Аннотация: Рассказ участвовал в литературном конкурсе "Рваная Грелка. Весна 2012". В финал не вышел.
Татьяна Минасян
1985
"Братец, с Новым годом! - высветилось на дисплее мобильника Эриха Смирнова. - Давай встретимся. Перезвони".
Эрих прочитал сообщение и положил телефон обратно на стол. Несколько секунд он задумчиво смотрел на него, а потом снова перевел взгляд на экран ноутбука. Ему надо было просмотреть еще три страницы объявлений о вакансиях...
Мобильник опять тихо тренькнул. "Я правда уже давно тебя простил", - появилось на нем новое сообщение. Смирнов выключил его и отодвинул подальше, к сложенному треугольником картонному календарику, на котором красовались большие ярко-красные цифры "1985". Календарь был напечатан год назад, еще до свержения искинов. Тогда время считалось от начала их правления, теперь человечество вернулось к старой системе отсчета, и на свежих календарях значился 4125-й год. Но Эрих продолжал пользоваться старым календариком. Для него эпоха электронной власти так и не закончилась.
Еще некоторое время он бродил по сайту вакансий, пытаясь найти подходящую работу, но потом со вздохом закрыл все окна. Институтов и колледжей, где требовались преподаватели, в городе было множество, и условия они предлагали очень даже неплохие, но стоило Эриху представить, что он будет чему-то учить молодых людей, а они будут смотреть на него, как на авторитетного человека, мнению которого надо доверять, и он прокручивал список дальше. А для другой работы у него не было необходимого опыта...
Решив немного отвлечься от поисков, Эрих открыл один из новостных сайтов и стал так же неторопливо изучать информацию о последних событиях на Земле. Сайт выглядел так же, как и во время правления искинов, но насколько же сильно изменился текст новостей! Не было больше списков арестованных "неблагонадежных био-особей", не было официальных сообщений о новых ограничениях на рождаемость и о снижении возраста прекращения жизни. Были просто разные заметки - от указов нового президента до всевозможных мелких происшествий. Многие знакомые Смирнова, еще до того, как он прекратил с ними общаться, говорили, что им просто безумно нравится читать любые новости: это лишний раз наглядно напоминало им, что искины свергнуты и началась другая, новая жизнь. Эрих к новостям был равнодушен.
Прочитав несколько заметок, он медленно поднялся со стула и, прихрамывая, направился в прихожую. Врачи говорили Смирнову, что, скорее всего, боль в суставах скоро прекратится, но пока, стоило ему засидеться на одном месте или, наоборот, пройти слишком много, и они начинали ныть. Эрих стиснул зубы и стал собираться на прогулку. Не то, чтобы ему этого хотелось - просто те же врачи советовали каждый день понемногу ходить пешком, да еще глаза уставали от долгого сидения за компьютером, а больше дома делать было нечего. Поэтому в перерывах между поиском работы он обычно выходил на улицу и несколько раз обходил вокруг своего дома.
На улице, несмотря на разгар зимы, была оттепель. Выпавший недавно снег таял и растекался грязноватыми от щедро насыпанного на тротуар песка лужами, с крыш свисали с каждым днем увеличивающиеся в размерах сосульки, на проезжей части переливалась всеми цветами радуги разлитая солярка. Но лица попадавшихся Смирнову навстречу прохожих светились радостью: все предвкушали встречу Нового года - первого с начала новой эпохи.
Эрих заглядывал в их сияющие глаза и тут же отводил взгляд. И чему они все радуются? Неужели действительно искренне верят, что на планете началась новая жизнь и что теперь все будет иначе? Неужели никто из них не понимает, что власть-то на Земле сменилась, но люди остались прежними? Ему улыбнулась осторожно шагающая по скользкому, несмотря на песок, тротуару, женщина лет тридцати, и Смирнов с трудом сдержался, чтобы не крикнуть ей что-нибудь грубое. Она прожила под властью искинов достаточно долго, чтобы убедиться: каждый из тех, кому она улыбается, был способен предать других людей, включая собственных детей, супругов или родителей. Или братьев... Каждый из них либо сделал это, либо просто не успел оказаться в такой ситуации, когда ему пришлось бы так поступить. И сама эта женщина рано или поздно тоже обязательно отреклась бы от всех, на кого бы ей указали, отказалась бы защищать их, позволила бы роботам-экспериментаторам делать с ними все, что те посчитают нужным.
Завернув за угол, Эрих медленно двинулся в сторону собственного подъезда, уже неизвестно в который раз думая про себя о том, что у человечества никогда не будет никакой новой жизни. Те, кто бывал в экспериментальных лабораториях искинов, и те, кто всю жизнь ждал, что их туда заберут, вздрагивая от одной мысли об этом, способны только на одно - так же дрожать и при новой власти, какой бы замечательной она ни была, так же подставлять друг друга, чтобы хоть немного отсрочить собственную гибель. И детей своих они воспитают такими же, а те - своих детей, и все последующие поколения будут нести в себе эту мерзость. И никакие обещания новой прекрасной жизни, никакие праздники не смогут вытравить ее из людей. Слишком глубоко она впиталась за тысячу девятьсот восемьдесят четыре года. Хакеры-подпольщики, сумевшие уничтожить коллективную память роботов и отключить их, сделали человечеству только хуже. Очень скоро люди поймут, что уже не могут жить по-другому, не так, как раньше, и затоскуют по старым порядкам. Освободители тогда сразу же превратятся из героев в преступников и окажутся в тех самых тюрьмах, из которых они выпустили "неблагонадежных био-особей". А потом и новая власть вернется к тем же порядкам, которые были при роботах - потому что весь народ снова этого захочет.
Сам Эрих хотел этого уже сейчас. Он-то точно знал, что искины были правы: люди не могут построить нормальное общество, они слишком слабы, слишком лживы и непоследовательны, чтобы им управлять, чтобы жить спокойной жизнью и не воевать друг с другом. Им понадобилась тысяча лет, чтобы провести нужное количество экспериментов и убедиться в этом на сто процентов - но у разумных машин не было недостатка в терпении. Эриху же они открыли глаза на человеческую сущность всего за месяц. И ему пришлось им поверить: ведь роботы наглядно показали ему, что он сам - именно такой, какими они считали всех людей...
Смирнов вернулся домой и вновь уселся за компьютер. Надо было что-то срочно решать с работой: пособия, которое полагалось ему как пострадавшему от свергнутого режима, хватало на жизнь, но сидеть на нем вечно Эрих не собирался. Окончательно решив не идти больше в преподаватели, он до вечера изучал рекламу всевозможных курсов переподготовки, стараясь подыскать себе какую-нибудь простую и не требующую долгого обучения рабочую специальность. Но учеба, которую предлагали курсы, казалась ему слишком сложной и требовала чересчур много времени, а заниматься некоторыми специальностями ему теперь не позволяло здоровье. Кончилось все тем, что Эрих выписал себе телефоны организаций, где требовались уборщики - уж с этим делом он точно смог бы справиться, не доставив при этом никому никаких неудобств.
Звонить работодателям к тому времени было уже поздно, и Смирнов решил отложить это назавтра. Он наскоро поужинал и, несмотря на раннее время, улегся спать - все равно заняться ему было нечем.
Ночью его опять мучил уже привычный, но не ставший от этого менее страшным кошмар. Звонок в дверь - и почти сразу же грохот этой самой двери, вырванной из косяка металлическими руками. Требования одеться и следовать за роботами-безопасниками. Тщетные попытки убедить себя, что это ошибка или что за ним пришли, чтобы он дал свидетельские показания о ком-нибудь другом, едва теплившаяся надежда на то, что его отпустят, как только все выяснится. Долгая поездка в закрытом кузове без окон. Пустая холодная камера с железной кроватью. А дальше - заполнившая собой весь мир и бесконечно растянувшаяся во времени боль.
Когда в дверь позвонили на самом деле, Эрих в первый момент посчитал это продолжением сна. Но звонок повторился, и Смирнов, окончательно проснувшись, понял: все происходит наяву. Кто-то действительно пришел к нему среди ночи. Точно так же, как в прошлый раз.
С минуту он лежал, не шевелясь, в надежде, что звонящий уйдет, не дождавшись ответа. Но за дверью все звонили, а потом начали еще и стучать, и Эрих понял, что открыть ему все-таки придется. Да и не мог он теперь не открыть дверь на такой ночной звон и стук.
К тому времени, когда Смирнов дошел до двери и включил в прихожей свет, стук уже не прекращался ни на секунду. Глубоко вздохнув, Эрих щелкнул замком, толкнул тяжелую дверь и отшатнулся, увидев стоящие на лестничной площадке фигуры трех роботов, одетых в серебристую форму стражей порядка. Точь-в-точь такие же приходили за ним год назад.
- Смирнов Эрих Витальевич? - произнес один из ночных визитеров, и на мгновение у Эриха отлегло от сердца: это был голос обычного живого человека, а не искина! Спокойный, ровный, но все-таки не лишенный эмоций полностью! Но радовался Смирнов не долго - что с того, что за ним пришли люди? Искинов больше нет, их стальные тела ржавеют на свалках, но сама-то полиция никуда не делась! В ней и раньше служили люди, носившие такую же форму, как и роботы.
- Да, это я, - ответил Смирнов тихо.
- Одевайтесь и следуйте за нами, - произнес все тот же полицейский. Двое его коллег стояли молча и неподвижно, словно специально стараясь как можно больше походить на роботов. Эрих развернулся и зашагал в комнату.
В прошлый раз он думал о том, чтобы попробовать сбежать, и даже успел открыть окно, посмотреть вниз с высоты четвертого этажа и в ужасе отпрянуть назад - у него всегда начинала кружиться голова и на меньшей высоте. Теперь он ни на секунду не отвлекся от одевания - ему было слишком хорошо известно, что убежать от стражей порядка невозможно.
И снова была езда по идеально-ровной дороге в тесном кузове без окон - тоже ничем не отличающаяся от той поездки по ночным улицам, когда его арестовали в первый раз. Была остановка возле какого-то большого здания, которое Смирнов не успел рассмотреть - его выпустили из машины и сразу же втолкнули в захлопнувшуюся у него за спиной дверь. Была крошечная кабина лифта, в который его втолкнул другой охранник и которая, судя по чуть заметно увеличившейся силе тяжести, стремительно взлетела как минимум на десяток этажей вверх. А вот этого в прошлый раз не было! Вернее, было, но не сразу, сначала его спустили на лифте куда-то вниз, на один из подземных этажей, как он узнал позже. Наверх его привезли позже, много дней спустя, уже после того, как он признал, что власть искусственного интеллекта - самая лучшая и надежная и что все принятые ею решения не могут быть неправильными, а также назвал врагами этой власти всех своих друзей и знакомых, включая тех, кого видел всего пару раз в жизни. Не назвал он тогда только одно имя - Марка Витальевича Смирнова.
О Марке его тоже спрашивали в подземной камере, но там он, сам не понимая, как ему это удается, раз за разом продолжал отрицать его "неблагонадежность". И в просторной, ярко-освещенной комнате на верхнем этаже, в которую едва живого Эриха притащили потом, его тоже первым делом спросили о Марке. Он снова начал, запинаясь и вскрикивая от боли при каждом движении, бормотать, что его младший брат всегда был на стороне законного правительства и ни разу не сказал ни слова критики в его адрес, что из-за этого они и перестали общаться и уже много лет не виделись, но руководивший допросом робот внезапно заткнул ему рот своей твердой и ледяной на ощупь ладонью. А его помощник, ухватив Эриха за шиворот липкой от крови рубашки, с легкостью потащил его к открытому настежь окну.
- Марк Смирнов давно у нас, мы давно знаем, что вы с ним оба были против разумной власти, - сообщил он Эриху, подтолкнув его к окну и заставив перегнуться через подоконник. - У тебя был шанс выйти на свободу, если бы ты сказал правду. Ты этот шанс упустил.
Но Смирнов этих слов уже не слышал. Точнее, слышал, но не понимал их смысла. В тот момент он не слышал и не понимал вообще ничего, не чувствовал даже боли в искалеченных суставах. Комната с искинами, лампы, окно, подоконник - все это куда-то исчезло. Осталась только пропасть, над которой он висел вниз головой. Пропасть глубиной в несколько этажей, на дне которой ездили автомобили и шли люди. Она тащила Эриха вниз, втягивала его в себя, она хотела со всей силы ударить его о свое заасфальтированное дно - и он мог думать только о том, как еще крепче вцепиться в подоконник, чтобы удержаться на нем, чтобы не полететь в эту смертельную пропасть.
Металлическая рука дернула его обратно в комнату, Смирнов упал на пол под окном и только после этого понял, что все это время кричал, окончательно срывая охрипший на предыдущих допросах голос.
- Ну так что, твой брат выступал против нас? - невозмутимый голос искина прозвучал прямо над ухом у Эриха. Тот зажмурился в ожидании удара:
- Нет!
- Безнадежен, - все так же спокойно констатировал разумный механизм, и Смирнов почувствовал, что его опять подняли в воздух. В лицо ударил свежий уличный воздух из окна. Он не хотел открывать глаза, но все-таки не удержался и снова увидел несущуюся ему навстречу асфальтовую дорожку и окружающий ее с обеих сторон газон.
Эрих и теперь, стоя в углу лифта и прокручивая в памяти те давние события, затрясся и прислонился к стене, боясь, что не устоит на ногах. Кабинка вдруг остановилась, и ее дверцы поехали в стороны. Полицейский уже не сильно, легким толчком пропихнул дрожащего пленника к выходу. Смирнов не двинулся с места. Перед ним был уже знакомый коридор и открытая дверь, ведущая в ту же самую комнату с большим окном, где проходил его последний допрос. И первым, что он увидел, войдя в эту комнату, было смертельно-бледное лицо стоявшего у распахнутого окна Марка. Двое полицейских, тоже одетых в форму роботов, держали его за руки, не давая отодвинуться от подоконника.
В прошлый раз Марка в комнате не было - позже Эриху стало известно, что его только собирались арестовать. Но тогда он этого не знал. Да и вообще не думал о том, где находится его брат и правду ли искины говорят о том, что он тоже взят под стражу. Думать он мог только о пропасти за окном, о той пропасти, в которую ему нельзя, ни в коем случае нельзя было падать.
И чтобы не допустить этого невозможного ни при каких обстоятельствах падения, он что было силы закричал:
- Да!!! Марк тоже против вас, тоже! Это он во всем виноват, он, а не я!!! Это его... его надо туда выбросить!!!
- Что и требовалось доказать, - безразличным тоном произнес еще один из роботом, до этого молча наблюдавший за происходящим. - Любую био-особь можно заставить признать все, что угодно, это только вопрос времени. У любого человека есть страх, который он не способен преодолеть.
Последующие события стерлись из памяти Эриха. Он помнил только, как снова сидел в своей одиночной камере и как внезапно туда ворвались люди, истошно вопившие, что искинов больше нет и что он свободен. Но, как выяснилось теперь, эта свобода была недолгой - всего год. Что-то опять изменилось, власть каким-то образом захватили сторонники искинов, и теперь все должно было начаться сначала.
Хотя о том, что произошло в стране и как людям, работавшим на стороне роботов, удалось взять все под свой контроль, Эрих тоже не думал. Все его мысли снова были заняты пропастью, разверзшейся за окном, и младшим братом, стоявшим на краю этой пропасти.
- Эрих Витальевич, год назад вы сказали, что ваш брат заслуживает смерти вместо вас, - голос полицейского, который привел Смирнова-старшего наверх был почти таким же бесстрастным, как у искинов. - Подтверждаете это?
Не дожидаясь его ответа, страж порядка потащил Эриха к окну. Тот не сопротивлялся. В этом не было смысла - он ведь уже был в точно такой же ситуации и отлично знал, чем все закончится.
Он был уже у самого окна, и ему в лицо, как и в прошлый раз, ударил порыв холодного ветра. Эрих дернулся назад, попытавшись вырваться, и неожиданно встретился глазами с Марком.
А в следующий миг мир еще раз перевернулся с ног на голову и заполнился чьим-то пронзительным воплем. И опять Эрих не сразу понял, что это его собственный крик. Только через минуту, когда они вместе с Марком, которого он стиснул обеими руками и прижал к себе, оказались лежащими на полу.
- Все, все, отпусти его! - тормошил Смирнова-старшего один из полицейских. Слова его звучали теперь дружелюбно и даже ласково, не как у искина, а как у обычного человека, но Эрих все равно продолжал обнимать брата, не давая ему высвободиться.
- Не дам... - прохрипел он почти начисто сорванным голосом. - Не смейте... это мой...
- Эрих, выпусти меня, - придушенно попросил Марк. - Они нас не тронут. Это мои друзья.
- Не дам! - рявкнул Эрих, но на него вдруг накатила такая слабость, что руки разжались сами. Яркий свет в комнате померк.
Они с Марком сидели за чьим-то рабочим столом в соседней комнате. На столе, под толстым слоем пыли, лежали никому не нужные папки с бумагами и стоял старый календарь с цифрой "1985".
- Я не мог достучаться до тебя по-другому, - глядя в пол, объяснял Марк. - Ты же не хотел разговаривать, не хотел встречаться. Я сначала думал, что ты не веришь, что я тебя простил...
- Я тебе верил. Я сам себя не мог простить, - тоже стараясь не встречаться с младшим братом взглядами, ответил Эрих.
- Вот когда я это понял, пришлось придумать этот план. Надо было как-то доказать тебе, что на самом деле ты меня не предавал и предать не способен, - Марк все с тем же виноватым видом развел руками.
- Как же не способен? - усмехнулся Смирнов-старший. - Я ведь уже это сделал.
- Нет, не сделал, - возразил его брат. - В тот раз... когда тебя ломали искины, меня здесь не было. И ты понимал, что прямо в тот момент меня никто в окно не вытолкнет. Подсознательно понимал. Если бы я тогда присутствовал, все вышло бы так же, как сегодня. Роботы своими железными мозгами этого понять не могли - именно поэтому мы их и победили.
Эрих промолчал. В голове у него вертелись обрывки его собственных рассуждений о том, что никакой победы на самом деле не было. Но теперь эти выводы уже не казались ему бесспорными.
- Поехали ко мне Новый год встречать, - улыбнулся Марк, и Смирнов-старший согласно кивнул. Из кабинета они вышли, держась за руки.