Вот уже полвека с тех пор, как Никита Хрущев выдвинул свой бессмертный лозунг "Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!", слово "коммунизм" воспринимается в нашей стране со снисходительной иронией. Начиная с перестройки, эта ирония из снисходительной стала презрительной.
С падением Советского Союза сам лозунг о "строительстве коммунизма" постепенно стал исчезать из программ левых партий. Социал-демократические партии отказались от идеи "коммунистической перспективы" еще в 50-е годы. Приблизительно тогда, когда Хрущев обещал этот самый коммунизм построить "при жизни нынешнего поколения".
Сегодня левые партии гораздо больше говорят о том, как внести справедливость в существующее общественное устройство, чем о перспективах будущего общества без насилия, эксплуатации и угнетения.
Даже наиболее радикальные из левых партий отличаются от своих более умеренных сестер не столько вниманием к коммунистической перспективе, сколько уверенностью в том, что внести справедливость в существующее общественное устройство мирным путем невозможно, и что это задача может быть решена только при помощи революции.И такое состояние умов во многом чрезвычайно естественно. Крах Советского Союза и мировой социалистической системы, приведший практически одновременно и к краху мирового социалистического и рабочего движения, не только вызвал у левых активистов во всем мире ощущение бесперспективности постановки глобальных задач и желание заниматься решаемыми задачами и текущими малыми делами, но и породил у многих чувство того, что этот крах был закономерным, что в основе его лежала фатальная ошибка в самом основании мирового коммунистического проекта.
Сейчас, когда Советского Союза не существует почти 20 лет, мне кажется, что уже пришло время поверить эти чувства при помощи разума. Свидетельствует ли крах мирового коммунизма о порочности самой коммунистической идеи, и, следовательно, о том, что левым силам во всем мире следует согласиться с социал-демократической тактикой "великого компромисса" с существующим социальным строем и идти по пути его улучшения в возможных пределах, или же коммунистическая идея остается вполне реалистичной, а ошибка заключалась лишь в способах ее реализации в конкретно-исторических условиях Советского Союза и мировой социалистической системы? Я уж не говорю о том, что допустима возможность и того, что и способ реализации был в основном правильным, а Советский Союз пал в межформационной борьбе жертвой предательства собственных элит, что предсказывал еще Троцкий в "Преданной революции"?
Лично мне, как человеку, известному своими социал-демократическими убеждениями, казалось бы, было бы естественным, придерживаться первого ответа на этот вопрос, то есть, считать коммунистическую идею ошибочной изначально. Однако же, я, как бы это не казалось кому-то парадоксальным, вижу у коммунистической идеи во всем мире большое будущее. Однако, считаю это будущее реализуемым только на путях следования социал-демократической тактике "большого компромисса" с существующим социальным строем.
На мой взгляд, лидеры Великой русской революции, в первую очередь, В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий заложили в российской социалистический проект ряд ошибочных идей, которые, в значительной мере благодаря исключительным талантам, можно даже сказать политической гениальности Ленина и Троцкого, оказались внутри этого проекта непреодолимыми, и сделали его в долгосрочной и даже среднесрочной перспективе чрезвычайно уязвимым. Часть из этих ошибок была исправлена благодаря организационному гению И.В.Сталина, но значительная часть из них так и осталась непреодоленной вплоть до краха советского Союза, оказавшись, в конечном счете, одной из важнейших причин этого краха.Часть из этих ошибок общеизвестны, часть - становятся понятны только сейчас.
Первая из этих ошибок - представление о России как о временном плацдарме, необходимом для разжигания мировой революции, была, в конечном счете, преодолена Сталиным в его совершенно правильной идее "построения социализма в одной отдельно взятой стране". Однако, она не просто стоила нашей стране огромного количества крови, пролитой в первые годы советской власти. Русофобская и вообще человеконенавистническая мысль Ленина о готовности пожертвовать двумя третями русского народа ради победы мировой революции, в превращенной форме тезиса о том, что победа социалистической идеологии гораздо важнее жизни миллионов русских людей, в каком-то смысле вошла в генетику советского проекта и была окончательно оставлена только в хрущевско-брежневские годы. Можно, конечно, сказать, что мысль о России как трамплине для мировой революции была неизбежна в рамках ортодоксального марксизма, однако, в нашей стране к 1917 году уже 70 лет существовали другие варианты социалистической идеологии, в которых - от Герцена и Бакунина, через народников до Кропоткина и эсеров, такая антинациональная и антинародная логика, как у Ленина в этом вопросе, была абсолютно неприемлема.
Вторая из этих ошибок - абсолютно безосновательное преувеличение значения и роли класса индустриальных рабочих в социалистической революции, социалистическом строительстве и социалистическом обществе. Эта ошибка основана на излишне узком толковании мыслей Маркса и Энгельса о диктатуре пролетариата.Там, где основоположники имели в виду под диктатурой пролетариата правление трудящегося большинства, отстранившего от власти эксплуататорско-паразитическое меньшинство, а о промышленных рабочих говорили применительно к развитым западным обществам, в которых рабочие были, по их мнению, наиболее передовым классом и составляли, при этом, большинство в обществе, лидеры русской революции увидели идею о мессианском превосходстве рабочих над всеми остальными трудящимися.Эта ошибка была свойственна РСДРП в целом, большевики разделяли ее с меньшевиками, но делали из нее противоположные выводы. Там, где меньшевики делали вывод о неготовности России к социалистической революции в связи с малочисленностью и неразвитостью в ней рабочего класса, большевики искали оснований для своего возвеличивания рабочих и презрения к крестьянству в связи с его пресловутой "мелкобуржуазной сущностью".
При этом следует понимать, что в то время крестьяне составляли 80% населения нашей страны и представляли собой абсолютное большинство трудящихся. И, таким образом, большевики претендовали освободить от угнетения и эксплуатации трудящихся нашей страны, презирая, и уж в любом случае, не уважая и не считаясь с интересами их подавляющего большинства. И это при том, что, в отличие от РСДРП, все остальные русские социалисты относились к крестьянству, то есть, иначе говоря, к подавляющему большинству нашего народа, прямо противоположным образом. К тому же наряду с понятием "трудящихся" они использовали и понятие "народа", включая в него всех, кроме самых богатых: и мелкую буржуазию, и низшее чиновничество, и офицерство, и даже священников. Я уж не говорю об интеллигенции, которую большинство русских социалистов считало наиболее прогрессивным социальным слоем.
Но наиболее фатальной ошибкой большевиков была третья, заключавшаяся в фатальной недооценке и игнорировании той самой "мелкобуржуазной сущности", которую сами же большевики, с легкой руки Ленина, инкриминировали большинству нашего народа.
Если первые две ошибки приводили только к определенной антинародности советской власти, вызывавшей ответную антисоветскую конфронтацию снизу, которая постепенно сглаживалась, по мере того, как советская власть становилась в хрущевско-брежневские времена все более социально-патерналистской и пронародной, то третья ошибка буквально послужила причиной падения советской власти.
Непонимание того, что носитель мелкобуржуазной психологии испытывает острое и практически неперевоспитуемое желание иметь "собственную корову", привело к тому, что в отсутствие при советской власти иных рабочих мест, кроме работы по найму в госучреждениях, люди с сильно выраженной собственнической психологией буквально заполонили собой верхние и средние этажи управленческой пирамиды практически во всех сферах жизни советского общества. Именно это, на мой взгляд, а вовсе не отсутствие "рабочей демократии", как это считал Троцкий, привело советскую элиту на путь измены собственным идеалам, а советскую власть - к падению. Это же обстоятельство сделало сталинские репрессии гораздо более жестокими и кровавыми, чем они были бы в случае, если бы они не проводились десятками тысяч карьеристов и не сопровождались доносами сотен тысяч корыстных стукачей.
Эти же причины привели к тому, что становой хребет развитой советской власти - научно-техническая интеллигенция, в конце концов, возненавидела собственное государство, будучи измученной чванством, завистью и садизмом карьеристов, занимавших в научно-технической сфере управленческие должности.
Однако, все эти ошибки, допущенные при реализации коммунистического проекта в Советском Союзе вовсе не дискредитируют, на мой взгляд, сам этот проект как таковой. Более того, коммунистическая идея, будучи по своему происхождению идеей принципиально светской, чисто человеческой, никоим образом не претендующей на богооткровенное происхождение, имеет, тем самым, право на ошибки, причем на ошибки с достаточно большим зазором. Ведь человеку свойственно ошибаться. А кто наберется мужества заявить, что менее чем столетняя история коммунистического проекта имеет больше ошибок и преступлений, чем, к примеру, двухтысячелетняя история христианства.
Другое дело, что этот светский секулярный характер коммунистической идеи вовсе не обозначает ее несовместимости с христианством. И мы уже видели в ХХ веке разнообразные формы совмещения социалистического и христианского идеалов от "богословия освобождения" и "богословия революции" в латиноамериканском католицизме до принципа "плюрализма обоснования" в программе социал-демократической партии Германии, согласно которому членом и сторонником партии может быть любой человек, поддерживающий ценности свободы, справедливости и солидарности, независимо от того, из каких мировоззренческих оснований - христианских, марксистких, кантианских и т.д. он исходит.
Так что, с одной стороны, социалистический и коммунистический проекты являются укором историческому христианству, с другой - они поднимают темы, веками обсуждавшиеся в истории христианской мысли. Даже само противопоставление социалистической и коммунистической идеологии имеет свои аналогии в истории христианской политической философии. Святой Фома Аквинский с его идеей о том, что нынешний социальный порядок является следствием грехопадения, но государство, тем не менее, является естественной формой организации жизни людей, в определенном смысле, может считаться предшественником нынешних европейских социал-демократов. А блаженный Августин с его идеей о том, что "государство без Христа является бандитским" выступает предшественником идеи коммунистической. Но, так или иначе, ни ошибки и преступления исторического христианства, ни ошибки и преступления реального социализма не могут служить препятствием для реабилитации коммунистической идеи.
Причем речь здесь идет не только о реабилитации коммунистической идеи как идеологического основания советского общества, не только о реабилитации того, что Зиновьев называл "реальным коммунизмом", но и о перспективах коммунистической идеи как утопии в маннгеймовском смысле, то есть, о том самом "коммунистическом будущем", о котором говорили основоположники марксизма, а потом и сотни тысяч советских пропагандистов и идеологических работников.
Но для этого требуется, на мой взгляд, очередной методологический поворот, очередная постановка идеи "с головы на ноги". На этот раз - идеи коммунизма.
Прежде всего, следует разобраться во взаимоотношениях идеи социалистического общества с идеей общества коммунистического. Коммунистическое общество, как его описывали Маркс и Энгельс, то есть, общество, в котором отсутствуют насилие, угнетение и эксплуатация, а, вследствие этого, отсутствуют государство и деньги как социальные институты, является достаточно естественной утопией. Более того, весьма сходные взгляды разделяли и социалисты многих других направлений, например, основоположники анархизма.
Собственно, сложность в реализации этой утопии была ясна самим основоположникам, которые понимали, что для ее осуществления недостаточно построения справедливого социального строя, но и требуются дополнительные усилия, которые они метафорически обозначили как "воспитание нового человека". Я полагаю, что понимание этой "диалектики объективного и субъективного" могло бы избавить провайдеров Великой русской революции от многих ошибок.
В идее общества социалистического, в отличие от идеи общества коммунистического, ничего утопического, в сущности, нет. Социалистическое общество - это тот максимум социальной справедливости, который может быть достигнут при помощи массовых институциональных реформ, поддерживаемых большинством населения. Этот максимум социальной справедливости ограничен только наличным уровнем производительных сил и возможностями солидарности трудящихся для достижения этой справедливости.
В отличие от социалистического общества, коммунистическое общество названными выше параметрами определяться полностью не может. Даже если бы сегодня была бы возможна материально-техническая база коммунизма, как сочетание неограниченных источников энергии с неограниченными возможностями робототехнической промышленности по производству средств потребления, то создание на этой базе коммунистического общества было бы невозможно без всё того же "воспитания нового человека". В противном же случае, такое "коммунистическое общество" породило бы социальные проблемы, по сравнению с которыми наш сегодняшний постсоветский "дикий капитализм" показался бы раем.
Если посмотреть на эти два проектируемых общества в рамках свойственной социалистической идеологии формационно-исторической перспективы, то социалистическое общество естественно было бы назвать "обществом желаемого завтрашнего дня", а коммунистическое, в рамках той же метафоры - "обществом дня послезавтрашнего".
Отсюда становится естественным методологический принцип - необходимым условием построения "общества послезавтрашнего дня" является предварительное построение "общества дня завтрашнего". То есть, для достижения коммунистического общества необходимо сначала построить общество социалистическое. Именно непонимание этой диалектики и послужило причиной провала советского проекта.
В современных условиях, когда большинство современного человечества живет при разных формах капитализма, задача социалистического строительства естественно разбивается на два этапа.
Первый этап - этап народно-демократического строительства. На этом этапе решаются классические социал-демократические задачи. Трудящиеся (включая мелкую буржуазию) в союзе с национальной буржуазией борются за свои права против блока компрадорской буржуазии и финансовых спекулянтов с коррумпированной бюрократией. Результатом этой борьбы является построение "общества всеобщего благоденствия" - демократического социального государства. Союз с национальной буржуазией на этом этапе абсолютно закономерен, так как национальная буржуазия - единственный из отрядов класса капиталистов, заинтересованный в высоком уровне жизни трудящихся как покупателей собственных товаров. Социальное государство построено в большинстве стран Западной Европы. Для других капиталистических стран задача его построения остается актуальной.
Последние десятилетия, однако, даже самые развитые социальные государства испытывали трудности в связи с процессами экономической глобализации, размывавшими внутренние рынки национальных государств и крайне ослаблявшими национальную буржуазию в пользу международного компрадорского и финансового капитала. Однако, нынешний международный экономический кризис, судя по всему, ослабит процессы экономической глобализации и вновь усилит национальные государства, внутренние рынки и национальную буржуазию.
Этап народно-демократического строительства является существенно национальным. Инструментом социальных преобразований на нем является национальное государство. Субъектом преобразований является политическая нация как "народ-для-себя", народ, осознавший собственные интересы, народ, проявивший реальную социальную солидарность.
Такое понимание "народа" опирается на традиции Великой французской революции, когда в состав народа включали подавляющее большинство населения, за исключением "врагов народа" - аристократов и откупщиков. Другое дело, что и сам народ в таком понимании конституируется непосредственно в процессе социальных преобразований.
И только на втором этапе, этапе собственно социалистического строительства, может вставать вопрос о постепенном размывании национальной буржуазии как класса за счет развития производственного самоуправления трудящихся и переходу к гегемонии союза собственно трудящихся и мелкой буржуазии во всех ее видах. Сегодня до этого этапа не доросла ни одна из стран мира, включая и "коммунистический" Китай.
В истории Советского Союза было несколько периодов, когда мы могли бы перейти к социалистическому строительству, но, увы, история, как любили говорить в перестройку, "не имеет сослагательного наклонения". В любом случае ясно, что социалистическое строительство представляет собой целую историческую эпоху, перескочить которую, перейдя непосредственно к коммунистическому строительству, невозможно без катастрофических последствий.Это, однако, вовсе не обозначает невозможности коммунистического строительства уже сейчас, в период, когда актуальной задачей остается строительство демократического социального государства. Я имею в виду возможность и даже необходимость существования коммунистического уклада внутри народно-демократического и, тем более, социалистического общества.
В свое время Сергей Чернышев в книге "Смысл" блестяще показал значение "будущего в настоящем" в виде существования в качестве отдельных социально-экономических укладов тех социальных форм, которые в будущем становятся всеобщими. Конкретно о коммунистическом укладе не менее блестяще писал в свое время Сергей Кургинян. Я имею в виду изложенную в его "Постперестройке" идею "коммунистических монастырей".
Речь здесь идет о том, что будущее коммунистическое общество подразумевает не просто "нового человека", но вполне конкретные формы общественных отношений, основанные на бескорыстном и заинтересованном труде. Именно это имел в виду Карл Маркс в своей идее "всеобщего труда". Эти идеи развивает уже много лет Вадим Межуев в своих размышлениях о "социализме как культуре".
И я уверен, что уже сегодня при минимальных успехах народно-демократического движения в области борьбы за права большинства возможно и крайне желательно образование "коммунистических общин" творческих людей. Считаю, что прежде всего они возникнут в сфере образования, науки, культуры и научно-инженерного творчества.
Эти "коммунистические общины" не только станут одним из укладов внутри социалистического общества, но и живым ростком коммунизма, приближающим наступление коммунистического будущего. И, таким образом, справедливо осмеянный лозунг Никиты Хрущева о том, что "нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме" может парадоксальным образом оказаться верным.