Аннотация: обречен каждый, кто прикоснется к фальшивым деньгам
ФАЛЬШИВКА
Аслан, прозрачный, как тень и ловкий, как кошка, каждый день выходил в непредсказуемость улиц, будто в опасное, но увлекательное путешествие. Его манили полуразрушенные дома, скрывая множество тайн за своими пустыми глазницами, приглушенные разговоры женщин о том времени, когда войны не было, суровые лица мужчин и их многозначительные взгляды.
В памяти Аслана война была всегда. Она залегла глубокими тенями под глазами матери, в тридцать семь лет превратив ее в старуху, стерла с лиц радость, добавила седых волос и черных платков. Отец Аслана пропал еще в первую чеченскую войну, хотя "первая" и "вторая" - это взгляд издалека, из центра. А здесь война не заканчивалась, она была всегда.
В тот день Аслан улизнул сразу после завтрака, вернее после того, как схватил большой кусок лепешки. У него были громадные планы: в заброшенном доме на отшибе он уже не раз видел осторожные огоньки в окнах и слышал легкое движение. Аслан покрутился на рынке, продвигаясь в сторону заброшенного дома незаметно, не привлекая внимания. Такая тактика была, безусловно, верна, но требовала намного большего количества времени. Что-то было в этом доме, что-то таилось, это Аслан чувствовал всем своим любопытством, всем своим жизненным опытом.
Внутри пусто, но кое-какие следы пребывания человека имеются. Аслан исследовал весь дом, не поднимая шума, не издавая ни звука. Он был и сапером и шпионом сразу, он на нюх определял опасность, как хорошая охотничья собака. В маленьком тайнике под полом лежала непонятная машинка и пачка долларов в газете. Аслан взял наугад четыре бумажки, положил все как было, заметая следы, и начал отступать в сторону дома.
Мать обреченно смотрела на улицу. Когда-то она завидовала тем, у кого есть дочери: в такое время за двоих мальчишек только и проси всевышнего. Теперь мир совсем перевернулся, и девчонок не уберечь. Хорошо, что старший, Рустам, уезжает завтра с машиной телевизионщиков. Обещал показать им дорогу, за это берут с собой. Пусть найдет в Питере двоюродного брат отца, лишь бы подальше от войны, а там видно будет.
Аслан спрятал одну бумажку подальше, три другие положил перед матерью:
-Вот!
Пусть знает, что он уже мужчина, должен заботиться о ней и доставать деньги.
Мать посмотрела на две зеленые бумажки и заплакала. Откуда они у ребенка? Где взял? Задавать такие вопросы Аслану бесполезно, война сделала свое дело, что теперь вмешиваться.
-Дам Рустаму с собой, по дороге пригодятся, - мать сунула деньги куда-то в складки одежды, - иди, ешь и ложись спать, набегался уже.
Всю ночь Аслан тратил оставшиеся сто долларов. Он пойдет завтра на базар и обменяет их, потом купит еды, обязательно чего-нибудь сладкого и новый платок матери, такой, как у соседки, пусть улыбнется...
Утро выдалось серым, пасмурным, ледяной ветер прилетел откуда-то с гор и принес прохладу и влажность. Аслан побежал на базар, чтобы успеть вернуться до того, как поедет старший брат, обнять его на прощанье. Одноглазый Мусса о чем-то тихо разговаривал с участковым, то и дело взмахивая рукой и сверкая единственным глазом. Аслан стал ждать, отираясь поодаль, но не теряя Муссу из вида: мешать разговору старших не следует, а продать деньги можно именно Муссе. Наконец, разговор начал иссякать, участковый закурил, отступив на шаг и поглядывая в низкое серое небо. Аслан проворно подошел ближе, вежливо поздоровался и показал бумажку. Мусса взял в руки деньги, потер их с видом знатока и многозначительно кивнул участковому. Тот приблизился и взял деньги из рук Муссы.
-Фальшивка, - сказал он Аслану, не выпуская купюры из рук.
Аслан расстроился, за фальшивку больше половины не дадут, а то и меньше того, придется попрощаться с платком для матери.
-Ну и что, что фальшивка, - не подавая вида, что огорчился, сказал он, - покупай дешевле.
-Ладно, пойдем, - Мусса оглянулся вокруг и широко шагая, двинулся вперед, Аслан еле поспевал за ним, стараясь попасть в ногу, чтобы не потерять достоинства, - где ты это взял?
Мусса остановился только у сараев, где было пусто и только костлявая собака трепала по земле какой-то мусор.
-Нашел.
-Где нашел? Может, мне там поискать? - за спиной оказался участковый. Он говорил, улыбаясь, но глаза его бегали трусливо и злобно.
-Я...- Аслан только хотел рассказать какую-нибудь правдоподобную историю о происхождении денег и повернул голову в сторону предполагаемого источника, как участковый накинул ему на шею тонкую удавку, скрипнув зубами и не переставая озираться...
-Зачем ты убил мальчишку?
-Ты что, не понимаешь, это же наши деньги!
-Ну и что, что он мог знать, лучше было его расспросить хорошенько.
-Это тебе ну и что, а я участковый, вдруг он меня видел там и узнал?
-Узнал, не узнал, теперь этого не поймешь. Место надо менять. Думай.
Мусса и участковый разошлись в разные стороны. Аслан остался лежать головой в пыльной сухой траве.
Мать то и дело с беспокойством выглядывала на улицу, поджидая Аслана. Совсем от рук отбился, брат уезжает, а ему все нипочем.
-Мама, мне пора, - Рустам взял небольшую сумку с вещами.
-Возьми хоть это, много дать не могу, - мать сунула бумажки в руку Рустама, обняла его, - береги себя, сынок.
Мать не плакала, смотря вслед уходящему сыну, не жалела о разлуке. Она была рада, что сын покидает это гиблое место, теперь нужно будет переживать только о младшем.
На самом последнем КПП подвыпивший прапорщик пристал к Рустаму:
-Ты куда? Что в России забыл? Может, ты боевик!
От скуки и ощущения собственной власти он забавлялся над пареньком, сам себя распаляя все больше и больше. Рустам понимал, к чему клонит недопивший прапор и протянул ему одну из маминых бумажек. Прапорщик радостно помусолил бумажку, даже понюхал ее зачем-то:
-Фальшивка, конечно. Откуда сейчас в Чечне настоящие деньги? Ладно, проезжайте.
Он почувствовал рези в животе, никак не мог привыкнуть к здешней воде, побежал в сторону, в голове прокручивая, к кому идти за самогоном, а заодно и подсчитывая, сколько ему здесь осталось. Справив нужду, хотел, было, вернуться на пост, но зацепился за неизвестно откуда взявшуюся растяжку.
Дядю в Питере найти сразу не удалось. По старому адресу вежливая пожилая женщина Рустаму посоветовала пойти в другое место и даже подсказала станцию метро, написав нужное слово на обрывке бумаги. Рустам не успел еще расслабиться в мирном Петербурге, смотрел исподлобья и избегал людных мест. В вагоне метро он сел в сторонку и отвернулся в угол, чтобы не привлекать внимания. Было достаточно пусто, только трое бритых наголо парней зашли в вагон на следующей станции.
-А вот и черный! - громко, рассчитывая на то, что Рустам услышит его, крикнул один из них.
Рустам ничего не ответил и только напрягся.
-Куда не посмотришь, везде черные, чего вы претесь сюда?
Бритоголовые подходили ближе, явно провоцируя конфликт.
-Чего тебе дома не сиделось? - совсем близко подошел один из них и неожиданно, подтянувшись на поручне, тяжелым ботинком ударил прямо в лицо Рустама. Потом удары посыпались уже беспорядочно и часто. На следующей станции лысые парни покинули вагон, как ни в чем не бывало. Тело Аслана сползло со скамейки, лица было не разобрать из-за заливающей его крови.
Егор опять испытал эту внезапную вспышку ярости, которая превращала все тело в упругий злобный комок, бросала в драку. После таких вспышек все чаще наступало какое-то ватное бессилие, равнодушное непонимание всего, что только что произошло, когда сердце трепетало часто-часто, будто разучившись гонять кровь по телу. Егор махнул рукой приятелям, мол, пора расходиться, от греха подальше, пощупал в кармане две новенькие бумажки, выхваченные в последнюю минуту из куртки черномазого паренька. Теперь он сможет отдать давний долг Алексу за ту казахстанскую травку, которая давно уже была выкурена, последние воспоминания о ней растаяли, как сладковатый, прозрачный дымок, а долг все висел. Алекс уже дважды напоминал о ста долларах, теперь, наконец, угомонится. Егор добрался до знакомой парадной, все стены которой были щедро украшены рисунками-графити какого-то накурившегося гения из подворотни, поднялся на второй этаж, позвонил.
-Кто там? - из-за двери осторожно спросил Алекс, хотя сам прекрасно видел Егора в дверной глазок.
-Это я, Егор, долг тебе принес.
-Почему без звонка? - Алекс недовольно забренчал замками и открыл дверь, накинув цепочку, - давай.
-Кто через порог передает?
Алекс высунул на площадку длинный кривой нос и попытался разглядеть, есть ли там кто-нибудь еще.
-Да один я, один, открывай.
Дверь открылась, и Егор шагнул в прихожую. Вынул одну из бумажек, положил на полку под зеркалом.
-Как там, вообще дела? - Алекс покосился на бумажку, не приглашая Егора пройти.
-Да вообще по-разному. Ну, я пошел.
-Ну, иди.
Егор вышел, ловко сбежал по ступенькам, словно избавился от тяжкого груза, повеселел и решил немного пройтись по городу пешком. Светофоры работали в режиме желтого цвета, радостно мигали редким прохожим. На первом же переходе Егор запнулся за небольшую выбоинку в асфальте, нелепо раскинул руки и, падая, обернулся к мчащемуся прямо на него автомобилю.
Алекс взял с полки сто долларов, вошел в комнату, где на диске с третьей частью "Матрицы" лежала кучка довольно приличного кокаина. Он рассмотрел купюру на свет, заподозрил фальшивку, и, сердито плюнув, принялся растирать кокаин визиткой недавно открывшегося ресторана японской кухни. Потом свернул из ста долларов плотную трубочку, заткнул одну ноздрю пальцем, в другую втянул дорожку белого порошка. Спустя несколько минут жизнь стала проще, понятнее, легче, Алекс твердо решил завтра же сунуть в лицо этому проходимцу Егору его фальшивую бумажку, чтобы не держал его за лоха, с удовольствием представлял, как тот завертится, будто уж на сковородке. В этом приподнятом настроении Алекс втянул ноздрей еще одну дорожку, хотел включить музыку, но не смог дотянуться до пульта: его сердце остановилось, а на лице навсегда застыла счастливая улыбка.