Я стоял во дворе и держал в руках патентованное супер-средство от блох и клещей. Надо было обработать им Тузика, нашего доблестного пса-рыцаря подвергнувшегося нашествию орды блохо-клещевых полчищ. Я подошёл к нему, лежавшему на траве двора (на которой давненько уж не рубили дрова), показал ему упаковку средства на которой было красочное фото холёной псины, улыбавшейся от непомерного наслаждения безблошиным счастьем и дал понюхать ампулу. Тузик с сомнением посмотрел на коробку, встал, и, отойдя подальше, вновь улёгся, - ко мне задом, к будке передом ... Я приступил к дезинсекции. Тузик вёл себя скверно. Щёлкал челюстями, рычал и норовил откусить мне руку. Поскольку в роду у него были как овчарки восточно-европейские, так и кавказские, рука моя сохранилась чудом. Откровенно говоря, я и сам очень сомневаюсь во всех патентованных средствах. Но ведь оно уже было куплено! И со стороны Туза было полным хамством огрызаться. Мог бы и потерпеть немного из вежливости и уважения к уплаченным деньгам. А ещё я подумал, что если бы скитаясь по просторам Тибета, средь белоснежных твердынь Шамбалы мне довелось бы встретить её великих просветлённых гуру, то одним из сакральных вопросов которые б я задал им, был бы вопрос о том, как могут шампуни, пудры и наружные растворы извести кровососущих инсектов. Уверен - бодхисатвы весело бы посмеялись в ответ.
Вот и у нас все остались при своём. Тузик при блохах. Блохи при Тузике. Я - при сознании своей попытки исполнить долг гуманного хозяина. Пожалуй, больше всех выиграла коза Белка. За всей процедурой блошиного экзорциза она наблюдала с нескрываемым удовольствием, ибо в последнее время весьма ревниво реагировала на ежедневные прогулки Тузика.
Ну и ещё одна мысль мелькнула в моей груди щемящей грустью. Наступит время, когда не будет больше ни меня, ни Тузика, ни Белки, ни блох - вообще не будет ничего, что бы напомнило о нас и наших наивных попытках облегчить друг другу страдания и позаботиться друг о друге пред лицом грядущей полной энтропии вселенной. Правда, говорят, будто акты милосердия фиксируются небесами и некогда зачтутся нам в страшных прениях. Не знаю. Сомневаюсь. Хотя бы потому, что предвижу, как в таком случае блохи и клещи выставят своих свидетелей на том небесном нюренберге, и тогда не миновать мне обвинений в блохолокосте.
Тут невольно задумаешься о том, почему благородные гуингнгмы считали, что дикие и мерзкие еху менее отвратительны, чем цивилизованные и утончённые соотечественники Гулливера, погрязшие в лицемерии, чванстве, сутяжничестве, тщеславии, нищенстве, воровстве, мошенничестве, подкупах, подлогах, азартных играх, лжи, холопстве, бахвальстве, торговле избирательными голосами, бумагомарании, звездочётстве, ханжестве, клевете и тому подобных занятиях. Ответ прост. Дикость всегда примитивна, а значит - проста. Цивилизованность - прихотлива, и, следовательно, изощрённа. Простое зло добрее зла изощрённого. А изощрённое добро - злее добра простого. Может быть, потому-то клещ, впившийся в живот и насосавшийся кровушки менее отвратителен, чем человек вымогающий клочки бумажек с водяными знаками и номиналами? Ну а блохи с их дракуловским аппетитом выглядят чистыми ангелами в сравнении с территориальными претензиями соседей.