Аннотация: Миниатюра участвовала в литературном конкурсе "Салфетки-128". Заняла 3-е место.
Татьяна Минасян
Имеем право
Полосатую оранжево-черную ленту, которые раздавали у входа на вокзал две девушки, Юра взял, но цеплять на видное место не стал - просто сунул ее в карман рубашки. У него не было никаких прав на этот символ, он не имел к Победе никакого отношения - ни один из его предков не воевал. Один из прадедов был инвалидом детства, двух других незадолго до начала войны посадили, а еще один примерно в это же время умер, оставив жену с маленьким ребенком - дедом Юры. Прабабушки, все четыре, получили мирные профессии и во время войны уехали с детьми в эвакуацию. А других родственников ни у кого из них то ли не было, то ли были, но очень дальние, и о них Юра ничего не знал. А потому еще с детства каждое 9 мая старался держаться в стороне от празднующих, и разговоры о благодарности дедам и прадедам за Победу не поддерживал. Его прадедов благодарить было не за что.
Молодой человек прошел на вокзал, посмотрел на табло и скорчил кислую физиономию: его электричка задерживалась на полчаса. Свободных мест в зале ожидания не было, и он отправился бродить по вокзалу, заглядывая в кассы, сувенирные магазины и газетные киоски и утешая себя тем, что чем позже он приедет на бабушкину дачу, тем меньше ему придется там работать.
- Стоять! - чей-то злобный голос за спиной оторвал Юрия от размышлений о даче. Он обернулся и обнаружил, что зашел в полуподвальный зал с камерами хранения - расположенный далеко от других помещений вокзала и пустой. Точнее, не совсем пустой - вслед за Юрой туда спустились еще несколько парней. На вид вполне приличных, не похожих ни на хулиганов, ни на пьяных... Из-за этого Юра и не успел среагировать, когда один из этих "приличных" людей ударил его в челюсть, а второй толкнул к стене. Дальше удары посыпались на него со всех сторон - кулаками, ногами и вроде бы палкой или еще чем-то твердым...
- Мразь поцреотная! - орал один из напавших. - Раб режима!!!
Пнув свою жертву еще по разу, парни кинулась к выходу из зала.
Избитый молодой человек, стиснув зубы, стал осторожно себя ощупывать. Пальцы наткнулись на кончик Георгиевской ленты, которую он, видимо, затолкал в карман не полностью. Торчащего наружу кусочка "борцам с режимом" оказалось достаточно, чтобы приступить к своей "великой борьбе" при первом же удобном случае.
Держась за стену, Юра поднялся на ноги. А потом наполовину вытащил ленту из кармана, чтобы она была видна еще лучше.
Теперь он знал: право ее носить есть у любого, кто решился это сделать, понимая, что его с любой момент могут за это убить или покалечить.