Милявский Валентин Михайлович : другие произведения.

Салат из авокадо

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

   0x08 graphic
  
   О резервах нашего мозга.
  
   Те полкило, что Сема вчера вечером взял на душу, душа не приняла. Она противно щемила. Еще болела голова. Голова также трещала и была готова расколоться на части.
  
   Давали о себе знать внутренние органы, подорванные миокардиодистрофией
   сердца, хроническим гастритом желудка и циррозом печени.
   Их выкручивало и давило.
   Сбылись предсказания лечащего врача. Лечащий врач сказал, что все это будет продолжаться и усиливаться, если Сема не бросит пить.
   На глаза Семе попалась газета с подчеркнутым заглавием. Газету оставила, перед тем как уйти на работу, Семина жена Соня. Соня хотела, чтобы Сема обратил внимание на статью "К чему ведет пьянство".
   Сема пропустил яркое описание последствий. Он не хотел себя расстраивать.
   Методы лечения Сема тоже пропустил. В методах лечения Сема разбирался лучше автора. Автор судил о них на основании чужого опыта. У Семы был свой собственный.
   В статье имелись некоторые технические подробности. Автор утверждал, что в головном мозгу среднестатистического человека содержится 14 млрд. нервных клеток.
   Зачем, так много, - удивился Сема, - это ведь не доллары?
   То, что автор статьи когда- то работал бухгалтером; и, возможно, сидел за
   растрату, Сема понял сразу.
   Бывший бухгалтер сообщал, что после каждой выпивки, из головного мозга неизвестно куда девается полмиллиона нервных клеток. И делал свои выводы, основанные на расчетах.
   Сема тоже начал считать, чтобы иметь собственное мнение. И вышел на конкретные цифры.
   В самом приблизительном выражении цифры выглядели следующим образом:
   За вычетом перерывов, связанных с лечением и торжественными обещаниями взять себя в руки, набралось 15 лет чистого времени.
   Пил Сема не часто, но регулярно. Не реже 3-х раз в неделю. В том числе без закуски.
   С помощью карандаша и бумаги Сема умножил одно на другое
   Вышло три тысячи раз, и ещё какая-то мелочь.
   Чтобы свести воедино количество приемов с количеством исчезающих нервных клеток, нужно было все это, еще раз перемножить.
   - Один пишем, три в уме, - считал Сема, шевеля лицом, - потом снова пишем.
   Он насчитал 1 млрд. 500 млн. безвозвратно потерянных нервных клеток.
   - Ничего себе минус, - ужаснулся Сема, - У Сони из-за какой-то тысячи
   шекелей каждый месяц истерика. А тут такая математика, что никакого компьютера не хватит.
   Сема начал считать снова. Но уже в другую сторону. Его интересовал остаток.
   Он считал до тех пор, пока не выяснил, что, несмотря на перерасход в -его
   распоряжении имеется 12 млрд., вполне пригодных для жизни нервных клеток.
   Жаль, что Соня читает только объявления, - подумал Сема. - Если бы она
   читала остальное, то не обзывала бы меня при детях идиотом. Я, конечно, не Лев Толстой, но кое-какой фундамент для интеллекта в моей голове имеется.
   Сему охватил восторг и прилив не свойственной ему щедрости. Он извлек из
   тайника заначенную бутылку. И с видом человека, который может себя это позволить, отстегнул от общей суммы, оставшихся у него нервных клеток, ещё полмиллиона.
   Семин мозг не заметил эту потерю. Он ее даже не почувствовал её.
   На радостях Сема в одних трусах вышел на балкон. И начал рассказывать прохожим о резервах нашего мозга.
   Сема приводил такие доводы. Он оперировал такими аргументами. Что всем, кто его слушал, было предельно ясно -
   При таких резервах и с такими людьми нашей цивилизации ничего не угрожает.
  
  
   Сема и очередь.
  
   Семе нравилось стоять в очереди. Очередь расширяла его кругозор. И оставляла время для подсчетов.
   Семина жена Соня записывала на листочек продукты, которые Сема должен был купить. И выдавала ему необходимое для этого количество денег.
   А Сема хотел сэкономить. Ему нужно было выгадать несколько шекелей на покупку стаканчика с водкой. Или двух, если повезет
   Соня догадывалась, но не шла на скандал. Соня знала, что если Сема не удовлетворит свою привычку экономить на продуктах, он будет доставать деньги другим путем. А это опасно для семейного благополучия.
   До переезда на историческую родину Сема часто толпился в очереди. И ему есть, с чем сравнивать.
   Здесь никто не давит на тебя со всех сторон. И не бросает взгляды, которые предполагают любое развитие событий. Зато есть придирчивость, дорвавшихся до капитализма покупателей.
   Сема не верит своим глазам. За короткое время, буквально ни из чего, выросло много знатоков гастрономии и тонких гурманов.
   Одна дама дискутирует с продавщицей. Во рту у дамы, взятая на пробу ветчина. И она говорит носом.
   Продавщица клянется, что это та ветчина, которую дама брала прошлый раз.
   Дама утверждает, что у ветчины другой вкус.
   - Мой Илюша, - говорит дама, значительно, - ветчину с таким вкусом есть не будет. Такое у него отношение к пище и привычки.
   Продавщица демонстрирует понимание. У нее на лице желание продать уживается с отчаянием.
   Другую даму мучает гамлетовский вопрос. Брать или не брать двести грамм сыра. И она излагает свои доводы.
   Третья дама ничего не покупает. Она уже все купила.
   Даму интересует, как себя чувствует старая мама продавщицы. И нет ли у их общей знакомой Даночки изменений на личном фронте.
   Сема медленно продвигается к прилавку, держа ногу на горле собственного раздражения. Потом он делает жест.
   - Два стакана водки, - говорит Сема и тянет паузу, до тех пор, пока не проходят
   шок и мертвая тишина.
   Уже другим голосом Сема перечисляет продукты из Сониного списка.
   С покупками в руках Сема идет к условленному месту. Там его ждет друг Гриша. Они начинают пить, закусывать и неторопливо разговаривать.
   Говорит, в основном Гриша. Гриша недоволен местом, которое он занимает в
   жизни. Гришу недооценили. И у него есть много доводов, включая два главных.
   Гриша и один древнеримский общественный деятель, независимо друг от друга, предсказали ужасный конец мировой державе.
   Древнеримский общественный деятель - древнему Риму. А Гриша - Советскому Союзу.
   Причем Гриша пошел дальше римлянина. И смотрел на вещи глубже.
   Гриша сказал, что государству, где на выпивку тратят больше времени, чем на сельское хозяйство и промышленность, помочь невозможно.
   В то время как Гришин соавтор всего лишь сравнивал стоимость упряжного вола и фаршированной рыбы.
   Ещё Гриша - экстрасенс. Настолько сильный, что его включили в группу из 10 таких же уникумов, и попросили с помощью биополя подействовать на престарелого Брежнева. Чтобы тот, наконец, успокоился.
   Биополе оказалось сверхмощным и долгоиграющим. Из-за этого режиссеры на телевидении держали на видном месте фрагменты из "Лебединого озера". А кремлевские курсанты не отходили от пушечного лафета.
   Теперь Гриша раскаивается. Если бы не история с биополем, Советский Союз обошел бы в своем развитии перестройку. И, возможно, вышел на что-нибудь другое, более спокойное.
   Гриша - трепач. Но Сема прощает ему это за добродушие и расположенность к людям.
   Когда все выпито и съедено, Сема и Гриша продолжают отдыхать. Они отдыхают до тех пор, пока отдых не переходит в сон.
   Грише снится что-то радостное. И на его губах блуждает улыбка предвкушения.
   У Семы сны злые и сердитые, как он сам. Даже во сне он не может отделаться от предстоящего разговора с Соней, по поводу разницы между списочным составом продуктов и их наличием в сумке.
   Редкие прохожие смотрят на Гришу и Сему с неодобрением. Им невдомек, что любой человек, даже если он немного выпил, является частицей мировой гармонии. И то, что он ищет истину в вине, а не в другом месте, не отражается на мироздании.
  
  
  
   Семин зиппергейт.
  
  
   В рай Сема попал в середине прошлого месяца. В конце месяца его выперли оттуда. Это, так сказать, предыстория. Притча.
   На самом деле, Сему приняли подсобным рабочим в ресторан "У синего моря".
   Это была замечательная работа. Если не считать беготни и таскания тяжестей.
   В числе преимуществ - близость моря. Куда можно было залезть при случае. И дружелюбие официантов. Официанты делились лишней выпивкой. Просто так. И за какие-нибудь услуги.
   Семино счастье продолжалось до тех пор, пока буфетчица Дора не решила ознаменовать очередной этап бальзаковского возраста фуршетом.
   Пили мало из-за жары. За исключением Семы и ещё одного подсобника Васи Дробышева.
   Именинница Дора резвилась как маленькая. Она целовалась со всеми на брудершафт. И толкала в море.
   Сема помнит, как он падал. Сначала с помощью Доры. А потом самостоятельно. Вместе с Васей Дробышевым.
   Когда Сема пришел домой, Семина жена Соня обратила внимание на его ширинку. Ширинка была расстегнута и испачкана губной помадой.
   Соня срочно вызвала Семиного друга Гришу.
   - Моя жизнь окончена, - сказала Соня Грише, - из-за зиппергейта, который был
   у Семы.
   - Что было у Семы? - переспросил Гриша.
   - Зиппергейт, - повторила Соня. - Как у Моники Левинской и Клинтона.
   - Я не думаю, чтобы у Семы было как у Клинтона, - сказал Гриша.
   - Не строй из себя идиота, - оборвала Гришу Соня. - Иди к этому пособнику
   мирового империализма и узнай подробности. Или я его убью. И тебе придется вызывать четыре машины скорой помощи. Одну для мертвого Семы. А три других для меня. Так мне будет плохо.
   Сема лежал на диване и страдал.
   - У тебя был зиппергейт? - спросил Гриша друга.
   - Кто это такой? - поинтересовался Сема. - Если ты имеешь в виду Мишку
   Зильбербрика…
   - Зиппергейт, - объяснил Гриша, - это то, что было у Билла Клинтона с Моникой Левинской в Овальном кабинете. Теперь этот кабинет называют оральным. Ты, что газет не читаешь?
   - Почему, - обиделся Сема, - читаю. Объявления: - "На временную работу
   требуются крепкие мужчины. Знание иврита не обязательно".
   - Напрягись, - попросил Гриша, - и скажи что-нибудь. У Сони истерика. И через
   минуту она будет не в себе.
   - Я сказал Соне, - с трудом ворочая языком, произнес Сема, - что ничего не
   помню. Но это не все.
   - Ну, - торопил Гриша
   - Это не мои штаны, - выдавил из себя Сема, - Мои короче. И потом в заднем
   кармане брюк лежит 50 шекелей одной бумажкой. А у меня больше 20 шекелей никогда не бывает. Из-за Сониного отношения к деньгам.
   - Чьи же это штаны? - спросил Гриша.
   - Наверное, Васи Дробышева, - предположил Сема. - Мы вместе падали в
   море. И нас могли неправильно переодеть.
   - Звони Васе! - Потребовал Гриша. - У Сони невозможное состояние.
   Непослушными пальцами Сема набрал Васин номер.
   - Он что-нибудь говорит? - Спросил Гриша. От нетерпения Гриша начал
   ходить по комнате.
   - Он ничего не говорит, - ответил Сема. - Он поет. В трубку: - "Файка моя. Я
   твой файчик!"
   - Разве Вася шепелявит, - удивился Гриша
   - Файка, - объяснил Сема, - это его жена Фаина.
   - Спроси у него про зиппергейт, - потребовал Гриша. Ты ведь не хочешь, чтобы
   у Сони от ожидания случился гипертонический криз?
   Сема набрал номер.
   - Ну, - торопил Гриша, - что он говорит?
   - Он говорит, - сказал Сема, что убьет Мишку Зильбербрика. Мишка прошлым
   летом заныкал у него спиннинг. Потом он собирается, - голос Семы дрогнул, - убить какого-то козла. Козел подсунул ему брюки с расстегнутой ширинкой и со следами губной помады в форме бантика.
   - Позвони Васе ещё раз, - попросил Сема. - Это какая-то загадка. Нужны
   подробности.
   - Вася плачет, - сказал Сема, - держа трубку возле уха. - Он хочет домой в
   Россию. Там у него в деревне Грибки остался гусеничный трактор.
   - Будь у меня пишущая машинка, - сказал Гриша, - я написал бы триллер: "Два
   зиппергейта. Или женщина с накрашенными губами и пьяные придурки".
   - Что же со мною будет? - спросил Сема.
   - Ничего, - утешил его Гриша. - Пару раз схлопочешь по физиономии. И
   радуйся, что ты не Билл Клинтон. Бедняге Биллу за то же самое угрожает импичмент.
   По дороге домой Гриша думал о роли секса в истории. Его волновало, что будет делать жена Клинтона Хиллари.
   Хиллари лучше воспитана, чем Соня. Но и она, в конце концов, всего лишь женщина.
  
  
   Есть такая партия!
  
  
   Сема и его жена Соня принимали Семиного друга Гришу. Когда они поели и выпили, Гриша предложил сыграть в интеллектуальную игру.
   Соня была против. Они уже однажды играли в интеллектуальную игру под названием "Вечер памяти Пушкина".
   И когда Гриша в шестой раз сказал: - "Выпьем с горя, где же кружка?", Семе стало плохо.
   Это другая игра, - объяснил Гриша. - Она называется: "Есть такая партия!"
   Распределили роли. Себе Гриша взял роль партии номер два с реалистическим
   уклоном. Семе досталась партия под номером один. Партия имела оптимистический уклон. Соню, как наиболее крикливую и требовательную, сделали народом.
   - Дальше что? - спросил нетерпеливый Сема.
   - Как представитель партии с оптимистическим уклоном, - объяснил Гриша, - ты должен, что-нибудь пообещать народу в лице Сони. А я, как представитель партии с реалистическим уклоном, буду тебя опровергать.
   - Что я могу пообещать? - удивился Сема, - если у меня нет денег.
   - Для этого вовсе не нужны деньги, - возразил Гриша. - Нужно только
   пообещать. А когда дело дойдет до расплаты, ты скажешь, что тебя неправильно поняли. Или сошлешься на изменившиеся обстоятельства. Все партии так делают.
   - Ладно, - согласился Сема, - пусть только Соня скажет, что она хочет.
   Соня подумала немного и сказала, что ей бы не помешал плащ. Старый плохо
   выглядит из-за потертостей. И, вообще, ни на что не похож.
   - Да, - сказал Сема, - ему всего три года.
   - Перестань вдаваться в подробности, - перебил Сему Гриша. - От тебя же не
   требуют, чтобы ты сию минуту бежал в магазин.
   - Соня, - мрачно произнес Сема, - я куплю тебе новый плащ. Сразу же, как
   выиграю крупную сумму в "Тото".
   - Спасибо, - поблагодарила его Соня. -Раньше нельзя? Раньше я у тебя не
   заслужила?
   - Ты не права, Соня, - вмешался Гриша, - главное, что он пообещал. Дай ему
   шекель. Партиям за обещание принято давать. Такая демократическая традиция.
   Соня достала из сумки шекель и протянула его Семе.
   - Теперь, - оживился Сема, - я обещаю купить Соне бриллиантовые сережки.
   В Америке у меня живет богатая тетя, и я могу получить наследство.
   - Почему одни сережки, - обиделась Соня. - Вот тебе три шекеля. И пусть
   все будет как у людей, сережки, колье и кольцо.
   - Раз так, - заявил Сема, - беру "Мерседес". Я рассчитываю найти на улице кейс
   с долларами.
   Соня протянула Семе ещё один шекель. Она вошла во вкус.
   Теперь моя очередь, - сказал Гриша и скорчил брезгливую рожу.
   Сема и Соня переглянулись.
   - Мой оппонент, - продолжал Гриша, - существо, обделенное талантом.
   Мстительное и завистливое ничтожество.
   - Но, но, - оборвал его Сема, - не переходи на личность. Не то схлопочешь!
   - Любая политическая дискуссия - это противостояние личностей. - Обиделся
   Гриша. - Там, где нет противостояния, развивается культ.
   - Твоя последняя жена, - вступилась за Сему Соня, - кое-что рассказала мне по
   большому секрету. Я могу сказать вслух. Тоже в порядке дискуссии.
   - Я еще собирался назвать Сему предателем по призванию и карьеристом
   шагающим по трупам, - осторожно сказал Гриша, - но не буду этого делать из-за шантажа и угроз. Давайте говорить по существу.
   - Давайте, - согласились Сема и Гриша.
   - Соня, - торжественно произнес Гриша, - обращаюсь к тебе как народу и
   рассчитываю на здравый смысл. Скажи, может ли у курицы родиться попугай?
   - Нет, - мудро ответила Соня.
   - А дождь в Израиле летом? - спросил Гриша. - Обложной дождь, как где-
   нибудь в средней полосе России?
   - Нет, - сказала Соня, - Такая здесь погода.
   - Так почему ты думаешь, - воскликнул Гриша, - что тебе, что-нибудь
   отломится из того, что обещает партия номер один в лице шлимазла Гриши.
   Сказав это, Гриша с опаской посмотрел на Сему. Сема не прореагировал на
   тираду. Он ждал дальнейшее развитие событий.
   - Он уже выигрывал в "Тото"? - продолжал Гриша. - И приносил найденную
   на улице валюту? А его американская тетя регулярно высылает вам деньги на содержание?
   - Я думаю, - сказала Соня сердито, - в отличие от Америки американская тётя
   знать не хочет своего израильского племянника. Такая она родственная.
   - Что и требовалось доказать, - констатировал Гриша.
   - Дурацкая игра, - рассердилась Соня. - Я думала, что меня обманут более
   интеллигентно. И, что какая-нибудь партия, войдет в мое положение.
   - Есть такая партия! - Воскликнул Гриша и вскочил со стула. - Это партия
   номер два с реалистическим уклоном! Разве не я открыл тебе глаза на лживые обещания оптимистического уклониста Семы. Причем по пунктам.
   - Цену Семиным обещаниям я знаю, - сказала Соня. - У тебя все.
   - Нет не все. - Сказал Гриша. - Мне тоже полагается пять шекелей. По шекелю
   за каждый пункт или пять по совокупности.
   - Подавись жлоб, - сказала Соня и бросила на стол монету.
   - Ну а дальше, что? - спросил Сема, когда Соня ушла спать.
   - Как что? - удивился Гриша, - у тебя пять шекелей и у меня столько же. Если
   образовать коалицию хватит на бутылку.
   Был вечер. Друзья сидели за бутылкой "Гольда" и получали наслаждения от тепла
   внутри и молчания вокруг.
   - Нужно было ей про НЛО сказать, - нарушил молчание Сема. - Я ей говорю.
   Ты опровергаешь. И еще два шекеля в кармане.
  
  
   Гуля.
  
   У Семы была гуля. По гуле можно было определить, где кончается Семина грудь и начинается задница.
   Гуля росла вместе с Семой. И это мешало брюкам. Чтобы брюки держались и не сползали в разные стороны, Сема сменил строгий ремень на либеральные подтяжки. Что, в свою очередь, отразилось на мировоззрении.
   Беседуя с людьми, Сема, чаще всего, оперировал двумя междометиями таранного типа - "да" и "ну". Ещё он любил утверждать, что "все может быть".
   Семина жена Соня ежедневно умирала от Семиного либерализма и его снисходительного отношения к вещам. И устраивала ему скандалы по любому поводу.
   Сема делал вид, что он выше житейских дрязг, и шел пить пиво. Хотя, по большому счету, ему было обидно. Хотелось забиться в углу. И предаваться там приятным размышлениям.
   Какой-то излишне внимательный врач заметил Семину гулю. Он ее долго мял руками. И направил Сёму в рентгенологический кабинет.
   Когда Сема пришел за снимком, сбежались купатхолимовские врачи, сестры и регистраторы. Они смотрели на Сему, как на медицинский экспонат, и не срывали удивления.
   Семин врач дал ему нервные капли и попросил держать себя в руках. Потом он сказал торжественным голосом:
   - Ваша гуля, - сказал врач, - это вовсе не гуля. Это ваш близнец.
   По непонятным причинам не созрел. И находится в законсервированном виде.
   Как бабочка в коконе.
   - Мне это чем-то грозит? - Спросил Сема упавшим голосом.
   - Нет, - бодро сказал врач. И подумав немного, добавил. - Хотя всякое
   бывает.
   Сема пошел пить пиво. Одну кружку он выпил за себя. А другую - за того парня. Который не родился.
   - Вот, что значит везение, - думал Сема. - Я бы вполне, мог оказаться
   на его месте. И торчать в качестве гули у какого-нибудь придурка. Между его грудью и задницей.
   - Соня, - сказал Сема жене, - я должен сообщить тебя новость, прежде,
   чем ты узнаешь ее из газет. Моя гуля - это не гуля, а тот парень, который не родился.
   Соня отнеслась к Семиному сообщению без интереса. Оторвавшись от
   курицы, которую она готовила на обед, Соня сказала, что она рада за ту женщину.
   - За какую женщину? - Переспросил Сема.
   - За ту женщину, - объяснила Соня, - которая могла бы выйти замуж за
   того парня, если бы он родился. Яблоко от яблони недалеко падает.
   - Понятно, - сказал Сема и пошел пить пиво. Одну кружку пива Сема
   выпил за себя. Другую за того парня. И третью за ту женщину. Та женщина могла бы
   стать его близкой родственницей, если бы тот парень появился на свет, а не висел в виде гули между Семиной грудью и задницей.
   После четвертой кружки Сема вдруг почувствовал, что он завидует тому парню.
   - Я вкалываю как ненормальный, - думал Сема, - не знаю, куда деваться от ежедневных стрессов, а он пьет мои соки.
   Чтобы успокоиться Сема выпил пятую кружку. И пошел домой.
   - Как тебе это нравится? - Сказал Сема Соне. - Этот придурок пьет мои
   соки. Теперь я понимаю, почему я недостаточно упитанный, несмотря на хорошее питание.
   - Одного поля ягода, - бросила Соня.
   - Понятно, - сказал Сема. - И начал читать газету.
   Соня повозилась немного на кухне и позвала:
   - Иди есть! И захвати того парня! Один с сошкой, а семеро с ложкой
   - Понятно, - сказал Сема. Он ел курицу и думал
   - Ну и аппетит у братца, - думал Сема. - Вот что, значит, питаться на халяву.
   Пообедав, Сема прилег на диван и уснул.
   Семе приснился сон. Гуля, в которой сидел тот парень, начала расти. Она увеличивалась на глазах. И обретала конкретные формы. В то время как Сема чахнул и сморщивался.
   Начался период метаморфоз и превращений. Настолько удивительных, что мировая общественность занималась только Семой и его гулей. Вернее, тем парнем, который в ней сидел. Газеты подробно рассказывали об этом. И телевидение тоже.
   Все ждали апофеоза. И он наступил. Сема превратился в гулю. А тот парень в Сему.
   Мировая общественность, которая устала от ожиданий, вздохнула с облегчением.
   Зато у Сони появились неприятности. Тот парень предпочитал пиву водку. Он завел себе любовницу по имени Мила. И на Сонины возражения реагировал многозначительной репликой:
   - Ты, это брось, понимаешь!
   Когда тот парень возвращался от Милы, Сема трясся у него на боку и беззвучно шептал:
   - Вот оно счастье - шептал Сема, - немного водки, хорошая женщина и
   никаких проблем…
   Семины гормоны не выдержали спокойной жизни. Он начал полнеть. И увеличиваться в размерах.
   Газеты и телевидение сообщали о метаморфозах и удивительных превращениях. Теперь уже в другую сторону.
   Мировая общественность бросила все свои дела и замерла в ожидании. А журналисты вместе с камерами толпились возле семиного дома. Им нужны были свежие новости.
   В самый решительный момент Сема проснулся. Соня трясла его за плечо. И говорила о других мужьях. О тех мужьях, что не дрыхнут на диване, а занимаются нужными для семьи делами. Которые, как раз, накопились
   - Ты это брось, понимаешь, - неожиданно для себя сказал Сема
   голосом того парня.
   - Бодливой корове Бог рога не дает, - неуверенно отреагировала Соня.
   - Понятно, - сказал Сема. И пошел пить пиво…
  
   Запах биополя.
  
   Одному складу срочно понадобился сторож. И руководство остановило свой выбор на Семе.
  -- Тебе повезло, - сказал Семе его друг Гриша. - После никайона в
   шомеры. Это, все равно, что звание вне очереди.
  -- Меня беспокоит, - вмешалась Семина жена Соня, - какое Семе
   дадут оружие. Сема такой рассеянный.
  -- Плохо, если это будет граната, - уронил Гриша. - Я холодею от
   ужаса; стоит мне только подумать, как, привязав к себе гранату, Сема
   поет: - "Врагу не сдается наш гордый "Варяг". А на него со всех сторон прут грабители.
  -- А что автомат лучше, - возразила Соня.
  -- Нет, - согласился Гриша. - Автомат тоже не годится. Сема даст
   очередь. И гора трупов. Он такой рассеянный.
  -- Чем же ему защищаться? - расстроилась Соня.
  -- Пусть просит пистолет, - решил Гриша. - Один выстрел в воздух
   и все разбегаются под напором превосходящих сил противника. Включая Сему.
  -- У меня не будет оружия, - сказал Сема, перестав жевать куриную
   ногу, которую он ел.
  -- Как! - Изумились Соня и Гриша. - И ты не боишься?
  -- Нет, - ответил Сема. - Пусть только сунутся. Я применю смер-
   тельный прием.
   Смертельному приему Сема обучился в школе. На Сему набросился второгодник по кличке "Ганг Дон".
   Своему прозвищу "Ганг Дон" был обязан прискорбному случаю.
   - Мария Васильевна, - спросил второгодник учительницу
   географии, - как, из названий двух известных речек, сделать одно
   слово, тоже хорошо знакомое?
   Географичка от изумления открыла рот. И пока она его держала в таком положении, второгодник выкрикнул:
   - Ганг Дон!!!
   "Ганг Дон" был жизнерадостный осел с развитой мускулатурой. Навалившись на Сему сверху, он чувствовал себя в полной безопасности.
   Сема вцепился в "Ганг Дона" снизу. И не разжимал пальцы, несмотря на удары и вопли.
   После этой истории у "Ганг Дона" началось бурное половое созревание. И он бегал за девчонками, пугая их необузданным поведением.
   Сема благополучно оправился от последствий общего сотрясения тела. А также многочисленных синяков и шишек.
   Он понял, что сообразительный человек всегда найдет, за что можно ухватиться в критической ситуации.
   Гриша вызвался провести Сему к месту работы.
   По дороге Гриша развлекал Сему криминальными историями и давал советы:
  -- Если ты увидишь грабителя, - говорил Гриша, -- веди себя с дос-
   тоинством. Не кричи: - "Караул!" Не бегай, как помешанный по
   помещению. И не дави на кнопку сигнализации. Сигнализацию обычно заклинивает. Поговори с ним. О добре и зле. О пути, который мы выбираем.
  -- Я не увижу грабителя, - сказал Сема, - Вечером у меня портится
   зрение. Мама говорила, что это из-за морковки, которую я не ел в детстве.
  -- Да, - протянул Гриша, - как же ты будешь ловить грабителей?
   На ощупь?
  -- По запаху, - объяснил Сема.
  -- Можно подумать, что все грабители подвержены медвежьей бо-
   лезни, -возразил Гриша.
  -- Это не тот запах, - обиделся Сема, - Это запах биополя. У челове-
   ка при волнении образуется особое биополе. И я его чувствую. Носом.
  -- Феномен, - поразился Гриша, - форменный феномен из книги
   Гиннеса
   По дороге домой Гриша размышлял о тайнах человеческой психики. И об удивительном даре, которым обладает его друг Сема.
   У Гриши возникла мысль связаться с каким-нибудь военным ведомством. И предложить им использовать Сему в оборонных целях.
   Сема сидел на отведенном ему месте и принюхивался. Однообразие обстановки нагоняло на Сему дремоту.
   Таинственный запах появился внезапно. Буквально ни из чего.
  -- Биополе, - прошептал Сема. - Сильное биополе. - И выбросил
   вперед руку.
   Раздался крик. Крик бился об стенки склада, пока, через открытое окно не выскочил на улицу…
   Теперь Сема не расстается с очками даже в постели.
   А Гриша сказал, что следующий раз он зайдет к Семе на склад, лишь после того, когда раздобудет списанные бронетрусы.
  -- В запахе биополя что-то есть, - думал Гриша, возясь с компрессом.
   - Когда я понял, что этот придурок Сема забрал мои ключи, у меня
   возникло такое биополе, которое грабителям не снилось.
   0x08 graphic
  
  
   Кто есть кто.
  
  -- Рыжая швабра, к которой ходит мой Гриша, это вы?
   Что мне от вас нужно? Ничего. Мне нужен мой Гриша. Дайте ему трубку!
   Что значит, его нет. И перестаньте кричать. Вы себя этим губите, истеричка! Рыжая швабра, мне бежать за лекарствами, чтобы вы успокоились? Найдите в себе силы, которые у вас были, когда вы дурили Грише голову. И задурили до такой степени, что он забыл, какой сегодня день.
   Станьте на мое место. Я тружусь как лошадь, чтобы приготовить рыбу. По маминому рецепту. Это особая рыба. У покойного папы она вызывала сумасшедший восторг в желудке. Гриша тоже неравнодушен к блюду. Поэтому он всегда возвращается обратно.
   А вы думали, что вы у него первая? Вы мне нравитесь, рыжая швабра. Поверить этому негодяю. Гриша всем говорит, что любит, как в первый раз. Такая у него стратегия.
   Не пойму я этих женщин. Что они в Грише находят. Маленький. Щуплый. Немного прихрамывает на левую ногу. В детстве наш кавалерист упал с лошади. Интересно, кто этого буденовца на неё посадил.
   Не морочьте мне голову! Семь дней не такой срок, чтобы я забыла, как Гриша выглядит. Если я говорю маленький, щуплый, прихрамывает на левую ногу. Значит, так оно и есть.
   Послушайте, рыжая швабра, я с вами говорю по человечески. Куда вы девали Гришу в день нашего юбилея? На столе стоит рыба. Скоро должны явиться гости. Семья Шульманов. Дядя Петя с тетей Зиной. И две сослуживицы с мужьями. Что они подумают?
   Хорошо! Хорошо! Пусть, как женщина женщине! Пусть, вы имеете на это право! Пусть, у нас демократическая страна! Высокий! Шатен! Широкие плечи! Занимался штангой! В молодости!
   Это другой Гриша. А, где же мой? Откуда вам знать!? Если вы знаете про одного Гришу, почему бы вам не знать про другого.
   Слушайте, рыжая швабра! Если через полчаса моего Гриши не будет дома, где его ждет рыба и гости, которые начали сходиться; тогда я буду у вас. И разберусь, с Божьей помощью, разберусь на месте, кто есть кто?
  
  
   Суп.
  
  
   - Муся, это суп?
   - Суп.
   - Куриный?
   - Куриный.
   - С лапшой?
   - С лапшой.
   - Чего-то в нем не хватает.
   - Боря, я взяла половину курицы, пригоршню лапши, луковицу, два лавровых
   листика, щепотку соли, на кончике ножа перца. Какой тебе холеры не хватает, убийца?
   - Может быть, курица?
   - Первую половину курицы ты съел вчера.
   - Тогда лапша?
   - Лапша, как лапша. Яичная.
   - Лук. Соль. Перец. Лавровый лист. Откуда я знаю, Муся? Я, просто говорю,
   что в супе чего-то не хватает.
   - Боря, это та самая курица, которую ты ел вчера. Лапша из пачки. Лук как
   лук. Соль как соль. Перец как перец. Какой тебе холеры не хватает, убийца?
   - Ты меня спрашиваешь, Муся?
   - Нет, нашего соседа с третьего этажа, ненормального Витю.
   - Причем здесь Витя, Муся?
   - А причем здесь "не хватает", Боря?
   - Муся, это не первый суп в моей жизни. Я ел суп с курицей и без курицы. С
   лапшой и без лапши. Я ел суп, в котором вообще ничего не было. Я могу быть экспертом на конкурсе поваров. Поверь мне на слово, в супе чего-то не хватает.
   - Боря, я видела эту курицу живой. У неё было все, что нужно для супа.
   Лапша из пачки. Лук ты покупал сам. Соль как соль. Перец как перец. Какой тебе холеры не хватает, убийца?
   - Муся, я не стоял возле кастрюли. Но при таком количестве продуктов легко ошибиться.
   - Боря, у меня склероз. Но не настолько, чтобы я забыла, из чего состоит этот
   суп. Я взяла половину той курицы, которую ты ел вчера. Пригоршню лапши из пачки. Одна лапша похожа на другую. Лицо в лицо. Это родные сестры. Лук ты покупал сам. Соль как соль. Перец как перец. Лавровый лист тоже. Какой тебе холеры не хватает, убийца?
   - Может быть, суп тебе не удался, Муся?
   - Боря, я варю суп 40 лет. До тебя у меня было два мужа. И, слава Богу, никто
   не отравился. Все умерли своей смертью. Я всегда клала в суп половину курицы. Пригоршню лапши. Луковицу. Щепотку соли. На кончике ножа перца. Два лавровых листика. Какой тебе холеры не хватает, убийца?
   - И все-таки в супе чего-то не хватает. Моя покойная Феня…
   Боря, не трогай Феню. Не то я заплачу. Если бы Феня не умерла тогда, я бы
   жила сейчас…
   - С проходимцем Петей.
   - С Петей, Сашей, Давидом Абрамовичем. И я бы не мучалась. Берешь
   половину курицы. Пригоршню лапши. Луковицу. Два лавровых листка
   Щепотку соли. На кончике ножа перца…
   - Муся, я, кажется, знаю, чего не хватает в супе. Берешь половину курицы. Пригоршню лапши. Луковицу. Два лавровых листика. Щепотку соли. На
   кончике ножа перца. И чуть-чуть, самую малость, хорошего отношения.
   - К тебе или к супу?
   - К обоим. Приносишь на тарелке суп. Неважно из чего. И приятно улыбаясь,
   говоришь: "Кушай, дорогой Боря! И пусть этот суп прибавит тебе здоровья и пойдет на пользу".
   - Хорошо, Боря. Я попробую. В следующий раз. Я возьму половину курицы. Пригоршню лапши. Луковицу. Два лавровых листика. Щепотку соли. На кончике ножа перца. И буду все это варить, варить, варить… Пока ты не скажешь, какой тебе холеры не хватает, убийца!
  
  
   Салат из авокадо.
  
   Еды завались. Две куриных ноги. Селедка под шубой. И салат из авокадо цвета вяленого крокодила.
   А в горло не лезет. Смотришь на этот натюрморт и хоть бы хны. Другое дело раньше. По бутылке "Московской" на брата и банка тюльки в томате на троих. Хрястнешь. Зажуешь так сяк. И наперегонки с троллейбусом. К домашнему борщецу.
   Жена что-то свое говорит, женское. Что-то насчет алкоголиков проклятых. А ты вторую миску наворачиваешь. Животом засасываешь до окончательного наполнения. Пока в поджелудочной железе не екнет.
   С едой нет проблем. Две куриных ноги. Селедка под шубой. Салат из авокадо цвета вяленого крокодила. Икра красная и балык.…В магазине.
   И выпивка в масть. Виски "Уайт хорс", например. Или "Олд пэр".
   Приятель, чудило, думал, что здесь с виски провал. И прислал из Америки, с оказией, две бутылки.
   Я сравнивал. Этикетки один к одному. А так наше лучше. Отключаешься раньше рюмки на три. Потом после американского виски послевкусье. А наше на буряковый самогон похоже. Если его ванилью приправить.
   Еды то, еды. Две куриных ноги. Селедка под шубой. И салат из авокадо цвета вяленого крокодила. Икра. Балык. Омары. Я на базаре видел. Дорого, правда. Но можно взять.
   Жаль, водка кончается. В первой бутылке. Если вторую не найду, придется "Уайт хорс" пить. Или "Олд пэр". Тут неподалеку продается. В супермаркете. Сейчас. Только Фимке Гринваксу позвоню.
   Фимка, когда напьется, говорит, что его в роддоме спутали с одним потомственным аристократом по фамилии герцог Валентинуа, маркиз Бо, граф Кармадез, барон Бюи, сеньор Сен-Реми. И просит, чтобы каждому наливали отдельно.
   Посидим, пообщаемся. У меня тоже дворянская фамилия Абрамович-Трубецкой. А бабушку звали Дора Соломоновна Ицакзон.
   Еды хватит. Две куриных ноги. Селедка под шубой. Салат из авокадо цвета вяленого крокодила. Икра. Балык. Омары.
   Позвоню Фимке Гринваксу и его аристократическим родственникам. Пусть приходят… Ко мне...На раут…
   Еда класс. Две куриных ноги. Селедка под шубой. И салат авокадо цвета вяленого крокодила…
   Это не салат из авокадо… Это курская магнитная аномалия. Он меня примагничивает.…Или присалачивает… Физиономией…В блюдо…
   Салат из авокадо цвета вяленого крокодила, это вам не салат оливье с зелеными горохами на белом поле.
   Были бы здесь герцог Валентинуа, маркиз Бо, граф Кармадез, барон Бюи, сеньор Сен-Реми и Фимка Гринвакс - они бы меня откопали…Ложками…
   Я бы и сам откопался. Если б не еда. Две куриных ноги. Селедка под шубой. И этот чертов салат из авокадо цвета вяленого крокодила.
   Все! Салат из авокадо в рот не возьму. Даже под "Уайт хорс" или "Олд пэр". Заметано.
  
  
   Почему я должен ехать в Грецию?
  
   Мы едим в Грецию? Что я забыл в Греции? В Греции море, солнце, пальмы, красное вино…
   Почему алкоголик? Вина я не пью. Только водку. Человек просто спросил про Грецию. Это не тема для разговора? Интересно. О чем же мы будем говорить? О литературе?
   Как ты думаешь, Пушкин хороший писатель? А Лермонтов? И Гоголь тоже! Я всего лишь сантехник. И института, где учат на библиотекарей, не оканчивал. Как некоторые. Но у нас были книги. Папа брал их на работе. Он заведовал складом макулатуры. Отсюда мой культурный уровень и запросы.
   Значит, мы не едем в Грецию? Витя с Ирой едут. А мы нет. У Вити есть возможности. Что ты имеешь в виду? Учти, если Витя ещё раз появится в нашем доме в мое отсутствие, его деньги уйдут на врачей, а не на Грецию.
   Почему ты решила, что я ревную? И не думаю. Незадолго до визита Витя, наконец, решился на обрезание. И у него были последствия.
   Отложили! Откуда тебе это известно? Все знают! Обо всех пусть переживают их мужья. А у тебя есть я!
   Кто дурак!? Я - дурак! И твоя мама тоже так думает? Зачем же она бегала, как сумасшедшая. И требовала, чтобы я на тебе женился. Как порядочный человек. Впрочем, она права. По мне сохла половина Подола. И я мог бы выбрать. Например, Софу - дочь директора универмага. Или Люсю из Рыбторга. У тети Циля, когда она увидела нас, вместе, развился сердечный приступ…
   Ты хочешь, чтобы я поехал в Грецию? Вместе с Ирой и Витей. Что же я буду делать в Греции? Купаться в море и пить красное вино в окружении пальм? Типичная женская логика. Вити и здесь больше чем нужно. Не говоря о солнце и пальмах. Почему я должен ехать в Грецию, спрашивается?
  
  
   Похищение.
  
  
   - Мариночка! Это твой муж Гоша. Меня похитили.
   - И кому понадобилось такое сокровище?
   - Инопланетянам. Они прилетели на НЛО и делают опыты. Оказывается у
   меня уникальная печень и они хотят её исследовать. Как это тебе нравится?
   - На их месте я бы начала с головы.
   - Ты все шутишь. А я могу попасть в книгу рекордов Гиннеса в масштабе
   Галактики. Если выпью все то, что здесь поставлено. Они очень надеются. И, заранее поздравляют друг друга с успехом.
   - Ты понимаешь по инопланетянски. Сколько же тебе понадобилось?
   - Во-первых, у меня не в одном глазу. Во-вторых, они говорят на иврите:
   "Рэга", "Бэсэдер", "Савланут" и "ми Русия". Если следить за выражением лица, переводчик не нужен.
   - Гоша, кончай свои шутки и иди домой. Или я напишу твоей маме в
   Черновцы, что её сын законченный алкоголик.
   - Не могу, Мариночка! Они поставили на стол фаршированную рыбу. Описать
   её нельзя. Её нужно пробовать.
   - Гоша, я начинаю будить детей. Пусть дети узнают, что из себя представляет
   их отец. Иди домой, людоед!
   - Мариночка, наши братья по разуму затратились на полет. Их цивилизация
   может разориться.
   - Гоша, я даю тебе 20 минут. И звоню адвокату, чтобы он довел до конца дело
   о разводе, которое не движется из-за твоих просьб и обещаний.
   - Мариночка, ты знаешь, что было с инквизицией, которая сожгла Джордано
   Бруно. Её осудила история. Тебя ждет таже участь. Не мешай межпланетным связям, Мариночка.
   - Гоша, иди домой. Если ты хочешь, чтобы он у тебя был.
   - Кстати о доме. Я тут перекинулся парой слов с одним НЛОвцем. Кроме
   состояния печени пьющих, их интересует моральный облик крашеных блондинок. Я тебя умоляю, Мариночка! До моего возвращения, не выходи из дому. Если с тобой, что-нибудь случится. Я этого не переживу.
  
  
   Визит к врачу.
  
   - Доктор, у меня потеют руки. Это ужасно. Я понимаю, что вы хотите сказать
   плечами. И отвергаю этот оптимизм. В течение года я умираю на ваших глазах. Состояние моего здоровья стабильно критическое. Несмотря на клятву Гиппократа, которую вы давали…
   Если вы не можете помочь, назовите сроки. Что значит, от этого не умирают. Я с
   вами решительно не согласен. И с женою тоже.
   Что вы ей сказали, доктор? Она называет меня старым симулянтом. Даже в те минуты, когда мужа называют более интимно. Раньше она называла меня козликом.
   Как это мне нечего бояться. Наш организм на 80% состоит из воды. Если вода выйдет вместе с потом, что от меня останется? Голый скелет.
   Это невозможно теоретически. А практически? Раньше в кровати я загорался как спичка. А теперь только тлею. И это отражается на семейных отношениях.
   У нас никогда не портилось электричество. Теперь оно портится через день. Жена бежит за соседом- электриком. И пока он возится с контактами, светится как лампочка Ильича.
   Пока не поздно соберите консилиум из светил! Нет!? А если привлечь мировое сообщество? Тоже нет!
   Мировое сообщество тратит деньги, чтобы попасть на Марс, где ничего нет кроме заброшенной канализации. А когда речь заходит о страданиях одного человека, все умывают руки.
   Что с вами, доктор? У вас дергается правый глаз. И такое дыхание, будто вам не хватает воздуха. Ну, дышите! Дышите! Уже лучше? Уже прошло? Везет же людям. Две минуты, и как ни в чем не бывало. Я же умираю целый год. И все наплевать, включая мировое сообщество. Мировому сообществу нужен Марс.
   Доктор, вы слышали? Из овцы вырезали клетку. И сделали из этой клетки другую овцу. Из меня нельзя? Нельзя. Наука ещё не дошла до этого. А до чего дошла ваша наука? У бывшего президента Америки болезнь Альцгеймера. Ему приходится напоминать, как его зовут. До такой степени он ничего не помнит. И это президент. На что же могут рассчитывать простые люди.?
   Доктор, у меня тоже проблемы с памятью. Я вам должен был что-то сказать. Нет, это не связано с моей болезнью. Скорее это имеет отношение к вашему лицу. Вы на кого-то похожи. Особенно в профиль.
   Доктор, я видел ваше лицо в журнале. В ужасном окружении.
   У вас снова дергается глаз. С такими нервами вам не стоило учиться на врача. Дышите! Дышите! Вы можете умереть на приеме.
   Доктор, я вспомнил, на кого вы похожи в эту минуту. Вы похожи на Ленина в гробу…
   Ну, дышите! Дышите! Слава Богу! Вы снова розовый. Как новорожденный младенец…
   Доктор! Я вспомнил, зачем я пришел. Я пришел, чтобы поздравить вас с днем рождения. Вы же сегодня родились. Счастья! Здоровья! Долгих лет жизни! Мазаль тов!
  
  
  
   Опрос общественного мнения.
  
   - Семен Петрович, с вами говорят из фонда.
   - Да…
   - Фонд интересуют траты и покупки при повышении уровня жизни. Если он
   произойдет.
   - И о какой сумме идет речь?
   - Ну, допустим 250 тысяч. Чисто условно.
   - В шекелях или в долларах?
   - Ах, Боже мой! Какая вам разница. Речь идет о воображаемой ситуации.
   - Не морочьте мне голову! 250 тысяч долларов. И не центом меньше.
   - Хорошо, хорошо. 250 тысяч долларов, так 250 тысяч долларов.
   Может быть, вы объясните, зачем вам такая прорва денег? Теоретически.
   - Уже и прорва. Если все подсчитать, так мне не хватит.
   - Успокойтесь! Существует фонд. Фонд изучает перспективы развития
   промышленности и торговли. И хочет знать, на что люди будут тратить деньги, если они у них появятся. Чисто теоретически. Говорите. Я записываю.
   - Мне нужны эти деньги, чтобы купить виллу обожаемой теще Розалии
   Давыдовне. Записали?
   - Редкое желание.
   - Вы бы так не говорили, если бы знали Розалию Давыдовну близко.
   - Я тоже люблю тёщу. Но такие сумасшедшие затраты. Даже теоретически. У
   вас, что всё есть? И вам уже ничего не нужно?
   - Нужно. Но это потом. Я уже нарисовал картину. И ничего не буду в ней
   менять. Теща живет в собственной вилле. И мы к ней ездим в гости. Изредка.
   - Ага…
   - Что значит "ага"? У нас дома мир. И Розалия Давыдовна всем довольна.
   - И заработной платой?
   - Заработной платой тоже. Сколько бы я не приносил, Розалия Давыдовна
   говорит, что это намного больше, чем я заслуживаю.
   - И когда вы ссоритесь с женой?
   - Когда мы ссоримся с женой, Розалия Давыдовна ее останавливает. -
   Томочка, - говорит она дочери, - не называй Сему законченным шлимазлом. У него есть возможности для роста.
   - А моя до сих пор не может себе простить, что не выбросилась из окна, когда
   я появился. И все-таки я не понимаю. Такая сумма. 200 тысяч.
   - Не 200 тысяч, а 250. И потом, коллега, не забывайте. Каждый мужчина в
   своей жизни должен сделать четыре вещи. Построить дом. Посадить дерево. Вырастить сына. И отселить тещу. Первых три пункта я, так или иначе, выполнил. Осталась теща.
   - А я написал, что когда у меня появятся деньги, поеду на экскурсию в
   Таиланд. Вы не знаете, зачем мне Таиланд? Даже теоретически.
   - Как зачем? Отправьте туда тещу.
   - Это мысль. Таиланд будет в восторге. Знаете что? Я вам поставлю не 250
   тысяч, а 300. И пусть наши тещи будут счастливы.
  
  
  
   Мыльная опера.
  
  
   - Ася! Что если нам порезать селедочку? Полить её растительным маслом.
   Посыпать зеленым лучком. Две три картофелины в мундире. Немного черного хлеба. И что-нибудь к ужину.
   - Какая селедка, Лазарь? Открой глаза. Ты, что не видишь, что сеньора Люсия
   созрела. Ещё десять минут и у мужа сеньоры Люсии сеньора Альфонсо будут рога.
   - Причем что, Ася! Порежь селедочку. Полей её растительным маслом. Посыпь зеленым лучком. Две три картофелины в мундире. Немного черного хлеба. И что-нибудь к ужину.
   - Погоди, Лазарь. Кто-то стучит. Сеньора Люсия вне себя от страха. Она
   прячет под кровать несчастного сеньора Мигеля. Если пришел сеньор Альфонсо, я этого не переживу.
   - Причем что, Ася! Не нужно превращать их мыльную оперу в нашу
   семейную драму. Порежь селедочку. Полей её растительным маслом. Посыпь её зеленым лучком. Две три картофелины в мундире. Немного черного хлеба. И что-нибудь к ужину.
   - Слава Богу, Лазарь. Слава Богу. Это не сеньор Альфонсо. Это принесли
   телеграмму. Приезжает сеньора Мария их Мехико. Очень кстати. Сеньор Мигель улыбается. Он вылез из-под кровати. Подходит к сеньоре Люсии. Посмотри, Лазарь! Я тебя умоляю! Вот как нужно обнимать женщину!
   - Причем что, Ася! Эта сеньора Люсия женщина легкого поведения. Несмотря
   на то, что она все время плачет. Прошу тебя в последний раз. Порежь селедочку! Полей её растительным маслом! Посыпь зеленым лучком! Две три картофелины в мундире! Немного черного хлеба! И что-нибудь к ужину.
   - Ой, Лазарь, я умру! Опять кто-то стучит! Это, наверняка сеньор Альфонсо!
   - Ася! Можно подумать, что это не сеньор Альфонсо стучит в дверь, а я. И что
   сеньора Люсия, не сеньора Люсия, а ты. Я уже не говорю про сеньора Мигеля. Блудливым выражением лица он напоминает мне нашего бывшего друга Виктора. Особенно в тот момент, когда я пришел домой раньше, чем обычно.
   - У тебя ужасный характер, Лазарь. Все наши знакомые смотрят этот сериал.
   И только у тебя одного дурные мысли.
   - Ты посмотри, Ася, как ведет себя в отсутствие сеньора Альфонсо
   этот негодяй сеньор Мигель. Могу себе только себе представить, как бы повел себя в похожей ситуации наш бывший друг Виктор. Приди я немного попозже.
   - Причем что, Лазарь. Может, действительно порезать селедочку. Полить её растительным маслом. Посыпать зеленым лучком. Две три картофелины. Немного черного хлеба. И что-нибудь к ужину.
   - Ася! Это сеньор Альфонсо! Он достает пистолет. Смотри! Смотри
   внимательно! Чтобы я смог сделать с нашим бывшим другом Виктором в такую минуту и при таком вооружении.
   - Причем что, Лазарь. Я уже режу селедочку. Я уже поливаю её растительным
   маслом. Я уже посыпаю ее зеленым лучком. Картошка в кастрюле. Хлеб на столе. Что-нибудь к ужину ты нальешь сам.
   - Хорошо Ася. Только добавь немного мяса. У меня после мыльных опер повышается аппетит.
  
  
   Ночной визит.
  
  
   - Липкины, вы не спите? Ничего, если я зайду на пару минут?
   У вас красивая жена, Липкин. Халат это подчеркивает. Моя Нюся в молодости
   тоже выглядела неплохо. Бердичевская Венера.
   Липкин вы не бывали в Бердичеве? Липкина тоже. А вот Оноре де Бальзак был. Он специально туда приехал, чтобы расписаться с местной красавицей Евочкой Ганской. Говорят, это была его ошибка.
   Моя Нюся не Ганская. Её девичья фамилия Менделевич. Фамилия Менделевич в Бердичеве гремела. Папа - зав. базой. Мама преподавала сольфеджио в музыкальной школе. Нюся училась в институте на учителя физики и математики.
   Я тоже не Оноре де Бальзак. В смысле положения. Но выглядел неплохо. Красавец. Гренадер. Между мной и Нюсей возникла любовь. Менделевичей зять-сантехник не устраивал. У них на примете некто Фима. Скрипач.
   Посмотрел бы я на этого Фиму здесь. Вместе с его скрипкой. А мы, слава Богу, неплохо устроены за счет бачков и водопроводных кранов.
   Когда я говорю об этом Нюсе, она сердится.
   Наум, - говорит Нюся, - если ты не перестанешь, я пойду сдаваться в
   полицию, после того как запущу в тебя что-нибудь тяжелое.
   Она не хочет признаться, что 30 лет назад я сделал её счастливой.
   Липкин, не каждый может сделать жену счастливой. Липкина зевает. Нервы. У счастливых жен не бывает нервов. У счастливых жен радостная улыбка на все случаи жизни. Как у стюардессы на рекламе аэрофлота.
   Я однажды купился на эту улыбку. Взял билет на самолет. Жду рейс, который мне гарантирует эта жизнерадостная трепачка. И нарываюсь на нелетную погоду. Возвращаюсь домой. И вижу постороннего мужчину.
   Кто это? - спрашиваю я Нюсю.
   Это, - отвечает она, - наш дальний родственник из Кременчуга. Троюродный
   брат по линии папы.
   Мы почти развелись. Но потом передумали. У меня тоже были романы. Меньше
   чем у Оноре де Бальзака. Но есть что вспомнить.
   Липкин, у вас были романы? У Липкиной я не спрашиваю. Такая интересная
   женщина, в халате…
   Не смотрите на часы. Половина третьего. Детское время.
   И перестаньте дергаться. У вас, что тики? Я могу дать совет.
   Не вставайте с таким видом. Я иду. Я уже вышел. Разве вы не видите, что я ушел.
   Ну и соседи. Нужно рассказать Нюсе. Нюся постоянно, что-то одалживает Липкиной.
   Нюся! Нюся! Проснись! Пожар!
   Хорошо, что это были комнатные туфли. Счастливая старость. Не с кем
   поговорить. В три часа ночи.
   Наум! Ты меня слышишь?
   Я тебя слышу, Наум.
   Как насчет 100 грамм от бессонницы, Наум?
   Я не против, Наум.
   Только учти, Наум, если ты опять обзовешь меня занудой, я за себя не
   ручаюсь.
  
  
   Звонок на тот свет.
  
   - Это тот свет!?
   - Тот…
   - Будьте добры, пригласите к телефону Абрама Львовича Вайнштейна. Он
   умер 5 января 1996 года от желудочных колик в городе Жмеринка.
   - Кто его спрашивает?
   - Зять Боря.
   - Абрам Львович, возьмите трубку.
   - Боря!? Как ты дозвонился?
   - Через НАСА. У моей сестры в Америке есть друг. Некто Майкл Рабинович.
   Человек со связями. И для меня выделили пять минут.
   - Ну…
   - Не ну, а где!? Где коробка из-под чая с драгоценностями? Вы её держали
   возле себя. А потом коробка исчезла.
   - Ты меня спрашиваешь, Боря? После таких мучений.
   - Абрам Львович, вы мучались два дня. А мы уже пятый год. Говорите где,
   или я не ручаюсь за последствия. Ваша супруга Сима Моисеевна поклялась, что обломает крылья, на которых вы порхаете. Когда доберется.
   - Ну …
   - Не ну, а кто? Софья Мироновна, с которой вы были всегда? Или Милочка из
   отдела кадров?
   - Ну…
   - Перестаньте нукать, жмеринский Казанова. В моем списке числятся Света,
   Зиночка и какая-то Марья Константиновна.
   - Не бери меня на понт, Боря! Письма с фактами я сжег незадолго.
   - Письма, Абрам Львович, не горят.
   - Ну…
   - Еще одно "ну" и я устрою семейный скандал. Сима Моисеевна так
   чувствительна. Она может не выдержать. И встретится с вами досрочно.
   - Да…
   - Абрам Львович, у меня такое впечатление, что на том свете вас поят не
   нектаром и амброзией, а водкой. Я вижу выпендреж вместо положенной покойникам по их чину, благости и самоуспокоения. Где драгоценности, старый хулиган? И не вздумайте рассказывать про алмазы вашего сердца в виде Симы Моисеевны и дочери Даночки. Алмазы вашего сердца сидят у меня в печенке.
   В телефонной трубке слышны гудки.
   - Перестаньте гудеть мне в ухо !!! Девушка!!! Девушка!!! Еще раз тот свет!
   - Это не тот свет!? Это профилакторий! Учреждение для тех, кто не может
   понять на каком он свете. На том или на этом. И вы им помогаете с помощью сцен и характерных разговоров....
   Тогда у меня просьба. Если у вас что-нибудь будет для людей, потерявших веру в человечество, запишите меня первым. Кто я такой? Как кто! Я Боря. Зять Абрама Львовича Вайнштейна, который умер в Жмеринке от желудочных колик. Сегодня, как раз, годовщина.
  
   0x08 graphic
  
  
  
   Райская жизнь.
  
   Сбылась мечта Изи Дудкина. Изя умер тихо. Без беготни по врачам. Без дорогих лекарств. Без самоотверженных родственников.
   Перед этим Изя был в гостях у Идочки. Потом, уже дома, поел через силу. Чтобы жена не спрашивала, с какой это стати Изя не ужинает. Что-то почитал, не напрягая мозги. Лег в постель. Устроился там удобно. И начал погружаться в царство Морфея, сопя и похрапывая.
   Изя успел увидеть приятный сон. Его назначили заведующим секцией большого магазина. В этом качестве он отдавал необходимые распоряжения.
   Когда все распоряжения были отданы, Изя умер. Умер, как праведник. Что с работниками торговли бывает редко.
   После смерти Изина душа воспарила. И он увидел себя со стороны в виде крупного тела с безжизненным выражением лица.
   Потом его понесло с реактивной скоростью навстречу планетам и звездным скоплениям
   Вскоре Изя очутился возле архитектурного сооружения в виде колонн и арок наподобие древнегреческих. Там была толпа из покойников, которые перестали понимать, что такое очередь и лезли.
   Из реплик окружающих Изя узнал, что это рай. И, что туда принимают после генетического анализа и графы в паспорте. В том случае, если там все написано.
   Генетический код в виде длинного носа и черных немного на выкате глаз был отражен на Изином лице. А его графская принадлежность была безупречна. Как сама по себе. Так и в силу наличия нескольких десятков сиятельных родственников - жителей города Мариуполя.
   Изю пропустили в лучшем виде. Ему прицепили крылышки для порхания. И пожелали приятной абсорбции.
   Изя запорхал навстречу райской жизни полный надежд и радостного предчувствия.
   Бесцельное порхание между пальм и вдыхание морского воздуха скоро наскучило Изе.
   Изя вспомнил, что у него есть торговая специальность. И он решил осчастливить какое-нибудь профильное учреждение.
   Его не взяли из-за плохого знания херувимского языка и местной специфики.
   Изя начал настаивать, размахивая трудовой книжкой и грамотами, удостоверяющими его вклад в торговлю.
   Какой-то архангел искренне пожалел, что у Изи нет тела. Особенно той части, куда бы он все это мог засунуть. И попросил Изю не заслонять собою райский пейзаж.
   Остыв от намерений, Изя снял жилое облако, и начал на нем жить райской жизнью Он убирал райские кущи. Ухаживал за каким-то престарелым херувимом. И сторожил фабрику, где расфасовывали нектар и амброзию.
   По вечерам Изя играл на арфе и пел грустные песни. У него в памяти проносились картины. И в их числе яркая сцена вручения переходящего Красного знамени универмагу, которым Изя руководил много лет.
   Все дружно хлопали. А заведующий торговым отделом Сидор Иванович Репало, говорил необходимые слова. Несмотря на то, что, на его лице было написано другое содержание речи.
   После игры на арфе Изя включал телевизор и наблюдал за гуриями. Гурии были бестелесны, несмотря на позы. И им было далеко до Идочки.
   Потом Изя смотрел на небо. И ему казалось, что сквозь звездный туман он видит очертания города Мариуполя.
   Изя тяжело вздыхал. И на фоне этих вздохов содержимое бутылки крепленой амброзии "Райское наслаждение" таяло на глазах
   Как автор, я могу придумать счастливый конец. Изя Дудкин просыпается и говорит жене:
   - Ты себе представить не можешь, что мне сегодня приснилось?
   А могу и не придумать. В сущности, какая разница.
  
  
  
   В городском саду играет…
  
  
   Здесь оркестр не играет. Даже по праздникам. Здесь сидят старые евреи и говорят за жизнь. Или об жизни. В зависимости от того, где они жили раньше.
   - Вы не можете себе представить, - обращается Семен Абрамович к Ефиму
   Петровичу, - на нашем заводе я был всего лишь инженером по технике безопасности, но все производственные вопросы решались при моем непосредственном участии. - Что думает по этому поводу уважаемый Семен Абрамович? - Спрашивал директор. И я говорил, что я думаю по этому поводу.
   - Почему я не могу себе этого представить? - Обижается Ефим Петрович. -
   Аналогичная ситуация сложилась на нашей пищевкусовой фабрике. Ни одна банка майонеза не шла в продажу до тех пор, пока я не давал добро на вкус.
   У Арнольда Львовича есть особое мнение по поводу майонеза и его вкуса.
   - Майонеза, - говорит Арнольд Львович сердито, - не было в свободной
   продаже. И его брали, глядя на банку. А потом уже пробовали на вкус. Которого, тоже, не было
   В разговор со своим рассказом вступает престарелый Арон Зиновьевич. Во
   время войны он был старшиной батареи. И с согласия командира - "старлея" распоряжался в блиндаже, как у себя дома.
   - Товарищ старший лейтенант, - говорил Арон Зиновьевич командиру, - уже
   пора открывать огонь по врагу.
   - Удачная мысль, - соглашался "старлей", - вот только открою банку
   тушенки…
   Над пальмами висит большая ближневосточная луна. С расположенного рядом
   Средиземного моря дует морской ветер. И слышен шум волн. Очень похоже на Крым. Если не придираться к деталям
   Последний раз в Крыму я был со своим приятелем Мишей Френкелем. Миша позвонил в исполкомовский гараж, чтобы за нами прислали дежурную машину.
   - С вами говорит Френкель из "Сукагазстороя". - У Миши были проблемы с
   дикцией. Учреждение, где он работал, называлось "Украгазстрой".
   Незнакомое название поразило диспетчера. И он выслал машину незамедлительно.
   Мишу Френкеля знал весь город. Ни на одной работе он не задерживался
   больше двух месяцев. Когда Мише говорили, что это плохо кончится. Он отвечал с достоинством:
   - Во-первых, - говорил Миша с подтекстом, - я не хочу на них работать.
   - Во-вторых, - продолжал он, - такого специалиста оторвут с руками. И
   приводил примеры:
   - Посылает меня управляющий в Москву за дефицитом, - рассказывал Миша.
   - Захожу в Кремль. Налево кабинет Брежнева. Направо - Косыгина. Выходит Косыгин и говорит: - "Френкель из Полтавы! Заходите!"
   - Не может быть! - Сомневаются слушатели.
   - Может. - Утверждает Миша. - Жаль, что вы не знакомы с моим братом
   Димой. Когда Чазов занят в "кремлевке" с очередным генсеком всех левых больных он отсылает к Диме в Чернигов.
   - Твой Брат Дима - известный профессор? - Спрашивают у Миши.
   О! - Отвечает Миша гордо. - Дима - старший врач скорой помощи.
   Бедный Миша. У него куча плохо устроенных детей и больное сердце. Но дух
   его не угас.
   - Узнай в Израиле, - сказал мне Миша. - Не найдется ли там место для
   руководителя моего масштаба?
   Я прислушиваюсь к разговору, и мне не терпится рассказать свою
   историю. Когда-то у меня были неприятности на работе. Я стоял за дверью директорского кабинета. И до меня доносились громы и молнии. Их низвергал по моему поводу один большой начальник. Для этого он специально приехал из главка.
   И я говорю вопреки правде и не обращая внимания на здравый смысл:
   - Сидим мы втроем. Я, наш директор и парень из главка. Пьем марочный
   коньяк. И после третьей рюмки парень из главка говорит: - "Спасибо за доставленное удовольствие. Общение с таким человеком как вы радует и одновременно возвышает".
   Совершенно с вами согласен, - вторит ему директор и наливает по
   четвертой.
   Все, включая престарелого Арона Зиновьевича, слушают меня внимательно. И
   только Арнольд Львович хочет что-то сказать. Он уже говорит? "Да-а-а…". Но тут приходит жена Арнольда Львовича и зовет его ужинать.
   Арнольд Львович уходит вслед за женой. И его посеребренная луной спина еще долго движется по аллее, пока не исчезает совсем.
   В городском саду играет… Никто здесь не играет. Даже по праздникам. Это играют, если позволить себе некоторую образность и прибегнуть к метафорам, струны моей памяти. И от их музыки на душе у меня незатихающая грусть.
  
   Но пассаран.
  
   У меня есть кот. Ангорский кот - сын породистых родителей.
   Папа моего кота изводил хозяев своим темпераментом. Недавно его кастрировали, чтобы сделать более уравновешенным.
   Я не знаю, о чем думал ветеринар во время операции. И как далеко он зашел в своих намерениях. Папа моего кота тоже не знает. Но ведет он себя так, будто ничего не случилось. Пристает к соседским кошкам. И ужасно шумит по ночам, когда его измочаленные работой хозяева хотят спать.
   Мой кот - точная копия своего папы. Я это понял, когда к коту пришла пора любви.
   Не в силах вынести его полные эротического подтекста вопли я опубликовал в газете объявление:
   - Ангорский кот ищет подругу!
   Первой откликнулась женщина со следами годов на крашенном лице:
   - Кто у нас тут котик? - Спросила она кокетливо.
   Борясь с последствиями радикулита, я встал с дивана, чтобы объяснить ситуацию.
   - Не нужно, - сказала женщина, - одного такого котика я недавно похоронила.
   И ушла, изображая возмущение частями тела. Уже в дверях она сказала:
   - Небольшой совет на будущее. Не пренебрегайте деталями. Не вводите нервных
   людей в заблуждение.
   Потом пришла дама с кошкой. Она вела её на поводке как собаку.
   - Пока мы будем пить кофе, - сказала дама, - у молодых будет возможность узнать
   друг друга и сделать первые шаги.
   Кошка вела себя сдержано. И только нервное шевеление хвоста говорило, что она
   хорошо понимает, чего от неё ждут в дальнейшем.
   Зато кот показал себя врагом условностей. Его полные экспрессии телодвижения и идущее из глубины живота хриплое мяуканье умилили гостью.
  -- Какой самец! - Сказала она восторженно. - Какой зверь! Сколько в нем
   первобытной силы! Сколько темперамента! Мужчинам есть, у кого поучиться.
   Я попытался перевести даму из области сравнительной биологии на предмет нашего
   знакомства.
  -- Мне кажется, - сказал я, - они уже познакомились.
   И незаметно показал кулак коту. Символика его поз стала настолько выразительной,
   что для их расшифровки можно было бы обойтись без Фрейда.
  -- Я бы хотела посмотреть ришайон, - сказала дама.
   Ко мне уже обращались с такой просьбой. Когда я хотел устроиться на работу врачом. Имея в активе трудовую книжку, подтверждающую мою многолетнюю деятельность именно в этом качестве.
  -- Вам нужен мой ришайон? - Удивился я.
  -- Ваш ришайон? - В свою очередь удивилась дама. - Ришайон вашего кота.
   Я отыскал копию генеалогического древа с перечислением нескольких поколений
   кошачьих предков и предъявил их.
   Дама подержала древо в руках и брезгливо вернула мне его обратно.
  -- Мой иврит, - сказала она, - недостаточно хорош, но разницу между буквами я
   уже улавливаю. Жених с такой сомнительной родословной нас не устраивает.
  -- Бабушка моего кота, - сказал я гордо, - заняла первое место в своей номинации
   на конкурсе в Житомире. Её портрет был помещен в местной газете…
  -- Мы уходим, - провозгласила дама. - Заберите этого сексуального маньяка. Я за
   себя не отвечаю!
   Кот продолжал неистовствовать по ночам. Он действовал своими переживаниями на мое и без того задерганное сердце. Чтобы пресечь совместные мучения, я обратился к ветеринару.
   Кота кастрировали. После чего в дом пришел покой. Стало слышно, как часы на стене отсчитывают время.
   По вечерам, когда исчезает зной и наступает относительная прохлада, мы лежим с котом на диване и дремлем. К нам приходят сны.
   Во сне я стою большой и красивый в ослепительно белом халате. Вокруг меня толпятся родственники возвращенного к жизни больного. И в их глазах восторг соседствует с умилением.
   Коту снится ранний март. Полный пронзительной тишины чердак. И горящие зеленым огнем глаза приближающейся кошки.
   Память не убьешь! Но пассаран!
  
  
   На круги своя…
  
  
   Арон Зусьевич был постоянным читателем газетной рубрики "Надежда умирает последней". Отсюда он черпал информацию о женщинах, желающих создать семью.
   Несмотря на разнообразие судеб, и способов выражения личной заинтересованности, образовалось две группы.
   В первую входили устроенные энергичные особы, которые хотели бы познакомиться с мужчиной спортивного типа 35- 40 лет.
   Во вторую - пожилые вдовы. Тяжело переносящие одиночество.. Нуждающиеся во взаимопонимании и душевном покое. И, вместе с тем, легкие на подъем. И готовые разделить с избранником подарки судьбы. Если они будут.
   Арон Зусьевич был намного старше, чем требовалось в первом случае. Не говоря об отсутствии спортивного вида из-за живота.
   Второй вариант напоминал Арону Зусьевичу сказку Пушкина, где фигурировали старик и старуха. Которые, как известно, жили у синего моря. И это действовало на воображение.
   Арон Зусьевич рассчитывал на комбинацию из Джульеты и Дездемоны в одном лице. Где-то в возрасте от 50 и выше. Но не очень.
   Такие женщины не попадались. Несмотря на то, что Арон Зусьевич обладал качествами, пользующимися спросом на этой бирже.
   Он был интеллигентным порядочным мужчиной без вредных привычек и с разносторонними интересами. Академаим. 65/165.
   Последняя цифра могла бы смутить постаревших акселераток с длинными ногами. Но при встрече это не бросалось в глаза. Небольшой рост Арона Зусьевича уравновешивался его дородностью. Арон Зусьевич выглядел импозантно даже рядом с женщиной на высоких каблуках.
   Желание иметь рядом с собою чувствительную красавицу понятно. Это возвышающе действует на душу и украшает быт.
   Что же до Дездемоны, то, не будучи Отелло Арон Зусьевич имел в жизни столько мук, что за эти муки его можно было полюбить также сильно, как и неуравновешенного психопата, выдуманного Шекспиром.
   Жена Арона Зусьевича ушла к другому. С собою она забрала большую часть квартиры и вещи.
   Дочери Арон Зусьевич помогал материально. Когда он перестал это делать из-за кризиса, он понял, что из себя представляют современные дети. И какая от них бывает благодарность.
   На пенсию Арон Зусьевич ушел сразу. А не позднее, как он на это рассчитывал.
   - Я не антисемит, - говорил его непосредственный начальник, - но я не вижу
   оснований, чтобы держать на работе еврея пенсионного возраста, в то время как безработные представители коренной национальности напрасно оббивают пороги.
   У Арона Зусьевича был друг. Вернее подруга. Лидия Даниловна. Энергичная
   дама с общественной жилкой. Она состояла в многочисленных добровольных организациях. И чем-то руководила. Осведомленности Лидии Даниловны в области разных вопросов могла бы позавидовать Большая советская энциклопедия. И категоричности тоже.
   Арон Зусьевич, которого одолевали многочисленные сомнения и страхи, видел в ней оракула. И обращался по любому поводу.
   - Меня лишили премии, - говорил Арон Зусьевич. - Что вы скажете по этому
   поводу, мудрая Лидия Даниловна?
   - Ах, мой бедный друг, - отвечала она. - Премия - это всего лишь материальный
   стимул. А вы должны работать во имя самой идеи. Рассматривайте ваш труд не как объект чьей-то субъективной оценки, а как вклад в общее дело.
   Арона Зусьевича и Лидию Даниловну сватали. Но из этого ничего не вышло. В Лидии Даниловне была бездна внутренней красоты. А Арон Зусьевич, как и многие другие недальновидные мужчины, отдавал предпочтение внешней.
   Потом жизнь развела их в разные стороны. Впрочем, в тяжелые минуты Арон Зусьевич спрашивал себя:
   - Интересно, чтобы сказала по этому поводу, мудрая Лидия Даниловна? И
   старался поставить её на свое место.
   Как-то Арон Зусьевич обратил внимание на необычную публикацию:
   - Пожилая женщина с молодым сердцем ищет друга. Буду ждать его каждую
   среду на центральной автобусной станции, возле главного входа от 15.00 до 16.30. В руках у меня будет роза. А на голове большая шляпа из соломы. Лиц, не имеющих серьезные намерения и самовлюблённых дураков просят не беспокоиться.
   В ближайшую среду Арон Зусьевич выехал по указанному адресу. В автобусе он воображал всякое, Но то, что он увидел, было поразительнее, чем самые невероятные ожидания. И скорее напоминало чудо, чем факт из жизни.
   На указанном месте стояла Лидия Даниловна в соломенной шляпе и с розой в руках. Которую она уронила от удивления.
   Арон Зусьевич и Лидия Даниловна бродили по городу. У Арона Зусьевича накопились вопросы. И он хотел узнать мнение мудрой Лидии Даниловны.
   Лидия Даниловна не переставала качать головой. И сокрушалась по поводу того, что её бедный друг слишком ценит все материальное в ущерб идеалам. Здесь другим, но тоже вечным.
   Потом они сидели на берегу моря и смотрели на волны, разогретые солнцем до пронзительной голубизны. И в их глазах начал разгораться огонь. Еще слабый, едва заметный. Но содержащий надежду. Надежду на то, что со временем, он станет сильнее. И согреет их старость.
  
  
  
  
   Привидение.
  
  
   Привидение звали Ваня Оливье. Оно возникало из воздуха. Располагалось на кухне. И говорило голосом, в котором не было ничего замогильного.
   Яша Кац знал Ваню как бескомпромиссного алкоголика. Ваня был радикал. Он уверял, что лучшим средством от запоя является хорошо продуманное самоубийство.
   Прежде чем залезть в петлю, Ваня издавал массу громких звуков. Он швырял на пол тарелки и другую посуду. Стучал ногами. Пел, не щадя глотки, отрывки из нецензурных песен. И обрушивал проклятия на разные головы.
   Когда перепуганные соседи начинали ломиться в открытую дверь, Ваня выбивал из-под себя стул, и зависал между потолком и полом в позе свежеповешенного покойника.
   Его укладывали на диван, предварительно вынув из петли, и приводили в чувство, хлопая по щекам и поливая водой из чайника.
   На седьмой раз в этом механизме произошел сбой, и Ваня Оливье умер раньше, чем рассчитывал.
   На могильном памятнике вместо фамилии Оливье написали что-то другое более традиционное.
   Фамилия изобретателя салата прилипла к Ване после одной истории.
   Однажды не хватило закуски. Что уже само по себе редкость. Обычно не хватает выпивки. И Ваня принес из дому кастрюлю салата оливье. Жена приготовила его по поводу семейного торжества. Что-то успели съесть. Но большую часть, разгневанная супруга опрокинула Ване на голову. Это дало толчок к переименованию. Настолько сильный, что прежде чем откликнуться на паспортные данные, Ваня недоуменно мотал головой и долго думал.
   Ваня Оливье не только пугал Яшу Каца, как привидение. Он делал вполне определенные намеки. Щелкал себя по подбородку. Причмокивал. И напрашивался на выпивку, употребляя обидные для Яши словосочетания:
   - Не жидись, Яша! Не позорь еврейскую нацию!
   Появление официально мертвого человека заставило Яшу Каца обратиться к психиатру.
   Яша хотел знать, с чем он имеет дело. С редким паранормальным явлением в виде шестого чувства. Или с болезнью головного мозга и расстройствами психики из-за неё.
   - У вас галлюцинации, - сказал психиатр. - Вы пьете. И это последствия.
   Психиатр приписал Яше лекарство. Лекарство вызвало у него дрожание в
   коленях, слабость в теле и пофигизм по отношению к окружающему.
   На Ваню Оливье лекарство тоже подействовало, но значительно меньше. Его визиты продолжались, правда, без прежнего нахальства в голосе и отчетливости фигуры.
   Знакомые порекомендовали Ване психоаналитика. Психоаналитик долго цокал языком, пугая Яшу молчанием. И сказал:
  -- Выражаясь научно, в период развития либидо у вас имело место благоговение
   перед пенисом и это пагубно отразилось на тестировании реальности.
  -- Причем здесь член? - Спросил Яша, потея от ужаса.
  -- Как утверждает Фрейд, - заметил психоаналитик, - член всегда при чем. И
   пресловутый Ваня Оливье в контексте ваших оральных, анальных, фаллических и даже генитальных фантазий…
   Что из себя представляет Ваня в таком контексте Яша Кац не услышал. Он выскочил на лестницу, хлопнув дверью.
   Отсутствие помощи от дипломированных врачей и психологов толкнуло Яшу в объятья альтернативной медицины.
   Известный по многочисленным объявлениям в газетах, экстрасенс сказал, что ему не нравится Яшино биополе. Оно засорено. И вместо розового свечения и электрических искр продуцирует наружу конгломерат. По своим органолептическим свойствам этот конгломерат напоминает испарения окружающие горящую свалку.
   Взявшись за дело, экстрасенс довел биополе до такой степени чистоты и блеска, что не мог обходиться без темных очков. Он боялся ослепнуть от сильного аурного излучения, которое шло от Яши.
   Яша был доволен такой трансформацией. Но не на столько, чтобы платить деньги.
   Экстрасенс утверждал, что Ваня Оливье, вернее его астральная сущность исчезла из Яшиного энергоинформационного поля. В то время, как Яша продолжал видеть Ваню у себя на кухне и выслушивать его нахальные требования.
   Обиженный экстрасенс сказал, что он умывает руки. Еще он заметил, что Яшин астрал рвется в бесконечность. И выразил надежду, что там "наверху" из остатков Яшиной души образуется и обретет новую жизнь что-то более приличное и не такое жадное.
   Угрозы экстрасенса окончательно подорвали Яшину психику. Яша сидит дома и ждет Ваню. Как и положено привидению Ваня Оливье приходит ближе к полуночи.
   Иногда к ним спускается Веня с третьего этажа. Они пьют водку из граненых стаканов и поют грустными голосами.
   На рассвете все расходятся…Кроме Вани Оливье. Ваня не уходит, несмотря на приближение утра и петушиные крики. Он держит в руках пустую бутылку и бормочет:
   - Не жидись, Яша! Не позорь еврейскую нацию!
  
  
  
   В ритме храпа.
  
   У Пети Каца был хороший характер. Петя не выступал. Не лез. И вел себя тихо там, где другие выскакивали из брюк, и проламывали головою стенку. Он понимал, что любая, не подкрепленная серьезными аргументами акция протеста, ухудшает положение. И сколько бы человек не выходил из себя, ему все равно придется возвращаться обратно.
   Недостатки у Пети тоже были. Впрочем, небольшие и извинительные. Петя болезненно реагировал на громкий храп. И не мог терпеть кошек.
   Дело в том, что жена Пети Каца Лина храпела. Трудно сказать, что её подталкивало к этому. Лишний вес. Полипы в носу. Или снижение эластичности стенок дыхательного горла. Но свои вдохи и выдохи во время сна Лина сопровождала такими руладами громких звуков, что Петя изнемогал от этих пиццикато. И не знал, куда себя деть от безысходности.
   На робкие попытки Пети остановить, хотя бы на время, эту ужасную какофонию, Лина реагировала болезненно.
   Когда Петя позволял себе кашлянуть, щелкнуть пальцами или слегка дотронуться, Лина открывала глаза и произносила слово "что!?" таким голосом, что у Пети пропадало желание как-то повлиять на ситуацию.
   Петя отрешенно смотрел в предрассветное окно и одна мысль сверлила ему голову:
  -- Если бы я только знал, - думал Петя. - Если бы я только знал тогда, сейчас
   бы Лина Кац, была Линой Гутман…
   Речь идет о соперничестве друзей Каца и Гутмана из-за красавицы Лины
   Шоломович. Но я не буду её излагать в деталях. Поскольку к этому рассказу она имеет косвенное отношение.
   Нелюбовь к кошкам, сама по себе, то же ни о чем не говорит. Кто-то любит собак. Кто-то кошек. А кто-то свою тещу ЦилюСоломоновну, за её фирменные блинчики с мясом. А кто-то не любит.
   Хоть есть нечто, к чему можно придраться с точки зрения Фрейда.
   Внешне Петя похож на старого потрепанного жизнью кота. У него мягкая походка и ощутимая, несмотря на паркинсонизм грация в движениях. Картину дополняет круглое усатое лицо, и глаза со следами былой зелени.
   Именно за эти зеленые глаза Лина предпочла Петю Каца лупоглазому Гутману. Но, как я уже сказал, история соперничества двух друзей Каца и Гутмана из-за красавицы Лины Шоломович к этому рассказу имеет лишь косвенное отношение.
   Все, сказанное выше, всего лишь предыстория. Фон, на котором будут развиваться дальнейшие события.
   Однажды ночью Петя увидел рядом с кроватью большого рыжего кота.
   - Брысь! - Сказал Петя, - с трудом двигая затвердевшим от страха языком! -
   Брысь, кошацюра!
   - Не понял, - промяукал кот. - Я не настаиваю, чтобы вы называли меня по имени
   отчеству, Тихон Васильевич, но "кошацюра" - это перебор.
   - Что, вам, нужно? - Спросил Петя. Как атеист, он не верил в оборотней.
   Но бывают случаи, когда и атеистов берет оторопь.
   - Да ничего, - уронил кот, - дай, думаю, навещу родственника.
   - В каком, собственно, смысле? - пробормотал Петя, задыхаясь от изумления.
   - Ну, как же!? Как же!? - Засуетился кот. - Мой прапрадедушка и вы, господин
   Кац, двоюродные братья.
   - Все это так неожиданно, - сказал Петя, - я, конечно, слышал о переселении душ.
   Но воспринимал это, как гипотезу, а не научный факт.
   - Да, нет, - возразил кот. - Можете не сомневаться. И вообще. И по поводу
   нашего родства, в частности. Посмертное коловращение душ в рамках естественного отбора.
   - И кто, где? - Оживился Петя. - Где пребывают мои родственники? Может
   быть, где-нибудь там? Где-нибудь наверху?
   - Увы, - вздохнул кот, - родня наша довольно заурядная. Правда, один кот стал
   фокусником. Не Кио, но все же. Пара новых русских из евреев. Кто, как водится, спился. Кто-то сидит…
   - Ну, а вы как же? - Спросил Петя.
   - Какие-то проблемы с генотипом, - объяснил кот. - Но теперь все. Последнее
   кошачье существование. Прощай чердак. Прощай мыши. Все эти "кис-кис" и "брысь". Я буду брокером.
   - А, что же я? - Спросил Петя. - Со мной, что будет?
   - Должен огорчить, - сказал кот. - Вас после смерти решили отправить на
   малую родину. В местечко Городок бывшей Каменец-Подольской губернии. Коты там, что называется, вывелись. И срочно требуется свежая кровь.
   - Что ты там бормочешь? - Спросила сквозь сон Лина.
   Петя напрягся изо всех сил. Тяжело вздохнул. И открыл глаза.
   Теперь Петя Кац относится к котам по-другому. При встрече чешет
   за ухом. И дает что-нибудь вкусное.
   Петя не верит в переселение душ. И беседу с котом Тихоном рассматривает, как
   глупый сон. Как следствие Лининого храпа в виде давления на мозги.
   Поступает так Петя, на всякий случай. Авось, зачтется.
   Что же до истории соперничества двух друзей Каца и Гутмана из-за красавицы Лины Шоломович, то она к этому рассказу имеет косвенное отношение. Несмотря на то, что Лина по-прежнему храпит.
   Гутман был трижды женат. Куда-то уехал. И где он находится сейчас, никто не знает…
   И вообще, чего вы ко мне пристали с этим Гутманом?
  
  
  
   0x08 graphic
  
  
  
   Полотняная свадьба в возрасте собаки.
  
  
   35-летний юбилей пребывания в законном браке называют полотняной свадьбой. А возраст между 60 и 70 годами - это возраст собаки. Его не следует путать с возрастом обезьяны, который наступает позднее.
   В день юбилея Юрий Абрамович Ривкис решил уйти из дому. Может быть, навсегда.
   Все началось с чепухи. С пересоленного супа. Потом перешли на мойку. В мойке не было настоящего слива воды.
   - Конечно, - сказала жена Юрия Абрамовича Фира Иосифовна, - когда
   мужчина только числится.
   Юрию Абрамовичу было обидно. Но не настолько, чтобы прибегать к крайним
   мерам. Он подошел к крану и открыл его. Вода шла как обычно. И даже стекала вниз.
   И тут Фира Иосифовна произнесла слова, которые она не должны была произносить. Во всяком случае, в этот день. Она вспомнила, что в доме все нуждается в ремонте, который не делается из-за отсутствия средств. И обвинила в этом Юрия Абрамовича.
   Фира Иосифовна выросла в семье, где существовало четкое распределение обязанностей. Папа приносил деньги, а мама их тратила. Причем никто не спрашивал, откуда деньги берутся и куда они деваются.
   Папа Фиры Иосифовны мог себе это позволить. Он работал на базе. И деньги, которые он отдавал жене, не были последними.
   Зарплата Юрия Абрамовича тоже была приличной, но недостаточной. Что давало повод для упреков и многое объясняло.
   - Да, - говорила Фира Иосифовна, - жаркое сгорело. Мы ведь не можем
   купить второй телевизор и поставить его на кухне.
   - Опять суп с фрикадельками, - заявляла он в другой раз. - А что ещё я могу
   приготовить, если в доме, как всегда нет денег.
   Все это были шипы, присущие любой розе. В том числе розе сердца. И они не заслоняли главного. Самоотверженную душу и преданность.
   К юбилею Юрий Абрамович написал стихотворение. Он благодарил Бога за большое счастье быть мужем такой женщины, как Фира Иосифовна. Стихи состояли из сплошного апофеоза и напоминали гимн.
   - Дорогая Фира! - Писал Юрий Абрамович, - ты мой идеал. Я бы за полмира
   тебя не отдал…
   Последний выпад Фиры Иосифовны Юрий Абрамович воспринял болезненно. Он даже смертельно обиделся. Очевидно, это зрело давно и нужен был повод.
   Юрий Абрамович зашел в забегаловку и выпил сто грамм теплой водки. Это его приободрило и натолкнуло на намерения.
   Несмотря на возраст собаки, Юрий Абрамович имел необходимую представительность и мог произвести впечатление на женщину.
   Такая женщина нашлась. Женщина была в возрасте змеи. Её звали Лиза.
   Лиза сидела на скамейке и держала на коленях книжку. Лизе было 52 года. Но она выглядела моложе.
   - Что мы читаем, - спросил Юрий Абрамович игриво, - книжку?
   - Да, - ответила Лиза, - это Фолкнер. - Вам не кажется, что он гораздо
   тоньше, чем Дос-Пассос?
   Познания Юрия Абрамовича в мировой литературе не шли дальше французского классика Дюма - автора "Королевы Марго". Но он не дал себя сбить с толку. И многозначительно пожал плечами. Это должно было обозначать, что мысль о том, кто тоньше, Фолкнер или Дос-Пассос, приходила ему в голову. Но он ещё не определился.
   Юрий Абрамович избрал правильную тактику. Довольно скоро он узнал, что Лиза одна. У Лизы была любовь. И эта любовь разбила её сердце.
   - Оно до сих пор болит, - сказала Лиза с надрывом и посмотрела на Юрия
   Абрамовича.
   Юрий Абрамович оценил её доверчивость и порыв. Он взял Лизу за руку.
   Они сидели молча и смотрели, как ветер бродит между кустов осыпающихся роз, и бросает в разные стороны лепестки.
   - У меня дома есть томик Джойса, - сказала Лиза. - Хотите посмотреть?
   Юрий Абрамович кивнул. Фолкнер. Дос-Пассос. Джойс. Это было
   романтично и возвышало в собственных глазах.
   Кроме Джойса у Лизы нашлась початая бутылка водки и сырники. Выпили за знакомство. Потом за родство душ и тягу к высокому.
   После третьей рюмки у Юрия Абрамовича исчезли года. Ему было тридцать. И не годом больше. Это был возраст льва.
   Лиза тоже помолодела. Её лицо пылало. И это давало надежду на праздник чувств и теплоту отношений.
   Сердце Юрия Абрамовича затрепетало от восторга. Сердцу стало тесно в груди. Это отразилось на дыхании. И вызвало темноту в глазах…
   Юрий Абрамович пришел в себя от холодной воды. Лиза лила ему воду на голову.
   От её румянца ничего не осталось. По цвету, лицо Лизы напоминало выстиранную рубашку из рекламы о суперэффективном порошке с отбеливателем.
   - Я чуть не умерла вместе с вами, - сказала Лиза тихо. - Вы должны щадить
   свое сердце и нервы знакомых.
   - Возрастные перепады чреваты, - подумал Юрий Абрамович. - Особенно,
   если ты чувствуешь себя львом при совершенно других биологических обстоятельствах.
   Спускаясь с лестницы, Юрий Абрамович повторял как заклинание: - "Фолкнер. Дос-Пассос. Джойс".
   От фамилий писателей веяло чем-то далеким и невозможным. И было безумно жаль всего этого.
  
   Вечером к Юрию Абрамовичу и Фире Иосифовне пришли гости. Стихотворение Юрия Абрамовича: - "Дорогая Фира! Ты мой идеал. Я бы за полмира тебя не отдал…" имело бешеный успех.
   Фира Иосифовна плакала. Юрий Абрамович тоже. Они поцеловались. И от этого в душу Юрия Абрамовича вернулись покой и уверенность в завтрашнем дне.
   Полотняная свадьба в возрасте собаки имеет свои преимущества.
  
  
  
   95,6% гарантии.
  
  
   За завтраком Рита сказала Алику:
  -- Твой живот убивает во мне чувства. Он их задавливает.
   Алик отодвинул тарелку в сторону.
  -- Мне что вообще не есть? - Спросил он сердито.
   Рита пожала плечами. У неё были все основания для пессимизма. За десять лет
   супружеской жизни у Алика вылезли наружу толстая физиономия, круглый живот и большая задница. Эта композиция действовала на Риту удручающе. Ей нравились изящные шатены. Такие, как Ален Делон в молодости.
   Алик боролся, как мог. Он постоянно себя ограничивал. Но его организм буквально из ничего делал лишние килограммы. Вопреки законам медицинской химии и диетологии.
   Несколько лет назад Рита увлеклась сослуживцем Феликсом и ушла к нему. Алик ужасно страдал. Врачи нашли у Алика депрессию и умоляли родственников не спускать с него глаз. Такие Алик внушал опасения.
   Потом Рита вернулась. Рита поняла, что она потеряла в лице Алика. И какой Феликс подлец.
   Во время безумных страданий в связи с Ритиным уходом и не менее сумасшедшей радости по поводу её возвращения, Алик много ел.
   Еда утешала Алика в горе. А радость она делала более насыщенной.
   Давала о себе знать наследственность. В роду у Алика все мужчины были обжорами. Что не осталось незамеченным и имело последствия.
   Дедушку Борю арестовали за животный антикоммунизм. Дедушка Боря был знаменоносцем. Во время демонстрации граждане увидели сюжет достойный кисти известного художника Кустодиева, Огромный живот дедушки Бори заслонял собою красное знамя, которое дедушка нес. И это наводило на размышления.
   Папа Алика упал с третьего этажа. Он вывалился вместе с унитазом, на котором сидел. Трагизм ситуации был в том, что аналогичное место этажом ниже было занято. Его занимал хозяин квартиры. Не то председатель горисполкома. Не то его первый заместитель.
   Папу Алика обвинили в нападении на должностное лицо в особо дерзкой форме. А также в цинизме и вызове общественной нравственности. Голую задницу папы видели дети и незамужние женщины.
   Дядя Сема просил, чтобы ему вместо персонального "Москвича" выделили персональную "Волгу". И дело было не в отсутствии личной скромности. Живот дяди Семы в "Москвич" не влазил. В "Москвиче" ему было тесно…
  -- Хорошо, - сказала Рита, - даю тебе последний шанс.
   Дело поставили на широкую ногу. Пригласили специалиста по ожирению. Знакомые
   говорили, что этот специалист "всё может".
   Специалист сказал Алику и Рите, что с помощью кодированию он положительно влияет на обмен веществ и внутренние органы. И привел несколько выдающихся примеров из практики.
   Риту интересовали гарантии. Она хотела договориться о гарантиях сразу, чтобы не было вопросов потом.
   Специалист посмотрел на живот Алика и спросил:
  -- 95,6% вас устроит?
   Оптимизм специалиста Рите понравился, и она попросила сделать все возможное.
   Специалист взял Алика за руку и начал её ощупывать.
   Перед сеансом Алик поел. Поскольку это было "последний раз". Алик поел плотно. В желудке у Алика было тепло, как в вязаном носке. Что вызывало приятные
   иллюзии.
  -- Похудею, - думал Алик. - Начну качать пресс. И, когда у меня образуются
   мускулы, набью морду Феликсу. Пусть знает…
  -- Ясно, - сказал специалист, отпустив руку Алика, - Мучное, жирное и сладкое.
   В умеренном количестве эта триада дает нам жизнь. И убивает при злоупотреблении. Будем кодировать.
   Специалист уложил Алика на диван и, глядя в глаза, начал говорить ужасные вещи.
   В случае нарушения диеты помимо болей в желудке и обострения рвотного рефлекса Алику были гарантированы сердечные приступы и мозговые расстройства. А также всевозможные страхи и зрительные галлюцинации.
   Слова специалиста произвели на Алика впечатление. Алик был мнителен. Когда у Алика что-нибудь болело, он делал ужасные предположения. Алику казалось, что это рак или какая-нибудь другая злокачественная опухоль…
   За обедом Алик лениво жевал тертую морковку и проклинал древнего агронома, который вырастил этот малоаппетитный овощ.
   Рита ела торт. Она любила сладкое. Сладкое не влияло на пропорции Ритиной фигуры и не портило пикантность.
   Когда Рита ушла на работу Алик начал метаться по комнате. Его мучили яркие картины. Он видел, в одно и тоже время, торт со всеми его соблазнительными подробностями. И собственные похороны. Тоже в деталях. Вплоть до разговоров знакомых и родственников. Включая подлеца Феликса. Все говорили, что Алик мог бы еще пожить, если бы он не был таким слабовольным.
   После продолжительных зигзагов по комнате Алик очутился возле холодильника. Им руководил пищевой инстинкт. Он подавил все остальное.
   Не отдавая себе отчета и не думая о последствиях, Алик открыл дверцу. Схватил кусок торта. И положил его в рот.
   Он ел до тех пор, пока от торта ничего не осталось. Даже крошек и следов крема.
   Не помня себя от ужаса Алик бросился на диван и замер в ожидании. К нему в голову пришла кощунственная мысль:
  -- Сытым, - думал Алик, - умирать лучше, чем голодным.
   Он напрягся, чтобы не прозевать появления первых сигналов. И, потом уже,
   оперативно реагировать. Звать соседей на помощь. Или звонить на станцию скорой помощи.
   Внутренние органы работали в обычном режиме. И пульс стучал четко и размерено. Как заведенный.
   Прошло два часа напряженного ожидания. И Алик понял:
  -- На этот раз, пронесло.
   Алик встал с дивана. Подошел к холодильнику. И чувствуя прилив сил, открыл
   его…
   Обескураженная Рита решила позвонить специалисту.
  -- Как же ваши гарантии? - Спросила она. - После кодирования муж
   ест больше, чем ел до.
  -- Разве я говорил о полной гарантии, - обиделся специалист. - Как честный
   человек, я обещал 95,6 %. Обычная скидка на превратности судьбы и упорство обмена веществ.
   Рита положила трубку. И начала думать о своих задавленных чувствах. О несчастном Алике. И о подлеце Феликсе, который не стоит того, чтобы о нем думали. Хотя он поразительно похож на Алена Делона в молодости.
  
  
   Философ.
  
  
   Как парикмахер Сеня Дворкин был хорошо известен. Возле его кресла толпились дамы, желающих превратить свои волосы в модную прическу.
   Это радовало, но не компенсировало утраты места в жизни.
   В отличие от одноклассников - будущих врачей и инженеров-электриков, Сеня видел себя философом. Возможно не таким умным, как Барух Спиноза, но достаточно выдающимся, для того, чтобы возглавить институтскую кафедру и писать статьи в толстые научные журналы.
   На философский факультет Сеню не приняли. И не только из-за пятой графы в паспорте.
   Сеню спросили, что он думает по поводу лжеучения под названием экзистенциализм. От него ожидали разоблачения и гневной отповеди. Вместо этого Сеня залез в дебри. И начал противопоставлять явление вызвавшим его причинам.
   Экзаменационная комиссия расценила это, как злобный выпад и сделала выводы.
   Крушение планов отразилось на Сениной судьбе, но не убило в нем философского отношения к жизни и любви к разговорам на отвлеченные темы.
   Сенины клиентки слушали его с удовольствием. Зато жена Дина выходила из себя. В семье Дворкиных слово философ было синонимом слова придурок.
   Чтобы не лезть на рожон, Сеня вел мысленные беседы с участниками телепередач. Это называлось: "поговорить с умным человеком".
  -- Послушайте, князь, обратился Сеня к герою романа Достоевского "Идиот"
   князю Мышкину, фильм о котором, как раз, показывали. - Отчего это в русском языке сумасшествие связывают с передвижением. Сошел с ума. Поехала крыша. Тронулся. Сдвиг по фазе.…Куда мы идем?
   Князь Мышкин оставил Сенин вопрос без ответа. Он был занят выяснением
   отношений с тяжелым психопатом и алкоголиком купцом Рогожиным.
   Сеня решил подождать. Чтобы заполнить образовавшуюся паузу, он подошел к бару. Выпил 100 грамм водки. Крякнул от удовольствия. И обратился к князю снова.
   Он хотел узнать, что князь, как идиот, думает по этому поводу
   Князь Мышкин игнорировал и это обращение. Возможно, он посчитал его бестактным.
  -- Для князя, - сказал Сеня обижено, - вы не слишком воспитаны. Хотя, с другой
   стороны, что можно ожидать от человека, которого выдумал картежник и антисемит
   Мышкин демонстративно отвернулся. Он не желал выслушивать оскорбления в
   адрес великого писателя.
  -- Не вижу гармонии, - уронил Сеня. - Сплошные противоречия.
   Гениальность и помешательство. Коварство и любовь. Работа дает деньги, но не приносит радости. Любимая жена - ведьма. Дети обещают стать бандитами. Уже сейчас от них нет уважения, несмотря на прививаемую нравственность...
   От горьких сетований Сеню отвлекла жена Дина.
  -- Отстань от князя, философ, - сказала она сердито. - Иди ужинать.
   Сеня сел за стол. Взял два кусочка селедки, пожирнее. И немного подумав,
   отправил их в рот.
   Выпитая до этого водка обрела второе дыхание. Сенин организм наполнился приятными ощущениями. И он замер от удовольствия.
  -- Настоящая гармония, - подумал Сеня, - лежит рядом с нами. И водка с селедкой
  -- лучшее тому подтверждение.
  
  
  
   Судьба человека.
  
  
   Некто по фамилии Куперман одел теще на голову кастрюлю с водой. Вода не
   успела нагреться, но теща подняла такой крик, будто её ошпарили. Приехала миштара, и Купермана забрали.
   В качестве альтернативы Куперману предложили домашний арест. Куперман отказался.
  -- У нас демократическая страна, - сказал Куперман, - а в демократической стране
   два наказания за одно преступление не дают. Находится под арестом, и сидеть дома. Дудки!
   И Куперман не прогадал. Дома его бы пилили. А в камере он имел поддержку и
   получал полезные советы.
   В камере вместе с Куперманом сидел спец по чекам по кличке "профессор". Во время последней отсидки "профессор" изучил римское право. И шпарил оттуда как заведенный.
   По мнению профессора в поведении тещи Купермана присутствовали признаки виктимного поведения.
   Жертва, по латыни жертва - виктум, сплошь и рядом сама виновата в случившемся. Она провоцирует и подталкивает человека, который, вовсе к этому не расположен.
  -- Например? - спрашивали "профессора" сокамерники.
  -- Игриво настроенная женщина, - привел пример "профессор", - повстречала в
   темном переулке энергичного мужчину. Потом, оказывается, она ничего такого не имела в виду. А он взял и набросился.
  -- Или тот тип, из-за которого я сижу, - продолжал "профессор", - вы знаете, что
   он говорил?
  -- Нет, - отвечали ему, - откуда?
  -- Он говорил, - тяжело вздохнул "профессор", - что у него куры денег не клюют.
   И постоянно терял чековую книжку.
   Куперман был согласен с профессором. Теща вела себя, как провокатор Азеф.
   Когда-то она была против брака. Она считала, что Куперман - не тот человек. И что он не может служить опорой. Дочь ее не послушала.
   Во время ссор и семейных недоразумений теща хранит молчание. Она хранит его до тех пор, пока не наступает кульминация. И тогда она говорит "Ну!?"
   От этого полувопросительного, полуутвердительного, полного горького торжества "ну" у Купермана переворачивается в груди. И он не выдержал.
   Судью дело Купермана довело до стресса и раздвоения личности.
   Как юрист он должен был осудить его и приговорить к чему-нибудь.
   Но как человек противился этому из-за сочувствия и большого семейного опыта.
   Порывшись в кодексе, судья нашел для Купермана самую мягкую статью. Он отмерил 50 метров и сказал, что это зона безопасности для тещи. Зона, которую Куперман не должен пересекать под страхом другого, более сурового наказания.
   У жены Купермана развился нервный припадок в виде тяжелой истерики.
  -- Утром, - заявила несчастная женщина, - я должна варить мерзавцу Куперману
   суп. А вечером, после напряженной работы, утешать маму. Мама пьет валерианку и стучит зубами от волнения.
  -- Или я, или он, - говорит мама.
   И жена Купермана пошла к судье за другой статьей.
   Судьи не оказалось на месте. Судья уволился. Ему нужно было время для
   руководства движением "Корбан". Корбан - это один из синонимов слова жертва. Но уже на иврите.
   Под свои знамена бывший судья собрал зятьев недовольных тещами. Опросы общественного мнения говорят, что эта армия может попасть в Кнессет. И они уже не знают, куда деваться от претендентов на министерские посты.
   Жена Купермана нашла адвоката. Адвокат не обещает жене Купермана ничего определенного. Несмотря на деньги, которые он берет.
   Из-за неопределенности, которая сложилась, жена Купермана по утрам варит мужу суп. А по вечерам - бегает за валерианкой для мамы.
   Такая у жены Купермана судьба человека.
  
  
   Разговор Абрама Моисеевича с чертом.
  
  
   К Абраму Моисеевичу пришел мужчина и сказал будничным голосом:
  -- Я черт.
  -- На черта вы не очень похожи, - заметил Абрам Моисеевич. - Где ваша
   атрибутика?
   - Атрибутика!? - Удивился черт. В конце ХХ века. Представляю себя на улице с
   хвостом и рожками.
  -- Ну, хотя бы камзол, сапоги с ботфортами и берет, - не сдавался Абрам
   Моисеевич.
  -- Никаких беретов, - отрезал черт, - на работе мы одеты, как люди. Летом -
   безрукавка, шорты и тапочки. Зимой - свитер, джинсы, кроссовки и что-нибудь от дождя. Если дождь идет.
   - Тогда продемонстрируйте ваши возможности, - попросил Абрам Моисеевич. - Уберите из комнаты мебель. Или пройдите через стенку и вернитесь обратно.
   - Я вам что, Давид Копперфильд? - Обиделся черт. - Наша фирма "Андерграунд интернешенел" достаточно серьезное учреждение, для того, чтобы размениваться по пустякам.
  -- Хорошо, - согласился Абрам Моисеевич, - можно без атрибутики. Но, во-
   первых, почему я? И что вы предлагаете, во-вторых?
  -- Это уже подход, - обрадовался черт. - Ваша душа заняла первое место на
   конкурсе "Тот свет не за горами". И мы подготовили несколько проектов.
  -- Допустим, - уронил Абрам Моисеевич. - Назовите пару из них, для интереса.
  -- Для начала один, - засуетился черт. - В обмен на вашу душу, мы предлагаем
   молодость и любовь всех женщин без исключения.
  -- Только этого мне не хватало, - скривился Абрам Моисеевич. - Вы что-то
   говорили про конец ХХ века?
  -- Ну и что? - Не понял черт.
  -- А то, - объяснил Абрам Моисеевич, - человек, который строит из себя Казанову,
   в наше время получает больше неприятностей, чем удовольствий.
  -- Мы вам сделаем прививку от СПИДа, - пообещал черт.
  -- А иммунитет от мамаш вы мне тоже обеспечите? - Поинтересовался Абрам
   Моисеевич. - Они объявят меня отцом детей, которые тут же у них появятся. А обвинения в сексуальном домогательстве?
   Черт замялся и начал ерзать на стуле. Он не ожидал от Абрама Моисеевича такой проницательности.
  -- Ладно, - сказал черт, придя в себя, - берите богатство. Ваше твердое "да" и я вам
   гарантирую место в клубе мульмиллионеров рядом с Джорджем Соресом и бароном
   Ротшильдом.
  -- А пособие по старости, - засомневался Абрам Моисеевич, - как только я стану
   богатым, у меня заберут пособие.
  -- Ну и что, - удивился черт. - Зачем вам пособие при таком богатстве?
  -- Богатство, как придет, так и уйдет, - объяснил Абрам Моисеевич, - а на пособие
   можно жить до 120 лет. Хоть и с трудом.
   Черт тяжело вздохнул. Выпил стакан водки. Водка возникла из воздуха. Крякнул. И сделал последнее предложение.
  -- Исключительно из уважения к вам, - произнес он торжественно, - одна душа в
   обмен на три престижных должности. Депутат кнессета сразу. Министерский пост, со временем. И премьер-министр, когда вы там обживетесь.
   Черт привстал в рассчете на изъявление чувств. Изъявлений не было. На лице
   Абрама Моисеевича застыла мысль. Он думал о роли личности в истории. И о путях формирования истеблишмента.
  -- Если это обычная такса, - думал он, - тогда мои идеалы растоптаны прозой
   жизни.
  -- Берите, берите, - торопил черт, - у меня ещё много дел.
  -- А если я не возьму? - Спросил Абрам Моисеевич. - Ничего себе сделка. Вместо
   вечного блаженства там, сумасшедший дом здесь. Вы что, газет не читаете?
   Абрам Моисеевич отвернулся от черта и начал барабанить пальцами по столу. Черт забарабанил тоже. Потом они повернулись друг к другу.
  -- Можно подумать, что я вас искал, - произнес черт примирительно. - У нас в
   конторе такой бардак. Кто-то из аналитиков напортачил. Теперь из-за вашей переборчивости у меня будут неприятности.
  -- А ну покажите, - попросил Абрам Моисеевич.
   Черт протянул распечатку.
   Абрам Моисеевич взял распечатку в руки и захохотал.
  -- Не обижайтесь, дружище, - обратился он к черту. - Я действительно Абрам
   Моисеевич, но не Кацман, как здесь написано, а Цфацман. Кацман живет в соседнем подъезде.
  -- Черт возьми! Черт возьми! - Залебезил черт. - Я ваш должник. Будете в наших
   краях, непременно заходите. Спросите Игоря Соломоновича Альтшулера из отдела
   услуг.
  -- Нет уж лучше вы, - предложил Абрам Моисеевич, если будете.
   Абрам Моисеевич проводил черта к дверям и сказал:
  -- Пару слов о Кацмане. Не предлагайте ему слишком много. Во-первых, не
   оценит. Во-вторых, надует. С прошлого лет Кацман должен мне 50 шекелей. И хоть бы хны.
  
  
  
  
  
   35
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"