертвы, - рассуждал он, - Вот только сильнее от изменений в своих организмах они не становятся. Но и жизнью их состояние назвать язык не поворачивается. Хотя где мы, а где Ницше? Когда он эту свою мудрость родил, Аномальными и близко не пахло. Да и мертвяков среди его круга знакомств точно не водилось, иначе бы мудрость звучала немножко иначе. "То, что меня не ожмуряет..." - звучит ведь, а?"
   Бормоглотий акт мародёрства в самом своём разгаре был прерван вызовом от Удальцова. Начальство интересовалось на предмет, всё ли в порядке, и не нашли ли бравые покорители Аномальных чего-то ценного и достойного внимания? Бормоглот сплюнул и поведал, что прогулка принесла больше эстетического удовлетворения, нежели материального. Содержимое рюкзаков ценного не содержало ничего, а лезть под бронекостюмы покойных, местами покрытые какой-то гадостью, он не хотел, видно, опасаясь, что внутри может быть что-то ещё более пакостное.
   - Идём, назад, мужики, - дошмонав оставшиеся рюкзаки, произнёс Бормоглот. Результатом прогулки он был явно неудовлетворён.
   - Я ещё немного здесь побуду, - неожиданно для всех сказал Якушев, - обдумать кое-что надо.
   - Только без фокусов, - предостерёг его Бормоглот. - К жмурам под одежду лезть даже не думай: нутром чую, заразы там у них развелось в ассортименте. Если что задумал, лучше сейчас скажи, а то как бы не получилось потом так, что последствия разгребать придётся всем нашим кагалом.
   - Да знаю, знаю, - нервно отмахнулся Артём. - Мне с самим собой вопрос отношения ко всему этому прояснить надо.
   - Если что, дави на тревогу. Двинули, Матрас.
   Подобное состояние Артёма удивления у Коли и Бормоглота не вызвало - оба прекрасно знали, что в какой-то момент у всех скитающихся по Аномальным накапливалась масса вопросов, в конце концов кристаллизующихся в 'Почему всё это?' и 'Зачем всё это?'. Ответы на эти вопросы человек мог получить только от себя самого - чужой опыт, при всех своих знаниях, всё же оставался чужим. Всё, что сталкеры могли сделать, так это предоставить Артёма себе самому, а там уж как повезёт.
   Обратить безумный поток образов от всего увиденного за последние дни во что-то осмысленное упорно не получалось. Якушев разрывался от противоречивых желаний и мыслей. Ему казалось, что всё это происходит не с ним. Но больше всего его пугало осознание того, что по возвращении на Большую землю он будет ежеминутно вспоминать всё, что здесь увидел, и тогда уже та спокойная жизнь покажется ему такой же иллюзией, но только пресной и с невнятным смыслом. Здесь и сейчас смысл и цель просты - не умереть и вернуться за Кордон. Но каковы они на Большой земле?
   Шорох дождя за окном затих, и комната окрасилась кровавыми закатными тонами. Шесть, теперь уже окончательно, мертвецов, сидящих у стены, воспринимались никак не людьми, пусть и мёртвыми, а скорее предметом обстановки. Чем-то вроде старой мебели, покорёжившейся от времени и сырости, брошенной за ненадобностью ушедшими в неизвестность хозяевами. Артём присел напротив них и задумался. Буря эмоций и мыслей в голове утихла, и на смену им пришло холодное равнодушие от осознания факта своего бессилия и невозможности повлиять на происходящее вокруг. Можно известись от сопереживания, сострадания и размышлений на тему, как же такое могло произойти, но в конечном итоге это не изменит ничего. Подумалось ему также, что у всех вопросов есть потрясающее свойство - их можно не задавать. Особенно оно ценно, когда заведомо известно, что ответа на них не будет.
   Так бы и предавался он меланхолии, если бы не вызов Удальцова, приглашавший к столу. Артём вяло изрёк, что, дескать, скоро будет, и нехотя поднялся.
  Но при выходе из комнаты он, неожиданно для себя самого, остановился в дверном проёме. Ему почудилось, будто он оставил в комнате что-то важное. Что-то ненужное сейчас, но такое, без чего в будущем обойтись будет невозможно. Артём медленно обернулся.
   Каким-то образом Бормоглот проморгал едва заметное свечение, льющееся из-под бронекостюма одного из мертвяков. Скорее всего, в тот момент свечения не было, иначе кто-то из сталкеров, вне всяких сомнений, обратил бы на него внимание. По уму, Якушеву следовало бы позвать кого-то из старших, но, неожиданно для него самого, в нём взыграло упрямство. Захотелось показать им всем, что он тоже чего-то стоит и что-то может, тем более, что со стороны компа не было никаких указаний на присутствие в комнате чего-либо для здоровья неполезного. В поисках предмета, подходящего для того, чтобы выковырять источник свечения из под жмурьих одеяний, Артём наткнулся на старое топорище, валявшееся у подоконника.
   Меньше, чем через минуту, он держал в руке странного вида предмет размером с грецкий орех, походивший на косточку какого-то тропического фрукта. Косточка была прозрачной, внутри неё играли разноцветные огоньки. Артёму померещилось, будто найденный им артефакт радуется тому, что его вынули из мертвячьей одежды. Датчик излучений компа по-прежнему молчал, но, невзирая на это, Якушев всё же положил 'семечко' (так он решил окрестить находку) в один из миниатюрных контейнеров для хранения артефактов, которые Бормоглот в процессе рытья рюкзаков разбросал по полу. Старшим о находке он решил не рассказывать, полагая, что те её у него отберут, а этого ему очень не хотелось - ощущение, что эта вещь в будущем станет необходимой, исчезать и не думало. На обратном пути он размышлял, как бы ему разузнать, что же такое он нашёл, но никаких дельных мыслей по этому поводу не возникало. В том, что он нашёл нечто уникальное, сомнений у него не было - в документации по артефактам, которую ему довелось читать, подобного предмета не упоминалось.
   Успел он аккурат к началу ужина. Старшие, обсуждавшие какой-то вопрос, замолчали и посмотрели на Артёма равнодушными взглядами, при этом не сказав ни слова - захочет, так сам скажет. Артём присел за импровизированный стол, ещё не так давно являвшийся здоровенным ящиком, обратив внимание на то, что в нарушение всех правил на нём стоят кружки с налитым в них чем-то алкоголесодержащим.
   - Борщ горючки не напасётся, - продолжил прерванный разговор Бормоглот. - Броневики жрут ого-го сколько, а вы их только что в булочную не гоняете.
   - Вопрос горючки от господина Борщевского является исключительно его проблемой, и к нам отношения не имеет, - лукаво ухмыльнулся Удальцов. - Наш отряд в ней не нуждается. И ты даже приблизительно не представляешь, какой энергоресурс у источников питания наших машин. Могу тебя заверить, что в ближайшее время дозарядка им точно не понадобится.
   - Так какие наши дальнейшие планы? - поинтересовался Матрас, что-то тщательно пережёвывая. - В какую жопу на этот раз полезем?
   - В большую, - иронично парировал Удальцов. - В самую большую, какую можно найти в этих краях. И я уверен, что мы будем первыми, кто побывает там за последние несколько десятилетий. Догадываетесь, о чём я говорю?
   - Знаю я одно такое место, - помрачнел Бормоглот. - Неужто мертвячий город?
   - Точно так. Город-легенда, город-призрак, под названием Вилёвск, хотя на картах этой местности его не найти, - с безумным блеском в глазах ответил Удальцов. - И поверьте мне, у нас теперь есть что предложить его жителям.
   Он встал из-за стола и слегка пошатывающейся походкой направился к штабелю из нескольких длинных ящиков. Поковырялся с замком верхнего, открыл его и представил содержимое остальным.
   - Энергетическая винтовка, - плотоядно усмехнулся Удальцов, уперев приклад странного вида громоздкого ружья себе в бедро. - ВЭ210ххСК в количестве шести экземпляров, с восемьдесят второго по восемьдесят седьмой. Вещь древняя, раритетная, легендарная для узкого круга посвящённых, и настолько же неизвестная широким массам. Можно даже сказать, что пошла в серию, но... не судьба, не судьба. Я мог бы долго рассказывать о том, что она может, и каких дел ей можно наворотить, но это как раз тот случай, когда лучше один раз показать, что я и планирую сделать завтра утром. И пусть таких стволов, как видите, у нас здесь шесть штук, меня вполне устроит, если хотя бы три из них окажутся исправными. И главное в том, что я знаю, как заставить их работать. Поверьте мне, вам понравится, и завтрашний день вы запомните надолго.
   - Твою ж мать, - только и сумел выдавить из себя Матрас.
   Идея отправиться в Мёртвый город ему очень не понравилась, вот только мнение его, по традиции, никому не было интересно.
  
  
  Глава 6.
  
   - Ну что, мусик, готов гусик?
   Борщевский с суровым видом склонился над столом, за которым восседали Кузя и Гусь. Хотя сказать, что восседали оба, было бы некорректно: Гусь, скорее, на столе возлегал, уткнувшись лицом в пустую тарелку.
   - Гусик готов, - промычал сам обладатель имени, - Напрочь. В хлам.
   - О, Борщ, - обернулся в сторону Борщевского снулым взглядом Кузя, - а мы тут того... этого...
   - Что-то отмечаете? Но это не важно... Зачем Гуся споил, изверг? - взревел Борщевский.
   - Филиппыч, ну ты чего? - ошеломлённо выдавил из себя Кузя. - Мы не отмечаем, а принимаем лечебные процедуры.
   - Это которые полезные в малых дозах в любых количествах? - по виду Кузи Борщевский сделал вывод, что тот умудрился где-то нашкодить, но, судя по всему, по мелочи, иначе бегали бы все вокруг как ошпаренные.
   - Типа, да, - потупил глаза тот. - Не, а что мне делать было-то?
   - Рассказывай, что учудил? - Борщевский сделал вид, что успокоился, и присел за стол. - У тебя же на лице написано, что спорол ерунду, а признаваться боишься.
   - 'Лампочку Ильича' он... ик... расколотил, - прогундел Гусь, обессиленный 'лечебным' мероприятием.
   - Гусь, падла, - прошипел Кузя, - зачем палишь-то раньше времени?
   - Ну-ка, ну-ка, - лицо Борщевского приобрело заинтересованное выражение. - Лампочку, говоришь? Ильича, говоришь? А поведай-ка мне, что навело тебя на мысль о необходимости подобного метода лечения после этого, не скрою, столь неприятного происшествия?
   - Да ты же сам знаешь, какой мощности излучение она выдаёт в процессе работы, - горячо и с энтузиазмом принялся убеждать Борща Кузя, - а реагент...
   - Сергей.... Сирожа, твою налево, - позвал нового бармена Борщевский, перебив Кузю, попутно тыча пальцем в его сторону, - запомни это лицо, Сирожа. И когда он в следующий раз закажет у тебя что-то спиртосодержащее, надлежит тебе ему в этом требовании отказать. Для данного человека объявляется период принудительной трезвости. А если он, в силу каких-то причин, об этом разговоре забудет, звони мне. Я ему тогда память лично освежу.
   - Филлипыч, хорош уже, - ошеломлённо выдавил из себя Кузя. - За что? За лампочку, что ли?
   - Нет, Кузь, не за лампочку. - Борщевский полез в карман за сигаретами, - за отмазки твои левые и обман руководства. Я этих ламп в молодости лично две штуки разбил, и комп у меня по поводу излучения ни разу не пискнул. И проектная документация по ним в архиве лежит, мной, после того случая, тщательно прочитанная, если что. И догадайся сам, почему они хранятся в обычных, а не освинцованных ящиках. Так что ты теперь эти сказки про радиоактивный реагент молодняку рассказывай. Может, молодые этими байками проникнутся и тебе нальют, а в столовке для тебя теперь сухой закон.
   - Вот уж ни за что не подумал бы, что еврей может быть таким фашистом, - выдавил из себя опечаленный Кузя.
   - Заканчивай с национальным вопросом, - отшутился Борщевский, - а то помимо сухого закона устрою тебе ещё и диету. Мацу, если что, повар готовить умеет, я проверял. Вот и будешь её одну трескать, для общего оздоровления тела и духа, так сказать. А буде не уймёшься, отправлю к Витальичу на предмет обрезания. Будет старику потеха, а то он последнее время смуреть со своим новым старым друганом уже начал.
   - Гусь, а Гусь, - обратился Кузя к собутыльнику в поисках поддержки, - вот скажи, за что он со мной так, а? Что я ему сделал-то такого?
   - Ыыыы, - выдавил из себя Гусь, и, неожиданно для себя самого обретя в мышцах мягкость, гибкость и инертность моллюска, сполз под стол.
   - Похмелить его не забудь, лекарь хренов, - напутствовал новоиспечённого трезвенника Борщевский, направляясь к выходу из столовки.
  
   В курилке у её дверей он обнаружил трёх механиков, один из которых горячо рассказывал что-то двум другим. Вроде бы речь шла о каких-то особенностях двигателей бронемашин удальцовского отряда, но заметив Борща, рассказчик тему свернул и завёл речь о каких-то пустяках. Полюбовавшись некоторое время нагонявшим тоску пасмурным весенним пейзажем Базы, Борщевский вызвал по рации Витальича, уведомил того о предстоящей работе, и предложил ему проследовать к лаборатории с дезактивационным комплектом.
   Насчёт безвредности реагента, содержавшегося в 'лампочках Ильича', он слукавил: хоть тот в своём неактивном состоянии и не фонил, но всё равно при этом являлся штукой неприятной и, вдобавок, летучей. Соваться без кислородной системы с замкнутым контуром в помещение, в воздухе которого содержалось это соединение, означало гарантированно заполучить недобрый кашель минимум на день, а Борщевский этого не хотел. Контур мог и не понадобиться, если у Кузи хватило мозгов запустить перед своим уходом вентиляцию на вытяг, но Борщ привык быть готовым ко всему. Подойдя к зданию, в подвале которого находилось недоразумение, именовавшееся аборигенами как 'лаборатория по раскурочиванию всякой фигни', он снова полез за сигаретой, с неудовольствием отметив про себя, что курить стал чаще. Витальича ещё не было, заняться было нечем.
   'Лампочки' Борщевскому подогнала одна из научных экспедиций, ковырявшаяся несколько лет назад в каком-то традиционно заброшенном заведении, в котором прежде занимались различными недобрыми биотехнологиями, отдалённо носившими медицинский характер. Их руководитель, а именно - небезызвестный Тенёв, тогда заявил, что почивший в бозе персонал той богадельни с клятвой Гиппократа не то что не был знаком, но, скорее всего, и представления о ней не имел вовсе. О требованиях безопасности при обращении с особо опасными веществами и предметами персонал той лаборатории то ли забыл, то ли на них забил, на чём в результате и погорел. 'Лампочки', по его словам, были там одним из самых безобидных расходных материалов, не шедшим ни в какое сравнение хотя бы с обнаруженной там же комнатой, стены которой был закрыты свинцовыми щитами, а толщина смотрового окна предполагала, что житель этого аквариума силушкой обижен не будет, да и неволе вряд ли обрадуется. Об остальном инструментарии Тенёв рассказывать не пожелал, заметив только, что это как раз тот случай, когда лучше не знать, тем более, что всё это безобразие уже упаковано и готовится к отправке на Большую землю. Борщевский, настороженно косясь на небольшой, но выглядевший массивным чемоданчик из толстого железа в руках у Тенёва, ему почему-то верил: судя по тому, что учёный, вернувшись с выхода, таскал этот чемодан с собой практически неотрывно, содержалось там либо что-то опасное, либо что-то крайне ценное, но скорее всего, и то, и другое. Уже тогда Борщевский твёрдо полагал, что подобные предметы добра с собой не несут, и чем они дальше находятся, тем жизнь спокойнее. Будто прочитав мысли Борща, Тенёв со своим отрядом укатил в тот же день, скинув перед отъездом координаты склада с 'лампочками' и подробным их описанием. Через несколько дней складские полки Первой Базы пополнились несколькими ящиками с означенным выше предметом, а сам Борщевский засел за предоставленное описание устройства.
   Об истинном их предназначении оставалось только догадываться (эту часть документации Тенёв отказался давать категорически), но вот возможности их использования вырисовывались богатые: местная фауна, как и всё живое, сильной радиации не любила, старательно избегая мест с сильным загрязнением. Борщевский, как и все прочие, об этой её особенности знал, и установка прожекторов с 'лампочками' на обоих входах территории Базы в качестве средства защиты и предупреждения было первым, что пришло ему на ум. Впрочем, включать 'лампочки' предполагалось лишь по особым 'праздникам': энергии они жрали море, да и окружающий радиационный фон поднимать всё же не дело. Перспектива получить на подходах к Базе радиоактивную пустошь тоже особой эстетикой не блистала.
   За углом соседнего здания раздался скрип, и из-за него вывернул Витальич, толкавший перед собой ржавую тачку с лежащими в ней дыхательными комплектами и прочими причиндалами.
   - Хреновый из тебя воспитатель, Филлипыч, - произнёс вместо приветствия Витальич. - В случае кого-то другого это, может, и сработало бы, но не с Кузей.
   - Когда он только растрепать успел? - изумился Борщевский. - Пятнадцати минут ещё не прошло. И с чего ты решил, что он у нас настолько уникальный?
   - Плохие вести, сам знаешь, разносятся быстро. Про его уникальность ты сам в курсе: он сейчас, для начала, малость потерпит в надежде на то, что всё само рассосётся, а затем, когда до него дойдёт, что это надолго, соберёт самогонный аппарат и начнёт гнать пойло из всего того дерьма, которое произрастает в окрестностях. И хорошо, если он не загремит ко мне в пациенты после первой же дегустации.
   - Н-да, тут ты прав, - задумчиво почесал затылок Борщ. - А чем его ещё учить надо было? Денег у него хватает, да и не сторонник я резать премии. В выходы его гонять... Так его, скорее наоборот, от них удерживать надо, а у нас тут всё же не концлагерь. Сортиры мыть и полы драить его не заставишь - пошлёт, невзирая на должности и звания.
   - Я тебе даже больше скажу, - в голосе медика появилась таинственность. - Такое скажу, что лучше ты Серёге прямо сейчас по рации отдай приказ о том, чтобы считать твоё предыдущее указание по поводу Кузи недействительным. А если Кузя ещё в столовке, так пусть ему Сирожа нальёт твоих предварительных извинений. С основными извинениями ты к нему потом сам придёшь после того, как его лабу проверим.
   - Раскомандовался он тут, понимаешь ли, - буркнул Борщ. - Откуда это у тебя такая уверенность? - с недоверчивостью поинтересовался он у Витальича.
   - Оттуда, что разбитую 'лампочку' я ему лично помогал со склада брать. Он как броневики новые увидал, так захотел их немного модернизировать, установив на них что-то вроде мигалки, но с таким вот экстраординарным осветителем. И преподнести он тебе хотел рабочий результат как сюрприз. А наврал он наверняка лишь для того, чтобы этот сюрприз пока остался в тайне. Видел я его выкладки - вполне может получиться.
   - Конспираторы хреновы. Я вам что, баба, чтобы мне сюрпризы делать? И потом, где он столько энергии возьмёт на эту мигалку? - с недоверием хмыкнул Борщевский. - Генератор у бэтра только сожжёт первым же запуском.
   - Вот про это не скажу, но вроде как речь шла о запитывании этого дела от какой-то артефактной спайки, так что думай сам. Мне вот, лично, на результат посмотреть было бы интересно. В крайнем случае, будет феерверк, - ухмыльнувшись, добавил врач, - С какой-то стороны, если подумать, это тоже приятно: салютов у нас тут отродясь не устраивали.
   Борщевский задумался, нахмурился и полез за рацией, попутно, в который раз уже, размышляя о том, что недостаток информации с большой долей вероятности приводит к неверным управленческим решениям, бьющим по всем участникам рабочего процесса. Аргументы Витальича звучали убедительно, а тягу к самодурству Борщ изжил в себе после того, как однажды достаточно серьёзно обжёгся на ней по молодости.
   - Если бы я не знал тебя столь долгое время, то предположил бы, что в тебе просыпается диссидент или революционер, - проворчал Борщевский. - Те тоже обычно с защиты прав обиженных начинают под предлогом сферической в вакууме справедливости, а затем постепенно скатываются к попыткам свержения правящего режима.
   - Веришь, мне меньше всего хочется быть в нашем скромном гадюшнике главным, - усмехнулся Витальич. - Просто я ленив, а перспективы Кузиных экспериментов на ниве самогоноварения основной своей массой ведут его прямиком ко мне на операционный стол. И хорошо, если только его - дегустаторов у нас тут предостаточно. Пусть уж лучше что-то проверенное жрут. Но какая валерьяночка у северного забора уродилась... - врач резко перепрыгнул на другую тему.
   В лаборатории у Кузи ожидаемо царило то, что принято именовать творческим беспорядком. Все столы были завалены разнообразным научным скарбом, но к чести хозяина помещения Борщ отметил, что присутствия пыли не наблюдается, а углы выметены. На одном из столов лежала разбитая 'лампочка', рядом с ней стояли две фарфоровых кружки с отбитыми ручками, пепельница с горой окурков и две бутыли: одна, литровая, с невнятного цвета мутной жидкостью, отдающей в зелень, другая же, тёмного стекла, имела на себе этикетку с гордой надписью Absinth. Обе были наполовину пусты.
   - Кажется я знаю, чем был вызван всплеск фантазии нашего сайнс-фрика, - прошипел Борщ из под маски, к которой была присоединена система подачи кислорода. - Эстет хренов, гурман доморощенный. Даже догадываюсь, где он этим благородным пойлом разжился. Точно в броневике чухонском под шумок подрезал, больше неоткуда.
   - Тут семи пядей во лбу быть не обязательно, - просипел снаряжённый аналогичным образом Витальич. - С фантазией у него полный порядок. Сдаётся мне, что его перспективы в качестве самогоноварителя я недооценил - даже предположить боюсь, чего ещё такого он намешал в свой коктейль. В столовой у них, скорее всего, уже продолжение было, но может, и наоборот, решили водочкой подлечиться после этого вот зелья. Маски, кстати, можно снимать - вроде бы, всё уже выветрилось.
   В нос ударила смесь табачных окурков, несвежего алкоголя и запаха, отдалённо напоминающего ацетон. Борща передёрнуло: как можно в подобной атмосфере работать без противогаза, ему было непонятно.
   - А Кузе ведь действительно свойственна некоторая оригинальность, - Витальич подошёл к холодильнику со стеклянной дверью и принялся рассматривать его содержимое. - Каждый артефакт в своём контейнере, но вот спаечку он и вовсе в 'пустышку' поместить додумался. Знает ведь, с чем шутить не стоит.
   То, что ещё не так давно было несколькими артефактами, теперь являло собой некую переливающуюся массу, как будто пытавшуюся отрастить щупальца, однако получалось это у спайки плохо: то ли 'пустышка' мешала, а может, оно изначально должно было быть именно так. Понять, какие артефакты Кузя пустил на спайку, возможным не представлялось - получившаяся в результате амёба не несла в себе ни одной знакомой черты.
   - Я бы тех, кто с этим инноватором его зелье дегустировал, поместил бы на денёк к себе в лазарет, и чем скорее, тем лучше, пока они с этого ерша чудить не начали. У меня им, если что и грозит, так только порция ночных кошмаров, а так поди угадай, куда их понесёт.
   Борщевский хоть и нехотя, но в очередной раз с Витальичем согласился и снова полез за рацией.
   - Так, а вот за это его надо пороть. Но тайно, чтобы никто не увидел, иначе ему после этого жизни не будет, - донёсся голос ушедшего в соседнее помещение врача. Борщевский, которого Сирожа уведомил о том, что оба горе-дегустатора спят мертвецким сном, выдал порцию новых указаний и отправился за Витальичем.
   В лабораторном 'аквариуме' находился всего один объект, но если бы у Борщевского спросили, чего бы он категорически не хотел видеть у себя на Базе, то этот предмет наверняка занял одно из самых первых мест. Кукла человеческого роста, с женскими чертами, длинными тёмными волосами, одетая в непонятно где раздобытое Кузей платье, стояла посреди 'аквариума', одним своим наличием внося в окружение сюрреалистичность. Борщевскому даже подумалось, что её создатели пытались отобразить идеал женской красоты, но дальше создания оболочки дело у них, по понятным причинам, не пошло.
   - Погоди-ка, а это ведь не то, о чём мы оба подумали, - насторожился Витальич. - Те выглядят иначе, да и Кузя у нас хоть и псих, но не дурак. Тут что-то другое.
   О том, что поначалу имел в виду Витальич, Борщевский был наслышан от одной из научных групп, вляпавшихся в нехорошую историю с подобными объектами в Припяти, и видел на фотографиях, сделанных ей же. Насколько эти рассказы соответствовали действительности, было неизвестно, но магазин женской одежды, где группа обнаружила несколько манекенов, с той поры обходили стороной даже те безумцы, у которых хватало смелости и дурости лезть в проклятый город. Хуже всего было то, что природа и степень опасности манекенов так и осталась невыясненной: покидала столь неудачно выбранное для ночлега место группа только что не в панике, однако в логах их компов не обнаружилось ничего такого, что могло бы указывать на угрозу их жизням. Может, проблема на самом деле была вовсе не в манекенах, а в самом месте, где они стояли, но желающих проверять это на собственной шкуре, по понятным причинам, не находилось. Тем более странной выглядела мысль о том, что Кузя умудрился каким-то образом разжиться подобным предметом для каких-то своих сумасбродных целей.
   - А ведь я знаю, что это за кукла, - несколько отстранённо сказал Витальич. - Не из Припяти она. Слишком уж красива, у нас так делать не умели и не умеют. Кузенька-то у нас буржуй, где только денег на такую достал. И примерно представляю, сколько денег угрохал на то, чтобы её из-за бугра притянуть и на Аномальные протащить, хотя он же у нас талант...
   - Сдаётся мне, что всё проще, - скептически произнёс Борщ. - На безбабье ещё и не таких глупостей наворотить можно. Крышей наш Кузенька поехал, не иначе, в фетишисты заделался. До "белки" допился, интеллигент несчастный.
   Женский вопрос на Базе занимал по злободневности третье место, сразу же после вопросов всего происходящего на Аномальных и способов снятия стресса. С женским обществом на Первой было беспросветно глухо по причине отсутствия женского пола как такового. Некоторые остряки хоть и вспоминали порой морское поверье про женщину на корабле, однако от вечеринок, организуемых нелегальными перекупщиками артефактов на Большой земле, редко когда отказывались. Сталкеры, выходя за пределы Аномальных, отрывались на полную катушку, навёрстывая упущенные удовольствия. Борщ на это закрывал глаза: мужиков он понимал прекрасно, да и всплески гормонального фона крепкой мужской дружбе в коллективе не способствовали. Некоторое время в народе витала даже мысль об открытии филиала одного из публичных домов прямо на Базе, но Борщевский в категорической форме высказался против - всё же какое-никакое, а научное учреждение, пусть за долгие годы и выродившееся непонятно во что. Мол, за Кордоном, где вы сами за себя в ответе, чудите сколько влезет, но не тут. "Бардак начинается с бардака", - резюмировал он, тем самым поставив крест на порнографических мечтах некоторых граждан.
   Кузе же, как человеку, пусть и сильно пьющему на почве своей тонкой душевной организации, но всё же имевшему происхождение из интеллигентной семьи, сама идея о продажном сексе была противна. Борщевский помнил рассказы про то, что тому не раз предлагали 'прогуляться до девочек', но каждый раз Кузя строил козью морду и начинал толкать речи о высокой морали. На вопросы же о сочетании высокой морали с пьянством он задвигал ещё более заумные сентенции, в которых окружающим была понятна от силы лишь половина слов. В результате Кузю чуть было не заклеймили девственником (клеймо зануды к нему прилипло чуть ли не с его прибытия на Базу), а все его вылазки - сублимацией на почве сексуальной неудовлетворённости. Кузя плевался, крыл окружающих научными терминами биологического характера, но взятого курса придерживался твёрдо. Теперь же выходило, что либо он скатился до сексуальных извращений, либо же замутил нечто из рук вон выходящее и простым умам недоступное, более того - потенциально опасное. Оба варианта Борщевского не радовали - непонятности и извращенцев он не любил в равной степени. Оставался ещё вариант сдвига по фазе, объяснявший многое, но выглядел он не намного радостнее предыдущих.
   - Короче, как проспится, веди его ко мне, - обратился Борщ к Витальичу. - Берлогу эту ставим на печать, а там уже разберёмся. Кто будет спрашивать - говори, что не до конца провели дезактивацию, якобы он тут не только 'лампочку' грохнул. Сдаётся мне, что не всё здесь так просто.
   - А ведь она красивая, - Витальич зачарованно смотрел на куклу. - Знаешь, есть у меня одна теория...
   - Ещё один выискался, - перебил его Борщевский, - У меня потом расскажешь, а то занесёт кого лихим ветром, брёху потом не оберёмся.
  
  ***
  
   - Борис, почему ты не хочешь предположить, что Кузе просто свойственна тяга к прекрасному, пусть и в такой странной форме?
   Витальич чаёвничал в кабинете у Борщевского, поскольку других дел у него не было, а тот, кто мог дать им ответ на трепещущий вопрос, по-прежнему спал в лазарете мертвецким сном, от греха подальше привязанный к кровати. Сам же хозяин кабинета, с важным видом и отображением на лице тяжких дум, разрывался между желанием достать из бара коньяку, плюнув на всё, и жаждой узнать Кузин секрет от него самого. Но для подобных расспросов была необходима трезвость ума, которой коньяк категорически не способствовал.
   - Да потому что так не бывает, - произнёс-таки наконец Борщ. - Не, я всё понимаю, что Кузя - не Аполлон, что бабищи в том приграничном бардаке страшные, как моя жизнь, да и вообще жизнь у нас тут не сахар, но почему ни ты, ни я, да и вообще никто на Базе подобные инсталляции не.... - Борщевский задумался, пытаясь подобрать подходящее слово - ...инсталлирует? Я ни разу, подчёркиваю, ни разу не слышал о том, чтобы здесь находили резиновых баб, не говоря уж о том, чтобы их сюда протаскивали и использовали по прямому назначению. Даже забугры, уж на что у них в этом вопросе нет комплексов, до такого не додумались. Ан нет, нашёлся у нас один талант, всех переплюнул. Что мне теперь с ним делать прикажешь?
   - Для начала расспросить, - предложил ему Витальич, - а уже потом делать выводы. И ещё можно по парочке пропустить. Для стимуляции кровообращения, так сказать, и улучшения мыслительного процесса. Это я тебе как медик говорю.
   - С куревом, для начала, завязывать надо, - проворчал Борщевский. - А, леший с тобой.
   Борщевский встал из-за стола и направился к бару. Коньячного вопроса больше не стояло.
   - Излагай, что там у тебя за теория была, - обратился он к Витальичу после первой.
   Витальич закурил, пустил дым в потолок и задумался. Молчал он так, собираясь с мыслями, несколько минут, и Борщевскому начало казаться, что его вопрос услышан не был.
   - Странным выглядит то, - наконец начал врач, - что кукла стоит в 'аквариуме', который закрыт на два замка, но при этом не зашторен. Была бы она у Кузи игрушкой для секс-утех, то логичнее было бы предположить её нахождение у него в спальне либо в кровати, либо же вообще спрятанной от чужих глаз в шкафу. И это было бы... правильнее что ли, и даже удобнее для нас и для него. По крайней мере, объяснить это было бы куда проще.
   - Кстати, с 'манекенами' была ещё одна непонятка, - вспомнил Борщевский. - Кто-то говорил про магазин женской одежды, но кто-то утверждал, что стоят они в ателье, располагавшемся в одном из тамошних комплексов бытового обслуживания. Но все, кто их видел, сходились в одном: вид у них как у новеньких, а ведь полвека прошло. Да и вообще про вид говорили, будто бы он у них скорее от восковых фигур - слишком уж живыми выглядят, как и эта, которая тут у нас. И следов, что кто-то по ним в стрельбе упражнялся, заметно не было, но тут и думать нечего - в тех краях лишних патронов не бывает. Короче, ни до чего дельного мы с тобой не додумаемся. Кто там у тебя сейчас за ним приглядывает?
   - Михалыч, кто ж ещё, - с лёгким недовольством в голосе ответил Витальич. - Кстати, как он тебе?
   - Один врач на Базе хорошо, а два - уже медсанчасть, - отшутился Борщ. - Я так понял, что вы с ним уже давно знакомы?
   - Что есть, то есть, - выдохнул медик. - Он мне тут такого нарассказывал... кстати, а Димон-то наш, по ходу, про Трёху не соврал. Лаборант год назад до того, как на неё вернуться, кое-где от души порезвился, только это потом особо не афишировали. Михалыча тогда чудом пронесло, потом его Удальцову на перевалочную подбросили к этому Якушеву, а теперь вот он у нас осел. Нормальный специалист, особенно для наших условий.
   - Раз он такой спец, что ж тогда Удальцов его с собой на выход не забрал? - поинтересовался Борщевский. - Я не к тому, что сомневаюсь в его профессиональных качествах, но лишний медик в команде - это сам знаешь.
   - Так он же не с удальцовскими работал, а на перевалочной. Её вообще через одно место создавали, если я правильно понял. Вроде как укомплектовали её теми, кого Аномальные ужалили, но зачем и почему, науке ответ на этот вопрос неизвестен. Удальцова при этом даже не спрашивали, да и сама перевалочная хоть и находилась отчасти в его ведении, но ему непосредственно не подчинялась. А вот свою команду он уже подбирал лично, так что, может, в этом причина и кроется: Михалыч хоть и хороший спец, но не с ним. Удальцов же рассказывал, что они его по пути сюда подобрали как выжившего.
   - Помню, помню, - Борщевский задумчиво почесал переносицу. - А ты, конечно же, старого знакомого решил спротежировать и, пользуясь случаем, пропихнуть на тёплое место. Кстати, а ведь и правда странно: Якушева этого, который на перевалочной главным был, Удальцов к себе забрал без лишних разговоров, прямо тут оформил. Чем-то твой Михалыч ему не угодил, не иначе. В принципе, я не против, если он чудить не станет.
   - Чудит он не больше, чем остальные.
   - Ага, знаю я этих остальных, - проворчал Борщ. - Одни на выходах непонятными экспериментальными снарядами шарашат, другие лампы бьют, кукл человеческого роста в аквариум ставят, а затем ужираются ершом из абсента и самогона. И ведь он со мной, гад, не поделился, что характерно.
   - Куклой? - усмехнулся Витальич.
   - Абсентом, юморист, - состроил обиженное лицо Борщевский. - Я, может, абсента в жизни не пробовал. Не то, чтобы этого хотелось, но интересно же.
   - Так забрал бы бутылку с собой, делов-то, - ухмыльнувшись, предложил решение врач. - Ты у нас главный, номинально тебе тут всё можно. Куклу, кстати, тоже.
   - Иди ты, знаешь куда? Знаю я эти шуточки со слабительным. Ещё неизвестно, абсент ли в ней, или уже что-то другое, а меня мама в детстве учила не тянуть в рот разную гадость, особенно непонятного происхождения.
   Накатили ещё по одной, попутно заведя диспут о холодной весне, а также методах профилактики и борьбы с простудами. Поудивлялись тому, что даже при герметичности дверей откуда-то всё равно берутся сквозняки. Договорились до того, что за долгие годы на Базе сформировалось хоть и маленькое, но государство, причём с зачатками экономики, и до суверенитета ему, якобы, осталось всего несколько шагов. Тут же разнесли эту концепцию в пух и прах, поскольку при зависимости Базы от конвоев с Большой земли, привозящих продовольствие и горючку, а также тонкостях прохода и проезда через Периметр, ни о каком суверенитете речи и быть не может - в лучшем случае самоокупаемость. Борщевский посетовал, что скоро опять надо будет провожатых отправлять на Кордон как раз за одной такой колонной, а какую машину на этот выход ставить, он без понятия. То есть, можно одну из старых, но у них с герметичностью корпуса полный швах, а можно и новую, но тогда возникает риск её задержания на Кордоне, случись по поводу оной претензия от предыдущих владельцев. И опять же: по словам механиков, у забугорных броневиков в техническом плане всё в порядке, но только вот Кузю эти машины почему-то засмущали. Вроде как фон непонятной природы от них шёл, а большего Борщ из обрушившегося на него шквала научной терминологии, извергнутого злосчастным Кузьмичёвым, выудить не смог.
   - Звони-ка ты, Витальич, в свои хоромы, - заявил Борщевский вальяжным голосом. - Нефиг нашему ботаноиду там дрыхнуть почём зря, когда тут его начальство заждалось. Потом отоспится, после аудиенции.
   - Слово 'аудиенция' в твоём исполнении крайне созвучно со словом 'экзекуция', - прокомментировал Витальич, пододвигая телефонный аппарат к себе поближе.
   - Это уже как получится, - раззадорился Борщ. - Посмотрим, что он нам тут про свою научную деятельность и эксперименты на кошках наплетёт.
   Михалыч на том конце провода трубку поднял не сразу. Витальичу показалось, что голос коллеги звучит как-то уж слишком устало, но это он списал на весьма вероятную переутомлённость - последние деньки у того выдались нелёгкими. В подробности вдаваться не стал, просто передал тому пожелания Борщевского касательно Кузи. Михалыч вяло ответил, что уже идёт его будить.
   - Ерунда какая-то, - мрачно сказал Витальич, повесив трубку. - Как будто не с ним разговаривал, а с кем-то другим. Голос вроде его, но в то же время не его.
   - Что конкретно не так с его голосом? - насторожился Борщ.
   - Усталый он какой-то, и слишком серый.
   - Это ты меня так в шутку напугать пытаешься? Себя на его месте представь, а он ведь, как и мы, уже давно не мальчик. Отоспится, а там, глядишь, и веселее станет.
   Того, что произошло затем, не ожидали оба. Через некоторое время вечерняя тишина здания была разорвана грохотом сапог в коридоре - кто-то явно куда-то и зачем-то спешил. Дверь кабинета администратора Базы содрогнулась: неизвестный визитёр начал ломиться в неё настолько самозабвенно, что упустил из виду то, в какую сторону она открывается. На лице Витальича отразилось недоумение, а Борщевский только и успел гаркнуть что-то вроде '...В другую сторону', дополнив коротким, но ёмким словом, характеризовавшим уровень умственного развития посетителя.
   На пороге возник запыхавшийся Кузя с лучащимися страхом глазами. Пока Витальич пытался хоть немного оценить ситуацию, Кузьмичёв рванул под стол, а в руке Борщевского непонятно откуда появился обрез охотничьей двустволки, направленный в сторону дверного проёма. В помещении стало тихо, и только лишь Кузя скулил где-то под столом. Из коридора подозрительных звуков также не доносилось, но каждый из присутствующих в комнате осознавал, что это всего лишь вопрос ближайшего времени.
   - Кузя, ты чего нервный такой? - максимально спокойно поинтересовался Борщевский у научника. - Чёрного сталкера встретил?
   - Ыыыы...ммммм, - взвыл тот, и стол заходил ходуном от заколотившей его дрожи. Кузя явно был чем-то серьёзно напуган, и это Борща не радовало - зная, куда тот лазил на Аномальных, было сложно представить то, что могло привести его в такое состояние. На столе появился ещё один обрез.
   - Тихо вы оба, - шикнул на них Витальич.
   Из коридора донёсся еле слышный звук - кто-то шёл в сторону борщёва кабинета медленной шаркающей походкой. Кузю затрясло ещё сильнее. Шаги приближались и Борщевскому подумалось, что происходящее уже совсем выходит за рамки - люди так не ходят, а порождениям Аномальных вход на Базу был заказан в любое время дня и ночи.
   - Ммм...мммм, - донеслось из под стола.
   - Да заткнись ты! - рявкнул Борщевский на Кузю, и от этого стол задёргался ещё сильнее.
   - Михалыч, ты совсем с катушек слетел? - обратился Витальич к появившейся в дверном проёме фигуре. - Вот грохнули бы тебя сейчас...
   Лицо Михалыча сочилось чёрной жидкостью, стекавшей по его одежде вниз, к его ногам. Кожа имела неестественно бледный цвет, глаза же человеческими назвать не поворачивался язык: на присутствующих в комнате таращились два полностью чёрно-бордовых ока, в которых не различались ни зрачки, ни радужки. Михалыч пошатывался, но опираться о дверной косяк не спешил. Первой мыслью Витальича почему-то было, что Кузя, не разобравшись по пробуждении, сделал с медиком что-то, чего делать не стоило, а затем, испугавшись содеянного, побежал сюда каяться.
   Залпом обоих стволов ухнула "смерть председателя". Рабочий стол Борщевского подпрыгнул, и оттуда вновь донёсся скулёж, но уже не от страха, а от боли - прятавшийся там Кузя приложился затылком явно сильнее, чем следовало. Фигуру ударило о дверь и вышвырнуло в коридор. Помещение заполнилось запахом пороха.
   - Какой тебе это Михалыч? - мрачно прозвучал голос Борща. - Ты зёнки его видел? Не бывает у людей таких глаз. Кого ты на Базу вписать собирался-то?
   Фигура неподвижно валялась в коридоре там, куда её отбросил залп из обоих стволов обреза Борщевского. Чёрная жидкость от полученных ран начала сочиться ещё сильнее, и вокруг уменьшающегося в своих размерах тела уже собиралась приличного размера дымящаяся испарениями лужа. Борщ набрал на телефоне код опасности биологического заражения, и полез в шкаф за противогазами. Базу огласил вой сирен.
   - Он что, растворяется? - Борщ смотрел на лежащего, в котором черт того, кто был известен ранее как Михалыч, уже почти не угадывалось.
   - Похоже на то, - ошеломлённо произнёс Витальич. - Борис, я тебе честно, вот на чём хочешь поклянусь - вообще не понимаю, что тут происходит.
   - А и не надо понимать, - холодно сказал Борщ, - тут всё яснее некуда. У нас пару дней то ли мутант жил, то ли заражённый какой-то экзотикой, а мы его прохлопали. Фейс-контроль у нас ни к чёрту, как выясняется. Кузя, вылезай, всё уже закончилось.
   Через несколько минут прибежала пара сталкеров из ночного патруля, уже облачённых в костюмы биологической защиты. Немного позже пришёл комендант, извергавший из себя речи с пророчествами касательно грядущей незавидной судьбы того, кто прервал его комендантий сон, но, узнав, что к чему, пыл поубавил и приступил к осмотру места происшествия. Витальич рванул в свои пенаты за контейнером - страх страхом, а новый и неизвестный образец собрать было необходимо. Борщ тем временем вытащил Кузю из-под стола, усадил на стул, а сам отправился спорить с комендантом: тот, указывая на растекающееся нечто, недавно именовавшееся Михалычем, уже успел заявить, что 'это вот' необходимо будет скормить ближайшей же 'сковородке' во избежание распространения возможного заражения, Борщевский же был с этим не согласен в корне и желал отправить собранный образец на Большую землю. Витальичу в этом споре поучаствовать не получилось, но к началу 'уборки' он всё же успел.
   - А я предупреждал, предупреждал, - злорадно, но всё ещё с дрожью в голосе, сказал Кузя, накрытый приступом истерики. - Я букву "М" для чего мычал? А чтобы вы поняли, что он за мной гонится.
   - Ну всё, всё, хорош, - принялся успокаивать его Витальич. - Мы немножко облажались, но всё ведь хорошо закончилось.
   - Это для вас хорошо - жахнули по нему картечью, и все дела, - не унимался Кузя. - А представьте мне каково было, когда он меня будить пришёл. Я сначала не догнал что к чему, а потом, когда он хрипеть начал, я чуть не обосрался с перепугу и сюда рванул. Борщ, едрёна вошь, - обратился он уже к администратору, - отменяй запрет на стволы внутри периметра, если безопасность обеспечить не можешь.
   - Ага, уже всё бросил и побежал, - Борщевский, отвернувшись от Кузи, смотрел на растворяющуюся фигуру и поворачиваться обратно не думал совершенно. - Мне тут только пьяных перестрелок не хватало. Отдыхай.
   - Вот был бы у меня с собой ствол... - Кузя попробовал развить начатую мысль, но тут же был жёстко перебит администратором.
   - Твою мать, - взревел тот. - Ты же интеллигент, и с мозгами. Неужели непонятно, что это форсмажор? Думаешь, мне сейчас легко от того, что с нами два дня бок о бок жил непонятно кто, а мы о нём ни сном, ни духом? Он, как и все, тоже проходил через рамки и они на него не зазвенели, понимаешь? Ты сейчас тут только что не обоссаный от страха после первой встречи с этим вот непонятно кем сидишь, а представь, сколько ещё таких ребят у нас по Базе может ходить? Подумай о том, что с ним общались люди, знавшие его не один год, и у них не возникло ни малейшего подозрения по поводу, кем он является. Да даже если он был самим собой, то скажи мне, светило науки, что может привести человека в столь экстравагантное состояние?
   Кузя, ошеломлённый этой отповедью, вжался в стул и снова начал дрожать. Из коридора потянуло холодом: кто-то из помощников коменданта притащил сосуд Дьюара с жидким азотом. Замороженные остатки 'Михалыча' с помощью лопат собирались помощниками коменданта в контейнер для аномальных образцов большого размера, а сам комендант орал кому-то, чтобы прислали ещё двух людей - контейнер сам по себе был штукой нелёгкой, и в загруженном состоянии двоим его тащить было бы затруднительно. В помещении повис туман дезактивационной смеси, убивавшей всю известную заразу.
   - Молись, Филлипыч, чтобы это не передавалось по воздуху, - уходя по окончании дезактивационных работ, произнёс комендант.
   - Бог давно забыл про это место, - задумчиво ответил Борщ и закрыл подраную, но всё же не пробитую картечью, дверь в кабинет.
   Некоторое время все молчали - ждали, пока вентиляция вытянет из комнаты отработавшую дезактивационку, и можно будет снять противогазы. Кузя дрожать перестал, но Витальичу думалось, что достаточно гаркнуть что-то резким голосом, и новый приступ истерики тому будет обеспечен. Борщевский был мрачнее тучи, и думы его явно были тяжёлые.
   - А пошло оно всё, - подытожил он, махнув рукой, и достал из стола стеклянную ёмкость. Критически оценил содержимое недовольным взглядом и разлил его по подобранным с пола железным кружкам, улетевшим туда со стола при выстреле.
   - Попили чайку, - попробовал пошутить Витальич.
   - Молчи, грусть, - вяло ответил Борщ. - Ну-с, у кого какие мысли?
   Конструктивных мыслей не было ни у кого. Догадок и предположений была масса, но ни одну из них доказать не было возможным. Борщевский устроил Кузе допрос, но выжать из него больше услышанного ранее не получилось. Самой разумной поначалу считали версию, что в своих странствиях по Аномальным Михалыч подцепил какую-то неизвестную ранее заразу, каковая до сегодняшнего вечера пребывала в инкубационном периоде, а сегодня, в силу опять же неизвестных факторов, решила пробудиться. Версия была удручающе нерадостной: в случае, если заразе было свойственно передаваться воздушно-капельным путём, все присутствующие в комнате был обречены. Но тут слово взял уже захмелевший Витальич и заявил, что ответ на этот вопрос они совершенно спокойно могут получить уже к завтрашнему вечеру, когда после утренней 'чистюли' он возьмёт у них анализы крови, хотя... Впрочем, доводить эту мысль до конца он не стал. В административном здании уже объявлен карантин, так что в ближайшие несколько дней выйти за его пределы у всех присутствующих возможности не будет, - нерадостно подытожил Борщевский. Витальич дополнил, что результат им в любом случае станет известен достаточно скоро, только радостнее от этого не стало никому. Обсуждение темы себя исчерпало, оставалось только ждать.
   Под самый конец разговора позвонил комендант, и Борщ погрузился в обсуждение с ним подробностей происшествия.
  
   - Ты чего меня видеть-то хотел? - настороженно поинтересовался Кузя, когда Борщевский закончил отдавать все необходимые указания и положил трубку телефона.
   - Был я тут у тебя в лаборатории, рыбку интересную в аквариуме видел...
   - И как тебе моя рыбка? - заискивающе спросил Кузьмичёв. - Красивая, да?
   У Борщевского на лице возникло выражение, с каким обычно смотрят маленькие девочки на больших пауков, а именно неприязнь с брезгливостью. Сомнения в том, что Кузя открыл для себя что-то новое в аспектах сексуальной культуры, стремительно уменьшались.
   - Я вот не пойму, - начал заводиться Борщ. - Это у тебя шутки такие, или ты на почве воздержания крышей окончательно поехал? Если второе, то ты учти, мне извращенцы здесь нафиг не нужны. Сегодня куклы, а завтра что, - собачки и свинки? На баб ты деньги тратить не хочешь, а в силиконовый муляж их прорву вгрохать - это в порядке вещей? Откуда ты её вообще взял?
   - Ты всё не так понял, - Кузя махнул залпом очередную порцию налитого Борщём пойла и закурил. - Она - моё лекарство от одиночества. Не, ты дослушай, - остановил он собиравшегося перебить его Борщевского, - тут моих личностных аспектов много, но именно благодаря ей я до сих пор вконец не освинел. Помнишь, я тебе рассказывал про разбившийся вертолёт, на котором какие-то иностранцы пытались заброситься сюда по осени? Я потом ещё туда мужиков водил за разным добром, в том числе и научным для моей лаборатории. Вот там-то я её и обнаружил в одном из контейнеров. Сам поначалу удивился, зачем кому-то понадобилось везти такую куклу в наши края, хотел было уже ящик с ней закрыть, но почудилось мне, будто не ящик я закрою, а гроб, и останется она там так лежать, пока ящик не сгниёт, а она в лохмотья не превратится. Глаза у неё пронзительные, как живые, говорящие даже. И почудилось мне, будто она просит меня: не бросай, забери отсюда. Филлипыч, ты же тоже когда-то был ребёнком, наверняка тоже плакал по сломанным игрушкам, так что должен понять, о чём я говорю.
   Глаза Кузи горели неестественным блеском. Возможно, сказывалось им выпитое, но у Борщевского появилась смутная уверенность, что эта кукла действительно значит для Кузи больше, нежели он предполагал поначалу.
   - Потом уже, как на Базу её приволок, вспомнил, что когда-то натыкался на сайт в интернете, где о таких куклах рассказывалось. Делали их не как устройство для снятия напряжения известного характера, а, скорее, как средство психологической разгрузки для одиноких людей. В Азии, с их перенаселённостью, не каждый может позволить себе семью, а вот любви, пусть и выдуманной, хочется всем. И нужность свою, хоть для кого-то, ощущать человеку тоже надо, пусть и иллюзорную. Но самое главное - всем нам иногда нужно перед кем-то выговориться, только так, чтобы потом от этого не было никаких проблем. Чтобы никто тебе потом не начал читать нравоучений, никто не использовал сказанное тобой против тебя же самого. Просто выговориться, не требуя никаких советов. Как часто один человек может понять всю глубину чувств другого человека? Как часто людям нужно вообще понимать других? Сколько семей распадается тогда, когда весь этот гормональный шторм, который некоторые ошибочно называют любовью, сходит на нет, и вместо него остаётся пустота? Вот тогда-то у людей и меняется отношение к тем, к кому ещё недавно они испытывали якобы высокие чувства, под видом которых скрывался всего лишь инстинкт размножения. Тот, от одной мысли о ком сбивалось дыхание, становится чем-то вроде предмета, которому совершенно всё равно, чем ты там занимался на работе, и что у тебя случилось за день. Ему совершенно безразлично, что ты говоришь, что ты чувствуешь, что там у тебя в душе, потому что ты сам для него являешься таким же предметом. А у предметов нет ни души, ни чувств. И тебе самому становится неинтересно, что он там делает, о чём он думает, да и вообще, как и чем он живёт. Где, в таком случае, разница между живым человеком, которого от тебя тошнит, и куклой? А какова эта разница между Аномальными и Большой землёй? - внезапно сменил он тему. - Здесь я знаю зачем живу, а там? А там, как выяснилось, мне делать нечего. Там у меня никого и ничего нет. Ни интересов, ни целей, ни нужности кому-то. Был бы кому нужен - ещё подумал бы, а так и думать не о чем.
   Кузя затушил окурок и достал ещё одну сигарету. Борщевскому, слушая его, думалось, что развёл тот у себя в голове приличный тараканник, и даже не поленился подвести под него логическое обоснование. Вывод напрашивался простой: Кузьмичёв настолько прикипел к Аномальным, что тутошнее своё бытие воспринимает уже не как опасную работу, а как жизнь, где у него есть не просто дом, а Дом, каковым является его лаборатория, и который он, в меру своих сил, пытается благоустроить.
   - Что-то я от темы отошёл. Теперь представь, - будто прочитав его мысли, продолжил Кузя, - приходишь ты в пустой дом, работой задолбанный, где тебя никто не ждёт, и хочется тебе выть от одиночества своего проклятого и тоски. Но совершенно другое дело, когда ты видишь, что за столом кто-то сидит как будто в ожидании. Ты думаешь, зачем им делают такие пронзительные глаза? А вот как раз для создания иллюзии, что тебя понимают, что в тебе нуждаются. И уходишь ты от своих проблем в мир этой иллюзии, где всё у тебя на личном фронте хорошо. А может, и не проблемы это вовсе, может так оно и лучше для всех - не каждый способен построить нормальную семью, да и не каждому это надо. Так, хотя бы, ты только свою жизнь гробишь, за собой попутно никого больше не прихватывая.
   - Я это за собой не сразу заметил, - тон Кузьмичёва стал более задумчивым. - Сначала просто в шутку нарядил её в защитный костюм, дал ей в руки автомат, и поставил у входа, как если бы она его охраняла. Потом начало мне чудиться, будто ей скучно и страсть как любопытно посмотреть на то, чем я там занимаюсь. Через несколько дней я заметил за собой то, что рассказываю ей происходящее, как если бы она могла слышать и понимать всё то, что я говорю. Потом у меня и сомнения на этот счёт исчезли, уж дюже у неё вид понимающий был. Но главное, исчезло чувство того, что кроме тебя в комнате больше никого нет. Позже я заметил, что оцениваю свои поступки с позиций 'А что бы она на это сказала?' и 'Что бы она об этом подумала?'. И мне это понравилось. Борщевский, ты и не представляешь, насколько же прекрасно, когда опостылевшее одиночество сменяется хотя бы на такую иллюзию, и как становится невыносимо даже от одной мысли о том, что это всё может исчезнуть. Иллюзия нужности хоть кому-то и иллюзия заботы о ком-то. Ты к своему одиночеству привык настолько, что сам его не замечаешь, а может, просто боишься потерять это чувство мнимой самодостаточности. Но каждый из нас живёт для чего-то или хотя бы ради кого-то, и здесь ты со мной не согласиться не можешь. Надеюсь, теперь ты понимаешь, почему я отказывался кататься по закордонным бардакам - не хочу предавать того, кому нужен.
   Общая картина Борщу была понятна: всё оказалось совсем не так плохо, как ему думалось ранее. Хуже было бы, если б выяснилось, что всё это является частью какого-то эксперимента, но в сравнении с этим, рассказанное Кузей выглядело детской шалостью, хотя и было до безобразия похоже на шизофрению.
   - Ты, Кузь, псих, - резюмировал Борщевский.
   - Я знаю, - с довольным видом ответил тот.
   - Не скажу, что мне это нравится, но такое объяснение устраивает меня куда больше, нежели иные варианты, - дополнил Борщ. - Ты, главное, её получше от других глаз спрячь, а то, мало ли, мужики могут и не понять. И всё же помни, какой бы живой она тебе не казалась, но таковой она никогда не станет.
   Кузя понимающе кивал головой.
   - Предлагаю выпить за здоровье, - предложил Витальич. - И моральное, и физическое. Последнее сейчас особенно актуально.
   Через некоторое время Витальич проводил зевающего от накатывающегося сна Кузьмичёва обратно в лазарет, где к тому моменту комендантские ребята уже закончили дезактивацию. Глаза Кузи, невзирая на сонливость, лучились счастьем, будто после исповеди. Витальич показал ему тревожную кнопку у изголовья кровати, которую следовало нажимать в случае возникновения внештатной ситуации, и отправился обратно в кабинет администратора Базы. Разговор предстоял нелёгкий: на Базе обнаружился человек с явными признаками психического расстройства, и оставлять это просто так врач не собирался.
   - Не жилец, - произнёс он, закрывая дверь в кабинет. - Психи в этих краях на этом свете долго не задерживаются. Может, его за Кордон переправить от греха подальше?
   - Думаешь, поедет? - с сомнением посмотрел на него Борщевский. - Я вот что-то не уверен. Даже вспомнить не могу, когда он последний раз туда мотался.
   - А ты в приказном порядке, да через вышестоящих, - подал идею врач. - Отдохнёт, развеется. Устроят ему там медэкспертизу, в госпиталь хороший определят, а там, глядишь, смурь эта у него и пройдёт. Ведь на самом деле, выплывет, не ровен час, эта его забава на белый свет, так ему-то ничего не будет, а вот с тебя снимут семь шкур за то, что не доглядел. Фиг бы с этой куклой, но кто знает, как далеко он в своём сумасшествии зайти может?
   - Ты мне хотя бы одного нормального тут покажи, для начала, - парировал Борщевский. - Иные нормальные тут и похлеще устраивали. Ну ещё один косяк к списку добавлю, не впервой. Да меня только из-за одного Димона с должности снять должны были на следующий же день, как я его к тебе в медблок ассистентом определил для проверки, попутно на должность 'сборщика образцов' официально оформив, а затем ещё и повысив до своего зама. А как тебе тот бедлам, которым является наша столовка? Вопиющее нарушение норм гигиены, но какие альтернативы? За Васеньку, кем бы он там ни стал, взгреть меня должны были ещё год назад. Как за потерю сотрудника, так и за те методы, какими ты его вытащить пробовал, с моего ведома и непосредственного указания, заметь. Это для нас с тобой 'собачий хвост' - ценный артефакт и возможное лекарство, а для них это объект высокой степени биологической угрозы. И было бы ошибочным полагать, что тот же Удальцов забудет про мои выкрутасы с компом Гвоздя. Сеня, если что, очень непростым человеком был, а друзья у таких ребят добрыми не бывают - профессия не способствует. Да зачем далеко ходить: благодаря твоему жидкому дружку у нас тут, на секундочку, угроза биологического заражения. И важно не то, что его "прохлопали" рамки, а то, кого в данном случае назначат крайним, если кому-то там наверху приспичит с этим происшествием разбираться. Но всё это, как я понимаю, так себе, мелочи и баловство, а вот резиновая баба в том недоразумении, что у нас лабораторией зовётся, это да - событие апокалиптического значения в планетарном масштабе. Тебе самому с этого не смешно?
   - И потом - какие вышестоящие? - продолжил он, откинувшись в кресле. - Это раньше мы были для них чем-то значимым, а сейчас им там наверху до одного места, что у нас тут творится, лишь бы артефакты гнали. Сколько к нам проверок за последний год приезжало? Ни одной. Не едут к нам инспекторы и научные светила. Деньги перечисляют, тут не поспоришь, но это всё лишь для того, чтобы народ не разбежался окончательно и в вольные не подался. Урежь это финансирование, и артефакты придётся выкупать уже по несколько иным ценам у перекупщиков, попутно вбухивая ещё больше денег в Периметр и его охрану, чтобы сталкеры через него не лазили, попутно таща с собой разную заразу, которую и лечить-то непонятно как. Проходили уже это всё. Так что если что и волнует тех, кто там наверху, то это никак не происходящее у нас на Базе.
   - Тем более, - не согласился врач, - с нас пылинки надо сдувать, раз желающих сюда ехать нет.
   - А как ты думаешь, почему у того же Удальцова в команде не было ни одного человека, для которого этот выход был бы первым? - продолжил гнуть свою линию Борщ. - Почему на перевалочной не было ни одного, кто ранее не был бы как-то связан с Аномальными, хотя она на самом их краю находилась? Смотрим дальше: за прошедший год наша скромная База вообще не приобрела ни одного нового официального постояльца. Даже в обслуживающем персонале. А уж таким специалистам, казалось бы, сюда ехать - вообще самое милое дело, благо, выходы за периметр Базы для них изначально не предусмотрены, а денежку им раньше платили всяко большую, нежели на Большой земле. Вывод напрашивается простой: на те условия, которые они могут предложить, идти не хочет никто. Хорошо они народ год назад разогнали, что до сих пор собрать не могут.
   - Это всё неправильно, - недовольно покачал головой Витальич.
   - Причём тут правильно, неправильно? - ухмыльнулся Борщевский. - Новая метла метёт по-новому. Нам же просто повезло, и мы плывём в привычном русле. Времена, когда сюда лезли за романтикой и приключениями, давно прошли. С нами, как с опытными людьми, договоры перезаключили на прежних условиях, но я уверен, что для остальных эти условия уже несколько иные. Может, в деньгах обрезали, а может и соцпакет ужали до неприличия. Пока подтвердить не могу, но другого обоснования у меня нет. Так что, я спокоен: хотели бы они кого-то посадить на моё место, то уже давно это сделали. Вспомни, хотя бы, скольких у нас Белая Баба по зиме увела? А ведь уже после первого уведённого можно было предполагать, что одним им она не ограничится. Трёх человек, не последних специалистов, заметь, как корова языком слизнула, но кроме нас, похоже, это больше никого не волнует. Я по-прежнему здесь, а про сменщика и вовсе вопрос не поднимался. И Кузя у нас, хоть и псих, но не мальчик уже, прекрасно понимает, что к чему. Кто знает, может, он и жив-то до сих пор благодаря этой своей особенности? А то, что в куколки играет, так это его личное дело, пока оно во вред не идёт. Ни ему, ни другим. Ты же врач, знаешь же, что нормальным здесь остаться ой как нелегко. Живым остался - уже хорошо.
   - И потом, - продолжил Борщ. - Даже если этот кузькин секрет и вскроется, то тому, кто попробует его высмеять, я лично не завидую: Кузя, если что, некоторое время назад вытащил из очень серьёзной передряги Гуся и Камаза. Подробностей не знаю, но вот речь Камаза о том, что теперь Кузю лучше не обижать, помню прекрасно. Гусь у нас тоже хоть и тот ещё гусь, но с Кузькой они сам знаешь, почти не разлей вода. Я даже подозреваю, что Гусик про куклу уже в курсе: после разбитой 'лампочки' они лечились оба, то есть, скорее всего, грохнул её Кузька при нём. Ну и не забывай, любители заводить здесь себе врагов на ровном месте уже давно повывелись в силу очевидных причин, и я не заметил, чтобы подобных деятелей народилось новых.
   Витальич нехотя признал, что крыть ему нечем. Не то, чтобы Борщевский был настолько убедителен, но предложенный им вариант, при всей своей неправильности, пожалуй, действительно выглядел самым безобидным и оптимальным. В том, что добровольно Кузя на Большую землю не поедет, сомнений у него не было. А недобровольный вариант был чреват непредсказуемыми последствиями, благо Витальич знал, на что могут быть способны психи в этих краях.
   - Ладно, засиделись мы что-то, - Борщевский посмотрел на часы. - Пора на боковую. Кому-то завтра анализы делать, а кому-то ещё отчёт ваять по поводу происшествия.
   Сон не шёл. Борщевский ворочался с боку на бок на диване в своём кабинете, пытаясь улечься поудобнее. Тяжёлые мысли о дневном происшествии уходить не думали. Пусть версия о возможном заражении и оставалась только одной из версий, но, по причине отсутствия каких-либо доказательств обратного, приходилось считаться и с ней тоже. Впрочем, интуиция подсказывала Борщевскому, что всё гораздо сложнее. Не хуже, но сложнее, и не так легко объяснимо. И, более того, у Борща откуда-то возникла уверенность, что про нечто подобное он уже слышал, причём недавно.
  
  ***
  
   У телефона, стоящего в кабинете Борщевского, была одна особенность - он никогда не звонил без дела. И коль скоро аппарату в пять часов утра приспичило разорвать утреннюю тишину своим лязгом, то означать это могло лишь то, что случилось нечто экстраординарное, или же у кого-то на другом конце провода имелось к Борщу неотложное дело, что в принципе было то же самое. Борщевский, невзирая на свой возраст и комплекцию, спрыгнул с дивана подобно молодому солдату, услышавшему команду 'подъём', и бросился к аппарату.
   - Борис, тут такое дело... Накрылся наш вчерашний образец, - голос Витальича звучал несколько недоумённо.
   - Как накрылся? - сон с Борщевского сдуло мигом, и теперь он лихорадочно пытался представить возможные последствия происшествия.
   - Сам понять не могу. Вчера контейнер был с начинкой, а сегодня поутру я обнаружил в нём лишь некоторое количество прозрачной жидкости.
   - Уже иду, - не дал ему договорить Борщ и повесил трубку.
   Витальич, с дымящейся сигаретой в зубах, рассматривал злосчастную ёмкость. Вид у него был потерянный и обескураженный. Но если предыдущим днём на дне контейнера, похожего на стеклянную банку с толстыми стенами, плескалась непонятная субстанция чёрно-бордового цвета, то сегодня в нём наличествовало что-то, очень похожее на обычную воду. Было очевидным, что образец изменил свои свойства, но вот во что - оставалось загадкой. Борщёва интуиция снова возопила о гораздо более простом и в то же время более труднодоступном для понимания объяснении произошедшего.
   - А почему мы с тобой решили, что он изменил свои свойства? - спросил он врача. - Он же вчера испарялся. Что, если он просто распался на составляющие и там, в довесок к жидкости, есть ещё и газ?
   - Боря, ты гений, - глаза Витальича зажглись огнём. - Я уже настолько привык к тому, что в этом месте простых решений не бывает, что об этом даже не подумал. Сейчас будем подтверждать.
   Но в следующий момент весь исследовательский задор сняло с него как рукой.
   - Это хорошо, если он распался, - с сомнением произнёс Витальич. - А если он превратился во что-то вроде 'холодца'? Кто знает, может, на открытом пространстве эта субстанция просто испаряется, не успевая нанести окружающим предметам вреда, а в замкнутом трансформируется в какую-нибудь гадость?
   - Ты, Витальич, параноик, - усмехнулся Борщ. - Мы так долго гадать можем, но к разгадке всё равно ближе не станем.
   Витальич заявил, что теперь-то уж можно это всё обдумать неспеша и отправился греть воду. Впрочем, свои соображения по поводу содержимого банки он прерывать не стал, предпочтя высказывать их вслух, попутно громыхая посудой. Заявил он, что, возможно, комендант был не так уж неправ, и что для вящего блага окружающих действительно может быть имеет смысл запулить 'михалычевы' остатки в ближайшую огненную аномалию.
   - Борис, я конечно могу подключить к банке анализатор, но только под твою ответственность, - врач разливал кипяток в фарфоровые кружки. - Мы ведь вообще ничего не знаем об образце, и если он обладает повадками того же 'холодца', то аппарату кранты, а я такое брать на себя не хочу.
   Борщевский с выражением задумчивости на лице пил чай. Уверенность, что содержимое банки в своём нынешнем виде не представляет угрозы, только усилилась, но чувства чувствами, а разумная предосторожность никогда не бывает лишней.
   - Леший с ним, с анализатором, - махнул Борщ рукой. - Он всё равно старый, его списывать уже пора. Угробится - так угробится. Да и хрен с ним - будет повод новый с Большой земли заказать.
   Уже через час Витальич смотрел на монитор, морщил лоб и ворчал о кончине прибора, поскольку результатом анализа был полностью не удовлетворён - техника утверждала, что кроме воды и воздуха, с повышенным содержанием углекислого газа, в банке нет ничего. Какие-либо сложные или необычные соединения в ней отсутствовали напрочь. Борщ вздохнул с облегчением: судя по всему, карантин можно было снимать.
   - Витальич, что тебя не устраивает? - улыбнулся он. - Радоваться надо, что там никакой гадости нет.
   - Меня не устраивает то, что это всё слишком просто. Органика так чисто и так быстро не распадается, и я скорее поверю в то, что аппарат либо брешет, либо сломался. В общем, предлагаю дождаться возвращения Удальцова. Кто знает, может, он что-то про подобное слышал, а я это явление объяснить пока не могу.
   "Удальцов... Явление... - эхом прозвучали в голове у Борщевского слова врача. - Ну точно же - осенило его. - Я всё думал, где же я слышал что-то похожее".
   - Витальич, а скажи-ка мне, не было ли чего-то странного с Михалычем последнее время? - задумчиво спросил Борщ медика.
   - Я не знаю, почему тебе это интересно, - насторожился тот, - но... А ты знаешь, пожалуй было. Какой-то он спокойный был слишком. Я сначала подумал, что он просто замкнулся после того, что у них на перевалочной случилось, а сейчас, как ты спросил, вдруг понял, что это не совсем то. И с ним было как-то... дискомфортно. Неуютно даже. Ты к чему спросил-то?
   Борщевский не стал ходить вокруг да около и выложил Витальичу рассказ Удальцова про явления. Особенно он напирал на то, что произошедшее вполне укладывается в описание 'Зеркала'.
   - Вот у нас был человек, на себя не похожий, - рассуждал вслух Борщ, - в присутствии которого возникают нехорошие ощущения. Что с этим человеком случилось на самом деле, не знает никто. И этот человек вдруг взял и растворился, а образец его тканей распался на составляющие элементы. Как тебе версия, что твой покойный друг по случайности вляпался в 'Зеркало'?
   - Звучит невероятно, но это хоть какое-то объяснение, - согласился врач с высказанной версией. - То есть, после того, как исчез некий стабилизирующий фактор, поддерживавший набор химических элементов в форме человеческого тела, мой покойный друг просто развалился на составляющие? В принципе, такое можно предположить - все необходимые для создания органических соединений элементы в банке наличествовали. Борис, но это же... это же...
   Витальич запустил анализатор снова, а сам открыл на компьютере папку с архивом истории обращений за медицинской помощью.
   - Филлипыч, - обратился он к Борщу, - говоришь, что явление это у нас хоть штука и редкая, но всё же не уникальная? То есть, если кто-то из наших бродяг рассказывал что-то про встречи с самим собой и бесследно исчезающих товарищах, то это будет наилучшим подтверждением тому, с чем мы вчера столкнулись.
   - Коменданта тоже надо дёрнуть, - дополнил сказанное Борщевский. - Точно знаю, что он подобный фольклор собирает. Как там пелось: "Кто ходит в гости по утрам, тот поступает...". Но сначала посмотрим, что нам скажет анализатор.
   Прибор в своём мнении остался непреклонен и по-прежнему утверждал, что в банке, кроме необходимых для создания газированной воды компонентов, более нет ничего.
  
   Комендант, невзирая на раннее время, уже не спал. Выслушав рассказ Борщевского и Витальича, он, после небольшого размышления, вспомнил, что про нечто похожее действительно слышал. Причём дополнил подробностью: бронекостюм 'испарившегося', по словам очевидцев, был изнутри влажным, а в помещении было тяжело дышать. Случилось это происшествие на какой-то из институтских баз и широкой огласки не получило.
   Некоторое время попререкались на предмет снятия карантина. Комендант поначалу настаивал на том, что снимать его на основании домыслов и баек является высшей степенью безрассудства, но тут Витальич вспомнил, что брал у Михалыча анализ крови, как это предписывалось для всех вновь прибывавших на Базу, и был тот анализ чистым и без отклонений.
   - Так что, если у него какая зараза и была, - подытожил врач, - то подхватил он её где-то здесь, у нас. Но мы-то тут живём уже не первый год, подобным образом у нас никто не умирал, а он вот и нескольких дней не продержался.
   Карантин был снят спустя полчаса, когда убежавший обратно в медблок Витальич позвонил оттуда и сказал, что проба крови, которую он брал у 'Михалыча', также превратилась в воду.
   - Ну смотри, Борщевский, - недовольным тоном произнёс комендант, - под твою ответственность.
   - Как всегда, в общем, - хмыкнул Борщ. - Тут и так всё под моей ответственностью.
  
  ***
  
   Сквозь наползший на Базу туман порой проглядывало тёплое весеннее небо. Скамейка в курилке была влажной, но костюм позволял этому досадному обстоятельству не придавать значения. Борщевский курил в одиночестве, размышляя о событиях последних суток: растворившегося Михалыча он толком узнать не успел, и хотя тот произвёл на него благоприятное впечатление, но жалко его Борщу не было. Администратору Базы довелось повидать достаточно смертей и кое-чего похуже, чтобы переживать о ком-то малознакомом, да ещё и человеком не являющимся. Настоящий Михалыч, скорее всего, тоже покинул мир живых - слова Удальцова о том, что после смерти оригинала копия на этом свете долго не задерживается, он помнил прекрасно.
   "Витальичу надо бы об это сказать, - подумал Борщ. - Он, небось, думает, что с настоящим-то всё в порядке".
   Кузя, после снятия карантина убежавший к себе только что не вприпрыжку, тоже был той ещё занозой в мыслях. Что ни говори, но Витальич был прав: психи здесь долго не живут. Мнительность со страхами, вкупе с отсутствием адекватного восприятия происходящего, ведут их к потере осторожности, переносу внимания с реальных опасностей на кажущиеся, и для таких ребят гибель становится вопросом времени, причём скорого.
   "Надо бы действительно с ним поговорить, - рассуждал Борщевский. - Кто знает, - может, и согласится на небольшой отдых от Аномальных. Не в госпитале, так хотя бы просто на Большой земле. А не согласится, так моя совесть чиста будет".
   - Что там у нас Димон делает? - Борщевский не заметил, что разговаривает сам с собой. - Надо бы его проведать, а то он совсем расклеившийся был.
   Окурок полетел в урну, Борщевский поднялся и направился в лазарет.
  
  Глава 7.
  
   "'БТРы на выгуле', картина маслом. Машинным, - мрачно пошутил про себя Коля. - Не хватает только экскаваторных ковшей в качестве намордников".
   Вид у их отряда, стоявшего на пригорке, с которого открывался вид на Вилёвск, был что надо: три броневика походили на громадных собак, а Удальцов, Бормоглот и Якушев - на их хозяев, посадивших своих питомцев на поводки. Это было первая ассоциация, пришедшая в колину голову после того, как выяснилось, что запитывать найденные в Пансионате энергетические винтовки Удальцов планирует от бронемашин. Оставалось лишь гадать, что и когда навело его на эту мысль, но Коля не сомневался - импровизацией и игрой по обстоятельствам это не являлось. Удальцов будто бы знал, что конкретно он найдёт в Пансионате, и загодя к этому подготовился: аккумуляторы винтовок, за своей бесполезностью, были отсоединены, а их место заняли коннекторы с подведёнными к ним кабелями, предназначенными для токов большой мощности. Другими концами провода подсоединялись к силовым выводам на корпусах броневиков, вмонтированным туда будто бы специально как раз для этого. Единственное, чего не хватало для полноты картины, так это взрёвывания двигателей в качестве собачьего лая - их звук совершенно не походил ни на старый добрый дизель, ни на электромоторный, и сколько Коля не силился понять, что за агрегаты стоят в броневиках, но до чего-то путного додуматься так и не смог. Удальцов на его вопрос по этой теме лишь отмахнулся, и оставалось только гадать, какие ещё изменения наличествуют в конструкции этих бронемашин.
   Теперь же выяснялось, что в довесок к их возможности преодоления дальних дистанций без дозаправки, они ещё могут являться чем-то вроде электростанции на колёсах. Коле думалось, что Удальцов, при его опыте, вряд ли стал бы переоценивать возможности машин, скорее уж - недооценивать, и это повергало в трепет: при пробных выстрелах из энергетических винтовок, звук двигателей становился ниже, что могло свидетельствовать об использовании ими того же источника энергии, но казалось, Удальцов этому совершенно не придавал значения, либо же считал несущественным.
   Про винтовки Удальцов не соврал: обгоревший танк, стоявший во дворе, брызнув ржавой пылью, отлетел на десять метров в сторону от стрелявшего в него учёного, будто его пнул невидимый гигант. От попадания заряда корпус некогда могучей боевой машины перекорёжился и местами пошёл трещинами. Удальцов довольно хмыкнул и предложил всем присутствующим попробовать самим.
   Несчастный танк запинали выстрелами в кусты, откуда вскоре послышалось характерное шипение - 'рыжая волосня' получила огромное количество пищи. Удальцов выступал в роли наставника, рассказывая про особенности винтовки, режимы прицела и технику безопасности. Его уверенность свидетельствовала - учёному вне всяких сомнений доводилось пользоваться подобным оружием ранее.
   Практиковались в стрельбе пусть и недолго, но, глядя на результат, Матрас поразился, какое количество энергии было истрачено, по сути, впустую. Однако куда больше его удивляла реакция на это Удальцова, столь расточительно разбрасывающегося энергоресурсом - научник явно считал это мелочью, не стоящей его внимания, и, скорее всего, так оно и было на самом деле.
   Теперь же задачей Коли и Завьялова стало прикрытие образованной ударной группы. Матрас, совершенно не ожидавший такого поворота в вопросе вооружения, выцыганил у Удальцова его снайперку - очень уж она ему приглянулась - и уже строил планы, как бы её оставить себе насовсем. У Коли ещё в предыдущий день возникло подозрение, что Удальцов исправляет его ошибку в выборе оружия, и та лёгкость, с какой научник давал её на попользоваться уже второй раз, могла являться косвенным свидетельством этого. Энергетическая винтовка, при всей своей мощи, имела пусть и один, но достаточно существенный недостаток, а именно - привязку к бронемашине. Колю подобное ограничение свободы передвижения в пространстве категорически не устраивало, и он без сожалений уступил возможность порезвиться с этим оружием Якушеву.
   Старый город, забывший, что такое жизнь, смотрелся в прицеле жутковато. Время и климат медленно делали своё дело: некоторые здания частично осыпались, другие же и вовсе превратились в бесформенные горы из бетонных плит, кирпича и арматуры. Безлюдные улицы, местами поросшие разнообразной растительностью, пробивавшейся сквозь трещины в асфальте, будто говорили: людям здесь делать нечего. Город был мёртв, как и все те, кто его населял в настоящее время - пара замеченных в прицеле мертвяков угрозой не являлись, но Коля знал, что в зданиях скрывается достаточное количество их собратьев по нежизни, и с первым же выстрелом безлюдные улицы таковыми быть перестанут, наполнившись жаждущей живой плоти толпой. От представленной картины Матрас поёжился.
   - Вот уж действительно, легенда, - Коля хоть и знал, что из Завьялова собеседник никудышный, но всё же попытался развеять мрачное настроение. - Вполне понятно, почему сюда сталкеры соваться боялись - здесь одним умением не возьмёшь, тут и количество важно. И участников, и боезапаса. Но вот вояки с научниками вполне могли бы скооперироваться и разнести тут всё в пух и прах.
   - А ты думаешь, не пытались? - к колиной неожиданности откликнулся Завьялов. - Пытались, и не раз. То, что на поверхности, это ерунда - хуже то, что под ним.
   - Ещё скажи, что ты и про это знаешь, - попробовал поддеть бывшего военстала Матрас.
   - Врать не буду, - издёвка Коли своей цели либо не достигла, или же Завьялов просто не показал виду, - про это не знаю. И ещё дольше бы не знать.
   - Да ладно тебе, - с ехидством в голосе сказал Матрас. - Это же легенда. Одно из немногих мест, где ещё могло остаться что-то ценное и интересное.
   - Дурак ты, и юмор у тебя дурацкий, - Завьялов на провокации поддаваться не собирался. - Шути, шути, пока мы тут лежим. Есть места, куда людям лучше не соваться.
   - Так, мальчики, - раздался в динамиках шлемов голос Удальцова, - мы начинаем.
   Со стороны бронетранспортёров донеслось нарастающее гудение, а затем раздался звук, напоминавший раскат грома. Посреди улицы взметнулось облако пыли. Два здания, ближайших к образовавшейся воронке, вздрогнули от ударной волны, но всё же устояли.
   - Ждём, - отдал команду Удальцов, - сейчас полезут.
   В подтверждение его слов, Коля заметил едва заметное движение в окнах.
   "А действительно, - подумалось ему, - зачем Удальцов сюда полез? Мог бы и сказать, между прочим, если только он один по подвалам шастать не надумал. А может, ему просто возможность поквитаться с этим местом выдалась, вот он её и не упустил - с такими стволами этот город вообще с землёй сровнять можно".
   Тем временем, мертвяков на улице прибывало. Разбуженные взрывом порождения Аномальных Территорий выглядели дезориентированными и как будто напуганными - они вертели головами, силясь высмотреть того, кто нарушил их покой. Тактическое решение, применённое Удальцовым, было Коле знакомо - точно так же, по словам старожилов, военные вычищали завод "Янтарь". В отличие от слуха и обоняния, зрение у мертвяков никудышное, и дальше, чем на сто метров, видеть они не могут. Эта их особенность секретом не являлась, и широко использовалась в зависимости от обстоятельств. Удальцов же, по всей видимости, хотел собрать всё 'население' города в одном месте, а после - размазать его по асфальту и бетону энергетическими винтовками.
   "Что же вас сюда тянет?" - Коля рассматривал в прицел мертвяков, надеясь высмотреть знакомые лица. К его радости, таких пока не замечалось, но вот разнообразие их одежд поражало: жуткого вида ребята в военных бронекостюмах, выглядевшие в своём нынешнем состоянии ещё более угрожающе, нежели при жизни, переминались рядом с простыми сталкерами, одетыми кто во что горазд. Несколько грязных скафандров высокой защиты выдавали в своих владельцах учёных из какой-то научной группы, а компания, одетая в защитные костюмы неизвестной Коле модели, позволяла заподозрить в ней то ли иностранцев, то ли ещё кого-то, при жизни предпочитавших не попадаться на глаза туземцам Аномальных Территорий. Два с трудом передвигавшихся военстала, для которых их экзоскелеты с момента разряда элементов питания стали чем-то вроде вериг, расталкивали попадавшихся у них на пути соплеменников. Но особенно Коле стало не по себе, когда в прицел он увидел стоящую в стороне фигуру со спутанными длинными волосами, одетую в замызганный медицинский халат - не так часто на Аномальных можно было встретить женщин, особенно в таком виде.
   - Слышь, Завьялов, - почему сталкер предпочитал обращение к себе по фамилии, игнорируя все традиции, было Матрасу непонятно, - их бы опознать надо. Они же все без вести пропавшие.
   - Мы здесь не за этим, - своим обычным холодным тоном ответил тот. - Тем более, ты сам знаешь, что здесь нет разницы между пропавшим без вести и мёртвым.
   - Разговорчики, - раздалось из динамиков. - Следите за обстановкой. Особое внимание на тех, кто с оружием.
   Тактику Удальцова можно было бы назвать стопроцентно выигрышной, если бы не тот момент, что предсказуемость поведения мертвяков была вещью условной. В некоторых обстоятельствах эти создания проявляли признаки разумности гораздо большие, нежели от них ожидали - порой, при облавах, часть мертвяков вместо того, чтобы атаковать своих обидчиков, начинала прятаться. А если учесть, что некоторые из них не расставались со своим оружием и после 'смерти', то встречи с такими умниками нередко приводили к неприятным последствиям. Коля не сомневался, что среди потенциальных жертв той бойни, которую собирался учинить Удальцов, наверняка найдётся несколько подобных уникумов.
   Со стороны бронемашин снова грохнуло, но на этот раз - трижды, и толпу мертвяков, вышедших на середину улицы, частично разметало по сторонам. Другую же часть просто размазало, оставив вместо тел неаппетитного вида пятна. Винтовки громыхнули ещё несколько раз, закрепляя результат. Два здания, выдержавших ударную волну первого выстрела, шумно осели, обдав всё вокруг бетонной пылью.
   - Ждём, - снова скомандовал Удальцов.
   "А ведь он действительно этот город снести может, - подумалось Коле. - Эх, ребятки-мертвячки, лучше бы вы повылезали все сами. Так и нам проще будет, да и вам быстрее. Ох, там запашок сейчас стоит - никакой противогаз не поможет. Явно же потом в город полезем, уцелевших попутно вычищая".
   - Выдвигаемся, - несколько напряжённо прозвучала команда, отданная Удальцовым. - Завьялов впереди, техника по центру, Матрас прикрывает. Понеслась.
   Коле подумалось, что начальник не такой уж и кремень, каким стремится казаться. Хотя, если рассудить здраво, тут любой задёргается - более неизведанного места на Аномальных ещё поискать надо. И не такой уж он отмороженный псих, раз заволновался. Но то, что псих, это точно - кому расскажешь, что он тут учудил, так не поверит никто. Как только о винтовках и броневиках речь зайдёт, так быль сразу станет сказкой.
   Завьялов, чем-то похожий на медведя, выслеживающего добычу, поднялся почти бесшумно. Коля последовал его примеру. В стороне раздался звук двигателей - трое 'собаководов' гордо шествовали перед своими посаженными на поводок зверями апокалипсиса, держа в руках оружие, могущее стирать города в пыль.
   "Вот ведь парадокс, - думалось Коле, когда группа вошла в город. - Мёртвые сражаются за свою жизнь. И не метафора ведь, а реальность".
   Улица выглядела так, как если бы по ней отработал артиллерийский расчёт, что было недалеко от реального положения дел: энергетические винтовки своими попаданиями выбивали воронки солидного диаметра, а взрывная волна расшвыривала всё, что попадалось у неё на пути. Валявшиеся то тут, то там, на земле останки 'целей', как для успокоения совести решил их называть Матрас, производили гнетущее впечатление - бойню Удальцов устроил знатную. Грязные, тёмных расцветок пятна можно было бы посчитать за обычные лужи, если не знать, чем они являлись на самом деле. В воздухе стоял удушающий смрад, пробивавшийся сквозь фильтры бронекостюмов - что бы там ни было у мертвяков вместо крови и плоти, но воняло это преотвратно.
   Шорох камней, неожиданно раздавшийся позади, лучше всякой команды стал для Коли поводом обернуться. Кто бы там ни шевелился, но живым он быть никак не мог.
   - Я сам, - в нарушение субординации сказал он в микрофон. - По сторонам смотрите.
   Он ожидал увидеть кого угодно, только не её. Неизвестным образом эта девушка в грязном халате не только выжила в устроенном Удальцовым аду, но ещё и сохранила способность двигаться. Возможно, сказалось то, что в момент обстрела она стояла в стороне, и это позволило ей избежать участи быть размазанной по земле или по стене ближайшего здания, а может, ей просто повезло. Теперь же, тяжело хрипя, она пыталась подняться, поскальзываясь на щедро рассыпанных по округе асфальтовым и бетонным осколкам.
   - Матрас, ты чего? - Бормоглот не понимал, чем вызвана задержка во вполне понятной ситуации, решение которой было известно уже давно. - Ты в порядке там?
   - Я в порядке, - Коля постарался ответить как можно более спокойно, хотя под конец голос у него предательски дрогнул. - Дайте мне немного времени.
   "Странно, что Удальцов молчит", - промелькнула мысль в его голове, и будто услышав её, в динамике возник голос начальника.
   - Тебя волнует, что в том месте, где гибель для мужиков, пусть и облачённых в тяжёлые защитные костюмы, не является событием исключительной важности, ты обнаружил женщину без всякой защиты вообще, я правильно понимаю? И сейчас ты думаешь не о том, как она здесь оказалась, а что она вообще забыла в этих краях? Видишь комп на её руке? Делай дело, снимай эту железку, и двигаемся дальше. Все сантименты оставь на ночлег. Если что-то мешает тебе сделать то, что надлежит - говори, и это сделает кто-то другой.
   "И после этого ты запишешь меня в слабаки", - злорадно подумалось Коле, но вслух он этого произносить не стал.
   Хлопнул выстрел. Мёртвая обладательница грязного халата вытянулась, а затем медленно осела на землю. Коля держал её тело на прицеле ещё несколько секунд, будто желая убедиться, что дело сделано правильно. В динамике было тихо, но ему показалось, что Удальцов, стоящий где-то за спиной, одобряюще кивнул. На душе у Матраса стало противно.
   Снимать комп с покойной он не стал - по виду устройства, изъеденного ржавчиной, было понятно, что запустить его, скорее всего, не получится. Подтёки под разбитым экраном также говорили о том, что вряд ли внутри компа осталась хотя бы одна работоспособная плата, и, к своему сожалению, Матрас был вынужден признать, что в его копилке загадок одной тайной стало больше. Впрочем, оставался ещё вариант проверить в архиве, по возвращении на Большую землю, списки пропавших на Аномальных групп, но что-то подсказывало, что это вряд ли удастся сделать: Коля постепенно утверждался во мнении, что даже не зная, чем он будет заниматься по окончании этого безумного выхода, но делать это он будет не в подчинении этого сбрендившего непонятно кого. Удальцов, для пусть и не самого простого силовика, слишком много знал и слишком хорошо разбирался в вещах, о которых даже старожилы вряд ли имели хоть малейшее представление. Но демонстрируемые им лидерские качества, вкупе с военной жёсткостью в принятии решений, людям науки были редко когда свойственны: по колиным наблюдениям, все граждане этой категории если и не витали в облаках, то подобной решительностью и хладнокровием не обладали. Матраса не покидало ощущение, что начальник их отряд просто использует, а случись необходимость, пожертвует ими как пешками. Якушев этого скорее всего не понимает, Бормоглот наверняка догадывается, но надеется каким-то образом вывернуться, а Завьялов... Вот он-то точно знает, что это за человек, по воле судьбы ставший главным. И Удальцов знает, что он это знает. Шекспировская, мать её, драма.
   "Враньё в команде - это всегда плохо, - вспоминал слова одного из своих первых учителей Коля. - Там, где нет доверия, нет и команды. Каждый становится сам за себя, и получается не отряд, а стадо. Главное в этом случае - вовремя увидеть такой расклад, потому что чем раньше это произойдёт, тем больше вероятность выкрутиться из этой лажи без серьёзных последствий, пока тебя кто-то не пустит отмычкой вперёд, или же попросту тобой прикроется. Уж лучше ходить одному, чем с кем попало - так хотя бы нет иллюзии защищённости якобы друзьями".
   В том, что часть мертвяков вылезти на устроенный шум не пожелает, Коля не ошибся. Изредка хлопал огневой комплекс Завьялова, порой громыхали винтовки Якушева и Бормоглота, да и сам Коля успел снять троих в окнах - опасности они не представляли, но кто знает, что может случиться на обратном пути. Если уж все возможные источники проблем не предугадаешь, так хоть явные устранить надо. Удальцов взобрался на БТР и в расчистке местности участия принимать не пожелал, предпочтя для себя роль наблюдателя и координатора.
   - Начальник, мы до ночи здесь управимся? - поинтересовался Бормоглот. - Мертвяков проредили прилично, но ночевать здесь не хотелось бы.
   - Как получится, - в голосе Удальцова почему-то уже отсутствовал былой задор, и это Коле не понравилось. - Сначала до точки дойти надо, а там понятно станет.
   'Точкой' оказалось небольшое, облицованное мелкой плиткой песочного цвета приземистое здание о двух этажах, обнесённое бетонным забором. На вид строение выглядело обезличенным, и было невозможно сказать, какого рода учреждение в нём когда-то располагалось. Может, это было что-то имевшее отношение к научной деятельности, а может - обычное отделение милиции, с паспортным столом до кучи. Несмотря на то, что въезд на территорию был свободен - проём, оставшийся от давно съеденных "ржавкой" ворот, захламлённостью не страдал, - Удальцов скомандовал остановку.
   - Ну что, суеверные, - его попытка приподнять настроение отряда после недавней бойни выглядела несколько натужной. - В ворота и между двумя столбами, говорите, ходить не принято? Так пройдём через забор.
   Его энергетическая винтовка уже привычно грохнула, и одну из стоявших на пути невидимого снаряда секций ограждения то ли сдуло, то ли разорвало в пыль. Две соседние секции, не ожидавшие потери своей товарки, осыпались на землю. Бронемашины вошли во двор, но к зданию подъезжать не стали, остановившись метрах в тридцати от него и выстроив своими тушами подобие треугольника. Полагалось считать, что отряд на точке закрепился.
   - На сегодня хватит, - выдохнул Удальцов, убирая энергетическую винтовку в футляр, представлявший собой облезлый деревянный ящик, набитый ветошью. - Тяжёлая, зараза.
   "Можно подумать, тебя кто-то заставлял её таскать", - усмехнулся про себя Коля, отдавая начальничью винтовку тому назад, но вслух высказал, что командованию имеет смысл подумать о том, чтобы поручить столь нелёгкую ношу в следующий раз кому-нибудь другому. Удальцов окинул его пристальным взглядом, будто силясь понять, чем вызвана данная заботливость, однако вместо ответа только покачал головой.
   Дальнейшая задача походила на то, чем отряд занимался в Пансионате, то есть обход здания группами. Сложности возникли сразу же: злополучное строение содержало в стенах подобие экранирования, что вызвало со стороны Удальцова, попытавшегося заглянуть внутрь здания сквозь прицел своей винтовки, поток грязных ругательств. Бормоглот помрачнел, Завьялов состроил недобрую кривую усмешку, Якушев же традиционно будто бы вообще не понял, о чём речь. Единственное, что можно было увидеть сквозь дверной проём, была лестница, ведущая наверх.
   - Якушев, - обратился к тому Удальцов, - осматриваете с Завьяловым первый этаж. Бу... Матрас, мы с тобой на второй. Бормоглот, контролируешь выход и лестницу на второй этаж. Без ненужного героизма, господа. Начали.
   Вход в здание воспринимался подобно вратам если и не в преисподнюю, то как минимум в лабиринт - войти-то можно, но вот выйти... Тянуло оттуда плесенью, сыростью и ещё чем-то, благородством аромата не отличавшимся. Порой, проходя сквозь здание насквозь, подвывал ветер, однако кроме него, к величайшему неудовольствию всей группы, ничего другого не слышалось. Куда проще, когда возможный источник угрозы издаёт какие-либо звуки. Сопит, пыхтит, порыкивает, ворочается или вообще хоть как-то шевелится, не важно. Главное, что он издаёт хоть какой-то звук, и его слышно. Но куда хуже, когда сколько ни прислушиваешься, да только, кроме тишины, других звуков не обнаруживается, а дальнейший обход подобных мест показывает, что они пусты. С одной стороны оно хорошо - боезапас не тратится, шума лишнего не поднимается, да и рисковать жизнью приходится куда меньше, вот только это уже потом выясняется. Но все мало-мальски опытные сталкеры знают, что простых решений здесь не бывает, и вот тут-то во всём своём величии просыпается госпожа паранойя - не доглядел, не всё обошёл, наверняка что-то пропустил. А если уж накрыла она тебя, то всё - не расслабишься, потому что лучше быть живым параноиком, чем мёртвым идиотом. И пока не выберешься с объекта - не отпускает, порой аж до безопасного места, до которого идти, по закону подлости, далеко и долго. И каждый раз, от бессилия делая вынужденный привал, будешь вертеть башкой, стремясь высмотреть то самое, что упустил на вроде бы пустом объекте, но что теперь, возможно, идёт по твоим следам и ждёт момента, чтобы вцепиться тебе в глотку. Кажущийся же спокойным пейзаж ещё сильнее усиливает долбаное расстройство психики: не замечаешь, что-то упускаешь, не туда смотришь. И пока не доберёшься до укреплённой точки, а в идеале - до столовки на Первой, не отпустит. Но вот уж как добрался, то всё: грохот от падающей с плеч горы, небось, и на кордонах слышно, а лёгкость приходит такая, что кажется - ещё немного, и воспаришь над грязными, плохо протёртыми столами, под которыми валяется разнообразный мусор и объедки. Коллеги с высоты кажутся жалкими червями, себя же ощущаешь героем, потому что был страх, но вот он преодолён, а они трусливы и на такое неспособны. Только и эта иллюзия разобьётся о почерневший от табачной копоти потолок, когда вспомнишь, к чему приводит гордыня, и благодаря чему ты можешь сейчас сидеть в безопасном месте, отмечая своё успешное возвращение. Не благодаря опыту, не благодаря ловкости, умениям, оружию и прочим достоинствам, а всего лишь потому, что тебе просто повезло, что на самом-то деле не было на объекте никого, желающего поставить на твоей жизни жирную точку.
   Гордыня в этих краях - штука не просто опасная, а фатальная. Многих утянула на тот свет, и ещё больше утянет. Нельзя, нельзя расслабляться. Нельзя считать себя неуязвимым, и надеяться также нельзя ни на кого и ни на что. Ни на умные всезнающие приборы, которые знают и видят хоть и много, но не всё, ни на приметы и опыт старших. На себя самого тоже надеяться не стоит: вот кажется тебе, что вокруг опасности нет, так это первый маячок - остановись, подумай, действительно ли там нет угрозы, или же это тебе только кажется, а уверенность является следствием пси-воздействия? У молодых самое излюбленное дело так гробиться: хлопнет первого мертвяка и сразу же начинает себя превозносить, да знающего строить. Ходит, весь из себя такой гордый, с подбородком высоко задранным, не боится ничего. Так а чего бояться-то, тут же вроде как всё просто - главное, успеть выстрелить. И лезет он, посчитав себя супергероем, в какое-нибудь место тёмное и уже от одного этого недоброе, хотя добрых мест тут изначально не предусмотрено. Там-то его Костлявая и поджидает: то зверьё какое набежит, а то и просто тихий мертвячок с дедовой 'смертью председателя' из прикордонных собирателей. Даром, что дедова берданка на ладан дышит и возрасту в ней лет под сто - врубит так, что мало не покажется. Был сталкер, и нет его. Лежит его труп, гордо глядя вверх, столь же гордо разлагаясь, но скорее всего, гордо обгладываемый зверьём.
   Но как осознает недавний 'герой', что единственным поводом для гордости является лишь чуть большее количество везения, которое штука есть изменчивая, так маятник в башке его р-раз - и в другую сторону трогается. Вот уж чем не стоит здесь гордиться, так это везением - сегодня получилось, а завтра ой, не факт, что получится это повторить. Только что казалось, что ты можешь свернуть горы и любую опасность заметишь на подходе, а теперь выясняется, что сложись обстоятельства малость иначе, и всё - всего одной маленькой вещи достаточно, чтобы усложнить ситуацию до крайности. Комп отказал, и ты, считай, что без глаз. Чуть оступился на тропе, и дальнейшее вполне может быть определено как назло оказавшейся у тебя на пути аномалией. Но можно и не закапываться так далеко в вариантах развития событий, а просто задать себе вопрос: что было бы, если бы источник опасности на объекте, о котором орала разбушевавшаяся паранойя, не был мнимым?
   И пьют сталкеры, самозабвенно заливаются горькой, пытаясь заглушить несмолкающий внутренний диалог - очень мало в этом месте утверждений, на которые нет равноценных контраргументов. Если уж на Большой земле определённость является вещью весьма условной, то тут её нет вовсе. Угробиться может каждый. У опытных вероятность склеить ласты даже больше: выходы постепенно становятся рутиной, хоженые тропы становятся привычными, спокойные места для ночлега и привалов начинают казаться безопасными, внимание притупляется... И наоборот - почудится опытному, что особенности и повадки Аномальных изучил он тщательно, что опыта поднабрался предостаточно, и возникает у него в известном месте зуд на предмет совершения чего-то такого, чего никто до него не совершал. Или совершал, но такое, что не каждому по силам. Деньги и слава в этом случае уже дело второе, а дело первое - увериться самому, что накопленные знания и опыт являются истинными, поскольку если они ложны, то тогда вообще непонятно, как ходилось ранее, и, более того, как ходить дальше. Но даже если задуманное удастся реализовать в полной мере, вернувшись на щите и с солидным хабаром, то это ещё не значит, что герою, как познавшему истину, можно записываться в гуру, а означает это лишь то, что удача на сей раз была на его стороне. Нет в этом месте определённости и предсказуемости, а есть лишь воля случая. Кто-то понимает это рано, кто-то - поздно. Все осознают, но принимать не хочет никто, пытаясь списать элемент случайности на недостаток знания, да только и в вопросе возможности постичь это знание также нет определённости.
  
   Удальцов скорее не шёл, а плыл. Слышалось Коле собственное дыхание, слышался ему доносящийся порой откуда-то снизу шорох обуви Якушева, но шаги начальника были настолько бесшумны, что создавалось впечатление, будто впереди идёт не он, а призрак. Матрас в очередной раз задумался над тем, кем же тот является.
   Внутреннее убранство здания было не в пример богаче, нежели на более спокойных, и потому давно растащенных объектах. Мебель в первых двух комнатах, куда заглянули Удальцов с Колей, хоть и выглядела прилично потрёпанной временем, но была целой, да и следов беспорядка не наблюдалось. Коля не сразу понял, что не так с окнами, но когда осознал, то весьма удивился - в них стояли стёкла. Целые стёкла. Время в этом месте не просто остановилось - оно умерло, оказавшись запертым в четырёх стенах. Поначалу оно питалось мебелью, покрывая пылью и трещинами столы и стулья, потом стремилось вырваться наружу, чтобы впустить свежий воздух, который должен был довершить начатое, но, будучи не в силах преодолеть возникшие на пути преграды, так здесь и зачахло. Коле захотелось открыть забрало шлема и вдохнуть воздух той эпохи, когда Аномальных ещё не было. Очевидным объяснением было, что за всё время их существования сюда не удалось забраться никому живому, и тем более странным казалось то, что это удалось сделать группе Удальцова. Только вот уверенность начальника если и не исчезла, то явно пошла на спад, как бы тщательно это скрыть он ни пытался. Признак это был не то чтобы плохой, сколько неприятный своей неопределённой сутью. Удальцов мог просто нервничать, - не каждый день заходишь в здание, видевшее живых последний раз лет тридцать назад, - а мог и упустить ситуацию из-под контроля, но показывать этого не желал, при этом старательно пытаясь изобразить обратное.
   - Думаешь, зачем я так осторожничаю? - неожиданно произнёс Удальцов. - Наверное считаешь, что этот дом пуст, и здесь никого нет. Наверняка так и есть, но в этом необходимо убедиться.
   "А действительно, - мелькнула у Коли мысль. - С мертвяками соседствовать не захотел бы никто. Собак бы они пожрали, а тех, кто сильнее, понадкусывали бы так, что желание даже соваться сюда отбили бы напрочь. Что интересно, к этому дому они и сами не лезли, и не похоже, что кто-то сюда пробиться пытался. Следов борьбы и перестрелок не заметно, стены целые, двери - тоже. Полы, если не считать осыпавшихся краски и штукатурки, даже можно назвать чистыми. Детектор жизненных форм молчит. Что же ты тогда дёргаешься-то?"
   Удальцов, всё так же неспешно, двигался дальше, порой останавливаясь у дверей, вглядываясь в прибитые к ним таблички с номерами и непонятными аббревиатурами, и Коле подумалось, будто ищет начальник какую-то конкретную. Предположение оказалось верным - около одной из дверей тот остановился, жестом показал Коле встать сбоку от неё, а сам взялся за ручку. Надпись на табличке находилась выше колиных способностей по расшифровыванию сокращений.
   Помещение было куда больше тех комнат, которые Коле довелось увидеть в этом здании ранее. Посреди него стояло небольшое устройство, отдалённо напоминавшее спутниковую тарелку, подсоединённую к комплексу каких-то приборов. Коля различил осциллограф и некое подобие пульта управления с экраном, но предназначение остальных приборов было ему неизвестно. Удальцов же, судя по всему, прекрасно знал, что это за комплекс и для чего он предназначен - завидев его, начальник жестом показал Коле охранять вход в комнату, сам же быстрым шагом направился к устройствам. Матрас, даже не видя его лица, мог поспорить, что оно у того сейчас донельзя радостное.
   Спустя десять минут Коле стало скучно и захотелось курить. Удальцов, закончив наслаждаться видом комплекса приборов, достал портативный резак и направился к сейфу, стоявшему в углу. Вскрытие того много времени не отняло, и теперь начальник тщательно изучал его содержимое, вполне ожидаемо представлявшее собой несколько папок с древней макулатурой. Почему нельзя было просто взять всё это сразу, чтобы уже потом, в более комфортном месте досконально разобраться, Коле было непонятно, но высказывать это пожелание начальнику он не решился. Удальцову можно было поставить в вину что угодно, но только не глупость с неосмотрительностью.
   "Знает ведь, что делает", - подумалось Коле, продолжавшему бороться с желанием поднять забрало шлема и достать сигарету.
   - Мы здесь закончили, - произнёс Удальцов через несколько минут, складывая находку в небольшой, будто специально для этого предназначенный мешок из тонкой тёмной ткани. - Это даже больше, чем я ожидал. Осматриваем другое крыло и возвращаемся. Слышишь, Бузыкин, возвращаемся назад, на Большую землю. С меня простава.
   "Всё это слишком просто! - заорала колина сталкерская чуйка, когда они вошли на неосмотренную половину этажа, разделённого по центру лестничным проёмом. - Так не бывает! Нельзя просто так взять и забраться в такое место, а потом выйти из него как ни в чём ни бывало! Нельзя расслабляться".
   Комп, будто прочитав его мысли, тихо пискнул: детектор жизненных форм сообщил об обнаружении живого существа, не входящего в состав группы. Удальцов дёрнулся и застыл, но затем, не сказав ни слова, направился к двери, за которой находился обнаруженный объект.
   "А мне-то что делать?" - задался вопросом Коля, но задать его не успел.
   Резким отточенным движением ноги Удальцов выбил дверь, за которой находился кто-то живой, но в следующее мгновение замер на пороге, подобно истукану. Коля даже не понял, а скорее почувствовал - с начальником случилось что-то неладное и его надо выручать, каким бы упырём он ни был. Матрас рванул вперёд, сбив Удальцова с ног только для того, чтобы занять его место.
   - Вася? - в стоящей посреди комнаты фигуре он узнал того самого Ваську, год назад ставшего непонятно кем.
   - Стреляй, придурок, - донеслось со стороны. - Стреляй. Он не тот, кто ты думаешь.
   Колю разрывали противоречивые чувства. Будь Вася мертвяком, Матрас выстрелил бы без промедления, даже не задумываясь. Но перед ним стоял тот самый Вася, каким Коля помнил его год назад, только что похудел немного, и взгляд печальный стал. Будто сожалеет Васька о чём-то, печалится.
   "Что ж у тебя, Вась, глаза такие грустные, аж у самого комок к горлу подступает, - подумалось Коле. - Ты не молчи, скажи что-нибудь...что-нибудь..."
   - Дубина, стреляй, - Удальцов поднялся на ноги. - Эхх...
  
  ***
  
   - Отъездился Матрас, - раздалось в динамиках у всего отряда. - Завьялов, Якушев, ко мне на второй этаж. Прочим оставаться на своих местах. Берегите глаза, ребята.
   Удальцов держал застывшего в дверном проёме Колю на прицеле. Подбежавшей по его команде двойке он жестом показал в комнату не соваться и ничего не предпринимать. Сделано это было вовремя - рука Завьялова сжимала округлый предмет, похожий на гранату.
   - Это не "контролёр", - выдохнул Удальцов, - его бы я почувствовал. Да что там я, все бы почувствовали. Не знаю, кто это, но тварь точно не слабее. Никогда такую не встречал. И детекторы наши его только с нескольких метров засекли. Выдеру софтописальцев по возвращении. Со мной, козлы, кататься будут.
   Коля стоял, слегка пошатываясь, подняв лицо к потолку. В его глазах читался ужас, рот же слегка подёргивался, будто бы он силился что-то сказать. Якушев попробовал было подойти поближе, но тут же был схвачен Завьяловым за рукав и резко одёрнут обратно. Ситуация была патовой: зайти в комнату скорее всего означало разделить колину участь. Неизвестное же существо, судя по всему, тоже понимало, что высунься оно в коридор, то подцепить, в лучшем случае, успеет лишь кого-то одного.
   - Угробил парня, чистильщик? - мрачно поинтересовался Завьялов. - Совесть не жмёт?
   - Пошёл ты, - со злобой бросил ему Удальцов, - он мне жизнь спас. А за совесть мою не беспокойся. Тварь меня первым зацепила, я даже сделать ничего не успел. Матрас, наверное, понял, что произошло, и меня оттолкнул, только вот сам попался.
   - Ух ты, чистильщик оправдывается. А что ж ты его не оттолкнул? Испугался, что ли? - в голосе Завьялова прорезалось плохо скрываемое презрение.
   - Тупо не успел, - Удальцов отвёл глаза в сторону. - Тварь через него сказала, что держит его на привязи. Одно неудачное движение, и он покойник. А может, он уже такой, не знаю.
   - Что я вижу, - лилось злорадство из Завьялова, - бравый чистильщик не знает, что делать в такой ситуации! Это же у вас всегда просто решалось. Хлоп - и нет проблемы.
   - Ты идиот, - из голоса Удальцова исчезли все эмоции. - Просто идиот. Говоришь о том, чего не знаешь. Ручки у тебя самого, наверное, чистые-пречистые, кровью чужой не заляпанные. Думаешь, наверное, что у нас одни отморозки были, которым человека пристрелить - раз плюнуть? Ведь ты же так думаешь... А, не важно.
   - Так ты меня переубеди, - недоверчиво хмыкнул Завьялов. - А чтобы тебе лучше рассказывалось, я тебе про отряд Володина напомню. Помнишь такого?
   - Ой, дурак, - вздохнул Удальцов, - ну какой же ты дурак! Ты же ни черта не знаешь кроме той лапши, которую тебе и твоим товарищам навешало на уши ваше командование! А ему, в свою очередь, навешали вышестоящие, потому что чем меньше посвящённых в такие игры, тем для него спокойнее. Я не отрицаю своего участия в расстреле володинского отряда, и, чтобы ты знал, я этим не горжусь. Но тебе же это безразлично, равно как и то, что володинские на тот момент уже были обречены. Все, без исключений. Только не спрашивай меня, где и как они подцепили чёрную оспу, на это я ответа тебе не дам, сам не знаю. Но их лица я помню до сих пор.
   Завьялов будто бы задумался - забрало шлема не позволяло разглядеть его лицо.
   - Но страшно не это, - в голосе Удальцова появилась потерянность. - Мы прошли их маршрутом, делая анализы во всех мало-мальски подозрительных местах, и ничего не обнаружили. Совсем, понимаешь? То есть, где-то на Аномальных до сих пор есть место, в котором живёт чёрная оспа. Болезнь, унёсшая множество жизней, но, казалось бы, побеждённая человечеством, воскресла. А теперь представь, что будет, если эта зараза вырвется за Периметр. У меня таких историй предостаточно. Позже много могу рассказать, а сейчас у нас есть более насущная проблема.
   Коля стоял всё там же и так же. Казалось странным, что держащее его на невидимой привязи существо не предпринимает никаких действий. Но не было никаких сомнений, что стоит одной из сторон сделать ход, и ответ последует незамедлительно.
   - Повторюсь, это не "контролёр", - начал вслух рассуждать Удальцов. - Те захватывают иначе, и давление пси-фоном мы бы уже ощутили. Схожесть есть, но это - только схожесть. Матрасу говорить то, что я услышал, смысла нет. Соответственно, у меня нет сомнений, что говорила именно эта тварь. И это ещё одно подтверждение моей правоты. Но что особенно плохо - я не знаю, можно ли спасти Матраса, убив его 'поводыря'.
   - Мертвяки же не умирают... - Завьялов попробовал было высказать идею, но тут же был бесцеремонно перебит Удальцовым.
   - Мертвяки - это мертвяки, а тут видно же, что сознание цело. Тварь взяла тело Матраса под контроль, но по каким-то причинам личность его разрушать не стала. И нет никаких гарантий, что тело Матраса просто не выключится, если попробовать каким-либо образом разорвать эту связь.
   - Мужики, уходите, - неожиданно произнёс Коля. - Я сам виноват. Меня он не выпустит, я это знаю.
   - Матрас, не дури, - Удальцов был серьёзен, как никогда, - вытащим мы тебя.
   - Не вытащите, - голос Коли звучал надломленно. - Знаю, что не вытащите. Лучше уж сразу пристрелите. Представьте, что я мертвяк... Да я в любом случае не жилец. Это же так легко - нажал на спусковой крючок, и всё. Вы же это делали не раз.
   Удальцов, отвернув голову к стене, чтобы не повстречаться взглядом с непонятной тварью, переместился к Завьялову и оцепеневшему Якушеву. Повисло тягучее молчание.
   - Отходим, - тихо произнёс он через некоторое время.
   Сложно было сказать, какие выражения в этот момент были на лицах Завьялова и Якушева, но перечить приказу не посмел ни тот, ни другой. Не опуская оружия, все трое начали отступать к лестнице, ведущей на первый этаж. Коля, всё так же не опуская головы, смотрел им вслед, и каждый из них знал, что этот полный отчаяния взгляд им вряд ли когда удастся забыть.
   Через некоторое время три бронетранспортёра покинули границы города, оставив за собой груду тел и одного из своих.
  
  ***
  
   Бронемашину нещадно трясло на ухабах, и Якушев, забившийся в угол рядом с моторным отсеком, уже успел пару раз крепко приложиться головой об её корпус. Этого могло и не произойти, не сними Артём шлем, но от данного тяжёлого предмета экипировки шея уже даже не стонала, а выла. В салоне висело тягостное молчание - каждый обдумывал случившееся, возможно прорабатывая альтернативные варианты. До Якушева только сейчас начало доходить, куда они залезли, и что могло случиться, если бы Коля не пожертвовал собой, и тем самым, скорее всего, спас жизни всем остальным.
   Взгляд Матраса не шёл из головы. Наполненный осознанием собственной обречённости, он был страшен. Артёма передёрнуло: что такое может ввести человека в подобное состояние? Но куда более жутким было понимание того, что он, Артём, сейчас трясётся в тесном, но, по здешним меркам, уютном транспортном средстве, а Коля находится один где-то там, в холодном здании, брошенный своими же, без малейшего шанса на спасение. На душе у Якушева ещё сильнее начали скрести кошки. Стало мерзко от собственного бессилия.
   Удальцову это решение далось нелегко. Завьялов его явно не одобрял, но, судя по всему, и сам не знал, что бы он делал на месте начальника. Артём попробовал представить, как бы он сам, если бы был командиром, повёл себя в подобной ситуации, и понял, что, скорее всего, поступил бы также. Убиваешь тварь - убиваешь Колю. Убиваешь Колю... убиваешь Колю, а так он хотя бы остался жив. Возжелай тварь его смерти - возможностей сделать это у неё было предостаточно, но, с другой стороны, кто знает, может, смерть была бы для Матраса куда большей милостью, нежели то, что для него заготовил кукловод.
   Машину неожиданно резко тряхнуло, и Артёма сбросило со скамейки, крепко приложив головой об пол. Где-то в стороне кабины зашипела рация, сквозь шум которой прорывались отрывистые команды Удальцова. В голове от удара стояли свист и тяжесть. Нащупав шлем, Артём нацепил его на голову, пообещав себе в дальнейшем избегать подобной неосмотрительности, и тут же в его уши ворвался поток фраз, из которых следовало, что выбравшись из одной нештатной ситуации, они попали в другую. Обернувшись по сторонам и обнаружив, что кроме него, в салоне уже никого нет, Якушев бросился к выходу.
   Артёма встретили холодные весенние сумерки. В момент отъезда их группы из Мёртвого города, над Аномальными ещё светило солнце, но теперь же над головой висело глубокое тёмное небо, и лишь на горизонте оставалась ещё лиловая полоска заката, как напоминание о прошедшем дне. По сторонам от бронемашин вздымались в небо силуэты деревьев, сквозь которые местами прослеживалось разноцветное мерцание. Лучи света от прожекторов броневиков порой выхватывали бегающие фигуры.
   Удальцов стоял у бронемашины, опустившись на одно колено, выцеливая автоматом что-то, известное лишь ему одному. Или же неизвестное - начальник водил винтовкой из стороны в сторону, делая это слишком резко. Завидев Артёма, он махнул ему рукой, показывая, чтобы тот вернулся в салон. То ли у Удальцова вышла из строя рация, то ли ещё что-то, но приказ был однозначным, и Артём был вынужден подчиниться. Различив на полу силуэт своего автомата, Якушев подобрал его и отполз к своему месту, направив оружие в сторону входа.
   Снаружи, где-то поблизости, раздался громогласный рык, кто-то заверещал, и одновременно с этим ударили автоматные очереди. В корпус бронемашины что-то ударило, а затем её тряхнуло, как если бы рядом с ней упало дерево. Автоматы били, не переставая, останавливаясь только на перезарядку, но Якушев заметил, что их становится как будто меньше. Вот замолк один, вот ещё один затих. По спине Артёма пробежала холодная дрожь, сменяющаяся медленно поднимающейся яростью - его опять посчитали желторотиком, не способным здесь ни на что. С ним цацкались всю дорогу, даже дали поиграться с серьёзным оружием, но теперь, когда где-то там, судя по всему, гибнут один за другим люди, он отсиживается в броневике как крыса. И не важно, что это приказ командира - может, и его уже нет в живых. Артём попытался занять более удобную позицию для стрельбы, и его нога упёрлась во что-то, стоящее под скамейкой.
   Когда Якушев снова высунулся из бронетранспортёра, вокруг стало ещё темнее. То тут, то там раздавались выстрелы, в стороне кто-то стонал. Удальцова заметно не было, и это лишь придало Артёму ещё большего задора - если случится так, что начальник окажется выжившим, то у него точно не будет морального права поставить Артёму в вину нарушение приказа. Энергетическая винтовка приятно тяготила руки, лёгкое гудение незаглушенного двигателя броневика за спиной ласкало слух.
   Сделано это было случайно или же намеренно, но управление подачей энергии на разъём питания, предназначенного для подключения винтовки, осуществлялось с того блока, который вставлялся вместо оригинального аккумулятора. Артёму подумалось, что будь это спроектировано иначе, к примеру засунутым не пойми куда где-нибудь в салоне, и его авантюра была бы обречена на провал ещё до начала. А так - достаточно было лишь соединить разъём, находящийся на корпусе бронемашины, с винтовкой, нажать две кнопки, и дальнейшее будет уже зависеть лишь от умения стрелка.
   Ещё утром, у Пансионата, Артём удивился простоте в использовании этого оружия. Управления минимум, всё просто и понятно. Главное, держать крепче, целиться лучше и на кнопку жать вовремя. Единственное, что плохо - изображение радара с компа на прицел не выведешь. Оно хоть понятно и немудрено - когда это оружие создавали, о компах и детекторах жизненных форм и речи не было, - но всё же так было бы удобнее. Чуть позже он уже восхищался его мощью, но на возвышенности у Мёртвого города ужаснулся: что было бы, если оружие такой силы поступило бы в войска как штатное вооружение? Нет, даже не так - почему оружие такой силы до сих пор не используется войсками, ведь с момента его создания прошло, если верить Удальцову, около полувека. Любая армия с этими винтовками стала бы непобедимой, ей даже необязательно было бы из них стрелять.
   Но когда дошло до дела, Якушев, к своему удивлению, остался спокоен и равнодушен. "Это не люди, это не люди, - как мантру повторял он про себя, нажимая на кнопку. - Они когда-то были людьми, но теперь они мертвы, и помочь им можно только одним способом - избавить от страданий, которые им самим приносит их же существование".
   Тогда ещё Якушев обратил внимание на предательски проскальзывающую мыслишку: почему Удальцов предпочёл поставить на третью винтовку именно его, хотя те же Завьялов и Матрас были куда более подходящими кандидатурами - оба были опытнее Артёма во всём, но, тем не менее, такое серьёзное оружие доверили именно ему. Пусть Матрас и сам уступил ему винтовку, но Удальцов, как командир, вполне мог этому воспрепятствовать. Позже он пришёл к выводу, что их позиция на холме, при всех её достоинствах, была всё же в чём-то уязвима, и скорее всего, Удальцов изначально планировал поставить в группу прикрытия более опытных. Мысль показалась ему вполне здравой - с их задачей он вряд ли сумел бы справиться настолько же достойно.
   Энергетическая винтовка продолжала его удивлять. То, что прицел у неё не был оптическим, а являлся блоком 'камера-экран', можно было объяснить необходимостью вывода данных о количестве оставшихся зарядов, состоянии оружия и прочей информации, впрочем, немногочисленной. Так оно даже удобнее - не нужно лишний раз отрываться от прицела. Но вот к ночному режиму пришлось привыкать заново - вместо привычного монохрома глазам Якушева предстало немного тускловатое сине-жёлтое изображение. Решив оставить все размышления на потом, Артём начал осматривать окрестности.
   Колонна попала в дурацкую, по сути, ловушку: напитавшаяся, по видимости, за зиму влагой, местами изъеденная аномалиями, насыпь не выдержала веса тяжёлых бронемашин и попросту расползлась, утянув за собой одну из них в тёмную жижу. Её экипаж, скорее всего, выбраться так и не сумел. Второй бронетранспортёр, покосившись, стоял на краю образовавшейся ямы, но хуже было то, что такая же яма была и позади. Машины были заперты на оставшемся целом участке дороги. "К чему тогда стрелять понадобилось?" - озадачился Якушев, и тут же заметил в прицеле то, что могло стать тому причиной.
   Хлюпанье, принятое им поначалу за дальнейшее оползание насыпи, имело собой другую причину: огромная туша, не попадавшая в свет прожекторов, будто почуяв артёмов взгляд, повернула в его сторону свою измазанную в чём-то красном морду и поднялась. На Якушева равнодушно смотрел огромный хищник, стоящий на двух массивных лапах. В двух других, небольшого размера и расположенных на груди, зверь держал человеческую конечность.
   Артём узнал эту тварь - иллюстрации к описаниям фауны Аномальных Территорий запомнились ему, в силу необычности и противоестественности на них изображённого, с завидной лёгкостью и сразу. 'Тягач', 'цыплёнок', 'псевдогигант' - короче, очередное исчадие Лаборатории Генетики. Про саму лабораторию информации в той литературе, которую ему когда-то дал Гаврилов, было немного, и, по словам же бывшего командира, большего достать не получилось, хотя скорее всего он и не пытался. Судя по частоте упоминаний, это заведение внесло существенную лепту в формирование местной фауны, чем обеспечило всему её населению головную боль и множество проблем на долгие годы. Изначальным предназначением этого искусственно созданного зверя были сельскохозяйственные работы, но что-то пошло не так, и в результате получился пусть и не особо умный, но, в силу своих размеров, могучий и грозный хищник.
   Зверь смотрел на Якушева тупым взглядом и каких-либо действий предпринимать не спешил. Может, он не считал Артёма существенной угрозой, а может, просто был уже сыт. На боках твари были заметны пулевые попадания, и Якушев вспомнил строчку из описания, где говорилось про особо крепкие мышцы и пониженный порог чувствительности. Убить этого зверя из обычного оружия вряд ли представлялось возможным.
   Винтовка загудела и огласила окрестности громовым раскатом. Тварь, превратившуюся в облако из кровавых брызг, не успевшую понять, что она мертва, унесло куда-то в сторону леса. Количество оставшихся зарядов, отображавшихся на экране винтовки, моргнуло, но осталось неизменным.
   "Зачем ждать, когда и так всё понятно? - равнодушно отметил про себя Артём. - Можешь - делай, не можешь... Да какая разница, если можешь. Нет ли тут ещё кого-то такого же - вот в чём вопрос".
   Якушеву показалось несколько странным, что стрельба переместилась в лес, если тварь была тут. Возможно, ей удалось обмануть охотников, а может, была и ещё одна такая же, увлёкшая их за собой. Оставшаяся же за это время успела разобраться с теми, кто не погнался за первой, и приступила к трапезе, столь бесцеремонно прерванной Артёмом.
   "А ведь мы не к Пансионату ехали", - осенило Якушева. Всю дорогу до Вилёвска он смотрел на окружающий пейзаж с внешних камер, только вот подобных лесного массива и насыпи ему не попадались. Хотя, вспоминая то, с какой радостью Удальцов говорил о возвращении, напрашивалась мысль, что начальник решил это сделать как можно быстрее, не останавливаясь нигде на ночлег, попутно проигнорировав требования безопасности, касавшиеся передвижения по Аномальным в ночное время, да ещё и с прокладкой нового маршрута. А может, и не нового, - для него, по-крайней мере.
   Артём чуть не споткнулся, когда что-то резко дёрнуло винтовку назад, но оказалось это не какое-нибудь местное страховидло, тихо подкравшееся сзади, а всего лишь кабель, соединявший оружие с броневиком. Ощутив себя телёнком на привязи, Якушев двинулся обратно. Дойти с винтовкой до выживших, обозначенных на радаре мерцающими зелёными точками, было невозможно - длина кабеля позволяла отойти от бронетранспортёра не больше, чем на двадцать пять метров, ближайший же из них находился метрах в сорока. Приходилось делать нелёгкий выбор между собственной безопасностью и... и чем? Артём решил не забивать себе голову всякой философией - по его мнению, шансы на то, чтобы выбраться из этой передряги одному, были мизерны, а Удальцов не так прост, чтобы так легко умереть. И ведь где-то ещё Завьялов должен быть. Вот уж кто-кто, а он точно должен выжить - такие люди легко не сдаются.
   Винтовка легла на скамейку в салоне броневика, освободив Артёма от невольной привязи, а её место в руках занял автомат. Выстрелы в лесной чаще уже не слышались, и это мог быть плохой знак - что, если неведомая тварь, заманившая оставшуюся часть за собой, разделалась с ними по одному, а теперь тихо движется назад? Со стороны ближайшей точки донёсся стон, и Якушев прибавил шаг.
   Валявшийся на земле Удальцов выглядел кучей тряпья. Защитный костюм был частично разорван, но начальник всё ещё был жив.
   - Не коли мне ничего, - прохрипел он. - Я своё уже получил. Просто вытащи меня отсюда.
   "Он главный, ему виднее", - Артём схватил костюм Удальцова за наплечные щитки и потащил того к броневику. Уже на подходе к машине его комп пиликнул, и две точки на экране сменили свой цвет с зелёного на серый. Якушев, втащив начальника в салон, собрался было идти к ближайшему из тех, чья точка на радаре оставалась пока ещё зелёной, но почувствовал, как что-то схватило его за локоть.
   - Не ходи, - едва не срываясь на кашель, произнёс Удальцов. - И им не поможешь, и сам можешь гробануться.
   - Почему? - дёрнулся Артём. - Они же живые ещё.
   - Это ненадолго. Их кровососы первыми на зуб попробовали. Они сейчас почти полностью обескровленные лежат, нет у них шансов. Меня тоже хотели, но до нутра не добрались. Ты на костюм не смотри - я цел, только болит всё. Закрой вход.
   - Кровососы, псевдогигант... Да что тут происходит вообще? - взвился Артём, но дверь всё же закрыл.
   Удальцов закашлялся и, опираясь на автомат, который он так и не выпустил из рук, попробовал приподняться.
   - Моя вина, - ему удалось-таки наконец присесть на скамейку. - Поторопился, выбрал короткую дорогу... Это Аномальные, это они нас выпускать не хотят. Не стоило мне лезть в Вилёвск. Нужно было, но не стоило, да только слишком велик был соблазн.
   Дальше Удальцов понёс, по мнению Якушева, полный бред. Начальник говорил о какой-то расплате, о запретных местах и прочей метафизике. Артём достал сигарету, дрожащими руками её прикурил и откинулся на спинку скамейки.
   "У, как тебя разобрало, - мрачно подумалось ему. - Шок, да ты ещё что-то себе и вколоть успел. Что же делать, делать-то что?"
   Комп снова пиликнул: ещё одна зелёная точка на радаре стала серой, а двойка в углу экрана сменилась на единицу. Устройству было безразлично, что других живых, кроме Удальцова, рядом с Артёмом теперь уже нет - оно с равнодушием делало работу, для которой было предназначено.
  
  ***
  
   - Не хотел я на Первую заезжать, но, видно, судьба.
   Удальцов шёл сам, хотя скажи кто об этом Якушеву прошедшей ночью, обозвал бы Артём этого человека выдумщиком и фантазёром, прибавив, для вящей убедительности, пару словечек покрепче. В голове не укладывалось, как человек, который ещё несколько часов назад еле-еле шевелился, может так быстро прийти в норму. Хотя, кто знает, - может, начальник просто виду не показывает, или ещё какую-то гадость из аптечки себе вколол.
  
   Удальцов полночи говорил, почти не умолкая. Уставившись пустым взглядом в стену, он вещал что-то, понятное лишь ему одному. Для него было неважно, слушает его Артём или нет, и Якушев, стараясь пропускать начальничий бред мимо ушей, сам не заметил, как уснул. Порой он просыпался, когда ему начинало чудиться, что вокруг машины кто-то ходит, хотя пару раз об её борт действительно что-то скреблось, будто пытаясь прорвать когтями бронированный корпус. Ближе к утру эти невнятные хождения прекратились, начальник умолк, вырубившись на полуслове, и Артём, вымотанный чередой событий последнего дня, провалился в тяжёлую дрёму.
   Разбудил его звук, похожий на шипение гигантской змеи. Продрав глаза и увидав, что дверь бронетранспортёра приоткрыта, Якушев схватил автомат и направил его в сторону входа. Снаружи что-то грохнуло. Артём подумал, что дальнейшее бездействие ни к чему не приведёт, и вылез наружу.
   Встретила его свежесть ясного весеннего утра. На небе не было ни облачка, а сквозь пожухшую траву на насыпи уже начала пробиваться молодая поросль, и эту картину можно было бы назвать идиллической, кабы не знать, что происходило здесь ещё не так давно. С удивлением Артём отметил, что все тела, которые должны были остаться с ночи, отсутствуют, хотя по оставшимся на земле пятнам можно было понять, где они лежали. Скорее всего, их утащил тот загадочный любитель точки когтей о броню, либо его родственник. По крайней мере, как-то иначе объяснить это не получалось.
   Масштабы оползня впечатляли. Вероятно, вода скапливалась по краям дороги достаточно долго, медленно пропитывая собой почву, превращая насыпь в кучу мокрой грязи. Достаточно было лёгкого сотрясения, чтобы она расползлась, что и произошло при проезде по ней тяжёлой бронетехники. Первая машина, судя по всему, почти сразу же ушла в новообразованное болото, но вторая и третья успели затормозить. Их экипажи наверняка кинулись было на выручку экипажу первой, но на свою беду столкнулись с местным зверьём, оказавшимся тут в силу неизвестных причин. Всё произошло быстро, внезапно... нелепо.
   Под ногой что-то хрустнуло. Артём опустил взгляд и увидел раздавленную эмалированную кружку. Сколько она здесь валялась, сказать было сложно. За время пребывания в этом месте данный образец посуды порядком проржавел изнутри, но всё же сохранял свою изначальную форму до того момента, пока не оказался раздавлен тяжёлым сапогом. Теперь же кружка превратилась в ржавые, местами покрытые белой эмалью, осколки, которые будут лежать здесь ещё долго, пока окончательно не обратятся в пыль, став частью расползающейся заброшенной дороги.
   Удальцов, невероятным образом оклемавшийся за ночь и даже сумевший самостоятельно переодеться, занимался уничтожением одного из двух оставшихся бронетранспортёров. К тому моменту, когда Артём вылез наружу, начальник закончил колдовать над цилиндром, похожим на обычный термос, забросил его внутрь броневика, отошёл в сторону и достал сигарету. Вокруг машины поднялось марево, её корпус начал стремительно чернеть, внутри же переливались белые всполохи. Якушев было удивился отсутствию дыма, но потом махнул на это рукой - ещё одним чудом больше, эка невидаль. "Но там же боезапас", - кольнула Артёма мысль.
   - А, проснулся, - заметил Артёма Удальцов. - Не помню, поблагодарил я тебя за своё спасение или нет, но на всякий случай - спасибо. Боишься, что рванёт? Не стоит - эта штука по-другому действует. Доставай из машины всё ценное, что сможешь унести. Идти до Первой Базы отсюда прилично, но за день уложиться должны. Посмотри, что там у нас из еды. Жрать хочется зверски, - слона бы съел.
   Наспех позавтракав и приведя себя в порядок, Удальцов полез в отсек с боеприпасами и достал откуда такой же цилиндр, каким он ранее сжёг другой бронетранспортёр. Сомнений у Артёма не осталось - эта же участь ждёт и их машину, а дальше действительно идти придётся пешком.
  
   Теперь же Якушев шёл с мрачными думами. Удальцов его лица, скрытого за забралом шлема, увидеть не мог, иначе наверняка взял бы автомат поудобнее. Просто на всякий случай - мало ли, что попутчику взбредёт в голову. Сам же начальник шёл так, будто ночью ничего не случилось, будто это не он потерял почти всю свою команду и три бронемашины. Шёл вразвалочку, только что не насвистывая какую-нибудь мелодию. Артём же двигался молча, погружённый в свои размышления.
   - Ты, наверное, винишь меня за случившееся? - через некоторое время произнёс Удальцов беззаботным тоном. - Винишь, чувствую же. Ну что ж, я действительно виноват. Мне не стоило выбирать другой путь, но окажись ты на моём месте, то наверняка поступил бы точно так же. Кстати, я бы не был так уверен, что мы с тобой единственные выжившие. Насчёт тех, кто был в первой машине и кого ты видел на радаре, сомнений нет, но вот по поводу остальных... Мужики у меня в команде опытные были, так что я бы не спешил преждевременно их хоронить. Кто знает, - может, свидимся ещё. Про машины, я надеюсь, ты и сам всё понял. Не мог я их просто так там бросить, не разбрасываются такими вещами. Ими либо пользуются и берегут, либо уничтожают, чтобы к кому не надо в руки не попали. У самого сердце кровью обливалось, но по-другому нельзя.
   Злосчастный лес с оползшей дорогой остался где-то за спиной, и теперь под ногами хрустели прошлогодние полевые травы. Артёму почему-то вспомнилась раздаваленная им кружка. Подумалось, что если бы кое-кому не приспичило срезать путь, то лежала бы она там так и дальше, как чужеродное, но в то же время вполне объяснимое образование давно ушедшей эпохи. Что кружка, что вообще всё это место были давно заброшены, и человечеству не было до них никакого дела. "И до нас никому нет дела, - подытожил он свои рассуждения. - До меня уж точно. Интересно, полез бы Удальцов меня вытаскивать, окажись я на его месте?"
   Через некоторое время, поднявшись на один из холмов, начальник скомандовал привал. Вдалеке виднелись какие-то руины, и вроде бы даже железная дорога. Места Артёму были незнакомы, но много ли мест он тут знал? Удальцов закурил, из вежливости также предложив Якушеву.
   - Угощаю, - произнёс он, пожалуй, слишком радостно. - Что это мы такие хмурые? Погибших жалко? Оно и правильно, повода для радости нет, понимаю. Считаешь меня, скорее всего, бессердечной сволочью. Верно, но лишь отчасти. Я мог бы привести тебе сейчас массу оправданий, но мне достаточно одного - это Аномальные. Здесь нельзя расслабляться. Если вдруг наступаешь на грабли, то это не значит, что поблизости не лежит других. Мужики же про это забыли, за что и поплатились. Могу поспорить, что после потери Матраса часть из них посчитала меня негодным командиром и сделала вывод, что надеяться отныне стоит только на себя. Мысль в этих краях архиверная, но при этом они забыли, кем являлись в тот момент, на чём и погорели. Они повели себя как обычные сталкеры, из команды превратившись в сборище одиночек. Почему там оказались кровососы и псевдогигант, уже не важно... Ну откуда мне знать, что они там забыли? Может, жили, а может, просто мимо проходили, не знаю. Важно то, что наши мужи вместо того, чтобы укрыться в оставшихся броневиках и оценить обстановку, решили вступить в бой на незнакомой местности, да ещё и в тёмное время суток, а псевдогиганта и вовсе расстрелять из обычных автоматов. Полагаю, ты видел, что ему это как слону - дробина, и они про это не могли не знать, поверь. Кстати, ты его красиво снял, ценю. Спокойно так, прицелился и выстрелил. На твоё счастье, к тому времени кровососов уже в лес увели, но это дело десятое. Ты победил, а победителей не судят.
   Артёму на душе стало ещё гаже. "Получается, что своей жизнью я обязан тем, кто оттянул внимание зверья на себя, - думалось ему. - Действительно, а что бы я смог этим чудищам противопоставить? Да ничего. Схарчили бы меня и все дела, даже мяукнуть бы не успел".
   - И что мне теперь с этим делать? - с раздражением в голосе спросил он. - Жить так, как будто ничего не случилось? Выбросить это всё из головы и позабыть? Вы, может, и умеете с совестью договариваться, опыт наверняка большой, а мне-то как быть?
   - Жить, студент, - почему-то хмуро ответил Удальцов. - Просто жить. Сделать выводы, проанализировать ошибки, помянуть мёртвых, а затем жить дальше. И радоваться тому, что ты жив, а не валяешься кучей собачьего, свинячьего или кровососьего говна где-нибудь под кустом. И помнить о том, что произошло сегодня ночью. Жить - не значит забывать. Ладно, двинули дальше.
   Удальцов поднялся и, не дожидаясь Артёма, направился в сторону видневшихся вдалеке руин. Якушев обернулся в сторону оставшегося позади леса. Ему почудилось, что их первая встреча с Удальцовым случилась очень давно, хотя на самом-то деле прошло всего несколько дней. Ещё буквально вчера он ощущал себя зелёным новичком в компании взрослых дядек, но прошедшей ночью в нём будто бы что-то переломилось. "Странно, - озадаченно подумал Артём, - смерть незнакомых людей вызвала это жгучее чувство утраты, хотя когда твою часть накрыло полем аномалий, ты не испытал и сотой доли этих чувств. Я начал меняться, или я уже изменился?"
   - Не отставай, студент, - донеслось со стороны, куда ушёл Удальцов. - Думать можно и на ходу. Догоняй.
   Артём кинул окурок на землю, затоптал его, бросил прощальный взгляд в сторону леса и направился следом за начальником. "Кто знает, может, я сюда ещё вернусь, - подумалось ему. - Дойду досюда, а потом пойду в Мёртвый город. Что-то он со мной сделал, будь он неладен, точно что-то сделал".
   Сравнительно быстро они спустились с холма, а спустя час дошли и до железной дороги. Ржавые рельсы тянулись откуда-то с юга куда-то на север, в неизвестность. Аномалий по пути не попалось ни одной, но Артём хорошо выучил урок о том, что расслабляться здесь нельзя ни в коем случае: то, что их не попалось ранее, не означает, что так продолжаться будет и дальше. Хоть детектор и молчал, но Якушев всё же кинул в сторону рельс пару камешков. Удальцов хмыкнул, одобрительно кивнул головой, но не сказал ни слова.
   - Если тебе когда-нибудь захочется пройтись по этим рельсам, то не советую лезть в двухэтажное здание, которое находится севернее от этого места, - произнёс он, стоя на железнодорожном полотне. - Его ещё Детским садом называют. Просто не стоит, поверь.
   Руины оказались корпусами небольшого заброшенного завода. Удальцов долго рассматривал строения в прицел, явно прикидывая, идти сквозь них или всё же обойти, затем видно вспомнил свои же слова про грабли, и повёл Артёма в обход.
   - В другие годы, - рассказывал он по пути, - я бы из принципа туда сунулся, но сейчас что-то боязно. Несколько лет назад там жили какие-то странные люди. То ли изгои, то ли просто отшельники, но насколько я помню, душегубами они не были. Потом они, вроде бы, ушли куда-то, или их кто-то откуда выгнал... В любом случае, они куда-то делись. А у местного зверья есть скверная привычка селиться в бывших людских постройках, так что сложно сказать, с какой гадостью мы могли бы там повстречаться, если бы я повёл нас сквозь этот комплекс. В обход, само собой, получается дольше, но зато так безопаснее.
   В скором времени, оставив заводской комплекс позади, они вышли на потрескавшуюся дорогу, которая Артёму показалась чем-то знакомой. Удальцов посмотрел на север, где дорога скрывалась в небольшой рощице, поднял забрало шлема, со злостью на лице сплюнул и направился на юг. Якушеву его реакция была непонятна, но спросить начальника по этому поводу он не решился.
   - Ты наверное думаешь, почему я вообще взял тебя в свой отряд, хотя, по-хорошему, должен был оставить у Борщевского? - уже без злобы на лице, скорее не спросил, а подтвердил Удальцов. - Есть у тебя одно качество, которого не было у всех прочих: ты умеешь быть верным и преданным. Ты не одиночка, какими являются почти все здесь живущие, а это значит, что при выборе между 'спасать свою шкуру' и 'спасать товарищей' ты хотя бы задумаешься.
   - Да полноте вам, - отмахнулся Артём. - Мужики же ночью в бой бросились сами, даже без команды.
   - Они не товарищей спасали, а шкуры свои, вот их по одному кровососы и переловили, - равнодушно ответил Удальцов. - Ты же и вовсе мог спокойно запереться в машине, а не заниматься моим спасением, однако выбрал другое. Жаль, что вас таких мало.
   "Ох, темнишь ты, начальник, - в Артёме проснулось недоверие. - С чего бы тебе такими медоточивыми речами меня кормить? Что ж у тебя на уме-то? Но демагог ты знатный, это факт".
   Ближе в вечеру они подошли к похожему на встреченный ранее заводскому, комплексу, обнесённому высокой бетонной оградой. Было видно, что здесь живут люди, а римская цифра I могла означать только одно: как не стремился Удальцов её избежать, но судьба всё равно вывела их на Первую Базу.
  
  ***
  
   В нарушение всех регламентов, начальник отправился не к администратору Базы, а в столовую, где сходу заказал графин водки ("Ох, эстет, дворянин хренов", - подумал про себя Артём, услышав заказ), чего-нибудь закусить, затем поесть, и плюхнулся за стол в одном из углов. Стул под ним предательски скрипнул, но всё же начальничий вес выдержал. Якушев скромно присел напротив.
   - В общем, дел у нас осталось немного, - обратился он к Артёму, выпустив клуб табачного дыма в потолок. - Отсюда нас доставят с почестями и комфортом до ближайшего кордона, а там тебя ждёт новая жизнь и солидное вознаграждение. Пусть ты и на испытательном сроке, но заслужил.
   - А отпуск меня там не ждёт? - Артём только сейчас осознал, как же он вымотался за прошедшие дни. - Насколько я знаю, в Институте за выходы в поле он полагался.
   - Да без вопросов, - великодушно улыбнулся начальник. - Заселить тебя только куда-нибудь надо будет, но это я улажу. Ну, давай, - он разлил часть содержимого графина в алюминиевые стопки, - за успех. Будем.
   Потом помянули тех, кто не вернулся. Удальцова разобрало, и он начал рассказывать про важность их прошедшего выхода, впрочем, ограничиваясь штампами и общими словами. Артём собрался было спросить, что же такое начальник вынес из Мёртвого города в сумке, но что-то подсказало ему, что этого делать не стоит. Что бы это ни было, но оно уже стоило жизни многим, а повышать эту стоимость за счёт себя у Артёма не было ни малейшего желания. Через какое-то время в столовую пришёл Борщевский и увёл начальника к себе в кабинет под предлогом, что там-де комфортнее, и им точно есть о чём поговорить, потому что тут случилось такое... Удальцов собрался было захватить с собой и Якушева, однако тот заявил, что в любое другое время он это сделает с радостью, но только не сегодня и не сейчас. Борщевский понимающе, как будто даже с радостью, кивнул и сказал, что когда господин Якушев почувствует желание отойти ко сну, его проводят ("Сирожа, слышишь меня? - рыкнул он на бармена. - Проводят, а не укажут направление") в одну из комнат, уже год как пребывающую без владельца. И если помощнику господина профессора (Артёма передёрнуло) не свойственны излишние суеверия, то никаких проблем возникнуть не должно. Якушев кивнул головой, что должно было означать согласие, Удальцов положил на стол початую пачку сигарет и удалился с Борщевским. Артём остался один.
   Он курил, прислушиваясь к разговорам за другими столами. Местные мужики, начавшие активно подтягиваться на ужин, говорили в основном о делах насущных. Что-то там произошло на днях в административном корпусе, что его ажно закрывали на карантин, но вроде бы всё обошлось. Кто-то, взяв с соседей по столу обещание хранить молчание, рассказывал, что Борщевский обзавёлся каким-то страшным оружием, которое заставляет жертв буквально растворяться. Дескать, Борщ какого-то мужика из своего обреза так привалил, что комендантские того сначала жидким азотом поливали, чтобы по полу особо не растекался, а затем в ведро собирали. Тот же Борщевский фигурировал и в шутливой истории, доносившейся из-за другого стола: якобы спалил он какого-то Кузю с резиновой бабой, причём до него про эту особенность личной жизни ранее указанного господина знала вся База, и что теперь Кузе уж точно придётся свернуть свой эксперимент по созданию какого-то 'манекена' искусственным путём, поскольку на хрена ж она такая тут вообще нужна, как не для этого. Из-за другого стола на рассказчика рявкнули, что если ещё хоть раз услышат про Кузю какое-нибудь фуфло... Атмосфера стала постепенно накаляться. Артём поднялся из-за стола, перелил оставшееся содержимое графина в походную флажку и попросил "Сирожу" проводить его до комнаты, где ему предстояло ночевать. Тот молча кивнул и призывно махнул кому-то рукой. По дороге до кровати Якушев провалился в пьяное беспамятство и пришёл в себя лишь от того, что кто-то закрыл дверь в комнату, выделенную ему под ночлег, с другой стороны. С изумлением обнаружил, что уровень сервиса на Базе просто зашкаливающий - неизвестный доброжелатель не только его раздел, но и укрыл тёплым одеялом. Особо ценного у Артёма с собой ничего не было, кроме компа, но тот лежал поверх аккуратно сложенного защитного костюма.
   Невзирая на количество выпитого, снова заснуть не удавалось. Перед глазами пролетали картины прошедшего выхода. Вспомнились глаза Матраса, посаженного на невидимый бесплотный, но от этого не менее реальный ментальный поводок, и на душе вновь стало погано. То, что сделала с ним та непонятная тварь, пониманию поддавалось с трудом, но судя по реакции более опытных членов отряда, всё было именно так, как это описал Удальцов. "А ведь он поступил оптимально, - подумалось Артёму. - Может, и неправильно, но оптимально. Знай он, что Матраса ждёт что-то страшное, он бы выстрелил без колебаний. Никто из нас не знал истинных целей той твари, которую сам Матрас называл Васей, но при этом она его не убила, а только обездвижила. Может, ей просто нужно было, чтобы мы ушли? Именно ушли, без разноса того здания в бетонную крошку, но для этого ей понадобился заложник. Если Удальцов не стал стрелять в том строении, то не стал бы этого делать и снаружи. А потом, допустим, когда мы уехали, она отпустила и его, и Матрас сейчас уже идёт где-то по Аномальным сюда, к нам..."
   Потом вспомнилась энергетическая винтовка. Ещё на утренней пристрелке Артём почувствовал, что она является именно его оружием. Пусть оно медленное, при всей своей умопомрачительной разрушительной силе всё же не настолько совершенное, в отличие от навороченных, но при этом гораздо более слабых современных моделей, громоздкое, тяжёлое, но всё же предназначенное именно для него. Утром, когда Удальцов поведал ему о своих планах касательно всех вещей, оставшихся от отряда, он хотел было взять с собой ту самую, которой наводил шороху в Вилёвске и какой размазал псевдогиганта, и ему было наплевать, что без источника энергии она будет всего лишь лишним грузом, но начальник почему-то это ему строжайше запретил. Необычное оружие вместе со своими сёстрами сгорело в белом пламени, не дававшем дыма и жара, оставив о себе лишь воспоминания.
   Уже засыпая, он подумал, что все они, если разобраться, просто куклы. Марионетки, которых дёргают за невидимые ниточки кукловоды. Но даже эти кукловоды тоже являются марионетками, их дёргает кто-то другой, который, не исключено, тоже находится в чьей-то власти.
   "Я, Матрас, Завьялов, Бормоглот, мы все были марионетками Удальцова. Матраса, правда, потом у него Вася отобрал, да ещё и его самого чуть не прихватил. Но ведь и Удальцовым кто-то тоже наверняка управляет. Пусть и не так явно, создавая иллюзию полной свободы действий, но управляет. И все живущие на этой Базе также привязаны к Большой земле. Как бы ни старались они от неё откреститься, но им платят деньги, а это ведь тоже ниточка, за которую можно дёргать. А ещё есть какой-то Кузя, у которого есть резиновая баба. Интересно, а есть ли у неё эти ниточки? Или же этот Кузя сам висит на ниточках, за которые его дёргает эта резиновая баба... Бред, полный бред".
   Незаметно для себя, Артём заснул. Снились ему резиновые бабы, по которым он лупил из энергетической винтовки, а они уворачивались. Порой ему всё же удавалось по ним попадать, и тогда они с громким хлопком лопались, но меньше их почему-то не становилось. Где-то за спиной слышалось порыкивание то ли кровососа, то ли псевдогиганта, но так как Артём не знал, кто же всё-таки тогда рычал у оползающей дороги, то определить принадлежность он не мог, а сама зверюга всё время умудрялась прятаться где-то позади и не показываться Якушеву на глаза. Затем приснилась раздавленная кружка, только почему-то в своём целом виде. Артём лил в неё чай и удивлялся, почему же она не наполняется, хотя дно у неё было целым. Под конец ему приснился Коля Матрас, стоявший в той же позе, в какой его оставил отряд в Вилёвске, и смотревший на Артёма укоризненным взглядом. Матрас просто смотрел, не говоря ни слова. Что он хотел этим сказать, Якушев не понимал, а потом до него дошло, что это просто сон.
   Кто жил ранее в комнате, в которой проснулся Артём, определить возможности не представлялось. Помещение было почти идеально убрано, и чего-либо напоминавшего о бывшем постояльце не содержало. На столе лежала походная фляжка, в которую вчера Артём перелил местное пойло, предназначенное для снятия стресса, и пачка сигарет, оставленная ему Удальцовым. Кроме него в комнате не было никого, впрочем, и второй кровати в ней тоже не наблюдалось. Комп показывал семь утра, спать больше не хотелось. Якушев встал и отправился умываться.
   Направляясь в местную столовую, он встретил в курилке Удальцова. Начальник был бледен лицом, под его глазами были синие круги, вызванные то ли недосыпом, то ли накопившейся усталостью. Завидев Артёма, Удальцов приветственно махнул ему рукой, но тут же схватился за голову, чем вызвал у Якушева подозрение, что причиной бледности является кое-что другое, нежели какие-то там недосыпы и усталости. Артём присел с ним рядом и достал фляжку со вчерашним пойлом.
   - Это ты вчера правильно поступил, что на уговоры Борщевского не поддался. Замучал меня расспросами этот старый гриб. Михалыч твой, кстати, того - дуба дал.
   - Да ладно! - не поверил ему Якушев. - Когда? Как?
   - Полагаю, что немногим позже, чем все прочие, кто был под твоим командованием.
   - Не понимаю, - удивился Артём. - Он же с нами сюда приехал, а теперь вы говорите, что он уже несколько дней мёртв?
   - Ты вот, Тимох, и не в курсе, кто это был на самом деле, - Удальцов затянулся сигаретой, от чего лицо его снова скривилось. - Про "Зеркало" рассказывать долго, но по этому явлению записи у меня на Большой земле есть. Вернёмся - почитаешь. Пока же просто прими как данность, что это был не Михалыч. Борщ всё так красочно расписал, что у меня и сомнений никаких не осталось.
   - Вчера в столовке про какой-то карантин трепали, - решил сменить тему Артём.
   - Сняли его уже, - ответил Удальцов. - Опять же, Михалычу твоему надо спасибо сказать. Борщ и местные бонзы поначалу не разобрались, с чем им пришлось столкнуться, и немножко перестраховались. Удивительно, как вовремя я Борщевскому про это рассказал, прям как чувствовал, иначе был бы не исключён вариант, что нас на Базу попросту могли не пустить.
   - Да, особо не рассиживайся, - продолжил он. - Конвой на Кордон отходит примерно через час. И я тебя попрошу - не рассказывай никому, где мы были. Не время пока для этого. Да, на завтрак тут сегодня 'весёлая картошка', если тебе это интересно. Не пробовал такую? - уже ехидно бросил он вдогонку уходящему Якушеву.
   В подтверждение слов начальника, в стороне гаражей взревел бронетранспортёр. Звук этот Артёму был прекрасно знаком, но поначалу всё же вызвал удивление - за прошедшие дни Якушев настолько привык к тихому гудению двигателей, установленных на машинах удальцовского отряда, что совершенно забыл, как принято рычать у их менее продвинутых в оснащении соплеменников. В душе что-то кольнуло, но тут же прошло - начинавшийся тёплый весенний день, а также льющаяся с крыш капель от выпавшей за ночь влаги, к сожалениям о былом не располагали. "Ты с этим всё равно ничего уже не сделаешь", - сказал сам себе Артём и продолжил свой путь в столовую.
  
  Глава 8.
  
   - Почему сразу не доложили? - орал Борщевский в телефонную трубку. - Какая, на хрен, разница, что ты не знаешь никакого Удальцова? Что, сейчас много людей к нам заходит?
   Администратор распекал по внутренней связи дежурного по северному КПП, через который на Базу вошли Удальцов со своим то ли помощником, то ли личным адьютантом... Короче, шут его знает, какую должность сейчас занимал этот лейтенант, ранее командовавший раздавленной полем аномалий перевалочной. Ситуация осложнялась тем, что покинул Базу их отряд, количеством около двадцати человек, на трёх бронемашинах, но вернулись только эти двое и пешком. Особенно странным было то, что одним из этих двоих был "зелёный" офицерик, Аномальных практически не нюхавший, по большому счёту.
   - Ладно, ты меня извини. И впрямь, что-то на меня нашло. Просто возвращения этих ребят я очень сильно ждал, но не так рано и не в таком количестве, вот и сорвался, - Борщевский внезапно осознал, что в вину дежурному по КПП ему ставить-то и нечего. Дёргать администратора по поводу каждого входившего на Базу и раньше не было принято, да и по поводу нынешних времён дежурным никаких указаний не поступало.
   "Твою мать, теперь ещё и текущему наряду проставляться придётся, - подумал Борщ, повесив трубку. Он снял очки и вытер платком взмокший лоб. - Старею, не иначе. На людей попусту срываться стал".
   Весть о том, что через северные ворота прошли двое странных мужиков, он услышал находясь в месте, куда слетались все новости, и где происходил основной обмен информацией на Базе, - то есть в курилке. Рассказчик, а именно - один из механиков, рассказывал своим коллегам, что буквально пятнадцать минут назад столкнулся с кем-то из той странной группы, которая на днях ушла на север. Выронив от неожиданности сигарету, Борщевский подскочил к механику, малость ошалевшему от столь неожиданного манёвра администратора, и заставил его повторить всё, что тот только что рассказывал.
   Возможно, если бы не недавнее происшествие с 'Михалычем', Борщ и не стал бы так суетиться, но даже после вроде бы верной разгадки произошедшего, где-то внутри него всё же осталось сидеть маленькое сомнение по поводу, правильно ли он поступил, сняв карантин? Будучи уверенным, что ответа ему на этот вопрос, кроме Удальцова, никто не даст, он, сгорая от нетерпения, начал ждать возвращения его отряда. Теперь же выяснялось, что вышеозначенная персона уже сидит в столовой, а он об этом ни сном, ни духом.
   Борщ сразу же усомнился в том, что из всего отряда вернулись лишь эти двое - может, остальная часть их отряда тоже была где-то здесь, но на глаза механику не попалась, хотя технику свою они должны были бы отогнать поближе к гаражам, но тогда Борщевского уж точно должны были поставить об этом в известность. К его удивлению, практически сразу, то есть после звонка на КПП, выяснилось, что слова механика оказались правдой. Несмотря на то, что народа в столовке практически не было, для ведения конфиденциальных разговоров она не подходила - к тому же Сироже крепко прилипла слава редкостного трепла, и у Борща не было сомнений, что всё, услышанное барменом, станет известно широкой общественности в ближайшее же время. Слух у Сирожи был отменный, потому Борщевский решил увести возвратившихся к себе в кабинет. "Там у меня и стулья удобнее, да и с секретностью всё в порядке", - рассудил он про себя.
   Удальцов на предложение согласился без особых раздумий, но вот лейтенант почему-то захотел побыть один. До него Борщевскому дела не было - в качестве источника информации он ценность вряд ли представлял, тем более, что ещё во время до отъезда их отряда у Борща сложилось впечатление, что этого, как его.... а, Якушева, скорее всего будут таскать с собой чем-то вроде если уж и не отмычки, то практически бесполезным грузом. Но, несмотря на своё мнение о бывшем командире перевалочной как о зелёном новичке, он всё же дал указание Сироже обеспечить тому условия для максимально комфортного, по местным меркам, отдыха - по лейтенанту было видно, что выход его прилично потрепал, а это состояние администратор знал прекрасно, благо за прошедшие годы насмотрелся на возвращавшихся в подобном виде предостаточно. В то же время, к Удальцову у него был личный интерес и масса вопросов, требовавших как можно более скорых на них ответов.
   Борщ разливал свежевыгнанное Витальичем пойло в гранёные стаканы, изображая на лице искренний интерес к повествованию Удальцова. То, что тот темнит, Борщевский понял сразу же, но он с самого начала предполагал, что полностью всей правды и не услышит. "Какой-то объект на севере... Да там этих объектов хоть задницей ешь. Один другого гаже. На обратном пути заблудились... Ага, рассказывай байки другим, заблудились они - с такой техникой здесь заблудиться это ещё постараться надо. Наверняка сюда заезжать почему-то не захотели. Была, вроде, на западе какая-то дорога, но в каком она состоянии, шут её знает. В объезд по ней дёрнули, скорее всего, да там и вляпались. Кровососы, псевдогигант... А зачем из броневиков вылезать понадобилось? - продолжал рассуждать Борщевский, пытаясь услышанное им подогнать под что-то более правдоподобное. Ладно, допустим, что вам действительно по какой-то причине потребовалось из них выйти. Тогда да, такая компашка из местного зверья пятнадцать человек под орех разделать может влёгкую. Лейтенант этот твой тебя спас, говоришь? Да быть того не может. Небось, выгораживаешь его, честь офицерскую спасти пытаешься. Сдаётся мне, что он весь бой просидел забившись под скамейку, не отсвечивая. Что ж у вас, мутных, всё не как у людей? Сами вы мутные, дела у вас мутные, и рассказы об этих делах такие же".
   Для человека, потерявшего почти весь свой отряд, Удальцов был подозрительно весел. Может, он ещё не осознал до конца произошедшее, или уже начал сказываться алкоголь, глушащий боль утраты. Если бы научник просто пытался скрыть свои чувства, Борщевский отнёсся бы к этому с пониманием. Возможно, так оно и было, просто Удальцов предпочитал делать это таким странным образом. Противоестественность подобного способа делать хорошую мину при плохой игре Борща злила, но виду показывать было никак нельзя. В то время, как Борщевский здесь трясся буквально из-за каждого попавшего в аномалию, каждого покусанного собаками, наконец тех, кто просто внезапно умирал, этот пижон вещал какие-то небылицы с такой лёгкостью, будто он не увёл за собой на Аномальные порядка двадцати человек, где их и оставил, а просто прошвырнулся на пару со своим желторотым офицериком по окрестностям Базы. О доверительности в разговоре можно было забывать, и Борщевский решил заполучить с этой паршивой овцы хотя бы клок, задумав расспросить Удальцова по максимуму о делах на Большой земле и перспективах своей Базы здесь. Лицо его по-прежнему оставалось учтивым, но лишь несколько близко знавших Борща людей смогли бы разглядеть в этот момент на дне его глаз тщательно скрываемую злобу.
   Версию с "Зеркалом" Удальцов подтвердил с уверенностью. Мелкий, но от этого не менее гнусный червячок сомнения, глодавший Борщевского последние дни, растворился в небытии, и администратор вздохнул с облегчением. Вопрос с верностью решения о снятии карантина окончательно исчез с повестки дня. Научника разобрало, и он понёс речи о том, что в скором времени здесь всё изменится и станет как раньше. Борщ, изображая на лице радостную улыбку, в знак согласия кивал, делая вид, что полностью солидарен во мнении с рассказчиком.
   "Вот не пойму, - размышлял он, вида однако не показывая, - или ты действительно умный, но зачем-то прикидываешься дураком, или же ты на самом деле весьма хитёр, но виду не показываешь. Нет, скорее даже не хитрец, а просто псих, свято верящий во всю ту чушь, которую ты мне сейчас пытаешься скормить. Кто знает, может, ты уже давно стал скорбным на голову, но твоё окружение воспринимает это особенностями характера. Но я-то не слепой, и на Аномальных уже не первый год. Всё же знаю, как здесь дела обстоят".
   Удальцов вдруг замолк на полуслове, его глаза закрылись, и он рухнул лицом в стол. В комнате наступила тишина, нарушаемая лишь сопением спящего научника. Борщевский пододвинул телефон к себе поближе и набрал номер комендантской дежурки.
   - Тут у меня человек уснул. Устал с дороги, гостеприимства нашего не выдержал. Его бы оттащить в более подобающее место не мешало. Знаю, что не ваша работа, но больше некому, а один я его не упру.
   Спустя некоторое время, Борщ на пару с пришедшим помощником дежурного, оттащили спящего Удальцова в ближайшее спальное помещение, после чего администратор вернулся к себе в кабинет, где уже привычно, не раздеваясь, завалился спать на диване, укрывшись старым армейским одеялом, местами погрызенным молью.
  
  ***
  
   - Витальич, есть минутка на поболтать? Есть? Вот и отличненько. Не, ко мне идти не надо, я сам к тебе зайду.
   После отъезда конвоя, увёзшего с собой и ту 'сладкую парочку', как Борщевский окрестил Удальцова с Якушевым, заняться ему было совершенно нечем. За прошедший вечер у администратора Базы порядком набралось разнообразной, но обрывочной информации, которую необходимо было с кем-то обсудить и, по возможности, систематизировать. Этим 'кем-то', традиционно, предстояло стать медику, как одному из местных аксакалов. Хорошо бы было ещё и Диму привлечь в качестве дополнительного аналитика, но тот, с момента прибытия злополучного отряда, пребывал в помрачённом состоянии рассудка, и Борщ уже серьёзно начал опасаться, не стал ли его ассистент скорбным на голову окончательно.
   Витальича он застал колдующим в какой-то узкоспециализированной программе. Неподалёку от компьютера, в 'скороварке', как нарекли за схожесть во внешности модуль анализа аномальных субстанций малых и средних размеров, парил неизвестный Борщевскому артефакт, похожий на спираль, раскрашенную красным, синим и жёлтым. Про то, что разочаровавшийся в традиционной медицине, хоть и продолжавший, скорее по привычке, пользоваться её достижениями, врач уже давно занимается анализом артефактов с целью их возможного использования в лечебных целях, Борщевский знал и этой картине не удивился. Администратор решил не отрывать медика от столь явно увлекательного занятия, о чём говорили перекосившиеся у того на лице очки и потухший окурок в зубах, потому решил просто понаблюдать со стороны. 'Скороварка' то щёлкала, то начинала низко гудеть, и тогда артефакт плавно менял свой цвет или же ускорялся во вращении. Во всех случаях на экран компьютера выводились непонятные Борщевскому данные, и это вызывало очередной всплеск стука пальцами по клавиатуре со стороны Витальича.
   "Вот сразу видно - человек занят делом, не то что я, - сказал Борщ сам себе. - Двигает, не смотря ни на что, науку вперёд во благо человечества, живёт великими идеями или чем там ещё живут великие умы".
   - А, Филлипыч, ты уже здесь? - обернулся заметивший присутствие администратора Витальич. - Полюбуйся, какое дерьмо мне мужики по утру приволокли. Нет, а как его называть? Висел, говорят, под потолком. Я их чуть не послал поначалу - подумал, что они трубку от обычной лампочки раскрасили и таким образом надо мной подшутить решили. Но видел бы ты их лица - примерно такие же, как у меня сейчас. А теперь мне что-то не до смеха. Что скажешь?
   - Что я могу сказать, - Борщ придал лицу солидное выражение человека, имеющего в обществе уважение, и чьё мнение принято считать авторитетным. - В этом сезоне модно всякую непонятную фигню записывать в Явления и подавать под соусом из небылиц и легенд. Откуда я знаю, что это такое? Мне даже непонятно, что у тебя на экран выводится, а ты у меня совета спрашиваешь. Мышку в 'скороварку' запусти, или крыску. Если издохнет - ну ты понимаешь. По классике, в общем.
   - По классике, говоришь? - плотоядно ухмыльнулся медик. - Это дело. Где бы только нормальную лабораторную мышку найти? Найти бы, мышечку.
   - Оно хоть не опасно? - Борщевски подошёл к 'скороварке' и принялся разглядывать артефакт. Тот по-прежнему парил, медленно вращаясь во всех измерениях, и на появление рядом администратора Базы никак не реагировал.
   - Насколько я понимаю, вроде бы нет, - отвлёкся от размышлений Витальич. - Не фонит, гадость разную не испускает... Кого бы за крыской отправить?
   - Так что у тебя с мышами-то?
   - Кончились, - с тяжёлым вздохом сказал врач. - Последний выводок полгода назад всем составом на тот свет отправился по невыясненным причинам, а новых не народилось.
   - Так что ж ты молчал-то? C Большой земли заказали бы.
   - Куда, в медблок? - лицо медика скривилось в натянутой улыбке. - Мне и тех-то с Третьей передали постольку-поскольку. Считается, что моей обязанностью является исключительно латание покусанных, пожжёных и прочих, прихваченных Аномальными за разные части тел, но никак не экспериментальная работа.
   - Ты, на будущее, за меня не думай, а просто говори, что тебе нужно, - поучительно изрёк Борщ. - Нужны тебе мыши - значит, будут тебе мыши. Сделаю заказ, будто бы для кузиных нужд. Ему по должности эксперименты ставить положено, а то, что мыши пойдут не ему, - так про это Большой земле знать не обязательно.
   - Кого бы за крыской послать, - Витальич вернулся к своим размышлениям вслух. - за крысочкой... или за сталкером? Филлипыч, у нас никакого лишнего сталкера не завалялось? - глумливо поинтересовался он.
   - Ты мне эти шутки брось, - Борщевский состроил серьёзное лицо. - Будут тебе твои мыши, а за крысками пока можешь того же Гуся отправить. Он вчера Пятнистому рожу набил, так что пусть свою вину заглаживает. Будет возмущаться - скажи, что я приказал. Я к тебе вот по какому делу-то зашел...
   Борщевский пересказал Витальичу свои разговоры с Удальцовым. Врач кивал головой, задумчиво курил, и всячески изображал работу мысли.
   - Мне этот тип сразу не понравился, - вынес свой вердикт медик. - Ты говоришь, что он вернулся радостным, а по мне так он ещё и до выхода слишком уж весёлый был. Сдаётся мне, он с самого начала предполагал, что большую часть своего отряда оставит на Аномальных. Не скажу, что прямо уж так планировал, но точно предполагал. Думается мне, что Матрасу и всем прочим он навешал лапши на уши, сам же изначально вёл группу к той цели, которая им была намечена. И я уверен, что он до неё добрался. Ты вот его студента пожалел и во внимание не принял, а надо было подослать к нему кого-то из наших, чтобы напоили его как следует, да расспросили по-подробнее. И поверь, было бы у тебя информации сейчас не в пример больше удальцовских выдумок.
   "А ведь точно, - Борщевский клял себя за свой промах. - Лейтенант этот, хоть "зелёный" по нашим меркам, но он вернулся, а значит, мог хотя бы сказать, где они были".
   - Сдаётся мне, что такая идея тебе в голову даже не пришла, - Витальич будто прочитал мысли Борща. - Оно и неудивительно - мало ты с мутняками общался. Я, впрочем, тоже, однако про их скрытность и склонность к мистификациям всё же наслышан. Привык ты, Борис, мыслить категориями нормальных институтских отделов и групп, вот и не заметил подвоха там, где его раньше и не возникало. А Удальцов, мало того, что просто сволочь, но ещё и предусмотрительная: принял удар твоих расспросов на себя, а пока ты пытался проанализировать всю ту бредятину, которой он тебя потчевал, попросту свалил с Базы, прихватив с собой единственного человека, могущего хоть что-то рассказать. Знал как будто, что вчера к лейтёхе никто не полез бы - видок у него тот ещё был, а мужики у нас знают, что к человеку с таким лицом лучше не лезть, но вот сегодня с тебя сталось бы к нему кого-нибудь подослать. И оставался бы выход у него только один - лейтёху от себя не отпускать, попутно не давая ему говорить лишнего, а это сразу же вызвало бы подозрения. Кто-то наверняка вспомнил бы, что с их отрядом ушли Матрас и Бормоглот, то есть возникло бы ещё больше вопросов, и вот тут наспех скроенными баечками отделаться бы уже не вышло. А так всё прошло просто, изящно, и не подкопаешься, что самое главное.
   - Впрочем, как мне кажется, вряд ли он совсем уж всё выдумал, - Витальич выпустил очередной клуб табачного дыма в потолок. - Ему потребовалось бы глубоко прорабатывать всю легенду, чтобы нестыковок каких случайно не вылезло, заучивать её, опять же лейтенант может ненароком проболтаться, а вот это - уже повод усомниться в истинности всего изложенного. Скорее всего, он попросту выкинул все сомнительные моменты, оставив лишь ничего не значащие и те, которые его не могли запятнать. Самое главное во вранье - не завраться до степени потери связи его с реальностью, оставив некоторое количество правды. Я так понимаю, что прямо о гибели всех оставшихся он не говорил, но лишь о том, что его люди в процессе боя переместились в лес и не вернулись. Вот если бы он заявил, что весь его отряд именно погиб, то вернись кто-то из этих якобы погибших на Базу, и в следующий приезд нашему мутному другу вполне могли бы устроить какую-нибудь пакость. И потом, какой смысл ему вообще об этом врать, если проще рассказать всё так, как оно было на самом деле? Любому понятно, что после встречи с таким зверьём либо возвращаются на своих двоих, либо не возвращаются вовсе. Он даже наоборот, весь в белом оказывается - сделал, что смог и даже подождал до утра. И, более того, - вернись он один, можно было бы предположить, что не кровососы удавили всех его людей, а он сам, но этот его лейтенант данную версию опровергает уже одним своим присутствием: такие здесь клеят ласты в первую очередь, и, опять же, какой-никакой, а свидетель. Безусловно, его можно было бы заставить молчать, но тогда к чему нужна была вся эта спешка с отъездом на Большую землю?
   - У меня нет никаких сомнений, что в силу каких-то своих причин он не хотел раскрывать место, куда они ездили на самом деле, - Витальич поставил чайник. - Только возникли эти причины не на этапе планирования операции, а уже по ходу дела. Если бы он хотел это всё максимально засекретить с самого начала, то куда проще было ехать одной машиной, экипаж которой составляли бы исключительно проверенные люди. Но лейтенанта он подобрал по дороге, это ты сам говорил, со слов Матраса. Сдаётся мне, что Удальцов этот сам не ожидал, на что наткнётся. Но наткнулся он, скорее всего, действительно на что-то серьёзное, и может, что-то там ещё и оставил. Это объясняет его нежелание возвращаться через нас - достаточно одному из его команды было брякнуть здесь что-нибудь про то место, куда они катались, и уже сегодня туда бы отправился кто-то из наших. Хотя бы просто посмотреть, для начала. Тебе он об этом говорить не стал по той же причине, не без оснований подозревая, что с тебя станется наложить на оставшуюся часть найденного свои руки.
   - Так что, Борис, даже не дёргайся, - врач сыпал в заварочный чайник сбор из местных трав, отчётливо отдававший валерианой. - Что там у Удальцова на самом деле произошло, мы можем только догадываться. Вот если кто из 'оставленных' вдруг прибредёт, тогда да, что-то возможно и прояснится, а до той поры...
   Витальич был прав на все сто. Оставалось надеяться, что кто-то из мужиков случайно наткнётся на останки удальцовской техники, если от неё к тому времени что-то ещё останется, или же хотя бы на её следы. Сталкеры народ любопытный, а пересуды про удальцовские бронетранспортёры начались на Базе в первый же день их прибытия. Теперь же к этому добавлялись и новости о том, что машины где-то сгинули, так что в ближайшее время в какую-нибудь шальную башку обязательно придёт идея их поискать.
   Через некоторое время пришёл Гусь, сверкавший солидным бланшем под глазом, но вид имевший при этом весьма довольный. Зашёл он по поводу сведения вышеозначенного синяка, не подозревая, какую работку уготовил ему Борщ. Услышав суть задания, Гусь состроил на лице кислую мину и разразился речью, что подобные задания для него, опытного следопыта, являются несоответствующими его статусу и даже оскорбительными, и что крыску можно изловить гораздо проще, то есть посредством установления нескольких ловушек у столовки. Витальич повеселел и прокомментировал услышанное фразой про попадание кого-то пернатого в ощип.
   - Гусик, - голос Борщевского зазвучал елейно, - ты мне эти левые отговорки заканчивай. Тебя послушать, так пьяное мордобитие у нас уже - чуть ли не высшая степень проявления доблести, а как на благо науки и всего человечества потрудиться - так это грязно и несолидно. Я же тебя не дерьмо собачье собирать посылаю, а всего-то несколько крыс изловить. Вот будь я на твоём месте, так сразу же согласился, а знаешь почему? Потому что память у Витальича хорошая, а зрение - уже не очень. Видишь, какие он очки нацепил? Вот придёшь ты к нему за медицинской помощью как-нибудь, а он возьмёт и перепутает, к примеру, обезболивающее со слабительным. А всё почему? А потому что память у него хорошая. Из-за чего хоть подрались?
   Гусь замялся и уклончиво ответил, что уже не помнит, хотя по его бегающим глазам было видно, что помнит он всё прекрасно, только говорить об этом не хочет категорически. Вроде бы, языками зацепились по пьяной лавочке, но на чём конкретно, уже вылетело из головы. Так что лучше пойдёт он ловить крысок во благо науки, только клеточку вот ту захватит, чтобы было куда улов складировать. Борщевский с трудом сдерживал ухмылку, Витальич же уже еле удерживался от того, чтобы не рассмеяться.
   - По информации, случайно подслушанной в столовке, мы с тобой до недавнего времени, по ходу, были единственные, кто про кузину куклу не знал, - усмехнулся врач, когда Гусь понуро убрёл на охоту за мелкими грызунами. - Зная Пятнистого, могу поспорить, что кое-кто вчера ляпнул что-то обидное по этому поводу.
   - Кстати, Димон вроде как отходить начал, - сменил он тему. - По крайней мере, он уже не температурит, да и вид у него более бодрый стал. Его бы разговорить не мешало. Побыл он один, и хватит. Пора парня в мир живых возвращать.
   Сошлись на том, что делать это надо в домашней, или же максимально приближенной к ней, обстановке. До вечера, дескать, парня трогать не будем, а там уже под чаёк-кофеёк на ночь, глядишь, и получится задушевная беседа. На этом все вопросы, которые было необходимо обсудить, закончились, и Борщ покинул медблок, оставив Витальича и дальше ковыряться с разноцветным артефактом.
   Снаружи было уже не по-весеннему жарко. Тёмно-зелёная поросль молодой травы пробивалась сквозь придавленную за зиму снегом прошлогоднюю. Борщевского эта картина навела на мысли о приближающейся старости, и что через некоторое время кто-то помоложе займёт его место, оставив его пригибаться к земле под весом прожитого.
   - Не проведать ли мне кузькину лабораторию? - пришла ему в голову мысль.
  
  ***
  
   - И куда ты на этот раз собрался?
   Кузя встретил Борщевского на пороге и уже собирался было проводить его в лабораторию, но администратору Базы попался на глаза походный сталкерский рюкзак, стоявший в прихожей. Рядом с ним лежал аккуратно сложенный защитный костюм, а по соседству притулился автомат. Лабораторный специалист явно собирался в скором времени отправиться на выход.
   Вопрос администратора вызвал у него странную реакцию. Вместо того, чтобы честно соврать что-то вроде 'прогуляться по округе', Кузя покраснел и залопотал какую-то чушь, что-то вроде 'мы ненадолго'. Борщевский проследовал в кузины пенаты, где плюхнулся на диван, стоявший в этом месте с незапамятных времён, и уставился на лабораторного специалиста пристальным взглядом.
   - Темнишь ты что-то, мой друг. Рассказывай давай.
   Кузя присел на стул и поведал, что поступило ему предложение пройтись кое с кем по ближайшим окрестностям, якобы кое-что проверить. Борщевский смотрел, как тот от нервозности потеет и мнётся, не переставая при этом краснеть, скорее всего понимая, что уже прокололся и с каждым словом запутывается в своём вранье, как муха в паучьих сетях. Администратору подумалось, что кое-кто на Базе скорее всего уже сделал нехитрый вывод об оставшихся на Аномальных трёх бронетранспортёрах, упакованных, что надо, и по этому поводу уже начал собирать группу с целью их поиска.
   В дверь кто-то постучал. Кузя дёрнулся и кинулся её открывать, дрожащим голосом сказав Борщевскому, чтобы тот не беспокоился, чувствовал себя как дома, а он-де сам откроет. Борщ с глумливой улыбочкой ответил, что ему, дескать, интересно посмотреть, кто же это, и по какому поводу пожаловал в лабораторный комплекс, и через некоторое время перед ним, понурив головы, уже стоял не только Кузя, но и Камаз.
   - И мучимы вы оба сейчас, надо полагать, всего одним вопросом, а именно - куда запропастился Гусь, - скорее утверждая, нежели спрашивая произнёс администратор. - Кузь, давай телефон.
   Искомый Гусь, как и предполагалось, обнаружился в районе столовки обследующим подсобные помещения детектором жизненных форм. Услышав голос Борща, он тоскливо отрапортовал, что признаков нарушения санитарных норм не обнаружено, но узнав, что тот оторвал его по совершенно другому поводу, насторожился.
  
   - Так, молодцы, рассказывайте, что задумали, - Борщевский, откинувшись на спинку стула, внимательно следил за лицами стоявшей перед ним троицы. - Уж мне-то вы можете доверять.
   Сталкеры переминались с ноги на ногу, но раскрывать свою задумку не спешил ни один, видимо ожидая, пока это сделает кто-то другой.
   - А я чего? - не выдержал Гусь. - Этот лейтенант сам лох, что блокировку паролем на свой комп не поставил. Я ж не слепой и не дурак. Если они на север усвистали на трёх бэтрах, а вернулись на своих двоих, то значит, что где-то там эти бэтры и оставили. У них с собой такие стволы были, что военсталы обзавидуются, только вернулись они без них.
   - Короче, - голос Борщевского громыхнул железом.
   - А чего короче-то? Когда лейтёха вчера нажрался, так Сирожа меня ему в сопровождающие отрядил. Я ж до этого к ним в отряд просился, так этот их Удальцов меня не взял. "Не подходишь ты, - говорит, под наши задачи". Ага, то есть этот крендель, ещё первые сапоги не стоптавший, подходит, а я нет. Знаешь, как мне обидно стало? И тут такая возможность подворачивается: "зелёненький" этот - пьяный в дупель, и комп его без блокировки. "Ну, - думаю, - есть всё же в мире справедливость". Вот я трек их маршрута и слил. Не, Борщ, ты мне только про мораль сейчас лекций не читай, ладно?
   В лаборатории повисло тягостное молчание. Сталкеры смотрели на задумчивое лицо Борщевского, обдумывавшего услышанное.
   - Значит так, - вынес свой вердикт администратор. - Гусь, ты идёшь со мной, и это не обсуждается. Вы двое, - посмотрел он на Кузю и Камаза, - с Базы ни ногой. Узнаю, что вышли - пеняйте на себя, но назад я вас не пущу. Большего пока не скажу, но имейте в виду, этот разговор ещё не закончен. Всё. Двигай за мной, шпиён доморощенный.
   Гусь с опущенной головой поплёлся следом за держащим руки в карманах Борщевским, Камаз же и Кузя остались в комнате, обдумывая услышанное.
   За время пребывания Борща в лаборатории погода успела испортиться. Задул промозглый ветер, небо заволокло тяжёлыми облаками. В воздухе повисла лёгкая, но плотная, и поэтому гнусная, морось. Почему-то пахнуло осенью и Борщевский зябко поёжился.
   - Ты хоть понимаешь, во что чуть не вляпался?! - пропустив Гуся перед собой в кабинет, взревел он, хлопнув дверью. - Нет, определённо не понимаешь, - тут же ответил он сам себе на свой же вопрос, обращённый к сталкеру. - Ты хоть представляешь, что это за люди?
   - Кто, лейтенант этот? - гыгыкнул Гусь. - Да он же "зелёный", хоть на лбу и спине ему это пиши.
   - Включи свои мозги, или что там у тебя заместо них, - тон Борщевского был серьёзным донельзя. - Хрен с ним, с этим лейтенантом, я про другого говорю, про Удальцова этого. Ты, пернатое, с чистильщиками давно дел не имел?
   - Борщ, ты чего, - изумлённо сказал Гусь, - хорош заливать. Ты серьёзно?
   - Нет, ядрён батон, юмор у меня такой дурацкий, - ответил ему Борщевский, но по выражению его лица было видно, что сейчас он меньше всего настроен шутить. - Ты их снарягу видел же, неужели в башке твоей птичьей ничего не щёлкнуло, а?
   - Ох, я дебил, - Гусь, обхватив руками голову, присел на первый же подвернувшийся стул. - Филлипыч, не, правда. Если б знал, ни в жисть в комп к этому пионеру не полез. Что теперь со мной будет-то?
   - Что будет, что будет, - уже более спокойно, но всё же ворчливо произнёс Борщ. - За яйца тебя подвесят над 'сковородкой', для начала. Потом, когда ты перед ними исповедуешься во всех совершённых и несовершённых грехах, в 'пыльный мешок' закинут.
   - Не смешно, - Гусь утратил всю решительность. - Серьёзно.
   - Не ссы, - Борщевский сменил гнев на милость. - Ничего не будет, по крайней мере, пока. Знал бы он о твоих фокусах, то валялся бы ты уже остывшим где-нибудь в кустах у ограды, а не сидел здесь у меня. Точно студент тебя не попалил?
   - Железно говорю, - глаза Гуся краше любых слов говорили о его искренности и честности. - Я его всю дорогу от столовки чуть ли не на себе волок, а как в васькину комнату принёс, так раздел и лицом к стенке положил, чтобы уж наверняка, и только потом по-быстрому слил данные. Слил бы всё, но это уже лишний риск был. Не попалил он меня, точно говорю. На чём поклясться?
   - Ты мне это брось, - нравоучительно сказал Борщ. - Клясться он надумал. Совсем от страха забыл, где находишься? Данные давай.
   - Филлипыч, хорош ты...
   - Давай, говорю, - перебил его администратор. - Всё намного серьёзнее, чем ты думаешь. Да не буду я их у тебя тереть, скопирую только и отдам.
   - Борщ, а может... - нерешительно замямлил Гусь.
   - Гусик, - одновременно ласково, но настойчиво снова перебил его Борщевский, - ты думаешь, я не понял, куда вы своей кодлой намылились? Так я тебя огорчу - с самого начала понял. А теперь обрадую - мешать я вам в этом не собираюсь, но и трёх неплохих парней просто так мне терять не хочется.
   - Это ты зачем сейчас сказал? - с неуверенность спросил Гусь. - Почему сразу терять?
   - Как ты вообще до своих лет здесь дожил, не понимаю, - обречённо вздохнул Борщевский. - Туда их ушло около двадцати и на трёх машинах, а вернулось двое и пешком. Сечёшь?
   - И чё? - казалось, Гусь в упор не понимает, к чему тот клонит. - Вон на ТочПриборМаше мертвяки военсталовские ходят и пси-излучкой оттуда жжёт, но так я ж близко не подходил. Издалека посмотрел, понял, что ловить там нечего, и назад пошёл. И тут так же сделаю.
   - А, так вот оно в чём дело! - радостно воскликнул администратор. - Я-то думаю, что это у тебя с головой, а оно, оказывается, на ТочПриборМаше пси-излучением не так сильно долбит. Но ведь всё же долбит, да? Ну признайся, перепончатолапое. Слабоумие и отвага - лучшие друзья сталкера, я правильно понимаю?
   - Борщ, хорош меня с говном ровнять, - насупился Гусь. - Нужны тебе эти данные, так бери, мне не жалко...
   - А мне жалко, - снова посерьёзнел Борщевский. - Мне вас, дураков, жалко. Там почти двадцать человек в приличной снаряге и с бронетехникой гробанулись ни за хвост собачий, а вы туда втроём собираетесь. Убеди меня, что у вас есть шансы оттуда вернуться.
   Гусь снял комп и отдал его Борщевскому, уже доставшему из ящика стола соединительный шнур и ноутбук.
  
   - Нда, - через некоторое время озадаченно почесал затылок Борщ. - Всё ещё хуже, чем я предполагал.
   - Они что, серьёзно к Мёртвому городу ходили? - Гусь был обескуражен увиденным на экране маршрутом удальцовской группы. - И вышли оттуда, прикинь.
   - Как? Как? - вопрошал администратор у кого-то неопределённого, обратив взгляд к потолку. - Да быть такого не может. Или может? - он с изумлением смотрел в монитор с отображавшейся на экране картой известной местности Аномальных, на которую накладывалась линия следования почти полностью погибшего отряда. - Жук ты, Гусь, и арап. Тебе не сталкерить тут надо, а качества промышленного шпиона в себе развивать, одно другому не мешает. Это ж додуматься надо, чтобы не только слить маршрут, но ещё при этом якобы случайно зацепить файлы с логами обнаруженных на нём аномалий, и до кучи хронологию гибели участников группы с привязкой к треку.
   - Ну правда, оно случайно так вышло. Я всё, что в папке с треком было, на копирование поставил.
   - Случайно только днище выбивает, да и то, если разобраться, это тоже не случайно происходит, - скабрезно схохмил Борщ. - Но это всё нам на руку. Зови своих архаровцев. Буду лекцию вам читать и речь напутственную произносить.
   Пока Гусь бегал за Кузей и Камазом, Борщевский позвонил Витальичу и поставил его в известность, что история, связанная с недавними событиями, получила неожиданное продолжение, потому вечер у них сегодня предстоит насыщенный на обдумывания и разговоры. Медик поначалу заспанно ругнулся, но узнав, по какому поводу его беспокоит администрация, оживился, впрочем, для порядку выматерившись ещё раз на тему накрывшегося медным тазом своего тихого часа.
   - Значит так, самураи, - Борщевский прохаживался по кабинету перед сидящими на стульях сталкерами, сложив руки за спину. - Как вы уже поняли, дела обстоят несколько серьёзнее, нежели это вам казалось поначалу. В том виде, в каком вы туда намылились, я вас не пущу. Гусик, возьмёшь все экспериментальные заряды для подствольника у Витальича. С ним я этот вопрос утрясу. Опыт стрельбы ими у тебя есть, заодно по возвращении расскажешь о результате. Витальич тебе ещё и благодарен будет. Вопрос с бронекостюмами решим малость позже, но в своих нынешних тряпках вы туда не пойдёте, это однозначно. Завалялось у меня на складе несколько 'тринадцатых' ПЗСов... Списать бы их, по-хорошему, давно пора, да всё повода не было. С оружием тоже что-нибудь решим.
   Услышав это, Камаз одобрительно покачал головой, Гусь же и Кузя также выразили одобрение молчаливыми кивками.
   - Вы только не думайте, что я на ровном месте решил заделаться в меценаты, - продолжил Борщ. - До кого-то, возможно, ещё не полностью дошло, что там пятнадцать человек сгинуло в куда более серьёзной снаряге, а отпускать вас туда в том, что у вас сейчас есть - гарантированно отправлять на смерть. Само собой, к Мёртвому городу вы не пойдёте. Я не знаю, как они в него вошли, и, что удивительно, вышли почти без потерь, но туда вам соваться пока что не стоит. Для начала, я бы глянул ту точку на заброшенной дороге, после которой Удальцов сменил курс в сторону нашей Базы. Судя по всему, там-то они и гробанулись. Зверьё в тех местах сейчас должно быть сытое, сами понимаете, почему, так что...
   Кузя вздрогнул, Гусь нахмурился, Камаз же вовсе вида не подал.
   - Вот такой расклад, мои отважные и безбашенные друзья, - подытожил администратор. - Как говорится, думайте сами, решайте сами. По мне бы, так лучше вам туда вообще не ходить, но вас же не удержишь. У вас же инстинкт самосохранения в суицидальные наклонности мутировал. Выйдете завтра спозаранку, чтобы успеть проверить вот эти кунги, - Борщ установил курсор на точку, их обозначавшую, находившуюся в полутора километрах севернее места гибели удальцовского отряда, - потому что ночевать вам, по всей видимости, предстоит именно в каком-то из них. У Удальцова путь от дороги до Базы занял почти весь день, так что обратно лучше не спешите. Запрётесь там, ночь пересидите, а потом назад двинете. Да кому я это рассказываю, сами всё знаете. А теперь, если ни у кого нет вопросов, мы идём подбирать вам костюмчики и прочее снаряжение.
   Примерка и подбор вооружения заняли около двух часов. Борщевский оценивал получившийся результат, дотошно цепляясь к каждой мелочи. Предполагалось, что ранним утром сталкеры придут на склад, где до того момента их будет ждать подобранная экипировка, и выйдут на Аномальные только после тщательной проверки. В процессе сего действа на склад пришёл Витальич, принеся с собой небольшой железный чемоданчик, после чего начал занудно инструктировать уже одетого в новую броню Гуся на предмет особенностей использования экспериментального боезапаса. Боезапас тот по своему действию был разношёрстным, и главной тонкостью в его использовании было не зацепить случайно самого стрелка и его компанию.
   - Смотри-ка, а ты не особенно в догадках промахнулся, - сказал Борщевский Витальичу уже у себя в кабинете по окончании подготовительных мероприятий, когда компашка Гуся, не без сожаления, переоблачилась обратно в свои собственные одеяния и убрела на ужин. Кузя, казалось, был излишне взволнован, что Борщевского малость насторожило. - Гусь - красава, - нужные данные у лейтёхи подрезал. Ты был прав: Удальцов особо не врал, но как он всё это обернул, вот поганец. Ни за что, не зная их маршрут, не догадаешься.
   - Меня смущает другое, - Витальич оккупировал ноутбук Борща и теперь щёлкал пробелом, просматривая все отмеченные на маршруте события. - До Мёртвого города они шли без потерь, но первая же жертва уже выглядит несколько странной. Во-первых, это был наш, то есть Матрас. Во-вторых, нет записи о его гибели, и даже наоборот - во время их ухода он был ещё жив и помирать не думал. То есть, его там просто бросили. Вот тут у лейтёхи пятнадцать человек на радаре светится, а тут уже четырнадцать, - Витальич гонял туда сюда отрезок трека, начинавшийся с начала отхода группы из Мёртвого города и до выезда из него.
   - Во что-то наш Коленька там вляпался, - высказал предположение Борщевский. - Что это за здание, кстати?
   - Это ты у меня спрашиваешь? - поинтересовался Витальич. - Мне-то откуда знать?
   - Ну мало ли, - пожал плечами Борщ, - может, ты в курсе. Случайно, например.
   - О, они действительно по объездной дёрнули, не соврал тебе чистильщик, - врач дал понять, что он совершенно не в курсе по поводу того строения, и продолжил изучать трек. - А вот тут у них всё и произошло. Гляди, как интересно: машины остановились, и народ из них начал выходить, причём достаточно резво. Вопрос только один: зачем? С чего бы это им потребовалось делать остановку, по сути, в чистом поле?
   - Лес там, а дорога его на две части делит. Можно предположить, что им путь что-то преградило.
   - Ага, и тут же одну машину как корова языком слизнула. Вот у них четырнадцать человек, а в следующий момент - хлоп, и уже десять.
   - Мне, кстати, не совсем понятно, откуда взялось изначальное число 15? Их же на Базу больше приехало.
   - Водители у них, скорее всего, без компов были, или же со снятыми и выключенными, - предположил Витальич. - Мне-то откуда знать? Кстати, что там с Димой?
   - Подойти уже должен, - взглянул на часы Борщ.
   В дверь аккуратно кто-то постучал. Витальич поднял голову, а Борщевский на всякий случай опустил крышку ноутбука - мало ли, может, кого не того принесло.
   Но это всё же оказался Дима. Заметив малость бегающие глаза врача и администратора, он произнёс, что если в чём-то помешал, то зайдёт позже.
   - Не, не, Дим, ты заходи, - засуетился Борщевский, кивнув Витальичу. - Тебя-то мы как раз и ждали. Тут у нас такое дело...
   Врач открыл ноутбук, а Дима подошёл к столу.
  
  ***
  
   - Ты уверен, что в этом действительно есть необходимость?
   Борщевский пристально смотрел на Диму, который, выслушав долгую историю о событиях, касавшихся удальцовского отряда, сухим тоном заявил, что к группе Гуся добавляется ещё один человек. Витальич было заикнулся о том, что с состоянием здоровья ассистента администратора по-прежнему не всё понятно, но Дима упёрся и с настойчивостью повторил своё заявление.
   - Я по тем местам ходил и знаю их если не хорошо, то прилично, - настаивал на своём Дима. - Гусь - дурак и не понимает, что их там может ждать. Нет, Борис Филиппович, или я иду с ними, или за ними. Что хотите думайте, что хотите делайте.
   Борщевский понял, что дальнейшие уговоры бессмысленны - Дима для себя уже всё решил и отступать не собирается.
   - Лады, убедил. Аргументация - так себе, но убедил. Броню перед выходом подберём. Пораньше встанем и подберём. ПЗС для тебя несолидно будет, не твой стиль. СЕВу тебе дам, их у меня вроде ещё оставалось. Ствол сам выберешь. Теперь к делу. Что, на твой взгляд, в этом маршруте странного? - Борщ собрался было отмотать трек на момент отъезда отряда с Базы, но промахнулся и отмотал его на самое начало. Попробовал было это исправить, но был остановлен Димой.
   - Вам не кажется странным, что хозяин компа, с которого был снят этот трек, пробыл вот в этом месте больше суток? - поинтересовался Дима, указав на точку, находившуюся в нескольких километрах севернее от старого Периметра.
   - Это так сейчас важно? - судьба лейтенанта, до попадания его в отряд Удальцова, Борщевского совершенно не интересовала. - Леший его знает, что он там торчал. Может, со снотворным переборщил, или нажрался с горя. Его часть полем аномалий накрыло, поди догадайся теперь, зачем его туда понесло.
   Дима пожал плечами: мол, ваше право, и снова принялся просматривать маршрут.
   - Вот тут они в 'нью-йоркскую пробку' уткнулись.
   - Куда? - рассмеялись Борщевский и Витальич. - В какую пробку?
   - В нью-йоркскую. В 'Свободе' так ту фонящую колонну называли между собой.
   - Не, я понял, о каком месте ты говоришь, - сквозь смех выдавил из себя Борщ. - Но это ж надо так её обозвать. Ладно, давай дальше.
   - Вы просили странного, я и указываю, - с занудством в голосе сказал Дима. - Зачем они туда пошли, если про ту колонну известно всем и уже ой как давно? Объехать её практически невозможно, только обойти. Подозреваю, что изначально у них была другая цель, но по ходу планы поменялись. Иначе объяснить пока не могу.
   - Н-да, странновато. Давай дальше, - махнул рукой Борщ.
   - Так, а дальше... - пробубнил Дима себе под нос, - а дальше они взяли в сторону, но тоже как-то странно. Вот их машины ушли назад, в нашу сторону, а вот они же появились у Пансионата. Это, я понимаю, бронетехнику пустили в объезд, но сами они зачем-то пошли пешком. Вы уверены, что хозяин этого компа был действительно таким уж "зелёным"? Места там недобрые, и новичкам в тех краях делать нечего. На мой взгляд, это больше похоже на разведгруппу, прошедшую от 'пробки' до вот этого места, - Дима указал на точку, где год назад он сам лежал на земле, рассматривая Пансионат в прицел. - Или даже не разведывательную, а диверсионную. Тут они, скорее всего, за Пансионатом поначалу просто наблюдали, потом выкосили большую часть тех, кто в нём был, вошли внутрь здания, а после того, как добили уцелевших, дали команду бронетехнике на выдвижение. Мы год назад примерно так же сделать хотели, но не срослось, да и таких машин у нас не было. Вывод у меня только один напрашивается: того, кто год назад нас вырубил, там теперь уже нет.
   Дима скурпулёзно пытался воссоздать события, свидетелем которых довелось стать хозяину компа. Передвижения лейтенанта между зданием и тремя неподвижными точками около него, он истолковал как вынос из здания чего-то, а затем погрузку этого в бронетехнику. Про события у Мёртвого города он конкретного сказать ничего не смог. "Возможно, что там и не было никого, - неуверенно произнёс Дима. - Вот они постояли, понаблюдали, а убедившись, что всё чисто, просто туда вошли".
   Дальнейшие его предположения полностью совпали с теми, что были сделаны ранее Борщевским и Витальичем. Додуматься до большего возможности не видел ни один из них, и тему решили считать закрытой. Витальич напомнил Борщу про необходимость работы кое-кому над созданием благоприятного психологического климата в коллективе. Борщевский спохватился и полез было в бар, но врач заявил, что ему лучше бы просто ещё чайку, а Дима и вовсе отказался, сославшись на завтрашний выход. Борщ почесал подбородок, убрал вытащенную было из бара бутылку обратно, и побрёл мыть чашки. Поболтали о разных мелочах и разошлись - вставать им и так предстояло рано, тем более что Дима, услышав во сколько предполагается выходить отряду Гуся, заявил, что это непозволительно поздно, и отодвинул время выхода на час раньше. Борщевский, прикинув, что своего ассистента перед выходом ещё надо и снаряжать, предложил всем идти баиньки сейчас же, поскольку и так спать осталось совсем ничего. Выпроводив гостей, он плюхнулся на диван, в очередной раз с неудовольствием отметив, что ко сну на рабочем месте уже начал привыкать.
  
   Сон администратора был прерывистым и больше походил на щёлканье выключателем с хулиганскими целями неведомым озорником. Щёлк - заснул. Ещё раз щёлк - проснулся. То ли годы брали своё, или же сказывались перепады атмосферного давления, вызванные резкой сменой погоды, но так продолжаться не могло. Борщ поднялся, включил старую настольную лампу и в мрачных раздумьях уселся за стол. Голова от бессоницы ныла, и мысли от этого были прерывисты и неопределённы.
   - Трезвенники, вашу мать, - проворчал Борщевский и достал из стола бутылку со стаканом. - Ну, за здоровый образ жизни, - произнёс он тост, одним глотком выпил налитое, запил его чаем и закурил.
   Череда последних событий, похоже, выбила всё-таки его из колеи. Даже когда год назад статус, да и вообще существование его Базы, стояли под вопросом, он не ощущал подобной неуверенности, какую принёс ему визит злосчастного удальцовского отряда. Весь их выход был пропитан фальшью. Слова, задачи, способы их достижения - везде были недосказанности, увиливания и непонятности. Удальцова он знал и ранее, но тогда при всём желании и предположить бы не смог, каким станет этот человек спустя годы. Тот Удальцов помнился ему молодым учёным, с умеренными амбициями, но неплохими карьерными перспективами. Где он начинал - Борщевский запамятовал, но теперь это было не так уж и важно. Не сказать, чтобы Удальцов хватал звёзды с неба, но дело своё знал на пятёрку, и со временем вполне мог дорасти до места начальника какого-нибудь отдела. Оставалось только гадать, что заставило его перейти в экологическую безопасность, но через какое-то время молодой учёный стал совершенно другим человеком. Жёстким, но в то же время хитрым, скрытным, и скорее всего двуличным. То есть мутным, как их за глаза было принято называть среди персонала Института, которому довелось хоть раз побывать на Аномальных.
   Тут же почему-то вспомнился лаборант, которого подобрал покойный ныне Гвоздь год назад где-то по пути на Третью. Не по статусу дерзок юноша был, хотя потом, как оказалось, скорее, не по статусу скромен. "Тоже ведь наверняка когда-то был тихоней, а однако же вон она как жизнь обернулась, - рассуждал Борщевский, наливая себе ещё одну порцию "на два пальца". - Что ж вам всем на жопах ровно не сидится-то, всё приключений на них огрести не терпится".
   От духоты кабинета, дополненной табачным дымом и спиртовыми парами, голова администратора снова начала ныть, и он, не долго думая, решил выйти на поверхность чтобы немного проветриться.
   Ночь на Аномальных Борщевского завораживала всегда. Одно дело было, если речь шла о ночлеге где-то за пределами периметра Базы, но совершенно другое - любоваться глубоким чёрным небом, в котором сверкали яркие драгоценные камни звёзд, наслаждаясь ночной тишиной. Еле заметный ветер перебирал ветки деревьев и гонял по дорожкам прошлогоднюю листву, до которой никому не было дела. Листья забивались в углы, порой пробираясь внутрь помещений комплекса, откуда население Базы их периодически выметало обратно, и тогда они снова начинали искать себе прибежища. Нередко бывало так, что на Базу наползал туман, приносящий с собой морось и сырость, заволакивающий всё вокруг серой пеленой, сводя видимость до минимума, и в такие ночи Борщу приходилось надевать защитный костюм. Невзирая на плохую погоду, он всё же поднимался на поверхность и слушал шуршание выпадавшей влаги. Осенние дожди, зимний снег... Борщевскому казалось, что более спокойного места на планете не существует.
   Сегодня, как и в другие ночи, когда его накрывало бессонницей, Борщевский в гордом одиночестве всё так же сидел на до блеска отполированной сталкерскими задницами скамейке и курил. Эта ночь была холодной и ясной, и порой по небу пролетали редкие небольшие облачка, несущиеся откуда-то с севера. Рядом с администратором стояла прихваченная из кабинета бутыль с пойлом, выгнанным Витальичем из местных трав, и лежала пачка дешёвых сигарет. Вспоминались администратору прежние годы, когда всё было проще, честнее и открытее. На Базу приходили группы учёных, жаждущие относительно комфортного ночлега, и он им его обеспечивал, поскольку тогда ещё верил в то, что Аномальные являются не проклятьем человечества, а чем-то вроде щедрого дара, ниспосланного неведомыми силами и сущностями. Учёные уходили дальше, Борщевский же оставался, но при этом ощущал себя невольным соучастником тех великих дел, которые сделают человечество лучше, чище, добрее. Для него было удивлением, что в мире есть ещё столь открытые и честные люди. Казалось, будто бы они сошли со страниц фантастических романов, написанных в эпоху, когда населению одной великой страны внушалась идея о скорой победе коммунизма. Борщ, родившийся близко к концу краха великой державы, не верил, что такое может быть на самом деле, и тем больше было его удивление, когда неожиданно для себя он столкнулся с этим в реальности. Само собой, различных сволочей на его жизненном пути тоже хватало, но Борщевский всё же верил, что сказку можно сделать былью.
   Удальцов своим приездом не то чтобы разрушил эту веру, но всё же пошатнуть её прилично у него получилось. Плохо было то, что он оказался первым после декларированного восстановления Института, кто почтил Первую своим посещением. Невольно закрадывалась мысль, что следующие гости будут такими же, а вот это уже подрывало все те идеалы, в которые Борщевский верил и какими стремился руководствоваться. Цели мутных ему были неизвестны, но почему-то он был уверен, что их способами этот мир сделать лучше точно не получится, что бы они там не думали.
   Рядом возник силуэт, и кто-то присел на скамейку. Зашуршала вскрываемая сигаретная пачка, затем вспыхнула зажигалка. Отсвет огня высветил лицо Димы.
   - Не спится, Борис Филиппович? - поинтересовался он. - Мне почему-то тоже. Да и пора уже.
   - Погоди, бабка, - отшутился Борщевский, - покурим и пойдём. Леший с ним - провожу вас, тогда и отосплюсь.
   Докурив, они отправились на склад. К тому времени, когда и Дима, и Борщевский сошлись во мнении, что процесс снаряжения ассистента администратора можно считать завершённым, туда подтянулась и команда Гуся. Заспанный Кузя, за счёт мешков под глазами, чем-то походил на китайца, сам Гусь зевал, не стесняясь широко раскрывать свою пасть, Камаз же был противоестественно бодр и свеж. В коридоре послышались шаги, и на пороге возник Витальич с выглядывающей из принесённого им с собой полиэтиленового пакета бутылью.
   - Не спится, не спится... не спиться бы мне, - вместо приветствия произнёс он. - Всё подготовили, а про согревающее забыли. Это вам на дорожку. За вас я спокоен - Димон вам такой возможности не даст, а вот за себя...
   - Витальич, да ты чего, - наперебой забормотали Гусь и Камаз, - да мы ни в одном глазу. Да чтобы мы, да на выходе...
   - Другим сказки рассказывайте, - тоном, не терпящим возражений, произнёс врач. - Давайте ваши фляжки, девочки.
   Процессия из отправляющихся на выход и их провожающих проследовала до северных ворот почти в полной тишине, нарушаемой лишь звуком их же шагов. Зевающий дежурный окинул их недоверчивым взглядом, но после того, как Борщевский шепнул ему что-то на ухо, открыл калитку.
   - Ну, бывайте, мужики, - в качестве напутствия сказал Борщ. - Вы там без энтузиазму и героизму давайте.
   - Лады, - хмыкнул Гусь уже по ту сторону ворот.
   Калитка за ними закрылась, лязгнул засов. С обеих сторон периметра раздались шаги, удаляющиеся в разные стороны.
   На обратном пути к административному зданию Борщевский заметил, что небо на востоке стало чуточку светлее.
   "Вот Димон, чертяка, как будто знал когда выходить", - мелькнула у него мысль.
  
  ***
  
   - Вставай давай, шустрее, - Дима отвесил лежащему на земле Кузе пинка под рёбра. Он знал, что броня существенно смягчит удар, но это был единственный пришедший в голову способ привести того в чувство. - Вставай, слабак, если жить хочешь.
   Кузя замычал, попробовал подняться, но тут же снова рухнул на землю. Гусь и Камаз сидели с белыми лицами, оперевшись на вовремя подвернувшуюся бетонную основу стоявшего здесь когда-то столба. Солнце стояло пока что ещё высоко, но время неуклонно шло к вечеру. Ближайшей точкой, которую можно было использовать для относительно комфортного ночлега, оказывался Пансионат, но до него было идти и идти. Единственной альтернативой ему были те же кунги, но путь до них был также не самым близким. Дима окинул взором трёх жертв самоуверенности и пришёл к выводу, что в таком состоянии до Базы они сегодня не дойдут. Впрочем, и так бы не дошли - не то расстояние.
   - Вы сволочи, - выругался он. - Самоуверенные сволочи. Если вы не встанете - я вас пристрелю, чтобы не мучались. Поднимайтесь, гады.
   Насколько радужно начинался их выход, настолько же печально он мог закончиться. Маршрут, проложенный лейтенантом, позволял идти быстрее, чем обычно - обозначенные на нём аномалии находились в стороне от пути, тем более, что за прошедшие два дня сменить своё положение они были не должны. Команда - теперь уже Димы, - который сразу по выходу за периметр Базы объяснил всем участвующим, кто здесь теперь командует, и у кого больше опыта хождения по этим местам, чем перевёл Гуся из разряда главного в разряд идеологов, дошла до точки гибели удальцовского отряда уже к полудню.
   - Ох ты ж, мать моя, - вырвалось у Гуся, впечатлённого масштабами расползшейся насыпи.
   На непонятным образом уцелевшем отрезке дороги стояли два сгоревших бронетранспортёра, один из которых уже был близок к сползанию в образовавшуюся на месте насыпи яму, откуда поднимался нагретый солнцем пар. Камаз насторожился, потом изрёк, что с ними что-то не так и буквально тут же выдал догадку, что техника так не сгорает. Она, когда горит, - поучительно вещал Камаз, - то взрываться должна. Горючее взрывается, боезапас взрывается. И видят-де его спутники какую-то фигню, но не результат нормального сгорания боевых машин.
   Для внесения ясности на счёт увиденного решили подойти поближе, но только её по поводу случившегося не прибавилось - бронетехника действительно выглядела сгоревшей, распространяя вокруг себя запах гари. Обугленная снаружи, она была обугленной и внутри, но, вопреки здравому смыслу и непреложным законам вселенной, следов того, что в ней что-либо взрывалось, не было. Гусь сунулся было внутрь той бронемашины, что стояла от ямы дальше, но тут же вылез, сообщив, что внутри валяются только оплавленные железки, а рыться в них он не желает из-за боязни подрать ненароком броню. В другую машину лезть не пожелал никто, благо и так было понятно, что картина там наверняка та же, плюс, до кучи, возможность поучаствовать в причудливом аттракционе, буде остову броневика возжелается сползти вниз.
   Повсюду виднелись признаки ожесточённого сражения. На земле валялось огромное количество пустых гильз, а в стволах деревьев даже с насыпи виднелись пулевые попадания. Камаз, указав на вмятины на корпусах бронемашин, прокомментировал, что скорее всего стреляли беспорядочно и куда придётся, и возможно, нападения со стороны никто, собственно, и не ждал.
   - Точно, кровососы порезвились, - ткнул Гусь в следы на склоне, говорившие о том, что не так давно там протащили волоком что-то тяжёлое. - Ага, ну железно говорю, - указал он на отпечаток огромной лапы, имевшей некоторое сходство с человеческой.
   Более детальное изучение следов показало, что особей было не меньше двух. Отряд насторожился - тел тварей не наблюдалось и это был повод считать, что победа осталась всё же на их стороне. Кузя нерешительно вякнул про вернувшихся Удальцова и его лейтенанта, что, по его мнению, позволяло предположить обратное. Гусь задумался и выдал, что даже если кровососы сейчас и не мёртвые, то наверняка обожравшиеся, поскольку пищи им подвалило в достатке, а умеренности в еде эти твари не знают. Но поскольку неопределённость в этом вопросе его, Гуся, душевной организации, предпочитающей конкретику, не способствует, то надо бы взять и проверить. Остальные, пусть и нехотя, но согласились.
   "Слабоумие и отвага - лучшие друзья сталкера", - в процессе спуска с насыпи к лесу вспомнились Гусю слова Борщевского.
   Вычислить лежку кровососов труда не составило: следы от тел, которые твари проволокли по лесу, были заметны невооружённым взглядом. Доносившийся с той стороны пока что ещё едва заметный запах разложения являлся лишним тому свидетельством. Группа двигалась максимально осторожно и тихо - несмотря на то, что сытые кровососы особой подвижностью не отличались, но менее опасными они от этого не становились. И все остановились, когда Гусь резко поднял вверх согнутую в локте руку. Повисла гнетущая тишина, все замерли, стараясь не дышать. Гусь, стараясь не шуметь, начал медленно заряжать подствольный гранатомёт одним из подарков Витальича.
   Две твари, свернувшиеся клубками возле непонятно как очутившейся посреди леса бетонной секции широкой трубы, даже не успели понять, что произошло. Подствольник тихонько ухнул, а в следующее мгновение рядом с кровососами полыхнуло зелёным, и воздух разорвало треском пронзающих его молний и разрядов. Буйство электричества блуждало по стволам деревьев и земле, оставляя в местах своих прикосновений опалины. Сухая листва занялась было огнём, но тут же потухла. Потянуло палёной плотью. Твари корчились, их предсмертный визг гулял между деревьями.
  
   - Красавцы, - сплюнул Дима, когда буйство энергии затихло и группа подошла к двум ещё подрагивающим телам со следами электрических ожогов. - Гусь, они твои. Доделай дело. Глушитель накрути только.
   Тихо хлопнули шесть выстрелов - Гусь для уверенности вогнал кровососам по три тяжёлых пули.
   - Ну и запашок тут, - поморщился Кузя.
   - Туда посмотри, - Камаз указал на наваленные в стороне и присыпанные листвой тела. - Их пересчитать надо будет. Борщ велел, помнишь?
   - Тихо вы, - цыкнул на них Дима. - Слышите?
   Откуда-то с другой стороны бетонной трубы донёсся тихий писк. Группа насторожилась, мигом снова взяв наизготовку автоматы, и крадучись двинулась на звук, пока Дима, шедший первым, жестом не показал остальным остановиться и не шуметь.
   Его глазам предстало некое подобие гнезда, свитого из обрывков ткани, в которых угадывались черты различных бронекостюмов. То, что кровососам свойственно вить подобные лежбища, было известно давно, но по поводу их предназначения определённости не было - их всегда находили пустыми. В конце концов, общественность сошлась на мнении, что кровососам не чуждо чувство комфорта, и это просто спальное место. Гнездо это не стало бы чем-то неожиданным, окажись оно пустым, но на сей раз в нём лежали, свернувшись клубками, три маленьких зверька, покрытые светлым пушком и чем-то похожие на обезьянок. Существа спали, порой беззащитно попискивая. Диму пробил холодный пот.
   Переключатель режимов щёлкнул, известив своего владельца, что оружие переведено в автоматический режим стрельбы. Одно из существ подняло голову, и Дима столкнулся взглядом с его большими и глубокими светло-зелёными глазами. Взгляд маленького существа был похож на тот, какие бывают у маленьких котят, и кабы не маленькие щупальца, находившиеся там, где у людей находится рот...
   Очередь тихих хлопков подняла фонтан вязкой бордовой жидкости и разбросала по сторонам обрывки гнезда. Дима застыл статуей над тем, что ещё недавно было для трёх маленьких существ тёплой кроватью, а теперь являло собой кучу тряпок, перемешанных с кровью.
   - Э, Димон, - настороженно спросил у него подошедший Гусь, - ты в порядке вообще?
   Дима молча отошёл в сторону, присел на край бетонной трубы, поднял забрало шлема и достал сигарету. Руки его дрожали, и прикурить не получалось. Заметивший это Камаз поднёс к его лицу зажигалку, после чего отправился к Гусю.
   - Это что, детёныши кровососа? - обратился Гусь непонятно к кому. - Смешные такие, на мартышек похожи чем-то.
   - Гусь, ты сам смешной такой, - произнёс подошедший Камаз. - Там вон два кинг-конга валяются, которые из таких мартышечек выросли.
   - Вы, мужчины, оба думаете не о том, - вклинился в их разговор Кузя. - Мне, к примеру, очень интересно, почему мы первые, кто такую лежку обнаружил?
   - А тут и думать нечего, - не задумавшись ни на мгновение, выдал Гусь. - Те, кто такие гнёздышки не пустыми находил, шмотки свои на их дополнительное утепление для таких же мартышечек отдавал в добровольно-принудительном порядке, после чего сам же шёл им на корм.
   - Ещё такое дело есть, - дополнил его слова Камаз, - что гнёзда эти не так давно появляться начали. Лет пять назад про них точно ничего известно не было. Не к добру это. Кровососы размножаться научились, не иначе.
   - А раньше, можно подумать, они из воздуха это... как его... о, материализовывались, - проворчал Гусь. - Кучи тряпья по подвалам да труднодоступным местам и до того находили, особенно там, где кровососов видели. Поди разберись теперь, то ли они просто гнёзда вить научились, то ли действительно с ними что-то не то происходить начало. Но вроде, здесь теперь всё чисто. Кому расскажешь - не поверят. Пятерых кровососов завалили.
   - Ой-ой-ой, - заёрничал Камаз. - Вспомни, из чего ты их приложил. Жахнул бы обычным, и мы бы сейчас уже вон в той куче валялись, а тряпки наши на одеяла этим вот пошли бы. Витальича поблагодарить потом надо будет.
   - Не порти праздник, грузовозное, - насупился Гусь. - Насчёт кучи это ты, кстати, хорошо напомнил. Где-то тут должны валяться палочки.
   Дима сидел на краю трубы, нервно курил и смотрел на переругивающихся между собой сталкеров, укладывающих с помощью длинных жердей погибших членов удальцовского отряда в ряд. Два тёплых весенних дня не могли не сказаться на состоянии тел, и, судя по разговорам на радиоканале, запах там стоял ещё тот. Гусь грозился высказать Борщевскому по возвращении, что воздушным фильтрам, в отличие от коньяка, возраст на пользу не идёт, Камаз же его подначивал, что это, дескать, на него свалилось кармическое наказание. Кузя в этой шутливой перебранке участвовать не пожелал, и просто всматривался в тела, стараясь высмотреть в них кого-либо знакомого.
   - Компы ты им всем убил, молодец, - буркнул он Гусю. - И как их теперь опознавать?
   - Ну ты умный такой, - притворно оскорбился Гусь. - Я ещё и виноват типа. Какая, нафиг, разница, кто из них есть кто? Я, лично, среди них лиц знакомых не видел. Ну кроме Матраса и Бормоглота. Сколько их тут у нас? Девять тел и двое из них без компов почему-то. М-мать, Кузя, ты нахрена этому жмуру палкой по забралу лупишь? Не разобьёшь ты его так, железно говорю. Одурел совсем, сюда же сейчас зверьё сбежится. Отстёгивай им шлемаки, отстёгивай. Вон застёжки под ними, видишь?
   - Девять тел, - встрепенулся Дима. - Двоих не хватает.
   - Ни одного из них не знаю, - всматривался Гусь в лица покойных, с которых Кузя уже успел снять шлемы. - На Базе видел, но ни с одним не знаком. И этого громилы, который на военстала повадками похож был, среди них. Бормоглота я тоже не вижу - от смерти борода менее рыжей не становится.
   Камаз и Кузя молчаливыми кивками подтвердили свою полную солидарность во мнении с Гусём. Дима ненадолго задумался.
   - Для меня здесь всё ясно, - сказал он. - Насколько я помню, ни один из тех, кого вы упомянули, не был в первой машине: её экипаж отвалился с радара сразу же, а эти ещё некоторое время светились. В общем, здесь нам делать больше нечего.
   Стараясь не терять осторожность, группа выдвинулась к месту, где, по заверениям Борщевского, стояло несколько пригодных для ночлега кунгов, оставив за спиной мёртвые тела незнакомых им людей и тварей. Гусь всю дорогу хорохорился, рассказывая, что Бормоглота среди покойных в принципе оказаться не могло, потому что Бормоглота так просто не возьмёшь, и вообще, это такой матёрый сталкер, такой человечище... Дима слушал его трёп и понимал: на самом деле Гусю страшно, только вот истерика у него такая необычная. И ещё ему думалось, что гнездо с детёнышами кровососа скорее всего будет сниться ему по ночам.
   Утром, после успешного и, что немаловажно, запланированного, ночлега в кунгах, Дима ошарашил всех остальных заявлением, что для них задачи на этот выход исчерпаны, а у него ещё есть некоторые дела, требующие завершения. Потому надлежит им выдвигаться обратно на Базу, руководствуясь всё тем же треком, но ни в коем случае не следовать за ним следом. Сказав это, он поднялся, и отправился обратно, в сторону злополучной объездной дороги.
   Практика показала, что Дима слишком плохо знал эту троицу, с которой сталось догадаться, куда он решил направиться дальше. Останавливаться на полпути, равно как и мотаться туда-сюда, было не в их стиле, тем более, что со сгоревших бронетранспортёров разжиться ничем не удалось, и рюкзаки были пусты.
   - Попутно артефактов каких наберём, чтобы пустыми не возвращаться, - авторитетно выдал Гусь, и их троица, ведомая лейтенантским треком, двинулась к Мёртвому городу.
   Через некоторое время все трое признали, что места здесь странные. Выяснилось, что никому из троих ранее сюда забредать не доводилось, и это стало поводом для противоречащих друг другу радости и беспокойства. С одной стороны, перед каждым рисовались перспективы нахождения каких-либо ценных артефактов, но в то же время, случись что - спрятаться, возможно, будет негде.
   Ближе к вечеру, уже на подходе к Вилёвску, под ногой Камаза что-то громыхнуло железом. Раскидав ногами песок, которым был присыпан источник звука, троица обнаружила старый канализационный люк. И не пришлось бы им в него лезть, кабы не показавшиеся на небе красные тона, которые можно было бы посчитать закатными, лейся они не с севера, а с запада. Выбросов на ближайшее время не прогнозировалось, но все признаки были налицо, и перепуганные сталкеры, развернувшись, резво припустили назад, надеясь, что пространство под люком окажется достаточно глубоким, и его хватит на троих. На троих хватило во всех смыслах, кроме глубины. Сказать, что им было плохо, означало не сказать ничего. По окончании Выброса, обколотая всем, что было в их аптечках, ошалевшая троица вывалилась из люка на поверхность, где их и обнаружил уже возвращавшийся из Мёртвого города Дима. Дело близилось к ночи, а все подходящие для ночлега варианты казались недосягаемыми.
   - Вы кретины и дебилы. Вы даже не понимаете, куда сунули свои свиные рыла. А, пошло оно всё. Вставайте, идиоты. Потом, если эту ночь переживём, детям своим рассказывать будете, что в Мёртвом городе папкам однажды ночевать пришлось. И молитесь, чтобы не пришла ОНА.
   - Кто она? - раздалось со стороны столба.
   - Снежная. Для вас - Белая, - голос Димы стал бесцветным.
   Эту ночь, проведённую в одной из квартир какого-то трёхэтажного здания, вся троица запомнила надолго. Первым начал Гусь, потребовавший, чтобы Димон перестал прикидываться жмуром, поскольку ему, Гусю, дескать, от этого становится очень страшно и он уже готов навалить в штаны. Дима ответил ему очередной непристойностью, смысл которой заключался в том, что если он, Гусь, не может мимикрировать под обычное население этого места, то для начала нелишним было бы завалить хлебало и не шуметь. Гусь надулся, но всё же замолчал.
   Несмотря на совершеннейшее отсутствие каких-либо звуков по другую сторону окна, ни один из них не рискнул подняться и выглянуть наружу, боясь увидеть что-то... что-то. Что конкретно, не знал никто, но в том, что это будет стоить им жизни, был уверен каждый. Стояла гнетущая тишина, не было даже шума ветра, которому в подобных местах полагалось гулять. Дима неподвижно сидел в углу, остальные, в полнейшем молчании, лежали у стен. Заснуть не получалось никому, да никто и не стремился. Казалось, что время в этом месте остановилось полностью, и утро не наступит никогда, потому что эта ночь будет вечной.
   Под утро Дима, опять же пинками, разбудил выключившихся от нервного перенапряжения сталкеров и шёпотом поведал, что надлежит им всем валить отсюда по-тихому и как можно быстрее, потому что если она не пришла сегодня ночью, то наверняка придёт днём, и лучше бы в этом месте к тому времени не осталось даже их запаха. Дважды повторять не пришлось.
   Дойти из этого места до Базы за один световой день было невозможно. В нарушение всех традиций и канонов, решили идти обратно тем же путём, каким шли сюда. По дороге к кунгам каждый давал себе обещание, что если вечер следующего дня они встретят в столовке на Базе целыми и невредимыми, то его-то уж ноги в этих гиблых местах точно впредь не будет. У кунгов на Кузю навалилась истерика, и он залопотал какой-то бред про призраков убитых кровососов и погибших сталкеров. Сказывался ли это Выброс, или же прошедшая ночь, разбираться никто не стал, тем более, что у самих нервы были на пределе, и даже Дима вроде бы подрастерял часть своего привычного с некоторых пор равнодушия в отношении происходящего вокруг него. Как только дверь кунга оказалась закупоренной, в ход пошли фляжки с попутными похвалами в адрес Витальича, не поскупившегося на градус.
   Вечером следующего дня четвёрка уже колотила кулаками и ногами в ворота Базы. Когда калитка, впустив скитальцев внутрь, закрылась, Гусь упал на четвереньки и поцеловал мокрый от вечерней сырости асфальт. Встречавшие смотрели на него с удивлением и непониманием.
   - Мужики, вы не представляете, где мы были, и что мы там видели, - с безумными глазами произнёс он вместо приветствия. - Это такое... это вообще...
   - Где Борщевский? - бесцветным голосом поинтересовался Дима, не заметив в толпе встречающих своего начальника.
   Встречающие молча уставились себе под ноги. Повисло тягостное молчание и вернувшиеся четверо почувствовали, что случилось нечто непоправимое.
   - Преставился Борис наш свет Филиппович, - хмуро сказал Витальич. - Позапрошлым вечером отошёл. Похороны на завтра назначены.
   Врач поведал, что прошедший Выброс дался покойному тяжело, да ещё и мучившая того последние дни бессонница также могла внести свою лепту. Утром следующего после Выброса дня тело Борщевского было обнаружено в курилке, куда покойный повадился захаживать по ночам, "с целью получения эстетического удовольствия от безлюдной ночной тишины", как он сам это называл. Смерть, по всей видимости, была вызвана внезапной остановкой сердца, и даже окажись кто-то рядом, то вряд ли успел что-либо сделать. Были бы хоть какие-нибудь признаки нездоровья, нацепил бы он, Витальич, на отошедшего 'душу', а может, и не одну, но Борщ на здоровье не жаловался, да и предпосылок к этому никаких не было.
   - И ещё такое дело, Дим, - с некоторой нерешительностью добавил врач. - мы сейчас, если так рассудить, без главного остались. Ты, вроде как, его ассистентом последнее время был, так что...
   - Завтра, всё завтра, - уставшим голосом ответил Дима. - Витальич, я ни на что сейчас не способен.
   Гусь сотоварищи отправились в сторону столовки. Жрать им хотелось зверски: Дима гнал их до ворот Базы без остановок от самих кунгов, порой делая страшное лицо, когда кто-то из троицы начинал скулить про усталость. Каждый грезил по пути радостным торжеством по случаю успешного возвращения, но известие о смерти Борщевского выбило всю тройку из колеи, и вместо традиционно шумного отмечания получились тихие посиделки. Сталкеры тихо присели, помянули покойного администратора Базы, и над столом повисла тишина.
   - За Димона, - неожиданно произнёс Камаз, разливая крепкую жидкость в стопки. - Не окажись его там, - не было бы нас сейчас здесь.
   Постепенно завязалось обсуждение всего с ними произошедшего. Гусь поведал, что так страшно, как той ночью в Мёртвом городе, ему до этого ещё никогда не было. Мол, доводилось ему на различной заброшке ночевать, но в Вилёвске что-то совсем уж запредельное творится. Дескать, думал он раньше, что название город получил благодаря особенности притягивать к себе мертвяков, но теперь он полагает, что дело заключается совсем не в них. Камаз тоже внёс свою лепту, поделившись с окружающими своими воспоминаниями, что в ту ночь он боялся всего двух вещей: услышать чьи-то шаги и не услышать чьи-то шаги. Кузя же сидел молча, погрузившись в тягостные раздумья, а когда Гусь попробовал его растормошить, он рассеяно пробормотал, что всё то, что он ранее считал непостижимым, можно записывать в непостигнутое, но этот город... Дальше Кузя понёс какую-то заумь, окружающим непонятную.
   - Эхх, - печально вздохнул Гусь, - плохо, что Борщ умер.
   - Большой и доброй души человек был, - поддержал его Камаз. - таких уже не делают.
   Кузя же, по-прежнему пребывавший в своих думах, промолчал. Если бы кто спросил его в этот момент, о чём тот задумался, то ответил бы он, что тревожит его всего одна лишь мысль: не оставили ли они в Мёртвом городе своего запаха?
  
  ***
  
   "Что ж вы, Борис Филлипович, так не ко времени отошли-то? - сожалел о случившейся утрате Дима, лёжа на кровати в своей комнате. - Я же всё вспомнил. Всё вспомнил, слышите?"
   В тот момент, когда он изрешетил из автомата гнездо с кровососьим выводком, то единственное, что он не мог вспомнить на протяжении долгого времени, вспыхнуло в его сознании яркой картинкой. Только радости от того, что он теперь знал, кто и зачем пытался убить Колю Матраса, это ему не принесло - память вынесла перед глазами его же собственную руку, поднимающую пистолет и направляющую его в спину идущего впереди сталкера.
   "Зачем? Для чего? - не мог понять Дима. - Он же мой друг..."
   Накатила вторая волна воспоминаний, и Дима ужаснулся ещё более: там, в заброшенном бункере, он как будто увидел, кем станет Коля в дальнейшем. Было ли это наваждением или чем-то ещё в этом роде, Дима разобраться не успел - Гвоздь сбил его с ног.
   "Что же я наделал-то? - корил он себя, пытаясь отбивать удары, наносимые Гвоздём. - Как мне теперь дальше жить? Назад нельзя... сделанного не вернёшь... нужно бежать".
   Рука нащупала в одном из карманов светошумовую гранату. Вытащив её, Дима закрыл глаза и выдернул чеку. Раздался невыносимо-громкий свист, руку обожгло, и удары прекратились. Это был его шанс.
   Сбросив с себя Гвоздя, Дима бросился к выходу на лестницу. Он бежал так быстро, как мог, но Гвоздь оказался всё же быстрее. Напрыгнув на Диму, уже добежавшего до обочины дороги, он сбил его с ног, и оба, чем-то похожие на клубок сцепившихся между собой котов, покатились в придорожную канаву, где их поджидала не к месту оказавшаяся пси-аномалия. В голове у Димы вспыхнули миллионы звёзд, и он потерял сознание.
   Но теперь Дима знал, что пригрезившееся ему год назад в бункере галлюцинацией не является: Матрас был живой, Матрас был в Мёртвом городе. Скоро он придёт на Первую, и тогда там умрут все. Как и почему, - неизвестно, но то, что умрут - это точно. Возможно, это сделает не сам Матрас, но без его участия этого не случится. Матраса надо остановить.
   Когда Дима вошёл в Мёртвый город, он уже знал, что Коля знает о его приходе и знает цель этого. Коля был не один, но Диму это не волновало - он знал, где скрывается второй, который был куда опаснее Коли, но почему-то не для Димы и не сейчас. Кем является этот второй, Дима не понимал, но он точно знал, что его устранить надо первым. Как и тогда, в бункере, объяснить происхождение этого знания не получалось. Он чувствовал, что причина будущих бед таится в небольшом двухэтажном здании. Дима никогда не был в этом месте, но ему казалось, будто бы он провёл здесь не один год.
   - Ты, - вспыхнуло в голове, когда бесшумно поднявшийся на второй этаж Дима встретился лицом к лицу с Васей, - ты не...
   Дима без сожаления и с тем же спокойствием, с каким он недавно превратил кровососье гнездо в кровавое месиво, не раздумывая нажал на спусковой крючок. Тот, кого когда-то звали Васей, медленно осел на бетонный пол. Где-то внизу завыл потерявший хозяина Коля.
   "Некогда мне с тобой разговаривать", - подумалось Диме.
   Колю он нашёл лежащим на полу этажом ниже. Тот дёргал конечностями, силясь подняться, но это у него не получалось. Дима подошёл ближе и присел на корточки рядом с ним.
   - Как ты это сделал? - Коля, поняв, что сопротивляться теперь бесполезно, затих. Он ещё мог говорить, но способность к передвижению исчезла у него с потерей той невидимой ниточки, связывавшей его с Васей.
   - Не может у одного слуги быть двух хозяев, - ответил ему Дима цитатой. - Я, хоть и не слуга, но клеймо на мне осталось.
   Коля неожиданно рассмеялся. Дима не мог понять, что послужило причиной этого, но ему этот смех не понравился.
   - Да, ты действительно не слуга, - сквозь смех произнёс Коля. - Ты кукла. Такая же кукла, как и все, кто топчет эту проклятую землю. Вы считаете себя свободными, но вы не видите тех ниточек, за которую вас дёргают всю вашу жизнь. Вы были куклами, ими и останетесь. Жалкими марионетками, которыми управляет кто угодно, кроме них самих. Никто не свободен, никому не вырваться и...
   Рот его всё ещё раскрывался, однако слова превратились в невнятное мычание - следом за конечностями, у него отказывал речевой аппарат. Глаза Матраса горели злым весельем.
   - Прости, друг. - Дима направил на него пистолет. - И прощай.
  
  ***
  
   Борщевского хоронили всей Базой. Траурная процессия тронулась было от административного корпуса, но Витальич, попутно исполнявший роль церемониймейстера и потому шедший первым, вдруг остановился, и направил её в сторону курилки.
   - Ставьте, - указал он на наскоро сколоченный, неказистый гроб, когда процессия подошла к навесу со стоящей под ним урной для окурков. - Ставьте, говорю. Покойный последнее время здесь отдыхать любил по ночам, так пущай последний раз тут побудет. На дорожку, так сказать.
   В толпе собравшихся возник было ропот, но одобрительные кивки головами показали, что Витальич, в общем-то, вещь говорит дельную. Курцы полезли за сигаретами, и уже менее чем через минуту вокруг висела завеса табачного дыма. Кто-то закашлялся. Слышались робкие разговоры на темы, связанные с жизнью покойного, а также неопределённости будущего.
   Затем гроб с телом покойного понесли к центру базы, где год назад стоял Васькин кунг. В стороне от недоброго цвета пятна, где с того времени ничего не росло, и рядом с которым детекторы излучений начинали сердито трещать, уже была вырыта яма. Гроб поставили на железный каркас какого-то прибора и несколько человек произнесли речи, из которых следовало, что покойный жизнь свою прожил в высшей степени праведно, сам он был только что не ангелом, и не хватало ему для полного сходства только одного - крыльев, поскольку всё остальное у него имелось. Прощание вышло не особенно долгим, и уже достаточно скоро по крышке опущенного в яму гроба застучали комья земли.
   Поминки проходили на редкость культурно. Между столами, в перерывах на поминальные речи, гуляли робкие философские разговоры о смысле жизни вообще, и на Аномальных - в частности. Основная их масса, впрочем, сводилась к тому, что 'все там будем, но не всех похоронят, а кого-то и хоронить не придётся'. Выждав некоторое время, Витальич поднялся и взял слово.
   - Полагаю, - начал он, - что у могилы было сказано достаточно. Все всё знают, все всё слышали. Но есть у нас насущный вопрос, касающийся всех и каждого, кто здесь присутствует. Филлипыч был не только хорошим человеком, но и хорошим администратором. А кто такой администратор в нашем случае? Это тот, кто ведёт наш корабль...
   В зале поднялся сердитый ропот, но Витальич замахал рукой, требуя, чтобы ему дали договорить.
   - Короче, - продолжил он, - без администратора у нас тут начнётся анархия и полный швах. В результате нас или на полную самоокупаемость переведут, но скорее всего, просто разгонят к хренам. Нужен главный.
   - Да Димона на это место ставить надо, чего непонятного-то? - выкрикнул кто-то из-за дальних столов. - Он даром, что ли, полгода в замах бегал? Хоть и молодой, но с мозгами...
   Зал одобрительно загудел, невольно заглушив первое проявление гласа народа. Витальич начал стучать пустой алюминиевой кружкой по столу, призывая собравшихся к порядку.
   - Предлагаю голосовать, - громко сказал он. - Кто за?
   К потолку взметнулся лес поднятых рук. Витальич ухмыльнулся и обернулся к сидевшему рядом Диме.
   - Ты б сказал что-нибудь, а?
  
  Глава 9.
  
   - Ну всё вырвались, - радостно произнёс Удальцов, первым выпрыгнувший из микроавтобуса, доставившего их с Кордона в научный городок. - Добро пожаловать в свой новый дом. Чуешь, Тём, тут даже воздух другой.
   Якушев, в знак согласия, делано улыбнулся - воздух, по его мнению, был тем же самым, если не грязнее, особенно учитывая урчавшую рядом машину, да и радости начальника по поводу возвращения Артём почему-то не разделял.
   - Сейчас в душ и баиньки, - мечтательно мурлыкнул Удальцов. - Тебе предстоит то же самое, но не сразу. Дуй сначала на склад за шмотками, затем - в общагу. Там приводишь себя в порядок, переодеваешься и бегом в медцентр. После него - в кадры. Я их предупредил уже. С бумажкой, которую они тебе дадут, идёшь в кассу, а затем начинаешь прожигать жизнь. Координаты и всё необходимое уже должно быть у тебя в компе. Не маленький, разберёшься. Так что заселяйся, обживайся и ни в чём себе не отказывай. Завтра с утра жду тебя у себя.
   - А отпуск? - удивился Артём. - В смысле, отгулы. Дайте хотя бы выдохнуть-то.
   - Будут, будут, - кивнул головой начальник. - Обсудим только некоторые вопросы, и гуляй себе в своё удовольствие. Тебе, кстати, ещё и дополнительный отпуск положен. В качестве компенсации за моральную травму, которую ты на перевалочной отхватил. Не помню, как оно на языке документов называется, но общий смысл примерно такой. Всё. Вольно, разойдись, что у вас ещё в таких случаях говорить принято... а, не важно.
   Начальник быстрым шагом направился в сторону нескольких футуристического вида зданий, полностью облицованных стеклом тёмно-синего цвета. Комп подсказал, что являются эти постройки научным комплексом, общага же, где Артёма ждала предоставленная Удальцовым комната, находилась в другой стороне. Якушев, глядя на научный городок, невольно сравнивал его с тем, что на протяжении последнего года видел на Аномальных. Стоя посреди этого архитектурного великолепия, Артём, облачённый в грязный и местами потёртый бронекостюм, ощущал себя не на месте. Рука привычно потянулась за сигаретой.
   "Одичал ты, браток, - сказал он сам себе. - Вконец одичал. Уже и представить не можешь, как оно бывает без дерьма вокруг".
   За то время, которое он пробыл по ту сторону Периметра, в мире что-то изменилось. В вопросе отношения к Аномальным - уж точно. Мимо Артёма порой проходили люди в странных одеждах, и к его удивлению, немалая их часть явно была иностранцами. "Странно, - подумалось Якушеву, - неужели у этих снова интерес к тем местам пробудился?"
   В сторону Артёма двигалась компания молодых людей из двух парней и трёх девушек. У одного из ребят, несмотря на его возраст, уже начинали проклёвываться залысины, второй же имел на лице стильную небритость. Девушки по цвету волос являли собой идеальное разнообразие: светленькая, чёрненькая и веснушчатая рыжая. Белые халаты были небрежно накинуты на их плечи, в руках они держали папки с какими-то бумагами. Лица их были светлы и, по меркам Якушева, непозволительно беспечны. Компания весело щебетала, порой перемежая обсуждение своих вопросов на английском языке задорным молодым смехом, но, поравнявшись с Артёмом, неожиданно замолкла. На лицах девушек мелькнул испуг, парни же наоборот, смотрели на него с некоторой завистью. Якушев со стороны увидеть себя не мог, но понимал, что между чистенькими нежными научными специалистами и не пойми кем, только что вышедшим с той стороны Периметра, не может не быть разницы. У компании, судя по всему, вылетели из головы все дела, по которым они только что куда-то шли, и теперь научники с интересом разглядывали облачённого в изгвозданный бронекостюм человека с почти недельной щетиной на лице - на фоне всей окружающей ухоженности он смотрелся чужеродным элементом.
   "Н-да, видок у меня наверное тот ещё, - усмехнулся про себя Артём. - Что, ребятки, трещит, небось, шаблончик-то по швам? Думали, в сказку попали? Здесь вам не игры в пинг-понг".
   - Привьет, - доброжелательно и почти без акцента поприветствовал Артёма обладатель залысин.- Ты оттуда? - спросил он, указав рукой в ту сторону, откуда Якушева привёз микроавтобус.
   - Угу, - буркнул Артём.
   - У тебья... - иностранец пытался подобрать нужное слово, - крутой вид.
   - Страшно? - усмехнулся Якушев.
   - Я Дэйв, - представился парень. - Это Джессика, Сара, Молли и Джеймс. Мы учёные. А ты?
   - Артём, - кивнул в ответ Якушев, - и я не знаю, кто я. Там бывали уже?
   - Не могу дождаться, когда ступлю на ту землю, - с блеском нетерпения в глазах произнёс иностранец.
   "Ступит он", - с сарказмом подумал Якушев.
   - Когда будешь туда ступать, помни: главное - не тупить, - сказал он уже вслух.
   Иностранки явно не поняли игры слов и между ними завязался спор о корректности перевода. Джеймс с интересом смотрел на Артёма, вероятно воображая, что в скором времени тоже примерит такое же облачение.
   "С его щетиной вид был бы что надо, - подумал Артём. - Блеск только этот дебильный из глаз убрать, и вышло бы самое то".
   - Мы по вечерам собираемся в баре, - сказал Дэйв, по-прежнему с рафинированной доброжелательностью. - Приходи, там весело.
   - Лады, - ответил Якушев как можно более дружелюбно, хотя его голос ему же самому напомнил хриплое ворчание зобатого кота.
   Попрощались, сочтя первый контакт успешным, и каждый отправился дальше по своим делам. Со стороны удаляющейся компании иностранцев с придыханием в голосе донеслось слово 'сталкер'.
   "Вот и тебя записали", - подумалось Якушеву.
   На складе Артём получил комплект белья, пару лёгких сапог и костюм чёрного цвета, чем-то похожий фасоном на обычный армейский камуфляжный. Людей, одетых в такие костюмы, Якушев неоднократно замечал с момента прибытия в научный городок, и ему подумалось, что хоть Удальцов и говорил о непричастности его отдела к военным структурам, но дресс-кодом это подразделение от них ушло недалеко. Вопрос одежды был решён, но лишь частично, и в перспективе Артёму предстояла прогулка или поездка до ближайшего магазина одежды. "В высший свет в таком прикиде не пустят", - думалось ему.
   Общага, как её обозвал на карте Удальцов, с тем кошмаром беспризорника, который был на перевалочной, не шла ни в какое сравнение. Внешне недавно отстроенное здание выглядело весьма приличным, но Якушев знал, что между тем, что снаружи, и тем, что внутри, разница порой бывает колоссальной, и тем приятнее ему было обнаружить, что его подозрения не оправдались. Небольшая, но очень светлая комната с кроватью и большим окном, на котором висели лёгкие занавески цвета морской волны. В комнате из техники Артём заметил телевизор, в санузле - стиральную машину, а на кухне - плиту, микроволновую печь и холодильник. Кухня также была небольшой, но достаточно комфортной, особенно для человека, год прожившего на Аномальных. Комендант общежития вместе с ключами передал небольшой презент от неизвестного доброжелателя, выражавшийся в бутылке коньяка. Кроме Удальцова сделать это никто не мог, а причиной, скорее всего, являлось спасение его жизни на оползшей насыпи. Бутылка отправилась в холодильник, сам же Якушев разделся, скинул грязнющий бронекостюм ("Надо бы его постирать, что ли", - мелькнула у него мысль) и полез под душ.
   Вечер Артём встретил уже чистым, сытым и с достаточным количеством финансовых средств на первое время. Холодильник теперь не был таким уж пустым, а в стиральной машине, лязгая фурнитурой, крутился, избавляясь от грязи, бронекостюм. Плюхнувшись на кровать, Якушев некоторое время щёлкал каналами, но чего-то, что могло бы заслуживать его внимания, он не находил. Банка пива с каждым глотком становилась всё легче, а сам Артём - расслабленней.
   "Подразумевается, что мне сейчас объясняют за необходимость держать с хищниками ухо востро, - с ехидцей думал он, глядя на то, как на экране какие-то суровые австралийские дядьки вчетвером вязали лапы крокодилу, предварительно отхватившему приличную дозу снотворного. - Вот если бы вы псевдогиганту такую пилюлю прописали, то, сдаётся мне, зрелище в результате могло получиться куда увлекательнее. Начнём с того, что пилюля должна быть размером с таз. Или по миражам пси-собачьим постреляли бы - тоже развлечение. А крокодил... фигня, даже броню мою не прокусит. Не успеет".
   Происходящее с ним сейчас воспринималось нереальным. Проще было убедить себя в том, что ему это снится, а на самом деле он по-прежнему находится где-то на Аномальных, забившись в угол на каком-нибудь объекте, укрывшись прелыми вонючими тряпками, чтобы на его запах не вышел кто-то, считающий человеческую плоть приемлемой пищей. Ещё некоторое время он будет наслаждаться сладкими грёзами, но потом проснётся, чтобы обнаружить себя продрогшим и провонявшим тленом, с горечью от того, что это был просто сон.
   "Нет на Аномальных никакой романтики, - подумал он, поднимаясь с кровати и перемещаясь на кухню. - Есть только грязь, рухлядь и толпа больных на голову людей, не нашедших себе применения под эту сторону Периметра. Все тамошние чудеса не стоят простой нормальной человеческой жизни. Тому уроду, который придумал чушь про то, что это место можно покорить и подчинить, надо затолкать его же слова обратно в глотку. Ведь наверняка он и Периметр ни разу не пересекал. А перешёл бы его хоть разок, так после первой же аномалии, после первой подхваченной по недомыслию дозы облучения, после первого же ночлега в подвале развалившейся халупы он мнение своё изменил бы на противоположное. Это место можно изучать только ежесекундно оглядываясь за спину, проверяя, всё ли там в порядке, и не возникло ли какой угрозы. Дары этого места можно использовать только постоянно косясь на анализаторы-шмализаторы, или что там очкариками используется, потому что нет никаких гарантий, что целебнейшее лекарство в следующую секунду не превратится в яд. И наконец, в этом месте можно испытать себя самого, найти свой предел и, возможно, даже его преодолеть. Но не стоит потом удивляться, если в зеркале ты затем увидишь не себя, а кого-то другого".
   Подаренная бутылка переместилась из холодильника на стол, а пустая банка, посредством надругательства над ней кухонным ножом, превратилась в пепельницу. Артём собрался было уже закурить, но внезапно вспомнил, что его рюкзак по-прежнему стоит неразобранным в прихожей, что в свете пусть и аскетичного, но всё же порядка в его новом жилище, воспринималось кощунственно.
   Вещей в нём было немного. Пара контейнеров для артефактов, аптечка, походный комплект из кружки, миски и прочих столовых приборов. Было ещё по мелочи разнообразной ерунды, подобранной им на объектах, которую не то что надо было отправить прямиком в мусорное ведро, но и вообще подбирать не стоило. Всё, что имело отношение к боезапасу, Артём сдал ещё при въезде в научный городок, и от его экипировки у него остались только бронекостюм, поскольку иначе Якушеву пришлось бы идти до склада практически нагишом, ужасая встречных прохожих видом неделю нестиранного нижнего белья, и комп, который теперь вообще никому не был нужен.
   "Эх ты, железка, - Якушев нежно взял в руки устройство, лежавшее в комнате на подоконнике и перенёс его на кухню. - Ты сейчас в этой комнате, как я в этом городе. Оба не вписываемся в антураж".
   Комп лежал на столе. Рядом с ним стояла початая бутылка, стопка, а над импровизированной пепельницей к потолку поднимался дымок, уходящий в как будто специально подвешенную над столом вытяжку. Невольно возникла мысль, что проектировалось это жилое здание с учётом специфики того контингента, для которого оно предназначалось. Вспомнилась встреча с иностранцами, пригласившими его на своё собрание, и Артёму подумалось, что эта великолепная пятёрка вполне может оказаться его соседями. Якушев включил комп, отмотал маршрут на момент выхода их отряда с Первой Базы и начал вспоминать все вехи пройденного им пути. Вот они упёрлись в только что не светящуюся от радиоактивного заражения колонну старой военной техники. Перед глазами снова встали вросшие в асфальт машины, чем-то похожие на брошенный хозяевам зоопарк, в котором звери остались в клетках, лишённые возможности из них вырваться. Артёму вспомнился тот странный ветер, в котором постоянно ощущалась скрытая угроза. Вот тут Удальцов подстрелил пси-собаку. Что почувствовали собаки, лишившись своего вожака? Наверное, то же самое, что и он, когда уходил с территории своей части, где до того, пусть и номинально, но считался главным. Тоску, покинутость, безнадёгу, ненужность, но самое главное, - полнейшую неопределённость дальнейшего своего бытия. Пансионат, Мёртвый город, лесная дорога... Сейчас кажется, что всё это было даже слишком просто - рядом знающие что к чему люди, хорошее вооружение, почти беспроигрышные тактики. Не высовывайся, не проявляй ненужной инициативы, и ты останешься в живых. Тебя не дадут в обиду, тебе дадут поиграться с такими вещами, которых не так давно ты даже представить себе не мог. Конечно, если бы ты вдруг ненароком обосрался - задницу подтирать и мыть пришлось бы самому, но в остальном можно было смело рассчитывать на поддержку тех, кто был рядом. Сафари, или туристическая поездка, - иначе не скажешь.
   Да вот нифига. Шутки кончились тогда, когда в бронетранспортёре никого не осталось. Аномальные слишком долго тебя баловали, но поняв, что ещё немного и ты от них уйдёшь непомеченным... Слово-то какое... Захотели показать тебе напоследок своё истинное лицо. Ты уверен в себе, когда рядом есть поддержка. Останешься ли ты таким, если эту поддержку убрать? И по ту сторону брони на тебя тогда смотрела не ночь, а сами Аномальные. Вся эта пустота, наполненная твоим же страхом, перемешанным со всеми её извращённостью и противоестественностью. У неё нет глаз, нет ушей, но она всё видит и слышит. Каким ты видишься ей? Скорее всего, маленьким беззащитным существом, забившимся в угол игрушечного домика, стоящего внутри клетки. Можно даже с тобой поиграть, запустив в клетку кого-то более сильного, и посмотреть, кто из вас сумеет одолеть другого. Ты можешь выйти из домика, но клетку тебе покинуть не получится. И даже если ты, собрав в кулак всю свою волю, все свои способности и всё своё желание не только выжить, но и победить, повергнешь этого сильного, замок клетки не откроется.
   Но что, если всё это на самом деле ещё проще? Что, если какой-то неведомый могущественный ребёнок, не имеющий представления ни о жизни, ни о смерти, просто играет в солдатики и куколки? Можно дать куклам иллюзию свободы выбора, но затем, когда они начнут считать себя действительно свободными, начать эту свободу отбирать. Не целиком, а по крупицам. Куклы пришли на игровое поле - подсунем им, для начала, слепых собак и зобатых кошек. Несколько кукол исчезнет с игровой доски, но остальные обзаведутся охотничьим оружием, и встретятся уже со 'свинками' и пси-собаками. Это же так интересно, когда глупая кукла стреляет по бегущему на неё миражу и не может понять, почему тот не умирает. Можно пойти и дальше: что, если мёртвых кукол, ушедших с доски, вернуть обратно, но сделать их похожими на живых, а потом смотреть, как куклы начнут драться между собой? Куклы приносят автоматы и пулемёты - появляются кровососы и химеры. Куклы изобретают энергетическую винтовку - поприветствуйте псевдогигантов и "контролёров". Кто остановится и сдастся первым? Кто не выдержит и признает свой проигрыш?
   Кукла не может быть свободной. Даже оборвав все те ниточки, за которые её дёргает неведомый кукловод, она всё равно останется просто куклой. Безусловно, может сложиться так, что ей выпадет возможность подёргать за ниточки других кукол, но самой собой от этого она быть не перестанет. Найдётся кто-то, кто привяжет ниточки назад, и тогда, в такт с движением его рук, множество кукол снова начнёт свой танец, стукаясь между собой и задевая друг друга. Некоторые из них, дерзкие и упрямые, даже найдут в себе смелость заявить, что нет на самом деле никакого кукловода, нет этих невидимых пальцев, управляющих чужими жизнями. Соберут в себе силы и отвяжут ниточки, покинув тех, кто дёргался с ними рядом. Уйдут куда-то, где якобы точно нет никаких кукловодов, и начнут считать себя познавшими правду, при этом не замечая, что ниточки-то снова на местах, только кукловод уже другой. Можно убежать от многого, но не от себя самого.
   Реальности менялись местами, и с каждой выпитой стопкой теперь уже всё произошедшее на Аномальных начинало казаться странным бредовым сном, будто всё это происходило не с ним, а с кем-то другим. Артём положил потяжелевшую голову на стол и принялся рассматривать находящиеся на нём предметы в другом ракурсе. Прозрачный небольшой стаканчик, на дне которого ещё было немного терпкой благородной жидкости, почему-то напомнил ему о той ржавой кружке, раздавленной им на дороге. Тлеющая сигарета навеяла запахи костра, который удальцовские ребята развели по приезду в 'деревне новичков', как её называл Коля. Комп почему-то и вовсе был похож на потрёпанную бронемашину. В голове шумело, глаза слипались. Артём встал, затушил окурок и, пошатываясь, отправился к кровати.
  
   Проснулся он резко от одной только мысли, что все события прошедшего дня были сном, который закончился, но вокруг него по-прежнему была всё та же светлая комната. Якушев некоторое время хлопал глазами, не веря, что это происходит с ним на самом деле, но его ощущения говорили ему об обратном.
   "Не, надо завязывать с ночными посиделками в одно лицо, - мысли лениво плавали в голове, будто рыбки в аквариуме. - Ты не алкаш, и ты не на той стороне Периметра. Здесь надо быть культурнее".
   Когда Артём вылез из-под холодного душа, висящие на кухне часы показали половину седьмого утра. Якушев открыл окно и некоторое время, пока в микроволновке разогревался нормальный человеческий завтрак, наслаждался чистым утренним воздухом. Настроение было чудесным, его переполняло странное ощущение, будто бы сейчас он лёгок и свободен, как никогда. Почему-то чувствовалась уверенность в завтрашнем дне.
   Догадка насчёт соседей оказалась верной: великолепная пятёрка, как ещё вчера нарёк Артём встреченных им иностранцев, несмотря на раннее время уже нарезала круги по находящемуся под окнами небольшому стадиону. Артём курил, лечился холодным пивом и любовался зрелищем демонстрации здорового образа жизни. "А в баре вы наверняка берёте исключительно молочные коктейли, - мелькнула шутливая шальная мысль. - Девчонки, кстати, у них ничего".
   Неожиданно пиликнул комп. Артём дёрнулся, но оказалось, что столь замысловатым способом с ним всего лишь пытается связаться Удальцов. Начальник интересовался, всё ли у его подчинённого в порядке, и сможет ли его сотрудник почтить своим визитом его кабинет в первой половине дня. Якушев решил с визитом не затягивать, и после завтрака, облачившись в купленные предыдущим днём джинсы, футболку и спортивную обувь, покинул свой новый дом.
   "Винтажный у тебя телефончик, ничего не скажешь", - надетый на руку видавший виды комп напрочь дисгармонировал с новой одеждой, но Артёму это было безразлично.
   Иностранцы, завидев своего вчерашнего нового знакомого выходящим из подъезда, приветливо замахали руками. Артём состроил на лице улыбку, помахал им в ответ и направился в сторону комплекса зданий научного центра.
  
  ***
  
   - Куда-нибудь планируешь ехать? На море там, или горнолыжный курорт? - Удальцов перебирал какие-то бумаги, накопившиеся на столе в его отсутствие. - Три недели у тебя есть. Вполне достаточно, чтобы развеяться и с новыми силами ринуться в бой.
   При слове 'бой' Артём вздрогнул. Удальцов это заметил и рассмеялся.
   - Ну не то, чтобы прямо уж так. Хотя порезвились мы там хорошо, ничего не скажешь. Как в старые добрые времена. Я вообще-то совершенно другое имел в виду: в моём отделе сейчас имеется жуткая нехватка специалистов, имеющих опыт работы на Аномальных. Особенно - молодых специалистов, не закосневших до той маразматической степени, когда это, без всякого сомнения, уникальное место начинает ими восприниматься болотом и помойкой. Сопливых энтузиастов с семью пядями во лбу уже хватает, но нужны те, кто столкнулся с этим местом лицом к лицу. Те, кто сможет объяснить и показать этим энтузиастам ту черту, которую переходить не стоит.
   - Но я же к науке вообще никакого отношения не имею... - начал было Артём, но тут же был перебит Удальцовым.
   - А я не говорил про то, что мне нужны учёные, - пристально посмотрел он на Якушева. - В том проекте, который мы сейчас прорабатываем, также нужны управленцы, но не такие, что в офисах. Вспомни, чем ты занимался почти весь прошедший год.
   - Да ну, ерунда, - отмахнулся Артём. - Ну какое это управление? Курам на смех. У меня там в столовой дым коромыслом стоял, а подобие порядка держалось лишь потому, что я гайки не закручивал. Попробовал бы закрутить, так мигом получил бы бунт на корабле. Поставили "зелёного" опытными людьми командовать, юмористы.
   - Зато теперь ты знаешь свои ошибки и, что немаловажно, знаешь, как это бывает там, за Периметром.
   - Да бросьте вы. Материалов по Аномальным имеется предостаточно, было бы желание их изучать.
   - Ну ты и упрям. Неужели не понял ещё, что на бумаге это всё выглядит по-одному, а в реальности - совсем иначе?
   - Да понял, понял. Я про другое: можно же взять кого-то более толкового в вопросах управления персоналом, натаскать его конкретно под работу на Аномальных, вытащить туда несколько раз, чтобы пороху нюхнул, и вуаля - готов сотрудничек.
   - Ничего ты не понял. Нельзя для работы на Аномальных "натаскать". За примером далеко ходить не надо: вспомни, каким ты был год назад, и сравни с тем, каким ты стал сейчас. Неужели не видишь, что такой опыт невозможно получить никакими тренировками? Возможно, ты пока ещё этого не осознал, но это лишь вопрос времени. Ладно, об этом по твоему возвращении побеседуем, - миролюбиво произнёс начальник. - Отдыхай.
   Артём встал и направился было на выход, но уже в дверях был снова остановлен Удальцовым.
   - Возможно, тебе это будет сложно понять, но мне нужны не только умные и опытные люди, но ещё и верные. Не хотел бы я получить пулю в спину в самый неподходящий момент от человека, которого считал своей опорой. И ты свою верность уже доказал. Возможно, ты об этом пожалеешь, но поверь, в нужный момент именно ты определил дальнейшую судьбу проекта 'Мир без границ'.
   - Что ещё за 'Мир без границ'? - насторожился Артём.
   - А вот об этом мы с тобой поговорим уже после твоего отпуска, - доброжелательно сказал Удальцов. - Да, в фойе, на выходе из здания, стоят стойки с брошюрками. Не поленись, захвати их все. Увлекательнейшее чтиво.
  
  ***
  
   Научный городок Артёму определённо нравился. Чистый, ухоженный, после видов развалин и прочих объектов инфраструктуры Аномальных он казался сошедшим со страниц фантастических романов о светлом будущем для всего человечества. Якушев, держа подмышкой кипу прихваченной из научного центра литературы, наслаждался прогулкой, порой ловя взгляды, обращённые на его левую руку, где находился видавший виды комп. Все дела были переделаны, и Якушев не знал, чем бы ему заняться дальше. Вспомнив про приглашение в местный бар, он решил нанести туда визит вежливости с целью разведки.
   "Кто знает, может у них там секта какая? - подумал он, вспомнив ухоженность своих новых знакомых. - От этих иностранцев можно всего ожидать. "Секта борцов за тотальную чистоту" какая-нибудь".
   Но всё оказалось совершенно иначе. То, что Дэйв назвал баром, оказалось неплохим и вполне себе уютным просторным кафе с прохладным воздухом и тихой ненавязчивой музыкой. Кроме Артёма, в этот час других посетителей не было. Возможно, в городке было ещё не так много народа, но скорее всего, Артём был пока что единственным, кто начал проводить в нём свой отпуск. Заказав себе выпить, Якушев плюхнулся на диванчик и открыл первую же выбранную наугад брошюру.
   После первых же страниц он ощутил себя попавшим в другую реальность. Брошюрка заявляла, что научный городок, в который его привёз Удальцов, является мало того, что международным проектом, но ещё и полностью независящим от мировой политики. Выхолощенный текст говорил про братство между народами, приславших сюда свои лучшие научные умы. Здесь, как уверяла книжечка, были рады любому молодому учёному, готовому противопоставить себя тайнам известного места, раскрытие которых приведёт человечество к светлому будущему, где не будет войн и болезней. Где все будут счастливы. Где человечество наконец-то станет единым.
   "Мир без границ", - вспомнились Артёму слова Удальцова.
   - Хай, Тьома, - Якушев настолько увлёкся чтением, что не заметил, как рядом с ним присел Дэйв, держащий в руках предсказанный ранее молочный коктейль. - Оу, я помешал?
   - Привет. Не совсем, - Артём положил брошюрку на стол. - Решил вот почитать. Делать всё равно нечего.
   - Пиво днём? - иностранец скептически посмотрел на стоящий рядом с Якушевым бокал. - Я не понимать вас, русских. But it's okay. No problem.
   - Это потому, что тебе есть, чем заняться, - брякнул Артём. - Ничего, привыкнешь ещё.
   Взгляд иностранца на секунду стал настороженным. У Артёма мелькнула мысль, что, возможно, иностранец представил, как эта милая и уютная кафешка, которую он почему-то называл баром, в какой-то момент наполнится жуткими "уайлд рашнз", одетыми в угрожающее облачение, и тогда первым, что исчезнет из меню, будут его любимые молочные коктейли. Ланчтаймы оказывались под угрозой.
   - Ты вчера был такой cool, - сменил тему иностранец. - У Молли папа тоже military man. Ей всегда нравиться strong guys. Кажется она... как это на русском... а, положить на тебя глаз.
   "Главное, что не болт", - усмехнулся про себя Артём, но вслух ответил, что он, несмотря на свой вчерашний грозный вид, всё же не военный, хотя ещё не так давно им являлся.
   Дальше разговор зашёл о различных аспектах жизни научного городка. Как и предполагал Якушев, великолепная пятёрка оказалась американцами, впрочем, весьма милыми и в чём-то даже забавными. Специализировались они на физике и биологии, но в каких конкретно областях, Артём не понял, а у американца кончился словарный запас. Про себя Якушев уклончиво сказал, что он хоть и не "милитэри мэн", но в некотором роде тоже связан с безопасностью научных групп при их нахождении по ту сторону Периметра. Контакт явно налаживался.
   Дэйв и party были одними из первых въехавших в жилой комплекс и жили здесь уже семь дней. Американец заявлял, что он в курсе всего происходящего в городке, делился свежими новостями, Артём же про себя в шутку комментировал услышанное. Вчера вечером в кампус, как Дэйв почему-то называл жилой комплекс, въехали группы из Германии ("О, будет с кем бухать"), Норвегии ("У этих с немцами будем брать закуску") и Японии ("А вот этим, после попоек с немцами, будем вместе с американцами припоминать Цусиму и Перл-Харбор"). Сегодня же, по словам американца, должна была заехать группа из Южной Кореи ("Кранты слепым собачкам").
   - What's so funny? - удивленно покосился Дэйв на своего собеседника, не заметившего, что веселье из мыслей уже перебралось и на его лицо.
   - Не, не, всё в порядке, - старательно пытаясь не рассмеяться, начал оправдываться Якушев. - Это хорошо, когда народы дружат между собой. И вообще, я за мир во всём мире.
   Обеденный перерыв у Дэйва подходил к концу. Американец предложил обменяться номерами мобильных телефонов, и Артём вздрогнул, осознав, что совершенно забыл о существовании такой полезной вещи, как сотовая связь. Дэйв посмотрел на него сначала непонимающе, затем перевёл свой взгляд в сторону компа, будто на что-то намекая.
   - Дэйв, эта штука не умеет звонить, - произнёс Артём, поняв, что хочет сказать ему американец. - В интернет она тоже лазить не умеет, так что я даже e-mail тебе свой дать не могу.
   - Зачем ты носишь этот странный предмет с собой повсюду тогда? - лицо Дэйва выражало непонимание. - Он тебе чем-то дорог?
   - Это долгая история, - ответил ему Артём, про себя подумав, что вопрос американец задал весьма интересный. - Во сколько вы здесь собираетесь?
   Дэйв ответил, что обычно они собираются здесь после шести часов вечера. Артём заверил его, что сегодня-то он точно придёт и тогда уж наверняка даст всем новым знакомым номер своего сотового, который он вот прямо сейчас, по окончании разговора, отправится покупать. Встреча закончилась крепким мужским рукопожатием и широкой белоснежной американской улыбкой, будто сошедшей с рекламы зубной пасты.
   "А действительно, зачем я повсюду таскаю с собой этот комп? - рассуждал Якушев уже в своей комнате, лёжа после обеда на кровати. На прикроватной тумбочке, рядом с упомянутым устройством, всё так же дисгармонирующим со всем тем, что Артём видел в городе на протяжении последних суток, уже лежал простой новенький сотовый, в памяти которого был только номер Удальцова, найденный в оставленной им 'инструкции по пользованию Научным городком'. - До Аномальных ведь километров сорок, не меньше. Если рассудить, то нет в этом никакой необходимости. Посмотреть, сколько денег в постройку всей этой красоты вбухали, то и на безопасность должны были не поскупиться. Проект международного масштаба, не хухры-мухры, тут с этим облажаться нельзя".
   Лёгкий ветерок играючи, будто котёнок, перебирал занавески. За окном, на стадионе, кто-то из жильцов кампуса гонял мяч.
   "А может, начальник именно это имел в виду под верностью? Пока ты ходил по Аномальным, это устройство верой и правдой тебе служило. Окажись ты один, и вся надежда была бы только на него. И если представить, что ты отправишься на Аномальные ещё раз, то какова вероятность, что между новым, возможно даже более технически продвинутым устройством, и этим старым, видавшим виды, ободранным и с местами слезающей краской, то какое из них разумнее будет взять? Кто-то, не бывавший по ту сторону Периметра, наверняка возьмёт новое. Но знающий, как многое там значит надёжность техники, скорее всего предпочтёт проверенное. Особенно, если оно проверено им самим".
   Незаметно для себя, Артём задремал. Снилась ему маленькая, залитая солнечным светом полянка, будто потерявшаяся где-то в лесной чаще. Солнце играло отражениями в каплях росы, лежащей на травинках, ощущалось неземное спокойствие. Хотелось лечь на траву, смотреть в глубокое синее небо и не думать ни о чём.
  
   Куда-то ехать на отдых желания не было - вряд ли на земле можно было найти настолько же спокойное и светлое место, каким сейчас являлся научный городок. Якушев, с подачи американцев, повадился ходить по вечерам в кафешку, ставшую своего рода клубом по интересам, где вовсю наслаждался общением со своими новыми друзьями, оказавшимися на редкость приятными людьми. Слыша заразительный смех рыжей Молли, у Артёма складывалось впечатление, что где-то в мире существуют специальные теплицы, где выращивают таких вот светлых людей, которых затем, на протяжении их взросления, старательно оберегают от угроз этого мира. Вопросы обсуждались разные, и в основном они были связаны с Аномальными. Дэйв и Джеймс, которых бронекостюм Якушева сразил наповал ещё при первой их встрече, всё время норовили вызнать, как же оно там, за Периметром, на самом деле, и тогда Артёму приходилось объяснять, что нет таких слов, какими можно передать все ощущения от тех мест. Девушки, к его удивлению, всё больше интересовались образом мышления этих странных русских, стремясь понять, почему некоторые из представителей этого народа ощущают себя на Аномальных куда более счастливыми, нежели вне их. Якушев насторожился, заподозрив, что девчонки пообщались с кем-то из сталкерского народа, но оказалось, что к ним попросту попали заметки какого-то журналиста, по воле судьбы побывавшего в тех краях.
   Спустя полторы недели он заметил, что каждый раз, возвращаясь вечером в свою комнату, он становится другим человеком. Проклятые земли в мыслях затмевали собой всё, въевшись в сознание подобно ржавчине, которую можно отчистить, но раз появившись, она будет появляться и впредь. Комп и бронекостюм, лежащий в углу, были молчаливым напоминанием, что мир может быть совершенно другим, и тогда Артём садился на кухне и погружался в тяжёлые раздумья. Затем он доставал из холодильника бутылку водки, наливал себе "на два пальца", и вспоминал, как когда-то по вечерам болтал с прилично поддатым, но при этом умудрявшимся сохранять человеческий вид, Михалычем. Порой в закатном свете вместо зданий научного городка ему чудились силуэты давно остановившихся заводов, виденных им по ту сторону Периметра.
   Однажды в таком виде его застал Дэйв. Американец, не знавший причин подобного настроения у своего "рашн фрэнд", сходу сделал в корне неверный вывод, и решил, что его друга кто-то серьёзно обидел, а возможно, даже и он сам. Якушев без разговоров достал вторую стопку, наполнил её и пододвинул к американцу тарелку с нарезанной копчёной колбасой. Дэйв поначалу не понял, а потом замахал руками, лепеча что-то про здоровый образ жизни, но Якушев сидел молча, держа одну из стопок в руке и сверля того взглядом, не принимавшим никаких возражений. Американец тяжело вздохнул, посмотрел сначала на Артёма, затем на его комп, уже привычно лежавший на столе. Не найдя поддержки и сострадания, он прошептал что-то на английском, и опрокинул стопку.
   - Вставай, - сказал Якушев, глядя на перекосившееся лицо американца. - Сейчас будет тебе развлечение.
   Через некоторое время Дэйв с восхищением смотрел в зеркало, где он отражался облачённым в артёмов бронекостюм. Был тот ему немного великоват, но меньше удовольствия от этого американец не испытывал. Дэйв радовался как ребёнок и его громогласное "Wow!" разносилось по комнате и кухне. Якушев включил комп, синхронизировал его со своей бронькой, и американец от "crazy russian armor" впал в полнейший экстаз. Артём переключал режимы видения между дневным и ночным, попутно высказывая своё сожаление по отсутствующему у этой модели брони теплового. После, когда они вернулись на кухню, Якушев объяснял своему новому другу функционал компа. Устройство, будто соскучившееся по работе, сердито высвечивало на дисплее красным цветом точки, будучи не в силах распознать принадлежность находящихся в зоне покрытия его радара людей. Мониторинг состояния организма привёл Дэйва в ещё больший экстаз, и американец разразился потоком вопросов из разряда, дадут ли ему такую же броню, когда он пойдёт на Аномальные, и если не такую же, то какую, и дадут ли вообще. Якушев с ехидной усмешкой заверил своего нового друга, что всенепременно чего-то уж точно дадут, но чего конкретно, уточнять не стал. Ближе к полуночи, довольный донельзя Дэйв, держась за стены, убрёл в свою комнату.
   На следующий день уже утром Артём поимел неприятный разговор с Джессикой, предъявившей ему обвинение в спаивании её "boyfriend". Якушев, неожиданно для себя самого, ощутил чувство стыда за содеянное. За спиной девушки, с выражением неловкости на лице, мялся с ноги на ногу этот самый бойфрэнд, отхвативший, судя по всему, свою порцию ещё ночью. Вину нужно было как-то заглаживать, и вечером в кафешке Артём в своё оправдание уже рассказывал про суровый климат, загадочную русскую душу, древнерусскую же тоску и не вовремя подвернувшегося под руку представителя иностранной державы. Попутно Якушев уверял американку, что впредь такого больше не повторится, а Дэйва он в следующий раз погонит из своей комнаты тряпками известной кондиции, дабы не мешал загадочно тосковать и не провоцировал уже одним своим присутствием на его спаивание, каковое, опять же, у этих "уайлд рашнз" является столь своеобразным развлечением. Джессика извинения и оправдания приняла, но потребовала показать ей те загадочные units, про которые её поддатый бойфрэнд бормотал во сне полночи.
   - Это, наверное, очень опасное место, - задумчиво произнесла американка после той же демонстрации возможностей брони и компа, какую Артём устроил прошедшим вечером её молодому человеку.
   Рядом сидели на принесённых из своих комнат табуретках все остальные члены великолепной пятёрки, и судя по выражавшимся на их лицах чувствам, мысли их были весьма противоречивы. Кто-то пребывал в восхищении, а кто-то наоборот, - в тихом ужасе.
   - Если соблюдать некоторые меры предосторожности... - начал было Артём, но тут же сам себя оборвал. - ... да опасное оно. По тамошним меркам, пробыл я в тех краях всего чуть-чуть, но увиденного мне хватило. Ещё год назад я считал, что самым страшным там являются аномалии и фауна, а теперь понимаю - это всё неприятно, но от этого можно сбежать, или хотя бы попытаться сбежать. Достаточно лишь перейти на эту сторону Периметра, и те опасности исчезнут. Но только недавно я осознал, что Аномальные куда опаснее тем, что поселяются в твоей душе, медленно меняя тебя изнутри. Они - как плесень, как какая-нибудь болезнь, только нет от неё лекарства. Не придумали ещё. И от этого сбежать уже не получится никак.
   - Тебе нужно посетить психолога, - с выражением серьёзности на лице посоветовала ему Джессика.
   - Не поможет, - усмехнулся Артём. - Но всё равно, спасибо за совет. Такое вам расскажет любой, кто хотя бы один раз столкнулся с ними лицом к лицу. Это бесследно не проходит и не забывается.
   Ночью шёл дождь, и Якушев проснулся позже, чем обычно. До полудня он не вылезал из кровати, щёлкая по телевизионным каналам, безуспешно пытаясь найти хоть что-то интересное. Чего-то экстраординарного в мире не происходило, и Артёму подумалось, что именно так выглядит затишье перед бурей: слова Удальцова про 'Мир без границ' не шли из головы. Решив развеять дурные мысли, он отправился бродить по территории городка, наслаждаясь свежим после ночного дождя воздухом.
   Вечером, уже по традиции, он отправился в кафешку, но, к своему удивлению, великолепной пятёрки там не обнаружил. Поначалу он подумал, что пришёл раньше их, однако висевшие над входом часы говорили об обратном. Некоторое время, ожидая появления своих иностранных товарищей, он сидел за столиком, слушая оживлённые обсуждения в компаниях немцев и норвежцев, впрочем, не понимая ни единого слова. Корейцы и японцы были, напротив, молчаливы и мрачны. "Восток - дело тонкое", - сделал вывод Артём, и отправился к себе. В social club, как называли кафешку американцы, сегодня делать было явно нечего.
   Посреди ночи его разбудил робкий стук в дверь. Якушев, задремавший под телевизор, продрал глаза, посмотрел на часы, выматерил неизвестного гостя, пожаловавшего к нему в половине второго ночи, и отправился смотреть на этого самоубийцу.
   - Это есть полное дерьмо, - вместо приветствия сказал стоявший на пороге Дэйв. Рядом с ним стояли Джеймс и Молли. - Извини, что так поздно. Можем мы войти?
   - Да ничего, я не спал, - промаргивая заспанные глаза сказал Артём, старательно сдерживая зевоту, и понявший, что у столь непредвиденного визита причинами являются явно непредвиденные обстоятельства. - Заходите.
   Ребята снова пришли каждый со своей табуреткой, зная, что этого предмета мебели у Артёма всего две штуки. Гости уселись за стол и замерли в молчании, ожидая, пока Якушев поставит чайник.
   - Артьом, - Дэйв был не в меру официален, - сегодня мы ездили на Аномальные...
   "Двоих не хватает, - пронзила Якушева страшная догадка. - Твою ж мать..."
   - В общем, Джесс и Сара не хотят ехать туда больше, - будто совершенно не заметив изменившегося лица Артёма, продолжил Дэвид. - Что не так с этим местом?
   - Ты когда в следующий раз после Аномальных надумаешь завалиться ко мне посреди ночи с таким серьёзным хавальником, то сразу уточняй, что все живы... или не все, okay? - у Якушева отлегло от сердца, но следовало признать, что нервишки ему Дэйв пощекотал знатно.
   - Хавальник? - с непониманием переспросил Дэвид. - Oh, face. I understand.
   - Так что у вас случилось-то? И где девчонки?
   Дэйв со строгим выражением лица поведал, что ещё прошедшим днём для них была запланирована своего рода обзорная экскурсия за Периметр. Ничего особенного: хорошая бронетехника, хорошее сопровождение, удаление от кордона не более двух километров. Проблемы начались, когда их группа вышла из машин, чтобы вдохнуть 'тот самый воздух' и ступить на 'ту самую землю'. Вроде бы всё шло нормально, но после того, как группа погрузилась обратно, Джессика и Сара заявили о том, что в это strange place они больше не поедут. Дэвид и Джеймс попробовали разговорить девушек на эту тему, но в результате получили по истерике, переросшие в скандалы.
   "Кто-то тут вчера за психологию вещал, помнится мне", - мелькнула ехидная мысль.
   - So мы не знаем, что делать, - произнёс уже Джеймс. - Нам нужен совет от тебя.
   Якушев разливал чай по кружкам, комплект которых он купил две недели назад на случай гостей. На кухне повисло молчание.
   - Ребят, я не тот, кто вам нужен, - обратился к гостям Артём, садясь обратно на своё место. - И я плохой советчик. Но знаю одно: не стоит лезть на Аномальные против своей воли.
   - Джесс сказала, что мы с ней расстанемся, если я туда поеду, - произнёс Дэйв.
   - Сара, как я понимаю, тоже? - обернулся Якушев к Джеймсу.
   Ответом был молчаливый кивок.
   - Ну, мужики, тут вам никто ничего не подскажет, - Артём полез за сигаретой и достав её, положил пачку на середину стола. - Поговорите с девчонками, попробуйте разобраться, с чего их так накрыло... К психологу сходите, наконец. Я же могу только лишь открыть вам дверь посреди ночи, налить водки и выслушать. Народ, поймите правильно, я не семейный психолог, а... - Артём задумался, пытаясь подобрать подходящее слово, обозначающее то, чем он занимался на Аномальных.
   - Stalker? - попробовала угадать молчавшая до того рыжая Молли.
   - Да, - согласился с ней Якушев, - наверное, всё же действительно сталкер.
   Дэвид и Джеймс посовещались между собой и решили, что Артём прав. Якушев вздохнул с облегчением: не хватало ему ещё копаться в проблемах чужой личной жизни.
  Позже, когда гости разошлись, он решил проветрить кухню. В открытое окно, вместе со свежим воздухом, влетели звуки отдалённой перебранки на английском языке между знакомыми ему мужским и женским голосами. Перед кем-то ставили выбор между карьерой и личной жизнью. На душе стало противно.
   "Вот и сказочке конец, - зло подумал Якушев. - Счастье, мать его, для всех".
   Отпуск подошёл к концу. Грядущим утром следовало вместо привычных уже джинсов и футболки надеть тот чёрный костюм, полученный ещё в день приезда, и отправиться в здание, будто бы целиком состоящее из стекла.
  
  ***
  
   - Что-то мне твоё лицо не нравится, - произнёс Удальцов с подозрением в голосе. - Отдых не задался?
   - Да нет, - уклончиво ответил Артём, - он-то как раз задался. Только лишний раз убедился, что некоторые вещи бывают лишь в сказках.
   - Ну почему же? - рассмеялся Удальцов. - Вот псевдогигантов в сказках нет, а они есть. Шучу, шучу. Какие-нибудь мысли касательно своего будущего появились?
   - Никаких. Совершенно.
   - Это, с одной стороны, плохо, - Удальцов неодобрительно покачал головой. - Но, с другой стороны, даже хорошо. То, что у тебя нет цели, ещё не значит, что её у тебя не появится. Если их не ставит нам жизнь, то мы делаем это сами. И наоборот. Так всё же, неужели и правда нет никаких идей?
   - А откуда им взяться, если решать мою судьбу, по сути, вам?
   - Ну это ты загнул, - усмехнулся Удальцов. - У нас не рабовладельческий строй, потому ничто не мешает тебе послать меня и все эти чудеса в задницу, и зажить нормальной человеческой жизнью.
   - Издеваетесь? - с укором в голосе спросил Артём. - Сами же знаете, что если бы я был в силах это сделать, то сейчас бы меня здесь не было. Или вы опять мне проверку на верность устроили?
   - А что, справедливо, - с одобрением в голосе ответил ему начальник. - Хоть я об этом даже не думал, но вывод такой вполне логичен. Да ты присаживайся, в ногах правды нет.
   Артём уселся на мягкий стул, стоявший рядом с рабочим столом начальника.
   - Нет, Тём, - продолжил Удальцов, - я не устраивал тебе очередную проверку, только хотел понять, как на тебе сказалось пребывание вне Аномальных. Но это не значит, что тебе удастся скинуть на меня вопрос решения твоей дальнейшей судьбы. Её ты должен выбрать сам. Есть у меня несколько мест, на которых ты оказался бы весьма кстати, но одно из них находится на Аномальных.
   - Вы хотите, чтобы я снова туда отправился? - равнодушно спросил Якушев. - Как скажете.
   - Это неправильный ответ, - голос Удальцова резко посерьёзнел. - Я хочу, чтобы ты сделал этот выбор осознанно и сам, а не потому, что так я приказал или потому, что так надо.
   - Так подтолкните меня к нему.
   - Ты уверен, что хочешь этого?
   - Да, - подтвердил Артём, - видите же, что сам я не могу.
   - Хорошо, - Удальцов поднялся из кресла, - пойдём, покажу тебе кое-что.
   Всю дорогу, пока они шли до медблока, как выяснилось в дальнейшем, Якушев гадал, что же такое хочет ему показать начальник. Но когда Удальцов подвёл его к отгороженной занавесками кровати, то от увиденного у Артёма подкосились ноги.
   На кровати лежала Наталья, которую он считал погибшей в ту роковую ночь. Ему стало стыдно и больно, что за всё то время, сколько он ходил по Аномальным, он не вспомнил о ней ни разу. Удальцов начал рассказывать, что спасатели обнаружили её совершенно случайно, а сам он узнал об этом только сегодня утром, непосредственно перед разговором с Артёмом. Что за всё то время, сколько она пребывает в стационаре, не удалось связаться ни с одним её родственником, потому что их у неё уже попросту нет. Что врачи борются за её жизнь как могут, но при практическом отсутствии внешних и внутренних повреждений, жизнь из неё как будто утекает. Что консилиум пришёл к выводу, что в настоящий момент медицина не располагает ни средствами диагностики, позволяющими установить причину недуга, ни, соответственно, методами лечения, и что остаётся только ждать и надеяться на чудо. Артём слышал удальцовский голос как будто где-то вдалеке, но он уже знал свой ответ на его предложение.
   - Вы хотите услышать мой ответ, - скорее утвердительно, нежели вопросительно произнёс Якушев, - но у меня есть несколько условий. Что бы ни было это за место, но Наталья должна отправиться со мной туда. Здесь, как я понимаю, она никому не нужна, да и не светит ей ничего, кроме могилы на ближайшем погосте. Там, куда я отправлюсь, должен быть аппарат для поддержания жизненных функций уровнем не ниже тех, которые стоят здесь, и хоть какой-то, для начала, в моём подчинении обязательно должен быть медик, умеющий с ним обращаться. Теперь я готов услышать ваши предложения.
   - А что, я не против, - подозрительно легко, без раздумий ответил Удальцов. - Специалист, о котором ты сказал, там уже есть, хотя для верности будет ещё один. Оборудование - тоже, но на всякий случай отправим и то, к которому она сейчас подсоединена, а саму её отправим в капсуле, чтобы по дороге не растрясло. Такое железо там тоже лишним не будет. А поскольку ты выражаешь своё полное согласие, то мне остаётся лишь поздравить тебя с назначением на должность администратора Первой Базы...
   У Артёма встал комок в горле и он решил, что ослышался.
   - Ты не ослышался, - будто прочитав его мысли, сказал Удальцов. - Её прежний администратор Борис Филиппович Борщевский скончался через несколько дней после нашего отъезда. Главным там сейчас является его бывший заместитель, Арефьев его фамилия, ты должен его помнить, но из того разговора, который состоялся между нами пару недель назад, я понял, что он спит и видит, как бы скинуть с себя эту должность. Ну что, ты не передумал?
   "Кукла не может быть свободной. У кукол нет выбора", - промелькнула мысль.
   - Я согласен, - холодно произнёс Артём.
   Удальцов открыл ящик стола и достал оттуда шеврон, с вышитыми на нём литерой А, раскрашенной в жёлто-чёрные полосы, и римской единицей.
   - Почему я? - хрипло спросил Артём.
   - Потому что других нет, - лицо Удальцова стало каменным, а голос - холодным. - Ты настолько был увлечён собой и всем происходящим, что не заметил других кандидатов. Изначально на это место вообще не хотели ставить ни одного русского. Ты же уже одним своим появлением мало того, что переломал все планы, так в результате ещё и стал тем единственным, кто выжил. Все твои конкуренты, скажем так, остались на насыпи, если ты понимаешь, о чём я говорю. За всё надо платить. Даже за добрые дела.
   Артём застыл в замешательстве, не зная, что сказать.
   - Поздравляю с назначением на должность, администратор, - так же холодно сказал Удальцов. - Ты справишься, я знаю. Но есть ещё одно дело...
   Он посмотрел на часы и направился к двери, попутно ворча, что без секретарши начальник не начальник.
   - Познакомься со своими подопечными, - уже куда более весёлым голосом произнёс он, распахивая дверь.
   Глазам Артёма предстали несколько человек, среди которых он заметил Дэвида, Джеймса и Молли.
   - Ну что, научный интернационал, - с юмором в голосе обратился Удальцов к молодым учёным. - Позвольте познакомить вас с вашим администратором. Якушев Артём Константинович, прошу любить и жаловать. Он бывал там, где никто из вас не был, и вышел живым оттуда, откуда из вас не выбрался бы ни один. Ваш конвой отходит послезавтра в шесть утра. Сбор около научного комплекса. Желаю вам всем удачи и надеюсь, что вам понравится.
   "Это будут самые дорогие в истории человечества молочные коктейли", - почему-то подумалось Артёму.
  
   На сборы ушло полтора дня. Контроль погрузки конвоя вымотал его прилично, и под конец Артём не хотел ничего, кроме как добраться до комнаты и завалиться спать. И этой его мечте суждено было бы сбыться, кабы вечером к нему не завалились американцы.
   - Джесс и я расстались, - сходу произнёс Дэйв.
   Теперь он, мрачный как туча, сидел на кухне у Якушева. Рядом с ним хмурым сычом качался на табуретке Джеймс, со схожей проблемой в личной жизни - Сара поставила ему ультиматум, что либо она, либо 'это' место. Парни сходу сделали вывод об искренности чувств своих пассий, но теперь не знали, радоваться им этому или нет. Молли же попросту решила поддержать своих друзей и пришла за компанию, хотя Артёму виделись в данном её поступке несколько иные мотивы. Над столом поднимался пар от чашек с зелёным чаем.
   - Знаете, ребят, - нарушил молчание Артём, - я могу только лишь повторить сказанное вчера. Я хреновый психолог, потому что с некоторых пор вообще не понимаю, что в этом мире правда, а что нет. Ещё год назад я полагал себя точно знающим, что такое хорошо, и что такое плохо, а теперь даже боюсь судить о правильности или неправильности чего-либо. Но я точно знаю, что нельзя судить о ком-то, не побывав в его шкуре. Хотите историю?
   Американцы согласно закивали головами. Артём достал из холодильника бутылку купленного по случаю грядущего отъезда коньяка и поставил её на стол. Пошарив в карманах, он достал пачку сигарет и вытянул одну. Закурил, собрался было убрать пачку обратно, но Джеймс попросил оставить её на столе. К удивлению Артёма, парни взяли по сигарете и, бурча под нос что-то из разряда 'пошло оно всё на...', неумело их прикурили. Воздух наполнился серыми облаками. Дэвид закашлялся и жестом показал, что от коньяка он также не откажется. Остальные продемонстрировали с ним солидарность, и Якушев снова полез в холодильник, но уже за шоколадкой. Здоровый образ жизни явно покатился под откос всего лишь после нескольких шагов по проклятой земле.
   - Вам вот сейчас обоим очень плохо, - начал Артём. - Возможно, вы думаете, что я расскажу про то, как меня бросила девушка. Не надейтесь. Расскажу я вам один случай, который произошёл со мной по ту сторону Периметра. Знаете, там, сказать по правде, много всего произошло, но именно этот является для меня наиболее непонятным. Удальцов вам говорил, чем я занимался до встречи с ним?
   Американцы в знак согласия снова закивали головами.
   - В общем, когда я стоял посреди того ада, в который превратилась моя часть, пытаясь выйти на связь с ближайшим кордоном, мне пришёл сигнал с просьбой о помощи. Представьте, что посреди ночи у нас здесь кто-нибудь заорёт? Половина здания повскакивает сразу же и кинется туда, где кричат. Хотя бы потому, что просто так у нас тут кричать не принято. Вот и я, не раздумывая, отправился кого-то выручать, поскольку тем, кто остались позади, помочь я уже не мог ничем. Некому было помогать, как я думал. Когда я прошёл половину пути, мне показалось странным, что те просящие о спасении находятся там, где их находиться вроде бы не должно, но это я списал на их же дезориентацию. В панике они вполне могли не разобраться, где север, а где юг. Но тогда этой странности я значения не придал, поскольку главным для меня было другое. Только потом я понял, что двигало мной в тот момент - у меня была цель. Незамысловатая, но цель - помочь тем, кто нуждается, или хотя бы попытаться это сделать. И когда я вышел к тем, кто связывался со мной по рации, я обнаружил три почти полностью истлевших трупа. Поначалу я подумал, что ошибся, но... В общем, я не ошибся. Мной был получен сигнал о помощи от тех, кто умер много лет назад. Позже один более опытный человек рассказал, с чем мне довелось столкнуться, но я попробовал представить, как бы я поступил, случись со мной подобное ещё раз, и понял, что поступил бы точно так же. Морали, собственно, никакой и нет, но когда попадёте туда, помните, что далеко не всё можно объяснить в тех местах логикой и здравым смыслом. Кстати, а кто ещё с нами едет?
   Американцы наперебой принялись рассказывать, что у других групп сложились похожие ситуации: часть их участников, после ознакомительных выездов, упёрлись рогом и заявили, что на Аномальные они больше ни ногой. Вылилось всё это в ссоры и размолвки. Особенно поразило впечатлительного Дэйва, который, несмотря на семейную драму, успел пообщаться с другими группами, что 'отказники', вернувшись в городок, заявляли не столько о своём нежелании работать над вопросами, связанными с Аномальными Территориями, сколько о нежелании на них находиться.
   "Вот вам и первая задачка", - глубокомысленно произнёс Артём и напомнил друзьям, что вставать им предстоит рано и проконтролирует он это лично. Провожая друзей, он в шутку намекнул, что несмотря на сегодняшнюю скромную прощальную вечеринку, завтра их ждёт бурная встреча, где будет много "уайлд рашнз".
   Угрозу про раннюю побудку он честно выполнил, пройдясь по коридору со списком, где были отмечены номера комнат специалистов, которым предстояло перейти с ним Периметр, со всей дури стуча в их двери. Кто-то из остающихся попробовал было выразить недовольство грохотом в такую рань, но, увидев в коридоре фигуру, облачённую в бронекостюм, поспешно ретировался.
   Ожидая, пока вверенные ему специалисты спустятся вниз, Артём стоял у подъезда жилого комплекса. Небо застилали облака, накрапывал лёгкий дождь. Дорожки городка были пусты, и невольно Якушеву вспомнилось утро, когда они покидали Первую, уходя дальше на север.
   "Опять север, - подумал он. - Что тогда, что сейчас".
   Привычно сунув руку в карман за сигаретами, он наткнулся на небольшой круглый предмет, о котором совсем успел забыть. Маленький прозрачный шарик, извлечённый им из под бронекостюма мертвеца в Пансионате, всё так же играл огоньками. Разноцветные точки плавали в нём, подобно аквариумным рыбкам. Артём силился понять, как же он мог забыть про столь неожиданную находку, и почему на этот предмет, который перед прибытием в городок он, незаметно для окружающих, будто движимый не своей волей, зачем-то переложил из контейнера для артефактов в карман костюма, не сработали рамки, определявшие наличие аномальных субстанций.
   - Вариантов, скажем прямо, немного: или ты очень необычный артефакт, или же не артефакт вовсе. Ну и что мне теперь с тобой делать? - задал он вопрос шарику.
   Тот, будто бы в ответ, ярко мигнул несколько раз.
   - Ещё бы понять, что ты этим мне сказать хотел, - усмехнулся Артём и убрал шарик обратно в карман. - Ладно, на месте разберёмся. И, да - не вздумай на рамках зазвенеть, аномальное.
  
  ***
  
   - Что у вас за мода такая, - ворчал Витальич, - каждый администратор будто спит и видит, как бы подогнать мне в медблок пациента с непонятной хворью. Что Борщевский, Царствие ему Небесное, что ты теперь. С чего ты вообще решил, что если её не могут вылечить за Периметром, то это обязательно произойдёт здесь?
   Сердитость Витальича была напускной, уж в этом Артём был уверен. В клетке, стоявшей на его столе, копошился выводок белых мышей, подаренных ему рыжей Молли, а один из этих героев уже занял своё место рядом с разноцветной спиралью, парившей в 'скороварке', как врач называл странного вида ёмкость. Научный процесс пребывал в самом разгаре, только причудливый артефакт и мышь об этом не знали.
   - Не знаю, - задумался над вопросом Якушев, - там ей уж точно помочь ничем не могли.
   - Это тебе так сказали, что ей помочь ничем нельзя, - врач достал сигарету. - Мне достаточно одного взгляда на ту технику, которую с ней ээээ... комплектом привезли, чтобы сделать один простой вывод: барышню эту записали в нежильцы, однако зачем-то с ней всё же возились. Может, и выгорит дело, кто знает. Кстати, кто она тебе?
   - Секретарша. Бывшая, - мрачно ответил Якушев. - Я мог её вытащить, если бы не "Эхо".
   - Ладно, это всё дело прошлого, а мы живём настоящим, - хмыкнул явно заинтересовавшийся Витальич. - Понаблюдаем, а там видно будет. Ваську я упустил, но там всё ещё хуже было. Кстати, - сменил он тему, - медика этого американского ко мне можешь загнать? Джеймс его зовут, кажется.
   - Это ещё зачем? - с недоверием покосился на него Якушев.
   - Ну как - зачем, - усмехнулся Витальич, - воспитательную работу проводить буду.
   - Вы мне это бросьте, - Артём уже был наслышан про методы, используемые старым эскулапом. - Вот ещё удумали, иностранного специалиста спаивать.
   - А, ты про это, - отмахнулся медик, сделав вид, будто он имел в виду совершенно иное. - Не, мне с ним просто пообщаться по профессиональным вопросам. Общая сфера деятельности, обмен опытом, ну ты понимаешь. Опять же, ассистент мне может понадобиться когда-нибудь. Должен же я знать, что он умеет.
   "Понимаю, не то слово, - с недоверием подумал Якушев, - а потом он прибежит ко мне ночью с рассказами о зелёных чертях, и надо будет гадать, то ли это ему привиделось, или же и в самом деле через периметр пробралась какая-нибудь дрянь".
   - Хорошо, - сказал Артём, поднимаясь со стула, и направляясь к выходу из медблока, - я с ним поговорю. Кстати, - обернулся он, - что вы имели в виду под словами, что 'мне так сказали'?
   - Только то, что ты слышал, - ответил врач. - Ты не задумывался над вариантом, что твою подругу просто использовали в качестве повода, чтобы загнать тебя обратно на Аномальные?
   - Зачем кому-то надо было меня сюда загонять? - удивился Якушев. - Я и так был сам готов ехать.
   - Я неверно выразился, - поправился врач. - Не столько загнать, сколько привязать. Пока она жива, и пока она здесь, ты же никуда не денешься. Не было бы у тебя этого якоря, то где гарантии, что ты не сдёрнул бы отсюда, испугавшись трудностей?
   - Куда сдёрнул? Зачем сдёрнул? - поинтересовался Артём. - За Периметром у меня и так дел нет.
   - Ты такие вопросы задаёшь, - ответил врач, - а может, на самом деле, всё это просто мои конспирологические домыслы. Отвык я от простых объяснений, всё время двойное дно ищу.
   Артём попрощался с медиком и отправился проведывать своих иностранных друзей, которые уже потихоньку начали осваиваться в местных реалиях.
   Ох, и нелёгкий был тот первый день. Впрочем, он мог быть ещё тяжелее, если бы не предварительная работа, проделанная Арефьевым: тот самый худощавый очкарик с недобрым взглядом, бывший с Борщевским во время его единственного визита на перевалочную, оказался на редкость толковым и приятным в общении человеком. Дима, в процессе разгрузки конвоя, вводил Якушева в курс дел. К артёмовой радости, большая часть старожилов после диминых разъяснений о том, что менять сложившийся уклад никто не собирается, решила остаться, но некоторые всё же ушли, будучи не в силах вынести соседства с иностранцами. Оставшимся Дима объяснил, что иностранных специалистов обижать не следует и, наоборот, - нужно им всячески помогать. Произнося это, он подмигивал и с намёком потирал пальцами друг о друга. Артём боялся, что появление на Базе представительниц прекрасного пола станет источником проблем, но выяснилось, что вылезут вышеозначенные проблемы совершенно с другой стороны. К девушкам никто не подкатывал и, паче того, - мужики стали следить за своими языками и вообще старались вести себя прилично, хотя уже поползли слухи, что где-то на Базе появился тайный мужской клуб. Особой радости от этого тоже не было - со сталкеров вполне сталось бы устроить молодым иностранным специалистам мужского пола школу жизни.
   Иностранцы заселились в корпус, где находилась кузина лаборатория, и уже в первый же день один из немцев, со звучной фамилией Крамер, гулял по Базе с солидным бланшем под глазом: попробовав подкатить к рыжей Молли в одном из коридоров он не ожидал, что неподалёку окажется Камаз. Слово за слово - завязалась перепалка, плавно переросшая в рукоприкладство. Артём, узнав об этом и вспомнив, кто здесь всё же главный, вызвал обоих на ковёр, где затем долго объяснял им о недопустимости подобных способов решения вопросов, попутно намекнув немцу, что дядя Камаз мужик опытный, суровый, и вообще с ним лучше дружить.
   На третий день Артём случайно застал в курилке Дэйва и Гуся. Сталкер гордо восседал на скамейке с видом гуру, вид же американца был не менее восторженный, чем в тот вечер, когда он примерил на себя артёмов бронекостюм. Уже будучи наслышанным о тяге Гуся к различного рода авантюрам, Якушев заподозрил неладное и потребовал детального отчёта о том, какую бяку они устроили на этот раз. Гусь с довольной рожей поведал о том, что он с успехом провёл плановое полевое испытание артефактных зарядов от Витальича (на этих словах лицо сталкера стало мрачным), пригласив на них Дэйва и Чена, биолога от корейцев. Роль объектов для испытания традиционно примерила на себя очередная стая слепых собак, повадившихся из года в год селиться в корпуса двух танков, стоящих на холме возле Базы с незапамятных времён. На этот раз Гусь опробовал заряд на основе 'красного шара', 'слизня' и каких-то связующих элементов, о которых Витальич распространяться не стал.
   - Great Gun, - услышал он от Молли, искавшей его по какому-то вопросу, на четвёртый день, когда решил проинспектировать склад снаряжения, куда покойный Борщевский не пускал никого. Артём в компании Димы ходил между шкафов, где находили старые, но до сих пор могущие дать фору новым, образцы вооружения и защитных костюмов различного назначения. Боевые, научные, смешанного типа, автоматы, ружья, снайперские винтовки, дробовики, патроны разнообразных калибров и пробивной способности, гранаты, заряды для подствольных гранатомётов. В одном из углов Артёму на глаза попался длинный обшарпанный ящик с содранной бумажной наклейкой.
   "Неужели?" - сверкнула мысль.
   - Ох ты ж, - удивлённо произнёс Дима, когда Якушев открыл ящик и достал лежавший в нём предмет, - ничего себе ствол. Не знал, что у Филлипыча тут такая красота была.
   Артём держал в руке сестру той энергетической винтовки, которой он не так давно вминал в землю население Мёртвого города. Радость находки омрачалась одним, но весьма существенным обстоятельством - аккумулятор оружия был полностью разряжен и мёртв.
   - Она будет висеть у меня в кабинете, - сказал Артём.
   На выходе со склада они столкнулись с Молли. Глаза американки округлились, и сгорая от смущения, она поинтересовалась, может ли она подержать в руках этот gun. Якушев, не раздумывая, протянул ей винтовку.
   - Только крепче держи, - с грустью сказал он, - тяжёлая штука.
   Дэвид, как общительная личность, достаточно быстро нашёл общий язык и с Кузей. Не прошло недели, как сталкер, со свойственной ему бесцеремонностью, ввалился в кабинет теперь уже Артёма, потребовав выдать иностранному специалисту защитный костюм. Узнав, куда собралась вести молодого учёного эта безбашенная личность, Артём заявил, что пойдёт с ними - развалины того заводского комплекса, через который побоялся идти даже Удальцов, заинтриговали его ещё тогда. Дима, присутствующий в это время тут же в кабинете, со свойственным ему холодным равнодушием произнёс, что он, в принципе, тоже не прочь прогуляться.
   Результат прогулки был практически нулевым, если не считать найденную по дороге 'каплю'. Дэвид, держа в руке твёрдый покатый предмет со светящимися прожилками, пребывал в восхищении, Кузя же и Артём шли мрачными - от заброшенного комплекса они ожидали большего.
   Вечером, когда Артём уже собирался закрыть кабинет и отправиться спать, к нему зашёл Дима. Ассистент покойного Борщевского с загадочным лицом поведал, что Якушеву это стоит увидеть и выложил на стол кипу фотографий, найденных им в местном архиве.
   Фотографии были размыты, и что-либо различить на них можно было с трудом. На нескольких из них Артём различил всем известную трубу Станции, другие содержали изображения каких-то коридоров и лестничных маршей. Последнюю фотографию Дима выложил с донельзя серьёзным выражением лица.
   - Как думаешь, что это? - обратился он к Якушеву.
   Картинка, отпечатанная на посредственного качества фотобумаге, был размыта. На ней было изображено кольцо, будто состоящее из свечения голубого цвета, из-за которого смутно проглядывали очертания предмета, чем-то похожего на огромный светящийся булыжник.
   - Честно? - задумался Якушев. - Не знаю.
   - Вот и я не знаю, - вздохнул Дима. - Скинь это своему начальнику. Может, он что подскажет.
   Фотографию Артём забрал с собой. На следующий день он уже рылся в архиве, пытаясь докопаться до ответа на вопросы где, когда, и, что самое главное, кем она была сделана. Не найдя папки, из которой были взяты эти фотографии, Якушев вызвал Диму, но тот на вопрос об их происхождении ответил, что вообще нашёл их случайно. Со слов ассистента покойного Борщевского следовало, что они лежали отдельно, скрытые за папками, будто кто-то стремился их спрятать.
   "Вот и ещё одна тайна ушла в копилку", - подумал Артём.
   Можно было сказать, что жизнь наладилась и шла своим неспешным чередом, кабы не одно маленькое, но назойливое обстоятельство: спустя некоторое время после приезда на Первую, Артёма стал тревожить непонятный запах. Порой вне зависимости от того, где Артём был в тот момент, у него возникало ощущение, что воздух вокруг него становится затхлым, как если бы он находился в помещении, набитом старыми шерстяными одеялами. Поначалу Якушев не принимал это во внимание, но потом заметил, что запах мокрой шерсти, с некоторыми нотками плесени, с каждым разом становится всё отчётливее. Со временем к этому добавилось ощущение жара на лице, будто на него падали солнечные лучи. Это было объяснимо на улице, но, находясь внутри помещения, обосновать подобное явление становилось уже куда сложнее. Почуяв неладное, Якушев было обратился к Витальичу, но после детального осмотра и сделанных анализов врач заявил, что никаких патологий не выявлено. Артём практически здоров, и явных поводов для беспокойства нет. Лицо его при этом было задумчивым, и Артём не на шутку перепугался.
   Через некоторое время в теле стала ощущаться тяжесть. Порой начинало казаться, что оно медленно наливается свинцом. Якушев, проконсультировавшись уже с Джеймсом, решил заняться пробежками по утрам, свёл курево почти на нет и полностью отказался от спиртного. Тяжесть на некоторое время отступила, но одним осенним днём она навалилась на него так, что он еле смог подняться с кровати. Опрокинув трясущимися руками в себя стакан воды, Артём попробовал подняться, но тут же от недостатка сил был вынужден сесть. Собственное тело ощущалось затёкшим, будто Артём пролежал на кровати не несколько часов, а куда большее время.
   "Что со мной происходит? - носились в его голове панические мысли. - Почему? Я же здоров. Что это такое?"
   Малость оклемавшись, он всё же встал, оделся, и отправился к себе в кабинет - работа есть работа. Путь в два коридора и две лестницы отнял у него те немногие силы, что ещё оставались после пробуждения. Тяжело дыша, Якушев упал в кресло, не понимая того, что с ним происходит. Ноздри были будто-бы забиты прелой плесневелой шерстью. Дышалось с трудом.
   - Что-то ты, начальник, бледноват лицом, - в голосе вошедшего Димы Артёму послышалась усмешка. - Так всё плохо?
   - А не видно? - процедил Артём, пытаясь из полулежачего положения переместиться в сидячее. - Не то слово.
   - Это бывает, - на лице Димы будто бы появилось лёгкое презрение.- Но ты не бойся, скоро это всё закончится.
   - Ты о чём? - с настороженностью в голосе спросил его Артём.
   - Скажи, ты в состоянии отличить реальность от иллюзии? - не обратив внимания на вопрос Якушева, задал встречный вопрос Дима, и Артём всем телом ощутил в нём подвох.
   - Могу, - твёрдо сказал Якушев. - Вот смотри, я сам себя щиплю, - его ногти впились в кожу, оставив на ней багровые следы. - Мне больно. Это реальность.
   - А что, если это хорошо смоделированная иллюзия?
   - Что ты имеешь в виду? - слова Димы Артёму не понравились. Было в них что-то такое, что предвещало нехорошие известия.
   - Где заканчивается реальность и начинаются иллюзии? - Арефьев, будто не замечая состояния Якушева, присел напротив и закурил. - Тём, скажи честно: тебя всё ещё беспокоит тот странный запах?
   Артём вздрогнул. Выбитый из колеи вопросами Димы, он не заметил, что воздух в помещении наполнился запахом прелой шерсти. Казалось, что ещё немного, и она полезет в нос, на этот раз забивая его окончательно, и препятствуя доступу кислорода в лёгкие.
   - Вижу, что беспокоит, - с утверждением сказал Арефьев. - Но ты не бойся. Скоро это всё закончится, - повторил он сказанную ранее фразу.
   - Ты, ты... - Артём пытался вздохнуть, но что-то как будто прилипло к его лицу. - Ты...
   - Да не нервничай ты так, - усмехнулся Дима. - Это же сон. Просто сон.
   Артём, вытянув руки, из последних сил дёрнулся вперёд, стремясь достать до Арефьева. К его неожиданности, он будто бы налетел на невидимую стену. Дима рассмеялся и вместе с комнатой начал растворяться. Сквозь исчезающие линии стен и мебели проступали другие, с прежними общего ничего не имеющие. Артём ощутил, будто он уже не сидит в кресле администратора Первой Базы, а лежит в автомобильном кресле с наползшим на лицо прелым шерстяным одеялом. Последнее, что он увидел, была загадочная улыбка Арефьева и собственные руки, из которых сочилась жуткая чёрная жидкостью.
   Артём закричал, скинул одеяло с лица, вздохнул полной грудью и, попробовав вскочить, тут же упал обратно, ударившись лбом обо что-то мягкое. В лёгких закололо, и он закашлялся. Пытаясь придти в себя, Якушев, тяжело дыша, смотрел вверх, различая лишь точки на потолке и линии дверей по сторонам. Его руки ощущали что-то колючее и немного влажное. Пространство вокруг было залито розовым светом, рядом что-то назойливо пиликало. В воздухе стоял уже опостылевший запах прелой шерсти.
  
  ***
  
   - А, вы всё ещё здесь? - Якушев, облокотившись на старый, вросший в землю автомобиль, курил, глядя на сидящие рядом тела некоих Иванова, Петрова и Бронштейна. - Ну, и кто из вас скажет, что это было?
   Холод утра ранней весны был первым, что он ощутил, открыв дверь старой машины, в которой провёл неведомое количество времени. Снаружи гулял сильный холодный ветер, вмиг выдувший из машины всё то немногое тепло, что в ней ещё оставалось, на небе не было ни облачка. Сильно хотелось пить и есть, и Артём полез в рюкзак в надежде найти там хотя бы фляжку с водой. Сколько он пробыл в этом месте, он не знал, да и было это ему, по большому счёту, всё равно - какое дело до времени тому, чья реальность только что перестала существовать. Индикатор пси-излучения (Артёму теперь уже было известно значение неизвестной ранее иконки) с красного переменил цвет на жёлтый, но это было уже не столь важно.
   - Слышь, жмуры, - снова обратился он к неподвижно сидевшим телам, - я не слышу ответа. Молчите? Ну молчите дальше, куклы долбаные.
   Окурок полетел в траву. Артём, пошатываясь и не разбирая дороги, двинулся прочь от того места, где иллюзия на какое-то время затмила собой реальность.
   "Мир без границ", - мелькнуло у него в голове, когда он чуть не полетел на землю, споткнувшись о незаметную в траве колючую проволоку. Посмотрев по сторонам, он заметил бетонные столбы. Часть из них была повалена, но некоторые ещё стояли, своим видом походя на выбеленные временем и зачем-то воткнутые в землю кости неизвестных животных. Из той литературы, которую ему довелось читать, следовало, что здесь когда-то проходила самая первая граница, отгораживающая Аномальные Территории от привычного мира. Не останавливаясь, Артём продолжил двигаться дальше.
   "Какие границы он имел в виду? - лениво блуждали в голове Артёма мысли. - Границы между людьми? Или границы в пространстве и между реальностями? Или же и вовсе подразумевалось полное отсутствие всяких границ, даже тех, которые разделяют времена и время?"
   Якушев просто шёл, не зная, куда и зачем он идёт. Быть может, там у него были какие-то недоделанные дела, или же что-то просто его туда тянуло - на Аномальных всякое случается. Как бы там ни было, но причину этого он не знал и думать на эту тему не хотел. Движение стало для него самоцелью.
   Ближе к полудню он заметил на своём пути ещё один ряд покосившихся бетонных столбов. Судя по всему, это был второй Периметр, брошеный, как и первый, за ненадобностью: Аномальные Территории не считали должным считаться с мнением людей, своевольно отхватывая куски пространства. Казалось, что столбы эти до сих пор стоят лишь благодаря их соединяющей провисшей ржавой колючей проволоке, и тот момент, когда они упадут на землю, был уже не за горами. Где-то на юге поднимался лёгкий дымок. Погода неспешно начала портиться, а солнце - клониться к закату.
   "Никто не свободен, никому не вырваться, никому не сбежать", - непонятно откуда возникли в голове у Артёма слова.
   Спустя некоторое время он увидел дорогу, по которой не так давно, или же наоборот - очень давно, ему довелось идти, будучи ведомым призывом о помощи, с одиноко идущей в его сторону фигурой, одетой в обычный бронекостюм, какой некоторое время назад носил он сам, держащую в руках автомат. Якушев упал на землю - все его чувства вопили, что не стоит попадаться этой фигуре на глаза. Ей нельзя попадаться на глаза.
   "Можно убежать от многого, но только не от себя самого", - снова непонятно откуда возникли слова в голове.
   Артём, лёжа на земле, смотрел на приближающуюся фигуру, угадывая знакомые черты лица, как если бы он смотрел на себя в зеркало.
   "Я помню, я знаю... но кто тогда я?"
  
  
  
  Москва-Саратов 2011-2012
   Страница автора на Самиздате http://samlib.ru/m/miklashewskij_j/
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"