Джеймс решил во чтобы то ни стало найти бывшего тестя Каннингема и поговорить с ним по душам.
На следующий день, в одиннадцать утра, он позвонил в двери лондонского особняка мистера Чейни. Дом Дарси казался жалкой лачугой по сравнению с этим огромным дворцом, находящемся в деловом центре, неподалеку от королевской биржи. Это величественное здание как-будто бросало вызов древним дворцам аристократов. Оно было высоким, пирамидальным, в пять этажей, с многочисленными шпилям и башенками, выполнено в современном стиле, отделано розовым мрамором и зелёным малахитом - каким-то сверкающим на солнце камнем, Джеймс подумал, что так должен выглядеть малахит или даже бирюза. Но слишком много его ушло на отделку, это же немыслимые деньги.
Джеймс даже оробел от этой показной роскоши. Чейни был богачом во втором поколении - его отец начинал с небольшой фабрики - он был одним из скромных арендаторов лендлорда, такого же рантье, как и Дарси,но быстро расширил дело, а потом скупил несколько фабрик того же профиля в округе по дешевке и стал единоличным владельцем монопольного производства сразу нескольких важнейших товаров в графстве. Его сын продолжил дело отца и скупил десяток крупнейших ткацких фабрик в Англии. Состояние Ричарда Чейни превышало восемьсот тысяч фунтов. Джеймс Дарси со своими без малого трехстами мог показаться мелким лавочником по сравнению с ним.
Величественный лакей молча проводил его в приемную. Ему предстояло ждать аудиенции хозяина. Он - незваный гость, просидел в приемной полтора часа. Но готов был ждать хоть целые сутки. Ему нужно найти любую зацепку, распутать этот клубок проблем, во чтобы то ни стало.
Скромный проситель в сереньком сюртучке, таким он предстал перед мистером Чейни.
Из-за огромного полированного стола на него смотрел хозяин кабинета - худощавый, абсолютно седой мужчина с длинным, несколько лошадиным лицом. Его взгляд казался презрительным, очень холодным.
Что можно ожидать от очередного просителя? - наверняка, он тоже попросит денег. Исключения редки.
- Добрый день, мистер Чейни, моё имя Джеймс Дарси, я владелец поместья Пемберли в Дербишире. Не хотел бы попусту отнимать у вас время, перейду сразу к сути моего дела:
С некоторых пор я подвергаюсь преследованию одного человека, на меня несколько раз покушались здесь, в Лондоне, в том числе прямо у ворот моего дома в Ричмонде. У меня есть основания считать, что этот человек - барон Каннингем.
Когда Джеймс произнес это имя, он заметил, что на короткий миг лицо мистера Чейни потеряло свою невозмутимость, он вздрогнул. Но тут же маска каменного равнодушия вернулась к нему.
- Я полагаю, что причиной его ненависти стала давняя связь Каннингема с моей супругой. У него есть и другой повод желать моей смерти, он сам признался мне, когда я вынудил его сделать это. Но пока я умолчу о второй причине, поскольку здесь задеты интересы другого человека.
Некоторое время Джеймс молчал, собираясь с духом. Он боялся затронуть болезненную для Чейни тему смерти его дочери.
- Продолжайте, мистер Дарси, я вас внимательно слушаю, - услышал он глухой голос, но не увидел движения губ хозяина кабинета, словно говорил не он, а стены вокруг.
- Я знаю, мистер Чейни, что ваша дочь скончалась всего через год после заключения брака с бароном. Возможно, я не прав, заранее прошу вас простить мою бестактность, но узнав поближе этого человека, я склонен считать его способным на любую низость, на любое - самое страшное преступление против человечности.
Некоторое время Чейни молчал. Его лицо, казалось, окаменело, но глаза ни на секунду не отрывались от лица посетителя.
Наконец, он медленно произнёс скрипучим голосом:
- Я понял вашу мысль, мистер Дарси. Если вы хотите получить от меня какую-то интересующую вас информацию, вы должны без утайки рассказать мне всё о причинах, которые, по вашему мнению, побудили Каннингема покушаться на вашу жизнь, а также об обстоятельствах вашей с ним встречи.
Честность в обмен на честность.
Джеймс увидел, что глаза его визави горят живым интересом, несмотря на кажущееся равнодушие.
Он решился довериться своему инстинкту, говорившему, что перед ним порядочный, заинтересованный собеседник, и рассказал мистеру Чейни всё, что пережил и предпринял в отношении Каннингема за последние месяцы. Почти слово в слово он передал свой разговор с бароном в поместье Эдвина.
От взгляда Джеймса не укрылось, как сразу помрачнело лицо мистера Чейни, когда он сообщил о том, что отпустил барона восвояси, взяв с него лишь расписку-признание.
Тот молчал. Потом встал и подошёл к окну. Джеймс не видел его лица, когда он произнёс сдавленным шёпотом:
- Я давно пытаюсь найти улики против этого негодяя. Диана была так юна, так невинна! Моя бедная девочка... Мы были тщеславны, мы были слепы... И поплатились за это... - невыносимая горечь звучала в его словах.
Мистер Чейни поделился откровенностью в ответ на откровенность: он с самого начала заподозрил, что смерть его дочери не была несчастным случаем. Она умерла за неделю от горячки, внезапно начавшейся среди полного здоровья и сопровождавшейся рвотой и болями в животе.
Убитый горем отец попытался незаметно расспрашивать прислугу Каннингема, но тут случилось второе несчастье: так же внезапно, от простуды и похожей лихорадки скончалась горничная его дочери.
Зять сразу покинул поместье, в котором произошла трагедия. Ворота замка были заколочены, а прислуга куда-то пропала. Местные жители ничего не смогли рассказать о людях, работавших в усадьбе. Возможно, они уехали вместе с Каннингемом, а возможно, - отправились в столицу на заработки. Мистеру Чейни удалось проследить судьбу лишь трех человек из окружения хозяина усадьбы. Это были пожилая экономка и двое работников конюшни, оставшихся в деревне.
Экономка наотрез отказалась говорить о своём хозяине. Она сказала, что не замечала за ним никаких странностей и попросила больше не беспокоить её. Очевидное возмущение и даже злость у этой женщины вызвали попытки выведать тайны её бывшего господина. Казалось, она горит праведным гневом.
Единственное, что удалось получить от конюхов - это поименный список слуг, работавших в доме на тот момент.
Чейни оказался наедине со своими подозрениями. Поиск слуг пока не привёл к результатам.
Разумеется, он готов был предоставить Дарси всю собранную им информацию, чтобы тот попытался продолжить расследование.
В конце беседы Джеймс пообещал держать мистера Чейни в курсе всех своих действий. Хозяин особняка лично проводил гостя, напоследок крепко пожав ему руку и пожелав удачи. В кармане сюртука Джеймса лежала золоченая визитная карточка мистера Чейни, готового помогать ему всеми возможными способами.
Детективы приняли его вводную. Теперь они начали поиск десяти человек, имея их имена, возраст и приметы.
Джеймс отправился домой, в Пемберли. И там он встретил тот же холод и мрак, что поселился в его душе с уходом любимой. Дети радовали его, но в них он не мог найти утешения, он жаждал её любви. Шарлотта нужна была ему как воздух, всё вокруг напоминало о ней. Они с Робертом оба плакали сейчас о Шарлотте, и ничем, увы, не могли помочь друг другу, хоть и жили одним чувством. Теперь он каждый день проводил со своим мальчиком, почти не выходя из детской, лишь иногда прерываясь на домашние и хозяйственные дела. Он должен был дать Роберту всё, что мог - в том числе и время, которое упустил раньше - не проводил с сыном.
Сколько бессонных ночей он пережил за эти месяцы без неё! Сколько слёз он пролил - видимых и невидимых - его душа плакала, даже когда он улыбался Роберту, желая подбодрить его.
Роберт задавал всегда один вопрос: когда вернётся Шарлотта? И Джеймс в ответ пытался внушить мальчику надежду на это. Он объяснял сыну, что ездит в Лондон так часто для того, чтобы найти возможность вернуть её домой. Что рано или поздно он решит все проблемы, а потом обязательно добьется её возвращения, найдёт Шарлотту и привезёт её в Пемберли, и тогда они будут жить счастливо все вместе - втроём, и уже никогда, никогда не расстанутся.
Почти каждый вечер перед сном малыш снова и снова просил отца повторять эти слова, звучавшие для него самой лучшей сказкой на свете. У Джеймса тоскливо сжималось сердце, но он старался, чтобы его голос звучал как можно бодрее, он видел, как успокаивается Роберт, как на его лице появляется радостная улыбка, когда он засыпает. Это хоть немного снимало груз с его бедной души, и он тоже забывался у себя в спальне.
Обещания, в которые он сам пока не верил, но произносил каждый вечер, как клятву, постепенно обретали силу. Он давал слово вернуть Шарлотту любой ценой не только Роберту - он давал его себе.
Решимость сделать это росла в нём, он начинал верить сам, что невозможное станет возможным, что его любовь вернётся к нему.
Однажды Роберт подхватил простуду. Доктор Браун пришёл к мальчику, после осмотра Джеймс спросил его: можно ли у человека вызвать лихорадку искусственно, с помощью трав или снадобий?
Доктор некоторое время думал, а потом предположил, что раньше ртуть использовалась для лечения многих болезней, и она вызывает симптомы, сходные с симптомами страшных инфекций - пневмонии например. Поэтому наверное древние гомеопаты, лечившие подобное подобным, так любили её применять.
Джеймс с интересом начал расспросы и получил от эскулапа не только подробное описание действия ядовитых паров ртути, но и толстую книгу, в которой были собраны рецепты нескольких десятков ядов и лекарств. За последние десять лет некоторые давно применяемые лекарства успели перекочевать в разряд опасных ядов и теперь запрещены или не рекомендованы авторами монографий. В медицинском сообществе продолжались бурные дискуссии по этому поводу. Позиции школы гомеопатов были по прежнему сильны, но доктор Браун не принадлежал к их числу. Он боялся применять сильные яды в своей практике даже в мельчайших количествах.
Джеймс неделю потратил на изучение сборника ядовитых растений, грибов и веществ. Под его подозрение попало несколько наименований. Ведь в конце их беседы мистер Чейни, уже не скрывая слёз, рассказал ему о том, как именно умирала его дочь.
Когда Джеймс спросил доктора Брауна, не могли ли данные симптомы быть вызваны отравлением, тот ответил, что вполне. Джеймс пошёл дальше и спросил, известно ли современной науке, как можно определить отравление тем или иным веществом по трупу или по уликам, найденным у постели покойного?
Доктор посоветовал ему обратиться к специалисту - члену Лондонского королевского общества, ученику Эдварда Дженнера, доктору Дэвиду Куперу.
Джеймсу удалось побеседовать с врачом и химиком, они вместе смогли выработать предварительную версию смерти миссис Каннингем. Мистер Купер выразил готовность стать экспертом и сделать заключение о характере смерти покойной, но нужно было согласие родственников на эксгумацию, либо доступ в замок барона для сбора улик. Это пока казалось невозможным.
Но даже один волос покойной мог бы стать уликой - эти слова Купера засели в мозгу у Джеймса.
Да, они искали слуг, но еще не нашли доктора, лечившего Диану Каннингем. А был ли врач вообще? Ничего, ни слова, не было известно об этом.
Он поделился своими открытиями с мистером Чейни.
У того сохранились локоны дочери, срезанные его супругой сразу после ее смерти.
Мистер Купер исследовал несколько волосков в лаборатории, определил яд, он вызвался доказать суду, что смерть молодой женщины была вызвана отравлением ртутью. Единственным условием он назвал присутствие на суде независимых ученых, способных оценить его доказательства.
Итак, они смогли собрать улики, которых было уже достаточно, чтобы подать в суд на Каннингема. Оставалось найти ее врача и слуг, в том числе и экономку. Свидетели могли пролить свет на ситуацию, подтвердить симптомы болезни женщины, узнать цвет волос, предоставленных родителями. Мотив убийства вырисовывался довольно ясно. Приданое в сто тысяч фунтов и туманные на тот момент перспективы на наследство самого Каннингема.
Вот только одного Джеймс не предусмотрел: не только он следил за Каннингемом, но и тот следил за ним.
Дарси был застигнут врасплох, когда снова пытался поговорить с экономкой, живущей в деревне у подножия заброшенного замка барона.
Охрана осталась в экипаже, у калитки, а опасность подстерегала его в доме женщины. Едва переступив порог, Джеймс оказался запертым в западне. К его горлу приставили нож. Это был сам Каннингем, сэр Арчибальд, собственной персоной.
Джеймс мгновенно понял, что происходит, он замер, стараясь не шевелиться.
И тут в полутьме он краем глаза заметил скамейку с ведром воды, стоящую в сенях у самого порога - совсем рядом. Он ногой, не выдавая себя ни одним мускулы выше пояса, резко толкнул ножку скамьи. Та опрокинулась со страшным грохотом. Джеймс был готов к этому, а барон - нет.
Рука у того дрогнула, пусть на мгновение, но его хватило: Джеймс смог уклониться и затылком со всей силы ударить барона в нос, вырвать нож из рук и в мановение ока направить на хозяина его же оружие. Он сам не знал, откуда в нем взялась такая скорость реакции и прыть.
Только после того, как Каннингем был крепко связан и уложен в экипаж Джеймса, после того, как тот убедил её в полной безопасности в дальнейшем, экономка начала говорить всё, что знала. А знала она много - вполне достаточно, чтобы отправить своего хозяина на виселицу. Каннингем угрожал ей, но она, как добрая мать, растила мальчика с детства, поэтому он не решился сразу убить её, взяв с неё обещание молчать обо всём, что она видела в его доме.
Каннингем, получив путем подкупа одного из детективов сведения о ведущемся против него расследование, поняв, что на этот раз избежать ответственности не удастся, приготовился бежать за границу, во Францию. Уже было зафрахтовано судно. Для него и для Ирэн. Перед отъездом он решил расправиться с Дарси, заодно, видимо, и со старой женщиной. Зачистить следы. Его ещё не оставляла надежда вернуться в Англию и вернуть себе Энтони, когда всё уляжется. Тем более, что местечко, где он подстерегабл Дарси, находилось неподалёку от порта, в котором его ждал корабль. Детективы нашли капитана, который не стал отрицать договоренность. Уже несколько дней в порту он ждал хозяина, когда тот наконец даст отмашку на отплытие.
Каннингема подвели самоуверенность и желание убить двух зайцев сразу - если бы он просто сбежал, то его бы не достали из-за границы, во враждебной англичанам Европе он бы комфортно жил много лет, никто не смог бы заставить французское правосудие подчиниться английским законам. Он слишком понадеялся на свою ловкость и силу. Быстро же он забыл о первой осечке с Джеймсом Дарси.
Суд над бароном состоялся. На нем присутствовала старая экономка мисс Миртл, она стала главным свидетелем обвинения в убийстве миссис Каннингем и её горничной мисс Фёрт, а также в попытке убийства мистера Дарси. Эксперт мистер Купер доказал ученой комиссии, приглашенной королевским судом, что волосы убитой содержат в составе слишком большое количество солей ртути, что подразумевало ее систематическое отравление этим веществом в течении нескольких месяцев.
Доказанная свидетельскими показаниями попытка убийства мистера Дарси добавила груз на шею обвиняемому.
Барон был приговорен лондонским судом присяжных к смерти через повешение.
Джеймс не стал ждать, когда Ирэн придёт к нему. Приехал в Кенсингтон сам, через неделю после ареста барона. Сначала она попыталась вести себя с ним точно так же высокомерно и безразлично, как раньше. Но теперь оба знали, что блеф не пройдёт. Первые же её попытки ставить условия были остановлены им. Иран осеклась на полуслове, встретив его взгляд. Ей стало понятно, что при желании он теперь может легко оставить её без гроша.
Она смотрела на него с той же злобой, но на этот раз вместо презрительной наглой усмешки, он увидел в её глазах плохо скрываемые страх, неуверенность.
Ирэн потеряла опору. Каннингем больше не мог ничем ей помочь. Её длительная связь с преступником, убийцей бросила тень на неё саму, она поняла, что Джеймс имеет возможность шантажировать её этим. Очевидно уже стало, что имущество негодяя переходило частично в королевскую казну, частично на компенсацию родственникам пострадавших от его рук, а майорат, недвижимость - следующему в очереди наследнику - новому барону Каннингему, приданое убитой им жены возвращалось её родителям, подавшим иск.
Её руки дрожали, голосок то и дело срывался. Заранее заготовленная гримаска, которую Ирэн корчила, призванная показать уверенность, презрение к мужу, тоже шла рябью по её кукольному личику, то и дело сквозь неё проглядывала дрожащая, испуганная моська.
Джеймсу было противно смотреть на её судорожные кривлянья. Брезгливая жалость к ней прорывалась, но в этот момент он одергивал себя, вспоминая, сколько раз его чуть не убили из-за неё, а сколько зла эта женщина доставила его сыну и Шарлотте!
Он просто предложил ей десять тысяч - то, что она имела до замужества. Один из супругов должен был признаться в измене, Джеймс был согласен взять этот грех на себя.
В случае её отказа от заранее расписанного сценария развода, он пообещал обнародовать результаты многомесячного расследования её связи с Каннингемом.
Ирэн молча, трясущимися руками подписала все бумаги. На этот раз он довольный уходил из комнаты, а она осталась сидеть за столом, пытаясь унять дрожь в конечностях. Её трясло от бессильной злобы и унижения. Сейчас она ничем не могла ущемить своего торжествующего противника. Все козыри оказались у него на руках.
В этой женщине слишком сильна была жажда унижать кого-то, бороться за место под солнцем и чувствовать себя победительницей в борьбе. И это при полном отсутствии моральных принципов - ни врожденных, ни привитых воспитанием - их не было никаких. Ей оставили её приданое, простили все грехи и отпустили восвояси, но даже не заслуженная ею милость победителя всё равно злила, унижала её, казалась ей издёвкой.
Ей хотелось вцепиться ему в горло - отомстить ненавистному, празднующему победу мужу за все свои грехи, за все преступления, совершенные ей против него.
Удивительный артистизм, врожденный и усиленный примером родственников, истерия, свойственная всему их семейству, всё это позволяло ей в присутствии супруга успешно мимикрировать под скромную, застенчивую Золушку.
В ней умерла великая театральная актриса, которая наверняка, в другое время и при других обстоятельствах, смогла бы прославиться на весь мир.
Но не стоит её жалеть - У Ирэн ещё всё впереди. Ведь она теперь - униженная и оскорбленная неверным супругом невинная жертва. У неё осталась редкая красота, и даже её приданое - при ней.
А значит, Джеймс Дарси рано радуется. Наверное, он слишком наивен и прекраснодушен, раз вернул в полном объеме этой змее подколодной её приданое. Ведь каждый фунт из этих денег может быть впоследствии, при благоприятных обстоятельствах, направлен на месть беспечному бывшему супругу.
Она обязательно, и очень скоро, найдёт другого богатого, знатного мужа, который будет точно таким же рабом в её спальне, как и двое её первых мужчин, один из которых уже стоит на эшафоте - не в последнюю очередь благодаря ей.
А она с этого дня в каждой гостиной будет тихим шёпотом, с грустной улыбкой рассказывать всем и каждому о мерзавце-бывшем муже, растоптавшем, обманувшем и оболгавшем невинную овечку.
...
А пока - радуйся освобожденный от оков супруг. Ты отделался сравнительно легко. Кто помог тебе? Скорей всего - сам Бог. (Иль случай - Бог - изобретатель). И ты сейчас от души благодаришь его. Потому что понимаешь прекрасно, что сам ты легко поддался её обману, сам ты мог бы ещё несколько лет жить, не замечая, как страдают твои близкие, как рушится жизнь твоего бедного сына.
И ладно бы моральные страдания. Так, не замечая ничего вокруг, так ничего и не узнав, пребывая в благостных иллюзиях, ты мог бы легко потерять и свою жизнь, и жизнь твоего старшего сына оказалась бы под страшной угрозой. Ведь на кону стояло твое огромное состояние, на которое уже зарились четыре жадных глаза.
Сейчас Джеймс, вполне осознавая всё, прокручивал в голове все возможные сценарии дальнейших действий барона, которому наверняка помогла бы Ирэн.
Господи, да его, дурака, не спасло бы ничего, будь он даже послушнейшим мужем на свете!
Рано или поздно, с помощью Каннингема или самостоятельно, Ирэн пришла бы к мысли устранить Роберта, устранить ненужного уже муженька. Зачем ей нужен чужой сын - наследник, когда можно получить всё самой - и имущество барона и наследство семейства Дарси? А тут интересы кровожадного, готового на любое преступление мерзавца так совпали с её собственными!
Что послужило первым толчком к осознанию истины? Случайная сцена в парке, которую он нечаянно подслушал. Та самая, в которой Ирэн унижала Шарлотту и Роберта.
А если бы на месте Шарлотты была другая? Не самоотверженная, любящая мальчика как родная мать женщина, а продажная, равнодушная шкура? Бесцветная моль, готовая предать чужого ребенка за деньги или просто из страха перед всесильной волевой хозяйкой?
Она, милая Шарлотта, стала тем добрым ангелом, посланным, верно, прямо с небес, чтобы защитить Роберта.
Может, Джулия, оказавшись там, у Христа, просила за их сына?
Давным давно, ещё в детстве, он слышал это в церкви, тот разговор запомнился ему. Две пожилые женщины говорили о мальчике, оставшемся без обоих родителей: Если некому защитить сиротку, то ангела посылают на землю, чтобы он охранял его от злых людей.
Только сейчас истинный смысл этих слов дошёл до него и ужаснул.
Ведь он - его родной отец, призванный защищать сына, вместо этого чуть не стал безвольным свидетелем и почти соучастником преступления против собственного ребенка. И чем он поплатился бы в итоге за свою слепоту? Страшнее потери собственной жизни стала бы потеря будущего - потеря Роберта.
Джеймс посыпал голову пеплом в раскаянии...
Он был пустым местом, нет, хуже пустого места, ведь он сам привёл в свой дом эту змею. Лучше бы он ушел вслед за Джулией, оставив сыну наследство под опекой доброго дяди Джорджа.
Но видно, есть ангел-хранитель у его сына. К счастью, Бог дал шанс и ему исправить свои грехи. Чем он заслужил это? Джеймс не знал. А лишь благодарно молился. Наверное, Бог оказал ему милость ради Роберта и ради неё - ведь Шарлотта - тоже сирота, и у неё есть ангел-хранитель. Она и сама - ангел во плоти.
Может быть, высшие силы спасали эти две невинные души, а он оказался лишь слепым орудием. Сначала, злых сил, а потом - когда у него открылись глаза и он исправился, стал уже осознанно выполнять волю Господа.
....
Мы, люди, - исполнители воли Бога. И нет здесь, на Земле, никого, кроме нас. Не ищите бесплотных ангелов. Если они и есть, то лишь наблюдают за нами, записывая наши грехи в скрижали вечности. Нам не на кого пенять, и не на кого надеяться, кроме самих себя. И сам Господь - всевидящий и справедливый - лишь воплощение нашей коллективной воли, воли большинства, состоящего из добрых, честных людей, любящих своих близких и всех людей на свете.
Мы можем осознать эту истину: все мы - в большинстве, честные люди разных религий и народов, мы хотим жить в мире, хотим, чтобы наши близкие были счастливы, не страдали, чтобы любовь побеждала ненависть. Нет смысла ждать чудес. Только наши коллективные, системные, а также частные, индивидуальные действия могут создать разумное, справедливое, доброе мироустройство.
Те, кто уже понял это, - создают своими руками работающую справедливую ко всем общественную систему, собственными действиями добиваются справедливости для невинно униженных и оскорбленных.
А те, кто ещё не понял, - закутываются в никабы, или в скуфьи, отращивают правоверные либо православные бороды, начинают религиозные войны с неверными - сторонниками другой религиозной секты , бьют поклоны до потери сознания и молча терпят любую ложь и несправедливость, а тем самым - часто и поддерживают их, надеясь, что зло накажет мифический Всевышний когда-нибудь потом - на том свете. А сейчас - Иисус терпел, и нам велел.
Злу удобно рядиться в одежды святости. Правда порой ходит в грязной рубище и рубит с плеча, а ложь в чистых светлых одеяниях, читает всем мораль, сладкими речами, туманя мозг.
По делам узнают их. Только по делам. Но для этого нужно видеть сердцем, включить голос своей совести на полную громкость и слушать только его, а не заглушать чужими бессовестными голосами.
....
Идея справедливого всевидящего Бога - не ложь и не сказка. Коллективное сознание существует, это и есть наш Бог.
Он - разум и совесть нашего общества, его живая душа, а мы все - малые частички этого организма, управляемого его разумом и подвластного воле его души. Бог зависит от нас, ведь он исполняет наши коллективные чаяния, воплощает их, а мы зависим от него, ибо исполняем своими действиями его волю, как клеточки организма, выполняют каждая свою функцию, чтобы прокормить всех вокруг и себя в том числе.
Странно сознавать, ведь люди современности намного больше зависят друг от друга, чем люди средневековья, почему же идея единого справедливого Бога владела людьми тогда, но оставила многих из них сейчас, когда она так очевидно воплощается в реальность?
Современное общество сейчас намного ближе к единому разумного организму, в котором все органы и клетки связаны в единую систему дыхания, созидания, питания, отправления естественных нужд. Разделение труда и выделение отдельных органов : защиты общественного организма от чужих и паразитов, органов производства гормонов и белков, органов добычи, производства, переработки, доставки питания и устранения отходов, энергетических станций организма и транспортных магистралей, по которым идёт питание к самым отдаленным его участкам.
В средние века всемогущий, награждающий праведных и карающий грешников Бог был лишь мечтой. Но почему-то тогда в него истово верили абсолютно все за исключением отдельных нонконформистов.
А сейчас мировое сообщество вплотную приблизилось к превращению в разумный единый организм, обладающий разумом и душой. Откуда же нынче взялось так много сатаниствов - даже не отрицающих существование Бога, а борющихся с ним - активно не желающих ему подчиняться?
...
Столько развелось толкователей религиозных текстов, религиозных пророков и духовных пастырей. Нам расскажут, одни - про устройство рая и ада, про конец света и второе пришествие Христа на Землю, другие - про чистилище, третьи - про бесконечные или конечные реинкарнации душ для их развития и очищения.
Но все духовные пастыри, яростно отрицающие научный метод познания мира, который предполагает непринятие ничего на веру, проверку любой гипотезы практикой и доказательством, они ведь будут на чем свет стоит клеймить нигилистов-ученых, но лишь кольнёт - бегом побегут лечиться в клинику МГУ, к отпетому атеисту, доктору наук биологу-эволюционисту, а не к сладкоречивому святому отцу.
Нет, конечно, они совместят приятное с полезным: сначала понаставят сотню свечек, приложатся к святым мощам, благословятся у святых отцов, съездят в Мекку, в Иерусалим, ну а потом - всё равно в клинику МГУ, к эволюционисту, к новейшим аппаратам, за новейшими препаратами, полученными строго научным методом - биохимиками и физиками-естествоиспытателями.
Разве не стоит взять на вооружение научный метод познания мира, как самый эффективный в достижении реального результата? (Разве не очевидно уже всем, что реальный результат даёт только научный метод познания мира?) И пользуясь строго лишь этим методом, по аналогии с живой природой, наблюдая коллективный разум пчел или муравьев, прийти к идее существования коллективного разума, души человеческого общества - к идее единого Бога всего человечества?
Кто-то из мудрых древних проинтуичил, или же древний ученый облёк науку в упрощенную наглядную форму для отупевших потомков и однажды назвал Богом коллективный разум, влияющий на каждого человека, как разум живого существа оказывает влияние на каждую клетку его тела.
А разве сказка о реинкарнации не могла прийти в голову древнему ученому-генетику, хорошо понимавшему механизм передачи наследственной информации от предка к потомку? Сказка, которую однажды, несколько тысяч лет назад, учёный, сам получивший образование в университете, рассказал своим детям, которым уже не суждено было учиться даже в школе - исчезли и школы, и вузы, исчезла цивилизация, осталось лишь несколько тысяч людей, выживающих в ядерную зиму в экваториальных областях планеты,сожженной глобальной войной, случившейся в те древние времена. Ведь об этом сохранились реальные археологические свидетельства.
Бедные дети за неимением более точной информации восприняли сказку всерьёз, и лучше всего они восприняли мораль: хочешь стать лучше со временем, эволюционировать в лучшую сторону - не греши, не делай зла, расти над собой, выбирай не самый лёгкий, а самый добрый, самый разумный путь.
Они и заложили эту сказку в основу религии о переселении душ.
Каждый из нас встаёт перед выбором: в какую сторону ему эволюционировать - стать паразитом или рабочей клеткой общества, пойти по легкому, бездумному пути или выбрать путь разума, труда и самосовершенствования. Многие выбирают лёгкий путь. А ведь кто-то вполне осознанно выбирает тот путь, что трудней.
Наша генетика меняется в каждом следующем поколении, ведь она зависит не только от нашей наличной генетики, но и от того, какой путь мы выбираем раз за разом.
Кто-то пошёл в университет, грызть гранит науки, а кто-то сразу в ночной клуб.
Ну какую девушку найдёт каждый, там и здесь? Каждый - под стать своим идеалам.
Понятно, что рожденный ползать, летать не может.
Но возможно, давным давно один из их общих предков упорно пытался взлететь на своих псевдоподиях, лишь слегка напоминающих крылья, его тянуло в небо, он хотел заглянуть за горизонт. А другой - его братец, имеющий точно такие же конечности, даже не пытался заниматься бессмысленными потугами. Он смеялся над наивным мечтателем и выбрал себе подходящую жену с похожими устремлениями, и они вместе поползли на своих четверых рыть надежный тоннель.
А мечтатель продолжал мечтать о небе и однажды нашёл свой идеал - самочку, сумевшую на лишний сантиметр отрастить крылообразные конечности и даже покрыть их лёгким пушком. И о, чудо, у них родилось несколько детей, и парочка из них унаследовала длинные размашистые крылья мамы и любопытство, совмещенное с тягой к полёту папы.
На протяжении многих поколений их потомки стремились к разным идеалам: одна линия - реалистов - предпочитала в половых партнерах крепкие жвала и коренастенькие клешни для переработки тонн грунта, а другая группа - мечтателей - выбирала раз за разом другой идеал - размах крыла и способность взлететь хотя бы в прыжке.
Между двумя родными братьями - основателями двух разных видов - ползающего и летающего, не было в то время никакой физической разницы. Разными были лишь их идеалы. Один рвался в небо, другой хотел остаться на земле и даже зарыться в неё поглубже. (Стремилась ввысь душа твоя - родишься вновь с мечтою, а если жил ты как свинья - останешься свиньёю...)
Разве наш идеал красоты и желаемые черты характера нашего полового партнёра не есть наш собственный фактор дальнейшего отбора?
Мы сами себе выбираем идеал, к нему стремимся, находим его, пытаемся соединиться именно с ним. Мы хотим, чтобы наши дети стали этим идеалом.
Конечно, не всё от нас зависит. Мы выбираем, нас выбирают, как это часто не совпадает... Но иногда и от нас тоже.
....
...
Сейчас Джеймс, окрыленный победой, получивший наконец надежду на развод, бросил все силы на поиски Шарлотты. Всех детективов Лондона заставил её искать.
Вопрос только оставался - кого им искать? Красавицу или старую деву? - в каком она сейчас обличье? Всё также прячется за очки и чепец? Или оставила навсегда смешной маскарад?
Почему-то, когда Джеймс думал об этом, ему намного легче было представлять, что она снова надежно спряталась от всего мира за своими серыми доспехами.
Нет, он не хотел, чтобы другой мужчина смотрел сейчас на его милую Шарлотту и сошёл бы с ума от любви точно так же, как и он, - в течении одной недели с тех пор, как впервые увидел её лицо без уродующих предметов обихода.
Неужели лишь фактор неожиданного преображения дурнушки в красавицу сыграл такую роль?
Джеймс с внезапной ясностью вспомнил, как он буквально с отвисшей челюстью смотрел ей вслед, когда она уходила из его кабинета, вся розовая от стыда, с пылающими щеками, видимо, она хотела, но не посмела снова надеть сорванные им очки и чепчик.
Ещё несколько минут назад он не замечал удивительной грации этой девушки, и вдруг, в один миг, её фигура преобразилась, хотя осталась в том же бесформенном платье. Он просто взгляд не мог оторвать от стройной открывшейся шейки и кой-как заколотой в пучок гривы роскошных волос. Всё остальное воображение дорисовало само.
Он не желал этого. Отнюдь. Но его буйная фантазия не слушала пожеланий хозяина, она бушевала всю ночь, помимо его воли.
Джеймс аж челюсти до скрипа сжал от досады, что может быть кто-то другой сейчас разглядывает его любимую с тем же вожделением. Да он убил бы этого негодяя на месте!
И тут же он ощутил всплеск невероятного желания - ревность и страсть. Он свободен! Счастье стало так близко, так возможно!
О, если бы он только знал, где она!
А если бы он и вправду знал, насколько близко она находится от него сейчас, он побежал бы туда бегом, не дожидаясь, когда подадут экипаж...
Но, увы, он не мог даже представить, где она.
Джеймс начал поиски любимой задолго до того, как получил известие от церковного суда о разводе.
Он сделал это через неделю после того, как отвёз связанного Каннингема в суд, где его уже ждал иск от мистера Чейни и тюремный конвой. Сразу после своего визита к Ирэн, когда та без звука подписала все бумаги.
Когда у него наконец появилась надежда на благоприятный исход дела.
Джеймс был настолько вдохновлён произошедшими событиями, что сразу от супруги отправился к миссис Кавендиш.
Нет, он не уйдёт оттуда, пока старая дама не сжалится и не откроет ему секрет местанахождения своей племянницы.
Его решимость оказалась напрасной. Дом стоял с заколоченными ставнями. Соседи сказали ему, что миссис Кавендиш умерла две недели назад.
Джеймс поехал к нотариусу, но никаких распоряжений на его счёт женщина не оставила. Нотариус не мог разглашать конфидициальную информацию. Джеймс не получил от него никаких сведений о Шарлотте, как о возможной наследнице. Единственное, что он мог сделать - поставить наблюдение за домом в надежде на то, что когда-нибудь наследница явится сюда. Надежды были призрачными.
Но теперь его ничто не могло остановить. Он найдёт её, даже если ему пешком придётся обойти всю Англию.
Двадцать детективов двух агенств будут искать мисс Шарлотту Морстен по всей стране. И он сам будет её искать каждый день, каждый час, позабыв обо всём на свете, кроме одной цели.
Сейчас у него оставалось одно имя - миссис Фергюсон.
Джеймс расспрашивал всех гувернанток, работавших в семьях знакомых, упросил мать делать это. Лишь спустя полтора месяца мама прислала ему письмо. Ей наконец удалось узнать нынешний адрес директрисы школы для девочек в Уоддингтоне. Та три года назад отошла от дел и жила сейчас в пригороде Лондона у племянницы.
Это произошло через два дня после того, как церковный суд признал аннулированным брак Джеймса Дарси. Как-будто Бог ждал этого решения, прежде чем давать ему новую надежду.
Джеймс помчался туда.
Оказывается, дом, где жила миссис Фергюсон, находился совсем недалеко от его дома - всего в паре кварталов. Он мог бы пойти туда пешком - не более получаса ходьбы.
Ему снова предстояло предстать перед осуждающим взглядом пожилой леди. Но теперь он был готов просить о свидании с Шарлоттой хоть Бога, хоть самого дьявола, душу свою готов был отдать за это.
Миссис Фергюсон была еще не так стара, примерно возраста его матери, она отошла от дел, видимо потому, что с трудом передвигалась сейчас. Ей помогала молоденькая девушка - возила ее в специальном кресле на колесиках. Дама кинула на Джеймса острый взгляд, когда он представился. Он понял, что она знает о них с Шарлоттой.
- Миссис Фергюсон, прошу вас, пожалуйста, сообщите мне адрес мисс Морстен, если он вам известен.
Она молча смотрела на него. Потом медленно ответила:
- Простите, мистер Дарси, но я вряд ли смогу вам помочь.
- Я догадываюсь, что вы можете подумать обо мне. Но вы ошибетесь в этом случае. Я собираюсь жениться на мисс Морстен. Вчера я получил специальное разрешение на брак, - Джеймс достал из-за пазухи бумагу и протянул её старой даме.
- Миссис Фергюсон, можете не волноваться за неё. Теперь я свободен и могу сделать это. Заклинаю вас, скажите мне, где она может быть! Если вы знаете хоть что-то о ней, сообщите, прошу вас... Вы моя последняя надежда, миссис Фергюсон!
Джеймс смотрел на неё отчаянным, молящим взглядом. Он склонил голову, опустил плечи, готов был встать сейчас на колени, если бы не чувствовал, как глупо это будет выглядеть.
- Миссис Кавендиш, ее тетя, умерла. Я побывал в вашей школе в Уоддингтоне, но ее там нет. Я поместил объявления во всех английских газетах, расспрашивал о ней всех своих знакомых, но не узнал ничего. Умоляю вас, скажите, где она!
Миссис Фергюсон долго испытующе смотрела ему в глаза. Наверное, она увидела в них что-то такое, что заставило её ответить:
- Хорошо, мистер Дарси, я скажу вам её адрес. Мисс Морстен преподает французский язык в небольшой школе, неподалеку отсюда. А живет у моей знакомой на соседней улице, снимает комнату. Вы можете прийти к ней вечером, когда закончатся занятия.
Джеймс молча склонился в глубоком поклоне, благодарно поцеловал руку пожилой леди.
...
Он ждал её возле здания школы несколько часов. Не мог усидеть в экипаже, слонялся вдоль забора, не сводя глаз со входа. Когда наконец увидел её тоненькую фигурку на крыльце, сердце готово было выпрыгнуть из груди.
Шарлотта шла, грустно склонив русую головку, она не заметила его, прошла в трех метрах по дорожке. В том же сереньком бесформенном платьишке, держа в руке сумку с книгами.
Джеймс бросился к ней, позвал по имени. Когда встретил ее взгляд, позабыл обо всем на свете - остались только её милые, изумленные, родные глаза, осветившие вдруг всё вокруг светом радости.
Наконец он нашел её!
Они оба потеряли нить реальности. Всё было как в тумане. Джеймс привлёк её к себе, захватил в кольцо своих рук, она сразу будто растворилась в нём. Её охватила сладостная жуть. Тонкий аромат его одеколона, смешанный с его мужским запахом, таким желанным, родным.
Дальше она не помнила, как оказалась в его карете. Он принес ее туда на руках. Он держал ее на коленях у себя, слившись губами с её губами, терзая и захватывая, лаская и проникая языком, они слились в одно, томясь от желания. На руках он внес ее в какой-то дом, видимо, большой, там были слуги, лакеи, горничные.
Она не замечала ничего, потеряла стыд, всё неважно стало вдруг. Перед ними открывались двери.
А он принёс её прямо в спальню. Осторожно уложил на раскрытую уже, аккуратно расправленную постель.
Она лежала, наслаждаясь его объятиями и поцелуями, такими томительно нежными. Он медленно раздевал её, а она не замечала его осторожных действий, ей важно было только чувствовать его рядом.
Шарлотта не заметила, как оказалась раздетой. А он лежал одетый рядом.
- Ты так прекрасна, любимая, - он опустился ниже и начал ласкать ее груди губами. Это было так странно и сладко. Её соски напряглись от острого восхитительного чувства. А он целовал и целовал их, снова и снова. И вот его руки уже добрались до самых потаенных уголков её тела, туда, где сразу стало тепло и влажно.
Шарлотта взлетела на небеса. Она не замечала ничего вокруг, смотрела только в глаза любимому.
А он был уже без одежды и лежал рядом, тесно прижавшись к ней, упираясь ей в бок чем-то твердым. Он коснулся её затопленногт влагой уголка.
- Любовь моя, какая ты влажная там! - шептал он ей страстно.
Он провёл тихонько пальцем, и будто мёд разлился по всему низу её живота.
- Джеймс, любимый...
Он почти довел её до самых небес, влага излилась из неё.
Она не заметила, как он уже крепко обнял и вошел в неё. Боль была совсем недолгой. Он преодолел преграду и начал ритмичные толчки, будто поднимая и опуская ее на чудесных качелях. Ей стало вдруг так хорошо, сладкая истома залила всё её естество, а дальше её закружил вихрь безумного экстаза...
- Ты приняла меня, не прогнала, любимая, - они лежали сейчас обнявшись в постели, он нежно смотрел ей в глаза. - Почему ты теперь согласилась быть со мной?
Она погрустнела и отвела взгляд.
- Я поняла, что потеряла смысл жизни. Без тебя мне незачем жить. Лучше одну ночь провести с тобой, чем тысячи ночей - без тебя. Лучше знать, как это прекрасно - любить тебя, быть с тобой, чем умереть, так и не поняв, не почувствовав этого.
Он притянул её головку к себе, гладя ей волосы и спинку, глядя с невероятной нежностью на любимую, целуя ее в лоб.
- Роберт очень хочет увидеть тебя, Шарлотта.
Она лишь низко опустила голову, уткнулась носом ему в плечо. Ее голос звучал совсем глухо, когда, чуть погодя, после паузы, она ответила ему едва слышно:
- Роберту лучше не видеться с любовницей своего отца.
Она не видела глаз Джеймса, когда он сказал:
- Ты права, Роберту нужна не любовница его отца, а мать.
Шарлотта только молча прятала лицо у него на груди.
- Ты отдала мне всю себя и ничего не просишь взамен. Я чувствую себя неблагодарной сволочью, потому что не могу тебе отплатить и сотой долей того, что ты отдала мне.
Он продолжал, его голос вдруг охрип:
- Потому что всё мое состояние, мои рука и сердце не стоят и тысячной доли того, что ты даешь мне, любимая. Примешь ли ты от меня всё это, Шарлотта? Согласишься ли на столь неравный обмен?
Она подняла на него распахнутые от удивления, мокрые глаза, показавшиеся ему в этот момент бездонными, и увидела, что в его глазах тоже стоят слёзы.
- Дорогая, прошу, ответь, согласишься ли ты стать моей женой?
- Ты же женат, Джим...
- Уже нет, я получил развод.
Они оба плакали сейчас, и он, не скрывая своих слёз, осторожно собирал слезинки с её щек губами.
- Я разыскивал тебя, чтобы сообщить эту новость, родная. Готов был обойти весь свет, лишь бы ты узнала наконец, что я свободен и мечтаю жениться на тебе. Я мечтаю об этом почти с того момента, как узнал твою истинную душу, узнал любовь, которую ты давала моему сыну все эти годы.
- Безумец, тщеславный слепец, имея рядом такой бриллиант, лежащий среди стекляшек, я выбрал блеск глупого стекла, не разглядев красоту чистого алмаза. Почему ты не соблазнила меня раньше - в первые три года?
Он смотрел на неё жадным, влюблённым взглядом, а её светлые глаза затуманились от счастья - словно чистую озерную гладь заволокло утренней дымкой.
- Как же прекрасно твоё тело, любимая!
Джеймс вновь покрывал поцелуями её шейку и плечи, страстно ласкал её грудь.
- Ты скрывала эти сокровища от меня, чертовка! Я должен был разглядеть их под твоей серой монашеской рясой.
- Утром мы поженимся, дорогая.
- Так быстро? Но у меня ничего нет, кроме этого платья...
- Ты прожила в этом платье последние пять лет, неужели не продержишься ещё пару часов? Дорогая, я не в силах вытерпеть даже полдня отсрочки, я не могу быть спокоен, пока не сделаю тебя своей законной женой и матерью моих детей.
Мне всё равно, в каком платье ты пойдёшь под венец. В этом платье ты была, когда я влюбился в тебя. В нём я нашёл тебя. В нём ты станешь моей супругой, дорогая. А после церемонии мы поедем по магазинам и купим тебе сотню лучших нарядов.
- Джеймс, мне не нужны эти наряды.
- Я знаю... Они - для меня. Я буду наслаждаться твоей красотой.
Сады Пемберли снова утопали в цвету. Кончался май. В воздухе был разлит непередаваемый волшебный аромат. Деревья стояли, погруженные в белые, розовые, сиреневые облака нежных соцветий. Но влюбленные не видели этой красоты вокруг - они не могли ни на миг оторваться друг от друга.
Выйдя из экипажа, они вместе рука об руку шли по дорожке к крыльцу. Там, в ожидании приезда новобрачных, уже стояли слуги. Среди них был Роберт, рядом экономка.
Роберт бросился к ним, подбежал и обнял Шарлотту.
Она подхватила его на руки, целуя, уже не скрываясь ни от кого в округе, как раньше. Оба они плакали от счастья.
Джеймс обнял их обоих, сам перехватил у нее Роберта и легко подсадил к себе на плечо.
- Ты больше никуда, никуда не уедешь, Шарлотта? - недоверчиво, с надеждой спросил мальчик.
- Нет, мой малыш.
- Роберт, Шарлотта теперь твоя мама.
Мальчик, который, сколько себя помнил, любил её, как мать, и раньше не сомневался в этом. Жаль только, папа был недогадливым и не сразу понял.
Роберт только крепче сжал руки обоих родителей, идя с ними к дому.