Аннотация: Небольшой фрагмент "четвертой части первой книги". Звучит солидно. :) ...В одном месте проскакивает истерическая интонация, но тут уж... Лучше пока не получилось...
Часть 4. КРУШЕНИЕ
...Он стоял и смотрел...
Он был хороший, только злой. Он нашел в лесу ягоду, черную, сладко-горькую и непонятную, и дал мне. Я съел. И тогда Он сказал, что ягода -- черный глаз -- ядовитая, и все, кто ее съедят -- должны умереть. Я обратно шел всю дорогу и думал, что умру, и у меня текли слезы. А Генка держался за руку, тоже плакал и просил: "не плачь". А Он смотрел. Он не злой, ему просто интересно было.
А потом, когда мы пришли, и люди, ходившие мимо, стали замечать, что мы плачем, Он сказал, что ягода не страшная и я сейчас не умру. Мы обрадовались, но Он сказал, что я трус. Генка закричал, что я не трус, и тогда Он потребовал, чтобы я залез на березу. Высокую и без веток. Я не хотел, я знал, что не нужно. Но Генка плакал... А потом Генка внизу испугался, что один остался, и полез за мной. Я ему закричал, что не надо, но он лез. И тут залаяла собака, и Генка упал. И тогда я упал тоже.
...А её потом пристрелили.
... Через пару часов он словно очнулся от какого-то забытья. Очень глубокого, черного. Вокруг было чуть светлее, чем это забытье. Но тоже темно. Он что-то делал, будто бы собирал вещи. Затем оделся, спустился на улицу... Когда он шел по городу, он еще обратил внимание, что город не светился. Темные здания, почти черные. И матовые. Потом, когда он переходил какой-то высокий в черную сетку мост (параллельные, сверху вниз,и косые нити), он заметил, что небо было ярче и словно бы горело желтым. Это было странно. Желтое светящееся небо, сеть моста, и черные силуэты зданий, глотающие свет... Наконец, он дошел до своего дома, вошел в подъезд. Желтая лампочка тускло освещала лестницу. На проводе, едва-едва... Он поднялся к себе на третий этаж, открыл дверь, вошел... Пройдя длинный, обращенной буквой "Г", коридор, поворачивающий налево, он вышел на кухню, обогнув там возле входа черный прямоугольник холодильника. Слева, из окна, от неба, падал слабый желтоватый отсвет. А справа было плита, на которой почему-то горели все конфорки. Четыре больших желтых пламени. А посредине, в глубине кухни, сидел Он. Без контура. Черный.
...Тихо-тихо. Тьма тьмы. Тихо-тихо...
...Это было как уходящий провал. Дыра, отверстие в ткани. Будто бы то, что светилось, что освещал этот слабый свет неба слева, а справа - пламя конфорок, все это будто бы образовывало какую-то легкую светящуюся накидку. Покров, тонкую ткань. Пелену, накрывающую все и образующую всё. А здесь, где был Он, света не было и эта ткань рвалась. И в пелене открывалась зияющая, провальная, затягивающая дыра.
И у этой дыры не было края.
... Некоторое время Алексей смотрел. Заворожено, будто изучая.
А потом Он шевельнулся.
... Ивин отступил. Или, возможно, побежал... Его вынесло обратно в коридор, дальше, за загиб, в прихожую... Прихожая вдруг оказалась ярко освещена, там теперь был включен свет... Алексей увидел, что пришла Елена.
Это было, как - глоток. Была - радость, ему стало легче... Но он знал - это было нельзя. Сейчас - нельзя. Совсем. Когда угодно, только не сейчас. И Ивин шагнул к девушке, чувствуя спиной, как коридор сзади медленно стягивается и чернеет...Медленно стягивается и чернеет...
Он стоял, спиной, а коридор сзади стягивался.
Медленно...
Ивин поднял руки, растопырив ладони, широко, возле ее лица, чтобы только она вдруг не увидела. Чтоб не смотрела, туда, за спину. Туда, где Он.
...Чтоб не смотрела...
... Вглядываясь в ее лицо,он ловил зрением ее глаза, пытался загородить взгляд...
И ждал.
... Она, все-таки увидала. Посмотрела туда.
За спину, куда нельзя.
И поняла.
И закричала...
... И все замерло, только этот беззвучный крик, долгий, долгий, долгий, а потом стена справа прихожей рухнула, и комната, огромная, залитая светом, только два больших, до потолка, черных прямоугольника окон, и еще кресло, кресло, а вместо него - большая, больше человеческого роста изогнутая раковина. И это раковина был Он. А крик все продолжался, только это был уже не крик, а какое-то странное негромкое жужжание. И это жужжание был тоже - Он...
. . .
... Алексей открыл глаза. Жужжание продолжалось.
Медленно-медленно, Ивин сел на кровати.
...Долго, неподвижно, глаза смотрели не узнавая... Ник брился электробритвой, стоя у зеркала, возле шкафа...
Жужжало...
Прошло несколько секунд, а потом Алексей передвинул взгляд...
...Было странно и как-то дурно. И очень тяжело. Какая-то сильная тягость, особенно в середине груди. Он почти не мог двигаться. Взгляд медленно скользил вокруг...
... Вся комната была залита серо-белым утренним светом, только посреди стола было темнее. И там, посреди, в самой сердцевине, стояла тускло горевшая желтым пыльная настольная лампа.
... Медленно, он перевел взгляд в сторону окна. Оно было неожиданно сильно распахнуто, а небо за окном оказалось удивительно светлым и ярким. Бездонный свет. Распахнутый, сияющий, почти слепящий воздушный прямоугольник. А по краям - узкие, змеящиеся черным занавески.
Фокусировка его взгляда плавно ползла за каждым, черным и узким, шевелящимся изгибом, медленно опускаясь книзу.
И сошлась в центре.
На аккуратной, натянутой, только что застеленной кровати Ника, сверху, прямо на темном покрывале, спала Елена.
... Она лежала, будто бы только что заснула, светящаяся, почти прозрачная. Ее спокойное, красивое, просвечивающее лицо, закрытые веки, темные разметавшиеся волосы... Она будто бы почти не касалась кровати, и постель под ней словно не проминалась. И покрывало было натянутое, Ник, аккуратист, всегда так ровно натягивает покрывало...
"... Ты, все-таки, пришла, - Ивина бросило на колени перед девушкой, какая-то тяжелая, сжавшаяся, преодолевающая огромный груз радость, сильная, почти безумная. - Ты, все-таки, пришла, - было почти невыносимо тяжело. - Милая, ты просто пришла, просто так, и всё. Пришла, не дождалась и заснула. Ты знаешь, как мне тяжело сейчас, - он смотрел на её прозрачное белое лицо, - и ты пришла помочь. Только помочь, больше ничего. Спасибо тебе. Что спишь теперь. Что доверилась. Просто спишь, и никуда больше не надо. Ты спи. Всё хорошо, ты пришла отдохнуть, и ни о чем больше не беспокойся. Ты молодец, ты сильная, мне ничего, ты только больше не уставай так. Всё хорошо, пожалуйста, ты спи.
Всё хорошо, пожалуйста..."
... Он стоял на коленях перед кроватью Николая, смотрел на девушку, лежавшую перед ним, и будто молился...
. . .
... -- Ивви, говорят, в поклонении мертвым объектам есть что-то нездоровое, -- голос Ника раздался откуда-то сзади.
И очень громко.
Была тишина. Совсем тишина. Тихо-тихо.
...Его качнуло...
... -- Мне, конечно, очень лестно, -- продолжал Николай, -- что ты выбрал мое бренное ложе объектом своего просветленного фетишизма. Но, ей-богу, стой лучше на коленях возле собственной постели. Мне, по крайней мере, будет спокойнее ...
Ник уже кончил бриться и теперь закреплял что-то в замке у двери. Он улыбался Ивину и его очки поблескивали...
... Медленно, Алексей вернулся глазами к кровати Николая.
Там никого не было.
... Ткань была разглаженная, прямая, чуть ворсистая... Взгляд, блуждая, бродил по ровной натянутой темной поверхности...
... Он довольно долго смотрел...
Довольно долго...
Довольно долго...
"... Долго-долго, тихо-тихо, долго-долго, тихо-тихо, долго-долго, не кричи, пожалуйста, не кричи, пожалуйста, пожалуйста, не кричи..."
Медленно...
Медленно-медленно, Алексей поднялся на ноги, отряхнул колени...
-- Ник, у тебя когда-нибудь бывали галлюцинации?
-- Угу, каждое утро, особенно на соседней кровати.
... Улыбка Николая за очками.
...Рука, плавно поднимающаяся от колена ко рту... Зубы зацепили кожу пальца и медленно сжали его...
...- Лежит себе такая галлюцинация, спит, посапывает... Только она сегодня что-то рано поднялась. Обычно так до двенадцати дрыхнет...
Взгляд...
Он смотрел несколько секунд... Потом сделал несколько шагов... Его снова качнуло. С пальца сорвалась розовая капля... Аккуратно, он начал обходить улыбающегося соседа.
Аккуратно...
... Вроде чуть-чуть, почти ничего...
Терпко, как-то тягуче - соленый, с горечью, привкус крови во рту...
Зайдя за шкаф, он вышел в дверь, в коридор...
. . .
"... Что же они... -- он спускался по лестнице. Она была темная, и серыми квадратами горел свет в окнах между этажами. Из окон -- внутрь... -- Что же они... -- в самих коридорах на этажах свет уже погасили и они были темными, только на первом, где вахта, как-то болезненно, ярко-желтым, резало глаза освещение...
-- Что же они... ТАК?"
... На улице было светло и довольно холодно, и из бледно-серого утреннего неба моросил мелкий, почти незаметный, почти высыхающий на воздухе дождь.