Мазай и Носов, приятели и соседи, знакомые многим читателям по рассказу "Простой оберег от мошенников" (https://proza.ru/2018/12/10/658), вновь интригуют, проникая своим незамыленным взглядом в самую глубь проблематичных явлений.
Носов пришел к Мазаю, преследуя двоякую цель: отчасти, чтобы унять гнетущую скуку, порожденную изоляционным режимом, который ввели из-за разгула коронного вируса, но главное, - похвалиться новинкой: внук подарил ему заморскую трость для ходьбы. Трость - одно загляденье. Легкая, из металлической трубки черного с блестками цвета, с полезными прибамбасами: регулировка длины под рост человека, выдвигаемый штырь для безопасной ходьбы по скользкому месту, рукоятка в виде головы степного орла.
Вообще-то, трости у приятелей были, но - простые деревянные палочки без притязаний на красоту и изящество. Глядя на свою старую трость и новинку, Носов непроизвольно вспоминал слова из поэмы "Полтава" про коня и трепетную лань, и ему захотелось удивить этой "ланью" Мазая. "Но показать ему эту штуковину надо не сразу, - обмозговывал Носов, - надо его слегка промурыжить, надо создать атмосферу показа". С таким плутовским намерением он и вошел в квартиру соседа; орлиную голову трости он прикрывал полой пиджака.
Мазай был дома один, сидел за компьютером. В глазах его проступала странноватая отрешенность.
- О чем размечтался? - спросил по-дружески Носов, садясь на предложенный стул и задвигая за спинку свою уникальную клюшку.
- Обнаружил в Сети одну закавычку, и она все мозги мои теперь занимает, - задумчиво ответил Мазай и слегка повернул ноутбук. - На-ка вот, сам погляди...
Носов, осторожно, чтобы не качнуть нечаянно стул, достает из кармана очки и, вытянув шею, читает:
"Павел 1-ый увидел однажды из окна идущего мимо дворца человека и сказал без всякого умысла или приказания: "Вот идет мимо царского дома и шапки не ломает". Лишь только узнали об этом замечании, последовало верноподданническое приказание: всем едущим или идущим мимо дворца снимать шапки. Ни мороз, ни дождь не освобождали от этого. Кучера, правя лошадьми, брали шапку в зубы.
Переехав в Михайловский замок, Павел заметил, что все идущие мимо дворца, снимают шляпы и спросил о причине такой учтивости. "По высочайшему Вашего Величества повелению",- отвечали ему. "Никогда я этого не приказывал!" - вскричал он с гневом и приказал отменить этот обычай. Это было так же трудно, как и ввести его. Даже труднее! Полицейские офицеры стояли на углах улиц, ведущих к Михайловскому замку, и убедительно просили прохожих не снимать шляп, а простой народ били за это выражение верноподданнического почтения".
- Ну и чего? - вымолвил Носов, закончив чтение и опять заводя руку к трости. - В царское время еще и не такое случалось. Что здесь тебя заставляет задуматься?
- Непостоянство, - пояснил брюзгливо Мазай. - Сначала народ заставляли шапки снимать. Карали, если не снимешь. Потом запрещали шапки снимать. Карали, если снимаешь. Переменчивость удивляет... А она теперь и у нас, как болезнь... Тебе ни о чем такое не говорит?..
...Говорило. Носов сразу подумал о нестабильности цен в магазинах, на рынках, в аптеках. О непостоянстве коммунальных тарифов.
- Да, в этом ты прав, - сказал он, покивав головой. - Чехарда, особенно в ценах, заметна... У меня с советских времен сохранились гантели. На каждой цена - тридцать восемь копеек. Проставлена так, что ни стереть, ни исправить. Навечно вштампована в ручки!.. Раньше как собиралась цена: плановая себестоимость плюс плановая прибыль. Прибыль - пятнадцать - двадцать процентов. И все! Тридцать восемь копеек! Цена постоянная, хоть в Москве, хоть в Свердловске!..
Носов подумал только о ценах, но мысли Мазая были масштабней.
- А Свердловска-то нет, - произнес он с невеселой усмешкой. - Город опять величают по-старому. Вот она, - наглядная страсть к переменам: город то так озаглавят, то этак!.. И многим другим городам, как перчатки, меняли названия: Самара - Куйбышев - снова Самара; Нижний Новгород - Горький - опять Нижний Новгород. А с северной нашей столицей и вовсе калейдоскоп из названий: Санкт-Петербург - Петроград - Ленинград - Санкт-Петербург.
И здесь, соглашаясь со сказанным, Носов машинально кивал головой, а Мазай начинал горячиться:
- Улицам меняют названия, памятники - то воздвигают, то сносят! Это ли не болезнь?!
И, вероятно, чтобы обосновать логично возникшую мысль о странной болезни, он уже распаленно воскликнул:
- А отношение к религии?!.. Храмы!.. Веками храмы строили. И вдруг принялись эти храмы сносить! Или использовать вместо сараев. Почти все посносили! А теперь опять взялись строить храмы! Людей то с пеленок приобщали к религии, то всячески от нее отвращали. Тех, кто продолжал верить в бога, унижали и притесняли. А теперь - опять культивируют веру. Во всех церквах полно перевертышей-атеистов!
Носов, призадумавшись, слушал Мазая, и у него самого проявились примеры хронической нестабильности. "За спекуляцию людей недавно карали, - перечислял он в уме всем известные истины, - сажали в тюрьму, а теперь спекуляция стала в почете. Основной род занятий!.. Виноградники вырубали, теперь возрождают... Милиция стала полицией, товарищи - господами...".
Мазай новым возгласом прервал его размышления.
- А что творится с законами!.. Закон - это норма поведения человека и общества. Он не может то и дело меняться. А у нас?.. Царские - на советские, советские - на буржуйские... Их то принимают, то упраздняют, то корректируют: изменяют и дополняют. На каждом законе уйма корректировок! Я, грешным делом, считаю, что канитель с законами затеяна не случайно. Она депутатам потребна, чтобы создавать свою нужность и значимость. А что?.. Оклады громадные, льготы, премии, санатории... Каждому хочется задержаться в этих угодьях подольше, вот и высасывают из пальца занятия...
Проблемы, затронутые Мазаем, были настолько серьезными, что Носов уже постеснялся демонстрировать свою трость. Подумывал, как бы теперь удалиться, не привлекая внимания к ней приятеля, но Мазай спросил у него:
- Ну, а у тебя, чего нового?.. Что ты там спрятал за стулом?..
Нового у меня - только трость, - признался сконфуженно Носов. - Я и зашел к тебе, чтобы ей похвалиться, но ты со своей теорией непостоянства меня сильно смущаешь. Воткнешь еще в шайку меняльщиков.
Трость Мазаю понравилась.
-. Отличная вещь!.. Я ведь толкую не о тех переменах, которые жизнь нашу делают лучше, - пояснил он свои рассуждения. - Я против того, когда ваньку валяют на государственной службе, когда воду в ступе толкут или меняют кукушку на ястреба.
Дома Носов нашел еще один факт патологических, как теперь стал считать, изменений: включив телевизор, он узнал, что руководство Сбербанка объявило о новом названии этой организации: было Сбербанк, стало Сбер. Стоимость изменения, по словам главного сбербанкира, - несколько миллиардов рублей.
"Миллиарды ухлопают, чтобы сделать бренд наполовину короче! - подумал сумрачно Носов. - Во что же встало все то, что так возмущало Мазая?!"
Носов смотрел безучастно на новую трость, смотрел и думал о беседе с приятелем. "Прав, выходит, Мазай, - подытожил он свои мысли, - страсть к переменам - это болезнь. Дурная болезнь, расточительство".