Алексеева-Минасян Татьяна Сергеевна : другие произведения.

Последние Романовы и их близкие

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Серия статей, посвященных 100-летию расстрела семьи императора Николая II. Опубликована в газете "Секретные материалы", N 9-16, 2018 г. Номинировалась на премию "Золотое перо".


Татьяна Алексеева

  
   Последние Романовы и их близкие
  
   Счастливое детство царя-мученика
  
   Он был первым ребенком великого князя Александра Александровича Романова (будущего императора Александра III) и его супруги Марии Федоровны, датской принцессы, до замужества и перехода в православие носившей имя Мария София Фредерика Дагмар. Еще до того, как их первенец появился на свет, они решили, что если это будет мальчик, то он будет носить имя Николай - имя умершего старшего брата Александра, за которого изначально планировалось выдать замуж принцессу Дагмар.
  
   Главные воспитатели - мать, отец и дед
  
   Николай Романов появился на свет 6 мая (по старому стилю 18 мая) 1868 года. Через год у него родился младший брат Александр, проживший совсем недолго: вскоре он скончался от менингита. А в последующие годы на свет появились еще четверо детей: Георгий, Ксения, Михаил и Ольга.
   Несмотря на то, что в императорской семье каждому ребенку полагались воспитатели и учителя, главным наставником этих пятерых детей был их отец, великий князь и наследник российского престола Александр Александрович, впоследствии царь Александр III. Так же, как и его отец и дед, Александр II и Николай I, он считал, что вырастить детей достойными личностями - работа не менее важная, чем управление государством, и старался каждый день уделять время этой своей "второй работе". Он много общался с детьми, играл с ними и даже поощрял небольшие шалости, но при этом строго наказывал за серьезные проступки - и дети платили ему за это огромной любовью и уважением.
   Позже, когда дети Александра III уже стали взрослыми, он учил их такому же отношению к семье. "Укрепляй семью, ибо она основа всякого государства", - говорил он своему старшему сыну, который впоследствии стал таким же любящим отцом для своих пятерых детей.
   Именно отец будущего императора Николая и его братьев и сестер был их главным товарищем по играм. Он любил играть с ними на свежем воздухе: зимой они все вместе строили снежные крепости и устраивали целые баталии со снежками, летом собирали грибы в лесу. Детям нравилось все, что делал их отец. К примеру, у Александра Александровича было одно совсем не царское любимое занятие - ему нравилось пилить дрова. И все его сыновья и дочери, увидев его с пилой, тоже заинтересовались этим делом и быстро научились пилить.
   В царской семье вообще очень поощрялось делать что-либо своими руками. Так, на Пасху дети Александра III обязательно сами красили яйца луковой шелухой и дарили их родителям, и эти подарки были для императорской четы дороже, чем искусственные драгоценные пасхальные яйца.
   Мать Николая II Мария Федоровна, в отличие от своего мужа, больше любила официальные приемы и светские развлечения, но несмотря на это, тоже не забывала уделять внимание детям. По утрам она звонила в звонок, соединенный с детскими комнатами, и дети наперегонки спешили в ее покои, где она расспрашивала их, как они спали и что видели во сне. Если же императрице нужно было куда-нибудь уехать, то, прощаясь с детьми, она устраивала им веселое развлечение: они по очереди садились на ее шлейф, и она везла их за собой по комнате. Маленькие великие князья и княжны обожали это катание на шлейфе - оно помогало им смириться с тем, что мать покидала их на целый день.
   При этом к детским шалостям Мария Федоровна относилась более строго, чем ее супруг. Их младшая дочь, великая княжна Ольга, писала в своих воспоминаниях, как однажды они с братом Михаилом поздно вечером забрались на крышу Аничкова дворца, в котором проживала семья наследника - им захотелось полюбоваться освещенным луной парком. Александр Александрович, узнав об этом, сначала рассердился и пообещал сурово наказать своих младших детей, но потом внезапно расхохотался, и всем стало ясно, что наказания не будет. Императрица же отнеслась к случившемуся очень серьезно и довольно долго сердилась на Ольгу с Михаилом за то, что они так бездумно рисковали.
   Дочери Александра III также вспоминали, что в детстве они проводили больше времени с воспитательницей, которую называли Нана, чем с матерью. Но это было обычным явлением в российских дворянских семьях, так что было бы неправильным сказать, что Мария Федоровна мало занималась своими детьми. Тем более, что ее дети любили проводить время вместе с ней, даже когда сама она была погружена в какие-нибудь свои дела или разговоры. Та же великая княжна Ольга, когда была совсем маленькой, почти каждое утро прибегала в кабинет отца, где он завтракал вместе с ее матерью, забиралась под стол и сидела там между ними в обнимку с овчаркой по кличке Камчатка. В такие моменты она не общалась с родителями и мало понимала, о чем они говорят, но находиться рядом с ними было для девочки огромным счастьем - больше нигде она не чувствовала себя так уютно.
   Дедушка Николая II и его братьев и сестер, император Александр II, тоже всегда старался выкроить хоть немного времени для общения с внуками. В отличие от своего сына, старавшегося быть строгим, но справедливым родителем, Александр Освободитель внуков баловал, разрешая им шалить сколько угодно. В свободные вечера он играл с ними в прятки, возил их на спине, брал их по очереди на руки и подбрасывал к потолку, и под конец таких игр, страшно уставший, почти без сил падал на диван. Но ему не хотелось заканчивать игры с любимыми внуками, и он принимался играть с ними в более спокойные игры, например, складывал из пальцев разные фигуры, чтобы на стене появлялись тени, похожие на животных или людей. Внуки от этого были в полном восторге и пытались повторить дедушкины "фокусы". У них не всегда это получалось, и император, видя, что малыши расстраиваются из-за этого, принимался утешать их, обещая, что когда они подрастут, то обязательно всему научатся.
   Если же внуки Александра II оставались одни, они без труда сами находили себе занятие. Играть в прятки, к примеру, можно было и без взрослых - а мест, где можно спрятаться в царском дворце хватало. "Как нам было весело! - вспоминала позже великая княжна Ольга Николаевна. - Китайская галерея была идеальным местом для игры в прятки! Мы частенько прятались за какую-нибудь китайскую вазу. Их было там так много, некоторые из них были вдвое больше нас. Думаю, цена их была огромна, но не помню случая, чтобы кто-нибудь из нас хотя бы что-нибудь сломал".
   Нередко оставленные без присмотра взрослых императорские внуки выходили из дворца и отправлялись гулять к расположенным неподалеку казармам. Там их тепло встречали простые солдаты, большинство из которых до прихода в армию были крестьянами - они играли с детьми, пели им свои деревенские песни, брали их на руки и подбрасывали. Мария Федоровна была против таких "визитов" своих детей, но сами они чувствовали себя в полной безопасности среди простого народа и использовали любую возможность, чтобы тайком от нее еще раз побывать в казармах.
  
   Рано им думать о престолах!
  
   Нянь, воспитателей и учителей для своих детей Александр III и его супруга всегда выбирали сами. От каждого из них при этом требовалось, чтобы они относились к своим подопечным не как к будущему правителю и великим князьям, а как к обычным детям. Именно такие условия поставил Александр Александрович первой учительнице своих старших сыновей Александре Оллонгрен.
   Эта женщина, жена капитана Константина Оллонгрена, в 1872 году овдовела и осталась с четырьмя детьми почти без средств к существованию. К счастью, об этом узнала начальница Коломенской женской гимназии, которая в юности училась вместе с Александрой Петровной в Екатерининском институте. Она пригласила давнюю приятельницу на должность классной дамы в гимназии, и благодаря этому семейство Оллонгрен сначала выбралось из нищеты, а потом и вовсе оказалось приближенным к царской семье.
   Попечителем Коломенской женской гимназии была императрица Мария Александровна, бабушка Николая II. В 1875 году класс Александры Оллонгрен оканчивал учебу, и выпускниц должны были представить царице в Зимнем дворце. Там на Оллонгрен обратила внимание Мария Федоровна. Вскоре после этого торжественного события супруга наследника престола пригласила классную даму в Аничков дворец и предложила ей заняться первоначальным образованием своих сыновей Николая и Георгия. Александра Петровна попыталась отказаться от этого неожиданного предложения: она была уверена, что не справится с воспитанием таких высокопоставленных детей. Но Мария Федоровна стала уговаривать ее, а затем к ней присоединился Александр Александрович - он заявил, что воспитывать его детей надо без всяких скидок на их царственное происхождение. "Но ведь это же наследник престола!" - неуверенно возразила преподавательница. "Простите, наследник престола - это я, - напомнил ей сын Александра II, - а вам дают двух мальчуганов, которым рано еще думать о престоле, которых нужно не выпускать из рук и не давать поблажек. Имейте в виду, что ни я, ни великая княгиня не желаем делать из них оранжерейных цветов. Они должны шалить в меру, играть, учиться, хорошо молиться Богу и ни о каких престолах не думать".
   Так у старших сыновей наследника появилась первая учительница, в обязанности которой входило обучить их азбуке, таблице умножения и молитвам. Александра Петровна переехала в Аничков дворец вместе со своим младшим сыном Владимиром, который был чуть старше Николая и который стал осваивать школьные премудрости вместе с ним и с Георгием. Двух ее старших сыновей отправили учиться в псковский кадетский корпус, а дочь - в Павловский институт. Младшего же Александр Александрович сам предложил обучать вместе со своими детьми. Он поинтересовался у учительницы, какой характер у Владимира, и та призналась, что за тот год, когда их семья сильно нуждалась, он проводил много времени с уличными мальчишками и с тех пор любит подраться. Но наследника престола это не смутило - он заявил, что драться все любят "до первой сдачи", и что двое его сыновей "тоже не ангелы" и сумеют постоять за себя.
   Но Владимир Оллонгрен и не думал драться с императорскими внуками. Вскоре он подружился с Николаем, и эта дружба сохранилась и позже, когда они стали взрослыми. Сын Александры Петровны нередко участвовал в играх царских внуков, по утрам приходил вместе с ними поздороваться с Марией Федоровной и даже катался, как и они, на ее шлейфе.
   Александра Оллонгрен обучала Николая с Георгием в течение трех лет, с 1876 по 1879 год. После этого мальчики были полностью готовы к обучению по расширенной гимназической программе с другими наставниками, и их первая учительница получила новую должность - ее назначили начальницей Василеостровской женской гимназии. Там она не только преподавала, но и занималась делами Общества вспоможения нуждающимся учащимся - была заместителем его председателя. Еще в 1877 году все три ее сына получили потомственное дворянство, а после того, как Николай II стал императором, он передал Александре Петровне право собственности на здание, в котором находилась Василеостровская гимназия. В этом здании она и прожила всю оставшуюся жизнь.
  
   Наставники светские и религиозные
  
   После Александры Оллонгрен старшим сыновьям Александра III преподавали разные науки многие известные люди, в том числе и выдающиеся ученые. Составленная для них учебная программа была шире, чем обычный гимназический курс, и включала в себя политическую историю, военное дело, экономические дисциплины, юриспруденцию и многие другие предметы. Много внимания уделялось изучению иностранных языков - английского, который давался Николаю особенно хорошо, немецкого и французского. Лекции по естественно-научным дисциплинам будущему императору читал академик Николай Бекетов, по искусству - композитор Цезарь Кюи, по экономике - министр финансов Николай Бунге, по праву - действительный тайный советник Константин Победоносцев, а по военной науке - начальник Главного Штаба генерал Николай Обручев и глава Академии Генштаба генерал Михаил Драгомиров. Занятия с ними были именно лекциями, такими же, как в высших учебных заведениях, а не в гимназиях: преподаватели только рассказывали своим царственным ученикам свой предмет, но не проверяли их знания после каждого урока.
   Кроме того, с 1877 года у Николая Романова появился воспитатель, которому было поручено подготовить из него наследника престола. На эту должность был назначен генерал Григорий Данилович, до этого служивший директором Второго кадетского корпуса. Этот незаурядный человек был не только военным, но еще и талантливым педагогом. В кадетском корпусе он учил не только воспитанников, но еще и занимался подготовкой новых преподавателей военных гимназий, открыв для этого при училище специальные педагогические курсы. И впоследствии во всех военных учебных заведениях Российской Империи была принята именно его воспитательная система, признанная самой лучшей.
   Юные кадеты побаивались Григория Григорьевича - наставником он был очень строгим. Однако этот человек, по всей видимости, был еще и хорошим психологом - он сумел завоевать уважение учеников, сделать так, чтобы даже те, кого он за что-либо наказывал, понимали, что наказание справедливо, и признавали его правоту. Его коллеги вспоминали, что ни разу не видели его рассерженным и не слышали, чтобы он повышал голос - ему удавалось угомонить большую группу подростков всего парой спокойных тихих слов.
   Вместе с Николаем Данилович обучал и его брата Георгия. После целого класса кадетов справиться с двумя внимательными и не склонными к шалостям учениками ему было нетрудно. Именно Григорий Григорьевич начал преподавать великим князьям основы военного дела, которые они позже продолжили изучать с другими учителями.
   Было у Григория Даниловича еще одно любимое дело - литература. Сам он не был писателем, но состоял в комитете Литературного фонда и был знаком с многими известными авторами. Сделавшись наставником детей Александра III, он поселился в Аничковом дворце, и в его апартаментах нередко бывали Иван Гончаров, Федор Достоевский и другие писатели.
   В 1892 году Даниловича за все его заслуги произвели в генералы от инфантерии, а еще через год наградили орденом Святого Александра Невского. К тому времени Григорий Григорьевич почти полностью потерял зрение и уже не преподавал, но продолжал помогать другим учителям, пришедшим ему на смену в военных гимназиях и часто обращавшихся к нему за советом.
   Религиозным образованием будущего императора занимался протопресвитер Иоанн Янышев. Он хорошо знал семью Александра III, так как еще в 1864 году стал наставником его невесты принцессы Дагмар, готовившейся перейти в православие. После этого Янышев был назначен ректором Санкт-Петербургской духовной академии и основал журнал "Церковный вестник".
   Николаю Романову протопресвитер преподавал историю Русской Православной Церкви, каноническое право и историю других конфессий и религий. Между наставником и учеником быстро установились близкие и доверительные отношения, и позже отец Иоанн стал духовником императора Николая и всей его семьи. Именно он помогал перейти в православие будущей императрице Александре Федоровне, жене Николая II, так же, как в прошлом помогал его матери.
  
   Детство закончилось
  
   В свой шестнадцатый день рождения, 6 мая 1884 года, Николай Романов принес в домовом храме Зимнего дворца присягу наследника российского престола. Его детство официально закончилось, но учеба продолжалась - теперь будущему царю предстояло многому научиться на практике.
   Цесаревич начал проходить военную службу в Преображенском полку и к 1892 году дослужился до звания полковника. В эти же годы, параллельно с военной службой, Николай начал вникать в государственные дела. Александр III брал его с собой на заседания Кабинета министров и Государственного совета, где его сын мог увидеть, как принимаются те или иные политические решения, и даже повлиять на них.
   Кроме всего прочего, образование наследника престола включало в себя еще и поездки по России и по другим странам. Будущий царь должен был собственными глазами увидеть, как живут люди в его государстве - в больших и маленьких городах, в деревнях и поселках, на севере и на юге. Николая Романов совершил несколько таких поездок вместе с отцом, посетив каждую российскую губернию. После этого, в 1890 году, Александр III отправил своего старшего сына в самостоятельное путешествие по Европе, Африке и Азии, предоставив ему для этого фрегат "Память Азова". На нем Николай со свитой побывал сначала в Австро-Венгрии и в Греции, потом посетил Египет, Индию и Китай, а после этого приплыл в Японию, где на него совершил покушение фанатик-полицейский по имени Цуда Сандзо. После этого наследник вернулся в Россию - он прибыл во Владивосток, а оттуда через всю Сибирь отправился в Петербург, по дороге вновь изучая жизнь в тех городах, которые он проезжал.
   В августе 1892 года цесаревич Николай прибыл в столицу. Вскоре после этого у него появилась первая "работа": министр путей сообщения Сергей Витте предложил Александру III назначить его директором комитета по строительству Транссибирской железной дороги. Именно тогда начал строиться основной участок этой дороги, от Миасса до Владивостока.
   Спустя два года после этого назначения наследника Николая скончался его отец Александр, и он занял более высокую "должность" - Императора всероссийского, Царя польского и Великого князя финляндского.
  
  
  
   Любимая родными, нелюбимая народом
  
   В детстве она была смешливым жизнерадостным ребенком с горящими, лучистыми глазами. Ей достаточно было просто улыбнуться, чтобы поднять настроение находившимся рядом взрослым. Она входила в комнату - и там словно бы становилось чуть светлее. Как будто луч солнца прорывался из-за туч.
  
   Именно с солнцем ее как-то и сравнила бабушка, английская королева Виктория, придумав ей ласковое прозвище Санни, то есть Солнышко по-английски. Настоящее же ее имя изначально было Алиса Виктория Елена Луиза Беатриса Гессен-Дармштадтская, а позже, приехав в Россию и приняв православие, она сменила его на Александра Федоровна Романова.
  
   Счастливое детство быстро закончилось
  
   Раннее детство будущей супруги Николая II было счастливым и беззаботным. Она родилась в Дармштадте 6 июня 1872 года в семье герцога Гессенского и Прирейнского Людвига IV и принцессы Алисы Великобританской, дочери королевы Виктории. К тому времени у них уже было три дочери и два сына, а спустя два года после рождения Алисы появилась на свет еще одна дочь Мэри. Именно с Мэри, которую она, не выговаривая букву "Р", называла Мэй, Алиса была особенно близка - девочки очень любили играть вместе. А еще к их играм нередко присоединялся брат Фридрих, который был немного старше.
   Это беззаботное детство закончилось для Алисы, когда ей было всего пять лет. Она впервые столкнулась со смертью - маленький Фридрих выпал из окна и разбился насмерть. Смех в доме стих, игры прекратились, вся семья была в трауре.
   Возможно, Алиса сумела бы пережить это горе и снова начать улыбаться, если бы не новые несчастья, обрушившиеся на нее через год. Вся семья герцога Людвига, кроме одной из старших дочерей Елизаветы, заболела дифтерией, и его жена с дочерью Мэри вскоре умерли. Остальные дети и отец выздоровели и попытались вернуться к прежней жизни, но было ясно, что такой, как раньше, семья не будет уже никогда.
   Алиса очень тяжело переживала потерю матери и любимой младшей сестры. От них не осталось даже никаких вещей на память - после дифтерии все игрушки, одежду и другие предметы, которыми пользовались больные, необходимо было сжечь, чтобы от них инфекция не передалась другим людям. Больше девочка не смеялась и не поднимала другим настроение - Солнышко погасло. И много позже, уже став взрослой, принцесса Алиса, а затем императрица Александра редко веселилась и почти всегда выглядела печальной и задумчивой. Многие принимали это за высокомерие, но на самом деле причина ее замкнутости и неулыбчивости крылась в тех давних трагедиях с ее родными.
  
   Все были против их брака
  
   Прошло совсем немного времени после смерти супруги Людвига IV, и он решил жениться еще раз, причем на не очень знатной женщине, что крайне не понравилось его родным. Королева Виктория забрала его детей к себе в Англию, в замок на острове Уайт. Там для Алисы, ее сестер и брата были наняты лучшие британские учителя, и все дети получили превосходное образование. Игре на фортепиано их обучал лично директор дармштадтской оперы, и принцесса Алиса делала под его руководством большие успехи - ей с легкостью давались самые сложные пьесы Шумана, Вагнера и других композиторов. Остальные школьные предметы тоже не вызывали у нее никаких сложностей, как и верховая езда, рисование и цветоводство. Освоила девочка и придворный этикет, однако, к большому недовольству бабушки, к светским мероприятиям она была равнодушна и всегда старалась найти какой-нибудь предлог, чтобы не принимать в них участия. Веселая девочка, которой Виктория когда-то дала прозвище Солнышко, так и не вернулась, ее место занял молчаливый и печальный подросток.
   Впрочем, у английской королевы вскоре появилась более серьезная забота - одна из ее старших внучек, Елизавета, упорно отказывалась выходить замуж, отвергая одного за другим выгодных женихов. Виктория не сдавалась и устроила знакомство Елизаветы с братом российского императора Александра III, великим князем Сергеем Александровичем Романовым - и девушка, убедившись, что нашла в нем родственную душу, наконец, дала свое согласие на брак. Свадьба состоялась в России, и двенадцатилетняя Алиса поехала туда вместе со старшей сестрой. Именно тогда она впервые встретилась с наследником российского престола Николаем Александровичем, будущим императором Николаем II. Он показался юной английской принцессе очень тихим, скромным и загадочным - и очень непохожим на всех прочих молодых людей, с которыми она была знакома.
   Через пять лет великая княгиня Елизавета пригласила младшую сестру в гости, и Алиса снова приехала в Россию и встретилась с цесаревичем Николаем. Теперь они оба были уже взрослыми, и между ними быстро возникла взаимная симпатия, постепенно переходящая в более глубокое чувство. Это не укрылось от Елизаветы и ее мужа, и они решили помочь своим молодым родственникам быть вместе.
   Алиса вернулась в Англию, начала изучать русский язык, и они с Николаем стали переписываться. Но почти все их родные, за исключением Елизаветы и Сергея, были далеко не в восторге от этого. Королева Виктория планировала выдать Алису замуж за ее кузена, принца Уэльского Эдуарда, а Александр III с супругой рассчитывали, что их старший сын женится на французской принцессе Елене Луизе Генриетте Орлеанской. Оба брака представлялись старшему поколению монархов более выгодными, и казалось, что Николаю и Алисе придется смириться с тем, что в правящей среде семьи не создаются по любви.
   Но именно эта пара доказала, что наследники монархов тоже могут вступить в брак по любви, если не побоятся бороться за свое счастье. Алиса и Николай продолжали тайно переписываться, а Елизавета и Сергей поддерживали их в решении пожениться и старались уговорить родителей цесаревича дать свое согласие на этот брак. А потом и сами молодые влюбленные перестали скрывать свои чувства от остальных родственников и дали им понять, что отказываются связывать свою жизнь с другими.
   Первыми сдались родители цесаревича Николая. Вслед за ними уступила любимой внучке и королева Виктория. Принцесса Алиса в третий раз отправилась в Российскую Империю - в Крым, где в тот момент находилась царская семья - чтобы официально стать невестой наследника и начать готовиться к свадьбе с ним. Но эту поездку нельзя было назвать радостной: незадолго до нее на руках у принцессы скончался от сердечного приступа ее отец.
   В России будущую царицу тоже ждала мрачная атмосфера. Император Александр III к тому времени уже был тяжело болен и чувствовал, что жить ему осталось недолго. Но несмотря на плохое самочувствие, он решил встретить гостью при полном параде и вышел ей навстречу одетый в мундир, скрывая, как тяжело ему было идти. Алиса, знавшая о его болезни и понимавшая, как трудно ему было в этот момент, едва сдержала слезы.
   Так началась ее жизнь в России.
  
   Свадьба в траурных тонах
  
   Первые месяцы новой жизни принцесса Алиса снова училась - продолжала изучать русский язык и осваивала основы православия. Вскоре она приняла крещение по православному обряду и получила новое имя - Александра Федоровна. Тогда же ее жених стал называть ее уменьшительным именем Аликс, похожим и на ее старое имя Алиса, и на новое.
   20 октября 1894 года не стало Александра III. Царская семья, да и вся страна погрузилась в траур, однако братья умершего императора настаивали на том, чтобы его наследник как можно скорее женился. Времена были неспокойные, повсюду возникали революционные кружки и подпольные организации разных партий, и к власти должен был прийти семейный человек, у которого должны были родиться свои наследники - это укрепило бы его положение. Решено было, что Николай и Александра обвенчаются в 26 октября, в день рождения царицы Марии Федоровны - в этом случае приличия допускали нарушение траура. Свадьба состоялась, и первые месяцы семейной жизни для нового императора и его супруги прошли все в той же не отпускающей их печальной, мрачной атмосфере. Свадебного путешествия у них не было, были только визиты к родственникам Николая, большинство из которых - а в первую очередь Мария Федоровна - по-прежнему относились к Александре холодно и неприязненно.
   Молодая императрица попыталась завоевать народную любовь, участвуя в разных благотворительных проектах. Но в этой сфере ее поначалу ждали неудачи. Александру Федоровну сравнивали с матерью ее мужа, и сравнение было не в ее пользу. Мария Федоровна многие годы курировала работу всевозможных благотворительных обществ, являлась попечительницей женских учебных заведений и была известна своим умением поддержать любой разговор, расспросить нуждающихся об их проблемах и поддержать их морально. Ей не трудно было расположить к себе людей, в то время как ее стеснительная и не до конца освоившаяся в России невестка по-прежнему казалась тем, кто не знал ее близко, надменной и заносчивой.
  
   Лучшая подруга ее величества
  
   Из-за этого у Александры Федоровны долгое время не было в России близких друзей, с которыми она могла бы доверительно общаться и которые подсказали бы ей, как изменить свою репутацию к лучшему. Единственным человеком, кроме мужа и сестры Елизаветы, с которым у нее установились искренние отношения, была одна из ее фрейлин Анна Танеева. Несмотря на разницу в положении их с царицей можно было назвать настоящими подругами. Познакомилась с ней Александра тоже благодаря своей старшей сестре: подмосковное имение Танеевых находилось по соседству с имением великого князя Сергея Александровича и его жены. Там великая княгиня Елизавета впервые заметила Анну и порекомендовала ее на должность фрейлины императрицы.
   Однако радость Александры Федоровны от того, что у нее появилась подруга, которая все время находилась рядом, длилась недолго. Другие фрейлины, происходившие из более знатных семей, чем Танеева, были недовольны ее "возвышением" и начали плести интриги против любимицы царицы. Об Анне начали сплетничать, говорить, что она добилась хорошего отношения императрицы хитростью и обманом, что она плохо влияет на свою госпожу, а через нее - и на императора. Сама же Танеева, не способная на интриги и поэтому не ожидавшая их от других, даже не знала, как на это реагировать.
   В разговорах с императрицей ее любимая фрейлина упоминала, что ей хотелось бы выйти замуж и создать семью, и Александра Федоровна попыталась устроить ее личную жизнь. Она познакомила свою подругу с человеком, казавшимся ей хорошей партией - лейтенантом Алексеем Вырубовым. Танеевой он тоже понравился, и она вышла за него замуж, но уже через год супруги разошлись. Разведенная женщина не могла вернуться на должность фрейлины, но царица продолжила общаться с ней, просто как с подругой. Они вновь стали проводить вместе много времени, и в каком-то смысле Анна Вырубова продолжала выполнять обязанности фрейлины при императрице. Это вызывало еще больше неприязни у ее соперниц - неприязни и по отношению к Анне, и по отношению к Александре Федоровне. Сплетни и клевета по-прежнему преследовали Вырубову, и так продолжалось до конца ее жизни, даже после революции и убийства царской семьи.
  
   Любимые дочери, долгожданный сын
  
   И все же у последней российской императрицы было еще несколько счастливых лет жизни. Это было время появления на свет ее старших детей. В 1895 году родилась их с Николаем II первая дочь Ольга, спустя полтора года - вторая дочь Татьяна. Царская чета души не чаяла в девочках, но у их окружения появился новый повод для недовольства: императору нужны были не дочери, а сын, который смог бы наследовать царский престол. Александра Федоровна надеялась, что их следующий ребенок будет мальчиком, однако через два года после Татьяны у нее снова родилась дочь, получившая имя Мария, а еще через два года - четвертая девочка, Анастасия. Теперь семейное счастья царицы, окруженной любимыми дочерьми, с каждым днем все сильнее омрачалось беспокойством из-за того, что она не может родить наследника, чувством вины перед мужем и перед всей страной.
   В 1904 году горячая мечта императрицы о сыне, наконец, сбылась - на свет появился цесаревич Алексей. Но радость от этого события длилась совсем недолго - ребенку не было еще и двух месяцев, когда у него внезапно открылось сильное кровотечение из пупка, которое с трудом удалось остановить. Стало ясно, что мальчик унаследовал от своей бабушки королевы Виктории тяжелую болезнь - гемофилию, которой страдали многие ее потомки. Это означало, что у него почти не свертывается кровь и что любой ушиб будет причинять ему сильные боли, а любая более серьезная травма может привести к смерти. Это означало максимум 20-25 лет жизни.
   Это было горе для всей императорской семьи, и оно еще больше усугублялось тем, что болезнь наследника приходилось скрывать, чтобы не усиливать и без того огромную неприязнь к царю и его родным. Позже тайна болезни цесаревича все-таки раскрылась - слухи о ней просочились и в ближайшее окружение царя, и в народ, и всеобщее отношение к Александре Федоровне стало еще хуже. Теперь в глазах многих подданных она была еще и плохой матерью и женой, неспособной родить здорового мальчика-наследника.
   Императрица еще больше замкнулась в себе. Она старалась меньше участвовать в светских мероприятиях и проводить как можно больше времени с семьей, в царскосельском дворце. Ее сын Алексей почти все время находился в тяжелом состоянии: из-за мелких ушибов кровь скапливалась у него в суставах, и это вызывало сильную боль, которую ничем невозможно было облегчить. В те годы в аптеках начали продавать новое лекарство - порошок под названием "Аспирин", снимавший боль и понижавшим температуру, и царевича попробовали лечить этим новым средством. О том, что оно не только лечит, но еще и разжижает кровь даже у здоровых людей, так что тем, у кого есть проблемы со свертываемостью крови, его давать нельзя, медики в то время еще не знали. В результате ребенку становилось только хуже, и врачи ничем не могли помочь ему. А потом царицу познакомили с человеком, который назвался целителем и первым делом потребовал, чтобы Алексею перестали давать новомодное лекарство - после чего состояние мальчика заметно улучшилось. Стоит ли удивляться, что мать, измученная страхом за больного ребенка, стала доверять единственному человеку, который смог хоть немного облегчить его страдания?
   Звали этого целителя Григорий Распутин, и знакомство с ним окончательно испортило репутацию Александры Федоровны.
  
   Коронованная сестра милосердия
  
   Следующие годы императрица жила словно бы в двух разных мирах. В одном из этих миров была ее семья, муж и дети, а также изредка сестра Елизавета, много занимавшаяся разными благотворительными делами, и бывшая фрейлина Анна Вырубова. Это были единственные близкие ей люди, те, с кем она могла быть самой собой, те, кто любил и понимал ее. В другом мире были все остальные - от родственников ее мужа до простых людей, которые теперь уже не просто испытывали к ней неприязнь, а по-настоящему ненавидели ее. После убийства Распутина многие желали смерти и Александре Федоровне и не скрывали этого желания, а сама она не могла не знать о таких разговорах. И несмотря на все это, она продолжала оставаться царицей - появлялась вместе с супругом на официальных приемах, поддерживала его, когда он обсуждал с ней государственные дела, играла с младшими детьми и воспитывала старших. Не оставляла она и занятий благотворительностью. Под ее покровительством находилось 33 организации, помогающие нуждающимся - приюты для сирот, комитеты, поддерживающие инвалидов и их семьи, общины сестер милосердия...
   Кроме того, после начала Первой Мировой войны императрица Александра, по примеру своей старшей сестры, занялась помощью семьям погибших военных. Вскоре в Царскосельский госпиталь начали поступать первые раненые с фронта, и царица вместе со старшими дочерьми Ольгой и Татьяной отправились учиться на курсы сестринского дела. Обучала их этому Вера Гедройц, одна из первых женщин-хирургов и женщин, получивших звание профессора медицины в России.
   Окончив эти курсы, Александра Федоровна и Ольга с Татьяной стали помогать медикам в госпитале, а чуть позже к матери и старшим сестрам присоединились великие княжны Мария и Анастасия. Помощь царицы и ее дочерей была самой серьезной: они сами делали пациентам перевязки, обрабатывали раны и даже ассистировали хирургам во время операций. А порой и помогали санитаркам сделать уборку в палатах или вымыть хирургические инструменты. Страх крови, брезгливость, нежелание заниматься грязной работой - все это императрице и царевнам было незнакомо.
   Возможно, тогда, несмотря на войну, несмотря на болезнь сына, Александра Федоровна все-таки снова чувствовала себя в какой-то мере счастливой - потому что помогала людям еще больше, чем обычно, и сразу могла увидеть результат своей помощи. В госпитале ни пациенты, ни врачи с медсестрами уже не считали ее высокомерной - там царице некогда было стесняться, и все видели ее именно такой, какой она была на самом деле, чуткой, доброй и сострадательной. И можно предположить, что если бы история России пошла другим путем, если бы не произошли февральская и октябрьская революции, императрица, спасавшая жизни раненых, сумела бы, наконец, завоевать любовь своего народа.
   Но такого шанса судьба ей не дала. После февральской революции Николая II вынудили отречься от престола, и вся его семья была арестована. Жить им всем после этого оставалось чуть больше года.
  
  
  
   Их звали ОТМА
  
   О дочерях императора Николая II написано много книг и статей, но почти везде авторы рассказывают только обо всех четырех девушках вместе, не уделяя каждой из них индивидуального внимания. Создается впечатление, что великие княжны Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия никогда не разлучались, все делали сообща и во всем были похожи друг на друга. Между тем, на самом деле это далеко не так.
  
   Сестры Романовы действительно были очень дружны, проводили много времени вместе и нередко писали письма от имени всех четверых, подписывая их псевдонимом ОТМА, составленным из первых букв их имен. Но при этом каждая из них была по-своему яркой и интересной личностью со своими особенностями, взглядами и увлечениями. У каждой был свой характер, и каждая, безусловно, заслуживает отдельного рассказа.
  
   Ольга, способная спорить с царем
  
   Великая княжна Ольга Николаевна была первым ребенком последнего российского царя и его супруги. Предполагалось, что первенец императора родится в Зимнем дворце, но роды начались раньше, и девочка появилась на свет в Царском селе, где Николай II и его супруга проводили основную часть времени. Роды были сложными и доставили молодому отцу и его сестре Ксении, находившейся рядом с ним, немало тревожных переживаний: врачам пришлось вытаскивать ребенка при помощи щипцов. Но закончилось все благополучно: императрица родила здоровую девочку и сама тоже чувствовала себя хорошо. "Когда все волнения прошли и ужасы кончились, началось просто блаженное состояние при сознании о случившемся!" - написал в тот вечер Николай II в своем дневнике. Огорчения из-за того, что родилась девочка, а не мальчик, который стал бы его наследником, у царя не было - тогда он еще не знал, что ему очень долго придется ждать рождения сына.
   Новорожденной дали имя Ольга. Крестили ее 14 ноября 1895 года, в день рождения ее бабушки Марии Федоровны и в первую годовщину свадьбы ее родителей. Как и остальных царских детей, ее рано начали учить чтению и музыке, а потом рисованию и иностранным языкам, и у нее сразу же обнаружились большие способности ко всем этим предметам. Девочка сразу полюбила читать, и всю дальнейшую жизнь чтение оставалось для нее главным увлечением. Кроме того, у нее обнаружился абсолютный музыкальный слух: стоило ей один раз услышать любую мелодию, и она без малейших усилий подбирала ее на рояле.
   Легкость, с которой великой княжне Ольге давались все науки, повлияла на ее характер не самым лучшим образом: все, кто знал ее лично, отмечали, что девочка часто ленится и не особо старается на занятиях. Она была уверена, что у нее и так все получится, и поэтому вместо того, чтобы лишний раз повторить музыкальную пьесу или текст на иностранном языке, предпочитала провести время с интересной книгой. Это порой приводило к конфликтам Ольги с матерью, во время которых проявлялся ее непростой характер. Старшая дочь императора была довольно вспыльчивой и обидчивой, и могла ответить на замечания царицы Александры какой-нибудь резкостью, после чего с угрюмым видом выйти из комнаты. Императрица, впрочем, старалась не ругать дочь за "непокорность", а лишь мягко наставлять ее, чтобы не ломать ее сильный и самостоятельный характер. "Старайся быть более послушной и не будь чересчур нетерпеливой, не впадай от этого в гнев. Меня это очень расстраивает, ты ведь сейчас совсем большая, - писала она Ольге в одном из писем и тут же добавляла несколько ласковых слов, чтобы упреки не выглядели излишне строгими. - Дитя мое. Не думай, что я сердито прощалась с тобой на ночь. Этого не было. Мама имеет право сказать детям, что она думает, а ты ушла с таким угрюмым лицом". Другие дети Николая II и его жены никогда не перечили родителям, Ольга же не боялась возражать им и настаивать на своем.
   Огорчало Александру Федоровну и то, что старшая дочь страшно не любила заниматься хозяйственными делами, убирать за собой и за младшими детьми. Все дети в семье Николая II были обязаны сами следить за порядком в своих комнатах, а по вечерам сами наполняли водой ванны для себя и для младшего брата, но Ольга нередко уклонялась от этих обязанностей. Если всех четырех дочерей просили что-либо сделать, старшая обычно выжидала, когда за дело возьмутся остальные и присоединялась к ним, когда основная часть работы оставалась позади. За что тоже удостаивалась назидательных писем и бесед от императрицы.
   Все изменилось, когда Ольга вместе с матерью и сестрами стала работать в царскосельском военном госпитале. Нелюбовь к бытовым делам, лень и вспыльчивость старшей великой княжны исчезли, словно их никогда не было. Она так же добросовестно, как и все остальные медицинские сестры, выполняла свою работу: перевязывала раненых, разносила по палатам лекарства, прибиралась там, приносила пациентам цветы и меняла воду в вазах, стараясь переброситься парой слов с каждым подопечным, подбодрить их и пожелать им скорейшего выздоровления. При этом работа в перевязочной давалась Ольге очень тяжело - впечатлительная девушка сопереживала каждому страдающему пациенту и после дежурства в госпитале долго не могла успокоиться. В конце концов, Александра Федоровна настояла на том, чтобы ее старшая дочь занималась только уборкой и раздачей лекарств.
   Несмотря на произошедшие в Ольге перемены, ее твердый характер и умение настаивать на своем никуда не делись. Когда в начале Первой Мировой войны в семье заговорили о том, чтобы выдать всех сестер Романовых замуж за балканских наследников престола - сербского, греческого, болгарского и румынского - Ольга решительно отказалась от брака с румынским принцем Каролем (впоследствии - королем Каролем II). Девушка заявила, что не будет жить в чужой стране, потому что она "русская и останется таковой навсегда". И ее родители, несмотря на то, что задуманные ими браки могли установить хорошие отношения с Балканами, не стали настаивать. Помолвка с румынским наследником была отменена.
   Это был уже не первый разговор о замужестве великой княжны Ольги. В 1912 году она едва не обручилась со своим дальним родственником, двоюродным братом Николая II великим князем Дмитрием Павловичем Романовым. Но эту помолвку расстроила Александра Федоровна, посчитавшая Дмитрия недостаточно хорошей партией для своей дочери. Позже, в 1916 году шли разговоры о браке Ольги с другим дальним родственником, великим князем Борисом Владимировичем, но императрица отвергла и его кандидатуру.
   Сама же Ольга в эти годы вела дневник и описывала там некоего молодого человека, называя его только одной буквой С., к которому, судя по ее записям, она испытывала романтические чувства. Кем был этот неизвестный, историки спорят до сих пор. Некоторые предполагают, что так она зашифровала лейтенанта Павла Воронова, но, возможно, речь шла о ком-то другом.
   После того, как Александра Федоровна и ее дочери начали работать в госпитале, таинственный С. в дневнике Ольги сменился другим именем - Митя. Это был один из пациентов, за которым она ухаживала, Дмитрий Шах-Багов, которого царевна называла в своих записях "очень милым" и даже "ужасным душкой". О них сплетничали другие медсестры, хотя в дружбе Ольги и Шах-Багова не было ничего предосудительного. Они просто много общались, а когда молодой человек пошел на поправку, он стал помогать великой княжне в ее работе - они вместе дезинфицировали хирургические инструменты, скручивали бинты, раскладывали по местам лекарства.
   Ни во что серьезное это увлечение старшей императорской дочери не переросло. Перед самым октябрьским переворотом Дмитрий Шах-Багов выписался из госпиталя, и больше Ольга никогда его не видела.
  
   Татьяна, помогавшая беженцам
  
   Вторая дочь Николая II Татьяна родилась 29 мая 1897 года в Петергофе. Имя ей выбрали "в пару" к старшей сестре Ольге: чтобы их звали так же, как сестер Лариных у Пушкина, хотя там, наоборот, Татьяна была старшей, а Ольга младшей. И так же, как сестры Ларины, старшие сестры Романовы были очень близки друг другу и при этом очень сильно различались по характеру. Если Ольга Романова любила читать и могла весь день просидеть с книгой, то Татьяне нравились подвижные игры - серсо, катание верхом на пони и на велосипеде, прогулки по лесу, сбор ягод или цветов. Если у Ольги не хватало терпения, чтобы заниматься рукоделием, и она терпеть не могла убираться в комнатах, то Татьяна с удовольствием вязала и вышивала, а хозяйственные дела получались у нее как-то "сами собой". Если Ольга часто спорила с матерью и огорчала ее своим поведением, то Татьяна была больше всех детей привязана к царице и, еще будучи маленьким ребенком, пыталась заботиться о ней.
   Именно Татьяне удавалось иногда приобщить Ольгу к подвижным занятиям - она вытаскивала ее гулять или кататься на двухместном велосипеде-тандеме. И она же чаще всего останавливала Ольгу и младших сестер, когда те задумывали какую-нибудь шалость. В этом тоже проявлялась ее забота о матери, желание сделать так, чтобы она не переживала из-за плохого поведения детей. Сестры Татьяны обычно бывали недовольны тем, что она мешает им веселиться, и называли ее "гувернанткой".
   В наше время вторую дочь Николая II и Александры Федоровны назвали бы активисткой. В детстве она чаще всего была инициатором новых игр, а став взрослой, не только участвовала вместе с матерью в благотворительных мероприятиях, но и основала свою собственную организацию "Татьянинский комитет", помогавшую беженцам.
   У Татьяны тоже были романтические увлечения. Незадолго до начала Первой Мировой войны ее познакомили с молодым сербским князем Александром, будущим королем Сербии Александром I. После этого они стали переписываться и не прекратили общения даже после того, как началась война и их родители отказались от помолвки. Правда, судя по всему, Татьяна испытывала к Александру только дружеские чувства, потому что во время работы в госпитале начала проявлять симпатию к одному из пациентов, корнету Дмитрию Маламе. Она все чаще задерживалась в его палате после работы, и они много разговаривали, а после выписки Дмитрий подарил ей щенка французского бульдога. Императрица Александра ничего не имела против этой дружбы: в одном из писем Николаю II она упоминала, что этот молодой человек "был бы превосходным зятем" и сокрушалась, что иностранные принцы не похожи на него.
   Что же касается князя Александра, то он испытывал к Татьяне более серьезные чувства - настолько серьезные, что, узнав о ее гибели в 1918 году, едва не покончил с собой.
  
   Мария, похожая на ангела
  
   Третья дочь императора Николая Мария была особенно непохожа на остальных великих княжон. Она родилась 14 июня 1899 года в Петергофе, и после ее появления на свет родственники царской четы не скрывали разочарования: снова девочка, а не мальчик.
   Мария родилась очень крупной, быстро росла и была очень сильной для девочки. Она очень любила носить на руках младшего брата Алексея, и с легкостью делала это, даже когда он стал достаточно большим и тяжелым. Сам цесаревич, когда особенно плохо себя чувствовал и не мог дойти до соседней комнаты или вернуться домой с прогулки, обычно просил Марию отнести себя, и она с радостью хватала его на руки. В отличие от старших сестер, выглядевших хрупкими и нежными, Мария была больше похожа на девочку из простого сословия, рослую, широкоплечую и румяную. Другие родственники называли ее "настоящей русской красавицей" и говорили, что ей больше всего был бы к лицу традиционный старинный сарафан, а не модные платья. Характер у нее тоже был не "аристократическим" - третья императорская дочь была веселой, смешливой и подвижной. Родители, сестры и брат называли ее по-простому Машкой, и это имя шло ей больше всего.
   Эту общительную и любопытную девочку постоянно тянуло к простым людям. На прогулках она заводила разговоры с охраной, расспрашивала каждого солдата о его семье и, ко всеобщему удивлению, запоминала, как звали жену и детей каждого из них и в следующий раз интересовалась, как у них дела. Вкусы у нее тоже были простыми, не изысканными. При этом Мария была удивительно послушной, она почти никогда не устраивала никаких шалостей по собственной инициативе - обычно ее втягивала в них самая младшая из сестер, Анастасия. Воспитательница царских дочерей Маргарита Игер рассказывала, что когда однажды Мария все-таки провинилась - утащила с родительского стола несколько сладких булочек - и императрица решила в наказание уложить ее спать раньше всех, Николай II "помиловал" дочь, сказав, что "боялся, что у нее скоро вырастут крылья, как у ангела" и что он "рад увидеть, что она человеческий ребенок".
   Перед войной у Марии тоже появилось сердечное увлечение - офицер Николай Деменков, охранявший императорскую яхту "Штандарт". Великая княжна переписывалась с ним и разговаривала по телефону, причем иногда как бы в шутку говорила отцу, чтобы он согласился выдать ее замуж за этого молодого человека, и подписывала свои письма "госпожа Деменкова".
   Затем Николай ушел на фронт. Прощаясь с ним, Мария подарила ему собственноручно сшитую для него рубашку, и позже он однажды позвонил ей по телефону и поблагодарил ее, сказав, что рубашка идеально подошла ему. Это был их последний разговор.
  
   Анастасия по прозвищу Постреленок
  
   Самая младшая из дочерей последнего русского царя Анастасия, родившаяся в Петергофе 5 июня 1901 года, наиболее известна из всех сестер Романовых из-за множества самозванок, выдававших себя за нее. Всего их было более тридцати, но во всех случаях удалось точно установить, что они не имели никакого отношения у настоящей дочери Николая II.
   Собственная короткая жизнь Анастасии была не менее интересной, чем у ее сестер. Императрица Александра называла свою младшую дочь Постреленком, и это прозвище подходило ей идеально. Анастасия была очень живым, подвижным и шаловливым ребенком, с рождения обладающим лидерскими качествами. Именно она была зачинщицей всех игр и проделок, совершенных вместе с Марией, которая подчинялась ей, несмотря на то, что была на два года старше. Одной из любимых игр младшей Романовой был теннис, вошедший в те времена в моду: играя в него, они с Марией так увлекались, что сбивали мячиком со стен висевшие на них картины, фотографии и разные украшения. Другим любимым занятием были танцы под граммофон: младшие сестры заводили его на полную громкость и принимались танцевать, а потом и просто прыгать по комнате, после чего к ним прибегала служанка, передававшая, что их мать требует немедленно прекратить шум. Этажом ниже находилась приемная императрицы и топот младших дочерей с громкой музыкой нередко мешали ей беседовать с посетителями.
   Учеба давалась Анастасии не очень легко. Девочка была способной, но ей было скучно учить иностранные языки и складывать числа, и она порой шла на разные ухищрения, чтобы пропустить урок или повысить себе оценку. Однажды она попыталась подкупить букетом цветов преподавателя английского Чарльза Сиднея Гиббса, чтобы он поставил ей хорошую отметку за слабую работу, но учитель сумел устоять перед ее обаянием. Арифметику же она, к большому неудовольствию учителей, прямым текстом называла "свинством".
   До рождения Анастасии Ольга и Татьяна не всегда хорошо ладили с Марией: старшим девочкам было интереснее играть вдвоем, и они порой не принимали в свою компанию младшую, а бывало, что даже дразнили ее, называя приемышем из-за того, что она не была похожа на них. Однако после того, как родилась и немного подросла Анастасия, конфликты между девочками прекратились. Поначалу они играли парами, и их даже стали называть "большой парой", если речь шла об Ольге и Татьяне, и "малой парой", если говорили о Марии и Анастасии. А когда все четверо стали еще старше и разница в возрасте уже не мешала им общаться всем вместе, великие княжны придумали себе коллективный псевдоним ОТМА.
   Стоит также отметить, что все четыре сестры очень любили животных, и у каждой из них были свои любимые домашние питомцы: у Ольги - рыжий сибирский кот Васька, у Татьяны - бульдог, подаренный Дмитрием Маламой, и другой сибирский кот, у Марии - сиамский котенок и белая мышь, а у Анастасии - маленькие собачки по кличке Швибсик и Джимми. Швибсика Анастасия с Марией иногда брали с собой в госпиталь: младшим сестрам иногда поручали развлекать раненых, и они устраивали им концерты, а также демонстрировали разные трюки, которым была обучена эта собачка.
  
   Их последние надежды
  
   После отречения Николая II от престола все его дочери продолжали учиться и заниматься своими обычными делами. Это продолжалось и когда царская семья жила под домашним арестом, и в ссылке в Тобольске. Образование Ольги к тому времени было уже закончено, но она все равно присутствовала на уроках остальных детей и читала книги на иностранных языках, стараясь усвоить их еще лучше. Мария во время прогулок так же, как и раньше, заводила разговоры с охранниками и расспрашивала их об их семьях. Анастасия взяла с собой в ссылку Джимми - собачка была рядом с ней до последней минуты ее жизни.
   И все сестры в свои последние дни вспоминали о работе в госпитале. Эта работа, тяжелая и страшная, заставлявшая их падать от усталости под конец дня и плакать над умирающими, оказалась самым счастливым временем в их жизни. "Надеюсь, все наши раненые в конечном итоге остались живы", - написала Анастасия в своем дневнике незадолго до смерти. Уже предчувствуя свой близкий конец, императорские дочери думали не о себе, а о тех людях, о которых они заботились. По-другому они просто не умели.
  
  
   Цесаревич - навечно
  
   Он был нужен не только своим родителям и старшим сестрам, страстно желавшим его появления на свет, но и всей стране. Рождение мальчика-наследника укрепило бы власть императора Николая II и улучшило бы отношение народа к нему и к его супруге. Так, по крайней мере, должно было быть - но в реальности все оказалось совсем иначе.
  
   Уже после рождения второй дочери императрица Александра Федоровна чувствовала вину перед мужем и перед страной за то, что не родила мальчика, который мог бы унаследовать трон. Но у нее и дальше рождались девочки, и, в конце концов, это чувство вины стало просто невыносимым. 19 июля 1903 года вся царская семья приняла участие в пышной церемонии причисления к лику святых Серафима Саровского, которая состоялась в Саровской пустыни и получила название "Саровские торжества". Именно царица уговорила Николая II предложить Святейшему Синоду собрать комиссию по канонизации старца Серафима. Она надеялась на помощь святого и во время церемонии молилась ему о рождении сына.
   Эта молитва была услышана. Через год, 30 июля 1904 года, на свет появился долгожданный сын императорской четы, которому дали имя Алексей в честь святителя Алексия Московского, жившего в XIV веке. Счастье всех членов царской семьи было огромным. Но длилось оно недолго: через два месяца обнаружилось, что новорожденный ребенок тяжело болен. У него внезапно началось сильное кровотечение из пупка, которое удалось остановить с огромным трудом: кровь у мальчика практически не свертывалась. Александра Федоровна сразу поняла, что это значит: в ее семье уже были случаи заболевания гемофилией, болезнью, которая передается по наследству только мужчинам, но носителями которой являются женщины.
   Болезнь маленького Алексея перечеркнула все радости и надежды его родителей. Только что они видели его в своих мечтах правителем России, продолжателем их дела - а теперь узнали, что он вряд ли проживет больше 15-20 лет и если даже унаследует престол, болезнь не позволит ему выполнять императорские обязанности. Теперь в их жизни появился новый, самый сильный страх: что их младший ребенок может умереть из-за малейшего ушиба или царапины.
   Этот страх будет преследовать царскую чету и их дочерей до конца жизни.
  
   Терпеливый, общительный, неусидчивый
  
   Первые годы жизни царевича Алексея были сплошной борьбой с болезнью. Как и любой ребенок, он интересовался окружающим миром, ему хотелось бегать, забираться в разные любопытные места, изучать попадающиеся ему на глаза предметы, но каждое неосторожное движение могло закончиться для него тяжелой травмой. Стоило мальчику лишь слегка удариться обо что-нибудь твердое, и у него начиналось внутреннее кровотечение, которое невозможно было остановить. Оно останавливалось само спустя несколько часов, после того, как кровь скапливалась под кожей, образовав огромный болезненный синяк, или в суставе, лишив его возможности двигаться. После этого Алексею приходилось по нескольку дней неподвижно лежать в постели, пока этот кровавый отек не рассасывался и к нему не возвращалась подвижность.
   Для того, чтобы наследник мог хоть немного отвлечься от боли и не страдать от скуки в такие периоды, ему был назначен воспитатель - кондуктор гвардейского экипажа Андрей Деревенько. В его обязанности входило не только заниматься с ребенком, но и носить его на руках на прогулку, если он не мог идти, или подстраховывать его, не давая ему упасть, если он чувствовал себя лучше и шел самостоятельно. Кроме того, если Андрея Еремеевича не было рядом, Алексея носила на руках его сестра Мария - очень сильная, несмотря на свой юный возраст девочка. Наследник был очень привязан ко всем своим сестрам, но именно с Марией у него была особенно близкая дружба. Случалось, что прикованный к кровати мальчик, слыша, как его сестры собираются куда-нибудь пойти, первым делом звал именно Марию: "Машка! А как же я? Отнеси меня!"
   Когда цесаревич стал постарше, медики сделали для него несколько сложных приспособлений, помогавших быстрее вернуть подвижность опухшим суставам. Каждая такая процедура причиняла ребенку сильную боль, но Алексей рос удивительно терпеливым и почти никогда не жаловался на плохое самочувствие. Его отец упоминал в письмах, что даже во время самых сильных приступов боли, когда наследник находился в полубреду и не мог спать, он не плакал, а только шептал: "Господи, помилуй!"
   Казалось бы, из-за таких тяжелых страданий мальчик должен был вырасти мрачным, нелюдимым и даже озлобленным на так жестоко обошедшийся с ним мир, но ничего подобного не случилось. Не был царевич Алексей и избалованным ребенком, хотя в раннем детстве родители, сестры и няня Мария Вишнякова старались выполнять все его просьбы и даже капризы, лишь бы только уменьшить его страдания. Наоборот, он рос удивительно добрым и общительным ребенком, любящим родителей и сестер и интересующимся всем на свете. В те дни, когда он чувствовал себя более-менее неплохо, он много улыбался и удовольствием играл в разные игры. Учеба давалась ему очень легко, особенно иностранные языки - к ним у мальчика были такие же большие способности, как и у всех остальных членов его семьи. И как это нередко бывает со способными детьми, Алексей не был прилежным учеником. Он не слишком усердствовал, делая уроки, а порой даже откровенно ленился, так как знал, что все равно запомнит самое основное и сможет ответить правильно, когда учителя будут проверять его знания. В этом наследник царского престола был похож на самую старшую из своих сестер Ольгу, которая тоже была очень способной к наукам и потому не особенно усидчивой.
  
   Друзья наследника
  
   Кроме сестер, у Алексея было не так уж много друзей - тоже из-за болезни, не дающей ему играть в подвижные игры. Императрица Александра не давала ему много общаться с двоюродными братьями, сыновьями братьев и сестер Николая II. Они были активными мальчиками, любили бегать и прыгать, а порой могли и подраться, и для цесаревича игры с ними были слишком опасны - кузены могли случайно толкнуть или ударить его. Тем не менее, ребенку, который, к тому же, в будущем должен был стать правителем огромной страны, необходимо было научиться общению с самыми разными людьми и преодолеть стеснительность. Поэтому цесаревича познакомили с сыновьями его воспитателя Деревенько и некоторых слуг. Самым близким другом наследнику стал сын лейб-хирурга Владимира Деревенко (почти однофамильца Андрея Деревенько). Этот врач, вместе с Евгением Боткиным, лечил Алексея и после ареста царской семьи в 1918 году отправился вместе с ней в ссылку, но жил отдельно от Романовых и не был расстрелян с ними. Его сын Коля, тоже поехавший в ссылку с отцом, был почти одного возраста с царевичем, и мальчики, едва познакомившись, стали весело болтать и играть в разные игры.
   Владимир Деревенко жил на небольшой даче в Петергофе, недалеко от царского дворца, и когда Алексей стал постарше, ему разрешили в одиночку приходить в гости к своему другу Коле. Цесаревич очень любил наносить визиты младшему Деревенко: ребенок, которому постоянно все запрещали из-за болезни, радовался любому самостоятельному делу.
   В ссылке друзья поменялись местами: теперь Николаю Деревенко разрешалось раз в неделю, по воскресеньям, навещать семью Романовых и встречаться со своим лучшим другом. Встречи с ним каждый раз становились для Алексея настоящим праздником.
   Дружил младший Романов и с несколькими сыновьями слуг, которые приходились ему ровесниками, хотя братья и сестры императора и многие придворные были недовольны, что наследник проводит много времени с простолюдинами. Однако Николай II и его жена не обращали внимания на их недовольство: и они сами, и их дочери тоже любили общаться с незнатными людьми и не видели в этом ничего плохого. Император тоже с детства дружил с сыном своей учительницы Владимиром Олленгреном, и эта дружба сохранилась, когда они стали взрослыми - а значить, и Алексей мог иметь друзей из простых сословий.
   В общении с друзьями особенно ярко проявлялась еще одна черта характера царевича Алексея - чуткость и деликатность. Сын Николая II никогда не подчеркивал, что он занимает гораздо более высокое положение, чем его друзья - наоборот, он старался вести себя так, словно они были на равных. Хотя сам он при этом всегда помнил, что является наследником престола и обладает властью над своими приятелями. Помнил и следил за собой, чтобы случайно не злоупотребить этой властью. Например, однажды Алексей решил сделать сыну кого-то из слуг, своему сверстнику, подарок на какой-то из праздников - набор маленьких колокольчиков. Он знал, что его друг любит рисовать, и приложил к подарку открытку, в которой, кроме поздравлений, написал, что тот мог бы нарисовать эти колокольчики. В конце открытки цесаревич поставил дату и собирался, как положено, подписаться - но в последний момент сообразил, что делать этого не стоит. Потому что бумага с датой и подписью наследника престола из простой открытки с дружеским предложением нарисовать подарок автоматически превращается в государственный документ, в приказ, обязательный к исполнению. Что выглядело бы не очень красиво - ведь его приятель мог бы и не захотеть рисовать. Так что открытка отправилась к адресату без подписи.
   Многие ли дети в восемь-десять лет способны так тонко разбираться в этикете, законах и правилах дружеского общения?
  
   Любимый учитель
  
   Первым учителем царевича Алексея был швейцарец Пьер Жильяр. Это был один из немногих приближенных к царской семье людей, который оставался рядом с ними и после отречения Николая II от престола, но ему, в отличие от большинства других, удалось прожить долгую жизнь. В 1904 году Жильяр окончил Лозаннский университет, и его пригласили в Россию преподавать французский язык членам царской семьи. Сначала его учениками были дальние родственники Николая II, дети герцога Сергея Лейхтенбергского, правнука Николая I, через год император предложил ему обучать его дочерей, а в 1913 году Пьер стал также учить и наследника Алексея. Работа эта была непростой, так как царские дети не всегда были прилежными учениками, однако отношения у них со швейцарским преподавателем сложились хорошие, во многом даже дружеские, насколько это возможно между наставником и его подопечными.
   Пьер оставался рядом с царской семьей во время их ссылки в Тобольске: он продолжал давать уроки иностранных языков всем детям, кроме великой княжны Ольги, к тому времени уже закончившей учебу. Когда Романовых отправляли в Екатеринбург, преподаватель тоже поехал с ними, но там охранники не дали ему выйти из поезда. Ему оставалось лишь смотреть в окно, как император с женой и детьми идут по перрону, нагруженные тяжелыми вещами. Алексея, в очередной раз страдавшего из-за сильных кровоподтеков в суставах, нес на руках матрос Климентий Нагорный, помощник его воспитателя Андрея Деревенько.
   Это был последний раз, когда Пьер Жильяр видел своих царственных учеников. После расстрела царской семьи он некоторое время жил с Сибири, и однажды его привлекли к следствию по делу самозванца, выдававшего себя за цесаревича Алексея, которого швейцарец, прекрасно знавший наследника, без труда разоблачил. Позже Жильяру удалось перебраться в Европу, где он разоблачил еще одну самозванку Анну Андерсон, назвавшуюся великой княжной Анастасией.
  
   Шеф и друг простых солдат
  
   Больше всего цесаревич интересовался военной наукой и жизнью простых солдат. Как и все императорские дети, он с детства был назначен шефом нескольких полков, и хотя было ясно, что сам он из-за болезни не сможет служить в армии, это нельзя было назвать простой формальностью. В детстве, во время приступов болезни, когда он должен был лежать в постели, Алексей каждый вечер расспрашивал приходившего к нему отца о том, как обстоят дела в полках, шефом которых он является. А позже, во время Первой Мировой войны наследник вместе с императором посещал разные полки и участвовал в награждении военных, отличившихся на фронте. Да и до этого, в мирное время, как только ему представлялась возможность, он любил общаться с военными и разговаривать с ними об их жизни. Обычно довольно застенчивый, в беседах с военными он становился более раскованным и разговорчивым. Точно так же делала его сестра Мария, точно так же делали в детстве их дяди и тети, младшие братья и сестры Николая II - этот интерес к простым солдатам можно было назвать семейной чертой Романовых.
   Чаще всего маленькому Алексею выпадала возможность поговорить с солдатами Сводного пехотного полка, занимавшегося охраной императора. Однажды ему дали попробовать солдатский обед - щи и кашу. Мальчику очень понравилась эта простая еда, и с тех пор военные его часто угощали его этими блюдами, которые он неизменно хвалил: "Вот это вкусно, не то, что наш обед".
   Если в день смотра какого-нибудь из полков наследник чувствовал себя хорошо, он пробовал повторить упражнения, которые делали солдаты, взяв в руки игрушечное ружье. Вскоре у него начало это получаться не хуже, чем у взрослых, и сами военные, глядя на него, были уверены, что этого ребенка ждет большое будущее - даже несмотря на слухи о его болезни, которые наверняка доходили и до них. "Наряду с внешними привлекательными качествами маленький наследник обладал, пожалуй, еще более привлекательными внутренними. У него было то, что мы, русские, привыкли называть "золотым сердцем". Он легко привязывался к людям, любил их, старался всеми силами помочь, в особенности тем, кто ему казался несправедливо обиженным. Его застенчивость благодаря пребыванию в Ставке почти прошла. Несмотря на его добродушие и жалостливость, он, без всякого сомнения, обещал обладать в будущем твердым, независимым характером", - вспоминал об одной из встреч с наследником флигель-адъютант Николая II Анатолий Мордвинов.
   Видя, что его сын живо интересуется тем, что происходит в армии, да и вообще в стране, император поверил, что он сможет стать его преемником и этому не помешает никакая болезнь. "Вам будет с ним труднее справиться, чем со мной" - сказал он однажды одному из министров, когда речь зашла о наследнике.
   И это было правдой. Вежливый, застенчивый и чуткий Алексей Романов обладал более твердым характером, чем его отец. Заставить его делать то, чего ему не хотелось, было очень непросто, даже когда он был совсем маленьким. "Он имел большую волю и никогда не подчинился бы никакой женщине", - говорила о нем одна из его учительниц, Клавдия Битнер. Если кому-то из служанок или наставниц царских детей требовалось добиться чего-нибудь от заупрямившегося наследника, они обращались за помощью к Андрею Деревенько - его мальчик, как правило, слушался.
  
   Так похож на Бориса и Глеба!
  
   Цесаревичу рано объяснили, что из-за своей болезни он должен быть очень осторожным и что многие подвижные игры, которые любили его сестры, слишком опасны для него. Мальчик относился к этому со всей серьезностью, но иногда не мог удержаться от шалостей. Даже в те периоды, когда ему приходилось лежать в постели, он любил разыгрывать приходивших к нему врачей, прячась от них под одеялами и подушками. А стоило ему почувствовать себя лучше, и он начинал мечтать о каких-нибудь более интересных занятиях. Однажды, разговаривая с матерью, он попросил, чтобы ему подарили велосипед - все его сестры очень любили велосипедные прогулки, и ему тоже хотелось покататься. Императрица мягко напомнила ребенку, что ему нельзя так рисковать - с велосипеда можно упасть, и для него это закончится очередным сильным кровотечением. Тогда Алексей спросил, можно ли ему поиграть в теннис - это тоже была одна из любимых игр царевен, особенно Марии с Анастасией. Александра Федоровна и тут была вынуждена отказать сыну: играя в теннис тоже можно споткнуться, упасть и удариться. Выслушав все это, ребенок, не выдержав, расплакался: "Зачем я не такой, как все мальчики?!"
   Но жалел он себя редко, и только в мирное время. После того, как его отец отрекся от престола и всю царскую семью выслали в Тобольск, Алексей уже не думал о себе и своей болезни. Он продолжал учиться вместе с сестрами и, как и вся его семья, старался жить прежней жизнью. Клавдия Битнер, последовавшая за царским семейством в Тобольск и по-прежнему дававшая ему уроки, однажды спросила мальчика, надеется ли он, что его отец вернется на престол и что сам он когда-нибудь станет царем. "Нет, это кончено навсегда", - уверенно ответил подросток. "Ну а если все опять будет, если вы будете царствовать?" - настаивала учительница, удивленная тем, что он совсем не надеется на лучшее. "Тогда надо устроить так, чтобы я знал больше, что делается кругом", - сказал Алексей, а потом добавил, что первым делом основал бы большой госпиталь и сделал бы Клавдию Михайловну его заведующей.
   Для него, с рождения тяжело больного, не знавшего, что такое здоровье, это было главным: помогать вылечиться другим людям. И можно не сомневаться, что если бы история пошла иначе и на российский престол взошел бы император Алексей II, одним из своих первых указов он действительно основал бы самую современную больницу.
   Но этого не случилось. Алексея Романова ждала другая судьба, и некоторые приближенные к царской семье люди предчувствовали это задолго до событий 1917-1918 годов. Фрейлина Софья Офросимова однажды сравнила его с отроками Борисом и Глебом, сыновьями великого князя Владимира Святославовича, убитыми в 1015 году и причисленными к лику святых. "Идет праздничная служба... - вспоминает Софья Яковлевна в своих мемуарах. - Храм залит сиянием бесчисленных свечей. Цесаревич стоит на царском возвышении. Он почти дорос до государя, стоящего рядом с ним. На его бледное прекрасное лицо льется сияние тихо горящих лампад и придает ему неземное, почти призрачное выражение. Большие, длинные глаза его смотрят не по-детски серьезным скорбным взглядом... Он неподвижно обращен к алтарю, где совершается торжественная служба... Я смотрю на него, и мне чудится, что я еще где-то видела этот бледный лик, эти длинные, скорбные глаза... Я напрягаю свою память и вдруг вспоминаю... Убиенные Борис и Глеб..."
  
  
   В белых халатах и с нимбами
  
   17 июля 1918 года в Екатеринбурге были расстреляны не только все члены семьи императора Николая II, но и четыре служивших в ней человека, не пожелавшие расстаться со своими царственными подопечными. Среди этих четверых был врач Евгений Боткин, до последнего остававшийся рядом со своим пациентом, царевичем Алексеем. Как и все остальные, погибшие в тот день в подвале ипатьевского дома, он был причислен к лику святых. И это не единственный российский медик, живший на рубеже XIX-XX веков и ставший святым Русской Православной Церкви.
  
   Для всех этих врачей на первом месте всегда стоял их долг перед больными. Они готовы были в любой момент прийти на помощь тому, кто в ней нуждался, отодвинуть на второй план все остальные свои заботы, выложиться полностью, спасая людей. Вести себя по-другому медики, которые росли, учились и делали первые шаги в своей профессии в конце XIX века, не могли - им просто не пришло бы это в голову.
   К тому времени, когда это поколение медиков начало свою карьеру, в России уже около двадцати лет существовала земская медицина: в каждой деревне, в каждом поселке и маленьком городке были свои больницы и врачи. Это значило, что каждый житель страны, где бы он ни находился, мог быстро получить медицинскую помощь, а каждый врач обязан был оказывать ее всем, кто к нему обращался. Сейчас кажется, что иначе и быть не может, но до середины позапрошлого века в сельской местности почти не было медиков, и людей в лучшем случае лечили травники и знахари. Земская медицина изменила эту ситуацию в корне и сделала возможным появление по-настоящему самоотверженных врачей, готовых на все ради своих пациентов.
   Именно таким врачом был Евгений Боткин, сын еще более известного врача Сергея Боткина.
  
   Дал свое имя болезни и больнице
  
   Семейство Боткиных было хорошо известно в Петербурге в XIX веке. Его глава Петр Кононович Боткин был купцом первой гильдии и владельцем крупной копании, торговавшей чаем. Он был дважды женат, и в этих двух браках у него родились двадцать пять детей - даже по тем временам, когда у большинства людей было по многу детей, такая огромная семья поражала воображение. И почти все дети Петра Боткина отличались какими-либо талантами. Не обязательно к коммерции: например, Михаил Боткин стал художником, археологом и искусствоведом, а Василий Боткин - переводчиком, литературным критиком и публицистом.
   Сергея Боткина, одиннадцатого ребенка Петра Кононовича, родившегося в 1832 году, больше привлекали разные науки. В детстве он увлекался математикой и собирался изучать ее в университете, но в середине XIX века дети купцов могли получить высшее образование только на медицинских факультетах. В результате Сергей поступил на медицинский факультет Московского университета и впоследствии ни разу не пожалел об этом. Летом 1854 года, когда он перешел на последний курс, в Москве случилась эпидемия холеры, и Сергей был в числе медиков, пытавшихся остановить ее. Это было его первое серьезное врачебное дело - но далеко не последнее.
   Окончив университет, Боткин снова оказался в центре боевых действий - теперь уже в прямом смысле. Шла крымская война, и он отправился в Симферопольский госпиталь, которым заведовал известный хирург Николай Пирогов. Там Сергей не только оперировал раненых, но и уделял много внимания тому, как их лечат после операций, как они питаются, следил, чтобы все его пациенты получали необходимый уход, чтобы их оберегали от инфекции.
   После войны Сергея Боткина пригласили работать в санкт-петербургскую Медико-хирургическую академию. Там он стал работать в терапевтической клинике и вскоре, всего в двадцать девять лет, дослужился до звания профессора. Главным его делом по-прежнему оставалась борьба с инфекциями, которые, как он понял во время своей работы практическим врачом, были причиной большинства болезней и осложнений после травм. В 1865 году он основал Эпидемиологическое общество врачей, которое занималось предупреждением инфекционных болезней. Вклад этого общества и, в том числе, самого Боткина, в изучение заболеваний, от которых раньше вымирали целые города - чумы, холеры, оспы и многих других - огромен. Кроме того, он открыл и описал новую болезнь, вирусный гепатит А, которую раньше не считали инфекционной и путали с другими желудочно-кишечными заболеваниями. Эта болезнь теперь носит его имя, что для врача очень почетно.
   Еще более почетно для медика, если его именем называют больницу, для которой он сделал особенно много. В 1880 году в Петербурге участились случаи инфекционных заболеваний, и для лечения заболевших была построена Александровская барачная больница. Предполагалось, что это будет временное учреждение, которое закроется после того, как ситуация с заразными болезнями придет в норму. Однако Сергей Боткин считал, что подобная больница всегда будет нужна в большом городе и что в ней необходимо не только лечить инфекционных больных, но и изучать болезни, разрабатывать новые лекарства и методы борьбы с инфекцией. С первых же дней Боткин стал попечителем этой больницы, и вскоре весь город уже называл ее Боткинскими бараками. А в ХХ веке это учреждение было официально переименовано в Клиническую инфекционную больницу имени С.П. Боткина.
   Сергей Боткин был также лейб-медиком Александра II, а затем Александра III. Он занимал должность председателя Общества русских врачей, заместителя председателя Комиссии общественного здравия Санкт-Петербурга и одного из руководителей Общества попечения о раненых и больных воинах. А еще именно он придумал санитарные кареты, которые быстро доставляли пациентов в больницы - так в Росси появилась "скорая помощь".
  
   Письмо осталось не дописанным
  
   В семье этого замечательного врача росли пятеро сыновей. Двое из них, Сергей и Евгений, продолжили дело своего отца и тоже выучились на медиков. Правда, Евгений, как и его отец, сначала хотел стать математиком и даже отучился на первом курсе физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета. Но затем молодой человек перешел учиться в Военно-медицинскую академию, которую в 1889 году закончил с отличием.
   Сын одного из известнейших в России врачей мог бы быстро сделать карьеру, однако первым местом работы Евгения Боткина стала Мариинская больница, которая в те времена была больницей для бедных. Для него, как и для его отца, важнее всего было помогать людям - в первую очередь тем, кто не мог позволить себе оплатить услуги медиков. Параллельно с работой в Мариинке Евгений продолжал учиться и в 1893 году защитил докторскую диссертацию. И до, и после этого он ездил в Европу, изучал, как работают больницы в Берлине, и слушал лекции известных немецких врачей.
   В 1904 году началась Русско-японская война, и Евгений Боткин ушел добровольцем в армию. Там он работал в Российском обществе Красного Креста, а после окончания войны вернулся в столицу с несколькими орденами. Затем он стал преподавать в Военно-медицинской академии и руководить медицинской общиной имени святого Георгия. Теперь Евгений был довольно известен в Петербурге, не только как врач, но и как автор книги о Русско-японской войне, и в 1908 году императрица Александра Федоровна предложила ему стать лечащим врачом ее тяжело больного сына Алексея.
   Боткин быстро нашел общий язык и с царевичем Алексеем, и с его сестрами. Он прекрасно умел ладить с детьми и подростками: у него у самого к тому времени было четверо детей, дочь и три сына. С женой Евгений вскоре после своего назначения на должность лейб-медика разошелся - ей не нравилось, что он стал уделять своей семье мало внимания и проводит много времени со своим юным пациентом. Дети, узнав о ее желании уйти, встали на сторону отца и остались с ним, а дочь Татьяна, которой тогда было четырнадцать лет, еще и взяла на себя все хозяйственные заботы по дому.
   К императорским детям их новый врач тоже относился, как к родным, и они отвечали ему взаимностью. Великие княжны помогали ему в разных мелких делах, а стеснительный наследник в буквальном смысле оживал в его присутствии и начинал шутить и делать вид, будто он испугался врача и хочет спрятаться под одеялом. Благодаря Боткину, Алексею становилось лучше и физически: медик много занимался изучением крови, и хотя вылечить гемофилию было невозможно, он умел облегчить страдания своего подопечного. Приходилось ему лечить и других членов царской семьи, хотя они болели нечасто.
   После отречения Николая II от престола его вместе с семьей выслали в Тобольск, перед этим разрешив взять с собой кого-нибудь из слуг. За свергнутым императором в ссылку последовали лейб-повар Иван Харитонов, горничная Анна Демидова, камердинер Алексей Трупп и, разумеется, лейб-медик Евгений Боткин. Сын Сергея Боткина не бросил бы своего пациента ни при каких обстоятельствах, и для него не имело значения, был ли этот пациент бедняком из Мариинской больницы или наследником царского трона. И точно так же двое младших детей Евгения, Татьяна и Глеб, не смогли оставить своего отца - они тоже поехали в Тобольск и поселились там в одном из домов по соседству с тем домом, где держали царскую семью и ее маленькую свиту.
   В Тобольске Евгений Боткин не только продолжал лечить Алексея, но и оказывал медицинскую помощь местным жителям - ему разрешалось выходить из дома, когда его звали к больным, а также навещать своих сына и дочь. Он даже радовался, что у него есть возможность продолжать работать, практиковаться в медицине, и когда родственники его пациентов пытались заплатить ему, отказывался от денег. Тогда они уговаривали его взять что-нибудь из еды, которую он потом приносил арестованным Романовым и их слугам. Александра Федоровна и ее дочери передавали через него Татьяне и Глебу разные маленькие сувениры, сделанные своими руками - это была единственная возможность выразить им и их отцу благодарность.
   Случалось, что Евгений сам чувствовал себя плохо - у него болели ноги, и иногда он даже не мог встать с постели. В эти дни он словно менялся местами с дочерьми Николая II - теперь девушки ухаживали за ним, приносили ему еду, лили воду, чтобы он мог вымыть руки.
   Так прошло несколько месяцев, а потом семью Романовых вместе с их слугами отправили в Екатеринбург. Татьяне и Глебу Боткиным не разрешили ехать за отцом, и они долгое время ничего не знали о его судьбе. Догадывался ли он сам, для чего царскую семью переводят на новое место, предчувствовал ли, что их собираются убить? Судя по его последнему письму, написанному накануне расстрела и оставшемуся не законченным, он был уверен, что рано или поздно Романовых уничтожат, но не предполагал, что это будет так скоро. Однако о том, что сам он мог бы спастись, врач даже не думал. Он был твердо настроен оставаться с царской семьей до последнего момента и погибнуть вместе с ними, несмотря даже на переживания из своих детей, которые без него оставались совсем одни. "Надеждой себя не балую, иллюзиями не убаюкиваюсь и неприкрашенной действительности смотрю прямо в глаза... - писал Евгений Сергеевич. - Меня поддерживает убеждение, что "претерпевший до конца спасется", и сознание, что я остаюсь верным принципам выпуска 1889-го года".
  
   Совесть есть, хотя ее никто не видел
  
   Еще более известным врачом, причисленным к лику святых, является святитель Лука, в миру носивший имя Валентин Войно-Ясенецкий. Он родился в 1877 году в Керчи в семье аптекаря, и когда ему пришло время выбирать будущую профессию, долго колебался между медициной и живописью. Молодой человек понимал, что лечить людей - более важное занятие, но ему очень хотелось реализовать и свои творческие способности. В конце концов, он попытался поступить на медицинский факультет Киевского университета, но плохо сдал экзамены. Его готовы были взять на какой-нибудь другой факультет, и Валентин выбрал юридический, но через год ушел из университета и стал брать частные уроки живописи. И именно эти занятия, в конечном итоге, привели к тому, что он стал врачом. Войно-Ясенецкий стал рисовать портреты простых бедных людей, увидел, насколько тяжело им живется и как много среди них тяжело больных - и снова отправился поступать на медицинский факультет. Во второй раз ему это удалось.
   Окончив учебу, Валентин стал работать в Киевском госпитале Красного Креста и женился на одной из помогавших ему там сестер милосердия. Во время Русско-Японской войны большинство медиков этого госпиталя, включая и Войно-Ясенецкого, отправились на фронт. Там молодому врачу пришлось впервые делать сложные хирургические операции и столкнуться со случаями сильного воспаления. Лечить гнойные раны медики в то время почти не умели, и именно Валентин стал первым, кто научился это делать. Позже он написал большую работу под названием "Очерки гнойной хирургии", на которой учились многие поколения российских врачей и которая остается актуальной и в наши дни.
   После войны Войно-Ясенецкий работал земским врачом в разных деревнях и поселках, а отпуска старался проводить в Москве, чтобы изучать там в библиотеках работы других медиков. Кроме гнойной хирургии, его интересовали также способы обезболивания, которых в то время было немного. К 1915 году Валентин разработал свои способы местной анестезии и издал книгу, где они подробно описывались.
   Через год семья Войно-Ясенецких переехала в Ташкент: жена Валентина Анна заболела туберкулезом легких, и ей был нужен сухой и жаркий климат. Там их застал октябрьский переворот, и там Валентин в первый раз был арестован: он прятал в своей больнице раненого казачьего есаула, выступавшего против большевиков, и кто-то из работников морга сообщил об этом властям. В тот раз Войно-Ясенецкому повезло - один из партийных деятелей знал его, как прекрасного врача, и поэтому, задав ему и еще одному медику, арестованному вместе с ним, несколько формальных вопросов, отпустил их обоих. Валентин вернулся в больницу и тут же приступил к очередной операции.
   Однако этот арест не прошел для его семьи даром: Анна Войно-Ясенецкая, и так тяжело больная, после таких сильных переживаний, окончательно слегла, и вскоре ее не стало. К тому времени у них с Валентином было три сына и дочь, и после смерти матери о них стала заботиться одна из медсестер, Софья Белецкая. Сам же Валентин, тяжело переживавший смерть любимой супруги, решил стать священником, взяв себе имя Лука.
   Вся его дальнейшая жизнь состояла из переездов из одного города в другой, арестов, освобождений и новых арестов. Избавиться от этого талантливого хирурга советская власть не могла - он был слишком важен для медицины, без него у многих тяжелых пациентов не было бы шанса выжить. Однако отец Лука не только лечил больных и обучал других медиков в каждом городе и поселке, куда его ссылали, но еще и занимался религиозной деятельностью: помогал местным священникам собрать больше прихожан, беседовал с раскольниками-обновленцами, возвращая их в православную веру. В результате его обвиняли в религиозной пропаганде и ссылали все дальше на север: в Красноярск, потом в Енисейск, потом еще глубже в Сибирь.
   Во время каждого ареста допрашивавшие Луку большевики пытались переманить его на свою сторону, заставить отказаться от священного сана. Однако знаменитый врач с легкостью парировал все их "остроумные" аргументы в защиту атеизма. Как-то его спросили, как он может верить в Бога, если ни разу Его не видел, на что Войно-Ясенецкий лишь пожал плечами: "Я много раз делал операции на мозге и, открывая черепную коробку, никогда не видел там ума. И совести там тоже не находил".
   Умер этот удивительный человек в 1961 году. Все его дети и большинство внуков тоже стали врачами.
  
   Не только митрополит, но и медик
  
   Святитель Серафим, в миру звавшийся Леонидом Чигановым, больше известен, как священник, много сделавший для Православной Церкви и для возвращения в нее раскольников-иосифлян, однако он занимался также и медициной, и кое-что из его разработок тоже до сих пор не теряет актуальности.
   Изначально Леонид, родившийся в 1856 году, не думал ни о медицинской, ни о духовной карьере. Его отец был военным, полковником артиллерии, и сына тоже отправили получать военное образование в Императорский пажеский корпус. После окончания учебы в 1876 году Чиганов сразу же оказался на фронте - шла Русско-Турецкая война. Несколько раз Леониду пришлось вытаскивать раненых с поля боя, а потом помогать врачам и медсестрам, и он решил, что когда вернется в мирную жизнь, будет изучать медицину, чтобы заниматься более важным делом - облегчать страдания людей. Так он и сделал: не только самостоятельно изучил несколько разделов медицины, но и написал книгу "Медицинские беседы" в двух томах, где собрал все возможные сведения о народной медицине, лекарственных растениях и их воздействии на организм человека. Особенно много внимания в этой работе уделялось болезням крови и их лечению, в том числе с помощью лекарственных трав.
   Кроме медицины, Чиганов интересовался богословскими вопросами и, в конце концов, пришел к мысли о том, чтобы стать священником. К тому времени он был женат, и у него подрастали четыре дочери, и жена поначалу была против того, чтобы он принял сан, но Леониду удалось уговорить ее. Помогал ему в этом Иоанн Кронштадтский, с которым Чигунов познакомился после возвращения с войны.
   Через два года после принятия Леонидом сана его жена умерла. С тех пор он, теперь носивший имя Серафим, полностью посвятил себя духовным делам: служил в разных храмах, занимался восстановлением и ремонтом старых и ветхих церквей. После 1917 года он пытался сохранить действующими храмы, которые новая власть собиралась закрыть и разрушить, и порой ему это удавалось. Так он дослужился до звания митрополита. Его несколько раз арестовывали, но дочери Серафима добивались, чтобы его выпустили из-за ухудшившегося здоровья. Он действительно много болел и к 1937 году уже не мог ходить и безвылазно находился у себя дома. Это не помешало сотрудникам НКВД арестовать его в последний раз, унести из дома на носилках и расстрелять вместе с пятьюдесятью другими приговоренными.
   Святитель Серафим был канонизирован Русской Православной Церковью в 1997 году, а Евгений Боткин и святитель Лука - в 2000-м.
  
  
   Верные своему долгу
  
   Приближается столетие расстрела семьи последнего российского императора Николая II. О самом царе-мученике и его жене и детях написано множество книг и статей, сняты документальные и художественные фильмы - их имена знают даже мало интересующиеся историей люди. А вот о том, что вместе с ними тогда погибли еще четыре человека, многие нередко забывают.
  
   Разумеется, нельзя сказать, что врач Евгений Боткин, повар Иван Харитонов, горничная Анна Демидова и камердинер Алексей Трупп оказались забыты. Так же, как и убитые члены семьи Романовых, эти люди были причислены к лику святых, и их имена перечисляются в учебниках и другой подобной литературе. Тем не менее, когда речь заходит об этой трагедии, гораздо чаще вспоминают и подробно рассказывают только об императорской семье, только о Романовых, оставляя их слуг и помощников за кадром. Что совершенно не справедливо по отношению к тем, кто до конца выполнял свой долг и не бросил своих подопечных. Особенно, если учесть, что, в отличие от царя и его родных, приближенные к ним люди могли спастись - для этого им достаточно было просто не ехать вместе с Романовыми в ссылку. Но они не только не отказались сопровождать отрекшегося от престола императора и его семью в их последнем путешествии - они даже просили большевиков разрешить им это сделать. Так что эти четыре человека, без сомнения, заслуживают не меньшего внимания, чем те, кому они служили.
   Кроме того, в ссылку с Романовыми отправились еще несколько человек, которые не были расстреляны вместе с ними 17 июля 1918 года. Некоторых из них убили раньше, некоторых позже, а кое-кому чудом удалось спастись и прожить достаточно долгую жизнь. Это были другие слуги, учителя и воспитатели детей Николая II, родственники некоторых из них, а также сын и дочь Евгения Боткина. О них знают и вовсе только историки, хотя их заслуги перед царской семьей были не меньше, чем у тех, кто был убит вместе с ней.
   И эту несправедливость по отношению к столь самоотверженным людям давно пора исправить.
  
   Всеми любимая Аннушка
  
   Кем же были все эти героические личности, оставшиеся рядом с императором даже после того, как он лишился власти? Что заставило их сделать именно такой выбор? И стояли ли они вообще перед выбором или, может быть, для них с самого начала было очевидно, какое решение будет правильным?
   Можно с уверенностью сказать, что доктор Евгений Боткин, о котором наша газета рассказала в предыдущем номере, никаких сомнений в том, как ему следует поступить, не испытывал. Он был врачом, а также сыном и братом врача и считал своим долгом всегда оставаться рядом со своими пациентами, какая бы опасность при этом ему ни угрожала. Уже в ссылке, в Екатеринбурге, он писал одному из своих бывших однокурсников, что для него важнее всего продолжать заботиться о Романовых, прежде всего, о тяжело больном Алексее. Даже несмотря на страх за собственных детей, которые без него остались бы сиротами. Потому что место врача - рядом с теми, кто нуждается в его помощи. Мысль о том, чтобы нарушить это правило, просто не могла бы прийти Боткину в голову.
   Но если о том, как рассуждал лейб-медик Николая II, мы знаем, благодаря его письмам, то о позиции остальных приближенных Романовых, поехавших вместе с ними в ссылку и погибших там, можно лишь догадываться по некоторым дошедшим до нас обрывкам их разговоров с выжившими слугами. К примеру, горничная императрицы Александры Федоровны Анна Демидова ничего не говорила и не писала о своем долге перед царской семьей. А в ссылке она не раз упоминала, что ей очень страшно. Но при этом все равно оставалась рядом с царицей и ее дочерьми.
   Анна Демидова родилась в Череповце 14 января 1878 года. Ее отец Степан Демидов, мещанин по происхождению, занимал довольно высокое положение в городе: он был казначеем Городской Думы и гласным уездного земского собрания членов городской управы. Он уделял много времени благотворительностью и общественной деятельностью - руководил обществом, занимавшимся страхованием людей на случай пожара, и был членом сиротского суда. Анна была его старшей дочерью. Кроме нее, у него была еще одна дочь по имени Елизавета и два сына, Александр и Николай.
   Будущая горничная царицы росла самой обычной девочкой. Несмотря на то, что семья Демидовых была незнатного происхождения, родители постарались дать детям самое лучшее образование, как дворянам. Их дочери учились игре на фортепиано и иностранным языкам, и делали во всех этих науках большие успехи. Но Анне больше всего нравились занятия рукоделием и рисование - к этому у нее были самые большие способности, и увидев это, родители отдали ее учиться сначала в "Учительскую женскую школу с рукодельными классами" при Иоанно-Предтеченском Леушинском монастыре, а позже в Ярославское художественное училище. Во время учебы старшая из дочерей Демидова не раз участвовала в выставках рукоделия, проходивших в Леушинском монастыре. Ее вышивки и картины приводили посетителей в восхищение - это были работы настоящего мастера.
   На таких выставках не раз бывала императрица Александра Федоровна со своими дочерьми, и большинство историков считают, что именно там она и познакомилась с Анной Демидовой. Великим княжнам очень понравились работы молодой художницы, и царица предложила ей давать девочкам уроки вышивания, вязания и другого рукоделия. Так Демидова стала первой российской рукодельницей и учительницей царских детей, а вскоре она так сблизилась с ними, что они стали относиться к ней, почти как к члену семьи. Особенно любила Анну младшая дочь Николая II Анастасия. Вышивала девочка не очень охотно - она была слишком озорной и неусидчивой для этой требующей огромного терпения работы - зато играть с Демидовой просто обожала.
   Кроме уроков рукоделия и игр с юными княжнами Анна нередко выполняла и работы горничной - прибиралась в комнатах своих подопечных, следила, чтобы они были опрятно и красиво одеты. А порой ей приходилось и немного заниматься их воспитанием, следить, чтобы они не слишком много шалили и шумели. Все это Демидова проделывала с нескрываемой радостью - она тоже сразу полюбила своих воспитанниц. Наиболее теплые отношения сложились у нее с самой младшей из великих княжон Анастасией. Во время поездок царской семьи по другим городам или странам Демидова всегда получала открытки от младшей Романовой - поначалу Анастасия, еще только обучавшаяся грамоте, просила подписать открытку кого-нибудь из сестер, позже стала делать это сама.
   Анна Демидова дружила с другой горничной, Елизаветой Эрсберг, и однажды та познакомила ее со своим братом Николаем. Молодой человек очень понравился Анне, и это чувство оказалось взаимным - вскоре он предложил ей выйти за него замуж. Но это означало, что Демидовой придется оставить службу при дворе и расстаться со своими любимицами, великими княжнами, и поэтому она, после некоторых раздумий, отказалась устроить свою личную жизнь. Быть рядом с юными воспитанницами, которые росли у нее на глазах, было для нее важнее. Вскоре после этого всей ее семье было пожаловано потомственное дворянство.
   Во второй раз Анне Степановне предложили расстаться с царской семьей после октябрьского переворота, когда Романовых должны были отправить в ссылку в Тобольск. Теперь горничная уже ни минуты не колебалась, прежде, чем ответить, что она останется с ними.
   В ссылке Анна не скрывала своего ужаса перед будущим, но каким-то образом находила в себе силы не только скрывать свой страх от дочерей Николая II, но и утешать их, когда им самим становилось особенно тяжело. И когда Романовых вместе с доктором Боткиным и тремя слугами привели в подвал для расстрела, последним, что сделала Демидова в своей жизни, тоже была попытка утешить Анастасию. Перепуганная девочка бросилась именно к ней, к своей любимой Аннушке, стоявшей рядом с поставленными для императора и его жены стульями, и та обняла ее и прижала к себе.
  
   Всегда возвращаться к царю...
  
   Камердинер Николая II Алоиз Лаурус Трупп был еще более скромного происхождения, чем Анна Демидова. Он родился в деревне Калнагалс, расположенной на востоке Латвии, 8 августа 1856 года. Казалось бы, у простого деревенского мальчишки нет никаких шансов оказаться одним из придворных - и тем не менее, 18 лет спустя этот мальчишка был взят на службу в императорский дворец. Это случилось после того, как он пошел служить в армию вместо своего старшего брата, не горевшего желанием покидать родную деревню. Алоиз был высоким и красивым молодым человеком, светловолосым и голубоглазым, и его сразу же зачислили в лейб-гвардию. А там, во время какого-то из парадов, красавца-прибалта заметила мать будущего царя Николая II, императрица Мария Федоровна - и пригласила его служить при дворе. То, что новый слуга по вероисповеданию был католиком, никого не смущало: наоборот, Романовы ценили порядочных и добросовестных людей, независимо от их национальности и убеждений.
   Так Трупп стал придворным, выполняющим разные поручения императора или членов его семьи. Еще в армии русские однополчане, для которых имя Алоиз Лаурус было слишком экзотическим и трудным для произнесения, стали называть его Алексеем Егоровичем, и новое "начальство" тоже обращалось к нему по этому имени.
   Трупп не был настолько близок к Романовым, как Анна Демидова, его вряд ли было бы правильно назвать "почти членом их семьи", однако его отношения с "подопечными" были достаточно теплыми. Он тоже не только выполнял свои непосредственные обязанности, но и просто общался с детьми Николая II, играл и гулял с ними. Сохранились две фотографии, где Алоиз-Алексей присматривает за великими княжнами на прогулке: на одной из них маленькая Татьяна Романова едет на пони, а он подстраховывает ее, а на другой Татьяна и Мария катаются в повозке, в которую запряжены две козочки, и рядом с ними идут Трупп и еще один слуга.
   Алексей Егорович вообще очень любил детей, хотя своих у него не было - он никогда не был женат и не имел собственной семьи. Приезжая в отпуск в свою родную деревню, он привозил разные сладости и своим племянникам, и соседским детям и проводил с ними много времени играя и рассказывая о придворной жизни. Земляки Труппа гордились, что один из них добился такого высокого положения, да и сам он, судя по всему, был не лишен тщеславия. Его племянник Донат Трупп, в те годы бывший еще ребенком, позже писал в своих воспоминаниях, что Алоиз обычно навещал родных в парадной ливрее и любил покрасоваться в ней перед соседями. Самому Донату и другим детям очень нравилось играть с его золотыми аксельбантами.
   Деревня Калнагалс жила не слишком богато, и ее самый знаменитый уроженец делал все, чтобы помочь своим родственникам и другим землякам. Его заработок позволял ему много помогать им деньгами и покупать для них разных сельскохозяйственную технику - известно, например, что в 1905 году он купил своим братьям самую современную на тот момент молотилку. Кроме того, Алоиз Лаурус делал щедрые пожертвования костелу, в котором его крестили.
   Последний визит царского камер-лакея к родным состоялся в 1912 году. Его братья жаловались, что у них недостаточно земли, чтобы прокормить свои семьи, и Алоиз Трупп пообещал им, что накопит нужную сумму и купит для них большие участки. Тогда он еще не знал, что не успеет сделать им этакой подарок, хотя какие-то смутные предчувствия скорой беды у него, по воспоминаниям его родных, суд по всему, уже были. Вечером в день его приезда у них зашел разговор о том, что он мало бывает на родине, и Алоиз эмоционально заверил братьев и отца, что, несмотря на это, он любит свою деревню и Латвию. А потом добавил, что какой бы большой ни была его любовь к родной земле, его жизнь неотрывно связана с царской семьей и что он всегда будет возвращаться к императору и его родным.
   Так и случилось. Погостив в последний раз в Калнагалсе, Алексей Егорович вернулся в столицу и продолжил свою службу. Он оставался рядом с Романовыми во время Первой Мировой войны, оставался с ними после февральской революции и после отречения императора от престола. В 1918 году, когда царскую семью отправили в ссылку в Тобольск, с Николаем II туда отправился его камердинер Терентий Чемадуров. Позже, но в дороге из Тобольска в Екатеринбург, Чемадуров заболел, и его обязанности камердинера стал выполнять Алексей Трупп. Впрочем, в те последние дни четкого разделения обязанностей у приближенных к царской семье людей уже не было: и они, и сами Романовы занимались самыми разными хозяйственными делами, помогая друг другу.
   И лишь в ночь расстрела, когда императорскую семью и четверых придворных привели в подвал и усадили на стулья, Алексей Егорович вместе с поваром Иваном Харитоновым встали чуть в стороне - в эти последние минуты, уже понимая, что сейчас произойдет, они решили до конца соблюдать дворцовый этикет.
  
   Первый кулинар в империи
  
   Лейб-повар Иван Харитонов был сыном человека, который "сделал себя сам" в прямом смысле этого слова. Его отец, Михаил Харитонов, в раннем детстве остался сиротой и вырос в приюте, но несмотря на это, сумел сделать хорошую карьеру на государственной службе, начав с самых низов. К 1906 году, когда ему пришлось выйти в отставку из-за проблем со здоровьем, он дослужился до чина титулярный советник и получил личное дворянство.
   Всех своих детей Михаил Харитонов устроил на придворную службу на разные невысокие должности, чтобы они тоже всего добились сами. Ивана в 1882 году взяли на работу учеником повара - ему было тогда всего 12 лет. Неизвестно, выбрал ли он эту профессию сам или так решил его отец, но у мальчика сразу же обнаружились способности к кулинарному делу. В 1890 году Иван Харитонов стал поваром, еще через год его призвали в армию, и следующие четыре года он служил во флоте, после чего снова вернулся на императорскую кухню. Вскоре после этого коллеги отправили его на "повышение квалификации" в Париж, где он прошел курс высокой кухни в одной из лучших кулинарных школ.
   Вернувшись из Франции, Харитонов продолжил работу по своей специальности и постепенно дослужился до главного императорского повара, в чьи обязанности входило приготовление еды не только для царской семьи, но и для приезжающих во дворец иностранных гостей. Причем кормить иностранцев было гораздо сложнее. Для них нужно было создавать разные деликатесы по рецептам их стран, в то время, как Романовы ели достаточно простые блюда и вообще не считали вкусную еду чем-то важным. Харитонов, впрочем, считал иначе и старался время от времени баловать императора и его родных вкусными и необычными блюдами. Многие блюда он изобретал сам - например, суп-пюре из свежих огурцов, в котором сочетались русские и французские кулинарные традиции.
   В 1896 году Иван Харитонов, тогда еще "рядовой" придворный повар, женился на Евгении Тур, девушке немецкого происхождения, семья которой давно жила в России. Этот брак, в котором родились три сына и три дочери, был очень счастливым, несмотря на то, что глава семейства проводил с женой и детьми не так много времени, поскольку был занят на работе, а порой сопровождал императора в его поездках. Каждый раз, когда он подолгу отсутствовал, Харитонов писал своим родным письма, в которых просил самого младшего из детей, Михаила, поцеловать по очереди мать и всех братьев и сестер, строго по старшинству.
   Счастливая и благополучная жизнь этого семейства закончилась после всех революционных событий. Харитоновы отправились следом за царской семьей в тобольсую ссылку, где Иван Михайлович продолжил делать свою работу - готовить для Романовых и других оставшихся рядом с ними приближенных. Достать хорошие продукты в ссылке было сложно, но повар все равно пытался готовить вкусные блюда, чтобы хоть немного поднять настроение своим подопечным. Он также помогал Алексею Труппу и Анне Демидовой с другими домашними делами, а кроме того, по просьбе Александры Федоровны, учил ее дочерей выпекать хлеб. Великие княжны, привыкшие постоянно учиться разной женской работе, с удовольствием стали помогать ему не только печь хлеб, но и готовить другие блюда.
   В Тобольске Харитоновы жили отдельно от Романовых, в одном из соседних домов. А когда императорскую семью собрались перевозить в Екатеринбург, ехать с ними разрешили только Ивану Михайловичу. Он долго прощался с женой и детьми, уверяя их, что они расстаются на время и потом он вернется. Кто-то из конвоиров посоветовал ему оставить жене золотые часы, полученные им в подарок от Николая II, но Харитонов не стал этого делать. "Вернусь с часами, а не вернусь - так зачем их пугать раньше времени?" - заявил он со своим обычным оптимизмом.
   Хотя, наверное, сам он, как и все остальные уезжавшие в Екатеринбург узники, прекрасно понимал, что, скорее всего, не вернется.
   Нельзя не упомянуть и еще нескольких приближенных императора, отправившихся с ним в ссылку. Это уже упоминавшийся камердинер Терентий Чемодуров, после убийства царской семьи заключенный в тюрьму и умерший в 1919 году, матрос Климентий Нагорный, присматривавший за царевичем Алексеем, и официант Иван Седнев, которых потом разлучили с Романовыми и убили незадолго до их расстрела, а также учитель Пьер Жильяр и няня Александра Теглева, которым чудом удалось спастись после гибели царской семьи и сбежать в Швейцарию.
   Все эти люди, погибшие и спасшиеся, вошли в историю по самой достойной причине - потому что они искренне любили тех, о ком заботились.
  
  
   Убитые за свою фамилию
  
   В начале июня в микрорайоне Перми Вышка 2 был начат поиск останков брата Николая II, великого князя Михаила Романова, и его секретаря Николая Жонсона, расстрелянных большевиками в 1918 году. Историки и археологи, которые будут проводить там раскопки, считают, что им удалось вычислить место захоронения этих людей, изучив множество документов в разных исторических архивах. В поисках приняли участие учредитель исторического культурного фонда "Обретение" Нелли Зенкова, сотрудница этого фонда Любовь Маркова и археолог Дмитрий Зенюк, а также несколько специалистов из США.
  
   Без пяти минут император
  
   Великий князь Михаил Александрович Романов был самым младшим из детей Александра III и, казалось, не имел никаких шансов занять российский престол, однако у Николая II долгое время рождались только дочери, а еще один их брат Георгий умер в 1899 году. В результате до рождения цесаревича Алексея Михаил был официальным наследником престола, а после того, как выяснилось, что Алексей тяжело болен, обсуждался вопрос о том, что он мог бы стать регентом после того, как его племянник взошел бы на трон.
   Однако Михаил испортил отношения с братом Николаем, заключив в Вене тайный брак с незнатной женщиной Натальей Шереметьевской, у которой к тому времени уже был ребенок от него - сын Георгий. Император запретил ему возвращаться в Россию и уволил его со всех занимаемых им должностей. Это было в 1912 году, и до начала Первой мировой войны братья не общались друг с другом. Но в первые же дни войны ссора была забыта. Михаил попросил Николая II разрешить ему вернуться на родину, чтобы сражаться на фронте, и вскоре уже командовал Кавказской туземной конной дивизией. В его особняках в Петрограде и в Гатчине были устроены военные госпитали, которыми руководила его жена. В 1915 году Михаил окончательно помирился с царем: Николай признал его сына своим племянником и пожаловал его семье графский титул.
   После февральской революции и отречения Николая II от престола Михаил некоторое время формально считался правителем России, но вскоре тоже отказался от власти. После этого он жил в Гатчине, пока в марте 1918 года его не арестовали и не выслали в Пермь вместе с его секретарем Николаем Жонсоном. Его жена Наталья попыталась добиться его возвращения из ссылки, но ей не удалось этого сделать. Зато она смогла отправить в Европу их сына с гувернанткой, которая по дороге выдавала его за собственного ребенка.
   Михаил Романов и его секретарь прожили в Перми три месяца. Поздно вечером 12 июня в гостиницу, где их поселили, вломились несколько пермских милиционеров и членов комитета РСДРП (б), которые заставили обоих пленников одеться и выйти на улицу. После этого их посадили в два разных экипажа и вывезли за город, где двое похитителей одновременно выстрелили им в головы. Николай Жонсон умер сразу, а пистолет убийцы Михаила дал осечку. В него выстрелили еще раз, и он, раненный в плечо, попытался подбежать к упавшему Жонсону, то ли еще надеясь помочь ему, то ли просто желая с ним попрощаться. Следующие несколько выстрелов помешали ему это сделать.
   Тела Романова и Жонсона закопали где-то в лесу, возле которого их убили, и до недавнего времени о месте их безымянной могилы не было никаких сведений.
  
   Сброшенные в шахту
  
   Николай II со своей семьей и его брат Михаил были далеко не единственными Романовыми, ставшими жертвами захвативших власть большевиков. Та же участь постигла еще нескольких их родственников, в том числе и довольно дальних. Все эти родственники не имели никаких прав на российский престол и не оказывали никакого влияния на политику. Их "вина" перед новой властью заключалась лишь в том, что они тоже носили фамилию Романов.
   Шестеро членов императорской семьи и двое их помощников были убиты в ночь с 17 на 18 июля 1918 года, то есть на следующий день после расстрела самого императора с женой и детьми. Это произошло возле одной из шахт неподалеку от города Алапаевска, по названию которого всех их позже стали называть алапаевскими мучениками. Среди них были великая княгиня Елизавета Федоровна, сестра императрицы Александры, о которой наше газета уже писала в одном из прошлых номеров, трое сыновей великого князя Константина Константиновича Романова, известного поэта, издававшегося под псевдонимом К.Р. - Иоанн, Игорь и Константин - внук Александра II Владимир Палей и великий князь Сергей Михайлович, приходившийся внуком Николаю I, а также его секретарь Федор Ремез и келейница Елизаветы Варвара Яковлева.
   Сергей Михайлович Романов получил образование в Михайловском артиллерийском училище, и вся его дальнейшая жизнь была связана с артиллерийской наукой. Он дослужился до звания генерала и должности начальника Главного артиллерийского управления, и его заслуги в подготовке русских артиллерийский войск во время Первой мировой войны признавали даже советские историки.
   Все сыновья великого князя Константина Константиновича старшего - всего их было шестеро - учились в военных училищах и в 1914 году отправились добровольцами на фронт. Старший из них, Иоанн Константинович, был очень религиозным человеком и одно время подумывал о том, чтобы стать священником, однако потом, познакомившись с дочерью сербского короля Петра I Еленой, передумал - между ним и принцессой сразу возникли романтические чувства. Иоанн и Елена поженились в 1911 году, и у них было двое детей, Всеволод и Екатерина. После ареста Иоанна и его братьев Елена поехала следом за ними в Алапаевск и попыталась добиться их освобождения, но ее тоже арестовали и в течение нескольких месяцев переводили из одной тюрьмы в другую. В конце концов, под давлением сербского посольства, принцессе Елене и ее детям было дано разрешение покинуть Россию.
   Владимир Павлович Палей был сыном великого князя Павла Александровича и внуком Александра II. Его матерью была незнатная женщина Ольга Пистолькорс, до брака с его отцом уже побывавшая замужем и разведенная. Такой неравный брак лишал детей Павла и Ольги не только каких-либо прав на престол, но и возможности носить фамилию Романов.
   Учился Владимир в Пажеском корпусе, но его больше привлекала не военная наука, а искусство. Он брал уроки музыки и живописи, самостоятельно изучал литературу, а потом попробовал и сам писать стихи, которые признал удачными сам К.Р. После начала Первой мировой войны Владимир рвался на фронт, но ему удалось попасть туда только в 1915 году, когда ему исполнилось восемнадцать лет. И в окопах, и после ареста, и чуть ли не накануне расстрела он продолжал сочинять стихи, многие из которых были потом навсегда утрачены.
   В Алапаевске всех этих родственников царя и не захотевших покидать их секретаря и келейницу поселили в заброшенном здании школы на краю города. Поначалу им разрешалось выходить из школы и гулять по ближайшим окрестностям, и они пользовались этим, чтобы ходить в церковь. Но после убийства Михаила Александровича Романова всех узников заперли в школе, и выйти из нее они смогли лишь в ночь своей гибели. Их отвезли к шахтам рудника Нижняя Селимская и столкнули в одну из них, оглушив каждого ударом по голове, после чего им вслед бросили несколько гранат, а потом завалили шахту бревнами и землей.
   Елизавета Федоровна, Иоанн Константинович и Владимир Павлович погибли не сразу после падения в шахту. После того, как осенью 1918 года бойцы армии Александра Колчака нашли это захоронение и извлекли оттуда тела, оказалось, что Елизавета, упавшая не на самое дно шахты, а на один из выступов в ее стенах, сумела оторвать кусок от своего монашеского головного убора и перевязать рану лежавшего рядом с ней Иоанна, а Владимир, тело которого находилось на самом дне, был найден там в сидячем положении. У всех троих пальцы на правой руке были сложены таким образом, словно они собирались перекреститься, а местные жители рассказали белогвардейцам, что в течение нескольких дней после убийства слышали доносящиеся из шахты молитвы.
  
   Расстрел в Петропавловке
  
   Не менее драматична и история расстрела четверых великих князей, внуков императора Николая I, состоявшегося в ночь с 8 на 9 января 1919 года в Петропавловской крепости. Эту казнь до сих пор многие считают ответом большевиков на расстрел Карла Либкнехта и Розы Люксембург в Германии, хотя немецкие коммунисты были убиты только 15 января этого же года, так что их смерть просто была выбрана в качестве предлога, чтобы оправдать убийство Романовых.
   Жертвами петропавловского расстрела стали сын Александра II Павел Александрович и три племянника этого императора - сыновья его брата Михаила Николай и Георгий и сын другого его брата Константина Дмитрий. В 1919 году всем им было около шестидесяти лет, и каждый из них был известным и уважаемым в России человеком. Все четверо сделали военную карьеру: Павел Александрович, Николай Михайлович и Георгий Михайлович дослужились до звания генерала, а Дмитрий Константинович - до полковника.
   Павел Александрович Романов служил в кавалерии, был шефом трех полков и имел множество наград. Кроме того, он состоял в Свято-Князь-Владимирском братстве - православном благотворительном обществе, созданном в Германии и помогавшим российским подданным, оказавшимся за границей в трудном положении. В 1889 году великий князь женился на дочери греческого короля Георга I Александре, но его супруга прожила очень мало. У них родилась дочь Мария, а потом сын Дмитрий - он появился на свет преждевременно, и его мать скончалась после родов.
   Воспитывать детей Павлу Александровичу, часто бывавшему в разъездах, помогали бездетные супруги великий князь Сергей Романов, дядя Николая II, и его жена Елизавета, погибшая в шахте под Алапаевском.
   Через несколько лет Павел Романов женился во второй раз на Ольге фон Пистолькорс. У них было трое детей, получивших фамилию Палей: сын Владимир - еще один из алапаевских мучеников - и дочери Ирина и Наталья.
   Великого князя Дмитрия Константиновича сначала хотели отправить служить в военный флот, но он настоял на том, чтобы связать свою судьбу с кавалерией, потому что очень любил лошадей. У него был собственный конный завод, который обеспечивал породистыми лошадьми значительную часть русской армии. При этом великий князь прекрасно разбирался не только в военном деле, но и в литературе и искусстве, а кроме того, играл на скрипке и участвовал в домашних театральных постановках. Все, кто видел его на сцене, считали, что у него есть актерский талант и что если бы он не был членом царской семьи, то мог бы сделать карьеру в театре.
   Этот человек всю жизнь был убежденным холостяком и чуть ли не женоненавистником, но в то же время очень любил детей и с удовольствием проводил время со своими племянниками и племянницами, детьми его брата Константина.
   Дмитрий Константинович страдал сильной близорукостью и к началу Первой мировой войны почти полностью потерял зрение. В результате он, к тому времени уже полковник, не смог принять участие в военных действиях, но много сделал для подготовки кавалеристов.
   Великий князь Георгий Михайлович тоже был известен не только своими успехами на военной службе. Как и другие члены императорской семьи, он получил хорошее образование и интересовался наукой и искусством, а главной страстью всей его жизни была нумизматика. Он собрал огромную коллекцию всевозможных монет, в которой были крайне редкие экземпляры, например, константиновский рубль, отчеканенный перед восстанием декабристов 1825 года, до того, как брат умершего Александра I Константин, который должен был унаследовать власть в России, отказался от трона. Кроме того, Георгий Романов написал несколько книг по нумизматике. В течение двадцати двух лет он был управляющим Русского музея, и в 1909 году передал ему свою коллекцию, которая позже, после октябрьского переворота, была вывезена за границу его женой, а потом разошлась по другим частным коллекциям и музеям.
   Георгий Михайлович был женат на дочери короля Греции Георга I Марии, и у них было две дочери, Нина и Ксения. После начала Первой мировой войны его жена с детьми уехала в Англию, где стала помогать военным госпиталям. Она много переписывалась с мужем и собиралась вернуться в Россию, но после революции не смогла этого сделать.
   Родной брат Георгия Михайловича Николай был единственным из Романовых, выступавших против того, чтобы у власти был Николай II, и считавший, что февральская и октябрьская революции пойдут стране на пользу. После того, как к власти пришли большевики, он быстро понял, насколько глубоко был не прав, но было уже поздно. В июле 1918 года он был арестован и отправлен в тюрьму на Шпалерной улице, где содержались также его родной брат Георгий и двоюродный Дмитрий. Позже их перевели в Петропавловскую крепость, куда привезли и Павла Романова.
   Великий князь Николай Михайлович увлекался очень разными науками - историей и энтомологией. В истории его больше всего интересовала эпоха Александра I и Наполеона, и он написал несколько научных работ по этому периоду, а кроме того, издал множество работ других историков и географов. А в энтомологии Николай Романов занимался бабочками. Он лично открыл и описал несколько видов этих насекомых, выпустил посвященный бабочкам девятитомный научный труд и собрал огромную коллекцию, которую затем передал в петербургский Зоологический музей, где она хранится и в наше время.
   Николай Михайлович был единственным их четверых арестованных и расстрелянных в 1919 году великих князей, за которого пытались заступиться некоторые большевики, в том числе писатель Максим Горький - видимо, помня о том, что когда-то он был на их стороне. Кроме того, его просили помиловать члены Российской академии наук: они пытались напомнить новой власти о его огромных заслугах в изучении истории. Но все эти попытки защитить члена императорской семьи были изначально обречены на провал: Владимир Ленин в ответ на письма Горького и ученых заявил, что "революция не нуждается в историках".
   В ночь на 9 января четверых братьев привели в одну из камер Трубецкого бастиона Петропавловской крепости. Николай Михайлович Романов, когда его арестовали, взял с собой своего любимого персидского кота, и в эти последние часы его жизни кот лежал у него на коленях. В три часа ночи заключенных заставили раздеться по пояс и вывели на территорию монетного двора, где уже была вырыта братская могила, в которой лежали тела других расстрелянных "врагов революции". Великий князь Дмитрий Константинович, самый религиозный из четверых приговоренных, стал громко молиться о спасении души их палачей. Остальные Романовы до самой последней секунды своей жизни хранили молчание.
  
   В новую жизнь на тележке
  
   Был среди членов семьи Романовых еще один человек, которого собирались расстрелять, но которому чудом удалось избежать смерти - князь Гавриил Константинович, один из сыновей великого князя и поэта Константина Константиновича Романова, брат алапаевских мучеников Иоанна, Игоря и Константина. Его не выслали из Петрограда, как других родственники Николая II, а позже он был арестован, но затем выпущен на свободу, благодаря усилиям его жены, совершившей невозможное - она сумела уговорить большевиков помиловать ее мужа, напирая на то, что он тяжело болен и в любом случае проживет недолго.
   У Гавриила Константиновича действительно с детства было много проблем со здоровьем. Он постоянно то простужался, вплоть до воспаления легких, то становился жертвой какой-нибудь инфекции, из-за чего был вынужден оставить военную службу. Позже он заболел еще и туберкулезом. Правда, в 1914 году князь все равно ушел на фронт и дослужился до звания полковника. К тому времени он уже был тайно помолвлен с балериной Антониной Нестеровой - они мечтали пожениться, но не смогли получить разрешения императора на такой неравный брак.
   После отречения Николая II от престола, Гавриил и Антонина обвенчались. Вскоре после этого князь в очередной раз сильно простудился, и у него обострился туберкулез, и когда большевики издали указ о высылке из Петрограда всех Романовых, стало ясно, что он может и не пережить переезд. И тогда Антонина добилась, чтобы ее принял председатель петроградской ЧК Моисей Урицкий, и стала убеждать его, что ее муж не опасен для революции. Урицкий и сам был болен туберкулезом, и супруга князя Гавриила смогла вызвать даже в ненавидящем всех противников революции большевике какие-то человеческие чувства, так что больной Романов остался в городе. Позже его все-таки арестовали, но Антонина вновь развела активную деятельность по его спасению - теперь она уже не только упрашивала Урицкого сама, но и перетащила на свою сторону Максима Горького, у которого тоже были проблемы с легкими. Горький написал Ленину письмо, в котором советовал ему не воевать с тяжело больными и не "фабриковать мучеников", и в отличие от его попытки заступиться за Николая Михайловича Романова, это письмо подействовало. Князь Гавриил был освобожден, и они с женой получили разрешение покинуть страну.
   В ноябре 1918 года супруги пересекли границу с Финляндией. Гавриил Константинович был так слаб, что его пришлось везти на тележке для багажа. Однако позже он вылечился, и они с Антониной прожили вместе еще тридцать два года.
  
  
   Тайна беззакония
  
   Как поведет себя человек, оказавшись в камере смертников? Разные люди держались в такой ситуации по-разному, порой совершенно неожиданно для себя самих. Те, от кого никто не ожидал выдержки и твердости, кого считали склонным к панике, нередко проявляли чудеса самообладания. И семью последнего российского императора, а также ближайших к ней придворных, расстрелянных 17 июля 1918 года, наверное, можно назвать самым ярким образцом такой выдержки и умения вести себя достойно даже на пороге смерти.
  
   Еще только отправляясь в ссылку в августе 1917 года, Николай II и его жена Александра Федоровна приняли решение жить по возможности такой же жизнью, какая была у них до Февральской революции. Вставать и ложиться в то же время, что и раньше, совершать прогулки, обучать детей всем тем наукам и иностранным языкам, которые они изучали в мирное время. Именно такой образ жизни они и стали вести, когда их вместе с несколькими слугами, учителями и врачом Евгением Боткиным перевезли в Тобольск.
  
   Тихое время
  
   Царскую семью и их ближайшее окружение разместили в нескольких комнатах дома, в котором раньше жил губернатор города. Ссыльные жили по несколько человек в комнате, и, наверное, другие высокопоставленные личности, привыкшие к роскоши, чувствовали бы себя в такой обстановке неуютно. Но не Романовы, всегда стремившиеся быть скромнее и на собственном опыте изучать, как живут простые люди. Александру Федоровну и ее дочерей, работавших в военном госпитале, не смущали тесные комнаты, а царевич Алексей, предпочитавший обедать солдатской кашей, а не дворцовыми деликатесами, был только рад простой еде.
   Больше того - Николай II первое время и вовсе чувствовал себя в ссылке более спокойно и умиротворенно, чем раньше. Ему больше не нужно было управлять огромной страной, преодолевая ненависть немалой части своих подданных, он больше не должен был думать одновременно о множестве важных вещей - император чуть ли не впервые в жизни смог снять с себя гигантский груз ответственности и, естественно, ощутил облегчение. "Нам здесь хорошо - очень тихо", - писал он в своем дневнике, который вел с юных лет и продолжал вести в ссылке. И это было правдой. В Тобольске действительно было тихо, обо всех событиях, происходящих в Петрограде, там узнавали с большим опозданием, и у ссыльных порой возникало впечатление, что ничего страшного в стране не происходит.
   Выходить из дома Романовым разрешалось только на небольшие прогулки под надзором охранявших их солдат собранного для этой цели отряда особого назначения. Великая княжна Татьяна брала с собой на прогулки французского бульдога, которого ей подарил ее друг Дмитрий Малама, ее сестра Анастасия - спаниеля Джимми, а царевич Алексей - другого спаниеля по кличке Джой: дети императора взяли своих домашних любимцев с собой в ссылку, и игры с ними были теперь их единственным развлечением.
   Отходить далеко от дома гуляющим было нельзя; правда, поначалу ссыльным разрешалось раз в неделю посещать церковь. Но времени для долгих прогулок по городу у членов царской семьи и не было. День каждого из них был, как и раньше, расписан по минутам. Все дети, кроме старшей из великих княжон Ольги, к тому времени уже получившей образование, продолжали учиться под руководством Пьера Жильяра и Клавдии Битнер, а родители проверяли, как они усвоили ту или иную тему урока. Кроме того, дочери Николая II теперь еще больше занимались разными бытовыми делами. Они и раньше должны были сами застилать свои кровати и убираться в своих комнатах, а теперь еще больше помогали единственной горничной Анне Демидовой и повару Ивану Харитонову.
   Свита императорской семьи жила более свободно. Доктор Боткин и повар Харитонов могли навещать свои семьи, последовавшие за ними в ссылку и жившие неподалеку от губернаторского дома. А еще Боткину разрешалось бывать в домах заболевших местных жителей и лечить их, а Харитонову ходить в продуктовые лавки за едой.
  
   Тихое время закончилось
  
   Об октябрьском перевороте Романовы и их придворные узнали только 17 ноября 1917 года. Охранники дали Николаю II почитать местную газету, и он, изучив статью, посвященную революции, написал в своем дневнике, что происходящие сейчас в России события страшнее Смутного времени. Тем не менее поначалу жизнь ссыльных в Тобольске не изменилась. Выпал снег, и император со своим камердинером Алексеем Труппом сделали возле дома ледяную горку для великих княжон, чтобы у девушек было хоть какое-то развлечение. Для того чтобы отапливать дом, были нужны дрова, и царь лично вызвался рубить и пилить принесенные во двор бревна - и делал это с большим удовольствием. Иногда ему помогал в этом сын Алексей - в те дни, когда он чувствовал себя достаточно хорошо.
   Однако это были последние спокойные дни для запертых в губернаторском доме ссыльных. Прошло еще немного времени, и новая власть начала проявлять себя даже в далеком от столицы Тобольске. Из военных, охранявших царя и его окружение, был сформирован Солдатский комитет, который ввел новые правила для пленников. Им запретили ходить в церковь - хотя несколько раз этот запрет снимали по случаю больших праздников - и урезали и без того скромную сумму денег, которая выделялась на еду. Ивану Харитонову пришлось время от времени просить у местных жителей в долг разных продуктов, чтобы его подопечные не голодали. Нередко ему отказывали, но немало людей делились с ним едой, хотя и понимали, что он вряд ли сможет когда-нибудь расплатиться с ними.
   В декабре 1917 года члены Солдатского комитета решили снять с императора Николая погоны и устроили по этому поводу голосование. Большинство высказались за снятие погон, но когда несколько охранников заявились к царю с требованием отдать им его знаки отличия, он отказался это сделать и выставил их вон из своей комнаты. В отместку за это охрана ночью явилась во двор губернаторского дома с кирками и разрушила снежную горку, объяснив это тем, что, забираясь на нее, можно было выглянуть через окружающий дом забор и подавать знаки местным жителям.
   Весной 1918 года условия содержания царской семьи под стражей немного смягчились: ссыльным снова разрешили посещать церковь. Но это было последней хорошей новостью для них - среди большевиков уже шли разговоры о том, что, когда потеплеет, император может сбежать из-под стражи и что его вместе с семьей надо перевезти в более надежное место заключения.
  
   Неудачная провокация
  
   13 апреля 1918 года Николая II с женой, дочерью Марией и несколькими слугами отправили из Тобольска в Екатеринбург, и через четыре дня они прибыли в свое последнее жилище - дом, принадлежавший раньше инженеру Николаю Ипатьеву. Чуть позже, 23 мая, туда перевезли остальных царских детей и свиту, за исключением учителей, которым не позволили сопровождать своих учеников. Часть свиты - фрейлин Анастасию Гендрикову и Екатерину Шнейдер, адъютанта царя Илью Татищева и камердинера царицы Алексея Волкова - екатеринбургские большевики арестовали сразу после прибытия в город. Вскоре вслед за ними был арестован еще и матрос Климентий Нагорный, присматривавший за цесаревичем Алексеем, после чего Нагорного и Татищева расстреляли без суда и следствия. Та же участь позже постигла и обеих фрейлин - их расстреляли в Перми после убийства царской семьи. Волкову же, увезенному в Пермь вместе с этими фрейлинами, удалось сбежать по пути на место казни и впоследствии эмигрировать в Эстонию. Кроме него, из императорской свиты удалось также спастись поваренку Леониду Седневу, дальнейшая судьба которого точно не известна, и камердинеру Николая II Терентию Чемодурову, который, впрочем, прожил всего год и умер в тюрьме в 1919 году.
   После убийства Татищева и Нагорного с императорской семьей остались только четверо приближенных: Евгений Боткин, Анна Демидова, Алексей Трупп и Иван Харитонов. Некоторое время с ними жил еще и пятнадцатилетний подросток Леонид Седнев, помогавший Харитонову на кухне и подружившийся с наследником Алексеем, но перед расстрелом жителей Ипатьевского дома кто-то из охранников разрешил ему отлучиться в соседний дом, где находился в заключении его дядя, царский официант Иван Седнев. Леонид, решив, что дядю собрались расстреливать, отправился к нему, чтобы попрощаться и в итоге сам избежал смерти. Позже Иван Седнев действительно был убит, а его племяннику удалось сбежать из-под стражи и остаться в живых. По одной из версий, он был расстрелян в 1929 году, а по другой, дожил до начала Великой Отечественной войны и погиб в бою 1941-м.
   У остальных придворных, оставшихся рядом с Романовыми, шанса спастись уже не было. Как и у самих Романовых. Несмотря на то, что некоторые историки считают, что изначально большевики не собирались убивать отрекшегося от престола императора и его семью, поведение военных, охранявших Ипатьевский дом, явно указывает на прямо противоположное. Когда в этом доме начали размещаться приехавшие туда позже три великие княжны, царевич Алексей и слуги, Иван Харитонов с Алексеем Труппом неожиданно обнаружили в одном из шкафов непонятно как оказавшиеся там восемь ручных гранат. Официальная версия гласит, что эти гранаты случайно забыли там военные, выселявшие из дома его хозяина, Николая Ипатьева, но поверить в это, мягко говоря, сложно. Чтобы захватчики, опасавшиеся, что им дадут отпор хозяева дома, а потом, что размещенные в этом доме пленники попытаются сбежать, проявили такое легкомыслие, забыли столько опасных боеприпасов? Очень сомнительно. Куда более вероятным выглядит другое предположение: что гранаты были специально оставлены на полке для провокации пленников. Если бы их позже, когда Романовы и их помощники разместились в доме, "случайно" нашел кто-нибудь из охраны, заключенных можно было бы обвинить в подготовке побега и получить подходящий предлог для того, чтобы избавиться от них. Но такого шанса слуги императора своим врагам не дали. Трупп с Харитоновым сразу же сообщили начальнику охраны о своей находке, и тот забрал гранаты.
   Можно подумать, что, рассказав о гранатах, повар с камердинером лишили себя и остальных узников возможности освободиться, однако шанс на это был мизерным, если был вообще. Даже если бы всем им удалось с помощью гранат вырваться из дома, они вряд ли смогли бы убежать достаточно далеко и спрятаться в городе, большинство жителей которого были враждебно настроены по отношению к ним. Тем более что среди заключенных были шесть слабых женщин и один больной подросток.
   Так или иначе, но случайная или намеренная провокация с гранатами не удалась, и пленники прожили в Екатеринбурге еще почти два месяца.
  
   В последнем доме
  
   Разместившись в нескольких комнатах, Романовы вновь стали придерживаться того распорядка дня, какой был у них во время тобольской ссылки. С ними больше не было учителей, но великие княжны занимались иностранными языками самостоятельно и давали уроки своему младшему брату. Мария, с детства любившая общаться с сопровождавшим ее на прогулках эскортом, не отказалась от этой привычки ни в Тобольске, ни в Екатеринбурге - охранники у нее теперь были другими, но она, как и прежде, заводила с ними беседы. Анастасия, Татьяна и Алексей почти не расставались со своими собаками. А их родители продолжали вести дневники. Кроме того, в ссылке стала вести дневник и горничная Анна Демидова.
   Разница между членами царской семьи и слугами, начавшая исчезать еще в Тобольске, теперь была почти не заметна. Наведением порядка и приготовлением еды они занимались все вместе, помогая друг другу, причем первое время в домашних делах участвовал даже цесаревич Алексей - пока у него не началось очередной обострение болезни и его не освободили от работы.
   Охранники не пытались больше спровоцировать узников на сопротивление или на побег, но не упускали случая доставить им какие-нибудь мелкие неприятности. Их любимой забавой было петь под окнами у Романовых "Интернационал" и другие революционные песни, а под окном великих княжон еще и неприличные частушки. Кроме того, периодически у членов царской семьи пропадали вещи. Все ценные украшения они спрятали еще до отъезда в Тобольск - зашили в платья горничной Демидовой, которую, в отличие от Романовых, никому не приходило в голову обыскать, но большевики не брезговали и кражей разных дешевых безделушек. Денег на еду заключенным выделялось еще меньше, чем в Тобольске, но им присылали яйца, сыр и молоко монахини женского Ново-Тихвинского монастыря. Часть этих продуктов тоже растаскивали караульные.
   Пленники же старались не обращать внимания на все эти попытки причинить им боль. Николай и Александра лишь беспокоились, как бы охрана не украла их дневники и письма от их близких, которые они взяли с собой в ссылку - им очень не хотелось, чтобы настолько личные их вещи попали в руки врагов. Но и они, и их дети, и все их помощники держались с удивительным достоинством и вели себя так, словно по-прежнему жили во дворце и вокруг них была обычная мирная жизнь.
   Романовы хорошо понимали, что вряд ли останутся живы, так как новой власти выгоднее всего будет избавиться от всех возможных претендентов на российский престол, а каждый из их слуг подписал бумагу, в которой подтверждал, что готов разделить участь царской семьи, но никто из них не показывал своего страха. Только Анна Демидова иногда, в минуты слабости, признавалась Ивану Харитонову, что боится смерти, но в остальное время она отгоняла собственный страх и пыталась подбодрить царских детей.
   Что помогало всем этим людям держаться с таким достоинством? Если бы речь шла только об императоре, его супруге и детях, можно было бы сказать, что причина этого крылась в особенно строгом воспитании, принятом в семьях монархов, когда каждого ребенка с раннего детства учили вести себя достойно в любой ситуации. Но рядом с Романовыми были четыре человека, не получившие такого воспитания, причем двое из них - Анна Демидова и Алексей Трупп вообще были родом из простых, незнатных семей. Так что дело было не только в происхождении и воспитании, которое у всех расстрелянных в Ипатьевском доме людей было разным. Дело было в том, что рядом с самыми достойными монархами и их детьми остались самые достойные из слуг - те, кто не мог уйти от них, даже зная, что это смертельно опасно.
  
   Последние минуты
  
   В ночь с 16 на 17 июля 1918 года, в половине второго, охранники Ипатьевского дома разбудили спящих пленников и, сказав им, что в городе начались беспорядки, потребовали, чтобы они спустились в пустое полуподвальное помещение. Понимали ли узники, что их ждет в этом полуподвале? Можно предположить, что до того, как они вошли туда, они верили, что их действительно хотят спрятать от горожан, потому что младшие Романовы взяли с собой всех своих собак. Если бы они, еще только собираясь спускаться вниз, понимали, чем все закончится, то, скорее всего, оставили бы животных в комнатах в надежде, что убийцы пощадят их.
   Царевич Алексей к тому времени уже несколько дней не мог ходить, и отец отнес его в полуподвал на руках. Там не было никакой мебели, и Александра Федоровна попросила у охранников принести туда хотя бы стулья. Кто-то принес два стула, и императрица с сыном сели на них, а остальные Романовы заняли места за их спинами. Слуги же встали позади них, почти у стены: несмотря на то что во время екатеринбургской ссылки они практически не соблюдали придворный этикет, теперь, уже подозревая, что происходит что-то страшное, все четверо решили вести себя по всем правилам.
   Потом младшая из великих княжон Анастасия, тоже предчувствуя, что сейчас произойдет, бросилась к Анне Демидовой, и та прижала ее к себе. Все остальные заключенные так и застыли на своих местах и молча прослушали, как руководивший расстрелом член уральского ЧК Яков Юровский зачитывает им смертный приговор. После того как он замолчал, Николай II переспросил: "Что?", словно не до конца расслышал его, - и это было последнее слово, которое он произнес в своей жизни.
   В следующий миг в полуподвал ворвались еще восемь или девять человек, которые открыли беспорядочную стрельбу по сидящим и стоящим перед ними пленникам. Первым выстрелил сам Юровский - этим выстрелом был убит царь Николай. Александра Федоровна, Алексей Трупп и Иван Харитонов тоже погибли сразу, от следующих выстрелов. Остальные после первого залпа были только ранены, и убийцам пришлось сделать еще несколько выстрелов, а потом еще и добить их штыками. Дольше всех мучилась Анна Демидова - пули отскакивали от зашитых в ее платье украшений, но в конце концов и с ней все было кончено.
   После этого завыли разбежавшиеся по углам собаки, и команда Юровского застрелила бульдога и спаниеля, принадлежавших Татьяне и Анастасии. В живых оставили только второго спаниеля Джоя, хозяином которого был цесаревич, - этот пес перестал выть, и один из стрелявших забрал его себе.
   Ни точный текст приговора, который услышали убитые в Ипатьевском доме, ни состав расстрельной команды не известны до сих пор - Юровский и некоторые другие участники этого убийства позже рассказывали о нем немного по-разному. Что стало с телами расстрелянных, тоже долгое время оставалось тайной. И у многих до сих пор нет стопроцентной уверенности, что именно их останки были обнаружены в 1991 году.
   Как сказано апостолом Павлом: "Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь". Когда удерживающий пал, Россия погрузилась в ад.
   Но точно о екатеринбургском злодеянии можно сказать лишь одно: это была крайняя жестокость со стороны убийц и удивительно достойное поведение их жертв.
  
  
  
   Кто же покоится в Петропавловке?
  
   С 14 по 17 июля, в дни, посвященные столетию расстрела семьи императора Николая II, патриарх Московский и всея Руси Кирилл посетил Екатеринбург, город, где произошла эта трагедия. Он провел божественную литургию в Храме на Крови и возглавил крестный ход от этого храма до монастыря Святых Царственных Страстотерпцев в урочище Ганина Яма, где в 1991 году были найдены предполагаемые останки расстрелянного царя, его семьи и придворных. Хотя вопрос о том, подлинные ли это останки, по-прежнему остается открытым...
   В эти же дни в Екатеринбурге состоялось заседание Священного синода. На момент выхода этого номера нашей газеты еще не было известно, какие вопросы обсуждались на заседании, но можно с большой долей уверенности предположить, что там была затронута тема подлинности императорских останков. Известно, что в Московской патриархии изучают все заключения экспертов по этому вопросу, чтобы принять окончательное решение: признать людей, похороненных в Петропавловском соборе в Санкт-Петербурге, Николаем II и его близкими или нет. Может быть, это решение будет наконец принято теперь, спустя сто лет после убийства царской семьи и двадцать лет после похорон предполагаемых останков этих людей. Но возможно, научных данных для этого пока еще недостаточно и этот вопрос снова придется отложить на некоторое время.
   Точно сейчас можно сказать лишь одно: ровно двадцать лет с тех пор, как найденные неподалеку от Екатеринбурга кости девяти человек были признаны останками членов семьи Романовых и захоронены в Петропавловской крепости, многих специалистов не покидают сомнения в их подлинности. В том, что это кости именно последнего русского императора, его жены и детей, а также убитых вместе с ними четырех слуг, не уверены ни ученые, изучившие, как проводилась их генетическая экспертиза, ни Русская православная церковь. Хотя убедительных на сто процентов доказательств, что под видом царской семьи захоронены какие-то другие люди, тоже не существует.
  
   Избавиться от тел было сложно
  
   В деле об убийстве Николая II, его жены, детей и слуг до сих пор остается много белых пятен. Известно, что это произошло в ночь с 16 на 17 июля 1918 года в Екатеринбурге, в полуподвале дома, раньше принадлежавшего инженеру Николаю Ипатьеву. Жертвы расстрела провели в этом доме около двух месяцев под охраной местных чекистов, и в ту ночь им сказали, что в городе начались беспорядки, которые нужно пересидеть в подвале. Пленники до последнего момента думали, что их действительно хотят спрятать от жителей Екатеринбурга, и без сопротивления спустились на нижний этаж, где командовавший расстрелом Яков Юровский объявил им, что они приговорены к смерти. После этого, согласно самой распространенной версии, Юровский первым выстрелил в императора и убил его, а охранники принялись беспорядочно стрелять в остальных заключенных. Не все пули попадали в пленников, они рикошетили от стен и даже задели одного или двух убийц - в том числе, по одной из версий, самого Юровского, - и в итоге пятерых детей Николая II, врача Евгения Боткина и горничную Анну Демидову добили штыками. А когда все было кончено, тела убитых погрузили в машину, стоявшую рядом с домом с заведенным двигателем, чтобы заглушить выстрелы и крики, увезли за город и уничтожили.
   Куда именно спрятали трупы всех жертв, долгое время известно не было. Участники расстрела держали это в секрете, а если и сообщали какие-то подробности происшедшего, то их слова нередко противоречили друг другу. По воспоминаниям Юровского, тела сначала привезли к одной из заброшенных шахт, которая была затоплена водой, и сбросили туда, но оказалось, что вода едва скрывает трупы и их легко можно обнаружить. Кроме того, неподалеку от этой шахты чекистам встретились жители ближайшей деревни, и хотя они прогнали посторонних, те могли вернуться и заглянуть в шахту или рассказать другим людям, что в этом месте происходило что-то странное. Поэтому Юровский решил сжечь тела и спрятать все, что после этого останется, в другом месте. Чем он и занялся на следующий день: раздобыл керосин и серную кислоту, вместе с несколькими помощниками выловил трупы из шахты, поджег их, а потом решил закопать неподалеку от этого места, но обнаружил, что поблизости снова ходят посторонние. В конце концов останки отвезли немного в сторону от шахты и все-таки закопали.
   Двое чекистов, помогавших Юровскому, тоже оставили воспоминания об этом, и по их словам получалось, что тела были закопаны не все вместе, а то ли двумя, то ли тремя группами, причем кто был захоронен вместе, они точно не помнили. Сохранилась также записка, в которой говорилось об одном из мест на Московском тракте, где якобы нашли свое последнее пристанище Романовы и их приближенные, и которую сначала считали написанной Юровским, но позже было доказано, что это подделка.
   Одним словом, участники убийства оставили очень расплывчатые сведения о том, где они скрыли следы своего преступления, и найти это захоронение, ориентируясь только на их слова, при всем желании невозможно.
  
   Следствие еще не закончено
  
   Первые попытки расследовать убийство царской семьи и найти останки убитых начались вскоре после этой трагедии. 25 июля 1918 года Екатеринбург был занят белой армией, и за поиски принялись несколько воевавших в ней следователей. В их числе был Николай Соколов, которому удалось собрать очень много информации о случившемся и довольно точно восстановить картину убийства. Он убедился, что в Ипатьевском доме были убиты все его обитатели, а не только император Николай, как было сказано в официальных сообщениях большевиков, и понял, что их останки должны быть спрятаны где-то в районе Ганиной Ямы. Но отыскать их Соколову не удалось. Он сумел найти только отрубленный палец, принадлежавший мужчине, и предположил, что, избавляясь от тел, убийцы полностью растворили их в кислоте.
   Что заставило опытного следователя прийти к такому выводу - сказать трудно. Он не мог не знать, что бесследно уничтожить тела, располагая лишь теми средствами, которые были у цареубийц, крайне трудно. Если вообще возможно.
   После смерти Соколова в 1924 году расследование этого дела, разумеется, надолго приостановилось - место преступления находилось на территории СССР. Только в конце 70-х годов прошлого века отыскать останки императора и его близких попыталась группа энтузиастов, среди которых были геолог Александр Авдонин и кинорежиссер Гелий Рябов. Причем, по словам последнего, поиски неофициально санкционировал тогдашний министр внутренних дел СССР Николай Щелоков. Изучив все сохранившиеся материалы, группа исследовала область, в которой могли быть захоронены останки, и в 1979 году действительно обнаружила в одном из предполагаемых мест человеческие кости. Однако эта находка была засекречена, останки снова закопали, и в следующий раз они были откопаны только в 1991 году.
   Лишь после этого кости начали исследовать ученые. Было установлено, что они принадлежат девяти разным людям, и эксперты предположили, что это могут быть все жертвы расстрела в Ипатьевском доме, кроме великой княжны Марии и царевича Алексея. Останки этих двух императорских детей продолжили искать, и в 2007 году, недалеко от места первого захоронения обнаружились кости еще двух человек; предполагается, что это и есть останки Алексея и Марии. Они до сих пор не захоронены и подвергаются экспертизе. Кости из первой "могилы" к тому времени уже были объявлены останками Николая II, Александры Федоровны, трех их дочерей и четырех слуг и похоронены в Петропавловской крепости. О том, что останки принадлежат именно этим людям, объявили эксперты, проводившие их генетическую экспертизу, однако у многих ученых сразу же возникли сомнения в ее результатах.
   Не признала останки принадлежащими царской семье и Русская православная церковь: у патриарха Алексия II оставались сомнения в правильности экспертизы, и он посчитал, что в таком случае нельзя допустить, чтобы верующие относились к захороненным останкам как к мощам святых.
   - У нас есть сомнения в подлинности останков, и мы не можем призывать верующих поклоняться лжемощам, если в будущем они будут признаны таковыми, - сказал он.
   Поэтому во время похорон в Петропавловском соборе этих людей отпевали не как Романовых, а как неизвестных жертв Гражданской войны.
  
   Всего одно несовпадение!
  
   Первая экспертиза найденных под Екатеринбургом останков проводилась в 1991-1993 годы. Было установлено, что четыре скелета принадлежат мужчинам, два - женщинам средних лет и три - молодым девушкам. Сравнив форму черепов, исследователи пришли к выводу, что один мужчина, одна немолодая женщина и все девушки с большой вероятностью приходились друг другу близкими родственниками, - скорее всего, это были отец, мать и три дочери, - а остальные люди ни с ними, ни друг с другом в родстве не состояли. Кроме того, обнаружилось, что предполагаемые мать и дочери при жизни несколько раз лечили зубы и пользовались услугами очень хорошего дантиста, использующего самые современные на тот момент материалы для пломб, хотя в последний год жизни зубы у них стали портиться, как если бы они перестали обращаться к врачу. Все это косвенно указывало на то, что эти женщины были из богатого сословия, а под конец жизни оказались в очень тяжелом положении. То есть на то, что они вполне могли быть императрицей Александрой Федоровной и великими княжнами.
   По черепу одного из мужчин, не являвшегося их родственником, было видно, что он долгое время носил съемный протез верхних зубов, и именно такой протез был у врача Евгения Боткина, убитого вместе с императорской семьей. Наконец, по форме черепа можно довольно точно воссоздать лицо, которое было у человека при жизни, и это тоже было сделано. В результате такой реконструкции получилось, что закопанные в Ганиной Яме люди действительно были похожи на Николая II, Александру Федоровну, их дочерей Ольгу, Татьяну и Анастасию, а также на четверых придворных.
   Тем не менее, для того чтобы точно утверждать, что останки принадлежат именно этим людям, требовался еще генетический анализ. И он также был проведен. Митохондриальные ДНК предполагаемых скелетов царицы и ее дочерей сравнили друг с другом и с ДНК потомков английской королевы Виктории, которая приходилась бабушкой Александре Федоровне. Тест показал, что все они состоят в кровном родстве, хотя определить точную степень родства при таком анализе невозможно. Однако вероятность того, что в начале прошлого века под Екатеринбургом были убиты какие-то другие, никому не известные потомки королевы Виктории, мягко говоря, невелика.
   Казалось бы, вопрос о том, чьи останки нашли Авдонин и Рябов, можно считать закрытым. Но эксперты сделали также анализ ядерной ДНК скелета, который мог принадлежать императору Николаю, и тут их ждало разочарование. ДНК этих костей сравнили с ДНК его брата Георгия, могилу которого эксгумировали в 1994 году, и с ДНК родственников его матери, живущих в Европе, и хотя в целом анализ показал много совпадений, один из участков ДНК у предполагаемого царя оказался другим, не таким, как должно было быть в случае кровного родства. Это поставило под сомнение остальные выводы экспертов, хотя, по мнению некоторых генетиков, в генетическом коде человека при жизни могут случаться мутации, образующие именно такие новые участки, которых нет у других членов его семьи.
   И все же аргументов за то, что останки принадлежат Николаю II и другим убитым вместе с ним людям, после этой экспертизы было больше, чем аргументов против. А кроме того, новой российской власти хотелось покрасоваться на фоне могил последнего императора и добраться до принадлежащего царской семье золота, хранящегося в британском банке, которое можно было бы получить, только если их владелец будет официально признан мертвым. Поэтому все останки были официально объявлены "царскими" и торжественно похоронены в Санкт-Петербурге. Покрасоваться тогдашним политикам удалось по полной программе, а вот выдать им золото банк братьев Бэринг все равно отказался.
  
   Где переломы, где пломбы?
  
   Существовали и другие странности, указывающие на то, что скелет, который посчитали принадлежащим Николаю II, на самом деле вовсе не его. Известно, что в юности будущий император однажды сломал ногу, а также, что в Японии его едва не убили, ударив по голове саблей, и когда местные врачи оказывали ему помощь, им пришлось извлечь у него из головы маленький осколок кости. Однако на "приписанном" ему скелете не было следов переломов, которые остаются на всю жизнь, даже если кости полностью срастаются. А еще во время тобольской ссылки царь один раз посетил зубного врача Марию Рендель, которая поставила ему несколько пломб и подробно записала, на каких именно зубах они были сделаны. Но на черепе, объявленном экспертами императорским, пломбы стояли совсем в других местах.
   Перед захоронением останков власти проигнорировали все эти странности. Было объявлено, что следы переломов Николая II за много лет "заросли и рассосались", а стоматолог в своих записях ошиблась. Но у экспертов все равно остались сомнения в подлинности останков, так что их исследования на этом не закончились. В 1997 году японские генетики сравнили ДНК найденных в Екатеринбурге скелетов с ДНК Николая II, взятой с его хранящегося в Японии испачканного кровью платка, сабли, которой его ударили, и дивана, на котором он сидел, когда ему обрабатывали рану. А в 2001 году японский биолог Тацуо Нагаи провел такое же сравнение с ДНК, выделенной из пота, которым был пропитан кусочек рубашки императора, хранившийся в музее в Царском Селе. В обоих случаях экспертизы выявили как минимум пять различий в генетическом коде.
   - Для генетика сомнений нет - в Петропавловском соборе захоронен не Николай Александрович Романов, - уверен Тацуо Нагаи.
   Но тогда кто же это? И почему, несмотря на различия в ДНК этих останков и родственников Николая II, между ними есть и сходство, указывающее на родство? Другие генетики готовы объяснить и это.
   - Для экспертизы такого уровня нужно брать не дальних родственников императора, а ближайшее родство. Имеются в виду сестры, братья, мать, - объясняет профессор Российской академии истории и политологии Вадим Винер. - А правительственная комиссия сделала сравнение на основе анализов родственников дальних и получила очень странные результаты с такими формулировками, как "имеются совпадения". Совпадение на языке генетиков вовсе не означает идентичность. В общем, мы все совпадаем... Это не аргумент.
   Вообще, в последнее время нередко раздаются голоса о том, что слепо доверять генетическим исследованиям и считать их результаты истиной в последней инстанции неправильно. В криминологии разных стран известны случаи, когда на месте преступления находили следы ДНК, объявленные экспертами принадлежащими одному из подозреваемых, но потом выяснялось, что этого человека там точно не было. Причем иногда это становилось известно слишком поздно. Существование таких ошибок порой признают даже сами генетики.
   - Люди склонны полагать, что "наука не может ошибаться". К сожалению, это не так, - считает главный научный сотрудник Института общей генетики имени Н. И. Вавилова Лев Животовский. - В 2002 году в США судили молекулярного биолога - автора множества экспертиз, которые оказались ошибочными. По результатам его работы вынесли 11 смертных приговоров, 10 из которых успели привести в исполнение. И в ДНК-экспертизах, представляемых в наших судах, тоже немало ошибок.
   Тем не менее в России многие боятся высказывать сомнения в правильности генетической экспертизы, чтобы их не обвинили в "лысенковщине". Из-за того что в советское время генетика была под запретом и признававшие ее ученые подвергались репрессиям, после перестройки они ударились в другую крайность и теперь сами готовы записать в "гонители науки" и "средневековые мракобесы" всех, кто пытается дискутировать с ними на научные темы. В результате даже в тех случаях, когда выводы генетиков вызывают вопросы, желающих поспорить с ними, как правило, не находится. В том числе и когда речь идет о подлинности екатеринбургских останков.
  
   Двойники Романовых
  
   Если предположить, что в Санкт-Петербурге похоронили не Николая II и его близких, то кому же могут принадлежать эти останки? Откуда взялись другие одиннадцать человек такого же пола и примерно такого же возраста, как и жертвы расстрела в Ипатьевском доме? Существует версия, что те кости, которые посчитали останками царя, его жены и детей, на самом деле принадлежат их двойникам, семье Филатовых, специально подобранной большевиками на тот случай, если им понадобится скрыть убийство настоящих Романовых. Этой версии придерживается и Вадим Винер, а также некоторые его немецкие коллеги.
   - Немецкий ученый Бонте общался с Олегом Васильевичем Филатовым. Это сын Филатова, который изображал, по одним источникам, самого Николая, по другим - Алексея, - рассказал Винер. - Немец провел сравнение его анализов с немецкими родственниками Филатовых и с екатеринбургскими останками. И получил стопроцентное совпадение. Подлинность этой экспертизы у нас никто не отрицает. О ней просто молчат.
   Можно предположить, что Филатовы тоже были убиты чекистами как нежелательные свидетели и что вместе с ними в Ганиной Яме были захоронены еще какие-нибудь посторонние люди, случайно увидевшие, как Юровский и его подручные прячут тела Романовых и их слуг. Либо останки слуг императора - всех или только некоторых из них - подлинные, ведь они тоже совпадают с настоящими слугами по полу и возрасту, да и вставные зубные протезы в те времена были довольно большой редкостью.
   Любая из этих версий означает, что подлинные останки Романовых все еще не найдены. Может быть, они тоже покоятся где-то под Екатеринбургом, может быть, убийцы отвезли их и спрятали намного дальше от города. В этом случае еще остается шанс, что эти останки когда-нибудь будут обнаружены и в деле убийства царской семьи будет наконец поставлена точка. Но пока нет стопроцентной уверенности в подлинности останков, сомнения в ней будут оставаться.
  

СПб, 2017-2018


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"