Пьющих и курящих вон с экрана. Во всяком случае, среди положительных героев. Отрицательные пусть травятся. Таково мнение сверху.
А у меня сценарий про войну. И как тут быть без фляжки со спиртом, без самокрутки, без ста граммов наркомовских? Режиссер прочитал сценарий и на дыбы.
--
Ратников, не слыхал что ль, что сверху говорят? Нельзя
положительному герою ни пить, ни курить. А у тебя что? Вот хотя бы взять с самых первых кадров. Солдаты едут на фронт и дымят пуще паровоза. И все как один положительные.
--
А что им еще делать в теплушке-то?
--
А семечки на что? Вот у тебя тут написано: Иванов тряхнул
--
Все так, только вместо самосада семечки. Переписываем: Иванов
тряхнул мешком, спросил: "Кому семечек, ребята? Свои, домашние. Жена моя, Глаша, постаралась. Налетай, братва! - Ну дай щепоть, коль не жаль, - потянулись солдаты. Выплюнув шелуху, похвалили: Крепки семянки, зубодробилы!" Вот так, Ратников! Поехали дальше.
Я приуныл, а режиссер продолжал:
--
Следующие кадры. Вот оно! Иванов сидит на краю окопа, поджав
под себя правую ногу и чистит автомат. Во рту у него торчит самокрутка, он гоняет её из угла в угол, попыхивает. Подходит его боевой товарищ Сидоров, говорит: "Кисет свой куда-то задевал. Серег, не отсыпешь табачку щепоть на закрутку. А то во рту скучно". Иванов достает из кармана гимнастерки кисет, бросает другу. Сидоров ловит, скручивает цигарку, сует в рот, глубоко затягивается, выпускает дым, говорит: "Тишина-то какая! Будто и войны нет". - "Затишье перед боем", - отзывается Иванов, гася о подошву сапога окурок. Переписываем. Пусть Иванов как сидел, так и сидит, только во рту у него за щекой леденец.
--
Кто его ему дал? Откуда на войне леденцы?
--
Оттуда же, откуда и махра была - из солдатского пайка. Итак, он
гоняет во рту скользкий леденец. Сидоров пусть подходит, здесь все по тексту. Сидоров: "Кулёк с леденцами куда-то задевал. Серег, не отсыпешь своих щепоть? А то во рту скучно". Иванов достает из кармана гимнастерки кулек, бросает другу. Сидоров ловит, вытягивает из кулька щепоть леденцов, кидает в рот, засасывает с присвистом, говорит: "Тишина- то какая! Будто и войны нет". - "Затишье перед боем", - отзывается Иванов, выплевывая обсосок. Уф, Ратников, еще часть сценария переделали под мнение сверху.
--
Но ведь это ж смешно, Вадим Аркадьевич! Детский сад какой-то
получается, а не передовая линия фронта.
--
А что делать? Мнение сверху. Говорят, молодежь развращаем
своими фильмами. Пьют и курят в нашем кино напропалую. Пора завязывать. А у тебя даже медицина от солдат не отстает. Хирург смахнул со лба пот, спрашивает: "Закурить есть?" - Сидоров даёт ему папироску, подносит зажженную спичку: " Ну как он, доктор? - Жив твой друг, еще повоюет", - отвечает доктор, с наслаждением затягиваясь.
--
И что мы доктору в зубы сунем вместо папироски?
--
А ничего мы ему не сунем. Он доктор, ему курить вообще не
положено. Вытер пот со лба - и хорош! Дальше по тексту. С выпивкой опять же тут у тебя незадача. Придется, Ратников, и с выпивкой все переиначить. Мнение сверху, ничего не попишешь. Положительным не только курить, но и пить нельзя на экране. А у тебя тут два "нельзя" в одном стакане: Генерал и комбат спускаются в блиндаж. "За Петуховку особо отличившихся представить к наградам, - говорит генерал и добавляет: - Спасибо тебе, комбат, от всего командования спасибо! - трясет ему руку и обнимает. - У меня тут есть кое-что с собой, надо бы отметить, ребяток помянуть". Генерал ставит на стол бутылку коньяка, достает из нагрудного кармана кителя коробку папирос, протягивает комбату: "Закуривай, полковник!" Тот осторожно берет одну, подносит к носу, обнюхивает папиросу со всех сторон, произносит с восторгом: - "Казбек! Давно такую в зубах не тискал. Довоенным временем пахнет! И коньячком давненько горло не полоскал".
Режиссер почесал в затылке.
--
Что ж нам тут, Ратников, придумать-то? Леденцы и семечки
несерьезно как-то для генерала. О, придумал! Монпансье! Та же хрень, что и леденцы, только в цветной жестяной баночке. Вполне достойно генерала и звучит по -французски. В общем, все по тексту, только вот тут малость переделаем. Генерал протягивает комбату яркую коробку монпансье: "Засасывай, полковник!" Тот осторожно берет одну, подносит к носу, обнюхивает ярко-красный кругляшок со всех сторон, произносит с восторгом: "Монпансье! Давно такую в зубах не тискал. Довоенным временем пахнет! И лимонадом давненько горло не полоскал". Да, да, да, Ратников, не гляди на меня зверем, не коньяк он на стол ставит, а бутылку лимонада. Проехали это место!
--
Кто ж ребяток лимонадом-то поминает, Вадим Аркадьевич? -
возмутился я, но режиссер поднял палец кверху и показал глазами на потолок. - Там. Мнение сверху. Положительные - ни грамма. А у тебя и комбат и генерал нормальные мужики.
--
Есть Сукин, предатель.
--
Помню, что есть такой. Где уж он тут у тебя? - режиссер зашелестел
страницами рукописи. - А, вот! "Светлозаров, ты ведь из этих, из бывших, - говорит Сукин. - Большевикам хана, не устоят против такой громады. Надо бежать, Светлозаров, к немцам. За ними сила. Победят они в этой войне, а не большевистское отродье. Тебе поместья родителевы вернут, снова князем станешь, Светлозаров. Я отцову мельницу, дом, землю назад получу. Бежим, Светлозаров". Светлозаров наставляет на Сукина автомат, отвечает: "Князья Светлозаровы никогда не были предателями своего Отечества, Сукин. А ты недобиток кулацкий и предатель". - "Да ладно, ладно, - испуганно замахал на него руками Сукин, трусливо озираясь по сторонам. - Проверял я тебя, Светлозаров, на благонадежность".
Режиссер хлопнул ладонью по сценарию.
--
Сукин-то твой не курит. Ни одной цигарки в рот не взял за весь
сценарий. А персонаж, прямо скажем, отвратительный. Засунь ему в пасть самокрутку и не выпускай её, пусть дымит как паровоз. И водку пусть хлещет ведрами. Особенно там, у немцев, когда в полицаи переметнулся. Шнапс ихний пусть жрёт до риз. Ему можно, он отрицательный. Светлозарову же и остальным ни грамма. И немцам вместо губной гармошки сигарету в зубы сунь. Пьют они у тебя нормально, хорошо пьют. И бабы наши молодцы, самогонкой немчуру спаивают. Здесь полный порядок.
А вот поминки по погибшим под Петуховкой товарищам придется переделать. Вот ты как пишешь: Взводный разлил из своей фляжки по кружкам спирт. Все встали. Взводный: "Помянем, братцы, наших погибших товарищей. Хорошие были ребята, герои. Пусть земля им будет пухом". Все выпили одним махом, полезли в кисеты до табачку, закрутили цигарки. Не, Ратников, тут надо переделать.
--
Под лимонад?
--
Лимонад для солдата вроде бы широко, раз сам комбат его не
каждый день пьет, а только от генеральского угощения. Мы солдатам на стол квас поставим. Взводный разлил из своей фляжки по кружкам родной русский квас. Дальше по тексту. Снова купюра: не в кисеты они полезли до табачку, а в кульки до леденцов. Закинули по штучке за щеку.
Режиссер удовлетворенно погладил себя по лысине.
--
День Победы тоже с квасом да с лимонадом пройдет?- спросил я.
--
Ну-ка, что у тебя тут написано? Глаша встретила мужа бражкой да
самогонкой. "Самосад на сахар выменивала, ждала тебя, верила, что вернешься. Вот наварила крепенького для радости души". Она поставила на стол четверть самогону, налила в большой ковш брагу. Скоро потянулись соседи в гости. Обнимались, целовались, на радостях выпили за Победу, затем поминали погибших. Глаша подарила мужу новый кисет, набитый свежей махрой: "Сама садила, крепкий табачок вышел. Пробуй, родной мой". И пошел кисет по мужицким рукам. Закуривали и расхваливали Глашин самосад. Ну что тут скажешь, Ратников. Опять проклятое хмельное и курево. Взвар! Глаша поставила на стол четверть взвару. Безобидный русский напиток. Текст такой: "Тыквы на сахар выменивала, ждала тебя, верила, что вернешься. Взвару наварила густенького для радости души". А вот вместо махры пойдут в ход тыквенные семечки. Глаша поднесла мужу новый кисет, набитый тыквенными семечками: "Сама садила, крепкие вызрели". И пошел кисет по мужицким рукам. Грызли, расхваливали Глашины семечки. Вот так, Ратников, и будем снимать. Ни сигарет, ни папирос, ни самокруток, ни цигарок и ни капли спиртного среди положительных героев и персонажей.
--
Зрители нас на смех подымут. Актеры сниматься откажутся.
--
Актеры не откажутся. Продюсер деньги на фильм нашел и немалые.
Заработать все хотят. А зрители пусть судят, и не нас, а... - режиссер снова поднял глаза к потолку и указал туда пальцем.
Зрители приняли серьезный фильм о войне за веселую комедию на военную тему. Хохот в зале стоял оглушительный. Успех был грандиозный.