- А вы не задумывались над тем, кто всё это поддерживает в надлежащем состоянии и не дает скатиться в бездну.
- Нет, а есть такие?
- Такая, есть такая, - поправила она и задумалась, - я здесь тысячи лет, и не перестаю удивляться людской глупости. Каждый раз мне приходится объяснять всё заново. Да я есть пуп земли, да, на мне, да, да, не перебивайте, именно на мне держится весть этот хрупкий мир. Это я останавливаю войны и вразумляю политиков, это я провожу реформы и внедряю новые технологии. А вы думаете, откуда они берутся?
-Ну, как. Промямлил он, учёные всего мира бьются над проблемой, вот и я немного в теме, а потом бац, озарение и...
- И..., вступаю я, я и есть озарение, без меня ничего бы не открыли никакие ученые.
- Простите, - помялся он, - а не много ли вы на себя берёте, - он оглядел хрупкую девушку с ног до головы и только сейчас понял, что не может определить её возраст.
- Не пытайтесь, - погрозила она утонченным пальчиком, - мне много лет.
- Но как вы...
- Прочитала ваши мысли, они так просты, незатейливы, предсказуемы, вот сейчас вы подумаете, будто я экстрасенс и, пожалуй, побежите рассказывать обо мне своей глупой подружке, Машеньке.
- Откуда вы знаете про Машеньку, вы с ней из одной группы?
- Да Господь с вами, - всплеснула она руками, - не путаете божий дар с яичницей. Чему мне учиться, я итак всё знаю. Всё, - тонкий пальчик уткнулся в худую грудь студента. Юноша вздрогнул и отпрянул, словно его укололи чем-то острым. Нет, ему не было больно, скорее наоборот, приятно, но как-то неожиданно. В следующий момент острый пальчик проник к нему в грудь и нащупал сердце. Студент затих, его тело вжалось в кресло маршрутки, словно они были единым целым, глаза студента распахнулись, словно у маленького мальчика в цирке, губы что-то шептали, но никто в мире не разобрал бы ни строчки: "Шуб, муб, бум?. Перед глазами все завертелось как на быстрой карусели, маршрутка исчезла, и вместе с ней исчезло все, что было так привычно, и улица, и светофор, на котором так нетерпеливо сигналили утренние водители, и пассажиры маршрутки, и даже небо пропало. Тусклое серое небо, вечно пасмурное, и потому давно нелюбимое, но сейчас ему стало жалко этого неба, и улицу жалко, и даже таджика водителя, они, же живые, куда вы их. Его глаза распахнулись ещё шире. Словно пытались разглядеть хоть что-нибудь, но напрасно всё исчезло, словно стерли огромным мягким ластиком.
- Верните, - услышал он собственный сип, - верните всё назад, - ему показалось, что голос его где-то далеко, так далеко, что нельзя и представить, на краю галактики, а может и ещё дальше. - Жизнь, - он вздрогнул, словно забыл что-то очень-очень важное, и внезапно вспомнил, и надо что-то делать, а что, он не помнил, он засуетился. Стал шарить по карманам, будто там искал ответ, но карманы были пусты, также пусты как пространство в его голове. Да, собственно, головы уже и не было, и карманы постепенно растворились, и руки испарились и ноги расплылись, - А,а,а... - затихла где-то звуковая волна. Голова исчезла, но мысли остались, они роились и становились нетрепливо в очередь, то и дело перепрыгивая друг через друга и наталкиваясь одна на другую, мысли путалась, сбивались в кучи, бешено плясали на остатках разума и, наконец, пропали. Все кроме одной: "Где я??. Эта мысли словно черная дыра поглотила все мелкие и суетные мыслишки. "Где я??, - билось о несуществующий висок. "Где я??, - вонзалось острым когтем в исчезнувшее сердце. Он услышал, нет, ушей уже не было, он почуял лёгкое дуновение. "Верните всё назад?, - мысленно взмолился он, и с ужасом почувствовал, что его мысли расплываются вслед за телом, последнее, что он помнил, был невыразимый страх: "Я так ничего и не открыл, не совершил, не изобрёл, не...?.
- Молодой человек, - острые как иглы дикобраза звуки ворвались в его голову,- с вами все в порядке? Конечная, вылезайте.
- Я жив, я цел, я есть! - заорал он и пулей выскочил из маршрутки, - я найду, я напишу, я изобрету, я всё успею, - прокричал он тусклому столичному небу и первому за зиму лучику солнца.
![74 [минченко]](/img/m/minchenko_t_w/fentesi-6/1475.jpg)