Аннотация: Рассказ участвовал в 17-м литературном конкурсе "Мини-проза" и занял 18-е место, а потом в конкурсе "СНП-2009" и занял 7-е место.
Татьяна Минасян
В темноте кинозала
В набитом до отказа кинозале, как всегда, царил полный порядок. Темноту рассеивал один лишь отраженный от огромного полотна свет, тишину нарушали только звуки фильма. Никто не шептался, не шуршал обертками от шоколада или чипсов, не вставал с места и не пробирался, мешая другим зрителям, к выходу - все сидели на своих откидных креслах и молча, не отрываясь, следили за происходящими на экране событиями.
Цепко сжав руками подлокотники, Федор смотрел на главного героя фильма, на его старое, иссеченное морщинами и обрамленное редкими седыми волосами улыбающееся лицо, и чувствовал, как в нем уже неизвестно в который раз начинает закипать злость на этого человека. Старик на экране медленно шел по своему дачному участку, прислушиваясь к щебетанию птиц и щурясь от пока еще чуть теплого, но уже очень яркого утреннего солнца. Федор уже давно изучил его лицо, жесты и походку во всех подробностях и без труда мог догадаться по ним о его настроении. В этот раз герой фильма был каким-то особенно счастливым и умиротворенным, и, наверное, именно это больше всего раздражало уставившегося на экран зрителя.
Старик обошел вокруг обшарпанного дачного домика, полюбовался зеленеющими клубничными грядками и устало заковылял к стоявшей возле крыльца скамейке. Было отчетливо видно, что идти ему становится все труднее и труднее, а когда он попытался сесть на скамью, то потерял равновесие и тяжело плюхнулся на посеревшее от многолетних дождей деревянное сиденье. Однако это не стерло с его лица спокойную и искреннюю улыбку. Даже наоборот, оказавшись на скамейке, этот человек вздохнул с облегчением, и его взгляд стал еще более радостным. Он посмотрел на слегка покачивавшиеся над забором ветки сосен и пробивавшиеся сквозь них золотые солнечные лучи, улыбнулся еще шире, закрыл глаза и некоторое время сидел неподвижно. Потом изображение на экране померкло, яркие краски как будто бы выцвели, а четкие контуры дома, скамьи и сидевшего на ней человека начали расплываться. А спустя еще несколько секунд кинозал погрузился в непроницаемую темноту.
И сразу же просторное помещение наполнилось звуками - гвалтом человеческих голосов, стуком откидных сидений, шорохом шагов и множеством других, непонятных шумов. Зажегся неяркий, приглушенный свет, который мгновенно развеял остатки таинственности - стали видны облупившийся лак на подлокотниках и вытертый бархат на спинках и сиденьях кресел и потемневшие от времени таблички с номерами. Большинство зрителей, одетые в одинаковые, темно-серые бесформенные хламиды, медленно потянулись к выходу, и лишь некоторые остались сидеть на своих местах, закрыв лицо руками или глядя в пол. Те, кто пробирался мимо них между рядами кресел, тихо ворчали, но особо не ругались и не требовали, чтобы им дали пройти. Почти все они были погружены в свои мысли и не особо обращали внимание на окружающих.
Некоторое время Федор тоже сидел неподвижно, сравнивая только что просмотренную кинокартину с длинной чередой предыдущих. Кажется, в этот раз у главного героя была особенно долгая и радостная жизнь. Хотя ему и раньше часто удавалось прожить лет по семьдесят-восемьдесят - прожить если не счастливо, то, по крайней мере, достаточно спокойно. Только иногда Федору показывали истории, где финал был трагическим и главный герой умирал рано от какого-нибудь несчастного случая или болезни. Впрочем, даже в таких случаях ему можно было бы позавидовать, потому что его недолгая жизнь оказывалась богатой разными интересными событиями. Да что говорить - Федор завидовал ему всегда!
Вздохнув, он поднялся с кресла и двинулся к выходу из зала, опустив голову и стараясь не встречаться ни с кем глазами. Однако, выйдя в фойе и оказавшись в бурном потоке серых фигур, молодой человек встряхнулся и заставил себя оглядеться по сторонам. Вокруг него были люди, множество мужчин и женщин, от молодых, почти подростков, до глубоких стариков. Некоторые, разбившись на пары или небольшие компании, негромко разговаривали, но большинство с мрачным видом бродили по фойе в одиночестве. Мимо Федора, громко топая, быстро прошла молодая девушка, прижимавшая к залитому слезами лицу длинный рукав своего серого одеяния, и он, машинально проводив ее взглядом, вдруг почувствовал, что в нем просыпается давно забытое чувство любопытства. "Интересно, что она сейчас увидела в своем фильме? - подумал он и перевел взгляд на замершего у стены глубоко задумавшегося мужчину средних лет. - А что показали ему, что он в такой ступор впал?.."
Расспрашивать, кто что видел на экране, в кинотеатре было не принято. Но и слушать людей, которые сами решили рассказать о своем фильме, не возбранялось: тех, кто подходил к беседующей компании, как правило, не прогоняли. Федор огляделся еще раз в поисках кого-нибудь разговорчивого, кто мог бы поделиться своей историей, но вокруг него вертелись только одиночки, и тогда он медленно зашагал по фойе мимо многочисленных дверей других кинозалов. Время от времени из них выходили все такие же задумчивые зрители, Федор машинально извинялся, если случайно с кем-то сталкивался, и продолжал прислушиваться к доносившейся до него болтовне. Один раз его едва не сбила с ног несущаяся по фойе красивая женщина с развевающимися длинными волосами: Федор случайно оказался у нее на пути, но она крикнула ему "Не лезь!", словно он специально пытался ее задержать, и помчалась дальше, натыкаясь на других людей и злобно ругаясь. "Новенькая..." - подумал Федор, вспоминая, как сам, когда еще только попал в кинотеатр, никак не мог поверить, что фойе тянется в обе стороны на бесконечное расстояние и что сколько по нему ни беги, впереди все равно не будет ничего, кроме окрашенных в светло-серый цвет стен и дверей кинозалов с одинаковыми потрепанными креслами и неярким освещением. И только фильмы каждому зрителю показывают свои, каждый раз - разные, но с одними и теми же персонажами.
Он прошел еще немного, так и не заметил никакой компании, в которой бы разговаривали о фильмах и к которой можно было бы прибиться, и сунулся в один из кинозалов. Там ему, наконец, повезло: в первом ряду собралась небольшая группка людей, которые громко что-то обсуждали и, судя по доносившимся оттуда всхлипываниям, утешали кого-то из зрителей. Федор вошел в зал и неторопливо направился к этой группке, уже догадываясь, что он там услышит.
На краешке кресла сидела зареванная и растрепанная девчонка лет пятнадцати или даже четырнадцати, рядом с ней, монотонными движениями поглаживая ее по спине, расположилась девушка постарше, а перед ними с любопытством поглядывая на плачущую, стояли несколько молодых парней.
- Я же думала, они обо всем пожалеют! - громко хлюпая носом, жаловалась девочка-подросток. - Я думала, они все поймут, думала, они всю жизнь раскаиваться будут, а они... Они же решили, что я ненормальная, и только обрадовались, что я их больше не достаю! Да как они вообще могли?! Всю жизнь со мной, как с грязью обращались, а потом даже не заплакали ни разу толком!!!
- Всю жизнь как с грязью - это они типа на дискотеку тебя по ночам не пускали и курить запрещали? - хмыкнул один из парней. Остальные тут же издевательски загоготали.
- Дурак!!! - рявкнула на него плачущая девушка и зарыдала еще громче.
- Все с этой малолеткой ясно, пошли отсюда! - махнул рукой парень, спросивший про дискотеку, и зашагал к выходу, увлекая за собой своих товарищей. Девочка обиженно посмотрела им вслед и продолжила всхлипывать.
- Плюнь на них, - посоветовала утешавшая ее девушка. - И на предков тоже плюнь. Не стоят они этого. Мои мне ничего не запрещали, а если верить этим киношкам, так они и на похоронах рыдали, и всю жизнь потом не смогли оправиться. Я поначалу даже удивлялась - как-то совсем от них такого не ожидала...
- Ты счастливая, они тебя люби-и-или! - плач младшей из девушек стал еще громче.
- Да мне все равно, - пожала плечами старшая. - С ними скучно было. И здесь тоже скучно...
- Эй, кто тут новичок? - внезапно окликнули девушек откуда-то из дальних рядов. Федор оглянулся и увидел, что к ним приближается полный, тяжело дышащий мужчина неопределенного возраста.
- Ну я, - с опаской обернулась к нему заплаканная девочка.
- Какого года? - спросил тот, останавливаясь перед ее креслом и с трудом переводя дыхание.
- Как девяносто четвертого?! Не может быть, мне ж говорили, там уже двадцать первый век наступил! - толстяк в замешательстве уставился на девушек, а потом, сердито плюнув, хлопнул себя по лбу. - Да я не про рождение спрашиваю! Год смерти у тебя какой, дура?
- А... две тыщи девятый... - пролепетала девочка и тут же, спохватившись, привычно огрызнулась. - Сами вы дурак, че лезете?!
- Значит, девятый... - пробормотал мужчина. - Сколько же еще..?
- Я здесь восемь лет, - решился вступить в разговор Федор. - А есть такие, кто лет по двадцать уже... А один, если не врет, конечно, вообще в середине века умер. Двадцатого, я имею в виду.
- Я тоже в середине века, только девятнадцатого, - грустно усмехнулся толстяк. Федор уставился на него круглыми от изумления глазами:
- В самом деле?!
До него несколько раз доходили слухи, что в кинотеатре есть зрители из далекого прошлого, но лично он ни с кем из "древних" никогда не встречался, а потому не особенно в это верил. Но сомнений в том, что этот запыхавшийся мужчина говорит правду, у Федора почему-то не возникло, хотя выглядел он в такой же, как у всех, серой хламиде самым обычным человеком, таким же, как и все прочие зрители, попавшие в кинотеатр из второй половины двадцатого века или из начала двадцать первого. Однако для начала молодой человек все же изобразил на лице недоверие:
- Как-то вы не похожи на "древнего". Говорите, как мой современник, и вообще...
Толстяк криво усмехнулся:
- Я слишком долго среди вас, двадцатников, обретаюсь, привык уже к вашей речи, - он протянул Федору руку. - Александр.
Федор пожал ее, назвав свое имя, и осторожно поинтересовался:
- А как вы к нам попали? У вас был другой кинотеатр?
- Кинотеатр один, я просто издалека к вам пришел. После каждого сеанса шел направо, пока третий звонок не прозвенит, и заходил в тот зал, возле которого остановился. Так и дошел сначала до двадцатого века, потом вот до двадцать первого...
- И что, везде все одинаково? У вас там тоже..?
- У нас тоже что-то вроде экранов, только попроще, - вздохнул "древний". - Зал с белой стеной - и на ней появляется изображение. Народ из более древних веков вообще считает, что это какое-то колдовство. Да и некоторые мои современники - кинотеатров-то в наше время на Земле еще не было... А в остальном - все то же, что здесь. Только у нас народу меньше, а из вашего времени сюда просто толпами прибывают...
- Ну да, это закономерно... - подумав, согласился Федор. - В ваше время ведь с этим строже было, запретов много. Мораль, религия...
- Как раз мораль от нас, наоборот, этого требовала, - вновь грустно усмехнулся Александр. - Было бы иначе - меня бы здесь не было.
- А вы... - Федор неуверенно покосился на сидевших в первом ряду девушек, но те уже утратили интерес к жителю позапрошлого века и о чем-то шушукались между собой. - Вы можете не отвечать, но...
- Да ладно, какие здесь могут быть нескромные вопросы! - безразлично махнул рукой его новый знакомый. - У меня самая банальная история: не мог выплатить вовремя карточный долг.
- Ммм, понимаю... - вежливо протянул Федор.
- Вряд ли, - покачал головой толстяк. - В ваше время уже можно просить об отсрочке. Тот, кому вы должны, конечно, будет не в восторге, но он не будет обязательно считать вас бесчестным. Я два сеанса назад говорил с человеком, который в конце двадцатого сюда попал, тоже из-за долгов. Говорит, жена и сын его всю жизнь проклинали.
- Может, еще простят? - неуверенно спросил Федор. - Они ведь живы еще?
- Уже нет. Ему недавно в одном из фильмов реальную жизнь показали - как их убили из-за его долгов. Жена пыталась расплатиться, обслуживала этих - как вы их называете? - новых русских в саунах, ну и... Сын начал расследовать это дело, и его тоже...
Федора передернуло от ненависти к этому неизвестному, бросившему свою семью с долгами, однако он привычно заставил себя успокоиться: "Сам-то ты чем лучше? Ты-то вообще с жиру бесился!"
Со стороны девушек послышалось приглушенное хихиканье: они болтали о чем-то своем, позабыв про только что просмотренный фильм и оставленных родителей. Собеседник Федора посмотрел на них с брезгливой жалостью.
- Может, выйдем в фойе? - предложил он, и Федор согласно кивнул. Они вышли из пустынного зала и вновь оказались в многолюдной толпе, состоявшей из однообразных серых фигур. Отовсюду слышались голоса - то злые, то расстроенные, то ко всему безразличные...
- Не понимаю, какой смысл показывать фильмы таким, как те девки, - проворчал Федор. - Все равно ведь ничего не поймут, так и будут на сеансах скучать, а в перерывах хихикать.
- Представьте себе - некоторые понимают, - возразил Александр. - Даже такие, хм, невзрослые... Я тут видел нескольких, по виду - совсем еще дети, а по глазам - старухи. Кошмарное зрелище! Хотя большинству, тут вы правы, действительно - что в лоб, что по лбу. И не только девочкам, кстати.
Их беседу прервала мелодичная и словно бы звучащая сразу со всех сторон мелодия первого звонка. По фойе прокатился недовольный ропот, некоторые, пожав плечами, стали входить в ближайшие кинозалы, другие, наоборот, принялись еще яростнее что-то обсуждать, боясь не успеть высказаться до начала очередного сеанса.
- Да я вообще здесь находиться не должен!!! - брызгая слюной, прикрикнул на разговаривавшую с ним женщину средних лет высокий, но сгорбленный старик. Я сам ничего не делал - я человек верующий и порядочный, я никогда не грешил и не собирался, не то, что вы все! Я именно поэтому медсестру уговорил мне помочь - по какому же праву меня сюда?!
- А если вы такой весь из себя верующий и порядочный, какого же черта вы ту медсестру сделали убийцей?! - возмущенно зашипела в ответ женщина. - О своей душе побеспокоились, а о ее - нет?!
- Ах, так я еще должен был об этих здоровых молодых мерзавцах беспокоиться?! Я, измученный, тяжелобольной! Да какое мне до них дело, они-то меня не жалели!!! Ничего, я найду, кто здесь всем заправляет, я докажу, что со мной ошибка вышла, они мне за это ответят!!!
- Да я, если хотите знать, тоже здесь быть не должна! - огрызнулась его оппонентка. - Я просто мужа попугать хотела, но с дозировкой ошиблась. Только здесь это никого не волнует, нас тут много таких, кто был уверен, что вернется...
Житель девятнадцатого века презрительно поморщился:
- Вот таким, по-моему, надо не кино крутить, а пороть. Розгами.
- Я бы не отказался, - криво усмехнулся Федор. - Какое-никакое, а разнообразие.
- Так вы тоже... не всерьез? - удивился Александр. - Простите...
Федор в ответ лишь махнул рукой:
- Не извиняйтесь, вы же сами сказали - здесь уже не может быть нескромных тем.
- ...не может быть, чтобы не было начальства, я до самого высшего дойду! - изрыгая проклятия, старик оттолкнул Федора в одну сторону, а Александра - в другую и прошел между ними в дверь кинозала, возле которой они стояли.
- Такие точно ничего никогда не поймут, - бросил Федор, сначала кивая вслед разошедшемуся старику, а потом оглядываясь на спорившую с ним женщину, недовольно поправляющую волосы. - Так и будут каждому встречному жаловаться, что их сюда несправедливо отправили. Сколько бы фильмов им ни показали. Спрашивается: почему нам устроили именно такое наказание, какой в нем смысл?
Бывший карточный игрок в ответ лишь вздохнул и пожал плечами.
- Знаете, а меня больше интересует, какой смысл показывать фильмы тем, кто уже все понял, - сказал он. - Вот я здесь видел уже, наверное, миллион фильмов. Ну, где-то четверть из них - о том, что произошло без меня на самом деле, а все остальные - о том, как я мог бы прожить свою жизнь дальше. Сотни тысяч разных вариантов! Ну сколько можно мне объяснять, что я был не прав и что у меня было так много возможностей стать счастливым? Я ведь уже давно это понял...
- А может, нам и не хотят ничего объяснить? - вдруг осенило Федора. - Вернее, хотят, но не то, что мы были неправы, а другое?
- Что же, по-вашему?
- Что у нас было бесконечное число вариантов, как жить дальше, а мы отказались от всех разом. Вот нам и показывают все эти варианты, ну и напоминают иногда, что после нас было на самом деле, чтоб сравнивали... Ну, надо же нас теперь чем-то занять...
- Но если вариантов бесконечное множество, выходит, фильмы не закончатся никогда? - в равнодушном голосе полного мужчины, наконец, проскользнул заметный испуг. - Нет, вы извините, но в вашу теорию как-то не верится!
Заиграл второй звонок, и гулявшие по фойе люди темно-серыми реками потянулись в кинозалы. Федор жестом пригласил своего товарища пройти в одну из дверей, но тот замотал головой:
- Нет, я, пожалуй, еще чуть-чуть дальше пройду. До третьего звонка успею продвинуться на сотню-другую метров. Где-то у всего этого должен быть конец, если не у фильмов, то хотя бы у самого кинотеатра!
Федор не стал спорить и, проследив за тем, как тяжело переваливающаяся с ноги на ногу фигура его собеседника затерялась среди прочих серых хламид, развернулся и вошел в кинозал. Некоторые из оставшихся в фойе зрителей с вызывающим видом стояли, прислонившись спиной к стене, полные решимости не смотреть больше никаких фильмов о собственной несостоявшейся жизни. "Тоже, должно быть, новички", - сочувственно подумал Федор, в свое время попытавшийся отсидеться во время сеанса за дверью и с изумлением вскочивший, когда двери распахнулись через минуту после начала фильма, и из них стали выходить громко пересказывавшие друг другу увиденное зрители. Больше у него желания "откосить" от просмотра не возникало, хотя он слышал и о таких, кто проводил в фойе многие часы, то встречая выходящих из кинозалов людей, то почти сразу же снова провожая их на следующий фильм. Но долго такой "режим" не выдерживал никто, и даже самые упрямые, в конце концов, возвращались в кинозалы, чтобы усесться в кресло и увидеть еще одну историю о том, как они могли бы прожить свою жизнь, если бы не сбежали из нее раньше времени.
Третий звонок застал Федора уже на пути к ближайшему свободному месту. Он протиснулся мимо занятых соседних кресел, уселся на шершавое откидное сиденье, и в тот же миг в зале стало темно. Федор откинулся на спинку кресла и стал смотреть на едва различимо белеющий в темноте экран, на котором вот-вот должен был ожить очередной вариант его несуществующего будущего.