Он упал на колени, и песок тут же поглотил его ноги. Он опустил голову на грудь и попытался о чем-нибудь подумать. О чем-нибудь, но только не о пустыне. Об этой вещи без начала и конца. Здесь у истока нет продолженья, а у человека - нет другого человека. Здесь ты один, сам по себе. Одиночество бесконечно как сама пустыня. Это чувство будет наполнять тебя, пока ты не поймешь, что у него нет края. Вот тогда и приходит ощущение бесполезности и безысходности. И ты смиряешься, тебе становится наплевать на себя, на свою судьбу и жизнь... да и на весь Мир тебе сейчас наплевать!
Так сидел и думал он в лучах заходящего солнца. Он понимал - надо двигаться, еще многое надо успеть до того момента, когда солнце скроется за линией горизонта.
Он встал, отряхнул выгоревшие штаны, сбросил с плеч рюкзак и достал из него большой сверток. Там внутри парусина находились спасительные палочки для обогрева. Он не стал разворачивать сверток, вместо этого он достал небольшую складную саперную лопатку.
- Том, меня зовут Том. Я живу на Вестшир 13, Бостон. Номер моей кредитной карточки 530543. Мне 33 года. Я дослужился до заместителя отдела по рекламе в Вашингтон Пост. Хотя всю жизнь мечтал писать. Уф-ф!
Когда говоришь сам с собою, мозги автоматически отключаются. Не о чем становится думать.
Он окопал место ночлега и выкопал яму под костровище. Все эти операции потребовали настолько много усилий, что хлопчатобумажная рубашка намокла по всей спине и частью на животе.
Солнце тронуло горизонт. Началось медленное погружение в ночь. На Востоке уже виднелась темно-синяя полоска. Надо торопится.
- Я почти ничего хорошего не сделал... Но и плохого тоже. Я сосуществовал с бешеным ритмом этой жизни, но я сломался. Я хотел писать, а получилось совсем наоборот... И вот я, Том Стоппард, теперь здесь один.
Разлив остатки средства, отпугивающего животные организмы, по выкопанному кругу, Том разложил костровище: сначала своей газеты, затем немного тростничка, сверху - параллельно друг другу три полена.
Солнце скрылось за горизонтом. Его последние лучи ласкали небосвод. С Востока шла ночная тьма. Вот-вот и появятся звезды.
Том поджег бумагу, и сухой тростник моментально вспыхнул. Через минуту занялись сами поленья. Том вынул из рюкзака жестяную банку с говядиной, пол батона белой булки и термос. Говядину он намазал на остатки булки и немного присолил из специального отделения в ноже 'Коммандос'.
Небо полностью очистилось. Звезды, как светильнички, включенные невидимой рукой, начинали светопреставление. Становилось все холоднее.
Съев пол оставшегося батона, Том сложил все обратно в рюкзак и принялся хлебать горячий чай.
Ему послышался легкий отзвук фэн-шуевских трубочек. Он обернулся, но на вершине бархана сидел только он один. Звук повторился, но уже в его голове. Такой легкий, как будто короткий вздох ветра качнул 'язычок'. Он вспомнил кое-что: одноэтажное строение с мансардой, небольшая верандочка, на которой мелодично трепещется звук от трубочек фэн-шуя. Невдалеке, метров в пятидесяти течет река. Другой берег резко поднимается в скальных возвышенностях. Редкое дерево растет на таком крутом склоне. Но они растут - где сосенка, где ель...
Это загородный домик отца. Они часто туда приезжали порыбачить вместе с ним, когда Том еще учился в школе, а затем и в колледже. Отец отлично управлялся с нахлыстовым удилищем. Том пытался подражать ему своей поплавковой удочкой. Он помнит, как отец долго стоял, высматривая подходящее рыбное место. Он ловко переходил со скользких валунов в своих рыболовецких сапогах до бедер. А Том не раз здорово плюхался в быстрые воды, и, хотя речка была неглубокой, это расстраивало его.
Он до сих пор помнит тот профиль отца на фоне заходящего августовского солнца: широкополая шляпа с огромным количеством мормышек, широкий лоб, боксерский нос, крупный рот, магические впадины, в которых покоятся мудрые карие глаза, слегка поседевший волос, топорщащийся ершиком из-под шляпы, мускулистые загорелые руки, которые упирают шестиметровое удилище в ногу, клетчатая рубашка и еле выдающиеся из-под резиновых сапог штаны. Солнце создает ореол вокруг его головы. Вот он поворачивается и улыбается Тому стройным рядом белоснежных зубов...
Отец умер 13 лет назад. Сердечный приступ. Том закрыл глаза. Но в голове снова прозвучал звон трубочек фэн-шуя и он вспомнил то, что хотел вспомнить.
Это случилось за год до окончания школы. Они отправились в домик на весенние каникулы.
Они стояли и смотрели за градом с веранды. Река превратилась в кипящий котел - сплошные шлепки и расходящиеся круги. Рыба тоже бесновалась - форелины подскакивали из воды метра на полтора и в лучах заходящего солнца казались горящими всей своей чешуей. По крыше все молотили и молотили крупные градины. Дом обступил равномерный гул. И в этот самый момент раздался тихонький голос пяти трубочек. Наверное, одна из градин, что поменьше сумела извлечь такой тонкий отзвук. И тогда отец положил Тому руку на плечо и сказал:
- Когда я умру, Том, я хочу, чтобы ты, вспоминая обо мне, помнил бы этот вечер.
Отец умер через 3 года.
По обветренным щекам потекли скупые слезы. Он посмотрел наверх, и слезы сразу высохли. Только на дне глаз тихонько подрагивала водяная гладь.
Небо обсыпало звездами. Он сумел различить лишь Южный Крест. Темнота, спускавшаяся из космоса, немного пугала его. Он чувствовал себя бесконечно малым по сравнению с тем, что творилось над головой. Сердце защемило. Может от боли, может от усталости от этого похода. Вот и жена говорила... 'Не нужны мне к черту никакие советы! Какие могут быть 'но', если ты здесь оказываешься один на один с вечностью...'
Том только заметил, как погас очаг. Стало совсем холодно. Надо ложиться спать. Он убрал кружку в рюкзак, а вытащил оттуда спальный мешок. Том закопал костровище, а поверх него постелил парусиновую ткань, а затем спальник. Сняв ботинки, он положил их в рюкзак и завязал его.
В спальнике было намного теплее, да еще снизу грело. В его глазах не пропала водяная гладь, но она стала более напоминать застывший лед. Он не был зол. Нет, нет! Напротив... Просто когда тебе в лицо дышит вечность, не так просто устоять в своем домике на краю Вселенной.