Господь наш мудрый судья. Он ведает, что невиновных нет. И в отличие от земных самодуров, одержимых тщеславием справедливости и дающих осужденным по три - четыре, Небесный Судья даёт всем только один пожизненный срок. Но, Боже, что это за срок! У меня нет никакого сомнения, что отбывшие его выходят на свободу полностью исправившимися; по второму разу никто ещё не залетал (во всяком случае, лично я таких рецидивистов не встречал). Ну а то, что толкуют другие,- так мало ли о чём говорят на белом свете?
Смею утверждать, что отбывание пожизненного наказания организовано Им здесь весьма нетривиально и даже порой с большой выдумкой. О, нет! Это не издевательство. Это тонко продуманный процесс. Выстроенный так, чтобы проняло, дошло, пробило, зацепило. Каждого. От бегемотокожего до бабочкокрылого. И к каждому нужен свой подход, своя схема. Отсюда и неисповедимость путей его и сроков наших. Если проследить хотя бы миллионную часть их, то всё равно выйдет миллион вариантов. Каждому - свой. Но на кого ни взгляни здесь, на земном пути - то путь тот предстанет всего лишь его персональным пожизненным сроком. И под конец своего пути гордецы становятся смиренными ягнятами, пускают слюну и мечтают об одном - об освобождении. Алчные получают алкаемое и молят в последний миг единственно о простой яме в глине. Властолюбцы вдруг находят очарование в рабстве послушания - расслабляются, прозревают и мочеиспускают прямо в брюки. Изощренные умом бормочут напоследок детский лепет и счастливо торопятся на свободу. Радостные сердцем узревают меру всеобщего бессмысленного страдания и зарекаются при освобождении. Праведные - и те вдруг понимают, что старались отработать свою бронь на светлое местечко после срока, и отработали-таки его ценой других дольщиков. В общем, все выходят раскаявшимися, понёсшими наказание, исправившимися и готовыми уже никогда больше в новый срок не угодить.
Для некоторых пожизненное заключение затягивается. Вспоминаю согбенную старуху, сущую ведьму, одиноко доживавшую свой срок в ветхой хижине. Такой ветхой, что даже курьих ножек у неё не было по бедности. Согнутая пополам едва не до земли, бабуся внушала мне уроки мужества всякий раз, когда проходил я мимо. Она честно тянула свой срок. Видели бы вы, как она колола дрова на зиму своим ржавым топором... Но вот этой весной она исчезла. Думаю - освободилась. Моя догадка о её ведьмовстве подтвердилась. За какую-то неделю её хижину черти разобрали до щепочки, до кирпичика, до шиферинки. Так я и не увидел никого, кто занимался этим бессмысленным разбором,- спросить о судьбе бабы-яги было мне не у кого. Была ли она рождена такой горбатой колдуньей или получила свою стезю заботами добрых людей и милостью неба? Спрашивал я у ветра. Тот прошипел многозначительно ''Сшш-шш-ш'' и прогудел назидательно ''Уу-гу-ууу''. Я понял, что ещё одна судьба ушла на свободу безымянной. Сколько их было до меня... Сколько будет после... Не счесть число песчинок в аравийской пустыне, как несчесть число колен израилевых...
Размышляя об этом, стал я немного догадываться о том, на каком материале уготовано и мне пройти путь моего пожизненного исправления. Свой срок я получил за преступно непомерное желание любви, счастья, радости для каждого живущего. И вот мне присуждено видеть на каждом шагу искореженные судьбы выходящих на свободу без имени, смысла, числа. Словно бы в назидание: ''Гляди. Ты хотел для них любви, смысла, света? А может быть вот так. Чаще всего - бывает вот так. Тупо. Серо. Бессмысленно. И это - пыль земного бытия! Смирись, дерзкий, и раскайся...'' Надо отдать должное исправнику. Он умеет внушить правильную мысль. Умеет наглядно её продемонстрировать. Только вот я - закоренелый бандит, улыбаюсь ему и щурю глаз. Упорствую в своём цинизме. И мечтаю о своём. О чём-то большем для заключённых, бредущих этапом по пыльным путям земных сроков. Так что, по-видимому, моё исправление идёт туго. Хотя... Боюсь одного. Он ведь может держать меня здесь столько, сколько пожелает. Вплоть до высшей меры исправления. Вода камень точит. И когда-нибудь я сдамся. Прозрачный, как росинка, смиренный, как огурчик, просветлённый, как осенняя осиновая роща, буду выпущен из заключения и побреду восвояси, одинок и никому не опасен. Наверно, так и будет.
Но пока это не случилось и пока есть силы - знай, о Великий Судья и Грозный Исправник, я вынашиваю новые дерзкие планы возмущения и несогласия с нашей общей судьбой в Твоём остроге. Многое следовало бы мне сказать, но скажу одно, негромко, твёрдо, с почтением, но без подобострастия: аминь.