Смирнов Валентин, Милеш Лидия : другие произведения.

Беги за солнцем

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:


    В баре появляется странный молодой человек. Он уверяет, что уже пять лет считается правой рукой Беркута - бывшего проповедника и создателя самого скандального мотоклуба. Еще он говорит, что Беркута убили в шаге от большого куша. И чтобы отыскать награбленное девятнадцать лет назад, надо всего-лишь заехать к парочке старых знакомых. Все бы ничего, только клуба уже не существует, все участники того ограбления разбросаны по разным городам, а сама добыча давно овеяна мифами и легендами. Говорят, что ящик, ради которого затеяли нападение на колонну, был заговорен и проклят. Говорят еще, что страшная смерть идет по пятам за теми, кто решит снова заполучить потерянную добычу.

    18+ Выкладывается в процессе на ЛитРес:

    СКИДКА НА ВРЕМЯ НАПИСАНИЯ!

  1. Наблюдатель
  Праведник несколько часов лежал на сырой земле и сквозь бинокль жадно всматривался в расплывчатые силуэты военных. Жутко клонило в сон, несмотря на холод, от которого начинало трясти. К концу очередного часа ему пришлось заставлять себя цепляться уставшим взглядом хоть за что-то мало-мальски интересное. А чтобы совсем не умереть от скуки он принялся считать интервалы, с которыми луч прожектора проходил по арочным крышам.
  За сеткой шли двое. Судя цвету камуфляжа - патруль.
  "Эти точно не фанатики, - рассуждал Праведник. - В тени, конечно, отсиживаться не станут, но и на рожон, если начнется заварушка, не полезут - своя шкура дороже".
  Охраны на базе оказалось особенно много. Патрули проходили каждые четыре минуты, что совершенно не радовало. Из темноты с интервалом в двадцать секунд их вылавливала толстая полоска желтого света, провожала ровно десять шагов от одного барака до другого и отпускала в темноту, делая новый круг.
  За время, что Праведник провел здесь, он насчитал более полусотни таких проходов. И каждый раз ничего не менялось.
  За сеткой с колючей проволокой можно было отчетливо наблюдать пять армейских палаток, столько же растяжных блоков и около дюжины контейнеров. Самых простых. Синих с желтой надписью по бокам. В таких же контейнерах развозили товары по продуктовым или доставляли гуманитарную помощь в глухие кварталы. Но Праведник и представить не мог, что в них будут перевозить оружие. По крайней мере, он всегда считал, что военные грузовики бывают только одного цвета и любой, кто хоть немного следит за дорогой, без сомнений определит, что движется армейская колонна. Теперь же уверенность улетучилась и это раздражало больше всего.
  Подобных контейнеров по трассе ездят миллионы. Бери, не хочу. Останавливаешь фуру, размахивая красной тряпкой, и вот тебе уже и еда, и деньги, и домой есть что принести. Если водитель не совсем дурак, то отделается парой сломанных пальцев и получит свой законный счет от страховой, если нет - то на все воля всевышнего. Все равно намного проще, чем возиться с военными, даже если это обычный патруль.
  Почему из всех контейнеров его братьям понадобились именно эти, для Праведника оставалось загадкой. Но приказ есть приказ: хочешь дальше быть частью семьи, а не валяться в канаве с проломленным черепом - изволь выполнять. И Праведник честно продолжал сидеть в засаде, кляня застывшее время и откуда-то взявшуюся адскую тоску.
  Куда ни глянь: одна пустошь. Ближайшее поселение в часе езды от лагеря. На километр ни дерева, ни куста, ни камня. Только сетка впереди, уходящая из одной темноты в другую, и сторожевые вышки с прожекторами. Праведнику начало казаться, что вокруг вымерла вся живность: ничто не ползло, не стрекотало, не пищало, даже ветер не гнул траву там, где прятался единственный наблюдатель.
  Неприятное это было место. Дикое. Неживое. Воняло болотом, хотя болота здесь отродясь никто не видел. И чем дольше Праведник наблюдал за лагерем, тем больше ему становилось не по себе. Хотелось как можно быстрее доползти назад до дороги, а затем бегом, прячась в темноте от прожекторов, спуститься по склону, добраться до своего трайка и рвануть в заполненный ослепляющими огнями, резкими запахами и шумными людьми город.
  - Не дрейфь, парень, и не такое проходили, - сквозь зубы прошептал он, когда стало совсем зябко. - Пять минут до полуночи. Давайте уже, миленькие, двигайтесь, чтоб вас там черти всех перегрызли. Не будете же вы здесь до рассвета ходить взад-вперед. Ведь не будете же, правда?
  Как назло, за сеткой ничего не менялось. Время поджимало.
  Праведник сильнее вжался в холодную землю и с остервенением закусил руку, стараясь не заскулить от хлынувшей в самую душу безнадежности. Еще вчера перспектива полежать пару часов на земле и посмотреть в бинокль воодушевляла, а сегодня ужас начал пробирать до костей.
  Впрочем, свою тоску он еще мог оправдать. Положение его было - врагу не пожелаешь. С одной стороны, вооруженная толпа в форме, с другой, братья, но и те с оружием. И неизвестно, кто будет страшнее, если он провалит свое первое задание. В какие-то моменты ему хотелось поднять руки и рвануть вперед на хлипкую сетку, вот только чувство, что за ним неусыпно наблюдают, вмиг отрезвляло.
  Дело тут было не в прожекторах, которые били по пустынному полю, и даже не в военных, бродивших по периметру. Сила Братьев, наблюдающих за ним, была куда более могущественной. Она прочно засела в его голове и следила за каждым шагом. И Праведник был уверен, что "Нечестивые" никогда не потерпят трусости и мерзкого побега. Страх, который он испытывал к Клубу был полон восхищения и благородства. Иногда Праведник думал, что он единственный, кто испытывает подобное чувство. Впрочем его это вполне устраивало.
  Одно упоминание "Нечестивых" заставляло белых воротничков и их пуританских мамочек с визгом скупать самые крепкие замки, цепи и засовы. Поговаривали, что несколько лет назад Хмурый Лис смог весьма хорошо подняться, открыв подобную лавку на колесах в небольшом городке прямо во время одного из самых грандиозных слетов. Он активно продавал амбарные замки и цепи, которые сам же потом с ловкостью срезал. Довольно быстро идею переняли пижоны в пиджаках и галстуках, но были биты и уехали ни с чем.
  Праведник усмехнулся, вспоминая эти рассказы. Правдивые или нет, кто теперь разберет. Главное, что от таких воспоминаний страх немного отступал.
  Умом он понимал, что президент Нечестивых понятия не имеет, скулит сейчас под вышками военных один из его кандидатов или бросается на амбразуру в логове противника. Но уверенность, что за все происходящее (известное и неизвестное) он обязательно заплатит, не покидала ни на секунду.
  К тому же Праведник не столько боялся смерти, сколько уготованного ему перед этой самой смертью позора. Ведь, по сути, он единственный кому выпал великий шанс стать первым кандидатом до двадцати. Два года Праведник спал и видел, как сможет нашить на спину яркий кольт с крыльями (и сразу, как все члены клуба, сделает такую же татуировку под сердцем), снизу будет написано гордое Freedom, а верх жилета украсит огромная надпись UnHoly. А для этого всего-то и надо сообщить, когда будет выезжать колонна. Узнать количество сопровождения и в какой из машин лежит нужный груз. Плевое дело одной ночи. По крайней мере, так казалось...
  - Бери что хочешь, - как мантру зашептал он девиз нечестивых. - Бери что хочешь, несмотря на последствия.
  Словно услышав его скромную молитву, гребень широкой дороги осветился.
  Сначала едва заметно. И Праведник не мог сказать точно, это машина едет в сторону лагеря или кто-то из местных решил ночью прокатиться в город. Но через минуту полный восторг прошелся по всему его телу, заставив кулаки сжаться. По насыпной дороге ехало сразу три тягача.
  Он повернул голову туда, где под светом прожекторов забегали военные. Не меньше двух десятков человек рванули к ангарам. Еще столько же под лязганье автоматов - к контейнерам.
  "Началось!"
  Праведник потянулся всем телом, так что позвонки хрустнули. Он отчетливо видел происходящее, но до конца еще не верил этому. Как будто зрительный сигнал поступал в мозг с опозданием из-за помех, вызванных внезапно накатившим счастьем.
  Из растяжных блоков один за другим начали выносить тяжелые ящики. Некоторые из них были покрыты копотью, другие - совсем новенькие - поблескивали современными замками. Праведник точно определил груз, который нужен президенту. Но к своему стыду так и не смог понять, что внутри.
  Был бы здесь Хромой или Беркут они бы по одному только весу сказали, что там. Уж в этом Праведник не сомневался. Ему же самому еще никогда в жизни не приходилось иметь дела с военными контейнерами. Да что там говорить, самое отчаянное, на что решилась его дворовая банда - так это обчистить продуктовый склад после завоза товара. И то без особого успеха. Часть склада, куда вел едва заметный лаз, была до потолка забита консервированными ананасами. Настоящее проклятье, если вы не увидите никакой другой еды следующие несколько недель. На четвертый день Праведник смотреть на них не мог. Он спал на ананасах, стрелял в ананасы, бросался жестяными банками в прохожих и даже гадил, как ему казалось, со стойким амбре гавайских проституток. После этого в ананасах он разбирался как сомелье в сортах винограда, а вот с военными как-то не срослось.
  Грохот подвески от ухабистой дороги раздался совсем рядом, заставив оглянуться. На миг Праведнику показалось, что фары высветят его на длинном пустынном поле. Свет прошел совсем рядом, всего немного не достав до камуфляжа, и стал быстро удаляться, освещая ворота военной базы.
  Как только последняя машина въехала на территорию, свет прожекторов остановил свое скольжение, а перед воротами встали двое молодых бойцов. Лет по двадцать, не больше. Праведник мог поклясться, что при желании расправится с ними за считанные минуты. Он усмехнулся, чувствуя, насколько ничтожно наивны все те, кого отделяет от настоящего мира тонкий забор и несколько пар сторожевых вышек.
  Чувствуя минутное превосходство, он направил бинокль в сторону армейских палаток.
  На базе послышались перекрикивания. Смутно можно было различить отдельные слова, но больше - отборную ругань. Тут же появился один из главных, похожий на борова с трясущимся двойным подбородком. Он с извращенным удовольствием затягивался тонкой сигаретой и весело переговаривался с маленького роста хлюпеньким человечком. Последний, впрочем, был единственным, кто ходил по базе в штатском.
  Праведник перевел взгляд.
  Времени почти не оставалось. Совсем скоро начнет светать, а с рассветом он уже не сможет уйти незамеченным. Беда, что за это время военные удосужились подготовить только два тягача из трех. Бросив недовольный взгляд в сторону третьего, Праведник посмотрел на стрелку циферблата. Нет, не успеет. Даже если останется всего на десять минут, все равно не успеет. И ноги немеют от ночного холода, а руки вообще потеряли чувствительность, словно ему пересадили их от какого-то ненужного манекена.
  Последний пустой контейнер так и продолжал стоять открытым возле одной из длинных палаток в центре. Той самой, которую всю ночь охраняли с особым остервенением, практически не высвечивая. Теперь же сквозь ее брезентовые окна было видно пять или семь силуэтов. Праведник подкрутил кольцо фокусировки и, исключительно на автомате, прищурился.
  - Да что у вас там? Выносите же, - с нетерпением зашипел он.
  Внутри палатки началось движение. Хотя это движение казалось теперь Праведнику еще большим издевательством. То ли под весом груза, то ли от ночной усталости, носильщики передвигались со скоростью сонной улитки, ползущей вверх по отвесному склону. Сразу за ними и также размеренно в тусклом свете отметились еще несколько силуэтов. Двое были в форме и не представляли особого интереса, а вот третий заставил Праведника присмотреться.
  По тени мало что можно было понять. Только одно Праведник отметил точно: в палатке была женщина, совершенно не похожая ни на кого с этой базы. Она не носила форму. Прическа ее напоминала шляпу или тюрбан. Сама она отличалась пышным телом, немного сутулилась и ковыляла, опираясь на изогнутую во все стороны палку. Праведник видел только тень и в этой тени казалось, что женщина опирается на извивающуюся змею, которая вот-вот набросится на свою хозяйку.
  То ли от температуры запотели стекла, или от перенапряжения глаза начали подводить, но палатку заволокло дымом. Если на базе что-то и загорелось, то этого точно никто этого не замечал.
  - Не спать, - подбодрил себя Праведник и всего на несколько секунд убрал бинокль.
  Помогло. Дым в глазах исчез. Силуэт женщины остановился.
  Праведник готов был поклясться, что женщина повернула голову и сквозь толстый слой ткани посмотрела прямо туда, где находился он. От неожиданности он откинул бинокль и тяжело задышал.
  "Раз, два, три, четыре, из леса звери выходили, в каждого стреляли, но не все умирали", - сам не понимая для чего начал нашептывать, еле ворочая языком в пересохшем рту. Но оборвал себя, когда военные вынесли тяжелый ящик, перевязанный цепями. Ничего похожего и близко не было ни в одном из заполненных контейнеров.
  Ящик с грохотом опустили на землю.
  Праведник замер, опасаясь дышать.
  Зазвенели цепи, настолько сильно, что их звон был слышен далеко в поле. И звук этот походил на грохот ржавого ведра, которое, неустанно раскачивая, опускают в старый бездонный колодец.
  Разум еще не осознал, зато древние животные инстинкты взяли верх. По спине пробежал легкий холодок, внутри все закричало "беги!". Он мог поклясться, что в ту самую секунду, когда лязгнули цепи, произошло что-то очень плохое. Оно витало в воздухе. Неумолимо надвигалось. Сначала непонятное. Мрачное. Постепенно оно приобретало собственное звучание. В абсолютном безмолвии этой ночи оно походило на легкое потрескивание, едва заметно переходящее в монотонное нарастающее гудение проводов.
  Мерзкое чувство. Праведник вскочил на ноги и что было сил, побежал в сторону дороги. Пусть видят. Пусть стреляют. Смерть в этот момент казалась детской игрой в сравнении с тем, что станет с любым, кто попадется на пути этой волны. Мотор взревел диким зверем. И, сорвавшись с цепи, трехколесный кастом рванул в сторону города.
  
  19 лет спустя
  
  2. На перекрестке
  - Эй! Налей сюда! - охрипшим ото сна голосом прокричал Хромой, немного двинув пивную кружку.
  Молчание стало ему ответом. В голове отбивали заунывную оду мигрени тысячи колоколов. По рукам прошелся легкий тремор. Хромой мог все понять и многое простить, но даже его поистине ангельского терпения не хватало, если в столь сложное для его организма время задерживали с выпивкой. Единственным его желанием в эту секунду было упасть в огромный бассейн с ледяной водой, опуститься на самое дно и больше никогда не касаться этой бренной земли. И только отчаянным усилием воли он сел ровно, чтобы оглядеться по сторонам и найти нерасторопного бармена.
  - К-ка-кого дьявола... - обратился он в пустоту, как только огляделся. - Вот попал...
  Едва слышная старая рок-н-рольная мелодия растекалась по каморке. Судя по убранным столам, вокруг уже несколько часов не было ни души, и в этот самый момент он искренне позавидовал всем тем, кого не оказалось в этом месте.
  Хромой и сам бы пожелал отсюда резко исчезнуть. Более того, он совершенно точно помнил, как вчера вечером зарекался и на два квартала не приближаться к кабаку "На перекрестке". Но судьба, порой, разыгрывает хреновые карты. И вот он опять здесь, в самой зловонной дыре, которую только способно нарисовать больное воображение. Сидит за изученной до крохотного пятнышка барной стойкой, на деревянном стуле, где за много лет образовалась выемка от задниц, держит в руке грязную кружку и снова умирает от похмелья. Замкнутый круг.
  "Ад пуст. Все демоны здесь" красовалась цитата на стене напротив и в сложившейся ситуации казалась злобной иронией.
  Уже много лет кабак "На перекрестке" считался Меккой для мотоциклистов от пятого до девятого округов. Нейтральная зона, где бармены, охрана и танцовщицы одинаково лояльно относились ко всем клубам. Здесь было всего три правила: платить всегда и сразу (никаких долгов, никаких друзей, хочешь веселиться - оплачивай свое удовольствие), не проносить оружие (забирали все, даже патроны), никаких "дел". Последнее было особенно сложно в его ситуации: после распада Нечестивых, многие отчаянно пытались перетащить его на свою сторону и как всегда выбирали самое неподходящее для этого место.
  Два предупреждения в этом баре Хромой уже получил. То, что их оказалось два - уже можно было считать наградой за долгожительство. После третьего обещали не церемониться. В это Хромой верил. Поэтому оказаться "На перекрестке" прямиком после своего дня рождения для него было равносильно собственноручно подписанному годовому абонементу на больничную койку.
  - Яшма! - снова окликнул он в темноту бармена, единственного, кого помнил. И снова никто не отозвался.
  Зато за стойкой бара на дне одной из бутылок как по волшебству блеснул янтарный напиток. Искушение было слишком велико. Минуты две Хромой держался, помня о третьем предупреждении, но треск в голове заставил мысли повернуть в другую сторону.
  - Да здесь всего на глоток-другой, не больше, - прошептал он сквозь зубы, уговаривая себе в никчемности ситуации, и потянулся за бутылкой. - И вообще, в честь круглой даты могут и угостить. Ну, дружище, кто у нас здесь? Старина Джек... Ну что, знакомиться не будем, я быстро кончу. Мне всего-то мысли в порядок привести.
  Но полста капель явно было маловато для какого-либо упорядочивания, так как мысли его оказались на редкость мерзопакостными. Прожитые пятьдесят лет уже можно было считать большей частью жизни, а для кого-то и всей жизнью. Многие из его знакомых так и не смогли дотянуть до цифры в пятьдесят один, да что там говорить, большая часть и до пятидесяти не добралась. Кто-то остался на трассе. Кого-то убили в войне клубов. Двое, он помнил точно, умерли от болезни. Одного убила жена, одного - любовница. Но большая часть просто пропали. После тридцати пяти он перестал их считать. Так что сухая статистика была явно не в его пользу.
  А прошлым утром случилось еще одно неприятное открытие. Проснувшись в кои-то веке на собственном диване, он вдруг отчетливо почувствовал запах отчаяния. Оно воняло бензином и свернувшейся кровью, смешанной с виски, блевотиной и амбре дешевых шлюх. Лет тридцать назад он бы сказал, что это запах свободы. Лет двадцать - завел бы старую песню о "настоящем мужчине". Лет десять - пожал бы плечами и безразлично выдал что-то вроде: "да, брат, такой душок имеет моя жизнь". Но ему стукнуло пятьдесят, и в этот самый момент он неожиданно понял, что на самом деле все это время так разило от летящей в него крышки гроба.
  Он отвернулся от бара и, вторя своим мыслям, едва слышно произнес:
  - Рано меня еще в утиль, родные. Слишком рано.
  В этот же момент по стене промелькнула тень.
  Хромой не сразу понял, что в баре кроме него ее некому отбрасывать. И все-таки тень была чертовски похожа на человека. Огромного, неестественно вытянутого, но все равно человека. Она двигалась вперед, плавно добираясь до барной стойки, аккуратно проскальзывая по всем неровностям старой стены.
  Хромой застыл. Тень тоже. Хромой зажмурил глаза. Всего на секунду. Когда открыл, увидел, как пальцы Тени удлинились.
  - Э нет, тварь, - он лишь немного отодвинул бутылку от лица и снова замер, наблюдая. - Думаешь, меня так просто взять можно? Ошибаешься, - только огромным усилием воли у него получилось подавить в себе желание запустить и так почти пустую бутылку в стену.
  Тень выжидающе остановилась. Были бы у нее различимые глаза, Хромой бы поклялся, что они смотрят прямо в его душу. Но сделать Тень ничего не успела. Грохот открывающейся двери спугнул ее, и в свете солнца Тень вмиг растворилась. От сердца в ту же секунду отлегло. На пороге вместе со свежим воздухом и утром появился незнакомец.
  - Мне нужен Хромой, - важно сообщил он.
  3. Призрак
  - Я ищу Хромого, - повторил незнакомец, минуя дверной проем.
  После игр теней в солнечном свете он больше походил на посланника потустороннего мира. Высокий, довольно молодой, с рыжими как лисий хвост волосами, которые ярко горели под полуденным солнцем. Хромой бы точно принял его за свою смерть, если бы не самодовольная, абсолютно человеческая ухмылка на совершенно бледном лице незнакомца.
  Он приподнялся, желая лучше рассмотреть паренька и от этого действия в глазах сразу померкло, а голова закружилась.
  - Сиди-сиди, - отозвался рыжий. - Мне надо только поговорить.
  - Говори, - неуверенно ответил Хромой. - Я ему все передам, слово в слово. Так что советую хорошенько подбирать выражения. Итак, - протянул он. - Чего тебе от него надо?
  - Дело есть, - ответил незнакомец и сел рядом.
  Минутное замешательство позволило лучше рассмотреть парня.
  "Человек. Самый обычный человек", - первым делом подумал Хромой и сам удивился таким мыслям.
  Однако его внимание сразу привлекла другая мелкая, но, как ему показалось, очень важная деталь. В правом ухе незнакомца был небольшой аккуратный крест с образом Девы Марии внутри. Странно, но этот образ отчего-то довольно сильно смахивал на портрет Мерилин Монро и был Хромому знаком. Он точно знал, что уже видел подобный крест и даже спорил о чем-то с его владельцем, но абсолютно не мог вспомнить ни имени, ни внешности, ни места и времени происходящего.
  "Может с пареньком и спорил? - подумал он. - Нет, не мог. Точно не мог. Мальчишка точно не из местных, да еще и такого возраста... слишком мал, слишком".
  Незнакомцу на вид было лет двадцать - двадцать пять, не больше. Ростом под два метра, немного худощавый. Хотя что-то подсказывало Хромому, что, несмотря на худобу, парень вполне способен влезть в любую драку и даже выйти из нее победителем.
  - Так какое у тебя дело? Может и я на что смогу сгодиться?
  - Думаю, именно ты и сможешь, - с уверенностью ответил незнакомец. - Если я не ошибаюсь, вчера тебе стукнуло пятьдесят. Хорошая дата. Самое время, чтобы получить долгожданный подарок.
  Незнакомец бросил короткий взгляд на бутылку и потянулся за спину.
  Хромой напрягся. По-хорошему ему бы сейчас вскочить. Остановить паренька, пока тот не наделал глупостей. Но в нынешнем состоянии удалось только привычно сжать кулаки. "Что у него там может быть?"
  Хромой рассуждал со странным для себя спокойствием: если мальчишка достанет нож, то это будет самым логичным завершением пятьдесят первого года жизни. Подспудно он даже желал такого исхода. И к очередному своему удивлению понял, что ему совершенно наплевать на смерть. Было намного интереснее узнать, чего хочет этот бесстрашный мальчишка.
  - Парень, - произнес он ледяным тоном. - Если ты не готов поставить передо мной открытую бутылку холодного пива, то проваливай нахрен отсюда.
  - Пива нет, но есть кое-что получше. Да не смотри ты так, - едва сдерживая улыбку, протянул незнакомец, словно читая мысли. - Слышал, что ты, как старый увалень с оравой ребятишек, уже давно завез свой агрегат на стоянку. Так что на вот, на долгую память от Призрака. Если забыл, что значит летать, то ковыляй.
  Черная трость с металлической рукоятью отскочила от столешницы и подкатилась прямо к рукам Хромого. Приди парень на несколько дней раньше с таким подарком, его бы ждала долгая и мучительная смерть. Но сегодня с самого утра все пошло не так, и жажда крови легионера сменилась самым банальным человеческим интересом.
  - Это тебя что ли Призраком величают? - спокойно спросил он, рассматривая трость.
  - Так точно.
  - И откуда такой рыжий и наглый взялся?
  - Если ты про округ, - улыбнулся Призрак, - я на границе родился, считай, никому не принадлежу. А моя семья... - лицо его стало серьезным, а в глазах заблестели огоньки. - Скажи, старик, ты еще помнишь "Unholy"? Помнишь, как ты давал клятву умереть за своих? И, может, помнишь, как тебя выручали, когда...
  Призрак еще говорил, но Хромой уже не слушал. Он смотрел на незваного гостя и чувствовал, как внутри все снова начинает закипать.
  - Пошел вон, щенок, - единственное, что смог процедить сквозь зубы легионер.
  - Верю, не у всех с нами связаны приятные воспоминания, - ответил Призрак.
  - Пошел вон, рыжий, или твои мозги растекутся по этой стойке. Я не шучу. - Хромой уже не мог себя остановить. - Ты знаешь, кто я. А значит, знаешь, что я делаю с теми, кто пытается водить меня за нос. Я выбиваю из них все дерьмо, которым они пытаются меня пичкать!
  - Я не пытаюсь...
  - Заткнись, сопляк. И больше никогда не смей мне говорить про Нечестивых. Они расформированы уже как девятнадцать лет. После той чертовой ночи мы сожгли все, что должны были сжечь, забрали свои манатки и разъехались кто куда. Поэтому заткни свою пасть и проваливай ко всем чертям, пока еще жив.
  - Дружище, сомневаюсь, что кольт можно выжечь...
  - Таких друзей - за хуй в музей! Запомни: нет больше кольта! Нет больше Нечестивых! И никто, ни один человек, живой или мертвый, не смеет говорить мне обратное. А вы, вы все, кучка уродов, пляшущие на костях и пытающиеся поднять этот замшелый труп - чертовы падальщики! - Хромой ударил кулаком по деревянной перекладине, услышав характерный хруст. Он тяжело дышал, лоб покрыла испарина, пальцы слегка подрагивали.
  - Другие - может быть. Но не я, - Призрак оставался внешне абсолютно спокойным, но мышцы его напряглись, зрачки сузились. Он готов был дать отпор, постоять за себя. И выстоять.
  - Видел я таких, знаю. Сосунки, возомнившие себя невесть кем. Налепили на спины гордую надпись и считают, что могут говорить со мной на равных. Да если бы вам хоть намекнули, что произошло тогда, из-за чего мы все разошлись, вы бы забились под мамкины юбки и не вылезали бы оттуда, отчаянно требуя теплую молочную сиську.
  - Я знаю, - также деловито ответил Призрак. - Послушай, меня там, конечно, не было. Сам понимаешь, я как раз-таки и сидел под юбкой. Но поверь, я действительно многое знаю. И про войну клубов, и про нападение на колонну...
  - Об этом писали в каждой газетенке.
  - Пусть так. А про весьма интересный ящик, перевязанный цепями, ради которого эту колонну и отправили? Про него писали?
  - Не понимаю о чем ты, - Хромой недоверчиво посмотрел на Призрака. Желания убить парня уже прошло, теперь просто хотелось разгромить бар "На Перекрестке" и вдобавок еще несколько ближайших заведений.
  Рыжеволосый улыбнулся.
  - Ящик ведь далеко не простой был. Единственный такой в вашей добыче. И я подозреваю, что весьма эксклюзивный за всю твою долгую, никчемную жизнь.
  Хромой оставил эту колкость незамеченной. Слишком сильно росла в нем тревога от услышанного. Слишком жива была память, даже по прошествии стольких лет. Запах безысходности, предопределенности шибанул по ноздрям.
  - Кто тебе рассказал?
  - Птица на хвосте принесла. Птица по имени Беркут. Если ты помнишь такого: "Да, господин президент, так точно, господин президент" и вся остальная лирика. Он мне вообще много чего рассказал. И показал тоже. И пока вы здесь все по разным углам почти двадцать лет отсиживаетесь, впустую спуская то немногое, что в вас осталось, мы с ним достаточно сделали, чтобы вернуть назад то, что по праву принадлежит Нечестивым.
  Странное чувство захлестнуло Хромого - как будто в давно пересохший бак залили чистейшего бензина. Такого он не испытывал уже давно. Словно за один час он помолодел сразу лет на двадцать. Сию же секунду он готов был забраться на свой байк и рвануть к старинному другу, наплевав на тревогу, страх, старость и неминуемые последствия. А еще лучше начать все сначала, пусть на обломках и костях. Но это будет по-настоящему свое, родное, не то что "Легион". Он облизнул пересохшие губы.
  - Так ящик у вас?
  - Нет, - как обухом ударили слова мальчишки, и воздушный замок рухнул, так до конца и не сформировавшись. - Пока нет. И у меня для тебя печальные новости. Скажу, как есть - шло бы все по плану, я бы к тебе в жизни не приехал. Уверен, у нас бы и собственных сил хватило все решить. Вот только... - пожалуй, это был первый раз за весь разговор, когда Призрак действительно замялся, подбирая правильные слова. - Беркута убили.
  - Кто?
  Хромой не верил собственным ушам. Да и кто бы мог поверить - решиться на такое мог только полный псих.
  Ответом ему было полное молчание. Призрак спокойно встал, аккуратно отодвинув свой стул, еще раз поправил лежащую трость и также деловито как в самом начале произнес:
  - Мне пора.
  - Подожди! Стой! Кто?! Я тебя спрашиваю, кто?!
  - Не думаю, что это подходящее место для подобного разговора. Завтра на рассвете я приеду к тебе, там и продолжим.
  4. Дом Нечестивых
  Л.Т., он же Беркут, он же первый, единственный и несменяемый президент Нечестивых когда-то был подающим надежды проповедником. В лучшие годы его воскресные речи приходили слушать более сотни человек, что невероятно много для городка на самой окраине третьего округа. И Л.Т. проповедовал. Читал отчаянно, самоотверженно, выворачивая всю душу наизнанку. Он говорил о любви к ближнему, о великом терпении, о самоотдаче и смиренности, обо всем том, чего так не хватает нашему миру.
  А через пять лет месс, литургий и хоровых песнопений, в субботний летний вечер, примечательный только тем, что кошка из третьего дома отказалась спускаться с дерева, Л.Т. искренне пожал руку последнему прихожанину, снял римский воротничок, потер потускневшую татуировку цепи, впивающейся в его шею, запер двери и больше никогда не возвращался. Что послужило причиной такой радикальной перемены знали немногие. Почти все из них унесли это знание в могилы.
  Уже через год на все девять округов прогремело одно слово "Нечестивые" и мир узнал новое имя - Беркут. Его люди жгли, насиловали, убивали, нажирались как свиньи и в полный прах уничтожали все на своем пути. В редкие моменты отдыха на своих рычащих железных конях они приезжали к клабхаусу - в царствие бывшего проповедника, где его устав стал библией, а чопперный крест заменил нательный.
  Именно сюда этим утром на всех парах летел Праведник.
  Одноэтажный дом когда-то давно был бараками и стоял возле самого леса. Он не привлекал к себе внимания и в это же время спокойно позволял вместить всех, кто изъявил желание появиться на территории клуба. Говорили, что под домом есть большой бункер, который лично обустроил для себя Беркут, но Праведник никогда не верил в подобные россказни. Он просто не мог себе представить президента, который будет отсиживаться где-то в подземелье, а не вести своих людей за собой.
  Чувство страха отпустило парня еще на подъезде в город, но стоило его трайку оказаться возле клабхауса, как появилось новое пренеприятнейшее ощущение полной несправедливости.
  Отдраенного до блеска классического мотоцикла триумф не было ни на подъездной дорожке, ни на стоянке, ни на специально закрепленном за президентом месте. Значит, вместе с ним не было и Беркута. Впрочем, кое-что волновало Праведника сильнее. Еще издалека возле дома он заметил легкое поблескивание длинной рычажной вилка сузуки бандит. Эту вилку Праведник узнал бы и в кромешной тьме, все потому что обладатель стоящего у дерева мотоцикла был ему крайне неприятен. Не то чтобы он не доверял сержанту (в конце концов, если сам президент выбрал Хельмута отвечать за безопасность, то ему следует доверять), просто сержант отличался непонятным, порой раздражающим желанием следовать правилам. При этом правила, которым необходимо было следовать, он определял исключительно сам. И частенько срывался на ни в чем неповинных молодых ребятах. Праведнику лично перепало четыре раза, еще одного он не хотел.
  Помявшись у порога пару минут, он открыл тяжелую дверь и прошел по темному коридору.
  Бывая здесь раньше, каждый раз он с интересом рассматривал стены, покрытые старыми газетными вырезками, угрожающими или пошлыми надписями, афишами и потускневшими рисунками. Каждый, кто входил в клуб, притаскивал в дом свои интересы и, всего за десяток лет, это место стало складом множества культур.
  Однако в этот раз стены занимали его намного меньше обычного. Он прошел уверенно, не оглядываясь по сторонам, а в самом конце коридора в нерешительности остановился прямо у входа в зал.
  "Лучше просто войти, я выполнил задание и имею полное право просто войти", - мысленно успокоил он себя и толкнул дверь.
  - Здесь все утро воняет тухлой рыбой, - тут же раздался из темноты голос Хельмута.
  Праведник прошел к длинному столу возле стены, стараясь не наступить на разбросанные спальники.
  - Вторую неделю живем на мешках, - продолжал сержант. - А теперь еще воняет тухлой рыбой. Чувствуешь? - он, наконец, оторвал взгляд от газеты и повертел головой, словно пытался увидеть откуда идет запах. - Омерзительная вонь.
  - Никак нет, - ответил Праведник.
  - Она что, приятная? Ты, мать твою, мохнатку представляешь что ли? - Хельмут брезгливо скривился.
  - Никак нет, - быстро понял свою ошибку Праведник. - Я это... просто ничего не чувствую.
  - Повезло, - ответил Хельмут.
  Он встал с кресла и начал с остервенением переворачивать походные мешки.
  - Сядь пока, Беркут еще не приехал.
  Праведник безропотно сел, продолжая внимательно следить за сержантом.
  - Новости читаешь? - спросил тот.
  - Я...так редко... я не читаю...
  - Не умеешь?
  - Вы уж совсем за дурака не держите, умею, конечно, просто как? Не люблю и все. По телеку покажут, что надо, а что не покажут, то дойдет сплетнями.
  - Ясно.
  Хельмут сказал это абсолютно обычным тоном, но Праведнику показалось, что одним словом сержант поставил на нем крест.
  - Нет, но вообще новости, да, знать надо, - он попытался исправиться.
  - Надо. Вот тебе последняя: "Диких псов" остановили на границе.
  - Да ладно?! - довольно воскликнул Праведник и даже вскочил со своего места. - Так этим сукиным детям и надо!
  Сержант откинул старый мешок в сторону и в будто заново посмотрел на парня. В этом взгляде не было ничего хорошего.
  - Говоришь за дурака не держать? Это будет сложно, когда ты лепишь все, что придет в голову.
  - Мы всегда с ними на ножах, - все с тем же воодушевлением, но уже не так уверенно парировал Праведник.
  - Лично я бы не стал бросаться настолько сильными заявлениями, - протянул Хельмут. - Псы - это так, мелочь, но, твари, путаются всегда под ногами.
  - Вот именно! Теперь будут знать, что это наш округ и никто не смеет сюда соваться..
  - Так это же не мы их задержали, - в голос заржал Хельмут. - Нет, если бы их подстрелили возле дома, я бы не был против. А задержанием псы опять доставили всем крупных неприятностей. Уверен, что сегодня из-за них начнут усиленно патрулировать границы и, помяни мое слово, в ближайшие дни очень много наших окажется за решеткой.
  - Понял... - выдавил из себя Праведник и потупил взгляд.
  Говорить больше не хотелось. Конечно, он мог рассказать о своей вылазке, но вдруг отчетливо понял, что боится сержанта до одури. Он еще никого и никогда так не боялся. Хотел было сбежать или сказать еще хоть что-то, но ноги отказывались слушаться, а язык онемел. Поэтому, когда в коридоре раздался знакомый звук тяжелых шагов, а дверь в зал открылась, Праведник чуть ли не подпрыгнул на месте.
  - Утро, бойцы! - громко сообщил президент, широко улыбнувшись.
  Ему было порядком за сорок и к Праведнику он относился по-отечески, за что парень был ему безмерно благодарен. Ему показалось, что вместе с Беркутом зал наполнился свежим воздухом, будто весь разговор с Хельмутом он только и делал, что задыхался, а теперь смог впервые вздохнуть полной грудью.
  - Значит так, слушайте, - Беркут подошел к сержанту и, явно довольный собой, потряс того за плечи. - Парень в глуши ломает свой байк. Стоит пнем, смотрит, ничего не понимает. Тут позади голос: "Это свеча зажигания". Он оглядывается. Что за хрень, только две лошади на обочине. Одна смотрит на него и шевелит губами: "Это свеча зажигания, братан", - говорит она. "Да не может быть", - думает парень и продолжает мучиться с байком. Через час оказывается, что действительно, все так: свеча зажигания. Естественно он все быстро чинит и отправляется за пивком в ближайший бар. Там он в полнейшем шоке всё выкладывает бармену. Тот на него глядит и в задумчивости спрашивает: "Мужик, то есть там были две лошади на обочине?" "Да, - отвечает парень. - Одна коричневая, другая белая". "И коричневая была у забора?" - спрашивает бармен. "Да, - отвечает парень. - А что?". "Тогда тебе крупно повезло, - говорит бармен. - Белая нихера не понимает в байках".
  Праведник засмеялся во все горло. Хельмут только безразлично посмотрел на дверь.
  - Дружище, да ладно тебе! Смешно же. Ведь реально смешно. Мне вчера "На перекрестке" рассказали.
  - Троих из "Псов" взяли. За перевозку оружия, - оборвал его речь Хельмут.
  - Вот дерьмо, - Беркут помрачнел. - В девятом?
  - В девятом.
  - А у тебя что? - Беркут посмотрел на Праведника.
  Парень только и ждал, пока его заметят, в эту же секунду он протянул наспех изрисованные и исписанные листы.
  - Там три машины. Судя по тому, что я видел, в последней должно быть что-то особенно ценное, они там целый контейнер под один ящик выделили. Из охраны человек двадцать будет, не больше, - сейчас выправке Праведника позавидовал бы иной военный. - Я дорогу посмотрел. Поедут через девятый, потом в объезд к пятому. Там другой дороги, где они могут проехать, нет. Точно знаю. Я еще прежде чем к базе подобраться все вокруг исколесил. И карта новая нужна была. Выехали часа два назад. Они почти загрузились, когда я сюда... Только...
  - Только что?
  Праведник замялся. Если по дороге к клабхаусу он всем сердцем хотел рассказать о волне, которая едва не настигла его у военной базы, то сейчас начал сомневаться. Там он готов был поклясться, что нечто ужасное способно нарушить все планы. Но чем ближе был город, тем нереальнее становилось произошедшее. Может, и не было никакой волны и гудения, а это просто воображение сыграло с ним злую шутку из-за холода. Но говорить обо всем этом явно не следовало.
  - Нет, ничего.
  - Наши еще с ночи стоят у въезда в город, - встрял в разговор Хельмут. - Недалеко от поворота к лесу. Там есть несколько необозначенных дорог, по ним смогут пройти на старушках.
  "Старушками" Хельмут называл два старых военных трака, которые каждый раз изменялись и перекрашивались до неузнаваемости. Их тихо привозили к месту, где должно было происходить основное действие, пока в городах все силы полиции были брошены на тушение "пожаров" от проспектов и саппортов клуба.
  Нечестивые выезжали колонной, называя это мотопробегом в честь... (в честь чего решалось каждый раз отдельно, это мог быть день независимости, день памяти, день сопротивления, день взятия Бастилии и еще много других дней, которые по всем параметрам подходили для сбора нескольких сотен человек в одном месте). Сначала мирно, в сопровождении пары машин полицейских, они колесили по городу, иногда посещая памятники или даже заезжая в детский приют. Потом заворачивали в один из излюбленных баров, откуда уже через несколько часов выходили звери, отказывающиеся плясать под дудку своих конвоиров. Они ломали "загон" и изрядно напившись, начинали показывать свои острые зубы.
  "Ну что, твари?! У вас есть дубинки? Так у нас тоже!" - таким или подобным криком одного из членов клуба начинались беспорядки.
  Иногда крика не требовалось, достаточно было одного косого взгляда или недовольной фразы, прозвучавшей реально или только в голове мембера, и вспыхивал самый настоящий пожар.
  Власти пытались контролировать происходящее, договариваться, обеспечивать охрану и загонять отверженных туда, где они смогут напиваться и сжирать друг друга, не трогая мирных жителей. Никто не забывал, что имеет дело с убийцами и наркоторговцами, пусть во многих случаях и бездоказательно.
  Иногда удавалось уладить все без особых происшествий. Члены UnHoly частенько сами не желали вступать в ненужные конфликты, а хотели лишь хорошенько отдохнуть в кругу своих. Особенно, если пробег устраивался в день памяти погибших мотоциклистов.
  Однако в этот раз все должно было происходить иначе.
  С самой ночи они катили в сторону девятого округа со всех сторон. Задача перед капитанами стояла одна: организовать путь таким образом, чтобы все, кто носит цвета, смогли изрядно повеселиться и привлечь к себе как можно больше внимания властей и полиции, а лучше оттянуть сразу все силы на себя. От младших в этой иерархии не требовалось ровным счетом ничего особенного. Они как всегда с воодушевлением включились в пробег, но в этот раз имели полное право вдоволь насладиться выпивкой, женщинами и добротным мордобоем сколько им заблагорассудится.
  А в это время сержант и несколько доверенных людей должны были остановить колонну и на траках вывезти весь или максимально возможную часть груза
  Когда с восходом солнца в городе послышался до боли знакомый рев моторов и вой полицейских сирен, а в утренних новостях по радио жителям предложили воздержаться от посещения нескольких районов в темное время суток, Беркут почувствовал истинное воодушевление, которое не посещало его уже давно.
  - Ну что, парень. Иди, веселись, сегодня твой день, - обратился он к Праведнику. - Сегодня ты можешь позволить себе все, я лично разрешаю, ты заслужил. А если принесешь мне срезанные шевроны кого-нибудь из "Псов" или "Легиона", я собственноручно вручу тебе лучшую награду в твоей жизни.
  Довольный Праведник сорвался с места как по приказу.
  - Сколько ему? Пятнадцать? Шестнадцать? - спросил Хельмут. - Мы не просто так решили, что не берем детей.
  - Да брось, дружище, - Беркут довольно обнял его за плечи. - Он сирота, его уже от рождения бросили, он взрослее многих, кто к нам приходит.
  - Твою мать, да он совсем ребенок. Я не собираюсь брать на себя такую ответственность.
  - А ты и не берешь. Да и перед кем? Перед его родителями? - Беркут откровенно заржал. - Так нет их. Или перед богом? Да не бойся ты так, я тебя отмолю, если захочешь, ты же в курсе, что мы с Ним, - он указал пальцев вверх, - когда-то были довольно близки, так может, послушает по старой дружбе, если он, конечно, есть. Или мне вернуть малого?
  - Да пошел ты. Отправлю за ним кого-нибудь присмотреть.
  - Если он тебе так важен, пожалуйста. Ты слышишь эту вонь? - Беркут подошел к походному мешку в углу.
  - Да, воняет тухлой рыбой. Все утро не могу понять откуда.
  - Рыбой? Скорее давно не мытой мохнаткой, - заржал Беркут, но сразу осекся и стал серьезным. - Если рыбой - дурной знак.
  Беркут расстегнул замок и вонь заполнила весь зал.
  - Чей это мешок? - спросил Беркут и сам себе ответил, увидев надпись на обороте. - Мадонна, сука. Ты когда ее видел в последний раз?
  - Дня два назад.
  Лицо президента покраснело от злости.
  - И явно не в душе. Эта баба - твоя проблема. Каждый раз, когда она исчезает, у нас появляются неприятности. И если сейчас она все нам испортит...
  - Не испортит.
  - Здесь рыба, твою мать! Гнилая, вонючая рыба! Знать ничего не хочу, найди ее до того, как мы начнем.
  5. Интро
  Выйдя из бара, Хромой отмахал на своем ржавом форде весь день, накрутив за двенадцать часов несколько восьмерок по двум округам. Шоссе, на удивление, оказалось на редкость пустынным, повороты - слишком плавными, а дорога - уж больно ровной, настолько, что даже скрипучая подвеска измученной машины не давала о себе знать.
  Часов в десять вечера он подъехал к своему гаражу и понял, что бодр также как перед выездом.
  После визита Призрака в бар "На перекрестке" прошлое волнами накатывало одно за другим, и больше не отпускало. Последние из четких воспоминаний: по дороге домой его поймал кто-то из легионеров. Тогда Хромой шел по улице мимо магазина с банальной надписью у входа "In Vino Veritas", сверху название светилось неприятным зеленым цветом, призывая прохожих к действию. Обычно Хромой с отвращением проходил это место, но в этот раз свет напомнил ему о случае из далекого прошлого.
  Лет двадцать назад их с Хельмутом встречала такая же надпись в магазине возле заправки. А внутри, по идиотскому желанию владельца лавки, все стены были выкрашены в яркий зеленый цвет. Хромой точно помнил, что Хельмут был в длинном плаще и строго настаивал, чтобы никто в этот день и в этом месте не знал об их принадлежности к Нечестивым. "Двадцать пять лет назад, - осенило Хромого. - Целых двадцать пять лет прошло". Неожиданно для себя он ясно и во всех красках вспомнил тот день.
  Вторник. Это точно был вторник, с неприятной моросью с самого утра, какая частенько бывает ранней осенью. Беркут развлекался с мамочкой на клабхаусе, Мадонна уже вторые сутки лежала пластом в пьяном угаре и при этом умудрилась изрядно поскандалить с Хельмутом. "Убью когда-нибудь эту тварь, клянусь тебе", - в запале выпалил тот, схватил ключи от машины и рванул в магазин. Хромой еле успел его догнать. Тогда же, выезжая за пределы города, он впервые услышал, как Хельмут готов уйти.
  - Ты никогда не думал, как все это закончится? - спросил тот.
  - Думаю, нас убьют, - самодовольно ответил Хромой. - И я совершенно не против. Вообще я абсолютно не против умереть молодым, лет в тридцать-тридцать пять - самое оно.
  - Через пять лет.
  - Пять - рано, тогда уж лучше десять. Верти как хочешь, но валяться стариком на больничной кушетке и смотреть на задницы хорошеньких медсестер, понимая, что тебе ничего не обломится - это, дружище, явно не про меня.
  - А если и не захочется?
  - Так это самое обидное! - Хромой заржал во все горло. - Нет, вот это вот все, - он махнул назад на пролетающие в окне поля. - Это про меня. А мозговыносящая баба от заката до рассвета, работа за гроши от рассвета до заката и все ради орущих спиногрызов? Вся вот эта херня, она мне надо? Я похож на идиота?
  Хельмут задумался.
  - "Что останется после меня? Миг воспоминания? Пепел..."
  - Пепел в городах, проломленные черепа и вечная память моих врагов. Тебе этого мало? Да ладно, - он толкнул Хельмута в плечо. - Наши имена и фото во всех газетах! Мы, мать твою, творим историю! Вот этими, собственными изломанными и изрезанными руками! А не сраные галстуки, годами страдающие от недотраха. Их бабы пищат и сцут кипятком, так хотят нас, их дома... ооооо, я понял, ты особняк себе хочешь, - резко оборвал себя Хромой, - так выбирай. Говори. Ткни пальцем. Что хочешь? Я скажу парням, все будет, все привезут, все сделают, кого надо выселят. Хочешь, будет тебе даже с бумажками.
  - Да ничего я не хочу.
  - Тогда какого хрена начинал? Не нравится ему что-то. Его облизывают со всех сторон, Мадонну терпят. Тебе красная дорожка нужна от дома до сортира, что ли? Так я сделаю, ты только скажи.
  Хромой замолчал. Он смотрел на извилистые повороты дороги, не думая ни о чем конкретном. Хватило его ненадолго, минут через пятнадцать он все-таки повернулся и уже спокойно спросил:
  - Так а серьезно, ты о чем хотел поговорить?
  Ответ последовал не сразу. Не отрывая взгляда от дороги, Хельмут сказал: "Так, не бери в голову, накатило что-то", - и больше к разговору не возвращался.
  Единственное еще, что тогда сержант выдавил из себя за время пути, так это просьбу не показывать кто они и откуда.
  В лавке было всего несколько человек. Четверо работяг в тяжелых, грязных ботинках, оставляющих следы по всему полу, старая семейная пара, спорящая о сроке годности молока и молодая девушка, которая слишком долго выбирала между двумя плитками шоколада, которые отличались только оттенком упаковки. Работяги и семейная пара не обратили на них никакого внимания, а вот девушка, напротив, оторвалась от своего выбора и застенчиво улыбнулась, провожая взглядом Хельмута.
  За все время, что они набирали выпивку, та так и не решилась, какую плитку ей стоит купить и перешла к замороженному мясу, продолжая бросать смущенные взгляды.
  - Она тебя хочет, - шепотом усмехнулся Хромой.
  - Заткнись, - недовольно ответил Хельмут и взял еще пару банок пива в дорогу.
  Проходя мимо девушки, он все-таки замедлил шаг. Сзади Хромому не было видно, что произошло, он готов был поклясться, что они обменялись парой слов. Тогда, подойдя к кассе, Хромой еще ехидно отметил: "Мадонна тебя убьет", и в этот же момент произошло неожиданное.
  Хельмут развернулся, чтобы ответить. Пола его длинного плаща дернулась, и из-под нее вывалился отполированный до блеска desert eagle. Сержант редко им пользовался, но постоянно носил с собой больше для собственного удовольствия - тяжесть оружия обрамляла внутреннее спокойствие кольцом. Плюс пять к уверенности, минус сотня карме. В этот раз крепление кобуры подвело, и оружие с блеском и грохотом вывалилось прямиком под ноги Хельмуту. Впрочем, даже не этот момент начал панику, а когда Хельмут с совершенно непонимающим видом все-таки поднял ствол и уставился на него, словно впервые видит.
  Работяги бросили, что держали в руках, и толпой ломанулись к выходу, старушка завопила неистовым голосом, ее муж схватился за сердце. Одна только девушка осталась стоять как вкопанная. И не произнесла ни звука. В ее голове мысль метрономом металась между шоколадом и мясом. Хромой повернул голову, взгляд сразу же наткнулся на дуло дробовика.
  - Убирайтесь нахрен отсюда! - завопил продавец, качая оружие то вверх, то вниз.
  - Эй, эй, - поднял руки Хромой. - Слушай дружище, вся эта хрень одно сплошное недоразумение. Вот, вот смотри, мы пришли за выпивкой. Вот бутылки. Вот деньги. Все при своих. Решили?
  - Пошли к черту! - истерил тот в ответ, отчего дробовик зашатало еще сильнее. С одинаковой вероятность в клочья могли разлететься как и бутыли с дешевой газировкой, так и голова Хромого.
  - Мужик, ты как хочешь, но лучше тебе взять деньги и мирно разойдемся. Начнем стрелять и, даже если ты сейчас в нас попадешь, то через пару часов к тебе сюда заявится целая толпа Нечестивых, обольют весь твой сарай бензином, а тебя водрузят на самый верх. Гореть ты будешь быстро, но больно. А потом, я смотрю, ты женат, так вот потом мои парни придут в гости к тебе домой и по кругу начнут утешать несчастную вдову, пока она не захлебнется в собственных слезах и нечестивой сперме. Так что давай, - он медленно потянулся к дулу и плавно опустил его вниз. - Вот так. А теперь бери эти чертовы деньги, мы забираем наше бухло и мирно расходимся. Решили? Идем.
  Мужика бил мандраж. Пока тот не успел опомниться, Хельмут схватил ящик, Хромой взялся за другой и они быстро рванул к выходу.
  Только раз он обернулся. Продавец стоял как вкопанный - одно упоминание "Unholy" могло заставить такой народ валяться на коленях и рыдать, умоляя простить. Этот держался молодцом. Пересрал, конечно, сильно, но не сломался. Женщина осела у холодильников, муж пытался привести ее в чувства.
  Удивила Хромого девушка. Она не двинулась с места, провожала их взглядом, а вместо всепоглощающего ужаса на ее лице за поблекшим интересном, явно проступало разочарование. "Сумасшедшая", - подумал тогда Хромой. И сразу забыл. А сев в машину от всей души расхохотался.
  - Твою мать, Хельмут! Твою ж мать! Ты видел как этот сукин сын наставил на меня свой сраный дробовик? Ахахаха! Мои мозги могли остаться на его ебучем полу! Все, я тебе точно говорю, все, это последний раз, когда я вышел куда-то не в цветах.
  - Хромой! - выдернул его из воспоминаний голос с другой стороны дороги.
  Зеленый цвет померк. Возле обочины стоял новенький харлей, а рядом с ним "проспект" из "Легиона". Перспективный кандидат, Хромой точно знал, что не пройдет и года, как новичок полноправно вступит в ряды легионеров. Хотя, сейчас это выглядело смешно. К тому же он совершенно не помнил, как звали этого молодого пижона.
  Проспект перебежал улицу и протянул руку, чтобы поздороваться. Жест остался без ответа.
  - Сегодня собрание, - сообщил он, нелепо ворочая ладонью. - До вас никак не могут дозвониться.
  - Так это тебя за мной послали? Скажи, что я болен, мне плохо. Да, плевать, скажи, что хочешь, не могу я сегодня.
  - А...
  - И завтра не могу. Когда смогу, сам сообщу. Давай, катись.
  Проспект недоверчиво посмотрел по сторонам, потом спокойно перешел дорогу, сел на харлей и быстро укатил вверх к трассе. Как только звук мотора стих, Хромой ощутил полное бессилие. На него нахлынула вереница мыслей. Он понял, что раньше все было куда серьезнее и тем намного интереснее. И уже лет пять, а может и все десять, он занимается только тем, что присматривает за поколением вот таких вот пижонов на купленных за родительские деньги последних харлеях, с сервисным ТО, кредитами и гарантийными талонами. Он - имени которого боялись все цивилы - именно он теперь советует молодым, где быстрее оформят их новенький байк.
  Он вывел из гаража ржавый форд и поехал. Куда угодно, только бы ехать. Подальше от того болота, куда он сам себя незаметно погрузил. Главное было двигаться, видеть дорогу и не вышибить себе мозги до приезда Призрака. Всего какой-то день, не больше, он сильно на это надеялся.
  Было пол одиннадцатого вечера. Хромой еще раз посмотрел на часы и поежился от подступающего ночного холода. Да, все верно - пол одиннадцатого. Три часа спустя начал накрапывать мелкий дождь, а еще через пятнадцать минут все небо, скрыв звезды и кривой месяц Луны, заволокло черными тучами, и небывалый ливень обрушился на город. Казалось, что природа решила за один раз вылить весь дождь на неугодные ей колеи дорог.
  ***
  Хромой дремал в ванной, когда в дверь гаража постучали. Небольшая разваливающаяся хибара ближе к лесу, давно использовалась как склад ненужных вещей, а домом стал гараж, запрятанный среди деревьев. Отыскать его не зная точно, что ищешь, было нереально. Это обстоятельство полностью устраивало Хромого, особенно, когда в полупустой дом приходили приставы или гости из прошлой жизни. Впрочем, в этот раз он сам ожидал своего гостя, не ложась, прекрасно понимая, что уснуть не получится. Выкурил две пачки сигарет, попинал разбросанные вещи, от нечего делать изолировал провода и попытался заделать несколько дыр в потолке, с которых на пол уже падали грязные вонючие капли то ли дождевой воды, то ли уже болотной тины. Но чем больше усиливался дождь, тем понятнее становилось, что Призрак не появится. Просидев так до первых раскатов грома, Хромой послал все к чертовой матери и отправился в гараж...
  Вода холодными объятиями медленно тянула голое тело вниз. В одной руке Хромой инстинктивно держал давно потухший окурок, вторая рука, свешенная за борт ванны, покоилась на пустой бутылке. Храп отражался от выкрашенных в черный стен и сразу растворялся. Расслабленное тело, поддаваясь легким движениям воды, соскальзывало все ниже, вода достала до подбородка, поднялась до рта, залезла в пазухи носа, и чтобы забраться внутрь ей не хватало одного вдоха.
  Стук в дверь раздался с новой силой.
  

18+ Выкладывается в процессе на ЛитРес:

СКИДКА НА ВРЕМЯ НАПИСАНИЯ!

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"