Мы гуляли с друзьями в горах. Это было в одном из тех дивных парков, что раскинулись на склонах прямо над нашим городом. Что может быть лучше такой прогулки с людьми, которых не видел сто лет! И что с того, что один из них умер ещё лет двадцать тому. Разве друзья не живут в наших сердцах вечно? Вообще-то, вначале мы гуляли порознь. Я вышел из дому пораньше и бродил по изумрудной траве под рододендронами, а ослепительные махаоны овевали мне лицо морозной прохладой. Мне было не то, чтобы скучно, но просто я догадывался, что где-то рядом прогуливаются и мои друзья, с которыми мы век не виделись. Согласитесь, это весьма весомое обстоятельство, чтобы ощутить некое беспокойство и неудовлетворённость. Любуясь дивными горными видами и панорамой лежавшего внизу города, я не переставал краешком глаза искать среди этого великолепия заветные знакомые фигурки. Как то обычно бывает, чем настойчивей и интенсивней наши усилия, тем упорней удача бежит нас, очевидно, из своей природной независимости и свободолюбия. Я готов был уже нарушить священные правила променада и воспользоваться мобильным телефоном , а то, что это был променад, я уже не сомневался. Двух- и трехэтажные дома с верандами и наружными лестницами обступали меня со всех сторон, и заметённые снегами вершины гор, как любопытные обветренные физиономии лыжников, выглядывали из-за углов и крыш. Мне стало грустно и одиноко, как единственному пингвину в зоопарке, на которого посмотреть хотят решительно все. Я решил идти домой и, закрывшись в комнате, зашторив окна и погасив свет, предаться грёзам, мечтам и раздумьям о сказочно непостижимом дворце Кублахан. Был один вопрос, ответ на который существенно менял архитектуру мистического дворца: курил ли Кольридж опиум, или принимал лауданум? Но настоящие друзья всегда приходят на помощь, пусть даже и в последнее мгновение. Они бесстрашно готовы принять на себя пулю, нож или кулак предназначенные вам, не говоря уж об опиумном дыме. Я даже не понял, откуда они вынырнули. Разве дано нам знать, из каких глубин нисходит на нас радость, восторг, беззаботность? А счастье? Встреча получилась не особенно пылкой, в чём-то даже смазанной. Неудобство было в том, что нам вдруг стало необходимо куда-то срочно отправиться, а вещей у меня с собой было так много, что это вначале вызвало насмешки моих друзей, а затем и их озадаченность. Мы долго упаковывали одеяла, свитера, продукты, пластиковую посуду, обувь и прочую подобную ерунду в многочисленные сумки, баулы, саквояжи, рюкзаки. Как то обычно бывает в дружеских компаниях, процесс распределения поклажи превратился в весёлое состязание острословов. Когда, наконец, груз был распределен, и мы тронулись в путь, перед нами возникли серьёзные трудности. Налетела метель, обычное дело в горах, и плотная снежная завеса скрыла от нас направление нашего пути. Мы двинулись наугад и довольно быстро заблудились, попав в глухой тупик проулка среди окрестных домов. Все наши попытки достучаться и расспросить жильцов о дороге были тщетны. Жители наотрез отказывались выйти к нам и лишь кричали из-за дверей, чтобы мы поскорей убирались отсюда, иначе они сообщат о нас властям и те вынуждены будут принять жёсткие, неадекватные меры. Мы благоразумно ретировались и побрели вниз, наугад и наудачу. Нам повезло. Довольно быстро мы упёрлись в кабинки фуникулёра. Они были свободны и готовы везти нас со всем нашим багажом как раз в то место, куда мы так неудержимо стремились. Это был отличный ультрасовременный фуникулёр. Чтобы попасть в кабинки, надо было набрать на замке дверей пинкод. Проблема была в том, что вместо цифр код состоял из изображений фруктов и ягод: вишен, груш, яблок, слив, клубники. Совершенно ясно, что наши шансы попасть в кабинки были не больше, чем взять джек-пот у однорукого грабителя. Отчаяние - это не то слово, чтобы описать состояние охватившее нас. Спасение было рядом. Мы могли коснуться его рукой. И оно было нам недоступно. Кто-то из нас начал громко возмущаться и сетовать на беззаконие. Понятно, что ни к чему этот демарш не привёл. Кабинки всё так же стояли пустыми и наглухо закрытыми. Наши вещи внушительной горкой лежали рядом. Троса фуникулёра тянулись в снежную мглу и терялись в ней бесследно. Один из наших, человек преуспевший и не бедный, вдруг внимательно присмотрелся к кабинам, вытащил из кармана измятую купюру, сунул её в приёмную щель над замком и двери тотчас распахнулись. Ликующей гурьбой все забрались в кабину, предварительно забросив туда наш багаж. Двери плавно закрылись, и кабина фуникулёра двинулась в метель. В тот момент, когда она уже была едва видна сквозь снежную пелену, я, глядя ей вслед, осознал, что мне в ней места не нашлось...