Milosjk O. J.
Моя любовь на третьем курсе. Глава 6

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:

Глава 6.

  В её словах было много правды, но всё же Лиза несправедлива к нему. Ведь он только хотел защитить её. Он всего лишь хотел защитить Сашку. От того, что когда-то пережил сам.

  Воспоминания нахлынули на него. Он пытался избавиться от них, но это бесполезно. Липкое омерзение. Холод в груди. Ложь, липкая ложь в красивых кукольных глазах. Как мог он раньше поддаться её очарованию? Очень скоро между ними не осталось ничего, кроме лжи.

  И с самого начала с её стороны не было ничего, кроме холодного эгоизма, расчётливой игры, а он - он был просто наивным влюблённым идиотом, потерявшим разум из-за зова глупой плоти. Сколько лет прошло, а он не может забыть и избавиться от мерзости, оставленной этой женщиной в его душе.

  Лиза всего лишь передала ему то, что говорят в университете. Наверняка, узнала всё от Хемова, от Беловой. Конечно, доложили, изобразили всё в определённом свете.

  Но разве в этом есть его вина? Разве это он занимался финансовыми махинациями? Здесь от него не зависело ничего - не он решал. Всё это время он вкалывал целыми днями: в магазине, на кафедре, дома. Он старался быть справедливым со своими сотрудниками. На кафедре в работах по договорам у них действовал строгий социалистический принцип: "от каждого по способностям, каждому по труду". Поэтому аспиранты и могли позволить себе ездить на иномарках - они честно заработали на них.

  Да, они пользовались результатами, полученными и Берзиным, и другими учеными, как пользуются научными справочниками. Возможно, это было несправедливо, - ну, конечно, им следовало предложить ему участие в работе по договорам. В этом смысле упреки Лизы были совершенно правомерны, а его слова, сказанные в адрес её отца, были вопиюще несправедливыми. Алексея жгли её упрёки. Он чувствовал сейчас стыд за свои жестокие слова.

  Но то, что касается её сестры - видимо, это стало для неё последней каплей, когда она узнала про его участие в этом деле, здесь он не мог согласиться с ней. Не мог.

  Она привыкла считать свою сестру милой, обаятельной шалуньей, а он видел в ней жестокую, безжалостную хищницу. И "развидеть" это - не в его власти. Весь его жизненный опыт кричал об этом. Он не желал Сашке повторения своего несчастного опыта.

  Для Лизы они все родные, привычные с детства, милые сердцу люди - её властная, истеричная, эгоистичная мама, её хваткая, быстроглазая и не менее эгоистичная сестра.

  Хищницы тоже плачут?

  Он горько усмехнулся. Кто их знает? Плачут, когда добыча ускользает от них, и они вынуждены голодать. Плачут от голода.

  "Я просто наивная дурочка. Ты сразу об этом догадался. Меня ты тоже выкинешь, когда наиграешься? Или подождёшь, пока я учёбу брошу? Когда уже совсем не жалко будет выкидывать дуру, да ещё и необразованную?"

  Это несправедливый упрёк. Нет. Он лишь хотел защитить её. От всех тягот и забот. Зачем ей нужна эта учёба? Чтобы работать где-то за гроши? Чтобы вечером ног от усталости не чувствовать? Чтобы некогда было с ребёнком своим поиграть или с мужем любовью заняться? Ей не понравилось, что он назвал ее наивной, но он просто был честен по отношению к ней - он не скрывал от неё своих мыслей. Почему он должен ей лгать? Она действительно была наивным и доверчивым ребенком, которого он хотел защитить - спасти от ошибок, оградить от трудностей.

  Он имел на это право - он старше, опытнее и в чём-то гораздо умнее её.

  Но что же делать дальше? Как объяснить ей, как убедить её? Он всё время наталкивался в мыслях на её взгляд - ему почему-то стыдно смотреть ей в глаза, и все его логичные аргументы исчезают под этим взглядом, полным горечи и боли.

  Он лёг в холодную постель, закрыл глаза. Снова перед его мысленным взором предстала она. Её прекрасное лицо в минуты наслаждения, в минуты их счастья. Он не мог насытиться ей. Он как будто знал, что это счастье ненадолго, что оно - лишь ускользающий мираж. Саднящие спазмы тупой боли сжимали грудь и горло. Одна мысль: "Что ему делать, как вернуть её?" не давала уснуть.

  

  А Лиза лежала в своей комнате, уткнув зареванное лицо в подушку. Всё кончено. Навсегда. Она понимала, что дальше ничего не будет между ними. Он безжалостно расправляется с людьми, делает с ними то, что нужно ему. Этот нужен, а этот - нет. Этого выкинем, а этого пока оставим - наивный дурак - полезный идиот. Он решает за своих друзей, с кем им встречаться, кого любить, а с кем расстаться. И они подчиняются его воле, следуют его компетентному мнению.

  Он с самого начала всё решил за неё: что ей не стоит учиться дальше, не надо ухаживать за мамой или встречаться с сестрой. Она должна жить с ним и для него. Только для него одного. Забыть про тех, кого он вычеркнул из списка, как неблагонадежных. И заниматься она должна лишь тем, что нужно ему.

  Лиза снова видела этот смеющийся взгляд, в который влюбилась прошедшей весной - она больше не увидит его никогда. Ноющая боль в груди - впервые она узнала, как болит сердце.

  На следующий день утром к ней пришла Аня. Такая же заплаканная, как и вчера. У Лизы вид был вполне под стать. Аня подумала, что из сочувствия к ней, что, впрочем, было недалеко от истины, поэтому ничего не спросила.

  - Лиз, поехали со мной в деревню. Мне одной грустно. Родители в отпуск собрались, сегодня в обед выезжаем. Как раз ягоды пошли, наберем черники на зиму заодно.

  Мама была не против. Сейчас папа был в отпуске, у брата начались каникулы и на работе тоже отпуск. Они оба оставались дома почти всё время - ей было кого гонять в аптеку и по магазинам. А чернички на варенье набрать не мешало бы, пусть дочка займётся полезным делом и отдохнёт заодно.

  Лиза ни вчера вечером, ни утром никому ничего не сказала. Никто ни о чём её и не спросил. Её поникший вид ни у кого из домашних не вызвал вопросов. Каждый из членов их семьи был занят своими мыслями и делами, впрочем, как обычно.

  

  В одиннадцать Лиза была уже дома у Ани.

  Они вчетвером погрузились в старенький голубой "Запорожец" дяди Вовы. И кошку Маришку взяли с собой. Аня держала её на коленях, подложив мохеровый шарф.

  Маришка ужасно не любила путешествовать, поэтому девочкам пришлось долго караулить и приманивать её в огороде. Кошке было уже семь лет - опыт кой-какой имелся. Она с утра почуяла что-то неладное - "Запорожец" дядя Вова выгонял из гаража, только когда семья собиралась ехать в деревню. Машину Маришка ненавидела всей душой, поэтому на всякий случай спряталась в зарослях смородины. Она не соглашалась подойти даже за свежий кусок курицы. Не выдержала её душа, только когда тётя Рита использовала последнее средство - включила мясорубку и провернула в ней кусок говядины. Этот волнующий с детства звук заставил Маришу высунуть мордочку из кустов. Она, крадучись и озираясь, вышла из зарослей и проскочила на крыльцо, а затем на кухню. Дверку за ней благополучно закрыли, и дело было сделано - дикий зверь пойман.

  Багажник и салон - всё было забито вещами под завязку. Сидели так, что пошевелиться нельзя было. Наконец машина со страшным ревом тронулась в путь.

  Деревня Фёдоровка находилась в шестидесяти километрах от Энска по московской трассе, они ехали целый час до поворота, а потом ещё минут пятнадцать по просёлочной дороге. Не доезжая до деревни пару километров, дядя Вова остановился: тетя Рита решила набрать грибов к ужину.

  Он поехал дальше, а они втроём пошли в лес. Кису общими усилиями заперли в салоне "Запорожца", хотя она изо всех сил и рвалась на волю, в пампасы. Комары и мошки сразу на них набросились - городские ещё некусаные - они самые аппетитные. Лизу прокусывали даже через плотную водолазку. А курточку она взять не догадалась - жарко было.

  Всего за пять минут набрали целый огромный пакет сыроежек. Других грибов в окрестностях не наблюдалось.

  - Бежим отсюда! - крикнула Аня. Её тоже зажрала мошкара.

  Они с визгом наперегонки бросились из леса к дороге. Но комарьё не отставало. Так и бежали вприпрыжку до самого дома.

  - Ничего, в деревне этого гнуса почти нет, - успокоила тётя Рита, - На пригорке их сдувает.

  Поужинали картошкой с отварными сыроежками.

  Дом был старый, бревенчатый. Он достался дяде Вове от бабушки. Так как зимой давным-давно не топили, вся штукатурка внутри отвалилась, остались темные доски. Много вещей из дома у них украли местные алкоголики. Поэтому сейчас они свозили сюда всякое сломанное-чиненое, штопанное барахло, которое не жалко было выбросить. Металлическую посуду и инструменты приходилось с собой возить или тайком закапывать в огороде. Все равно приезжали только летом. Еще дядя Вова картошку на участке сажал, обычно на майские праздники. Потом в сентябре собирать ездили.

  Деревня стояла на высокой горке над маленькой речушкой. На самом деле река была достаточно длинной - она дотекала до самого Энска и там разливалась широко. А здесь тёк узенький ручеёк в десять метров шириной.

  Утром они сразу спозаранку отправились в лес. У Лизы одной не оказалось толстой куртки. Пришлось одолжить старую фланелевую рубаху у дяди Вовы. Комарьё прокусывало даже через неё. Мошка лезла во все щели. Они уже и лица платками завязали по самые глаза, но ничего не помогало.

  Тут дядя Вова закурил. И всё семейство собралось у него за спиной. Комары отстали. Так и собирали ягоды под дымовой завесой.

  Они оставались в деревне уже две недели. Купались в речушке, плавали с Аней на байдарке - несколько раз переворачивались. Питались, можно сказать, одним подножным кормом: картошкой, грибами, вареньем, пойманными язями, ягодами и зеленью с огорода. Брали молоко, яйца и творог в деревне. Муку и сахар с собой привезли. Живя в деревне, сэкономили на продуктах хорошо. С деньгами у родителей Ани тоже было не очень: на заводе, где дядя Вова работал инженером, уже год как сокращённая рабочая неделя - работали по три дня, зарплату задерживали на полгода.

Тётя Рита раньше работала преподавателем в хим.университете, но недавно устроилась в "Водоканал" на должность начальника отдела. Зарплата выросла в два раза, платили её почти вовремя. Она стала главной добытчицей в семье, чем очень гордилась. Денег всё равно не хватало.

  Лиза молчала обо всём, что происходит с ней. Слушала Аню. Они целыми днями разговаривали о её отношениях с Сашей. Ане нужно было выговориться кому-то. И Лиза, молчаливый грустный человечек рядом, как никто другой, подходила ей для этого.

  Аня плакала и смеялась, вспоминая, как они с Сашей ездили в соседний областной город на концерт Андрея Губина, как потом целовались ночью в парке, как Саша подрался из-за неё в ресторане, когда её хотели увести с собой два подвыпивших кавказца.

  Она влюбилась в него, а он... Он просто однажды сказал ей: "Прощай".

  Лиза не могла понять, как можно было так легко бросить её. Как же Саша мог? Неужели мнение родителей, мнение друга важней для него, чем свои чувства? И были ли они у него? Или он просто играл ей, как куклой?

  Она только сочувственно смотрела на подругу взглядом, полным слёз. Они плакали вместе. И каждая из них оплакивала свою потерянную любовь.

  

  В тот день, второго августа, с утра лил сильный дождь. Похолодало. В полвосьмого утра за окном послышался шум мотора. В дверь постучали. Лиза из своего приделка услышала голоса. Она была ещё в кровати.

  Тётя Рита приоткрыла дверь:

  - Лиза, к тебе приехали. Молодой человек какой-то. Говорит, жених твой, - тётя смотрела на неё удивлённо - испуганно даже: такой прыти от тихони-племянницы она не ожидала. Ей казалось, что это какая-то ошибка или мистификация. Лиза ничего никому не говорила раньше, они думали, что у неё вообще нет парня.

  Она кой-как натянула джинсы, вышла в сени. Алексей стоял там. Смотрел на неё очень серьёзно, лицо его было мрачным.

  - Лиза, поехали. Пожалуйста! Сегодня к десяти.

  - Я не поеду, Лёша.

  - Сегодня день нашей свадьбы. Ты забыла?

  Она помотала головой, её глаза снова были на мокром месте.

  - Нет.

  - Ты бросаешь меня?

  Она уже ничего не видела от слёз.

  - Я не могу. Прости.

  Больше всего на свете ей хотелось сейчас прижаться к его груди, поцеловать. Но вместо этого она развернулась и убежала в дом. Оставив его на пороге.

  

  А он остался в сенях. Стоял перед дверью чужого дома, упершись лбом в бревенчатую стену. Он не мог зайти внутрь, чтобы найти там её, схватить в охапку, зацеловать, уговорить, вернуть. Снова этот невидимый барьер между ними. Как будто они в один миг после того разговора стали вдруг чужими. Навсегда.

  Когда он ехал сюда, думал, что сразу обнимет её, и она, как и раньше, растает в его объятиях. Но увидев её глаза, не смог подойти к ней ближе. Что-то мешало ему.

  По дороге назад его грызла обида, даже злость.

  Ей сестра важнее, чем он. Сестра, которой наверняка плевать на неё и которая сама, окажись на её месте, и не подумала бы отказываться от выгодного замужества. Дурацкие принципы, детские комплексы и надуманные обиды. Ради них она отказалась от него. Он готов был всё ей отдать. Всего себя. А она... Она отказалась от него в одну минуту. Так легко.

  Наивная дурочка. Так и есть. Дурочка, отказавшаяся от своего счастья. Ради чего? Просто из-за дурацкой обиды за чуждого ей, в сущности, человека, которому на неё, скорей всего, наплевать.

  Так стоило ли ему ночами не спать из-за неё? Думать о ней, мучиться? Кто она такая, в конце концов, чтобы так обращаться с ним?

  Вокруг него полно красавиц. Стоит пальцем поманить, и любая из них с радостью займёт её место. Он так и сделает. Скорей всего, он так и сделает. В самое ближайшее время. Найдёт ей замену, раз она не ценит его любовь.

  Он больше не унизится перед ней просьбами, не скажет ей ни слова. Она сама отказалась от него. Пусть живёт с этим теперь. Может быть, потом до неё дойдёт, какую ошибку она совершила, но будет уже поздно. Пусть и она мучается, как мучался он. Несчастная малолетка. Девчонка. Глупая девчонка!

  У него ком стоял в горле, слёзы подступали к глазам. Бросила его, в одну минуту. Легко. Его чувства для неё ничего не значат.

  Он поднялся к себе в квартиру. Снова увидел её вещи. Надо выкинуть их. Или лучше отдать ей. Пусть пользуется, не пропадать же добру. Тем более, что она в них реально нуждается.

  Только... Он знал, что она их не возьмёт.

  Она отказалась от всего. В один момент. Ей не нужно от него ничего, этой наивной бескорыстной дуре.

  А ему нужна только она и никто другой. Никто никогда не заменит ему её. Он же это знает. Зачем он обманывает себя?

  За несколько лет он не встретил никого, кто хоть отдалённо был бы похож на неё. Ни одна девушка не вызвала у него даже отдалённо сходные чувства.

  Он на минуту представил, как приведёт сюда, в эту квартиру, другую.

  И другая женщина будет лежать в его постели, трогать его вещи, хозяйничать на его кухне, одеваться и краситься перед зеркалом в прихожей, надувать губки, кокетничать, капризничать перед ним, как делают все они. Его передёрнуло от отвращения. Лицо исказила горькая гримаса.

  Другая на месте его Лизы. Нет. Никогда он не сделает этого. Никогда, никем он не сможет заполнить пустоту внутри.

  Он до сегодняшнего дня ничего не сказал Юльке. Просто молчал. Надеялся, что само всё образуется.

  В ответ на её встревоженные расспросы говорил, что всё нормально, отделывался общими фразами, что всё наладилось, не стоит волноваться. Сестра не верила ему, но он молчал, уходил от ответа. Перестал к ним ездить. Не мог почему-то сказать им, что именно произошло между ним и Лизой. Как будто стыдился этого. Хотя не чувствовал себя виноватым ни в чём. Он был прав, а она - нет. Это она сделала глупость, совершила фатальную ошибку. Она виновата в их размолвке. Почему же стыдно ему?

  Юлька приехала к нему в обед. После того, как он не ответил на несколько её телефонных звонков.

  Увидела его лицо и молча обняла, не спрашивая ни о чём. Пошла на кухню, заварила чай, сделала горячих бутербродов, принесла ему на подносе в комнату. Они молча сидели, обнявшись, в комнате отца на его диване. Точно так же они сидели два года назад, в тот день, когда она рассталась с Виталиком.

  Сашку он так и не видел с того самого злополучного дня. Алексей пришёл тогда к нему, хотел позвать на шашлыки, но Саша отказался. Сидел один понурый в своей комнате, играл в какую-то дурацкую стрелялку на компьютере. Тогда в нём шевельнулось чувство вины перед ним.

  Но он же хотел как лучше!

  Он действительно разговаривал с его родителями. Они сами расспрашивали его о Сашиной девушке.

  Сан Саныч и Любовь Алексеевна хотели знать его мнение. Они доверяли ему, как лучшему другу, и он честно сказал им всё, что думает о ней. Он не мог их обманывать.

  Что он сделал не так? Ему не в чем себя упрекнуть. Он всегда старался быть честным со всеми, он лишь старался помочь близким людям, защитить их.

  Почему же так тяжело на душе? Он поступил по совести, за что же она мучает его сейчас?

  Вспомнился короткий анекдот, который рассказал Димка Меллер, коллекционер еврейских анекдотов:

  "Надгробие, на нём надпись: "Здесь лежит Абрам Самуилович. Он хотел как лучше".

  Тогда смеялся, а сейчас почему-то не смог даже улыбнуться.

  

  Однажды, в конце сентября на центральной лестнице главного корпуса он случайно столкнулся с её сестрой. И поразился, увидев её. Куда-то исчезли раздражавшая его лукавая улыбочка и хитрый блеск вечно прищуренных и косящих от беспрерывного кокетства глазок. Лицо её было, как застывшая грустная маска. Только сейчас он заметил, как они с Лизой похожи: огромные прекрасные глаза, такие же, как у неё, только не карие, а серые. Они смотрели куда-то в пространство, в них стояли слёзы. Она шла одна, в полном одиночестве, что тоже выглядело странным - он помнил ее всегда окруженной толпой друзей. Наверное, в этот момент, когда рядом не оказалось знакомых, ей не было необходимости изображать на своём лице радостное оживление. Она даже не заметила его. Задумалась о чём-то. Прошла мимо в потоке спешащих людей.

  Потом он увидел их вдвоем на той самой автобусной остановке. Проезжал мимо. Они стояли рядом, держась за руки, наклонившись друг к другу. У него болезненно сжалось сердце, ком подступил к горлу, когда он увидел Лизу. И снова резануло по сердцу - как они похожи: две тоненькие понурые фигурки, склонившиеся головками друг к другу. Они не заметили его.

  Он проехал мимо. Старался не думать больше о них. И не мог.

  Дома он глянул случайно в зеркало и увидел своё лицо - та же грустная застывшая маска. Лицо человека, потерявшего смысл жизни.

  

  Сашка вернулся после отпуска - он ездил с родителями в Турцию, и зашёл к нему. Ведь Алексей так и не рассказал ему о своих отношениях с Лизой, не успел позвать на свадьбу. К счастью, не успел. Хотя, какое уж тут счастье? Но, по крайней мере, не было необходимости ничего объяснять. И на том спасибо.

  Сашка ничего не знал о том разговоре с его родителями. Просто сказал, что они расстались с Аней. Родители убедили его, что она его не любит. Мама плакала даже. У папы давление сильно подскочило. Скорую вызывали. Он не мог допустить, чтобы папа и дальше так расстраивался. Пришлось согласиться с ними.

  Саша и после отдыха не развеселился. Всё такой же - как в воду опущенный. Печальный, потерянный взгляд - где тот вечно хохмящий весельчак, каким он был совсем недавно?

  Да, с его стороны всё, видимо, было серьёзно. Саша, как и он сам, любил по настоящему, а сейчас потерял любовь.

  Снова мучает, грызёт это упорное чувство вины перед ним.

  Не мог же он ошибиться? Ведь она не могла, никак не могла любить Сашу.

  Но тут же, как бы в ответ, перед его мысленным взором появляется она, бредущая по лестнице университета, смотрящая сквозь него невидящими глазами, полными слёз.

  Хищницы тоже плачут. Отчего они плачут?

  Неужели Лиза была права, и она любит Сашу?

  Если это правда, то всё, что он сделал с ними, выглядит совсем по другому. Тогда выходит, что он самым бессовестным образом вмешался в их жизнь, разрушил чужое счастье, чужую любовь.

  На его бедную голову вдруг обрушилась страшная вина. Совесть набросилась на него и доставала уже не как раньше - исподтишка, мелкими болезненными уколами, а терзала, как дикий зверь - грызла ему душу.

  Чтобы по настоящему понять их, ему пришлось самому пережить то, что испытывали они.

  В своём эгоистичном довольстве купаясь в её любви, он был глух к чувствам других, не замечал их. Разрушить их легкомысленные, на его взгляд, отношения ему казалось сущим пустяком.

  Понял бы он, что именно сотворил с ними, если бы сам не оказался сейчас в их шкуре?

  Значит, Лиза была права, что не смогла спокойно принять как данность то, что он сделал с ними. Она знала всё про них с самого начала. Знала точно то, чего он в своём эгоизме замечать не желал. И не было у неё другого способа сказать ему об этом - он даже не захотел её слушать. И не послушал бы никогда. Он был уверен, что старше, опытнее, мудрее её. Достучаться до него тогда у неё не было никакой возможности. А она не могла наслаждаться счастьем с ним, когда её сестра лишилась по его вине всего - любви, а значит, и смысла существования.

  Осознав вдруг всё, он почувствовал, что его глаза стали мокрыми - да что это с ним? Теперь он по настоящему понял её - маленькую хрупкую девочку, которая встала на защиту своей сестры, на защиту её поруганной любви. Сама - ранимая и беззащитная, она готова была отказаться от своего счастья ради другого человека.

  Как же он виноват перед ней! Прежде всего перед ней... Он стоял в тёмной кухне перед окном, смотрел на пожелтевшие деревья в осенних сумерках и не видел их...

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"